Клуб непобежденных

Глава 31 Прайс

Гриффин яростно прокладывал путь сквозь лабиринт узких улиц Провиденса, направляясь к наклонному въезду на магистраль, и одновременно нажимал кнопки на своем сотовом телефоне. Тем временем сидящий рядом Фитц, вцепившись в приборную панель, негромко, но безостановочно сыпал цветистыми проклятиями. На том конце линии Джиллиан сняла трубку, и Гриффин с места в карьер перешел к делу:

— Джиллиан, мне необходимо, чтобы вы кое-что рассказали, и прошу вас быть откровенной.

— Гриффин? И вам тоже доброе утро...

— Я знаю, что вы сердиты на полицейских, — решительно перебил он ее. — Знаю, вы считаете, что ваша сестра погибла по нашей вине, и знаю, что у вас нет особого желания сотрудничать с нами. Но сейчас мне нужна ваша помощь. Мне необходимо, чтобы вы ответили, встречались ли вы когда-либо с человеком по имени Дэвид Прайс. Только не лгите, Джиллиан. Это чрезвычайно серьезно.

На том конце провода повисло молчание. Сержант крепче стиснул руль, спрашивая себя, что это молчание означает. В голове у него уже набирал обороты знакомый мерзкий звон, и Гриффин внутренне молился, чтобы желудок не начало выворачивать наизнанку. Глубокий вдох — расслабление. Полтора года упорных трудов... Теперь только бы не соскочить с катушек.

— Имя звучит знакомо, — ответила наконец Джиллиан. — Погодите. Не ваш ли это бывший сосед? Гриффин, при чем тут он?

— Ваша сестра когда-нибудь упоминала его имя?

— Нет, никогда.

— Получала ли от него какую-то корреспонденцию? Может, что-то пришло по почте?

— Нет. Одну минуту. — Последовал смазанный звук — это она отодвинула трубку от уха. Потом он услышал, как Джиллиан крикнула: — Топпи! Вы когда-нибудь получали что-нибудь от человека по имени Дэвид Прайс? Спросите у мамы. — Еще один приглушенный звук, и затем в трубке снова раздался голос: — Они говорят, нет. Гриффин, ведь его арестовали, верно? Вы отправили его в тюрьму... уже давным-давно. Почему же вы теперь о нем спрашиваете?

Оставив без внимания ее вопрос, Гриффин задал свой:

— Каковы ваши планы на сегодняшний день?

— Я обещала маме отвезти ее к Триш. Гриффин...

— Не ездите.

— Не ездить?

— Не отходите далеко от дома. Или, еще лучше, вот что. Посадите Топпи и вашу маму в машину и увезите их в домик на взморье. Я пошлю пару патрульных встретить вас там.

— Он что, сбежал из тюрьмы? — тихо спросила Джиллиан.

— Нет.

— Но вы метите в него. Он как-то замешан в этом деле? Что, Дэвид Прайс каким-то образом навредил моей сестре?

— Именно это я пытаюсь сейчас выяснить. Что-нибудь слышно о Кэрол?

— Я как раз собиралась звонить в больницу.

— Я и туда пошлю полицейских, — невольно озвучил свои мысли Гриффин и тут же пожалел об этом.

Голос Джиллиан стал еще более мрачным.

— Что-то ведь случилось, правда? Что-то плохое?

— Я буду держать с вами связь, — сказал Гриффин. — И... Джиллиан... Будьте осторожны.

Гриффин щелчком отключил телефон. Главным образом потому, что не знал, что еще сказать. Или, может, даже толком не знал, что хотел бы сказать. Все равно сейчас было не время и не место, особенно когда рядом с красным измученным лицом сидел Фитц.

Он свернул на шоссе, которое должно было вывести их к Управлению исправительных учреждений, и перебросил телефон Фитцу:

— Теперь ваша очередь.

Фитц набрал телефонный номер дома Песатуро. Секунд тридцать спустя оба услышали, как трубку взяла Лори.

— Это детектив Фитцпатрик, — хрипло заговорил было Фитц и тут же прокашлялся. — Я... мне надо поговорить с мисс Песатуро, будьте так любезны.

— Детектив Фитцпатрик! — с необычной сердечностью отозвалась мать девушки. — Доброе утро. Как поживаете?

Фитц, держась грубовато-отстраненного тона, повторил все так же отрывисто:

— Миссис Песатуро, мне необходимо поговорить с Мег.

