Глава XXI

Пакс глубоко вздохнула, в руках она все еще сжимала мокрый шарф.

— Сэр, я была очень расстроена и, потеряв контроль над собой, нагрубила маршалу Кери. И теперь он не хочет, чтобы я занималась в его классе.

Его взгляд стал таким же холодным, как и в первый день.

— Понятно… И вы пришли, чтобы рассказать мне об этом… почему?

— Я думала, вы поймете меня, сэр, — с трудом сказала Пакс, проглотив застрявший в горле комок.

— Вы хотите, чтобы я заступился за вас? Даже не выслушав его?

Пакс покоробил его тон. Ну почему все понимают ее слова превратно? Она попробовала объяснить более подробно:

— Нет, сэр, я просто полагала, мне нужно самой рассказать вам об этом.

— Он велел вам сделать это? — спросил ее собеседник, удивленно подняв брови.

— Нет, что вы. Просто я имела в виду… вы же тренер…словом, если бы подобное случилось в отряде герцога, я бы рассказала обо всем сержанту, — печально сказала Пакс.

Его голос немного потеплел:

— Вы говорите, что в отряде герцога Пелана принято о подобных вещах докладывать начальству? Если вы в чем-то ошиблись или провинились?

— Да, сэр.

Он задумчиво постучал костяшками пальцев по столу:

— Понятно… И вы согласны, что в том, что произошло, есть ваша вина?

Пакс утвердительно кивнула. Обратившись мысленно к недавнему прошлому, она подумала, что Сиджер или Стэммел, окажись они в подобной ситуации, реагировали бы точно так же, как и Кери, если даже не хуже.

— Что ж, расскажите мне обо всем подробно.

— Вам известно о том, что я просила научить меня сражаться боевым топором?

Тренер кивнул, и девушка продолжила:

— Я выполняла упражнения с топором, училась правильно замахиваться. И вот сегодня маршал Кери принес бревно с сучьями.

Пакс умолкла. Ей было стыдно.

— И что же?

— Понимаете, сэр… у меня ничего не получалось, и он сказал, что мне следует…

— А вы потеряли контроль над собой?

— Нет, сэр. По крайней мере не в тот момент. Спустя некоторое время мне удалось вонзить топор в дерево, но потом маршал Кери нарисовал на бревне силуэт человека и велел мне наносить по нему удары. Лишь только я начала, он озадачил меня тем, что я не думала о цели как о возможном живом противнике, который может дать отпор. Тогда я замахнулась, чтобы ударить по ветке, — мы условились, что это рука. Я рубанула с такой силой, что ветка сломалась, а лезвие вонзилось мне ногу.

— Рана серьезная?

— Ничего страшного, всего лишь царапина. Но в тот момент я очень рассердилась и собиралась ударить изо всех сил снова. Однако маршал остановил топор. Я не знала, что он может творить такие чудеса.

— Такое мы демонстрируем нечасто… Что ж, продолжайте, — сказал тренер довольно безучастно.

Пакс опустила голову.

— Потом он сказал, что я должна быть более сдержанной, и добавил, что я никогда не смогу научиться хорошо сражаться топором. И вот тогда…

— И что вы сказали в ответ, Паксенаррион?

Она задумалась, стараясь точно вспомнить весь разговор.

— Я сказала… Я сказала, что смогу научиться, если он только не будет мне мешать. Я знаю, что была не права, сэр. Я поняла это сразу же, как только произнесла эти слова…

— Вы извинились?

— Да, сэр. Я сказала, что сожалею о случившемся и прошу прощения.

— Вы говорили это искренне?

Пакс испуганно посмотрела на своего собеседника.

— О чем же вы сожалели в действительности? О том, что были грубы, о том, что маршал Кери рассердился на вас, или о том, что вы потеряли контроль над собой.

— Честно говоря, не знаю, сэр. Я думаю, что сожалела обо всем сразу.

