Книга о Граде женском

I. Здесь начинается Книга о Граде женском. Первая глава повествует о том, каким образом и по какой причине она была создана

По обыкновению своему и, согласно распорядку, который определяет ход моей жизни, а именно неустанные занятия свободными искусствами, я сидела однажды в комнате, окруженная многочисленными книгами, посвященными всевозможным предметам. Пытаясь охватить умом всю тяжесть мысли прочитанных мною авторов, я подняла глаза от книги, решив на время оставить утонченные размышления и предаться отдыху, чтобы развлечься чтением поэтов. Исполненная этим намерением, я оглянулась вокруг себя в поисках какого-нибудь небольшого сочинения, и вот случайно попалась мне под руку одна книга, которую, среди прочих, мне одолжили. Открыв ее, я увидела, что называется она «Жалобы Матеолуса». Это вызвало улыбку на моих устах: хотя я и не читала этой книги, но от многих слышала, что она более прочих книг восхваляет женщин, и посему я решила с ней ознакомиться для своего удовольствия. Однако я не погрузилась в чтение: моя добрая матушка позвала меня к столу, ведь приближалось время ужина. Отложив на время книгу, я решила вскоре к ней вернуться.

На следующий день, вновь вернувшись к своим занятиям, я не забыла о намерении обратиться к книге Матеолуса[78]. Я приступила и немного прочла, но сюжет книги показался мне весьма неприятным для тех, кто не любит сплетни, и не содействующим ни нравственному назиданию, ни добродетели, а взяв во внимание еще и ее непристойность, я полистала книгу, прочитала конец и быстро перешла к другим занятиям, более возвышенным и полезным. Однако чтение этой книги, хоть и лишенной какого бы то ни было авторитета, породило во мне мысли, потрясшие меня до глубины души. Поэтому я стала размышлять, какие мотивы и причины побуждают такое количество разных мужчин: клириков и представителей других сословий — рассуждать в речах или трактатах о столь многих отвратительных и несправедливых вещах в отношении женщин и их нравов. Ведь дело не в одном или двух клириках. Взять хотя бы этого Матеолуса, чья книга не пользовалась ни малейшим авторитетом и есть ни что иное, как насмешка; но практически ни одному сочинению это не чуждо, почти каждый поэт, философ или оратор, имена которых пришлось бы слишком долго перечислять, будто в один голос твердят и приходят к общему заключению: все женщины склонны ко всякого рода порокам и исполнены всевозможными недостатками.

Глубоко задумавшись обо всем этом, я стала размышлять о себе и своем образе жизни. Рожденная женщиной, я подумала и о других женщинах, которых мне довелось знать: как о принцессах и знатных дамах, так и о женщинах среднего и низкого положения, любезно доверявших мне свои тайные и сокровенные мысли. Я стремилась рассудить по совести и беспристрастно, правда ли то, о чем свидетельствовали столь достойные мужи. Но сколько бы я ни размышляла об этих вещах, сколько бы ни отделяла зерна от плевел, я не могла ни понять, ни допустить справедливости в их суждениях о природе и нравах женщин. Я упорно обвиняла их, вопрошая, как столь многие почтенные мужи, столь прославленные и мудрейшие ученые, столь дальновидные и разбирающиеся во всех материях, могли так возмутительно высказываться о женщинах, да в стольких сочинениях, что нельзя сыскать ни одного нравоучительного текста, кем бы ни был его автор, без главы или фразы, порицающей женщин. Одной этой причины было достаточно, чтобы заставить меня ранее заключить, что все это правда, даже если, по наивности и невежеству, я не могу признать в себе те серьезные недостатки, которыми вероятно располагаю, как и другие женщины. Потому я полагалась в этом вопросе скорее на суждения других, чем на собственные чувства и разумения.

Столь долго и глубоко я была погружена в эти мысли, что иной мог бы подумать, я впала в забвение. И предстало передо мной величайшее множество авторов, которые мелькали в моем сознании один за другим, словно из бьющего источника. Так я пришла к заключению, что, создав женщину, Бог совершил дурной поступок, и подивилась, как почтенный творец согласился исполнить столь ужасное творение, сосуд, что слывет укрытием и пристанищем всех зол и пороков. Во время этих размышлений меня охватила обида и грусть, ведь я презирала себя и весь женский пол, как если бы природа породила чудовище. Так, охваченная сожалениями, я сетовала:

«А! Боже, как может такое случиться? Как же мне поверить, не испытывая сомнений в твоей бесконечной мудрости и совершенной доброте, творивших лишь полностью благое? Не создал ли ты сам женщину намеренно, раз даровал ей все те наклонности, которыми желал ее наделить? Как же могло такое случиться, ведь ты ни в чем не допускаешь изъяна? Вместе с тем, сколько же великих обвинений, даже приговоров, осуждений и заключений выдвинуто против женщин. Не знаю, как постичь это противоречие. Что, если и вправду, Господь, женский пол преисполнен столь чудовищных вещей, о чем свидетельствуют многие, ведь и ты сам говоришь, что свидетельство многих внушает веру, а потому и я не должна сомневаться в его правдивости. Увы! Боже, почему не дал ты мне родиться мужчиной с тем, чтобы все мои наклонности служили тебе наилучшим образом, чтобы ни в чем я не ошибалась и обладала таким же совершенством, которым, как говорят, обладают мужчины? Но, раз уж твоя благосклонность ко мне не зашла столь далеко, прости мне мое нерадение в служении тебе, Господи, и не прогневайся, поскольку слуга, который меньше получает от своего господина, меньшим обязан и в служении ему».

С такими речами долгое время, в печальном раздумье, взывала я к Богу, как та, что отчаялась в безумии от того, что Бог заставил ее появиться на свет в женском теле.

II. Здесь Кристина повествует о том, как явились ей три дамы, и как стоявшая впереди вразумила ее и утешила в скорби

Охваченная этими скорбными мыслями, я сидела с опущенной словно от стыда головой, вся в слезах, подперев щеку ладонью, облокотившись на ручку кресла, и вдруг увидела, что мне на колени упал луч света, словно взошло солнце. Я сидела в темноте, и свет не мог сюда проникнуть в этот час, поэтому я вздрогнула, будто проснувшись. Подняв голову, чтобы понять, откуда исходит свет, я увидела стоящих передо мной трех увенчанных коронами дам, очень статных. Сияние их ясных ликов озаряло и меня, и все вокруг. Нет нужды спрашивать, удивилась ли я, ведь двери были закрыты, а они вошли. Сомневаясь, не наваждение ли искушает меня, осенила я лоб крестным знамением, преисполненная величайшего страха.

Тогда первая из трех, улыбаясь, взялась меня вразумлять: «Милое дитя, не бойся, мы явились сюда не причинить тебе вред, но утешить тебя. Сжалившись над твоим смятением, мы выведем тебя из невежества, которое настолько ослепляет твой разум, что ты отвергаешь то, что тебе неведомо, и придаешь веру тому, чего не знаешь, не видишь и не понимаешь, только из-за множества чужих предрассудков. Ты напоминаешь безумца, о котором сказано в одной небылице. Заснув на мельнице, он был переодет в женское платье, а проснувшись, поверил тем, кто насмехался над ним, заверяя, что он — женщина, и не верил в свою подлинную природу. Что, милое дитя, стало с твоим здравым смыслом? Неужто позабыла ты, что золото высшего качества проходит испытание в огне печи, не меняется и не лишается своих достоинств, но тем больше очищается, чем больше его куют и обрабатывают разными способами? Не знаешь ли ты, что именно наилучшие вещи больше всего обсуждают и оспаривают? Если ты хочешь постичь высочайшие истины, то есть материи небесные, обрати внимание на величайших философов, которых ты обвиняешь в противостоянии твоему полу: разве они не умеют отличать истину от лжи, разве не упрекают ли друг друга и не спорят? Ты сама видела это в книге „Метафизика“, где Аристотель перечит Платону и другим, и порицает их мнения. Заметь и то, что святой Августин и другие отцы церкви так же порицали в некоторых вопросах даже Аристотеля, несмотря на то что он зовется князем всех философов, которому мы обязаны высочайшими доктринами натурфилософии и морали. Похоже, ты веришь, будто все слова философов являются догматами веры и не могут быть ошибочными.

Что до поэтов, о которых ты говоришь, разве тебе не известно, что они говорили о многих предметах столь образно, что иногда мы понимаем совсем противоположное тому, что они хотят донести? В отношении них применима фигура речи, что зовется антифразис, как если бы ты о чем-то сказал, что оно плохо, а это означало бы, что оно хорошо, или наоборот. Поэтому обрати их речения, где они обвиняют женщин, в свою пользу и понимай их таким образом, каким бы ни было их намерение. Вполне возможно, что и Матеолус это понимал, когда писал свою книгу. В ней много того, что оказалось бы чистой ересью, если воспринимать буквально. Что до хулы, которую произносит не только он, но и другие (речь идет даже о «Романе о Розе», которому верят из-за авторитета его автора), обличая таинство брака, что свято, достойно и установлено Богом, то опыт явно показывает: истина противоположна тому, что они утверждают, обвиняя женщин во всех грехах. Ведь где бы нашелся муж, который согласился бы терпеть над собой такую власть женщины, которая имела бы право такие говорить ему непристойности и оскорбления, какие, по их словам, привыкли говорить женщины? Полагаю, что бы ты ни читала в книгах, вряд ли ты видела это собственными глазами, ведь все это дурно изложенные небылицы. Скажу тебе в заключение, милое дитя: к такому мнению тебя привела наивность. Вернись же теперь к себе, возьмись за ум и не тревожься больше из-за пустяков. Знай же, что все дурное, сказанное о женщинах, в общем, унижает говорящих, а не самих женщин».

III. Здесь Кристина повествует, как обратившаяся к ней дама объяснила, кто она, рассказала о своей природе и роли, а также возвестила, что с помощью трех дам Кристина построит город

С такими речами обратилась ко мне эта благородная дама. Даже не знаю, какое из моих чувств больше пленялось ее присутствием — слух, внемлющий достойным речам, или зрение, созерцающее ее величественную красоту и стать, полное достоинства поведение, и благородство ее облика. Так же и с прочими — я не знала, на кого смотреть, поскольку три дамы так друг друга напоминали, что с трудом получалось их различить, кроме последней. В значимости она не уступала другим, но вид ее был столь грозным, что любого решившегося посмотреть ей в глаза охватил бы великий страх, поскольку казалось, что она угрожает всем, кто творит дурное. Я стояла перед ними, охваченная почтением, молча взирая на них, не в силах произнести и слова. С превеликим восхищением я размышляла, кем же они могут быть и, если бы осмелилась, то охотно спросила бы об их именах, о том, кто они, о причине их появления, о значении разнообразных богато украшенных скипетров, которые каждая держала в правой руке. Поскольку я считала себя недостойной обращаться с подобными расспросами к дамам, казавшимся мне столь благородными, то лишь не отрывала от них взгляда, наполовину испуганного, наполовину ободренного услышанными речами, что оторвали меня от размышлений. Но премудрая дама, обратившаяся ко мне, в силу прозорливости знала как мои мысли, так и остальное, и отвечала:

«Милое дитя, знай же, что провидение Божие, которое ничего не оставляет на волю случая, установило для нас, пускай мы и небесные сущности, пребывать среди людей подлунного мира, чтобы поддерживать в порядке и равновесии нами же созданные законы, исполняя по воле Божьей наш долг. Все трое мы — дочери Божии и от него рождены. Моя же обязанность — наставлять мужчин и женщин, сбившихся с пути, и возвращать их на путь истинный. Когда они сбиваются, если их разум способен меня узреть, то я тайно прихожу в их умы и проповедую, указывая им на их ошибки и определяя причины их прегрешений. Затем я обучаю их тому, как делать добро и избегать зла. Поскольку мое служение заключается в том, чтобы каждый увидел себя изнутри, и чтобы каждому и каждой указать на их пороки и недостатки, заставить их увидеть ясно и отчетливо, ты видишь меня с сияющим зеркалом, которое я как скипетр держу в правой руке. И воистину знай, что кто бы в него ни посмотрел, какой бы ни была его природа, он отчетливо увидит глубину своей души. О! Таково величие и достоинство зеркала моего, что недаром оно всюду, как видишь, украшено драгоценными камнями! Ведь через него познаются сущности, свойства, меры и содержание, и без него невозможно что-либо сделать хорошо. Но поскольку ты изъявила желание узнать обязанности других моих сестер, тут присутствующих, каждая лично расскажет тебе о своем имени и положении, чтобы сказанное нами было достоверным.

Однако сейчас подобает объяснить мне причину нашего появления. Уверяю, что мы не делаем ничего без благой причины, и приход наш не был случаен. Мы нечасто посещаем какие бы то ни было места, и немногие знают нас, но ты, испытавшая столь великую любовь к поиску истины, столь усидчиво и упорно предавалась ученым занятиям, что оказалась здесь, одинокая и оторванная от мира. Ты заслужила нашу дружбу и утешение в горестях и печалях, заслужила, чтобы мы помогли разобраться в том, что смущает твой разум и затмевает мысли.

Есть и другая причина нашего появления, более важная и особенная, и мы объявим ее тебе. Знай, мы явились, чтобы изгнать из мира заблуждение, заложницей которого ты и сама стала, и чтобы все дамы и достойные женщины смогли отныне иметь надежное убежище, куда можно отступить и защитить себя от стольких атакующих. Эти женщины столь долго оставались беззащитными, как поле без изгороди; ни один защитник не пришел их спасти, а ведь должны были благородные мужчины защищать женщин, по закону и по праву; однако по небрежению и по равнодушию они позволили женщинам быть попранными. Поэтому неудивительно, что завистливые враги и оскорбления грубиянов, пускающих в женщин столько копий и стрел, в конечном итоге одерживают над женщинами победу в войне, что ведется почти без сопротивления. Да и где найти такой град, что тотчас не будет взят, если не окажет сопротивления? Справедлив ли тот суд, что выигран заочно, ведь обвиняемый не явился на него? А женщины, добрые и наивные, следуя божественным заповедям, со смирением претерпевают великие оскорбления, наносимые им как устно, так и письменно (что несправедливо и греховно), лишь на волю Господа уповая, чтобы по праву защитил он их. Но пришло время извлечь это правое дело из рук фараона[79]. Поэтому ты видишь нас троих перед собой. Мы сжалились и пришли объявить тебе о возведении града укрепленного, прочно выстроенного и основательно возведенного, и что создать и воздвигнуть этот град суждено тебе, с нашей помощью и нашими советами, и да будут жить в нем лишь прославленные женщины с добрым именем, ведь стены нашего града не пропустят тех, кто добродетелью не блещет».

IV. Здесь рассказывается, как дама сообщает Кристине о граде, который она должна построить. Дама говорит, что ей поручено помочь Кристине воздвигнуть стены и земляной вал, и открывает свое имя

«Итак, милое дитя, именно тебе из всех женщин выпала честь построить и возвести Град женский. А чтобы воздвигнуть его и завершить начатое, ты найдешь в нас троих живую воду, как в чистом источнике, и мы в достатке снабдим тебя самыми прочными и долговечными материалами, с которыми не сравнятся даже мрамор и гранит. Да будет град твой краше всех и просуществует до конца времен.

Ты, конечно, слышала, что царь Трос основал Трою, великий град, благодаря помощи Аполлона, Минервы и Нептуна, которых древние считали богами, и Кадм по воле богов основал град Фивы. Однако со временем эти города пали и превратились в руины. Но я, как истинная сивилла[80] возвещаю тебе: город, который ты воздвигнешь с нашей помощью, никогда не будет разрушен; наоборот, он всегда будет процветать, вопреки всем завистливым недругам. На него не раз нападут, но никогда он не будет побежден или взят.

История учит нас, что некогда царство амазонок было основано по решению множества женщин, обладавших великой храбростью и презиравших свое зависимое положение[81]. Долгие годы они управляли своим царством, и было у них множество цариц, которых сами они избирали из благороднейших жительниц. Царицы разумно правили амазонками, сохраняя государство во всем его могуществе. За время своей силы амазонки завоевали на Востоке много земель, приводя в ужас близлежащие территории, и даже заставляли трепетать греков, которые тогда были цветом земли, но со временем сила царства амазонок иссякла и постигла его судьба всех империй этого мира, и сегодня от них осталось только имя.

Но ты, основав сей град, за который ты ответственна, воздвигнешь его более крепким. Помогу тебе начать строительство я, так мы решили по общему согласию. Я снабжу тебя прочным и нетленным материалом, чтобы сложить фундамент и воздвигнуть толстые стены, высокие и неприступные, с высокими башнями, укреплениями, окруженными рвами, окруженными бастионами и оборонительными сооружениями, как то подобает месту укрепленному и защищенному. По нашему замыслу ты воздвигнешь массивное сооружение, чтобы оно было более долговечным, и возведешь такие высокие стены, что никто в мире не сможет их покорить.

Дочь моя, я открыла тебе причину нашего прихода, а чтобы ты была уверена в моих словах, открою тебе свое имя. Лишь услышав его, ты поймешь, что в моем лице приобретешь, если будешь следовать моим наставлениям, наставницу, с которой не допустишь ошибок. Я названа дамой Разум. Итак, посуди сама, хорошо ли я буду тобой управлять. Но довольно слов на этот раз».

V. Здесь сказано, как вторая дама открыла Кристине свое имя и свою роль и рассказала, какую помощь окажет в строительстве Града женского

Как только первая дама закончила свою речь и еще до того, как я ответила ей, вторая дама так начала свою речь: «Меня зовут Праведность. Чаще я пребываю на небе, чем на земле, но как луч света Божьего и посланница его милости я посещаю праведных и призываю их творить благие дела, возвращать им по мере их сил то, что принадлежит каждому, говорить и защищать истину, поддерживать права бедных и невинных, не наносить другому вред, незаконно присваивая его имущество, и защищать репутацию незаслуженно оклеветанных. Я — щит и охрана слуг Божьих. Я чиню препятствия могуществу и силе творящих зло, дарую вознаграждение тем, кто трудится и даю возмещение тем, кто творит добро. Через меня Господь являет свои таинства тем, кто любит его. Я — их защитница на небесах. Как скипетр, я держу в своей правой руке эту блестящую линейку, которая позволяет отличить справедливость от несправедливости и указывать на различие между добром и злом. Тот, кто последует за ней, не заблудится. Это жезл мира, который позволяет добродетельным людям договариваться между собой и служит им опорой, но он же разит грешников. Что еще тебе сказать? Мерило это отмеряет границы всех вещей, его достоинства безграничны. Знай, что и тебе оно принесет пользу: чтобы принять необходимые меры для строительства града, а также чтобы внутри выстроить здания, соорудить великие храмы, возвести гармоничные дворцы, дома и постройки, улицы и площади, и все необходимое, чтобы был этот град пригоден для жилья. Я прибыла оказать тебе помощь, такова будет служба моя. А потому не тревожься о величине крепостных стен, ведь с нашей и с Божьей помощью ты легко заселишь этот град, воздвигнешь красивые и величественные постройки и дома, не оставив никаких пустот».

VI. Здесь сказано, как третья дама рассказала Кристине о себе и своей роли, и поведала, как поможет выстроить верхушки башен и кровли дворцов и доставит к ней королеву, сопровождающую трех благородных дам

Затем слово взяла третья дама и изволила говорить так: «Кристина, любезная подруга, меня зовут Правосудие, я избранная дочь Бога, и действия мои непосредственно исходят от Него. Я пребываю на небе, на земле и в аду: на небе во славу святых и блаженных душ; на земле, чтобы воздавать каждому дурное и доброе по заслугам; в аду, чтобы наказывать грешников. Я всегда была непреклонна, ведь у меня нет ни друзей, ни врагов, и мое волеизъявление неизменно. Меня невозможно покорить состраданием или тронуть жестокостью. Долг мой — только судить, каждому сообщать и передавать справедливое вознаграждение по заслугам. Всякую вещь я держу в равновесии, и ничего не может продолжаться без меня. Я есть в Боге, и Бог есть во мне, ибо можно сказать, что мы суть одно. Кто следует за мной, не может заблуждаться, путь мой верен. Всякого рассудительного мужчину и всякую рассудительную женщину, которые искренне хотят верить мне, я учу, как исправить и познать сначала самого себя, а потом и другому воздать по заслугам, раздавать блага без пристрастия, изрекать истину, избегать лжи и ненавидеть ее, отринуть все порочное. Круглая чаша из чистого золота, которую ты видишь в моей руке, дана мне Богом Отцом и служит мне, чтобы отмерить каждому его долю, в соответствии с тем, что должно. На сосуде выгравирован цветок лилии Троицы, никто не может жаловаться на то, что отмерено ему. И все же люди на этой земле имеют обыкновение оспаривать мои законы и предлагают другие, но тщетно; часто в своих решениях они ссылаются на меня, но не всегда эти решения справедливы, ведь для одних мера слишком щедра, а для других скудна.