Лори Песатуро как-то странно запнулась. Со своего водительского сиденья Гриффин услышал замешательство в ее голосе, когда она взволнованно попросила Фитца минутку подождать. Прошло, однако, несколько минут, прежде чем женщина снова появилась на линии. — Прошу прощения, — чопорно произнесла она. — Кажется, Мег куда-то вышла.

— Она не дома?

— В настоящее время нет.

— А вы знаете, где она? — Фитц почуял недоброе.

— Сейчас — нет, — последовал еще более натянутый ответ.

Фитца охватила паника.

— Миссис Песатуро, вы когда-нибудь слышали имя Дэвид Прайс?

Пауза.

— Детектив, к чему эти расспросы?

— Пожалуйста, ответьте, мэм. Вы знаете или, может, когда-нибудь знали человека по имени Дэвид Прайс?

— Нет.

— Мег никогда не упоминала его имени?

— Я не припомню.

— Он никогда ничего не присылал на ваш адрес? Быть может, звонил?

— Если бы он это делал, — твердо ответила Лори Песатуро, — я бы тогда знала это имя, не так ли? А теперь я еще раз спрашиваю вас, детектив. Что произошло?

— Я бы хотел, чтобы вы нашли Мег, миссис Песатуро. Я бы хотел, чтобы сегодня вы не отпускали ее далеко от дома. Вообще-то было бы неплохо, если бы ваш муж взял сегодня отгул и провел день с семьей. Пожалуй, не повредило бы вам, всем вместе, нанести визит дядюшке Винни. Что-нибудь в таком духе.

— Детектив...

— Это просто мера предосторожности, — тихо добавил Фитц.

Еще одна пауза. Затем прозвучало:

— Хорошо, детектив. Спасибо за звонок. Вы еще позвоните?

— Надеюсь снова связаться с вами во второй половине дня, мэм.

— Спасибо, мы бы были вам очень признательны.

— Отыщите Мег, — настойчиво повторил Фитц, и тут они свернули на широкую территорию, внутри которой располагалось все тюремное ведомство.

Гриффин отыскал здание административного корпуса из красного кирпича, где размещались тюремный отдел специальных расследований, а также часть тюрьмы, находящаяся в юрисдикции полиции штата. Завел машину на парковочную площадку, выключил зажигание. Он уже больше не смотрел на Фитца. Он был весь, целиком, сосредоточен на сковывающем напряжении в плечах и на том самом, нарастающем в ушах звоне. Глубокий вдох — расслабление. Глубокий вдох — расслабление.

— Послушай, Гриффин, дружок, как ты считаешь: это плохо? Хочу рассказать тебе о твоей жене...

Фитц выбрался из машины. Через несколько секунд Гриффин последовал за ним.

Тюремный городок раскинулся на площади более четырехсот акров. Обнесенная колючей проволокой с торчащими кирпичными вышками, заметными от самого шоссе, тюрьма представляла собой полудюжину зданий, угнездившихся среди полудюжины других административных учреждений. В любое время в пенитенциарном учреждении находятся более четырех тысяч заключенных, и они подают немалое количество жалоб и прочих юридических исков как внутреннего, так и внешнего характера. Во всяком случае, вполне достаточное, чтобы занять полный рабочий день шестерых специальных следователей тюремного ведомства и двух детективов от полиции штата. Специальные следователи — это первая инстанция, рассматривающая жалобы заключенных друг на друга, то есть внутритюремные иски. Однако в криминальных случаях, когда речь идет о физическом насилии, заказном убийстве, торговле наркотиками и т. п., расследование возглавляет полиция штата.

В промежутках между этими делами детективы полиции штата отвечают на телефонные звонки от многочисленных заключенных, стремящихся настучать на собратьев по самым разным поводам. Здешние детективы получают уйму звонков. Однако лишь очень немногие из этих жалоб выводят на что-то действительно серьезное.

Именно на это и надеялся Гриффин, впервые услышав об обращении Дэвида Прайса. Но теперь он был уже не так в этом уверен.

Капрал Шарпантье, встретив Гриффина и Фитца в вестибюле красного кирпичного здания, провел их этажом ниже, где в полуподвальном офисе размещались служащие полиции штата. Гриффин поморщился, почуяв спертый воздух, а Фитц и вовсе отпрянул в отвращении.

— Знаю, знаю, — сказал Шарпантье. — Теоретически эти конструкции сейчас не содержат асбеста. Однако на самом деле, когда вдохнешь... — Конец фразы повис в воздухе. Гриффин и Фитц поняли. У обоих уже начинала болеть голова.

