Княжьи люди

Глава шестая

Но он не смог нырнуть в омут беспамятства. Мокрый от проступившей испарины, лежал в полузабытьи, в котором все слышал и все понимал, но сделать ничего не хотел и не мог.

Рядом с ним досадуя, негодовал великий князь владимирский Юрий Всеволодович. Прибежавший Лавр едва коснулся пальцами лба Жиляты и заявил, что тот в обмороке. Потом он и князь с жаром это обсуждали, и Лавр вроде бы даже осмелился возражать. Наконец князь, будто спохватившись, спросил у лекаря, что это за гвалт, снаружи и, услышав, что это вернулся с дружиной его брат Ярослав, засобирался уходить. У выхода он задержался, строго настрого наказывая Лавру поставить увечного на ноги как можно скорее и сразу же послать за ним. Жилята к услышанному отнесся с равнодушием. Ожидание нового допроса его нисколько не тревожило. Увязнув между явью и забытьем, он глухо, словно через стену слышал голоса находившихся с ним рядом людей. При этом, перед глазами проплывали видения. Никак не связанные с происходящим сейчас, и, не имеющие никакого отношения к тому, что происходило, когда-либо прежде. Они были подобны тем, что в час полуночи являются усталому человеку вестниками скорого и глубокого сна. Желая такого сна, Жилята открыл перед ним разум, также как вверяет свое тело зыбкой волне, ложась на нее спиной, выбившийся из сил пловец. Безучастный ко всему окружающему, он проявил к нему интерес, лишь тогда, когда благодаря воинской привычке быть настороже, уловил перемену в мешавшем ему уснуть шуме. Откуда-то со стороны входа звучал голос, в этом шатре прежде не слыханный.

— Эрзян я не встретил. Сбежали они. Твердь их пуста. Бить было некого.

Жилята борясь с собственным нежеланием, усилием воли выплыл из грез. Осторожно, опасаясь быть пойманным, он приоткрыл один глаз. В шатре, кроме него, были еще двое.

— Вот так! — Юрий Всеволодович хмыкнув, прошелся по центру шатра и остановился в двух шагах от жаровни. — А наши? Из тех, кто ушел с Мечеславом, из них ты никого не встретил?

Лавра не было. Жилята догадался, что пока он грезил, великий князь выпроводил лекаря, что бы наедине поговорить со своим братом, к которому сейчас и обращался.

— Как же не встретил? — Зло, усмехнувшись, подошел к нему Ярослав. Закованный в броню, блестящую чешуйками, из-под наброшенной на плечи шубы, он все же выглядел стройнее, начавшего грузнеть Юрия. — Встретил! Холопов, что в их обозе были коноводами. Они как сеча началась, так бросили все и в лес утекли. Их там не нашли, и они отсиделись. А после уж к нам вышли. Мне в ноги упали — смилуйся княже. А меня, такой гнев обуял! — Ярослав поднял к лицу крепко сжатый кулак. При этом он все время смотрел мимо брата, так, словно ему резали глаз искрящиеся переливы, сверкавшего в огне жаровни, дорогого шитья на кожухе Юрия. — За трусость я велел их, было, до смерти избить. И одного не сдержавшись, сам ссек мечом. И прочих бы также, да Всеволод вмешался, сын твой! Не губи, говорит христианские души! Милосердный! В тебя по всему! Но я так и быть — внял его просьбе. Троим, остальным жизни оставил. Они же рассказали, что и как там было. — Ярослав замолчал, глядя куда-то в темень. Когда пауза затянулась, Юрий терпеливо его приободрил.

— Рассказывай дальше брат. Что ты узнал?

— Говорят, что из наших никто не ушел. Мордва их побила.

— Всех?! — Юрий впервые за разговор возвысил голос, проявив чувства. — Не молчи брат!

— Нет. — Ярослав встретился с его горящим взглядом и быстро продолжил. — Человек десять они полонили.

— Вот так! — Юрий Всеволодович сделав два шага, ушел с освещенного места. — И где они?

— Мордва с собой их увела. На другой день утром. Быстро ушли, очень спешили. Наших побитых не всех ободрали. Да и своих собрали не всех. Там снег выпал обильно…

— Сколько? — Из темени шатра прозвучал вопрос князя. — Сколько ты наших павших нашел? Мечеслав среди них?

