Клятва верности Книга 2

Глава 7

Подполковник приземлил флаер на закрытом пригородном военном космодроме. Серафима слегка подзабыла отведённую ей бабулей роль и сама спрыгнула на железные плиты стартовой площадки. Она с восторгом разглядывала новейшие военные космические патрульные звездолёты и истребители, стоящие возле возвышающегося над ними небольшого модуля орбитального госпиталя.

— Заречина, за мной, — отдал ей приказ подполковник и зашагал в небольшое здание, скрытое под раскидистыми деревьями. Они, как и весь лес вокруг площадки, были искусственно выращенными. Ровно посаженные ели, сосны и тополя имели невероятно безупречно здоровый вид. Только модифицированные на орбите саженцы могли вырастать в рекордные сроки до таких немалых размеров.

Серафима долгое время жила в деревне и прекрасно знала истинный вид настоящего естественного леса — он прекрасен своим совершенным несовершенством, буйством природы. И глядя на исполины, окружающие космическую стартовую площадку, девушке вдруг захотелось навестить родителей. Соскучилась она по настоящей природе и чистому воздуху. По родителям она всегда скучала, каждую минуту помнила о них, а вот ностальгия по лесу накрыла только сейчас.

— Заречина! — громко позвал Фиму Ахметов, отойдя на приличное расстояние. Девушка опустила голову, оглядывая подполковника, в руках которого не было её чемоданов. Она обернулась на флаер, указав на него Богдану.

— А мой багаж? — кричать она и не планировала, спросила обычным спокойным голосом.

— Я помогу, — мягкий баритон за спиной стал полной неожиданностью.

Девушка обернулась и замерла с открытым ртом.

— Сашка! — вырвалось у неё, когда она узнала синеглазого брюнета в военной форме космического десанта. — Сашенька!

Прежняя Фима не смогла бы броситься на шею Мантьяна, а тут будто что-то в голове у неё щёлкнуло или же настолько вжилась в роль, но она сама от себя не ожидала того, что с радостным визгом прижмётся к его груди, заглядывая в красивую небесную синь его глаз. Прошло уже больше трёх месяцев, как они расстались в космопорте, обещая списываться и встречаться, но Сашка словно пропал. Она с ним ни разу так и не пересеклась в университете, не видела его на выпускном, да и в общем чате его ник не светился. Теперь, кажется, Серафима поняла, где всё это время он был — служил на благо Родине.

— А ты как здесь? А ты женился? Как Оля? Ой, я так давно тебя не видела! — вопросы сами посыпались, и девушке с трудом удалось остановить их поток. Неожиданная встреча и приятная. Саша всегда ей нравился, даже после той неприглядной сцены на Урнасе молодой дипломат вернул уважение Серафимы, когда ему хватило достоинства и чести попросить прощения у Тманга за свои оскорбления.

Саша смутился в своей особенной очаровательной манере, потупил взор и попытался оторвать от себя Заречину. За его спиной собирались другие члены команды, которые, заметив приземление флаера, вышли из ангара, где им выдавали амуницию, чтобы поприветствовать начальника.

— Фим, я тоже рад тебя видеть. Я даже не ожидал, что ты летишь с нами.

— Да я как-то спонтанно так решила махнуть в империю. Богдан говорит, что его туда без меня не пускают, представляешь? Сама не ожидала, что настолько понравилась принцу крови. Хотя, если честно, мне кажется это странным. Он же рептилоид, а я простая землянка.

Саша усмехнулся по-доброму.

— Ты никогда не была простой землянкой, Фима. Ты особенная.

— Саша, Саша, — укоризненно проворковала она, пытаясь не обращать внимания, что оказалась в полукруге военных, которые с любопытством ловили каждое её слово, — у тебя же невеста есть. А ты комплименты другим раздаёшь.

— Такой красавице не грех и дать, — отозвался мужчина весьма неопрятного вида лет тридцати, с ранней сединой в чёрных волосах, на висках и в щетине.

Фима опустила взор, переживая волну омерзения, так как пошловатый подтекст уловил каждый, Саша даже дёрнулся в сторону хама, но девушка остановила его, ласково приложив ладошку к груди.

Бабуля объясняла, как поступать с подобными мужланами, вот только настроение было не то. Фима оглядела его грязно-коричневое биополе, и злые слова улетучились сами, оставив после себя лишь жалость.

— Вам бы завещание написать, умрёте скоро.

И как такого медкомиссия допустила к полётам? Догадка озарила яркой вспышкой. Девушка покачала головой. Она хотела ему посоветовать обратиться к врачам, ведь понятно, что обманул их, получая допуск. Правда, заметив перекошенное от ярости лицо, передумала.

— Ты кому угрожать вздумала? Старшему по званию?

— Отставить, майор Джонс, — остановил седовласого Ахметов, переключая своё внимание на Серафиму, рядом с которой вытянулся по струнке остальной состав группы во главе со старшим лейтенантом Мантьяном. — Госпожа Заречина, что вы тут за балаган устроили?