Шарпантье прошел в конец зала, открыл дверь и впустил их в крошечный кабинет. Два письменных стола стояли друг напротив друга, а на них громоздились терминальные компьютеры, желтые картонные скоросшиватели и множество всевозможных бумаг. Остаток и без того стесненного пространства занимали два офисных кресла и серо-стального цвета стенка из картотечных ящичков. Никаких жизнерадостных растений в горшках. Только кремово-белые стены из шлакоблоков, серый, казенного вида, ковер и тускло-желтое освещение. Вот такой яркой, завлекательной жизнью живут офицеры полиции.

— Его приведут в задний зал. — Шарпантье опустился на стул и жестом предложил им сесть. — Минут через десять, — добавил он.

— Отлично, — сказал Гриффин, так и не сев. Он опасался, как бы кто-нибудь не заметил, что у него начинаются судорожные подергивания.

— Думаю, ни хрена он не знает. — Шарпантье бросил на Гриффина внимательный взгляд.

— Как он адаптируется к тюремной жизни? — спросил тот.

— Лучше, чем можно было ожидать. — Шарпантье откинулся на стуле и пожал плечами. — Он молодой, мелкий, хлипкий, осужден за педофилию. Откровенно говоря, у него прямо на лбу написано «тюремная сволочь». Но... я и сам не пойму. Я слышал от одного из надзирателей такую историю. Якобы в тюремном душе Дэвида Прайса окружили шесть парней. Собирались устроить ему маленькую идеологическую обработку. Показать ему, как здесь обходятся со щуплыми, слабосильными детоубийцами. И тут Дэвид заговорил. Болтал, и болтал, и болтал. Конечно, сбежались охранники, ожидая увидеть кровавую баню. А вместо этого увидели, что Прайса окружают шестеро парней, которые его вовсе не бьют, не метелят, а покатываются со смеху и дружески похлопывают его по спине. По сути дела, минуты за три, а то и меньше он превратил громил в шестерых своих новоиспеченных друзей. — Шарпантье покачал головой. — Сам не понимаю, как это у него получается, но, полагаю, еще через годик он будет тут заправлять. Станет самым маленьким тюремным паханом.

— Он умеет ладить с людьми, — заметил Гриффин.

Шарпантье кивнул и подался вперед, видимо намереваясь сообщить что-то экстраординарное. Взгляд его перебегал с Гриффина на Фитца и обратно.

— Хотите услышать кое-что страшноватое? Число случаев физического насилия в тюрьме строгого режима удвоилось с тех пор, как здесь водворился Прайс. Я только сегодня снова просматривал статистику. Нештатные ситуации почти каждый день за последние девять месяцев. У них там все словно с цепи посрывались. Настоящий сезон охоты. А единственное отличие, по-моему, — это появление человека, который по-прежнему покупает себе одежду в «Гаранималз»

— Вы считаете, что он причина всего этого? — спросил Фитц.

Шарпантье пожал плечами:

— Мы не можем ничего доказать. У наших парней всегда есть причины делать то, что они делают. Но уж слишком много Дэвид болтает языком. Без умолку. Словно какой-нибудь чертов политикан. Всюду рыщет, передает записки по всему блоку. А в следующий момент — это уж известно — жди какой-нибудь пакости. Причем крупной. Вроде того, что человек кончает жизнь в лазарете, пропоротый острыми предметами. Не знаю, что именно говорит этот Прайс или делает, но в нем есть что-то жуткое.

— Он умеет расположить к себе людей, — повторил Гриффин.

— Хочу рассказать тебе о твоей жене...

На столе у Шарпантье зазвонил телефон. Капрал снял трубку.

— Хорошо. Они готовы привести его.

Здание тюрьмы максимальной охраны, иначе говоря «Олд Макс», представляет собой особенно внушительное сооружение. Это трехэтажное строение, возведенное еще в 1878 году, венчает громадный, выкрашенный в белый цвет купол. В старые времена в этом куполе горел огонь: зеленый — если все было в порядке, и красный — если что-то случилось. Тогда из Провиденса высылали коляску с лошадью, чтобы проверить, в чем дело.

Тюрьма также может похвастать старейшими в стране, но действующими и по сей день техническими системами. Многие тюрьмы в наши дни оснащены электроникой. Нажми кнопку — и с легким жужжанием откроется дверь камеры А или дверь блока Б. Однако в «Олд Макс» для открывания толстых стальных дверей до сих пор применяют механические рычаги. Заключенные, возможно, не в состоянии оценить такие вещи, но это поддерживает живой огонь под старой исторической оболочкой.