Я бы могла очень долго рассказывать тебе о своей службе, но, не вдаваясь в подробности, скажу, что занимаю особое место среди добродетелей, ибо все они во мне отражаются. И мы, три дамы, которых ты видишь пред собой, суть одно, и друг без друга не можем существовать: то, что первая предлагает, вторая устраивает и претворяет в жизнь, а я, третья, это завершаю и довожу до конца. Итак, волею нас троих, я должна тебе помочь закончить и достроить твой град, и задача моя — выстроить верхушки башен и королевских резиденций и домов, все они будут сделаны из чистого и сверкающего золота. А чтобы заселить твой город, я приведу к тебе благородных женщин, и они будут сопровождать великую королеву. Ей будут оказывать честь, и она будет обладать первенством над всеми остальными женщинами, даже самыми превосходными. Так, с твоей помощью, я закончу строительство укрепленного града, снабженного крепкими вратами, кои я найду на небе, а ключ вложу в руки твои».

VII. Здесь Кристина повествует о том, как она ответила трем дамам

Когда закончились речи трех дам, которые я слушала с великим вниманием, досада, обуревавшая меня до их прихода, полностью рассеялась, и я немедленно бросилась к их ногам, и не встала на колени, но вся распласталась подле них, отдавая дань уважения их величию, целуя землю у их ног и почитая, как славных богинь. Свою речь к ним я начала так:

«О дамы царственного достоинства, небесной ясности, земного света, источники райские и блаженных радость, как вышло, что ваши высочества соблаговолили снизойти с ваших папских престолов и сияющих тронов, чтобы добраться до скоромного и темного жилища простой и невежественной ученицы? Разве сможет она подобающе отблагодарить за такое великое благоволение? Ибо дождь и роса ваших сладких речей, сошедшие на меня, уже смягчили сухость моего разума, и он уже чувствует, как внутри него проклюнулись ростки, что принесут благостные плоды с восхитительным вкусом. Как была мне уготована такая милость, и каким образом я получила такой дар — по вашим словам, построить и произвести на свет этот новый град? Я не святой апостол Фома, воздвигший на небесах, по милости Божьей, роскошный дворец для короля Индии. Слабый дух мой не ведает ни строительных приемов, ни расчетов, я не изучала ни науку, ни технику кладки, а даже если бы и стало возможным мне постичь эти материи, откуда возьмутся силы в моем слабом женском теле, чтобы осуществить такой великий замысел? И все же, мои досточтимые дамы, вопреки тому, что это удивительное известие меня так озадачило, я знаю, что для Господа нет ничего невозможного, и я не должна сомневаться, что за какое бы дело я ни принялась с вашим советом и вашей помощью, оно не может не быть доведено до конца. Всеми силами я славлю Господа и вас, мои дамы, оказавшие мне такую великую честь и доверившие мне такую благородную задачу, которую я принимаю с великой радостью. Вот я перед вами, слуга ваша, готова за вами следовать: приказывайте и я повинуюсь, и да поступят со мной по вашим словам».

VIII. Кристина говорит, каким образом, по предписанию дамы Разум и с ее помощью, начала она копать землю, чтобы построить фундамент

Тогда дама Разум ответила: «Встань, дочь моя! Пойдем же без промедления на поле письмен. Здесь, в этой благодатной и плодородной стране, будет основан Град женский, здесь, где растут фрукты и текут сладкие реки, и где земля изобилует всеми благами. Возьми мотыгу твоего прилежания и глубоко копай. Всюду, где увидишь ты отметки моего мерила, делай глубокий ров, а я помогу тебе носить землю на своих собственных плечах».

Тогда, чтобы подчиниться ее приказанию, я быстро встала, ведь чувствовала себя, благодаря могуществу ее, гораздо сильнее и легче, чем прежде. Итак, она шла впереди, а я за ней, и мы достигли упомянутого поля, где я начала я копать рвы, следуя ее наставлениям и используя мотыгу вопрошания. И вот в чем заключалась моя первая работа:

«Госпожа, я хорошо помню, как ранее вы говорили мне по поводу мужчин, порицающих нравы женщин и всецело осуждающих их, что чем дольше золото остается в топке, тем тоньше оно становится, что означало: чем больше женщин обвиняют напрасно, тем больше славы они заслуживают. Но скажите мне, пожалуйста, почему столько авторов высказывались против женщин в своих книгах, и какая у них на то была причина, ибо я уже чувствую, благодаря вам, что все это клевета. Природа ли подталкивала к такому мужчин или ненависть? Откуда это взялось?»

Она отвечала мне так: «Дочь моя, чтобы позволить тебе еще более глубоко копать, я отделю и уберу эту первую груду. Знай, что не Природа их к тому подталкивала, даже наоборот, ведь не существует на свете более прочной и неразрывной силы, чем великая любовь, которую Природа, по милости Божьей, создала между мужчиной и женщиной. Но есть множество различных причин, которые подталкивали и все еще подталкивают стольких мужчин порицать женщин, особенно это касается авторов тех книг, которые ты читала. Некоторые делали это с благими намерениями: чтобы наставить на путь истинный мужчин, которые сбились с него, посещая порочных и распутных женщин, чтобы отвратить их от такого пристрастия, чтобы все мужчины избегали жизни во грехе, пороке и разврате. И вот, они порицали всех без исключения женщин, чтобы представить их омерзительными».

— Госпожа, — сказала я, — извините, что вас прерываю. Сделали ли они тогда доброе дело, ведь руководствовались они благими намерениями? Ибо, как говорят, по намерению судят человека.

— Это ошибка, милое дитя, ибо грубое невежество ничего не извиняет. Если тебя убьют из благих намерений, по глупости, хорошо ли поступят? Действуя таким образом, они злоупотребили бы своим правом. Также несправедливо нанести ущерб одной стороне, думая, что спасаешь другую, и осуждать нравы женщин вопреки истине. Я покажу тебе это на своих примерах. Допустим они так поступили, имея намерение отвратить дураков от глупости, как если бы я осуждала огонь, хорошую и нужную стихию, под предлогом того, что некоторых он сжигает, или воду, поскольку некоторые тонут в ней. Так можно сказать о всех благих вещах, которые можно использовать как во благо, так и во вред. Женщин не следует бранить из-за того, что глупцы злоупотребляют ими. Ты сама не раз поднимала эти вопросы в своих сочинениях[82]. Те, кто долгое время позволяли себе такое, всё предвзято свели к одному суждению, как если бы кто-то, заказывая себе платье, выбрал широкий отрез ткани, зная, что та обойдется ему бесплатно и что никто ему не возразит, таким образом присвоив себе всю ткань, на которую имели права и другие. Но, как ты очень хорошо сказала в своем сочинении, если бы авторы искали способ образумить мужчин, чтобы те не погрязли в невоздержанности, и ставили под сомнение жизнь и нравственность любой женщины, чье распутство было бы очевидным, ты признала бы, что они совершают великое, удивительно благое и прекрасное дело. Ведь никого в этом мире не следует так избегать и сторониться, как злых и развратных женщин, ведущих порочную жизнь. Такие женщины по природе своей — чудовища и подделки, ведь от природы женщине положено быть простой, спокойной и честной. Но уверяю тебя, я не побуждаю обвинять женщин. Поскольку среди женщин есть достойные, то эти мужчины допускают очень большую ошибку, как и все те, кто за ними следует. Так выбрось же с этой строительной площадки эти грязные, черные и неотесанные камни, ведь никогда не послужат они тебе в строительстве твоего прекрасного града.

Другие мужчины обвиняли женщин по иным причинам: одни из-за собственных пороков, другие из-за немощи своего тела, третьи — из чистой ревности, кто-то — из удовольствия позлословить, ведь такова их природа. Были и такие, кто хотели тем показать, как много читали, и лишь цитировали слова других, повторяя вышесказанное.

Мужчины, которых подталкивали на это собственные пороки, растратили свою юность и вели распутную жизнь, множество раз предаваясь любви с разными женщинами. Многочисленные похождения заставили их лгать, и так состарились они в грехе без покаяния, сожалея о своих прошлых безрассудствах и своей юности. Но Природа, охладив их пыл, не позволяет им удовлетворить бессильные желания. Поэтому они пребывают в печали, видя, что век, который они называли хорошим временем, для них закончился, а молодежь теперь, как им кажется, живет так же праздно. Вот и не находят они другого способа избавиться от печали, кроме как порицать женщин, думая таким образом вызвать у других мужчин отвращение к ним. Речи этих стариков похотливы и бесчестны, в чем можно убедиться, читая Матеолуса, который сам говорит о себе как о старике похотливом, но немощном. Этот пример доказывает истинность моих слов, и я глубоко убеждена, что то же самое можно сказать и о многих других.

Но эти старики, неизлечимо больные, подобные прокаженным, не из числа тех древних благородных мужей, которые, благодаря мне, с возрастом становятся мудрыми и добродетельными. Ведь не все пожилые так порочны, иначе было бы худо; добрые старики, как им и подобает, честны и искренни в своих словах, и тем самым подают хороший пример. Они презирают грех и злословие, не клевещут и не порицают ни мужчин, ни женщин. Ненавидя пороки вообще, они никого в них не обвиняют, но советуют избегать зла, стремиться к добродетелям и не сходить с правильного пути. Те же, кем движет немощь собственного тела, — люди бессильные, с обезображенными членами, резким и злым характером. У них нет иного способа отомстить за печаль, вызванную их же бессилием, кроме как порицать тех, кто приносит радость другим. Таким образом, они полагают лишить других мужчин удовольствия, которое сами не в силах испытать.

Те же, кто клевещет на женщин из ревности, — недостойные мужчины, которые узнав или встретив многих женщин гораздо умнее и благороднее себя, испытали боль и огорчение. Вот почему их ревность заставляет порицать всех женщин. Делая так, они думают, что приуменьшат их славу и составят им плохую репутацию, подобно какому-то автору, который в трактате «О философии» пытается доказать, что не подобает мужчинам высоко чтить женщину, какой бы она ни была. А те, кто раз из раза проявляет уважение к женщинам, извращают само название его книги, то есть философию превращают в филофолию[83]. Но я ручаюсь и заверяю тебя, что автор этот сам превратил содержание своей книги в истинную филофолию, своими придирками и лживыми заявлениями.

Неудивительно, что природные клеветники распускают сплетни про женщин, ведь они порицают всех без исключения. Все же уверяю тебя, что у того мужчины, которому доставляет удовольствие говорить о женщинах гадости, на самом деле подлое сердце, ведь поступает он вопреки Разуму и Природе: вопреки Разуму, поскольку он неблагодарен и не признает благ, которые приносят ему женщины, — благ столь великих и многочисленных, что он не сможет за них расплатиться и постоянно чувствует в них потребность; вопреки Природе, поскольку нет на земле ни зверя, ни птицы, который по природе своей не тянулся бы ко второй половине, то есть самке. Было бы противоестественно, если бы одаренный умом мужчина поступал иначе.

Поскольку нет ни одного достойного труда, который не хотели и не замышляли бы подделать, многие, даже достойные авторы, гордятся тем, что пишут. Ведь они полагают, что не могут ошибиться, раз другие написали в книгах то, что они хотели сказать; так рождается эта клевета, о чем мне хорошо известно. Некоторые принимаются писать стихи, не утруждая себя размышлениями, но их произведения — ни что иное как пресный бульон или бесчувственные баллады, повествующие о нравах женщин, правителей или других людей, тогда как сами они не в силах понять или исправить свои собственные порочные наклонности и слабости. Но люди простые, такие же невежественные, как и сами авторы, считают их сочинения лучшими в мире.

IX. Как Кристина копала землю, а именно какие вопросы она задала Даме Разум и что та ей отвечала

— Я задумала и организовала для тебя великое дело. Копай же усердно землю там, где я наметила. — Итак, чтобы подчиниться ее приказанию, я принялась работать своей мотыгой:

— Госпожа, как вышло, что Овидий, почитаемый как государь поэтов, (хотя многие ученые думают, как и я, если только вы не захотите меня поправить, что Вергилий заслуживает больше похвал), сказал так много плохого о женщинах в своих сочинениях, будь то в книге, которую он называет «Искусство любви», или в той, что он именует «Лекарство от любви» или еще в других?

На это дама Разум мне отвечала: «Овидий был знатоком искусства и поэзии, и во всех его сочинениях виден живой и могучий ум. И все же он погряз в плотских и пустых радостях, и не с одной любовницей, а распутничая со всеми женщинами, с какими только мог, без меры и верности, не цепляясь ни за одну. Вел он такую жизнь пока был молод, получив в конце подобающую плату: потерю репутации, имущества и мужских частей тела. Из-за неуемной похотливости Овидия, как в делах, так и в словах, и за то, что он давал советы другим вести подобную жизнь, его отправили в изгнание.

Точно так же он был возвращен из изгнания благодаря вмешательству его сторонников, молодых могущественных юных римлян, и поскольку он не мог удержаться от того, чтобы снова не творить бесчинства, за безнравственное поведение его покалечили и оскопили. Это соотносится с тем, о чем я тебе говорила раньше, ведь когда он увидел, что больше не может вести жизнь, в которой получал столько удовольствий, то начал порицать женщин, приводя много искусных доводов и стараясь таких образом вызвать отвращение к ним у других мужчин».

— Госпожа, это правда, но я читала книгу другого итальянского автора, думается мне, что происходил он из Тосканы или Марке, по имени Чекко д’Асколи. В одной из глав его труда[84] он поведал невероятные ужасы о женщинах, какие не рассказывал никто другой, вещи, которые ни один человек в здравом уме не стал бы повторять.

Она мне отвечала: «Не удивляйся тому, что Чекко д’Асколи плохо говорил обо всех женщинах, дочь моя, ведь он считал их верхом зла и испытывал к ним ненависть и презрение, которые в ужасающей злобе своей хотел разделить со всеми мужчинами. И получил он за это по заслугам, ведь за свой преступный порок он заплатил позорной казнью на костре».

— Я видела еще одну маленькую книгу на латыни, госпожа, называющуюся «О тайнах женщин»[85], которая говорит, что природа допустила очень много ошибок, создавая женское тело.

Она мне отвечала: «Свое тело ты знаешь, как никто, а что до книги, то она без сомнения — чистая фантазия; прочитав ее, легко понять, что она вся соткана из лжи. И хотя некоторые говорят, что она была написана Аристотелем, невозможно поверить, чтобы такой великий философ сочинял столь глупые вещи. Женщины из собственного опыта могут ясно понять, что некоторые вещи, о которых говорится в книге, — ложь и полная глупость, и сделать вывод, что и другие предметы, описанные в книге, такая же чистая ложь. Помнишь ли ты утверждение из самого начала книги, будто какой-то папа мог отлучить от церкви любого мужчину, который осмелился прочесть или предложить эту книгу женщине?»

— Конечно помню, госпожа.

— Знаешь ли ты, с каким коварным умыслом эта глупость помещена в начало книги на обозрение невежественных и простодушных людей?

— Нет, госпожа, но объясните мне.

— Это сделано, чтобы женщины не узнали о существовании этой книги и ее содержании, ведь автор хорошо знал, что, если женщины прочитают его книгу, то быстро поймут всю ее глупость, опровергнут ее и посмеются. Итак, благодаря этой хитрости автор хотел обмануть и ввести в заблуждение мужчин, которые прочтут его книгу.

— Госпожа, я помню, что среди прочего, настаивая, что именно из-за немощи и слабости тело, которое формируется в материнской утробе, становится женским, автор пишет, что сама Природа устыдилась, когда узрела, что она создала такое несовершенство как женское тело.

— Ах! Какая большая глупость! Подумай, любезная подруга, в каком ослеплении и безрассудстве нужно находиться, чтобы такое сказать. Неужели Природа, слуга Господа, является более великой, чем ее господин, всемогущий Бог, от которого она получает свою власть? Разве не было у Него изначального замысла и желания создать мужчину и женщину? Когда руководствовался Он Своей святейшей волей и создал Адама из глины на поле Дамасском, он отвел его в рай земной, который был и остается самым достойным местом в подлунном мире. Там он ввергнул Адама в сон, и из одного из его ребер сотворил тело женщины, подразумевая, что должна она быть рядом с ним, как подруга, но не у его ног, как рабыня, и что должен он любить ее как свою собственную плоть. И если Господь-творец не постыдился сотворить женское тело, то почему Природа бы устыдилась этого? Ах! Верх глупости говорить такое! Каким же образом женское тело было сотворено? Не знаю, осознаешь ли ты это, но оно было создано по образу Божьему. О! Как же кто-то может говорить дурное о теле, сделанном по такому благородному слепку? Но есть глупцы, которые полагают, что Бог сотворил человека по подобию Своему, имея ввиду оболочку телесную, но это не так, ведь Бог еще не воплотился тогда в образе человека. Напротив, речь идет о душе, которая представляет собой нематериальную субстанцию, наделенную разумом, существующую вечно, созданную по образу и подобию Божьему. Эту душу Господь создал столь благой и благородной, независимо от того, вдохнет он ее в женское или мужское тело. Но вернемся к сотворению тела: женщина была создана Господом-творцом. Где она была создана? В земном Раю. Из чего? Из презренной ли материи? Наоборот, из материала самого благородного, который когда бы то ни было существовал: из тела мужчины, которым Господь воспользовался, чтобы создать женщину.

— Госпожа, судя по вашим словам, женщина — очень благородное создание. Но тем не менее Туллий[86] замечает, что мужчина никогда не должен служить женщине, а тот, кто так делает, унижается, ведь никто не должен служить тому, кто ниже его.

Она мне ответила: «Тот или та занимает более высокое положение, у кого больше заслуг; превосходство или низкое положение человека зависит не от его тела или пола, но от высоты морали и добродетелей. Счастлив тот, кто прислуживает Деве Марии, которая превыше всех ангелов».

— Госпожа, один из Катонов[87], великий оратор, сказал, что если бы в этом мире не было бы женщин, мы бы жили с богами.

Она мне ответила: «На этом примере ты можешь видеть, как безумен был тот, кого принимали за мудреца, ведь именно благодаря женщине мужчина царствует в Божьем мире. Если же кто-нибудь скажет, что из-за женщины, Евы, мужчина был изгнан из рая, я отвечу, что благодаря Марии приобрел он нечто гораздо большее, чем потерял из-за Евы, ведь человечество не воссоединилось бы с Богом, чего не могло быть без греха Евы. Поэтому мужчины и женщины должны возрадоваться этой ошибке[88], посредством которой они впоследствии обрели такую честь: насколько низко пала человеческая природа из-за своего создания, настолько высоко она была возвышена Творцом. А что до жизни с богами (если бы женщин не было), как говорит этот Катон, то он, сам не подумав, сказал верную мысль. Ведь он был язычником и верил, что боги обитают как в небесах, так и в аду (речь шла о демонах, которых он именовал богами ада). И вовсе не глупостью было заключить, что мужчины жили бы с этими богами, если бы Мария не существовала!»

X. Другие обсуждения и речи на тот же сюжет

— Еще этот Катон говорит, что женщина, которая нравится мужчине естественным образом, похожа на розу, вид которой приятен, но шипы ее ранят.

Дама Разум мне отвечала: «И опять этот Катон не подумал, как хорошо сказал. Ведь всякая добродетельная, благородная и ведущая честную жизнь женщина должна быть самым любезным из существующих созданий, и на самом деле такова. И все же шипы страха сотворить зло и раскаяния всегда присутствуют в душе такой женщины и никогда ее не покинут, поэтому она ведет себя сдержанно, тихо и осторожно, — это и защищает ее».

— Госпожа, а правда ли то, что по свидетельству некоторых авторов, женщины от природы чревоугодны и слишком жадны до еды?

— Дитя, ты много раз слышала пословицу: «То, что от Природы дано, никто не может забрать». Было бы удивительно, если бы мы не встречали людей, обладающих такими наклонностями, в местах, где продаются всякие лакомства и хорошая еда, — в тавернах и так далее[89]. Женщин там очень мало, а если кто скажет, что это страх бесчестия удерживает их от посещения подобных мест, то отвечу, что это неправда, их удерживает не что иное как естественная склонность их характера. А если они и по природе и склонны к такому поведению, но страх бесчестия удерживает их от этого порока, то тем более следует хвалить их силу и стойкость. Между прочим, помнишь ли ты, как недавно ты стояла у двери своего дома в праздничный день, беседуя с соседкой, женщиной порядочной и уважаемой? Тогда ты увидела мужчину, который выходил из таверны и говорил с другим: «Я так много в таверне растратил, что не пить сегодня вина моей жене». Ты обратилась к нему и спросила, почему его жена не будет пить, а он ответил тебе: «Госпожа, потому что так уж у нее заведено: всякий раз, как возвращаюсь я из таверны, она меня спрашивает, сколько я потратил. Если я отвечаю, что больше двенадцати денье, то она хочет восполнить мою растрату своей трезвостью, и говорит мне, что если мы оба хотели бы жить на широкую ногу, нашего состояния было бы недостаточно, чтобы покрыть расходы».

— Госпожа, — ответила я тогда, — я очень хорошо помню этот случай.

Она мне ответила: «Нет недостатка в примерах, демонстрирующих то, что женщины от природы умеренны в еде и питье, а те, кто не умерен, то поступают против своей природы. Ведь нет для женщины худшего порока, чем чревоугодие, потому что этот порок тянет за собой многих других, кто ему предается. Однако ты скорее увидишь женщин, спешащих в большом количестве в храмы на проповеди и исповедь, держа в руках четки и молитвенники. Все это хорошо известно».

— Это так, госпожа, — сказала я, — но мужчины говорят, что женщины ходят в храмы изрядно прихорошившись и нарядившись, чтобы продемонстрировать свою красоту и влюбить в себя кавалеров.

