Клубника в горьком шоколаде

В студию быстро вошел Кирилл Мамутов.

— А вот и я, бабоньки… Ира, вы с похорон? — ласково спросил он.

— Вроде нет, — посмотрелась в зеркало Ирина.

— Сегодня вы должны буквально заряжать хорошим настроением всех участников шоу, надеюсь, это ясно?.. — Мамутов разглядывал её лицо и морщился.

— Да, Кирилл Мефодьевич, — кивнула Ирина.

— А почему губы не накрашены? — Мамутов поискал глазами стилиста. — Где Сосо?

— Я здесь, — Сосо помахал из-за ширмы кисточкой. — Ирина, трепетно жду вас, сегодня будет переаншлаг, вот увидите! Зрители на входе ломятся, и даже на выходе пытаются проскочить, я вас умоляю, — щёлкнул он пальцами, колдуя над лицом Ирины.

— Только не забывайте улыбаться, Ирина Кузьминична, — напомнила Лера. — Итак, ваш выход через две минуты! Идёте направо, потом прямо, останавливайтесь в центре. Покажите зубки и начинайте говорить!

Ирина перекрестилась и стремительно прошла в студию. Справа и слева сидели зрители.

— Здравствуйте, уважаемые телезрители! Сегодня мы представляем новое шоу, его название говорит само за себя — «Ультиматум»!

Раздались такие оглушительные аплодисменты, что Ирина мгновенно забыла следующую фразу. «Я отвыкла всего за какую-то несчастную неделю?!» — сердце ушло в пятки, и она нервно обвела глазами студию.

— Ира, на частном самолете… — зашептал в ухо голос редактора.

— Сегодня к нам прилетел самый известный гитарист мира — Франциско Санчес Гомес! — Ирина улыбнулась измождённому старичку с веснушками на руках. — Скажите, Франциско, какой ультиматум вы предъявили жене, когда она категорически не захотела назвать вашего первенца Сальваторе? Кстати, как она хотела его назвать?

— Джульетта! — пожилой гитарист вздохнул и повторил: — Джульетта!..

— Значит, ваш первенец — дочка?!

Смех и гром аплодисментов. Ирина встретилась глазами с гитаристом.

«Что заставило его лететь на своём маленьком самолётике три тысячи километров в Москву? Ведь не шоу же?.. Какая потеря погнала его из Мадрида за тридевять земель?.. Ведь мы суетимся и рвёмся из привычной жизни, только если нам плохо и уже не по силам сидеть в том углу, в котором течёт наша обыденность».

— Завтра у меня два концерта в Кремлевском дворце, приходите посмотреть на мою Джульетту, Ирина, — Франциско Санчес Гомес оглянулся на переводчика. — Добро пожаловать на мои выступления! Франциско сыграет вам, как умеет!..

«Выходит у гитариста всё в порядке. Полный шоколад, как сказал бы Яшка!» — подумала Ирина и переключилась на зал. Посыпались вопросы про личную жизнь звезды. Франциско через переводчика отвечал, не забывая ни на секунду лучезарно улыбаться…

Гром аплодисментов встретил следующего участника.

— Скандальный гурман Арчил Блинов! Много ездит за границу, в свободное от гурманства время работает банкиром, — повторила Ирина слова из наушника.

В зал вальяжной походкой вошел очень упитанный господин, щёки его масляно лоснились, а взгляд не предвещал ничего хорошего.

— Арчил, это правда, что вы предъявили ультиматум ресторану, где вам подали вместо икры царского посола паюсную икру? — спросила Ирина.

— Предъявил, — кивнул банкир. — А что?

— Скажите, пожалуйста, а каков был ваш ультиматум? — Ирина заставила себя улыбнуться. — Я думаю, это будет интересно нашим зрителям.

— Я на них подал в суд и выиграл дело, а еще набил ресторатору морду, — лаконично ответил господин, работающий банкиром. — А за то, что вы меня назвали скандальным я и на вас подам в суд, и выиграю!

— Давай, Арчил! Мы с тобой, Арчи! Разори их к чертовой матери, Арчи! Сделай их! — закричали на галёрке. — Мочи их, Арчи!

— Я и на вас подам в суд, я не Арчи, а Арчил Леопольдович! — рявкнул банкир. — Трудно запомнить, да?

— Ах, ты! — завопила галёрка. — Мы тебя порежем на ремни! Шайбу! Шайбу!!!

Шоу продолжалось… Студия едва вмещала всех зрителей.

— Помочь? — подошла гримёрша, когда Ирина вернулась в гримёрную после окончания шоу. — Вы так похудели после Парижа, Ирина Кузьминична.

— Не зря, значит, съездила, — кивнула Ирина. — Лера, это с вашей легкой руки все меня зовут Кузьминичной? Прекратите же, наконец…

Лера Веселова подмигнула:

— Нам велено.

— Кем? Что за сюрпризы? А если я вас всех попрошу называть меня просто Ирой? — Ирина встала и оглядела всех присутствующих.

— Просто Ира, так просто Ира, — быстро согласился стилист Сосо. — Ну что?! Будем обмывать первый эфир?

— Всем быть в кафе через десять минут! — Кирилл Мамутов встал с кресла, в котором задумчиво сидел всё шоу, поправил галстук и вышел. — Я ушел. Жду всех внизу!

По седьмому этажу телецентра навстречу бригаде шоу «Ультиматум» плыла женщина-фреска Тамара Жилянская. Рядом неторопливо шёл совладелец Телеканала Ким Магомедович Хазаров.

— Всё хорошо? — спросила Жилянская, поправив пепельные волосы.

— Всё хорошо, — улыбнулась Ирина. — Шоу удалось. Идём в кафе праздновать!

Жилянская нервно кивнула, и супруги направились по ступенькам к внутреннему офисному лифту. Ирина оглянулась на них и споткнулась, с укором посмотрев на свои новые туфли из Парижа — из жатой телячьей кожи. В коридорах телецентра было не протолкнуться.

— Ир, это твоя лучшая роль после шоу «Обмана»! — кто-то потрогал её за плечо. Напудренное лицо известного телеведущего Андрея Французова с Первого канала глядело на Ирину. — Как тебе удалось снова выиграть кастинг, а? — сверкнул он ярко-голубыми линзами.

«Кастинга не было!» — хотела ответить Ирина, но промолчала.

— Наши пошли в кафе, хочешь присоединиться, Андрюш? — миролюбиво предложила она. — Надеюсь, что будет весело.

— Я пить бросил вчера, — вздохнул Французов. — Слушай, а хочешь, я тебя в свое шоу приглашу?..

— Валяй, — Ирина кивнула. — А тема?

— Безответная любовь, — махнул подбородком Французов. — Тебе-то это не грозит, звезда!

— И не говори, — кивнула Ирина и они вошли в кафе.

Через час всё закончилось… Ирина вышла из телецентра и села в маршрутку. В сером жакете, чёрных джинсах и без грима она была похожа на стандартную москвичку, у которой дома — ребенок, муж и аквариум. Дома на кухне мама пила чай с халвой, Пашка уже спал, Яков только собирался…

— Мам, мы пол-Парижа съели! — кивнул он на обгрызенный шоколадный Париж на столе в углу детской. — Но тебе ещё хватит, там ещё три улицы остались… Обещай, что больше не поедешь в Париж! — сжал её в объятиях сын.

— Пока нет, спи, Яшка, — поцеловала его в нос Ирина. — Никуда от вас не хочу!

— Мам, ма, а когда мы к папе поедем, ма?.. — Яшка сел на кровати. — Ты обещала, ма… Помнишь?..

— Вот заработаю денежек, — произнесла привычную фразу Ирина, — и съездим, Яш.

— Ладно, — сын вздохнул и закрыл глаза.

Выключив ночник, Ирина прислушалась — Пашка посапывал громче, чем Яшка, она тихо вышла из комнаты и прикрыла дверь.

— Я зайду, Полина? — набрав номер, спросила она.

— Так поздно?.. Лучше не надо. А что случилось? Ладно, — проворчала Байкалова и положила трубку.

Ирина вызвала лифт и прислушалась, где-то с мягким урчанием работал кондиционер. Дверь в квартиру Байкаловой была не заперта.

— Полина, вы где? — открыв дверь, позвала Ирина.

— Я принимаю сильное успокоительное для женщин после сорока лет — конфеты! — откликнулась с кухни Байкалова. — Дверь закрой и иди сюда, вместе успокаиваться будем.

На кухонном столе были расставлены пять открытых коробок с шоколадными конфетами, на подоконнике сидела писательница и ела эти самые конфеты горстями.

— Присоединяйся, — пригласила она.

— Мне не до конфет, — призналась Ирина, усаживаясь напротив. — Понимаете, я не могу его видеть и хочу уйти с Телеканала.

— У Хазарова что, такая нереальная харизма? — ставя чайник на плиту, проворчала Байкалова. — Может, он гипнотизер? Ему бы в цирке выступать… Не смотри на него и всё сойдет на нет, ведь люди проникают друг в друга глазами. Это всем известно! — и Байкалова достала еще одну коробку конфет. — Грильяж… Чего морщишься? Зубы болят?

Ира зажмурилась и покачала головой.

— Чего ты там говорила, что собралась уйти с Телеканала? — разливая чай, спросила Байкалова. — Шутишь?

— Почему? — Ирина гипнотизировала плавающие в чашке чаинки. — Что я работу себе не найду?

— А вот и не найдешь, — тихо сказала Байкалова. — Такой точно не найдешь никогда! Где все те, кто ушел с телевидения?

— А чёрт их знает!

— Вот именно! Россия — кладбище талантов, — Байкалова скрипнула зубами. — Ира, я тебя прошу, вспоминай хоть иногда свой первый день приезда в Москву. Тебе было до любви тогда?. Сколько денег у тебя было в кармане? Неужели, забыла?..

— Нет, мне было не легче, я была готова на всё, но сегодня мы поздоровались, он сказал мне несколько дежурных фраз, и всё, Полина! Всё, — Ирина всхлипнула. — Нет, надо что-то делать… Наваждение какое-то, он только что женился, вдобавок, у него рухнул дом, на днях он хоронит свою тёщу, а я не могу без него жить, — Ирина вытерла слёзы. — Вдобавок дочки Хазарова до сих пор не найдены.

Байкалова задумчиво пила чай и молчала.

— Тебе легче? — спросила она, когда Ирина, выплакавшись, собралась уходить.

— Да.

— Вот, я же говорила, что конфеты — это самое лучшее успокоительное! — хмыкнула писательница. — А еще знаешь что?.. Закрути, как можно быстрее, головокружительный роман!

— Хорошо, — кивнула Ирина. — Только я никого не вижу рядом… Вообще никого, ни одного мужчину! Где они?

«Что с ней с самой-то? — вдруг подумала Ирина. — Конфетами успокаивается».

Хазаров завязал шнурки и посмотрелся в зеркало, потом снова на шнурки, в зеркало… на шнурки — и так несколько раз. В голове шумело, в глазах плясали черти.

«Опять давление, — подумал он. — Надо лозап выпить!»

— Я приеду позже, — Тамара Жилянская незаметно подошла и чмокнула Хазарова в лысину. — Обедаем сегодня где?..

Хазаров обнял супругу и вздохнул, выходя, он обернулся. Тамара самозабвенно махала ему рукой и улыбалась.

«А у неё хорошее настроение, — подумал он. И еще он подумал: — Зря она перекрасилась в пепельный цвет».

Из Чигасово он поехал на улицу Мечты. Пройдя в арку старого дома с жёлтыми осыпающимися барельефами, Хазаров протиснулся в узкую дверь в ремонтируемом торце здания. Помещение было похоже на приемную затрапезного ЖЭКа, к тому же пахло конденсатом горячей воды и пылью, которая скрипела на зубах.

На двери в конце коридора был повешена стрелка-указатель — МЕДИУМ. Ким постучался и вошёл, оказавшись в комнатке со стульями и секретаршей. На стульях сидели три задумчивые женщины с вопросительным выражением лиц.

— Мужчина, вы!.. Пройдите к медиуму, — раздался резкий, как у осенней вороны голос.

«Ему срочно нужно менять секретаршу!» — Хазаров поморщился и выронил газету, которую читал.

— Ну, идите же, — покачала головой одна из женщин. — Ох-ох-ох, как долго…

Ким толкнул дверь и оказался в светлой комнате. Вся мебель в ней была разных оттенков голубого цвета, а на кушетке у окна сидел неприметный человек невыразительной наружности.

— Здравствуйте, Ким Магомедович, — произнёс медиум и кивнул на жёсткий стул напротив. — Присаживайтесь.

Хазаров сел и рефлекторно вздрогнул, встретившись глазами с медиумом и поразившись их бесцветности.

— Окажете мне услугу? — усилием воли Хазаров заставил себя улыбнуться.

Медиум поспешно кивнул.

— Я слышал о вас, поэтому задам всего несколько наводящих вопросов, Ким Магомедович, — медиум почесал лоб, похлопал глазами и возвёл их к потолку. Печать возраста почти не обозначилась на его лице — он выглядел на тридцать и пятьдесят одновременно, в зависимости от вашего настроения в тот момент, когда вы увидели его. Медиум Нелидов был никакой. В толпе, вы, возможно, первым делом увидели бы его ботинки от Карло Пазолини, но самого Нелидова запомнить было нереально. Он был серый, как стена в туалете. Про таких говорят — пиджак с воздухом.

— Что вас делает счастливым? Вы имеете отношение к тому, что называется столичный бомонд? Роскошный особняк, красный «ягуар» — это про вас? Что вы делали, когда пропали ваши дети? — с паузами в несколько секунд спросил Нелидов.

Хазаров пожал плечами.

— Я хочу узнать, живы мои девочки или нет?.. Где они, скажите мне, если знаете!

— Ответьте хотя бы на последний вопрос, — вздохнул Нелидов. — Что вы делали, когда пропали ваши дети?..

— Я был в казино, — проглотив возникший в горле комок, признался Хазаров.

— Что вы конкретно делали в казино? — перебил медиум.

— Проигрывал, — вздохнул Хазаров.

— А ваша жена?

— Какая?

— Нынешняя, — кивнул медиум.

— Сидела рядом. — Хазаров сжал кулаки.

— В вечернем платье со стразами и курила?..

Хазаров встал.

— А иди ты! — проворчал он и решительно двинулся к двери.

Медиум улыбнулся и щёлкнул пальцами, они взглянули друг на друга, и Хазаров вернулся.

— Она жила у вас?

— Тёща?

Медиум кивнул и добавил:

— Сходите на ее квартиру…

— Когда? — быстро спросил Хазаров.

— Сегодня, — подумав, ответил Нелидов и опустился на кушетку, закрыв рукой глаза.

Ким Магомедович привстал и огляделся. То, что медиум моментально уснул, сомнений почему-то не вызывало.

— Мужчина — вы!.. Вы, положите ему лист бумаги на грудь, — подала сзади бумагу и ручку секретарша.