А главное, «Олд Макс» обладает безусловной и ярко выраженной харизмой. Толстые каменные стены выглядят именно как тюремные. Массивные стальные камеры — шесть футов на восемь, сбитые в блок, в три этажа высотой и в тридцать три камеры длиной — выглядят именно как тюремные помещения. Выкрашенные черной краской стальные двери, с тяжким стоном раскрывающиеся перед тобой и с треском захлопывающиеся у тебя за спиной, производят впечатление именно тюремных дверей. Выдержанный букет запахов: пота, мочи, свежей краски, аммиака, человеческого тела — ощущаются именно как тюремные запахи. Да и все остальные звуки: человеческие крики, рев телевизора, звяканье металла, потрескивание радиоприемников, журчание водопроводной воды и струй мочи — все это воспринимается как типичные звуки тюрьмы.

Десятки тысяч мужчин прошли через эти ворота за последние сто лет. Насильники, убийцы, наркобароны, мафиози, воры. Если бы эти стены могли говорить, то это были бы отнюдь не слова. То были бы пронзительные крики, вой и скрежет.

Гриффин и Фитц оставили свои подписи в помещении при входе. Вообще-то посетителей, так сказать, гражданских лиц, обязывали пройти через металлоискатель. Однако как представители правоохранительных органов они были избавлены от этой процедуры и в сопровождении капрала Шарпантье немедленно пропущены через пару ворот, с жужжанием отворившихся перед ними, после чего попали в зону главного контроля. Меры безопасности все еще оставались жесткими. Полицейским пришлось подождать, пока ворота закроются за ними. Затем тюремный надзиратель, сидящий в закрытой будке, жестом велел Гриффину и Фитцу положить свои значки в укрепленный на вертлюге металлический лоток. Офицер подогнал лоток к себе, внимательно изучил идентификационные удостоверения, кивнул, бросил туда же два красных пропуска для посетителей и снова крутанул его, отправляя обратно.

Лишь после того как Гриффин и Фитц прикрепили пропуска к своим рубашкам, стальные ворота перед ними медленно отъехали, пропуская посетителей в замкнутое пространство, своего рода загон. Там им снова пришлось постоять, ожидая, пока ворота закроются сзади и очередные ворота откроются впереди. Только тогда они наконец на законных основаниях оказались в задней приемной «Олд Макс».

С полдюжины охранников расположились по периметру выстланного красными плитками помещения с белыми крашеными стенами. Слева находилась дверь, ведущая в камеры левого крыла здания. Дальше, за ней, размещался кабинет лейтенанта, где два надзирателя контролировали с помощью монитора банк камер особого режима, находящихся под неусыпной охраной. Прямо впереди был коридор, ведущий в кафетерий. А направо находилась комната для посещений, используемая тюремщиками для разных официальных процедур. Там, за дверью, сейчас сидел закованный в кандалы Дэвид Прайс. Снаружи перед дверью дежурили еще два надзирателя. Они подняли глаза на Гриффина, один раз кивнули, затем демонстративно уставились в сторону.

Неужели они думают, что он снова собирается напасть на этого типа? Или тем самым они намекали, что если такое случится, то им на это плевать? Похоже, Прайс держал всю тюрьму на ушах — и не важно, могли надзиратели что-то доказать или нет. Даже в тюрьме повышенно строгого режима заключенные добрых восемь часов в день проводили за пределами камеры — принимая пищу, работая, встречаясь с посетителями, болтаясь по двору и т. д. Другими словами — масса возможностей общаться с другими заключенными и масса времени, чтобы доставлять неприятности тюремщикам.

Да, это место поистине было слишком хорошо для Дэвида Прайса.

Капрал Шарпантье открыл дверь. Гриффин и Фитц последовали за ним.

Сидящий внутри Дэвид Прайс, в коричневатом тюремном комбинезоне, не походил на большинство узников. Впрочем, и никогда не походил. При небольшом росте пять футов восемь дюймов и весе сто пятьдесят фунтов, он все равно выделялся бы в толпе. Светло-каштановые волосы, темно-карие глаза, мягко очерченное круглое лицо — все это делало его похожим на семнадцатилетнего юношу, хотя ему было около тридцати двух. Не красавец, но и не урод. Приятный молодой человек — вот как охарактеризовали бы его женщины.

Пожалуй, даже Синди имела в виду именно это, сказав в тот первый день, когда он заглянул к ним:

— Гриффин, иди познакомься с нашим новым соседом Дэвидом Прайсом. Интересно, что делает такой славный молодой человек в таком месте, как это?

