Русло стеснённое высокими берегами, не оставляло простора для ветра. Это на Волге ему раздолье, и он носится во всех направлениях, быстро сметая снег и укрывая берега могучими сугробами. Но Волга осталась позади. По льду Кудьмы, кони пошли шагом, тяжело рыхля копытами мягкое, но толстое белое одеяло. Отряд медленно двигался вверх по реке, держась левого берега поросшего ивняком, в который всматривались со всем возможным вниманием. Правый тоже старались не упускать из вида. Покрывавший его лес, находился не далее чем в полутора десятках саженей и тоже мог таить засаду. Туда всю дорогу смотрел ехавший последним, Кочень. Путислав время от времени оглядываясь, проверял его. Он, предвидя тяготы и тревоги предстоящего пути, заранее указал, кто и что должен делать. Только племяннику, не найдя что поручить, неопределённо махнув рукой, велел «глядеть в оба».
И Лютобор старался, как мог, что бы оправдать оказанное доверие в своём первом настоящем боевом походе. Глядя вперёд, он видел прямо перед собой широкую спину Мезени. Этот молодой воин и его друг Кочень, вместе с Путиславом пришли в шатер и принесли на руках Жиляту.
— Под твоим приглядом он скорее на ноги встанет. — Сказал по этому поводу Лавру боярин. Лекарь заверил, что всё так и будет и потом еще неоднократно повторил это же, а сам буквально светился от счастья, видя своего племянника Мезеню живым и здоровым. Узнав, что тому вновь предстоит, куда-то ехать, он встревожился, но виду старался не подавать.
Лютобор глядя на скорые сборы, порывался спросить у дяди, куда он направляется. Тот как обычно был суров, казался не преступен и отрок так и не решился задать свой вопрос. Вместо этого, удивляясь собственной смелости, попросил Путислава взять его с собой. А тот, совершенно неожиданно, согласился.
Впереди Мезени ехал крещёный мордвин, которого все называли по-русски Мирятой. Он присоединился к отряду уже на выходе из стана. Его провожал иеромонах Дамиан, который позавчера так помог с лечением Изяслава. Путислав встретил Дамиана с искренним радушием. Так же и Лютобор испытывавший к этому священнику уважение, и чувство благодарности. Между тем, сам Дамиан выглядел недовольным. Он некоторое время вполголоса, обсуждал что-то с боярином, потом видимо согласился с ним и на прощание благословил весь отряд. Воины, крестясь, отправлялись в дорогу. Мирята же поклонился священнику в пояс и лишь, после этого сел в седло и занял место впереди отряда.
Сам Путислав ехал позади Лютобора. Тот, оборачиваясь, встречался с его испытующим взглядом и потому предпочитал смотреть в сторону левого берега. Там, как он уже знал, находилась цель путешествия и там же могла подстерегать опасность. О ней, дядя нарочно рассказал племяннику, но напугать его не сумел. Свирепые эрзяне отрока не страшили. Два молодых воина сразили их множество, о чем Кочень охотно и красочно рассказывал. Мирята, с его слов, тоже оказался воином отменным. А теперь с ними был сам Путислав, а уж он то, шутя, одолеет любого! Вот как вчера боярина Жирослава. Лютобор вновь переживал вчерашний поединок, вспоминая подробности. Восхищался ошеломляющим ударом рукоятью по затылку и недоумевал, о несвоевременной остановке боя.
«И чего дядя мешкал? Мог обезоружить и повергнуть наземь! Принудил бы просить пощады, тогда бы и разговаривал. Сам же учил доводить до конца! Уж я бы…» — Он принялся примерять на себя действия Путислава и даже не заметил, когда в его мыслях появился могучий инязор Пургас. Лютобор одолевал его в схватке и вызволял отца из плена. Разгорячённый собственными мечтами, он страстно хотел встречи с эрзянами, пока не вспомнил, о том, что не снаряжен для боя. Из оружия с собой были боевой нож и лук, сделанный специально для отрока по его руке и силе. Он с ним иногда охотился на белок. В бою же такой лук был бы бесполезен. Эта мысль пришла внезапно, быстро остудив горячую голову.
«У эрзян луки сильны, и имеются почитай, что у каждого! Сказывают, многих наших из них постреляли. Изяслава аж дважды! Даже кольчуга не уберегла!» — Лютобор с сомнением осмотрел собственный кожух. После этого встревожено заозирался на заросли ивняка, вглядываясь в ломкие и кажущиеся живыми, тени шевелящихся на ветру ветвей.
