Мистер Паркер, вызванный на следующее утро на Пикадилли, 110а, прибыл туда, чтобы оказаться в полной собственности герцогини. Она приветствовала его с чарующей улыбкой.
— Я хочу взять этого глупого мальчишку с собой в Денвер на уик-энд, — сказала она, указывая на Питера, который, сидя за столом, что-то писал и только коротко кивнул вошедшему другу. — Он слишком много работает, ездит зачем-то в Солсбери и в другие места, все время на ногах до глубокой ночи — и вам совсем не стоит поощрять его в этом. Это очень гадко с его стороны — разбудить бедного Бантера посреди ночи со своими кошмарами насчет немцев, словно с этим не было покончено много лет назад, и он уже сто лет как не подвергался ничьим атакам, так нет же! Нервы — это такая удивительная штука, а Питер всегда страдал от ночных кошмаров, когда был еще совсем маленьким мальчиком, — хотя очень часто, конечно, ему нужна была только маленькая пилюлька. Но в 1918 году, знаете ли, ему стало просто ужасно плохо. Я думаю, что нельзя ожидать, что мы забудем все, связанное с этой великой войной, за один или два года, и я действительно должна быть благодарна за то, что оба моих мальчика остались целы. И все же я думаю, что немного мира и покоя в Денвере никак не повредит ему.
— Вы, видно, попали в переделку, старик, — сказал Паркер с неподдельным сочувствием. — У вас немного усталый вид.
— Чарльз, — ответил лорд Питер голосом, лишенным всякого выражения, — я уезжаю на пару дней, потому что сейчас я буду бесполезен вам здесь, в Лондоне. То, что должно быть сделано в данный момент, вы сможете сделать гораздо лучше, чем я. Я хочу, чтобы вы взяли с собой вот это, — он сложил лист, на котором что-то писал, и вложил его в конверт, — и немедленно передали в Скотленд-Ярд, с тем чтобы его разослали во все больницы, полицейские участки, Христианский союз молодежи и так далее по всему Лондону. Это описание трупа из квартиры Типпса, соответствующее его облику до того, как его побрили и почистили. Я хочу узнать, поступал ли туда какой-нибудь мужчина, живой или мертвый, соответствующий этому описанию, в течение последних двух недель. Вы должны лично встретиться с сэром Эндрю Маккензи и попросить его разослать это описание немедленно, пусть использует весь свой авторитет. Вы скажете ему, что разрешили загадку убийства Ливи и покойника из Бэттерси, — мистер Паркер издал вздох потрясения, на что его друг не обратил никакого внимания, — и попросите его, чтобы он подготовил группу агентов с ордером на арест одного очень опасного и важного преступника в любой момент по вашему указанию. Когда начнут поступать ответы на запрос, вы должны искать в них намеки и указания на госпиталь Святого Луки или на любое лицо, связанное с этим госпиталем, после чего вы сразу же пошлете за мной.
А тем временем вы завяжете знакомство — мне все равно, каким способом, — с одним из студентов, работающих в госпитале Святого Луки. Не вздумайте там болтать об убийствах и полицейских ордерах, иначе вы можете оказаться на Квир-стрит. Я вернусь в город, как только получу от вас вызов, и ожидаю, что меня здесь встретит один симпатичный хитроумный мясник, то бишь хирург. — И он едва заметно улыбнулся.
— Вы хотите сказать, что добрались до разгадки?
— Да. Возможно, я ошибаюсь. Надеюсь на это, но знаю, что напрасно..
— Вы мне не расскажете?
— Откровенно говоря, — сказал Питер, — я предпочел бы не рассказывать. Я ведь все-таки могу ошибиться — и тогда буду чувствовать себя так, словно опорочил епископа Кентерберийского.
— Ладно, но все же скажите мне — это две разные тайны или одна?
— Одна.
— Убийство Ливи! Он мертв?
— О Господи — да! — ответил Питер, содрогнувшись.
Герцогиня посмотрела на них со своего места, где она читала «Тэтлер».
