Книга путешествия. Выпуск 1. Земли Молдавии и Украины

Слово за слово, и мы несколько отступили от нити [повествования]. Когда господин наш Мелек Ахмед-паша, расставшись с ханом, был занят ремонтом крепости Аккерман, как-то ночью он увидел сон. На следующий день поутру я, ничтожный, в час намаза творил молитву. После чтения [главы Корана] «Яс-и шериф» Мелек Ахмед-паша сказал мне: «Мой Эвлия, да воздаст тебе благо Аллах, нынешней ночью я видел сон». И он стал рассказывать содержание своего сна.

Из любопытного начала праведного сновидения Мелека Ахмед-паши. — «Мой Эвлия, да будет на тебе благодать [божья], вот какой сон я видел нынешней ночью: на крепость Очаков напали несколько тысяч орлов. Они подняли крик и вопль, из своих когтей и клювов стали бросать внутрь крепости камни. Тотчас же в крепости начались крики и стенания, а все крепостные ворота были открыты. И когда мусульманское население крепости обратилось в бегство, птицы начали пожирать тех, кто выходил наружу. Некоторые из мусульман крепости поймали за ноги несколько сот птиц, связали их и некоторых, предав мучениям и пыткам, убили. [Тогда] все орлы, собравшись вместе, уселись на одну из крепостных башен, стали [по одному] летать во все концы, /173/ собирать колючки и мусор, устраивать гнездо. Тотчас изнутри крепости появился огонь, он опалил крылья всех орлов, и они попадали на землю. Бескрылые, они пытались опереться на хвосты, но у них не было опоры, чтобы подняться в воздух».

Когда он таким образом поведал о своем сне, я сказал: «Мой повелитель, да будет на вас благодать [божья], Аллах предупреждает нас, что на крепость Очаков собираются напасть вражеские птицы. Но, если будет угодно Аллаху, они опалят себе крылья»... и я прочел первую суру Корана. Однако предусмотрительный паша тотчас же принял меры предосторожности.

ВСЕОБЩАЯ ПОМОЩЬ КРЕПОСТИ ОЧАКОВ

В тот же час паша, использовав все средства, созвал и собрал алайбеев Никопола, Кырк-килисе, Визе, Чермена, Аккермана, Бендер, Силистры и Видина, которые в один миг явились со своими войсками. К ним он присоединил десять тысяч войска из буджакских татар, которыми командовали Мехмед-ага из Эшек-дере, Дедешбай-ага, Сатыбай-ага и Батыр-мирза, от-аг и ат-кулу, обладавших сорока байраками. Юсуфа кетхуду он поставил во главе пятнадцатитысячного отборного войска, выдал ему десять кошельков на путевые расходы и соболью шубу и сказал борцам за веру: «Да поможет вам Аллах, владыка вселенной!». В тот же день [паша] с помощью всех имеющихся судовых шлюпок, барж и лодок спешно переправил пятнадцатитысячное войско на противоположный [берег Днестра], в местность, называемую [От-]рярык, напротив Аккермана, и, направив его в подкрепление гарнизона [Очакова], сам вернулся обратно в Аккерман.

Последующие меры. Тотчас же, не откладывая, капитанам кораблей было выплачено жалованье, а также выданы припасы, остававшиеся в аккерманском порту от прежних лет и захваченные на двадцати чайках русов в сражении под Варной. На малые чайки, лодки, чайки и корабли были погружены: строевой лес из каза Аккермана, стоимостью в 10 тысяч курушей, сухари, черный порох и ядра, а также прочее вооружение и другие припасы. На них были взяты также несколько сот кантаров гвоздей и все мастера-строители Аккермана и Килии. На корабли были погружены также две тысячи киле пшеницы и пять тысяч киле проса. В течение двух дней на пятьдесят судов погрузились двадцать отрядов секбанов и сарыджа из личных войск паши и тысяча отборных молодцов из гарнизона крепости Аккерман — всего две тысячи полностью вооруженных воинов.

По воле божьей в надлежащий день после восьмичасового перехода [это воинство] прибыло в крепость Очаков. [Здесь] все воины ислама, увидев, что на пятидесяти кораблях прибыли припасы, строевой лес и войска, воспрянули духом, поместили [доставленные] припасы в склады и арсеналы и занялись ремонтом крепости и очисткой главных рвов. Весть о том, что все [отправленные] войска ислама прибыли благополучно и в полном порядке, была принесена [в Аккерман] с кораблями, вернувшимися обратно.

Юсуф кетхуда извещал в послании о том, что они разломали несколько чаек русов и устроили из них леса для ремонта крепости; наряду с этим Юсуф кетхуда просил прислать прибрежных татар, всех аг Очакова и татарские войска Каргылы Халил-аги, бея Очакова и прочих военачальников, включая и отряд [самого] Юсуфа кетхуды. Паша ответил: «И здесь [в Аккермане] нужны войска». В тот же день беям Валахии, Молдавии и Бендер были направлены послания с приказом: "Для ремонта крепости Очаков немедленно прибыть трем тысячам валахов, двум тысячам молдаван, тысяче мастеров-строителей с подмастерьями, имея десять тысяч бревен мачтового леса, гвозди и дранку, плахи и иные доски для пушек, а также строительный лес других сортов и все необходимое". Шамлы Халил-ага, у которого шрам на затылке, был назначен мубаширом и c бесценным караваном направлен в Валахию и Молдавию.

И еще в тот же день из крепости Очаков пришло известие: "Значительная часть крепостной стены отремонтирована, рвы прочищены". Получив это известие, паша готов был пуститься в пляс от радости. Он сказал прибрежному аге: «Ты тоже готовься отправиться в крепость Очаков со всеми татарами Буджака»... на что тот ответил: «Будет сделано, как приказано», и отправился. В тот же день на десяти деревянных судах прибыла тысяча воинов из крепостей Измаил и Килия. Позже] было получено известие, что и они прибыли в крепость Очаков в надлежащий день после трехчасового [перехода].

Когда мы с Мелеком Ахмед-пашой по случаю этой радостной вести приятно проводили время в Аккермане, в 1068 (1657-58) году от Порога Счастья из числа аг великого везира Кёпрюлю Мехмед-паши прибыл некий храбрец, доставивший реляцию о победе у острова Бозджаада[101].

/175/ Когда стали читать составленную в султанском диване победную реляцию падишаха, все воины ислама были охвачены радостью; был устроен торжественный салют, и крепость Аккерман была окутана плотным огнем, будто птица-саламандра, — такой сильной была пальба ракет. По ферману падишаха в терпение семи дней и семи ночей весь Аккерман был украшен праздничными флагами и во многих местах освещен сотней тысяч фонарей.

И каждый житель в любом доме в полную меру сил и возможностей предавался разнообразнейшим удовольствиям и отдыху, не переставая молиться о [даровании] падишаху долгого счастливого царствования. Всюду люди пребывали в приятном и веселом настроении, в усладах и удовольствиях. А когда у паши еще больше поднялся дух, заиграли девятитрубные янычарские оркестры, и в двадцати аккерманских кухнях день и ночь готовили угощение для знатного и простого, для бедного и богатого. Безвозмездное благодеяние [это] было исключительно обильным.

В тот же день предусмотрительный Мелек Ахмед-паша приказал составить триста [посланий] и разослал с уполномоченными [для этого] агами в каза, города, городки и села Очаковского эйялета копии победной реляции. Мне же, презренному, он вручил послание, содержащее радостное известие о победе, для крепостей Очаков, Хасан-паша и Кылбурун, а также по одному посланию и по одному почетному халату для Юсуфа кетхуды за ремонт крепости Очаков, беям Очакова и бею Кылбуруна.

О ТОМ, КАК МЫ ДОСТАВИЛИ ИЗ АККЕРМАНА В КРЕПОСТЬ ОЧАКОВ РЕЛЯЦИЮ О ПОБЕДЕ У БОЗДЖААДА

ВОСХВАЛЕНИЕ ТОРЖЕСТВА В КРЕПОСТИ ДЖАНКЕРМАН, ИЛИ ОЧАКОВ, ПО СЛУЧАЮ ПОБЕДЫ У ОСТРОВА БОЗДЖААДА

Сразу же после прочтения победной реляции появились чавуши гарнизона крепости, и все войска в полном вооружении вышли на угловые башни, на вал и стены. Воины ислама из ранее прибывшего на подмогу десятитысячного отборного войска в полном вооружении хлынули, словно река, на внешние и внутренние укрепления. Сначала в цитадели и в большом кольце оборонительных сооружений был трижды провозглашен мусульманский призыв к богу, и крики «Аллах! Аллах!» вознеслись к трем небесным сферам.

После молитвы и благопожеланий, как только искусные, заслуженные мастера[-музыканты] развязали голоса барабанов, литавр и медных труб, присутствующие мусульмане — борцы за истинную веру начали оглушительными, грохочущими залпами палить из ружей. /179/ Затем открыли огонь пушки шахи и бал-емез и земля и громоносное небо наполнились гулом и грохотаньем. В общем, когда таким образом был произведен троекратный торжественный салют из ружей и пушек, город Очаков так сиял, словно старуха-вселенная справила свадьбу и [наступили] проводы новобрачной в дом мужа. Для населения Очакова благодаря всем этим торжествам и празднествам вечера и даже ночи превратились в дни, словно наступила пора жертвоприношений.

После этого я, ничтожный, со всеми сановными мужами крепости обошел и осмотрел крепость со всех сторон, обнаружил места, которые были отремонтированы, и места, требующие ремонта. Я назначил сюда людей, и в течение трех дней некоторые места [укреплений] были отремонтированы так, [что стали наподобие] стены Искандера[105]. Я, ничтожный, прибыл сюда как бы в качестве мубашира по ремонту крепости и каждый день осматривал и разглядывал ее со всех сторон; подружившись с агами оджака, я выведывал различные секреты и записывал их. Каждый день во время торжественного салюта поутру мы пировали и угощались у одного аги, после сумерек у другого, [и от всех] получали подарки.

Однажды очаковский бей вручил мне, ничтожному, за доброе известие о победе флота кошелек курушей, шубу из собольих спинок, два отреза сукна на халаты, двух пленников-русов и трех чистокровных арабских коней смирного нрава. От имени же всех пяти крепостей на Днепре он подарил мне пять кошельков курушей, пятерых славных гулямов и пять коней. После этого кетхуда паши Юсуф-ага подарил мне сотню алтунов, одного пленника, шубу [из собольих] спинок, коня и саблю, а моим гулямам — по десяти алтунов. И мы начали составлять подробное описание крепости.

ВОСХВАЛЕНИЕ КРЕПОСТИ ОЧАКОВ

Завоеванная десницею Али-пдшы, она является центром эйялета трехбунчужного везира. Однако вследствие того что это место небезопасно, здешний везир пребывает в городах Силистра, Бабадаг и Аккерман, а город [Очаков] обороняется десятитысячным войском. В настоящее время эта крепость является резиденцией самостоятельного санджакбея. Но и этот бей по установленному порядку пребывает в месте, именуемом Кылбурун, на противоположной, крымской стороне реки Днепр; он обороняет это место, находящееся в четырех переходах от принадлежащего Крыму острова под названием Уч-агзы.

Следуя степью до Крыма, [остаешься в местности] подвластной бею Очакова. С татарскими ханами по закону, [установленному] Баезидом ханом, у него сношений нет. /180/ [Содержание] очаковского бея, согласно специальному указу падишаха, составляет 240 тысяч акче. Однако зеаметов, тимаров, алайбевв и черибаши у него не имеется. ..Ибо со стороны кыблы здесь Черное море, а с севера — земли казаков, [так что] всегда можно слышать, как поют казацкие петухи. Восточный же край, за рекой Днепр, — степь Хейхат. Она простирается до крепости Азов и еще на девяносто семь переходов до Каспийского моря, а [еще дальше] — Кыпчакская степь. Если же идти на юг, как и в сторону Аккермана, там лежат небезопасные места, по которым мы уже неоднократно проходили.

Кадий по должности имеет содержание в 150 акче. Округа его обширны, и населенные местности многочисленны. Имеются три ода джебели и три ода пушкарей, но янычар вовсе нет, и они не могут здесь находиться, так как не имеется достаточных средств. [Ведь крепость эта —] лишь остров, запирающий устье. Во всех пяти крепостях имеется пять почетных начальников крепостей. А всего [там] двадцать важных однобунчужных аг. Имеется две тысячи пятьдесят отборных, надежных и хорошо вооруженных, всегда готовых к действию воинов. Один из управителей [крепости] имеет даже [ранг] бейсубаши. [Кроме того,] есть ага строителей, ага мухтесибов, ага по сбору базарной пошлины, ага столяров и подмастерьев. [Крепость] является портом: от нее на Аккерман, Килию и Измаил отплывают и [к ней] прибывают [суда]. Имеется множество судов, чтобы переправлять войска на противоположный берег.

Форма укреплений. Укрепления в этом месте состоят из трех отдельных, [но] связанных между собой крепостей. Наиболее древней является старая цитадель, построенная еще Маджаром Али-пашою. Это четырехугольная крепость, очень прочная, совершенно неприступная: она расположена на земляном бугре. Крепость имеет погреба, глубокий ров, прочные оборонительные стены в два ряда толщиною в двадцать шагов, с пятнадцатью башнями, крытыми тесом. Через ров переброшен деревянный мост. Каждый вечер сторожа поднимают мост с помощью блоков, затем упирают его в крепостные ес рота и {таким образом] запирают их. Этот мост построен Мелеком Ахмед-пашою. А толстые двухслойные ворота из железа обращены к кыбле, в сторону крепости Кылбурун на [противоположном] берегу Черного моря. Позади рва изо всех башен, словно ежи, высунулись пушки. Мелек Ахмед-паша покрыл все башни дранкой, отремонтировал и благоустроил их. Кроме упомянутых больших внешних ворот из железа, имеются еще однослойные малые ворота. Над пространством между этими двумя железными воротами — кирпичное сводчатое строение /181/ на прочном основании, а наверху его — султанская мечеть с деревянными минаретами. Она невелика. Шариатский суд также соединен с мечетью и с верхним этажом...

