Книга о Граде женском

XLIX. Здесь начинается вторая часть этой книги, повествующая, каким образом были построены жилища и здания внутри Града женского и как он был заселен

После того, как дама Разум закончила свою речь, ко мне приблизилась вторая, по имени Праведность, и сказала: «Дорогая подруга, мне не хотелось бы уклоняться от выполнения своих обязанностей, которые заключаются в том, чтобы возвести с твоей помощью постройки и дома внутри ограды и стен, сестрою моею, дамой Разум, уже возведенными во Граде женском. Бери же свои орудия и иди со мной! Иди сюда, разведи строительный раствор в чернильнице своей и крепкую кладку возводи своим закаленным пером, ибо предоставлю я тебе материал и очень скоро, с Божьей помощью, мы возведем величественные королевские дворцы и благородные жилища для почтеннейших славнейших женщин, которые поселятся и будут проживать в этом граде ныне, присно и во веки веков».

Тогда я, Кристина, услышав слова этой почтенной дамы, так отвечала ей: «Благороднейшая госпожа, я готова. Приказывайте, ведь моя воля — подчиняться вам». А дама на это отвечала мне так: «Смотри, любезная подруга, на эти прекрасные сияющие камни, более драгоценные, чем те, которые я разыскала для тебя и приготовила, чтобы использовать при кладке. Разве теряла я время, пока ты проворно трудилась с дамой Разум? Делай же ровную кладку, ориентируясь на линию, которую я начертала для тебя.

Среди женщин высокого достоинства, самые почтенные — мудрые сивиллы[186], богатые знаниями. Самые уважаемые авторы указывают, что их было десять, хотя некоторые насчитывают только девять. О, моя дорогая подруга, подумай, был ли когда-нибудь хоть один пророк, которого Господь так любил и удостоил больших почестей, чем тех благородных дам, о которых я тебе говорю? Не вложил ли Он в них святой пророческий дар, такой великий и значительный, что все, что они говорили, казалось не предсказанием будущего, но хроникой, верно, точно и четко описывающей все произошедшее и случившееся? Даже пришествие Иисуса Христа, которое произошло спустя много веков, они возвещали так ясно и преждевременно, как никто из пророков, что достоверно известно. Всю свою жизнь эти женщины оставались целомудренны и избегали любого осквернения. Всех их называли „сивиллами“, но не следует думать, что это их настоящее имя. Под „сивиллой“ должно понимать „ту, которой открыт замысел Бога“. Им было дано такое имя, поскольку их пророчества были столь удивительны, что, казалось, эти изречения могли исходить исключительно от замысла Господа. Поэтому их и называли по их деятельности, а не по личным именам. Они рождались в разных краях земли и в разные эпохи, и не раз каждая из них предсказывала события, которые должны произойти в будущем. В частности, они очень ясно предвидели пришествие Христа, как было сказано, несмотря на то что все они были язычницами и не принадлежали к иудейской вере.

Первая была родом из Персии, потому ее называли Персидской. Вторая была родом из Ливии, и потому называлась Ливийской. Третья родилась в храме Аполлона в Дельфах, по этой причине получила имя Дельфийской. Задолго до разрушения Трои она предсказывала это событие, и Овидий посвятил ей несколько стихов в своей книге[187]. Четвертая была из Италии и звалась Киммерийской. Пятая была рождена в Вавилоне и звалась Эрифрейской. Именно она, отвечая на вопрос греков, предсказала, что Троя и могущественнейшая крепость Илиона будут разрушены ими и что Гомер сочинит об этом ложное повествование[188]. Она была названа Эрифрейской, поскольку жила на этом острове и именно там были найдены ее книги[189]. Шестая была с острова Самос и называлась Самосской. Седьмая звалась сивиллой Кумской, она была родом из Италии, из города Кумы, в регионе Кампании. Восьмая звалась Гелеспонтской, поскольку родилась в Геллеспонте, на троянской равнине, она была знаменита во времена благородных авторов Солона и Кира. Девятая была из Фригии и поэтому названа сивиллой Фригийской. Она заранее объявила о падении многих государств и также ясно предсказала пришествие ложного пророка Антихриста. Десятая, Тибуртинская сивилла, также носила имя Альбунея. Она славилась своими пророчествами и очень ясно предсказала приход Иисуса Христа. Будучи язычницами по рождению и по происхождению, все сивиллы осуждали языческую религию и порицали тех, кто поклонялся многим богам, говоря, что Бог един и что идолы пусты и тщетны».

L. Здесь рассказывается о сивилле Эрифрейской[190]

— Следует знать, что среди сивилл Эрифрейская была самой мудрой, именно ей Господь даровал удивительную и уникальную способность: в своих пророчествах она так ясно описывала многочисленные события, которые должны были произойти, что, казалось, это было скорее Евангелие, нежели пророчества. По просьбе греков она настолько ясно описала в своих стихах их заботы, битвы и разрушение Трои, что, когда произошли эти события, они уже не казались более правдивыми, чем слова сивиллы. Таким же образом, она за долгие годы кратко и достоверно описала Римскую империю, могущество римлян и все, что произойдет в империи, и ее слова более походили на хронику прошедших событий, чем на пророчества о будущем.

Она сказала еще нечто великое и изумительное — ясно предвидела и предсказала таинство силы Господа, которое пророки могли описывать лишь посредством аллегорий и завуалированных метафор[191], то есть великое таинство воплощения Иисуса Христа от Святого Духа в Деве Марии, как написано в книге: «Jhesus Crytos Ceuy Yos Sother»[192], что означает «Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель». Она также предсказала Его жизнь и деяния, предательство, пленение, поругание, смерть и воскресение, Его победу и вознесение, сошествие Святого Духа к апостолам, Его пришествие в Судный день, и все это с такой точностью, что, казалось, она говорила о таинствах христианской веры, а не о будущих событиях.

О Судном дне она говорила так: «В этот страшный день, в знак суда, земля истечет кровью. Придет с небес Царь, который будет судить всех. Все смогут его лицезреть, праведники и грешники; все души тела свои обретут и каждому воздастся по заслугам его. Отринуты будут блага мирские и ложные идолы. Разгорится огонь и все живое испепелит. Раздадутся плач и стон и от страха людского будет слышен скрежет зубов. Солнце, звезды и луна померкнут, горы сравняются с долинами, море, земля и все творение сравняются. Труба небесная воззовет род человеческий на суд. Будет великий ужас, и каждый будет оплакивать безумие свое. Мир будет сотворен заново. Цари, князья и все народы предстанут пред Судьей, который воздаст каждому по заслугам. Молния, сошедшая с небес, обрушится на ад».

Все события описаны были в этих двадцати семи стихах, сочиненных сивиллой[193]. Именно поэтому, как писал Боккаччо, а другие мудрые авторы по этому вопросу были с ним солидарны, эта сивилла была любима Господом и заслужила такой почет, какой не имела ни одна другая женщина, за исключением блаженных святых жен в раю. Она всю жизнь хранила целомудрие и отличалась особой чистотой, ведь такая прозорливость и глубокое знание о грядущих событиях не могли найти исток в сердце развратном и порочном.

LI. О сивилле Альметее[194]

— Сивилла Альметея, как сказано в книгах, родилась в регионе Кампания, что близ Рима. Она также была удостоена пророческим даром. Некоторые хроники повествуют о том, что она родилась во время разрушения Трои и дожила до правления Тарквиния Гордого. Кто-то называл ее Деифилия. Эта женщина дожила до весьма почтенного возраста и всю жизнь хранила непорочность. Она была столь умна, что некоторые поэты почитали ее как любимицу Феба, которого называли богом мудрости. Благодаря дару Феба она приобрела столько премудрости и прожила столь долгую жизнь. Ее непорочность и чистота сделали ее любимицей бога, которого считали солнцем мудрости, и он одарил ее пророческим прозрением, благодаря чему она предсказывала и записывала многие события будущего. Также писали о ней, что, когда она поселилась на берегу в городе Байи, около Адского озера[195], на нее снизошло благородное и чудесное божественное озарение, которое записано рифмованными стихами и запечатлело ее имя. Это произведение очень древнее, но все, кто обращались к этому стиху, даже долгое время спустя оставались очарованы величием и достоинством этой женщины. Согласно некоторым сказаниям, она сопровождала Энея в подземный мир и вывела его обратно[196].

Альметея отправилась в Рим и преподнесла девять книг царю Тарквинию[197], желая их продать. Но поскольку он отказался заплатить за книги назначенную цену, три она сожгла в его присутствии. На следующий день она запросила за шесть оставшихся ту же цену, какую просила днем ранее за девять, утверждая, что, если ей не заплатят, то она тотчас же сожжет еще три книги, а оставшиеся три — на следующий день. Тогда царь Тарквиний заплатил цену, которую изначально она просила за девять книг. Те книги сохранили; в них были записаны все великие события грядущего, которые ждали римлян. Поэтому книги очень бережно хранили в сокровищнице императоров, чтобы в нужное время можно было обратиться к ним и получить совет, как от божественного оракула.

Прими все это во внимание, любезная подруга, и посмотри, какую милость даровал Господь одной женщине, что умела давать советы и предсказывать императору не только те события, которые произойдут при его жизни, но и те, что произойдут впоследствии в Римской империи. Потому ответь, пожалуйста, был ли когда-нибудь мужчина, который мог такое совершить? А ты совсем недавно безрассудно сокрушалась о принадлежности к одному и тому же полу с сивиллами, думая, что Бог лишь порицает их! Даже Вергилий в своей книге посвятил стихи этой сивилле[198]. Она закончила свои дни на Сицилии, где долгое время показывали ее могилу.

LII. О нескольких прорицательницах

— Эти десять женщин не были единственными, кто получил от Бога особенный пророческий дар. Напротив, таких женщин было очень много, во всех религиях, которые только можно исповедовать. Если поищешь среди тех, кто принадлежал к иудейской вере, найдешь многих, например, Девору[199], пророчицу времен судей Израиля. Именно благодаря Деворе и ее уму богоизбранный народ освободился от рабства, в которое был повергнут на двадцать лет царем Ханааном. Разве не была также пророчицей и блаженная Елизавета, двоюродная сестра Богородицы, когда сказала пришедшей к ней славной Деве: «Как случилось, что ко мне пришла Богоматерь?». Ведь если бы она не обладала пророческим даром, то не могла знать, что зачала Мария от Святого Духа.

Также и Анна, добрая еврейская женщина, которая зажигала лампады во Храме, обладала пророческим даром, подобно пророку Симеону, которому Богоматерь представила Иисуса Христа у алтаря Храма на Сретение. Святой пророк знал, что перед ним — Спаситель мира, когда принял на руки Его и изрек: «Nunc dimittis»[200]. Но и Анна, добрая женщина, исполнявшая свое служение во Храме, как только узрела Деву с младенцем на руках, сердцем поняла, что перед ней Спаситель. Она преклонила колени и поклонилась Ему, громко воскликнув, что Он пришел спасти мир.

Ты найдешь и многих других пророчиц, если внимательно изучишь иудейскую веру, а что касается христианской религии, то их число там практически бесконечно, особенно среди святых. Однако их мы учитывать не будем, ведь можно сказать, что Господь даровал им особые привилегии. Но пойдем дальше и поговорим еще о язычницах.

В Священном Писании[201] упоминается царица Савская, обладавшая превосходным умом. Когда она услышала о премудрости Соломона, который прославлен был на весь мир, то захотела его увидеть. Поэтому она покинула свою далекую страну на Востоке, проехала на лошади через всю Эфиопию и Египет, прошла вдоль берегов Красного моря, пересекла обширные пустыни Аравии. В сопровождении изысканной и почтенной процессии князей, вельмож, воинов и благородных женщин, она прибыла в город Иерусалим, привезя с собой бесчисленные драгоценности и сокровища, чтобы встретить там мудрого царя Соломона и проверить, правда ли то, что говорят о нем. Соломон принял ее с подобающими великими почестями; долгое время она жила подле него, испытывая его мудрость в самых разных областях. Она задавала ему много вопросов, предлагала различные непонятные и неясные загадки. На них он отвечал столь развернуто и подробно, что царица объявила: в великой мудрости Соломона нет ничего от человека, она есть не что иное, как особый Божий дар. Эта женщина преподнесла царю великое множество ценных подарков, среди прочего растения — кустарники, из которых производили настойки и бальзамы. Царь приказал посадить их вокруг озера, называемого Мертвым, и с большой заботой ухаживать за ними. Сам же царь подарил ей множество ценных украшений.

В некоторых книгах, повествующих об этой женщине и ее пророческом даре[202], сказано, что, когда она была в Иерусалиме, Соломон привел ее посмотреть на величие Храма, построенного по его приказу. Она увидела длинную доску, переброшенную над болотом, полным ила, которую использовали в качестве мостика для перехода над канавой. Тут остановилась царица, взглянула на доску и, поклонившись ей, изрекла: «Эту доску сейчас все с пренебрежением попирают, однако придет время, и будут это древко почитать больше всех других на земле. Она будет украшена драгоценными каменьями и храниться в царских сокровищницах. Ведь на ней умрет тот, благодаря которому будет уничтожена иудейская вера». Евреи не пренебрегли ее словами, напротив, они забрали доску и закопали в таком месте, в котором, как они думали, ее никто никогда не найдет. Но все, что Бог хочет сохранить, хорошо сохраняется. Евреи не смогли так хорошо ее спрятать, чтобы ее не нашли во время Страстей Господа Нашего Иисуса Христа. Говорят, что именно из той доски был сделан крест, на котором Спаситель наш Иисус Христос принял страдания и смертную муку. Так исполнилось пророчество этой дамы.

LIII. Еще о Никострате, Кассандре и королеве Базине

— Никострата[203], о которой речь шла выше, также была пророчицей. Как только она перешла реку Тибр со своим сыном Эвандром, упомянутым во многих историях, она взошла на холм Палатин и предсказала, что на том холме будет воздвигнут самый знаменитый из всех городов, когда бы то ни было существовавших и существующих, и что его правитель будет властвовать над всеми правителями мира сего. Желая быть первой, кто заложит камень, она приказала воздвигнуть на нем укрепленную крепость, о чем мы уже говорили выше. Именно на том холме впоследствии был основан город Рим.

Точно так же, разве не была пророчицей Кассандра[204], благородная троянская девушка, дочь царя Приама и сестра отважного Гектора, такая образованная, что изучила все науки? Эта девушка не хотела брать в мужья ни одного мужчину, каким бы великим правителем он ни был, и ей было известно все, что произойдет с троянцами. Поэтому она глубоко скорбела. Чем больше она видела, как Троя процветает и растет ее могущество, еще до начала войны между троянцами и греками, тем больше плакала Кассандра, сетовала и скорбела. Видя благородство и могущество города, великую славу своих братьев, благородного Гектора и его величие, она не могла молчать о бедах, которые ждали их. Когда она видела, как началась война, ее мука только умножилась, не переставая рыдала она, стенала и умоляла братьев и отца заключить с греками мир, предупреждая, что в противном случае война уничтожит их. Но они не прислушались к ее словам и не поверили ей. Слезы ее не прекращались, она продолжала справедливо горевать и рыдать о грядущем поражении и разрушении, и не могла остановиться, за что ее не раз били отец и братья. Они говорили, что Кассандра безумна. И все же она не замолкала и даже если бы ей суждено было умереть, не перестала бы говорить без устали. Тогда им пришлось для своего спокойствия закрыть ее одну в отдаленной комнате, чтобы ее крики не стояли в ушах. Однако лучше бы они убили ее, ведь все, что она предсказывала, исполнилось. В конце они раскаялись, но было слишком поздно.

Удивительное пророчество изрекла и королева Базина[205], которая, как сказано в хрониках, до замужества с Хильдериком, четвертым королем Франции, была женой короля Тюрингии. История повествует, что в первую брачную ночь с королем Хильдериком Базина сказала ему, что, если останется в эту ночь непорочной, ему явится чудесное видение. После этого она велела ему тотчас же пойти за порог комнаты и запомнить все, что он увидит. Король Хильдерик вышел из комнаты и ему показалось, что он видит больших животных: единорогов, леопардов и львов, заходящих во дворец и покидающих его. В ужасе он вернулся к королеве и спросил, что означало видение. Она отвечала ему, что скажет об этом с утра и он должен не бояться, а немедленно вернуться за порог, что он и сделал. В этот раз он увидел больших медведей и огромных волков, собирающихся напасть друг на друга. Королева отослала его и в третий раз, и Хильдерик увидел собак и других мелких животных, пожирающих друг друга. Охваченный страхом, король не понимал, что все это могло означать. Тогда королева сказала ему, что видения, в которых явились дикие животные, предвещали явление разных поколений их наследников, принцев, которые будут править Францией: природа зверей и их жестокость отражали нравы и деяния будущих королей. Таким образом, любезная подруга, ты можешь видеть, как наш Господь раскрывал миру тайны благодаря женщинам.

LIV. Об Антонии[206], которая стала императрицей

— Ни для кого не секрет, что Господь открыл Юстиниану, что тот впоследствии станет императором Константинополя, посредством видения женщины. Юстиниан был хранителем сокровищ и казны императора Юстина. Однажды он захотел весело провести время с возлюбленной, которую звали Антония. Вместе они прогуливались по полям; когда наступил полдень, Юстиниану захотелось отдохнуть. Он лег под дерево, чтобы поспать, а голову положил на колени подруги. Как только он уснул, Антония увидела большого орла, кружащего над ними, заботясь о том, чтобы защищать своими крыльями лицо Юстиниана от солнечного зноя. Антония догадалась, что это значит, и, когда Юстиниан проснулся, обратилась к нему со следующими словами: «Прекрасный любезный друг, я любила вас столь сильно, и всегда буду любить, как прекрасно известно вам, владеющему моим телом и душой. У любезного друга нет ни малейшей причины в чем бы то ни было отказывать своей подруге. А потому прошу вас подарить мне, в обмен на мою невинность и любовь, что-то, что очень важно для меня, но вам покажется чем-то незначительным». Юстиниан отвечал подруге, чтобы она без страха просила его о чем угодно, и он достанет для нее любую вещь, которую только сможет. «Тогда, — сказала Антония, — обещайте мне, что, когда вы станете императором, вы не позабудете Антонию, свою бедную подругу, и что она станет, соединившись узами брака, вашей супругой на благо империи. Обещайте мне это тотчас же, молю вас». Когда Юстиниан услыхал речи девушки, то принялся смеяться, поскольку думал, что она шутит: стать императором он считал невозможным. Однако он пообещал, что возьмет Антонию в жены, как только станет императором, и всеми богами поклялся ей. Она поблагодарила его и в качестве залога надела ему на палец свое кольцо, а он ей — свое. После этого она объявила ему: «Юстиниан, с уверенностью заявляю тебе, что уже скоро ты станешь императором». На этом они расстались.

Через некоторое время, когда император Юстин собрал армию для войны с персами, он заболел и умер. Вельможи и князья собрались, чтобы избрать нового императора, но не могли прийти к согласию из-за старых обид, поэтому решили избрать Юстиниана. Долго не думая, он отправился в поход на персов с большой армией, напал на них, выиграл битву, взял в плен царя персов, и тем снискал большой почет.

Когда он вернулся во дворец, его подруга Антония, о которой Юстиниан и думать забыл, хитростью вошла в зал, где он, окруженный знатными людьми, восседал на троне. Встав перед ним на колени, она представилась молодой девушкой, и стала просить вступиться за ее права перед молодым человеком, который был с ней обручен и обменялся с ней кольцами. Император отвечал, что если дело обстояло именно так, и кто-то действительно обещал взять ее в жены, то решение он вынесет в ее пользу, при условии, что она докажет свои слова. Тогда Антония сняла кольцо и сказала ему: «Благородный император, это кольцо послужит мне доказательством. Посмотри, узнаешь ли ты его». Тогда император понял, что его поймали на собственном слове. Но он решил сдержать свое обещание, велел отвести Антонию в свои покои, одеть в подобающие богатые одеяния, и взял ее в жены.

LV. Кристина обращается к даме Праведность

— Госпожа, теперь, когда я слышу и ясно вижу правоту женщин, мне следует признать, что их обвинители заблуждаются. Но еще я хочу рассказать об одной привычке, очень распространенной среди мужчин и даже некоторых женщин. Когда женщина рожает девочку, их мужья часто очень недовольны и жалуются, что жены произвели на свет ребенка не того пола. А глупые жены, которые должны испытывать великую радость и благодарность, что после родов находятся в добром здравии, также недовольны, как и их мужья. Почему они расстраиваются, госпожа? Разве девочки приносят больший вред своим родителям? Или же дочери к родителям питают меньше любви, чем сыновья, меньше заботятся о них?

Дама отвечала мне так: «Дорогая подруга, поскольку ты спрашиваешь меня о причине, то с уверенностью отвечу тебе: все это происходит из-за наивности и невежества. Истинная причина родительского недовольства — мысль о будущем замужестве дочери и тратах на него. Другие переживают еще и об поджидающих их опасностях, ведь юных и невинных дочерей так легко обмануть и ввести в заблуждение дурным советом. Однако все эти причины и гроша ломаного не стоят. Что же касается страха того, что девушки совершат какую-нибудь глупость, то следует всего лишь разумно воспитывать их, когда они маленькие, и учить, как вести себя честно и со здравомыслием, ведь если мать ведет распущенную жизнь, это становится плохим примером для дочери. Также важно защищать ее от плохой компании, следить за ней и растить ее в страхе, поскольку дисциплина, в которой мы воспитываем детей и молодых людей, готовит их к достойному поведению в течение всей жизни.

Точно так же и в отношении трат, я думаю, что если родители посчитают, во сколько обходится им воспитание и содержание сыновей, будь то траты на образование, обучение или введение в профессию, не говоря о дополнительных тратах на дурные компании и разные безрассудства, независимо от того, имеют ли они высокое, среднее или скромное положение, то выйдет, что они заблуждаются, считая, что мальчики выгоднее девочек. А если принять во внимание множество забот и хлопот, которые причиняют сыновья своим матерям и отцам, вступая в ссоры и споры, когда ведут распущенную жизнь — и все это за счет родителей и им во вред! Я думаю, что более обоснованно было бы потратить эти деньги на дочерей. Посмотри — сколько ты найдешь сыновей, которые заботились бы о своих престарелых матерях и отцах с подобающей нежностью и смирением? Такие, конечно, встречаются, но редко. Однако часто бывает, что отец с матерью заботятся о своих сыновьях, как о богах, и те, вырастая, богатеют и процветают благодаря усилиям своих родителей, давших им образование или ремесло, а то и волей судьбы, и если из-за неудачи старый отец разоряется, такие сыновья презирают его, и смущаются или стыдятся при его виде. Если же отец сохранил свои богатства, они желают ему смерти, чтобы побыстрее завладеть наследством. О, Бог видит, сколько сыновей богатых сеньоров желают смерти своим отцам. Петрарка прав в своей книге[207]: „Безумен тот, кто хочет иметь детей! Не будет у тебя злейших врагов, ведь, если ты беден, то они устанут от тебя и будут желать смерти твоей, чтобы скорее отделаться от тебя. Если же ты богат, они не меньше будут желать твоей смерти, чтобы получить твои богатства“. Я ни в коем случае не хочу сказать, что все сыновья такие, однако их много. А если они женятся, то одному Богу известно, куда их заводит алчность, подталкивая все больше и больше вытягивать деньги у отцов и матерей, до такой степени, что их нисколько не заботит, умрут ли эти бедные старики от голода, лишь бы у них, сыновей, все было! Ах! Что за потомки! Если их матери становятся вдовами, то вместо поддержки и утешения в старости, они, кто так холил и лелеял своих сыновей, получают в ответ черную неблагодарность. Ведь таким плохим детям кажется, что все им должны, а если они не получают всего, что хотят иметь, то не преминут высказать своим родителям всякого рода гадости. Одному Богу известно, есть ли в том хотя бы толика уважения! Хуже того, есть и такие дети, которые не гнушаются на своих родителей подать иск и выступить против них в суде. Именно так вознаграждаются многие родители за то, что посвятили всю свою жизнь накоплениям для будущего своих детей. Таким образом поступают много сыновей, возможно, и дочерей, но, если подумать, я полагаю, что среди недостойных детей больше сыновей. Напротив, среди хороших детей мы скорее видим больше дочерей, которые сопровождают своих родителей и служат им опорой. Дочери чаще навещают своих родителей, утешают, заботятся о них в болезни и старости. Причина тому — сыновья часто отправляются в путешествия по миру. Дочери же более спокойны и остаются при родителях своих, как можешь видеть ты и на собственном примере. Братья твои, какими бы человечными они ни были, как бы ни любили своих родителей и как бы ни были с ними добры, разъехались по миру, и ты осталась одна со своей доброй матерью, чтобы поддерживать ее и быть единственным утешением ее в старости. Поэтому, в завершение, говорю тебе, что поистине глупы те, кто сердится и расстраивается при рождении дочери. Поскольку ты навела меня на эту тему, то хочу рассказать тебе о некоторых женщинах, упомянутых, в частности, у древних, которые проявляли большую нежность и великую любовь к своим родителям».

LVI. Здесь начинается разговор о дочерях, которые любят своих родителей, в первую очередь о Дрипетине[208]

— Дрипетина, царица Лаодикеи, питала великую любовь к своему отцу, великому царю Митридату, и следовала за ним во всех военных кампаниях. Она была очень некрасива, поскольку имела два ряда зубов — чудовищная вещь. Но любовь ее к отцу была так сильна, что она никогда его не покидала, ни в горе, ни в радости. Будучи царицей и единственной правительницей огромного царства, она могла жить в свое удовольствие и спокойно править дома. Однако она странствовала со своим отцом, разделяя его горести и труды, где бы он ни вел войну. Даже когда Митридат был побежден великим Помпеем, Дрипетина не оставила его, но заботилась о нем с величайшей заботой и рвением.

