Ключ к убийству

Глава 4

— Вот как, значит, обстоят дела, Паркер, — сказал лорд Питер, отодвигая от себя кофейную чашку и раскуривая свою традиционную после завтрака трубку. — Пока что мы ни на шаг не продвинулись в этом деле. Вы что-нибудь еще разузнали после моего ухода?

— Нет, но сегодня утром я побывал на крыше.

— Черт побери, сколько в вас энергии! Послушайте, Паркер, я думаю, что этот план совместных действий чрезвычайно удачен. Гораздо легче следить за чужой работой, чем делать свою — это дает такое восхитительное ощущение, что ты в курсе всех событий, всем нужен и играешь роль босса, а также великолепное чувство, что кто-то другой выполняет всю твою работу. Вы что-нибудь обнаружили?

— Не так уж много. Я искал следы ног, но, естественно, после такого дождя ничего не нашел. Конечно, если бы это все происходило в детективном романе, то дождь прошел бы в самое удобное время — за час до преступления — и осталась бы превосходная коллекция следов, которые могли быть оставлены там только между двумя и тремя часами ночи, но поскольку все это происходило в ноябрьском Лондоне, то с таким же успехом можно было бы искать следы в Ниагаре. Я обыскал и крыши соседних домов и пришел к веселому заключению, что любой человек в любой благословенной квартире по всему этому благословенному ряду домов мог сделать это. Со всех лестниц есть выход на крышу, и сами крыши совершенно плоские — можно бродить по ним так же легко, как и по Шефтсбери-авеню. И все же я нашел кое-какие признаки того, что наш покойник и в самом деле прогуливался там.

— И что же это?

Паркер вынул из кармана несколько клочков какой-то ткани и выложил их перед своим другом.

— Один застрял в водосточном желобе как раз над окном ванной мистера Типпса, второй — в трещине каменного парапета, чуть повыше, а остальные я нашел позади дымовой трубы, где они зацепились за железную стойку. Что вы можете сказать о них?

Лорд Питер тщательно осмотрел их через лупу.

— Интересно, — сказал он. — Чертовски интересно. Ты уже проявил пленку, Бантер? — добавил он, когда его сдержанный помощник вошел с утренней почтой.

— Да, милорд.

— Обнаружил что-нибудь?

— Не знаю, можно ли назвать это «что-нибудь», милорд, — задумчиво произнес Бантер, — но отпечатки я сейчас принесу.

— Пожалуйста, Бантер, — сказал Уимзи и повернулся к Паркеру: — Взгляните, друг мой, в этом номере «Таймс» помещено наше объявление о золотой цепочке. Выглядит очень прилично: «Звоните или приходите на Пикадилли, 110а». Может быть, безопаснее было бы дать номер абонентского ящика, хотя я всегда думаю, что чем более вы искренни с людьми, тем с большей вероятностью вы их обманете — так непривычен наш современный мир к открытой руке и простодушному сердцу.

— Но вы же не думаете, что тот тип, который оставил цепочку на теле, захочет обнаружить себя, придя сюда и расспрашивая о ней?

— Не думаю, олух, — ответил лорд Питер с небрежной учтивостью истинного аристократа, — поэтому я и попытался отыскать того ювелира, который продал эту цепочку. Видите? — Он постучал рукой по газетной заметке. — Это не старая цепочка — вряд ли ее вообще носили. О, спасибо, Бантер. А теперь посмотрите-ка сюда, Паркер. Это те отпечатки пальцев, которые вы вчера заметили на подоконнике и на стенке ванны. Я проглядел их — воздаю вам должное в полной мере за это открытие. Я уничтожен, падаю ниц, меня зовут Ватсон, и вам совсем не надо говорить то, что вы сейчас собираетесь сказать, потому что я признаю все это справедливым. А теперь внимание!

И все трое уставились на фотографии.

— Этот преступник, — заговорил лорд Питер, — прошел по крышам в сырую погоду, и вполне естественно, что сажа попала на его пальцы. Он уложил тело в ванну и тщательно стер все следы своего пребывания, за исключением двух, которые он любезно оставил, чтобы показать нам, как следует делать свою работу. Пятно на полу показывает нам, что он носит обувь на резиновой подошве, а по этой восхитительной серии отпечатков пальцев на краю ванны мы узнаем, что у него обычное количество пальцев и что он был в резиновых перчатках. Вот и все.

Он отодвинул фотоснимки в сторону и снова стал рассматривать обрывки ткани. Внезапно он тихо свистнул.

— Что вы думаете о них, Паркер?

— Мне кажется, что они оторваны от какой-то грубой хлопчатобумажной ткани, — может быть, это простыня или какая-нибудь импровизированная веревка.

— Да, — произнес лорд Питер. — Да. Может быть, это ошибка — это, возможно, даже наша ошибка. Интересно. Скажите мне, вам не кажется, что эти тонкие волокна достаточно длинны и крепки, чтобы удержать висящего человека?

Он замолчал, и его удлиненные глаза превратились в узкие щелочки. Он тихонько попыхивал трубкой.

— Чем вы думаете заняться этим утром? — спросил Паркер.

— Ну что ж, — сказал лорд Питер. — Мне кажется, сейчас настало самое подходящее время и мне принять участие в вашей работе. Давайте заглянем на Парк-авеню и посмотрим, какие проказы замыслил сэр Рубен Ливи, лежа у себя на кровати прошлой ночью.