Она отвечала: «В это можно было бы поверить, милое дитя, если бы ты видела там молодых и красивых женщин, но если приглядеться, то увидишь, что на одну молодую, посещающую богослужение, приходится двадцать или тридцать скромно и просто одетых старух. Женщинам присуща набожность и у них нет недостатка в милосердии. Ведь кто посещает больных, кто их утешает, помогает бедным, объезжает дома призрения, хоронит мертвых? Кажется мне, что все это дело женщин и путь, по которому им велит следовать Бог».

— Госпожа, вы абсолютно правы. Но есть еще один автор, который говорит, что женщины по природе своей слабохарактерны и похожи на детей, что объясняет, почему дети и любят находиться рядом с женщинами, и наоборот.

Она ответила: «Дитя, если понаблюдаешь за поведением детей, то увидишь, что по природе своей они любят нежность и доброту. А кто в мире более нежен и ласков, если не добрая женщина? Ах! Дьявольски злы должны быть те, кто хочет опорочить женскую добродетель, присущую им от природы, и обернуть пороком! Ведь если женщины любят детей, то не из-за развращенного характера или невежества, но в силу естественной доброты. А если своей добротой они похожи на детей, то этим они лишь доказывают свою дальновидность, поскольку Евангелие напоминает нам, что Господь наш, в момент спора апостолов о том, кто из них станет самым великим, возложил руку на голову ребенка и сказал: „Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное; итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном“»[90].

— Госпожа, в арсенале мужчин есть одна латинская пословица, цитируя которую они упрекают женщин: «Плакать, разговаривать и прясть — вот все, что Бог завещал женщине».

— Конечно, моя любезная подруга, эта пословица правдива. Но что бы люди ни думали и ни говорили, здесь нет повода для упреков в адрес женщин. Прекрасно, что Бог дал им такое призвание, ведь в беседах, пряже и слезах они нашли свое спасение. А тому, кто упрекает женщин, особенно за слезы, я отвечу, что Господь наш, Иисус Христос, видящий глубину души каждого человека, тот, от которого не сокрыта ни одна мысль, никогда бы ни снизошел до того, чтобы с высоты божественного величия самому исторгнуть слезы сострадания из своих блаженных очей, увидев Марию Магдалину[91] и ее сестру Марфу, оплакивающих смерть их прокаженного брата[92], которого он воскресил[93], если бы верил, что женщины плачут от слабости и глупости. О! Какую великую милость Господь явил женщинам, наградив их слезами! И не презирал за них он упомянутую Марию Магдалину, а, напротив, они ему так угодили, что он простил ей все ее грехи, и своими слезами она заслужила пребывать в Царстве Небесном.

Он не гнушался и слез вдовы, оплакивающей своего единственного сына, которого хоронили. Господь наш увидел, что плачет она, и Он, источник всей жалости, был так тронут и исполнен сострадания из-за ее слез, что спросил: «Женщина, отчего плачешь ты?», и тут же воскресил ее сына[94]. Священное Писание повествует и о других великих милостях, которые являл Господь многим женщинам из-за их слез и всегда являет. Если мы будем их перечислять, то это займет много времени. Я полагаю, что многие из них, как и те, о ком они молились, были спасены благодаря слезам своего благочестия. Разве не был святой Августин, блаженный Учитель Церкви, обращен в христианскую веру слезами своей матери? Ведь эта добрая женщина беспрестанно плакала, молясь Богу, чтобы тот просветил сердце ее сына-язычника, невосприимчивого к свету веры. Святой Амвросий, которого эта добрая женщина просила молиться Господу о своем сыне, так сказал ей: «Женщина, я не верю, что столько слез может быть пролито напрасно». Ах, блаженный Амвросий, ты, кто не считал женские слезы пустыми! Вот что нужно ответить мужчинам, которые упрекают в этом женщин! Ведь именно из-за слез женщины этот святой источник света, блаженный святой Августин, сияет на алтаре святой Церкви, освещая ее целиком своим сиянием. Так что пусть лучше мужчины молчат по этому поводу.

Господь дал женщинам голос, и возблагодарим Его за это, ведь иначе они были бы немы! Несмотря на то, о чем идет речь в упомянутой пословице, (которую я даже не знаю, кто придумал, чтобы упрекнуть женщин), если бы женские слова были бы такими предосудительными и имели небольшой авторитет, как многие и полагают, то Господь наш, Иисус Христос, никогда бы не соизволил сделать так, чтобы женщина первой возвестила тайну Его Воскресения. Ведь он сам повелел блаженной Марии Магдалине, которой он первой явился на день Пасхи, принести весть апостолам и Петру. Благословен ты, Господь, слава Тебе за то, что ко всем бесконечным дарам и милостям, которые ты сотворил и преподнес женскому полу, ты добавил еще и то, чтобы женщина принесла такую благую весть!

— Лучше бы все эти завистники помолчали, Госпожа, — сказала я, — если бы они только соблаговолили это заметить! Однако сама улыбаюсь от глупостей, которые говорят некоторые мужчины, и помню я даже, что порой такое я слышала на проповедях. Найдутся же столь глупые проповедники, чтобы сказать, что Господь первым явился женщине, поскольку прекрасно знал о ее неспособности молчать, и будто так весть о Его Воскресении разнеслась быстрее.

Она ответила: «Дитя, ты хорошо сделала, что назвала этих проповедников глупцами. Недостаточно им порицать женщин, им еще нужно Иисусу Христу приписать такое богохульство, что такая совершенная и священная весть могла быть возвещена посредством женского порока! Не представляю, как мужчины смеют такое говорить, пусть и шутки ради. Господь никогда не должен быть объектом насмешек.

Но давай вернемся к нашему вопросу. Хорошо, что та хананеянка была настолько неотступной в речах, что, преследуя Иисуса на улицах Иерусалима, стенала и кричала: „Имей сострадание ко мне, Господи, ибо дочь моя больна!“. Что же тогда сделал добрый и милостивый Господь наш, который всем сострадает и кому достаточно услышать лишь слово, исходящее от сердца, чтобы явить свою милость? Казалось, Ему нравилось слушать многословные речи женщины, неутомимой в своих молитвах. Но почему Он так себя вел? Чтобы проверить ее терпение. Ведь когда Он сравнил ее дочь с собаками (и кажется, сделал это довольно резко, потому что она была чужой веры), то не колеблясь и без стыда сказала ему мудрые слова: „так, Господи! но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их“[95]. „О! Мудрая женщина, кто научил тебя таким словам? Воздастся тебе по словам твоим, сказанным от чистого сердца“. Так и произошло, ведь Господь наш, повернувшись к апостолам, просил свидетельствовать их, что такой веры не видели они во всем Израиле, и исполнил Он ее мольбу. Ах! Кто сможет по достоинству оценить все знаки уважения, которые Он оказал женскому полу, хоть завистники и пытаются умалить их значение? Заметь, что Господь больше веры нашел в сердце смиренной и простой язычницы, чем у всех епископов, правителей, священников и всего народа Израилева, который считал себя Богоизбранным. Подобно той хананеянке, еще одна женщина, самаритянка, пришедшая за водой из колодца, где сидел усталый Иисус Христос, обратилась к нему и долго просила его о благе. Да будет благословенно тело, в котором воплотился Господь! Как соблаговолил ты открыть свои святые уста и поприветствовать эту бедную простую женщину, эту грешницу, которая даже веры не одной с Тобой была[96]? Воистину показал Ты этим, что никогда не презирал набожный женский пол. Господи, вот бы и сегодня наши папы и прелаты не брезговали обратиться к простой бедной женщине, чтобы говорить о спасении ее души.

Не менее мудро говорила женщина, присутствующая на проповеди Иисуса и вдохновленная его святыми словами. Считается, что женщины не умеют молчать, но, случилось невероятное, она, поднявшись, среди толпы вдохновенно изрекла эти слова, торжественно запечатленные в Евангелии: „блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!“[97].

Итак, милое дитя, ты должна понять, что если Господь дал женщинам способность говорить, то это для того, чтобы они лучше служили Ему. Поэтому не следует упрекать их за то, что является источником стольких благ и несет так мало зла, ведь нечасто наблюдаем мы, чтобы слова женщин принесли какой-то вред.

Что до пряжи, то действительно Богу было угодно, чтобы естественным занятием женщины была работа за прялкой. Ведь это занятие необходимо для службы Господу и помощи всякому разумному существу. Без этой работы люди всех сословий и званий жили бы в большом беспорядке. И верх недоброжелательности упрекать женщин в том, за что они заслуживают высшей похвалы и благодарности».

XI. Кристина спрашивает даму Разум, по какой причине женщины не заседают в судах и получает от нее ответ

— Благороднейшая и достопочтенная госпожа, ваши прекрасные объяснения меня полностью устраивают. Но не могли бы вы объяснить мне еще раз, отчего женщины не могут ни выступать в судах, ни проводить расследование, ни выносить судебное решение? Мужчины говорят, что это произошло из-за одной женщины, которая неуместно вела себя на суде.

— Дитя мое, это все ложь, происходящая от злобы. Но, если тебя интересуют истина и причина всего сущего, мы никогда бы не закончили. Даже одного Аристотеля, который писал об этом и в «Проблемах», и в «Категориях»[98], было бы недостаточно. Возвращаясь к твоему вопросу, милое дитя, можно спросить, почему Господу не было угодно, чтобы мужчина выполнял женские дела, а женщина — мужские? Отвечая на этот вопрос скажем, что рассудительный и осмотрительный господин поверяет различные задачи по дому разным слугам: один одно делает, другой — другое, и то, что делает первый, не может делать второй. Так угодно и Богу, чтобы мужчины и женщины по-разному служили ему, тем самым помогая друг другу, поддерживая друг друга и шли бок о бок, чтобы каждый выполнял то, что положено. Каждому полу Господь определил свою природу и способности, чтобы всем было удобно исполнять свои обязанности, хотя и не всегда люди используют свои способности по назначению. Мужчине Бог дал сильное и могучее тело, и силу духа, чтобы приходить в суд и говорить бесстрашно. Поскольку такова их природа, мужчины могут и должны изучать право, чтобы поддерживать справедливость во всем мире. В случае, если кто-то не захочет подчиниться установленным законом правилам, они могут силой оружия призвать такого человека к порядку. Напротив, женщинам не свойственны такие способы принуждения. Несмотря на то, что Господь дал женщинам очень гибкий ум (по крайней мере некоторым из них), неприлично бы было, если бы по причине своей природной скромности они, как мужчины, дерзко выступали в суде, так что достаточно мужчин, чтобы делать это за них. Какой смысл посылать троих людей нести одну ношу, если и двое ее прекрасно могут поднять?

Но если кто-то хочет сказать, что женщины недостаточно умны, чтобы изучать право, опыт очевидным образом доказывает обратное. Мы знали и все еще знаем примеры многих женщин, о которых будем говорить дальше. Они были великими философами и изучили науки, гораздо более сложные и благородные, чем право и законодательство. С другой стороны, если захотят сказать, что женщины не имеют природной склонности к изучению политических и правительственных дел, то я далее приведу тебе примеры многих великих женщин, которые были у власти в прошлые века. А чтобы ты лучше убедилась в истинности моих слов, приведу тебе в пример женщин, твоих современниц, которые, оставшись вдовами, стали прекрасными правительницами после смерти своих мужей. Это еще раз служит свидетельством того, что умная женщина на все способна.

XII. Говорится о царице Никауле и далее о некоторых королевах и принцессах Франции

— Изволь сказать мне, могли ли мы прочитать о правителе, более сведущем в вопросах политики, управления и высшего правосудия, и ведущем более роскошную жизнь, нежели благороднейшая царица Никаула[99]? Несмотря на то, что во многих обширных землях, где она правила, до нее было множество славных царей, называемых фараонами, от которых она произошла, она была первой женщиной, установившей в своем царстве законы и общественный порядок. Там, где она правила, она положила конец грубым нравам, смягчив жестокие обычаи диких эфиопов. Эта женщина тем более достойна похвалы, по свидетельству пишущих о ней авторов, что освобождала других от варварства. Она была наследницей фараонов, и не в малой стране, а во всех царствах Аравии, Эфиопии, Египта и Мероэ, очень длинного, широкого и изобилующего всеми богатствами острова, расположенного на реке Нил. Она управляла всеми этими землями с невероятной мудростью. Что еще тебе рассказать об этой женщине? Она была такой мудрой, а ее царство так велико, что даже в Священном Писании сказано о ее могуществе. Она же установила очень справедливые законы, чтобы править своим народом. Своим благородным происхождением и изобилием богатств она не уступала почти никому из когда-либо живших мужчин. Она была сведуща как в литературе, так и в науках, и так горда, что никогда не соизволила выйти замуж и не желала видеть рядом с собой ни одного мужчину.

XIII. Здесь говорится о Фредегонде, королеве Франции

— Я могу рассказать тебе еще больше о женщинах, которые мудро правили в прошлые времена. Итак, теперь я буду говорить о них. Во Франции была королева по имени Фредегонда, жена короля Хильперика. Несмотря на свою жестокость, совсем несвойственную женщинам, она после смерти своего мужа очень мудро правила королевством франков, чье положение в то время было шатким, поскольку единственным наследником короля оставался его маленький сын Хлотарь. Велики были разногласия о делах королевства среди баронов, и уже разгоралась большая война. Тогда эта женщина созвала совет баронов и сказала им, не выпуская своего ребенка из рук: «Господа, вот ваш король, не забывайте, что верность всегда была уделом франков. Не относитесь с пренебрежением к малому возрасту этого ребенка, ведь с Божьей помощью он вырастет и, когда он станет достаточно взрослым, чтобы править, то будет знать, кто его истинные друзья, и вознаградит их по заслугам, если только вы не совершите преступление и грех, лишив его права наследования. Что до меня, то обещаю вам: те, кто останутся преданными и верными, будут вознаграждены так щедро, что надолго останутся в достатке». Таким образом эта королева примирила баронов, вырвав сына из рук своих врагов. Она воспитывала его, пока он не вырос, и именно от нее он получил корону и право управлять королевством. Всего этого не случилось бы, если бы не мудрость Фредегонды.

То же самое можно сказать и об очень мудрой, прекрасной во всем и благородной королеве Бланке[100], матери Людовика Святого, которая во времена несовершеннолетия сына с таким благородством и благоразумием правила королевством Франции, что превзошла всех мужчин, правивших до нее. Даже когда ее сын стал совершеннолетним, она оставалась во главе совета, поскольку правила мудро, и ничего в королевстве не делалось без ее вмешательства; даже на войну она последовала за своим сыном.

Я могла бы рассказать тебе и о множестве других женщин, но предпочту быть краткой. Но раз уж мы начали говорить о женщинах Франции, нет необходимости заглядывать слишком глубоко в историю. Ты сама видела в детстве благородную королеву Жанну, вдову короля Карла, четвертого из его рода[101]. Если ты еще помнишь ее, заметь, сколь многими достоинствами она обладала, о чем свидетельствует ее доброе имя, шла ли речь об исключительном распорядке ее двора, ее нравственности или о том, как она вершила правосудие. Мы не знаем ни одного государя, который бы лучше нее осуществлял правосудие и управлял землями. Ее благородная дочь, жена герцога Орлеанского, сына короля Филиппа, сильно походила на нее в этом: оставшись вдовой, она долго правила, поддерживая в стране правосудие так умело, что никто не мог ее в этом превзойти.

Это касается и покойной королевы Бланки, жены короля Иоанна, которая управляла своими землями и царствовала, с великим тщанием соблюдая законы и верша правосудие.

А что можно сказать о покойной герцогине Анжуйской[102], доблестной и мудрой, дочери святого Карла Блуасского, герцога Бретани, жене младшего брата короля Франции Карла Мудрого, герцога, ставшего впоследствии королем Сицилии? Она высоко держала меч правосудия над землями и владениями в Провансе, как и в других местах, управляя и защищая их, пока ее высокородные дети были несовершеннолетними. О, скольких похвал заслуживает эта женщина за свои достоинства! В молодости она превосходила красотой других женщин, ее целомудрие было безупречным, а мудрость исключительной. В зрелом возрасте она правила с высочайшим благоразумием, силой и волей, чему мы были свидетелями. Ведь после смерти мужа в Италии, почти все земли Прованса восстали против нее и ее высокородных детей. Но эта благородная женщина сотворила столь много хорошего, сочетая силу с мягкостью, что быстро восстановила мир и покорность своих земель, установив правосудие, и никто никогда не обвинял ее в беззаконии.

Я могу еще многое тебе рассказать о других женщинах Франции, которые умело правили и распоряжались землями во время своего вдовства. Что можно сказать о правлении графини де Ла Марш, дамы и графини Вандомской и Кастрской[103], крупной землевладелицы, живущей до сих пор? Каким же образом в ее землях вершилось правосудие? Добрая и благоразумная, она сама с большим рвением занималась этими делами. Что еще тебе рассказать? Уверяю тебя, то же самое можно сказать и о многих других женщинах высокого, среднего и низкого положения, которые, если присмотреться, будучи вдовами, сохраняли и сохраняют свои владения, как это делали при жизни их мужья, а подданные любят их, если не больше, чем прежних хозяев. Не в обиду мужчинам, — тут нет никаких сомнений — таких женщин много. Конечно же, существуют глупые женщины, но есть и такие, кто обладает гораздо бóльшим умом и прозорливостью, чем многие мужчины, не правда ли? Если бы мужья им доверяли и были такими же рассудительными, это пошло бы им только на пользу.

Однако если женщины не вмешиваются в судебные дела и не выносят приговоры, это не должно их расстраивать, поскольку они меньше подвергают опасности свою душу и тело. Когда необходимо наказать нечестивых людей и свершить правосудие, оказывается, что немало мужчин, вынужденных исполнять свои обязанности, предпочли бы быть такими же невежественными, как и их матери. Ведь все стремятся остаться на правильном пути, и только Бог знает, как велико наказание, если мы совершаем ошибку.

XIV. Продолжение разговора между Кристиной и дамой Разум

— Действительно, госпожа, вы говорите правду, и мне это по душе. Но каков бы ни был женский ум, каждый знает, что женщины от природы слабы, хрупки и лишены всякой телесной силы, и что они пугливы. Все это страшно умаляет доверие к ним мужчин и авторитет женского пола, поскольку говорят, что несовершенство тела ведет к сокращению, а то и вовсе лишению добродетели. Поэтому женщины становятся менее достойными похвалы.

Она ответила: «Милое дитя, это утверждение порочно и не может быть подтверждено. Мы часто видим, что, когда Природе не удавалось дать двум телам одинаковую степень совершенства, то сотворив одно тело уродливым, немощным и неполноценным, идет ли речь о красоте, или же о силе и мощи его членов, она восполняет этот недостаток, одарив владельца чем-то более важным. Например, говорят, что величайший философ Аристотель был страшно безобразен, косоглаз, а лицо его выглядело очень странно; но если и вправду его тело было неприглядным, Природа более чем исправила это, дав ему усердный ум и легкость суждений, о чем свидетельствует авторитет его трудов[104]. Несомненно, для него лучше было получить столь выдающийся ум, чем тело Авессалома[105] или его красоту.

То же самое можно сказать и о великом властителе Александре, который был очень некрасив, мал и хил, но, тем не менее, имел в своей душе такую отвагу, о чем нам хорошо известно, — это справедливо в отношении и многих других людей. Я тебя уверяю, милое дитя, что мощное и крепкое телосложение не делают душу смелой и сильной, ведь это происходит от естественной силы характера, дара, который, с позволения Бога, Природа преподносит одним из своих разумных созданий в большей степени, чем другим. Местонахождение отваги сокрыто от глаз в сердце и разуме, поскольку она не зависит от силы и мощи тела. История учит, что многие великие и могущественные мужи были трусливыми и слабохарактерными, в то время как другие — малые и слабые телом — смелыми и решительными; это справедливо и для других качеств. Но что касается храбрости и физической силы, то здесь Бог и Природа оказали женщинам услугу, сделав их слабыми. Благодаря этому недостатку женщины не могут совершать ужасные преступления, убийства, великие жестокие бесчинства, которые совершались и продолжают совершаться в этом мире при помощи физической силы. Таким образом они избегут последствий, которые повлекут за собой подобные деяния. Поэтому было бы намного лучше, если бы души сильнейших мужчин совершили свое паломничество на эту бренную землю в слабом женском теле.

Но возвращаясь к тому, о чем я говорила, замечу, что говорю тебе правду: если Природа не наделила женщину большой физической силой, то она восполнила это, наделив ее добродетельной натурой, которая побуждает женщину любить Бога и бояться нарушить Его заповеди. Ведь те, кто этого не делают, извращают собственную природу.

Однако знай, мое милое дитя: пусть и кажется, будто Бог хочет воочию продемонстрировать мужчинам, что женщины не имеют такой же физической силы и смелости как у них, не следует полагать, что весь женский пол полностью обделен этими качествами. Ведь мы знаем женщин, которые проявили такую великую отвагу, силу и решительность в свершенных ими деяниях, что они возвысились, уподобившись великим мужам — прославленным завоевателям и воинам, о которых так много написано в книгах. Об этом я поведаю тебе дальше.

Милое дитя и моя драгоценная подруга, я приготовила для тебя широкую и глубокую площадку и извлекла из нее землю, переносила ее в больших корзинах на собственных плечах. Настало время установить большие и прочные камни для закладки стен Града женского. Так возьми же в руки мастерок своего пера, начни укладывать камни и строить с особым тщанием. Вот этот большой и мощный камень следует положить первым в основание твоего Града. Читая по звездам, мы видим, что Природа предопределила его место и назначение в этом творении. Отойди немного назад, и я заложу для тебя этот первый камень».