Сейчас сидящий в кандалах Дэвид Прайс опять улыбался.

— Хорошо выглядите, — приветствовал он Гриффина. Казалось, он не замечал ни капрала Шарпантье, ни детектива Фитца. Они не имели отношения к тому делу, которое сейчас занимало его. Гриффин это понимал, они, вероятно, — тоже. «Господи, смилуйся, убереги меня, не дай мне убить Дэвида Прайса».

А тот все улыбался. Дружеской, приветливой улыбкой. Так мог бы улыбаться паренек своему старшему брату. Это было очень похоже на Прайса. Он никогда не бросал открытого вызова, особенно тем мужчинам, которые были крупнее его. Он любил прикидываться закадычным другом, преданным учеником, верным товарищем. Он вел себя всегда уважительно, но не сентиментально, без нежностей. Он был любезен, но без слащавого лицемерия. Поначалу вы не придавали ему значения, потом он завладевал вашими мыслями все больше и больше, а еще через некоторое время вы понимали, что ищете его общества, даже ждете его похвалы и одобрения. И ситуация начинала потихоньку меняться. И менялась до тех пор, пока становилось уже не ясно, кто главный, а кто наперсник. Но, так или иначе, вы об этом уже не слишком задумывались. Потому что вам казалось, будто вы делаете что хотите — пусть даже раньше вам никогда не хотелось ничего подобного.

Мужчины любили Дэвида — он был для них идеальным другом, скромным и непритязательным. Женщины любили Дэвида — он был и для них идеальным другом, совершенно безопасным. Дети любили Дэвида — он был для них настоящей находкой, добрым дядюшкой, какого они никогда не имели.

Ну почему, почему Гриффин не убил его, имея такую возможность?

— Ну как, уже нашел замену Синди? — светским тоном осведомился Дэвид. — Или нет такой женщины, которая могла бы с ней сравниться? Должно быть, не так просто найти еще одну родственную душу.

— Заткни хлебало! — рявкнул на него Фитц.

— Расскажи нам о Сильвии Блэр. — Гриффин выдвинул стул, но не сел.

Дэвид склонил голову набок. Он был не готов к серьезному разговору. Гриффин на это и не рассчитывал.

— А знаешь, я скучаю по обедам в вашем доме. Я любил наблюдать вас вместе. Синди-и-Гриффин, Гриффин-и-Синди. Это убеждало меня, что в мире есть что-то настоящее. Надеюсь, что когда-нибудь вот так же кого-нибудь полюблю.

— Как его имя?

— Эй, Гриф, послушай, это немного невежливо, тебе не кажется?

— Мне нужно знать имя человека, который изнасиловал и убил Сильвию Блэр. — Гриффин уперся ладонями в стол и многозначительно подался вперед.

Дэвид обезоруживающе улыбнулся и поднял свои скованные наручниками руки.

— Эй, Гриф, нет никакой нужды прибегать к физическому воздействию. Я совершенно беспомощен. Разве ты не видишь? — Последовала еще одна из его проклятых фирменных улыбок.

Голос Гриффина помимо воли стал громче.

— Назови мне имя.

Вместо этого Дэвид посмотрел на Фитца.

— Вы не из тех, кто придет на выручку парнишке, — отметил он совершенно прозаически, как бы просто фиксируя факт. — А вот Майк Уотерс — тот был человек. Пантерой ринулся вперед и, что называется, принял удар на себя. А ваш приятель Гриф, он умеет приложить. Вы, случайно, не видели, как выглядело после этого лицо Майка? — Молодой человек негромко присвистнул. — Можно было подумать, что он выдержал десять раундов с Тайсоном. Не удивлюсь, если ему понадобилась потом какая-нибудь первоклассная пластическая операция, и, возможно, даже за деньги налогоплательщиков. Вам не вредно иметь это в виду, мистер городской коп. Впрочем, вам и так не помешала бы пластическая хирургия, по крайней мере слегка удалить жир там и сям. А потом — еще разок. Вот интересно, ваша любимая еда, случайно, не картофельные чипсы или еще что-то в этом роде?

— А ну говори имя, сукин сын! — прорычал Фитц.

Дэвид вздохнул. Вульгарная враждебность всегда вызывала у него скуку. Он повернулся к Гриффину:

— Я думал, ты хотя бы напишешь.

— Ты сейчас расскажешь нам все, что знаешь, — тихо произнес Гриффин. — Мы оба знаем, что ты это сделаешь. Иначе просто лишишь себя желанного удовольствия.

— Ты получил мои письма?