— Нет. Воины Всеволода его не нашли. Должно быть в плену он. Павших всего шестьдесят два человека. Умаялись, покуда их со всей округи собирали. Я велел ладить для них волокуши. Сюда их везет Василько Ростовский. Он место сечи последним покинул.

После слов Ярослава в шатре установилось тревожное безмолвие. Потом Юрий словно спохватившись, спросил.

— А в тверди ты кого оставил?

— В тверди? — Удивился Ярослав, садясь на постель Векши и отыскивая взглядом во тьме своего брата. — А я ее огнем пожег.

— Сжег? — Великий князь возник в круге света. — Для чего?

— Как для чего? Что же ее поганым оставить?! Уж нет! Я оставил им пепелище! На долгую память о моем гневе! — Ярослав замолчал, глядя в глаза Юрию. Тот некоторое время мерялся с ним взглядами, потом развел руками:

— Экий ты брат на разум не скор, да на руку спор! — И неожиданно прикрикнул. — Ты почто коновода жизни лишил? Что говоришь? Он вымесок заячий? Он мой холоп! Мой! — Великий князь взмахом руки пресек попытку брата спорить и продолжал, возвысив голос. — Стало быть, мне над ним суд и вершить. Не тебе! Ты же опять пошел против обычая! — Юрий Всеволодович всплеснув руками, опустился на лежак Авдея, и вновь оказавшись лицом к лицу с Ярославом, заговорил немного тише. — Ты, брат, пойми, что своим самоуправством, перед лицом младших князей и их вятших людей, ты моей чести наносишь урон. Что они все про меня скажут, видя то как ты, мой младший брат, все совершаешь своим разумением? Без слова моего, казнишь моих холопов. Собственным почином сжигаешь города! Воли моей даже не спрашивал! А ведь ты, как и все наши с тобой братья, мне поклонились, назвав господином. Крест в том целовали! А что же теперь?! — Каждое новое слово Великий князь произносил громче, чем предыдущее и речь завершил таким восклицанием, что Жилята против воли дернулся всем телом. В страхе от того, что сам себя мог выдать, он зажмурился, более не осмеливаясь смотреть за князьями. Лежал он так довольно долго, обратившись в слух, слушая тишину и уже даже начал надеяться на то, что князья наконец-то ушли. Затянувшееся молчание нарушил Ярослав. Он заговорил, и в голосе его через смиренное раскаяние, сквозило временами язвительной досадой.

— Что же. Твоя, правда! Свершил не помыслив. Когда оказался среди павших воинов, себя не сдержал — чувствам поддался. Твердь велел сжечь из одной только мести. Но видит Бог — Ярослав встал с лежака и, обернувшись к иконе, трижды истово перекрестился. — Видит Бог, идти против тебя я мысли не имел. А ежели, какой урон тебе нанес — то это всего лишь по недомыслию. Должен был я спросить твою волю! Впредь обещаю так и делать! — Он приложил руку к груди, слегка склонив голову. — Но ты скажи мне! Эта твердь — на что она тебе нужна? Стояла за Волгой, кругом вражьи земли. Удержать ее — труд тяжкий. А и удержишь, какой с нее прок… Я не пойму… Ты мне растолкуй!

— Тебе бы об этом раньше спросить! Прежде чем решил потешить себя местью. Теперь то, что уже? — Великий князь сурово посмотрел на Ярослава. Тот молчал, глядя в пол, и Юрий Всеволодович, видя его смирение, несколько смягчившись, опустил руку ему на плечо.

— Я тебе отвечу. — Голос его звучал уже совсем без тени гнева, или укоризны.

— Я говорил тебе про Овтая. Он один из сильнейших эрзянских вождей и Пургасу приходится сватом. Земли, что по рекам Кудьма и Озерка это его вотчина. — Юрий Всеволодович со значением посмотрел на брата. Тот сидел, упершись ладонями в колени, и слушал. — А твердь, которую ты сжег это его город. И вот его нужно было оставить себе. Посадить в нем сильный полк и ждать пока Пургас придет твердь отбивать. А там с ним разом и покончить.

— А он бы пришел? — Усомнился Ярослав. — И сколько нам пришлось бы ждать?