— Да, миссис Пэмминг, не будете ли вы столь любезны дать мне какое-нибудь одеяло, — сказал мистер Бантер, входя в кухню, — и позвольте мне завесить простыней нижнюю часть окна, чтобы... чтобы уничтожить все блики и отражения, если вам понятно, о чем я говорю, и тогда мы приступим к работе.

Кухарка сэра Рубена Ливи, на которую произвели впечатление джентльменский вид Бантера и его хорошо пошитый костюм, поспешила найти все необходимое. Ее посетитель поставил на стол корзинку, содержащую бутылку для воды, щетку для волос с серебряной отделкой, пару ботинок, маленький рулон линолеума и «Письма купца-самоучки к своему сыну» в сафьяновом переплете. Он взял из-под руки свой зонтик и присоединил его ко всей коллекции. Затем он выдвинул вперед громоздкую фотографическую машину и установил ее по соседству с кухней, после чего, расстелив газету на чистейшем выскобленном столе, он закатал рукава и натянул на руки резиновые хирургические перчатки. Камердинер сэра Рубена, войдя в этот момент и обнаружив Бантера за этим занятием, отодвинул помощницу повара, стоявшую с оторопелым видом, и оглядел аппарат критическим взглядом. Мистер Бантер с дружеской улыбкой кивнул ему и вынул пробку из горлышка бутылки с каким-то порошком.

— Странная птица этот ваш хозяин, верно? — непринужденно спросил камердинер.

— Он не такой, как все, это точно, — ответил мистер Бантер. — А теперь, дорогая моя, — обратился он к девушке с обезоруживающей улыбкой, — не могли бы вы насыпать этого серого порошка на край бутылки, которую я подержу... И то же самое проделать с этим ботинком — вот здесь, у носка. Благодарю вас, мисс, как вас зовут? Прайс? О, но у вас ведь есть и другое имя, кроме Прайс, верно, да? Мэйбл, да? Мне очень нравится это имя — вы очень хорошо это сделали, у вас твердая рука, мисс Мэйбл. Видите, вот здесь? Это отпечатки пальцев — три вот здесь и два здесь, и еще смазанные в двух местах. Нет, не прикасайтесь к ним, моя дорогая, а то вы их сотрете. Мы установим их вот здесь, чтобы сфотографировать, сделать их портреты. А теперь возьмем щетку для волос. А теперь, миссис Пэмминг, не приподнимете ли вы ее за щетину.

— За щетину, мистер Бантер?

— Да, спасибо, миссис Пэмминг, и положите ее вот здесь. А теперь, мисс Мэйбл, еще одна демонстрация вашей ловкости, будьте любезны. Нет, на этот раз мы попробуем воспользоваться сажей. Прекрасно. Я бы и сам не сделал лучше. На этот раз никаких пятен. Это заинтересует его светлость. А теперь займемся этой маленькой книжицей — нет, я сам возьму ее, видите? В этих перчатках и за края — я ведь опытный преступник, миссис Пэмминг, и не хочу оставлять никаких следов. Ну-ка, мисс Мэйбл, обсыпьте порошком весь переплет, а теперь с этой стороны — вот так это надо делать. Множество отпечатков, и нигде не смазано. Все по плану. О, пожалуйста, мистер Грэйвз, не надо прикасаться руками — это может стоить мне места.

— И часто вам приходится этим заниматься? — свысока поинтересовался мистер Грэйвз.

— Сколько угодно, — ответил мистер Бантер со вздохом, рассчитанным на то, чтобы смягчить сердце мистера Грэйвза и завоевать его доверие. — Если вы любезно подержите за край этот кусок линолеума, миссис Пэмминг, то я подержу его с этой стороны, пока мисс Мэйбл орудует с порошком. Да, мистер Грэйвз, нелегкая это жизнь — днем обслуживать хозяина, а ночью заниматься проявлением фотографий. Утренний чай в любую минуту с половины седьмого до одиннадцати, расследование преступлений в любой час. Просто удивительно, какие мысли приходят в головы этих богатых людей, которым нечего делать.

— Удивляюсь, как только вы это выносите, — заметил мистер Грэйвз. — Нет, здесь у нас совершенно не так. Спокойная, размеренная патриархальная жизнь, мистер Бантер. Можно многое сказать в ее пользу. Еда — в определенные часы. К обеду приглашаются достойные, уважаемые семьи — никаких ваших размалеванных женщин, а по ночам никакого обслуживания. Да, многое можно сказать в ее пользу. Как правило, я не якшаюсь с евреями, мистер Бантер, и, конечно, я понимаю, что вам даже льстит, что вы служите в знатном семействе, но в наши дни об этом не так уж заботятся, и я даже скажу, что для человека поднявшегося из низов сэра Рубена никак нельзя назвать вульгарным, а моя хозяйка происходит из графов — бывшая мисс Форд, я хочу сказать, — так она из хэмпширских Фордов. И он и она — оба они всегда очень тактичны.

— Я согласен с вами, мистер Грэйвз, его светлость и меня никогда не относили к людям с узкими взглядами... что? Да, мой дорогой, конечно, это след ноги. Это водостойкий линолеум. Хороший еврей может вполне оказаться хорошим человеком — я всегда говорил это. А еда в определенные часы и тактичность очень даже говорят в их пользу. Очень прост в своих вкусах этот сэр Рубен, верно? Для такого богатого человека, я хочу сказать.