Гриффин запер рот на замок. Ему следовало сделать это раньше. Чтобы играть в свою любимую игру, развлекаясь за чужой счет, Дэвиду нужна подпитка извне. Перестань ему подыгрывать — и он лишится возможности манипулировать тобой. Все, никаких больше милых семейных шуток. Никаких веселых школьных приколов.

— А знаешь, здесь не так уж плохо. — Прайс изменил стратегию. — Кормят очень хорошо. Я понимаю так, что эти паразиты-надзиратели сообразили: лучше позаботиться о том, чтобы звери в зоопарке были сыты. Это удержит их от того, чтобы точить клыки друг на друга — или на них. Я здесь учусь обретать мир с самим собой, проводя бесценные часы в позе лотоса. И — можешь себе представить? — у меня открылся настоящий талант к столярному делу. Вот что, Гриффин, я сделаю для тебя стол. А на нижней стороне вырежу твое имя. В память о старых временах. Да-да, правда, заказывай любой размер.

Фитц открыл было рот, но Гриффин бросил на него быстрый предостерегающий взгляд; детектив нахмурился, но промолчал.

— У-х ты, прямо как дрессированный тюлень, — усмехнулся Дэвид. Он радостно, по-мальчишески, улыбался — весь состоящий из гладких круглых щек и огромных карих глаз. Он был омерзителен. Господи Боже, он выглядел едва ли лет на шестнадцать!

— Кто надругался над Сильвией Блэр и убил ее? — тихо спросил Гриффин.

— Эдди Комо.

— Как вы познакомились?

— Грифф, старина, я в жизни не встречал Эдди Комо. О чем я вам и толкую. Я был знаком с Джимми Вудсом. Мы провели с ним некоторое время вместе, здесь, в старом добром «Максе».

— Меня не интересует твой козел отпущения. Я хочу знать о настоящем Насильнике из Колледж-Хилла. Скажи мне, кто из вас додумался до спринцевания?

В первый раз за все время Прайс дрогнул. Впрочем, он поспешил скрыть это и проворно улыбнулся. Однако его лежащие на коленях пальцы начали беспокойно теребить кандалы.

— Тебе ведь нравится это дело, правда, Гриффин? Оно сложное, запутанное. Умное. Ты всегда любил такие дела. Как ты думаешь, которая из трех женщин наняла убийцу? Или это кто-то из их родственников? Лично я поставил бы на ту, что холодна и бесстрастна. Как там ее зовут? Ах да, Джиллиан Хейз.

— Дэвид, у тебя десять секунд на то, чтобы сказать что-то полезное, или мы все уходим вот в эту дверь. Десять, девять, восемь, семь, шесть...

— Я знаю, кто настоящий Насильник из Колледж-Хилла, — быстро проговорил он.

Гриффин пожал плечами:

— Я не верю тебе. Пять, четыре, три...

— Эй, эй, не так скоро, приятель! Сбавь обороты. Остынь. Смотри на жизнь проще. Не я погнал эту волну. Он сам ко мне обратился.

Гриффин наконец сделал паузу.

— Насильник из Колледж-Хилла обратился к тебе?

— Да. Именно.

Но Гриффин уже понял, что он врет.

— Зачем?

— Не знаю. Может, прослышал о моей репутации. Может, хотел найти подходящего, приличного и скромного, собеседника. Я не могу отвечать за то, что творится в долбаной голове у какого-нибудь недоумка. Но, так или иначе, он пришел ко мне, и мы... э... мы поболтали кое о чем.

— О том, как совершить преступление?

— У каждого из нас был свой интерес.

— Как наколоть полицию.

Дэвид Прайс ухмыльнулся:

— О да! У каждого был свой интерес.

— Мои поздравления, Прайс, — нарушил молчание Фитц. — Ты только что признался в соучастии в серийных насилиях и убийствах. Теперь тебе придется колоться дальше — просто чтобы спасти свою глупую задницу.

Дэвид смерил детектива презрительным взглядом:

— От чего мне ее спасать? От тюрьмы, где я уже и без того мотаю пожизненный срок? Да ты, приятель, может, не слышал обо мне? Я тот парень, который развлекает детишек на игровой площадке. Я угощаю их конфетами, качаю их на качелях. А потом веду их к себе домой, в свой звуконепроницаемый подвал, где сдираю их нарядную одежку и...

— Ты по-прежнему не сказал ничего нового, — перебил его Гриффин. — Три, два, один...

— Он добавляет маленьких головастиков Комо в каждую упаковку для спринцевания, — выпалил Прайс.