— Хм… И что же произошло потом?

Пакс рассказала, как могла, обо всем остальном. Упомянула и свой разговор с гномами. Когда она замолчала, тренер вздохнул:

— Вы пришли ко мне, потому что считали, что обязаны поступить именно так. И чего же вы теперь ждете от меня? Что я, по-вашему, должен сделать?

Пакс посмотрела ему прямо в глаза и сказала:

— Я полагаю, вы меня выгоните. Вы же все равно думаете, что не стоит тратить на меня время, раз я не последователь Геда, Впрочем, даже если бы я им и была, это вряд ли что-нибудь изменило бы.

— Вы действительно решили, что мы выгоним вас отсюда?

Пакс не знала, что ответить. На какое-то мгновение она отвела взгляд, но когда опять посмотрела ему в лицо, то увидела то же выражение спокойного ожидания. Она попыталась говорить как можно хладнокровнее:

— Сэр, я не знакома с вашими правилами. Если я делаю то, что вам не нравится, тогда, конечно, вы можете меня исключить. Но я не знаю, какое решение вы примете.

— Но если вы считали, что вам грозит исключение, то почему вы пришли ко мне? Почему просто не собрали свои вещи и не ушли сами? Или не сказали, что уходите, не дожидаясь, пока вас попросят об этом?

— Но… я не могла так поступить. Это было бы… — Пакс старалась найти нужные слова, чтобы выразить то, что было у нее на душе. Наконец она сказала: — Невежливо, неблагодарно. Здесь моя вина, и вы имеете право меня выгнать. Сама же уйти я не могу.

Он медленно покачал головой:

— А вы сами хотите остаться у нас?

— Конечно хочу, — ответила Пакс громче, чем сама того ожидала.

— Странно, что вы с такой уверенностью говорите об этом. Многие из тех, кто приходит сюда тренироваться, вовсе не хотят оставаться здесь. А у вас такое желание не прошло даже после того, как Кери изгнал вас из своего класса, да еще при всех… Вы действительно хотите остаться здесь?

— Да, сэр.

— Но почему?

Ее руки дрожали от волнения.

— Потому… потому что я всегда мечтала учиться. И последние недели были лучшими в моей жизни.

— Не считая сегодняшнего дня.

Пакс вновь посмотрела в глаза тренеру:

— Да, сэр, это так. Но если бы я только могла остаться…поверьте, все эти неприятности не имели бы для меня такого уж большого значения.

Он удивленно поднял брови, и сердце Пакс бешено застучало.

— Да? Вы ранены, старший преподаватель отказал вам в возможности обучаться в его классе, а вы считаете, что все это не имеет значения? В таком случае у нас разные взгляды, Паксенаррион.

— Я…

Он вновь вздохнул:

— Вам стыдно, я уверен в этом. Но, видите ли, Паксенаррион, мы стараемся относиться благосклонно к нашим гостям, даже если они и не последователи Геда. Мы понимаем, что многие честные люди и опытные воины могут выбрать себе и другого покровителя. У вас необычное происхождение, сегодня вы не придаете этому особого значения. Но для нас это очень важно. Мы все в течение нескольких недель наблюдали за вами и были весьма озадачены. Вы — способная, умная, трудолюбивая, к тому же физически крепче многих студентов. И вы достигли уже гораздо большего, чем многие наши младшие и старшие слушатели. К тому же вы не ввязываетесь в ссоры, ни с кем не спорите, не пьянствуете и не стараетесь обольщать маршалов. Если бы вы являлись последователем Геда, мы были бы очень довольны вашими достижениями, но вы очень скрытны, и мы не можем понять, что у вас в действительности на душе. Весь наш опыт подсказывает, что вы не связаны с дьяволом. Иначе как бы вы ни маскировались, мы бы распознали зло. Случившееся сегодня — первое облачко, которое может бросить на вас тень. Но я хочу понять: характерно это для вас или нет? Какая же на самом деле Паксенаррион? И почему вы отказались принять на себя какие-либо обязательства? Маршал Кери говорил с нами уже по этому поводу. Если бы вы согласились вступить в содружество Геда, мы были бы рады принять вас как рыцаря-кандидата, а может быть, и на более высокую ступень. Но до тех пор, пока вы упорствуете и не желаете довериться нам, я вынужден согласиться с маршалом.