— Ваша правда, — отозвалась кухарка, — он и ее светлость никогда не привередничают, если обедают вдвоем. Но когда у них собирается хорошая компания, я знаю, что моя стряпня должна быть на высоте, — иначе я здесь просто зря растрачивала бы талант и мастерство, если вы понимаете меня, мистер Бантер.

Мистер Бантер добавил к своей коллекции ручку от зонтика и с помощью горничной начал натягивать простыню на окно.

— Восхитительно, — сказал он. — А теперь это одеяло надо бы расстелить на столе, а второе — на вешалке для полотенец или на чем-нибудь в этом роде, чтобы создать однородный фон... вы очень любезны, миссис Пэмминг... Ах, как бы мне хотелось, чтобы его светлость никогда не тревожил меня по ночам. Много раз случалось, что я не спал до трех и даже до четырех часов ночи, а через час-другой опять на ногах, чтобы напомнить ему, что нам пора отправляться в Шерлокинг на другом конце страны. А грязь, которую он всегда приносит на одежде и ботинках!

— Я уверена, это просто стыд и позор, мистер Бантер! — воскликнула миссис Пэмминг. — Просто низко — так я называю это. Я считаю, что полицейская работа — неподходящее занятие для джентльмена, уж не говоря о лорде.

— И к тому же он такой неряха, — продолжал мистер Бантер, благородно принося в жертву ради доброго дела и характер своего хозяина, и свои собственные чувства. — Уличные ботинки брошены куда-то в угол, одежда, как говорится, развешана на полу....

— Такое часто бывает с людьми, родившимися с серебряной ложкой во рту, — вставил свое слово мистер Грэйвз. — Вот наш хозяин, сэр Рубен, так тот никогда не изменяет хорошим старомодным привычкам. Одежда аккуратно сложена, ботинки поставлены в туалетной комнате, чтобы слуга мог их взять и почистить утром, — старается не осложнять нам жизнь.

— Однако он забыл их выставить позавчерашней ночью.

— Да, действительно, бедный джентльмен, — вступила в разговор кухарка, — а насчет того, что они там говорят, что он будто бы тайком ушел и совершил что-то, чего ему не следовало делать, так я никогда этому не поверю, мистер Бантер, даже если мне придется поклясться в этом собственной жизнью.

— Да! — изрек мистер Бантер, устанавливая свои дуговые лампы и соединяя их с ближайшей розеткой. — Это больше, чем большинство из нас может сказать о своих хозяевах.

— Пять футов и десять дюймов, — сказал лорд Питер, — и ни дюймом больше. — Он недоверчиво уставился на впадину в постельном белье и еще несколько раз измерил ее своим «спутником джентльмена-разведчика», то есть тростью с нанесенными делениями. Паркер прилежно занес эту деталь в записную книжку.

— Я полагаю, что человек ростом в шесть футов два дюйма мог бы оставить в постели вмятину длиной в пять футов и десять дюймов, если бы он спал свернувшись в клубок.

— Неужели в вас есть примесь шотландской крови, Паркер? — спросил с горечью его коллега.

— Насколько мне известно, нет, — ответил Паркер. — А что?

— А то, что из всех осторожных, педантичных и хладнокровных дьяволов, которых я знаю, — пояснил лорд Питер, — вы самый осторожный, педантичный и хладнокровный. Я тут денно и нощно напрягаю мозги, чтобы добавить сенсационную ноту в ваше скучнейшее и сомнительное мелкое полицейское расследование, а вы отказываетесь проявить хоть единственную искорку энтузиазма.

— Но ведь не годится делать поспешные умозаключения?

— Умозаключения? Да вы даже близко не подошли к какому-либо подобию вывода. Я думаю, что, если бы вам попался кот на месте преступления с головой, засунутой в кувшин со сметаной, вы бы сказали, что, по-видимому, кувшин был пуст, когда кот полез в него.

— Но ведь это можно было бы предположить, разве нет?

— Черт вас побери! — рявкнул лорд Питер. Он вставил в глазницу монокль и наклонился над подушкой, тяжело и натужно дыша. — Скорее, дайте мне пинцет, — наконец произнес он. — Господи, да не дышите вы так, вы же не кит. — И он поднял с простыни что-то невидимое.

— Что это? — спросил Паркер.

— Это волос, — угрюмо ответил Уимзи, и его жесткий взгляд стал еще суровее. — Давайте-ка пойдем и обследуем шляпы сэра Ливи, не возражаете? А вы могли бы позвать сюда этого парня... Его фамилия Грэйвз, кажется.

Мистер Грэйвз нашел лорда Питера в туалетной комнате сэра Ливи сидящим на корточках перед рядом шляп, выставленных на полу полями вверх.

— А, вот и вы, — весело сказал Уимзи. — Сейчас мы проведем соревнование по угадыванию — что-то вроде фокуса с тремя шляпами, выражаясь метафорически. Вот девять шляп, включая три цилиндра. Как вы считаете, все они принадлежат сэру Рубену Ливи? Можете вы их опознать? Очень хорошо. Теперь я попробую с трех раз угадать, в какой он был шляпе в ночь своего исчезновения, и если я попаду пальцем в небо — считайте, что я проиграл. Понятно? Вы готовы? Начнем. Между прочим, я думаю, что вы уже сами знаете ответ.