В этой крепости насчитывается двести домов, сверху донизу обмазанных глиной; они имеют верхний этаж, дворы с палисадниками. Дворец бея также находится в этой крепости, все улицы которой чистые, мощеные. Дорога ее — только чтобы разминулись два человека. Имеется двадцать мелочных лавочек, и по соседству с ними — небольшая баня с тремя углублениями для воды. Воду для нег привозят снизу на лошадях. Здесь размещены арсеналы, склады зерна и всегда готовые к действию великолепные, исправные пушки.

С восточной стороны этой крепости холм, с западной — степь, а [полоса] земли по краю рва расстоянием в полет пушечного ядра представляет собой хорошо возделанный огород. [Здесь] много дынь и арбузов, зато садов и виноградников нет. Так как в этой степной местности нет ни одного посаженного дерева, у людей сложилась такая поговорка — вроде проклятия: «Вот я брошу тебя в очаковской степи, там — холодный ад».

Срединная крепость. Кварталы верхней цитадели спускаются из центра, с севера, вниз, в среднее укрепление, [сообщаясь через] небольшие железные ворота. Это укрепление прежде было деревянным, обнесенным изгородью из кольев. В 1036 (1626-27) году в правление султана Мурада IV [сюда] с падишахской эскадрой прибыл Пияле-паша. Эту сильную крепость он обстроил и укрепил камнем и присоединил к старой цитадели. Это — неприступное укрепление с десятью башнями. У него двое железных ворот, одни открываются в сторону кыблы, другие — на север.

Внутри крепости имеется до сотни домов, крытых землей, малых и больших, с крошечными дворами без садов и виноградников. Над воротами, обращенными к кыбле, находится мечеть с кирпичными минаретами. [Здесь] двадцать мелочных лавочек, до трехсот человек пушкарей и латников. Так как местность низменная, улицы тут грязнее — не чистые и не мощеные, как в цитадели. Это [нижнее] укрепление называют также крепостью Пияле-паша.

С восточной стороны ее, внутри квартала, имеются небольшие ворота, открывающиеся в крепость Хасан-паша. Крепость Хасан-паша соединена с крепостью Пияле-паша. Между ними имеется разграничительная крепостная стена в один ряд. Цитадель и среднее и нижнее укрепления /182/ образуют кругообразную систему: между ними, [соединяя их], имеются массивные зубчатые стены с башнями, оснащенные пушками, а для сообщения между ними — небольшие железные ворота.

Крепость Хасан-паша. В 1036 (1626-27) году капудан Хасан-паша Челеби, прибыв с падишахской эскадрой, построил эту крепость на берегу реки Днепр и соединил ее с крепостью Пияле-паша, чтобы создать неприступную оборонительную систему в виде четырехугольника. Таким образом, названные | крепости оказались на месте расположенных рядом деревянных домов. Так как крепость была сооружена на берегу реки Днепр и не было сомнения в том, что мимо нее постоянно будут проходить чайки казаков, она была сделана высокой — путем возведения [земляной] насыпи.

По краям крепость была обстроена мощными, прочными бастионами, башнями, различными мостками и карнизами, которые во время сражения обеспечивают взаимную перекрестную оборону, изогнутыми задвижными люками, для того чтобы из крепости вниз метать в неприятеля камни. Она была снабжена [также] оружием и боеприпасами. Башни, бастионы и убежища наш господин Мелек Ахмед-паша приказал покрыть досками от чаек русов. Чтобы чайки русов не могли проходить мимо башен, в сорока орудийных портах с железными створками стоит сорок пушек типа корабельных бал-емез, кулеврин, паранка. Так что даже птица не сядет не только на реку Днепр, но и на Черное море в округе пяти миль и на степь Хейхат на протяжении пятичасового пути. Аги и рядовые [воины] этой крепости насторожены и готовы к бою больше всех других.

В крепости имеется двое ворот, одни открываются на север, другие — на юг. Над воротами в виде надстройки небольшая удобная мечеть с верхним этажом; [здесь же] тридцать рядов лавок. А внутри крепости имеется около трехсот домов, крытых землей, с узкими дворами без садов и виноградников. Местность, {где расположены] крепости Хасан-паша и Пияле-паша, песчаная, поэтому рвов у них нет. Если почву здесь вскопать хотя бы на одну пядь, выступает вода, и во время осады совершенно невозможно подводить мины и подкопы.

Обе эти крепости имеют общую стену в один ряд, однако весьма широкую, сорока аршин в высоту и десяти в ширину. Ее оборонительные ходы, башни, отдельные форты и карнизы обеспечивают взаимную оборону. Общая протяженность линии, образуемой этими тремя крепостями, составляет четыре тысячи полных шагов.

Очаков — это одна из крепостей, прикрывавших до 1060 (1650) года населенные пункты на побережье Черного моря. /183/ После того как в год вступления на престол султана Мурада IV днепровские казаки на трехстах чайках совершили нападение, в ответ на это вышеназванный султан приказал воздвигнуть у входа в Босфор крепость Кавак, а напротив нее — крепость Юрус[106]. И в тот же год он приказал построить упомянутые крепости Очаков, Тулча и Кара-харман. Тогда-то побережье Черного моря обрело мир, спокойствие и безопасность. Словом, эти днепровские крепости являются надежнейшими и сильнейшими из всех османских укреплений на черноморском побережье.

А одно из ее (крепости Очаков) названий — Джан-керман — татары произносят Дихкерман. И вследствие того, что она находится на берегу реки Днепра, ее называют также Днепровской крепостью.

Что же касается реки Днепр, то она зарождается в семнадцати местах, во владениях Москвы, в горах Краковских и Данцигских земель, течет вниз мимо описанных выше польских крепостей, направляется к нескольким сотням крепостей в землях казаков. Наконец, у крепости Кючюк-Хасан-паша, расположенной близ вышеописанной крепости Очаков и напротив крепости Кылбурун, находящейся на расстоянии пушечного выстрела от Очакова, река впадает в Черное море, достигая в этих местах ширины в семь-десять миль.

Внешние посады Очаковских крепостей. Близ этих крепостей, со стороны кыблы, в пятистах шагах от оборонительных сооружений в сторону моря имеется пятьсот крытых тростником валашских и молдаванских домов. Из них до двухсот сооружены из грубых ковров и циновок, крыты тростником и камышом — это лавки. А зданий на фундаменте здесь вовсе нет, ибо каждый раз во время войны приходят казаки и [все вокруг] разрушают и жгут.

Большая часть из упомянутых лавок — это пивные и трактиры, а также мельницы, вращаемые лошадьми. Семь, построенные из обрубков[107], являются постоялыми дворами, а сто других, построенные из легких и прочных [материалов], — складами; все они крыты землей. Так как эта местность слегка возвышенная, здесь под поверхностью земли имеются две тысячи погребов с пшеницей, ячменем и рожью; входы в них узкие, а внутреннее пространство столь обширно, что может вместить до ста человек. Здесь также совершенно нет ни садов, ни виноградников, ни единого дерева. К западу от цитадели обитают три сотни общин прославленных татар-ногайцев, называемых кара-таяк.

Со стороны кыблы к посаду кяфиров примыкает песчаная отмель, [протянувшаяся] на расстояние полета стрелы. На оконечности ее стоит крепость Кючюк-Хасан-паша, построенная при султане Мураде IV.

/184/ Эта крепость воздвигнута на средства капудана флота Челеби Хасан-паши. Упомянутый Хасан-паша родился в окрестностях Стамбула, в Чаталдже. Он вышел из подчиненных Иса-Мехмед-паши и был предусмотрительным и щедрым везиром, подобным Хатиму Тайи. Являясь капудан-пашой, он, согласно падишахскому ферману, прибыл в эту местность с султанским флотом в триста судов, в течение месяца соорудил эту крепость и направил донесение падишаху.

Эта крепость расположена на берегах реки Днепр в Очаковских землях и представляет собой небольшие, [но] прочные, надежные укрепления из камня, в виде четырехугольника, на расстоянии пушечного выстрела одно от другого. На малых железных воротах, обращенных к востоку, имеется следующая четкая надпись позолотою:

Внутри этой крепости имеется только пять [крупных] зданий, одна мечеть Мурада хана, склад пшеницы и арсенал, а прочих благотворительных заведений нет и следа. Имеется комендант и бдительный гарнизон из ста человек.

Там, где оборонительная линия выдается вперед, находится небольшое восьмиугольное укрепление, имеющее в окружности [всего] триста полных шагов. Зато стены его имеют в высоту пятьдесят аршин, а ров совершенно отсутствует, потому что в низменном песчаном грунте устроить его невозможно. Здесь установлено двенадцать превосходных пушек бал-емез, они направлены в двенадцать пунктов — на противолежащий Кылбурун, на устье Днепра и на сушу. Подобное же устройство имеется, пожалуй, только в крепости Родосто. Все орудийные порты, выходящие на реку Днепр, прикрываются железными створками.

В этих местах на Днепре и Черном море нередко разыгрываются штормы, и тогда бурные волны двух водных поверхностей сквозь орудийные порты проникают внутрь [крепости]. Но каждая из ее башен крепка, словно семиглавый дракон; она так прочна, что, если назвать ее «ключ, [замыкающий] море», как раз так и будет. Замечательно еще вот что: пушки этой крепости вместе с пушками находящихся напротив крепостей Очаков и Кылбурун вздымаются над водой рядами, словно [иглы] ежа.

При всем этом в правление Ибрагима хана случалось, что кяфиры-казаки перетаскивали на своих спинах, словно носильщики с лямками, триста чаек по суше, по [землям] казаков и по 85 землям валахов, [потом] выходили в Черное море, /185/ грабили и опустошали его побережье.

После дня Касыма[109] они снова приходили в эти места, перетаскивая на спинах свои лодки. В это время войска Очакова [однажды], соединившись с татарским войском, изрубили в куски всех кяфиров, освободили всех мусульманских пленников, а чайки и оставшихся в живых кяфиров привезли в Обитель Счастья[110]. Вот до какой степени смелы эти днепровские казаки — племя неустрашимых кяфиров. Все мы, газии из крепости Очаков, не раз садились на коней и сражались с ними.

С некоторым числом аг из одного отряда удальцов — искусных, замечательных борцов за веру — мы сели в лодки и отправились осматривать крепость Кылбурун на противоположной стороне [лимана].

О КРЕПОСТИ КЫЛБУРУН

Она является местопребыванием санджакбея в области Силистра. При этом, по закону, паша Очакова должен находиться здесь, а иногда — напротив, в Очакове. Однако из-за того, что [здесь — бесплодная] степь, паши, чтобы разбирать споры между подданными и вершить правосудие, пребывают то в Силистре, то в городе Бабадаге и обороняют ближние и дальние окрестности [этих городов].

Впоследствии по ферману Мурада хана IV Пияле-паша с флотом еще раз прибыл [сюда] и пристроил к западной стороне Кылбуруна еще одно прочное четырехугольное укрепление, разместив там сотню воинов. Так была построена надежная красивая каменная крепость. В окружности она имеет сто шагов. Здесь имеются две весьма прочные арсенальные башни [для пушек типа] шахане. Стены, пристроенные Пияле-пашою на берегу реки Днепр, составляют западную границу крепости. Имеются и железные ворота, обращенные в эту сторону.

Старая крепость стала как бы цитаделью, у нее также имеются открывающиеся на запад железные ворота. Эта крепость не имеет рва. Зато стены ее высокие, в сорок аршин. Песчаная степь Хейхат заканчивается как раз здесь. Как только здесь заиграет музыка, [ей отзываются] оркестры во всех пяти крепостях. В пределах крепости размещаются восемьдесят небольших покрытых тесом домов без дворов и одна мечеть. Лавок и постоялых дворов здесь нет. Имеется арсенал и двадцать пушек шахане, огонь которых достигает находящихся на противоположном берегу крепостей Хасан-паша и Очаков.

Вне крепости на западной стороне имеется пятьдесят-шестьдесят крытых тростником загонов для скота, /186/ а на восточной стороне — дающие хороший урожай огороды. [Овощи с] этих огородов идут в Крым. Причина того, что это [место[ назвали Кылбурун, следующая. Сторона южного ветра здесь Черное море, а сторона северного ветра — река Днепр, и между ними узенькая песчаная коса[111] на двенадцатичасовой переход, протя-нувшаяся с востока на запад. На западной же оконечности этой косы небольшая крепость, называемая Кылбурун. [Эта] коса — тоненькая, словно волос[112], так что каждый раз штормовые волны Черного моря перехлестывают через нее в реку Днепр, а воды Днепра порою перехлестывают в Черное море.

Караваны, направляющиеся в Крым, собираются в этой крепости и группируются в [отряды численностью] до одной-двух тысяч человек. Хотя [обычно] они хорошо вооружены, но, пока пройдут двенадцатичасовой путь по косе на восток, претерпевают великие бедствия. И затем, после того как они еще в течение двенадцати дней и двенадцати ночей двигаются на восток по бесплодной, дикой пустыне, они приходят в находящуюся в безопасности крепость под названием Ор-агзы в крымских владениях и [лишь здесь] обретают спокойствие. Иными словами,— упаси нас Аллах! — это небезопасный путь. Даже племя татар очень опасается [пользоваться им]. Ибо кяфиры-казаки устраивают засаду в лесных зарослях, хватают людей, сажают в свои челны на Днепре — и только их и видели.

Я обошел и осмотрел упомянутую крепость Кылбурун, насладился угощениями ее коменданта и принял от него подарки. Затем мы на лодках снова переправились на противоположный берег и вместе с людьми паши и воинами ислама приняли участие в ликовании и торжествах по случаю сражения у Бозджаада.