Пакс застыла в оцепенении, не в силах сдвинуться с места или что-то сказать. Она бы никогда не смогла поверить в то, что кто-то всерьез может принять ее за слугу дьявола. В этот момент ей очень захотелось вернуться в отряд герцога, где Стэммел, она была уверена в этом, смог бы защитить ее от подобных обвинении. И зачем она только покинула эту спокойную гавань? Чтобы попасть в такую переделку и пережить множество волнений и страхов? Пакс беспомощно заморгала, но затем подняла голову и сказала, едва разомкнув губы:

— Ясно, сэр. Я… я пойду собирать вещи.

— Паксенаррион! Но я же не говорил вам ничего подобного! У вас есть выбор — так сделайте его! — Голос тренера звучал так громко, что был слышен, наверное, по всему этажу.

— У меня есть выбор? — с удивлением спросила Пакс.

— Вы можете стать последователем Геда. Это вам не приходило в голову? — живо спросил тренер.

— Нет, — честно ответила Пакс.

— Но это должно произойти. Поймите, мы должны разрешить проблему: вы хотите остаться здесь, чтобы тренироваться; но мы не хотим обучать человека, ничего не получив от него взамен. Как долго вы хотите оставаться здесь? И что собираетесь дать нам? Чему собираетесь учиться, если не хотите следовать учению Геда?

Сердце Пакс от волнения бешено заколотилось. Она едва перевела дыхание.

— Вы имеете в виду, что я могла бы стать… но если высчитаете меня плохой, то почему же…

Тренер был несколько смущен. Словно оправдываясь, он сказал:

— Я вовсе не думал, что вы слуга дьявола. Я просто сказал, что такое в принципе возможно. А теперь скажите, вы хотите вступить в сообщество Геда? Вы готовы заплатить эту цену за то, чтобы остаться у нас?

С трудом справившись с собой, Пакс сказала:

— Я… сэр, я хочу остаться. Если для этого нужно… но разрешит ли Гед?

— Мы сможем поговорить с Гедом чуть позже, Паксенаррион. И он скорее всего задаст больше вопросов, чем мы, маршалы. Поэтому ответьте сначала мне: говорил ли ваш герцог вам что-нибудь такое, что заставило вас так сильно не любить Геда? Или у вас есть какой-нибудь другой покровитель, о котором вы не сказали нам?

Пакс отрицательно покачала головой:

— Нет, сэр, ничего подобного. Все то, что мне рассказывали о Геде, меня восхищает. Здесь же вы говорите, что он — слуга Всевышнего, это только добавляет уважения, но…

Она не могла объяснить словами то смутное чувство обиды и негодования, которое ощущала в душе и которое мешало ей без всяких сомнений вступить в ряды сообщества.

— Когда я служила в отряде герцога, я знала нескольких последователей Геда. Эффа была убита в первом же сражении, но это, подумала я тогда, могло быть и случайностью. Но Канну тоже убили, предварительно взяв в плен. Она была последователем Геда, но это не помогло. Она умерла, и даже не в бою, а когда мы пробирались к герцогу, чтобы рассказать ему о пленении Синьявы в крепости. Но в этой ситуации Гед спас не Канну, своего йомена, а меня. Почему?

— А вам не кажется, что за великие подвиги герои могут быть вознаграждены быстрой смертью?