— Но…

— Денис Евгеньевич в состоянии каталепсии, мужчина… Ну, отсутствует пульс, сам холодеет, глаза закрыты, не видите разве?.. — снова каркнула, как осенняя ворона секретарша. — Денис Евгеньевич — проводник между живыми и мёртвыми. Ждите, мужчина, ждите! — и она вышла, тихо притворив дверь.

Прошло полчаса. Над медиумом летали мухи, часы на стене отстукивали секунду за секундой. Хазаров с хрустом зевал и не спускал с Нелидова глаз. Медиум выглядел неважно — черты заострились, дыхания не было слышно…

Пошли вторые полчаса. Хазаров, закрыв руками голову, сидел рядом, сгорбившись. На медиума он больше не смотрел, нырнув с головой в собственные невесёлые мысли.

— По ту сторону жизни их нет… — вдруг услышал он.

Хазаров вздрогнул и с опаской покосился на медиума, тот ручкой пытался что-то написать на листке бумаги.

«Дети живы», — прочёл каракули Хазаров, а медиум открыл глаза и, сладко зевнув, сел.

— Чья-то дача, — повторил он дважды, пока Хазаров расплачивался. — Они ехали туда!..

— Что вы имеете в виду? — волнуясь, переспросил Хазаров. — Чья дача?.. Хоть направление скажите…

Нелидов пожал плечами и вытер полотенцем бледное вспотевшее лицо.

— Всё? — уходя, спросил Хазаров.

Медиум кивнул.

«УЛИЦА ТЕНИСТАЯ» — ржавая эмалевая табличка на знакомом угловом доме.

Хазаров въехал во двор, и припарковался у детской песочницы. Двор, где он оставил машину, нельзя было назвать спокойным, рядом было три магазина — продуктовый, хозяйственный и обувной, да ещё шиноремонтная мастерская… Хазаров порылся в бардачке и выудил два ключа от квартиры тёщи. Найдя глазами знакомые пыльные окна, он не спеша закурил и сделал несколько звонков.

В квартире было душно, громко с оттяжкой капала вода из неисправного крана на кухне. Хазаров затянул потуже кран и вспомнил фрагменты джакузи, из которой его тёщу вытащили перед отправкой в морг. Он ещё тогда обратил внимание на тонкий голубой нимб из ниоткуда над трупом.

Его раздумья прервал звонок жены.

— Ты скоро приедешь на работу, Ким? — проворковала Тамара. — Тебя ждут. Они приехали из Нальчика и нервничают… Ты где?

— Я не приеду сегодня, — буркнул Хазаров.

— Где ты?.. У медиума? Он ещё не принял тебя?! Послушай, Ким, есть очень сильная ясновидящая на улице Хошимина, — заторопилась Тамара. — Запиши адрес.

— Я перезвоню, — перебил он жену. — Жди…

Был ранний вечер. Он сидел в квартире бывшей тёщи — на улице Тенистой уже несколько часов. Звонок городского телефона вывел его из состояния унылого ожидания.

— Да? — осторожно спросил он.

— Не называй моего имени, хорошо?.. — предупредил едва слышный голос.

— Где вы? Что случилось?.. Скажите мне, наконец, чёрт побери! — прорычал Хазаров.

После долгого разговора Ким ещё некоторое время сидел, разглядывая пол в квартире бывшей тёщи. По старому дубовому паркету деловито бегали рыжие мелкие муравьи… То, что с ним произошло дальше, Хазаров воспринял, как телепортацию — не больше и не меньше!.. Только что он был в квартире на улице Тенистой и вдруг обнаружил себя идущим по коридорам Телеканала! Оказывается, уже наступил следующий день.

— Где ты был, Ким? — подняла брови его жена Тамара Жилянская.

Это было началом их первой ссоры… Но уже через двадцать минут супруги целовались и даже закрыли на полчаса дверь в кабинет — на два оборота ключа.

Под фонарями промозгло блестел асфальт…

«Номер машины охранника, который увез дочек Хазарова пробьют через час… Если бы только машина «всплыла» где-нибудь ещё… Если бы только всплыла!»

Лев Тимофеевич неожиданно споткнулся на абсолютно ровном месте. И дело было не в препятствии на его пути, просто на проезжей части валялся… мокрый игрушечный медвежонок.

«А что если с дочками господина Х. случилось что-нибудь, исключая похищение?»

За те секунды, пока поток машин, сигналя, стоял на светофоре, следователь успел схватить игрушку с проезжей части и пулей вернуться на тротуар. Игрушечный мишка был изрядно мокр, хоть воду выжимай… Лев Тимофеевич потряс медведем и, завернув его в газету, сунул в портфель. Так, с косолапым, он и пошёл домой.

На его пути был круглосуточный магазин, Рогаткин стремительно вошёл в него и спортивным шагом направился в мясной отдел. Посмотрев на мясо пять секунд, Лев Тимофеевич нервно развернулся на 180 градусов и трусцой устремился к колбасе. От колбасы отойти было труднее, но следователь, зажмурившись, сумел отмахнуться и от этого соблазна, хотя чуть не потерял очки, когда разворачивался всем туловищем к овощам. Последний раз оглянувшись на свиные сардельки, он медленно отошёл к огурцам, помидорам и пензенской картошке. Нагрузив две авоськи отборных овощей, Лев Тимофеевич купил на сладкое фруктовый тортик и пешком побрёл домой.

Через полчаса, поставив картошку жариться на газ, он нарезал салат, разломил очищенный апельсин, налил себе водочки и достал огурчик, который плавал на дне банки… Выпив полную стопку водки, Лев Тимофеевич печально поглядел на бутылку и убрал её в холодильник.

— Что касается серийного убийцы-отравителя, то я его всё равно поймаю!.. — пообещал Лев Тимофеевич салату, хрустя огурцом. Сказал по привычке, никто его не спрашивал и ответа не ждал.

Дожидаясь ужина, Лев Тимофеевич анализировал факты по делу Калюновски-Хазаровых, размышлял, и выходило вот что:

Музейный работник и бывшая тёща телемагната Х., если её разозлить, кричала, как пилорама.

На кого?

На новую жену своего зятя Хазарова.

Причина крика?

Унизительное выселение бывшей тёщи из особняка на улице Пичугина.

Нестыковочка! У тёщи собственная трёхкомнатная квартира на улице Тенистой и выселение из особняка, совсем не значило для нервной бабуси — выселение на улицу.

Кто/что для Лили Юльевны Калюновски было самым дорогим (в порядке убывания)?

Дочь Ева, внучки, зять, работа…

Выяснить, кого/что ещё любила Лиля Калюновски, могла ли она покончить жизнь самоубийством, а также, где её стоматологическая карта?

В двух ближайших к Тенистой улице платных стоматологических поликлиниках карты Хюбшман-Калюновски не было. Поэтому необходимо было найти карту в самое ближайшее время, ведь по христианским обычаям Лилю Юльевну уже давно пора хоронить. На дворе было лето, и тело быстро разлагалось даже в холодильнике.

Лев Тимофеевич сидел на стуле и читал газету, затем что-то произошло — он чутко принюхался, огляделся и бросился к картошке, которая угрожающе скворчала на сковороде. Спасение картошки произошло в максимально короткий срок — примерно за 20 секунд. Лев Тимофеевич снова сел и случайно вытер пот со лба газетой.

Картошка остывала, являя миру румяные бока. Лев Тимофеевич демонстративно отвернулся, подождал ещё секунд сорок, потом махнул рукой и начал есть.

«Надо же, как ей фатально не повезло! Зачем же она решила принять ванну во время бури, буквально перед своим отъездом из дома Хазарова? — думал следователь, с аппетитом жуя. — Могла бы и у себя в квартире помыться, в конце концов! Нет, ну что за блажь, чёрт возьми, тебя гонят, а ты решаешь помыться напоследок?!»

Ночь.

Рогаткин морщился и зевал, глядя на медленно загружающийся компьютер. Он работал уже битый час — ныла шея, спина затекла, вдобавок он отсидел ногу.

«Ты свихнулся, сынок? — вчера спросила его во сне мамочка. — Когда ж ты женишься, Лёвушка, и снова начнёшь есть мясо и сосиски?»

«Я почти нашел себе невесту!» — во сне возразил он маме.

У Льва Тимофеевича, надо вам сказать, со слабым полом была явная несуразица во взаимоотношениях. Женщины майора Рогаткина не интересовали вообще… Дамы — да, а женщины — нет. Он любил стройных дам постарше себя, с выдающимся бюстом, а все, кто так или иначе обращали свой взор на майора межрайонной прокуратуры Рогаткина, таковыми не являлись по определению.

Лев Тимофеевич, подумав, снова достал из морозильника запотевшую бутылку водки «Кристалл», поразмыслил с минуту, и положил её обратно в морозильник. Пора было спать.

Утром Лев Тимофеевич, как всегда, торопился в прокуратуру. Мимо шли люди, они обгоняли его, толкали, наступали на пятки. Рогаткин остановился у обувного магазина и волна нежности накрыла его с головой — он неожиданно вспомнил, как мама покупала ему ботинки!.. Как они вместе ходили, долго мерили, и ботинки потом служили ему верой и правдой много лет. Последние же три года покупка зимних и летних ботинок превратилась для Льва Тимофеевича в сущий кошмар, хотя зимние он начинал выбирать с лета, летние — с зимы, но ни к чему хорошему это не приводило, хоть расшибись… Только и исключительно — к плохому. Но сегодня, в этот час и минуту, ему было не до ботинок.

Час спустя.

За окном межрайонной прокуратуры цвела белая душистая акация. В кабинете зам. прокурора висел большой портрет Робеспьера.

— Я прочитал ваш отчёт, Лев Тимофеевич, и вот что решил, — полковник Чашкин выдержал долгую паузу. — Завтра же закрывайте это дело к едрене фене!.. Не мне вас учить, Лев Тимофеевич, вот заключение экспертизы: «Кусок льда, состоящий из замёрзших фекалий, с пролетающего мимо пассажирского самолета, пробил стеклянную крышу дома и упал в ванную, вызвав смерть жертвы», и так далее, в том же духе! — выдохнул ещё сигаретного дыму в сторону Рогаткина зам. прокурора. — Состава преступления, как видите, не было. Кстати, откуда взялся этот здоровенный кусок льда? Разве фекалии замерзают?..

— На десятикилометровой высоте? Однозначно замерзают! — буркнул Лев Тимофеевич.

— Ладно-ладно, про фекалии теперь всё ясно, — перебил зам. прокурора. — И ещё, пока не забыл, ведь Ким Хазаров опознал тёщу?

— Да.

— Закрывай! — полковник Чашкин сердито кашлянул и закрыл папку с делом.

— Помните дело Сусликовской, Всеволод Иванович? — Рогаткин кивнул на сейф в углу кабинета. — Тоже долго не могли найти стоматологическую карту, а потом оказалось, что к убийству причастен стоматолог.

Зам. прокурора поиграл желваками и встал.

— Значит так, повторяю, дело Хюбшман-Калюновски необходимо закрыть не позднее завтрашнего дня! Кстати, вы в курсе, что мы поставили прослушку в квартире Хюбшман-Калюновски на улице Тенистой?..

Лев Тимофеевич растерянно кивнул.

— Вчера был зарегистрирован один весьма любопытный звонок, — зам. прокурора невесело улыбнулся. — Звонок, которого не может быть, я бы сказал.

— Откуда? — у Рогаткина вытянулось лицо.

— С улицы.

— А кто звонил, Всеволод Иваныч?

— Она, — зам. прокурора Чашкин брезгливо покосился на папку с делом.

— Неужели тёща Хазарова? — наконец осторожно спросил Лев Тимофеевич. — Вы имеете в виду тёщу Хазарова, я правильно понял?..

— Представьте, — Чашкин снова открыл папку с делом и тяжело вздохнул. — Я звонил сегодня в морг, справлялся — труп на месте, никуда не делся, звонить не выходил и по делам не отпрашивался.

— Не выходил? — задумчиво переспросил Рогаткин. — Это точно, Всеволод Иванович?

— Там задвижка на холодильной камере, — Чашкин поискал глазами очки. — Итак, экспертное заключение о несчастном случае написано по форме, печать на месте, протокол с подписью Хазарова об опознании прилагается… Закрывай это дело, Лев Тимофеевич, от греха подальше, — покосившись на звонящий телефон, повторил зам. прокурора. — Искать привидения не дело прокуратуры!

— Не дело, — согласился Рогаткин, вставая.

— Что-о-о?.. Нашлись? Где? — воскликнул зам. прокурора и махнул Льву Тимофеевичу рукой. — Сядь, дочки Хазарова нашлись!

— Они живы? — У Рогаткина вытянулось лицо.

— Дети и нянька живы, лежат в больнице в Наро-Фоминске. Погиб только охранник, — зам. прокурора кинул трубку. — Сегодня же допроси эту чёртову няньку, Лев Тимофеевич! Что же она молчала больше недели, а?.. Надо звонить Хазарову.

— За Наро-Фоминском, у деревни Хрустали? — с хрустом зевнул дежурный линейного ОВД станции Шишкин лес. — А когда это было?..

— Седьмого июня вечером, — оглянулся на календарь с Аллой Борисовной Лев Тимофеевич.

— Столкновение двух машин на переезде?.. Так мы по той аварии отчет оправили ещё неделю назад, — дежурный выразительно посмотрел на дверь в конце коридора.

Было уже почти семь вечера, Лев Тимофеевич постучался, дождался ответа и зашёл внутрь.

— Уже поздно и в больницу вас вряд ли пустят, — выслушал Рогаткина начальник линейного ОВД майор Дуля. — Режим, знаете ли.

— Ваш звонок и меня пустят, Константин Иванович, — развёл руками Лев Тимофеевич. — Мне всего пару вопросов надо задать няне девочек. Их бабушка трагически погибла в ту же ночь, когда они попали в аварию…

— Ну, хорошо, — майор Дуля покосился в окно на пыльный УАЗик. — Но имейте в виду, эта самая нянька сильно прикусила язык, когда машина перевернулась. Я разговаривал с ней, но ни бельмеса не понял!

Четыре серых кирпичных здания у городского парка напоминал все районные больницы, где он когда-либо был, и Лев Тимофеевич безошибочно нашёл травматологическое отделение.

— Гражданин с седым лицом, а ноги кто вытирать будет? Александр Сергеевич Пушкин? — На Рогаткина сурово глядела дама с внушительным бюстом.

Прочитав на кармашке халата вышитые красными нитками буквы — «сестра-хозяйка Коновалова», Лев Тимофеевич достал удостоверение и послушно вытер ноги о тряпку у дверей.

— Марина Резванова лежит в третьей палате у окна, — возвращая удостоверение, улыбнулась золотыми зубами сестра-хозяйка.

В третьей палате лежали четыре женщины. Лев Тимофеевич постучался и представился.

— Здравствуйте, это я — Марина, — шепеляво выговорила худенькая женщина с забинтованным лицом. — Вы следователь?.. А я тут места себе не нахожу!

Рогаткин ожидал увидеть бодрую гувернантку в годах, но на него сквозь марлевую повязку на лице смотрела юная девушка. Гипс на ноге не позволял няне Марине встать, но руки были в целости, и она ими активно жестикулировала.

