Я получил стипендию Колледжа Мехико и 18 марта 1949 года ступил на мексиканскую землю. Меня встретили друзья (среди них была и Соня Энрикес Уренья) и отвезли в студенческий пансион, там мы распрощались. Разложив свои скудные пожитки, включавшие, между прочим, латинский словарь, я собрался лечь спать. Дорога — целых тридцать четыре часа — была крайне утомительной.
Мне приснилось, что прошло несколько месяцев. Накануне моего возвращения в Буэнос-Айрес Альфонсо Рейес пригласил меня на выходные к себе в отель в Куэрнаваку. И там он на прощание читал мне свой перевод первых девяти песен «Илиады», это был тот самый перевод, анонс которого я видел каждую субботу в те незабываемые вечера в нашей обители "Капилья Альфонсина" на тогдашней улице Индустриас. Альфонсо Рейес читает мне, мне одному, Гомера, а вокруг нас плато Анауак! (Не утверждал ли Педро Сармьенто де Гамбоа, что он обнаружил на мексиканской земле следы подошв Одиссея?) Я подарил Рейесу издание полного собрания поэтических произведений Лугонеса, где были его переводы из Гомера.
Утром я проснулся очень рано. Колледж находился на расстоянии чуть более квартала от улицы Неаполь, в доме номер пять. Двери были еще закрыты, когда я пришел. Я купил «Новедадес» ("Новости") и принялся читать. Вскоре появился Раймундо Лида. Мы поднялись с ним на второй этаж, в зал филологии. Спуся час Раймундо Лида сказал мне: "Вас ждет дон Альфонсо". Я спустился вниз, где меня встретили словами: "Рой, дайте пожать Вашу руку. Отныне это Ваш дом. Садитесь". И сразу же, без всякого перехода: "Расскажите мне о Педро". Я начал говорить, однако не слишком связно, — воспоминания удручали меня. Рейес (а он был самым близким его другом — неважно, находился ли он рядом или вдалеке — в течение долгих сорока лет) не скрывал своих чувств. Память о Педро Энрикесе Уре-нье, ясная как свет звезды, непреходящая как крепкая дружба, объединила нас. Прошли месяцы. За несколько дней до моего возвращения в Буэнос-Айрес Альфонсо Рейес пригласил меня на выходные к себе в отель в Куэрнаваку, вместе с доньей Мануэлей. Я хорошо представил себе, что там должно произойти, — и захватил томик Лугонеса. Два дня подряд (о, Боже, для меня одного!) дон Альфонсо читал свой поэтический перевод первых девяти песен «Илиады».
В ту ночь мне приснилось, что я прибыл в аэропорт столицы ацтеков и что друзья, которые меня встретили, привезли меня в студенческий пансион, там мы и распростились. Я распаковал мои скудные пожитки (правда, немного отвлекся, полистав мексиканский словарь), а на следующее утро, уже в колледже, Раймундо Лида сказал мне: "Вас ждет дон Альфонсо". Я спустился вниз, где меня встретили словами: "Рой, дайте пожать Вашу руку. Отныне это Ваш дом. Садитесь". И сразу же, без всякого перехода: "Расскажите мне о Педро". Я начал рассказывать. Память об Энрикесе Уренье объединяла нас.
Рой Бартоломью