— Мать твою! Это я сказал тебе об этом.

— Но идея-то была моя, — серьезно возразил Дэвид. — Эта ДНК — всегда чертова заморочка. Хм, вот почему мне приходилось потом закапывать мои сладкие лакомства. Чтобы дать возможность трупному разложению сделать свою грязную работу. И тогда меня осенило. ДНК, она ведь так любит сохраняться там, во всех этих глубоких, темных местах... Так почему бы не позволить ей делать это? Зачем спорить с природой? Не надо прятать ДНК, надо о ней открыто заявить. Парень, введи ее в игру, черт побери!

Гриффин встал и выпрямился:

— Спасибо за пересказ мне моей собственной теории. Ты дерьмо, Дэвид. Был и всегда им останешься.

Он двинулся к двери. И тогда Дэвид Прайс бросил ему вслед:

— Он знал Эдди Комо. Эдди, возможно, его не знал. Но он встречался с великим Эдди Комо. Встретился с ним как-то под вечер. Провел с ним, вероятно, минут десять — как раз хватило, чтобы бедный глупый Эдди успел упомянуть, что работает в Центре переливания крови. После этого, мой друг, приговор ему был подписан. Насильник из Колледж-Хилла получил своего козла отпущения.

Гриффин медленно обернулся:

— Так он следил за Эдди Комо?

— Он выполнял свое домашнее задание.

— И что, воровал использованные презервативы у него из мусорного бака?

У Дэвида на лице появилось его излюбленное выражение проныры.

— Я не стану отвечать на этот вопрос. Но это ведь ключевой вопрос, не так ли? Как украсть у человека его мумбо-юмбо? Только это не значит, что совсем нельзя эту штуку отследить.

— Я не верю тебе.

— А что тут за китайская грамота, Грифф? Во что тут не верить? В то, что я помог кому-то нападать на молоденьких студенток? Или что вы до сих пор никак не можете нас остановить? У вас серийный насильник разгуливает на свободе, детектив сержант Роун Гриффин. Некто, кто выглядит как Эдди Комо, имеет голос, как у Эдди Комо, и результаты анализа дает, как Эдди Комо. Другими словами, у вас нет ни единой гребаной зацепки насчет того, кто он такой на самом деле. Так что лучше сядь. И послушай меня. Потому что я действительно знаю чертово имя, и за это имя я хочу у вас кое-что получить. И вы дадите мне все, что я попрошу, а не то мое лицо появится в пятичасовых «Новостях», где я расскажу перепуганной общественности, как один коп, не в меру возомнивший о себе, занимающий не свое место, намеренно и упрямо пренебрегает важнейшим свидетельским показанием, которое могло бы остановить негодяя, убивающего их драгоценных дочерей. Ну что? Как тебе такое?

Гриффин шагнул вперед. Потом сделал еще шаг и еще. «Дыши глубже!» — кричало его сознание. Но он плевал на эти предупреждения. Его руки были сжаты в кулаки, мускулы напряглись, и лицо выражало лютое бешенство. Ему следовало прикончить Прайса еще тогда. Следовало раскидать своих собственных товарищей, чтобы добраться до него и оторвать к чертям его поганую, хитрую, лживую голову.

— Ты не выйдешь отсюда! — рявкнул он. — Что бы ты ни наплел, тебе отсюда не выйти!

— Гибнут молоденькие студентки...

— Ты убил десятерых детей!

— Гарантирую вам к ночи еще один труп. Можете на это рассчитывать.

— А я гарантирую тебе перевод в «Супер Макс»! Никакого столярного дела, йоги и сидения в буфете! Вместо этого остаток дней ты будешь гнить в одиночной камере шесть на восемь!

— Ты хочешь наказать меня, сержант Гриффин, или хочешь остановить человека, который охотится на хорошеньких брюнеток? Подумай хорошенько, прежде чем ответить. Родители будущих жертв Насильника из Колледж-Хилла затаив дыхание ждут твоего ответа.

— Ах ты, ничтожная тварь... — зарычал Фитц.

Дэвид нетерпеливо оборвал его.

— В шесть часов вечера, — твердо заявил он, не сводя глаз с лица Гриффина. — Требую стандартного, рутинного увольнения на три часа. Я надеваю уличную одежду, вы оставляете на мне наручники. Я выхожу на волю под вашим надзором. Вот такая сделка.

— Нет.