Пакс покачала головой еще более решительно:

— Нет, сэр. Ее смерть не была быстрой, насколько я знаю. Унижение плена, тяжелая рана — это нельзя назвать наградой за безупречную службу, к тому же в крепости ее ранило лишь одну. Случайной стрелой. Почему же тогда Гед не защитил ее? Мы держались все время вместе в тот день. Если верить вам, то шанс выжить был у нее, а не у меня. — Пакс почувствовала, что гнев вновь поднимается в ее душе, и попыталась успокоиться. — И еще: капитан сказал, что, возможно, именно медальон Канны спас мне жизнь в Ротенгри. Но я ведь солдат. Почему же Гед не спас какого-либо младенца или раба? Почему они должны были умереть?

И сразу же перед ее мысленным взором встали картины, увиденные в Ааренисе: ребенок в Ча, испуганная толпа в Сибили, искаженное лицо Хальверика. И это еще не все. На побережье творились в это время вещи и похуже. Пакс сжала челюсти, вновь испытывая чувства бессилия, отвращения и беспомощной ярости от осознания творящейся несправедливости, которые заставили ее покинуть войско герцога и путешествовать в одиночку.

Тренер медленно кивнул ей в ответ. Пакс видела, что на его лице не было насмешки.

— Действительно, Паксенаррион, вы задаете вопросы, на которые трудно ответить. Позвольте начать с самого простого. Вы спрашиваете, почему Гед не спас своего собственного йомена. Ответ состоит в том, что последователи Геда призваны спасать других, а не ждать, что спасут их самих.

Девушка попыталась возразить. С языка у нее готовы были сорваться новые вопросы, но он поднял руку, останавливая ее.

— Нет… Послушайте меня. Я уверен в этом. Об этом говорится в документах, хранящихся в наших архивах. Гед, бывало, вел в бой безоружных фермеров и опытных солдат вместе. Вы думаете, они завоевывали свободу без потерь? Конечно нет. Даже йомены Геда, даже молодые члены содружества должны помнить о том, что подвергают себя риску. Те же, чье положение выше, — йомен-маршалы, маршалы, высший маршал, даже паладины, — знают, что в случае опасности могут лишиться жизни в первую очередь. Гед защищает остальных за счет нашего содружества. Поймите, он не защищает его, как пастух своих овец. Мы сами, если говорить образно, его пастухи.

Пакс задумалась над его словами.

— Но Канна…

— …Была вашим другом, и вы оплакиваете ее. Это хорошо. Но как йомен Геда она рисковала собой и отдала жизнь за то, чтобы спасти остальных. Можно сказать и по-другому, как говорите вы. Но суть от этого не меняется.

— Да, это так.

— А теперь — о тех невинных людях, которые не были последователями Геда, но которых убили. Именно для того, чтобы предотвратить подобные злодеяния, наше сообщество Геда обучает воинскому искусству каждого йомена Но во многих землях нас мало, поэтому и влияние наше там невелико…

— Но почему Гед не может сделать это сам, если он..

— Паксенаррион, с таким же успехом вы могли бы спросить, почему зимой идет снег. Я не создавал мир, людей или волшебников. Я не властен также над звуками, которые издает арфа, когда перебирают ее струны. Все, что мне известно, — это то, что Всевышний ожидает: все его создания одержат победу над злом. Для этого он дал нам героев, призванных указывать путь к свету, и Гед — один из этих героев. Гед показал людям, как нужно бороться за справедливость перед лицом опасности и угнетения: в этом проявился его гений. Но это лишь одна из его сильных сторон, и, осмелюсь заметить, самая лучшая. Но окончательное суждение по этому вопросу может вынести лишь Всевышний. Мы же, последователи Геда, стараемся поступать так, как действовал он. Иногда мы получаем дополнительную помощь. Я не знаю, почему она приходит к одному маршалу, а не к другому, в одно время, а не в другое. Но этого вы не узнаете, Паксенаррион, пока не окажетесь по ту сторону смерти и не предстанете перед судом Всевышнего. А пока… Пока, я думаю, вы вините Геда, потому что все еще вините себя за смерть этих людей. Разве это не так?