LVII. О Гипсипиле[209]

— Гипсипила рисковала жизнью, чтобы спасти своего отца Тоаса, царя Лемноса. Жители царства разгневались на него и, полные ярости, ворвались во дворец, чтобы его убить. Гипсипила быстро спрятала его в одном из своих сундуков, а потом выбежала из дворца, чтобы успокоить народ. Но это не помогло. Они повсюду искали царя, но не смогли найти. Тогда они направили на Гипсипилу мечи и угрожали ей смертью, если не выдаст отца. Кроме того, они пообещали в обмен на помощь сделать ее саму царицей и подчиняться ей. Но эта благородная и смелая девушка, поставив жизнь своего отца выше царской власти, не дрогнула перед угрозами и смело им отвечала, что, скорее всего, он бежал из дворца задолго до их прихода. Поскольку они не смогли нигде его найти, а она говорила с огромной уверенностью, они поверили ей и нарекли царицей. Какое-то время она мирно правила ими. Однако, опасаясь быть обличенной из злобы или зависти, она ночью посадила отца на корабль и, снабдив большими богатствами, отправила по морю в тихое и спокойное место. Но когда все это раскрылось из-за неверных граждан, то они изгнали свою царицу Гипсипилу. Они хотели даже убить ее, но некоторых из них растрогало великое благородство ее сердца и заставило проявить сострадание.

LVIII. О деве Клавдии[210]

— Какую великую любовь дева Клавдия выказала своему отцу, когда он вернулся победителем в Рим! Благодаря его деяниям и победам римляне оказали ему большую честь, которую они называли «триумфом», то есть провели великую церемонию, которой удостаивались только великие полководцы, когда возвращались с победой после военного подвига. Однако, на отца Клавдии, очень храброго военачальника, во время триумфального приема напал ненавидевший его римский чиновник. Его дочь Клавдия служила богине Весте (в наше время она бы состояла в монастыре монахиней) и вместе с другими женщинами-весталками, по обычаю того времени, шла в процессии навстречу военачальнику. Когда она услышала шум и узнала, что на отца ее напали враги, то из-за великой любви, которую она испытывала к своему отцу, отбросила все приличия и честь, которые полагалось соблюдать деве-весталке, и, без страха и сомнений, выпрыгнула из повозки, где находилась с другими весталками, пробралась сквозь толпу и смело выбежала против копий и мечей, угрожающих ее отцу. Она буквально схватила за горло врага, стоявшего ближе всех к ее отцу, и принялась изо всех сил защищать своего отца ото всех. Вскоре вся большая толпа рассеялась. Храбрые римляне, у которых был обычай уважать всех совершивших благородные деяния, высоко чтили эту девушку и долго восхваляли Клавдию за ее подвиг.

LIX. О женщине, кормившей грудью свою мать в заключении

— Схожим образом безмерную любовь по отношению к своей матери испытывала и другая римлянка, о которой повествуют книги историков[211]. Случилось так, что ее мать за некое преступление была приговорена умереть в заключении, и никому не было позволено давать ей пить или есть. Ее дочь, движимая великой любовью и преисполненная скорби о ее заточении, просила тех, кто сторожил тюрьму, об особой милости посещать мать каждый день, покуда она жива, чтобы утешать и успокаивать ее. Говоря кратко, она рыдала и молила так сильно, что стражи темницы сжалились над ней и разрешили посещать мать в любой день. Однако прежде чем допустить ее внутрь, они ее тщательно обыскивали, чтобы она не пронесла какую-нибудь пищу. Поскольку эти посещения продолжались много дней, тюремщикам стало понятно, что невозможно столько дней женщине в заключении выживать без еды. Учитывая, что она все еще была жива, а посещала ее только дочь, которую предельно тщательно обыскивали перед входом в узилище, стражи были поражены и задавались вопросом, как такое может быть. Однажды они подсмотрели за матерью и дочерью и увидели, как эта несчастная девушка, недавно родившая ребенка, дает грудь своей матери, чтобы та высасывала молоко прямо из сосков. Так дочь возвратила престарелой матери то, что забрала во младенчестве. Такое непреклонное усердие и безмерная любовь дочери к своей матери вызвали огромное сострадание у тюремщиков, и они рассказали о том судьям, которые тоже преисполнились сочувствия, освободили мать и вернули ее обратно дочери.

Еще говоря о любви дочери к отцу, можно вспомнить о премудрой и добродетельной Гризельде, позже ставшей маркизой Салуццо. Чуть позже я расскажу тебе о ее великой добродетели, стойкости и непоколебимости[212]. О! Какая великая любовь, вдохновленная ее нравом, преданным и кротким, сподвигла ее так старательно, кротко и беспрекословно служить своему бедному отцу Джьяннуколе, старому и больному! В расцвете своей юности, невинная и чистая, она ухаживала за ним и усердно ему служила. Трудом своих рук она едва зарабатывала на их нищую жизнь. О! Какое счастье, что рождаются такие дочери, заботливые и любящие своих отцов и матерей! Пусть они исполняют свой долг, но приобретают великое сокровище для души и заслуживают великую похвалу. Такого же достойны и похожие на них сыновья.

Что ты хочешь, чтобы я тебе еще рассказала? Без числа я тебе могу привести схожих примеров, но пока довольно.

LX. Дама Праведность говорит, что закончила строительство города и теперь время наполнить его жителями

— Теперь мне кажется, дражайшая подруга, что возведение нашего Града женского весьма продвинулось, вдоль широких улиц высятся дома, королевские дворцы выстроены на славу, донжоны и оборонительные башни настолько неприступны и высоки, что их можно увидеть издалека. Так что хорошо было бы теперь начать населять этот благородный град, чтобы не оставался он необитаемым и пустым, но был бы заселен крайне достойными дамами, поскольку другие попасть в него и не стремятся. О, как же счастливы будут жители нашего города, ведь у них не будет причин для страха или опасения, что их выгонят из собственных владений иноземцы, поскольку такова особенность нашего творения, что владелицы не могут быть отсюда изгнаны. Отныне началось новое царство Женское, гораздо более достойное, чем прежние, поскольку негоже укрывшимся здесь женщинам идти за пределы собственной земли, чтобы зачать и родить новых наследников и сохранить свое владение на долгие годы из рода в род. Но те, кто поселятся здесь — будут пребывать вечно.

Когда мы заселим его благородными гражданами, то придет дама Правосудие, сестра моя, и приведет королеву этого Града, благороднейшую из всех женщин, и сопровождать ее будут благородные принцессы, которые поселятся в самых высоких домах и неприступных донжонах. И правильно, чтобы к тому времени, когда королева явится, город предстал обжитым и населенным народом благородных дам, которые примут ее с честью как свою владычицу, императрицу всего женского рода. Каких же жительниц призовем мы? Будут ли то женщины распутные, о которых идет плохая молва? Нет, конечно! Это будут только достойнейшие женщины великой красоты, почтенные, поскольку нет более достойного украшения для города, чем добропорядочные женщины. Итак, дражайшая подруга, примемся за дело и сперва оглядимся, не найдется ли таких женщин.

LXI. Кристина спрашивает, верно ли, что жизнь в браке тяжела из-за женщин и их пороков. Дама Праведность отвечает и начинает речь о великой любви жен к своим мужьям

Начав, по настоянию дамы Праведность, поиск таких женщин, я сказала ей такие слова: «Госпожа, поистине вы и ваша сестра Разум прояснили и разрешили все мои вопросы и сомнения, на которые я сама не могла ответить. Теперь я хорошо знаю ответы на них, и благодаря вам поняла, что любые вещи, которые возможно совершить или познать усилиями тела, разума или при помощи любых других талантов, женщинам под силу, и это легко осуществимо. Но все же, прошу вас, разъясните мне, правда ли то, что говорят мужчины и подтверждают множество авторов, и из-за чего я в великом замешательстве. Правда ли жизнь в браке для мужчин невыносима, тяжела и наполнена ссорами из-за несдержанности и злопамятства женщин, как о том написано во многих книгах? Многие мужчины свидетельствуют, что женщины столь мало любят собственных мужей и пребывание с ними, что ничто не может их раздражать больше. Чтобы избежать таких несчастий, потому и советуют многие наиболее мудрым не жениться вовсе, поскольку никто из жен не будет верен своим супругам или, по крайней мере, таких будет очень мало.

Даже Валерий в послании Руфину[213] и Теофраст[214] в своей книге говорят, что ни один мудрец не должен брать никого себе в жены, поскольку женщины приносят много хлопот, в них мало любви и они ничем не занимаются кроме распускания слухов. Если мужчина хочет вступить в брак, чтобы ему хорошо прислуживали и заботились о нем в его болезнях, гораздо лучше будет ему нанять верного слугу, который будет служить, заботиться и обойдется ему гораздо дешевле. А если жена заболеет, то муж оробеет и не сможет отойти от нее ни на шаг. Но достаточно было сказано, слишком долго пришлось бы пересказывать все, поэтому я скажу, дорогая госпожа: если эти слова справедливы, то такие порочные наклонности перечеркивают все остальные достоинства и добродетели, которыми могут обладать женщины».

Дама ответила: «Дражайшая подруга, как ты уже однажды говорила на этот счет, легко преуспеет тот, кто берется судиться, не уведомив ответчика. Заверяю тебя, книги, в которых подобное говорится, не были написаны женщинами. Я не сомневаюсь, что если бы кто-то собирал сведения о ссорах в браке, чтобы написать об этом новую книгу, но только правдивую, то обнаружил бы совсем другие рассказы. Ах! Дражайшая подруга, сколько есть женщин, и ты сама о том знаешь, для которых узы брака становятся из-за жестокости их мужей большим поводом для скорби, чем пребывание в рабстве у сарацин? О, мой Бог, какое число жестоких побоев без повода и причины, сколько оскорблений, злодейств, обид, унижений и надругательств претерпели множество прекрасных и достойных женщин, и никто из них даже не просил о помощи. А те, кто страдают от голода и нищеты, обремененные многочисленными детьми, в то время как их мужья обретаются в злачных местах, слоняются по городу и всяческим тавернам с сомнительными компаниями, и бедные женщины еще потом бывают избиты своими благоверными — и это вместо ужина! Что ты на это скажешь? Разве я лгу? Разве никогда не видела ты подобного у твоих соседок?»

Тогда я сказала ей: «Действительно, Госпожа, я была свидетельницей многих подобных случаев и испытывала великую жалость к этим женщинам».

«Я тебе верю. И как можно говорить, что мужья страдают от болезней своих жен? Дражайшая подруга, я хочу тебя спросить, где они? Не нужно говорить больше, ты и сама хорошо понимаешь, что вздор, который говорят или пишут, чтобы опорочить женщин, всегда был и есть выдумкой и злонамеренной болтовней, а также неправдой, поскольку мужчины властвуют над своими женами, а не жены над мужьями, и последние никогда не позволят себе лишиться такой власти. Но я уверяю тебя, что не во всех семьях супруги ведут себя подобным образом, поскольку есть и те, кто живут в мире, любви и взаимной верности, где обе половины заботливы, скромны и разумны. И хотя есть плохие мужья, есть и те, кто добры, мудры и достойны, а женщины, сосватанные им, родились под счастливой звездой, поскольку Господь направил их друг к другу, к вящей их славе в этом мире. Ты в этом могла убедиться сама, поскольку столь же достойный муж был и у тебя, настолько, что и желать лучше ты не могла: ни один другой мужчина, при всех своих добродетелях — благодушии, миролюбии, верности и великой любви — не превзошел бы его. Поэтому ты никогда не перестанешь сокрушаться в своем сердце о его кончине. Пусть и правдивы мои слова, что множество добрых жен страдают от издевательств своих вспыльчивых мужей, знай, что есть и женщины весьма вспыльчивые и неразумные. Ведь если бы я сказала, что все они добры, мои слова легко можно было бы опровергнуть. Но вспыльчивые и неразумные в меньшинстве. Я не буду о них распространяться, поскольку такие женщины — явление противоестественное самой женской природе.

Но давай же скажем о хороших женщинах: ты говорила о Теофрасте, который сказал, что более преданно, более тщательно будет заботиться о больном мужчине его слуга. Ха! Сколько прекрасных женщин беззаветно служат своим мужьям, здоровым и больным, так же преданно, как если бы те были их богами. Я убеждена, что невозможно найти подобного слугу.

Раз уж мы обсуждаем эту тему, я дам тебе множество примеров великой любви и преданности женщин. Вот мы, хвала Небесам, вернулись в наш Град с прекрасной компанией благородных честных женщин, которых мы в нем поселим. Первой жительницей этого места и роскошного дворца, который ей и подобает, станет благородная царица Гипсикратия, некогда жена богатейшего царя Митридата, и получит она это место за добродетельность и древность истории ее жизни».

LXII. О царице Гипсикратии

— Какое создание может испытывать к другому большую любовь, чем прекрасная и верная Гипсикратия[215] к своему мужу? Она доказала это примером своей жизни. Гипсикратия была женой великого царя Митридата, который правил территориями, где существовало двадцать четыре разных языка. Как мне известно, этот царь был так могущественен, что римляне вели против него ожесточеннейшую войну. Но все то время, которое он проводил в сражениях и битвах, его прекрасная жена не покидала его нигде, куда бы он ни отправился. Хотя у царя этого по варварскому обычаю было множество наложниц, тем не менее, эта благородная женщина всегда испытывала к нему такую совершенную любовь, что не отпускала его никуда, но сопровождала повсюду. Она часто бывала с ним в жестоких битвах, на грани краха его царства в смертельном соперничестве с римлянами. Но и в далекой стране, и в неизвестных землях, пересекая буйное море или гибельную пустыню, она не отходила от него ни на шаг и всегда оставалась его верным товарищем, ведь ее любовь была столь совершенна, что она полагала, будто ни один человек не сможет быть столь же преданным, заботливым слугой для ее господина, как она. Вопреки тому, что по этому поводу говорит философ Теофраст, эта женщина знала, что у царей и правителей часто бывают неверные слуги, которые лгут и прислуживают им скверно. Она же, как преданная и любящая жена, всегда могла обеспечивать своего господина желаемыми и необходимыми ему вещами. Даже если это причиняло ей огромные страдания, она, тем не менее, желала всюду быть с ним рядом. Поскольку женские наряды в подобных условиях не отличались удобством, и к тому же не должно было женщине появляться на поле битвы подле такого великого царя и доблестного воителя, она обрезала свои длинные, подобные золоту локоны — гордость любой женщины — чтобы напоминать видом мужчину. Невзирая на нежность своего прекрасного лица, Гипсикратия надела на голову шлем, часто грязный и покрытый ржавчиной (под ним все время собирались и пот, и пыль), она закрыла свое великолепное, нежное тело доспехами, кольчугой и окованными железом сапогами. Она совлекла с себя все искусно сделанные кольца и драгоценные украшения и вместо них взяла в руки топоры и тяжелые копья, луки и стрелы, а вместо изысканного пояса стала носить на бедре меч. Таким образом, движимая силой своей великой и самоотверженной любви, эта благородная женщина превратила свое прекрасное, юное, нежное и хрупкое тело в тело выносливого и могучего воина, облаченного в доспехи.

«Ах, — говорит об этом Боккаччо, который и рассказал эту историю, — на что только любовь не способна! Та, которая привыкла жить так роскошно, спать на мягких перинах и иметь при себе все необходимое, была вдохновлена своей непреклонной волей день и ночь пересекать горы и долины подобно сильному и могучему мужчине, спать в пустынях и лесах, часто на земле, опасаясь нападения врагов, окруженной со всех сторон зверями и земными гадами»[216]. Но все это ей казалось легким, поскольку она всегда была рядом со своим супругом, чтобы его ободрять, утешать и служить ему во всех его делах.

После всех тех злоключений, которые ей пришлось претерпеть, ее муж был наголову разбит римским полководцем Помпеем[217] и был вынужден бежать. Несмотря на то, что все его покинули, и он остался в полном одиночестве, его прекрасная жена не бросила его, а следовала за ним, пересекая горы, долины, дикие и необитаемые места. Прекрасная супруга утешала его, брошенного и преданного всеми друзьями, лишенного последней надежды, и кротко уговаривала уповать на то, что Фортуна приготовила им лучшую участь. Чем бедственнее становилось их положение, тем сильнее она старалась облегчить его горе и ободрить лаской своих речей, стараясь отогнать его меланхолию, изобретала веселые отвлекающие игры. Все это вместе с ее бесконечной нежностью дало ему столь глубокое утешение, что, невзирая на горести и страдания, которые ему выпало пережить, несмотря на все скорби, ее старания заставляли его забыть о мучениях. Тогда Митридат часто говорил, что он вовсе не в изгнании, поскольку ему кажется, будто он наслаждается радостями жизни в дворце вместе с верной женой.

LXIII. Об императрице Триарии

— Всем равна и похожа на названную царицу верностью, любовью и историей жизни благородная императрица Триария, жена Луциана Вителлия, императора римлян[218]. Она так сильно любила своего мужа, что, вооруженная на манер всадника, следовала за ним и во всех сражениях, мужественно сражалась рядом. Во время войны, которую этот император вел с Веспасианом[219] за владычество над империей, случилось так, что напал этот император на город вольсков и ночью проник внутрь. Оказавшись внутри, он обнаружил, что жители спали, и атаковал их с ожесточением. Благородная женщина Триария, которая следовала всю ночь за своим мужем, была и в этот раз неподалеку. Желая завоевать для своего мужа победу, она, полностью вооруженная, обнажила меч и яростно ринулась в битву бок о бок со своим супругом, разя то тут, то там, скрытая покровом ночи. Не было в ней ни тени страха, ни отвращения, и сражалась она так мужественно, что превзошла всех в этой битве. Это прекрасно показывает, говорит Боккаччо, ту великую любовь, которую она испытывала к своему супругу, и иллюстрирует, что брачные узы, которые многие хотят оклеветать, благи[220].

LXIV. Еще о царице Артемисии

— Среди дам, которые возлюбили своих мужей великой любовью и показали это своими поступками, следует снова упомянуть благородную Артемисию, царицу Карии, о которой сказано выше[221]. Она сопровождала короля Мавсола во многих битвах, а когда он погиб, была так ошеломлена и потрясена до глубины души, что ее скорбь едва ли могло вынести какое-либо другое существо. Она прекрасно показала, насколько его любила, пока он был жив, и не меньше деяний совершила, когда его не стало. Завершив все обряды, подобающие титулу царя, она устроила пышные похороны и в присутствии вельмож и знати предала его останки огню. Потом она собрала пепел, омыла его своими слезами и заключила в сосуд из золота. Поскольку ей казалось неправильным, чтобы прах того, кого она столь сильно любила, имел какую-либо иную гробницу, кроме тела и сердца, из которого произросла эта великая любовь, она смешала упомянутый пепел с напитками и мало-помалу, спустя какое-то время, выпила и полностью поглотила его. Но, не удовлетворенная этим, она возжелала в память о царе сделать такую гробницу, которая позволит навечно сохранить его в людской памяти, и была готова не жалеть ради этого ничего. Она наняла мастеров, которые могли расчертить и возвести великолепные здания, звали их Скопас Бриаксис, Тимофей и Леохар — все искуснейшие зодчие. Царица им рассказала, что хочет возвести гробницу для короля Мавсола, своего господина, самую роскошную из возможных, такую, какой не было ни у одного царя или правителя в мире, поскольку желала, чтобы этим чудесным произведением прославилось навечно имя ее супруга. Они ответили, что с радостью исполнят ее повеление. Тогда царица заказала множество камней, мрамор и яшму самых разных цветов, и все, что ни просили мастера. Наконец, мастера возвели возле города Галикарнаса, столицы Карии, великолепный памятник, искусно высеченный из мрамора. По форме он представлял из себя прямоугольник, каждая сторона была в длину шестьдесят четыре фута и сто сорок в высоту. Что было еще удивительнее, все великое здание покоилось на тридцати огромных мраморных колоннах. Каждый из четырех мастеров старался превзойти остальных в украшении одной из сторон здания, и плоды их стараний были так чудесны, что не только сохранили в памяти имя того, кому эта гробница была посвящена, но и заставили восхититься талантом зодчих. Пятый работник, которого звали Итар, довел строение до совершенства и соорудил над гробницей шпиль, постепенно поднимающийся над сооружением сорока ступенями. Затем шестой мастер, по имени Пихис, высек в мраморе колесницу и поместил ее на самый верх сооружения.

Этот памятник был настолько удивительным, что прославился как одно из чудес света. За то, что он был возведен для короля Мавсола, здание получило его имя и стало называться «Мавсолом». Поскольку это была самая пышная гробница, которую когда-либо возводили для царя или правителя, то все остальные гробницы царей и правителей, как говорит Боккаччо, стали называться мавзолеями[222]. Вот как и делом, и образом Артемисия проявила любовь и верность своему супругу, любовь, которую пронесла через всю жизнь.

LXV. Об Аргии, дочери царя Адраста

— О! Кто посмеет сказать, что женщины мало возлюбили своих мужей, когда есть пример великой любви, которую испытывала Аргия, дочь Адраста, царя Аргоса, к своему мужу Полинику[223]. Этот Полиник, муж Аргины, боролся со своим братом Этеоклом за власть над Фиванским царством, которое должно было принадлежать Полинику по взаимным договоренностям. Но поскольку Этеокл возжелал завладеть царством, то его брат Полиник объявил ему войну, в которой к нему пришел на помощь со всем своим войском его господин царь Адраст. Но так несчастливо сложилась судьба Полиника, что и он, и его брат умертвили друг друга в битве, и единственным из всех троих в живых остался лишь царь Адраст.

Когда Аргия узнала, что ее муж пал в битве, то оставила свои царские покои и отправилась в путь, а с ней и все женщины Аргоса. То, что она свершила, Боккаччо описывает таким образом: «Благородная женщина Аргия услышала, что тело Полиника, ее мужа, осталось лежать незахороненным среди трупов и останков простолюдинов, убитых там. Тогда она, преисполненная скорби, скинула с себя царские одеяния и украшения и оставила роскошь и благополучие своих богато отделанных покоев. Благодаря своей непреклонной воле и пылкой любви она преодолела и поборола слабость и изнеженность женского рода и отправилась в многодневное путешествие к месту битвы, и на пути этом не страшилась ни ловушек затаившихся врагов, ни длинной дороги, ни летней жары. Придя на поле, она не испугалась ни диких зверей, ни огромных птиц, кружащих над телами погибших, ни злых духов, которые, как считают многие глупцы, витают возле тел умерших, но что самое удивительное, — говорит Боккаччо, — ее ничуть не удержал публично оглашенный указ царя Креонта[224], запрещавший кому-либо посещать и хоронить под страхом смерти тела погибших, в какой бы степени родства они ни находились»[225]. Но Аргия проделала весь свой путь не для того, чтобы подчиняться этому приказу. Она прибыла, когда уже сгущались сумерки и не побоялась нестерпимой вони, источаемой трупами. Движимая скорбью, пылкостью и отвагой, она не побрезговала притрагиваться к телам воинов, переворачивая то одно, то другое, ища своего любимого и здесь, и там. Она продолжала искать при свете небольшого факела, пока она не узнала своего возлюбленного супруга, обретя то, что так жаждала. «О! — говорит Боккаччо, — какая необычайная любовь, какая пылкая привязанность и страсть были присущи этой женщине!». Несмотря на то, что лицо ее мужа, наполовину изъеденное ржавчиной доспехов[226] и уже разлагающееся, окровавленное, покрытое пылью и липкой грязью, зловонное, где-то мертвенно-бледное, а где-то почерневшее, стало совершенно неузнаваемым, женщина не могла не узнать лика того, кого она так любила. Ни смрад, ни грязь, покрывавшая лицо, не могли помешать ей целовать и крепко обнимать мужа. Никакие приказы и запреты царя Креонта не могли помешать Аргии громко возопить: «Увы, увы! Наконец отыскала я того, кого так люблю!». Тогда она разразилась бурным потоком слез, чтобы понять, остались ли в теле его какие-то признаки жизни, покрыла уста мужа несметными поцелуями, омыла слезами его бездыханные и уже разлагающиеся останки и все это время кричала, призывая его по имени, плакала и стенала. Наконец, она устроила ему последний в жизни прощальный обряд, соорудив погребальный костер, и сожгла его тело, скорбно плача. Оставшийся пепел она заботливо собрала в золотой сосуд. Совершив все описанное, она теперь была готова подвергнуть собственное тело смертельной опасности, чтобы отомстить за мужа. Она напала на город убийц своего мужа, в чем ей помогли многие другие женщины, бывшие с ней. Они бесстрашно бились, разрушили стены и захватили город, убив всех его обитателей.

LXVI. О благородной Агриппине

— Еще одной верной и прекрасной женщиной, которую следует поместить среди благородных жен, безмерно возлюбивших своих супругов, была Агриппина, дочь Марка Агриппы и Юлии, дочери императора Октавиана, властителя всего мира. Эта достойная женщина была выдана замуж за Германика, благороднейшего, образованного, очень мудрого человека, заботившегося об общем благе Рима[227]. В то время правил император Тиберий[228], человек дурных нравов, и он так завидовал доброй славе Германика, мужа упомянутой Агриппины, и всенародной любви к нему, что приказал его подстеречь и убить. После его гибели эта благородная женщина испытала такую скорбь, что и сама желала погибнуть. И она сделала для этого все, что могла, бесстрашно бросая Тиберию в лицо ужасные оскорбления. За это он повелел ее избить, жестоко пытать и бросить в темницу, но она из-за скорби по своему супругу, которую не могла преодолеть, больше возлюбила смерть, чем жизнь, поклявшись никогда больше не есть и не пить, Когда об этой клятве узнал тиран Тиберий, он решил продлить ее пытку и хотел насильно заставить ее есть, но не преуспел в этом. Он пытался заставить ее проглатывать пищу, но она показала ему, что хотя у него есть власть отправлять людей на тот свет, сохранять их жизни против их воли он не может, поскольку она сама выбрала как окончить свои дни.

