Глава двенадцатая

Пока я, вялая и апатичная, бродила меж стеллажей с книгами, журналисты, работники радио и телевидения, как говорится, не дремали.

Смерть домохозяйки Мэми Райт не вызвала особого интереса за пределами Лоренсетона. Коробка отравленных шоколадных конфет, благодаря которым владелица агентства по недвижимости и ее дочь едва не отправились на тот свет, тоже осталась событием местного масштаба. Но смерть Моррисона Петтигрю стала по-настоящему горячей новостью. Как-никак покойный был кандидатом на пост мэра, да еще коммунистом. Тут ощущался явный привкус политического убийства, а это всегда подогревает страсти. К тому же он был убит довольно экстравагантным способом, который сам по себе привлекал внимание. Бенджамин Грир, мясник из супермаркета, всю жизнь тщетно пытавшийся вызвать к своей особе хоть каплю интереса, дождался наконец звездного часа. Газеты наперебой цитировали его высказывания, награждая при этом пышным титулом «руководителя предвыборной кампании». И если Бенджамин прежде мог только мечтать о такой громкой славе, то репортеры местной газеты могли только мечтать о такой сенсация.

На последнем заседании нашего клуба Салли Эллисон призналась, что полиция настоятельно попросила журналистов воздержаться от любых параллелей между убийством Мэми Райт и убийством Джулии Уоллис. В ответ на все протесты Салли и ее босса представители полиции заявили, что навязчивые и притянутые за уши сравнения с давно забытым преступлением вызовут у современного американского читателя досаду и раздражение. И, что самое главное, подобные неуместные намеки могут нанести вред расследованию. Возмущению Салли, вполне естественно, не было предела. Как и всякий журналист, обладающий эксклюзивной информацией, она незамедлительно хотела сделать эту информацию достоянием гласности. Но ее босс Мейсон Тернер счел аргументы начальника полицейского управления вполне убедительными и настоял на том, чтобы Салли, образно выражаясь, наступила на горло собственной песне. Кстати, подробности этого профессионального конфликта я впоследствии узнала именно от Мейсона Тернера. Он ухаживал за мамой до того, как на ее горизонте появился Джон Квинслэнд, и мы с ним стали друзьями.

После убийства Петтигрю, Салли развила бурную деятельность. С той самой минуты, как она узнала, что труп был обнаружен в ванне, а на поверхности воды плавали обрывки бумаги, она смекнула, с какой стороны дует ветер. Правда, в подобных обстоятельствах не надо было входить в клуб «Знаменитые убийства», чтобы вспомнить о Жане Поле Марате и Шарлотте Корде. Корде проникла в дом Марата сообщив часовым, что хочет передать ему список предателей. Когда она вошла, Марат лежал в ванной. Как известно, он страдал кожной болезнью, и только вода приносила ему облегчение. Шарлотта навсегда излечила его несколькими ножевыми ударами.

После того как Салли убедилась, что связь между двумя убийствами несомненна и очевидна, она ворвалась в кабинет Мейсона Тернера и потребовала у него снять запрет с исторических параллелей. Она чувствовала, что статья об убийстве Петтигрю станет вершиной ее карьеры. Однако Тернер, которого связывали с шефом местной полиции узы давней дружбы, по словам Салли, «тянул резину». Пока он предавался этому занятию, поступило известие об убийстве супругов Бакли. Кошмарный сериал получил продолжение. Теперь Салли готовила новый вариант статьи, в котором намеревалась перечислить все громкие дела, послужившие источником кровавого вдохновения преступника.

В конце концов, Тернер тоже был журналистом, а значит, тоже был падок на сенсации. Понимая, что со времени своего основания лоренсетонская «Сентинел» не публиковала на своих страницах такой эффектной истории, он уступил требованиям Салли. Теперь, когда у нее были развязаны руки, она могла не опасаться конкуренции. Два других репортера не имели знакомых среди членов клуба «Знаменитые убийства», а значит, не могли похитить «теорию параллелей», которую Салли считала своим достоянием. Члены клуба, в особенности после последнего заседания, состоявшегося у меня дома, предпочитали помалкивать о своих догадках и концепциях.