Пологий склон берегового откоса, до сих пор хранил строчки отпечатков конских копыт. Мирята остановился, не доезжая до него. Ожидая остальных, обшаривал окрестности цепким взглядом. С этого места уже была видна невысокая изгородь и крыши домов. Какое-то время все с интересом рассматривали весь.
— Не видать никого. — Удивился Мезеня.
— Должно быть таятся. — Предположил Кочень.
— Я дыма не чую. — Сказал Мирята и Лютобор только сейчас заметил, что в воздухе совсем не пахнет печной гарью, обычной для людского жилья.
Путислав не проронив ни слова, направил коня вверх по склону. Мезеня поспешил его обогнать и первым въехал в распахнутые ворота.
— Нет никого. — Сказал он, останавливая Ёлку у самого большого дома. — Вот тут мы и жили.
Путислав спешился. На миг задержался у порога и вошел внутрь. Лютобор последовал за ним. Оказавшись в горнице, он коснулся двуперстием лба, по обычаю отыскивая взглядом икону. Несмотря на недостаток света из единственного оконца, сумел рассмотреть, что иконы нет, на обычном для неё месте. Только теперь вспомнил, где он находится. Остановившись посреди помещения, стал с любопытством рассматривать его внутреннее убранство с нехитрым домашним скарбом небогатой семьи. Он в первый раз оказался в жилище язычников. Странно, но очень многое ему показалось знакомым.
— А поганые те, что здесь жили, они, что же из наших? Из русских?
— Глупости ты говоришь. — Буркнул Путислав рассматривавший, что-то впотьмах угла. — Ты видел у наших такие узоры? — Махнул рукой в сторону печи расписанной яркими цветами.
Лютобор глянул и пожал плечами.
— Таких не видел.
— Вот то-то! — Наставительно хмыкнул дядя. — И резьбы по дереву ты такой не видел. И вышивку на рушнике, поди не разглядел. — Он укоризненно посмотрел на племянника и неожиданно согласился. — Вообще их быт на наш очень похож. Живём с ними рядом очень давно, вот всё, что нужно и перенимают. Иных от наших смердов уже не отличить.
Лютобор задумался над его словами. Тем временем Кочень, достал из печи горсть золы.
— Остыла уже.
Путислав молча, направился к выходу.
Снаружи в нетерпении мялся Мезеня.
— Мирята кличет! Идемте скорее! Он след отыскал!
Протоптанная множеством копыт тропа, от околицы, с версту вела вдоль берега и спускалась на лёд. Здесь она змеилась ровно посредине русла и скрывалась из вида за речным поворотом.
— Вольно ехали. — Заметил Мирята. — Не прятались, видать опаски не имели.
— Вчера вечером ушли? — Уточнил у него Путислав и, получив утвердительный ответ, обернулся к Коченю.
— Когда с вами прощались, что они делали? В путь собирались? Нет? Ну, стало быть, они вас обманули. — Он с сомнением посмотрел на обоих парней. Пожал плечами и недоумённо хмыкнул. — Не пойму, на кой было эдак мудрить, чего было проще… — боярин выразительно чиркнул указательным пальцем себе горлу и, усмехнувшись, приказал возвращаться.
Объезжая по кругу весь, заметили еще одну строчку следов. Путислав пробежал её взглядом от ворот, до опушки леса. Заметив его интерес, Кочень сообщил, что это следы того самого эрзянина-гонца.
— И куда он ездил? — Задал вопрос боярин.
Вместо Коченя ответил Мирята.
— В лесу тропа. В одну сторону можно доехать до тверди Овтая, в другую почти до княжьего стана.
Путислав не много подумав, решил проехать этой тропой.
— Там, намело поди, по пояс? — Засомневался Кочень. — Коней не заморим?
Боярин не удостоил его ответом.
Ветви дубов обступивших тропу, почти смыкались над головой. Вздрагивая от порывов ветра, они роняли вниз белые шапки, которые падая, рассыпались облаками искрящейся на солнце пыли. Конь шёл ходко и ровно. Лютобор, направлял его движение, одними коленями. Руки, красуясь, держал на поясе. Снега, вопреки опасениям, было не много. Ветер смёл его, навалив между деревьями сугробы. Высокими валами, они тянулись вдоль тропы, иногда наваливаясь на неё и делая еще уже. В такие моменты, воины были особенно осторожны. Приближаясь к старому могучему дубу, Лютобор внимательно присматривался к его широченному стволу и толстенным раскидистым ветвям.