XV. Здесь говорится о царице Семирамиде

— Семирамида была женщиной отважной, полной мужества и решимости во время военных испытаний и битв[106]. Она настолько преуспела в военных делах, что многие люди той эпохи, бывшие язычниками, глядя на власть, которую та имела на суше и на море, говорили, что она была сестрой великого бога Юпитера и дочерью древнего Сатурна. Ведь они считали, что те были богами земли и моря[107]. Эта женщина была женой царя Нина, давшего свое имя городу Ниневии[108]. Он был столь великим воителем, что с помощью своей жены Семирамиды, которая, вооружившись, сопровождала его верхом на всех полях сражений, завоевал великий Вавилон, все могущественное Ассирийское царство и многие другие земли. Семирамида была еще очень молода, когда муж ее Нин был убит стрелой при осаде одного из городов. Она устроила пышные похороны, подобающие такому мужчине как Нин, но не оставила надолго занятий с оружием. Напротив, еще с большим упорством, она, став более отважной и сильной, управляла своими царствами и владениями — как теми, что достались ей в наследство, так и другими, приобретенными силой меча. Она правила всеми этими царствами и землями в лучших традициях рыцарства[109]. Занимаясь этим, она совершила столько выдающихся подвигов, что не уступала ни в чем сильным и прославленным мужчинам. Она была столь отважна, что не боялась никакой боли и не отступала ни перед одной опасностью. Она приобрела такую славу, что одержала верх над всеми врагами, которые пытались лишить эту вдову владений. Однако она не только отстояла свои завоевания, повергнув врагов в страх и разочарование, но и вторглась во главе многочисленной армии в земли Эфиопии. Принимая участие в ожесточенных боях, она в конце концов подчинила себе эти земли и присоединила к своему царству. Затем она отправилась с большими силами в Индию, чтобы покорить индийцев, против которых еще ни один человек не осмеливался вести войну. Вновь одержав победу, она вторгалась и в другие земли, пока не завоевала и подчинила своей власти почти весь Восток. Помимо своих многочисленных выдающихся завоеваний Семирамида перестроила и улучшила укрепления Вавилона, основанного Нимродом и великанами[110], который располагался в долине Великого Сеннаара[111]. Этот город еще тогда был великим, неприступным и невероятно укрепленным, но эта женщина добавила к нему новые укрепления, окружив глубокими и широкими рвами[112]. Однажды, когда Семирамида была в своей комнате, окруженная придворными дамами, занимавшимися ее прической, она получила известие о том, что одно из ее царств восстало против нее. Она тут же вскочила и поклялась своей властью, что ее коса не будет заплетена до конца, пока не свершится месть за это оскорбление, и восставшее царство вновь не склонится перед ее властью. Она быстро вооружила многих подданных, бросилась навстречу мятежникам и, применив исключительную силу и решительность, вернула себе власть над этой страной. Она вселила такой страх в сердца подданных, что никто никогда более не осмеливался восстать против нее. В память об этом отважном и благородном поступке долгое время можно было видеть в Вавилоне огромную статую из позолоченной бронзы на высоком постаменте, изображавшую царицу с мечом, волосы которой с одной стороны распущены, а с другой — заплетены в косу[113]. Эта царица основала и построила много новых городов и крепостей, осуществив много благих начинаний. Подвиги ее были таковы, что в книгах не найдется ни одного мужчины, чья отвага была бы более великой, а деяния более памятными или выдающимися.

Правда, некоторые ее обвиняли — и имели на это полное право, если бы она была нашей веры — в том, что она взяла себе в мужья сына, рожденного в браке с ее мужем Нином. На это были две основные причины. Первая состояла в том, что она не хотела в своем царстве другой коронованной женщины, кроме себя, что случилось бы, женись сын на другой. Другая причина заключалась в том, что ни один мужчина не казался ей достойным ее, кроме собственного сына. Это действительно было великим прегрешением, но поскольку еще не было писаных законов, нам следует простить ее хоть в какой-то мере: люди жили согласно законам природы, и каждый был вправе делать то, что велит ему сердце, не считая это грехом. Нет никаких сомнений: если бы она считала, что действует неправильно или что ее можно хоть в чем-то обвинить, она никогда бы этого не совершила, поскольку была столь великодушна и отважна и слишком высоко ценила честь, чтобы предаваться недостойному делу.

Итак, первый камень в основании нашего Града заложен. Теперь, чтобы продолжить строительство, нам необходимо уложить множество камней, один на другой.

XVI. Об амазонках

— Есть вблизи Европы страна на берегу большого океанического моря, охватывающего весь мир[114], ее называют Скифией или землей скифов[115]. Случилось так, что разрушительная сила войны лишила эту страну всех благородных мужчин. Женщины этой страны, увидев, что все они потеряли своих мужей, братьев и отцов, и не осталось никого, кроме стариков и малых детей, собрались вместе, чтобы мужественно принять решение. Они постановили, что отныне будут управлять царством без мужского участия и обнародовали закон, запрещающий мужчинам ступать на эти земли. Однако, чтобы обеспечить себе потомство, в определенное время года они отправлялись в соседние страны, а затем возвращались к себе; если у них рождались мальчики, то тех отсылали к отцам, а девочек воспитывали амазонками[116]. Чтобы установить этот закон, они избрали двух самых знатных женщин и сделали их царицами: одну звали Ламфето, а другую Марпессой[117]. После этого они изгнали из страны всех оставшихся мужчин. Вооружившись, они создали много отрядов из женщин и девушек, и отправились навстречу своим врагам, завоевав их земли огнем и мечом. Никто не мог им противостоять, и вскоре они славно отомстили за смерть своих супругов.

Вот как женщины Скифии начали носить оружие. С тех пор их стали называть амазонками, что значит «удалившие себе грудь». И в самом деле, у них был обычай особенным способом выжигать левую грудь у высокородных девочек, чтобы та не мешала носить щит; менее знатные, которые должны были стрелять из лука, лишались правой груди. Они получали большое удовольствие от военного ремесла, силой приумножая свои владения и царство; слава о них облетела всю Землю. Уже упомянутые Ламфето и Марпесса вторглись во многие страны, каждая во главе большой армии; в конечном итоге они покорили бо́льшую часть Европы и Азии, завоевав многие царства и подчинив их своему закону. Они основали большое количество поселений и городов, в частности Эфес, город, который стал знаменитым и остается таковым до сих пор. Марпесса погибла первой, пав в битве; на ее трон амазонки возвели одну из ее дочерей, благородную и прекрасную деву по имени Синоппа[118]. По характеру она была столь своенравна и горда, что пожелала оставаться всю свою жизнь девственницей и действительно ни разу не соблаговолила возлежать с мужчиной. Единственной ее страстью и заботой было занятие военным искусством, никаких других забав она не желала. Ничто не могло удовлетворить ее жажды завоевания и покорения земель. Она отомстила за смерть своей матери в пример всем другим, предав мечу всех жителей страны, где была убита Марпесса, и опустошив их земли.

XVII. О Томирис, царице амазонок

— Как ты вскоре узнаешь, царство, основанное амазонками, долгое время процветало; многие героические женщины правили им. Я упомяну лишь самых важных, потому что перечислять всех было бы слишком утомительно.

Тогда царицей той земли была мудрая, благородная и храбрая Томирис[119]. Сильный и могущественный царь персов Кир, известный своими подвигами, завоевавший великий Вавилон и большую часть мира, был в свою очередь покорен и обманут хитростью, силой и умом этой женщины. По окончании всех своих завоеваний Кир захотел отправиться в царство амазонок, чтобы подчинить и их своей власти. Мудрая царица, узнав от своих шпионов, что Кир со всеми своими войсками угрожает завоевать их земли, поняла, что силой истребить такую армию будет невозможно и придется прибегнуть к хитрости. Итак, только узнав, что Кир продвинулся уже довольно далеко вглубь ее земель, закаленная в боях царица решила не оказывать никакого сопротивления, но вооружила всех амазонок и направила их в засаду, в наиболее важных точках в лесах и горах, через которые пришлось идти Киру.

Там Томирис и ее войска втайне ждали, пока Кир не даст завести себя и своих солдат в тесные и темные проходы между горами и густыми лесами. Когда настал час, она отдала приказ трубить в буцины[120]. Кир, который ни о чем не подозревал, совершенно обезумел, когда увидел, что его атакуют со всех сторон, а его войска, зажатые в ущельях, гибли под тяжелыми камнями, которые амазонки скидывали с уступов. Поскольку местность не позволяла персам начать отступление, воительницы, сидевшие в засаде впереди, вырезали их в тот момент, когда они выходили из проходов, а позади их ожидала похожая засада. Таким образом они все тут же погибли под градом камней, кроме Кира и его военачальников, которых царица приказала взять живыми и привести к шатру, поставленному для нее по окончании бойни. Из-за того, что Кир ранее убил ее любимого сына, которого она послала ему навстречу, она не согласилась пощадить царя персов. Она приказала на глазах Кира отсечь головы всем его военачальникам, а после этого сказала ему: «Кир, раз ты столь жаден до человеческой крови, то теперь ты можешь напиться ею допьяна». Тут она отрубила ему голову и бросила ее в чан, где собрали кровь всех его сподвижников.

Милое дитя и моя подруга, я напоминаю тебе об этих вещах, поскольку они имеют отношение к предмету нашей беседы, несмотря на то что ты их прекрасно знаешь, и сама раньше рассказывала о них в книгах «О переменчивой Фортуне» и в «Послании Офеи»[121]. Но сейчас я приведу тебе и другие примеры.

XVIII. Как великий Геркулес и его друг Тесей прибыли из Греции на большом корабле, чтобы напасть на амазонок, и как девы Меналиппа и Ипполита сбросили их с коней

— Что же тебе еще рассказать? Множество ратных подвигов амазонок заставили весь мир их страшиться и остерегаться. Их слава дошла и до Греции, страны очень далекой от земли амазонок, Скифии: воительницы неустанно вторгались в соседние страны и покоряли их, опустошая те земли, которые медлили подчиниться добровольно. Поговаривали, что не было силы, которая могла бы им противостоять; вся Греция тревожилась, опасаясь, как бы амазонки не расширили свое царство вплоть до ее берегов.

Тогда в Греции жил Геркулес, пребывавший в расцвете сил и обладавший огромной мощью. В свое время он совершил намного больше подвигов, чем какой-либо известный истории герой, рожденный женщиной. Он бился с великанами, гидрами и другими невиданными чудовищами[122]; победил их всех, и никто не мог сравниться с ним в физической силе, кроме знаменитого своей мощью Самсона[123]. Геркулес считал, что не следует ждать вторжения амазонок в Грецию, а лучше атаковать их первым. Для этого он снарядил флот и собрал большую армию юных героев, чтобы отправиться в Скифию. Мужественный Тесей, доблестный царь Афин, услышав об этом, заявил, что без него они не уйдут, и объединил свою армию с войсками Геркулеса. Они отправились морем с большим числом воинов, держа курс на царство амазонок. Когда достигли они его берегов, несмотря на свою огромную силу, а также смелость и численность сопровождавших его отважных воинов, Геркулес не дерзнул бросить якорь в гавани при свете дня. Настолько опасался он мощи и отваги вражеских воительниц. В это было бы трудно поверить, если бы не сохранилось стольких свидетельств и рассказов о том, что мужчина, которого ни одно создание не могло одолеть, так боялся силы этих женщин. Геркулес и его армия дождались темноты, часа, когда каждый смертный должен отдыхать и видеть сны. Тогда они разом покинули свои суда, предали огню поселения и принялись убивать ничего не подозревавших и застигнутых врасплох амазонок. Вскоре ударили в набат, все воительницы наперегонки бросились к оружию и вместе отважно ринулись на атакующих их с берега врагов.

В то время амазонками правила Орифия, царица безмерного мужества, завоевавшая многие земли[124]. Она была матерью доблестной Пентесилеи, о которой будет рассказано дальше. Орифия наследовала трон славной царицы Антиопы[125], которая наставляла амазонок, поддерживая строгую военную дисциплину; в свое время именно она была самой храброй из воительниц. Не стоит и говорить, в какой гнев повергло Орифию известие о том, что греки предательски напали на них ночью и что амазонки понесли столько потерь. Она поклялась, что захватчики заплатят за причиненное зло. Не считаясь с врагом, которого она ничуть не боялась, она тотчас же приказала войскам вооружиться. Поразительно было видеть, как эти женщины хватаются за оружие и собираются вокруг своей царицы. С рассветом все отряды были готовы.

Но пока они собирались, а царица управляла построением отрядов и войск, две молодые отважные женщины, искусные в военных делах и непревзойденные в смелости и добродетели, решили не дожидаться отряда своей правительницы. Одну из них звали Меналиппа, другую Ипполита, обе были близкими родственницами царицы[126]. Наскоро вооружившись, они ринулись к гавани на своих рьяных боевых конях с копьями наперевес, с мощными щитами, обтянутыми слоновьей кожей, висящими у них на шее. Прибыв, опьяненные гневом и чувством возмездия, они бросились на многочисленных воинов, направив копья против тех греков, которые вызывали у них особую ярость: Меналиппа — против Геркулеса, а Ипполита — против Тесея[127]. Их гнев был настолько велик, что несмотря на превосходящие силы, дерзость и огромную отвагу этих мужчин, две женщины нанесли им такие удары, что герои были побеждены, повергнуты наземь вместе с лошадьми этим внезапным нападением. Несмотря на то, что каждая повергла наземь своего соперника, сами женщины также не удержались в седлах, но они тут же поднялись и пошли в атаку, схватившись за мечи.

Ах! Каких только похвал не заслуживают эти девушки за то, что они, две обычные женщины, сразили двух лучших воинов своей эпохи! В это поистине невозможно было бы поверить, если бы столько достойных доверия авторов не написали бы об этом событии в своих книгах. Пораженные такой неудачей, они искали оправдания Геркулесу, беря в расчет его необычайную мощь. Они говорили, что его лошадь рухнула под силой удара, поскольку не верили, что его можно повалить на землю, будь он на ногах. Сами воины тоже залились краской стыда от того, что были сражены двумя юными воительницами. После этого они храбро сражались на мечах, и долгое время исход этой битвы оставался неясным. Но двух женщин в итоге пленили — и стоит ли тому удивляться, если против них бились два мужа такой силы и стойкости, что более никогда во всем свете не встречались?!

Геркулес и Тесей так гордились своими пленными, что не променяли бы их и на богатства целого города. Поэтому они вернулись к своим судам, чтобы скинуть доспехи и отдохнуть, считая, что совершили великий подвиг. Герои оказали множество почестей двум женщинам, и радости их не было предела, когда увидели они их без доспехов весьма прекрасными и изящными. Никогда их добыча не казалась им столь приятной, и они испытывали огромное наслаждение, созерцая этих женщин.

Царица Орифия уже собиралась наступать на греков во главе всей своей многочисленной армии, когда получила новость о том, что две девушки пленены. Печаль ее была огромна и, представляя какие мучения могут быть уготованы двум пленницам в случае ее атаки, она поспешно остановилась и отправила двух своих помощниц сообщить, что готова заплатить выкуп в обмен за двух девушек. Геркулес и Тесей приняли посланниц с подобающими почестями и учтиво ответили: если царица желает заключить мир и гарантировать, что она и ее соратницы по оружию никогда не соберутся в поход на греков, оставшись их союзницами (и сами греки пообещают то же самое), то они отпустят юных дам целыми и невредимыми без всякого выкупа, лишь оставят себе их доспехи в качестве напоминания о достославной победе, которую они одержали над девушками. Царица была вынуждена принять условия мира, поскольку страстно желала освобождения двух дев, которыми очень дорожила. Переговоры тянулись долго. Наконец было решено, что царица разоружится и прибудет в стан греков со своей свитой. Никогда они еще не видели подобной процессии женщин и девушек, ослепительно и богато одетых, которые прибыли к ним, чтобы закрепить мир пиршеством. Все прошло с большой пышностью.

Но Тесею очень не хотелось отдавать Ипполиту, поскольку он страстно полюбил ее. Тогда Геркулес стал молить и просить царицу позволить Тесею взять Ипполиту в жены и забрать ее к себе на родину. Они сыграли пышную свадьбу, и греки уплыли. Вот так Тесей увез Ипполиту, которая после родила ему сына, носившего то же имя. Он стал знаменитым и славным воителем. Когда греки узнали, что мир с амазонками подписан, их радость не знала границ, поскольку поистине больше бояться им было некого.

XIX. О царице Пентесилее и о том, как она пришла на помощь Трое

— Царица Орифия прожила долго, в годы ее правления царство амазонок процветало, и его могущество росло. Она умерла в весьма преклонном возрасте. Амазонки тогда возвели на трон благородную девушку по имени Пентесилея[128], но эта великая жена уже была коронована свыше — мудростью, добродетелью, отвагой и мужеством. Она всегда без устали бралась за оружие и вступала в бой. Именно под правлением Пентесилеи царство амазонок достигло вершины своего могущества, поскольку царица никогда не давала себе покоя, и враги боялись ее настолько, что никто не осмеливался ее атаковать. Эта женщина была столь горделива и надменна, что не соблаговолила разделить ложе ни с одним мужчиной и всю свою жизнь оставалась девой.

То была эпоха новой великой войны между греками и троянцами. В то время весь мир воспевал мужество и рыцарственность Гектора Троянского[129]; люди неустанно хвалили его как самого доблестного воина в мире, и все говорили, что и остальные его качества не уступают его доблести. Поскольку естественно любить того, кто на тебя похож, Пентесилея, выдающаяся среди женщин, услышав столь много похвал в адрес доблестного Гектора, воспылала к нему любовью столь же чистой, сколь и глубокой, и не имела никаких других желаний, кроме как увидеть его. Чтобы осуществить это желание, она покинула свое царство с многочисленной свитой, в сопровождении знатных женщин и отважных дев с прекрасным оружием и направилась в Трою. Дорога была долгой, цель — далекой, но ничто не казалось ни далеким, ни трудным для любящего сердца, пылавшего страстью.

Между тем, благороднейшая Пентесилея прибыла в Трою слишком поздно, когда Гектор уже погиб, предательски убитый Ахиллесом в битве, где пал весь цвет троянского воинства. Пентесилею с великой пышностью приняли царь Приам, царица Гекуба и троянская знать, но Пентесилея была в такой печали из-за смерти Гектора, что ничто не могло ее отвлечь. Царь и царица, неустанно оплакивавшие смерть своего сына, сообщили Пентесилее, что поскольку она не встретилась с ним при жизни, то сможет хотя бы увидеть его бездыханное тело. Ее отвели в храм, где готовились самые торжественные и пышные похороны, о которых когда-либо говорилось в истории. Там, в великолепном здании, богато украшенном золотом и драгоценными камнями, перед главным алтарем их божеств на троне располагалось забальзамированное и облаченное в богатые одежды тело Гектора. Казалось, он все еще был жив. Его лицо оставалось гордым, и он как будто все еще грозил грекам своим сверкающим мечом, зажатым в руке. Одет он был в длинную, широкую тунику, богато вышитую золотой нитью, с каймой, отделанной драгоценными камнями. Туника достигала земли и скрывала его ноги, омытые драгоценным елеем, распространявшим повсюду чудесное благоухание. Троянцы оказывали его телу почести, как божествам; множество свечей освещало все вокруг. Ничто не может передать в достаточной мере великолепия того храма, куда привели царицу Пентесилею. Двери храма отверзлись. Увидев тело Гектора, царица опустилась на колени в знак уважения перед ним, как перед живым человеком, приблизилась и, глядя ему в лицо, обратилась с плачем: «О, высший цвет земной доблести, вершина и средоточие всего мужества, кто же еще ныне может возгордиться своими подвигами или препоясаться мечом, теперь, когда не стало сияния и примера твоего подлинного благородства? Увы, под сколь неблагополучными знамениями родился тот, чья проклятая рука дерзнула свершить столь гнусное деяние и лишить землю такого великого сокровища! О, мой благородный владыка! Почему Фортуна настолько неблагосклонна ко мне, что помешала оказаться рядом с тобой, когда этот предатель подстраивал тебе ловушку? О, если бы этого никогда не случилось, и я могла бы тебя защитить! Будь он еще жив, я могла бы отмстить за твою смерть и унять тот гнев и ту скорбь, которые наполняют мое сердце при виде тебя, немого и безжизненного, я, что так жаждала поговорить с тобой! Но поскольку Фортуна так распорядилась, и по-другому уже быть не может, я торжественно клянусь всеми нашими богами и обещаю тебе, и в точности обязуюсь исполнить, что до последнего своего вздоха буду за тебя мстить и преследовать греков со всей ненавистью, которая во мне есть». Так говорила коленопреклоненная Пентесилея перед телом Гектора, а толпа взволнованных знатных мужей, жен и воителей не смогла сдержаться, чтобы не заплакать, слушая ее. Пентесилея никак не могла заставить себя уйти; и, наконец решившись, она поцеловала руку, державшую меч, и произнесла перед тем, как выйти из храма, такие слова: «О, величественный образец доблести! Каким же ты был при жизни, если до сих пор в теле твоем до такой степени заметно благородство!».