Тогда из ставки [санджакбея] были отправлены кетхуда татарского хана Мухаммед-Гирея Сулейман-ага и прибрежный ага Ахмед-ага, чтобы доставить татарскому хану радостную весть о победе у Бозджаада. В тот же час они с тремястами всадников переправились на судах в Кылбурун. А в это же самое время от господина нашего Мелека Ахмед-паши, [находившегося] в Аккермане, прибыл воин капуджибаши с категорическим приказом: «Во что бы то ни стало, если вам дорога жизнь, приложите все силы и старания к тому, чтобы в один день завершить с помощью [необходимых] работ ремонт поврежденных мест крепости Очаков».

Как только был получен столь настоятельный и недвусмысленный приказ, тотчас же все алайбеи и воины ислама вместе со всем гарнизоном крепости, подоткнув полы [одежды], соорудили леса у некоторых поврежденных мест крепости и, произведя победный салют, приступили к ремонту. /187/ Воистину [теперь] человек мог бы, если бы захотел, разгуливать по всей старой цитадели, совершенно невидимый с ее тыльной стороны. Все было закончено в течение недели, а затем приступили к ремонту нижней крепости, где также были устроены леса. Кетхуда Юсуф приложил немало труда, чтобы побелить крепость. [И вот, наконец,] цитадель была полностью отстроена и белеет одиноко, словно сирота. Тогда леса [здесь] были разобраны, но на крепостях Пияле-паша и Челеби-Хасан-паша они еще оставались.

В это время из Аккермана прибыли десять судов со строевым лесом, а из Валахии и Молдавии — две тысячи пастухов (?) со [своим] продовольствием и напитками для работ по ремонту крепости. Все они были записаны в реестр во внешнем посаде, и их [сразу же] стали использовать на работах.

Описываемая ночь была шестой ночью торжеств по случаю битвы у Бозджаада. Земля и небо дрожали и содрогались [от пальбы]. И все воины — борцы за веру, повинуясь долгу, пребывали в полном вооружении. В пяти местах играли оркестры и возглашалась хвала [Аллаху]. В этот шестой вечер до самого утра поодолжались торжества, веселье и угощение. Однако раб предполагает, а Аллах повелевает...

О ТОМ, КАК ЮСУФ КЕТХУДА ИЗБАВИЛ КРЕПОСТЬ ОЧАКОВ ОТ КАЗАКОВ

Если эту битву за избавление Очакова описывать со всеми подробностями, получится слишком большая книга, и это помешает описать [еще и] другие посещенные нами местности. Однако, если все-таки кое-какие обстоятельства [битвы] будут кратко описаны и засвидетельствованы, то стоит исписать некоторое количество бумаги.

Итак, вот как протекали и чем завершились наши злоключения. По возможности опишу и объясню [их]; вот краткое повествование о том, как мы, будучи осаждены в крепости Очаков, оборонялись и сражались.

В то время как мы в течение шести дней и шести ночей торжествовали по случаю радостного известия о победе под Бозджаада, /188/ по воле божьей казаки Серка, Барабаша, Шеремета, сарыкамышцев, буткалы, Хмельницкого, Андрея, кардаш-казаки и казаки других общин, видя, что гетман по имени Саралия[113]— проклятый головной гетман дорошенковских казаков — начинает стареть, заговорили: «А ну, из какой общины поставим мы [нового] гетмана?», и вверглись в междоусобную распрю и войны.

И [вот] из-за того, что среди них начались интриги и раздоры, несколько пьяных и беспечных кяфиров отважились, наконец, отправиться к своему главному попу, чтобы спросить его совета. Он же сказал им красноречивым своим языком: «Чтобы истреблять друг друга ради мирских дел, на то вы отважные богатыри. Но, чтобы показать свое христианское рвение ради веры и спасителя, чтобы захватить крепость Очаков, где находится наш древний храм, — на это вас нет. Если вы сейчас просите моего совета, то послушайте и [сделайте так]. Сказав: “Да будут нам заступниками господь Иисус, [пресвятая] матерь Мария, Никола Угодник, Сарысалтык, Август, святой Никола, святая Ната (?)",— вы, двадцать отважных казацких гетманов, ударьте на Очаков. [Пусть] десять [из вас идут] с суши, а десять — с моря и с Днепра, на чайках и челнах. И кто первый возьмет крепость, тот пусть и будет головным гетманом, а мы будем под его властью. Ибо сейчас для нас наиболее удобный момент: вы преисполнены рвения, а крепость Очаков, из-за того что очаковский везир Мелек Ахмед-паша постоянно в разъездах, пуста и не защищена. [Это] вам на руку. И да поможет вам Никола Угодник...».

Такое твердое решение он принял и заставил двадцать гетманов дать клятвенное обещание и единодушное обязательство.

[И вот] когда один из этих десяти[114] гетманов — гетман Андрей — пошел на Очаков сушею с пятью тысячами пеших дорошенковских казаков, вооруженных ружьями, а также с пятью тысячами конных, безоружных и вооруженных, тогда сорок три тысячи вооруженных ружьями кардаш-казаков на ста пятидесяти неуклюжих чайках и изогнутых челнах и еще три тысячи вооруженных ружьями казаков — сарыкамышцев и запорожцев — все вместе сели на суда и морем направились прямо на Очаков.

Когда они сушею и морем приблизились к Очакову, там еще продолжались торжества по случаю победы у Бозджаада. [Кяфиры], прибывшие морем, услышали звуки мусульманского призыва на молитву и прославления Аллаха и удивились: «Что происходит? Турки кричат ,,Аллах! Аллах!" [Очевидно.] дорошенковцы гетмана Андрея прежде нас подошли к Очакову и уже завязали сражение. Сейчас те захватят крепость, и [головной] гетман будет поставлен из них». Думая так, они от огорчения ломали руки.

/189/ Но некоторые казаки не поддались смятению. [Они решили]: «Сейчас мы тоже подойдем с тыла и, круша и тех, и турок, захватим крепость. [А ну,] живее!». И с этими словами все они, вкладывая в руки все свои силы, так заработали веслами, что их суда понеслись по Днепру, словно ослепительная молния. Благодаря этому они перед рассветом приблизились к этой крепости.

Но тут они увидели, что там вовсе не идет сражение. Они стали совещаться, вопрошая: «Что это за наваждение?». Тогда некоторые стали поговаривать: «Ну, конечно, они взяли крепость, вошли в нее и теперь, наверное, отдыхают!». Тогда же гетман сарыкамышцев сказал: «Что ж, нам поможет язык». И они, улучив момент, схватили невдалеке от крепости какого-то рыбака и спросили: «Что означает только что происходившая пальба из пушек и крики турок ,,Аллах! Аллах!"?». Тот ответил: «О боже, да это турки отняли у венецианцев какую-то крепость на Средиземном море, и происходит ликование по случаю победы». Тогда гетман сарыкамышцев тотчас же сказал:

"Эге, это нам помощь от матери Марии». Некоторые же возразили: «Нет, от Николы Угодника». И с этими словами они двинулись прямо на крепость.

Я же, презренный, [в это время], совершив омовение, седлал моих коней. И как только крепостные ворота были отворены, я, намереваясь отправиться к паше в Аккерман, вопросил: «Где борцы за веру, которые пойдут с нами в Аккерман?». Это был совершенно мирный час, люди не знали о [приближении] неприятеля. Все воины отдыхали — кто спал за пределами [крепости], кто во рву и по краям его. Только в цитадели бодрствовали ее гарнизон и люди паши. [Вдруг] раздался крик: «Эй, кяфиры пришли, осадили нас!», [потом] крики: «Аллах! Аллах!». И тут изнутри и снаружи крепости, вздымаясь к трем небесным сферам, понеслись вопли и призывы к богу.

Между тем, когда кяфиры послали людей захватить еще одного языка, дозор [наших воинов из] Никопола [схватил] семерых кяфиров из числа тех, кто был послан за языком. Их тщательно допросили и доставили на край крепостного рва. В башне над воротами Юсуф кетхуда также допросил их. Они сообщили: «Вон, по воде и по суше сюда идут до сорока тысяч [ваших] врагов». И тотчас же Юсуф кетхуда приказал: «Рубите им головы!» И всем семерым смахнули головы, прострелили туловища, а трупы их выбросили на край рва.

/190/ Тотчас же Юсуф кетхуда громовым голосом, словно дитя чудовища-дэва, закричал: «Воины ислама, настал день великих бедствий, готовьтесь!». И тут — о величие Аллаха! — снаружи и внутри крепости поднялся шум и волнение, все попрощались друг с другом, обнявшись и поцеловавшись, и приготовились, взяв оружие в руки. Все пушки и бомбы, нефть и жидкая смола, а также прочие необходимые средства и приспособления были доставлены в надлежащие места, на зубцах стены и между ними появились снаряженные и готовые к бою воины.

[Здесь Юсуф кетхуда] сказал: «А ведь в шести местах крепости, где производился ремонт, остались строительные леса. По ним кяфиры без труда смогут проникнуть в крепость. Ну-ка, соколы мои, разрушим эти леса». И поэтому он разрушил их в трех местах. А когда они ломали остальные, кяфиры, оставив свои челны близ устья реки Днепр, в кромешной тьме кинулись на крепость Очаков, крича, словно шакалы: «Иисус, Иисус!». Сразу же они обложили крепость с северо-запада.

В эту пору глаз еще ничего не мог различить, но как только кяфиры сделались видимыми, раздалась команда: «Укрепления, огонь!». И из крепости на кяфиров обрушился обильный свинец, [словно] берущий в клещи. Залпом ударили пушки, [заранее] нацеленные в определенные точки, и рассыпали кяфиров, словно горох.

Тогда они начали залпами обстреливать крепость из ружей. Затем во мгновение ока проклятые казаки со ста тысячами душераздирающих криков ворвались в укрепления и завязали шумную битву. Под утро от густого дыма пушек и ружей воистину глаз не различал глаза, не видно было человека. Поэтому до рассвета множество пушек и ружей вели [беспорядочный] огонь то из крепости, то [со стороны] кяфиров, и все вокруг спуталось. Но — что поделаешь! — едва наступило утро, кяфиры в один миг полезли в окопы на краю вала, словно в отцовский дом, и начали залпами обстреливать находившихся во рву заимов [с их воинами] из санджаков Кырк-килисе, Визе и Чермен. Те же, побросав во рву шатры и палатки, все обратились в безудержное бегство. Когда кяфиры увидели, что все они (заимы), сев на коней ялдак, бегут в сторону реки Березань, они принялись грабить, считая своими трофеями всю одежду и утварь, нипочем доставшуюся им во рву и вне его.

Тогда сидевшие в огородах заимы и тимариоты /191/ санджаков Силистры и Никопола все сразу с криками «Аллах!» стали рубить кяфиров саблями. Теперь уже можно было различить врагов и друзей, и кяфиров так искололи саблями, что они, рассыпавшись, побросали все захваченное во рву и скрылись в свои окопы. В это время убегавших кяфиров так поливали свинцом из крепости, что вдавили [их в землю].

Тогда борцы за веру из Никопола и Силистры стали говорить: «Давайте выйдем из крепостных ворот, заберем наше брошенное во рву военное имущество». И они бросились вперед с семидесятикрестовыми знаменами Никопола, чтобы сразиться врукопашную. Дело кончилось тем, что, когда все сипахии Никопола и Силистры после длительной схватки с нечистыми и беспечными кяфирами доставляли, отбиваясь, в крепость Челеби Хасан-паша свое имущество и то, что было брошено во рву, из этой крепости по кяфирам залпом ударили заранее наведенные пушки.

Мы наблюдали из крепости, [как] некоторые кяфиры ползали, словно карлики, без ног и без рук, а несколько сот разорванных ядрами в клочья остались лежать сваленными в груды трупами. Тотчас же кяфиры на четырех лодках, связанных воедино, проникли в зимовье, находящееся позади крепости Хасан-паша, с помощью повозок стащили с лодок восемь английских железных пушек, потянули их волоком и доставили во внешние посады Очакова. [Здесь] они выкатили несколько бочек с медом и фруктовым напитком и [продолжали] двигаться, волоча свои пушки. Затем они впрягли в пушки находившийся в посадах рабочий скот и лошадей с конной мельницы. [Потом] зажгли посады, а сами с пушками и бочками прибыли в окопы под крепостью. В это время из крепости снова понеслись крики «Аллах! Аллах!» и на них (кяфиров) обрушился такой ливень свинца и пушечных ядер, что несколько сот кяфиров было разорвано [в клочья].

Однако те перепились захваченными в посадах вином, бузой и водкой и, обезумев, в опьянении и ярости снова ринулись на крепость, спустились в окопы, потом стали карабкаться на крепостные стены. Тотчас же наши борцы за веру начали поливать их нефтью, смолой и кипятком, швырять в них бомбы [в виде] горшков и ручные бомбы и отогнали их прочь от крепости.

Тогда кяфиры, у которых были их свинские пушки, спешно наполнили в своих окопах землей /192/ вышеупомянутые бочки 192 из-под меда и фруктового напитка; этими бочками они прикрыли и защитили снятые с кораблей восемь пушек и открыли из них огонь. Но что могут сделать крепости Очаков такие пушки!.. Когда кяфиры стали в окопах продвигаться вперед, по ним так ударили [наши] исполинские пушки бал-емез, что у этих простаков не осталось ни бочек из-под меда[115], ни их английских пушек.

А между тем в цитадели ведь даже еще не открывали створок [у орудийных портов] именных пушек — Шакшаки-паши, Календер-паши [времен] султана Ахмеда и Маджара Али-паши, построившего наряду с этой крепостью Очаков [еще] и крепость Гёзлев в Крымской земле. Когда же враги перед жерлами этих пушек занялись осуществлением своих дьявольских замыслов, эти пушки выпалили разом, от одного фитиля, и все находившиеся там кяфиры были разорваны натрое каждый. А некоторые ядра этих пушек угодили в привезенные кяфирами пушки с чаек и наделали такого грому и звону, что и описать невозможно. Каждое из ядер разорвалось на тысячу кусков, каждый кусок поразил тысячу кяфиров... и несколько тысяч пьяных кяфиров погибло в мучениях.