— Питер, — сказала она, — у тебя еще один приступ лихорадки? О чем бы вы там сейчас ни болтали, прекратите немедленно — тебе вредно волноваться. Кроме того, нам уже пора ехать.
— Ладно, мама, — ответил Питер. Он повернулся к Бантеру, который почтительно стоял в дверях с пальто и чемоданом в руках. — Ты знаешь, что нужно делать, так ведь? — сказал он.
— Разумеется, милорд. Машина как раз подъезжает, ваша светлость.
— Миссис Типпс будет в восторге, снова увидев тебя, Питер. — Герцогиня потянула сына к выходу. — Ты так напоминаешь ей мистера Типпса. До свидания, Бантер.
— До свидания, ваша светлость.
Паркер проводил их вниз по лестнице.
Когда они уехали, он тупо посмотрел на конверт в своих руках, затем, вспомнив, что сегодня суббота и нужно поторопиться, он остановил такси.
— В Скотленд-Ярд! — крикнул он.
Утром во вторник лорд Питер и некий человек в охотничьей вельветовой куртке весело рыскали по большому полю, поросшему сплошь высокой ботвой турнепса, слегка пожелтевшей от ранних заморозков. Извилистая полоса волнующихся листьев впереди говорила о невидимом, но всегда близком присутствии одного из щенков сеттера из имения герцогов Денверских. Наконец с треском и шумом впереди вспорхнула куропатка, и лорд Питер мгновенно прореагировал на это с живостью весьма похвальной для человека, который всего лишь несколько ночей назад прислушивался к работе воображаемых немецких саперов. Сеттер большими прыжками ринулся сквозь заросли и вернулся с мертвой птицей в зубах.
— Хорошая собака, — похвалил его лорд Питер.
Обрадованный этой похвалой, пес подпрыгнул и залаял, его ухо при этом вывернулось наизнанку.
— К ноге! — резко приказал человек в вельветовой куртке.
Пристыженный пес робко подошел к ним.
— Глупый пес! — сказал человек в вельветовой куртке. — Не может держаться спокойно. Слишком нервный, милорд. Это щенок старой Черной Лэсс.
— Ну и ну! — воскликнул Питер. — Разве она еще бегает?
— Нет, милорд. Еще весной нам пришлось прикончить ее.
Питер кивнул. Он всегда заявлял, что терпеть не может сельскую жизнь в имении, и чувствовал благодарность за то, что ему не приходится заниматься семейными поместьями, но в это утро он с наслаждением вдыхал холодный воздух и прислушивался к чавканью мокрых листьев под его начищенными до блеска сапогами. В Денвере все шло как обычно — никто не умирал внезапной и насильственной смертью, за исключением престарелых сеттеров, ну и, конечно, куропаток. Он с удовольствием вдыхал аромат осеннего воздуха. В кармане у него лежало письмо, полученное с утренней почтой, но он не прочитал его. Паркер не телеграфировал — значит, ничего срочного.
Он прочел письмо в курительной комнате после ленча. Там же присутствовал его брат, тихо подремывавший над номером «Таймс», — красивый, хорошо сложенный англичанин, твердый и ревностный приверженец традиций, похожий на Генриха VIII, — одним словом, Джеральд, шестнадцатый герцог Денверский. Герцог считал своего младшего брата чуть ли не вырожденцем и крайне не одобрял его пристрастие к полицейским и судебным новостям.
Письмо было от Бантера:
«Милорд,
я пишу вам (мистер Бантер был образованным человеком и знал, что нет ничего более вульгарного, чем старание тщательно избегать употребления в начале письма местоимения первого лица единственного числа), согласно указанию вашей светлости, чтобы информировать вас о результатах моего расследования.
Я без всяких затруднений познакомился с Джоном Каммингсом, камердинером сэра Джулиана Фрика. Он принадлежит к тому же клубу, что и слуга достопочтенного Фредерика Арбатнота — мой старый приятель, который охотно представил меня. Вчера (в воскресенье) вечером он повел меня в клуб и мы там обедали с Джоном Каммингсом, после чего я пригласил Каммингса к себе домой, чтобы угостить сигарой и напитками. Смею надеяться, что ваша светлость простит мне столь дерзкий поступок, но я по своему опыту знаю, что лучший способ заслужить расположение человека — это дать ему понять, что ты используешь в своих интересах собственного нанимателя.