— Пришел бы, ни куда не делся! — Великий князь, откинулся на ложе, устремив взгляд вверх, где на ткани шатра причудливо переливаясь, мерцали отсветы рдевших в жаровне углей. — Овтай вместе с твердью теряет и вотчину. Пургас ему должен помочь? Должен. А как? Дать другие земли? Где взять то их? Стало быть, нужно эти отбить. — Юрий Всеволодович, перевел взгляд на сидевшего во все той же позе брата. — И долго ждать бы не пришлось. Ты помнишь, Пургас от булгар ждет подмогу? Они ему войско сулили прислать. Вот теперь если булгары придут, Пургас выйдет на бой и будет побит. А коли хан булгарский помощи не даст, Пургас так и продолжит прятаться от нас. Пока мы не уйдем к себе, назад за Волгу. А проку-то нам попусту, морозить войско в стане? Вот была бы у нас та твердь, то могли и задержаться. В домах-то, да за стенами зиму б переждали. А к тому времени все бы и решилось. Пургас бы пришел отбить земли Овтая. Битва была бы — Пургасу конец. А не пришел бы — тоже не плохо. Мы бы вотчину Овтая взяли под себя. А этот Овтай оставшись ни с чем, на друга бы точно очень обиделся. Да и другие инязоры, увидели бы, что их вожак им уже не защита. А когда так, на кой им его слушать? Глядишь откололись они бы от него. Все нам на пользу. А так… — Великий князь махнул рукой. — Теперь надёжа на булгар. Придут Пургаса выручать — мы их всех сразу одолеем. Тогда и всю Волгу себе заберем. От устья Оки и до реки Керженец.

— Так Волга в этом месте и так уже твоя. — Ярослав в первый раз за всю речь брата пошевелился, движением плеча выразив недоумение. — Ты ради этого в устье Оки уже основал свой Низовской Новгород. Ныне-то всяк, кто по Волге идет, может, коли хочет, в нем остановиться. Там, говорят, в любое время круглый год идет бойкая торговля. Город от нее и сам богатеет и в твою мошну сыплет серебро. Чего тебе еще-то надо? У тебя всё и так на зависть другим!

— Эк ты ж — Юрий Всеволодович с прищуром покосился на Ярослава. Затем, после продолжительного молчания, вздохнул. — Но это я тебе брат, растолкую. Ты сам сказал, что в Низовской может заглянуть, всякий кто захочет. А кто не захочет, идет себе мимо. И по Оке свои товары везет в Муром, Рязань и куда пожелает. Если же Волгу взять под себя, то каждый, кто по ней идет, должен будет зайти к нам. Либо в Новгород Низовской, либо в Городец Радилов. Там они смогут найти стол и отдых и товары продать, коль будет охота. А нет, так и пусть идут себе дальше. Только оставят за гостеприимство, нам малую мзду. Вот для этого мне нужны оба берега Волги. Ну и вотчина Овтая, лежит прямо за ней и тоже кус лакомый. Тут есть и пахотные земли и охотничьи ловитвы. Мне бы посадить на ней своих людишек — вот бы настало там благолепие. А уж прибыток…

— Где же ты сыщешь столько людишек? Или пригонишь их из своих вотчин? Так ты для Низовского уже оттуда брал. Или ты что-то другое измыслил?

— Верно. — Кивнул со значением Юрий. — Мыслю Эрзян под себя перенять.

— Эрзян? — Удивился Ярослав. — Да ты в уме ли? Они нам враждебны! Мы с ними ратимся чуть не все время! С чего бы это им идти под твою руку?

— Я-то в уме! — Голос Великого Князя громыхнул в шатре, заставив Жиляту снова зажмуриться. — А ты меня слушай! Внимательно слушай! Оно тебе это может на пользу. — Юрий помолчал, затем, видимо убедившись, что брат больше спорить не собирается, продолжил уже значительно тише. — Ты это правильно сказал, эрзяне нам сейчас враждебны. И крови промеж нами пролито немало. Но так уж повелось, что все эти земли спокон населяют народы мордвы. Когда сюда пришли наши пращуры, часть из тех народов с ними примирились, и по сей день живут промеж нас. Другие же по-разному. С одними мы дружим, с другими воюем. А с кем-то война сменяется миром. Эрзяне цепляются за свою землю. Нашелся у них вождь, что их объединил и смог заручиться поддержкой соседей. Теперь у Пургаса войско большое и с ним заодно могут выйти булгары, но наши с тобой дружины сильнее. Мы переломим силу эрзян, когда в бою одолеем Пургаса. Он даже если останется жив, власть над другими вождями утратит. Тогда я смогу уже к ним обратиться. Я предложу им признать мою власть. И тем, кто на это будет согласен, я раздам вотчины тех, кто откажется. И через них возьму все эти земли.