LXVII. Кристина обращается к даме Праведность, та отвечает ей и приводит в пример Юлию, дочь Юлия Цезаря и жену Помпея

Когда дама Праведность рассказала мне об этих вещах, то я ответила ей: «Госпожа, для женского пола, несомненно, великая честь слышать о столь прекрасных дамах и среди других их добродетелей весьма радостно всем людям видеть великую любовь, живущую в сердцах замужних женщин. Пусть успокоятся и умолкнут Матеолус и остальные клеветники, которые из зависти и прочих дурных побуждений старались оболгать женщин. Но, госпожа, снова мне вспомнилось, что философ Теофраст, о котором я говорила выше, сказал, будто бы женщины начинают ненавидеть своих мужей, когда те становятся стариками, и еще, что они не испытывают любви к людям науки и ученым, поскольку якобы нельзя справиться с женщинами и вызванными ими хлопотами и заниматься изучением книг в одно и то же время».

Дама ответила: «О, дражайшая подруга, умолкни, прошу тебя! Я сейчас же приведу примеры, опровергающие их слова, с помощью которых будет показана их лживость.

Юлия, дочь Юлия Цезаря (род которого восходил к Энею и Венере Троянской), впоследствии ставшего императором, и Корнилы, его жены, была одной из благороднейших женщин Рима в свое время[229]. Эта женщина стала женой Помпея, великого завоевателя, о котором Боккаччо говорит, что он был уже старым и больным, когда победил всех правителей, свергнул и принудил покориться других, подчинил народы и разгромил пиратов[230]. Он приобрел расположение римлян и правителей всего мира, завоевав господство не только над землями, но также над морем и всеми водами, одержал блистательные победы, которые принесли ему великую славу. При этом благородная женщина Юлия, его жена, была еще очень молода, но любила его такой совершенной любовью и так была верна ему, что закончила свою жизнь необычайным образом. Однажды Помпею случилось принести жертву богам в благодарность за те великие победы, которые он одержал, как это было принято в те времена. Когда жертвенное животное лежало на алтаре, а Помпей стоял возле него, его одежда испачкалась кровью, вытекавшей из раны этого животного. Из-за этого он снял с себя одежду и отправил одного из своих слуг домой, чтобы тот принес ему свежее и чистое одеяние. К несчастью, случилось так, что того, кто нес одежду своего господина, испачканную кровью, увидела беременная Юлия, жена Помпея. Она хорошо знала, что в Риме лучших людей иногда преследовали и в одночасье убивали. Ее поразила эта картина и она поверила, что ее супруг по несчастливой случайности стал жертвой такой расправы. Тотчас же ее сердце охватила такая скорбь, что она не хотела больше жить. Она побледнела, лишилась чувств, ее глаза закатились, и не было никого, кто мог бы помочь ей или избавить ее от страха, поселившегося в ее душе. Ее смерть стала великим горем не только для мужа, но и для римлян, а также для всего мира, поскольку, если бы она и ее ребенок остались живы, никогда бы не случилось войны между Юлием Цезарем и Помпеем, губительной для всех затронутых ею стран[231].

LXVIII. О благородной даме Терции Эмилии

«Не возненавидела своего супруга за его старость и прекрасная кроткая Терция Эмилия, жена полководца Сципиона Африканского Старшего[232]. Эта женщина была благоразумной и крайне добродетельной. Несмотря на то, что муж был старше ее, а она все еще оставалась молодой и красивой, тем не менее, он делил ложе с одной из служанок, ее горничной. Это происходило так часто, что благородная женщина о том узнала. Однако, несмотря на то что муж причинил ей такое зло, она прибегла к мудрости, а не к пагубной склонности, называемой ревностью, и так мудро скрывала свою осведомленность, что ни ее супруг, ни кто-либо другой не слышали от нее упоминаний об этом. Ведь она не хотела предавать это огласке, поскольку ей казалось постыдным упрекать столь великого человека, каким был ее муж. Рассказать об этом другому было бы еще хуже, поскольку это оскорбило и принизило бы образ мудрого мужчины, замарало бы честь и славу этого героя, покорившего царства и империи. Однако эта благородная женщина не перестала преданно служить своему мужу, любить и почитать его, а когда он умер, освободила его любовницу, выдав замуж за свободного человека».

Тогда я, Кристина, ответила ей: «Несомненно, госпожа, истинно то, что вы говорите, и я часто вижу, как женщины, зная, что супруги им совсем не верны, ничуть не перестают их любить и нежно о них заботиться, но даже покровительствуют и обустраивают жизнь тех любовниц, которые имеют детей от их мужей. Я даже слышала подобное об одной женщине из Бретани, бывшей графине Комон, которая вышла замуж во цвете своих юных лет, была прекраснее всех женщин вокруг, и ее великое терпение и благодушие побудили ее поступить подобным образом».

LXIX. О Ксантиппе, жене философа Сократа

«Ксантиппа, благородная, мудрая и добрая женщина, была женой великого философа Сократа. Несмотря на то, что он был ее старше и больше сил прикладывал к поиску и изучению книг, чем к приобретению красивых и изысканных подарков для жены, эта достойная женщина не перестала его любить. Наоборот, блистательность ума, великая добродетель и постоянство мужа побудили ее любить и почитать его еще сильнее. Когда эта достойная женщина узнала, что он приговорен к смерти афинянами, поскольку обличал их за идолопоклонство и говорил, что есть лишь один Бог, которому следует поклоняться и служить, эта благородная женщина не вытерпела: с растрепанными волосами, плачущая и преисполненная скорби, она стала ломиться в крепость, где был заточен ее муж. Она увидела его среди недостойных судей, которые уже подавали ему отравленный напиток, чтобы лишить жизни. Вбежав в тот момент, когда Сократ поднес чашу к губам и намеревался выпить яд, она бросилась к нему, гневно выбила чашу из его рук и опрокинула на землю. Сократ осудил ее за это, советуя смириться, и постарался утешить. Поскольку она не могла предотвратить его смерть, то преисполнилась скорби и воскликнула: „О, какой позор и какая великая потеря! Такой достойный человек будет убит несправедливо!“ А Сократ продолжил утешать ее, говоря, что лучше он будет казнен несправедливо, чем заслуженно, после чего скончался. Но не нашло покоя сердце той, которая его любила, и скорбь поселилась в нем до самого конца ее жизни[233]».

LXX. О Помпее Паулине, жене Сенеки

«Сенека, мудрейший философ, посвятил всего себя науке и был уже довольно стар, но, тем не менее, не был обделен любовью своей юной и красивой жены по имени Помпея Паулина. Вся жизнь этой благородной женщины состояла в служении ему и охране его покоя, поскольку она была ему безмерно предана и очень нежно его любила. Когда она узнала, что император и тиран Нерон, некогда ученик Сенеки, приговорил его к смерти, приказав пустить себе кровь в ванне, она помешалась от горя. Возжелав умереть вместе со своим супругом, она стала страшно оскорблять тирана Нерона, чтобы тот жестоко покарал и ее. Но ничего не добившись, она так скорбела о смерти своего супруга, что ненадолго его пережила».

Я, Кристина, ответила говорившей: «Истинно, почтенная госпожа, ваши слова пробудили во мне воспоминания о многих других женщинах, юных и прекрасных, которые безмерно любили своих мужей несмотря на то, что те были безобразны и стары. Да и в наше время я достаточно видела тех жен, которые без меры любили своих мужей и сохраняли верность и любовь к ним на протяжении всей их жизни. Так, благородную даму, дочь одного из баронов Бретани, выдали замуж за доблестного коннетабля Франции, господина Бертрана Дюгеклена, который был стар и некрасив телом, но она, в цвете юности, более дорожила его добродетелями, чем внешностью, и полюбила его так сильно, что потом всю оставшуюся жизнь оплакивала его[234]. Я могла бы рассказать еще много таких случаев, но я пропущу их ради краткости».

Тогда она ответила: «Охотно тебе верю и расскажу еще о женщинах, любивших своих мужей».

LXXI. О благородной Сульпиции

«Сульпиция была женой Лентула Крусцеллиона[235], знатного римлянина, которого она любила великой любовью, и это видели все. Ведь когда римские судьи за некоторые проступки вынесли ему приговор — отправиться в изгнание и там закончить в бедности свои дни, — добрейшая Сульпиция, несмотря на то что в Риме у нее было огромное богатство, и она могла там жить в роскоши и приятной праздности, предпочла последовать за своим мужем в нищету изгнания, нежели наслаждаться изобилием богатств без него. Так, она отказалась от наследства, от всех богатств и от родного края, с трудом спряталась от своей матери и родственников, которые как раз по этой причине очень внимательно ее стерегли, и в чужой одежде отправилась к своему мужу».

Тогда я, Кристина, сказала: «Истинно, госпожа, то, что вы говорите, напомнило мне о некоторых женщинах, которых я встречала в свое время в подобных обстоятельствах, ведь я знала тех, у кого мужья заболели проказой и должны были удалиться от светской жизни и оставаться в лепрозории. Но их добрые жены не пожелали оставить их и предпочли уйти с ними и служить им в их болезни, держать обет, данный им в браке, нежели пребывать в приятной обстановке своего дома, но без них. Я и сейчас знакома с одной молодой и доброй женщиной, муж которой, предположительно, страдает таким недугом. Ее родители подталкивают ее оставить его и вернуться жить к ним, она же отвечает, что никогда в жизни не оставит его и, если они заставят его показаться врачу и у него найдут эту вышеупомянутую болезнь, из-за чего ему придется покинуть светскую жизнь, то она непременно уйдет вместе с ним. Поэтому ее родители не заставляли его пройти обследование.

Также я знакома и с другими женщинами и опущу здесь их имена, ведь, возможно, это упоминание было бы им неприятно, мужья их отличаются такой злобностью и беспорядочной жизнью, что родители этих женщин хотели бы их смерти, и прикладывают все усилия для того, чтобы забрать этих женщин к себе и избавить от злых мужей. Те же предпочитают побои, голод, бедность и покорность мужьям вместо того, чтобы их оставить, и говорят своим родным: „Вы мне его дали. С ним я буду жить и умру“. Такое можно видеть ежедневно, но никто не обращает на это внимание».

LXXII. Здесь говорится о некоторых женщинах, которые спасли своих мужей от смерти

— О некоторых женах, которые, как и вышеуказанные, исполнены великой любовью к своим мужьям, я тебе хочу еще рассказать. Случилось так, что после того, как Ясон побывал в Колхиде и добыл там золотое руно, некоторые из взятых им с собой воинов, происходящих из Минийской области Греции, оставили свой край и город и переселились в другой греческий город под названием Лакедемон, или Спарта. Их приняли там с уважением и почестями, как из-за того, что они принадлежали к древним благородным семьям, так и из-за богатства. Они женились на благородных девушках из этого города и так возвысились в своих богатствах и почестях, что, влекомые гордыней, составили заговор против правителей города с целью завладеть властью. Их козни были раскрыты, их всех заключили в тюрьму и приговорили к смертной казни. Все это очень опечалило их жен, и те собрались вместе, будто бы их оплакать. Они посоветовались друг с другом, нет ли какого способа вызволить их мужей из тюрьмы. Наконец они решили, что все вместе вечером оденутся в бедные одежды и накинут на головы капюшоны плащей, чтобы их не узнали. В таком виде они пошли в тюрьму и там слезно молили стражей позволить им увидеть мужей. Когда женщины оказались внутри, они переодели мужей в свои платья, сами же оделись в их одежды, и отправили их наружу. Стражники подумали, что это женщины, которые возвращаются обратно. Когда настал день казни и палачи повели пленников на смерть, выяснилось, что это женщины, и каждый восхитился их мудрой хитростью и восхвалил их. Их не стали казнить. Так эти отважные женщины спасли от смерти своих мужей.

LXXIII. Кристина излагает даме Праведность возражения против тех, кто говорит, что женщины не способны ничего скрыть. В ответе та рассказывает ей о Порции, дочери Катона

— Госпожа, теперь я наверняка знаю, и раньше тоже замечала, что многие женщины питают великую любовь и доверие по отношению к мужьям. Поэтому я удивляюсь мнению, которое повсеместно имеют мужчины, и сам мэтр Жан де Мен громко заявляет в своем «Романе о Розе» (и другие авторы так делают), что мужчина не должен доверять свои тайны женам, потому что женщины не умеют молчать.

Она ответила мне: «Дорогая подруга, ты, должно быть, знаешь, что не все женщины мудры, так же, как и не все мужчины, поэтому, если мужчина что-то знает, он конечно же должен понимать, насколько разумна и добра его супруга, прежде чем поведать ей тайну, ведь это может быть опасно. Но когда мужчина знает, что жена его добра, мудра и скромна, никто на свете не достоин больше его доверия, и не может служить ему бóльшим утешением.

Что же касается болтливости женщин, о которой говорят мужчины, и возвращаясь к женщинам, которые любят своих мужей, такого мнения совсем не придерживался знатный римлянин Брут[236], супруг Порции. Эта знатная женщина Порция[237] была дочерью Катона Младшего[238], племянника Катона Старшего[239]. Ее муж, уверенный, что его мудрая и целомудренная жена умеет хранить тайны, рассказал ей о намерении, его и еще одного римского патриция Кассия[240], убить Юлия Цезаря в Сенате. Мудрая женщина, предвидя великое зло, которое из этого может выйти, изо всех сил старалась его отговорить от этого. Это повергло ее в такое беспокойство, что она измучилась и не спала всю ночь. Наступило утро, когда Брут вышел из своей спальни, и собрался пойти и совершить задуманное. Порция, желая предотвратить зло, взяла бритву цирюльника, как будто бы чтобы обрезать ногти и уронила ее. Затем, делая вид, что подбирает бритву, намеренно вонзила ее себе в руку. Служанки, увидев ее рану, вскричали так громко, что Брут вернулся. Увидев, что жена поранилась, он стал ее бранить и говорить, что брать в руки бритву — не ее дело, а цирюльника. Она же ему ответила, что поступок ее был отнюдь не случайным: она испытала, как ей придется совершать самоубийство, если задуманное Брутом предприятие обернется для него бедой. Он, однако, не дал себя убедить, немедленно отправился вместе с Кассием в Сенат и убил Юлия Цезаря. Их изгнали, и Брут, несмотря на то что покинул Рим, был впоследствии убит. Когда Порция, его добрая жена, узнала о его смерти, то так опечалилась, что отказалась от радости и от жизни. Так как у нее отняли ножи и все вещи, которыми можно лишить себя жизни (ведь ее намерения были хорошо известны), она подошла к огню, взяла горящие угли, проглотила их, сгорела и умерла. Так скончалась благородная Порция, самым странным способом из тех, которыми кто-либо когда-либо пользовался, чтобы умереть».

LXXIV. По тому же поводу речь идет о благородной даме Курии

— Я по-прежнему буду выступать против тех, кто говорит, что женщины ни о чем не могут умолчать, и продолжу рассказывать о великой любви, которую многие женщины питают к своим мужьям. Знатная римлянка Курия отличалась образцовой верностью, постоянством, мудростью и очень любила своего мужа, Квинта Лукреция[241]. Ее муж, с некоторыми своими товарищами, был обвинен в некоем преступлении и приговорен к смерти. Когда им стало известно, что их ищут, чтобы предать казни, у них счастливым образом оказалось немного времени, чтобы бежать. В ужасе от мысли, что их обнаружат, они ушли прятаться в пещеры, где обитали дикие звери, но и там не осмеливались долго задерживаться. Лукреций же, по мудрости и доброму совету жены, никуда не бежал из своей спальни. Когда те, кто его искал, пришли за ним, она держала его в своих объятьях в постели, но так искусно прятала и скрывала его, что они его не заметили. Она так хорошо смогла его спрятать и укрыть в стенах спальни, что даже их слуги и никто другой ничего не узнали. Хитрость ее была такова: она как безумная, бродила по улицам, по храмам и монастырям, простоволосая, заплаканная, в бедных одеждах, заламывая руки и ударяя себя в грудь. Она повсюду искала и спрашивала, не знает ли кто-нибудь, что стало с ее супругом, куда он бежал, ведь, где бы он ни был, она желала разделить с ним тяготы его изгнания. Таким мудрым способом она смогла притвориться так, что никто не нашел его, и спасла своего мужа, при этом утешая его, полного страха и беспокойства. Говоря кратко, так она и продолжала делать, пока не спасла Лукреция от смерти и изгнания.

LXXV. Еще на эту же тему

— Раз уж мы принялись приводить примеры в опровержение тех, кто говорит, что женщины не умеют хранить секреты, мы можем приводить их бесконечно, но достаточно упомянуть еще об одном. В те времена, когда Римом правил император и тиран Нерон[242], были мужчины, которые считали, что из-за страшных жестокостей и злодеяний, которые совершал этот человек, будет великой пользой и добром лишить его жизни. Они составили заговор против него и вознамерились его убить. Они спрятались у одной женщины, которой доверяли настолько, что не стали скрывать задуманное. Вечером, накануне назначенного дня, когда они собирались осуществить свой план, они ужинали у нее в доме и неосмотрительно заговорили об этом. К несчастью, их услышал человек, который, желая снискать благосклонность императора и получить от него милости, немедленно отправился сообщить ему об услышанном. Едва заговорщики покинули дом этой женщины, как у дверей уже стояли слуги императора. Не обнаружив в доме мужчин, они схватили женщину и привели ее к императору, который стал сурово допрашивать ее обо всем. Однако он ничего не смог добиться от нее — ни дорогими подарками и обещаниями, ни силой и пытками (Нерон не пощадил ее). Она не сказала, кто были эти мужчины, не призналась, что была с ними знакома, а только показала свое постоянство и умение хранить тайны.

LXXVI. Доводы против тех, кто говорит, что следует презирать мужчин, слушающих советы жен. Кристина спрашивает, а дама Праведность отвечает

— Моя госпожа, слушая ваши доводы и видя столько мудрости и благоразумия в женщинах, я удивляюсь тому, что многие говорят, будто бы мужчины, которые верят и доверяют советам своих жен, безумны и достойны презрения.

Она мне ответила: «Я уже тебе говорила, что не все женщины мудры, но те мужчины, чьи жены истинно добры и благоразумны, поступили бы глупо, не доверяя им. В этом можно убедиться на основании тех историй, которые я тебе рассказала раньше, ведь, если бы Брут послушался свою жену Порцию и не стал бы убивать Юлия Цезаря, то сам бы не был убит, и не случилось бы той беды, которая произошла. Поскольку мы заговорили об этом, я расскажу тебе про тех, с кем еще случилось несчастье из-за того, что они не верили женам. Также я поведаю тебе о тех, кто доверился своим женам. Мудрая и добрая жена Юлия Цезаря, о котором мы уже говорили, руководствуясь многочисленными знамениями, возвещавшими смерть ее мужа, и ужасным сновидением накануне ночью, делала все возможное, чтобы убедить его не ходить в тот день на заседание сената. Если бы Цезарь поверил ей и не пошел туда в тот день, то не был бы убит.

То же произошло и с Помпеем, женатым на Юлии, дочери вышеупомянутого Юлия Цезаря. После нее он был женат на другой высокородной даме по имени Корнелия[243], которая тоже так любила своего мужа, что ни за что не хотела его покинуть, несмотря на все несчастья, обрушившиеся на него. Даже когда он был вынужден спасаться бегством по морю после сражения, проигранного Юлию Цезарю, добрая женщина разделяла все выпавшие на его долю несчастья. Когда же он прибыл в Египетское царство, царь Птолемей[244] предательски выказал радость от его прибытия и послал ему навстречу своих людей будто бы для того, чтобы его встретить с приязнью, а на самом деле намеревался его убить. Слуги Птолемея пригласили его взойти на их корабли, а войско оставить на своем корабле, чтобы скорее добраться до порта, так как их корабли были более быстроходными. Когда Помпей собирался это сделать, его мудрая и добрая жена просила его ни в коем случае не входить на чужой корабль и не оставлять своих людей. Когда Корнелия увидела, что он ей не верит, то хотела броситься за ним и сопровождать его, ведь сердце не предсказывало ей ничего хорошего. Однако он не согласился и приказал задержать ее силой. С этого момента началась мука всей жизни этой отважной женщины, поскольку не успел он удалиться, как она, пристально следившая и не отрывавшая от него взгляда, увидела, как он ступает на чужой корабль и падает под ударами предателей. От такого горя она хотела броситься в море, но ей помешали.

Подобное несчастье случилось и со славным Гектором Троянским, ведь ночью накануне его гибели его жене Андромахе[245] было видение, что Гектор на следующий день отправится на сражение и смерть не минует его. Поэтому женщина, испуганная этим видением, которое было не пустым сном, а самым настоящим пророчеством, умоляла его, опустившись на колени, ради двух маленьких детей, которых она держала на руках, чтобы в тот день он не участвовал в сражении. Но он не придал значения ее словам, думая, что его будут вечно упрекать, если он не явится на поле битвы, послушавшись жену. Андромаха обратилась к его родителям, но мольбы отца и матери также не смогли заставить его изменить принятое решение. Так и случилось то, что она предсказала: Гектор был убит Ахиллом. Лучше ему было бы послушаться Андромаху.

Я могла бы тебе рассказать о бесконечном множестве мужчин, с которыми так или иначе случилось несчастье от того, что они не соблаговолили последовать советами своих добрых и разумных женщин. Однако не следует жалеть тех, кто пренебрег ими».

LXXVII. Некоторые истории о мужчинах, которые последовали совету своих жен

— Расскажу тебе несколько историй о тех, кто внял советам своих жен, и их будет достаточно тебе для доказательства, ведь говорить об этом можно столько, что моя защитная речь была бы бесконечной. К этой теме можно добавить все, что я говорила о мудрых и добрых женщинах. У императора Юстиниана[246], о котором я говорила раньше, был военачальник, которого он считал своим товарищем и любил, как себя самого. Звали его Велизарий[247], и был он очень доблестным воином. Император назначил его начальником и командующим своей конницей и приглашал обедать за свой стол, где ему оказывали такие же почести, как самому императору. Говоря кратко, он получал от императора столько знаков внимания, что другие вельможи стали ему завидовать и сказали императору, будто Велизарий собирается его убить и захватить власть в империи. Император этому неосмотрительно поверил и, чтобы найти способ незаметно убить Велизария, приказал ему отправиться сражаться против народа вандалов, неодолимого из-за их великой силы. Когда Велизарий услышал приказ, он сразу понял, что император дал ему это поручение потому, что разлюбил его и лишил своей милости. Охваченный невыразимой печалью, он отправился домой. Когда его жена, а звали ее Антониной (она была сестрой императрицы), увидела, что он лежит на постели, бледный, задумчивый и со слезами на глазах, то она пожалела его и стала расспрашивать, покуда он не рассказал ей причину своей печали. Когда мудрая женщина узнала, в чем дело, она притворилась веселой и утешала его, сказав: «Как! И в этом-то все дело? Из-за этого совсем не нужно расстраиваться!» Важно знать, что в те времена вера в Иисуса Христа только-только распространялась. Поэтому добрая женщина, которая была христианкой, стала говорить: «Верьте в Иисуса Христа, распятого, и с Его помощью вы одержите верх. Если завистники стараются навредить вам своей клеветой, то вы своими благими делами уличите их во лжи и расстроите их козни. Верьте мне и не пренебрегайте моими словами — да будет вся ваша вера обращена к Богу животворящему, и я обещаю вам, что вы победите. Ни в коем случае не показывайте, что вы удручены, пусть никто не увидит вас печальным, но только радостным, как будто вы очень довольны. Я советую вам собрать ваше войско, как можно скорее. Но остерегайтесь, чтобы никто не узнал, куда вы желаете идти, и снарядите также большую флотилию. Потом разделите ваше войско на две части, и как можно скорее и в большой тайне отправляйтесь в Африку и нападайте сразу на врагов. Я же возглавлю вторую часть вашего войска и по морю мы прибудем с другой стороны и войдем в порт. Пока они будут заняты битвой с вами, мы зайдем с тылу в их города и селения и огнем и мечом всех умертвим и все разрушим». Велизарий поверил этому совету своей жены и поступил мудро: ровно так, как она говорила, он приказал выступить в поход, и так успешно сражался, что победил и покорил своих врагов, взяв в плен вождя вандалов. Таким образом, благодаря доброму совету, мудрости и отваге Антонины, он одержал такую славную победу, что император полюбил его больше, чем когда-либо[248].

В другой же раз случилось так, что по ложному доносу завистников этот же Велизарий был оклеветан перед императором настолько, что был изгнан из войска, но жена утешила его и помогла сохранить надежду. По воле случая сам император был низвергнут и лишен власти завистниками. Но Велизарий по совету Антонины собрал войска, какие смог, и несмотря на то, что император поступил с ним несправедливо, вернул его на трон. Так император убедился в верности своего военачальника и вероломстве других, все благодаря мудрости и доброму совету женщины. Так же и царь Александр Македонский не пренебрег советом и словами своей жены-царицы, дочери царя Персии Дария. Чувствуя, что его отравили неверные слуги, Александр хотел броситься в реку, чтобы положить конец своим страданиям. По дороге он встретил жену, и хотя горе ее тоже было велико, она постаралась утешить мужа и сказала, чтобы он вернулся, лег в постель, поговорил со своими вельможами и отдал им приказания, как надлежит властителю, ведь слишком большой урон был бы нанесен его чести, если бы после его смерти говорили, что у него не хватило выдержки. Он поверил своей жене и по ее совету перед смертью отдал нужные распоряжения.

LXXVIII. О великом благе, которое делали и ежедневно продолжают делать женщины

— Моя госпожа, я вижу бесконечные блага, которые приносят в мир женщины, и всё же мужчины говорят, что все зло исходит именно от них.