— Я? — развернулась Фима, радостно улыбаясь. — Позвольте, напомню, очаровательный подполковник, что это ваши подчинённые и балаган этот тоже ваш. Я тут совершенно ни при чём. Просто решила поздороваться с моим другом. Мы с ним в одном университете учились и вам ведь это прекрасно известно, — закончила Фима, подходя к Ахметову, который поджимал губы и гневно прожигал её взглядом. — И, в отличие от вас, у Саши больше такта, он предложил свою помощь с багажом.

— Это ваш багаж и вы его сами должны нести.

Фима помахала пальчиком, продолжала излучать улыбку.

— Давайте не будем ссориться. Я здесь чтобы вам помочь и только. Я даже не буду напоминать, что из-за вас разрушена моя жизнь. Так что вы, как честный мужчина, обязаны взять на себя ответственность за меня и мой багаж.

— Заречина, — сердито протянул подполковник.

— И лучше зовите меня Серафима. Зря, что ли, мои родители дали мне такое прекрасное имя. Кстати, а давайте познакомимся, — резко развернулась девушка к военным. Жаль, что среди них не было женщин, только мужчины. Бабуля так и предполагала — суровые, крупные.

Фиме всегда казалось, что агенты спецотрядов обычно все в штатском и более хитрые. Тут же, кроме Сашки, никто на персонажа шпионского фильма не тянул.

— Заречина, прекращайте этот цирк и быстро за мной. Вы задерживаете вылет! — попытался приструнить её Богдан, но у Фимы были другие планы.

— Позвольте представиться, меня зовут Серафима Заречина, — словно не услышала она гневный приказ Ахметова и поклонилась мужчинам, как положено в светском обществе выходцев из Азии при представлении. — Прошу вас позаботиться обо мне. Я человек совершено не военный, я всего лишь изучаю историю.

— Разве? — усмехнулся молодой парень ростом чуть ниже Мантьяна, с живыми карими глазами и крупным носом. — Насколько я знаю, вы победительница игр Сильнейших.

— Лейтенант Эйрант! — осадил его Ахметов, злясь на парней, которые при виде Заречиной забыли о субординации и уставе.

— Ах, это, — скромно потупила взор Фима, мысленно постанывая. Сложно было держать образ бесшабашной красотки, когда хочется всех послать куда подальше. Томно вздохнув, как наставляла бабуля, девушка подняла глаза на вопрошающего и заявила: — Скорость — моя страсть. А ваша?

— Заречина, за мной, быстро! — рявкнул Богдан и, вцепившись в руку шатенки, бросил через плечо:

— Старший лейтенант Мантьян, возьмите её багаж. Заречина…

— Госпожа, — поправила его Фима, морщась от боли в предплечье.

— Ещё слово и полетишь в багажном отделении, — пригрозил ей Ахметов.

— И всё же вы совершенно некомпетентный в вопросах республиканцев и их уклада жизни, подполковник, — назидательно начала Фима, еле-еле поспевая переступать ногами, чтобы не растянуться на железных плитах. Ахметов тянул её не к зданию, как раньше, а к посадочному модулю с включёнными двигателями. — Иначе бы вы знали, что если вы исполните свою угрозу, то станете причиной конфликта, который, если я умру, закончится вашей смертью. Ну, может быть, ещё парочкой ваших родственников.

Ахметов остановился и удивлённо воззрился на улыбающуюся девушку, которая настойчиво пыталась отцепить его пальцы со своего плеча.

— Уж не думаете ли вы, что господин Ход…

— Сион, — поправила его Фима, кивая головой, — да-да, вы правильно на него подумали. Осталось вам додумать эту мысль до конца с тем лишь отступлением, что атландийцы однолюбы. Я так понимаю, что вот на этом мы и полетим? — вырвавшись из захвата, Фима поспешила к модулю, чтобы больше Ахметов не оставлял на её теле синяков.

Мантьян шёл последним, и ему не понравилось, как вёл себя подполковник с Заречиной. Да и поведение майора его не устраивало, нужно было поговорить с ним.

Фил Джонс поравнялся с подполковником и тихо шепнул:

— И зачем она нам? — кивнул он в сторону удаляющейся к модулю девчонки.

— Майор, держи себя в руках. Операция предстоит опасная, а девчонка нужна для прикрытия. Так что не трогай её и держись подальше. Она не так проста, как кажется, и заносчива не в меру, а у её родственников связи. Поэтому я не советую даже допускать о ней пошлых мыслей.

— Почему? Её же подложили под атландийца. Ей такое не впервой.

— Никто её не подкладывал, он сам её выбрал. И если ты не в состоянии усмирить своего дружка, то остаёшься на Земле. Мне нужны солдаты, готовые послужить Родине, а не думающие нижней головой, понял меня?

— Так точно, подполковник. Я готов служить Родине, вы же знаете. Но не понимаю…

— И не надо понимать. Запомни, мне проблем не надо. Операцию сорвёшь — пойдёшь под трибунал. Прикоснёшься к девчонке — сам лично расстреляю. Родным скажу, что пал смертью храбрых. Так и быть, похоронят тебя с почестями. Уяснил?