— Марина, объясните, почему вы уехали в тот день вместе с детьми? — Лев Тимофеевич присел на стул возле кровати. — Насколько мне известно, Ким Магомедович не разрешал вам покидать дом до его возвращения!

— Может быть, лучше я напишу? — прошепелявила няня. — Вы меня понимаете?

— Я вас очень хорошо понимаю, — улыбнулся Лев Тимофеевич.

— За день до нашего отъезда на дачу мне позвонила Лиля и предупредила, что в её квартиру кто-то влез…

— Значит, Лиля Юльевна позвонила вам шестого июня? — перебил Рогаткин.

— Да, — закивала Марина. — А седьмого июня она приехала и сказала, что девочек нужно отвезти на дачу.

— Подождите, ведь у Хазарова дачи в Бору и в Чигасово, а больше, насколько я знаю, у него дач нет! На чью же дачу вас попросила отвезти своих внучек Лиля Юльевна? И почему вдруг такая спешка?.. — Лев Тимофеевич извинился и включил диктофон.

— Ой, — пробормотала Марина.

— Что? — Рогаткин оглядел двух лежащих в палате загипсованных до подбородка женщин и пожал плечами. Третья только что вошла, опираясь на костыль и ехидно прищурившись, смотрела на следователя.

— Ой! — повторила Марина и снова растерянно замолчала.

— Что?!

— А я не помню, — тихо прошепелявила Марина. — То есть… я, кажется, забыла!

— Марина, а давайте вы мне всё расскажете по порядку, — предложил Лев Тимофеевич. — И мы попробуем вместе вспомнить всё, что произошло?..

— Давайте, — неуверенно кивнула Марина.

— Итак, почему вы повезли девочек из комфортабельного дома на какую-то неизвестную дачу под Наро-Фоминск?..

Марина задумалась.

— Понимаете, с утра был славный денек. Ким Магомедович с новой женой уехали, и я осталась с детьми одна…

— Одна?

— Ну, был ещё охранник Ахат.

— Охранник жил дома?

— Да, дядя Ахат — дальний родственник Кима Магомедовича. А ближе к обеду приехала Лиля Юльевна и сказала, что девочек нужно спрятать… А до этого, ну, днем раньше, она позвонила и попросила позвать к телефону Хазарова, но он уже лёг спать, и я не решилась к нему идти, ну, она мне и сказала по телефону, что в её квартире кто-то есть, и что она боится. Я, к сожалению, не всё помню, извините. Ну, она сказала, а я… Ну как я могла ей помочь? Кажется, я посоветовала ей вызвать милицию… Не знаю, вызвала она или нет, но больше Лиля Юльевна не звонила, а на следующий день она приехала и спросила, уехал ли Ким Магомедович? Я сказала, что уехал, и Лиля тогда сказала, что девочкам угрожает опасность и их срочно нужно увезти из дома.

— И вы ей поверили и даже не позвонили отцу девочек? — Рогаткин вытер вспотевший лоб. — А что охранник?..

— Понимаете, Ким Магомедович всегда прислушивался к Лиле Юльевне. Он с ней в хороших родственных отношениях, — не очень уверенно произнесла Марина.

— А мне сказали, что после его женитьбы участились скандалы, — удивился Лев Тимофеевич.

— Нет, что вы, отношение Хазарова к тёще не изменилось, — торопливо прошепелявила Марина. — Хотя с новой женой Хазарова у Лили были стычки, не буду отрицать.

— Значит, вы прислушались к её словам и решили увезти девочек? Но куда увезти?.. И какая конкретно опасность им угрожала, вспомните, пожалуйста, Марина, — попросил следователь. — Ваша версия, в конце концов?..

— Какая опасность, я уже не помню, — обхватив забинтованную голову руками, пожаловалась Марина. — Это третья семья, в которой я работаю, и поверьте, богатые люди всё время чего-то боятся…

— Неужели? — снова пришёл черед удивляться Льву Тимофеевичу. — Вот я, к примеру, боюсь только тринадцатого числа и полнолуния.

— Знаете, абсолютно у всех богатых людей страшный мандраж за собственную жизнь, — вздохнула Марина.

— А основания? — фыркнул Лев Тимофеевич.

— Разные, — отрезала Марина. — Я думаю, что много оснований. Понимаете, мне незачем вникать в их страхи, я всего лишь нянька!

— Хорошо, но куда вы всё-таки повезли детей?

Марина покачала головой.

— Спросите у Ахата, он же вёл машину, а до этого говорил с Лилей Юльевной. Спросите у неё, в конце концов! — Марина возмущённо взглянула на следователя. — Что вы на меня так смотрите? Я всего лишь исполнитель, неужели не ясно?..

— Ахата нет, Лили Юльевны тоже, — буднично сообщил Лев Тимофеевич. — Вы только не волнуйтесь, Марина.

— А где они? — Марина растерянно улыбнулась.

Лев Тимофеевич выразительно взглянул на потолок.

— В хирургии? — догадалась Марина.

— Выше, — покачал головой Рогаткин.

— Выше? — Марина неожиданно перестала улыбаться. — То есть, вы хотите сказать, что их нет в живых?..

— Марина, может быть, вы вспомните что-нибудь ещё?.. — через несколько минут спросил Лев Тимофеевич, глядя, как Марина плачет.

— А Ким Магомедович? — вдруг забеспокоилась Марина. — Он знает?.. Ему уже сообщили, что с девочками всё в порядке?

— Да, я думаю, что уже сообщили, — буркнул Лев Тимофеевич.

— К сожалению, я больше ничего не знаю, — всхлипнула Марина. — Мне очень жаль, значит, Лиля была права… Значит, не зря она боялась, — Марина вытерла слёзы. — Ой, больше я ничего не знаю, поверьте…

— Вы давно работаете у Хазарова? — напоследок спросил Лев Тимофеевич.

— Полтора года, а до меня работала какая-то Раечка. Скажите, а что случилось с Лилей? Что?.. — Марина передёрнулась. — Её нашли в ванной? Не может быть, Идиотизм какой-то…

— Что вы имеете в виду? — уточнил Рогаткин.

— Понимаете, Лиля Юльевна никогда не оставалась в доме зятя на ночь, она всегда возвращалась в свою квартиру, — Марина поправила повязку. — Я постоянно вызывала ей такси.

— Но почему?

— Я думаю, у неё там что-то хранилось, — Марина пожала плечами. — Ким Магомедович даже подшучивал над ней по этому поводу.

— Что ценного могло храниться в квартире Лили Юльевны, вы, конечно, не знаете? — уныло констатировал Лев Тимофеевич.

Марина кивнула.

— Вам легко работалось у Хазарова, Марин? — Рогаткин задал этот вопрос интуитивно.

— Радости было мало, — Марина тяжело вздохнула.

— А в чем проблема?

— Понимаете, я работала в нескольких семьях, — Марина взглянула на следователя затравленными глазами. — И в каждой, поверьте, было что-то невыносимое.

— Что вас особенно смущало? — осторожно спросил Лев Тимофеевич.

— Понимаете, Хазаров, пожалуй, самый богатый из всех, у кого я нянчила детей, — Марина помолчала, говорить ей было трудно. — Я не знаю, как это точнее объяснить, но в доме, была гнетущая обстановка, ведь у девочек недавно умерла мать.

— Скажите, Марина, а как вы справлялись с тремя девочками — мал мала меньше? Знаете, я бы не смог, — признался Лев Тимофеевич.

— Я из многодетной семьи и привыкла к детишкам, — улыбнулась Марина. — А убирала и стирала приходящая прислуга… Скажите, а Лилю убили? — вывел Льва Тимофеевича из раздумий голос Марины.

— Скорее всего, это был несчастный случай, — Лев Тимофеевич убрал в карман диктофон и поднялся.

— Знаете, а я почему-то не верю в несчастные случаи, — Марина со значением посмотрела на свою загипсованную ногу. — По-моему, всё предопределено!

— Спасибо, Марина, выздоравливайте, — попрощался Рогаткин и, не вступая в дискуссию о фатальности всего происходящего, спустился по лестнице на улицу, где сразу же закурил. На душе было тягостно.

— Эй, следователь, — услышал он сверху. — Стой на месте!

— Стою, — Рогаткин нашёл в окне стриженную женскую голову и замер.

— Маринка вспомнила, что они ехали к женщине, с которой жил Ахат, кажется, на дачу в Грибаново, — быстро сказала голова. — Ферштейн?..

— Ферштейн, а что за женщина? Какое у неё имя хотя бы?.. — спросил Рогаткин.

— Маринка не помнит! Спроси у Хазарова, говорит, вот! — голова высунула длинный язык и подразнила следователя.

— Всё, да? — постояв ещё под окнами, вымученно улыбнулся Лев Тимофеевич. — Спасибо передайте Марине!

— Уже передали, — махнула ему костылём стриженная. — Бывай, седой!..

Добираться до Москвы пришлось на попутках. В свою квартиру следователь межрайонной прокуратуры попал заполночь и, не умываясь, лег спать. Попил воды из-под крана, разделся кое-как, рухнул на кровать и заснул, как убитый, не подозревая, что соседи через стену всю ночь будут ругаться и бить посуду.

В коридорах Телеканала витали разговоры. Разные. Их проще назвать сплетнями.

— Девочки нашлись?..

— Да, попали в аварию вместе с няней, а водитель, говорят, погиб.

— Тёща Хазарова выглядела лет на сорок… Эффектная была женщина, помните репортаж о ней на ТВЦ?..

— Вы что?! С её-то носом, она была далеко не красавица… Далеко! Я однажды испугался, пока в лифте с нею ехал.

— Вот и именно, что была!.. Несчастная баба, точнее, бабы — Лиля с Евою.

— Недавно хоронили Еву, теперь хороним её мать!

— Не будем о грустном, поговорим о весёлом!..

— О чем весёлом? Только свадьбу сыграли, а уже похороны…

— Да, девочки же нашлись!

Ирина в разговорах на тему «Хазаров, его умершие жена, тёща и попугай» участия не принимала. Ей уже подряд которую ночь снился горбун из замка Калю. Вдобавок, сегодня у телецентра её чуть не сбил абсолютно посторонний горбун, когда Ирина вышла из микроавтобуса, то едва успела отскочить от внедорожника, мчавшегося прямо на неё. Из джипа, как чёрт из коробки, выпрыгнул горбатый субъект и со скоростью кометы, промчался мимо охраны в телецентр. У него никто даже не проверил документов.

— Какое-то исчадье ада! — ругнулся водитель микроавтобуса, наблюдавший всю эту картину.

— А кто это? — Ирина подняла с асфальта сумку и начала её отряхивать.

— Пёс его знает, — водитель закурил, руки у него дрожали. — Где-то я его видел уже, Ир… Ты заметила, у него очки разные? Одно стекло красное, другое зелёное. Дурь какая-то…Первый раз вижу такого клоуна.

«Это уж точно», — подумала Ирина, заходя следом за горбуном в телецентр.

Кофе и сигареты — начало дня…

По лестнице к лифту поднимался совладелец Телеканала Хазаров с молодой супругой, они оживлённо беседовали. Ирина и Лера увидели их сквозь стеклянную стену кафе второго этажа.

— Как считаешь, Лер, они счастливы? — Ирина покосилась на соседний столик в углу, за которым сидели два шоумена с ТНТ. Один откровенно пялился на Ирину, другой, с розовыми волосами, безуспешно строил глазки Лере.

— Не думаю, — Лера поманила пальцем того, другого. — Вань, принеси нам салат из крабов и две вилки.

Шоумен откинул розовую чёлку со лба, томно вздохнул, и потопал в сторону буфета.

— Почему, Лер?

— Дом разрушен, бывшую тёщу надо хоронить, и разговоры, разговоры!.. Все только про Хазарова и его семью треплются, а Ким не публичный человек. Спасибо, юноша! — поблагодарила Лера и ткнула вилкой в красную клешню. — Вот панцири бывают, а?.. Такой бы Хазарову сейчас!

Ирина посмотрела на салат и поняла, что ей кусок не лезет в горло.

— Мне кажется, Хазарову всё равно, что про него говорят! — как можно равнодушнее произнесла она.

— Да?! — Лера повернулась к ней с набитым ртом. — Значит, вы тоже купились на его подчеркнутое спокойствие? Поверьте, Ирина, для Хазарова любая излишняя публичность досадна, — заметила Лера, прожевав. — И потом, люди женятся, чтобы жить вместе, а они с женой сразу же после свадьбы разъехались. Жилянская, между прочим, до сих пор живёт с папой. Видела я его сегодня, очень-очень старый папа и дочка вся в него! Оба словно пеплом присыпаны… Я вообще не понимаю, зачем она осталась здесь работать? — Лера с отвращением посмотрела на остатки салата. — Пойдёмте отсюда, Ирина?

Рыжая чёлка спереди и длинный рубиновый хвост сзади — вот такая она, Лера. Мужская половина посетителей кафе, как по команде посмотрела вслед Лере Веселовой — ассистенту режиссера шоу «Ультиматум».

Ирина ещё не знала, что вечером после записи шоу, Хазаров пригласит её с детьми к себе на дачу.

Ким Магомедович как раз въезжал в туннель, когда зазвонил телефон.

— Любовница моего дяди?.. Откуда у вас такие сведения, я могу узнать? — оглянувшись на жену, переспросил Хазаров. — Хорошо, я вам продиктую адрес, но сначала позвоните ей, хорошо? Её зовут Рая. Раечка Гулян. Что?.. Нет, я не знаю, что Лиля хранила у себя… Возможно, обычные ценности, которые накопила за жизнь — деньги и какие-то украшения. Кстати, когда мы сможем похоронить её?.. Спасибо, я всё понял.

— Кто звонил? — улыбнулась Тамара, положив руку на колено Хазарова.

— Следователь Рогаткин, — Хазаров обнял супругу.

— Боже мой, как же они надоели! — глаза Тамары потемнели. — Ким, тебе не кажется странным всё то, что произошло с твоим домом, детьми и твоей тёщей?..

— А что мне должно казаться, моя блондинка? — пытливо взглянул на супругу Хазаров.

— Нас подставили какие-то свиньи! — убеждённо выдохнула Жилянская. — И я не блондинка!..

— А кто ты? — поднял брови Хазаров.

— Я — пепельная блондинка! — не меняя выражения лица, отрезала Тамара Жилянская. — Неужели не видно?

Хазаров чмокнул жену в смуглую щёку.

— Через месяц мы уедем из Москвы, моя пепельная блондинка, и отдохнем наконец, хорошо? — выезжая из туннеля, пообещал он.

— Отдыхать? — лицо Тамары Жилянской внезапно свела безобразная судорога. — Мало нам смерти твоей тёщи, так теперь ещё и твой охранник с оторванной после аварии головой.

В машине повисла густая тишина.

— Похороним их в один день, — хмуро пробормотал Хазаров.

— Скажи, ты меня любишь? — глядя на мужа прозрачными голубыми глазами, внезапно спросила Тамара.