После этих слов она ушла, душераздирающе плача. Как только появилась возможность, она вооружилась и со всем своим войском совершила рывок, напав сплоченными рядами на осаждавших Трою греков. В попытках прорвать осаду она вместе со своими воительницами совершила столько подвигов, что, если бы она прожила чуть дольше, ни один грек не осмелился бы ступить за пределы Греции. Она победила Пирра, сына Ахиллеса, который и сам был выдающимся воителем, ударив его так сильно, что тот чуть не умер. Его воины с трудом смогли спасти его и уже считали мертвым; греки утратили всю свою отвагу, не веря, что он может выжить, ведь они возлагали на него все свои надежды. Надо сказать, Пентесилея таким образом дала понять сыну, насколько ненавидит отца.

Тем временем, чтобы сократить мой рассказ, скажу, что поскольку судьба не благоволила грекам — в те дни храбрейшая Пентесилея со своими соратницами прославилась в бою необыкновенными подвигами — Пирр, оправившись от ранений, сгорал от ярости и стыда из-за того, что женщина повергла его на землю и ранила. Он приказал своим воинам, весьма выдающимся мужам, нацелиться в ходе боя только на то, чтобы окружить Пентесилею и отделить ее от других; он пообещал им огромное вознаграждение, если они смогут это осуществить, поскольку сам хотел нанести ей смертельный удар. Потребовалось много времени и усилий, чтобы пирровы воины могли в том преуспеть, настолько они боялись приблизиться к Пентесилее, сокрушительно разившей врагов. Только за тот день она совершила больше подвигов, чем Гектор в своей жизни, но, изнуренная в битве с воинами Пирра, которые направили все свои усилия на достижение единственной цели, была наконец окружена и отделена от основного войска. Несмотря на удивительное ожесточение, которое, обороняясь, проявила Пентесилея, им удалось, преследуя без устали ее соратниц и не позволяя им защитить царицу, лишить ее доспехов и отколоть почти четверть шлема. Когда Пирр, находившийся там, увидел, что ее голова осталась беззащитной, то ударил в то место, где виднелись светлые волосы, с такой силой, что разрубил ее череп до самого мозга. Так умерла достославная Пентесилея, и утрата ее была очень тяжела для троянцев. С превеликой скорбью соратницы сопроводили ее тело в свое царство, где все скорбели и прегорько плакали, и не без причины, поскольку более никогда подобная царица не правила амазонками.

В дальнейшем, как ты уже слышала, это царство женщин продолжало процветать, и их империя продержалась более восьми столетий. В этом ты можешь сама убедиться, обратившись к хроникам, описывающим года между основанием царства и завоеванием мира Александром Великим. Известно, что еще в его время существовало могущественное царство амазонок, поскольку история повествует нам, как Александр отправился к ним и как его встретила их царица и ее двор[130]. Александр жил намного позже разрушения Трои, точнее, более чем через четыре века после основания Рима, что было гораздо позже разрушения. Если ты потрудишься углубиться в хроники и подсчитать количество лет, то обнаружишь, что держава женщин просуществовала необыкновенно долго. Среди известных государств, существовавших столь же долго, ты не найдешь ни одного, где правители совершили бы столько же славных подвигов, сколько правительницы и женщины этого царства.

XX. О Зенобии, царице Пальмиры

— Амазонки были не единственными доблестными дамами, ведь не менее знаменита храбрейшая Зенобия, царица Пальмиры[131], женщина самых благородных кровей из рода Птолемеев, правителей Египта. В самом раннем возрасте она проявила отвагу и тягу к ратному делу. По мере того, как она крепла, никто не мог удержать ее, когда она покидала крепости, замки и покои королевских дворцов, чтобы жить в гуще лесов; там, вооруженная мечом и дротиками, она отдавала все силы преследованию дичи, а также оленей и ланей. Затем она стала охотиться на львов, медведей и многих других свирепых зверей, бесстрашно нападая на них и поражая с беспримерной легкостью. Без всяких стеснений она могла постоянно ночевать в лесах, на земле и камнях; ей не казалось трудным прокладывать себе дорогу через непроходимые чащи, подниматься в горы, пересекать долины в погоне за животными. Эта девушка презирала всякую плотскую любовь и долгое время не допускала даже мысли о браке, поскольку желала остаться девой всю свою жизнь. В конце концов родители заставили ее выйти замуж за царя Пальмиры Одената[132]. Благородная Зенобия обладала исключительной красотой как тела, так и лица, но не придавала этому особого значения. Фортуна была к ней столь благосклонна, что дала ей в мужья человека, соответствовавшего ее образу жизни. Царь Оденат отличался необычайной отвагой: он решил завоевать силой своего оружия весь Восток и все прилегающие империи. В это время Валериан, император Рима, находился в плену у Шапура, царя персов[133]. Тогда властитель Пальмиры собрал все свои войска. Зенобия, не заботясь о сохранении красоты, была готова взять на себя бремя ратного дела, облачиться в броню и разделить со своим мужем военные тяготы. У царя Одената был сын от другой жены, которого звали Ирод. Оденат поручил ему командование той частью армии, которую послал в качестве передового отряда против царя персов Шапура, занявшего в то время Месопотамию. Затем он приказал своей жене Зенобии возглавить второй отряд, сам же с оставшейся третью армии встал во главе другого фланга. Все шло, как и было задумано. Что еще можно сказать? Каким образом закончилось это предприятие, можно узнать из старинных хроник. Зенобия проявила себя отважно и доблестно. Она провела множество сражений против царя персов, в нескольких из которых одержала победу, и обеспечила своими подвигами мужу власть над всей Месопотамией. В конце концов Шапура осадили в его главной крепости и захватили в плен вместе с наложницами и его богатой казной.

Через некоторое время после этой победы Одената убил один из его родственников, пожелавший захватить власть. Но ему не удалось ничего добиться, поскольку доблестная Зенобия помешала ему. Полная благородства и решимости, она сама взяла в свои руки бразды правления империей от имени своих малолетних детей. Она взошла на трон как императрица и стала править благоразумно, умело и мудро, руководила войсками так достойно, что ни Галлиен, ни после него Клавдий — императоры Рима и властители половины римского Востока — не осмеливались ничего предпринимать против нее. То же самое можно сказать и о египтянах, арабах и армянах, которые так боялись ее могущества и превосходства, что были рады одной возможности удержать свои границы. Эта женщина управляла царством так умело, что владыки страны испытывали к ней большое уважение, ее народ питал к ней любовь и во всем подчинялся, а воины — боялись и почитали. Ведь, когда ей приходилось участвовать в военных действиях (что случалось часто), она не обращалась к воинам, не облачившись в доспехи и шлем. Она никогда не выезжала на поле боя в носилках, хотя все остальные правители той эпохи имели обычай так делать — напротив, она отправлялась всегда верхом на ретивом боевом коне. Она выезжала на нем в авангарде армии, еще и инкогнито, чтобы шпионить за врагами.

Благородная Зенобия не удовольствовалась тем, что превзошла в ремесле и искусстве войны всех воителей мира своей эпохи, она и женщин затмила благородством и добронравием, а также честностью. Зенобия отличалась умеренностью во всем. Но это ничуть не мешало ей устраивать богатые приемы и пиры для своих вельмож и гостей, на них она демонстрировала царское достоинство и щедрость, раздавая роскошные и прекрасные подарки, и тем самым привлекая любовь и расположение важных людей. Ей было свойственно исключительное целомудрие, поскольку она не только избегала других мужчин, но и без особого желания делила ложе со своим мужем, разве только для того, чтобы продолжить царский род. И ничто не демонстрирует ее благородство лучше, чем то, что муж не возлежал с ней в годы ее беременности. Для того, чтобы внешность сопрягалась с тем, что внутри, и подтверждалась добрыми нравами, она запретила похотливым и развращенным мужчинам появляться при королевском дворе, требуя от тех, кто хотел войти в число ее приближенных, среди прочих добродетелей честности и безупречного воспитания. Она покровительствовала людям, исходя из их добродетелей, честности и доблести, а не богатства или происхождения, и предпочитала людей простых, но нравственных, чью отвагу испытала в бою.

Как и полагается императрице, Зенобия вела роскошный образ жизни, жила в великолепии и тратила деньги, как персы, чьи цари всегда имели обыкновение жить самым пышным образом. При ней подавали еду в золотой посуде, украшенной камнями, и одеяния на ее пирах были богатыми. Невероятные богатства она накопила благодаря своим владениям и доходам, никого не ограбив. Наоборот, будучи благоразумной, она делом доказывала свою щедрость, и не было в мире более великодушного правителя.

Ко всему вышесказанному, Зенобию отличала еще одна прекрасная черта, о которой скажу очень кратко: она была очень начитана, знала язык и письмо как египтян, так и собственной страны. Свободные часы она усердно посвящала учению, для чего взяла себе в качестве учителя Лонгина Философа[134], который посвятил ее в свое искусство. Она знала латынь и греческий и с изрядным изяществом составила на этих языках краткий пересказ всей истории. Она хотела, чтобы ее дети, воспитанные в большой строгости, выросли столь же мудрыми, как она. Скажи мне, моя дорогая Кристина, видела ли ты правителя или рыцаря, чьи добродетели были бы более совершенными?

XXI. О благородной царице Артемисии

— Разве можно, говоря о других доблестных дамах, ничего не сказать об этой благороднейшей и добродетельной царице Карии[135]? Артемисия любила царя Мавсола, своего мужа, столь сильной любовью, что его смерть чуть не разбила ей сердце. Как это могло произойти, мы увидим позже — об этом будет рассказано в свое время и в надлежащем месте. Овдовев, она стала управлять крайне обширным царством. Но это никак не помешало ей принять власть, поскольку она обладала непоколебимостью в добродетелях, мудростью, благонравием и проницательностью в искусстве правления. К тому же на войне она проявила такую храбрость, так была грамотна в военном искусстве, что ее многочисленные победы принесли ей повсеместную славу. В годы своего вдовства, не довольствуясь лишь управлением государства, она неоднократно брала в свои руки меч, и особо памятными были два случая: первый — для защиты своей собственной страны и второй — чтобы сохранить верность дружбе и данному слову. Первый случай произошел после смерти царя Мавсола, ее мужа. Жители Родоса, земли которого находились недалеко от царства, роптали и негодовали из-за того, что в Карии правит женщина; надеясь изгнать ее и забрать ее земли себе, родосцы послали против нее огромную армию и множество кораблей. Они направились к городу Галикарнасу, расположенному посреди моря на острове Икария[136]. Это место было очень удобным для обороны, поскольку город имел два порта: один, малый, внутренний, иначе говоря, спрятанный внутри города, попасть туда можно было по проходу, скрытому от посторонних взглядов, а также можно было зайти и выйти из дворца незамеченным жителями или осаждающими. Был и большой порт, примыкавший к стенам города. Когда мудрая и доблестная Артемисия узнала от своих разведчиков, что враг приближается, она приказала вооружить воинов, призванных в огромном количестве, и отплыла вместе с ними в малый порт на корабле. Но прежде, чем отбыть, она приказала жителям города и некоторым особо доверенным людям, которых она намеренно оставила для этого дела, по ее условному знаку устроить родосцам нарочито торжественный прием, поприветствовать их с высоты стен и пригласить внутрь города, сообщив, что те могут смело и без опасений вступить в крепость, которая им покоряется. Нужно было добиться того, чтобы вражеские суда заплыли внутрь и устремились к рыночной площади. Отдав этот приказ, Артемисия покинула город вместе с армией, отплыв из малого порта, и удалилась в открытое море, не замеченная родосцами. Подав городу сигнал и получив в свою очередь ответный, который сообщал, что враг уже внутри, она немедленно подняла паруса и направила корабли к большому порту. Она овладела вражеским флотом, вступила внутрь стен и разбила остатки родосцев благодаря засадам по всему городу. Атаковав нападавших с тыла, она одержала над ними сокрушительную победу и полностью их разгромила. Но Артемисия проявила еще большую доблесть: погрузив свою армию на корабли захватчиков, она взяла курс на Родос и подняла над палубой знамя победы, чтобы заставить людей поверить в то, что родосцы возвращаются домой победителями. Когда оставшиеся на острове их заметили, они возликовали, поверив, что прибыли свои, и открыли вход в гавань. Артемисия сошла на берег и, захватив порт, направилась прямо во дворец, где взяла в плен и казнила всю знать. Таким образом, она покорила народ Родоса, не ожидавший нападения, заняла их столицу и весь остров. Подчинив своей власти всю страну и установив размер дани, она оставила там немалый гарнизон и возвратилась домой. Но перед тем, как покинуть остров, она приказала воздвигнуть две статуи из бронзы: одна изображала Артемисию как победительницу, а другая — город Родос в облике пленницы.

Другое памятное деяние среди остальных подвигов этой женщины связано с походом, который Ксеркс, царь Персии, предпринял против лакедемонян[137]. Страна была уже захвачена его всадниками, пехотинцами, и всей его великой армией, его корабли и суда заполонили побережье, он намеревался истребить всю Грецию, тогда греки, заключившие союзный договор с царицей Артемисией, запросили ее о помощи. Верная воинской чести, Артемисия не только послала свои войска на помощь, но и сама решила возглавить многочисленную армию. Одним словом, она сдержала свои обещания пойти против Ксеркса и разгромила его. Уничтожив его на суше, она вернулась в открытое море на флагманском корабле и атаковала врага у берегов Саламина[138]. Битва была ожесточенной, и доблестная Артемисия сражалась в первых рядах плечом к плечу со своими вельможами и военачальниками, которых она воодушевляла своей отвагой, поддерживала в них боевой дух и говорила: «Вперед, братья мои! Мои бравые воины, сделайте так, чтобы эта битва прославила нас! Докажите, что вы достойны славы и чести, — и я не пожалею для вас моих богатств». В общем, она действовала так доблестно и решительно, что наголову разгромила Ксеркса на море так же, как и на суше. После этого он с позором бежал. И это несмотря на то, что у него была бесчисленная армия: согласно свидетельствам многих историков, настолько огромная, что, там, где проходили войска, осушались ручьи и реки. Вот так эта мужественная женщина одержала столь благородную победу и возвратилась в свою страну, увенчанная славой и доблестью.

XXII. Об Эрилиеве, матери доблестного Теодориха

— Хотя сама она не сражалась и не брала в руки оружие, разве не стоит восхвалить смелость благородной дамы Эрелиевы[139], которая так укорила сына своего Теодориха[140], воина очень доблестного, что заставила того вернуться на поле боя? Сейчас ты об этом узнаешь. В то время Теодорих был одним из самых выдающихся принцев при дворе императора Константинополя[141]. Очень красивый человек и закаленный в боях воин, благодаря образованию и воспитанию, полученным от матери, он также был очень добродетелен и отличался безукоризненным поведением.

Однажды правитель по имени Одоакр[142] напал на римлян, чтобы разгромить их и покорить всю Италию. Говорят, они попросили помощи у императора Константинополя. Тот отправил им огромную армию во главе с Теодорихом, наиболее прославленным из его воинов. Тем не менее, когда он вел решающую битву с Одоакром, военная удача отвернулась от него, так что страх заставил его бежать к Равенне. Когда храбрая и мудрая мать Теодориха, которая внимательно наблюдала за сражением, увидела своего сына бегущим прочь, ее охватила невероятная скорбь, поскольку она считала, что нет ничего более постыдного для воина, чем бегство с поля битвы. Великое благородство храброго сердца заставило ее забыть о материнской любви: предпочитая скорее увидеть, что ее сын умирает с честью, нежели испытать такой позор, она выбежала к нему навстречу, горячо умоляя остановить позорное бегство, собрать своих людей и вернуться на поле боя. Но поскольку слова ее остались без внимания, дама, объятая великим гневом, задрала подол своего платья и сказала ему: «Воистину, сын мой, раз тебе некуда бежать, так возвращайся в утробу, откуда ты вышел!» Теодорих был так пристыжен, что остановил свое бегство, собрал войска и вернулся на поле боя. Сгорая от стыда после увещеваний матери, он сражался с таким пылом, что сокрушил врага и убил Одоакра. Вот так вся Италия, которая чуть не попала в руки врагов, была спасена мудростью одной женщины, и я хочу заверить тебя, что честь этой победы должна принадлежать больше матери, чем сыну.

XXIII. Снова о королеве Фредегонде

— Королева Франции Фредегонда, о которой я тебе прежде говорила, также явила пример великой храбрости в битве. Как ты уже слышала, она стала вдовою короля Хильперика, когда еще кормила грудью своего сына Хлотаря[143]. Когда на королевство напали, она обратилась к баронам с такими словами: «Господа, не пугайтесь числа врагов, угрожающих нам, поскольку я придумала одну хитрость, которая поможет нам победить, при условии, что вы мне доверитесь. Я отброшу весь женский страх и вооружу свое сердце мужеской доблестью, чтобы преумножить мужество — ваше и всего нашего войска — и все это ради вашего будущего короля. Я отправлюсь впереди всех, держа его на своих руках, вы же следуйте за мной; и все, что я прикажу сделать нашему коннетаблю[144], — делайте и вы!» Бароны отвечали: пусть она их возглавит, а они добровольно во всем ей подчинятся.

Она проследила за тем, чтобы войско правильно построилось, и отправилась верхом впереди него, держа на руках своего сына, за ней следовали бароны и отряды всадников. Они шли по направлению к врагу вплоть до наступления ночи и вскоре углубились в лес. Когда коннетабль срезал с дерева длинную ветку, все остальные поступили так же. Они накрыли коней ветвями, на многих из них навесили колокольцы и бубенцы, как на лошадей, которых пускают пастись в полях. Так, держа в руках большие ветви с листьями, они двинулись верхом плотными рядами на лагерь своих врагов. Королева отважно следовала впереди все это время, держа на руках маленького короля, и подбадривала людей на битву воодушевляющими речами, обещая множество благ. Бароны, которые за ней следовали, были тронуты этим и преисполнились решимости отстаивать право Хлотаря на трон. Когда им показалось, что они находятся достаточно близко к своим врагам, они остановились, соблюдая полную тишину.

Когда заря начала заниматься, часовые вражеского войска увидели их и начали между собой спорить: «Вот что поистине удивительно! Вчера вечером не было ни листка, ни чащи тут вокруг — и вот сейчас здесь бескрайний и густой лес». Другие, видевшие все это, отвечали, что лес там был уже давно, поскольку иначе и быть не может, а те, должно быть, совершенно бестолковые, раз не заметили его раньше, — ведь слышны были бубенцы лошадей и звуки пасущихся животных. Внезапно, пока они так болтали, не имея ни малейшего подозрения о засаде, воины королевы бросили наземь свои ветви. То, что враги приняли за лес, оказалось вооруженными всадниками, которые бросились на них так стремительно, что одни не успели вооружиться, а другие все еще спали. Всадники пронеслись через весь лагерь, убивая и захватывая в плен врагов. Вот так мудрость королевы принесла им победу.

XXIV. О деве Камилле

— Я собираюсь рассказать тебе о многих доблестных воительницах, и дева Камилла не менее бесстрашна, чем те, о которых я уже говорила. Камилла была дочерью досточтимого царя вольсков Метаба[145]. Ее мать умерла при родах, а спустя некоторое время ее отца лишил власти собственный народ, восставший против него. Царя довели до того, что ему пришлось бежать ради спасения своей жизни. Он смог взять с собой только Камиллу, которую любил больше всего на свете. Добравшись до большой реки, через которую нужно было переправиться вплавь, Метаб пришел в отчаяние, не понимая, как перенести ребенка. После долгих размышлений он ободрал стволы деревьев и сделал из больших кусков коры плавучую корзину. Туда он поместил девочку и, привязав суденышко к своей руке крепкими прутьями, переправил таким образом свою дочку через реку. Царь скрылся в лесах и не смел показываться никому, опасаясь коварного нападения врагов. Шкуры зверей служили им с дочерью одеждой, ложем и укрытием. Дочь росла, питаясь молоком дикой лани, пока достаточно не окрепла и не стала сильной и статной.

Став девушкой, Камилла направила весь свой пыл на преследование зверей, убивая их с помощью пращи и камней. Она стала такой стремительной, что даже гончая не могла бы ее догнать. Наконец, достигнув совершеннолетия, она стала отличаться невероятной ловкостью, силой и храбростью. Узнав от отца о том, что сотворили его подданные, она, поверив в свою силу и храбрость, оставила его, чтобы вступить с ними в бой. Говоря кратко, она приложила столько усилий, что вместе с помогавшими ей родными, силой оружия отвоевала обратно свою страну, самолично принимая участие в жесточайших битвах. Она продолжала свои ратные подвиги, пока не сделалась полноправной правительницей, прославленной своей храбростью, но стала столь горда, что ни разу в жизни не соблаговолила ни вступить с мужчиной в брак, ни разделить ложе. Камилла осталась девой, и именно она пришла на помощь Турну[146] в борьбе с Энеем, когда тот вторгся в Италию, как о том написано в хрониках.

XXV. О царице Беренике Каппадокийской

— Жила некогда в Каппадокии царица по имени Береника[147], благородная не только по крови, но по духу, такая, как и подобало дочери великого царя Митридата, что правил большей частью Востока. Эта женщина была женой Ариарата Каппадокийского, но овдовела, и во время ее вдовства брат ее покойного мужа объявил войну ей и ее детям, чтобы лишить их наследства[148]. Во время междоусобицы дядя убил на поле битвы двух своих племянников, то есть сыновей царицы. Тогда Беренику охватила такая скорбь, что невыносимое горе лишило ее всякого свойственного женщинам страха. Она взяла в руки оружие и напала на своего деверя во главе огромной армии. В бою она отличилась тем, что собственными руками убила его, переехала его тело на колеснице и вышла из борьбы победительницей.