— Ваша светлость хочет спросить, какая шляпа была на сэре Ливи, когда он ушел вечером в понедельник?

— Нет, вы ничегошеньки не поняли, — ответил лорд Питер. — Я спрашиваю, знаете ли вы, — но не говорите мне, я хочу угадать.

— Я действительно знаю, ваша светлость, — сказал Грэйвз с упреком в голосе.

— Ну что ж, — сказал лорд Питер, — поскольку он обедал в «Ритце», он надел цилиндр. Вот три цилиндра. За три попытки я обязательно угадаю правильный, верно? Но это будет не очень спортивно. Я берусь угадать с одной попытки. Он был вот в этом цилиндре. — И он указал на цилиндр рядом с окном. — Прав я, Грэйвз? Выиграл ли я приз?

— Да, это та самая шляпа, — невозмутимо ответил Грэйвз.

— Спасибо, — кивнул лорд Питер. — Это все, что я хотел узнать. Теперь, пожалуйста, попросите Бантера подняться.

Бантер появился на пороге с обиженным видом. Его обычно гладко причесанные волосы растрепались от возни с покрывалом для фокусировки фотоаппарата.

— А, вот и Бантер, — сказал лорд Питер.

— Я здесь, ваша светлость, — произнес Бантер с почтительным укором, — но если вы извините меня за такие слова, то мое место там внизу, у лестницы. Любая служанка покажет вам шляпу сэра Ливи, милорд.

— Я взываю к твоему милосердию, — сказал лорд Питер, — я безнадежно рассорился с мистером Паркером, и сбил с толку вполне достойного уважения мистера Грэйвза, и прошу тебя сказать мне, какие отпечатки пальцев тебе удалось найти. Я не могу быть счастливым, пока не получу ответа, поэтому не будь жесток со мной, Бантер.

— Ну, милорд, ваша светлость, конечно, понимает, что я их еще не сфотографировал, но не стану отрицать, что их вид чрезвычайно интересен, милорд. Маленькая книжка, которая была на ночном столике, имеет отпечатки пальцев только одного человека — на большом пальце его правой руки есть небольшой шрам, и это позволяет легко отличить отпечатки его пальцев. На щетке для волос, милорд, тоже имеется та же самая серия отпечатков. На зонтике, стакане для зубных щеток и на ботинках — на всех этих предметах есть две серии отпечатков: отпечатки пальцев руки со шрамом на большом пальце, которую я считаю рукой сэра Рубена, милорд, и серия пятен, наложенных поверх отпечатков первой серии, если можно так выразиться, милорд, которые могут принадлежать — или не принадлежать — той же руке, но в резиновых перчатках. Я смог бы рассказать вам точнее, если бы сфотографировал их, чтобы сделать нужные измерения, милорд. Тот линолеум, который лежал перед умывальником, очень подходящий объект, милорд, если вы извините меня за упоминание о нем. Помимо следов от ботинок сэра Рубена, которые отметили ваша светлость, там есть отпечаток голой мужской ноги — гораздо меньшего размера.

Лицо лорда Питера озарилось слабым, почти религиозным светом.

— Ошибка, — едва выдохнул он. — Ошибка — маленькая, но он не может ее себе позволить. Когда в последний раз мыли линолеум, Бантер?

— В понедельник утром, милорд. Его мыла горничная и запомнила этот факт. Она сделала только одно замечание, и очень к месту. Остальные домочадцы...

— Ну, что я говорил, Паркер? — воскликнул лорд Питер. — Пять футов и десять дюймов, и ни одним дюймом больше. И он не посмел воспользоваться щеткой для волос. Прекрасно. Но ему все же пришлось надеть цилиндр. Джентльмены ведь не могут возвращаться домой поздней ночью да еще под дождем без шляпы, знаете ли, Паркер. Взгляните-ка. Что вы об этом думаете? Два набора отпечатков пальцев на всем, кроме книги и щетки, следы двоих людей на линолеуме и два типа волос в цилиндре!

Он поднес один из цилиндров поближе к свету и пинцетом извлек из него улику.

— Подумайте об этом, Паркер: помнить о щетке и забыть про шляпу, все время помнить о пальцах и беззаботно ступить ногой на линолеум. Вот они — видите? — черные волосы и каштановые, скорее даже рыжие. Черные в шляпе-котелке и в панаме, а черные и рыжие в том цилиндре, в котором он вышел из дому в свою последнюю ночь. А еще — просто чтобы убедиться, что мы на правильном пути, — всего один рыжий волос на подушке, вот на этой подушке, Паркер, которая находится не на своем обычном месте. У меня просто слезы наворачиваются на глаза.

— Вы хотите сказать, что... — медленно произнес детектив.