— Мне с тобой хорошо, — ответил Ким Магомедович, перестраиваясь в левый ряд. — Я обещаю, что неприятности пройдут, моя самая пепельная из всех пепельных! — добавил Хазаров, лучезарно улыбнувшись жене.

— Поспите, Лев Тимофеевич, всё равно в пробке стоим, — зевнул водитель, оглянувшись на просматривающего документы следователя. — И потом до Грибакина путь неблизкий…

— До Грибаново, Михалыч, — поправил водителя Лев Тимофеевич и сложил документы в портфель. — У тебя карта-то есть?..

Михалыч кивнул и полез в бардачок за картой, а Лев Тимофеевич смежил веки и клубочком свернулся на заднем сиденье, но ему не спалось. Мешали мысли и длинные ноги.

Прослушка, которую оперативники поставили на всякий случай в квартире на улице Тенистой, ничего по большому счёту не прояснила. Лев Тимофеевич трижды слушал телефонный разговор, состоявшийся на шестой день после того как изуродованное тело тёщи Хазарова было помещено в холодильник Кунцевского морга с биркой на ноге. Слышимость записанного разговора оставляла желать лучшего, поэтому понять суть беседы зятя с его умершей бывшей тёщей из-за помех почти не представлялось возможным.

В числе прочих, голос Лили Юльевны дали прослушать двум дамам, которые с ней дружили много лет, и обе её голос не признали.

— Это не Лилькин голос, клянусь Николаем Угодником! — эмоциональным басом воскликнула Лидия Францевна Клушина она.

Пани Ядвига Ворожцова, проработавшая с Лилей Юльевной в Русском национальном музее не один десяток лет, была более осмотрительна в оценках, но тоже голос не признала.

— Понимаете, Лилька пришёптывала — вот так!.. — и пани Ядвига, как заправский лицедей, произнесла55 несколько фраз голосом покойной подруги.

Лев Тимофеевич обескуражено помялся и задал следующий вопрос.

— Уважаемые дамы, что ценного могла хранить у себя в квартире Лиля Юльевна и почему она всегда ночевала только у себя дома?..

— А ведь точно, Лидия Францевна! — дамы переглянулись, чтобы затем хором сказать: — Нет, не знаем!..

Именно тогда Лев Тимофеевич ещё раз попросил их опознать тело Лили Юльевны в Кунцевском морге. Лидия Францевна Клушина сразу же отказалась, сославшись на нервы и сломанную ногу, зато Ядвига Ворожцова после долгих словесных «книксенов» со стороны Льва Тимофеевича, неохотно согласилась, но на опознание так и не приехала ввиду незапланированного скачка артериального давления произошедшего в ночь перед опознанием.

Лев Тимофеевич открыл глаза и огляделся — пробка на Садовом кольце продолжала иметь место, и он снова попытался заснуть, натянув на голову пиджак.

Ким Магомедович Хазаров, которому осторожно задали вопросы по поводу его разговора с умершей тёщей, ничуть этому не удивился, показав, на взгляд майора Рогаткина, поистине нечеловеческое самообладание. Хазаров, не скрывая истинного положения вещей, сослался на известного среди московской богемы медиума Нелидова, который за приличные деньги брался угадать, умер пропавший родственник или просто где-то шляется. Ким тактично пояснил следователю, что всего лишь хотел выяснить любой ценой, где его девочки, его три дочки — Сати, Тамила и Резеда. Именно поэтому он беспрекословно выслушал все советы медиума и сразу же после сеанса пошёл на квартиру бывшей тёщи, чем крайне озадачил следователя… Слушать какие бы ни было рекомендации медиума, на взгляд Льва Тимофеевича, было не очень умно. Вот сны — совсем другое дело, был убеждён Лев Тимофеевич.

Хазаров в свою очередь подтвердил, что говорил с умершей тёщей, не всё понял, что она хотела ему сказать с того света, но многое она ему всё-таки прояснила, и Лев Тимофеевич, скрепя сердце, вынужден был согласиться с этими доводами.

Медиум же Нелидов, к которому в тот же день приехал Лев Тимофеевич и задал ему свои резонные вопросы, дождавшись окончания приёма, сослался на свои тесные связи с потусторонним миром, а также с миром параллельным (и не одним!). И этим, на взгляд Льва Тимофеевича, окончательно запутал следствие и пал в его глазах, о чём Рогаткин в возмущённой форме тотчас сообщил медиуму. Попикировавшись словами и междометиями следователь и медиум расстались крайне недовольные друг другом.

Но это были лишь цветочки — ягодки обнаружились, когда с этими сведениями майор Рогаткин переступил порог кабинета зам. прокурора Чашкина. Зам. прокурора в первую же минуту разговора гневно попенял, что из-за тупого упрямства Льва Тимофеевича они так и не успели закрыть дело Хюбшман-Калюновски пару дней назад, поэтому оставалось лишь рвать волосы на голове Рогаткина и пытаться свести воедино концы всех вновь открывшихся потусторонних обстоятельств.

— Ужас-ужас… Ну и как вы документально будете обосновывать сведения полученные от медиума-шарлатана? — саркастическим тоном заметил полковник Чашкин. — Эх, Лев Тимофеевич, Лев Тимофеевич… Вышестоящие инстанции, прочитав про Нелидова и его параллельные миры, подумают, что вы сошли с ума, и я с вами за компанию!.. Нет, Рогаткин, придется вас наказать! Вот только как?.. А ну-ка, чего вы боитесь, Лев Тимофеевич?

Лев Тимофеевич молчал, как партизан и на вопросы о наказании не вёлся, а вечером, переступив через собственные научно-прикладные убеждения, снова поехал к медиуму. Нелидов нисколько не удивился, увидев следователя, и на вопрос: «Скажите, могла ли мёртвая тёща Хазарова, которую Лев Тимофеевич сам лицезрел в морге, звонить и говорить со своим зятем?», медиум Нелидов уверенно изрёк:

— Пока не прошло сорок дней с момента смерти — могла.

— А после этого срока? — побледнел Лев Тимофеевич. — Может умершая тёща говорить или нет?..

— Легко! Только вероятность уменьшается ровно наполовину, — и медиум Нелидов впал в транс, а Лев Тимофеевич был изгнан из голубой приемной медиума..

— Не мешайте людям работать, мужчина!.. Вы что, тупой?.. — не меньше десяти раз сказала секретарша, как ни пытался её приструнить Рогаткин.

— Лев Тимофеевич, не спи замерзнешь!.. Грибаново! — сквозь сон услышал следователь. — Приехали, дом номер двадцать шесть, Лев Тимофеевич, а Лев Тимофеевич?..

Рогаткин вздрогнул, проснулся и ему показалось, что он в раю… Вокруг машины летали бабочки, на берёзе сидела невзрачная птичка и распевалась во всё горлышко, а за высоким штакетником виднелся солидный дом с верандой и резным крыльцом. Лев Тимофеевич пошевелил ноздрями, вдохнул, выдохнул и уловил упоительный аромат укропа!..

«Может быть, эта неизвестная мне Раечка прольёт хоть бы какой-то свет на довольно странные подробности бегства няни и трёх дочек Хазарова из особняка на улице Пичугина, а?.. И очень занятно что за любовница у дяди Хазарова?.. Слово любовница очень неоднозначное и привлекательное. Любовница, любовница, любовница…» — открывая калитку, мысленно повторял Лев Тимофеевич. На тропинке валялся венский сломанный стул, следователь обошёл его и поднялся по скрипучим ступенькам крыльца. Увидев большой висячий замок, покрытый лопухом, Рогаткин потрогал его и прислушался.

— Вы не меня случайно ищете?.. — у калитки со стороны улицы стояла невысокая полноватая женщина в клетчатых шортах и белой мятой футболке. Сзади её маячил водитель Михалыч.

— Если вы Раечка, то вас! — обрадовался Лев Тимофеевич. — Я расследую дело о смерти вашей бывшей работодательницы. Меня зовут Лев Рогаткин, здравствуйте!

— Мой бывший работодатель Ким Хазаров, и он жив, — женщина закрыла калитку и неспешно подошла к крыльцу. — А у вас документы есть?.. Какая у вас смешная фамилия — Рогаткин… Да, я действительно Рая, — возвращая удостоверение, подтвердила она. — Эту дачу Ахат купил для нас, и это он приучил меня не доверять незнакомым людям. Извините, у нас тут дома далеко друг от друга, так что помощь звать бесполезно.

— Всё правильно, — Лев Тимофеевич кивнул. — Я сам такой.

— Правда? — Раечка Гулян вздохнула и обвела глазами дом. — Мы жили здесь почти два года. Знаете, тут раньше генерал жил… Жил, жил и повесился, потому и продавали эту дачу за полцены. Выходит, зря мы польстились на дешевизну, — Раечка всхлипнула. — Я сразу почувствовала, что случилась беда, когда они не приехали. Я звонила, а никто не отвечал — ни Лиля, ни Ахат, ни их новая нянька… У них там на автоответчике музыка Уэббера… Тоскливая такая!

— Вы разбираетесь в музыке? — искренне удивился Лев Тимофеевич.

— А вы думаете, я всю жизнь в няньках? — вопросом на вопрос ответила женщина. — Нет, я консерваторию когда-то окончила по классу фортепьяно, да вот только не заладилось с музыкой, — и она махнула рукой, не договорив. — Входите.

В доме было темно, Раечка подошла к окну и открыла его. Комната сразу высветилась. Уютная, с дачным минимумом мебели обстановка, старые обои… и разобранный наполовину пол.

— Пахнет мышами, — пробормотал Лев Тимофеевич, заглядывая в чёрную дыру подпола. — Вы здесь и зимой живете?..

— Да, и зимой тоже… Внутри не очень, да? Всё старенькое осталось от прежних хозяев, мы не стали ничего выкидывать, — улыбнулась Раиса. — Вы садитесь, я вам сейчас холодного чайку принесу.

И Раиса, перепрыгнув через груду досок, выскользнула в другую дверь.

— Идите сюда, — услышал через пару минут следователь. — Только смотрите под ноги…

Лев Тимофеевич споткнулся о короб с гвоздями, перешагнул доски, и оказался на залитой солнцем светлой кухне. Над обеденным столом висело фото в самодельной рамочке — смеющаяся Раечка и пожилой усатый мужчина с седыми пушистыми бровями.

— Это мой Ахат, — Раиса кивнула на портрет, и поставила перед Рогаткиным кувшин холодного чая и темный зеленоватого стекла стакан. — Чай с чабрецом. Пейте, пожалуйста.

— Спасибо, Раечка, — Лев Тимофеевич смутился. — У меня несколько вопросов к вам. Можно я их всё-таки задам?..

— Задавайте, раз приехали, — Раечка положила перед собой натруженные руки работящей женщины и вздохнула. — Я много повидала беды, но то, что стану вдовой… Нет, это уже слишком!

— Раечка, скажите, почему, хотя вы уже не работали на Хазарова, детей решили везти именно к вам? — Лев Тимофеевич вытащил диктофон и включил его.

— Дело в том, что после смерти Евы Ахат по просьбе Хазарова однажды их уже привозил сюда, — Раечка покосилась на диктофон. — Девочки горевали, и Киму Магомедовичу нужно было их как-то отвлечь. В тот раз Лиля тоже здесь была с детьми, девочки же ещё совсем маленькие.

— Скажите, а что вам сказала Лиля? Почему она попросила приютить девочек в этот раз?

— Она мне позвонила утром, сказала, что приболела, и попросила взять девчонок на дачу. Я ещё удивилась…

— Чему? — быстро спросил Рогаткин.

— Ну, у девчонок же новая нянька Марина, и потом у них в Бору условия лучше, чем здесь. Но я сказала, пусть приезжают, — Раечка вздохнула и спрятала руки под стол. — Ещё Лиля сказала, что дала Ахату денег купить девочкам всё необходимое. Там и вознаграждение для нас — за наш труд.

— Сколько она дала?

— Кажется три тысячи.

— Рублей? — уточнил Рогаткин.

— Ну, что вы, долларов конечно, — пробормотала Раечка. — У этих девочек совсем другой уровень жизни, они пьют и едят совсем не те продукты, что позволяем себе мы.

Лев Тимофеевич задумчиво кивнул.

— Она что-нибудь говорила про угрозу жизни детей? — осторожно спросил он.

Раечка покачала головой.

— Нет, насколько я помню, Лиля сказала, что в доме после отъезда Кима Магомедовича беспорядок, и что сама она приболела.

— И вас это удивило? — Лев Тимофеевич взглянул в глаза своей собеседницы, та взгляда не отвела.

— Ну, да, в общем-то, но для меня девочки не чужие, я же была их няней, — Раечка озабоченно вздохнула. — И потом, ну не принято у нас задавать слишком много вопросов, понимаете?.. Ахат, к тому же родной дядя Кима Магомедовича. Дальняя родня, очень дальняя, но, тем не менее, родня, и мне даже в голову не приходило отказать, и дело не в заработке! Даже если бы Лиля не предложила никаких денег, я бы всё равно приняла девочек. Просто Лиля знала, что у нас нет таких средств, чтобы заботиться о них на том уровне, к какому они привыкли.

— А няня Марина утверждает, что Лиля Юльевна просила её спрятать девочек у вас.

— Спрятать? — насмешливо переспросила Раечка. — Ну, в таком случае, меня об этом не предупредили.

— А раньше такое бывало?

Раечка молча рассматривала свои руки.

— Я не припоминаю такого, — наконец устало пробормотала она.

— Может быть, Лиля Юльевна просто не успела вам сказать об опасности? Или решила, что это не телефонный разговор?

— Всё может быть, — задумчиво обронила Раечка. — И я бы, наверное, не удивилась, но ничего такого, повторяю, в этот раз она мне не говорила.

Лев Тимофеевич попытался улыбнуться. «Выдави улыбку, Лёва», — приказал он себе.

— Раечка, заранее простите, но мне придется задать вам один не очень приятный вопрос.

— Всего один? Ну, задавайте, я переживу, — кивнула Раечка.

— Вы их ждали?

— Их приезда? Да, конечно.

— А они не приехали? — Рогаткин не сводил глаз с Гулян. — Почему же, в таком случае, вы никак не отреагировали на это?..

Раечка уныло посмотрела на стену с отставшими обоями позади следователя.

— Я же сказала вам, что звонила им всю ночь и утро, но мне никто не отвечал! Проверьте автоответчик Хазарова…

— Ну, а утром разве вы не видели по телевизору — в новостях, обрушившийся дом Хазарова? — Лев Тимофеевич залпом выпил стакан предложенного чая и покосился на кувшин.

— Господи, да после бури у нас в Грибаново больше недели не было света! — Раечка кивнула на лампочку над столом. — Я даже телефон зарядить не могла, не то, что телевизор смотреть.

У Льва Тимофеевича вытянулось лицо, он встал и протянул руку к выключателю. Электричества действительно не было…

— Но, следуя элементарной логике, почему же вам не пришло в голову поехать в Москву и узнать, что случилось? — Лев Тимофеевич обескуражено почесал лоб и посмотрел на Раечку.