— Так точно, подполковник, — зло процедил майор Джонс, отдавая честь командиру.

— Иди, — приказал Богдан, нерадостно размышляя о том, что Заречина крови подпортит не только ему, но и другим членам команды. Нужно её изолировать от греха подальше. Слишком наглая, слишком красивая. Да и намёки на атландийца напрягали. Что произошло за ночь? Ведь она никому не звонила. Да и не выходила никуда, ни с кем не встречалась, но перемены разительные. Нужно было держать с ней ухо востро.

Поговорить с Сашей Фиме удалось только на звездолёте, на который их доставил посадочный модуль. Они сидели в её каюте, пили чай и вспоминали путешествие в республику Атланду. Оказалось, что Саша так и не женился. И это задание последняя ступенька, которая поможет ему работать под началом отца. Ольга терпеливо ждёт его, и Саше стыдно, что заставляет её ждать. Но, увы, родители непреклонны, он должен встать на ноги, чтобы самостоятельно содержать семью, и приходилось подчиняться их велениям.

Фиму же он спрашивал о её личной жизни и о причинах, по которым она оказалась в его команде.

— Понимаешь, я полтора года назад на летние каникулы летала в империю и встретилась там с младшим принцем крови Шшангаром. Он запомнил меня и прислал приглашение посетить империю ещё раз. Но мне его, естественно, из-за политических взглядов никто не передал, а вот Богдан узнал и зацепился. Уж не пойму, чего вы там будете делать.

— А тебе не сказали? — удивился Мантьян и добавил шёпотом: — Террористов ловить.

— Кого? — удивилась Фима. Тайная организация, про которую говорил подполковник, как-то для неё не вписывалась в категорию террористов.

— Есть такая преступная организация, которая пытается рассорить федерацию с республикой и империей. Нам нужно найти преступников и предоставить их атландийцам в качестве извинений. Чтобы они могли на нас смотреть как на равных.

— Боюсь, этого не будет никогда, Саша.

— Почему? — удивился Мантьян. — Поверь, мы сумеем доказать атландийцам…

— Саш, — остановила Серафима друга, положив руку на его предплечье.

Сидеть на своей кровати так близко с объектом былой влюблённости оказалось удивительно легко. Раньше она на него боялась и взгляд поднять, а теперь смело смотрела и понимала, что Саша красивый, но красота его уже не трогала за живое. И сердце больше не трепетало, и мозг не зависал. Теперь она искала в собеседниках черты одного конкретного принципиального атландийца, который так и не позвонил, хотя бабуля обещала. Но, увы, тилинг оставался нем. Фима вздохнула, возвращаясь к теме разговора, отринув грустные мысли. Пока жила в ней надежда, она готова была идти в этом фарсе до конца.

— Атландийцам не надо ничего доказывать. Им неинтересны порывы других рас выслужиться перед ними. Поверь, чтобы стать равными им, мы сами себе должны доказать что мы достойны.

— Так мы и так достойны.

— Ой, ли? — усмехнулась Фима. — Тогда почему стремимся выслуживаться, ждём похвалы, заискивающе заглядываем в глазки старшим расам? Потому что мы в себе не уверены, Саш. Вот и всё.

Юноша усмехнулся, чуть хмурясь.

— Надо же. Ты всё же удивительная, Фима. Видишь всё с другого ракурса. Никогда не понимал тебя, если честно. И твоей увлеченности историей. Но, видимо, зря не оценивал по достоинству работу великих предков.

Фима улыбалась, рассматривая Мантьяна в его светящемся биополе. Красивый цвет, здоровый — бледновато-красный. Девушке почему-то казалось, что так светятся сильные личности, крепкие как духом, так и телом.

— Майор Джонс, — вспомнила она о болезном, — пригляди за ним, а лучше натрави медиков. Он болен, причём смертельно.

— Откуда ты знаешь? — поразился Саша, настороженно следя за Фимой.

— А это видно. Ты ведь тоже замечал, как плохо он выглядит, — быстро нашлась с ответом Фима, мысленно ставя зарубку следить за языком. Саша не Дантэн, он не поймёт, возможно, неправильно воспримет, а в итоге может и осудить.

— Ты сильно изменилась, — признался Мантьян.

— Любовь нас делает лучше, — не осталась в долгу девушка, намекая на его невесту. Ведь и в его сердце царила богиня любви, и она делала Александра лучше.

— Ты права, — кивнул брюнет и встал. — Благодарю за чай. Отдыхай. Полёт продлится двое суток. И ты лучше не выходи лишний раз из каюты, приказ подполковника.

— Я не его подчинённая, — напомнила ему Серафима, а Саша грустно вздохнул.

— Это он мне приказ отдал, чтобы я следил за тобой. А ты да, ты не обязана подчиняться, поэтому это моя просьба.