«Жаль нельзя видеть через предметы!» — Он даже не сразу заметил, как его конь остановился.
— Поляна впереди. — Обернувшись, сказал Мезеня. — Мирята поехал её посмотреть.
Остановились. Пока ожидали, Кочень скользнув взглядом по веткам, заметил отсутствие ворон.
— Обычно и шагу без них не ступить, а тут не видать ни одной всю дорогу.
— И что? — Мрачно усмехнулся Путислав. — Пернатая нечисть вся в другом месте. Князья ей богатый стол ныне накроют.
Поляна оказалось довольно широкой и на неё выводили обещанные Мирятой тропы. Мордвин, ткнув пальцем в ту, что справа сказал:
— Эта ведёт к тверди Овтая. — Потом так же указал налево. — Эта к стану князей.
Тропы оказались куда шире той, что привела их сюда.
— А здесь смотрю наезжено! — Хмыкнул боярин.
Мирята пожал плечами.
— Люди давно живут в этих местах. Задолго до того как узнали про Христа.
— Эк же сказал! — Крякнул Путислав и кивнул на следы гонца эрзянина. Те, едва заметной строчкой, тянулись через всю поляну и терялись прямо в лесу.
— А это куда?
— А уже никуда. — Мирята казался чем-то озадачен. — Раньше-то твердь была в той стороне. Но вы разорили её, лет десять назад.
— Не десять, а всего восемь! Я хорошо помню! Сам был при этом! Знатно горело!
— Тихо! — Вдруг насторожился Кочень, но боярин, не обратив на него внимания, продолжал предаваться приятным воспоминаниям.
— А взяли изгоном, почти и без крови, полону набрали…
— Да тише ты! — Яростно зашипел Кочень и в возникшем недоумённом молчании, Лютобор ясно услышал звук человеческой речи. Два, или три голоса, приближались справа. О чём говорили, было не понять. Лютобор изо всех сил напрягая слух, сумел разобрать всего пару слов. Впрочем, его догадку, тут же подтвердил Мирята.
— Эрзя идут! — Прошептал он и потянулся к луку.
— Может, хозяева веси вернулись? — Так же тихонько предположил Мезеня, вытаскивая сулицу.
— Нет, это вряд ли! Они сюда еще долго не сунутся. — Кочень слегка волнуясь, направил копьё в сторону голосов. — Интересно сколько их там?
— Трое, или пятеро. — Тут же с готовностью ответил Мирята, накладывая стрелу на тетиву лука.
— Куда они едут? — Едва слышно вмешался в разговор Лютобор.
— А вот сейчас и спросим! — Путислав снял с пояса булаву. — Езжай обратно в лес! — Велел племяннику и, сверкнув глазами, приказал остальным: — Старайтесь брать живыми!
Лютобор едва успел отъехать за деревья, как на тропе появились четверо конных. Увидев русичей, они на какой-то миг застыли в изумлении, но тут же придя в себя, схватились за оружие.
«Сплошали!» — Слыша в голове стук собственного сердца, понял Лютобор. Суздальцы, уже мчались на них, под ободряющий рёв Путислава.
Конь одного из эрзян, жалобно завизжав, взвился на дыбы, но получив еще одну стрелу, повалился на бок. Всадник ловко спрыгнул на землю и стремглав припустил к лесу. Мирята погнался за ним, сменив лук на саблю. В это время русичи сблизились с остальными врагами. Лютобор успел различить могучий замах Мезени и стремительно мелькнувшую булаву Путислава. Услышал треск дерева, звон железа, дикий крик боли и победный возглас. Волоча за собой хозяина, помчалась прочь лошадь. Взбрыкивая крупом, неслась она, не выбирая пути, пока не застряла в сугробе между деревьями.
«Всё уже?» — Лютобор ожидал увидеть повергающие врагов могучие удары, молодецкую удаль, воинскую доблесть и теперь был не много разочарован. В этот миг Кочень, выронив копье, запрокинулся навзничь. Лошадь его прянула в сторону, притираясь боком к жеребцу Путислава. На её месте тут же возник эрзянин и, шпоря своего коня, помчался прямо на отрока.