— Я хочу сказать, — ответил лорд Питер, — что человек, которого кухарка видела прошлой ночью на крыльце, не был сэром Рубеном Ливи. Я хочу сказать, что это был другой человек, который на пару дюймов ниже ростом, который пришел сюда в одежде и обуви сэра Ливи и открыл дверь ключом сэра Ливи. Да, это был смелый и хитрющий дьявол, Паркер. На руках у него были резиновые перчатки, которые он ни разу не снял, и он изо всех сил старался заставить нас поверить, что именно Ливи спал здесь прошлой ночью. Он рискнул — и выиграл. Поднялся наверх, разделся, даже умылся и почистил зубы, хотя и не воспользовался щеткой для волос из опасения оставить на ней свои волосы. Ему пришлось гадать, что Ливи делал со своей одеждой и обувью, когда ложился спать. Оказалось, что одна догадка была верной, другая — нет. Постель должна выглядеть так, словно в ней спали, поэтому он ложится в нее и лежит там в пижаме своей жертвы. Затем ночью, вероятно в самые глухие часы между двумя и тремя, он встает, одевается в свою собственную одежду, которую принес с собой в сумке, и прокрадывается к выходу. Если кто-нибудь проснется и обнаружит его, он пропал, но он смелый человек и идет на риск. Он открывает дверь, вслушивается, нет ли поблизости случайного пешехода или полицейского, совершающего обход. Он тихонько выскальзывает из дома, спокойно закрывает дверь своим ключом и быстро уходит в ботинках с резиновыми подошвами — он принадлежит к тому роду преступников, которые просто неполны без резиновых подошв. Через несколько минут он уже у Гайд-парк-корнер. После этого...

Лорд Питер помолчал и продолжил:

— Все это он проделал, и, даже если ему нечего было терять, он все поставил на карту. Либо сэра Рубена Ливи тайно похитили ради какого-то дурацкого розыгрыша, либо человек с рыжевато-каштановыми или темно-рыжими волосами имеет на своей душе грех убийства.

— Господи! — воскликнул детектив. — Вы это так драматично описали.

Лорд Питер устало провел рукой по волосам.

— Знаете, Паркер, в конце концов, мне абсолютно наплевать на то, чем закончится это дело.

— Какое дело — ваше или мое?

— И то и другое. Послушайте, друг мой, а не вернуться ли нам спокойно домой? Позавтракаем и пойдем в «Колизей»?

— Вы-то можете все бросить в любой момент, но не забывайте, что я занимаюсь этим ради куска хлеба.

— А у меня нет даже такого оправдания, — вздохнул лорд Питер. — Ну ладно, каков будет наш следующий шаг? Что бы вы стали делать на моем месте?

— Я бы проделал кое-какую скучную, но необходимую рутинную работу, — ответил Паркер. — Я бы не стал доверять ничему из того, что раскопал Сагг за все это время, и поинтересовался бы семейной историей каждого обитателя каждой квартиры дома на Квин-Кэролайн-Мэншнс. Я бы проверил все их кладовки и закоулки чердаков; вовлек бы всех этих особ в разговор и неожиданно вставлял бы в беседу такие слова, как «труп» или «пенсне», и посмотрел бы, как они станут реагировать.

— Вы бы это сделали, да? — Лорд Питер широко улыбнулся. — Ну что ж, мы ведь поменялись нашими делами, как вы помните, вот вы и займитесь этим. А я собираюсь весело провести время в «Уиндхэме».

Паркер состроил гримасу.

— Ладно, Питер, — вздохнул он. — Я все равно не представляю вас в роли дотошного сыщика. Вы не станете профессионалом, пока не научитесь делать всякую мелкую рутинную работу. Так как насчет ленча?

— Я приглашен в другое место, — величественно произнес лорд Питер. — Я тут пройдусь кое-где и переоденусь в клубе. Не смогу есть с Фредди Арбатнотом, имея при себе эти сумки. Бантер!

— Да, милорд.

— Собирайся, если ты все закончил.

— Работы здесь еще на два часа, милорд. Требуется экспозиция не меньше тридцати минут. Напряжение в сети пониженное.

— Вот видите, Паркер, как со мной обращается мой собственный слуга? Ну что ж, полагаю, что мне придется это вытерпеть. Трам-та-та!

Спускаясь по лестнице, он что-то насвистывал.

Лорд Питер и достопочтенный Фредди Арбатнот, представляя собой ходячую рекламу дорогих брючных тканей, прошествовали в зал для обедов в клубе «Уиндхэмс».

— Сто лет тебя не видел, старина, — сказал достопочтенный Фредди. — Чем же ты все это время занимался?

— Да так, дурака валял, — вяло пробормотал лорд Питер.

— Густое или прозрачное, сэр? — спросил официант у достопочтенного Фредди.

— Какое ты закажешь, Уимзи? — спросил этот джентльмен, перекладывая бремя выбора на своего гостя. — Что одно, что другое — все отрава.

— Что ж, прозрачное легче слизывать с ложки, — сказал лорд Питер.

— Прозрачное, — сказал достопочтенный Фредди.

— Консоме «Полонез», — согласился официант. — Очень вкусно, сэр.

Разговор тянулся довольно вяло, пока достопочтенный Фредди не нашел кость в филе из палтуса и не послал за главным официантом, чтобы тот объяснил ему ее присутствие. Когда этот вопрос был разрешен, у лорда Питера хватило сил, чтобы сказать:

— Слышал печальную новость о твоем гувернере, дружище.

— Да, бедный старый хрыч, — произнес достопочтенный Фредди. — Говорят, он долго не протянет. Что-о? Ах, это «Монтраше». Здесь совсем нечего пить, — мрачно добавил он.