(«Всегда подозревал, что Бантер — исследователь человеческой натуры», — прокомментировал это про себя лорд Питер.)
Я угостил его лучшим старым портвейном («Черта с два», — сказал лорд Питер), вспомнив, как он помогал вашей беседе с мистером Арбатнотом («Гм», — сказал лорд Питер).
Его действие вполне соответствовало моим ожиданиям в отношении главной моей цели, но я с большим сожалением должен отметить, что этот человек столь мало оценил предложенное ему, что он продолжал курить сигару, попивая вино (одна из «Виллари Вилларс» вашей светлости). Разумеется, я это никак не прокомментировал в тот момент, но ваша светлость поймет мои чувства. Могу ли я воспользоваться случаем, чтобы выразить, как высоко я ценю превосходный вкус вашей светлости в отношении еды, напитков и одежды? Служить вашей светлости — это более чем удовольствие, это, так сказать, настоящая школа жизни».
Лорд Питер серьезно кивнул.
— Какого черта ты там делаешь, Питер, — сидишь, кивая и улыбаясь неизвестно кому? — проснулся герцог Денверский. — Кто-то пишет тебе приятные вещи, да?
— Очаровательные вещи, — ответил лорд Питер.
Герцог с сомнением посмотрел на него.
— Надеюсь от всей души, что ты не собираешься жениться на какой-нибудь красотке из хора, — пробормотал он себе под нос и снова вернулся к «Таймс».
«После обеда я попытался исследовать пристрастия Каммингса и обнаружил, что они устремлены к эстраде мюзик-холла. Во время поглощения им первого бокала я вел его в этом направлении. Поскольку ваша светлость любезно предоставили мне возможность видеть всевозможные представления в Лондоне, то я мог говорить более свободно, чтобы стать для него приятным и интересным собеседником. Могу сказать вам, что его взгляды на женщин и на эстраду вполне соответствовали тому, чего я мог ожидать от человека, который мог курить, попивая портвейн вашей светлости.
После второго стакана я перевел разговор ближе к теме изысканий вашей светлости. Чтобы сберечь время, я запишу наш разговор в форме диалога, настолько близко к нашему действительному разговору, насколько это только возможно.
Каммингс. Кажется, у вас было много возможностей повидать кусочек настоящей жизни, мистер Бантер.
Бантер. Всегда можно найти такие возможности, если знать — как.
Каммингс. Да, вам легко говорить так, мистер Бантер. Во-первых, вы не женаты.
Бантер. Есть более приятные вещи, мистер Каммингс.
Каммингс. К сожалению, не для меня. (Он тяжело вздохнул, и я наполнил ему стакан.)
Бантер. А миссис Каммингс живет с вами в Бэттерси?
Каммингс. Да, мы оба служим у одного хозяина. Такова жизнь! Это не то что приходить каждый день и выполнять всякую домашнюю работу. Ну а что такое наша работа? Я скажу вам, что самое трудное — это скука: сидеть все время вдвоем в этом чертовом Бэттерси.
Бантер. Да-а, с мюзик-холлами у вас там негусто.
Каммингс. Уверяю вас. Вам хорошо жить здесь, на Пикадилли, прямо на месте действия, можно сказать. И уж конечно, ваш хозяин часто не бывает дома всю ночь?
Бантер. О, часто, мистер Каммингс.
Каммингс. Ну и конечно, вы время от времени пользуетесь такой возможностью, чтобы улизнуть на часок-другой, а?
Бантер. Ну а как вы думаете, мистер Каммингс?
Каммингс. Вот оно! Вот оно как! А что делать человеку с вечно ноющей и ворчащей дурой женой и с проклятым ученым доктором хозяином, который целыми ночами режет трупы и экспериментирует с лягушками?
Бантер. Но ведь он тоже куда-нибудь уходит иногда?