— Знаете, я думала, затаюсь, и беда обойдет меня стороной, но не вышло, как видите, — Раечка вытерла мгновенно выступившие слезы. — Два дня назад приехал сменщик Ахата и рассказал обо всём, что произошло… Я эту стеклянную крышу вообще не одобряла, хотя кто меня спрашивал? Кто я и кто они?.. Наверное, у Лили было какое-то предчувствие беды, вот она и пыталась отправить внучек ко мне. Другой причины я просто не вижу… — Раечка запнулась. — Знаете, есть ещё один момент, в общем, Лиля Юльевна никогда не принимала ванну.

— Вы хотите сказать, что она не мылась?.. — хмуро поинтересовался Лев Тимофеевич.

— Нет, что вы, просто Лиля Юльевна предпочитала душ, — Раечка показала на левую сторону груди. — У неё были слабые сосуды и сердце.

— Надо же, какой интересный факт… И всё-таки, Раечка, скажите, почему вы ушли с такой престижной работы? — напоследок спросил Рогаткин.

— С каких это пор работа няньки престижна? — пошарив рукой на подоконнике, Раечка нашла блистер с таблетками валидола и, выдавив одну, кинула её под язык.

— Но вам доверяли, за вас держались.

— Да, держались, но сколько можно работать? — вздохнула Раечка. — Не девочка уже, как вы успели заметить, и потом я же вышла замуж.

— Подождите, вы никому не говорили об этом? — вдруг догадался следователь. — Но почему?

— Нас не спрашивали, а мы и не говорили… Ну, кого, скажите, интересуют два немолодых персонажа из обслуги? Хотя мы ничего не скрывали, — неуверенно улыбнулась Раечка. — Нет, Хазарову я скажу как-нибудь… Вот вы спросили насчёт работы, так у Кима Магомедовича совсем непросто было работать, поверьте. Да и жить на этой закрытой улице было совсем не мёд… Как под колпаком, если честно, — Раечка поёжилась. — Понимаете, чувство опасности временами просто висело в воздухе, как топор.

— Скажите, а были какие-то конкретные угрозы в адрес семьи Хазарова?

— Нет-нет, скорее слухи, но такие неприятные, что невозможно было спать по ночам, — Раечка, закрыв лицо руками, надолго замолчала. — Давайте закончим на этом разговор? Я просто очень плохо себя чувствую уже который день. Мне ведь ещё мужа хоронить, и ещё как-то жить здесь, — Раечка уныло оглядела деревянные стены кухни. — У меня почти не осталось сил жить… И ещё, пожалуйста, попросите своего шофера слить мне литров пять бензина, у меня тут машинка старая с совершенно пустым бензобаком, — Раечка умоляюще сложила руки. — А без бензина я даже до бензоколонки доехать не могу!

— Давайте вашу канистру, Раечка, — вставая, кивнул Лев Тимофеевич. — Простите, а про душеприказчика Лили вы ничего не знаете?..

Раечка вытащила из-под раковины старую алюминиевую канистру и распахнула дверь на крыльцо.

— Первый раз слышу, но вообще-то на Лилю это очень похоже, было в ней что-то барское, — буркнула Раечка. — А где ваш водитель?

Рогаткин поискал глазами Михалыча и нашёл его на скамейке — под черёмухой. Михалыч уютно похрапывал, а вокруг порхали синие бабочки и зудели комары величиной с небольшую лошадь.

— Рая, а Лиля Юльевна что-нибудь рассказывала про своих родителей? — Лев Тимофеевич топнул ногой и заговорил громче, чтобы разбудить Михалыча.

— Она говорила, что всё её детство прошло в детдоме в Белоруссии, — Раечка протянула канистру проснувшемуся Михалычу. — Знаете, несчастная она была баба, хоть и в богатстве пожила, но на свете столько несчастных баб, так что Лиля, пожалуй, была вполне счастливая по сравнению с другими. И ещё, насколько я помню, Лиля всегда с людьми держала дистанцию и в душу свою никого не пускала.

— А Ева?..

— Знаете, я ждала этого вопроса, — Раечка внимательно наблюдала, как Михалыч сливает в канистру бензин. — Наверное, хотите знать, как Ева умерла?..

У Евы неожиданно поднялась температура, стали выпадать ногти и волосы, тело покрылось волдырями, затем отказали почки и сердце… Ева сгорела очень быстро! Где это видано, чтобы молодая красавица, море женского здоровья, только что родила третьего ребенка, и вдруг — вчера была здорова, а назавтра — не может встать?.. Для всех это был шок, врачи говорили, что-то с иммунной системой, какой-то сбой. Кровь перестала обновляться и всё.

Лев Тимофеевич задумчиво кивал, его худощавое лицо покрылось пятнами.

— Говорят, что новая жена Хазарова — сногсшибательная женщина? — откашлявшись, хрипло спросил он.

— Неужели, прямо с ног сшибает?.. — Раечка мрачно улыбнулась. — Большое спасибо за бензин, — принимая канистру из рук Михалыча, поблагодарила она.

— Давайте я донесу, — Лев Тимофеевич галантно отобрал канистру из Раечкиных рук. — И последний вопрос, может быть, знаете, что могла хранить у себя в квартире покойная Лиля Юльевна?..

— Да что угодно могла хранить — от оружия для самообороны до каких-нибудь ценностей, — Раечка забежала вперёд, чтобы открыть гараж. — У Лили после смерти дочери разительно изменился характер. Первое время она вздрагивала от любого заданного ей вопроса, и даже от звонка телефона… Да, кстати, у Лили хранилась не захороненная урна с чьим-то прахом.

— Урна с прахом?! — переспросил Лев Тимофеевич, ставя канистру рядом с похожим на жука миниатюрным «Опелем».

— Лиля сказала, что это «дарохранительница», но я-то могу отличить урну с прахом от дарохранительницы с мощами! — хмыкнула Раечка, и у Льва Тимофеевича от волнения перехватило дыхание.

Он вдруг почувствовал, что из темноты гаража Раечка наблюдает за ним и, сконфузившись, заторопился уйти.

— Не гони так, Михалыч, — дважды ударившись головой о крышу автомобиля, рассердился Лев Тимофеевич, когда Грибаново осталось позади.

— Понатыкали тут «лежачих полицейских», — проворчал Михалыч, выезжая на трассу. На лице его блуждала улыбка Шумахера…

Постояв на улице у офиса популярного среди телевизионных див психоаналитика в Безбожном переулке, Ирина прошла мимо, но потом всё-таки вернулась и вошла в инкрустированную медью дверь.

— Вы записывались? — спросил Ирину мужчина-секретарь с манерами ворчливой старой барышни.

Ирина кивнула и через несколько минут её пригласили в большую комнату с диваном и искусственными цветами в напольных керамических вазах. У окна стояла длинноносая женщина в чопорном офисном костюме в полоску.

— Анжела, психоаналитик, — представилась она. — Присаживайтесь, Ирина.

— Спасибо, — Ирина опустилась на мягкий, как дождливое облако, диван.

— Вы телеведущая? А я телевизор не смотрю уже лет десять, — Анжела мечтательно улыбнулась, разглядывая Ирину. — Какие у вас проблемы? Плохо спите, наверное?..

— На меня свалилась грусть, Анжела!

— Что-что на вас свалилось? — разглядывая Ирину, психоаналитик нервно теребила ремешок от часов на руке. — Перечислите по-порядку, пожалуйста.

Через час Ирина вышла из офиса психоаналитика с непроницаемым лицом и обиженными глазами. Сунув в сумку кошелек, она огляделась. Ярко-синее небо над Безбожным переулком почему-то вдруг стало тоскливо-серым… Мимо прошел какой-то потёртый индивидуум и задел плечом сумку Ирины. Ирина нахмурилась и перевесила сумку на другое плечо. Когда в сумке зазвонил телефон, Ирина от неожиданности подскочила и не сразу поняла, что это такое?..

— Слушай, куда ты пропала? Не звонишь, не заходишь, — в трубке раздался знакомый смех Полины Байкаловой.

Из нового бистро «Мексиканская кухня», где они договорились встретиться, ещё от метро смачно пахло кукурузными лепёшками, а от аромата молотого перца в воздухе все мимо проходящие синхронно чихали. Они выбрали столик неподалеку от рояля, и курящий тапёр, увидев их, мизинцем стал наигрывать регтайм Джоплина. Старый рояль, звонко кудахтал, как одинокий мужчина, и зачем-то терпел такое кощунство.

— Значит, психоаналитик показалась тебе «дурой», я правильно поняла?.. — Байкалова проводила грустными глазами официанта в сомбреро и сапогах со шпорами.

— Полина, она меня просто возмутила, — обескуражено пробормотала Ирина. — Я ей начала выкладывать свои проблемы, она слушала-слушала, а потом спрашивает: «Вы сумку в Париже покупали?»

— Ты ей сказала, где купить эту несчастную сумку? — Байкалова вытащила сигареты и поискала глазами пепельницу.

— Я встала и ушла, — призналась Ирина. — Вдобавок, на улице за мной увязался какой-то тип…

— А сколько ты заплатила за консультацию?

— Вообще-то, я вытащила кошелёк, но так и не открыла его, — рассмеялась Ирина.

— Правильно, — Байкалова подвинула к себе солонку с каменной на вид солью. — Идёшь успокоить нервишки, а натыкаешься на форменную идиотку! А что за тип увязался за тобой?..

— На вид бродяга какой-то, — Ирина поёжилась и оглянулась на входную дверь. — Спустился за мной в метро и в одном вагоне ехал.

— И глазами ел?.. Это случайно не пепельница? — Байкалова ткнула сигаретой в солонку.

Сзади возник официант и поставил на стол нечто, похожее на глиняный стаканчик с отбитым краем.

— Что будем есть? — Байкалова с интересом оглядела подносы с дежурными мексиканскими блюдами.

— У меня аппетита нет, — пожаловалась Ирина. — На днях у телецентра меня зачем-то решил переехать какой-то горбун… Вдобавок, кошмары снятся, Яшка из другой комнаты слышал, как я во сне кричу.

— Да ты что?.. — Байкалова с аппетитом ела мясо из горшочка. — А что за горбун у телецентра? Похож на того, парижского?..

— Похож, — кивнула Ирина. — Лицо такое же злое.

— И одет в лиловое? — деловито спросила писательница, доставая ложкой из горшочка мясо. — Нет? Ну, значит, не он, успокойся! Мало ли горбатых в Москве? Нет, я не могу это есть — чересчур острое мясо! — Байкалова отставила пустой горшочек. — И чего они сюда напихали? А цыпленка у вас нет?.. — обратилась она к официанту.

— Но почему мне встретился горбун именно после приезда из Парижа? — пробормотала Ирина.

— Совпадение, — по слогам произнесла Байкалова.

— А кошмары?.. Я ведь даже из-за них к психоаналитику пошла.

— Ты просто себя накручиваешь, Ира, сон — это сон, а тот, кто тебя чуть не задавил — обычный московский трамвайный хам! Всё, забудь, — Байкалова с сожалением посмотрела в пустой горшочек. — И смотри по сторонам, ведь кругом тысячи машин с близорукими водителями. Ты жить хочешь?..

Ирина покачала головой.

— И зачем только я ездила в этот Париж? Мало мне было моих обычных проблем, а теперь ещё каждую ночь кошмары снятся…

— Почему мне никто не снится? — проворчала Байкалова. — Знаешь, я бы не отказалась увидеть во сне сюжет для небольшого романа.

— Сюжет? — растерянно переспросила Ирина. — Я завтра еду с мальчишками к Хазаровым на дачу, могу предложить место в нашей машине.

— Неужели ты мазохистка, Ира?.. Смотри сама, но пусть лучше твоя мама отвезёт их на эту дачу и привезет обратно! — возмутилась Байкалова. — Ты ведь до сих пор влюблена в него, я же вижу по глазам. А если у них обычное человеческое счастье? Поверь мне на слово, эта Тамара что-то для него значит, если он женился на ней…

— А я постоянно корю себя, — шёпотом призналась Ирина. — Я ведь могла познакомиться с ним поближе год назад, он пытался за мной ухаживать, но мне было не до любви, а потом было уже поздно, словно распахнутая настежь дверь захлопнулась прямо на моих глазах.

— Знаешь, что?.. Прекрати жалеть о прошлом, — Байкалова решительно поднялась. — Пошли быстрей, а то у меня дома кот голодный, небось, уже все обои ободрал, пока я тут прохлаждаюсь.

Они расплатились и вышли из бистро под звуки регтайма Джоплина. Оживлённо разговаривая, они не обратили внимания на слепого, сидящего на асфальте у бистро с кепкой, в которую ему кидали мелочь. Слепой поднял кепку и, ловко поднявшись, оправился следом за ними.

На Литовском бульваре цвели тысячи лип.

«Всё-таки ночные съёмки самые выматывающие», — свернув к дому, подумала Ирина. Она прибавила шагу, аккуратно обходя глубокие лужи — ночью прошел сильный дождь.

«Зачем ты хочешь поехать на эту дачу? — спросила она себя, и сама же ответила: — Но ведь он пригласил моих мальчишек! Да какая разница, поеду — не поеду?.. Может быть, не поеду».

Навстречу шёл дворник, рьяно царапая метлой чистый после дождя асфальт. Под ногами что-то громко хрустнуло и Ирина бросила взгляд на землю, там среди веток валялась кость, похожая на ту, которую она нашла и снова закопала в землю на крыше замка графа Калю. Ирина наклонилась и машинально подняла её, и в ту же секунду зеленоватое свечение накрыло её с головой.

— Ах!..

Мимо, поскрипывая, ехал почтовый дилижанс на деревянных колёсах в ошмётках жирной грязи. Знакомая пегая лошадь шла в упряжи и, помахивая головой, косила на Ирину большим синим глазом с густыми ресницами… Литовский бульвар куда-то исчез, Ирина стояла у стены высокого дома, от которого пахло тяжёлой сыростью. Она инстинктивно вжалась в мягкий лишайник, растущий прямо из пористых камней за спиной, и почтовый дилижанс проехал мимо, чуть не отдавив ей ногу!.. Затем дилижанс вздрогнул и остановился, открылась дверца, и из неё прямо в грязь выпрыгнул горбун в лиловом палантине, и оба — горбун и лошадь повернулись, всматриваясь в Ирину.

Кто-то сильно потряс её за плечо.

— Тут машины ездят, чего встала? — зло гавкнул дворник, пожилой татарин с глазами варана. — Это что у тебя? — дворник хищно протянул руку. — Это моя территория и всё, что здесь валяется принадлежит мне.

— Берите, — кивнула Ирина, и кость перекочевала в его грязную лапу. — Вы не видели только что тут лошадь и карету? — уже уходя, обернулась она.

— Кроме тебя лошадей тут не вижу, — цыкнул языком дворник. — И жена у меня молодая, не чета тебе! Иди-ка отсюда, и кость свою забирай, на, бери…

Ирина, не оборачиваясь, дошла до своего дома и дрожащими руками открыла дверь в подъезд, бормоча:

— Показалось…

Поздоровавшись с зевающей консьержкой, она с облегчением выдохнула. «Точно показалось!» — подумала она.