После этих слов в шатре установилась тишина, и Жилята не сумев совладать с любопытством, снова приоткрыл глаза. Великий князь стоял посреди шатра и смотрел на Ярослава. Тот в молчании прохаживался по краю света и тени. Затем подошел к жаровне, поднял с пола поленце и положил его на угли.

— Как это ты так ловко! Все измыслил и все обдумал. — Налюбовавшись на то, как языки огня лижут сухое дерево, посмотрел в лицо брата. — За всех ты все решил и даже искроил уже шкуру медвежью. А ведь он — Ярослав нагнулся за новым поленцем — медведь то, жив покуда! А когда даже его и добудем, то много ли проку тебе с его шкуры?

— Вот как? — Юрий Всеволодович сохраняя мрачное спокойствие, смотрел, как его брат в жаровне поверх углей складывает шалашик из дров. — Ну, ты продолжай!

— Вот это все, что ты замыслил, сколько на это надо трудов? А времени? Ты уже разменял пятый десяток. Пошли тебе Господи многие лета, но увидишь ли ты, как все это исполнится? — Ярослав отступил на шаг от жаровни, любуясь получившимся строением. — Между тем все дело сладить ты сможешь легче и быстрее, когда я буду в силах тебе оказать великую помощь. Но прежде, тоже самое, ты сделай для меня!

— Это что же? — Юрий Всеволодович с неодобрительным интересом смотрел на брата.

— Помоги Великий Новгород, взять под свою руку! Так что бы навсегда он стал моею вотчиной. А после, я тебе во всем буду подспорьем. Силою Владимира и Новгорода Великого мы выю согнем и мордве и булгарам. Возьмешь себе Волгу, и землю за нею и этого долго ждать не придется. — Ярослав говорил с неожиданной страстью и Жилята, в свете разгоравшегося пламени в жаровне, заметил на лице Юрия немалое удивление. Тот, некоторое время, молча, смотрел на брата, потом недоуменно пожал плечами.

— Но разве Новгород не в твоей власти? Разве в нем не княжат сыновья твои Федор с Александром?

— Княжат пока что! — В сердцах воскликнул Ярослав. — Я их там оставил вместо себя! А сам в Переяславль уехал, дружину сзывать по воле твоей же. А давеча от них гонец ко мне примчался. Федор пишет, новгородцы вздумали крамольничать. Тщатся, что бы я им тягости уменьшил. Совсем де оскудело в житницах у них — боятся, что и в брюхе скоро опустеет.

— Слышал я про их беду. — Юрий невесело усмехнулся и во взгляде его, теперь был укор. — Сказывали люди, что там из-за дождей, все что ни есть, сгнило на корню и новгородцы остались без хлеба. Видать по всему — им худо придется. Так ты бы брат явил им милость! Уменьши тягости, как они просят. Не отымай у людишек последнее.

— Милость явить? — Воскликнул Ярослав? — Кому? Новгородцам?! Так они эту милость за слабость почтут! И как с них потом взыскать недоимки? Нет! Отписал я сынам не идти на попятный! — Ярослав, сгоряча, махнул рукой так резко, что огонь во все стороны, сыпанул искрами. Сам, смутившись собственной порывистости и сберегая от пламени шубу, он отступил от жаровни на шаг и заговорил значительно тише. — Но чую, самому придется туда ехать. Людство новгородское, бояре баламутят. Слышны разговоры о Мишке Черниговском. Его выкликают в Новгород звать. Хотят, что бы княжил он вместо меня! Вот я и пресеку все эти разговоры. И с Новгородской вольницей покончу заодно.

— Ты что это брат? — Великий князь был одновременно удивлен и очень раздосадован. — Михаил в новгородцах не чает души, с тех пор как сидел у них после Калки. Они позовут, и он за них вступится. А супротив Чернигова тебе не устоять!

— Так я потому и прошу твоей помощи! — Ярослав утвердив левую руку на поясе, правую ладонью вверх, протянул Юрию. — Вместе мы Мишке дадим укорот! Что бы впредь не мешался в наши дела!

Юрий внимательно посмотрел на него, потом опустил взгляд.