Каммингс. Не часто. И всегда возвращается до двенадцати. А как он бушует, когда звонит, а меня нет на месте! Уж поверьте моему слову, мистер Бантер.
Бантер. Вспыльчивый?
Каммингс. Не-е-ет, но смотрит сквозь тебя, мерзко так, словно ты лежишь у него на операционном столе и он собирается вскрыть тебя. Понимаете, мистер Бантер, ничего такого, чтобы можно было человеку пожаловаться, просто мерзкие взгляды. Хотя он очень вежлив. Извиняется, если случится, что он сорвется. Но что в этом хорошего, когда он то дома, то уходит куда-то и лишает тебя ночного отдыха?
Бантер. Как же он это делает? Вы хотите сказать — держит вас на ногах допоздна?
Каммингс. Нет, совсем не так. В половине одиннадцатого вечера дом запирается и все домочадцы ложатся спать. Это его маленькое правило. Не то чтобы я был против соблюдения правил, но то, что у нас получается, — .это ужас. Должен сказать, что, когда я ложусь спать, я хотел бы иметь возможность заснуть!
Бантер. Так что же он делает? Ходит по всему дому?
Каммингс. Ходит ли? Да всю ночь. И приходит и уходит в госпиталь через черный ход.
Бантер. Вы хотите сказать, мистер Каммингс, что такой большой специалист, как сэр Джулиан, ночами работает в госпитале?
Каммингс. Нет, нет. Он делает работу для себя — исследовательскую работу, как вы могли бы сказать. Он режет людей. Говорят, что он очень умный. Может разобрать вас или меня на части, как часы, мистер Бантер, а потом собрать снова.
Бантер. Вы что же, спите в подвале, что слышите его так отчетливо?
Каммингс. Нет, наша спальня находится на самом верхнем этаже! Но, Господи! Что с того? Он так хлопает дверью, что его слышно во всем доме!
Бантер. Эх, сколько раз приходилось мне говорить лорду Питеру все о том же. А разговоры всю ночь напролет! А ванна!
Каммингс. Ванна? Хорошо вам говорить это, мистер Бантер. Ванна? Мы с женой спим рядом с помещением, где стоит цистерна с водой. Шум от этого такой, что и мертвого разбудит. В любое время суток! И когда, по-вашему, он решил принимать ванну? Да после ночи на понедельник он так и не принимал ванну, представляете, мистер Бантер?
Бантер. Мне случалось готовить ванну и в два часа ночи, мистер Каммингс.
Каммингс. В два, вы говорите? Так я скажу вам — на этот раз это было в три! В три часа ночи он еще не спал и нас всех разбудил. Даю вам мое слово!
Бантер. Ну, не говорите этого, мистер Каммингс.
Каммингс. Он режет больных, видите ли, мистер Бантер, а после этого он не хочет ложиться в постель, пока не смоет с себя всех микробов, если вы меня понимаете. И это, я бы сказал, очень естественно и правильно. Но что я хочу сказать: середина ночи — неподходящее для джентльмена время, чтобы он забивал себе мозги мыслями о болезнях.
Бантер. У этих великих людей привычка все делать по-своему.
Каммингс. Да, конечно, но я бы сказал, что это не моя привычка. (Могу поверить в это, ваша светлость. У Каммингса не видно никаких признаков величия, а его брюки — совсем не то, что я хотел бы видеть на человеке его профессии.)
Бантер. И часто он так шумит по ночам, мистер Каммингс?
Каммингс. Ну, нет, конечно, мистер Бантер. Я бы сказал, что это не общее правило. Утром он, конечно, извинился и сказал, что ему пришлось наведаться в ванную комнату, да, я бы сказал, по необходимости, потому что воздух попадает в трубы и от этого они так воют и стонут, что подчас страшно становится. Ну просто Ниагара, честное слово.
Бантер. Но ведь так и должно быть, мистер Каммингс. Многое можно вытерпеть от джентльмена, если у него есть привычка извиняться. Ну и иногда, конечно, им деваться некуда. Какой-нибудь посетитель может неожиданно прийти и задержать его допоздна.
