Клуб Ракалий

Ясной, иссиня-черной, звездной ночью года 2003-го в городе Берлине встретились с намерением пообедать двое молодых людей. Звали их Софи и Патрик.

До этого дня знакомы они не были. Софи приехала в Берлин с матерью, Патрик — с отцом. Мать Софи и отец Патрика когда-то, давным-давно, дружили, но совсем недолго. Отец Патрика был даже — короткое время — влюблен в мать Софи. Однако с тех пор, как они в последний раз обменялись хоть парой слов, прошло двадцать девять лет.

— Как ты думаешь, куда они отправились? — спросила Софи.

— По клубам, скорее всего. Поискать, где техно играют.

— Ты серьезно?

— Нет конечно. Папа ни в одном клубе отродясь не бывал. А последний купленный им альбом — «Баркли Джеймс Харвест».

— Как, как?

— Вот и я о том же.

Софи с Патриком наблюдали за появлением огромной, залитой светом, сооруженной из стекла и бетона нелепицы: нового Рейхстага. Выбранный ими ресторан, расположенный на самом верху телебашни на Александерплац, вращался гораздо быстрее, чем они ожидали. По-видимому, так оно и было задумано в 1960-х — дабы продемонстрировать превосходство восточногерманской технической мысли.

— Ну как твоя мама? — спросил Патрик. — Пришла в себя?

— А, ерунда это все. Мы с ней вернулись в отель, она полежала немного. Ей стало лучше. И уже через пару часов мы отправились по магазинам. Там я и получила эту юбку.

— Она тебе очень идет.

— В общем, я довольна, что все так вышло, — иначе твой папа ее бы и не узнал.

— Наверное.

— Тогда и мы бы здесь не сидели, правда? Наверное, это судьба. Или еще что.

В странном они оказались положении. Похоже, между их родителями вдруг возникла близость, даром что не виделись они уже многие годы. Они предавались воссоединению с чем-то вроде радостного облегчения, как будто встреча непонятным образом стерла прошедшие десятилетия, исцелила оставленную ими боль. В итоге и Софи с Патриком попали в тенета близости, пусть и другой, более неловкой. Они ведь сознавали, что ничего, кроме родительского прошлого, их не объединяет.

— Твой отец когда-нибудь рассказывает о школьных днях? — спросила Софи.

— Знаешь, странное дело. Никогда. Хотя мне кажется, в последнее время он часто их вспоминает. Вдруг стали появляться откуда-то люди, которых он тогда знал. Например, один мальчик, по имени…

— Гардинг?

— Да. Ты о нем слышала?

— Немного. А хотелось бы побольше.

— Так я тебе расскажу. И еще папа иногда упоминает твоего дядю. Твоего дядю Бенжамена.

— Ах да. Они же были друзьями, верно?

— Самыми близкими, по-моему.

— Ты знаешь, что они когда-то играли в одной группе?

— Нет, он никогда об этом не говорил. -А о журнале, который они издавали? — И о нем тоже.

— Я-то все это знаю от мамы. Она те дни помнит очень ясно.

— Почему? — Ну…

И Софи пустилась в объяснения. Не очень-то понятно ей было, с чего начать. Эпоха, о которой шла речь, представлялась им одним из темнейших закоулков истории.

Софи спросила Патрика:

— Ты когда-нибудь пытался представить, как все выглядело до твоего рождения?

— Ты это о чем? О чреве матери?

— Нет, о мире — каким он был до твоего появления в нем?

— Вообще-то не пытался. Просто не знал, с какого конца подступиться.

— Но ты же помнишь разные разности из детства? Джона Мейджора, к примеру, помнишь?

— Мутно.

— Ну еще бы, других воспоминаний он оставить и не мог. А как насчет миссис Тэтчер?

— Нет. Мне было всего… пять или шесть, когда она ушла в отставку. Слушай, а почему ты об этом спрашиваешь?

— Потому что нам придется заглянуть еще дальше. Гораздо дальше.

Софи примолкла, помрачнела.

— Знаешь, я могу рассказать эту историю, но ты можешь расстроиться. У нее нет конца. Она просто обрывается, и все. И чем все закончилось, я не знаю.

— А может, знаю я?

— И ты мне расскажешь, да?

— Конечно.

Они улыбнулись друг другу — коротко, впервые. Стрелы подъемных кранов расчерчивали небо, вечно меняющаяся строительная площадка, в которую обратился городской пейзаж Берлина, мельтешила за спиной Софи, и Патрик смотрел в ее лицо, на изящный подбородок, на длинные черные ресницы, и ощущал странное волнение, благодарность за то, что встретил ее, трепет любопытства к тому нежданному, что припасло для него будущее.

Софи налила в стакан пенистой минералки из темно-синей бутылки, сказала:

— Ну что же, за мной, Патрик. Отправимся назад. Назад во времени, назад и назад, к самому началу. В страну, которую ни ты, ни я, скорее всего, не узнали бы. В Британию 1973 года.

— Ты полагаешь, она и впрямь так уж отличалась от нынешней?

— Целиком и полностью. Ты только подумай! Мир без мобильников, без видео, без игровых приставок — даже без факсов. Мир, который не слышал о принцессе Диане или Тони Блэре, мир, который и не помышлял о войне в Косово или Ираке. В те дни, Патрик, существовало всего три телеканала. Три! А профсоюзы были такими сильными, что запросто могли вырубить один из них на целую ночь. Иногда людям приходилось даже обходиться без электричества. Вообрази!

-