Лютобор кожей ощутил его хищный взгляд. Слух резанул крик полный ярости, но слов от волнения он не разобрал. Только увидев в руке всадника боевой топор, вдруг осознал, ЧТО тот намерен сделать и испугался. Тело, закаленное годами воинской науки, принялось действовать помимо воли. Правая рука схватилась за нож и только, ощутив ладонью его рукоять, отрок пришел в себя. Враг приближался, увеличивался в размерах, заслонял окружающие пространство и заполнял собой весь мир.
«Сейчас снесёт! Нельзя стоять!» — Шпоры коснулись конских боков, посылая Буяна навстречу эрзянину. Через десяток ударов взбесившегося сердца, Лютобор прямо перед собой увидел страшно выпученные глаза, разъятый криком рот и отведенный в замахе локоть. Вбитым за годы учения навыком угадал движение руки с топором. Опережая его, рухнул лицом к жесткой гриве Буяна, одновременно выбрасывая вперед руку с ножом. Удар. Боль в запястье. Кисть руки дернуло в бок, выворачивая с хрустом и треском рвущихся тканей. Страшась упустить нож, Лютобор крепче вцепился в его рукоять и лишь спустя миг сообразил, что больше не чувствует её в своих пальцах. В руке было пусто. Ужаснувшись того, что лишился оружия, он оглянулся на врага, ожидая, что тот сейчас нападёт снова.
Эрзянин, отъехав уже на десяток саженей, замедлял бег своего коня. При этом в седле он сидел не твёрдо, всё больше склоняясь на правую сторону. Снег позади него, густо пятнали красные капли.
«Уязвил что ли?» — Удивился отрок. Эрзянин, проехав еще пару шагов, лицом вниз вывалился из седла.
«Убил!» — Чувствуя сердце где-то у горла, возликовал Лютобор. И тут мимо него, звеня броней, промчался Путислав. Спрыгнув с коня на землю, он подскочил к упавшему и перевернул его, поддев носком сапога. Тот не сопротивляясь, лежал на спине, обеими руками держась за правый бок. Лицо его было сведено мукой, а сквозь скрюченные пальцы брызгала кровь. Путислав посмотрел на быстро напитывающийся ею снег. Удовлетворённо крякнул, и только после этого взглянул на Лютобора.
— Племяш, а ты чего это стоял как истукан? Я же тебе орал — уходи! А ты смотрю за нож и в драку. Я, грешным делом, подумал — всё! Как я Мечеславу в глаза то посмотрел бы? — Горячая речь дяди сбилась. Он стоял, в растерянности глядя то на Лютобора, то на поверженного им врага и снова, как и тогда возле раненого сына, не был похож на самого себя. В это время за спиной послышался топот копыт, и Путислав сделав над собой усилие, справился с чувствами.
— Ну ты орёл! — Сказал он Лютобору, но глядя не на него, а на подъехавшего Миряту. Мордвин, остановив коня, несколько мгновений всматривался в лицо раненого.
— Лик мне его будто знаком. — Произнёс задумчиво.
— Ну, так со свиданьицем! — Съехидничал Путислав. — Скажи лучше, поймал, того за кем гонялся?
Мирята покачал головой.
— Он в овраг сиганул. Я думал, сломает ноги и шею. А он за деревья и был таков. Зря на него стрелу потратил. А лезть за ним — много мороки, да и…
Боярин, поморщившись, махнул рукой.
— А и бес с ним! Одного взяли, да и то ладно!
Лютобор проследил взгляд дяди и увидел Мезеню. Тот осматривал голову Коченя, посаженого между корнями могучего дуба. Рядом с ним, лицом вниз, лежал человек со связанными за спиной руками. Лютобор понял, что слова дяди «одного взяли», это про него. Снова посмотрев на своего врага, спросил:
— А этот?
Раненый по-прежнему держался за бок, и почти не кривился от боли.
Путислав в сомнении посмотрел на эрзянина, пожал плечами и подозвал Мезеню.
— Глянь, может, сможешь ему подсобить!
Мезеня с готовностью подступил к раненому.