— Мам, меня нет ни для кого, я ещё не пришла! Сейчас вымоюсь и спать, а в двенадцать придёт машина в Чигасово, я тебе уже говорила, — предупредила она маму.

Сквозь сон Ирина слышала возню и крики мальчишек:

— Мама возьмет нас в телевизор!

— К девочкам поедете сегодня с Павликом, — громкий шёпот бабушки.

— Лучше в телевизор, — не соглашались оба.

— Возьми нас в телевизор, ма, — потряс Ирину за руку Яшка.

Ирина открыла глаза, сын сидел на полу кровати и не сводил с неё глаз.

— Сегодня поедем в гости к дяде Киму, а в телевизор в другой раз, — пообещала она.

— Лера звонит. Ответишь? — мама протянула телефон. На часах была четверть одиннадцатого.

— Сегодня днем переозвучка, иначе запись за шестнадцатое число не пойдет в эфир! — звонкий голос ассистентки режиссёра Леры Веселовой.

— Я смогу приехать только вечером, Лер, — извинилась Ирина. — Хазаров пригласил моих детей в гости в Чигасово. Если хочешь, поедем с нами, у тебя дети есть?

— Нет пока, но я бы поехала, — хихикнул Лера. — Сосед Хазарова по даче — владелец самого фешенебельного кегельбана в Москве. Чем чёрт не шутит, может быть, мой палец застрянет в его шаре?

— Смотри, не опоздай, а то уедем без тебя, — вставая, проворчала Ирина.

— Я буду у вас через полчаса! — крикнула Лера, и телефон поперхнулся короткими гудками.

— Скажите, а долго ехать до Чигасово? — поинтересовалась Елена Николаевна, когда в полдень на их пороге возник водитель Телеканала.

— Если в пробку не угодим, то максимум, час, — покосился на маму Ирины представительный водитель, похожий на пожилого Бельмондо.

— А Чигасово — красивое место? — продолжила «светскую беседу» Елена Николаевна, когда они сели в джип Телеканала. — Вот у нас в Томске в дачном поселке так много красной смородины, просто некуда девать, и арбузищи вызревают, вот с вашу голову, такие же, не меньше… Не верите? Ирочка, скажи мужчине, — повернулась к дочери Елена Николаевна.

Водитель, не говоря ни слова, следил за дорогой. В нём, со второго взгляда, можно было угадать человека, с которым шутить себе дороже.

— Вас как зовут? — Елена Николаевна подмигнула дочери.

— Каховский Сергей Иваныч, — помолчав, представился водитель. — А в Чигасово вашим спиногрызам понравится, увидите!

«Спиногрызы» дружно захохотали.

— Ручная лиса в вольере, семейство белок, три большие лайки и два маленьких терьера, — хмуро перечислил хазаровскую живность Каховский.

Елена Николаевна с внуками слушали и переглядывались.

— Даже крокодил был… Правда, утонул прошлым летом, — водитель тяжело вздохнул.

— Мальчишки, слыхали?.. Не дожил, выходит, крокодил до вашего приезда, — посетовала бабушка.

— Лер, а ты не помнишь, какая была Ева Хазарова? — тихо спросила Ирина.

— Весьма жизнерадостная блондинка, — так же тихо ответила Лера. — Смешливая, не манерная, но и не разбитная, кстати, всегда беременная. В общем, всё при ней. Можно, я закурю?.. — спросила она у водителя.

— Курите, — оглянувшись на них, похоронным голосом разрешил тот. — Я кондиционер включу.

— Да мы окно пошире раскроем, — Лера нажала на рычаг. — И включите музыку, пожалуйста!

— Весёлую! — поддержала Елена Николаевна. — Да, ребята?

— Он мне в постели не понравился… Ой, не понравился! Ну, так не понравился, — прошептала Лера, откинувшись на сиденье. — Ирина, вы краснеете, прямо как девочка, между прочим… К вашему сведенью, Жилянская сразу глаз на Хазарова положила, ещё когда он и на Еве женат не был. Знаете, она в то время была в три раза больше, чем сейчас и жутко непопулярна, — Лера руками обрисовала фигуру Жилянской. — Потом похудела, сделала пластическую операцию. Ну, что вы улыбаетесь, Ира? А мне, к примеру, нравятся люди с морщинами, а то сорок лет и ни одной морщинки… Между прочим, даже у двадцатилетних морщины есть! — Лера поджала губы. — Знаете, если бы не влиятельный папаша, Жилянская никогда не стала бы главным редактором музыкального телевещания! Между прочим, её папа носит горб, и если сзади посмотреть — вылитый верблюд, а не папа! Опять вы улыбаетесь!.. Жуткое зрелище, вы его ещё не видели? Немного потеряли, поверьте на слово.

— А где Хазаров встретил свою Еву? — перевела разговор Ирина.

— Около семи лет назад Ева пришла работать на Телеканал и попала в музыкальную редакцию под начало Жилянской, — Лера сделала последнюю затяжку и выкинула сигарету в окно. — Еве было двадцать, а Жилянской уже далеко за тридцать, как она не пыжилась. Кого выбрал Хазаров? Естественно, молодую и красивую Еву. Любовь с первого взгляда! Она была такая — глаз не оторвать, и он женился на ней моментально, — Лера, наклонившись к уху Ирины, шёпотом добавила: — Хазаров бы с ней жил и горя не знал, если б Евку не отравили… Нет, это слухи, конечно, но слухи ведь никогда не бывают просто так?.. В общем, не успели Еву кремировать, как Жилянская стала обхаживать его так, только что ботинки не вылизывала. Я совершенно не удивлюсь, если ей и папа-колдун помог, — Лера, поперхнувшись воздухом, неожиданно закашлялась.

— Лер, скажи что-нибудь хорошее о Жилянской для баланса, а то я тебе не поверю, — после паузы попросила Ирина.

— Тамара Викторовна Жилянская очень элегантна и прекрасно держится в седле, — Лера прицелилась и метким щелчком прихлопнула залетевшую в машину осу.

Потянулись длинные кирпичные заборы загородных вилл. Водитель свернул с дороги и подъехал к металлическим воротам одной из них. Через полминуты ворота с жалобным скрипом отворились, и машина медленно подъехала к трёхэтажному дому, похожему на свадебный торт.

— Какой красавец! — прошептала Лера, задрав голову, затем бросила оценивающий взгляд на соседний дом за забором. — Мой кегельбанщик, наверно, скучает там без меня, как считаете?

— А тут мило, детей хорошо растить, — ворчливо констатировала Ирина мама, крепко держа внучат за руки.

На лестнице дома показались Хазаров с женой. У супругов были хмурые лица, словно они только что закончили тяжёлый разговор.

— Знаете, сколько её ожерелье стоит? — шёпотом спросила Лера. — Ей броневик с охраной нужен, чтобы из дома в нём выйти.

— Девочки, встречайте гостей! — оглянувшись на раскрытую дверь, хлопнула в ладоши Жилянская.

Из двери показались три маленькие девочки с одинаковыми косичками, покосившись на мачеху, они быстро сбежали вниз.

— Здравствуйте!.. — хором сказали они.

— А где лиса? — деловито спросил Яшка, девочки переглянулись, мячик из рук младшей упал и покатился к клумбе.

— Пойдёмте, покажем? — предложила младшая Резеда, кивнув на беседку под черепичной крышей, у которой на привязи сидела большая лайка. — У нас ещё обезьяна есть!..

— И поросенок маленький… Ну, очень застенчивый, — засмеялась пухленькая Тамила.

— Кто? — переспросила Ирина и присела, взяв ладошки Тамилы в свои.

— Поросенок Гоша, — снова фыркнула та и засмеялась. — И еще пятнистый олень!..

Хазаров поднял уроненный дочерью мячик и кивнул на вольер у забора.

— Олень там, я ему сегодня травы накосил. Ирина, будете смотреть?

— Давай, мам, — потянул её за руку Пашка.

— Посмотрим, Ким Магомедович, — кивнула Лера.

Хазаров бросил заинтересованный взгляд на Леру и неопределённо улыбнулся, а Ирина, найдя глазами свою маму, которая, переваливаясь, как утка, торопливо шла за бегущими к вольерам с животными внуками, тоже направилась туда. «Быстрее бы прошёл этот день!» — неожиданно подумала она, чувствуя подступающую к горлу тоску.

Через час, как настоящая мать семейства, Тамара Викторовна разливала половником суп из фарфоровой супницы. Ели на природе за большим столом под тентом. От Ирины не ускользнуло, что Тамара Викторовна, несмотря на некоторую хмурость, выглядит абсолютно счастливой.

«Похоже, вернуться из свадебного путешествия на похороны бывшей тёщи — совсем небольшое горе», — сделала неутешительный вывод Ирина.

Обед закончился, когда на часах было шесть вечера.

— Спишь, Ира? — спросил Ким Магомедович, усаживаясь рядом, когда они перешли в гостиную пить кофе. Малышня вопила под окнами, потом все вбежали в гостиную и кинулись рассаживаться у телевизора.

— Ночная съемка, — Ирина инстинктивно подобралась, ощущая холодный аромат одеколона Хазарова.

— Снова деньги нужны? — Ким Магомедович улыбнулся.

— Я просто не умею отказываться от работы, глупо, да?.. — покраснев, пробормотала Ирина.

— Спасибо, что привезла мальчишек, девочки очень рады, — Ким Магомедович подмигнул Пашке. Тот, зевая, тоже подмигнул Хазарову.

— Скоро закончим ремонт на Пичугина, — Хазаров положил руку Ирине на плечо и посмотрел на жену. — Ждём вас там, девочкам веселей будет, да, Тамар?..

Ирина взглянула на лучезарно улыбающуюся Жилянскую, потом оглянулась на сыновей. Две старшие девочки опекали Пашку, укладывая его спать на соседнем диване, а младшая не сводила глаз с Яшки.

— Хитрецы, — покачал головой Хазаров. — А младший-то пользуется повышенным успехом, ай-ай… Я — ревную!

— Если буду свободна, то привезу своих бандитов, — пообещала Ирина и с сожалением встала. — Спасибо, что вы нам рады, Ким Магомедович! Мальчики, мама, нам пора, давайте прощаться!..

— Прямо идиллия, — тихо пробурчала Лера, когда Чигасово осталось позади. — И дом выглядит потрясающе, я даже про кегельбанного короля забыла! Ну, ничего, никуда он от меня не денется… Так, Ирина, приезжаем в Москву и сразу на переозвучку, хорошо?..

— Мам, а мы ещё к дяде Хазарову поедем? — зевнув, спросил Яшка. — Когда, мам?

— Скоро, спи, — кивнула Ирина. — Понравилось?

Но сын уже спал, положив голову на плечо брата. Пашка, прижавшись к спинке кресла, не сводил глаз с подаренного котёнка в коробке.

— Котище какой, — восхищённо шептал он всю дорогу до Москвы.

— Выходит, чем больше вы копаете, Лев Тимофеевич, тем сильнее закапываетесь?.. — далеко не валдайским колокольчиком звенел голос зам. прокурора Чашкина, поднимаясь до самой люстры, и продолжая там звенеть.

Пропесочка шла уже добрые полчаса, и у майора Рогаткина начались незначительные слуховые галлюцинации, как он их сам для себя объяснял. Галлюцинации заключались в том, что Лев Тимофеевич внезапно вместо въедливого голоса зам. прокурора начинал слышать песни Софии Ротару. Так вот, терпеливо дослушав последний куплет «Луны-луны», Лев Тимофеевич откашлялся и осторожно огрызнулся:

— Вы сгущаете, Всеволод Иваныч…

— А разве Хазаров не опознал свою тёщу, а его дочки счастливым образом не нашлись? — не терпящим возражения тоном перебил следователя полковник Чашкин. — Вот вы в курсе, что три дня назад в милицию поступило заявление из агентства «Звездный слуга»?.. — зам. прокурора вытряхнул из конверта на стол фотографию пожилой женщины в кокетливом синем костюме. — Оказывается, пропавшая Виолетта Константиновна Золотайкина больше года убиралась у Хазаровых, во время бури вышла из дома магната и как сквозь землю провалилась!.. Если бы сегодня вы соизволили закрыть дело Хюбшман-Калюновски, то могли бы бросить все силы на поиск пропавшей Золотайкиной, Лев Тимофеевич! Кстати, что там у вас с маньяком-отравителем? Никого он больше не отравил?..

— Я отслеживаю ситуацию по маньяку и ищу стоматологическую карту Хюбшман-Калюновски по всем районным поликлиникам Москвы, чтобы сравнить её с челюстью покойной, — тихо, как пономарь, отчитался следователь и с опаской посмотрел на качающуюся над головой люстру.

— Лев Тимофеевич, уж не объелись ли вы лягушек в каком-нибудь французском ресторане, куда по ошибке забрели?.. — голос полковника Чашкина зазвенел с прежней силой. — Повторяю, разве её не опознал зять по цветному халату и перстню с бриллиантом?.. Ведь именно сейчас провидение снова предоставляет нам возможность закрыть это дело — за отсутствием состава преступления!

— Опознал, — с грустью ответил Рогаткин. — Только я, Всеволод Иваныч, вегетарианец и лягушек не ем, к большому сожалению, но скоро обязательно попробую… Вот премию получу, схожу и поем лягушек, не обязательно французских, я и наших могу поесть — во фритюре. К вашему сведению, Всеволод Иванович, у покойной Лили Хюбшман-Калюновски лицо обезображено до такой степени, что в связи с этим безоговорочного опознания никак быть не может. К тому же, как вы знаете, нами был зарегистрирован после её смерти телефонный разговор, где она говорит с собственным зятем.

— Голос Калюновски опознали? — перебил следователя зам. прокурора.

— Нет, ни один из слышавших его, голос не опознал, кроме самого Хазарова, — выдержал взгляд начальника Рогаткин.

— Эх, Лев Тимофеевич, — тоскливо взглянул на упрямого подчинённого полковник Чашкин. — Пусть уже Хазаров похоронит, наконец, свою опознанную тёщу.

— Пожалуйста, я не против, — Лев Тимофеевич вытащил из портфеля бланк разрешения на похороны. — А если это всё-таки не Калюновски, а какая-то старуха в её одежде, Всеволод Иванович?..

— С бриллиантовым перстнем стоимостью в двенадцать тысяч условных единиц? — Чашкин поставил жирную подпись под разрешением и сердито взглянул на следователя.

Лев Тимофеевич убрал разрешение в портфель и задумчиво обронил:

— Дело в том, что бывшая няня Хазаровых утверждает, что Лиля Юльевна хранила в своей квартире нечто ценное. Так вот, Всеволод Иваныч, мне очень нужна повторная санкция на обыск с понятыми квартиры Хюбшман-Калюновски на Тенистой улице. Как вы на это смотрите?

— А покажешь мне это нечто, если найдешь? — вдруг оживился зам. прокурора.

— Всенепременно, Всеволод Иваныч, — кивнул, пряча улыбку, Рогаткин.