— Не дело говоришь ты брат. — Голос его был наполнен печалью. — Забыл, что Михаил тебе и мне родня? Ты что же, средь родни затеваешь свару? Как мы с тобой когда-то с нашим старшим боатом? Господи Боже будь милостив в царствии своём к рабу своему Константину! — Великий князь поклонился иконам. Потом вновь, теперь уже сурово посмотрел на Ярослава. — Я в таком деле тебе не помощник! С Новгородом споры решай без меня. А лучше помоги мне Волгой овладеть и землёй за нею…

— Волгой овладеть? — Вдруг вспылил до той поры терпеливо слушавший Ярослав. — Мордву покорить?! А ты ответь, какой мне с того прок? Ты это все себе заберешь! А после, в свой час передашь сыновьям. Так как это сделал наш с тобой отец. А я? Скажи, что я своим сынам оставлю? Только лишь мой Переяславль-Залесский? Один на семерых?! Не велико наследство! Нищенская доля ждет моих детей. Тебя их такая судьба не печалит? А ведь ты мне и всем нашим братьям во всем обещал стать вместо отца! Так почему за нас не радеешь? Чего ты печешься о Мишке Черниговском? Он кто тебе? Шурин! Да нечто же шурин брата роднее?! Нет? Так и радеть сперва нужно о братьях! — Ярослав замолчал, с укоризной глядя в глаза Юрию.

— Вот так. — Великий князь кивнул, отводя взгляд. — Упреки твои, мне брат обидны. Но вижу, в них есть сколько-то правды. Что ж, впредь я буду больше заботиться о близких! И хотя в усобицы влезать я не хочу. — Он глянул на брата, который стоял за жаровней и теперь, его лицо было нельзя рассмотреть за языками огня. — Я не начну распрю меж христианами, но и тебя не оставлю заботой. Помогу чем смогу, как закончу на Волге.

Ярослав, которого Жилята со своего места видел отчетливо, некоторое время выжидающе смотрел на Великого Князя, так словно надеялся услышать еще что-то. Не дождавшись, он вдруг криво, одной половиной рта ухмыльнулся.

— Вот и ладно! — И в следующий миг, уже радушно улыбаясь, пошел ему навстречу. — А за того холопа ты меня прости! Я гнев не сдержал. Отдарюсь, как велишь! И свечу, белого воска самую толстую, за упокой его в церкви поставлю.

— Но ты и сам за него помолись! — С одобрением в голосе призвал Юрий брата. — А после того, покайся духовнику. На душе твоей станет светлее и легче.

— Сотворю, как велишь, и медлить не буду! — Ярослав подойдя, обнял великого князя. — А лучше пойдем и вместе помолимся! И за него и за всех наших павших!

Юрий Всеволодович глядя в его полные искреннего благодушия глаза, растроганно промолвил.

— Идем брат скорее!

Уже у самого выхода Ярослав вдруг задержался, обернувшись на Жиляту.

— Ты узнал от него то, что хотел? — Спросил он у Юрия.

Тот невесело усмехнулся:

— Что хотел, не узнал. Он хитер и увертлив. Все тщился выгородить своего боярина. Оно то и понятно. Жилята у Путислава знакомцем аж с детских. Он вырос в его тереме. Ел с его стола. Как же ему супротив благодетеля? Да то уж и не надо. Мне и так все ясно — Путислав виновен.

— И какую кару, ты ему назначишь? — Кивнул в сторону раненого Ярослав.

— Ему? — Вроде бы даже удивился Юрий. — Ему никакой! Его бы похвалить за верность господину. А вот его боярину… — Голос великого князя снова стал строже, но он, махнув рукой, угрозу не закончил.

— Да ну их всех! После об этом! Идем с тобой брат скорее помолимся!

Когда князья наконец-то ушли, Жилята первое время лежал неподвижно, пребывая в некотором ужасе от того, каких людей он подслушивал. В самом начале разговора князей, ему было даже совестно от этого, но, вспомнив тот выбор, к которому его подталкивал великий князь, он махнул рукой — «чего уж теперь то» и старался не пропустить, ни слова. «Когда я еще столько узнаю?» Сейчас же он сам себе клялся, в том, что никому и никогда не расскажет ничего из услышанного. Захотев пить, Жилята приподнялся, отыскивая взглядом, оставленную Векшей возле его лежака бадейку со сбитнем. Потянулся к ней, и тут же вспомнил про лекаря Лавра. Испугавшись, что тот сейчас войдет в шатер, увидит Жиляту бодрствующим и о чем-нибудь догадается он, так и не утолив жажду, лег и принялся ждать.