Каммингс. Это, конечно, верно, мистер Бантер. Да, как я припоминаю, к нему действительно приходил какой-то джентльмен — в ночь на понедельник. Не то чтобы он пришел поздно, но он оставался у него примерно час и мог, конечно, задержать сэра Джулиана допоздна.
Бантер. Вполне вероятно. Позвольте мне налить вам еще портвейна, мистер Каммингс. Или немного старого коньяка лорда Питера.
Каммингс. Немного коньяку, благодарю вас, мистер Бантер. Думаю, что вам даровано право пользоваться здешним винным погребом (тут он подмигнул мне).
«Уж доверьтесь мне в этом деле», — сказал я и достал ему «Наполеон». Заверяю вас, ваша светлость, что сердце мое разрывалось, когда я наливал коньяк такому человеку. Тем не менее, видя, что мы попали на верную тропинку, я чувствовал, что эта жертва не будет напрасной.
«Я надеюсь, и я бы хотел, чтобы сюда вечерами приходили только джентльмены», — сказал я (я уверен, ваша светлость извинит меня за такое пожелание).
(«О Господи, — пробормотал лорд Питер, — я бы хотел, чтобы Бантер был не столь основателен в своих методах».)
Каммингс. Он у вас такой, его светлость? Да? (Он хмыкнул и ткнул меня под ребра: Я опускаю здесь часть его замечаний, поскольку они, несомненно, были бы столь же оскорбительны для вашей светлости, как и для меня. Но он продолжал.) Нет, с сэром Джулианом все совсем не так. Вечерами или ночью очень мало посетителей, и это всегда джентльмены. И уходят, как правило, рано — как тот, о котором я говорил.
Бантер. Ну, это ничем не лучше. Нет ничего более утомительного и скучного, мистер Каммингс, как сидеть и не спать, пока посетители не уйдут.
Каммингс. О, я не видел, как выходил этот посетитель. Сэр Джулиан сам проводил его к выходу часов в десять вечера или около того. Я только и услышал как этот джентльмен крикнул: «Спокойной ночи!» — и только его и видели.
Бантер. А что, сэр Джулиан всегда так их провожает?
Каммингс. Ну, это как когда. Если он провожает посетителей вниз по лестнице к выходу, то он сам и запирает за ними двери. Если он сидит с ними наверху в библиотеке, тогда он звонит мне.
Бантер. А этого посетителя он, значит, проводил до двери?
Каммингс. Да, конечно. Сэр Джулиан сам открыл ему дверь. Это я хорошо помню. Случилось так, что в тот вечер он работал в холле. Хотя, как я сейчас припоминаю, они потом пошли наверх в библиотеку. Это как-то странно. Я знаю, что они пошли туда, поскольку в этот момент я принес в холл уголь для камина и слышал, как они разговаривали наверху. И кроме того, через несколько минут после этого сэр Джулиан позвонил мне, чтобы я пришел в библиотеку. И все же около десяти часов мы услышали, что он уходит. Может быть, это было немного раньше. Так что пробыл он у нас минут сорок пять или час. И все же, как я уже рассказывал, именно сэр Джулиан всю ночь входил и выходил через свой отдельный вход в госпиталь и каждый раз жутко хлопал дверью, а в три утра он стал принимать ванну, а потом в восемь мне пришлось вставать, чтобы подать ему завтрак. Меня это просто бесит. Если бы у меня было столько денег, как у него, то будь я проклят, если бы стал по ночам ходить резать покойников. Я бы нашел способ поинтереснее проводить свое время... да уж, мистер Бантер...
Нет необходимости дальше пересказывать его откровения, так как эта болтовня становилась все более неприятной и бессвязной, и мне не удавалось вернуть его снова к событиям той ночи на понедельник. Я не мог отделаться от него до трех часов. Он рыдал у меня на плече и уверял меня, что я отличный парень. Сказал, что сэр Джулиан страшно разозлится на него за то, что он придет так поздно, но ночь на субботу — это его ночь, когда ему разрешается отлучаться из дома, и если кто чего скажет, то он сделает предупреждение о своем увольнении. Думаю, что с его стороны было бы опрометчиво поступить так, поскольку я чувствую, что не стал бы рекомендовать такого человека следующему хозяину, будь я на месте сэра Джулиана Фрика. Я заметил, что его каблуки были несколько стоптаны.