— По части находок ты дока. Не забудь, какой я добрый! — подписывая санкцию на обыск, полковник Чашкин со значением посмотрел на Льва Тимофеевича.

Выйдя из кабинета зам. прокурора, Рогаткин закурил и огляделся. Чувствовал он себя при этом, как пробежавший половину пути марафонец. Рогаткин спустился в столовую межрайонной прокуратуры, и с большим аппетитом пообедал пирожками с капустой, запивая их горячим чаем с чабрецом, а затем, покурив с коллегой на крыльце, отправился на Тенистую улицу в квартиру тёщи Хазарова, предполагая как следует её обыскать.

— Ира, почему губы снова не накрашены? Где стилист?.. — в студию стремительно вошёл режиссёр Кирилл Мамутов. — Сегодняшний марафон с везунчиками, которые удачно упали с крыш, спаслись из горящего поезда или спрыгнули с моста в дурацкой надежде умереть, но не сломали себе даже лодыжек, обещает стать незабываемым! Где этот лодырь Сосо, а?..

Из-за ширмы выглянул грустный стилист и тихо осведомился:

— Меня, кажется, звали?..

Мамутов пару секунд разглядывал небритую физиономию с вытаращенными глазками и, кашлянув, осведомился:

— Золотая помада есть?

— Есть, — кивнул стилист. — Три оттенка.

— Шуруй! — Мамутов показал на Ирину и вышел вон.

Калейдоскоп героев шоу быстро сменялся, и не со всеми участниками Ирина успела поговорить перед эфиром.

— Чем мужчина симпатичнее, тем лучше у него сперма, — кокетливо улыбаясь, заявила предпоследняя героиня, которую выбросил с седьмого этажа любовник.

— И какой вы предъявили ультиматум своему любовнику, когда вас выписали из реанимации? — повторила Ирина вопрос редактора из наушника.

— Я его заставила жениться на себе! — жизнерадостно отчеканила героиня. — Месяц назад мы обвенчались в колонии.

Перед Ириной сидела обычная, ничем не примечательная худощавая дама с пегими волосами и большим ртом. «Учительница начальных классов, — подсказал журналистке в наушник редактор: — Очень нервная учительница, ходит-вздрагивает, а из школы выходит — трясется! Я был женат на такой целый год! Господи, спаси и сохрани меня на будущее…»

— Вы счастливы? — задала Ирина незапланированный вопрос.

— Можно и так сказать, — звонким голосом отличницы ответила учительница. — Ведь я всегда добиваюсь того, чего хочу!

Ирину так и подмывало спросить: «Не боитесь, что ваш второй полёт с седьмого этажа будет не так удачен, как первый?», но учительница так мило улыбалась в камеру, к тому же в студию уже входил последний герой шоу «Ультиматум».

— Директор НИИ мифологии и древностей предъявил ультиматум погоде, которая мешала работе археологов, и буря закончилась в течение всего пяти минут! — Ирина со скоростью студийного магнитофона повторила слова редактора и улыбнулась в камеру.

Раздались жидкие аплодисменты, и в студию вбежал основатель и идеолог НИИ мифологии и древностей — горбатый субъект в очках.

— Жилянский Виктор Готфридович, — попятившись, автоматически повторила Ирина слова редактора. — Пожалуйста, присаживайтесь! Спасибо, что зашли к нам со своим ультиматумом.

Виктор Готфридович Жилянский тем временем подошел к последнему пустому креслу и уселся в него, вольготно вытянув короткие ножки. Обычно горб у человека воспринимается как уродство, подумала Ирина, рассматривая гостя, но только не в этом отдельно взятом случае, потому что перед ней сидел — горбатый симпатяга… Вдобавок, к весьма приятному подвижному лицу Жилянский был одет, как настоящий модник, хоть и в старинном стиле: в бархатный синий камзол из рукавов которого свисали рваные кружевные манжеты и в сапожки из мягкой кожи с загнутыми кверху носами, которые резко контрастировали с подвёрнутыми джинсами детского размера. «Неужели, он так спешил, что забыл поменять штаны?» — удивилась Ирина и задала первый вопрос:

— Виктор Готфридович, расскажите, как же вам удалось победить стихию и что это за фолиант у вас в руках?.. — Ирина взяла протянутую ей небольшую книгу и едва не выронила её, настолько она была тяжела. Профессор Жилянский со смешком успел подхватить книгу и не дал ей упасть.

— Это старейшая Библия из самого последнего обнаруженного клада, — потряс фолиантом над головой профессор Жилянский. — Она теперь принадлежит государству, как и львиная часть находимых НИИ мифологии и древностей кладов.

— А разве половину найденных сокровищ вы оставляете не себе? — повторила Ирина вопрос редактора.

— Мы оставляем себе значительно меньше, — профессор Жилянский шутливо потряс рваными кружевами. — А стихию я победил обычным для древних веков способом — поднял Библию и трижды перекрестил ею тучу.

— И неужели буря прекратилась? — крикнул один из зрителей.

— Один из наших сотрудников заснял, как туча исчезла прямо на наших глазах на видеокамеру, — профессор Жилянский кивнул на экран монитора.

— Но это же могло быть обычным совпадением? — Ирина оглянулась на монитор, где демонстрировались кадры прекращения дождя со снегом.

— Хотите, дождемся бури, и я её остановлю, а ваши телеоператоры снимут меня за сим занятием? — профессор встал и обвёл глазами зал. — Это очень старая Библия с намоленными страницами из чистого золота, — Жилянский открыл Библию. — Видите, тут часть страниц из пергамента, а другая часть — из тонких золотых пластинок.

— Скажите, а вызвать бурю этой Библией можно?.. — выкрикнули из зала.

— Можно, но только не этой, — хмыкнул профессор.

— А какой? — не унимался активный зритель. — Недавний ураган, пронёсшийся над Москвой, не вы устроили, профессор?..

— Вам нужна буря? — Жилянский встал и поднял Библию над головой. — Вы уверены?..

Зрители возмущённо загудели.

«Ира, ты что, белены объелась?.. — задышал ей в ухо редактор. — Закругляйся!.. Осталось всего двадцать секунд!»

Ирина вздрогнула и, незаметно поправив наушник, улыбнулась в камеру.

— Дорогие телезрители, сегодняшнее шоу, наконец-то, подошло к своему логическому завершению! Любители и любительницы предъявлять ультиматумы на все случаи жизни, звоните нам и уже завтра вы станете героем нашей передачи! Смотрите наше шоу «Ультиматум» пять раз в неделю! До новых встреч!..

Ирина не знала ещё, что в гримёрке её ждёт эпатажный ведущий Первого канала Андрей Французов.

— Ира, ты сегодня превзошла саму себя, — наклонив голову, пощёлкал языком он.

— Но только не тебя, согласись, Андрюш?.. — рассмеялась Ирина, зная, что не похвалить тщеславного Французова выйдет, как не крути, себе дороже.

— Горбатый герой наших дней и, вдобавок, самый богатый профессор в России, Ир? Ну да, ну да… Тоже хочу пригласить его в своё шоу, но пока не определился, какие вопросы ему задать, как-то так, — Французов стряхнул с лица излишнюю пудру и завистливо прищурился. — Как, на твой взгляд, ему удаётся каждый месяц находить по кладу, Ир?.. Ну, как такое вообще возможно?! А если, к примеру, он находит десять кладов, а отдает государству лишь один?.. Поди, проверь, а? — Французов почесал переносицу и, обняв Ирину, повёл её к выходу. — Пойдём в ресторан, расскажешь мне о нём, хорошо? Ты его давно знаешь, Ир?..

Над столом на люстре сидел белый кот в чёрных чулках. Он только что прыгнул туда с кухонной полки, мимоходом разбив хрустальный подсвечник. Люстра качалась, и кот качался вместе с ней, балансируя длинным тонким хвостом, а осколки от подсвечника уже «отдыхали» в мусорном ведре.

Они сидели весь вечер, оживлённо разговаривая. Сначала под чай с халвой они обсудили вчерашнее шоу.

— Я почему-то думала, что Жилянский этакий Профессор Профессорыч, а у него повадки хорошего голливудского актера и рот с приклеенной улыбкой, — Ирина с опаской взглянула на кота. — Слушай, а вдруг он сейчас свалится?..

— Не бойся, это кот Золотого, — писательница погрозила коту десертной ложкой. — Золотой разводится, вот и привёз кота ко мне. Ир, скажи, а Жилянский случайно не похож на то привидение — с унитаза? Помнишь, ночью в Париже, когда я нашла тебя утром на полу без сознания?..

— Если только горбом, но то привидение было очень дряхлым на вид, с тёмными жилами на руках и костяным пальцем, словно его кто-то грыз, а профессор Жилянский, я думаю, несмотря на горбатость, пользуется успехом у женщин, — фыркнула Ирина.

— Да, есть такой тип дам, которых мужское уродство даже привлекает, — нервно пробормотала Байкалова. — Кстати, тебе от профессора Круглика пришла весточка. Сейчас принесу, она у меня в кабинете. Слушай, и как тебе удалось вскружить ему голову, а? — возвратившись, спросила она.

Повертев принесённый конверт в руках, Ирина разорвала его и вытащила оттуда письмо, написанное на коричневой ломкой бумаге.

— Что-то скучает по тебе старик, — усаживаясь, ревниво вздохнула Байкалова. — О чём он пишет, если не секрет конечно?

— Про наследниц графа Калю… Ладно, дочитаю, когда будет время, — Ирина сунула письмо в сумку и покосилась на вазу с большим куском подсолнечной халвы. — Кто-то, насколько я знаю, собирался худеть, я это точно помню… Не видели тут одну такую толстую даму, она еще боками холодильник задевает?

Байкалова пропустила шутку мимо ушей и промолчала. Кот на люстре продолжал качаться, балансируя хвостом.

— Да, кстати, случайно не этот кот голодал? — отодвинувшись на всякий случай подальше от накренившейся люстры, спросила Ирина. — Не к нему ли ты так спешила из мексиканского бистро?..

— Так точно, — кивнула писательница.

— А как его зовут?

— Он мне ещё не говорил, — Байкалова протянула руку и попыталась снять с кота один чулок. Кот удивился и, размахнувшись, стукнул писательницу лапой.

— Вот гад, а я его ещё кормлю, — пожаловалась Байкалова и чихнула. — Простыла я, что ли?.. Чихаю уже неделю, а температуры нет.

— Да у тебя аллергия на кошачью шерсть, смотри, вся шея в крапивнице! — присмотрелась Ирина.

Кот покосился на расстроенную писательницу и тяжело спрыгнул с люстры.

— Ой, точно, пятна! Вот так котик, пора тебя выселять… Знаешь, чем он вчера занимался? — Байкалова кивнула на обморочного после прыжка кота. — Дрался с собственной тенью! Я его еле успокоила. Креветками отвлекла, полкастрюли сожрал, и уснул прямо у миски. Пришлось ему подушку под ухо подкладывать!

— Значит, если твой Золотой разводится, а его кот уже живёт здесь, то…

— Нет, замуж я не хочу! — покраснев до корней волос, выпалила Байкалова и отвернулась.

— А почему? — Ирина чуть не выронила чашку.

— Я должна переехать к нему или он переедет сюда, ведь так?..

— Ну, по-другому, наверное, не получится? — кивнула Ирина.

— А я настолько привыкла жить одна… Ой, прямо в жар бросило! Нет, ну вообще-то, я не против жить вместе, но замуж не хочу, я ведь уже была за ним замужем, пока лучшая подруга не забеременела от моего Сашули. Помнишь, я тебе говорила об этом, Ир?

— А как же обида? — помолчав, спросила Ирина. — Прости, но я не верю, что ты забыла.

Байкалова вздохнула и, покосившись на кота, шёпотом сказала:

— Ты права, я ничего не забыла, но я так и не смогла больше никого полюбить.

Ир, я встретила всего одного мужчину, с которым бы мне хотелось прожить всю жизнь.

— Неужели, кроме Сашули у тебя никого не было?! — Ирина недоверчиво улыбнулась.

— Были, но жить и каждый день видеть могу лишь его, — пробормотала писательница.

— Скажи, ас этой твоей бывшей подругой, вы виделись после того, как она забеременела от него?

— Нет, ни разу за двадцать лет, мы же ходим в разные компании, — хмыкнула Байкалова. — Хотя последний год она звонит мне регулярно, видимо, чувствует, когда он у меня.

— Хочет вернуть своего Сашулю?

— И это тоже, а вообще, она обещала сжить меня со свету, — Байкалова мстительно прищурилась. — Но я же его не держу, он сам пришёл и не хочет уходить. А год назад она сказала мне, что я буду страдать так, что мне не захочется жить, представляешь?

— И каким же образом она собирается это устроить? Подкинет вашу «обнажёнку» в «Московскую сплетницу»? — Ирина кивнула на пачку газет на журнальном столике.

— Думаешь, там обрадуются фотографии толстой даме в обнимку с популярным политиком? — Байкалова отломила кусочек халвы, кинула его в рот и подмигнула.

— А тебя саму это не шокирует? — удивилась Ирина.

— Ну, некоторым образом, — Байкалова быстро взглянула на Ирину. — Но, если честно, Ир, это такая чушь… Меня бы, к примеру, больше шокировал мой снимок в инвалидной коляске или в гробу.

— И вот теперь он разводится, — вздохнула Ирина. — Значит, с его стороны всё серьезно?ээ

Байкалова закашлялась.

— Я тебе не сказала еще одной вещи… У Золотого двое детей. Его дочь в прошлом году закончила институт и сломалась. Сашуля говорит, что от любви… Что-то у неё не получилось с тем, кого она любила. А совсем недавно она вышла замуж за другого, очень удачно, так по крайней мере всем казалось, забеременела и тут у неё обнаружили СПИД. Представляешь, каково ему?

Ирина кивнула.

— А у неё только двое мужчин было — тот, первый и теперешний. Решила — будет рожать. Его дочь зовут Надежда…

— Полина, а если он из-за этого уходит из семьи? — помявшись, всё-таки спросила Ирина. — Может, он из тех, кто просто пасует перед трудностями?..

Байкалова почесала шею, чихнула и шикнула на кота.

— Это случилось только что, а мы вместе уже два года… И потом, Ир, на мой взгляд, женщина должна выходить замуж столько раз, сколько ей предлагают.

— В таком случае, поздравляю, и давай выпьем за тебя! — Ирина кивнула на бутылку с вином.

— Мы встретились, и страсть вспыхнула с новой силой, ну, примерно так, понимаешь?.. Страсть на старости лет… Смешно и не очень прилично, да? — тяжело вздохнула Полина. — Меня уже который день не отпускает мысль о смертельно больной его дочери…

Ирина промолчала. Посмотрев на кота и Байкалову с крапивницей на лице, ей вдруг стало очень грустно. За себя.

«После смерти мамы в моем доме скрипит закрытая дверь», — Лев Тимофеевич зашёл в тёмный подъезд и прислушался.