Вот как? Фима несколько удивилась. Богдан решил действовать через Сашу, зная, что они друзья. Как смело и глупо.

— Как скажешь, — отозвалась она и проводила Мантьяна к выходу.

Вот только сидеть безвылазно в каюте, конечно же, Фима не собиралась. Во-первых, пункт семь наставлений запрещал скучать и оставаться одной. Это могло повлечь нарушения пункта пять — не звонить Дантэну и не отвечать на его звонки и сообщения. Во-вторых, пункт четвёртый гласил, что она просто обязана научить мужчин биться в истерике. Это женщине нужен любой повод для неё, а вот мужчин вывести из себя может только женщина.

Поэтому Фима смело вышла в коридор, прекрасно зная, как она очаровательна в этом алом платье. Экскурсия по звездолёту принесла свои плоды сразу. Ахметов тихо выругался, майор подзавис, оглядывая Серафиму с головы до ног. Джонс видел её уже в платье на курорте, где девушка развлекалась в обществе атландийца, вот только тогда она выглядела более невинной, а тут роскошной соблазнительницей.

На капитанский мостик Фима не пошла, зная, что там незнакомые ей пилоты, весь состав группы распределился по каютам, а вот командование нашлось в кают-компании за обсуждением весьма важных дел, вон как их перекосило от её прихода.

— А где тут столовая? Я проголодалась, — с милой улыбкой отозвалась Серафима.

— Обед будет строго по расписанию, борткомпьютер вас, госпожа Заречина, позовёт и проводит, а теперь марш в свою каюту и нечего болтаться в таком виде по кораблю.

— Какой обед? А где мой законный завтрак? Богдан, мы так не договаривались, — капризно протянула Заречина, прекрасно видя, как медленно закипает подполковник. — И что вам не нравится в моём платье? — оскорбилась Фима и откинула волосы за спину. — Да, оно простенькое, зато красивое.

— Очень, — согласился с ней майор и усмехнулся.

Фима опустила взор, словно скромно застеснялась, а сама мысленно отгораживалась от липких жгутов биополя мужчин. Это становилось уже тенденцией. Стоило ей появиться перед Богданом, как его биополе начинало нервировать своими попытками укутать её в кокон. Теперь вот и ржавый потянулся.

— Я хочу свой завтрак! Ты вытащил…

— Вы! — рявкнул Ахметов. — Вы, госпожа Заречина, и перестаньте вести себя как избалованная леди. Вы не на пикник выбрались, тут никто перед вами выслуживаться не будет. Идите в каюту и закажите себе у борткомпьютера завтрак.

— А вам, милейший подполковник, никто не говорил, что нервные клетки не восстанавливаются? И я вас не просила меня брать на это ваше суперсекретное задание. Я вообще любви хотела, а вы! — выдержала она паузу. — А вы всё испортили!

— Госпожа Заречина, вы, как гражданка Федерации, должны понимать, что…

— Конечно понимаю. Я ваш билет. Надеюсь, не в один конец?

— Не каркай, — встрепенулся Джонс и нервно провёл по волосам, мечтая о сигарете.

— Я ворона, чтобы каркать. И я вам настоятельно советую обратиться к медикам. Зря вы не прошли комиссию.

Богдан удивлённо обернулся на майора, а тот обозлился ещё больше.

— Ты чего несёшь, как это не проходил? У меня все документы в норме.

— Пф, — фыркнула Фима, — нашли, чем гордиться. Лучше бы здоровьем гордились.

Девушка величественно выплыла из кают-компании прислушиваясь, как подполковник строго выспрашивал у майора о комиссии.

Возвращаться к себе девушка не хотела, поэтому направилась искать Сашку. Лучше провести с ним время, чем в гордом одиночестве. Друг нашёлся в обществе лейтенанта Эйранта.

Парни как раз обсуждали её, поэтому несколько нервничали, правда, недолго. Пирс оказался весьма приятным собеседником и тоже увлекался гонками, поэтому Серафима пробыла у Саши в каюте до самого обеда. Фима увлеклась экспериментами с чужими биополями. Они, оказывается, поддавались дрессировке, и девушка могла приказать им её не оплетать. Зато видела, как они взаимодействовали друг с другом. Саша и Пирс чувствовали себя раскованно вместе, хоть Мантьян и доминировал, но его биополе постоянно пыталось приластиться к её ауре. Скидывая с себя чужие щупальца, Фима удивлялась, как приятно было чувствовать себя в своей уютной ракушке — выстроенной вместе с Ходом защите. Дантэн рассказал, что рептилоиды сильны в плане эмоций: могли читать их, влиять на них, хотя и телепатов среди них тоже хватало. Поэтому и нужна эта защита, и Фима научилась её строить самостоятельно.