— Да. Или я прямиком обращаюсь к СМИ и рассказываю им, что тот самый сыщик, который пытался свернуть мне шею полтора года назад, теперь из чистой мстительности не желает защитить их драгоценных маленьких девочек. Подумай об этом, парень. Не заключишь со мной сделку — погибнут новые девушки. Не желаешь иметь дела со мной — публика скушает тебя на обед. — Дэвид поднял взгляд на висящие над головой часы. — Сейчас десять утра. До полудня у тебя есть время, чтобы принять решение.

— Мы не заключаем сделок с педофилами.

— Конечно же, заключаете. Вы заключаете сделки со всеми, кто располагает чертовой информацией. Ну а теперь задай мне вопрос, Грифф. Давай, парень. Спроси меня о том, что на самом деле хочешь узнать. — Дэвид всем телом подался вперед. Он глазел на Гриффина с той самой широкой, просветленной улыбкой на круглом лице мальчика из церковного хора.

— Тебе не удалось нанести ей душевную травму, — вдруг ни с того ни с сего бросил Гриффин.

Дэвид Прайс прищурился.

— Тебе нравится думать, что удалось. Но это не так. Синди была лучше тебя, Дэвид. Взгляни правде в глаза. Она была и лучше меня.

— Задавай свой чертов вопрос! — пролаял Дэвид.

— Зачем тебе трехчасовое увольнение, ты, маленький дерьмовый псих?

Дэвид наконец с облегчением откинулся на стуле. Похоже, в первый раз с момента начала допроса он выглядел удовлетворенным. Он посмотрел на Фитца, на Шарпантье, а затем вновь перевел взгляд на Гриффина.

— Я хочу повидать свою дочь. Чтобы никаких тюремных интерьеров, тюремщиков и комнат для свиданий. Только я и она, тет-а-тет. Вероятно, это вообще единственный раз, когда я смогу увидеть ее, поэтому хочу, чтобы свидание прошло на высшем уровне. Возьми в толк, парень, дед и бабка никогда не привезут ее сюда.

— Дед и бабка?

— Да, Том и Лори Песатуро. Или Мег вам не говорила? Молли Песатуро — моя дочь. Видишь, я убивал не всех маленьких девочек, Грифф. Некоторым я позволял размножаться.

Через пять минут Гриффин, Фитц и Шарпантье снова были на тюремной автостоянке. Все они жадно вдыхали свежий, бодрящий воздух за пределами тюрьмы. Позже придется долго стоять под душем, чтобы начисто оттереть кожу от тюремной скверны.

— Он не выйдет на волю, — безжизненным голосом проговорил Гриффин. — Ни в шесть вечера, ни в какое другое время. Ни на три часа, ни на сколько-нибудь еще. Этот человек не получит свободы, точка!

Руки Гриффина двигались сами по себе, не подчиняясь его воле, левую ногу сводило судорогой, в ушах звенело. Да, звенело не переставая. Проклятие, он вполне мог сейчас тронуться умом. Вероятно, помешательство — это то, чем приходится платить за общение с такими, как Дэвид Прайс. Гриффин повернулся к Шарпантье:

— Мне нужны списки, уйма списков. Имена всех, кто навещал Дэвида Прайса, писал и звонил ему. Имена всех заключенных, которые могли войти с ним в контакт, в каком бы то ни было виде, форме и обличье. Имена всех известных друзей, родственников и знакомых указанных заключенных, особенно тех, что с криминальным прошлым. А потом мне понадобится список тех из числа этих заключенных, кто был недавно выпущен на свободу. Вы поняли?

— На это уйдет время, — хмуро сказал Шарпантье.

— У вас есть два часа. Мобилизуйте все ресурсы.

Шарпантье кивнул, сел в машину и поехал в свой сырой и затхлый подвальный офис. Гриффин и Фитц остались на парковке одни.

— Он не выйдет, — снова повторил Гриффин.

— Нам придется над этим потрудиться.

— Он не выйдет!

— Так найдите проклятого насильника, мать его так!

— Так найду, мать его! — Гриффин грохнул кулаком по корпусу своего «форда-тауруса».

Фитц грохнул в ответ.

Гриффин рывком распахнул дверцу.

— У него есть какой-то план.

— Несомненно.

— Он все это заранее продумал. Запустил в движение. Не позволяйте этим бархатным щечкам ввести себя в обман. Он ломаного гроша не даст за свою дочь. У него на уме что-то другое.

— Вы так думаете?

— Он не выйдет, — снова произнес Гриффин. — Ни сейчас, никогда.

Но, отъехав от стоянки тюрьмы особого режима, оба увидели, как к ней сворачивает белый новостной фургон десятого телеканала.