А в цитадели спаренные пушки пока еще вовсе не открывали огня. И [вот] в этой стороне злодеи-кяфиры, собравшись толпами, вытащили свои челны из реки на сушу, огородились ими и начали рыть окопы под [самой] крепостью. Тотчас же те упомянутые спаренные пушки открыли огонь, несколько ядер попало в заграждение кяфиров, и в этой стороне тоже появились груды трупов.

Славу богу, вооружение, боеприпасы и все необходимое было у нас в изобилии, наше войско в крепости было многочисленно. Однако мы снова [и снова] обращали свои взоры [вдаль, ожидая] помощи от Крыма и аккерманского паши. В тот [первый] день, когда наступил полуденный час, мы украсили стены и угловые башни крепости зелеными и красными флагами, во всех трех укреплениях заиграли музыканты, воодушевляя соратников, газии призывали друг друга на битву.

Когда в час вечерней молитвы мы вместе с жителями Очакова совершили намаз, из цитадели [снова] понеслись громкие крики: «Аллах! Аллах!». Жестокая битва длилась, не утихая, весь день и ночь. Однако к нам подмога ниоткуда не прибывала, к кяфирам же пришли на помощь запорожские казаки на пятидесяти челнах; кяфиры без всякого труда обложили крепость Очаков со всех сторон, засели в окопы и до самого утра, не остерегаясь амбразур крепости, /193/ на радостях палили из ружей.

Слава богу, в цитадели еще ни один воин не был ранен или убит, а у кяфиров от орудийного огня в один день было убито семь тысяч человек, которых они принялись отвозить [прочь]. Тотчас же из цитадели, взметнув лавину свинца, с фланговых бастионов, с угловых башен, из всех амбразур в стене ударили картечницы, а также пушки шахи, зарбазен, кулеврины и бал-емез, и кяфиры грудами [повалились] мертвые.

Однако на следующий день поутру мы увидели, что над окопами кяфиров в семидесяти местах появилось семьдесят различных сооружений и на каждом из них — знак гетмана, а у каждого гетмана в отряде по одной-две легких пушки шахи. Залпы палящих пушек смешивались со звуками труб, [походных] гобоев, колоколов, [походных] органов. Мир наполнился запахом черного ладана. И мы поняли, что к кяфирам пришло сильное подкрепление. Но так как ни одна из их пушек не попадала [своими ядрами] в крепость Очаков, борцы за веру, осажденные в цитадели, воздавали тысячекратные восхваления и благодарения [богу].

Все воины паши — секбаны и сарыджа, просунув свои ружья [с зарядом в] пятьдесят дирхемов в амбразуры, открыли огонь, и кяфиры, хлебнув свинца, даже голов не могли поднять в своих окопах. Однако мы очень опасались, что они хитростью подведут мины. Поэтому, выявив внутри крепости, вдоль ее стен, места, [опасные в отношении] подкопа, мы [в таких местах] положили на крепостную стену барабаны, на их поверхность насыпали зерна проса и пшеницы и стали поджидать [вражеских] уловок с минами. Если бы кяфиры начали подкапывать фундамент крепости, чтобы подвести мину, удары кирки минера заставляли бы подпрыгивать зернышки на поверхности барабана. Но, хвала Аллаху, никаких уловок с минами мы не обнаружили.

Однако [проходил] день за днем, кяфиров истребляли, но к ним по реке Днепр то и дело прибывали подкрепления. К нам же подкрепления не подходили. К тому же у нас кончалось продовольствие. Кяфиры перерезали ход, по которому в крепость доставлялась вода, и нам поневоле пришлось пить горькую воду из колодцев. Ее, эту горькую воду, не говоря уже о людях, не могли пить даже лошади воинов паши — секбанов и сарыджа. У коней разболелись животы, и для их владельцев мир превратился в тесный ад.

И вот в то время, когда, с одной стороны, все внимание людей было поглощено страхом и смятением /194/ женщин и девушек — сеятельниц смуты, всевозможными толками, [обличавшими] отчаяние, там и сям раздававшимися криками и воплями раненых, настроением несчастья, [возникающим] от пустых речей больших скопищ людей и от [криков] животных, а, с другой стороны, на складах не оставалось даже на один день пшеницы и другого продовольствия и только в своем жилище каждый хранил то, что необходимо для поддержания жизни, — [в это самое время] воины раз или два напали на некоторые дома и в ярости захватили продовольствие силой. Но в конце концов Юсуф кетхуда заплатил деньги владельцам этого разграбленного зерна и попросил законного права [использовать его для войска].

Однако в тот же день секбаны и сарыджа из отрядов паши, дойдя до крайнего [раздражения] сказали Юсуфу кетхуде: «Могущественный, нам и нашим коням погибать, что ли?». Так они кричали и произносили прочие бессмысленные слова. Юсуф кетхуда сказал им: «Эй, борцы за веру, найдите продовольствие, а я оплачу, сколько оно будет стоить». Тогда, хвала богу, оказалось, что у некоего аги из крепости, по имени Каргылы Халил-ага, в кладовых имеется тысяча киле проса и три тысячи киле пшеницы. Тотчас же Юсуф кетхуда забрал [все это], уплатив наличными деньгами, и выдал продовольствие всем этим агам и воинам. Они же начали поедать [полученное], поджаривая на листах железа и размешивая с водой.

Но глаза народа все еще не насытились, лица не просветлели, никто не говорил друг другу доброго слова.

Однако [воины] в цитадели, будучи осажденными уже в течение трех дней, все так же, по-прежнему стойко и усердно, продолжали сражаться, ибо чрева их насытились. И, наконец, все борцы за веру, посовещавшись меж собой, сказали: «Давайте попросим помощи у хана и паши, иначе подкрепление к нам не придет. Так как кяфиры совсем рядом, подкрепление не может подойти ни сушей, ни морем».

И они в изобилии снабдили всем необходимым четырех удальцов-воинов и с [ними] направили к паше и хану просьбу о помощи.

И вот, когда кяфиры беспечно валялись пьяные, не заглядывая в окопы со стороны Днепра и прилегающих к нему песчаных мест, под вечер эти четверо храбрецов на лодочном канате спустились вниз [к реке] и каждый из них взял в руки по камышовой трубочке. Один конец трубочки каждый взял в рот, а сам скрылся под водой Днепра; так, вдыхая воздух через камышинки, они проплыли по реке мимо кяфиров [никем не замеченные]. /195/ Все четверо благополучно и с успехом прибыли в крепость Кючюк-Хасан-паша, находящуюся на мысе при впадении Днепра в Черное море. Отсюда двое из них верхом поскакали к Мелеку Ахмед-паше в Аккерман, а двое — в Крым, к хану Мухаммед-Гирею, с криком и просьбой о помощи.

А еще один [из воинов], известный в нашей крепости удалец по имени Кара Али, деятельный борец за веру, спешно пришел к очаковскому бею и Юсуфу кетхуде и сказал: «Эй, повелитель мой, что же вы сидите? Кяфиры захватили башню нижней крепости Хасан-паша, находящуюся у реки, развесили флаги с крестами и собираются метать свинец внутрь крепости Пияле-паша. Однако гарнизон [этой крепости], хотя и потерпел урон, все же не хочет сдаваться. Давайте прорвемся [к ним на помощь]!».

И тотчас же Юсуф кетхуда громовым голосом закричал: "А ну, молодцы-газии, кто хочет поживиться добычей, — за мной!», [Тогда] бёлюкбаши отряда сарыджа Арнаут Хюсейн [и с ним] Газиев, Чонтов, Юнак-оглу — всего десять бёлюкбаши с тысячей хорошо вооруженных воинов, хорватов и курдов, подняв знамя, двинулись вслед за Юсуфом кетхудой.

Что же они увидели? Казаки, с помощью лестниц взобравшись на Водяную башню, в это время уже захватили ее и сцепились врукопашную с [воинами крепости] Пияле-паша, рыча, словно псы. И вдруг на одной из башен крепости один вероотступник по имени Джеббе Али, лишенный веры, постоянно пьяный, взял в руки белый флаг и воткнул его в основание [площадки наверху] башни, намереваясь сдать крепость казакам. Тотчас же Юсуф кетхуда закричал: «Эй, кяфир, что ты делаешь?», вскочил на площадку и древком флага, находившегося у того в руках, столкнул его самого внутрь [крепости]. Тут все газии с саблями набросились на Джеббе Али, изрубили его в куски, а его поганый труп вместе с белым флагом сбросили вниз на кяфиров. На них бросили также двести бомб, и все кяфиры были рассеяны. Тогда в один миг все газии с криками «Аллах! Аллах!» [бросились] на Водяную башню, завязали отчаянную схватку и перебили пятьсот кяфиров. А несколько тысяч из них, не перебитые на башне, сами бросились вниз от [одного только] сверкания османских сабель, и из них кто разбился на куски, кто свалился бездыханным.

Во всех концах с утра до вечера длилась ожесточенная сеча. На третий день я, презренный, полагая, что каменное строение, /196/ [расположенное] в промежутке между воротами цитадели крепости Али-паша, вполне безопасное место, читал здесь Коран [и молил бога о даровании] победы. И вдруг я увидел: кяфиры без труда, [словно]шутя, забрались на мост, что напротив казавшихся мне безопасными ворот, с помощью двух тележных колес затащили на мост громадную судовую мачту и, подкатив ее с помощью тех же колес к крепостным воротам, изо всех сил колотят в них. Когда я, презренный, услышал это, сердце у меня подпрыгнуло к голове. Сорвавшись с места, я закричал: «Эй, наши газии, сарыджа, нет вас, что ли?». [Тут] с тылу подошли пятьдесят отважных воинов-удальцов с ружьями; они увидели, что в креплении [ворот] уже появился просвет. Тотчас же в этот просвет разом выпалили пятьдесят наших ружей, и семьдесят восемь [человек] из числа столпившихся на мосту и занятых своим делом кяфиров полетели вверх тормашками. А когда остальные кяфиры, бросив свои колеса, пустились наутек, другие борцы за веру, находившиеся на стенах, [тоже] ударили по ним из ружей. [После этого] борцы за веру, выйдя из пространства между воротами, вмиг закрепили на мосту цепи, с помощью блоков оттянули его от башни над воротами и уперли в ворота. Тотчас же сюда сбежались женщины и мальчишки, они заполнили пространство между воротами землей и камнем, и [таким образом] ворота были заперты и стали безопасными.

Между тем в ходе этой битвы за пространство между воротами один из гулямов Юсуфа кетхуды был ранен и еще один, сраженный пулей, пал шехидом. Рядом со мною один достойный храбрец, по имени Али-ходжа, метнул со стен и зубцов цитадели несколько ручных бомб и уложил множество кяфиров. Но когда он [собирался] метнуть очередную бомбу, она разорвалась у него в руках и он сам пал шехидом. Таким образом, перед воротами три часа длилось сражение, и берег реки Днепр был очищен от кяфиров.

Но так как здесь они находились поблизости от своих челнов, они снова соорудили лестницу из мачт, взобрались на башню, называемую Плоская башня, и установили на ней флаги с крестами, думая, что уже овладели ею. [В это время] другие газии, [отходя], сражались врукопашную, и их смятение передалось жителям крепости.

Между тем, пока очаковский бей Каргылы Халил-ага и Юсуф кетхуда в течение часа принимали участие в ожесточенной битве у башни, мы узнали, что постоянно находящиеся во рву алайбеи Никопола, Видина и Силистры вместе с заимами и тимариотами сказали: /197/ «Это сражение длится четыре дня, чем же оно завершится? Э, будь что будет!», — и с тремя тысячами отборных воинов они вышли из крепости Кючюк-Хасан-паша, расположенной на мысе реки Днепр, и, очертя голову, с обнаженными мечами бросились на казаков под крепостью. С криками «Аллах! Аллах!» они начали разить [врагов] мечом ислама.

Сражавшиеся с нами кяфиры, увидев это, стали бросаться с крепости, [при этом] кто разбился на куски, кто уцелел. Те же из них, кто находился внизу в окопах, были не в силах сдержать яростный [натиск] борцов за веру, но, как только они выскакивали из окопов, из крепости на них обрушивался свинец, подобный проклятию. Те снизу стали кричать нам: «Эй, теперь отворяйте крепостные ворота, выходите наружу, поддержите нас! Давайте сообща перебьем этих кяфиров... Сбросим их тела с просторов [земного] мира!».

Тут находившиеся в крепости стали говорить [Юсуфу кетхуде]: «Ей-богу, это разумный совет. Повелитель наш, либо пан, либо пропал, давайте сейчас же выйдем наружу и сразу соединимся с ними». На это Юсуф кетхуда ответил: «Я не имею полномочий выходить наружу, я уполномочен только на ремонт крепости, такова воля божья». Тогда некоторые старики сказали: «Воистину это разумные слова. Ибо снаружи кяфиров множество, нам же подмоги нет. Все наши воины семи санджаков, воины Аккермана, Валахии и Молдавии бежали. Ныне давайте твердой ногой станем в крепости, посмотрим, какой стороной обернется к нам круговращение судеб». [И наши воины], высунувшись из амбразур, закричали борцам за веру из Никопола: «Мы не можем выйти наружу. А вы ступайте и займите оборону под крепостью Хасан-паша». Тогда те, захватив трофеи, пленных и головы [убитых], благополучно и с победой вернулись в крепость Хасан-паша и устроили торжественный салют из пушек.