Во время обеда ей тоже не пришлось оставаться одной. Все мужчины хотели подсесть к ней поближе и выспрашивали о Ходе, даже не понимая, как бередили рану. Но Серафима улыбалась каждому и расхваливала Дантэна. Она не собиралась отрекаться от него. Ей было наплевать, о чём думали мужчины, их мнения ей и не требовалось. У неё были другие задачи, поставленные бабулей, и она работала над нами, чтобы Ход понял, что она сильная и самодостаточная. Она надеялась, что сможет воспитать его. Бабуля вообще твердила, что мужчины любят, когда женщина прогибает их под себя. А ещё им нравится чувствовать женское обожание. Правда, на любое правило были свои исключения. Не все мужчины выбирают себе жён под стать своим матерям. Кто-то наоборот любит воспитывать женщину под себя. И почему-то Фиме казалось, что атландиец именно второй тип, а значит, мариновать его придётся очень долго. Грустно вздохнув, девушка приступила к еде, надеясь поскорее оказаться в империи, тогда её обещание будет исполнено.

Тошан

Утро только занималось. Густые тучи подсвечивались робкими малиновыми лучами звезды Атлас. Дантэн сидел на обрыве, свесив ноги вниз, и размышлял. Обстановка в доме действовала на него угнетающе, а здесь, на побережье океана, обдуваемый порывистым солёным ветром, Ход мог успокоиться. Разрыв прошёл удивительно гладко, будто и не было его вовсе. Тоска, поселившаяся в сердце при отлёте, превратилась в нечто, сравнимое с элитным десертом: смоченные в крепком коньяке фруктовые дольки. Никогда прежде Дантэн не понимал любителей этого десерта, теперь же улавливал утончённое удовольствие. Душу тянуло, сердце словно ныло от раны, а нутро всё стягивало от мыслей о Симе. Разрыв нужно пережить, выстоять, иначе ларна станет слабостью, через неё уйдёт сила. Это, возможно, было бы спасением от ответственности, к которой подталкивали его другие Сильнейшие, но если бы он был уверен, что слабость не принесёт с собой бед и неудач, то, наверное, остался бы с Симой на Земле. Она же так просила его об этом. Но правила есть правила. Их придумали более мудрые, испытавшие на себе горести таких слияний.

Дантэн поднял голову, прислушиваясь к звукам приближающегося флаера. Бывший наставник звонил час назад — хотел встретиться. Опять надумал уговаривать принять предложение стать главой республики. Ход поморщился. Раньше его увлекала эта идея, и он даже стремился к ней, но настырными стараниями сиона Тмага юного атландийца отвернуло от этой мечты. Он понял, что, даже заняв эту должность, ничего себе не докажет. И глядя на своего бывшего наставника, всё больше убеждался в правильности своего выбора.

Флаер приземлился на площадке перед крыльцом дома. Дантэн поднялся с земли, прикрываясь рукой от порывов горячего воздуха, поднятого летательным аппаратом. Иорлик легко спустился, а Ход прижал руку к груди и кивнул ему в знак приветствия.

Повторив движения, седовласый атландиец подошёл к своему любимчику.

— Дантэн, я как узнал, что ты вернулся, сразу к тебе. Почему так долго? Нельзя же так срываться на Землю, никого не предупредив!

Тманг по давней привычке сразу начал отчитывать нерадивого мальчишку, но Ход знал, что тот скрывал свой страх за него. Всё же он воспитывал Дантэна не только как ученика, но и как сына, заменив ему родного отца.

— Были дела, — легкомысленно отозвался Дантэн.

Извиняться за свою выходку и оправдываться он не собирался. Это его личное дело когда и куда ему летать. Он всего лишь Хранитель Тошана, и свои обязанности перед жителями планеты добросовестно исполнял.

— Дела у тебя и здесь были. Знаешь, как вопил Аранс, умоляя уговорить тебя вернуться, — покачал головой Тманг, сердито оглядывая Дантэна с ног до головы, да так и замер, удивлённо вскинув брови. — О! — выдохнул он. — Я должен тебя поздравить?

— Не настаиваю, — усмехнулся прозорливости наставника Ход и жестом пригласил его в дом.

— Так ты летал ради этого? — задал встревоженно вопрос Тманг, озарённый причиной странного поведения Дантэна. Ларна — это событие для каждого атландийца. Найти подругу жизни — это великая удача и бескрайнее счастье!

Ход молча улыбался, шёл впереди Тманга, наблюдая за ним в отражениях зеркал.

— Это юная землянка? — тыча пальцем в спину Дантэна, выкрикнул Иорлик. — Конечно она. К кому бы ты полетел ещё. Точно она! Надо же.

Бормотания седовласого атландийца услышал секретарь, которому Ход и словом не обмолвился о причинах визита на Землю. Аранс всю ночь приводил документацию Хранителя в порядок, чтобы с утра он смог приступить к приёму жителей планеты. Невыспавшийся, он замер на лестнице второго этажа, обрадовавшись прилёту сиона Тманга.

— И как она приняла тебя? — обеспокоенно вопрошал молчаливого Дантэна Иорлик, поднимаясь с ним по лестнице, вскользь поздоровавшись с Арансом, который пристроился позади старого атландийца внимательно прислушиваясь к их разговору.

— Дантэн, ну что ты молчишь? Так она приняла? Или нет?