Она ответила: «Дорогая подруга, из рассказанного раньше ты можешь видеть, что истина противоположна их словам, ведь ни один мужчина не может перечислить великие блага, которые принесли и ежедневно приносят женщины. Я уже доказала тебе это примером благородных женщин, которые подарили миру науки и искусства. Но если недостаточно тебе того, что я рассказала о преходящих благах, принесенных ими, то я скажу тебе о вечных. О! Как же неблагодарен мужчина, если он забывает о том, что именно женщина открыла ему врата Рая? Они были открыты Девой Марией. Какое же более великое благо он может требовать, чем то, что Бог вочеловечился с ее помощью, о чем я тебе говорила раньше? Кто же может забыть о великом добре, которое делают матери своим сыновьям и женщины всем мужчинам? Я прошу их по меньшей мере не забывать о благе, которое касается духовных даров. Давай заглянем в древний закон иудеев: если ты прочитаешь историю Моисея, которому Бог даровал писанный закон иудеев, то обнаружишь, что именно женщина спасла от смерти святого пророка, который впоследствии совершил столько благих дел. Об этом я тебе сейчас расскажу.

В те времена, когда иудеи находились в рабстве у царей Египта, было пророчество, возвещавшее, что у евреев родится муж, который вызволит народ Израилев из рабства. Так случилось, что, когда родился Моисей, из знатного рода, его мать не осмелилась его кормить и была вынуждена положить его в маленькую корзинку и отправить вниз по течению реки. Но Бог спасает того, кого хочет спасти, и так случилось, что Термутис[249], дочь фараона, играла на берегу реки, когда корзинка плыла по воде, она приказала выловить ее, чтобы узнать, что внутри. Когда она увидела, что в ней младенец, и такой прекрасный, что прекраснее не бывает, она очень обрадовалась, приказала его кормить и сказала, что он ее собственный сын. Чудесным образом он не захотел пить молоко кормилицы другой веры, и принцесса отдала его на вскармливание и воспитание женщине-еврейке. Этот Моисей, когда вырос, был избран Богом, и именно ему наш Господь дал заповеди веры. Именно Моисей вызволит иудеев из рук египтян, перейдет через Красное море, и будет поводырем и проводником детей Израилевых. Вот так это великое благо пришло к иудеям, благодаря женщине, которая спасла Моисея».

LXXIX. О Юдифи, знатной вдове, которая спасла народ

— Юдифь[250], знатная женщина, вдова, спасла народ Израилев от гибели, когда Навуходоносор Второй, завоевав Египет, послал предводителя своей конницы Олоферна напасть на евреев. Тогда этот Олоферн подверг жестокой осаде город иудеев и нанес им такие тяжелые удары, что они не могли больше держаться — город был лишен воды и еды — и не надеялись, что смогут выстоять. Под усилившимися атаками врага они уже собирались сдаться, отчего очень страдали и молились Богу, чтобы он смилостивился над ними, пожалел свой народ и защитил их от врагов. Бог услышал эти молитвы и, так как хотел спасти весь род человеческий рукою женщины, он позволил, чтобы их спасла именно она. В том городе жила Юдифь, знатная и достойная женщина. Она была еще молода, очень красива, целомудренна и добродетельна. Юдифь очень сочувствовала народу, находящемуся в таком бедственном положении, и молила денно и нощно Господа нашего, чтобы он соблаговолил помочь иудеям. Бог, в которого она истинно верила, вдохновил ее, и она задумала дерзкое предприятие. Однажды ночью, поручивши себя Господу Нашему, она вместе со своей служанкой вышла из своего города и отправилась в лагерь Олоферна. Когда часовые заметили при лунном свете ее великую красоту, то отвели ее немедленно к Олоферну, который с великой радостью ее принял. Он посадил ее рядом с собой и очень восхищался ее мудростью, красотой и манерами, и, глядя на нее, воспылал к ней великим желанием. Она же думала о другом и все время молила Бога, чтобы он был ей помощником в совершении того, что она задумала. Прекрасными речами увлекала она Олоферна в ожидании подходящего момента. На третий вечер Олоферн отужинал вместе со своими военачальниками и изрядно выпил. Разгоряченный вином и закусками, он пожелал немедленно возлечь с еврейской женщиной. Он послал за ней, и она пришла к нему. Он сказал ей о своем желании, и она его не отвергла, однако попросила его, якобы из стыдливости, отослать всех людей из его шатра и ложиться первым, она же придет к нему около полуночи, когда все заснут. Тот согласился, а благородная женщина предалась молитве, прося у Бога отваги для своей женской страшащейся души и силы, чтобы освободить свой народ от жестокого тирана. Когда Юдифь решила, что Олоферн уже должен заснуть, она вместе со служанкой тихо подошла ко входу в шатер. Они прислушались и убедились в том, что он крепко спит. Тогда женщина сказала: «Пойдем без страха, Бог с нами». Она вошла внутрь, бесстрашно взяла меч, лежавший там же у изголовья, и обнажила его. Затем взмахнула им изо всех сил и в полной тишине отрубила Олоферну голову. Отрубленную голову Юдифь спрятала в своих одеждах и как можно скорее пошла в свой город, куда добралась безо всяких препятствий. Подойдя к воротам, она постучала и крикнула: «Придите и откройте дверь, ибо Бог с нами!» Когда она оказалась внутри, то в городе началось безграничное ликование. Утром голову водрузили на кол на городской стене, все начали вооружаться и отважно ринулись на врагов, которые еще пребывали в своих постелях и не считали нужным выставлять стражу. Когда же они прибежали в шатер своего вождя, чтобы его срочно разбудить, то обнаружили его мертвым. Началась страшная паника, и все они или были убиты иудеями, или попали в плен. Так доблестная женщина Юдифь освободила народ Божий из плена Олоферна и за это будет навечно прославлена в Священном Писании.

LXXX. О царице Эсфирь

— Бог избрал благородную и мудрую царицу Эсфирь[251], чтобы освободить свой народ от рабства, в котором его держал царь Артаксеркс[252]. Этот самый могущественный из царей, владевший многими царствами, был язычником и держал в рабстве иудеев. Он приказал искать по всем землям самых знатных, красивых и образованных девушек, желая взять в жены ту, которая ему будет милее больше всех. Среди тех, что к нему привели, была Эсфирь, еврейка по происхождению, знатная, мудрая, добрая и красивая девушка, любимая Богом. Эсфирь понравилась Артаксерксу сильнее прочих, он женился на ней, и любовь его к ней была так велика, что он не отказывал ей ни в каких просьбах. Случилось так, что один льстец и предатель по имени Аман так настроил царя против иудеев, что тот приказал, чтобы везде, где только найдут евреев, их хватали и убивали. Об этом царица Эсфирь сначала ничего не знала, ведь, если бы она узнала про это, то очень бы страдала за свой народ, подвергающийся таким мучениям. Однако ее дядя по имени Мардохей, глава иудеев, передал ей весть об этом и просил помощи, поскольку недалек был тот день, когда должны были начать выполнять приказ царя. Опечалившись от такой вести, царица надела самые богатые одеяния и украшения и отправилась вместе со своей свитой под предлогом прогулки в сад, куда выходили окна царских покоев. Когда она, как будто бы случайно, проходила мимо спальни царя, то увидела его, стоящего у окна, и упав на колени, приветствовала его. Ее почтительность была приятна царю, и он с удовольствием созерцал блеск ее великой красоты. Он обратился к ней и сказал ей, что она может просить все, что захочет, и она это обязательно получит. Она сказала, что хочет только пригласить его поужинать в ее покои и просит привести с собой Амана. Он с охотою согласился. Пиршество длилось три дня, все это время он наслаждался грацией, достоинствами, добротой и красотой этой женщины, и снова предложил ей выразить какое-нибудь пожелание. Тогда она упала к его ногам и со слезами стала просить его сжалиться над ее народом и не доставлять ей такого великого позора, ведь он оказал ей такую высокую честь, а ее народ погубят подлым образом. Тогда царь в гневе ответил: «Госпожа, кто же отличается такой дерзостью, что задумал это?» Она ответила: «Господин, это приказал сделать Аман, ваш царедворец[253], который здесь присутствует». Говоря кратко, царь отозвал свой приказ. Аман, который из зависти все это устроил, был схвачен и повешен за свои злодеяния, а Мардохей, дядя царицы, сохранил свое положение. Евреи были освобождены и получили привилегии и почести над всеми остальными народами. Так же, как в истории с Юдифью, Бог и в этот раз пожелал доверить спасение народа именно женщине. Не думай, что только эти две женщины упоминаются в Священном Писании как спасительницы своего народа, там есть и множество других, о которых я умолчу для краткости. Например, я уже говорила тебе о Дебóре, которая также избавила свой народ от рабства и подобным образом сделали многие другие женщины.

LXXXI. О сабинянках, которые восстановили мир[254]

— Я могла бы также тебе рассказать множество историй о женщинах, придерживавшихся старого языческого закона и спасших страны, города и селения, но ограничусь лишь двумя очень хорошими примерами. Когда Рем и Ромул основали свой город, и Ромул населил его и наполнил всадниками и воинами, которых смог собрать, одержав многочисленные победы, он захотел сделать так, чтобы у всех них родились потомки, которые будут вечно править Римом. Но как найти жен для себя и своих товарищей, он не знал, ведь цари, вожди и жители тех мест не хотели отдавать своих дочерей в жены бродягам и породниться с такими дикими и непохожими на них людьми. Поэтому Ромул задумал большую хитрость и устроил праздник и состязание, на которое созвал народ со всей округи, и пригласил царей и вождей прибыть туда с женщинами и девушками, чтобы увидеть сражения между чужестранными воинами. Когда наступил день праздника, собралось огромное количество и мужчин, и женщин с девушками, которые приехали посмотреть на игры. Среди прочих приехал царь сабинян и привез с собой очень красивую и воспитанную дочку, а с ней — всех женщин и девушек своей земли. Состязания проходили за городом, на равнине под горой, все женщины сидели в одном ряду на возвышенности. Воины старались, сражаясь друг против друга, проявить силу и доблесть, ведь присутствие прекрасных женщин, смотревших на них, удесятеряли их отвагу, силу и воинский пыл. Говоря кратко, когда они достаточно показали себя в состязаниях, и Ромулу показалось, что наступило время исполнить задуманное, он взял большой рог из слоновой кости и громко затрубил в него. Воины услышали звук и поняли его знак. Тут же они перестали сражаться и бросились к женщинам. Ромул схватил царскую дочь, в которую давно был влюблен. Все остальные выбрали себе девушек по желанию, силой посадили их на лошадей и ускакали в город, после чего быстро и надежно закрыли городские ворота. Поднялся громкий крик — то причитали родители и похищенные силой женщины. Но все это было бесполезно. Ромул пышно отметил бракосочетание со своей невестой и подобным образом поступили другие. Эти события послужили поводом к большой войне, ведь царь сабинян, как мог быстро, собрал огромную армию и пошел войной на римлян. Но не просто было их разгромить, так как они были очень доблестными воинами. Целых пять лет продлилась эта война, и настал день, когда обе стороны должны были предстать на поле боя, собрав все силы. Неминуема была бы гибель большого количества людей и великие потери. Огромная римская армия уже выходила из города, когда царица собрала в храме всех городских женщин. Очень мудрая, добрая и красивая, она произнесла такую речь: «Почтенные женщины сабинянки, дорогие мои подруги и сестры, вы все знаете о похищении, которое устроили нам наши мужья, из-за чего наши отцы и родные ведут войну против наших мужей. Но кто бы ни победил в этой войне, для нас с вами это будет потерей. Ведь если наши мужья будут побеждены, это будет ужасным горем для нас, любящих их — отцов наших детей, и маленькие наши дети останутся сиротами. Если же победят наши мужья и погибнут наши отцы и родные, мы будем очень страдать, став причиной этого несчастья. Что сделано, то сделано, и по-другому уже не будет. Поэтому, мне кажется, было бы большим благом найти какой-нибудь способ положить конец войне и установить мир. Если вы желаете принять мой совет и последовать за мной, и сделать то же, что и я, думаю, мы сможем добиться успеха». Все женщины единодушно ответили согласием и готовы были ей подчиниться. Тогда царица распустила волосы и сняла обувь, и все женщины сделали то же самое. Те, у кого были дети, повели их с собой или понесли на руках. Было много детей и беременных женщин. Царица шла впереди, а вся эта душераздирающая процессия — за ней. Так они пришли на поле битвы, ровно в тот момент, когда должна была начаться схватка, и встали между двумя армиями так, что те не могли пройти мимо них, чтобы встретиться в бою. Царица встала на колени, и все женщины сделали так же, взывая громким голосом: «Дорогие отцы наши и родные, любимые наши супруги, ради всего святого, заключите мир, в противном случае мы все хотим погибнуть здесь под копытами ваших лошадей». Мужья, увидев своих плачущих жен и детей, были изумлены и не было сомнения в том, что они не хотели двигаться на них. Таким же образом сжалились и умягчились сердца отцов при виде плачущих дочерей. Они посмотрели друг на друга, и жалость к женщинам, так смиренно их молившим, превратила их ненависть в отеческую и сыновнюю любовь. Обе стороны бросили оружие и поспешили в объятия друг друга. Так был заключен мир. Ромул пригласил царя сабинян, своего тестя, в город и воздал почести ему и всем остальным[255]. Так, благодаря мудрости и добродетели царицы и этих женщин, были спасены от смерти римляне и сабиняне.

LXXXII. О знатной женщине Ветурии, умерившей гнев своего сына, желавшего разрушить Рим

— Ветурия[256] была знатной римлянкой, матерью великого римского деятеля по имени Марций, мужчины, исполненного добродетели, способного дать быстрый и тонкий совет, доблестного и отважного. Этот благородный воин был отправлен римлянами вместе с огромным войском взять крепость вольсков Кориолу, что и сделал. После этой победы он получил прозвище Кориолан. Эта победа принесла ему большой почет и власть над Римом. Но так как единовластное управление народом — вещь опасная, в конце концов, римляне, разгневавшись, приговорили его к изгнанию. Так Марция изгнали из Рима. Однако он нашел способ отомстить соотечественникам, поскольку отправился к тем, кого когда-то победил и сподвиг их восстать против Рима. Они избрали его своим вождем и с огромной армией двинулись на Рим. По дороге они разоряли все, что попадалось на пути. Римляне очень испугались и послали несколько делегаций к Марцию, чтобы заключить мир. Но Марций не соблаговолил выслушать их. Тогда римляне отправили других послов, но тоже тщетно. Марций продолжал бесчинства и разорение. Тогда римляне отправили к нему жрецов в облачении, и они смиренно умоляли Марция, но безрезультатно. Римляне, не зная уже, что предпринять, отправили патрицианок к знатной женщине Ветурии, матери Марция, чтобы умолять ее склонить Марция заключить с Римом перемирие. Тогда добрая женщина Ветурия отправилась из города вместе со всеми знатными женщинами и в составе такой процессии прибыла к своему сыну. Будучи добрым человеком, он, как только узнал о ее прибытии, спешился с коня и поспешил навстречу, смиренно приветствуя ее, как подобает хорошему сыну. Когда она стала просить его о мире, он ответил, что матери следует приказывать сыну, а не умолять его. Так эта добрая женщина вернула его в Рим. Благодаря ей римляне на этот раз были спасены от разорения, и она одна смогла сделать то, чего не удалось совершить высокопоставленным римским легатам.

LXXXIII. О королеве Франции Клотильде, обратившей в веру своего мужа, короля Хлодвига

— Как я уже тебе говорила, женщины принесли большую пользу в духовной сфере. Ведь не кто иная, как Клотильда, дочь короля Бургундии и супруга могущественного Хлодвига[257], короля Франции, способствовала обращению в христианство французских королей и принцев и распространению веры среди них. Можно ли представить большее благо? Просветленная верой, добрая христианка и святая женщина, она беспрестанно увещевала и молила своего супруга, чтобы тот соизволил принять истинную веру и крещение. Он же отказывался, и женщина продолжала постоянно просить Господа, сквозь слезы, посты и молитвы, чтобы Он послал просветление душе короля. Она так много молилась, что Господь сжалился над ее печалью и дал знак королю в тот момент, когда тот сражался против короля алеманов, и его войско, терпевшее поражение, уже почти было разбито. Тогда Хлодвиг, просветленный Господом, поднял взгляд к небу и с большим жаром сказал: «Бог всемогущий, в которого жена моя королева верует и которому поклоняется, соблаговоли послать мне помощь в этой битве, и я обещаю тебе, что обращусь в твою святую веру». Только он произнес эти слова, как ход битвы переменился, и он одержал полную победу. Он воздал хвалу Богу, возрадовался, утешился вместе с королевой и принял крещение вместе со всеми своими вельможами и всем народом. Это было великим счастьем, ведь благодаря молитвам этой доброй и святой королевы, Господь распростер свою милость над Францией, так, что никогда более вера не покидала ее и, слава Всевышнему, там не было королей-еретиков, чего нельзя сказать о других королях и императорах в других странах. За это французским королям воздают почет и славу, и потому мы называем их «христианнейшими».

Если бы я захотела рассказать тебе обо всех благах, принесенных женщинами, то книга получилась бы слишком длинной. Но поскольку мы говорим о духовной сфере, скольким святым мученикам, как я расскажу ниже, помогли, дали приют и пищу простолюдинки, вдовы, добрые честные жены! Если ты почитаешь жития мучеников, то увидишь, что Господу было угодно послать всем им, или большей их части, женщин, которые помогали им, подвергшимся страданиям и мученичеству. Да и что я говорю? Мученикам, и даже апостолам, святому Павлу и другим, и самому Иисусу Христу давали пищу и утешение именно женщины!

А ведь французы, которые так сильно почитают господина моего святого Дионисия[258], и совершенно справедливо, поскольку именно он первым проповедовал веру Христову во Франции, могут поклоняться его мощам и мощам его сподвижников святого Рустика и святого Елевферия именно благодаря женщине! После того, как по приказу тирана этих святых обезглавили, он повелел бросить их тела в Сену. Те, кто должен был это сделать, положили тела в мешок и намеревались нести к реке. По дороге они остановились у одной доброй вдовы по имени Катулла. Она же напоила их допьяна, вынула святые тела из мешка и положила туда трупы свиней. Затем она похоронила блаженных мучеников со всеми возможными почестями у себя в доме и оставила надписи на их могиле, чтобы сохранить память о них в будущем. Прошло много времени, и другая женщина воздвигла в честь этих мучеников часовню на этом месте. Это была моя госпожа святая Женевьева, а потом уже добрый король Дагоберт основал там церковь, стоящую и поныне[259].

LXXXIV. Против тех, кто говорит, что женщине негоже изучать грамоту

Услышав эти слова, я, Кристина, ответила так: «Моя госпожа, я вижу, что многие великие благодеяния были совершены женами. А если какие-то дурные поступки и совершали злые женщины, то мне кажется, что намного более весомы благие дела, совершенные раньше и в наше время добрыми женами, и в особенности учеными женщинами, искушенными в грамоте и науках, о которых упоминалось выше. Поэтому меня очень удивляет мнение некоторых мужей, утверждающих, что они не желали бы, чтобы их дочери, жены или родственницы обучались наукам, поскольку это приносит вред их нравам».

Ответ был таков: «Этот пример хорошо показывает, что не все суждения мужчин основаны на разуме, поскольку они неправы. Ведь нельзя заявлять, что изучение наук о морали, которые учат добродетелям, причиняет вред нравам: нет сомнений, что эти науки улучшают и облагораживают нравы. Как можно думать, что тот, кто следует доброму уроку и учению, станет хуже? Такое немыслимо и неприемлемо. Я не утверждаю, что для мужчины или женщины было бы благом изучать искусство колдовства или недозволенные науки, ведь не без причины Святая Церковь изъяла их из общественной практики. Но невозможно поверить в то, что женщинам вредно познание блага.

Квинт Гортензий[260], великий римский ритор и опытный оратор, не придерживался этого мнения. У него была дочь Гортензия, которую он очень ценил за живость ума. Он обучил ее грамоте и риторике, которую она так хорошо изучила, что, как рассказывает Боккаччо, походила на своего отца не только умом и живостью памяти, но также красноречием и ораторским искусством, настолько, что ни в чем ему не уступала[261]. А что касается блага, происходящего от женщин, о котором мы говорили выше, то польза, принесенная этой женщиной и ее знаниями, была исключительной. Дело в том, что в Риме, которым правил в те времена триумвират, в связи с нехваткой денег решили взимать налог с женщин; налогом облагались и их украшения. Она же взялась оспаривать это решение, за что не взялся ни один мужчина, и красноречие этой женщины было столь прекрасно, что ее слушали с тем же удовольствием, с которым слушали бы ее отца. Так она выиграла это дело.

Также, чтобы не вспоминать историю древности, а обратиться к более близким нам временам, вспомним Джованни Андреа[262], знаменитого юриста из Болоньи, жившего около шестидесяти лет назад. Он также не считал, что образование женщин есть зло, свою красивую и умную любимую дочь по имени Новелла он обучил грамоте и каноническому праву. Так, когда он бывал занят каким-либо делом и не мог предстать перед студентами, он посылал Новеллу прочесть им лекцию вместо себя. Но, чтобы ее красота не отвлекала мысль слушающих, перед ней вешали небольшую занавеску. Таким образом она могла заменить отца и помочь ему в делах. Он так ее любил, что хотел увековечить ее имя и назвал свою известную книгу комментариев к законам „Новелла“.

Совершенно не все мужчины, и в особенности самые ученые из них, разделяют мнение о том, что женщинам вредно быть образованными. Напротив, так говорят самые несведущие в науках, так как им будет неприятно, если женщины будут знать больше, чем они сами. Твой отец, великий ученый и философ, не считал, что женщину портит наука, напротив, он очень радовался, видя твои склонности к знаниям. Но женские предрассудки твоей матери, которая хотела, чтобы ты занималась шитьем, считая его подходящим женщине занятием, помешали углубить твои знания и совершенствоваться в науках в детстве. Но, как говорит пословица: „Против природы не возразишь“, поэтому как бы твоя мать ни препятствовала твоему стремлению к учебе, она не смогла помешать твоей склонности собирать знания по капелькам. Я не думаю, что ты считаешь, будто они принесли тебе вред, а, напротив, ценишь их как самое большое сокровище. В этом ты бесконечно права».

Итак, я, Кристина, ответила ей следующим образом: «То, что вы говорите, моя госпожа, истинно, как Отче наш».

LXXXV. Кристина обращается к даме Праведность и та возражает против говорящих, что немногие женщины целомудренны, а также рассказывает о Сусанне

«Из того, что я слышала, моя госпожа, женщины могут обладать всеми благами и добродетелями. Но почему же мужчины говорят о том, что так мало из них целомудренны? Если бы это было так, то обратились бы в ничто все другие добродетели, ведь целомудрие — это главная добродетель женщины. Но, судя по тому, что я услышала от вас, дело обстоит по-другому, нежели они говорят».

Последовал следующий ответ: «Судя по тому, что я тебе говорила и что ты знаешь сама, очевидно противоположное. Я могу еще говорить тебе и всегда буду повторять: о, какое множество женщин, согласно Священному Писанию, избрали смерть, чтобы сохранить целомудрие, чистоту тела и помыслов! Так поступила прекрасная Сусанна, супруга Иоакима, богатого и могущественного человека из рода иудеев[263]. Однажды, когда она прогуливалась в своем саду, к ней подошли два старца, лжепроповедники, и стали склонять ее ко греху. Она же отвергла их притязания. Когда они увидели, что уговоры не помогают, они стали угрожать предать ее правосудию, обвиняя в том, что застали ее с юношей. А в те времена женщину в подобном случае забрасывали камнями. Когда она услышала эти угрозы, то сказала: „Опасности окружают меня, поскольку, если я не совершу то, что они просят, мне грозит смерть, а если сделаю, то нанесу оскорбление своему Создателю. Лучше я претерплю физическую смерть и умру невинной, чем грехом навлеку на себя гнев моего Господа“. Тогда закричала Сусанна, и на крик прибежали люди из ее дома. Говоря кратко, лжесвященники своей клеветой добились того, что Сусанна была приговорена к смерти. Но Бог, никогда не оставляющий тех, кто его любит, открыл правду устами пророка Даниила, который тогда еще был маленьким ребенком на руках матери. Когда Сусанну вели на казнь в сопровождении огромной толпы людей, оплакивающих ее, он воскликнул, что она невинна и осуждена по большой несправедливости. Ее снова отвели на суд, а также и лжесвященников, пересмотрели дело и признали их, по их собственному признанию, виновными, а Сусанну невинной. Она была освобождена, а их казнили».

LXXXVI. О Сарре

— О целомудрии и доброте Сарры[264] рассказывается в Библии, приблизительно в XX главе. Эта женщина была женой Авраама, великого патриарха. Много хорошего сказано о ней в Священном Писании, о чем я для краткости умолчу. Но о ее целомудрии можно говорить относительно того предмета, что мы обсуждали недавно. Речь идет о том, что многие прекрасные жены целомудренны. Ведь она была такой редкой красоты, что превосходила всех женщин своего времени, и многие могущественные мужчины желали ее. Однако она была такой верной женой, что и слышать ни о ком не хотела. Среди тех, кто ее возжелал, был царь-фараон, которой силой отнял ее у ее мужа. Но за ее доброту, которая превосходила даже ее красоту, Господь наш так полюбил ее, что ниспослал ей милость и уберег ее от всего нечестивого. Так он стал мучить фараона, всю его семью и дом душевно и телесно разными болезнями и видениями, что фараон не притронулся к ней и вынужден был вернуть ее мужу.

LXXXVII. О Ревекке

— Не менее прекрасна телом и душой, чем Сарра, была добрейшая и достойнейшая женщина Ревекка[265], жена патриарха Исаака, отца Иакова. Добродетелям ее воздается хвала в Священном Писании, где о ней написано в XXIII главе первой книги. Она была такой достойной, доброй и честной женщиной, что стала примером целомудрия всем женщинам, которые ее видели. При этом она так скромно держала себя перед своим мужем, что казалось, что она не знатная женщина. Поэтому благородный Исаак очень сильно почитал и любил ее. Но еще большее благо, чем любовь своего мужа, снискала эта женщина своим целомудрием и добротой. Господь даровал ей великую благодать выносить во чреве двух сыновей, Иакова и Исава, от которых пошли народы Израилевы, несмотря на то что она была уже старой и бесплодной.