Пакс опустила голову и задумалась. В ушах у нее до сих пор звучал голос Канны, ее последний крик: “Беги, Пакс!” И она побежала. Но вслед ей неслись и голоса других.

— Возможно, так оно и есть, — сказала наконец девушка.

— Паксенаррион, Гед не убивает беззащитных. Это всегда делает кто-то из людей — мечом, дубиной или камнем. Если вы все еще думаете, даже пробыв здесь, у нас, что последователи Геда поступают так…

— Нет, сэр!

— …тогда вы уедете отсюда сразу же. Но если вы поймете, что мы пытаемся учить людей жить по законам справедливости, защищаем их друзей и семьи от напора злых сил, тогда решайте, заодно вы с нами или нет. Гед может когда-нибудь потребовать вашу жизнь, но он никогда не заставит вас предать друга или обидеть беспомощного ребенка. Обдумайте действия своей подруги, а не факт ее смерти, и честно спросите себя, были они хорошими или плохими.

— Хорошими. Канна всегда была благородным человеком, — сразу же ответила Пакс.

— Таким образом, вы отвергаете Геда лишь потому, что он действовал не так, как поступили бы вы. Я прав?

Пакс не задумывалась над этим так серьезно. Конечно, это было бы слишком самонадеянно с ее стороны. И все же, подумав, она сказала:

— Да, пожалуй что так.

— Мне кажется, вы не отвергаете его принципы, а лишь то, что они не всегда претворяются в жизнь?

Пакс медленно кивнула в ответ, все еще обдумывая слова тренера.

— Мне кажется, Паксенаррион, вам бы стоило задуматься о том, чтобы попытаться самой осуществить их… Если остальные поступают так плохо. — Его рот изогнулся в улыбке.

— Но я не говорила этого!

Ее собеседнику стало неловко.

— Простите… Возможно, я зашел слишком далеко… и я забыл о вашей ране. Мы вернемся к нашему разговору чуть позже. А сейчас давайте поднимемся в вашу комнату, там вас осмотрит хирург.

— Что осмотрит? — прервал его речь голос в дверях. Пакс попыталась повернуться, но почувствовала слабость и сильное головокружение. В ушах у нее зазвенело.

— У Пакс небольшая рана, Ариания, — сказал тренер.

— Не такая уж и маленькая. Весь пол залит кровью, Ченис. Мне все же лучше посмотреть, что там у нее с ногой.

Тренера вышел из-за стола и опустился на колени рядом с ее стулом. Глаза девушки затуманились. Она слышала, как два маршала о чем-то говорили. Затем послышался взволнованный голос кого-то третьего.

Вдруг у нее начался приступ сильнейшей рвоты, почти полностью опорожнившей желудок. Пакс сжала челюсти, стараясь сдержаться, и потеряла сознание. Когда же она немного пришла в себя, то поняла, что ее несут по коридору. Видимо, приступ кончился, и боль в желудке утихла.

Когда Пакс наконец открыла глаза, то обнаружила, что лежит на кровати. Во рту было сухо, но оставался какой-то неприятный привкус. Когда она попробовала повернуть голову набок, желудок ее вновь взбунтовался. И она едва успела наклониться над ведром, которое кто-то поспешно поставил рядом, прежде чем ее вырвало.

Словно издалека Пакс услышала чей-то голос:

— Я не думаю, что потеря сознания — такое уж безобидное дело, Ченис.

— Но она и не теряла сознания. Просто мы неловко тащили ее сюда…

— Однако с ней творится что-то неладное. Я все же думаю…

Голос послышался ближе, и девушку окликнули по имени:

— Паксенаррион! Ну же, давайте, приходите в себя!