Ход усмехнулся. Приняла ли его Сима? И да, и нет. Она, кажется, так и не поняла, что должна сделать. Принять его, выбрать, прийти к нему сама, полностью уверенная, что делает верный выбор на всю жизнь.

— Ход, ты меня пугаешь своим молчанием. Она хоть жива?

Дантэн удивлённо обернулся на старика, который под его взглядом стушевался.

— Ну а что я должен подумать? Молчишь, весь в себе, словно кто-то умер. Ты ведь мог её неосознанно и убить. Ты не должен забывать об этом, милый мой мальчик. Ты слишком силён.

— Она сильная, — заверил его Дантэн и вошёл в свой кабинет.

— Рад за тебя, — с нескрываемым облегчением выдохнул Иорлик, проходя к своему любимому креслу. — Это воистину отличнейшая новость! Я же даже не надеялся, что ты найдёшь…

Тманг замолчал, поймав очередной предупреждающий прищур карих глаз Хода.

— Ну а что я такого сказал? — возмутился Иорлик. — Я всегда пекусь о твоём счастье. Всегда, и ты об этом знаешь.

Дантэн кивнул, усаживаясь в кресло. Аранс тут же положил перед ним планшет с прошениями граждан Тошана.

— И где же она? — продолжал мучить Дантэна Иорлик. — Или у тебя пока этап разрыва?

Тот кивнул, говорить не хотелось, как и работать, и уж тем более принимать гостей. Хотелось посидеть на краю обрыва и помечтать о любимой.

— То есть через неделю прилетит? — спросил Тманг, отмечая, как поджал губы Ход. — Аранс, ты приготовил комнату для…

— Рано ещё, — остановил его Дантэн, теряя терпение. — Сион Тманг, вы хотели поговорить о чём-то другом.

— Да-да, да только твои новости намного важнее, чем очередное собрание Сильнейших.

— Мои новости, это только мои новости. И я их не афишировал и не просил делить эту радость со мной.

— Но почему? — удивился Иорлик нелюдимости Хода. Обычно такой праздник отмечают в кругу друзей и родни. — Потому что она землянка? Ты зря стесняешься происхождения своей ларны. Её примут в нашем обществе как твою подругу жизни, как соратницу, как любимую.

Ход усмехнулся пафосному высказыванию старого наставника.

— Я никогда в жизни не буду стыдиться её. Пусть она хоть стократ не соответствует моим понятиям о ларне, — с горделивой улыбкой отозвался Дантэн. Его глаза искрились радостью, и Аранс наконец понял, что такого углядел в своём ученике Иорлик, то, чего не заметил сам секретарь. Сильнейший изменился. Встреча с ларной сделала его ещё мощнее, оттого и непривычно тяжело было мужчине стоять возле Хранителя. А тот продолжал свои рассуждения. — Я столкнулся с ней по вашей наводке, сион Тманг, и она разбила все мои глупые представления о настоящей спутнице жизни. Я был так глуп. Теперь я это осознал.

— Все мы глупы в своём стремлении найти идеал, совершенно не представляя, что это, как выглядит и какими качествами должен обладать на самом деле. Единственное что меня беспокоит, мальчик мой, это неумение землян правильно любить. Они не понимают что такое безусловная любовь, без права обладания, без восхищения, без поклонения.

Ход кивнул. С этим он был полностью согласен. Любовь Симы была иная, не такая, как у атландийцев. Не хуже, нет. Просто иная, и тем притягательнее она казалась. Манила к себе, как мощнейший магнит во вселенной, и не было сил сопротивляться этому влечению, всё внутри Дантэна наоборот мечтало поддаться искушению. Но нельзя. Никак нельзя. Он не мог себе позволить такую слабость. Тманг прав, он может её ненароком сгубить. Ход чувствовал это, читал в обожающем его взгляде любимой. Она готова была стать его рабой, просто так, без обязательств, лишь бы он не оставлял её никогда. Она не понимала, что виной всему его сила, его сущность, которая с каждым днём всё легче проникала в биопотоки Симы, сливалась с её полем. Разрыв нужен был для Дантэна, чтобы усмирить свою мощь, которая, как голодный зверь, могла свести с ума его ларну.

Иорлик покачал головой, светясь счастьем. Он был очень горд за своего ученика. Ход сумел переступить грань невозможного. Ларна, кто бы мог подумать. С её появлением мощь Дантэна возросла. Он светился ещё ярче. Его сила клубилась в пространстве кабинета, давила.

— Я понимаю, что тебе требуется уединение, Дантэн, но завтра собрание Сильнейших. Ты должен присутствовать. Мы хотим обсудить предстоящую смену власти в империи. На границе становится тревожнее.

— Не стоит переживать, — отмахнулся Ход, поглядывая на наставника задумчиво, примериваясь. Если выдержала землянка, то почему же не попробовать на Сильнейшем? Ведь он, в отличие от Симы, знаком и с потоками, и самой природой Силы.