LXXXVIII. О Руфи

— О многих добрых и чистых женах, о которых говорится в Священном Писании, я могла бы тебе рассказать, но умолчу о них для краткости. Руфь[266] была еще одной благородной женщиной, от которой пошел род пророка Давида. Эта женщина была исключительно целомудренной в замужестве и такой же во вдовстве. Она питала великую любовь к своему мужу. Когда он умер, она оставила свою страну и свой народ и отправилась жить к евреям, из которых происходил ее муж, чтобы жить с его матерью. Говоря кратко, столь добродетельной и целомудренной была эта благородная женщина, что о ней и о ее жизни была написана книга.

LXXXIX. О Пенелопе, жене Одиссея

«Древние книги повествуют о многих целомудренных и добродетельных язычницах. Пенелопа, жена царя Одиссея, отличалась добродетельностью, и среди многих ее достоинств самым похвальным было целомудрие. О ней упоминается во множестве историй, поскольку эта женщина, пока ее муж принимал участие в осаде Трои, которая длилась десять лет, вела себя очень благоразумно. Несмотря на то, что из-за ее великой красоты к ней сватались многие цари и властители, она никого не хотела слушать. Мудрая, рассудительная, благочестивая Пенелопа вела примерную жизнь. Даже после падения Трои она еще десять лет ждала своего мужа, когда все думали, что он погиб в морском путешествии, где могло случиться множество бедствий. Когда Одиссей вернулся, Пенелопу осаждал один царь, который силой хотел на ней жениться из-за ее великого целомудрия и доброты. Ее муж пришел, одетый странником, расспросил людей и возрадовался добрым вестям, которые он услышал о жене. Он также возликовал, увидев своего сына Телемаха, которого оставлял маленьким, а нашел взрослым».

Тогда я, Кристина, ответила ей: «Моя госпожа, если я верно вас понимаю, красота не была препятствием для этих женщин. А ведь многие мужчины говорят, что слишком трудно найти женщину, обладающую и красотой, и целомудрием одновременно».

Она ответила: «Те, кто так говорит, сильно ошибаются, поскольку были, есть и всегда будут прекрасные собой и целомудренные женщины».

XC. Здесь осуждают утверждающих, что едва ли красивые женщины бывают целомудренными. Говорится о Мариамне

— Мариамна[267] была еврейской женщиной, дочерью короля Аристобула, настолько прекрасной, что люди не только полагали, будто она превосходит красотой всех женщин, но считали ее скорее небесным и божественным созданием, чем живой женщиной. Когда ее портрет отправили правителю Антонию[268] в Египет, он восхитился ее красотой и назвал дочерью Юпитера, поскольку не мог поверить, что от смертных людей может родиться такая красавица. Несмотря на свою исключительную красоту и искушение покорить многих царей и правителей, эта женщина из-за великой добродетели и силе духа отринула их всех и снискала хвалу и уважение. Она заслуживает еще большей похвалы, поскольку ее замужество было исключительно несчастливым, так как она вышла замуж за Ирода Антипу, царя иудеев, человека очень жестокого, который даже убил ее брата. Из-за этого и по причине многих других жестокостей, причиненных ей, Мариамна возненавидела Ирода, но все равно не перестала быть женой достойной и целомудренной. Ей было известно и о приказе Ирода немедленно ее убить, если он умрет раньше нее, чтобы никто другой не завладел такой красотой.

XCI. Об Антонии, супруге Друза Тиберия

— Часто говорят, что красивой женщине труднее уберечься в кругу юношей и мужчин, жаждущих любовных утех, и не пасть, чем находиться внутри пламени и не сгореть. Однако хорошо умела защищаться прекрасная и добрая Антония[269], супруга Друза Тиберия, брата императора Нерона. Эта женщина, еще молодая и блиставшая исключительной красотой, овдовела, когда ее мужа Тиберия отравил его брат, отчего благородная Антония очень печалилась. Тогда она решила никогда больше не выходить замуж и вести целомудренную жизнь во вдовстве, и обет этот соблюдала всю свою жизнь так рьяно, что никакая другая языческая женщина не снискала большей похвалы за свое целомудрие. Это тем более похвально, говорит Боккаччо, поскольку она постоянно пребывала при дворе среди юношей, богато одетых и украшенных, красивых и привлекательных, живущих праздной жизнью. В течение всей ее жизни никто не оклеветал ее, не поставил ей в упрек легкомыслие, что, по мнению Боккаччо, достойно похвалы тем более, что она была родной дочерью Марка Антония, который, напротив, жил в разврате и похоти[270]. Но дурной пример не помешал ей остаться невредимой среди пламени, исполниться целомудрия не на короткий срок, а на всю жизнь до старости и смерти.

Я могла бы привести тебе множество примеров прекрасных собой и целомудренных женщин, живущих в обществе, и даже при дворе, в окружении юношей. В наше время, не сомневайся, их тоже предостаточно. Необходимо говорить об этом, чтобы заставить замолчать дурные языки. Но я не думаю, что в прошлом было столько злых языков, как сейчас, и что мужчины настолько же стремились злословить о женщинах, как сегодня. Уверяю, если бы эти добрые прекрасные женщины, о которых я тебе рассказала, жили бы в наше время, вместо похвал, которые им расточали древние, их бы предавали осуждению и порицанию из зависти.

Но возвращаясь к нашему предмету, могу назвать среди других добрых и целомудренных женщин, ведущих честную жизнь, даже вращаясь в самых светских кругах, в частности, благородную Сульпицию, о которой упоминает Валерий Максим. Она обладала исключительной красотой и все же среди всех римских женщин слыла самой целомудренной[271].

XCII. Речь против утверждающих, что женщинам приятно насилие. Даны примеры нескольких женщин, в первую очередь, Лукреции

Тогда я, Кристина, сказала так: «Госпожа моя, я охотно верю тому, что вы говорите, и твердо уверена в том, что много существует добрых, чистых женщин, которые умеют уберечь себя от козней искусителей. Поэтому меня сильно печалят и причиняют обиду слова мужчин о том, что женщины желают над собой насилия и с приязнью относятся к нему, даже если отрицают его вслух. Ведь едва ли я могу поверить, что им приятно такое великое зло и унижение».

Она ответила: «Не верь, дорогая подруга, в том, что целомудренным женщинам, ведущим добродетельную жизнь, доставляет удовольствие подвергаться насилию, напротив, это для них высшее горе. Истинность этого была доказана многими примерами, как, например, история Лукреции, знатнейшей римлянки, превосходившей в целомудрии всех женщин Рима, жены патриция по имени Тарквиний Коллатин[272]. Но другой — Тарквиний Гордый, сын царя Тарквиния, пылал сильной любовью к благородной Лукреции и не осмеливался ей в этом признаться, видя ее исключительное целомудрие. Отчаявшись добиться ее дарами или мольбами, он задумал заполучить ее хитростью. Он стал ближайшим другом ее мужа, стал вхож в их дом в любое время и однажды пришел туда, зная, что муж в отъезде. Женщина приняла его радушно, как величайшего друга своего мужа. Но Тарквиний, цель которого была совсем другой, вошел ночью в спальню Лукреции, отчего она сильно испугалась. Говоря кратко, он долго упрашивал ее, сулил дары, если она исполнит его желание, и увидел, что никакая мольба ее не трогает. Тогда он вынул меч и стал угрожать убить ее, если она скажет хоть слово и не согласится исполнить то, что он требует. Она же ответила, что предпочтет скорее умереть, чем согласиться. Тарквиний, видя, что ему не удается добиться желаемого, прибег к другой хитрости и сказал, что объявит публично, что застал ее с одним из слуг. Лукреция испугалась, думая, что его словам поверят люди, и поддалась силе. Но вынести этого великого бедствия она не смогла, и когда наступил день, послала за своим мужем, отцом и ближайшими родственниками, самыми могущественными в Риме, и с плачем и стенаниями поведала им о том, что с ней произошло. Пока ее муж и ее родные, видя ее раздавленной горем, утешали ее, она вынула нож, спрятанный под платьем, говоря: „Раз я запятнала себя грехом, то должна показать свою невиновность. Я не освобожусь от мучения, не перестану страдать, но отныне не будет опозоренная и обесчещенная жена жить по примеру Лукреции“. Сказав это, она с большой силой воткнула нож себе в грудь, упала замертво и скончалась на глазах у своего мужа и друзей. Все они, обезумев, напали на Тарквиния. Восстал весь Рим и изгнал царя прочь. Что касается его сына, то его убили бы, если нашли. С тех пор в Риме никогда не было царя. Из-за этого насилия, учиненного над Лукрецией, как некоторые говорят, был принят закон, по которому мужчина приговаривался к смерти за насилие над женщиной, и закон этот необходим, справедлив и свят».

XCIII. О царице Галатии

— Как раз об упомянутом рассказывает и история благородной царицы Галатии, супруги царя Ортиагонта[273]. Случилось так, что во времена, когда римляне совершали свои великие завоевания в чужих землях, царь Галатии потерпел поражение в битве и был захвачен римлянами в плен вместе с женой[274]. Когда их привели в лагерь, благородную царицу, прекрасную собой, скромную, добрую и целомудренную, возжелал один из военачальников римского войска, который сторожил царя и царицу. Он упрашивал ее и сулил богатые дары. Когда же он увидел, что она не внемлет его мольбам, то взял ее силой. Это оскорбление было таким тяжелым для женщины, что она не прекращала думать о мести. Она стала притворяться и ждать благоприятную возможность. Когда сообщили, что за царя и царицу принесли выкуп, она настояла на том, чтобы он был передан тому военачальнику, который их сторожил. Ему она сказала взвесить золото, чтобы лучше сосчитать его и не быть обманутым. Когда женщина увидела, что он собирался взвешивать золото и рядом с ним никого из его людей не было, она выхватила нож, ударила его в горло и убила. Она взяла его голову и, не обременяя никого, сама отнесла ее своему мужу, рассказала обо всем, что произошло и как она совершила отмщение[275].

XCIV. История сигамбров и примеры других женщин

— Я привела тебе примеры замужних женщин, и смогу достаточно рассказать о вдовах, а также о девушках, которым было также нестерпимо нести ношу насилия. Иппо была гречанкой исключительной красоты. Пираты, бороздившие моря, враги ее страны, похитили ее и захватили в плен. Когда она увидела, что не сможет избежать насилия, ее охватил такой ужас и отвращение, что она предпочла смерть, бросилась в море и утонула[276].

Также, однажды сигамбры[277] — которые теперь зовутся французами с большим войском и толпами народа осадили среди прочих городов Рим. Полагая, что смогут разрушить город, они привели с собой жен и детей. Но случилось так, что нападение сигамбров обернулось для них поражением. Когда женщины увидели это, то сказали меж собой, что лучше умереть, защищая свое целомудрие — поскольку хорошо знали, что по закону войны все они подвергнутся насилию — чем быть обесчещенными. Они построили вокруг себя крепость из повозок и телег и вооружились против римлян и защищались, как только могли, многие погибли. После того, как почти все женщины были убиты, те, кто остались в живых, сложили руки в мольбе и просили, чтобы их не опозорили, и они могли бы остаток жизни своей посвятить служению в храме девственниц богини Весты. Но так как им это не было позволено, они предпочли наложить на себя руки, нежели подвергнуться насилию[278].

Также, подобным примером служит Вергиния, благородная девушка из Рима, которую лжесудья Клавдий задумал заполучить хитростью или силой, когда увидел, что уговоры не действуют. Она тоже несмотря на то, что была совсем юной девушкой, предпочла смерть насилию[279].

Также, когда в Ломбардии один из городов пал под натиском врагов, был убит его правитель. Дочери этого правителя, очень красивые девушки, думая, что над ними попытаются учинить насилие, придумали необычное, но очень похвальное средство. Они взяли сырое мясо цыпленка и положили себе на грудь. Мясо вскоре разложилось от жары, поэтому те, кто хотел к ним подойти, почувствовали зловоние и отпустили их, говоря: «Боже, как же воняют эти ломбардцы!» Но эта вонь оказалась благоуханием добродетели.

XCV. Опровержение говорящих о непостоянстве женщин. Кристина говорит, а дама Праведность отвечает ей о непостоянстве и слабости некоторых императоров

— Госпожа, вы мне рассказали об исключительном постоянстве, силе, добродетели и стойкости женщин — могут ли сравниться с ними самые сильные из мужей, которые когда-либо жили? Тем не менее, из всех грехов, которые есть в женщинах, как утверждают мужчины, особенно в своих книгах, они все в один голос больше всего упрекают женщин в непостоянстве и переменчивости, нетвердости и легкомыслии, утверждая, что их дух слаб и податлив, как у ребенка, и в них нет никакой твердости. Неужели сами мужчины настолько постоянны, что непостоянство чуждо им, обвиняющим женщин в слабости характера и легкомыслии? Ведь поистине, если они сами недостаточно тверды, обвинять других в собственном пороке или требовать добродетели, которой сам не обладаешь, — занятие самое неблагородное.

Она ответила мне: «Милая подруга, разве ты не слышала, что злой человек хорошо замечает соломинку в глазу другого, и не удосуживается обратить внимание на бревно в собственном? Я покажу тебе большую непоследовательность мужчин, которые говорят о непостоянстве женщин. Итак, все обычно утверждают, что женщины по природе своей слабы. Но раз уж они обвиняют женщин в слабости, можно предположить, что себя они считают твердыми, или по крайней мере, более постоянными, нежели женщины. Истинно, однако то, что они требуют от женщин большей твердости, нежели та, которой обладают сами, ведь они, считающие себя столь сильными и благородными, не могут удержаться от того, чтобы не впасть во многие страшные грехи и пороки, не по незнанию, а из чистой хитрости, совершенно сознавая, что поступают дурно. Но во всем этом они находят извинение и говорят, что человеку свойственно грешить. Когда же случается оступиться в чем-то женщине (в чем зачастую виноваты корыстные мужчины), тогда говорят о ее легкомыслии и слабости. Мне кажется, было бы справедливым, если бы они были снисходительны к женскому легкомыслию и не считали великим преступлением то, что применительно к себе назвали бы легким недостатком. Ведь нет закона, в котором было бы написано, что мужчинам позволительно грешить более, чем женщинам, или что грехи мужчин в большей степени заслуживают прощения. Но на самом деле, мужчины завладели такой властью, что не желают терпеть, когда женщины стойко переносят тяжелые невзгоды, не желают признавать их сильными и стойкими, а напротив, наносят им обиды и оскорбления словом и делом. Мужчины хотят любой ценой завладеть всей властью и тянуть только на себя все одеяло. Но об этом довольно ты рассказала в своем Послании к богу любви[280].

Ты спрашивала меня, настолько ли мужчины сильны и решительны, что могут позволить себе судить непостоянство других. Если ты обратишься к истории древнейших времен и настоящего времени, то прочитанное в книгах, как и то, что ты видишь в своей жизни и встречаешь ежедневно (речь идет не о простых мужчинах скромного происхождения, а о самых великих), свидетельствует об их совершенстве, силе и постоянстве, хотя, конечно, говоря в целом, мужчин, отличающихся мудростью, постоянством и силой, очень мало.

Если тебе нужны доказательства того, что мужчины обвиняют женщин в непостоянстве и изменчивости, из давних времен или современности, разве в характере мужчин нет этих грехов? Посмотри на жизнь самых могущественных правителей и величайших людей — что может быть еще более предосудительным? Чего бы только я не рассказала тебе об императорах! Я тебя спрашиваю, можно ли найти такую слабую духом, боязливую, жалкую и легкомысленную женщину, что она походила бы на императора Клавдия[281]? Он был таким неуравновешенным, что с часу на час менял свои решения, а его слову нельзя было доверять. Он соглашался со всеми советами. По глупости и жестокости приказав убить свою жену, вечером он спрашивал, почему она не идет ложиться спать. Своих приближенных, которым он приказал отрубить голову, приглашал приходить поиграть с ним в игры. Дух его был так слаб, что он все время дрожал от страха и не доверял никому. Что еще я могу сказать тебе? Все пороки характера и души были в этом убогом императоре. Но зачем говорить только о нем? Разве только он в империи был единственным бесхарактерным человеком? А император Тиберий[282], разве он был намного лучше? Разве можно найти в какой-нибудь женщине столько же непостоянства, легкомыслия и похоти?»

XCVI. О Нероне

— Раз уж мы заговорили об императорах, то почему не вспомнить Нерона[283]? Он явил нам как раз большое непостоянство и слабость характера, ведь вначале был достаточно добрым и старался понравиться всем, но потом предался безудержному разврату, жадности и жестокости. Чтобы лучше удовлетворить свою похоть, он по ночам ходил вооруженный со своими приспешниками-сластолюбцами в злачные места, предаваясь оргиям. Из злых побуждений, он толкал прохожих, а если они возмущались, наносил им увечья или убивал. Он вламывался в таверны и бордели. Он насиловал женщин и однажды чуть не убил мужа женщины, которую взял силой. Он предавался разврату в банях и пиршествовал ночи напролет. Он заказывал одно блюдо, затем другое, как подсказывала беспорядочность его ума. Обжорство, излишества, выдумки и гордыня стоили ему безумных трат. Он любил нечестивых людей и преследовал праведных. Он участвовал в заговоре против отца и впоследствии стал убийцей своей собственной матери. А когда она уже была мертва, то приказал вскрыть ее утробу, чтобы посмотреть на то место, где он был зачат. Когда он это увидел, то сказал, что она была красивой женщиной. Он убил жену свою Октавию[284], добрую женщину, и взял себе другую, которую сначала очень любил, а потом приказал убить. Он убил Клавдию[285], дочь своего предшественника, потому что она отказалась выходить за него замуж. Он приказал убить своего семилетнего пасынка, так как сказали, что он играет в игры, не годящиеся для императорского сына. Он убил своего учителя, великого философа Сенеку, поскольку тот не сдержал стыда за то, что Нерон творил в его присутствии. Он отравил своего префекта под видом того, что предлагает ему лекарство от зубной боли. Благородных патрициев и людей древнейших знатных родов, имевших большую власть, он отравил на своих пирах винами и закусками. Он приказал убить свою тетку и забрал ее имущество. Он уничтожил или изгнал всех самых благородных римлян и убил их детей. Он приучил одного жестокого египтянина есть сырое человеческое мясо для того, чтобы он пожирал своих жертв живыми. Что еще поведать тебе? Невозможно рассказать обо всех его жестоких поступках и злодеяниях. Верхом всего был пожар, который он устроил в Риме: огонь полыхал шесть дней и шесть ночей. От этого бедствия погибли многие люди. А Нерон смотрел с вершины своей башни на огонь и разрушения, радовался красоте пламени и пел песни. Во время одного ужина он приказал отрубить головы святому Петру и святому Павлу и многим другим мученикам. Творя такие вещи, процарствовал он четырнадцать лет, после чего настрадавшиеся римляне подняли против него бунт, он впал в отчаяние и покончил с собой.

XCVII. О Гальбе и других императорах

— Тебе, наверно, показались исключительным случаем злодеяния Нерона и его переменчивость характера, о которых я тебе рассказала? Но уверяю тебя, что император по имени Гальба, который стал его преемником[286], вряд ли был бы лучше, если бы прожил столь же долго. Его жестокость не знала меры и при прочих пороках он был настолько непостоянным, что не задерживался долго в одном состоянии: то жестокий и неукротимый, то слишком мягкий и снисходительный, то беспечный, то завистливый и подозрительный, не любящий своих военачальников и войско, слабый, трусливый и жадный. Он пробыл на троне всего полгода, после чего его убили, чтобы положить конец его бесчинствам.

А Отон[287], император, который сменил Гальбу на троне, разве он был лучше? Говорят, что женщины очень заботятся о себе, он же был столь утончен и нежен телом, что не было никого более изнеженного, чем он. Трусливый, озабоченный только собственным удобством, вор, мот, распутник, лицемер, сластолюбец, лжец, изменник, исполненный гордыни и всевозможных пороков. Концом его трехмесячного царствования было самоубийство после того, как его враги одержали над ним верх.

Вителлий[288], наследовавший Отону, был не лучше и тоже исполнен всяких мерзостей. Не думаю, что тебе нужно об этом рассказывать, но не считай, что я преувеличиваю! Почитай жизнеописания императоров и их жизни, и ты обнаружишь, что только некоторые из них были добры, справедливы и тверды духом, среди которых Юлий Цезарь, Октавиан[289], император Траян[290] и Тит[291]. Но говорю тебе точно, что на одного из этих добрых императоров ты найдешь десять злых.

То же самое я могла бы сказать тебе о папах и духовных лицах Святой Церкви, которые еще больше, чем другие люди, должны быть совершенными и исключительными и в первые века христианства были святыми, но с тех пор, как Константин наделил Церковь великими доходами и богатствами, куда же пропала святость? Надо всего лишь прочитать деяния и хроники! А если ты захочешь мне возразить, что это дела давно минувших времен, а в настоящее время все хорошо, то оглянись, стал ли мир лучше, много ли постоянства и твердости в поступках и намерениях властителей, как духовных, так и светских? Это очевидно, и я не буду говорить об этом более. Я не разумею, как могут мужчины говорить о непостоянстве женщин и как им не стыдно открывать рот, чтобы такое произносить, когда они считают великими деяниями те легкомысленные и непоследовательные дела, которые кажутся детскими забавами, и совершают их они, а не женщины. А насколько добросовестно ведутся переговоры и заключаются соглашения во время их совещаний?

Ведь, в конечном счете, именно непостоянство и легкомыслие толкают поступать наперекор разуму, который побуждает здравомыслящего человека творить благо. Но когда мужчина или женщина позволяет чувственности одержать победу над разумом, наступает безволие и непостоянство. Чем сильнее в человеке безволие, тем большие ошибки и прегрешения он вершит, ведь тем более отдаляется он от разума. Таким образом, как говорят историки — и опыт, я вижу, этому не противоречит — несмотря на то, что некоторые авторы и философы говорят о женском легкомыслии, ты не найдешь ни одной женщины, которая отличалась бы такой испорченностью, какую мы можем увидеть у множества мужчин. Самыми отвратительными женщинами были Аталия[292] и ее мать Иезавель[293], царицы Иерусалимские, преследовавшие народ Израилев, Брунгильда[294], королева Франции, и некоторые другие. Но подумай о порочности Иуды, который так жестоко предал своего доброго учителя, апостолом которого был и от которого он не получал ничего, кроме добра. Подумай о черствости и жестокости евреев и народа Израилева, который из ненависти и зависти убил не только Иисуса Христа, но и стольких святых пророков до него — их умертвили различными способами, одних забросав камнями, других оглушив. А если взять Юлиана Отступника[295], которого из-за его великой порочности некоторые считали одним из антихристов, или Дионисия, вероломного тирана Сицилии[296], который вел такую бесчестную жизнь, что отвратительно читать его жизнеописание? Сколько помимо них было злых правителей из разных стран, коварных императоров, пап-еретиков и других прелатов-отступников, полных сладострастия антихристов, что мужчинам лучше было бы молчать, а женщинам благодарить и хвалить Господа за то, что он поместил сокровище их души в сосуд женского тела. На этом я закончу. А чтобы опровергнуть тех, кто говорит, что женский пол слаб, я расскажу тебе о некоторых очень сильных женщинах; их истории приятно слушать и им полезно подражать.

XCVIII. О Гризельде, маркизе Салуццо, сильной и добродетельной женщине

— В книгах упоминается один маркиз Салуццо по имени Гвальтьери[297]. Он был хорош собой и достаточно честен, но отличался некоторыми странностями характера. Его придворные часто упрекали его и просили для продолжения рода взять себе жену. Он же долго не хотел слушать их увещевания, а потом сказал им, что согласен жениться при условии, что они пообещают быть довольными той женщиной, которую он возьмет в жены. Они согласились и поклялись в этом. Маркиз тот увлекался псовой и соколиной охотой, и неподалеку от его крепости находилась маленькая деревенька, в которой среди других бедных крестьян жил очень бедный человек, старый и больной, по имени Джьяннуколе. Этот добрый человек прожил всю свою жизнь честно. У него была дочка восемнадцати лет по имени Гризельда, которая ухаживала за ним и зарабатывала на жизнь себе и отцу пряжей. Наш маркиз, часто проезжавший по тем местам, хорошо знал о добром нраве и честности этой девушки, которая при том была красива собой и нравилась ему. Наступил день, когда маркиз, давший обещание жениться, приказал баронам собраться в определенный день по случаю его свадьбы и велел присутствовать всем дамам. После грандиозных приготовлений в означенный день все придворные дамы и мужчины предстали перед маркизом. Он приказал всем оседлать коней и ехать вместе с ним за невестой. Они отправились прямиком к дому Джьяннуколе и встретили Гризельду, которая шла с источника и несла кувшин воды на голове. Маркиз спросил у нее, где ее отец, Гризельда преклонила колени и сказала, что он в доме. «Пойди приведи его», сказал он и, когда добрый человек пришел, маркиз объявил ему, что хочет взять в жены его дочь. Джьяннуколе сказал поступать, как ему будет угодно. Тогда в их маленький домик вошли дамы, принесли платья и украшения, одели и украсили невесту самым благородным образом, как если бы она принадлежала сословию, достойному маркиза. Он отвез ее в свой дворец и женился на ней. Говоря кратко, эта женщина так достойно повела себя со всеми, что и благородные дворяне, и простые люди очень полюбили ее. Она так умела обратиться к каждому, что все были ею очень довольны, и господину супругу своему служила она и ухаживала за ним, как должно. Через некоторое время маркиза родила дочку, которую маркиз встретил с большой радостью. Когда ребенок подрос и ее отняли от груди, маркиз решил испытать верность и терпение Гризельды и сказал, что вельможи недовольны тем, что ее потомство будет править над ними, и потребовали смерти ребенка. На эти слова, горькие для любой матери, Гризельда ответила, что дочь принадлежит ему и он может распоряжаться ее жизнью по своему усмотрению. Тогда он поручил ребенка своему конюху, который сделал вид, что пришел забрать девочку для того, чтобы ее убить, а сам отвез ее в тайне в Болонью к сестре маркиза графине Панаго, чтобы та ее воспитывала и кормила. Гризельда же не проявила и тени грусти, хотя полагала, что дочь ее мертва. Через год маркиза забеременела и родила прекрасного сына, встреченного с большой радостью. Однако маркиз пожелал испытать еще раз свою жену и сказал ей, что надо убить и сына, чтобы бароны и его люди были довольны. Она же ответила, что, если смерти ее сына будет недостаточно, то она готова умереть и сама. Она отдала сына конюху так же, как до этого дочь, не проявив никакой печали, попросила его только похоронить его сразу, чтобы не рвали его нежное тело дикие звери и не клевали птицы. От всех этих ужасов ничего не дрогнуло в лице Гризельды. Но маркиз на этом не успокоился. Он захотел еще раз испытать ее. Они прожили вместе уже двенадцать лет, и ее безупречное поведение, казалось, достаточно подтвердило ее добродетель. Однако в один прекрасный день маркиз призвал ее к себе и сказал, что его подданные и его народ недовольны и он может потерять свою власть из-за нее, поскольку для них — большое оскорбление иметь правительницей дочь Джьяннуколе. Чтобы их успокоить, ей необходимо вернуться к отцу такой, какой она от него пришла, а он женится на другой, более благородной женщине.