Аллах премудр! В это время из Аккермана прибыли на двадцати судах три тысячи хорошо вооруженных молодцов, двадцать тысяч киле пшеницы, муки, гороху и другого продовольствия. Но, что поделаешь, доставить прибывшее продовольствие в крепость было невозможно. Тогда никополский бей направил к Юсуфу кетхуде одного вооруженного сокола-удальца на коне. Приблизившись к самым окопам кяфиров, он послал в крепость три стрелы с письмами /198/, а затем вернулся в крепость Хасан-паша.

А в самой крепости Очаков были найдены стрелы с тремя привязанными к ним письмами. Одно из них было от паши; содержание письма, после приветствий всем борцам за веру, гласило: «Ваше послание с просьбой [о подмоге] прибыло ночью. Вас осадили на шестую ночь торжества [по случаю победы] Бозджаада. Бог милостив. Не станем ослаблять рвение истинной веры. Если будет угодно Аллаху, мы намерены в ближайшие три-четыре дня прибыть к вам на выручку с сорока тысячами буджакских татар, с тремя тысячами моих воинов, с пушками и прочим. Вот [пока] направляю на двадцати судах три тысячи отчаянных молодцов, а также двадцать тысяч киле пшеницы, муки и прочего продовольствия. Если возможно, в одном из боев приведите кяфиров в смятение и в [удобном] месте переправьте в крепость прибывшее подкрепление и продовольствие, [после чего] стойте твердо, непреклонно...».

Еще одно послание было [адресовано] агам и комендантам крепости; вот его содержание: «Если вы не будете верны приказу вашего сердара и кяфиры хитростью либо — да простит нам Аллах — благодаря вашей лени или нерадивости найдут щелку и проникнут в крепость; или же, того более, если вы сами предадитесь кяфирам, то, без сомнения, вам не избежать моей кары, и все вы вместе с вашими женами и детьми будете изрублены саблями».

Когда эти послания были надлежащим образом прочтены и жители крепости увидели прибывшее на судах подкрепление и продовольствие, у каждого от радости ноги не касались земли. Все говорили: «Благодарение, богу, минует несколько дней, ч подойдет паша с тридцатитысячным подкреплением». [Тут] я увидел, что Юсуф кетхуда, превратившись в рыкающего льва, соединил все войска и день и ночь одерживает в боях победы [над врагами]. А кяфиры, закоренелые в скверне, подвергнувшись атаке газиев из Никопола и Силистры, были во множестве перебиты, многих потеряли ранеными и пленными. Благодаря этому мусульманские борцы за веру, не втягиваясь в мелкие стычки, смогли немного отдохнуть. Но враг не прекращал своих злодеяний и дьявольских ухищрений.

О мерах, предпринятых нами совместно с Юсуфом кетхудой. Когда в цитадели вместе со всеми сановными мужами совещались о том, как же нам доставить в крепость трехтысячное подкрепление и провиант, Юсуф кетхуда сказал: «Этой ночью, когда стемнеет, зажжем по два факела на рогах двухсот баранов и коз, имеющихся у нас в крепости, /199/ погоним их из ворот наружу, прямо на окопы кяфиров, сами же пойдем вслед за ними и с криками «Аллах! Аллах!» атакуем кяфиров. А в это время пусть прибывшее подкрепление перейдет из крепости Кючюк-Хасан-паша в нашу крепость».

Тут я, презренный, сказал: «Давайте на наконечниках ракет перебросим подкреплению письма и накажем, чтобы, когда мы все вместе завяжем сражение, воины Никопола — три тысячи удальцов — подошли к крепостным воротам с лошадьми и с таким количеством продуктов, какое смогут привезти. Вот и все!». Тогда некоторые стали говорить, что у нас нет ракет. Я, презренный, изготовил с трудом десяток ракет. Эти ракеты я разбросал с письмами. По воле Аллаха пять из них попали внутрь крепости [Кючюк-Хасан-паша], а две упали вне ее.

После того как эти письма были прочитаны, один из отчаянных молодцов, подойдя под самую нашу крепость, выпустил стрелы с тремя письмами и убежал в [свою] крепость. Я, презренный, подобрав эти письма, прочел их. Вот их содержание: «Если угодно Аллаху, вы сегодня ночью выполняйте тот [намеченный] маневр со стороны моря. Мы же атакуем [кяфиров у] ворот цитадели».

Как только пришло это известие, в тот же вечер, когда стемнело, Юсуф кетхуда погнал из крепости вниз, на окопы кяфиров, до трехсот баранов и коз с [зажженными] факелами на рогах. Тут из крепости все войско закричало: «Аллах! Аллах!», тогда кяфиры смешались, и кто бросился в море, кто убежал в степь.

В это время все воины подкрепления — три тысячи честных удальцов — без труда и опасений, взяв каждый по кулю пшеницы, перетаскали ее к цитадели. А воины Никопола, Силистры и Кырк-килисе всю эту пшеницу, тюк за тюком, переправили в седельных тороках к крепостным воротам [Очакова] и опять вернулись в крепость Хасан-паша.

Как только упомянутые три тысячи удальцов благополучно вступили в нашу крепость, они, получив позволение Юсуфа кетхуды, с криком «Аллах! Аллах!» вышли на кяфиров через те же ворота, что и козы, и, как голодные волки кидаются на овец, ринулись к [вражеским] окопам. А с крепостной стены им светили две тысячи факелов, [костров] с нефтью и смолой, фонарей. И кяфиров так изрубили саблями, что надо было видеть это [своими] глазами.

В ту кровавую ночь мусульманские борцы за веру возвратились в крепость с пятьюстами голов [убитых врагов], с пятьюстами живых [пленников] и со множеством трофеев. /200/ Из выпущенных наружу коз двести оказались живы и здоровы, их также доставили в крепость. Был устроен салют из пушек и ружей, [вознесся] призыв [к Аллаху]: теперь осажденные были богаты продовольствием.

На пятую ночь осады, ближе к рассвету, [мы услышали] в окопах кяфиров позади крепости какие-то вопли, крики, стоны. Однако мы не могли узнать, что там происходит, ибо ночь была темная. Из крепости призвали нескольких понимающих по-турецки кяфиров. Те пришли, твердя: «Мухаммед, Мухаммед». Потом они закричали [из крепости]: «Эй, что у вас там?». Узнав, в чем дело, они сказали [туркам]: «Там много мужиков-собак[116], дорошенковских кяфиров». А когда некоторые из [осаждающих] подошли к самой крепости и сказали: «Подходит множество татар. Пустите нас в крепость», [на это] газии из крепости ответили: «Их появление у крепости — это уловка. А ну, пальнем в них», — и ударили залпом из ружей. Кто [из кяфиров] был убит, кто бежал.

Когда же совсем рассвело, мы увидели, что, вздымаясь к трем ярусам неба, на севере появилось темное [облако] пыли. И в нем — [текущие,] словно река, сорок-пятьдесят тысяч хорошо вооруженных кяфиров, конные, да еще в телегах, по пять-шесть человек в каждой. И когда они в тылу крепости на расстоянии пушечного выстрела спешились и, живо сговорившись, стали медленно двигаться к крепости, все мусульманские "борцы за веру были уже наготове. А у тех кяфиров, которые уже прежде находились в окопах, не было видно даже ни одной черной шапки с темным верхом[117].

Когда же для всех смертных настало утро, сорок-пятьдесят тысяч кяфиров на суше соединили свои повозки цепями, образовали подвижной укрепленный табор и, волоча его с собой, стали двигаться к крепостям Очаков и Кючюк-Хасан-паша. [Тут] по ним сначала [ударили] пушки крепости Кылбурун, расположенной напротив Очакова. Как только ядра заранее наведенных пушек, бьющих через реку Днепр, попали в гущу врага, там возникло смятение и растерянность. В это время полетели? ядра и со стен крепостей Кючюк-Хасан-паша, Пияле-паша и Маджар-Али-паша; пушечные ядра покатились по земле. Перед очаковскими посадами остались обломки повозок, наваленные грудами трупы кяфиров, [некоторые же из них] лежали здесь — кто раненый, кто контуженый.

А кяфиры на северной стороне крепости, пришедшие первыми, словно в чем-то не согласные с теми, /201/ кто пришел позже, сидели спокойно. Однако все-таки пять-шесть тысяч наших людей вели из крепости наблюдение в их сторону. Большая же часть этих кяфиров, прибывших позже, совершенно не обращая внимания на огонь пушек, вынуждена была двигаться под [стены] крепости со своими повозками, ибо и в этой стороне берег Днепра песчаный и рва нет. И вот, когда они, тороплива разрывая землю под своими повозками, уже готовились засесть в окопы, в их гущу из крепости снова полетели пять ядер величиной с арбуз. А мусульманские борцы за веру стали с крепостных стен метать в кяфиров ручные бомбы, трубы [с горючим], смоченные в нефти и смоле горящие тряпки и куски одеял, [поливали кяфиров] горящей нефтью, смолой и кипятком, [осыпали] раскаленной золою и известью, [словом,] обрушили на них такой огонь, что те остановились.

Но, когда наступил полдень, семьсот-восемьсот кяфиров собрались вместе и с обоюдоострыми топорами в руках, без тревог и опасений начали, цепляясь на спины друг другу, взбираться на крепостную [стену] по строительным лесам и подмостям, поставленным [в свое время] для ремонта поврежденных мест крепости. В это самое время наш бёлюкбаши Хюсейн с семью сотнями хорошо вооруженных удальцов подстерегал их у [одной] из таких брешей. И как только я, презренный, закричал:

«Эй, газии, вот кяфиры с лесов уже забрались на стены. А ну, ударь, спускай их!», — тут — о величие Аллаха! — бёлюкбаши Хюсейн [и его люди], словно львы, выскочили из засады и принялись рубить кяфиров саблями. Но коварные враги с топорами в руках начали рукопашную схватку. И, хотя борцы за веру все одновременно ударили из ружей, [кяфиры] даже не дрогнули и продолжали лезть со всех сторон. Наконец, некоторые из них попали под огонь ручных бомб, некоторые же, убоявшись ручных бомб, обратились вспять.

В это время [находившийся] возле меня муэззин метнул в кяфиров еще две ручные бомбы, и все враги от страха перед ними повалились на леса. Тут под тяжестью их тел подмости и леса обрушились. Две-три тысячи кяфиров, все до одного, полетели вниз с высоты, равной высоте минарета. Они очутились под камнями и известью и разбились вдребезги.

Когда тот, кто стремился стать головным гетманом, сбился с пути и погиб, все кяфиры огромной толпой пришли к трупам, оставшимся под этими [подмостями]. А мусульманские борцы за веру, бросая в них бомбы, для многих из них землю превратили в тесный ад. В это время несчастный муэззин крепости, бросив две бомбы, /202/ решил: «Дай-ка брошу еще одну», и тут же она разорвалась у него в руках, и он пал мучеником за веру...

Благодарение богу, оставшиеся леса совсем обломились, и мусульманские воины с этой стороны были теперь в безопасности. Однако, если на другой стороне кяфиры, прибывшие прежде, не предпринимали никаких маневров, то кяфиры, прибывшие по суше, пришли к ним с наглыми претензиями и якобы сказали: «Вы уже пять дней бьетесь с турками, но все еще не взяли крепости. А мы будем биться один день — вы только сидите да смотрите — и захватим крепость. И тогда уж по совету наших попов головного гетмана поставим мы, а после турок перебьем и вас». Вот почему прежде прибывшие кяфиры и вели себя описанным образом. Мы захватили нескольких кяфиров в качестве языков, они-то нам и рассказали об этом. По такому случаю все газии, вознося хвалу [богу], говорили: «Ну, теперь у нас только один враг». Они обратились к Аллаху: «О Аллах, о Аллах, пусть придет к нам подкрепление из Крыма или от Мелека!».

В это время хранитель казны Юсуфа кетхуды Али Челеби сказал мне, презренному: «Пойдем, Эвлия Челеби, поднимемся с тобой на минарет, посмотрим на кяфиров на той стороне, разведаем, какие маневры они предпринимают. Ведь за пять дней они утомились. Аллах всеведущ, у них уже нет ни сил, ни мощи. Но вот эти проклятые, прибывшие по суше, бодры, воинственны, как дикие кабаны. Ведь им ничего не делается, и они совершенно не смотрят на то, что от стольких тысяч ядер и двухсот бомб [многие из них] перебиты. Проклятые, они сражаются уже в течение полных девяти часов, бросают трупы [своих товарищей] и продолжают драться. Я боюсь этих кяфиров». Тогда я, презренный, сказал: «Девять дней назад Мелек Ахмед-паша видел сон: орлы, собрав над крепостью Очаков щепки и мусор, принялись устраивать гнезда. Тотчас же из крепости появился огонь, он опалил хвосты и крылья всех орлов, они упали и покатились по земле. Вот теперь осуществляется праведное сновидение Мелека Ахмед-паши: те черноголовые орлы — это черноголовые кяфиры, которые хотят завладеть крепостью и устроить [здесь свое] гнездо. Появляющийся из крепости огонь — это огонь бросаемых нами бомб, который сжигает всех кяфиров, поджаривает у них руки и ноги. Теперь, чтобы закончить дело, пусть, если угодно Аллаху, крепость будет освобождена от кяфиров, [да будет молитва моя направлена] к достижению этого». И я прочел /203/ первую суру Корана.

Однако и справа и слева в крышу минарета летели пули. Мы с сыном хазинедара Али Челеби, выйдя на верхний защищенный ярус минарета, стали смотреть на север, на кяфиров, прибывших первыми. Они стягивали свои пушки, погружали лодки и явно собирались двигаться. [Тогда] я поспешно взял в руки раздвижную подзорную трубу и посмотрел в сторону севера. Вражеское войско тянулось, приближаясь, словно стадо. В мгновение ока подойдя под самую крепость, около десяти тысяч кяфиров с двумя-тремя тысячами повозок, с пушками, с запасами вооружения и продовольствия расположились и огородились в посадах близ крепости Кючюк-Хасан-паша. И тут они с боевым кличем стали двигать все свои повозки к окопам, расположенным под крепостью.