— Аранас, выйди, — приказал Ход секретарю. — Выйди в сад.

— Зачем? — озвучил недоумение секретаря Тманг, который считал, что у Хода нет тайн от своего личного помощника.

— Посмотрит, распустились ли розы, — объяснил Хранитель Тошана, и рукой нетерпеливо отослал секретаря. Тот поклонился омеру, затем омераку, чувствуя себя ущемлённым. Опять секреты от него. Опять он недостоин быть посвящённым. Аранс хотел поскорее достигнуть уровня своего начальника. Стать Сильнейшим, чтобы доказать себе, что достоин не только общаться на равных с этими двумя, но и со всем Советом, стоять рядом с ними, делиться своими мыслями, принимать ответственность за слабых граждан республики. Он готов был к этому морально, но не хватало силы, той, что с избытком ощущалась возле Хода.

— И зачем? — напряжённо спросил Иорлик, ощущая, как уплотняется вокруг него пространство.

— Просто небольшой эксперимент, — хищно усмехнулся Дантэн и снял щиты.

— Нет! — вскричал Тманг, выбрасывая свою силу, чтобы укрепить щиты.

Но Дантэн только усмехнулся, наблюдая за попытками старого атландийца сопротивляться, отстоять свой суверенитет, своё личное пространство. Но уроки Симы не прошли даром. Сила Хода знала, как просачиваться сквозь щиты, как вливаться в чужие биополя и хозяйничать там.

Иорлик, выпучив глаза, хватал ртом воздух. Он на миг потерялся в охватившей его чужой силе, но лишь на миг, которого хватило Дантэну для того чтобы узнать всё, что ему было нужно. Тманг вытолкнул из себя инородное биополе, выстроил заново щиты. Тяжело дыша, старик в ужасе смотрел на грустно улыбающегося ученика.

— Не ожидал, что вы настолько меня боитесь, сион Тманг.

— Как ты посмел… — сипло прошептал Иорлик. — Как ты посмел вторгаться в моё пространство!

— Стало любопытно. Моя ларна спокойно переносит такое вторжение, вот я и подумал, что уж вы-то должны пережить. Почему все считают, что слияние убивает?

— Ты что, хотел меня убить? — возмутился Тманг.

— Нет конечно. Просто проверить. И кое-что я понял.

— Что? — обиженно звучал голос бывшего главы республики.

— Вы пытаетесь поработить меня, сион Тманг. Нарушаете постулаты республики. Ущемляете моё право на свободу, на собственное суждение. Вы забыли, что чужая цель — это всегда насилие над собой, принуждение. Я не боюсь обязанностей, они делают нас сильнее. А вы запутались, мой бывший учитель. Перестали понимать, что есть ваша цель, а что чужая. Вы заботитесь обо мне, но, увы, я не нуждаюсь больше в вашей помощи. Это вас злит, а злость делает слабее, так как в вашей голове рождаются сомнения и страх. А я счастлив, Иорлик, потому что ещё помню ваши наставления, ещё живу этими воспоминаниями, прощая вам ваши ошибки, чтобы не вменять вам вину. Я не хочу делать вас ещё больше несчастным. Поверьте, я знаю что делаю, куда двигаюсь и зачем.

— Но я хочу, чтобы ты был счастлив, чтобы ты раскрылся…

Ход покачал головой, легко заставляя седовласого атландийца замолкнуть на полуслове.

— Я счастлив уже сейчас. Не когда-нибудь потом, нет. Уже здесь и сейчас. Не надо жить моей жизнью, бывший учитель. Живите своей.

Тманг покачал головой, рассматривая свои сухие морщинистые руки. А ведь когда-то Дантэн внимал каждому его слову, чтил, а сейчас же что — отчитывал? Усмехнувшись, старик смерил молодого атландийца гордым отеческим взглядом.

— Ты прав, я боюсь тебя. Теперь ты знаешь почему, мой мальчик. Твоя Сила с неиссякаемым источником. Даже не могу вспомнить ни одного Сильнейшего прошлого, с кем сравнить тебя.

— Я само совершенство, — усмехнулся Ход, поправляя рукой волосы, возвращая себе прежний лик самовлюбленного эгоиста.

— С кем я разговариваю, — тихо выдохнул Иорлик, усмехаясь. — Ты как сосуд, мой ученик, мудрость в тебя хоть вливай, хоть нет, всё через трещину вытекает.

— Ученик не сосуд, наставник, а факел, который нужно зажечь. Вам это удалось. Я благодарен вам за то, что научили меня дарить свет и тепло, и не превратиться в голодное пламя пожара, уничтожающее всё на своём пути. И я уверен, что есть ещё факелы, нуждающиеся в вашей помощи.

Тманг кивнул и встал.

— Тяжело с тобой, мальчик мой. Полечу домой. Надоел ты мне, только и делаешь, что отталкиваешь меня.

Ход не стал останавливать и просить остаться. Он хотел уединения, а впереди ещё целая очередь слабейших, чьи проблемы не сравнимы с его собственными. Обрести ларну, познать близость с ней, а вот как сделать так чтобы она приняла его клятву верности?