Должен все же добавить, как дань великим достоинствам погреба вашей светлости, что, хотя я вынужден был выпить довольно большое количество как «Кокберн-68», так и «Наполеона-1800», сегодня утром у меня нет ни головной боли, ни каких-либо иных последствий.
В надежде, что вашей светлости пойдет на пользу деревенский воздух, а та скудная информация, которую я смог получить, окажется небезынтересной, остаюсь ваш покорный слуга
Мервин Бантер».
— Знаю, — задумчиво сказал сам себе лорд Питер. — Иногда я думаю, что Мервин Бантер просто морочит меня. Что такое, Соумс?
— Телеграмма, милорд.
— От Паркера, — сказал лорд Питер, открывая ее. Она гласила:
«Описание распознали в работном доме Челси. Неизвестный бродяга ранен в результате дорожно-транспортного происшествия в среду прошлой недели. Умер в работном доме в понедельник. В тот же вечер доставлен в госпиталь Святого Луки по приказу Фрика. Весьма озадачен. Паркер».
— Ура! — воскликнул лорд Питер, внезапно просияв. — Я рад, что мне удалось озадачить Паркера. Это придает мне уверенности в себе. Я кажусь себе чуть ли не Шерлоком Холмсом. «Это элементарно, Ватсон». Впрочем, ну его к черту! Да, дрянное это дело. И все же оно озадачило Паркера.
— Что случилось? — спросил герцог, вставая и зевая.
— Приказ на марш, — ответил лорд Питер. — Возвращаюсь в город. Большое спасибо за твое гостеприимство, старина, — чувствую себя гораздо лучше. Готов взяться за профессора Мориарти, или за Лайона Кестрела, или за любого им подобного.
— Я все-таки хотел бы, чтобы ты держался подальше от полицейских дел и судов, — проворчал герцог. — Мне ужасно неловко иметь такого брата, который все время старается стать заметным.
— Извини, Джеральд, — ответил лорд Питер, — я знаю, что представляю собой отвратительное пятно на нашем гербовом щите.
— Почему ты не можешь, наконец, жениться, остепениться и жить спокойно, делая что-нибудь полезное? — упрямо продолжал герцог.
— Потому что это означало бы признать себя неудачником, — ответил Питер. — А кроме того, — весело добавил он, — я бесконечно полезен. Может быть, когда-нибудь ты сам будешь нуждаться во мне — никогда ведь нельзя знать заранее. Когда кто-нибудь станет тебя шантажировать, Джеральд, или когда твоя первая брошенная тобой жена неожиданно вернется из Вест-Индии, тогда ты осознаешь, как это полезно — иметь в семье своего частного детектива. «Тонкий конфиденциальный бизнес, проводимый с тактом и благоразумием. Выполняются всякого рода расследования. Специальность — доказательства, необходимые для оформления развода. Всяческие гарантии».
— Осел, — рявкнул лорд Денверский, яростно швырнув газету в кресло. — Когда тебе нужна машина?
— Немедленно. Послушай, Джерри, я забираю мать с собой.
— Зачем надо впутывать ее во все это?
— Ну, мне нужна ее помощь.
— Я считаю, что это ей не подобает, — сказал герцог.
Но у герцогини не было никаких возражений.
— Я знала ее довольно хорошо, — сказала она, — еще в те времена, когда она была Кристиной Форд. А что, дорогой?
— Дело в том, что у меня есть ужасная новость, — пояснил лорд Питер, — которую придется обрушить на нее, — это касается ее мужа.
— Он что, мертв, дорогой?
— Да, и ей придется приехать и опознать его.
— Бедная Кристина.
— И при весьма отталкивающих обстоятельствах, мама.
— Я поеду с тобой, дорогой.
— Спасибо, мама, ты молодчина. Ты не против того, чтобы выехать прямо сейчас? Я обо всем расскажу тебе в машине.