В это время по ним из всех пяти крепостей так ударили из пушек, что раздался оглушительный грохот. Они же в ответ на это с такой силой пальнули по крепостям из своих вновь подтянутых восьмидесяти пушек шахи, что от пушечного грома стон и гул стоял во всех концах вселенной.

Однако, когда мы вдвоем с Али Челеби уже собирались спускаться с минарета, мы увидели, что, смешиваясь с тремя небесными сферами, близится, крутясь, какой-то вихреподобный темный дым. «Эге, Али Челеби, ведь это на аккерманской дороге пыль от громадного войска; значит, это мусульманское войско!» — сказал я. И в мгновение ока уже вблизи, на расстоянии мили, я увидел, что это аккерманское войско с воинами нашего паши. Идут также валашские и молдавские воины вместе с воинами Визе, Чермена, Бендер и Кырк-килисе, те, что в первом сражении бросили во рву свои шатры и палатки к бежали.

Тотчас же я, презренный, закричал с минарета голосом, каким призывают на молитву: «Эй, мусульмане, да будет вам добрая весть! Подходят воины Мелека Ахмед-паши вместе с подобным морю аккерманским войском!» — и спустился с минарета вниз. Напрягая горло до крика, я всем сообщал радостную весть... Несколько человек тоже поднялись на минарет и увидели: словно черная гора, окутанная темной пылью, летит подобно птице человеческая река, через час после полудня она дойдет до крепости.

Тут все осажденные — богач и бедняк, старик и юноша — воздали хвалу и славу [Аллаху]. Я же, презренный, опять поднялся на минарет и увидел: совсем близко к крепости все татары и воины паши, сойдя с коней, /204/ подправили им подпруги, бросили коней со сбитыми [копытами] и все вместе, выстроившись рядами, снова вскочили на коней и словно птицы поскакали на врагов. Тогда я, презренный, снова громким криком провозгласил с минарета: «Вот, они уже скачут, а вы приготовьтесь открыть ворота, выйти наружу и начать сражение, и пушки тоже готовьте». Я, презренный, обернув себя из страхе перед пулями буркой в четыре слоя, увидел тогда с минарета столь величественное зрелище, какого мне, пожалуй, не доводилось видеть ни в сражении у Азова, ни в сражении у Шибеника, ни в сражении у Хании и Варны. Вот что я увидел: в мгновение ока татарское войско прискакало к тыльной стороне крепости, а в это время кяфиры с различными хитростями и дьявольскими уловками еще продолжали [осадный] бой. Тотчас же на крепости было вывешено семь-восемь сотен измятых флагов, и, когда в пяти-шести местах заиграли различные оркестры, с тыла крепости — о величие Аллаха! — разом понеслось: «Аллах! Аллах!» — клич воинов Аккермана и паши. Тут и в цитадели раздался протяжный призыв, обращенный к богу. У крепости же воины ислама врезались в неприятеля, словно голодные волки в стадо овец. Как только они при первом же натиске охватили крепость и начали саблями рубить врагов, тотчас же алайбеи Никопола и Силистры из-под крепости Хасан-паша сели на коней. Тут крепостные ворота были открыты, и находившиеся внутри храбрецы кинулись в бой. А я, презренный, на минарете громко читал победную суру Корана.

ОСВОБОЖДЕНИЕ ОЧАКОВСКИХ КРЕПОСТЕЙ И ИТОГИ СРАЖЕНИЯ

Когда в гущу врагов врезались сверкающие османские сабли, стало видно, как осужденные на адские муки кяфиры, поняв, что положение их совершенно безнадежно, в страхе за свою жизнь бросались из окопов в крепостной ров и разбивались вдребезги. Некоторые же, как псы, заползали под повозки. [Наши воины] одних рубили на куски во всех концах [поля], иных, нагнав на конях в степи, ловили и убивали, иных, которые, удирая, забирались в погреба для зерна, вытаскивали оттуда по пять-десять человек /205/ и заковывали в цепи несчастья. Если же те, кто прятался в погребах, палили из ружей, на них обращали огонь, и они гибли. А некоторые сами связывали друг друга в погребах и кричали: «Возьмите нас в плен!». Становясь друг другу на плечи, они выходили на поверхность и тянулись вереницей пленников.

Но спасшиеся от зубов меча бросались в лодки и, тысячей способов гнездясь за бортами судов, пытались спастись. Следуя за ними по суше, газии настигали их и расстреливали из итальянских ружей, словно поливали дождем проклятия, но те не покидали лодок, где надеялись найти спасение. Многие же, [спасаясь] от пуль, бросались в реку Днепр и тонули.

Когда несколько переполненных лодок выходило в Черное море по течению реки Днепр, [по ним] в устье пролива выпалили заранее наведенные пушки крепостей Кючюк-Хасан-паша и Кылбурун и потопили лодки. Имущество же их и лодки, подтянутые к берегу, достались нам как трофеи. Некоторые [кяфиры] вплавь добрались до берега, до [косы] Кылбуруна, были схвачены и связаны.

Из числа кяфиров, которые в прежней стычке захватили Водяную башню, сто хорошо вооруженных воинов прятались в укромном месте. Их также схватили живыми, отобрали оружие, заковали и связали, а укрепление освободили. Из чистых вод Днепра было вытащено целых три тысячи трупов. У них отрубили головы. Пятьсот воинов очаковских крепостей на десяти находившихся в готовности снаряженных судах, а также те воины, которые пришли на подмогу с продовольствием и припасами на двадцати судах из Аккермана, направились в погоню за челнами русов, бежавшими по Днепру. Вместе с судами из Аккермана они отправились вдогонку за кяфирами по реке Днепр и уже вблизи крепостей, не начиная сражения, захватили десять чаек русов. После этого и за всеми кяфирами, убегавшими на конях по суше, пустились в погоню воины паши, воины Аккермана, Никопола и Очакова.

Между тем среди воинов Аккермана, прибывших на подмогу, один ага из числа капуджибаши падишахского двора направлялся в крепость Азов к Гази Мустафа-паше с известием о победе у Бозджаада. А так как дорога была чрезвычайно опасной, то этот ага прибыл к нам, имея воинов из Аккермана в качестве охраны.

Господь премудр! В тот же день, налюбовавшись картиной сражения, они прошли косу Кылбурун и направились в крепость Азов с радостной вестью о двух победах. /206/ Я же, презренный, получив приказ срочно доставить паше весть об этой решительной победе, тогда же и отправился в путь, захватив подробные послания от всех сановных мужей, очаковского бея и Юсуфа кетхуды.

VIII НАША ПОЕЗДКА ИЗ КРЕПОСТИ ОЧАКОВ[118] В АККЕРМАН

Господь премудр! Когда мы, взяв письма, вознамерились было уже отбыть, [оказалось], что в то время, как убегали спасшиеся от меча казаки, к крепости Очаков прибыло десять тысяч неверных, {хорошо] вооруженных и в прекрасном состоянии. [Убегавшие], повстречав этих, сказали: «Эй, куда вы идете? Ведь турки под Очаковым всех наших перебили, и только мы еле-еле свои души спасли! Ну-ка, поворачивайте обратно!».

Но казак Андрей заставил силою повернуть тех бегущих. Когда же они, [подчиняясь] его мужественному призыву, снова прибыли к Очакову, то по мудрому предопределению всевышнего аккерманские татары, [воины] паши, [воины] Силистры, Никопола, а также и Очакова, короче говоря, все газии, которые раньше оставили [в покое] убегавших, увидя теперь на равнине расстроенные ряды неверных, зарычали «Аллах! Аллах!» и пустили своих коней в самую их гущу.

И такова была мудрость [бога], что неверные, уже отведавшие меча, снова меч увидев, еще [больше] расстроили свои ряды и, говоря: «подпруге — сила, плетке — счастье!»[119], пустились в бегство, нарушив приказ казака Андрея. Тогда все газии, не обращая внимания на находящийся в этой долине обоз, бросились в атаку и стали разить [противника]. В один миг взяли они семь тысяч пленных, три тысячи рабов, восемьсот повозок с десятью крупными пушками и другим имуществом и припасами. В тот же день все газии, радостные, вернулись в Очаков с добычей.

И сказали тогда сановные мужи: «Сообщим эту радостную» весть паше через Эвлию Челеби! Ведь наш господин паша ждет известий и тоскует, думая: “Ах, что-то [там] произошло?"». В мгновение ока написали это радостное известие, вручили мне, ничтожному, и, дав пятьдесят конников, отправили меня в путь.

/207/ В один миг переправились мы на заранее приготовленных судах через воды реки Березань. Двигаясь [далее] стремительно, точно ослепительная молния, достигли мы местности Бури-муюн, покормили [коней] и в ту же ночь до наступления рассвета добрались до От-ярыка. [Здесь] дали несколько залпов из ружей, взнуздали и оседлали уже имевшихся там коней, разожгли костры и дали еще несколько залпов.

Тотчас прибыли три бригантины. Мы погрузились, немедленно переправились, и после утреннего намаза я говорил уже Мелеку Ахмед-паше, целуя его руку: «Добрая весть, султан мой! После великой семидневной битвы посланные вами сорок восемь тысяч воинов подоспели, точно Хызр[120]. Всех неверных— и тех, что прибыли ранее, и тех, что потом пришли, и тех, которые вчера подоспели на помощь, — изрубили. И столько захвачено пленных рабов и трофейного добра, что счет им знает только всевышний Аллах. Вот в этих письмах описано все основное. Если бог даст, скоро придет и подробное описание всего имущества и рабов».

Вручил я письма в его благородные руки. Паша опустился тотчас же на молитвенный коврик и, воздав благодарение [богу], сказал: «Мой Эвлия, преклони и ты колена». Я, ничтожный,. ответил: «Человек, прибывший с дороги и перенесший очаковскую битву, [сначала] должен совершить омовение, а [потом] уж преклонять колени».

Паша улыбнулся и сказал: «Сейчас я дам тебе омовение!», — и пожаловал мне, ничтожному, два кошелька курушей, верхового скакуна, слугу-черкеса и шубу из собольих спинок и своими руками прикрепил мне на голову челенк. Затем сказал: «Мой Эвлия, помнишь, в ту ночь я говорил тебе: “Черные птицы хотят опуститься на Очаков"? Вот, испугавшись тех событий, я и отправил Юсуфа с солдатами пяти-шести санджаков к крепости Очаков. Слава богу, что до наступления этой черноты крепость освобождена из рук врага!».

Целых три часа я, усердный слуга паши, рассказывал ему о событиях. Паша же от удовольствия чуть было не пустился. в пляс. Он так развеселился, что пожаловал халаты бею Очакова, беям семи полков, агам Очакова, кетхуде Юсуфу, нашим бёлюкбаши, которые были начальниками двадцати отрядов, а также сердару аккерманского войска. Всего 76 расшитых золотом халатов и 100 серебряных челенков. А воинам Очакова пожаловал два кошелька и сказал: «Пусть наша совесть будет чистой». /208/ Там был и наш главный войсковой музыкант. Ему также пожаловал он кошелек денег.

Вручив халаты и челенки вместе с реестровой описью, паша сказал мне, ничтожному: «Будь моим векилем и отвези эти халаты моим агам. Надень на них, согласно реестру, прикрепи к их чалмам челенки и передай всем газиям от нас привет!»

Потом, помолившись за меня, ничтожного, и за трехсот воинов Аккермана и паши, в тот же день мы [выехали] из Ак-кермана, переправились через Днестр и, наконец, ночью прибыли снова в крепость Очаков.

Свиделся я с сановными мужами государства. Устроили падишахский диван. После [игры] музыкантов я встал и, свалив все халаты в груду возле кетхуды паши, сказал: «Господин бей и вы, знатные люди страны. Обладатель благополучия [паша] назначил меня, ничтожного, своим векилем и послал всем вам привет».

Тут все борцы за веру воскликнули в один голос: «Ва алейкум ассалям! Пусть будет жив и здоров наш господин кегхуда и все наши бей!», — и все совершили молитву.

Я же, ничтожный, продолжал: «Наш господин паша повелел, чтобы все благословенные газии знали о расположении [к ним] падишаха и чтобы ими была сильна истинная вера!». Говоря так, я надел сначала на Юсуфа кетхуду шубу из рыжего соболя, затем на бея крепости Очаков расшитый золотом халат, дал по халату каждому из беев Никопола, Силистры, Визе, Чермена, Кырк-килисе, Видина, Бендер. Потом роздал халаты комендантам пяти крепостей и агам сорока оджаков, агам Аккермана и другим [видным] деятелям. Всего я роздал семьдесят халатов. Затем надел [халаты] и на бёлюкбаши паши. Все присутствующие сотворили благопожелательные молитвы.

После этого в присутствии всего дивана я вручил два кошелька воинам Очакова и один кошелек везира главному войсковому музыканту. После этого я своими руками прикрепил челенки на чалмы Юсуфа кетхуды и около тридцати эмиров. Тем же, которые в начале битвы побежали, т. е. беям Чермена, Кырк-килисе, Видина, я челенков не дал, а сказал: «Вы челенков недостойны, потому что в самом начале, не видя ран, ни самой битвы, ни разу не сразившись [с врагом], побежали. Нужно было бы вас навсегда отстранить от должности и [предать] суровому наказанию, чтобы это было наукой для тех, кто будет потом в вашем звании!». Говоря так, я возмутился настоящим гневом и [продолжал]: /209/ «Увидите, как наш господин Мелек Ахмед-паша с вами разделается!». Когда я так сказал, все мужи дивана воскликнули: «Поистине, достойные слова!».

Я, ничтожный, отправился [затем] к себе в конак и повидался там с Юсуфом кетхудой. Он же сказал тем беям: «Эй, вы, люди! Как вы сражались в тот день! Что такое увидели, что побежали? И куда прибежали? А теперь пришли надеть шахский халат и нацепить челенк! Стыдитесь, посмотрите лучше, достойны ли [этой чести] ваши головы!».