— Матёрый вражина. — Сказал про него. — Видали как он Коченя? А ведь тот с копьём, что твой журавль с клювом! Хорошо хоть голову правильно подставил. Топор скользнул по шлему и в плечо ударил. Так что теперь у Коченя вмятина на шлеме, синяк на плече и сам он без памяти. Но, то ненадолго, скоро опамятует. — Он склонился над эрзянином и отвел его руки от раны. Лютобор увидел узкий, но длинный разрез на кожухе, из которого беспрестанно сочилась кровь. Пропитывая снег, она промыла в нём дорожку и теперь заполняла след, оставленный дядей. Засмотревшись на это, отрок не сразу услышал голос Мезени.
— Чем ты его? — Повторил вопрос воин. — Ножом? И где этот нож?
Лютобор только теперь вспомнил, про утерянное оружие. В поисках, его он, краснея от стыда, принялся рыскать вокруг себя взглядом. Нож лежал на снегу, зарывшись в него лезвием и поблёскивая на солнце бронзовым оголовьем. К огорчению Лютобора, отыскал его Мезеня. Поднял, осмотрел окровавленный до половины клинок, покосился на эрзянина.
— Сильный мужик! — Сказал с уважением. — Парень ему печень разъял, а он железо сам из себя вынул. — Помолчал, словно подыскивая слова для продолжения. Потом вздохнул и обернулся к боярину. — Недолго осталось. Вон сколько крови…
Путислав безо всякого выражения на лице кивнул.
— Ну, ты ступай. Позаботься о Кочене. — Когда Мезеня отошел подальше, обернулся к племяннику.
— А ты слезай с коня! — Помолчал, испытующе глядя в глаза. — Дело есть важное.
Голос дяди звучал глухо и холодно. Лютобор спешиваясь, наступил в кровь. До озноба смутился этого и попятился на негнущихся ногах пока не оставил пару саженей испачканного красным снега, между собой и раненым. Тот так и лежал, тяжело дыша, глядя в небо, закрывая ладонями рану, и шептал, слабо шевеля губами. Лютобор прислушался. Слов не разобрал, но понял, что тот молится. И ужаснулся, ведь боги поганых ложны и потому бессильны. И вспомнил, что Христос может помочь всякому, кто его попросит.
«Я обращусь к Нему! Но как?» — Лютобор суетливо перебирал в памяти обрывки известных ему молитв. При этом он смотрел, как край кровавой лужи затягивает наледью, и нужная молитва в голову не шла. Тогда Лютобор решил, что спросит о ней у монахов. — «Преподобный Дамиан обязательно подскажет»…
Тут к нему подошёл Путислав. Глянув на эрзянина, хмыкнул.
— Живой еще?
Лютобор понял, что Дамиан раненому не поможет. И сразу же куда-то исчезли суматошно носившиеся в голове мысли, оставив после себя бездумную пустоту. Лютобор посмотрел на дядю. Тот удовлетворённо кивнув, протянул племяннику топорик эрзянина.
— На вот, доверши что начал.
Темное от времени и вытертое до блеска топорище, удобно улеглось в ладони. Пробуя ухватистость, Лютобор крутанул кистью руки. Оружие казалось слишком маловесным, а потому несерьезным и неопасным. Лютобор знал, что это ощущение обманчиво. Небольшое, в половину ладони лезвие было остро заточено. Обух, удлиненный и четырёхгранный, имел форму молота. Украшавший его узор причудливо сочетал славянские узоры и христианские символы. Отрок понял, что этот чекан, принадлежал кому-то из русских, пока не попал к нынешнему владельцу.
«А он, против нас его обернул. Коченя вон, как сильно зашиб»- Лютобор снова посмотрел на лезвие топора и шагнул к эрзянину. Тот так и лежал неподвижный, безучастный и отрок остановился. Что делать он знал, но как это сделать? Глядя в немолодое лицо с застрявшими в усах и бороде комочками снега, он в нерешительности мялся, покачивая зажатым в руке чеканом. Дядя понял его сомнения. Подойдя к лежащему, он схватил его за ворот кожуха. Рванул на себя и усадил на снегу. Когда раненый, выгнувшись от боли, подался назад он, подпёр его спину ногой.
— Ну-ка же, яви вежество боярам! — Путислав подзатыльником сбил с эрзянина шапку. Тот бессильно уронил голову на грудь, и лишь слабый стон выдавал в нём присутствие жизни. Лютобор на него, смотрел в оцепенении.