И тут же она почувствовала, что к ее губам поднесли чашку с водой. Пакс сделала глоток. В животе заурчало, но на этот раз все обошлось. Пакс сделала над собой усилие и вновь открыла глаза. И в ту же секунду встретилась взглядом с маршал-генералом. Прежде чем кто-либо из находящихся в комнате успел сказать хоть слово, Пакс произнесла:

— Я хочу вступить… в содружество… даже если вы выгоните меня отсюда.

В комнате воцарилось молчание. Маршал-генерал внимательно наблюдала за девушкой. Наконец она спросила:

— Почему вы хотите этого именно сейчас?

— Потому что я была не права по отношению к нему…к Геду. И поэтому… поэтому я хочу вступить в содружество и поступать лучше, чем прежде.

— Даже если я выгоню вас отсюда? И вам никогда не удастся даже близко подойти к йомену?

— Да. — Пакс почувствовала непреодолимое желание стоять на своем.

Маршал-генерал усмехнулась, стараясь скрыть удовлетворение:

— Надеюсь, вы не передумаете после того, как зарубцуется ваша рана. Надо же! Неужели нужно было потерять столько крови, чтобы осознать истину?

Пакс в этот момент казалось, что ее тело поднялось в воздух и парит над кроватью. Она знала, что лучше других понимает происходящее, только ей трудно было говорить.

— А я и не потеряла ее. Просто она не здесь, а где-то в другом месте.

— Вы ослабли от ранения и бредите. Ничего страшного. Если вы, когда поправитесь, по-прежнему пожелаете дать клятву верности Геду, я уверена, он примет ее. Но это произойдет лишь через некоторое время, Паксенаррион. А пока вы должны отдыхать и повиноваться хирургам.

…Лишь спустя несколько дней Пакс смогла восстановить в памяти все, что произошло с ней тогда. Поначалу к ней не пускали никого, кроме докторов, тренера и маршал-генерала. Наконец ей разрешили встать и сделать несколько шагов.

Она очень удивилась, почувствовав, как трудно ей было это сделать. Когда Пакс снова опустилась на кровать, у нее сильно кружилась голова. Пришлось откинуться на подушки и закрыть глаза.

…Спустя некоторое время ее разбудили Руфен и Кон. Они обнаружили, что дверь ее комнаты открыта, и заглянули, чтобы узнать, что случилось.

— Пакс!

Она сразу же открыла глаза. Последние лучи заходящего солнца проникали сквозь окно в комнату.

— Вы выглядите очень бледной, — сказал Кон. Пакс посмотрела на него:

— Я просто… немного задремала.

— Тренер сказал, вам уже лучше. Он просил не беспокоить вас, но двери были открыты…

— Ничего страшного, входите.

Пакс села. Ей было неловко оттого, что она все еще слаба, и к тому же она чувствовала, что от смущения у нее горят уши.

— Послушайте, Пакс, если они выгонят вас отсюда, у меня будет… будет…

Пакс покачала головой:

— Не беспокойтесь, Кон, у меня все в порядке…

— Нет, это не так. Это было несправедливо, и мы все видели, как он вас унизил. Я не мог поверить в то, что происходит. Он попросту травил вас, а вы ведь лучшая из нас.

Пакс посмотрела на него с удивлением:

— А я думала, вы были на его стороне… и соглашались с тем, что мне следует уйти отсюда…

Кон пожал плечами:

— Какое значение имеет то, что вы не являетесь членом нашего содружества? Я состою в нем всю жизнь, но мне никогда не стать таким хорошим воином, как вы. К тому же вы не делаете ничего плохого, даже не ввязываетесь в ссоры. Нашим маршалам вообще бы следовало радоваться, что вы пожелали прийти сюда. Именно об этом я и сказал Кери.

— И что же он вам ответил? — Пакс не могла представить себе этого разговора.

