От смрадного запаха пережженного мяса Ренн затошнило.
— В следующий раз настанет твой черед, — сказал ей Тиацци.
Она не издала ни звука, но он все равно рассмеялся.
После кошмарного путешествия в долбленке он перекинул девушку через плечо и зашагал через Лес. Она болталась на его плече, словно мешок, ударяясь лицом об его спину при каждом шаге.
Когда они дошли до священной рощи, Ренн сразу поняла это, потому что деревья здесь были совершенно точно живыми. Они наблюдали, но ничем не помогали. Для них она ничего не значила, словно пыль на земле.
Пожиратель Душ пронес Ренн через стену колючек и мимо углей огромного круглого костра. По нанесенным зарубкам он забрался на сосновый ствол, который был прислонен к огромному дереву. Ренн увидела шелушащуюся кору и уловила запах тиса. Она попыталась не вспоминать про свой лук. Тиацци раздвинул ветки и бросил девушку вниз. Она упала прямо в полую сердцевину Великого Тиса.
Ее запястья и лодыжки горели, а плечи ломило от того, что она долго была связана. Губы саднило от кляпа, но она не могла разжевать его, потому что Тиацци туго связал его. Но хуже всего было то, что, падая, она подвернула левую ногу, и теперь при каждом движении боль простреливала ее колено.
Всю эту бесконечную ночь Ренн пролежала в полной темноте, прислушиваясь к своему неровному дыханию. Чтобы взбодриться, она убеждала себя, что где-то наверху сейчас сияет полная луна. Она вспомнила, что силы скоро начнут покидать луну, когда небесный медведь поймает ее и начнет есть.
Впервые в жизни ей нечего было желать. Она не могла просить, чтобы Торак пришел за ней, потому что тогда Тиацци убьет его. Но если Торак не придет, Тиацци убьет ее.
Вокруг девушки высились гладкие, сухие стенки ствола Великого Тиса: иссеченного бороздами, слоистого, яростно живого. Она заерзала, чтобы передвинуть затекшие конечности, под ней захрустели шарики совиного помета и кости, крупные и мелкие, но все одинаково хрупкие, словно иней. Ренн подумала, что лежит на останках тысячи зим.
Далеко от нее в недосягаемой высоте медленно бледнел лоскут неба, из серого становясь алым, и тускло светила последняя утренняя звезда. Девушка вытянула шею, чтобы увидеть звезду, и по ее колену спустился паук. Она желала, чтобы он не убегал. Ей не хотелось быть совсем одной.
Она тосковала по своему луку. Столько лет он был частью ее, молчаливым другом, который никогда не подводил ее. Мысленно она снова и снова вспоминала тот ужасный хруст.
Теперь у нее не осталось ничего. Ни ножа, ни топора, ни рожка с целебными травами. Ни свистка, чтобы позвать Волка, ничего, чтобы позвать Рипа и Рек. Она умрет здесь, в одиночестве. И никто не отомстит за нее.
Ренн измученно облокотилась на тис, и что-то вонзилось ей в руку. Это был ее амулет на запястье. «По крайней мере, он еще со мной», — подумала она.
Амулет был сделан из полированного зеленого камня, очень гладкий и красивый. Фин-Кединн сделал его для племянницы, когда учил ее стрелять. Воспоминание о дяде вспышкой света озарило окружавший Ренн мрак. Она не умрет не отмщенной. Фин-Кединн узнает, и тогда Тиацци несдобровать. В гневе вождь племени Ворона был пострашнее любого Пожирателя Душ. Ренн представила себе, как черты лица ее дяди твердеют, словно изрезанная ветром скала, как его ясные, голубые глаза смотрят немигающим взглядом. Она выпрямилась и села.
Фин-Кединн учил, что самое ценное у охотника — не кремень и не оружие, а знание, что он носит в своей голове.
«Думай, — сказала Ренн сама себе. — Думай».
От запаха дыма в голове у нее все помутилось. Было трудно собраться с мыслями.
Дым.
Он проникал не сверху, лоскуток неба над головой был чист. В таком случае он должен был проникать откуда-то еще.
Пересиливая боль, она обследовала тис и нашла несколько трещин: каждая не шире пальца, но, по крайней мере, через них можно было наблюдать за тем, что происходит снаружи.
Маленькая победа рассудка над охватившим ее ужасом заставила Ренн почувствовать себя немного лучше. Неловко поднявшись, она попыталась наступать только на здоровую ногу, подобралась к самой большой трещине и заглянула в нее.
Ренн увидела огонь и его страшное подношение. По другую сторону костра, очень близко, находился ствол огромного дуба. Искореженная кора корчила злобные гримасы, но ветви были поражены болезнью и бесплодны.
Сердце Ренн екнуло. Лестница из соснового ствола была прислонена к стволу дуба. Тиацци не оставил ее у тиса, как она думала. Так что, даже если бы ей чудесным образом удалось освободить руки и ноги и вскарабкаться навстречу этому лоскутку неба, она, вероятнее всего, сломала бы себе шею, пытаясь спуститься вниз.
И даже если нет… Позади дуба высилась стена из шипов: сучья можжевельника доходили до груди, окружая костер и священные деревья. Тиацци замкнул круг, когда принес ее. Если кто-то придет, они не смогут добраться до нее, а она не сможет выбраться наружу.
Ренн продолжала глядеть сквозь трещину, как вдруг тень заслонила ей свет. Она отпрянула, упала, потревожив больное колено, и вскрикнула от боли.
Тиацци засмеялся:
— Уже недолго осталось.
Ренн угрюмо подвинулась обратно к трещине.
Повелитель Дубов появлялся и исчезал из виду, кружа вокруг костра. На нем все еще была накидка из листьев, но капюшон был откинут, и его длинные волосы свисали свободно, а на груди он носил сплетенный из омелы и желудей венок хранителя своего племени. Ренн заметила среди них маленький черный мешочек.
Огненный опал.
Ренн понимала, что Тиацци чувствует, как она изучает его, и наслаждается этим, но была не в силах оторвать взгляд. Она наблюдала, как он подкидывает ветки в огонь. Она смотрела на обугленные тушки, свисавшие с шеста.
С усилием она заставила себя поднять глаза. Звезда угасла. Не ищи здесь помощи, — дразнило ее опустевшее небо.
Ее мысли суетились, словно паук. Где же Рип и Рек? И Волк? И Торак?
Нет. Не молись, чтобы он пришел, именно этого хочет Тиацци. Ты приманка. Если он придет, тебе придется наблюдать, как он умирает.
В том, что Тиацци одержит верх, она не сомневалась. Он был сильнейшим человеком в Лесу и, кроме того, владел искусством колдовства.
Пульсирующая боль в голове усилилась. Внезапно Ренн поняла, что больше не различает своих ботинок. Дым просачивался сквозь трещины в стволе, скапливаясь у щиколоток.
Ее глаза начало резать. Она попыталась закашляться, но кляп только заглушил ее кашель, пропуская наружу лишь сдавленный стон.
— Уже недолго осталось, — повторил Тиацци.
И снова она выглянула через трещину. Повелитель Дубов стоял, соединив вместе ноги, перекидывая сыромятный хлыст из ладони в ладонь. Резкие черты его лица напряглись от ожидания. Что такое он услышал, чего не слышала она?
Шум в ее голове стал еще громче.
Нет, он был не в голове. Шум раздавался снаружи, приближаясь со стороны окружавших поляну колючих кустов.
Это был топот лошадиных копыт.