Поднялись тут беи, которые тогда бежали, и предложили паше дать пятьдесять кошельков, кетхуде — десять, а мне, ничтожному, два. Когда же затем кетхуда поведал мне об этом, я сказал: «Не позволяй им этого, сразу же острани их от должности, и чем брать от них, возьми лучше деньги у тех, которые будут назначены на их места!».

И когда я снова [потом] попал в Аккерман, то все осрамленные на этом шахском диване были навечно разжалованы, а у тех, кто был назначен на их места, было взято семьдесят кошельков денег. Все же торговцы и владельцы зеаметов, которые исправно послужили, отправились к себе на родину.

После этой победы мы в течение нескольких дней прибрали в Очакове разрушенные места и определили, что должно быть восстановлено в ближайшее время. Вычистив ров вокруг крепости и желоба водяной башни, мы однажды ночью, чтобы враг еще раз не нашел водные пути, [тайно] от всех установили новые желоба. Всю крепость мы сделали белой и сверкающей. Все отобранные у врага семьдесят пушек, оружие, боеприпасы и материалы разместили на свои прежние места. Пушки же мы выровняли, как [иглы] ежа. Так крепость Очаков снова была вооружена. Из захваченных у русов больших и крепких ста шестидесяти шести чаек, лодок и баркасов некоторые разломали и [их досками] накрыли поверх куполов амбары с пшеницей. Остальные же были оставлены в гавани Очакова.

Из арсенала извлекли все имевшиеся там оковы и набили их на шеи пленных, которых приковали также цепями за пояс друг к другу. Тела мертвых, лежавших на Очаковском поле и утонувших в реке, были оставлены, а головы их отрублены. Те же 1200 неверных, которые были так ранены, что уже не могли быть [в дальнейшем] использованы в работе, были брошены там, где их нашли. Некоторые из них были [тут же] и убиты.

/210/ В ста семидесяти отбитых чайках и баркасах было отправлено в государственную казну все имущество, посуда и припасы, захваченные в окопах и брошенные на поле битвы. На тысячу двести повозок, запряженных конями, посадили шесть тысяч девятьсот казаков, которые были платой за кровь мусульманских борцов за веру, и еще 11 060 пленных. У всех руки были связаны. Сюда же погрузили их броню и латы, которые также отправили в казну. Были закованы в цепи и также посажены в повозки семьдесят гетманов и военачальников и даже сын краковского короля Холандия (?). Вместе с 360 знаменами, украшенными крестами, навалили на повозки барабаны, колокола и органы. Двести пятьдесят пленных, которые были взяты ценой крови некоторых газиев-мусульман, по высочайшему соизволению были проданы по пятьдесят курушей [за голову].

На повозках было сложено и увязано 6060 голов несчастных. На лафетах уже были готовы 26 прекрасных пушек, каждая из которых была так начищена, что сверкала, как золото. Из 6900 пленных, которые были в руках газиев, после отчисления пятины [для казны] и законной десятой доли для султана, 680 человек были закованы в цепи и посажены на повозки.

На всех повозках красовались 6070 ружей русов, а так как каждая из 1200 повозок была запряжена парою коней, то, значит, всего было коней 2400. Вместе с 3000 коней, захваченных мусульманскими борцами за веру, получалось всего 5400 коней. Так как все они были отбиты у противника, они принадлежали государственной казне и были переданы воинам Аккермана и Очакова. Кроме того, много имущества и снаряжения, брошенного на поле [боя], также было оставлено в крепости Очаков.

Юсуф кетхуда вручил мне, ничтожному, и главному бёлюк-баши Хюсейн-аге этих пленных, имущество и пушки вместе с реестровой описью. Дал нам в качестве охраны 2000 молодцов из секбанов паши и 4400 воинов из Аккермана, поручив им беречь все имущество. Агам и рядовым он сказал: «Смотрите, не зевайте, берегите пленных и все это имущество, чтобы они не попали в руки казаков. Знайте, на берегу реки Березань, в долине Дал-бура, они выйдут /211/ вам навстречу и завяжут бой. Смотрите же, не оплошайте!».

Когда он нас так предостерегал и пугал, я, ничтожный, воскликнул: «Ей-богу, разумно вы сказали, эфенди!». Юсуф кетхуда сказал тогда: «Пусть все воины Очакова быстро сядут на коней и вместе с вами доедут до Ходжабая, а потом вернутся назад!».

Но его аги возразили: «О султан, как же мы потом вернемся одни? И можем ли мы пустой оставить крепость Очаков? Разве ты не видишь? Враг у наших ворот, он услышит. Как только все уйдут, неверные отомстят, они обязательно придут и станут избивать жителей. Ей-богу, как же нам везти этих пленных!? Мы просто в растерянности!».

Юсуф кетхуда ответил: «Ну, Аллах милостив! Или вы [хотите], чтобы столько имущества не достигло до нашего падишаха? Вооружайтесь-ка быстрее! А не то пусть заберет вас шайтан!».

После таких слов они поневоле стали вооружаться. Вдруг на противоположном берегу Днестра взвилась черная пыль и заволокла весь горизонт. Через мгновение напротив крепости Кылбурун показался авангард прибывшего войска. Оказывается, сам татарский хан, его высочество Мухаммед-Гирей с 87 000 воинов примчался на помощь из Крыма, пробыв в пути два дня и две ночи. В один миг он сел на судно и переправился к крепости Очаков.

Юсуф кетхуда, я, ничтожный, и все знатные люди вышли хану навстречу и, пав ниц, облобызали его руки. Хан же сказал: «Ну, люди, ваша священная война была сильной, подобной еще не бывало!». Расспросив о спасении крепости, хан осмотрел находящихся на повозках пленных, вооружение, снаряжение и другое имущество и сказал: «Все это вы отвезите моему господину паше. Только было бы лучше перевезти на кораблях, потому что враг, чтобы отбить пленных, обязательно в этих местах совершит налет».

Тогда очаковцы воспользовались его словами и сказали: "О падишах, верно, мы то же самое говорили только что! Назначь нас идти с этими пленными!». Хан сказал: «Это разумно. Вы все садитесь на коней, я ведь прибыл [вовремя] и посижу в Очакове». Очаковцы стали готовиться. Я же, ничтожный, сказал: «О мой хан, я ведь прибыл сюда с радостной вестью, а теперь уеду снова, неся радостную весть моему господину паше».

Тогда хан в мгновение ока написал паше письмо и, сняв с груди драгоценные часы, сказал: «Мой Эвлия, не уезжай с 12 пустыми /212/ [руками], передай паше эту доверенную тебе вещь!». И мне, ничтожному, дал сто алтунов на мои расходы. Поцеловав ему руку, тогда же мы с воинами Очакова, с секбанами паши и сарыджа снова отправились из Очакова в Аккерман.

Двигаясь во всем вооружении на юг, мы через три часа прибыли к переправе на реке Березань. Здесь, разместив в окопах стрелков в полной готовности и расставив на равнине вокруг на расстоянии одного часа езды караул из солдат Кара-кермана, мы поспешно на двадцати судах, ботах и плотах переправили пленных и повозки, а также солдат Очакова. В следующую очередь переправили солдат Аккермана и их коней. Так мы очутились на противоположном берегу. Несколько тысяч аккерманских солдат, не обращая внимания на прохладную погоду, вошли в воду и, хорошо зная реку Березань, в один миг, точно молния, перебрались на ту сторону без судов. Затем перебрались аккерманцы, посланные за воинами паши и караулом.

Поспешно двигаясь по берегу Черного моря, мы миновали Яхшилы, а также и Дели-гёлю и Авуч Аджылы. На равнине Аджылы задали коням корм, а людей на это время поместили в окоп, разместив со всех четырех сторон небольшой караул. Лишь только кони насытились, мы тотчас же снялись с места и снова двинулись на юг берегом Черного моря. За пятнадцать часов дошли до крепости Ходжабай и здесь сделали остановку. В этой разрушенной крепости спрятали пленных с повозками, а вокруг снова поставили надежный караул. Повесили казаны, поели, задали коням корм и после вечернего намаза опять направились на юг. За восемь часов добрались до Даллыка и Бури-муюна и наконец, хвала богу, прибыли в стоянку От-ярык. Снова дали мы залп из ружей. Разложили костры из травы и тут увидели, что прибыли три лодки.

Сначала переправился я, ничтожный, и, поцеловав руку его светлости паше, воскликнул: «Радостная весть, мой султан! Прибыло 1200 конных повозок и много пленных, много имущества, много голов [убитых], пушек и ружей. Все очаковцы и их бей целуют ваши благословенные руки. Вот письма, которые послал со мной, вашим рабом, Юсуф кетхуда, а также письмо и часы, посланные вам в подарок татарским ханом Мухаммед-Гиреем, прибывшим на помощь вчера с 80000 воинов!».

Отдав письма, я добавил: «Помилуй, султан мой, целых две ночи, не давая покоя, враг следил за нами, но не рискнул на нас напасть, так как мы были /213/ предусмотрительны и имели 213 много солдат. Помилуй же, мой султан, впусти тотчас и как можно скорее в Аккерман мусульманское войско и это богатство падишаха, которое перед тобой».

В мгновение ока все чайки, находившиеся в аккерманской гавани, и лодки карамюрсель, и суда, и каики Килии, Измаила и От-ярыка двинулись нам навстречу. Перевезли все баулы, имущество и пленных, а затем и воинов с конями. А в это время паша говорил мне: «Мой Эвлия, дивлюсь я тебе. Как ты провез под Аккерман столько повозок, рабов, всех пленных? Иди и да сделает Аллах и далее твой путь легким!». Говоря так, вознес он благопожелательную молитву.

Я же, ничтожный, сказал: «Султан мой, когда мы приблизимся торжественным шествием, пусть из крепости дадут пушечный залп, чтобы порадовался народ Аккермана». Паша ответил: «Пусть будет так!», — и, обратившись к коменданту, дал ему приказ и отправил его. Мы же от Аккермана пошли в направлении От-ярыка. Когда все имущество было уже переправлено на эту сторону, посоветовавшись с бёлюкбаши Хюсей-ном, мы устроили торжественное шествие.

ПРОЦЕССИЯ ПЛЕННЫХ НА АККЕРМАНСКОМ ПОЛЕ

Когда неверные, закованные в цепи и связанные по пяти человек, были готовы, забили барабаны, заиграли органы, зазвонили колокола и дангыры. На 1200 повозках поместили 670 ружей[121].

Сначала перед глазами сорока восьми тысяч [собравшихся] прошли буджакские татары, затем воины Аккермана, затем вооруженные [воины] паши, затем знамена секбанов, затем на 1200 повозках [провезли] наиболее ценное из имущества, пронесли 360 склоненных знамен с крестами, проследовали повозки с 6000 рабов, затем 26 прекрасных пушек, 11 060 пленных, 70 гетманов, сын краковского короля Холандия, а вслед за ними — воины Очакова, за ними — аги Очакова, бёлюкбаши и я, ничтожный, проехал в торжественной процессии верхом и рядом с ат-баши.

Придя в хорошее расположение духа, паша своей рукой прикрепил челенки на наши чалмы — мне, ничтожному, и бёлюк-баши Хюсейну — /214/ и сказал: «Эвлия, это имущество падишаха. Ты все по реестру помести в арсенал и темницу крепости Аккерман и сохрани, а утром, даст бог, отправим тебя в столицу».

Я все имущество и живых пленных по реестру вручил коменданту и получил расписку. Потом я предстал перед нашим господином пашой, и он мне сказал: «Эвлия, будь готов, если бог даст, под утро я отправлю тебя в Порогу Счастья с радостною вестью к благоденствующему падишаху». Я, ничтожный, сказал: «Приказ есть приказ!»

После этого я отправил Шамлы Халил-агу к Кёпрюлю Мехмед-паше в Богаз-хисар, что под Эдирне, дав ему [в сопровождение] 1000 молодцов из Аккермана и 1000 молодцов из [войск] паши. Он отправился со всеми пленными и припасами и несколькими сотнями возниц. Халил-аге я дал пять кошельков на путевые расходы, и он отправился в столицу.

А на следующее утро [Мелек Ахмед-паша] дал мне, ничтожному, семьдесят писем для каймакама Стамбула Гур Хасан-паши, матери-султанши, шейхульислама[122], кадиаскера, короче говоря, для всех именитых лиц, пожаловал мне сто алтунов на дорожные расходы и отправил в воеводство Бабадаг с указом, [позволяющим в пути] получать [налог в размере] стоимости продовольствия [для войска]. [На прощание] он сказал: «Если Аллаху будет угодно и ты приедешь здоровым, станешь мута-саррыфом.

Уповая на господа, мы вышли из Аккермана и, совершив восемь переходов, в тот же день прибыли в город Измаил. Сообщив там его управителю радостную весть об Очакове, пообедав и отдохнув, на конях переправились через Дунай и прибыли в Бабадаг. Остановились в доме Бекир-аги. В полночь поднялись и, миновав Хаджиоглу-пазары, после утренней молитвы были уже в Провадии. Без задержки сменив коней, мы перешли через Балканы и снова в полночь прибыли в касаба Кырк-килисе. Отдохнув, сели на коней и на четвертый день нашего пути, после восхода солнца, вошли в Стамбул.

Я направился прямо к Кая-султанше, вручил письма, остановился у нашего капу-кетхуды Зюхди-эфенди, затем побывал у каймакама Гур Хасана, выразил ему свое почтение и отдал письма. Он же воскликнул: «О мой Эвлия! Откуда ты прибыл?!» Я, ничтожный, ответил: «От вашего брата Мелека Ахмед-паши, господин мой. Неверные обложили блокадой крепость Очаков. /215/ Битва длилась семь дней и семь ночей, и крепость мы освободили. Столько имущества и всего [забрали]! Я отвез все это в Аккерман Мелеку Ахмед-паше, а оттуда и прибыл сюда».