На эти слова, ставшие для нее большим ударом, Гризельда отвечала: «Господин мой, я всегда знала и часто думала о том, что между твоими достоинствами, благородством и великолепием, и моей бедностью не может быть ничего общего. Никогда не считала я себя достойной быть твоей супругой, скорее я должна была быть твоей служанкой. В этот час я готова вернуться в дом моего отца и жить там до старости. Что же касается имущества, которое ты приказал мне взять с собой, мы с тобой знаем, что когда ты взял меня из отцовского дома, то приказал раздеть меня донага и переодеть в платья, в которых я приехала вместе с тобой. Из приданого я принесла с собой только веру, верность, любовь, почтение и бедность. Будет справедливо, если я верну тебе твое имущество, и платье, в которое я сейчас одета. Я также верну тебе обручальное кольцо и все остальные драгоценности, кольца, одежды и украшения, которые я носила в твоем дворце. Нагая вышла я из дома моего отца, и нагая же вернусь в него обратно, вот только мне кажется непристойной нагота этого чрева, в котором я носила твоих детей. Поэтому, если тебе будет угодно, но никак иначе, прошу тебя в вознаграждение моей невинности, которую я принесла когда-то в твой дворец и не могу унести обратно, изволь оставить мне одну рубашку, которая прикроет наготу твоей жены, некогда бывшей маркизой». Маркиз растрогался и не мог сдержать слез, однако победил свои чувства, вышел из залы и приказал, чтобы ей дали рубашку.

Так, в присутствии всех рыцарей и дам, Гризельда разделась, сняла чулки и все драгоценности, оставшись в одной рубашке. Так, быстро разнеслась новость, что маркиз хочет развестись со своей женой, и все мужчины и женщины пришли во дворец, удрученные этим известием. Гризельда, в одной рубашке, простоволосая и босая, села на лошадь и поехала в сопровождении баронов, рыцарей и дам, и все плакали, проклиная маркиза и сочувствуя доброй женщине. Сама же Гризельда не уронила ни одной слезы. Ее проводили в дом старика-отца, который до этих пор продолжал сомневаться относительно ее неравного брака, думая, что господин однажды натешится ею и бросит. Услышав шум, он вышел навстречу дочери и принес ей ее старую, сохраненную им, рваную котту[298]. Он одел дочь, не показывая никакого горя. Гризельда осталась с отцом и пребывала некоторое время в такой скромной обстановке и бедности, ухаживая за ним, как и раньше. На ее лице нельзя было увидеть никакой печали или сожаления, напротив, она утешала своего отца, который мог впасть в горе, видя как его дочь после столь высокого положения впала в такую великую бедность.

Когда маркиз счел, что он достаточно испытал свою верную супругу, то приказал своей сестре приехать к нему в сопровождении благородного общества рыцарей и дам и привезти ему его двоих детей, не подавая виду, что это его отпрыски. Он объявил своим баронам и подданным, что желает взять новую жену и жениться на очень благородной девушке, которая находилась под покровительством его сестры. В день, когда должна была приехать его сестра, маркиз приказал собрать во дворце благородное общество рыцарей, дам и всех знатных людей и устроить роскошный праздник. Он послал за Гризельдой и сказал ей так: «Гризельда, девушка, на которой я хочу жениться, прибудет завтра сюда. Поскольку я хочу, чтобы моя сестра и вся ее благородная свита получила достойный прием, а ты знаешь мои вкусы и как следует принимать господ и дам, а также комнаты и устройство дворца для того, чтобы каждый был принят согласно его статусу и, в особенности, моя будущая супруга, я хочу, чтобы ты этим занялась. Все слуги будут у тебя в подчинении. Постарайся, чтобы все было хорошо устроено». Гризельда ответила, что сделает все с удовольствием. На следующий день, когда гости прибыли, был устроен роскошный праздник. Бедный наряд Гризельды не помешал ей выйти навстречу девушке, которую она считала новой невестой маркиза. Она поклонилась ей и смиренно сказала: «Добро пожаловать, моя госпожа», также поприветствовала юношу и всех гостей, каждого встретила с радостью. Хотя она была одета в очень бедное платье, по ее манере держаться были видны благородство и мудрость этой женщины, так что гости подивились, каким образом такая грация и благородство могут быть облечены в такое бедное одеяние. Гризельда так хорошо устроила прием, что все было к месту. Сама она никак не могла отойти от девушки и юноши, созерцала их красоту и не переставала ее восхвалять. Маркиз приказал готовиться к церемонии, будто бы собирался жениться на этой девушке. Когда настало время служить мессу, он пришел, перед всеми присутствующими подозвал Гризельду и сказал ей: «Как тебе, Гризельда, моя новая супруга? Хороша и благородна, не правда ли?» Но она ответила твердо: «Без сомнений, мой господин, красивее и благороднее не сыскать. Но об одной вещи хочу я просить и молить вас. Не извольте мучить ее и терзать, как вы мучали и терзали другую. Ведь она моложе и нежнее ее, и не сможет выдержать то, что выдержала первая». Услышав слова Гризельды, маркиз удивился ее твердости и восхитился силой ее характера, верностью и добродетельностью. Он пожалел, что так долго и так сильно ее мучил и заставлял страдать безо всякой вины с ее стороны. Тогда он при всех так ей ответил:

«Гризельда, ты достаточно доказывала свое постоянство, истинную веру, верность и великую любовь, послушание и смирение по отношению ко мне. Я думаю, нет мужа на земле, который такими испытаниями познал супружескую любовь, как я». После этого маркиз подошел к ней, обнял и поцеловал ее, говоря: «Ты единственная моя супруга. Другой не желаю я и никогда не возьму. Эта девушка, которая, как ты думаешь, должна была стать моей женой, наша с тобой дочь, а этот мальчик — твой сын. Пусть все, кто здесь присутствует, знают, что все это устроил я, чтобы испытать мою верную жену, но не наказать ее. Дети воспитывались у моей сестры в Болонье, а не погибли. Вот они». Маркиза, услышав слова супруга, лишилась чувств от радости. Когда же она пришла в себя, то обняла детей и окропила их слезами радости. Ее душа преисполнилась счастья. Все, кто это видел, плакали от радости и умиления. Гризельде оказали небывалые почести. Она переменила платье, надела богатые украшения, и начался великий и веселый праздник. Все прославляли и восхваляли эту женщину. Они прожили вместе еще двадцать лет в мире и радости. Маркиз пригласил ее отца Джьяннуколе, о котором он до этого никогда не заботился, жить во дворец и оказал ему большие почести. Дети маркиза заключили браки с представителями благородных семейств, а сын наследовал маркизу с одобрения его приближенных.

XCIX. О римлянке Флоренс

— Гризельда, маркиза Салуццо, была образцом душевной силы и верности, однако не уступает ей в добродетели и благородная Флоренс, римская императрица. Она с удивительным терпением перенесла страшные невзгоды, как о ней написано в книге Чудеса Богородицы[299]. Это была женщина несравненной красоты и еще большей чистоты и добродетели. Так случилось, что ее муж должен был отправиться в далекое путешествие, в долгий военный поход, и оставил свою империю и супругу на попечение своему брату. Тот же, искушаемый врагом рода человеческого, после отъезда императора страстно возжелал свою невестку Флоренс. Говоря вкратце, он так досаждал императрице своими ухаживаниями, что она, опасаясь, что после уговоров он воспользуется силой, приказала заточить его в башне, где он и пребывал до приезда императора. Когда пришла новость о том, что император возвращается, дама, не подозревавшая о злословии своего деверя, выпустила его, чтобы император не узнал о коварстве своего брата, и он отправился встречать императора. Но как только он оказался перед императором, то наговорил о его жене таких дурных слов, каких только можно, самого наихудшего, что она по злобе своей, чтобы доставить ему неприятность, держала его в тюрьме. Император, поверивший ему, послал своих слуг, чтобы еще до его прибытия, не предавая дело огласке, убить жену, потому что не хотел ее видеть живой. Но она, пораженная этими известиями, умолила тех, кому было поручено убить ее, чтобы они отпустили ее уйти живой в чужом платье. Эта благородная женщина скиталась, а потом волею стала воспитательницей сына одного знатного человека. Случилось так, что брат этого человека воспылал любовью к ней и не получив от нее то, что долго просил, решил ее погубить и убил ребенка, который был рядом с ней, пока она спала. Все эти немалые несчастья Флоренс переносила стойко и терпеливо. Когда ее должны были вести на место казни за убийство дитя, такая жалость охватила господина и его жену, вспомнили они ее добродетельную жизнь и добрые дела и не по сердцу им стало обрекать ее на смерть. Отправили они ее в изгнание. Стала жить она в этом месте в бедности, терпеливо и благочестиво молясь Богу и его сладчайшей Матери. Однажды после молитв она уснула в саду, тогда ей приснилась Богородица и сказала, чтобы она собирала траву, на которой покоится ее голова, и что с помощью этой травы она сможет исцелять от всех болезней, и будет ей от этого благо. Эта женщина стала исцелять больных и страждущих и пошла слава о ней повсюду. Случилось так, по воле Божьей, что брат знатного человека, который убил дитя, заболел ужасной болезнью, и послали за этой женщиной, чтобы его излечить. Она пришла к нему и сказала, что он может убедиться в том, что это рука Божья наказывает его и что он может исцелиться только если покается в своем грехе прилюдно, а никакого другого средства не существует. Тогда тот, движимый раскаянием, признал свое ужасное преступление и рассказал, что это он убил дитя и обвинил в том добрую женщину, его воспитательницу. Отец убитого ребенка очень разгневался, услышав это, и хотел во что бы то ни стало наказать своего брата, но благородная женщина умолила его, успокоила и исцелила брата. По заповеди Божьей, она воздала ему добром за зло. Похожее произошло и некоторое время спустя: брат императора, из-за которого Флоренс была изгнана, так ужасно заболел, что весь как будто сгнил. А поскольку слава о ней как о женщине, которая исцеляет от всех болезней, разошлась по всему миру, император послал за ней, не зная, кто она на самом деле, и считая свою жену давно мертвой. Когда она предстала перед ним, то сказала, что ему следует прилюдно открыть истину, иначе она не сможет помочь ему. Он долго отказывался, но в конце концов признался во всех злодеяниях, которые без причины и без повода совершил и обидел императрицу, зная, что за тот грех его наказывает Господь. Как только император услышал это, он в бешенстве хотел убить своего брата за то, что тот заставил его погубить его законную супругу, которую он так любил. Но добрая женщина открыла, кто она, и успокоила императора. Так силой своего терпения Флоренс снова обрела свое положение и счастье, на великую радость императору и всем людям[300].

C. О Бернабó из Генуи

— Говоря о женщинах постоянных и мудрых, можно еще вспомнить историю, которую Боккаччо рассказывает в своей книге «Ста новелл»[301]. Однажды в Париже собрались вместе поужинать несколько ломбардских и итальянских купцов. Они разговаривали о разном, и речь зашла о женщинах. Некий Бернабо из Генуи стал очень хвалить свою жену за красоту, мудрость, целомудрие и всякие добродетели. В той компании был один бойкий человек по имени Амброджиоло. Он стал говорить, что глупо хвалить свою жену, в особенности за целомудрие, поскольку нет такой женщины, которую нельзя соблазнить дарами, обещаниями или красивыми словами. Об этом между ними завязался большой спор, каждый из них поставил по пять флоринов. Бернабо утверждал, что никто никакой силой не соблазнит его жену, Амброджиоло поставил на то, что сделает это и принесет неоспоримые доказательства. Очень старались присутствовавшие расстроить этот спор, но ничего не вышло. Амброджиоло поспешил в Геную. Приехав туда, он навел справки о жизни и привычках жены Бернабо, но, говоря вкратце, услышал о ней столько хорошего, что потерял надежду преуспеть в своем деле. От этого он очень растерялся, и каясь в своей глупости, придумал большую хитрость, ведь очень болела у него душа о возможной потере пяти флоринов. Он договорился со старухой, вхожей в дом этот женщины, и столько дал ей и пообещал денег, чтобы она доставила его внутри сундука в спальню этой женщины. Старуха сказала ей, что в этом сундуке находятся ценные вещи, которые ей доверили на сохранение, и что воры хотят его украсть. Поэтому она просила, чтобы сундук немного постоял в ее спальне, пока его не заберут обратно владельцы. На это женщина охотно согласилась. Амброджиоло, сидевший в сундуке, подсматривал за женщиной ночью и увидел ее совершенно нагой. Кроме того, он взял кошелек и шитый иглой пояс ее искусной работы. После чего он вернулся в сундук так тихо, что спящая женщина и маленькая девочка, которая была с ней, ничего не слышали. Через три дня старуха вернулась и забрала свой сундук. Амброджиоло, радуясь своему успеху, принес и вручил мужу этой женщины перед всей честной компанией доказательства того, что он соблазнил его жену. Сначала он описал ему его спальню и картины, которые там висели. Потом показал ему кошелек и пояс, которые тот узнал, и сказал, что она ему их дала. Но самое главное, описывая, как она выглядит нагой, он сказал, что под левой грудью у нее алое родимое пятно. Муж твердо поверил словам и доказательствам Амброджиоло. Как он опечалился, даже не надо и спрашивать. Он заплатил ему пять флоринов и как можно скорее выехал в Геную. Но до своего приезда он послал своему поверенному во всех делах письмо с просьбой убить его жену и написал, как это сделать. Тот, прочитав распоряжение, пригласил ее оседлать коня и сказал, что хочет проводить ее навстречу мужу. Женщина поверила и с радостью последовала за ним. Когда они приехали в лес, он сказал ей, что ему предписано ее убить по распоряжению мужа. Вкратце говоря, эта добрая и красивая женщина смогла убедить поверенного, чтобы он ее отпустил, а она ему пообещала, что покинет эти края. Избежав смерти, она пошла в одну деревеньку и купила у одной женщины мужскую одежду, остригла волосы и стала похожа на юношу. Через некоторое время она поступила на службу к одному богатому человеку из Каталонии, сеньору Феррану, который сошел со своего корабля в порту, чтобы освежиться. Она служила ему так хорошо, что он был очень доволен и говорил, что никогда не мог найти такого хорошего слугу. Назвалась она Сагурат д’Аффиноле. Сеньор Ферран, вернулся на корабль, взяв с собой Сагурата, они поплыли по морю и приплыли в Александрию. Там сеньор купил прекрасных соколов и лошадей и поехал к султану египетскому, который был ему другом. Они пробыли там порядочно времени, и султан заметил Сагурата, прекрасно служившего своему хозяину, он показался ему красивым и любезным, и очень понравился. И стал султан просить сеньора Феррана подарить ему юношу, чтобы сделать его управляющим. Сеньор Ферран скрепя сердце согласился. Вкратце говоря, Сагурат так хорошо служил султану, что тот доверял только ему, и стал таким прекрасным управляющим, что заправлял всеми делами. Случилось так, что в стране султана должна была проходить большая ярмарка, на которую съезжались купцы из всех стран. Султан приказал Сагурату отправиться в город, где проходила ярмарка, чтобы руководить ей и следить за соблюдением интересов султана. Богу было угодно сделать так, чтобы на эту ярмарку вместе с другими итальянцами, которые привезли драгоценности, приехал и подлый Амброджиоло, про которого мы говорили ранее. А он к этому времени очень разбогател на деньги Бернабо. Сагурат же был представителем султана в этом городе и пользовался всеобщим почетом. Так как он был очень уважаемым господином и влиятельным человеком, купцы приносили ему украшения, привезенные на продажу. Среди других пришел к нему и Амброджиоло. Он открыл ларец, полный драгоценностей, перед Сагуратом, чтобы тот посмотрел, и в этом ларце лежали кошелек и пояс, о которых мы рассказывали ранее. Как только Сагурат их увидел, он узнал их и взял в руки. Он смотрел на них пристально, удивляясь, как они могли там оказаться. Амброджиоло, который давно забыл и думать о той истории, стал улыбаться. Сагурат, увидев, что он улыбается, сказал ему: «Друг мой, я думаю, вы улыбаетесь потому, что я заинтересовался этой дамской вещицей, но она очень хороша». Амброджиоло ответил: «Господин мой, она в вашем распоряжении, но смеюсь я потому, что вспомнил, как она мне досталась». «Да порадует тебя Господь, — сказал Сагурат, — расскажи мне, как ты ее получил». «Клянусь Богом, сказал Амброджиоло, я получил ее от одной красивой женщины, которая мне ее подарила, проведя со мной ночь. А вместе с этим я получил пять флоринов за спор с ее глупым мужем, которого звали Бернабо, который держал со мной пари, что я не соблазню ее. Несчастный убил за это свою жену, но он сам виноват, так как мужчина должен знать, что всякая женщина слаба, и ее легко завоевать, и поэтому нельзя им так доверять». Тогда жена Бернабо поняла причину гнева своего мужа, о которой до этого не знала. Но она была очень рассудительна и осторожна и до поры до времени решила не подавать вида. Она притворилась, что ее развеселила эта история, и сказала Амброджиоло, что он отличный товарищ и она хотела бы подружиться с ним. Она также пригласила остаться в их стране, вести совместное торговое дело и предложила вложить в него крупную сумму денег. Амброджиоло обрадовался. На самом деле, Сагурат построил для него особняк и, чтобы еще искусней его обмануть, дал денег и оказывал ему всяческие знаки внимания, проводя с ним вместе много времени. Как будто бы желая повеселить султана, он заставил Амброджиоло рассказать о его мошенничестве в присутствии султана. Говоря вкратце, Сагурат, узнав о том, что Бернабо разорился и впал в нищету после денежной потери и вследствие морального расстройства, через купцов-генуэзцев пригласил Бернабо от имени султана приехать в его страну. Когда тот приехал и предстал перед султаном, Сагурат немедленно послал за Амброджиоло. Он заранее рассказал султану, что Амброджиоло лгал, когда говорил о завоевании женщины, и просил его в случае, если правда будет доказана, наказать Амброджиоло по всей строгости, что султан ему и обещал.

Когда Бернабо и Амброджиоло предстали перед султаном, Сагурат стал говорить так: «Амброджиоло, нашему султану угодно, чтобы ты рассказал о шутке, которую ты сыграл с Бернабо, которого ты здесь видишь, и получил от него пять флоринов. Расскажи, как ты спал с его женой». Амброджиоло изменился в лице, поскольку вопрос был слишком неожиданным, и он не подготовился к тому, чтобы сразу заглушить правду ложью. Однако он приосанился и ответил: «Господин мой, имеет ли смысл мне об этом рассказывать? Бернабо все это хорошо знает. Мне очень стыдно, что он так опозорился». Тогда Бернабо, исполненный горя и стыда, стал просить, чтобы об этом не говорили и его отпустили восвояси. Но Сагурат ответил, улыбаясь, что его никто не отпустит и ему надлежит все выслушать. Тогда Амброджиоло, видя, что ему не выкрутиться, начал рассказывать историю дрожащим голосом, так, как он ее представлял Бернабо и пересказывал султану. Когда он закончил, Сагурат спросил у Бернабо, правда ли то, что говорит Амброджиоло, и тот ответил, что да, без сомнений. «Почему же, — сказал Сагурат, — вы так уверены, что этот человек спал с вашей женой, даже если он вам принес какие-то доказательства? Неужели вы так глупы, что не знаете разных мошеннических путей, которыми можно узнать, как выглядит тело женщины без того, чтобы спать с ней? А вы за это приказали ее убить? Вы достойны смерти, так как у вас нет достаточных доказательств». Тогда Бернабо сильно испугался, а Сагурат, не желавший больше терять время, сказал Амброджиоло: «Мошенник и лгун, говори же правду! Говори правду и не дожидайся пыток! Тебе следует ее рассказать, и у нас есть доказательства того, что твоя проклятая глотка лжет! Я хочу, чтобы ты знал, что женщина, победой над которой ты похваляешься, жива и находится близко от тебя, чтобы возразить твоим бесчестным лживым речам, ведь ты никогда к ней не прикасался. Это истинная правда». Там присутствовали все вельможи султана и огромная толпа ломбардцев, все слушали, затаив дыхание. Говоря кратко, Амброджиоло был вынужден перед султаном и всеми остальными признаться в своем мошенничестве, которое он устроил, желая завладеть пятью флоринами. Когда Бернабо услышал это, он чуть было не сошел с ума при мысли об убитой жене. Но добрая женщина подошла к нему и сказала: «Что бы ты дал, Бернабо, тому, кто вернул бы тебе твою жену целой и невредимой?» Бернабо ответил, что отдал бы все, что у него есть. Тогда она сказала: «Как же, Бернабо, брат мой и друг, не узнаешь ты меня». Будучи так поражен, он не знал, что делать. Она расстегнула пуговицу на груди и сказала ему: «Смотри, Бернабо, я твоя законная подруга, которую ты без причины приговорил к смерти». Тогда обнялись они в необыкновенной радости. А султан, и все остальные были восхищены всем этим, восхваляли и превозносили добродетели этой женщины. Бернабо и его супруге были преподнесены большие дары и передано все имущество Амброджиоло, которого султан казнил самым жестоким образом. После этого они вернулись на родину.

CI. После рассказа дамы Праведность о женском постоянстве Кристина спрашивает, почему все многочисленные достойные женщины не возражали книгам и мужчинам, о них злословящим. Ответ дамы Праведность

Дама Праведность рассказала мне все это и много других историй. Некоторые я, для краткости, опустила, как, например, историю о Леэне, гречанке, которая не хотела оговаривать двух мужчин, ее знакомых, и даже под пытками, в присутствии судьи отрезала себе язык, чтобы судья не надеялся вырвать у нее это обвинение[302]. Рассказала она и о многих других женщинах, достаточно отважных и стойких, чтобы предпочесть смерть от яда предательству правды и истины. После этого я сказала ей: «Моя госпожа, вы хорошо показали мне великое постоянство и смелость женщин, и все другие их добродетели, они настолько велики, что с ними не сравнится ни один мужчина. Но меня удивляет, почему столько выдающихся женщин, мудрых и образованных, обладающих прекрасным стилем, способных писать прекрасные книги, так долго страдали и не возражали ничего против ужасных, клеветнических слов разных мужчин?»

Она ответила: «Дражайшая подруга, этот вопрос легко разрешить. Судя по тому, что я тебе рассказала, очевидно, что все эти добродетельные женщины занимались разными делами, отличными друг от друга, а не одним и тем же. Дело возведения Града поручено тебе, а не им, поскольку их дела в великой степени прославили их среди людей, обладающих здравым умом и хорошим рассудком, и не было нужды в том, чтобы они еще и писали книги о самих себе. Что касается того, что их обвинители и злословы долго не получали отпор, могу сказать тебе, что всему свое время, ведь и Господь долго терпел существование ересей, восстающих по всему миру против Его святого закона, прежде чем с таким трудом искоренить их. Некоторые и до сих пор остались бы непобежденными, если бы их не оспорили. Так происходит и с многими другими вещами, которые долго мешают людям, прежде чем те их оспорят и отринут».

Тогда я, Кристина, еще сказала ей: «Моя госпожа, вы хорошо говорите, но я уверена, что злые языки будут шептаться об этой книге, и говорить, что даже если некоторые женщины добродетельны, это не относится ни к ним всем, ни даже к большинству».

Она ответила мне: «Считать, что большинство женщин недобродетельны — неправда. Это доказывается моим рассказом о каждодневном опыте их благочестия и других милосердных поступков. Но они совсем не совершают ужасающие злодеяния, которые происходят постоянно. Что же удивительного, если не каждая женщина добра? Во всем большом городе Ниневия не нашлось ни одного праведника, когда пророк Иона пришел туда по воле Господа нашего, чтобы разрушить его, если он не обратится в веру[303]. Тем более, не было праведных людей в Содоме. Это было ясно видно, когда небесный огонь сжег его после ухода Лота[304]. Заметь, что даже в окружении Иисуса Христа, где было всего двенадцать мужчин, один оказался предателем. А мужчины еще осмеливаются говорить, что все женщины должны быть идеальными, а тех, кто такими не являются, следует забивать камнями. Я прошу их обратить взгляд на самих себя, и тот единственный, кто окажется безгрешен, пусть первым бросит в меня камень! Ведь каким должно быть их поведение? Я уверена, что если они сами будут вести себя идеально, женщины будут подражать им!»