— Он сказал, что я не понимаю, о чем говорю. И мне следует вернуться к своим собственным делам. Тогда я возразил ему, что дела моих друзей — и мои тоже. Он посоветовал мне более тщательно выбирать себе друзей. Я же сказал, что за то короткое время, что вы находитесь здесь, я узнал гораздо больше, чем от него за все те годы, что учусь здесь…

Кон умолк, стараясь перевести дыхание. От возбуждения его бросило в краску, и ему стоило большого труда прийти в себя.

— А потом… а потом Кери сказал, что, возможно, Кон обратил бы на него внимание, если бы у него были длинные светлые волосы. И тогда Кон, замахнувшись, ударил его и опрокинул на спину. Кери, конечно, не ожидал такого поворота. Он обратился к остальным, спросив, что думают они. И все как один ответили, что они на вашей стороне, Пакс. Жаль, что меня там не было. Не знаю, смог ли бы я чем-нибудь помочь, но все же… — сказал, широко улыбаясь, Руфен.

— Вам не следовало поступать так. Он же… Он же занимает высокое положение здесь… право, вам не следовало спорить с ним, — сказала девушка, глядя на Кона.

— Но он был не прав. Если у вас и есть недостаток, Пакс, то лишь тот, что вы слишком хотите, чтобы вами управляли. Я знаю, что вы скажете на это, — так, мол, и должно быть у хорошего солдата. Может быть, и так, если речь идет о войсках, где служат наемники. Но мы последователи Геда, а это совсем другое дело. Гед говорил, что каждый йомен должен думать сам за себя. Меня не волнует, какое положение занимает Кери. Если он не прав, то он не прав. И если я так думаю, то вправе сказать ему об этом, — упрямо сказал Кон, сверкая глазами.

— Если вы не согласны с ним, это вовсе не значит, что он действительно не прав, — возразила Пакс.

— Он не прав, это очевидно, — стоял на своем Кон.

— Но откуда вы это знаете? Иногда некоторые вещи кажутся несправедливыми, когда они случаются, но позже, поразмыслив, вы понимаете, что ошибались. Поэтому, мне кажется, ничего нельзя знать точно, — упорствовала Пакс.

— Видите ли… я имею в виду… мне трудно порой бывает выразить свои мысли. Я лишь знаю, что Кери был несправедлив по отношению к вам. Он излишне придирался, пытаясь изобразить вас неспособной. А когда вы разозлились, то во всем вас же и обвинил. В конце концов, вы были ранены и потеряли много крови. А он даже не попытался помочь вам.

Пакс пожала плечами:

— Просто он подумал, что я сильная, выдержу.

— Но он был виноват. Поэтому все случившееся несправедливо.

— Кон, не стоит сейчас искать виноватых. Ведь если бы я не потеряла над собой контроль, все было бы по-другому. Кроме того, маршал-генерал сказала мне, что здесь с неохотой тренируют тех, кто не дал клятву на верность сообществу.

— Но вы ведь скоро вступите в него, правда? — спросил Руфен.

— Да. Хирург сказал, что я смогу ходить к Празднику Середины Зимы.

— А как ваша нога — плохо?

— Ничего страшного. Рану зашили, и сейчас она заживает. Она почти не кровоточит, нужно, лишь регулярно делать перевязки… Послушайте, Кон… после того как я тогда ушла, вы не видели нескольких гномов?

Кон посмотрел на нее немного испуганно, но потом широко улыбнулся:

— И как вы только узнали о них? Да, там кое-что произошло, скажу я вам. К нам в учебный класс прямо-таки ворвались двое гномов и прервали занятия. Я не могу повторить все то, что они сказали, — слишком уж необычна их речь. Но кое-что мы все-таки поняли: Кери попросил их показать нам, как правильно орудовать боевым топором, и они готовы были сделать это сию же минуту. Кери заметил, что на сегодня занятия уже окончены, он отпустил некоторых учащихся и они вряд ли захотят собраться вновь. Поэтому, добавил Кери, они могли бы показать свое искусство тем, кто остался в классе. Гномы внимательно посмотрели на нас и сказали, что покажут все необходимые приемы каждому, кто имеет мужество учиться сражаться столь необычным видом оружия. Один из них вызвал на состязание самого Кери. Мы наблюдали за поединком, и должен сказать вам, они сражались совсем не такими топорами, как вы.