— Ну, а ты чего ждёшь? — Рыкнул на племянника дядя. Отрок поспешно, сделал оставшийся шаг, целясь лезвием чекана в темя, заросшее всклокоченными с проседью волосами.
Снег скрипел по выделанной коже, таял в руках и утекал бурыми каплями. Путислав, очищал сапог, поставив ногу на грудь убитого. Чистый снег он черпал ладонью, тер им сафьян, отбрасывал в сторону, жидкую, брызгающую красным кашу. Только удовлетворившись, проделанной работой, сказал поучающее.
— Кровь она прилипчива. Лучше сразу смыть. Это запомни!
Лютобор ему не ответил, переживая из-за того, что второй раз за день лишился оружия. Чекан он упустил, услышав сочный хруст прервавший стон раненого. Его следовало подобрать, но для этого придётся обернуться… Он уже знал, что эрзянин убит. Дядя сказал это, сетуя на брызнувшую из-под топора кровь. Теперь Лютобору хотелось глянуть на дело своих рук и он страшился, того что может увидеть.
Путислав внимательно посмотрел на него, потом неодобрительно хмыкнул и поднял топорик с земли. Повертел в руках и протянул племяннику.
— На вот, держи, твой первый прибыток. — Он нарочно встал за спиной. Лютобору, что бы взять из его рук трофей пришлось обернуться. Тугой ком, ухнул куда-то вниз живота и тут же рванулся к горлу. Мертвый враг напугал больше живого. Лютобор, кое-как удерживая взбесившееся нутро, смотрел на убитого, судорожно сглатывая, моргая слезящимися глазами, и не мог оторваться.
— Чекан-то возьми! — Дядя, добавив в голос стали, отвлёк его от зрелища. Лютобор растерянно глядя на топорик, взял его в руки.
— И это забери! — В другой руке Путислава был боевой нож Лютобора. Тот принял его, взявшись за лезвие и испачкав пальцы подмерзающей кровью. Ком в животе обеспокоенно дернулся. Лютобор схватив горстью снег, принялся мять его в руке, талой влагой отмывая пальцы. Возмутившееся было нутро, в этот раз унялось гораздо быстрее. Отрок почувствовал облегчение и заметил кровь на ноже и чекане.
«Не порядок». — Мелькнула мысль. — «Надо отмыть». — И он, чувствуя на себе внимательный взгляд дяди, стал тереть снегом боевое железо.
Путислав терпеливо ждал. Наконец племянник убрал в ножны нож, который очищал с особенным тщанием. Удовлетворённо кивнув, он велел ему сходить за конём эрзянина.
— Тоже теперь твоя добыча. Бери заводным и едем уже! Есть у меня разговор кое с кем. — При этом боярин покосился, на пленного, лежавшего лицом в снег в ногах Коченя.
Лютобор по пути, снова мельком взглянул на эрзянина. Нутро в этот раз сохраняло спокойствие, и отрок, задержав взгляд на убитом дольше, чем собирался, отправился за своим новым конём.
Своего противника Путислав слегка ошеломил булавой и попросту скрутил, отобрав оружие. Пленный давно пришел в себя и стоял среди обступивших его русичей. Плечистый и довольно рослый, он казался очень крепким. Лютобор, вспомнив рассказы бывалых воинов, готов был увидеть страшные пытки. К его удивлению они не понадобились. Эрзянин, охотно отвечал на вопросы. Он довольно хорошо говорил по-русски, лишь изредка добавляя в чужую речь, слова своего языка. От него узнали, что эти четверо эрзян, ехали в свой главный воинский стан. Старшим над ними, был ближник инязора Виряса, воин которого убил храбрый отрок. Пленный кивнул на Лютобора. Тот возгордившись, чуть не пропустил главное. Виряс отправил своих людей к Пургазу с очень важной и радостной новостью. Русичи бежавший из-под тверди Овтая, два дня назад сдались его людям.