CII. Кристина спрашивает у дамы Праведность, правдивы ли слова мужчин, будто немногие женщины верны в любви. Ответ дамы Праведность

Продолжая беседу, я, Кристина, спросила так: «Моя госпожа, теперь оставим эти вопросы и продолжим, немного выходя за рамки нашего разговора. Весьма охотно я бы задала вам некоторые вопросы, если бы была уверена, что они не доставят вам неудовольствия, потому что предмет, о котором я бы хотела поговорить, хотя и основывается на законах природы, все же в некоторой степени далек от умеренности, свойственной Разуму».

Она мне ответила: «Моя подруга, спрашивай, о чем тебе угодно, ведь ученик, который задает вопросы учителю, не должен терпеть укора, о чем бы ни спрашивал».

«Госпожа, в мире существует естественное влечение мужчин к женщинам и женщин к мужчинам, этот закон установлен не людьми, но природной склонностью, вследствие которой они испытывают друг к другу страсть и не знают, отчего она в них зарождается. Что касается той любви, которая знакома всем и называется влюбленностью, мужчины часто говорят, что женщины, несмотря на все свои обещания, очень непостоянны, любят недостаточно сильно, притворяются и лгут, и все это происходит из легкомыслия их характера. Среди авторов, обвиняющих женщин — Овидий, который в книге Искусство любви[305] возлагает на них большую ответственность. Этот Овидий, как и другие, которые вдоволь порицают женщин по этим поводам, говорит, что женские пороки он изображает в книгах как злодеяния во имя общественного блага, чтобы предупредить мужчин об их хитростях, дабы те могли бы их избежать и береглись женщин, как прячущихся в траве змей. Будьте любезны, моя дорогая госпожа, откройте мне истину по этому поводу».

Она ответила: «Дорогая подруга, что касается их слов о том, что женщины обманщицы, не знаю, что тебе сказать, так как ты сама их достаточно опровергла, как в отношении Овидия, так и других, в твоем „Послании богу любви“[306], а также в „Сочинении о розе“[307]. Говоря то, что они делают это во имя всеобщего блага, они лгут, что я покажу тебе: всеобщим благом в стране, городе или обществе людей могут быть польза или благо, затрагивающие всех, как мужчин, так и женщин. Но то, что задумано для пользы одних, а не других, должно называться благом частным или личным, но не общественным и не всеобщим. Еще в меньшей степени это касается блага, отнятого у одних и отданного другим, и его справедливее назвать даже не личным или частным благом, а предметом, насильственно отобранным у одних на пользу других. Ведь эти авторы совершенно не обращаются к женщинам, чтобы предостеречь их от мужских козней. При том, с уверенностью могу сказать, что очень часто мужчины, притворяясь, коварно обманывают женщин. Нет никакого сомнения, что женщины также принадлежат к народу Божьему и они такие же человеческие существа, как и мужчины, того же роду и племени, поэтому также нуждаются в моральном наставлении. Из этого я заключаю, что если авторы, предупреждающие мужчин остерегаться женщин, делают так для всеобщего блага, то есть блага двух сторон, они должны также обращаться к женщинам и предостерегать их от козней мужчин. Но давай оставим этот вопрос и перейдем к следующему — что женское сердце не способно на сильную любовь. То, что женщины более постоянны в любви, чем о них говорят, я могу доказать тебе на примерах, приведя свидетельства о тех женщинах, которые любили до самой смерти. В первую очередь, я расскажу тебе о Дидоне, царице Карфагена, о чьих великих добродетелях мы уже упоминали выше, хотя ты и сама о ней говорила в своих произведениях».

CIII. О Дидоне, царице Карфагена и постоянстве женской любви

— Как уже было сказано раньше, Дидона, царица Карфагена, славно правила в своем городе, пребывала в мире и радости, когда волею случая туда приплыл Эней, бежавший из Трои после ее падения, вождь троянцев[308]. Пройдя через морские бури, утратив корабли, потеряв много товарищей и припасы, он прибыл в порт Карфагена. Эней устал бродить по морю, нуждался в отдыхе, в крове, в деньгах. Страшась, что их встретят враждебно, если они сойдут на берег без разрешения, он послал к царице людей, просить позволения войти в порт. Благородная женщина, честная и отважная, которая знала, что троянцы были самым уважаемым в то время народом, а вождь Эней происходил из царского рода Трои, не только позволила им войти в порт, но сама лично в сопровождении благородной свиты вельмож, женщин и девушек вышла встречать его на берег. Дидона приняла Энея и его спутников с большими почестями и проводила в город, где устроила в его честь и для его удовольствия большие празднества. Зачем же я тебе об этом рассказываю? Эней так приятно проводил там время и отдыхал, что мало вспоминал пережитые им злоключения. Они часто виделись с царицей, и Амур, который ловко умеет подчинять себе сердца, сделал так, что они полюбили друг друга. Но, как показали дальнейшие обстоятельства, намного сильнее была любовь Дидоны к Энею, чем его любовь к ней. Ведь несмотря на его клятву, что никакую другую женщину не возьмет и будет всегда принадлежать ей, он отправился дальше, после того как с ее помощью восстановил силы, получил от нее ласку и дары, а также отремонтированные и готовые к плаванью корабли, нагруженные богатствами и сокровищами. Она не пожалела ни сил, ни затрат на того, кому отдала свое сердце. Он же отплыл, не попрощавшись, тайно, ночью, подло и без ее ведома. Так он заплатил за ее прием, и отъезд его был таким большим горем для несчастной Дидоны, что она хотела отказаться от всяких радостей и от самой жизни. Действительно, после больших жалоб и страданий, она приказала разжечь огромный костер и бросилась в него. Другие же говорят, что она убила себя мечом Энея. Так, достойным сожаления оказался конец благородной царицы Дидоны, которая пользовалась такой славой, что превосходила в известности всех женщин своего времени.

CIV. О влюбленной Медее

— Медея, дочь царя Колхиды и обладательница обширных знаний, полюбила Ясона сильнейшей любовью[309]. Этот Ясон, греческий благородный юноша и доблестный воин, услышал, что в Колхиде, стране, где правил отец Медеи, жил волшебный золотой овен. Его охраняли волшебные чары и, согласно пророчеству, никто не мог бы заполучить это руно кроме избранного благородного воина. Узнав об этом, Ясон, желавший упрочить свою славу, отправился в Колхиду с товарищами, чтобы испытать себя в этом предприятии. Когда он прибыл туда, царь сказал, что получить руно невозможно ни силой оружия, ни доблестью мужа, поскольку оно заколдовано, и многие воины, пытавшиеся это сделать, погибли, не добившись его. Он также с сожалением заметил, что Ясон, видимо, тоже быстро потеряет свою жизнь. Ясон сказал, что не отступится от дела даже под страхом смерти, раз уж затеял его. Дочь царя Медея, увидев красоту Ясона и услышав о его славе, подумала, что он для нее пара и никого более достойного ее любви нет. Она захотела спасти его от смерти, для этого долго и вволю беседовала с ним, снабдила его чарами и волшебными средствами, которых знала очень много. Медея научила его, какими путями можно заполучить золотое руно. Ясон же обещал взять ее в жены, и не жениться ни на какой другой женщине, клялся в верной и вечной любви. Но он солгал и не сдержал этой клятвы, так как, добившись того, что ему было нужно, оставил Медею ради другой. Она же скорее дала бы себя растерзать, чем поступила бы подобным образом. Медея впала в отчаяние, и ее сердце никогда больше не радовалось.

CV. О Фисбе

— Овидий, как ты знаешь, рассказывает в своей книге «Метаморфоз»[310], что в городе Вавилоне жили два богатых и знатных человека, которые были настолько близкими соседями, что их дворцы примыкали друг к другу. У них были дети, прекрасные и воспитанные, у одного — сын по имени Пирам, у другого — дочь, которую звали Фисба. Они, еще бесхитростными детьми, когда им было по семь лет, полюбили друг друга так сильно, что не могли жить друг без друга. Им не терпелось встать пораньше, чтобы пойти играть и там увидеться, и они с неохотой уходили на обед каждый в свой дом, и во всех играх можно было увидеть, как они играют вместе. Так продолжалось долго, они уже подросли. Вместе с возрастом увеличивалось и пламя любви в их сердцах. Оттого, что все время они были вместе, родилось подозрение, о котором сказали матери Фисбы. Она заперла дочь в ее покоях и в гневе обещала хранить ее от домогательств Пирама. Это заключение Фисбы так опечалило молодых людей, что они стали плакать и жаловаться, и очень горевали, что не могут больше видеться. Долго длились их страдания, но взаимная их любовь не уменьшалась, а наоборот, хоть они и не виделись. Чем больше проходило лет, тем больше они любили друг друга, вот они уже достигли пятнадцатилетия. Однажды, случай распорядился так: Фисба, ни о чем другом и не помышлявшая, сидела, заплаканная, одна в своей комнате и смотрела на стену, которая разделяла их дворцы. Она сказала жалобно: «Эх, твердая каменная стена, разлучающая меня с моим другом, если бы в тебе была хоть какая-нибудь жалость, ты бы раскололась, чтобы я могла увидеть того, кого я так желаю видеть». Как только она произнесла эти слова, то увидела в одном уголке стены трещину, через которую лился свет с другой стороны. Она поспешила к трещине и пряжкой своего пояса, ведь не было у нее другого инструмента, расширила отверстие так, чтобы просунуть пряжку на другую сторону, и чтобы ее заметил Пирам. Так и получилось, и влюбленные стали часто встречаться у этой щели, разговаривать и оплакивать свое жалкое положение. В конце концов, движимые великой любовью, они сговорились бежать от своих родителей, ночью, тайком, и встретиться за городом у источника под белой стеной, там, где в детстве они очень часто играли вместе. Поскольку любовь Фисбы была сильнее, она явилась к источнику первой. Пока она ожидала своего друга, к источнику пришел лев. Испугавшись его рыка, Фисба спряталась поблизости в кустах. В спешке она обронила свое покрывало. Оно осталось лежать возле источника, и лев отрыгнул рядом с ним внутренности зверя, которого он до этого сожрал. Пирам пришел до того, как Фисба осмелилась выйти из своего укрытия. При свете луны он увидел покрывало Фисбы и внутренности зверя и подумал, что его подруга погибла. От горя он выхватил меч и немедленно убил себя. Он уже умирал, когда пришла Фисба и по покрывалу, которое он прижал к груди, поняла причину этого злосчастья. Горе ее было так велико, что она не захотела жить. Когда она увидела, что ее друг испустил дух, то она горько оплакивала его и заколола себя этим же мечом.

CVI. О Геро

— Благородная девушка Геро любила Леандра[311] не меньше, чем Фисба Пирама. Леандр, ради сохранения ее чести, предпочитал сам подвергаться большой опасности, чтобы любовь их осталась тайной. Вместо того, чтобы открыто на глазах у всех посещать свою возлюбленную, он приобрел привычку подниматься среди ночи с постели, чтобы никто не увидел, и в одиночестве идти к морскому заливу под названием Геллеспонт. Он переплывал залив и добирался до замка под названием Абидос на другой стороне залива, где Геро ждала его у окна. Длинными зимними ночами она держала у окна зажженный факел, чтобы он указывал Леандру направление. Многие годы влюбленные продолжали так встречаться, пока Фортуна не позавидовала их радости и не пожелала лишить их ее. Однажды зимой случилось так, что поднялась опасная буря, вздыбившая тяжелое море, и эта буря длилась много дней, не прекращаясь. Желание влюбленных увидеть друг друга становилось невыносимым, и они очень горевали, что так долго не утихает ветер и непогода. В конце концов, великое желание погнало Леандра — видя в окне факел, который держала Геро, он подумал, что так она его зовет и что будет малодушием, если он откажется, какой бы опасности он ни подвергался. Увы! Несчастная боялась за него и охотно запретила бы ему подвергаться такой опасности, но факел держала на всякий случай, если вдруг он отправится в путь. Злая судьба устроила так, что Леандр, отплыв от берега, не смог бороться с морскими волнами, они отнесли его далеко, и он утонул. Бедная Геро, которой сердце подсказало, что случилось, не переставала плакать. Когда забрезжил рассвет, она, не спав и не отдыхав всю ночь, снова подошла к окну, где пробыла всю ночь. Когда она увидела тело своего возлюбленного в волнах, не желая жить без него, она бросилась в море и обняла его тело. Так она погибла от того, что слишком сильно любила.

CVII. О Гисмонде, дочери принца Салернского

— Боккаччо рассказывает в своей «Книге Ста новелл»[312] о принце Салернском по имени Танкред. У него была очень красивая и воспитанная дочь, мудрая и куртуазная. Звали ее Гисмонда. Отец очень сильно ее любил и не мог долго находиться в разлуке с ней. Поскольку все его торопили и настаивали на том, что ее надо выдать замуж, он с большим трудом на это согласился. Тогда ее отдали в жены графу Капуанскому, но она побыла в замужестве мало, поскольку граф умер, и отец забрал ее к себе, решив, что больше не будет отдавать ее замуж. Девушка была отрадой отца на склоне его лет, но знала, что красива и ее молодость расцветает. Полагаю, ее не очень радовало то, что она так растрачивает молодость без мужа, но воле отца перечить не осмеливалась. Гисмонда часто бывала на приемах вместе с отцом и приглядела среди придворных молодых людей дворянина, который более всех других (а вокруг было много рыцарей и благородных мужей) показался ей красивым, куртуазным и во всех отношениях достойным ее любви. Говоря коротко, очарованная его манерами Гисмонда решила скрасить свою молодость весельем и утолить пыл своей чувственности в утехах с этим юношей. Однако перед тем как открыть ему свои чувства, она долго изучала, сидя за одним столом с ним, нравы и манеры молодого человека, которого звали Гвискардо. Чем больше она обращала на него свое внимание, тем более идеальным казался он ей во всем. Поразмыслив достаточно, она пригласила его к себе и сказала ему так: «Гвискардо, друг мой, доверие, которое я питаю к вашей доброте, порядочности и благородству, побуждает и позволяет мне открыть вам некоторые секреты, которые касаются меня и которые я не открыла бы никому другому. Но прежде, чем довериться вам, я хотела бы, чтобы вы поклялись, что никогда и никому вы их не откроете и не передадите». Гвискардо ответил: «Моя госпожа, не сомневайтесь, никогда никому я не передам то, что вы мне скажете, клянусь моей порядочностью». Тогда Гисмонда сказала ему: «Гвискардо, я хочу, чтобы ты знал, что моя радость заключается в том, что я люблю и хочу любить одного дворянина. Так как я не могу свободно поговорить с ним, и у меня нет человека, через которого я могла бы передать то, что я хочу, то прошу тебя стать посланником нашей любви. Но смотри, Гвискардо, я тебе доверяю больше всех, в твоих руках моя честь, она тебе доверена». Тогда Гвискардо встал на колени и сказал: «Моя госпожа, я хорошо знаю, что в вас столько благоразумия и порядочности, что вы никогда не захотели бы совершить что-то недостойное. Я благодарю вас смиренно за то, что вы доверяете мне более, чем кому-либо другому и изволите открыть секрет ваших помыслов. Вы можете приказывать мне, драгоценнейшая госпожа, все, что послужит вашему удовольствию. Без тени сомнения, я душой и телом готов слушаться ваших добрых приказов и прилагать все силы к их исполнению. Вместе с тем я готов скромно служить тому, кто имеет счастье быть любимым дамой столь редких качеств, как вы, поскольку, по правде говоря, он предмет высокой и благородной любви». Когда Гисмонда, желавшая его испытать, услышала такие мудрые речи, то взяла его за руку и сказала: «Но, Гвискардо, знаешь ли ты, что ты и есть тот, кого я избрала своим единственным другом и с которым хочу я познать всю радость, ведь мне кажется, что благородство твоих намерений и добропорядочность, которой ты исполнен, делают тебя достойным принять такую высокую любовь?» Юноша очень обрадовался этому и смиренно ее благодарил. Говоря кратко, их отношения продолжались долго до того, как кто-либо о них узнал. Но Фортуна, завистливая к их утехам, не пожелала дольше терпеть радости двух влюбленных и обернула их счастье в горькую печаль, и сделала это самым необычным образом. Одним летним днем Гисмонда прогуливалась в саду со своими подругами. В то время ее отец, который радовался только, когда находился рядом с нею, зашел в ее в спальню, чтобы поговорить с нею и развеяться, но увидел, что ставни закрыты, гардины над кроватью опущены и никого нет. Он подумал, что она спит и не захотел ее будить, прилег на диван и сам уснул крепким сном. Гисмонда, нагулявшись в саду, пришла к себе в спальню и легла на кровать, будто бы собравшись спать. Всех служанок она отправила из покоев и приказала им закрыть дверь, а ее отца ни она, ни служанки не заметили. Когда она осталась одна, то встала с кровати и пошла за Гвискардо, который был закрыт в одной из гардеробных, и привела его в спальню. Когда влюбленные, думая, что они одни, стали беседовать за занавесками кровати, принц проснулся и понял, что его дочь находится с мужчиной. Он так расстроился, что хотел броситься на этого мужчину, но с трудом смог сохранить благоразумие и не подвергнуть опасности репутацию дочери. Поэтому он взял себя в руки и рассмотрел, кто же это такой. После этого он вышел из спальни так, что они не услышали. Влюбленные побыли вместе какое-то время, а потом Гвискардо ушел. Но принц, приказавший следить за ним, сказал схватить его и посадить в темницу. Затем он пошел к дочери и наедине с ней в ее спальне, с глазами полными слез и печалью в лице, стал говорить ей так: «Гисмонда, я думал, что моя дочь среди женщин самая красивая, целомудренная, мудрая, и я тем более удручен и разгневан, потому что никогда не смог бы подумать обратное. Ведь если бы я не увидел собственными глазами, никто не смог бы заставить меня поверить, что ты можешь воспылать любовью к мужчине, не будучи за ним замужем. Но теперь я уверен, что это случилось, и печаль будет мучением всей моей старости и тех немногих дней, которые мне осталось прожить. Мой гнев усиливается еще и потому, что я считал, будто твои вкусы должны соответствовать тому кругу, в котором ты родилась, а я вижу обратное. Ты избрала наихудшего из моих приближенных, а ведь для подобных целей ты могла выбрать намного более достойного из множества тех, кто бывает при моем дворе, и не соблазняться Гвискардо, которого я заставлю дорого заплатить за мою печаль по его милости. Знай, что я прикажу казнить его и то же самое сделал бы с тобой, если бы только мог вырвать из своего сердца безумную любовь, которую питаю к тебе, намного бóльшую, чем какой-либо другой отец питал бы по отношению к своей дочери, только это меня останавливает».

Когда Гисмонда поняла, что отец знает о ее тайне, она так огорчилась, что даже не надо описывать, но вершиной ее боли, разрывающей сердце, была мысль о гибели того, кого она так любила. Она была готова немедленно умереть. Хотя она уже приготовилась расстаться с жизнью, однако, не изменившись в лице и не проронив и слезинки, она очень твердо ответила: «Отец, раз Фортуне было угодно, чтобы вы узнали то, что я хотела скрыть от вас, я не буду вас просить и умолять ни о чем, кроме того, чтобы вы даровали прощение и жизнь тому, которому вы угрожаете смертью, взяв взамен мою собственную жизнь. Ведь, если вы сделаете с ним то, о чем говорите, я не буду умолять вас о прощении, поскольку я не захочу жить без него, и вы его смертью положите конец моим дням. Но в том, что заставило вас так разгневаться на нас, виноваты вы сами, ведь вы сотворены из плоти, и дочь свою вы породили тоже из плоти, а вовсе не из камня и не из железа. Я должна вам напомнить, при всей вашей старости, что чувственность терзает молодых людей, живущих праздно и в роскоши, и ее иглы трудно миновать. И поскольку я увидела, что вы решили не выдавать меня больше замуж, чувствуя в себе молодость и привлекательность, я влюбилась в этого мужчину. Лишь после долгих размышлений я позволила своему сердцу то, что оно хотело. Сперва я внимательно изучила его нравы, и пришла к выводу, что он совершенен во всех добродетелях более, чем кто-либо другой из ваших придворных. Вы сами это знаете, ведь вы его воспитали. А что есть благородство, если не добродетель? Она происходит не от крови или плоти. У вас нет никакой причины говорить, что я полюбила самого неблагородного из ваших придворных, и нет причины гневаться на нас, если вспомнить вашу вину. Но эта великая кара, про которую вы говорите, должна пасть не на него, ведь это было бы ошибочно и несправедливо, а на меня, так как это я уговорила его, совсем не помышлявшего ни о чем. Что же он должен был сделать? Ведь было бы очень низко отказать такой высокородной даме. Таким образом, вы должны пощадить его, а не меня».

Принц на этом покинул Гисмонду, но не потому, что умерил свой гнев. Напротив, на следующий день он приказал казнить Гвискардо. Он приказал вырвать сердце из его груди и положить в золотую чашу. Он отправил эту чашу дочери с доверенным слугой, которому приказал сказать, что принц посылает дочери в подарок то, что она любит больше всего на свете, чтобы доставить ей такую же радость, как и ему самому доставила та, которую он любил больше всего. Слуга пришел к Гисмонде и сказал то, что ему было поручено. Она взяла чашу, открыла ее и сразу увидела, что было внутри. Но, хотя это и причинило ей нестерпимую боль, она не дрогнула в своей гордой душе и ответила, не изменившись в лице: «Друг мой, скажите принцу, что, хотя бы в некоторых вещах я вижу его мудрость, ведь такому благородному сердцу он подарил подходящую гробницу, из золота и драгоценных камней». Потом она склонилась над чашей и поцеловала сердце, говоря с жалостью: «Эх, милое сердце, пристанище всех моих радостей, будь проклята жестокость того, кто заставил меня увидеть тебя воочию. По несчастью, закончилось течение твоей благородной жизни, но назло коварной Фортуне, ты получил от врага твоего гробницу, которую заслужили твои добродетели. В качестве последней почести для тебя, милое сердце, тебя окропит и омоет слезами та, которую ты так любил. Я не премину сделать это. Твоя душа не будет страдать в одиночестве, ведь это несправедливо, и душа любимой в скором времени составит тебе компанию. А еще, назло коварной Фортуне, которая тебя погубила и послала в таком виде ко мне моим жестоким отцом, ты обретешь благо почестей. Я буду беседовать с тобой, пока не уйду из этого мира и душа моя не сольется с твоей, желая быть вместе, ведь я знаю, что твой дух взывает к моему и ждет». Такие слова и множество других говорила Гисмонда, и любой, кто услышал бы ее, не удержался бы от слез. Она так сильно плакала, что, казалось, два бесконечных ручья текут у нее из ее глаз и падают в чашу. Она не кричала, не всхлипывала, а только говорила с сердцем тихим голосом. Женщины и девушки, окружавшие ее, дивились происходящему, ведь ничего не знали об этой истории и не ведали причину такого большого горя. Все они плакали от жалости к своей хозяйке и старались утешить ее. Но ничего не помогало и напрасно спрашивали ее самые приближенные о причине этого горя. Когда Гисмонда вдоволь наплакалась, ее пронзила ужасная боль, и она сказала: «О любимое мое сердце, я воздала тебе все свои почести, и теперь осталось только послать мою душу, чтобы она воссоединилась с твоей». Сказав эти слова, она поднялась, подошла к шкафу, и взяла из него флакон с ядовитыми травами, которые она заранее настояла в воде, чтобы яд был готов, когда придет час. Она налила настой в чашу с сердцем, безо всякого страха выпила до дна и легла на кровать в ожидании смерти, крепко прижимая чашу к груди. Когда девушки увидели предсмертные судороги, сотрясающие тело Гисмонды, то послали за ее отцом, который пошел прогуляться, чтобы развеять свою грусть. Он пришел, когда яд уже растекся по ее венам, и, полный горечи от произошедшего и раскаяния в том, что сделал, стал говорить с ней нежными словами и хотел ее утешить. Дочь же его, пока могла говорить, ответила ему: «Танкред, прибереги свои слезы для другого случая, так как здесь они не помогут. Я не хочу и не желаю их видеть. Ты похож на змею, которая сначала убивает человека, а потом плачет. Не лучше ли для тебя было бы, чтобы твоя бедная дочь жила в свое удовольствие и тайно любила хорошего человека, чем видеть происходящую из-за твоей жестокости ужасную смерть, причиняющую тебе боль? Эта смерть сделает явным то, что было тайным». Больше она уже не могла говорить, ее сердце разорвалось, и она умерла, прижимая к себе чашу. Несчастный старик, ее отец, тоже умер от горя. Так закончила свою жизнь Гисмонда, дочь принца Салернского.