Так, Лимастер Кейн впоследствии признался мне, что совпадения произошедших в Лоренсетоне убийств с громкими преступлениями прошлых лет с самого начала показались ему слишком многочисленными, чтобы приписать их простой случайности. Но он делал вид, что ничего не замечает, так как, по его собственным словам, не желал «впутываться в эту хренотень». Лимастер был неколебимо уверен, что копы, как только в поле их зрения окажется негр, готовы «повесить на него всех собак». Именно поэтому, обнаружив, что у него пропал молоток с его инициалами на ручке, он скрыл этот факт от полиции. Молоток вполне мог послужить орудием убийства Мэми, а значит, его владелец мог оказаться в числе подозреваемых.

В тот день, когда были убиты супруги Бакли, лаборатория предоставила наконец детективам Лигетти Смиту отчет о своих исследованиях. Там говорилось, что в конфетах обнаружено ядовитое средство под названием «Смерть крысам», которое, как это явствует из названия, используется для травли крыс и других грызунов. Средство это имеется в свободной продаже и обладает резким вкусом и запахом, которые должны уберечь людей от случайных отравлений. Скорее всего, мы с мамой, отправив в рот по конфете, с отвращением выплюнули бы мерзкий на вкус шоколад. Если бы мы не успели этого сделать, то наверняка оказались бы в реанимации. Несколько съеденных конфет стали бы для нас смертельными. Впрочем, проглотить несколько конфет мы могли бы лишь в том случае, если бы наши вкусовые и обонятельные ощущения совершенно притупились. Таким образом, попытка отравления выглядела как-то неубедительно и, скорее всего, являлась делом рук дилетанта.

В тот же день Линн Лигетт обнаружила в машине Артура коробку порошка «Смерть крысам».

Да, я забыла сказать, что лаборатория не только направила результаты своих исследований по почте, но и сообщила о них телефонным звонком в полицейское управление. Сообщение принял офицер по имени Пол Эллисон, который приходился родным братом бывшему мужу Салли. Он сохранил дружеские отношения с Салли, а на Артура ему было ровным счетом наплевать. Пол находился на автостоянке как раз в тот момент, когда Линн Лигетт, забывшая в машине Артура свой блокнот, открыла дверцу и обнаружила упаковку крысиного яда. Поначалу Линн решила, что Артуру для чего-то понадобился образец яда. Она долго вертела находку в руках, так что у Пола Эллисона была возможность как следует рассмотреть коробку. Потом Линн насторожилась и поспешно спрятала отраву, но было уже поздно.

Пол Эллисон незамедлительно доложил о случившемся начальству. Артуру пришлось давать пространные объяснения, которые отличались крайней невразумительностью, так как он понятия не имел, каким образом пресловутая «Смерть крысам» очутилась в его машине. Линн тоже вызвала неудовольствие шефа, который обвинил ее в попытке покрыть своего коллегу.

Разумеется, Пол Эллисон не преминул сообщить об эпизоде с крысиным ядом своей бывшей невестке. Не трудно догадаться, что на следующее утро история появилась на страницах газеты.

Фурор, произведенный статьей, превзошел все ожидания. На пятом десятке лет Салли Эллисон осуществила свою мечту, став автором настоящей газетной бомбы. Опьяненная успехом, она готова была горы своротить.

Два других репортера тоже не дремали. О «теории параллелей» они не имели понятия, однако не могли не понимать, что в нашем городке, который традиционно гордился низким уровнем преступности, происходит нечто неладное. Один из репортеров — точнее, одна, ибо это была молодая женщина — довел свою боевую готовность до такой степени, что, вооружившись фотоаппаратом, преследовал разъезжающие по городу полицейские машины. Следуя за одной из них, девица оказалась у дома Бакли. У нее хватило ума понять, что не стоит вылезать из машины и приставать к полицейским с вопросами. Она поступила как истинный профессионал, медленно проехав по Парсон-роуд и сделав несколько фотографий. На одной из них была запечатлена красивая девушка с отсутствующим взглядом, в забрызганных кровью колготках, склонившая голову на плечо какой-то пигалице в огромных круглых очках. На другой — высокая женщина в полицейской форме, беседующая с той же самой угрюмой невзрачной пигалицей.