— Бабуля, я не могу больше притворяться, — тихо всхлипнула Серафима, лёжа на койке своей каюты. Лететь ещё около восьми часов, а девушка уже устала от мужского общества. От чужих мужчин, в лицах которых нет ни одной родной и любимой черты. Фима лежала на боку, подперев комфон подушкой, укутавшись пледом, словно завернувшись в кокон. — Я скучаю по нему, очень сильно, — призналась она бабе Маре, так как она единственная с кем можно было поделиться своим горем. Даже мама не понимала отчего её дочь грустна и немногословна, хотя та и старалась казаться весёлой и беспечной, но обмануть родительницу ей не удалось, и она, запаниковав, позвонила свекрови.

— А я тебе говорила, что нельзя тебе быть одной! Почему валяешься в кровати, ладно бы с кем, так одна!

— Я с тобой, — буркнула Фима, прикрыв глаза, так как слеза неприятно скатилась по переносице.

— Дурочка, — весело отозвалась Мара Захаровна, оценив пошловатый подтекст шутки. — Милая, ну чего ты грустишь? Иди выпей. Ты же не на работе.

— Пункт шесть: не пить ни в коем случае, а то позвоню Дантэну. Да и мне сегодня надо ещё встретиться с принцем. Не могу же пьяной заявиться в императорский дворец.

— Можешь, милая, ты всё можешь, просто не хочешь. Нет, я так точно внуков не дождусь, — расстроенно шепнула сама себе Мара Захаровна. — Ты что, решила всю жизнь прожить в одиночестве?

Фима открыла глаза и нахмурилась. Претензия бабули удивила.

— Ты же сказала, что он прилетит.

— Если ты вот так вот будешь валяться амёбой, то никому и не нужна будешь, даже самой себе, милая моя.

Вставать точно не хотелось. Фима насупилась, подтянув плед до подбородка. Как бабуля не понимала, что ей плохо? Она хотела услышать насмешливый голос атландийца, окунуться в его жаркий взгляд, который способен сжечь в своём голодном страстном пламени. И если она такая никому не нужна, то тогда зачем вообще жить?

— Дурочка ты у меня, Фимка. Вот как есть дурочка. Ты же не понимаешь, что за любовь надо бороться. Идти до конца, Фимка. Как бы плохо ни было, как бы сильно ни расшибала бы колени, падая. Должна бороться и всё тут. Знаешь, что самое страшное? Что ты уже сдалась.

Фима моргнула и тихо всхлипнула, до того себя жалко стало. Да, она сдалась. Она готова была умолять Дантэна вернуться, забрать её. Или, может, просто позвонить и молчать?

— Я боюсь одиночества, Фима. Поэтому и хотела, чтобы у меня было много детей, но Бог дал только сына. Сын есть, а одиночество осталось.

Фима вновь воззрилась на грустную бабулю, внимая каждому её слову. Каждый раз Мара Захаровна твердила об одиночестве, считая его проклятием. Фобия остаться одной доходила порой до маразма, но Фима не осуждала, лишь пыталась понять, что стояло за этим страхом.

— Одиночество — это ведь не когда ты одна в пустой квартире, которая помнит ваши детские голоса и смех, нет, моя хорошая. Одиночество — это когда я преставлюсь и буду лежать в холодном морге, в гробу, оббитом бордовом бархатом, в своём любимом платье, красивая, нарядная, а забрать меня никто не придёт. Вот что значит одиночество, милая моя.

— Бабуля, ну чего ты? — попыталась успокоить расстроенную родственницу Фима и даже села. — Заберу я тебя из морга.

Мара Захаровна грустно улыбнулась:

— Упаси тебя бог познать настоящее одиночество, Фимка. Ни я, ни родители не вечны, так что иди, развлекайся, порти настроение мужчинам. Да хоть переспи с кем, хоть как-то развейся, но не смей сдаваться. Будь верна себе, Фим. Борись за любовь. Борись с собой, так как ты самый страшный для себя враг. Ты и твоя жалость к себе.

— Хорошо, кэп, — отдав честь по-военному, Фима послала бабуле воздушный поцелуй и отключила связь.

Отложив комфон, она посидела в тишине каюты, прислушиваясь к мерному гулу турбин. Восемь часов полёта. Чем себя развеять она не знала. Видеть никого не хотела. Ласково поглаживая тёплый ободок тилинга на руке, девушка вздохнула. Желание увидеть атландийца никуда не пропадало. Взглянул на свои голые коленки, вспомнила гимнастику на склоне горы. Горячие руки Дантэна, прожимающие точки с внутренней стороны бедра до самого колена.

Закусив губу, скосив глаза на комфон, Фима усмехнулась. Не хочет говорить с ней, ну что же, будет тогда смотреть. Развеселившись окончательно, девушка взяла пластиковый девайс в руки. Бабуля запретила звонить, запретила слать сообщения. А вот небольшое видео отсылать не запрещала.