В пустой квартире Лили Юльевны Хюбшман-Калюновски двери тоже скрипели, а в многочисленных шкафах было столько ценных вещей, что определить, из-за чего бабуся Калюновски всегда старалась ночевать только у себя, Лев Тимофеевич так и не смог.

В целости были даже драгоценности в деревянной шкатулке с палехскими девушками на крышке, спрятанные за трюмо в спальне. Рогаткин посмотрел на пепельницу, полную окурков, вывалил их на газету, рассортировал по маркам сигарет и зачем-то пересчитал. Ничего похожего на дарохранительницу, описанную Раечкой Гулян, он так и не обнаружил. Единственное, что заинтересовало Льва Тимофеевича, — книга под названием «Истории, леденящие душу или Два горбуна», которую он нашел на тумбочке у кровати Лили Юльевны в её спальне… Похоже, книжка была из зачитанных до дыр, сделал вывод следователь, так как странички держались на честном слове и норовили из книжки выпасть.

«…дымчатый топаз на согнутом пальце… Пологая крыша замка в цветах… От чумы умерло в XVII веке около двухсот человек… Орор Жиль успел проткнул его шпагой насквозь… Шкатулка с сушеными глазами молодых ведьм…» — Лев Тимофеевич шумно выдохнул, захлопнул книжку и незаметно сунул её в карман. Уже одни эти фразы могли заинтересовать следователя, который с детства собирал детективы про Ната Пинкертона. Даже жареная на сливочном масле картошка не шла ни в какое сравнение с этой книжкой, улыбнулся он своим мыслям, выходя на улицу.

— Граф Тьерри Калю, — тихо на все лады повторял Лев Тимофеевич, шагая по бульвару в сторону своего дома. — Как занятно-то, а?..

Дома он кинулся на кухню, поставил чайник, разделся, и принялся читать найденную книгу, запивая каждую страницу чашкой горячего зелёного чаю с халвой. А когда чайник опустел, Рогаткин прилёг, продолжив чтение на любимом старом диване рыжего цвета. Таким пошлым цветом обычно красят кудри весьма недалёкие женщины, внушала Льву Тимофеевичу его мама, и Рогаткин был целиком и полностью согласен с этим довольно спорным утверждением на примере трёх легкомысленных рыжух из соседних квартир, которые не преуспели ни в работе, ни в личной жизни, ни на политической стезе.

Всё хорошее, как известно, кончается слишком быстро, и этот волшебный вечер встречи человека с увлекательной книжкой тоже подошёл к концу. Прочитанная насквозь, она лежала на спинке дивана, шевеля на сквозняке страницами, как умершая бабочка крыльями, и уже не обещала ничего, никакого вдохновения для ума. И Лев Тимофеевич вдруг расстроился.

— Итак, дело практически закрыто, — перед сном, как пономарь, бубнил он, заворачиваясь в одеяло, как в кокон. — Хазарову разрешили предать тело покойной тёщи земле. Похороны будут завтра.

Среди ночи Рогаткин вдруг проснулся и вспомнил лицо бабуси по фотографиям, которые видел вчера в её квартире: увесистая бородавка на щеке и крупный нос заставляли поразмыслить о том, что у бабуси, безусловно, был непростой жизненный путь.

«Видимо, отец Евы, в отличие от самой Лили Калюновски, был довольно пригож, — Лев Тимофеевич резко перевернулся на другой бок, и чуть не скатился с кровати на пол. — Иначе в кого бы уродилась её красавица-дочь?..»

Кот подпрыгнул, зашипел и бросился в кусты. Василий недоумённо посмотрел на то место, где только что был кот и, тяжело вздохнув, продолжил путь к подъезду, обходя лужи в новых длинноносых чёрных штиблетах.

«Славный я человек, — подумал он про себя. — Другой какой хам трамвайный поддел бы этого полосатого ботинком под ребро, чтоб не мешал серьёзным людям по тротуарам ходить».

— Ирина, я пришел! Славный денёк сегодня, да?.. — громко сказал он, открывая дверь. — А где мои дорогие воспитанники — Яша с Пашей?

Ирина вышла и поздоровалась с гувернёром.

— У моих детей будет самое лучшее образование, — всего месяц назад разговаривала Ирина с мамой.

— К чему ты это говоришь, не понимаю?! — возмущённо ответила Елена Николаевна, снимая фартук. — Вон тебя, такую умную, вырастила же?..

— Мам, мы же в Москве, и у нас есть возможность нанять специального человека, — Ирина вдруг засомневалась в своём решении, но виду не подала. — Пусть у мальчишек будет гувернёр, хорошо?..

— Никак не пойму, объясни старой дуре, зачем нам чужой человек в доме? — Елена Николаевна нервно наматывала по кухне круги. — Мне что, переодеваться к его приходу прикажешь? Из халата в костюм, так что ли?..

— Ну, хотя бы для того, чтобы с детства мальчишки учили иностранные языки, мам! При чём тут твой халат? — рассердилась Ирина. — К твоему сведению, мамочка, у этого гувернёра рекомендации от лучших московских семей!

— Может, он сам рекомендации написал! — фыркнула Елена Николаевна. — Писать-то умеет… И считать! Ну что это за работа для мужика — детей на дому учить, Ир?..

— Мама, вспомни, у всех дворянских детей были гувернёры, — привела последний аргумент Ирина. — И потом, мужскому воспитанию кто их научит, как не гувернёр?.. Ну, не мы же с тобой, мама?

— Ирина, мои воспитанники уже позавтракали?.. Здравствуйте, Елена Николаевна! Вам очень идёт сиреневый цвет волос, — расшаркался у порога гувернёр.

— Позавтракали, — Ирина переглянулась с мамой, которая успела к приходу гувернёра переодеться в костюм, но тапочки и фартук так и не сняла.

— Здравствуй, Вася! — завопил Яшка, когда Василий вошёл в детскую и прикрыл за собой дверь.

— Васька пришел, — едва слышно добавил Пашка.

Мама поморщилась и встала в позу.

— Этому Ваське скоро пятьдесят, Ира! — шёпотом возмутилась она. — А они его Ва-ася зовут… Даже Пашка сопливый его Васей зовет, Ир!

— Ну, ма, есть такая игровая форма учёбы, — отмахнулась Ирина. — Зато они не устают и соображают быстро.

— А разве они без него уставали, Ир? — топнула Елена Николаевна. — С чего им уставать-то, сорванцам? И зачем, скажи мне, старой дуре, ты ему ключи от квартиры дала?..

— Мам, ну чего у нас брать, а? — Ирина села и тоскливо обвела глазами кухню. — Я ему детей доверяю, а ты — «ключи зачем дала»!..

— Вот необходимое-то и унесет, как обидно-то будет, Ирочка, — Елена Николаевна прислушалась. — Нет уж! — через минуту решительно вскочила она. — Нет, Ира, нет…

— Ну что ещё, мам?

— Что-о?! — переспросила Елена Николаевна. — А то, дочка дорогая, я его с мальчишками ни на минуту одних больше не оставлю. Пойду и прямо сейчас посмотрю, чему он их там учит?! — и, сорвав с костюма фартук, решительно открыла дверь и вошла в детскую.

Ирина подняла с пола фартук в оранжевых апельсинах и прислушалась. Взрыва смеха не последовало, урок английского продолжался, как ни в чём не бывало.

Ирина подкрасила губы и кинула помаду в сумку. На душе почему-то скребли кошки, и хотелось что-то поменять в жизни сию же секунду, но вот только что поменять?.. Извечный вопрос, к сожалению, так и оставшийся без ответа.

— А хотите, я вас к девочкам сегодня отвезу? — с утра предложила сыновьям Ирина. — У бабушки голова болит, совсем не выносит она вашего гувернёра Васю.

— А мы его тоже не выносим, правда, Паш? — проворчал старший Яшка, завязывая кроссовки. — А когда поедем?

— Прямо сейчас, только позвоню-узнаю, — Ирина взглянула на телефон.

Литовский бульвар. Перекрёсток. Метро. Турникеты. Триста шагов по липовой аллее. Шлагбаум улицы Пичугина. Спутниковые тарелки и флюгера на крышах всех домов. Дом Хазаровых с разноцветной крышей из черепицы и новым цветником взамен старого, пострадавшего после урагана, а впритык к цветнику — забор бабки, которая с крыши пристально обозревала окрестности.

— Мам, смотри-смотри, бабка на крыше сидит! — подпрыгнул и засмеялся Яшка, показывая пятернёй вверх.

— Какая ещё бабка? — Ирина повертела головой и от неожиданности уронила очки, потому что на пологой крыше избушки у большого дома действительно сидела самая обычная деревенская бабка в шляпе с опущенными полями поверх повязанного ситцевого платка. — Ну, ничего себе…

Дома у Хазарова были лишь девочки с няней. Сати и Тамила бегали с распущенными волосами по гостиной, а у маленькой Резеды на косе висела большая бархатная стрекоза и она, как примерная девочка, лежала на ковре у телевизора и смотрела мультики.

— Добро пожаловать к нам в гости! — встретила их на пороге няня, к кармашку её униформы был приколот бейджик «Звездный слуга». — Кима Магомедовича нет, а меня зовут Саша, — сказала она хорошо поставленным голосом. — Девочки, покажите гостям свою комнату, а я приготовлю всем сок и печенье.

— Сегодня мы играем в детской на втором этаже, пойдемте туда, — Сати взяла Пашку за руку и повела к ступенькам.

Ирина, не торопясь, шла за бегущими вверх по лестнице детьми и думала: «Этот дом Ким построил для своей Евы…»

— Вот наша спальня, мы тут спим, — Резеда взяла Иру за руку и потащила к раскрытым розовым дверям.

Одна половинка детской — День.

Вторая — Ночь.

День — комната игрушек.

Ночь — три кроватки-лепестка под балдахинами и нарисованное звёздное небо над головой. Затем девочки чинно показывали детскую ванную комнату. Сати, смеясь, объясняла Яшке наличие косметики на полках.

— Ты красишься? — удивился тот.

Сати серьезно кивнула. У Яшки глаза полезли на лоб, а Ирина отвернулась, чтобы не рассмеяться.

— Ким Магомедович сегодня уехал очень рано, — няня Саша вошла в детскую с подносом, на котором были сок и печенье. — Вы садитесь, Ирина, поговорим, пока они играют, — Саша кивнула на детей. — А я вашу передачу смотрю всегда, даже, когда работаю. Уложу детей и смотрю.

— Спасибо, а вы давно здесь работаете? — улыбнулась Ирина, няня начинала ей нравится.

— Три дня, но девочки меня уже любят, — хмыкнула Саша, ловко наливая из кувшина в чашки сок. — Меня вообще дети любят.

— Немножко завидую, — призналась Ирина, разглядывая курносую симпатичную девушку.

— Это просто работа, — Саша протянула Ирине чашку с соком. — Угощайтесь. Скажите, а зрителем вашего шоу стать легко?..

— Приезжайте к трём к телецентру с паспортом и вы — зритель.

— И платить за вход не надо?!

— Не надо, — улыбнулась Ирина.

— Здорово! — засмеялась Саша. — Я обязательно приеду.

— А мы? — наперебой закричали сёстры. — Мы тоже с тобой, ладно!?

— И мы, мам, — добавил Яшка. — С Павликом.

Саша с Ириной переглянулись.

— Я подумаю, — профессионально-строгим голосом сказала няня. — А пока пейте сок.

— Скажите, Саша, а где гостевой туалет? — устав сидеть на маленьком неудобном стуле, через полчаса поднялась Ирина.

— Да заходите в любой, всё равно дома никого нет. Сегодня хоронят тёщу Кима Магомедовича, — Саша с любопытством посмотрела на Ирину.

Ирина вышла из детской и огляделась. В большом французском окне куда-то на север бежали облака…

«Значит, сегодня он хоронит тёщу. Это называется, пришла в гости не вовремя».

За дверью детской на стене криво висел небольшой цветной портрет: у дома под берёзой стояли в обнимку две женщины. Ирина всмотрелась. Юная красавица Ева и роскошная, с копной пепельных волос молодая бабушка Лиля. Мать и дочь. Они жили здесь буквально вчера, внезапно подумала Ирина. Постояв на балконе с минуту, Ирина вернулась в детскую.

— Ну, что, нашли? — Саша улыбнулась. — А дом не захотели посмотреть?.. Я, к примеру, люблю рассматривать чужие дома.

Ирина покачала головой.

— Тогда пойдёмте вниз, — Саша хлопнула в ладоши. — Кто хочет на качели? Все?.. Так, не забудем переодеть тапки на сандалики… Пойдёмте!

— Они вас слушаются, — удивилась Ирина. — И мои тоже, хотя меня, и даже бабушку слушают не всегда.

— Главное, чувствовать себя старшей, Ирина, и тогда всё получится, — подмигнула ей Саша. — Я уже десять лет работаю с детьми, полжизни практически. Мне хорошо с ними, а им хорошо со мной, как-то так, но главная всё равно я, а не они.

Во дворике у дома продолжались ранее установившиеся отношения — трёхлетний Пашка очаровывал Сати и Тамилу: сидя на качелях, он благосклонно улыбался и принимал ухаживания, а Яшка и Резеда, усевшись на асфальте, настойчиво откручивали колёса у игрушечного велосипеда.

— Ирина, простите, у ваших сыновей разные отцы?.. — понизив голос, спросила Саша.

— С чего вы взяли?

— Это стопроцентно разные маленькие люди, — Саша быстро переводила взгляд с младшего на старшего. — Ой, а поглядите-ка на крышу напротив нас…

С пологой крыши избушки перед соседним особняком им заполошно махала рукой бабка-соседка. Голубой пляжный зонт над ней выворачивался и хлопал на ветру.

— По-моему, она вас зовет? — прислушалась Саша. — Да, она называет ваше имя… Слышите? Пойдёте к ней?

Ирина, помявшись, кивнула.

— Я быстро, хорошо? Мальчишки… Яш! — Ирина снова позвала. — Яш…

— Да вы идите, я посмотрю за ними, — Саша достала из кармана свисток. — Вы её знаете, наверное?.. Странная старушка.

— Нет, первый раз вижу, как и вас, — Ирина мимолётно взглянула на крышу избы, с которой махала ей незнакомая потешная бабка, и ей почему-то стало тревожно. — Я быстро, — уходя, пообещала она, но у калитки Ирина нос в нос столкнулась с незнакомой темноволосой девушкой.

— Как вы оказались в доме Хазаровых?.. — расставив руки, не пропустила её та, недоверчиво сверкнув карими глазами.

— Я здесь в гостях. Спросите у Саши, — миролюбиво ответила Ирина.

— Извините, — девушка с облегчением выдохнула. — Знаете, вон там, — она указала на начало улицы, где был шлагбаум, — Кима Магомедовича спрашивает какой-то старик. Он довольно сердито спорит с охраной, и спрашивает, когда будут похороны. Себя он называет Прищепским…

— Хазаров вроде бы сейчас на похоронах тёщи, — пробормотала Ирина.

— Этот Прищепский говорит охране, что он, якобы, душеприказчик, — девушка растерянно оглянулась. — Вы не знаете, что это значит?