CVIII. Об Изабетте и других влюбленных

— Рассказывает дальше Боккаччо в «Книге Ста новелл»[313], что в городе Мессине в Италии жила одна девушка по имени Изабетта, и три ее брата никак не выдавали ее замуж из-за своей скупости. У них был управляющий и помощник во всех делах, красивый и обходительный молодой человек, которого их отец воспитывал с детства. Звали его Лоренцо. Случилось так, что он и Изабетта часто виделись по делам, и они полюбили друг друга. Некоторое время они радовались, и все шло хорошо, но потом братья заметили их любовь и сочли большим оскорблением. Чтобы не позорить сестру, они не хотели предавать дело огласке и решили убить юношу. Однажды, они пригласили его с собой в загородное поместье. Приехав туда, они убили его в саду и похоронили тело под деревьями. Вернувшись в Мессину, они намекнули домашним, что Лоренцо отправился далеко по их поручению. Изабетта, которая сильно любила юношу, очень опечалилась от того, что ее друга не было теперь рядом. Она сердцем чувствовала нехорошее, и однажды, движимая чувством, не удержалась и спросила у брата, куда они отправили Лоренцо, на что брат ответил ей гордо: «А тебе зачем это знать? Если еще будешь спрашивать о нем, тебе не поздоровится». Тогда поняла Изабетта, что братья заметили их любовь, и твердо уверилась в том, что они убили Лоренцо. Она стала носить траур по нему, когда оставалась одна. А по ночам, без сна и отдыха, она горько плакала и так горевала по любимому, что заболела. Под предлогом болезни она попросила у братьев разрешение отправиться ненадолго отдохнуть в их загородное поместье, и они разрешили. Когда она оказалась одна в том саду, где был похоронен Лоренцо, сердце подсказало ей, как все было. Она стала внимательно смотреть и увидела свежий холм земли там, где лежало тело. Тогда она разрыла землю киркой, которую принесла с собой, и обнаружила тело. Она стала целовать его в большой печали, предаваться безмерной скорби. Но так как хорошо знала, что не может там долго оставаться из страха быть замеченной, она прикрыла тело землей и взяла голову своего друга, отрубленную братьями. Покрыв ее поцелуями, она завернула ее в прекрасную вуаль и похоронила в одном их больших горшков, в которые сажают левкой, и сверху посадила прекрасную траву со сладким ароматом под названием базилик. С этим горшком она вернулась в город. Она так дорожила этим горшком, что не отлучалась ни днем, ни ночью от окна, у которого она его поставила, и поливала его только своими слезами. Это длилось долгое время. Хотя мужчины говорят, что женщины легко забывают, напротив, казалось, что горе Изабетты растет с каждым днем. Базилик на плодородной почве вырос большим и красивым. Говоря кратко, Изабетта столько времени проводила у горшка, что некоторые соседи заметили, как она беспрестанно плачет над горшком у окна, и сказали братьям. Те стали за ней следить и обнаружили ее глубокий траур, чему были очень удивлены. Одной ночью они похитили ее горшок. Каково же было ее горе, когда на следующее утро она его не обнаружила. Она просила вернуть ей горшок, как единственную милость, и говорила, что оставит им свою долю наследства, если только получит его назад. Она жалобно говорила, стенала: «Увы! В какой недобрый час родила меня матушка вместе с такими жестокими братьями, которые так ненавидят меня и мои малые радости, что даже несчастный горшок с базиликом, который им ничего не стоил, не захотели мне оставить и не хотят возвращать, а я прошу его в качестве моей доли наследства. Как будто это что-то важное, что я прошу их мне отдать!» Несчастная горевала так, что слегла в постель и заболела. Что бы ей ни предлагали, она от всего отказывалась, просила только отдать ей ее горшок и умерла от печали. Я не думаю, что это выдумка, так как о ней и о ее горшке сложили жалобную песню и до сих пор ее поют.

Что я могу тебе сказать? Еще я могла бы рассказать тебе истории о женщинах, охваченных безрассудной любовью, которые слишком сильно любили и не изменяли ей.

Боккаччо рассказывает об одной женщине, которую муж заставил съесть сердце ее друга и больше она не стала ничего употреблять в пищу[314].

Так же сделала и дама дю Файель, которая любила владельца замка де Куси.

Хозяйка замка Вержи умерла от слишком сильной любви.

Так же погибла и Изольда, которая слишком любила Тристана[315].

Деянира, которая любила Геркулеса, убила себя, когда он умер[316]. Нет сомнений в том, что велика и постоянна любовь женщины, если она отдала кому-то свое сердце, хотя существуют и легкомысленные жены.

Но эти грустные примеры, и многие другие, которые я могла бы привести тебе, не должны воодушевлять женщин отправляться в опасное и гибельное море безрассудной любви, ведь она всегда заканчивается потерей благ и чести, а также душевными и телесными страданиями. Но что еще более важно, мудро поступят те женщины, которые по благоразумию постараются ее избежать и не слушать тех, кто без конца старается их соблазнить.

CIX. О Юноне и многих известных женщинах

— Я поведала тебе о великом множестве дам, о которых упоминает история, и поскольку обо всех я рассказать не могу (это было бы бесконечное повествование), этого достаточно, чтобы привести свидетельство в опровержение того, что, по твоим словам, говорят некоторые мужчины. В заключение хочу сказать о некоторых женах, которые известны более приключившимися с ними событиями, нежели своими добродетелями.

Юнона[317], дочь Сатурна и Опы, согласно сочинениям поэтов и заблуждениям язычников, была очень известна среди женщин этой религии более своей удачей, чем какими-то выдающимися качествами. Она была сестрой Юпитера, высшего из богов, и его женой. Они жили в богатстве и изобилии, поэтому она была признана богиней благосостояния. Жители острова Самос верили, что ее изображения будут приносить им удачу и считали также, что она защищает брак. К ее помощи прибегали роженицы, вознося ей молитвы. Везде ставили посвященные ей храмы и алтари, служили жрецы, проводили игры и приносили жертвы. Длительное время ее почитали греки и карфагеняне, позже ее статую привезли в Рим и поставили в целле[318] храма Юпитера на Капитолийском холме, рядом со статуей ее мужа. Там ее почитали римляне, владыки мира, совершавшие в ее честь многочисленные и разнообразные церемонии.

В числе таких женщин была и Европа[319], дочь финикийского царя Агенора. Она была очень известна тем, что ее полюбил Юпитер и в ее честь назвал третью часть мира. Следует помнить, что в честь женщин были названы разные земли, города и страны, как, например, Англия, названная в честь женщины по имени Анжела[320], и многие другие.

К ним относится и Иокаста[321], царица Фив, известная своей несчастной судьбой, так как по злой случайности она вышла замуж за собственного сына после того, как он убил отца, о чем они оба не знали. Она видела, как он пришел в отчаяние, узнав обо всем, и пережила взаимное убийство двоих сыновей, которых родила от него.

С ними также и Медуза или Горгона[322], известная своей великой красотой. Она была дочерью могущественного царя Форкия, владевшего обширным царством посреди моря. Красотой Медуза превосходила всех женщин, как говорится в древних историях, но особенно волшебным и сверхъестественным был ее взгляд. Он был настолько приятным вместе с красотой ее тела и лица, и светлых, длинных, как золотые нити, кудрявых волос, что она привлекала все живые создания, на которых смотрела, и люди застывали неподвижно, отчего и появилась легенда о том, что они превращаются в камни.

Елена[323], жена Менелая, царя Лакедемона, дочь Тиндарея, царя Кебала[324] и Леды, его жены, была знаменита своей красотой. Ее похитил Парис, и это стало причиной разрушения Трои. Что бы ни говорили о красоте других женщин, про нее историки говорят, что никогда более красивой женщины не рождалось от земной матери. Поэтому поэты говорят, что она родилась от бога Юпитера.

С ними и Поликсена[325], младшая дочь царя Приама. Она была самой красивой девушкой, о которой упоминается в истории, очень твердой и верной, как она показала, приняв смерть, не изменившись в лице. Ей отрубили голову на могиле Ахилла, когда она сказала, что предпочтет смерть рабству. О многих еще могла бы я тебе рассказать, но опущу их истории для краткости.

CX. Кристина говорит, а дама Праведность дает ей ответ, опровергающий утверждения о том, что женщины привлекают мужчин своей миловидностью

Я, Кристина, сказала так: «Моя госпожа, возвращаясь к вышесказанному, я вижу, что женщины, обладающие мудростью, должны остерегаться опасностей любовной жизни, поскольку они вредят им. Но большому порицанию подвергаются и те женщины, которые наслаждаются своей привлекательностью в одеждах и украшениях и, как говорят, используют ее для того, чтобы соблазнять мужчин и влюблять их в себя».

Она ответила мне: «Дорогая Кристина, не пристало мне оправдывать тех, кто проявляет слишком много стремления и разборчивости к своим нарядам, ведь, без сомнения, это порок, как и любое чрезмерное украшение нарядов, выходящее за пределы обычаев в ношении платья. Но все же, совершенно не оправдывая это зло, но во избежание излишнего порицания элегантных дам, хочу сказать тебе с уверенностью, что не всех заставляет наряжаться любовь, напротив, существует много как женщин, так и мужчин, которых социальное положение и естественная склонность побуждают к тому, чтобы получать удовольствие от красивых вещей и богатых прекрасных нарядов. А если это происходит от природы, то им очень трудно противостоять ей, хотя и было бы это исключительно похвально. Не написано ли было об апостоле Варфоломее[326], знатном человеке, что, хотя и Господь Наш проповедовал бедность и простоту во всем, блаженный апостол всю свою жизнь носил одежды из шелка, отороченные бахромой и усыпанные драгоценными камнями. Богато одевался он, следуя природной склонности, а не из желания выделиться или стремления к роскоши, как это бывает у других людей, поэтому грехом это считать нельзя. Однако некоторые говорят, что именно по этой причине Господь наш дозволил, чтобы в мученичестве его с него заживо содрали кожу. Об этом говорю я тебе, чтобы показать, что не следует человеку судить о другом и его совести по одежде и внешности, ведь только Бог может судить свои создания, и еще покажу это на других примерах».

CXI. О Клавдии, римлянке

— Боккаччо рассказывает[327], и подобная история есть у Валерия Максима[328], что в Риме жила одна благородная женщина, очень любившая прекрасные одежды и ценившая наряды и украшения[329]. Из-за того, что она превосходила в этом всех остальных римских женщин, некоторые злословили на ее счет и упрекали ее в недостаточном целомудрии. Случилось так, что в пятнадцатый год Второй Пунической войны из Пессинунта в Рим была привезена статуя матери богов, как считали африканцы[330]. Чтобы ее встретить, собрались все высокородные женщины Рима. Статую поставили на корабль и хотели везти по Тибру, но у гребцов никак не хватало сил добраться до порта. Тогда Клавдия, которая была уверена в том, что ее несправедливо оговорили из-за ее красивых нарядов, встала на колени перед статуей, и стала молиться вслух и просить богиню, чтобы та, в доказательство невиновности Клавдии и ее целомудрия, позволила ей в одиночку доставить корабль в порт. Положившись на свою чистоту, она взяла пояс и привязала к борту корабля. После чего притянула его к берегу так легко, как если бы это вместо нее делали все гребцы мира. Все присутствующие были поражены.

Я рассказала тебе эту историю не потому, что я верю, что этот идол, который они как безбожники называли богиней, мог исполнить просьбу Клавдии. Но я хотела тебе показать, что такая красивая и нарядная женщина не потеряла от этого своего целомудрия и показала ее веру в то, что именно целомудрие поможет ей, а никакая другая богиня, и так оно и случилось.

CXII. Дама Праведность говорит о том, что женщин больше любят за их добродетели, чем за внешнюю привлекательность

— Допустим, что женщины стараются быть красивыми, привлекательными, милыми и нарядными, чтобы их любили. Однако я докажу тебе, что это не помогает тому, чтобы их более любили мужи мудрые и достойные, так как они более любят женщин высокой репутации, добродетельных и простых, нежели нарядных и кокетливых, даже если благочестивые женщины уступают последним в красоте. Здесь можно было бы мне возразить: раз женщины своей добродетельностью и честностью привлекают мужчин (а это само по себе зло), стало быть, им надо быть менее добродетельными. Этот аргумент не годится, так как добрые и полезные вещи не стоит отвергать и прекращать взращивать их и верить в них только на основании того, что кто-то может их использовать во зло. Каждый должен выполнять свой долг, творя добро, что бы ни случилось. А то, что многие женщины были любимы за свои добродетели, я докажу тебе многими примерами. Во-первых, я могла бы рассказать о многих святых женах, пребывающих в Раю, честь которых была столь привлекательна для мужчин.

К ним относится и Лукреция, о которой я тебе говорила раньше, которая подверглась насилию, ведь именно за ее чистоту полюбил ее Тарквиний более, чем за ее красоту. Ведь ее муж присутствовал однажды на обеде, где был и Тарквиний (который впоследствии и учинил насилие над нею), и другие многочисленные вельможи, и стали они говорить о своих женах. Каждый говорил, что его жена лучшая, но, чтобы узнать истину и решить, какая же из жен достойна наибольшей хвалы, они сели на лошадей и поехали по домам. Те жены, которые в это время занимались самыми достойными занятиями и делами, были признаны самыми добродетельными и получили наибольшее уважение. Так случилось, что Лукреция среди всех женщин занималась самым достойным делом. Мудрая и честная жена, одетая в простое платье, она сидела в своем дворце и с другими женщинами пряла шерсть, беседуя о благих вещах. Туда пришел вместе с ее мужем и Тарквиний, царский сын, и, увидев ее великую честность, простую и прекрасную манеру держаться, так влюбился в нее, что совершил безрассудство, о котором мы говорили.

CXIII. О королеве Бланке, матери Людовика Святого и других добрых и мудрых женщинах, которых любили за их добродетели

«Также за великую доброту, мудрость, осмотрительность и добродетели полюбил граф Шампанский[331] благородную королеву Франции Бланку[332], мать Людовика Святого, несмотря на то что она уже не была в расцвете молодости. Этот благородный граф послушал мудрые слова доброй королевы, когда предпринял войну против короля Людовика Святого. Достойнейшая дама благоразумно упрекала его, говоря, что он не должен был это делать, учитывая добро, которое ему принес ее сын. Граф внимал ей и, пораженный, дивился ее благости и добродетелям, и так сильно влюбился в нее, что не знал, как ему поступить. Но он скорее умер бы, чем осмелился сказать ей о своей любви, ведь знал, что в ней столько добродетели, что никогда она не ответит ему взаимностью. Граф пережил после этого множество страданий из-за безумного желания, которое его мучило. Однако он сказал тогда в ответ королеве Бланке, чтобы она не беспокоилась, что он никогда не пойдет войной на короля, напротив, он хочет целиком принадлежать ей, и она может быть уверена, что душой и телом он весь в ее распоряжении. Он так и любил ее с того часа всю свою жизнь несмотря на то что надежды на взаимность с ее стороны у графа было очень мало. Он обращал жалобы к Амуру в своих сочинениях, очень изысканно восхваляя свою даму, и эти прекрасные сочинения были превращены в очень приятные песни, и он приказал начертать их на стенах залы в Провене и в Труа, где они видны до сих пор. То же самое я могу рассказать тебе о многих других».

Я же, Кристина, отвечала тогда: «Истинно, госпожа моя, много подобных случаев я видела в своей жизни, поскольку была знакома с добродетельными и мудрыми женщинами, которые, как сами они мне в том признавались и выражали свое отвращение по этому поводу, являлись объектом страсти уже после того, как их великая красота уже прошла и они уже не были в расцвете молодости. Они мне говорили: „Боже! Что же это значит? Разве мужчины видят с моей стороны какое-то неразумное поведение, которое дает им основание думать, что я готова на безрассудства?“ Но я теперь понимаю по вашим словам, что их великие добродетели и были причиной того, что их любили. Это противоречит мнению многих людей, которые считают, что добродетельная женщина, которая желает остаться целомудренной, не будет, если она не хочет того, подвергаться преследованиям.

CXIV. Кристина говорит, а дама Праведность отвечает ей, возражая утверждающим, что женщины по природе своей скупы

«Я не знаю, что еще вам сказать, моя дорогая госпожа. Вы ответили на все мои вопросы, и я считаю, что вы хорошо показали, сколь неправы мужчины, говорящие дурное о женщинах. Так же мне кажется ложью их утверждение о том, что, среди прочих женских грехов, им от природы присуща скупость».

Ответ был таким: «Дорогая подруга, я могу сказать с уверенностью, что скупость не свойственна от природы ни мужчинам, ни женщинам. А женщинам свойственна еще в меньшей степени, поскольку (это известно Богу, и ты сама можешь это наблюдать), намного больше в мире происходит несчастий от великой скупости разных мужей, чем от скупости женщин. Но, как я уже тебе говорила, очень хорошо видит злой человек ничтожный проступок своего соседа, а собственное великое злодеяние не замечает. Так как женщины обычно с любовью собирают ткани, нитки и другие вещички, полезные для хозяйства, то их считают скупыми. Однако, клянусь тебе, что есть много женщин, и даже очень много таких, кто не поскупился бы и не проявил жадности на щедрые дары и почести, лишь бы они пошли во благо. Но бедная жена поневоле становится скупой. При обычной скудости средств, ту малость, которую она смогла получить, она хранит, так как хорошо знает, что с большим трудом сможет заработать еще. Кроме того, некоторые люди называют скупыми тех женщин, у которых мужья безрассудные моты и обжоры, и бедные женщины знают, что их очаг будет лишен того, что промотают их мужья, и им, и их бедным детям придется терпеть это, поэтому они не могут удержаться от того, чтобы не говорить с мужем и не увещевать его, призывая уменьшить траты. Это не скупость и не жадность, но знак великой мудрости. Я говорю, конечно же, о тех, кто делает это деликатно, поскольку в семьях часто можно видеть ссоры, так как мужчинам не нравятся подобные увещевания, и поэтому они порицают жен за то, за что должны были бы их хвалить. Но то, как охотно женщины дают милостыню, доказывает, что грех скупости им не присущ, как утверждают некоторые мужчины. Бог знает, сколько пленников, даже в сарацинских землях, сколько голодных и нуждающихся, благородных мужей и прочих были и есть ежедневно во всем мире утешены и спасены женщинами и их дарами».

Я же, Кристина, сказала тогда: «Истинно, госпожа, ваши слова напомнили мне о тех благородных женщинах, которые, как я видела, со скромностью и щедростью помогали людям, чем могли. Я знаю тех, кто и сегодня испытывает огромную радость, когда может сказать: „Возьми, лучше деньги пойдут на пользу, чем будут копиться и лежать в сундуке“. Я не знаю, почему мужчины говорят, что женщины так скупы, ведь, хотя и говорят о щедрости Александра, я вам скажу, что никогда ее не видела».

Дама Праведность засмеялась и сказала: «Подруга моя, конечно же, не были скупыми, к примеру, римские женщины. Ведь в период, когда город изнывал от войны, и все общественные средства города были потрачены на войско, римляне были в отчаянии и не могли найти путь для того, чтобы добыть денег и снарядить большую армию, необходимую им в тот момент. Но женщины, по своей благородной щедрости, даже включая вдов, собрались вместе и все свои украшения, и все, что у них было, не пожалев ничего, принесли римским владыкам и добровольно им передали. За этот поступок женщин благодарили и хвалили, а позже совершенно справедливо вернули им их драгоценности, ведь они помогли Риму выстоять».

CXV. О богатой и щедрой женщине по имени Паулина

— О женской щедрости также написано в «Деяниях римлян»[333]. Достойная, богатая и благородная женщина по имени Буза или Паулина жила во времена, когда Ганнибал воевал с римлянами огнем и мечом, разорив и опустошив почти всю Италию. Случилось так, что после великого поражения римлян и благородной победы Ганнибала в Каннах, некоторые римляне, которым удалось бежать, были ранены и искалечены. Тогда эта благородная женщина Буза принимала всех, кого могла, так что десять тысяч человек нашли убежище в ее домах, настолько велико было ее богатство. Она вылечила их на свои деньги и снабдила всем необходимым, с ее помощью и благодаря ей, они смогли вернуться в Рим и снова встать в строй. За это благодеяние ей воздали хвалу. Так не сомневайся, дорогая подруга, в том, что я могу бесконечно рассказывать о примерах щедрости, куртуазности и великодушия женщин.

Даже не уходя далеко от нашей темы и не заглядывая в книги по истории, сколько же других примеров женской щедрости могла бы я тебе привести! Хотя бы вспомнить о щедрости Маргариты, Дамы де ля Ривьер, которая жива и поныне. Она была некогда женой господина Бюро де ля Ривьер, первого камергера мудрого короля Карла[334]. Эта дама, известная своей мудростью, добродетельностью и добрым нравом, присутствовала однажды на прекрасном празднике, который давал в Париже герцог Анжуйский, ставший потом королем Сицилии. На этом празднике было очень много рыцарей, дам и знатных людей в великолепных нарядах. Молодая и красивая дама оглядела благородное собрание и заметила, что среди гостей нет одного достойного и уважаемого рыцаря по имени Эменьон де Помье, который тогда еще был жив. Она вспомнила об этом господине, несмотря на то что он был очень стар, так как его доброта и доблесть запечатлелись в ее памяти, и она считала, что самое большое украшение собрания — известные и достойные мужчины, даже если они пребывают в преклонном возрасте. Тогда стала она спрашивать о том, где же этот рыцарь и почему он не присутствует на празднике. Ей ответили, что он находится в парижской тюрьме Шатле за долг в пятьсот франков, которые задолжал, путешествуя и участвуя в турнирах. «Ох, — сказала благородная дама, — какой великий позор для королевства, если такой муж сидит в тюрьме за долги, хоть бы и не более часа!» Она тотчас же сняла с головы прекрасную и дорогую золотую диадему, надев вместо нее на свои светлые волосы венок из подснежников. Диадему же она передала слугам и сказала: «Идите и отдайте ее в залог того, что он должен, и пусть его немедленно освободят и привезут сюда». Так и было сделано, за что она получила много похвал и добрых слов.

CXVI. О принцессах и благородных дамах Франции

Я, Кристина, еще сказала так: «Моя госпожа, поскольку вы вспомнили об этой даме, живущей в мое время, и заговорили о женщинах Франции, жительницах королевства, прошу вас поделиться со мной мнением о них и сказать, справедливо ли было бы кого-то из них пригласить в наш Град. Ведь, возможно, они не менее, чем чужестранки, достойны, того, чтобы о них вспомнить».

Она ответила: «Истинно, Кристина, отвечу тебе, что много есть среди них достойных, и мне будет очень приятно, если они поселятся в нашем Граде. Во-первых, следует пригласить благородную королеву Франции Изабеллу Баварскую[335], ныне царствующую милостью Божьей, потому что в ней нет ни малейшей жестокости, жадности или какого-нибудь другого злостного греха, но исключительно доброта, любовь и благожелательность по отношению к подданным.

За такие же качества разве не заслуживает великих похвал молодая, добрая и мудрая герцогиня Беррийская[336], супруга герцога Жана, сына покойного короля Иоанна Французского и брата мудрого короля Карла? Эта благородная герцогиня так целомудренно, хорошо и благоразумно ведет себя, являя цвет своей молодости, что все хвалят ее и прославляют ее добродетели.

А что сказала бы ты о герцогине Орлеанской[337], супруге Людовика, сына Карла Мудрого, короля Франции, дочери покойного герцога Миланского? Разве можно припомнить более рассудительную даму? Как всем известно, она решительна и верна, исполнена великой любви к своему господину, дала хорошее образование своим детям, справедлива по отношению ко всем, мудра во всех поступках и очень добродетельна.

А что можно сказать о герцогине Бургундской[338], супруге герцога Иоанна, сына Филиппа и внука короля Франции Иоанна? Разве она не добродетельна, верна своему супругу, добра душою, безупречна поведением и лишена малейшего изъяна?

Графиня Клермонская[339], дочь вышеупомянутого Иоанна, герцога Беррийского от его первого брака, супруга графа Жана Клермонского, наследника герцога де Бурбон, — не такова ли она, какой должна быть высокородная принцесса? Она исполнена великой любви к своему супругу, мудрости и доброты, совершенна во всем, прекрасна собой. Добродетели ее проявляются в ее словах, в поступках и во всех манерах.

К ним относится и та, которую среди других ты особенно любишь, как за совершенство ее добродетелей, так и за благодеяния, тебе оказанные по милосердию и любви к тебе, это благородная герцогиня Голландская[340], графиня Эно, дочь вышеупомянутого покойного Филиппа, герцога Бургундского и сестра ныне правящего герцога. Не должно ли и эту даму поместить среди самых совершенных? Она верна и тверда духом, осмотрительна и мудра в управлении домом, милосердна и набожна, исполнена высшего благочестия по отношению к Господу нашему, кратко говоря, совершенна во всем.

А герцогиня де Бурбон[341], разве не следует упомянуть ее среди достойнейших принцесс, как пользующуюся большим уважением и достойную всяких похвал?

О ком тебе рассказать еще? Много времени потребуется мне, если говорить о великих благодеяниях всех женщин.

Добрая, прекрасная собой, благородная, исполненная достоинств дама, графиня де Сент-Поль[342], дочь герцога де Бара, двоюродная сестра короля Франции, также должна занять свое место среди лучших дам.

Также и любимая тобой Анна[343], дочь покойного графа де ля Марш и сестра ныне правящего графа, которая вышла замуж за брата королевы Франции Людовика Баварского, не испортит компанию дам, отмеченных милосердием и достойных хвалы, ведь ее добродетели угодны Богу и людям.

Есть также, вопреки словам клеветников, множество других добрых и прекрасных собой графинь, баронесс, дам, девушек, мещанок и женщин всех сословий, и возблагодарим Бога за то, что он их хранит такими. А слабым в добродетели дамам пусть он придет на помощь! Не сомневайтесь, поскольку то, о чем я говорю, я лицезрела, хотя многие клеветники и злые языки говорят обратное».

Я же, Кристина, ответила так: «Истинно, моя госпожа, эти слова слышать от вас — для меня наивысшая радость».

Она же мне отвечала: «Моя дорогая подруга, теперь я, как мне кажется, в достаточной степени исполнила мою миссию в Граде женском. Я выстроила в нем прекрасные дворцы и множество красивых зданий и домов. Я населила его для тебя благородными женщинами, и он теперь полон большими компаниями женщин разных сословий. Пусть придет теперь моя сестра Правосудие и завершит это дело. Я же закончила свою часть».

CXVII. Кристина обращается к принцессам и всем женщинам

— Высокочтимые и совершенные принцессы Франции и других стран, все благородные дамы, девушки и женщины всех сословий, вы, которые любили, любите и будете любить добродетель и мудрость, те, кто жили в прошлом, живут сейчас или будут жить в будущем, радуйтесь и наслаждайтесь жизнью в нашем новом Граде, который, слава Господу, весь — или в большей своей части — отстроен и наполнен домами и почти весь заселен жительницами. Воздайте хвалу Господу, который не оставлял меня на протяжении всего этого великого труда и пламенных исканий, чтобы возвести для вас достойное жилище, в стенах которого вы сможете пребывать вечно, до скончания времен. Я прибыла сюда в надежде дойти до завершения моего произведения с помощью и утешением дамы Правосудие, которая по своему обещанию будет мне неутомимой помощницей, пока наш Град не будет закончен во всем совершенстве. Молитесь же обо мне, мои дорогие женщины!

Здесь заканчивается вторая часть книги о Граде женском.