После этого преднамеренного оскорбления в адрес благородного вина последовала следующая пауза, пока наконец лорд Питер не спросил:

— А как «Чейндж»?

— Отвратительно, — ответил достопочтенный Фредди.

Он положил себе в тарелку рагу из дичи.

— Могу я что-нибудь сделать? — спросил лорд Питер.

— О нет, спасибо, очень благородно с твоей стороны, но все устроится в свое время.

— Неплохое рагу, — отметил лорд Питер.

— Случалось есть и похуже, — согласился его друг.

— А как с этими аргентинцами? — поинтересовался лорд Питер. — Эй, официант, у меня в рюмке кусочек пробки.

— Пробки? — воскликнул достопочтенный Фредди с чем-то напоминающим волнение. — Вы еще услышите об этом, официант. Удивительное дело — человек, который получает зарплату за свою работу, не умеет вытащить пробку из бутылки! Что ты сказал? Аргентинцы? Пошли они все к черту! Старый Ливи, неожиданно сбежав, выбил почву из-под ног у всего финансового мира.

— Ты преувеличиваешь, — сказал лорд Питер. — Как ты думаешь, что могло случиться со стариком?

— Будь я проклят, если знаю! — воскликнул достопочтенный Фредди.

— Может быть, он уехал по каким-то своим делам? — высказал предположение лорд Питер. — Двойная жизнь или что-то в этом роде. Все эти дельцы из Сити — ветреные старые зануды.

— Нет, нет, — возразил достопочтенный Фредди, слегка оживившись. — Пропади оно все пропадом, Уимзи, я бы не постеснялся сказать тебе, мне все равно. Он вполне достойный джентльмен, и у него очаровательная дочь. Кроме того, он достаточно честный, прямой человек — он мог бы надуть тебя в два счета, но он никогда тебе не навредит, никогда не подведет. Старый Андерсон сильно пострадал из-за этого.

— Какой Андерсон?

— Парень с какой-то земельной собственностью черт знает где. Он член этого клуба. Он должен был встретиться с Ливи во вторник, обсудить одно дельце насчет железной дороги. Теперь же он опасается, что все пойдет прахом.

— А кто там сейчас верховодит у этих железнодорожников? — спросил лорд Питер.

— Один зануда американец, Джон П. Миллиган. Он получил опцион — или говорит, что получил. Нельзя доверять этой сволочи.

— А разве Андерсон не может его переиграть?

— Андерсон — это тебе не Ливи. У него нет ни одного шекеля. А кроме того, он один. Ливи прочно удерживает свои позиции — он смог бы бойкотировать эту поганую железную дорогу Миллигана, если бы захотел. Здесь он имеет преимущество, видишь ли.

— Кажется, я где-то встречался с этим Миллиганом, — задумчиво произнес лорд Питер. — Такой громила с черными волосами и бородой?

— Нет, ты вспомнил кого-то другого, — сказал достопочтенный Фредди. — Миллиган ростом не выше меня, если, конечно, ты не считаешь, что пять футов и десять дюймов — это уже громила. И кроме того, он абсолютно лыс.

Лорд Питер обдумал все это, наклонившись над бокалом. Затем он сказал:

— Я не знал, что у Ливи есть очаровательная дочь.

— О да, — ответил достопочтенный Фредди с деланным безразличием. — Я встретил ее с мамашей в прошлом году за границей. Вот так и познакомился со стариком. Он был очень славным, держался скромно, но с большим достоинством. Он ввел меня в это аргентинское дело на выгодных условиях — ты разве не знаешь?

— Как сказать, — заметил лорд Питер, — могло быть и хуже. Деньги есть деньги, верно? Но знакомство с леди Ливи вполне искупает этот грех. По крайней мере, моя мама знавала ее семью.

— О, что касается ее, то здесь все в порядке, — сказал достопочтенный Фредди, — и в наше время ей нечего стыдиться за старика. Ни с какой стороны. Конечно, он вышел из низов, но он ни на что большее и не претендует. Каждое утро тащится в свою контору на девяносто шестом автобусе. «Не могу решиться ездить в такси, мой мальчик, — говорит он. — Мне пришлось считать каждый пенни, когда я был молодым человеком, и до сих пор не могу избавиться от этой привычки». Хотя он вывозит свою семью за границу, все для них недостаточно хорошо. Рейчел — это дочка — всегда смеется над мелочной экономией старика.

— Полагаю, полиция уже известила леди Ливи, — сказал лорд Питер.

— Я тоже думаю, что ее известили, — согласился Фредди. — Надо бы мне зайти к ней и выразить свое сочувствие? Будет нехорошо не поехать, как ты думаешь? Но как-то ужасно неудобно. Не знаю, о чем с ней говорить.

— Не думаю, что это имеет такое значение, что ты там скажешь, — поддержал его лорд Питер. — Я бы спросил, не могу ли чем помочь.

— Спасибо, — с облегчением сказал влюбленный Фредди. — Поеду. «Можете на меня рассчитывать. Всегда к вашим услугам. Звоните мне в любое время дня и ночи». В этом духе, как ты думаешь?

— Это мысль, — сказал лорд Питер.

Мистер Джон П. Миллиган, лондонский представитель «Железнодорожной и транспортной компании Миллигана», диктовал своей секретарше закодированные телеграммы в своем офисе на Ломбард-стрит, когда ему принесли визитную карточку с простым текстом: «ЛОРД ПИТЕР УИМЗИ. Клуб «Мальборо».