XXVI. О храбрости Клелии

— Жила некогда отважная и мудрая женщина, благородная римлянка Клелия[149], пусть она и не отличилась ни в войне, ни на поле битвы. Случилось так, что римляне заключили мир с царем, который был их врагом, и обязались в качестве заложников отправить ему благородную Клелию и других римских знатных девушек. Когда Клелию взяли в плен, она полагала крайне постыдным, что столько знатных девушек сделались пленницами вражеского царя. Клелия, вооружившись отвагой и мужеством, обманула льстивыми увещеваниями и обещаниями тех, кто ее сторожил и сбежала ночью вместе со своими спутницами. Когда они добрались до берегов Тибра, Клелия нашла коня, пасущегося в полях. Она, никогда прежде не ездившая на лошади, села верхом без малейшего страха, помогла забраться на коня одной из своих спутниц и, не боясь глубоких вод реки, пересекла поток. Таким образом она перевезла всех, одну за другой, в целости и сохранности, доставив их в Рим, где передала родителям.

Римляне высоко оценили отвагу этой девы, и даже царь, державший ее в плену, проникся к ней уважением. Чтобы увековечить память об этом подвиге, римляне поставили памятник Клелии, изображавший девушку верхом на коне, и установили его на возвышении у дороги, которая вела к храму, где он и находился весьма долго.

А теперь, когда мы завершили фундамент нашего города, нам следует возвести высокие стены, которыми он будет окружен.

XXVII. Кристина спрашивает даму Разум, наделил ли Бог женский ум способностью познавать высокие науки, а дама Разум отвечает ей

Выслушав эти истории, я ответила говорившей мне даме: «Несомненно, госпожа, Бог наделил невероятной силой тех женщин, о которых вы мне рассказали. Но прошу вас, поведайте мне еще, пожелал ли Господь, который столь богато одарил женский пол, наделить некоторых из них добродетелью, высоким умом и глубокими познаниями, и способен ли их разум на это? Я очень хотела бы узнать правду, поскольку мужчины настаивают на том, что разум женщин ограничен».

Дама Разум ответила: «Дочь моя, из всего, что я рассказывала тебе ранее, ты должна понять, что такое мнение противоположно истине. Чтобы доказать тебе это, приведу пример. Я вновь повторю тебе, и не сомневайся в этом: если бы был обычай отдавать маленьких девочек в школу и обучать их там наукам, как это делают с мальчиками, то они бы выучились и в совершенстве овладели тонкостями всех искусств и наук, как и дети мужского пола. И даже наоборот, как я уже упоминала, находились и прежде такие умные женщины; поскольку женские тела более хрупкие, более слабые и способны на гораздо меньшее, чем мужские, потому-то их разум и способен более свободно и плодотворно работать над тем, чему женщины себя посвящают».

— Госпожа, что вы говорите? При всем уважении, объяснитесь, прошу вас. Совершенно точно мужчины никогда не признали бы справедливость этого утверждения, которое, как можно видеть, не подтверждено, поскольку они бы сказали, что мужчины знают намного больше, чем женщины, и это повсеместно известно.

Дама ответила: «Знаешь ли ты, почему женщины знают меньше?»

— Госпожа, нет, не знаю, расскажите мне.

— Без сомнения, женщины не располагают знанием о таком количестве разнообразных вещей, потому что остаются дома и занимаются все свое время делами по хозяйству. Ведь для любого разумного существа нет ничего более познавательного, чем разнообразие опыта.

— Моя госпожа, если у женщин есть разум, способный мыслить и учиться, как и у мужчин, то почему же им не учиться больше?

Дама Разум ответила: «Поскольку, дочь моя, для общества необязательно, чтобы женщины занимались мужскими делами, как я уже тебе говорила до этого. Достаточно того, чтобы они исполняли возложенные на них обязанности. Если основывать наши суждения на опыте, мы видим, что женщины знают меньше мужчин, и потому кажется, будто бы их разум слабее. Взгляни на сельских жителей равнин или горных склонов; среди них ты найдешь таких, что своей простотой напоминают диких зверей. Тем не менее, Природа, без сомнений, наделила их теми же физическими и умственными способностями, как и у мудрейших и ученейших мужей в столицах и крупных городах. Ведь все это происходит из-за недостатка образованности, хотя, как я уже говорила, некоторых мужчин и женщин отличает от других более совершенный ум. Я расскажу тебе о женщинах, наделенных глубокими познаниями и большим умом, а также и о том, что разум женщин схож с мужским».

XXVIII. Начинается повествование о женщинах, наделенных высоким знанием, в первую очередь о знатной Корнифиции

— Родители знатной девушки Корнифиции ради шутки и развлечения послали ее в раннем возрасте в школу вместе со своим братом Корнифицием[150]. Но эта девочка, одаренная превосходным умом, так прилежно изучала науки, что полюбила сладость познания. Нелегко было подавить в ней эту склонность, поскольку, оставив все остальные женские занятия, она посвятила всю себя наукам. Она приложила к этому столько усилий, что стала признанной поэтессой; и она была искусна и совершенна не только в области поэзии. Казалось, что ее вскормили молоком философского знания. Корнифиция хотела познать и изучить все науки и преуспела в этом настолько, что превзошла своим знанием брата, великого поэта.

Ей было недостаточно одного лишь знания, она хотела претворить его в жизнь, и, взяв в руки перо, написать ряд значительных книг. Ее стихи и книги весьма ценились во времена святого Григория, который и сам о них упоминает. Написал о ней и великий итальянский поэт Боккаччо, прославляя эту женщину в своей книге: «О, величайшая хвала женщине, которая отказалась от всех женских дел и посвятила свой ум занятиям великих мудрецов». Слова Боккаччо подтверждают мысль, высказанную мной о разуме женщин, которые сомневаются в себе и своей разумности и, будто рожденные в горах, не зная, что есть добро и честь, отчаиваются и говорят, что не способны ни на что другое, как ублажать мужчин, вынашивать и воспитывать детей. Ведь Бог дал им прекрасный ум, чтобы они им пользовались, если они того захотят, и познавали все те вещи, которые подвластны прославленным и великим мужчинам. Если бы женщины захотели учиться, что не менее свойственно им, чем мужчинам, то смогли бы честным трудом заслужить себе вечную славу, которой обычно удостаиваются величайшие мужчины. Милое дитя, ты можешь видеть, как этот писатель Боккаччо подтверждает все то, о чем я тебе говорила, а также как он прославляет и поощряет мудрость дам.

XXIX. О римлянке Пробе

— Подобным блистательным умом была одарена римлянка Проба, жена Адельфия и христианка[151]. Она обладала таким высоким умом, так любила науку и занималась ей с таким усердием, что в совершенстве изучила семь свободных искусств и стала прославленной поэтессой[152]. Особые усилия в учении она сосредоточила на произведениях поэтов, а в особенности Вергилия, которые могла рассказывать наизусть при любом удобном случае. Однажды, употребив всю силу своего разума и мысли при чтении упомянутых произведений и поэм, она задумалась об их важности, и в чертоги ее разума пришла мысль о необходимости сложить в духе этих книг все Священное Писание (истории и Ветхого, и Нового Завета), в изящных и стройных стихах. Как говорит Боккаччо, определенно достойно восхищения то, что столь выдающаяся мысль родилась в мозгу женщины. Но еще более чудесно, говорит он, что она претворила эту мысль в жизнь; Проба так сильно жаждала воплотить свою идею, что своими руками взялась за задуманное дело, тут же начав изучать «Буколики», «Георгики» и «Энеиду», которые назвал так их автор Вергилий. Эта женщина пролистывала, то есть иногда просматривала, иногда внимательно читала названные книги, в некоторых случаях заимствуя целые строфы, или, наоборот, не переписывая ни единой строчки в других местах. Благодаря выдающемуся таланту и тонкости ума она так упорядочила эти строфы и строки, соединив, скрепив и связав их вместе в согласии с законами стихосложения, мерой и красотой, что ни один мужчина не смог бы сделать этого лучше. Таким образом, начало ее книги рассказывало о сотворении мира, далее шли истории из Ветхого и Нового Завета, а заканчивалась она повествованием о сошествии Святого Духа на апостолов. Сочинения Вергилия были так гармонично встроены в рассказ, что те, кто не был знаком с его творчеством, могли бы подумать, будто Вергилий был и пророком, и евангелистом.

За подобные деяния, пишет все тот же Боккаччо, эта женщина заслуживает большой похвалы и уважения, поскольку очевидно, что она поистине глубоко познала священные тексты и книги Божественного Писания, чего нечасто можно ожидать даже от прославленных ученых и богословов нашего времени. Эта благородная женщина пожелала, чтобы произведение, созданное ею таким образом, называлось «Центонами»[153]. У любого другого работа над этим сочинением могла бы занять целую жизнь в силу огромного объема, но она не остановилась на этом, написав и много других превосходных книг, достойных похвалы. Среди них есть стихи под тем же названием — «Центоны» — состоящие из ста строк. Для этого сочинения она взяла строфы и строки из Гомера, из чего можно заключить, в похвалу ей, что она не только знала латынь, но и прекрасно владела греческим. Об этой женщине и обо всех ее свершениях, как говорит Боккаччо, наверняка очень приятно слышать другим женщинам.

XXX. О Сапфо, очень проницательной женщине, поэтессе и философе

— Не менее образованной, чем Проба, была мудрая Сапфо, девушка из города Митилена[154]. Эта Сапфо была весьма красива телом и лицом, а ее манера вести себя и держаться, как и ее речь были также невероятно приятны и располагали к себе. Но среди всех этих дарований одно превосходило все остальные — ее мудрость, поскольку она обладала совершенными и глубокими познаниями во множестве искусств и наук. Она знала не только чужие трактаты и произведения, но и сама создала много нового, написав немало сочинений и поэм, которые поэт Боккаччо восхвалял в своих прекрасных строках, исполненных сладостью поэтического языка: «Сапфо, осуждаемая грубыми и невежественными мужчинами за свой живой ум и непрестанное желание учиться, овладела вершиной горы Парнас, то есть высшим знанием. Одаренная волей и смелостью, она постоянно пребывала в окружении муз, то есть наук и искусств. Она вошла в заросли лавровых и розовых кустов, где было полно зелени и самых различных цветов, и в воздухе носились вкрадчивые ароматы, а посреди этого цветущего разнотравья обитали Грамматика, Логика и благородная Риторика, а также Геометрия и Арифметика. Такова была дорога, выбранная Сапфо, покуда не привела она ее к пещере Аполлона, бога знаний, где поэтесса обнаружила источник, питавший фонтан Касталии[155]. Тогда взяла она в руки плектр[156] и дотронулась до струн арфы, произведя на свет прекрасные мелодии, так что нимфы услышали их и устроили танец, составленный в согласии с музыкой и в соответствии с законами гармонии».

Когда Боккаччо говорит так о ней, он имеет ввиду глубину ее познаний и те сочинения, которые она создала, ведь ее произведения настолько глубокомысленны, что, согласно распространенному мнению, понять их способны, как во времена древних, так и сегодня, лишь люди великого ума и большой эрудиции. Ее сочинения и стихи дошли до нас, став примером и светочем для тех, кто следовал за ней в создании прекрасных произведений и поэм. Она открыла множество способов сочинения песен и стихов — лэ и плачевных песен, дивных плачей о любви и о других чувствах, написанных так прекрасно и таким красивым ладом, что их стали называть по ее имени «сапфическими»[157]. И про эти стихи написал Гораций, что после того, как умер Платон — самый великий философ и учитель Аристотеля, — то под его подушкой нашли книгу стихов Сапфо.

Говоря кратко, эта женщина достигла в науках такого совершенства, что в городе, откуда она происходила, на видном месте поставили бронзовую статую, сделанную по ее подобию, чтобы люди о ней вечно помнили и почитали. Так эта женщина была поставлена в один ряд с великими поэтами, слава которых, как говорит Боккаччо, не уступает тем, кто удостоен королевских диадем и корон и митр епископов, как и тем, кто увенчан пальмовыми ветвями и лавровыми венками победы.

О женщинах великой учености я могла бы рассказать тебе немало. Гречанка Леонтия была столь великим философом, что по справедливым и бескорыстным причинам решила возразить философу Теофрасту, который был очень известен в свое время, и даже осмелилась спорить с ним[158].

XXXI. О деве Манто

— Если науки могут быть понятны женщинам и подвластны их уму, то знай, что поистине им покоряются и всяческие искусства, о чем ты сейчас услышишь. Некогда, согласно старинному закону язычников, люди занимались гаданиями, читая будущее по полету птиц, пламени огня или внутренностям мертвых животных. Это занятие считалось настоящим искусством или наукой, и пользовалось огромным уважением. Самой искусной в этом деле стала дева, дочь Тиресия[159], верховного жреца города Фивы (сейчас бы мы назвали этих жрецов епископами, поскольку, согласно древним законам, священники могли жениться).

Эта женщина, которую звали Манто, возвысилась во времена Эдипа, царя Фив, и имела столь ясный и славный ум, что освоила искусство пиромантии, то есть гадания по огню. Одни говорят, что его открыли халдеи, практиковавшие это ремесло с самых древних времен, другие утверждают, что его изобрел великан Нимрод. В то время не было ни одного человека, который бы лучше Манто знал движение пламени и его цветá, звук, издаваемый огнем, а также мог бы так точно читать по венам и внутренностям животных или глоткам быков. Согласно верованиям того времени, это искусство позволяло вызывать духов для того, чтобы те говорили и давали ответы о том, что хотела знать Манто. При жизни этой женщины, ссоры между сыновьями царя Эдипа привели к разрушению Фив. Тогда она отправилась жить в Азию и основала там храм бога Аполлона, который стал очень известен. Она закончила свои дни в Италии, и в честь этой женщины, поскольку она пользовалась большим уважением, назвали город в этой стране — Мантуя, откуда происходит и Вергилий.

XXXII. О Медее и еще одной царице, Цирцее

— Медея, о которой упоминают в стольких историях, имела не меньше познаний в искусствах и науках, чем Манто. Родителями Медеи были Ээт, царь Колхиды, и Перса[160]. Медею отличала очень красивая фигура, она была высока и стройна, приятна взгляду, а в знаниях превосходила всех остальных женщин. Она знала свойства всех трав и всевозможные заклинания, и была сведуща в любом искусстве, известном человеку. Силой своей песни она могла возмутить воздух и сделать небо темным, вызвать ветер из пещер и расщелин земли, поднять бурю, остановить бег рек, смешать яды, без труда воспламенить умом любую вещь, какую ей вздумается, — и осуществить множество других чудес. Именно благодаря ей и ее магическому искусству Ясон добыл золотое руно.

Цирцея была царицей еще одной земли по ту сторону моря на окраинах Италии[161]. Эта женщина была настолько сведуща в искусстве магии, что не существовало того, чего бы она не могла сотворить при помощи этого дара. Она знала способ создания напитка, позволявшего превращать людей в диких животных и птиц, о чем говорит описание истории Улисса, который, возвращаясь после разрушения Трои, жаждал вновь оказаться на своей греческой земле. Но Фортуна и непогода носили его корабли тут и там, и после многочисленных бурь они прибыли в городскую гавань царства Цирцеи. Но поскольку мудрый Улисс не хотел сходить на землю без разрешения и позволения царицы этой земли, он отправил к ней своих воинов, чтобы узнать, позволит ли она ступить им на землю. Однако эта женщина приняла их за врагов и напоила названных воинов своим напитком, отчего те превратились в свиней. Тогда Улисс сам отправился к ней и заставил вернуть им их истинный облик.

Похожее рассказывают и о Диомеде, еще одном греческом правителе, воины которого по прибытию в порт Цирцеи были превращены ею в птиц, и они до сих пор существуют в таком обличии. Эти птицы очень дикие, и в той стране их называют «диомедовыми».

XXXIII. Кристина спрашивает у дамы Разум, была ли такая женщина, которая открыла знание, до того неведомое

Услышав речь дамы Разум, я, Кристина, ответила ей таким образом: «Госпожа, я ясно вижу, что существует великое множество женщин, сведущих в науках и искусствах, но хочу спросить вас: знаете ли вы хоть кого-то, кто благодаря интуиции и тонкости ума, а также своим познаниям, смогли создать какие-нибудь полезные и достойные новые искусства и необходимые науки, которые раньше не были изобретены или не были известны? Не требуется высокого мастерства, чтобы заниматься и изучать науку уже открытую и известную, но другое дело — самому открыть науку новую и неизвестную». Она ответила: «Не сомневайся, милая подруга, — множество важных и серьезных наук и искусств открыты благодаря мудрости и проницательности женщин. Это относится как к духовному труду, который виден на примере их сочинений, так и к искусствам, для занятия которыми необходим ручной труд. На эту тему я приведу тебе достаточно примеров.

Во-первых, я расскажу тебе о благородной Никострате, которую итальянцы называли Кармента[162]. Эта дама была дочерью царя Аркадии по имени Паллант. Она обладала невероятным умом и награждена была Богом множеством способностей к науке. Она прекрасно знала греческую литературу, а ее язык так красив и изыскан, что поэты того времени, писавшие о ней, утверждали в своих произведениях, будто бы она была возлюбленной бога Меркурия, а ее сын, тоже обладавший великими познаниями, появился на свет от вышеназванного бога. После некоторых волнений, которые произошли на ее родине, эта женщина перевезла оттуда на большом корабле своего сына, а также множество людей, последовавших за ней, и поплыла по реке Тибр. Сойдя на берег, Кармента забралась на высокую гору, которую назвала по имени своего отца Палатином, на этом холме впоследствии был основан город Рим. Эта женщина вместе со своим сыном и теми, кто за ними последовали, основала там замок. Когда она обнаружила, что люди той страны живут как животные, она написала законы, по которым научила их жить в соответствии с порядком и согласно справедливости. Она была первой, кто установил законы в этой стране, от нее пошло писаное право, благодаря чему она стала повсюду известна.

Эта благородная женщина была сведуща в гадании и, помимо других дарований, имела талант к прорицанию. Так, она знала, какой будет страна, где она живет, в грядущие времена, насколько прославленной и могущественной она станет среди других. Ей показалось неблагородным, если на пике славы, которого достигнет Римская империя — а ведь ей было уготовано управлять всем миром — римляне станут использовать буквы и странные знаки варварских стран. Итак, Кармента продемонстрировала мудрость и превосходство своего разума на века вперед, изучила буквы всех других народов и изобрела нужный алфавит, называемый латинским, то есть нашу азбуку. Она изобрела законы языка, правила составления слов, различия между гласными и согласными и всю науку грамматики. Алфавит и науку она подарила людям, стала обучать и просвещать всех, надеясь, что они станут всеобщим достоянием. Изобретенное этой женщиной было не незначительной частью науки, не бесполезным открытием, и не тем, что будет полузабыто. В силу гениальности этой науки, пользы для всех и благ, которые она принесла всему миру, мы можем назвать эту науку одной из самых достойных вещей, когда-либо открытых в мире.

Итальянцы не остались неблагодарными за это открытие — и совершенно правильно, ведь это чудесное изобретение — не только ставили эту женщину выше всякого мужчины, но и почитали как богиню, воздавая ей еще при жизни божественные почести. Когда Кармента умерла, они возвели храм в ее честь, построив его у подножия горы, где она жила. И, чтобы запечатлеть память об этой женщине навечно, они стали называть вещи в честь науки, изобретенной ею, а также давали разным вещам имя этой женщины. Сами жители этой страны в честь латинского языка, изобретенного ею, с великой честью стали называть себя латинянами. Более того, то, что в латинском звучит как ita, и соответствует французскому oui („да“), — сильнейшее утверждение в латинском языке. Людям недостаточно было называть всю эту страну „латинской землей“. Они хотели, чтобы вся земля, в том числе и за горами, которая была обширна и огромна и включала разные страны и сеньории, называлась бы „Италией“. В честь этой женщины Карменты были названы в латинском языке поэмы „carmen“, а римляне, жившие много лет спустя после того, как она умерла, назвали врата своего города Карментальскими[163]. Какого бы процветания ни достигали римляне, и как бы могущественны ни были некоторые их императоры, никто не изменил эти названия и, как ты знаешь, они сохранились до сих пор.

Чего же ты еще хочешь, милое дитя, можно ли сказать что-нибудь более достойное о мужчине, рожденном женщиной? Но не думай, что Кармента — единственная женщина в мире, благодаря которой были открыты разнообразные науки».

XXXIV. О Минерве, которая изобрела бесчисленные науки, а также способ делать доспехи из железа и стали

— Минерва, о которой ты сама до этого писала, была девой из Греции и имела еще одно имя — Паллада. Эта девушка так превосходила всех умом, что невежественный народ ее времени, не зная, от каких родителей она происходит, и глядя на вещи, которые им до того были неведомы, стал утверждать, будто она богиня, спустившаяся с небес. Как говорит Боккаччо, поскольку мало кто знал, откуда она прибыла, ее обширные познания казались удивительными по сравнению с познаниями других женщин ее времени. У нее был тонкий ум и огромный запас знаний, не ограниченный одной областью, но распространявшийся на все. Она открыла благодаря своей гениальности греческие буквы, которые называются «знаками» (caractères), и с их помощью можно было записать огромный рассказ очень кратко, прибегая лишь к небольшому количеству букв — ими до сих пор пользуются греки. Это было прекрасное и гениальное изобретение. Она изобрела числа и способ их использовать, быстро складывая суммы. Говоря кратко, имея столь просвещенный ум, она изобрела множество ремесел и техник, которые никто до этого не знал: искусство выделки шерсти и изготовления тканей — она первой научила стричь овец, чесать шерсть разными инструментами, очищать ее, размягчать железными щетками, прясть — и инструменты для прядения и ткачества.