Тогда Гур Хасан воскликнул: «Велик Аллах! Потрясающая картина!», — и стал читать письма. Ознакомившись с их содержанием, он спросил: «Мой Эвлия, ты также был в этой битве?» Я, ничтожный, ответил: «Известное дело, султан мой! Я ведь отвез реляцию о победе у острова Бозджаада, и на пятую ночь, когда было устроено торжественное празднование, на нас напало 50 000 неверных. Семь дней мы сражались, и, когда уже стали теснить неверных, подоспел капуджибаши, везший в крепость Азов приказ [о победе нашего] флота. Он [и его люди] также приняли участие в этой битве за веру».

Каймакам-паша сказал: «Ей-богу, вы хорошо бились!» Я же, ничтожный, добавил: «Да, султан мой, и теперь [скоро] прибудет множество тысяч пленных, рабов и различные богатства». Каймакам снова воскликнул: «Хвала Аллаху, что в наши дни и остров Бозджаада и крепость Очаков освобождены [наконец] из рук врагов!» И, чтобы изложить кратко эту радостную весть благоденствующему падишаху, повел он меня тотчас в том виде, в каком я прибыл с дороги. По пути он говорил: «Эвлия, как ты видел битву при Очакове, так о всех событиях и расскажи в присутствии падишаха».

Оставив меня, он вошел во внутренний сад его величества. А его величество падишах в это время со своими недимами предавался созерцанию [прекрасного] зрелища и вел беседы в месте, называемом «луг удовольствий». Приблизясь к падишаху, каймакам пал ниц и сказал: «Падишах мой, твой лала Мелек Ахмед-паша одержал замечательную победу. К крепости Очаков пришло 50 000 неверных казаков. Они окружили крепость. Бились семь дней. Твой лала Мелек Ахмед-паша послал помощь. Всех врагов порубили саблями. Крепость освободили. Он же направил теперь к тебе на повозках множество голов, пленных и имущества. А радостную весть об этом прислал с одним верным человеком».

Тогда меня, ничтожного, пригласили предстать перед падишахом. Отвесив земной поклон, я прочел [стихи]:

И добавил: «Хвала Аллаху, что, прежде чем умереть, мне довелось еще раз узреть совершенную красоту моего падишаха!»

Как только я остановился на миг, чтобы перевести дыхание, /216/ счастливый падишах воскликнул: «Я этого человека знаю очень хорошо! Он муэззин и имам нашего лала Мелек-паши. Ну, подойди же, когда произошла эта битва?»

Я, ничтожный, сказал: «Мой падишах, девять дней тому назад, на пятую ночь после моего прибытия в крепость Очаков с радостной вестью о взятии острова Бозджаада, нас обложили в крепости 50 000 врагов. Сражались мы семь дней и семь ночей. Когда же Ибрагим-ага, один из капуджибаши моего падишаха, вез в Азов радостную весть о взятии острова Бозджарда, то твой лала Мелек Ахмед-паша [послал с ним] на помощь 47000 воинов, и, подоспев вовремя, вместе с капуджибаши они также приняли участие в этой битве. Милостью бога, по велению падишаха, все враги тогда же были порублены саблями и крепость освобождена из рук врага. По скромному подсчету вашего лала Мелек-паши, привез я моему падишаху 1200 повозок имущества и боевых припасов, 26 пушек, 70 гетманов, сына короля, 11 060 пленных и 6000 рабов. Они сейчас как раз и прибывают на повозках».

Узнав из моих слов обо всех событиях, великий государь развеселился и, обратившись к придворным, соизволил произнести: «Хвала Аллаху, что он позволил завоевать остров Бозджаада и крепость Очаков! Даст бог, сколько еще будет совершено завоеваний!»

И мне, ничтожному, были пожалованы расшитый золотом халат и двести алтунов. Снова коснувшись рукой земли, я вышел. Все советники государя и военачальники бросились ко мне: "О Эвлия Челеби, эй, Эвлия, добрый вестник, добро пожаловать, пусть твоя борьба за веру [всегда] будет счастливой!» И от радости и веселья и из-за их любви к нашему господину паше мне, ничтожному, было сделано много подарков и пожалований деньгами.

Главный евнух, начальник личных [султанских] покоев, главный хранитель кладовых, главный хранитель казны, силяхдар-ага и чокадар-ага — все взяли письма, которые я им вручил. Затем вместе с каймакамом мы вышли из дворца.

По желанию каймакама мы зашли к Зюхди-эфенди, капу-кетхуде, а потом и к Кая-султанше. Рассказали о всех событиях. Кая-султанша сказала: «Мой Эвлия, если крепость Очаков была бы уничтожена, попала бы в руки врагов, Кёпрюлю обязательно приказал бы убить нашего дорогого [Мелек]-пашу. Ей-богу, мой милый Эвлия, тут не только я, а и сам падишах не в силах был бы его спасти!» /217/ В тот день и [всю] ту ночь много мы беседовали с нашей госпожой султаншей.

Только на восьмой день прибыли повозки с отрубленными головами и боеприпасами. Они [двигались] от Адрианопольских ворот и, прибыв к султанскому двору, остановились в квартале, называемом «Дышары топчулар». Тотчас же капу-кетхуда пошел со мной, ничтожным, к каймакаму, и мы ему сообщили об этом» Каймакам сказал: «Мой Эвлия, посмотрюка я, как [сможешь] ты достойно провести перед очами падишаха этих рабов, этих пленных и их капитанов, все боеприпасы и имущество!»

Я, ничтожный, ответил: «Султан мой, соизвольте дать приказ асесбаши и субаши: пусть явятся 10 000 трактирщиков, чакалов, албанцев-пивоваров и еще сто серемских повозок. Всего же пусть прибудет 1300 повозок. От джебеджибаши и топ-чубаши пусть прибудет также несколько рядовых чорбаджи и алайджи. Пусть они возьмут после торжественного шествия пушки и боеприпасы. А от капудан-паши пусть придет несколько капуданов вместе с кырбаджи и силистрийскими стражниками, и пусть они отведут после торжественного шествия всех пленных в морской арсенал».

Каймакам воскликнул: «Ей-богу, мой Эвлия, ты хорошо придумал! Скорее сообщи асесбаши, субаши и кетхуде морского арсенала! Все джебеджи и пушкари вместе с чорбаджи пусть выйдут через Адрианопольские ворота, возьмут несколько тысяч голов и пленных и, следуя через весь Стамбул торжественным шествием, пройдут перед церемониальным дворцом благоденствующего падишаха. Далее же пусть поступают так, как повелит падишах!» Он отдал эти распоряжения, а я, ничтожный, тотчас же вместе с капу-кетхудой отправился прямо в «Дышары топчулар».

И что же мы увидели?! Оказывается, Кая-султанша прибыла туда [ранее] и [приказала всем] бостанджи, балтаджи и простому люду квартала «Дышары топчулар» набить сеном с сорока-пятидесяти повозок засоленные головы [убитых казаков], и они уже были навалены кучами. Она приказала принести несколько тысяч копьев от сарыкчи и из казны паши. И несколько тысяч голов насадили на копья.

А Халил-аге, которому было приказано доставить начальников [пленных], она велела надеть на капитанов, гетманов и королевских сыновей платья и [форменные] одежды, какие носят в городе Провадии.

Немного погодя подоспели асесбаши с 6000 пивоваров, бакалейщиков /218/ и трактирщиков, [потом] прибыли 500 пушкарей, 500 рядовых оружейников, прекрасно вооруженные чорбаджи, 1000 стрелков с ружьями, капитаны арабских войск, одетые в чистые парадные одежды, и грозные вардияны. А прибыли они с неверными-пайзенами, умеющими играть на трубах и барабанах.

Кая-султанша подарила чорбаджи и капуданам каждому по платку, а пушкарям и рядовым [морского] арсенала — по кошельку курушей. На Шамлы Халил-агу, привезшего головы, на меня, ничтожного, и Зюхди-эфенди были надеты парадные собольи шубы и каждому дано по коню арабской крови под седлом и расшитым [золотом] чепраком. Сев на коней, мы были готовы к торжественному шествию.

ПРОЦЕССИЯ [ПЛЕННЫХ] КАЗАКОВ В СТАМБУЛЕ

Сначала шли построенные по два воины паши, воины субаши и асесбаши. Затем шло аккерманское войско, привезшее головы и пленных, за ним следовали по двое на арабских конях воины Очакова. Далее на 1300 повозках везли разные снаряды и оружие. 6070 ружей, шлифованных и блестящих, как дирхемы, красовались на тех повозках. Затем ехали повозки с 360 украшенными крестами знаменами, склоненными к земле, за ними проследовали выстроенные по-парадному, парами, все, кто сопровождал повозки с боеприпасами. Потом провезли на лафетах, запряженных конями, 26 великолепных пушек шахане, разукрашенных и сверкавших, как золото. Кони, огромные, как слоны, были из Кракова и Данцига. На их копытах были подковы весом в окку [каждая]. Эти пушки сопровождали, поддерживая их руками, пушкари и чорбаджи. Прошли 2000 других коней с баккалами и младшими конюхами войсковых конюшен. Затем прошли прекрасно вооруженные чисто одетые арабские войска адмиралтейства.

/219/ Наконец, прошло 6000 баккалов, чакалов, мейханеджи и бозаджи, которые несли на копьях 6000 вражеских голов. Затем прошли 11 000 пленных со скованными руками, все печальные и удрученные пленением и разлукой, уныло озирающиеся по сторонам. За ними — 70 казацких гетманов и около 70 правителей крепостей, сопровождаемые ударами в барабаны и трубными звуками. Затем ехал на коне Холандия, бывший их военачальником, со связанными руками и с железным ошейником. Идущие рядом с ним играли на различных музыкальных инструментах, а он ехал, обливаясь слезами.

В торжественном шествии приняли участие и многие из стамбульских попов, [проявив] этим знак почтения. Они проезжали в парадных головных уборах, подпоясанные зиннарами, а в руках держали кресты и паникадила.

Затем ехали около двухсот аг каймакама, Халил-ага, привезший головы и пленных, и я, ничтожный, с Зюхди-эфенди; [при этом] мы трое двигались так, что головы наших коней все время были рядом.

Войдя через Адрианопольские ворота, мы торжественным шествием прошли через весь Стамбул до самого церемониального дворца, где процессию соизволил созерцать благоденствующий падишах. Милостью бога получилось такое шествие, какого не бывало ни в какое время и ни при каком везире.

Благоденствующий падишах весело все созерцал, [прикусив] устами изумления палец, а его приближенные и собеседники [восклицали]: «О падишах, ведь это твой раб Эвлия, привезший вашему величеству радостную весть, установил такой порядок торжественного шествия!» И действительно, так и было. Наконец, его величество падишах встал и приказал: «Пусть забьют барабаны!»

Забили во многие барабаны, в соответствии с ферманом [пики] с головами были расставлены до самых дворцовых ворот. Джебеджи взяли боеприпасы, пушкари — пушки, начальник армейских конюшен — коней, капуданы — пленных и отвели их в темницу Санпула, находящуюся в морском адмиралтействе. Сына короля отвели в Семибашенный замок. Затем на Халил-агу, привезшего головы, на меня, ничтожного, и Зюхди-эфенди были надеты халаты.

Пленных же из Галаты от Бахче-капысы торжественно переправили на лодках бостанджибаши и заставили их под барабанный бой проследовать через ворота Ун-капаны, Балат и Фенер. Потом они были отведены на галеры в адмиралтейство.

На следующиий день благоденствующий падишах в прекрасном расположении духа прибыл в адмиралтейство. Всех закованных пленных и /220/ поверженные знамена разместили на 300 скутарийских и бостанджийских лодках. Старшими над ними назначили арсенальских азабов. С барабанным боем, музыкой и звоном провезли их, прицепив к арсенальским галерам, перед парком арсенала и снова отвезли в темницу Санпула.

Из приятных событий следующего дня было повеление в отношении Мелека Ахмед-паши: «Счастье такой победы в месте, где без флота можно выйти в Черное море, доставило нам радость и веселье. Как это и следует, я закрепляю пост за моим лала Мелеком Ахмед-пашой». И сказав так, неустрашимый падишах, посоветовавшись с Мехмед-агой, одним из капуджи-баши высочайшего двора, выразил желание подарить [Мелеку Ахмед паше] расшитый золотом и подбитый соболем халат и бесценный меч с рукоятью, усыпанной драгоценными камнями. В тот же день, когда был пожалован священный, несущий счастье указ, милостиво закреплявший Очаковский эйялет за Мелек-пашой, я, ничтожный, взяв и от Кая-султанши письма и подарки, подкрепленный радостной вестью, выехал гонцом из Стамбула в Аккерман.

После того как Эвлия Челеби и его спутники миновали Айтос, на них напали разбойники. Счастливо отделавшись от разбойников, они продолжали свой путь.

/221/ На пятый день, миновав без задержек городки Хаджиоглу, Карасу, Бабадаг, Тулчу и город Измаил, пройдя через Татарбунары, мы были уже в Аккермане. Я прямо пришел к нашему господину Мелеку Ахмед-паше, облобызал его благородные руки, сообщил радостную весть о прибытии высочайшего указа и вручил письма. Я рассказал паше о всех наших приключениях, битвах и сражениях, о торжественной процессии пленных и всего имущества перед [очами] его величества падишаха, [прибавив от себя], что никогда еще в истории не было подобной процессии пленных и такого богатства.

Паша, услышав радостную весть о высочайшем указе и узнав, что пленные и имущество прибыли к падишаху, пожаловал мне, ничтожному, один кошелек на дорожные расходы.

На следующий день наш господин паша выступил вместе со всем прибрежным войском. Мы отправились из Аккермана в крепость Килию на ее восстановление и ремонт.