Мистер Миллиган был раздражен этим вторжением, но — подобно многим представителям его нации — у него было одно слабое место, и этим местом была английская аристократия. Он на несколько минут отложил свое решение стереть с лица земли одну скромную, но весьма перспективную фирму и приказал, чтобы посетителя привели к нему.

— Добрый день, — приветливо сказал вошедший аристократ, — с вашей стороны необычайно мило, что вы позволили зайти к вам, отнимая у вас драгоценное время. Я постараюсь говорить кратко, хотя не очень силен в умении прямо переходить к сути дела. Мой брат никогда бы не позволил мне баллотироваться от графства, знаете ли, — говорит, что я так разливался бы, что никто бы не понял, о чем я говорю.

— Очень приятно познакомиться с вами, лорд Уимзи, — ответил мистер Миллиган. — Садитесь, пожалуйста.

— Благодарю, — сказал лорд Питер, — но я, знаете ли, не пэр, пэр — это мой брат Денвер. Меня зовут Питер. Мне всегда казалось, что это дурацкое имя, такое старомодное и так напоминающее о домашних добродетелях и тому подобном, но в этом виноваты мои крестные отец и мать, но винить их тоже довольно трудно, поскольку не они в действительности выбрали его. У нас в роду всегда был хоть один Питер — после третьего герцога, который изменил пяти королям когда-то во времена войны Алой и Белой розы, хотя, если подумать, в этом нет ничего, чем стоило бы гордиться. И все же ничего не остается, как достойно нести свое бремя.

Мистер Миллиган, которого так простодушно поставили в неловкое положение, сопутствующее неведению, совершил маневр для укрепления своей позиции и предложил своему незваному гостю дорогую сигару.

— Огромное спасибо, — поблагодарил лорд Питер, — хотя, в сущности, вам не следовало бы искушать меня возможностью весь день проболтать с вами. Ей-богу, мистер Миллиган, если вы предлагаете своим посетителям такие удобные стулья и такие сигары, то странно, почему они не переселяются в ваш офис навсегда. — И добавил про себя: «Как же мне хочется стянуть с тебя эти долгоносые ботинки. Как же человеку узнать размер твоих ног? И голова как помидор. Одной ее достаточно, чтобы заставить человека ругаться последними словами».

— А теперь скажите, лорд Питер, — сказал мистер Миллиган, — могу ли я что-нибудь сделать для вас?

— Право, не знаю даже, сможете ли, — сказал лорд Питер. — С моей стороны ужасная наглость спрашивать вас об этом, но все дело в моей матери, знаете ли. Чудесная женщина, но она не понимает, что это значит, что это займет время такого человека, как вы. Мы там и не представляем все кипение вашей жизни, мистер Миллиган.

— Не стоит и говорить об этом, — горячо возразил мистер Миллиган. — Я бы с искренней радостью сделал все, что угодно, чтобы только доставить удовольствие герцогине.

Он почувствовал приступ растерянности, не зная, может ли мать герцога быть герцогиней, но почувствовал облегчение, когда лорд Питер продолжил:

— Благодарю, это чрезвычайно любезно с вашей стороны. Да, так вот в чем дело. Моя мать — в высшей степени энергичная и самоотверженная женщина — хочет устроить этой зимой у нас в Денвере нечто вроде благотворительной ярмарки: все вырученные деньги пойдут на починку церковной крыши, знаете ли. Очень печальный случай, мистер Миллиган, прекрасный древний памятник: староанглийские окна, украшенная ангелами крыша — и все рассыпается на куски, дождь льется внутрь и тому подобное. Наш викарий подхватил ревматизм на утренней службе из-за сквозняков около алтаря — вы знаете, как оно бывает. У них там есть один человек, который занимается реставрацией этой крыши, малыш Типпс, он живет со старой матерью в Бэттерси — довольно вульгарный тип, но, как мне сказали, весьма знающий по части ангельских крыш и тому подобных вещей.

В этот момент лорд Питер пристально посмотрел на своего собеседника, но, обнаружив, что эта болтовня не вызвала в том никакой реакции, кроме вежливого интереса с оттенком ошарашенности, он оставил эту линию расследования и продолжил:

— Послушайте, прошу меня извинить, ужасно боюсь показаться вам зверски многоречивым. Дело в том, что моя мать устраивает эту ярмарку... И она подумала, что будет крайне интересно, если организовать еще несколько лекций — что-то вроде небольших бесед, знаете ли, — с участием выдающихся деловых людей со всех концов света. «Как мне удалось это» — в таком роде. «Капля нефти с керосиновым королем», «Деньги, совесть и какао» и так далее. Это заинтересует наших гостей до бесконечности. Видите ли, там будут все друзья моей матери, а ни у кого из нас денег нет — я хочу сказать, того, что вы называете деньгами... То есть я полагаю, что наши доходы не покроют ваших счетов за телефон, верно? — но нам ужасно нравятся рассказы о людях, которые умеют делать деньги. Это дает какое-то чувство душевного подъема, понимаете ли. Ну так вот, я хочу сказать, что моя мать будет необычайно польщена и благодарна вам, мистер Миллиган, если вы приедете и скажете нам несколько слов, как типичный представитель Америки. Это займет не более десяти минут или около того, знаете ли, потому что наше местное население ничего не понимает за пределами разговоров об охоте и стрельбе, а сборище, которое соберется у моей матери, не в состоянии удерживать свое внимание на чем-либо свыше десяти минут подряд, но мы бы весьма оценили, если бы вы смогли приехать и остановиться у нас там на денек-другой и сказать нам несколько ободряющих слов о всемогущем долларе.