Также она открыла возможность использовать масла земных плодов, оливок, других фруктов и семян, которые отжимают, превращая их в жидкость. Еще она изобрела повозки и тележки, чтобы с легкостью перевозить вещи с одного места на другое. Сверх того, эта женщина открыла вещь восхитительную и чуждую женской природе: она изобрела искусство и технику создания доспехов и брони из железа и стали, которые рыцари и воины используют в сражениях, чтобы защитить свое тело. Впервые она одарила этим знанием афинян, которым она поведала как управлять армиями и отрядами, как сражаться, соблюдая порядок и дисциплину.

Также она стала первой изобретательницей флейт и свирелей, труб и духовых инструментов. Эта женщина, наделенная столь высоким умом, всю свою жизнь оставалась девой; из-за ее великого целомудрия поэты в своих сочинениях описали, как Вулкан, бог огня, пытался покорить ее, и в конце концов она одолела его и восторжествовала над ним, что на самом деле означало ее победу над страстью и похотью, которые особенно одолевают плоть в юности[164]. Афиняне испытывали такое великое почтение к этой деве, что нарекли ее богиней оружия и войны, поскольку она первой изобрела эту науку, а за ее великие познания назвали ее богиней мудрости.

После ее смерти в Афинах возвели храм в ее честь. В этом храме была установлена статуя, созданная по образу этой девы, олицетворяющая мудрость и военное искусство. Эта статуя имела грозный и пугающий вид, поскольку сословие воинов должно осуществлять суровый и справедливый суд. Также грозный облик статуи означал, что часто намерения мудреца неизвестны. Голову Минервы венчал шлем, символизировавший, что воин должен быть силен, стоек и непоколебимо храбр в военных делах, а также то, что советы мудрых всегда иносказательны, таинственны и непонятны. Она была облачена в кольчугу, означавшую могущество воинского сословия, и то, что мудрый всегда вооружен против превратностей Фортуны, несут ли они добро или несчастье. В руках Минерва держала пику или копье, в знак того, что воин должен быть карающей рукой правосудия, а мудрец посылает свои стрелы только издалека. На цепочке вокруг ее шеи висел щит из хрусталя, который означал, что воин всегда должен быть наготове, быть осмотрительным и способным защищать свою страну и народ, а еще это символизировало, что для мудреца все ясно и очевидно. В центре этого щита находилась голова змеи по имени Горгона[165], потому что воин должен быть предусмотрительным и бдительным как змей, но, помимо того, это означало, что мудрец предвидит все злодеяния, которые могут ему навредить. Возле этой статуи в виде стража поместили ночную птицу, то есть сову, которая символизировала, что воин должен быть бдителен как днем, так и ночью, чтобы защищать граждан, поскольку это его обязанность; это также означало, что мудрец во всякий час стремится делать правильные вещи.

Минерва была крайне почитаема долгое время, и так велика была ее слава, что во многих местах ей посвящали храмы, и даже годы спустя римляне на пике своего могущества все еще почитали ее образ наравне с другими богами.

XXXV. О царице Церере, которая изобрела искусство возделывания земли и множество других ремесел

— Церера, которая в очень древние времена была правительницей Сицилийского царства, благодаря своему превосходному уму первая изобрела науку возделывания земли и необходимые для этого инструменты. Она научила своих подданных укрощать и приручать скот, приучать его к ярму, изобрела плуг, показав каким образом следует пахать и рыхлить землю с помощью металлических инструментов, открыла и другие пахотные работы. Затем она научила сеять в полях семена и зарывать их, а после, когда эти семена всходили и умножались, показала, как нужно жать колосья и молотить их цепами, освобождая их от шелухи. Затем она научила подданных, как молоть зерно между двумя тяжелыми камнями и как строить мельницы, а после — как готовить муку и печь хлеб. Еще эта женщина обучила людей, которым, подобно диким животным, тогда было привычней питаться желудями, дикими травами, яблоками и ягодами, употреблять более достойную пищу.

Эта дама продолжила свои преобразования, поскольку люди, которые жили в Сицилии, имели обычай вести кочевой образ жизни, скитаясь как звери, но она собрала множество людей в одном месте и научила их строить поселения и города, состоящие из домов. Таким образом, благодаря этой женщине, век дикости сменился цивилизованной и разумной жизнью.

Поэты сочинили историю о дочери этой Цереры, которую похитил бог подземного царства Плутон[166]. Кроме того, благодаря огромным ее познаниям и великому благу, которое она принесла миру, ее прославили люди того времени и назвали богиней злаков.

XXXVI. Об Исиде, которая изобрела искусство садоводства и способ выращивать растения

— Исиду, обладавшую великими познаниями в ремесле земледелия, тоже провозгласили богиней, а не только царицей Египта. Миф об этой Исиде рассказывает, что ее возлюбил Юпитер и превратил в корову, а затем она вернулась в свой изначальный облик — все это символизирует ее великие познания, как ты сама уже заметила в своей книге об Офее[167]. Она изобрела способ написания знаков, сокращающих текст, и обучила ему египтян, тем самым одарив их техникой, с помощью которой можно сократить их очень длинное письмо.

Она была дочерью Инаха, царя греков, и сестрой Форонея, очень мудрого человека. Случилось так, что эта дама переселилась из Греции в Египет с названным братом. Там, среди прочего, она научила людей разведению садов, выращиванию и прививке растений. Она установила ряд хороших и справедливых законов, к которым приучила людей Египта, прежде живших невежественно, без законов, не имея ни справедливости, ни порядка, и отныне обучила жить их согласно правилам. Говоря коротко, она сделала столь много, что ее почитали как при жизни, так и после смерти. Слава о ней обошла весь мир, повсюду строили храмы и молельни в ее честь, и даже римляне на пике своего могущества возвели в честь нее храм в Риме, где приносили жертвы и совершали торжественные службы подобно тому, как это было принято в Египте.

Мужа этой благородной женщины звали Апис, язычники по ошибке считали его сыном Юпитера и Ниобы, дочери Форонея, о котором упоминается в древних историях и в сочинениях поэтов.

XXXVII. О великом благе, которое эти женщины принесли миру

«Госпожа, я восхищаюсь тем, что вы мне рассказали, и тем, сколько блага пришло в мир благодаря разуму женщины. Но все мужчины как один говорят, что познания женщин ничтожны, и у них есть обычай называть всякую глупость женской мыслью. Говоря кратко, мнение и слова всех мужчин о женщинах сводятся к тому, что женщины не несут миру иной пользы, кроме вынашивания детей и прядения шерсти».

Дама ответила: «Теперь ты можешь понять страшную неблагодарность говорящих так, ведь они подобны тому, кто пользуется благами, не зная, откуда они взялись, и никого за это не благодарит. Теперь тебе ясно, что Господь, ничего не делающий без причины, хотел показать мужчинам, что Он не только не презирает женский род, но и был рад наделить женский мозг столь великим умом, чтобы они не только могли изучать и постигать науки, но и самостоятельно изобретать совершенно новое — науки, настолько полезные и приносящие благо всему миру, что вряд ли можно было бы сыскать более важные. Ты могла видеть это на примере Карменты, о которой я тебе говорила, изобретательницы латинского алфавита; Господь был так благосклонен к ее открытию, что распространил знания, обнаруженные этой женщиной, так широко, что эти буквы затмили славу еврейских и греческих, едва не стерев их с лица земли. Почти по всей Европе, занимающей огромную часть Земли, используют эти буквы, с их помощью составлены бесчисленные сочинения и книги обо всех предметах, в них записаны и сохранены навечно деяния людей и прекрасные, благодатные чудеса Господа, различные науки и искусства. И пусть никто не скажет, что я пристрастна: это собственные слова Боккаччо, истинность которых установлена и известна[168].

Можно заключить, что блага, которые принесла эта дама, бесчисленны, поскольку через нее мужчины, которые этого не признают, возвысились из невежества и обратились к знаниям. Благодаря ей они имеют возможность отправлять свои тайные помыслы настолько далеко, насколько это возможно, и сообщать свою волю, они могут постигать то, что им кажется необходимым, и таким образом знать прошлое, настоящее и будущее. Кроме того, благодаря изобретению этой женщины люди могут заключать соглашения и становиться друзьями, даже находясь вдалеке друг от друга, и благодаря письмам, которые они пишут друг другу, — знакомиться и сближаться, никогда не встречаясь лично. Говоря кратко, невозможно перечислить все блага, которые принес алфавит, ведь с его помощью можно описать, изучить и познать Господа, небесный мир, море, землю, все создания и вещи. Скажи мне, есть ли мужчина, который бы сделал большее благо?»

XXXVIII. О том же

— А был ли такой мужчина, который принес миру большее благо, чем благородная царица Церера, о которой я тебе ранее говорила? Кто еще смог заслужить такой почет за то, что убедил дикий и кочующий народ, обитающий без справедливого закона подобно диким зверям в лесах, жить в поселениях и городах, научил жить по законам, снабдил пищей лучшей, чем желуди и дикие яблоки, то есть зерном и хлебом. Благодаря этой еде тело людей стало более красивым и приятным на вид, конечности стали сильнее и подвижнее, поскольку эта еда более полезна и необходима для человека. Что же касается земли, заросшей чертополохом, терновником, кустарником и дикими деревьями, то разве не лучше было бы ее очистить и возделывать, засеять семенами и превратить из дикой в культивируемую и ухоженную, приносящую пользу как отдельным людям, так и всему обществу? А еще благодаря этой женщине человеческая природа от дикого и грубого состояния перешла к цивилизованной жизни в городах. Умы скитающихся и невежественных людей она извлекла из тьмы неведенья, чтобы изменить их, привлечь и привести к возвышенным размышлениям и правильным занятиям, указав каждому человеку поле его деятельности, благодаря чему столько городов и деревень заселены людьми, поддерживающими жизни друг друга своим трудом.

Схожим образом Исида поступила с посевами: кто может описать все то благо, которое она принесла грядущим векам, подарив способ выращивать растения и деревья, приносящие так много полезных плодов, а также и травы, столь пригодные для питания человека?

Также и Минерва, которая использовала свое знание, чтобы поведать человечеству о множестве столь необходимых вещей, таких, как шерстяная одежда — а ведь до того люди одевались лишь в шкуры зверей. Она избавила их от необходимости перетаскивать нужные вещи с одного места на другое вручную, открыв им способ изготовления повозок и колесниц, знатных людей и воинов обучила искусству выплавки и использования стали, чтобы они могли покрыть свое тело и обезопасить себя на войне. Эти доспехи, Кристина, были красивее, прочнее и удобнее, чем все, что существовало до этого, поскольку раньше тело защищали только шкурами диких зверей».

Тогда сказала я ей: «О, госпожа моя, теперь, после всего вами сказанного, я осознала еще лучше, сколь неблагодарны и невежественны мужчины, которые так беспрестанно клевещут на женщин. Мне казалось, что было достаточно причин не обвинять женщин, поскольку каждый мужчина рожден матерью, и очевидны все другие блага, которыми женский пол щедро наградил мужчин, и действительно они получали и получают от женщин неизмеримое число добра. Пусть замолкнут они, пусть замолкнут отныне и впредь все злословящие женщин клирики, все те, кто говорит худо, и кто злословит о женщинах в своих книгах и поэмах, и все их единомышленники и сподвижники! Пусть они опустят свои глаза, устыдясь того, что осмелились сказать в своих сочинениях, ведь истина противоречит их словам. Пусть взглянут на благородную даму Карменту, которая благодаря своему высокому уму учила их как школьная учительница (чего не могут они отрицать) науке благородного латинского письма, и это знание сделало их столь надменными и почитаемыми. Но что скажут знатные люди и рыцари — те, кто противоправно и беспочвенно злословят обо всех женщинах? Пусть держат свой рот на замке отныне и впредь, помня о том, что женщина преподнесла им все те занятия, которые они так почитают и считают столь уважаемыми — пользоваться оружием, сражаться в битвах и соблюдать порядок на поле боя. Кроме того, могут ли все мужчины, которые вкушают хлеб и живут цивилизованно по законам в городах, возделывают поля, иметь причину преследовать и упрекать всех женщин, как многие из них делают, учитывая все эти благодеяния? Конечно же нет! Очевидно, что благодаря этим женщинам — Минерве, Церере и Исиде — для мужчин было сделано столько добра, столько полезного для их жизни в достоинстве, которым они наслаждаются теперь и будут всегда наслаждаться. Разве эти вещи не значимы? Так и есть, моя госпожа, и кажется, что ни учение Аристотеля, которое принесло большую пользу человеческому разуму и по праву так почитаемо людьми, ни другие философы, когда-либо жившие, не принесли миру пользы равной деяниям, совершенным благодаря мудрости названных женщин»[169].

Она сказала мне: «Эти деяния не единственные, есть еще множество других, и я тебе о них расскажу».

XXXIX. О деве Арахне, изобретшей искусство окрашивания шерсти и изготовления гобеленов, а также открывшей способ выращивания и прядения льна

— Поистине не только через этих женщин Господь захотел обеспечить мир множеством необходимых и ценных вещей, но и через многих других, например, девушку из Азии по имени Арахна, дочь Идмона из Колофона[170]. Благодаря невероятной изобретательности и уму она первой открыла искусство окрашивать шерсть в разные цвета и схожим с художниками образом ткать полотна, которые в наше время мы называем гобеленами. Во всем, что касается ткачества, она достигла такого невероятно высокого мастерства, что о ней появился миф, будто она бросила вызов Палладе и та обратила ее в паука.

Эта женщина открыла еще более важную науку, ведь она первой обнаружила способ выращивать, обрабатывать, замачивать, трепать, чесать, прясть, ткать лен и коноплю, что мне кажется крайне необходимым для людей, хоть это занятие потом и стало поводом для насмешек многих мужчин в отношении женского рода. Эта Арахна также открыла искусство плетения сетей, силков и ловушек для поимки птиц и рыб, рыболовства и ловли сильных, лютых, диких зверей сетями и ловушками, а также ловли зайцев, кроликов и птиц, — приемы до того неведомые. Как мне кажется, эта женщина оказала миру немалую услугу и принесла ему великое благо и пользу.

Тем не менее, многие авторы и даже поэт Боккаччо, который рассказывает об упомянутых вещах, говорят, что век, когда человек питался ягодами и желудями и одевался в шкуры животных, был лучше, а ныне люди только живут в удобстве, пользуясь этими изобретениями. Но при всем уважении к Боккаччо и всем, кто хочет заявить, будто бы эти вещи, изобретенные для заботы и поддержания благополучия человеческого тела, принесли миру только вред, я отвечаю, что чем больше человечество получает от Господа благословений, даров и милостей, тем более оно обязано ему служить. А если человек злоупотребляет теми благами, которые посылает Творец в равной степени мужчинам и женщинам, чтобы они использовали их праведно и с пользой, то происходит это от испорченности и злой природы того, кто ими злоупотребляет, а не от того, что сами эти вещи недостаточно совершенны и полезны для человека. Иисус Христос показал нам это собственным примером: Он употреблял хлеб и вино, рыбу, носил окрашенную одежду, льняные ткани и всякого рода необходимые вещи, которые не были бы доступны, если бы люди питались только желудями и ягодами. Он воздавал великую хвалу искусству изготовления хлеба, которое открыла Церера. Ведь Ему было угодно отдать мужчине и женщине свое святое Тело под видом хлеба, которое они принимают во время причастия.

XL. О Памфиле, обнаружившей, как изготавливать шелк при помощи гусениц и делать из него шелковые ткани

— Среди полезных и распространенных наук, открытых женщинами, не следует забывать о той, которую открыла благородная Памфила из греческой земли[171]. Эта женщина была одарена глубокими познаниями в разных областях. Ей доставляло такое большое удовольствие исследовать и изучать удивительные явления, что она стала первой, кто изобрел искусство шелкопрядения. Наделенная богатым воображением и пытливым умом, она заметила, что в той земле, где она жила, гусеницы на ветвях деревьев естественным образом создают шелк. Она стала собирать коконы, сделанные этими гусеницами, поскольку увидела, что они очень красивы, и скрутила несколько нитей. Затем она опробовала свои прекрасные разноцветные краски на этих нитях, и когда сделала все это, то увидела, насколько красиво у нее выходит. Она взялась прясть и ткать шелковые ткани. Таким образом, изобретательность этой дамы подарила миру красоту и пользу, а эта наука распространилась по всем странам мира, поскольку Господу служат и возносят хвалы в парче. Из шелка делают роскошные парчовые одеяния и ризы священников, предназначенные для богослужения, как и одеяния императоров, королей и властителей. Люди некоторых земель даже не носят никакой другой одежды, поскольку у них совсем нет шерсти, зато в избытке есть шелкопряды.

XLI. О Тимарет, в превосходстве овладевшей искусством живописи, о женщине по имени Ирена и о римлянке Марсии

— Что я могла бы тебе еще рассказать, чтобы убедить тебя в одаренности женщин и их способности как к изучению теоретических наук, так и к изобретению вещей? Даю тебе слово, что женщины достаточно талантливы, и им даровано довольно ума, чтобы воплотить и использовать эти изобретения, как только они будут обучены. Об этом свидетельствует история женщины по имени Тимарет, достигшей таких высот в науке и искусстве живописи, что в эпоху, когда она жила, стала лучшей из художников. Она, как говорит Боккаччо, была дочерью художника Микона и жила во времена девяностой Олимпиады[172]. Олимпиада — день торжеств, названный так, поскольку в этот день происходили разные игры. Тому, кто побеждал, давали все, чего он ни пожелает, если желание это было разумным, а праздник и игры проводились в честь бога Юпитера. Они проходили каждые четыре года. Впервые учредил эти праздники Геркулес, и с первых игр была установлена дата отсчета так же, как это сделали христиане с Рождеством Иисуса Христа. Эта Тимарет оставила все обычные занятия женщин и благодаря своему таланту изучила искусство своего отца. Во времена, когда македонцами правил Архелай, ее превозносили до такой степени выше всех, что эфесцы, почитавшие богиню Диану, попросили ее написать картину с изображением их богини. Они хранили картину долгие годы, почитая ее как вещь, сделанную в высшей степени искусно и талантливо, и никогда не выставляли на обозрение, кроме как на праздниках и торжествах богини. Эта картина пережила многие века, будучи свидетельством гениальности этой женщины, и до сих пор ее талант достоин упоминания.

В искусстве живописи весьма успешна была и другая женщина из Греции, которую звали Ирена, и она превзошла всех мастеров своего времени[173]. Она была ученицей выдающегося художника по имени Кратин, но была так талантлива и образованна в области искусств, что во всем догнала и превзошла своего учителя. Люди того времени посчитали это великим чудом, и в память о ней воздвигли статую рисующей девушки, поместив ее с почестями среди статуй различных мастеров — ее предшественников. У древних действительно был обычай превозносить тех, кто обошел остальных в какой-либо области — знании, силе, красоте или каком-то другом таланте, и чтобы сохранить вечную память о них для остального мира, они помещали их статуи на видном и почетном месте.

Римлянка Марсия была еще одной очень добродетельной девушкой, прожившей благородную жизнь в добронравии и имевшей огромный талант к искусству живописи[174]. Своим трудом она достигла такой искусности и превосходства, что опередила в этом всех мужчин, даже Дионисия и Сополида, самых известных художников в мире в то время. В целом она, как сказали бы мастера, превзошла всех и достигла в этом искусстве вершины знаний и мастерства. В конце концов, чтобы память о ее ремесле сохранилась после ее смерти, помимо своих других выдающихся произведений Марсия создала искусное изображение, где она написала себя смотрящейся в зеркало так правдоподобно, что всякий человек, который видел этот образ, принимал ее за живую. Этот портрет долгие годы хранили с превеликим почтением и торжественно выставляли на обозрение другим художникам как истинное сокровище».

Тогда я сказала ей: «Госпожа, эти примеры свидетельствуют о том, что в древности мудрецы более почитались, чем сегодня, а науки в высшей степени ценились. Однако, что касается женщин искусных в живописи, то и в наши дни я знаю женщину по имени Анастасия, которая крайне талантлива и в совершенстве владеет искусством украшать книги красочными орнаментами и миниатюрами, и никто не может назвать более искусного мастера во всем Париже, где живут лучшие в мире художники. Никто не может превзойти ее в искусстве изображения тончайших цветочных узоров, сделанных в мельчайших деталях, ее работа так высоко ценится, что ей доверяют самые дорогие и ценные книги, которые она доводит до конца. Я знаю это по своему личному опыту, поскольку среди моих собственных книг есть те, которые она украшала орнаментами, и они не сравнятся с другими, выполненными самыми выдающимися художниками».

Дама Разум ответила: «Я тебе охотно верю, милое дитя. Мы могли бы найти множество умнейших женщин по всему свету, если того захотеть. Я расскажу тебе для примера об одной римлянке».