Через несколько часов эти фотографии появились на первой странице одной из вечерних газет Атланты. Молодая журналистка проявила чудеса осведомленности, снабдив их следующей подписью: «Элизабет Бакли, только что обнаружившая трупы своих родителей, в шоке сидит на крыльце их дома. Ее утешает Аврора Тигарден, которая в прошлую пятницу обнаружила труп Мэми Райт, убитой при невыясненных обстоятельствах».

Пока я, не догадываясь о том, что стала звездой масс-медиа, скрывалась от жестокой действительности за стенами библиотеки, журналисты осаждали мою квартиру и мамину контору. Им и в голову не приходило, что, «утешив» Лизанну, я могу вернуться на работу. Так и не успев полюбоваться собственным портретом в вечерней газете, я вернулась домой и с удивлением обнаружила на стоянке машину телевизионщиков. Запах жареного уже достиг их ноздрей, и они пылали желанием урвать свой кусок сенсации. Так как шоковое состояние и больничные стены ограждали Лизанну от контактов с внешним миром, а Линн и Артур расхлебывали кашу с крысиным ядом, заварившуюся в полицейском управлении, мы с мамой оказались для телевизионщиков единственно доступной добычей.

Правда, вскоре они сумели поживиться еще кое-чем, точнее кое-кем. Робин, вернувшийся домой после занятий в университете, попал в центр журналистского внимания. Один из телевизионщиков оказался большим его поклонником. Ему было известно, что сейчас Робин преподает в местном университете, заняв место писателя, недавно перенесшего сердечный приступ. Увидев, как Робин выходит из машины, телевизионщик моментально узнал его. Робин тут же попал под прицел камер и под огонь идиотских вопросов. Однако, будучи человеком, закаленным в многочисленных интервью, он быстро взял ситуацию в свои руки. Держался он приветливо и говорил охотно, но при этом почти никакой информации не сообщил. Я говорю об этом так уверенно, потому что видела его в вечернем выпуске новостей.

Увы, нельзя сказать, что Робин поглотил все внимание телевизионщиков без остатка. Иначе один из них не заметил бы меня. Если помогать полиции я считала своим гражданским долгом, то общаться с журналистской братией у меня не было ни малейшей охоты. В данный момент все мои желания сводились к одному: добраться до дома, залезть в горячую ванну и долго-долго там отмокать. Но считаться с моими желаниями никто не собирался. Стоило мне выйти из машины, какой-то ушлый тип сунул мне под нос свежий выпуск вечерней газеты. При этом он что-то возбужденно выкрикивал, но я не разобрала ни слова, так как, увидев фотографию несчастной Лизанны, снова впала в ступор. Придя в себя, я поняла, что пути к отступлению отрезаны. Журналисты окружили меня плотным кольцом. Их было всего трое, но они так галдели, что мне казалось, будто их не меньше трех десятков.

Я была слишком измочалена, чтобы дать им достойный отпор.

— Оставьте меня в покое. Я не хочу говорить о том, что случилось, — жалобно пробормотала я, с ужасом сознавая, что меня снимает камера.

Журналисты сияли довольными улыбками. Мне отчаянно хотелось надавать им по физиономиям и пуститься наутек. Грань, отделявшая меня от истерики, становилась все более призрачной и зыбкой.

К счастью, Робин догадался, что дела мои плохи, и бросился мне на помощь. Он бесцеремонно растолкал телевизионщиков, подошел ко мне, обнял за плечи и повел к воротам во внутренний двор. Охотники за новостями молча наблюдали за его действиями. Никто из них не рискнул вмешаться.

Я чувствовала, что камера снимает наши спины. Чего доброго, в вечернем выпуске новостей эти кадры будут продемонстрированы в сопровождении самых фривольных и двусмысленных комментариев, пронеслось у меня в голове. Надо показать, что со мной шутки плохи. Я обернулась, взглянула прямо в камеру и отчеканила:

— Это частная собственность. Дома принадлежат моей матери, а я являюсь ее представителем. Находясь здесь без моего разрешения, вы нарушаете закон.