— Ну что ж, почему бы нет, я согласен, — сказал мистер Миллиган, — я не прочь, лорд Питер. Очень мило со стороны герцогини предложить мне это. Очень печально, что эти прекрасные древние здания начинают ветшать. Приеду с большим удовольствием. И может быть, вы любезно согласитесь принять маленький вклад в реставрационный фонд.

Такой неожиданный поворот событий чуть не заставил лорда Питера вскочить со стула. Подоить с помощью хитроумной лжи гостеприимного джентльмена, которого вы подозреваете в совершении особенно изощренного убийства, и принять от него в результате переговоров чек на крупную сумму на благотворительную цель — в этом есть что-то неприятное для любого человека, кроме, может быть, закаленного агента какой-нибудь секретной службы. Лорд Питер заколебался.

— Это чрезвычайно любезно с вашей стороны, — сказал он. — Я уверен в их бесконечной благодарности. Но лучше бы вы не передавали этот чек мне, понимаете ли. Я мог бы растратить эти деньги или потерять его. Боюсь, что я не очень надежный человек. Правильнее было бы отдать чек викарию, достопочтенному Константайну Трогмортону. Дом священника — Сент-Джон — перед Латинскими воротами в Дьюкс-Денвере, если вы захотите выслать их туда.

— Я вышлю, — сказал мистер Миллиган. — Скут, выпишите мне прямо сейчас чек на тысячу фунтов — на случай, если я забуду.

Секретарь, молодой человек с рыжеватыми волосами и волевым подбородком, молча выписал чек. Лорд Питер, переводя взгляд с лысой головы мистера Миллигана на рыжую голову секретаря, набравшись мужества и нахальства, сделал еще одну попытку:

— Что ж, я просто бесконечно благодарен вам, мистер Миллиган, и так же благодарна будет моя мама, когда я расскажу ей. Я дам вам знать о дате открытия ярмарки — она еще точно не назначена, и мне надо повидать кое-кого из других деловых людей, знаете ли. Я думал о том, чтобы попросить кого-нибудь из владельцев крупных газет представлять британскую рекламу. А еще один мой друг обещает заманить в Денвер ведущего германского финансиста — очень было бы интересно, если б только не сильные предубеждения против немцев у нас в стране, а еще мне надо отыскать кого-нибудь, кто мог бы выразить и еврейский взгляд на это дело. Я хотел бы пригласить Ливи, знаете ли, да он отчалил от нас таким неудобным способом.

— Да, — заметил Миллиган, — это очень любопытное дело, хотя я не стал бы отрицать, лорд Питер, что для меня это действительно удобно. Он держал в узде мой железнодорожный картель, но лично против него я ничего не имею, и если он вернется после того, как я завершу одну маленькую сделку, которой я сейчас занимаюсь, то я буду счастлив подать ему руку в знак приветствия.

Перед глазами лорда Питера прошло видение какой-то темницы, в которой держат сэра Рубена, пока не пройдет финансовый кризис. Это было в высшей степени возможно и гораздо более приемлемо, чем его предыдущее предположение; оно также лучше соответствовало тому впечатлению, которое произвел на него мистер Миллиган.

— Да, это с его стороны странный ход, — заметил лорд Питер, — но я бы сказал, что у него были свои основания. Знаете, лучше не интересоваться причинами человеческих поступков. Особенно когда один мой друг из полиции, связанный с расследованием этого дела, утверждает, что старик, перед тем как уйти, перекрасил волосы.

Уголком глаза лорд Питер увидел, что рыжий секретарь нажал на несколько клавиш сразу.

— Перекрасил волосы, в самом деле? — переспросил мистер Миллиган.

— Выкрасил их в рыжий цвет, — подтвердил лорд Питер.

Секретарь поднял голову, оторвавшись от пишущей машинки.

— И странное дело, — продолжал Уимзи, — полиция не нашла флакон с краской. Здесь что-то кроется, вам не кажется?

Заинтересованность секретаря тут же испарилась. Он вставил лист бумаги в блокнот с зажимом и выписал в него ряд цифр из предыдущего листа.

— Я бы сказал, что ничего в этом нет особенного, — сказал лорд Питер, вставая со стула, чтобы уйти. — Ну ладно, было чрезвычайно любезно с вашей стороны потратить столько времени на мою болтовню, мистер Миллиган. Моя мать будет чрезвычайно польщена. Она напишет вам, когда определится число.

— Я очарован, — сказал мистер Миллиган. — Очень рад был познакомиться с вами.

Мистер Скут встал, неожиданно оказавшись обладателем огромного роста, который лорд Питер, вздохнув про себя, определил в шесть футов четыре дюйма.

— Как жаль, что нельзя поставить рыжую голову Скута на плечи Миллигана, — сказал лорд Питер, выходя в водоворот города, — а еще интересно, что скажет моя матушка?