XLII. О римлянке Семпронии

— Римлянка Семпрония была женщиной великой красоты, но если красотой своего тела и лица она превосходила в свое время всех женщин, то ум ее был еще более превосходен[175]. Она была так одарена, что запоминала без малейшей ошибки все, что слышала или читала, каким бы трудным ни был материал. Она развила свои способности до такой степени, что могла повторить все, что ей говорили, невзирая на длительность повествования. Она не только была сведуща в латинской словесности, но и прекрасно знала греческую, и писала на этих языках так хорошо, что все восхищались, глядя на нее.

То, как Семпрония говорила, выглядела и держалась, было так прекрасно, так привлекательно и благообразно, что своими словами и манерами она могла расположить к себе любого человека. Возжелай она развеселить кого-то, не нашлось бы столь печального человека, которого она бы не утешила и не заставила почувствовать спокойствие и радость, а если бы захотела, то заставила бы его гневаться, плакать или горевать. Она знала также, как вдохновить всякого мужчину на смелые и мужественные поступки, или на любое другое предприятие, и всех тех, кто с нею общался, если хотела, могла склонить на свою сторону. Так изысканны и нежны были и ее речи, и внешний облик, что никто не мог насытиться, общаясь с ней и смотря на нее. Она мелодично пела и невероятно искусно играла на всех инструментах, в первую очередь духовых, и побеждала в каждой игре, в которой участвовала. Говоря кратко, во всем, что только мог постичь человеческий разум, она проявляла свои способности и ум».

XLIII. Кристина спрашивает у дамы Разум, есть ли у женщин врожденная способность быть благоразумными, а дама Разум ей отвечает

Я, Кристина, также сказала ей: «Госпожа моя, поистине теперь я ясно вижу, что, в самом деле, Господь, — слава Ему! — дал женщинам разум, способный постигать, запоминать и сохранять в памяти знания из всех областей. Но, как вы видите, есть множество людей, чей разум способен понять и познать все, чему их учат, настолько способных, что они могут быстро усваивать любую науку, за какую ни возьмутся — так что посредством образования достигают великой учености, тем не менее я крайне удивлена тем, что даже самые почитаемые и ученые мудрецы проявляют так мало благоразумия в поведении и нравах, поскольку нет никакого сомнения, что науки знакомят с добрыми нравами и воспитывают их[176]. Если вам будет угодно, госпожа, я бы хотела узнать от вас: если разум женщины способен к познанию и запоминанию таких сложных вещей как в науках, так и в других областях, способен ли он так же быстро и ловко постигать вещи, касающиеся благоразумных суждений, то есть того, что с точки зрения женщин следует делать, а чего не стоит; как извлечь урок из случившегося в прошлом; как научиться на примере пережитого стать мудрее в управлении делами настоящего, а также справляться с тем, что должно случиться? Эти вещи, как мне кажется, требуют благоразумия».

Дама Разум ответила: «Ты правильно говоришь, дитя мое, но знай, что то благоразумие, о котором ты говоришь, отмерено Природой как мужчинам, так и женщинам, одним в большей степени, другим — в меньшей. Ученость не может сделать человека благоразумным, хотя весьма помогает тем, кто благоразумен от рождения. Как ты можешь знать, две силы, соединенные вместе, становятся более могущественными и непоколебимыми, чем каждая из них по отдельности. Вот почему я бы сказала, что человек, который по природе благоразумен (что называется здравым смыслом), приобретая мудрость, заслуживает наивысшей похвалы за свою добродетель. Однако некоторые, как ты правильно говоришь, имеют одно, но лишены другого. Одно естественным образом даруется Господом, а второе приобретается посредством долгого учения, и тем не менее, обе эти добродетели — благо.

Однако многие предпочитают мудрости с толикой здравого смысла здравый смысл без больших познаний. По этому поводу могут звучать многие мнения, порождающие не меньшее число вопросов. Можно сказать, что лучше поступает тот, кто избирает наиболее ценное для общего блага. Знание отдельным человеком множества наук приносит больше блага всем, чем весь здравый смысл в мире, которым он может обладать, поскольку знание он распространяет. Здравый смысл не может существовать дольше, чем жизнь того, кто им обладает, и когда он умрет, здравый смысл умирает вместе с ним. А знания живут вечно благодаря тем, кто ими владеет; знания обеспечивают им известность и приносят пользу множеству людей, поскольку им можно научить других и сохранить в книгах для тех, кто родится в будущем. То, что знания не умирают вместе с людьми, я могу продемонстрировать на примере Аристотеля и других, завещавших свои знания миру: знания, накопленные ими, приносят людям больше пользы, чем невежественные суждения всех людей прошлого и настоящего, хотя многие королевства и империи успешно управлялись одним благоразумием. Но все это преходящее, и исчезает со временем, в то время как знание — вечно.

Но эти вопросы я оставлю без ответа, пусть другие пытаются их разгадать, поскольку они несущественны для строительства нашего града, а вернусь я к заданному тобой вопросу: свойственно ли женщине врожденное благоразумие? На этот вопрос я отвечу: „да“. Ты могла это понять, уже исходя из того, что я до этого говорила, или глядя на то, как женщины справляются с установленными для них обязанностями. Присмотрись внимательнее, и тебе станет ясно: ты обнаружишь, что в большинстве своем женщины усердны, заботливы и прилежны в ведении своего хозяйства и в прочих обязанностях, делают все, что в их силах, так что в некоторых случаях это даже раздражает их ленивых супругов. Им кажется, что жены слишком много заставляют их исполнять свои обязанности, они говорят, что жены хотят быть их хозяйками, хотят быть мудрее их и таким образом представляют злонамеренным то, что жены говорят из лучших побуждений. Об этих благоразумных женщинах сказано в послании Соломона, суть которого я изложу здесь, поскольку оно подходит к нашей теме».

XLIV. Послание Соломона или Книга притч

— Тот муж, что найдет жену себе сильную, то есть благоразумную, не будет иметь ни в чем недостатка[177]. Она будет иметь добрую славу повсюду, и супруг ее будет испытывать гордость за нее, поскольку во всякое время дарует она ему лишь благосостояние и процветание во всем. Она ищет и скупает шерсть, чтобы для нее и для прислуги всегда были дома занятия, умножающие богатства домовладельца. Она подобна торговому кораблю, который привозит товары и снабжает всех хлебом. Она награждает подарками тех, кто этого заслуживает, чтобы сделать их своими друзьями. В ее доме достаточно пищи даже для прислуги. Она спрашивает о цене владения прежде, чем купить его, благодаря своей дальновидности она сажает виноградник, который преумножает богатство ее дома. Она препоясывает силою чресла свои, чтобы проявлять непрестанную заботу обо всем, и ее руки укрепляются от той неустанной и полезной работы, которую она совершает. Поэтому свет ее трудов никогда не угаснет, насколько бы ни было темно. Она берется даже за тяжелую работу, но не игнорирует и женские обязанности, поскольку должна их выполнять. Она протягивает руку помощи нищим и нуждающимся. Ее заботами дом защищен от холодов и снега, и те, о ком она заботится, одеты в двойную одежду. Она шьет для себя одежду из шелка и пурпура, одевается в честь и почтение. Восседая с первыми из старейшин страны, ее супруг оказывается в почете. Она делает полотно из шерсти и льна на продажу, наряд ее — сила и слава, и благодаря этому ее радость будет вечной. Уста ее во все дни изливают слова мудрости, а кротость управляет ее языком. Она ведет точный счет запасам в своем доме и не ест хлеба праздности. Нравы ее детей свидетельствуют о том, кто их мать, поступки показывают их благую природу. Почитание, которое оказывают ее супругу — похвала и ее достижениям. Она наставница своим дочерям во всех их делах, хотя они уже и не дети. Она презирает ложную славу и тщеславную красоту. Такая жена, боящаяся Бога, будет прославлена, и Господь Наш воздаст ей плодами ее трудов, которые прославят ее повсюду.

XLV. О Гайе Цецилии

— В связи с тем, что говорит Послание Соломона о женском благоразумии, можно вспомнить о благородной царице Гайе Цецилии[178]. Эта женщина родилась в Риме или Тоскане и была женой римского царя по имени Тарквиний. Она проявляла большое благоразумие как в управлении, так и в делах добродетели. Ее стали почитать среди всех женщин за способность управлять своим хозяйством и снабжать его всем необходимым, также она была добродетельна, верна и добра. Царица, она могла не утруждать свои руки работой, но так жаждала преумножить благосостояние своего дома во всяком деле и так не хотела быть праздной, что сама трудилась на всяком поприще и так же заставляла трудиться женщин и девушек своей свиты и тех, кто ей прислуживал. Она изобрела способ прясть шерсть и делать всякого рода тонкие ткани и проводила свои дни за этим занятием, которое в то время считалось весьма уважаемым, поэтому ее прославляли, почитали и превозносили во всем мире. Чтобы почтить ее память, римляне, которые еще больше возвысились в своем могуществе после ее смерти, установили и сохранили такой обычай: на свадьбах их дочерей, когда невеста впервые входила в дом своего жениха, на вопрос, как ее зовут, она должна была ответить: «Гайя», так она давала понять, что хочет во всем следовать делам и свершениям этой женщины.

XLVI. О благоразумии и мудрости царицы Дидоны

— Благоразумие, как ты сама до того говорила, — это умение оценивать и предусматривать обстоятельства в делах, которые намереваешься довести до конца. Женщины способны быть проницательны даже в том, что касается великих деяний, и я тебе докажу это на примерах нескольких могущественных женщин, в первую очередь Дидоны[179]. Эта Дидона, которую изначально звали Элисса, проявила много мудрости и благоразумия в своих делах, как будет видно в дальнейшем. Она основала и построила в Африке город под названием Карфаген, сделавшись его госпожой и правительницей. То, каким образом она основала город и обрела свою страну, а также ею управляла, показали всем ее решительность, благородство и добродетельность — те свойства, без которых невозможно истинное благоразумие.

Эта женщина происходила от финикийцев, которые вышли из отдаленных частей Египта, поселились в сирийской земле, основали и построили множество великолепных городов и поселений. Среди этих людей был царь по имени Агенор, предок отца Дидоны, Бела. Отец Дидоны, царь Финикии, подчинил своей власти царство Кипр. У Бела был сын по имени Пигмалион и дочь Элисса, а больше детей не было. На смертном одре царь завещал своим приближенным оставаться верными его двум наследникам, любить и почитать их, заставив их поклясться в том. Когда он умер, они короновали его сына Пигмалиона и выдали замуж Элиссу, женщину невероятной красоты, за наиболее могущественного в той стране вельможу, второго после короля, которого звали Ахербом или Сихеем. Этот Сихей, согласно обычаю того народа, был верховным жрецом в храме Геркулеса, и был несказанно богат. Они с женой очень любили друг друга и жили счастливо. Но царь Пигмалион оказался человеком злонравным, жестоким и самым алчным из всех: сколько бы он ни имел, все равно жаждал больше богатств. Его сестра Элисса, хорошо знавшая о великой алчности брата и великом богатстве мужа, а также о великой славе, которую принесло ему его состояние, советовала Сихею опасаться царя и хранить свое имущество в потайном месте. Сихей прислушался к ее советам, но не смог уберечься от коварства царя. Случилось так, как и было предсказано: царь Пигмалион убил Сихея, чтобы завладеть его несметными сокровищами, и смерть эта погрузила Элиссу в такую скорбь, что она сама чуть не умерла от горя. Долгое время провела она, плача и стеная, беспредельно тоскуя о своем друге и господине, и проклинала коварного брата, виновного в его смерти. Но преступный царь, считая, что его обманули, поскольку он почти ничего не нашел из богатств Сихея, затаил обиду и на сестру, подозревая, что та спрятала все сокровища. Элисса, видя в какой великой опасности находится ее жизнь, вняла совету собственного благоразумия, решив покинуть свою родную страну и отправиться в путь. Обдумав свое положение, она набралась смелости, и, поразмыслив, что ей необходимо сделать, вооружилась стойкостью духа и непоколебимостью, чтобы воплотить задуманное. Поскольку женщина прекрасно знала, что царь не имеет любви ни у своих приближенных, ни у народа из-за бесчисленных жестокостей и злоупотреблений, она призвала к себе нескольких знатных людей, горожан и представителей простого народа. Заставив их поклясться, что они сохранят тайну, она красноречиво объяснила им свой план и так складно все изложила, что они согласились отправиться с ней и поклялись в послушании и верности.

Тогда Элисса приготовила спешно и втайне ото всех свой корабль и ночью отплыла, забрав с собой все свои великие сокровища и немалое число верных ей людей, приказав матросам торопиться. Женщина пошла на большую хитрость, поскольку знала, что как только ее брат узнает об отплытии, он отправится вслед за ней. Она втайне приказала наполнить ящики, огромные сундуки и большие мешки бесполезными и не имеющими никакой ценности вещами, чтобы они выглядели как ее богатства. Таким образом, она бы отдала эти сундуки и мешки тем, кого ее брат пошлет вслед за ней, они отпустят ее и более не будут мешать ее путешествию. Так и случилось: вскоре после отплытия большое количество людей царя приблизилось к кораблю, чтобы ее захватить. Но Элисса обратилась к ним с добрыми и мудрыми словами, сказав, что всего лишь отправилась в паломничество, если только они не хотят ей в том помешать. Поскольку она видела их неверие, то заявила, что хорошо понимает — царь не хочет ей навредить. Если же ее брат желает заполучить сокровища, она готова отдать их добровольно. Они же, зная, что царю сверх этого ничего не нужно, сказали ей, чтобы она, ничего не боясь, отдала им груз, поскольку это умилостивит царя и примирит их. Тогда женщина изобразила на своем лице грусть и как бы с неохотой позволила им перенести и погрузить на корабли все сундуки и мешки. Посланцы Пигмалиона, полагая, что выполнили свой долг и везут царю добрые вести, отплыли.

Царица, никак не выдавая себя, думала только о дальнейшем пути и о том, как быстрее его пройти. Они плыли дальше день и ночь, пока не прибыли на остров Кипр. Там они сделали остановку, чтобы пополнить запас провизии, и женщина вернулась на свой корабль после того, как принесла жертвы богам, а с собой увела жреца Юпитера и его семью. Еще до этого он предсказал, что однажды прибудет женщина из Финикии, из-за которой он покинет свою страну, чтобы отправиться вслед за ней. Итак, они отплыли, оставив позади остров Крит, и миновали Сицилию, а затем долго плыли вдоль берега Массалии[180], пока не прибыли в Африку, где и высадились. Жители того края тут же пришли, чтобы посмотреть на корабль и прибывших на нем. Увидев женщину и ее людей, они поняли, что те прибыли с миром, и принесли множество еды. Элисса беседовала с ними с большой учтивостью, говоря, что они прибыли в этот край, поскольку слышали о нем много хорошего, и хотели бы остаться здесь, если это придется по душе местным жителям. Те ответили, что это было бы им угодно. А царица, сделав вид, что не собирается строить большого поселения на чужеземных берегах, попросила у них продать ей часть побережья размером с воловью шкуру, чтобы она и ее люди могли построить себе обиталище. Согласие было получено, условия — оговорены, и было заключено соглашение. Тогда дама продемонстрировала свою мудрость и благоразумие: она приказала принести воловью шкуру и разрезать ее на полоски, настолько тонкие, какие только можно изготовить, затем связать их; потом она окружила ими берег как поясом, отрезав себе таким образом большую часть суши. Продающих поразил этот поступок и восхитили ум и хитрость Элиссы; так или иначе, они были вынуждены соблюсти условия соглашения.

Вот так царица получила землю в Африке. На этом отрезке земли нашли голову коня — этот знак, а также полет и крики птиц предвещали жителям будущего города, что его населят люди воинственные и доблестные в боевых делах. Тогда Элисса приказала повсюду искать работников и пустила в ход свои сокровища. Город был возведен удивительным, прекрасным, огромным и укрепленным, она назвала его Карфаген, а башню и крепость она назвала Бирса, что значит «воловья шкура».

Как только Элисса начала возводить свой город, то получила новости о том, что ее брат угрожает нападением ей и всем, кто отправился с ней, поскольку она посмеялась над ним и лишила его богатств. Но она ответила посланникам, что сокровище было в сохранности и отдано для передачи ее брату, и что возможно те, кто его доставлял, украли и подменили его бесполезным хламом, или, возможно, из-за того греха, который совершил царь, убив ее мужа, боги не хотят, чтобы он мог обогатиться сокровищами ее супруга, и потому они превратили эти богатства в ничто. Что же касалось его угроз, то она надеялась на защиту божественных сил. Царица созвала всех, кто последовал за ней, и сообщила им, что не желает, чтобы кто-то оставался с ней против собственной воли или из страха, а также не хочет, чтобы кто-либо из-за нее пострадал, поэтому, если кто-то, или даже все они решат вернуться, — она заплатит им за работу и отпустит. Но все ответили в один голос, что будут жить и умрут только с ней и не оставят ее ни на мгновение.

Когда посланники отплыли, Элисса поспешила завершить постройку своего города. Как только строительство было закончено, она установила законы и постановления, чтобы народ жил по закону и справедливости. Таким благородством и благоразумием отличалось ее правление, что слава о ней разнеслась по всем странам, и повсюду говорили все только о ней. Не только за ее великие достоинства, но и за храбрость и благоразумное управление своим царством люди стали называть ее Дидоной, что значит на латинском virago, «та, которая имеет доблесть и мощь мужчины». Прожила она славную и долгую жизнь, но, как часто бывает, Фортуна завистлива к тем, кто процветает, и потому решила обратиться против Дидоны, приготовив для нее горький напиток, о чем я расскажу тебе в дальнейшем.

XLVII. Об Опс, царице Крита

— Опис или Опс, которую называли богиней и матерью богов, в древние времена славилась своим благоразумием[181]. В древних мифах говорится, что благодаря ее благоразумию и решительности она знала, как поступать и в годы благополучия, и во время невзгод. Она была дочерью Урана, могущественного человека в Греции, и его жены Весты. Мир все еще был жестоким и невежественным в то время, таковым был и ее супруг Сатурн, царь Крита, который также приходился ей братом. Этому царю Крита пришло видение, что его жена должна родить сына, который его убьет, и, чтобы избежать такой судьбы, он приказал убивать всех сыновей, которых родит царица. Но эта женщина была столь умна, что благодаря своей мудрости и хитрости она спасла от смерти трех своих сыновей, а именно Юпитера, Нептуна и Плутона. После этого ее очень почитали и восхваляли за благоразумие и мудрость, а за те славу и уважение во всем мире, которые имели в те времена ее сыновья, невежественный народ назвал ее богиней и матерью богов. Ведь ее сыновья в годы своего правления считались богами за то, что были во всем мудрее других людей, подобных диким зверям. Люди посвятили этой женщине храм и приносили в нем ей жертвы, и это невежественное верование просуществовало очень долго, и даже во времена процветания Рима заблуждение было живо, и эта богиня оставалась весьма известна.

XLVIII. О Лавинии, дочери царя Латина

— Лавиния, царица латинян, также прославилась благодаря своему благоразумию[182]. Эта благородная женщина происходила от того самого Сатурна, царя Крита, о котором говорилось до этого, и была дочерью царя Латина, а затем стала супругой Энея. Прежде чем она вышла замуж за него, ее обещали Турну, правителю рутулов, но ее отец, который получил предсказание от богов, что она должна быть отдана князю Трои, все время откладывал свадьбу, несмотря на то, что царица, его жена, настаивала на ней. Когда Эней прибыл в Италию, то попросил разрешения у царя Латина высадиться на его земле, однако царь не просто дал ему разрешение, но и предложил вступить в брак со своей дочерью Лавинией. По этой причине Турн объявил Энею войну, в которой пали множество мужчин, погиб и сам Турн. Эней одержал победу и взял в жены Лавинию, которая родила ему сына, но был убит прежде, чем его сын появился на свет. Когда его жена готовилась родить ребенка, ее охватил большой страх, поскольку у Энея был сын от другой женщины, которого звали Асканий[183], и она боялась, что тот убьет ее ребенка, чтобы самому стать правителем. Лавиния бежала в лес и родила там ребенка, которого назвала Юлий Сильвий[184]. Эта женщина не пожелала более выходить замуж, во время своего вдовства отличалась необычайным благоразумием и сохранила царство благодаря великой мудрости. Ее пасынок необычайно полюбил ее, так что не желал более причинить зло ей или своему брату, а позже он основал город Альба[185], куда удалился и прожил там остаток жизни. Лавиния вместе со своим сыном мудро управляла царством, пока наследник не достиг совершеннолетия. От ее сына произошли Рем и Ромул, основавшие Рим, и все великие римские правители, правившие в позднейшие века.

Что могу я еще тебе сказать, милое дитя? Мне кажется, я привела достаточно аргументов в пользу своей мысли, а именно продемонстрировала посредством разумных доводов и примеров, что Господь никогда не порицал и не порицает как женский пол, так и мужской, как ты могла ясно видеть из моего рассказа. Это станет еще очевиднее и яснее после разъяснений моих двух сестер в дальнейшем. Как мне кажется, я сделала достаточно, защитив тебя стенами, укрывающими Град женский, которые возведены и облицованы. Пусть выйдут вперед мои сестры, и благодаря их советам и помощи ты закончишь эту постройку.

Здесь заканчивается первая часть «Книги о Граде женском».