— Да как же это? — Изумился Мезеня и, сжав кулаки, подступился к эрзянину. Путислав, отстранив его, потребовал подробностей. Пленный рассказал, что сбежавшие воины прятались в одной из весей Виряса. Местных они держали в страхе, грозя убить всех, если хоть кто-то решится бежать. Старосту веси и вправду убили. Он хотел женщин спасти от бесчестья, а главный среди русичей, разбил ему лавкой голову и вышвырнул на мороз. В тот вечер дружинники перепились, и один из эрзян сумел убежать. Еще через день, люди Виряса обложили весь. Русичи, поняв, что сбежать не удастся, сдались. Их вожак положил меч к ногам сына Виряса. Сам инязор оставался дома, под присмотром знахарей, лечивших его раны. Он велел передать Пургасу эту новость и сказать, что половину пленных он уступит ему даром. Остальных передаст за выкуп. Вожака оставит у себя, к нему у Виряса личные счеты. Инязор узнал в нём русского, который его ранил. Услышав это, Мезеня осклабился:
— Попался Ероха! Сейчас ему небо с овчинку покажется! И поделом!
Путислав соглашаясь с ним, кивнул и спросил о Кочене. Мезеня пожал плечами.
— Да по всему уже должен очнуться. Но крепко он, видать, получил по черепу.
— Так ты пособи ему! — Велел воевода. — А то что-то он долго. Нам ехать пора!
Лютобор, приняв его слова как команду, вскочил в седло. Собираясь понукнуть Буяна, нетерпеливо глянул на дядю. Тот стоял перед пленным и смотрел на него тем же взглядом, с каким овчар смотрит на паршивую овцу, от которой больше нет смысла ожидать шерсти. Пленный под его взглядом затравлено съёжился. Дядя хмыкнув, поинтересовался тем как Виряс поступил с дружинниками, взятыми в плен у тверди, Овтая. Эрзянин, уже попрощавшийся с жизнью, от неожиданности не сразу совладал с языком. Наконец он, сбиваясь и путая слова, сообщил, что русских угнали в стан Пургаса.
Путислав кивнул и отвернулся. Пленного он велел увезти с собой. Мезеня и Мирята скрутили его ремнями, и бросили поперек седла одной из лошадей. Перед этим, боярин спросил у него дорогу к стану Пургаса. Эрзянин кивнул на едва заметную тропу, со следами гонца. Путислав надолго мрачно задумался.
Солнце клонилось к закату. Лес тонул в синем вечернем сумраке и Лютобор перестал вглядываться в тени деревьев. Теперь всё внимание было тропе. Путислав велел придержать коней, опасаясь скрытых под снегом подвохов. Ехали шагом. По мнению Лютобора уже очень долго и лес казался ему бесконечным. Хорошо еще Мирята, сверившись, с какими-то своими приметами, сообщил, что река уже близко и этим всех очень порадовал. Особенно Лютобора, который присматривал за Коченем. Тот еще там на поляне, открыл глаза и, глядя мимо склонившегося над ним Мезени, прошептал.
— Птицы вернулись.
На нижних ветках ближайшего дуба сидели вороны.
Путислав посмотрел на них и сказал:
— Как же? Тут им угощение…
Кочень его не услышал, снова сомлев. Он и сейчас был без сознания и Лютобора это устраивало. Приходя в себя, воин стонал, его раскачивало в седле, мутило. Время от времени, он скрючивался, склоняясь к земле в попытках опорожнить свой давно пустой желудок.
Путислав ехал за Лютобором и иногда даже помогал ему советом. Но по большей части разговаривал с Мезеней. Молодой дружинник удивлялся храбрости и ловкости отрока.
— С одним ножом против зрелого мужа! Я думал беда! А он устоял…
— Видать Мечеслав учил хорошо. — Не без удовольствия ответил Путислав. — Я ему расскажу, будет сыном гордиться.
Лютобор слушая этот разговор, вспоминал воинскую науку. Отец брал прут и бил им сына, который должен был увернуться. Отрок частенько не успевал. Тогда его тело горело от ударов, а душа от обиды. Теперь он испытывал к отцу благодарность и думал, как лучше эту благодарность выразить. Решил, что обязательно подарит ему и коня и оружие добытые сегодня. Представлял, как будет стоять перед ним осыпаемый похвалой и, делать вид, что совсем не гордится. Страстно этого желая, он робко надеялся на то, что это случится прямо сегодня.
«Великий князь славный воитель! Уже, небось, побил Пургаса. Вызволил отца из плена и возвращается с победой!»
Скоро бесконечный лес расступился. Тропа вывела к береговому откосу. Внизу холодный и пустынный лёд Волги, багряно догорал в закате. Княжеских дружин нигде не было видно.