Как ни странно, слова мои произвели эффект магического заклинания. Вся телевизионная команда загрузилась в микроавтобус и была такова. С видом победительницы я взглянула на Робина. Лицо его сияло от гордости, словно у любящего папаши, чадо которого только что получило первый приз на школьных соревнованиях по шашкам.

— Грандиозно! — выдохнул он.

— Я очень благодарна вам за помощь, Робин, — заявила я все тем же угрожающим тоном, которым разговаривала с журналистами. — Но прошу вас, запомните: я не нуждаюсь в покровительстве!

На свою удачу, я успела скрыться в дверях прежде, чем разразилась слезами.

Вечером мне позвонил Артур и рассказал гнусную историю о крысином яде, неведомо каким образом очутившемся в его машине.

— Подонок, который это сделал, играет в опасную игру, — дрожащим от гнева голосом произнес Артур. — И он слишком далеко зашел.

Далеко зашел — это мягко сказано, вздохнула я про себя, невольно вспомнив залитую кровью гостиную супругов Бакли.

Поведав мне о служебных неприятностях, Артур, естественно, ждал сочувствия. Я сумела выдавить из себя несколько приличествующих случаю слов. После этого пожаловалась, что пресса и телевидение открыли на меня настоящую охоту. Расслабиться в ванне мне так и не удалось, так как телефон звонил практически непрерывно. Отключать его я не стала, опасаясь пропустить действительно нужный и важный звонок. Впервые в жизни я пожалела, что у меня нет автоответчика.

— Мне эти журналюги тоже осточертели, — посетовал Артур. — Я не привык, чтобы они вились вокруг меня, как стая мух.

— Да, все это до крайности неприятно, — вздохнула я. — Теперь я поняла, что все эти кино и поп-звезды не кривят душой, когда клянут папарацци на чем свет стоит. Какое счастье, что библиотекаря мне приходится устраивать пресс-конференции. Да, но ты так и не рассказал, чем кончилось дело с этим порошком. Надеюсь, теперь тебя ни в чем не подозревают?

— Нет, мне удалось убедить начальство, что меня самым наглым образом подставили. К счастью, мой шеф понимает, я не настолько глуп, чтобы таскать в собственной машине такую улику. Мне разрешено продолжать расследование.

— Рада это слышать.

Сознание того, что в полиции у меня есть свой человек, действовало на меня успокоительно. Если бы Артура отстранили от дела, я лишилась бы последней опоры. К тому же мне трудно было бы избавиться от чувства вины. Ведь, как ни верти, яд-то предназначался мне.

— Мой тебе совет: отключи телефон и попытайся обо всем забыть хотя бы на время, — заявил Артур. — Но прежде позвони маме, попроси ее заказать здоровенный плакат «Частная собственность. Посторонним вход запрещен» и повесить его над въездом на стоянку.

— Неплохая идея. Обязательно ею воспользуюсь.

Мы пожелали друг другу спокойной ночи, понимая, что это пожелание относится к разряду несбыточных. Ночью нам обоим предстояло томиться без сна, гадая, какие шаги преступник предпримет завтра и кто станет его очередной жертвой.

После того как я поговорила с мамой, она незамедлительно позвонила знакомому мастеру, подняв его с постели, и пообещала, что заплатит в тройном размере, если плакат будет готов завтра к семи часам утра. Потом она перезвонила мне и стала умолять уехать из города или хотя бы перебраться к ней до тех пор, пока весь этот кошмар не кончится. Она хорошо знала супругов Бакли, и известие об их страшной смерти окончательно вывело ее из душевного равновесия.

— Боже мой, и зачем ты только вступила в этот проклятый клуб, Аврора? — простонала мама. — Неужели на свете нет более интересных вещей, чем убийства? Но что теперь об этом говорить. Все равно ничего не исправишь. Скажи, когда ты ко мне переедешь?

— Ты думаешь, что в случае чего сумеешь меня защитить? — слабо улыбнулась я.

— Мама всегда сумеет защитить свое дитя.

Внезапно я поняла: мне ни в коем случае нельзя перебираться к маме. Ради ее безопасности.

— Уверена, мне ничто не угрожает, — бодро заявила я. — И если завтра плакат будет готов, мой дом превратиться в настоящую крепость.

Загрузка...