— Ну и как господин Кери?

— Он получил одну-две царапины, но вы же знаете — он умеет исцелять их, так что все это пустяки. Главное сейчас — другое. Вы собираетесь вступить в сообщество, так что скоро вернетесь к занятиям, ведь правда?

— Надеюсь. Но я еще не встречалась с господином Кери, чтобы решить этот вопрос окончательно. — Пакс надеялась, что Кери не держит больше зла на нее.

— Так вы остаетесь, правда?

— Да.

— Тогда вы вернетесь к нам в класс. Это будет просто замечательно. Только прошу вас, Пакс, запомните то, что я сказал вам. Йомен имеет право думать самостоятельно. И поступать как считает нужным…

— Запомню, но…

— Я знаю, о чем вы сейчас думаете. Допустим, ваше мнение расходится с мнением остальных в классе. Но поймите, это совсем не значит, что правы они… Держу пари, вы никогда не перечили вашему сержанту, капитану, не говоря уж о герцоге…Пакс снисходительно улыбнулась. Она не могла представить, чтобы Кон осмелился поспорить со Стэммелом или с Арколином больше одного раза.

— Знаете, я однажды не согласилась с герцогом… Может, правда, я не совсем точно выразилась…

— Однажды. Вы хотите сказать, что он был не прав всего лишь один раз за три года? Тогда это рекорд, — усмехнулся Кон.

Она лишь покачала головой; объяснять что-либо было бесполезно. Но, поразмыслив немного, она все же попыталась:

— Кон, у нас не принято было возражать командирам. Даже если дело касалось чего-то очень серьезного. Да мы и не видели многого. Поэтому не знали, когда командиры бывали не правы.

— Итак… В чем же вы тогда не согласились с герцогом? Пакс почувствовала себя неловко. Ей совсем не хотелось вспоминать ту ночь в Ааренисе.

— Я… вам совсем необязательно знать об этом, — сказала она тихо.

— Продолжайте же, Пакс, не бойтесь. Я просто не могу представить, чтобы вы спорили с кем-нибудь, кто занимает столь высокое положение, как герцог. Видимо, предмет вашего разногласия носил очень специфический характер. Так что же это было? Он что, собирался поклоняться Лиарту? Или дело в другом?

Пакс закрыла на мгновение глаза и тут же явственно увидела распластанного на земле Синьяву, стоящего рядом с ним Хальверика и сердитого паладина напротив герцога. Она вновь ощутила звенящую тишину вокруг, наступившую после вспышки гнева герцога, и ощутила на себе его тяжелый взгляд.

— Я не могу рассказать вам об этом. Не спрашивайте, Кон, не могу, — сказала она хриплым от волнения голосом.

Руфен, стараясь сгладить возникшую неловкость, сказал как можно спокойнее:

— Пакс, вы еще не достаточно здоровы, чтобы спуститься к ужину в зал. Мы принесем вам что-нибудь поесть сюда.

Его понимание и тактичность растрогали Пакс. Впрочем, они оба — и Руфен, и Кон — выглядели взволнованными.

— Я почти выздоровела, — твердо сказала девушка.

— Да, конечно, почти, но еще не совсем. Если вы собираетесь дать клятву на верность Геду во время праздника, вам не следует самой передвигаться по лестнице сегодня. Нам не составит труда принести вам еду сюда. Пошли же, Кон, сходим на кухню.

Оба они тихонько вышли в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь и оставив Пакс наедине со своими воспоминаниями.

Загрузка...