Князь Голицын

Глава 2

Как же все-таки больно! Меня будто несколько раз вывернули наизнанку, перемололи, пережевали, протащили через прокатный стан и несколько раз тем, что получилось, шарахнув об стену, скинули с высокой скалы. Не удивительно, что юный княжич не захотел испытывать подобное, уйдя на перерождение. Ох, грехи мои тяжкие! Скорей надо накладывать конструкт обезболивания и частичной регенерации. Иначе овощем стану. И пока есть немного времени, необходимо срочно решить что делать. Самоубиваться смысла нет. Но имитировать Петра я не смогу, да и глупо это как-то. Все равно ведь спалюсь. Значит пора создавать нового Петра. Тем более, все предпосылки для этого созданы самим мирозданием. Ну что же, здравствуй Петр Алексеевич Романов-Голицын и с прибытием тебя в девятнадцатый век. Ну и с днем второго рождения заодно.

— Петр Алексеевич! Петя! Да что же это такое?! Доктора! Срочно доктора зовите! Княжичу плохо! — ох дядька, дядька, да что же ты так орешь-то, аж по мозгам будто кувалдой. Да еще и теребишь мою бренную тушку. Ты ж из меня душу вытрясешь, которая и так на ладан дышит.

— Дядька Николай, хватит меня трясти, ты из меня так даже то, чего нет вытрясешь. Я тут видишь, лежу, на круговорот облаков смотрю… Ох, как же голова кружится! Ты лучше на меня водичкой полей. Да не жадничай, не жадничай, прям из ведерка лей.

— Петенька, ты глазки-то открой, — в голосе дядьки слышались любовь и тревога. Неожиданно, от обычно сурового и сдержанного казака.

— Нет уж. У меня тут знаешь какие облачка? А у вас там? Эх, они ведь еще у вас и дерутся. Я лучше полежу. Облака — белогривые лошадки… Дядька, а дядька?!

— Какие лошадки?! Ох, беда-то какая! Петя, потерпи родной. Вот уже доктор подошел, сейчас тебя посмотрит, полечит.

— Знаю я их осмотры. Начнут щипаться, молоточками стучаться и словами умными да непонятными кидаться. А ты будешь рядом стоять и головой кивать с умным видом. Будто все хорошо, все правильно и ты все, все понимаешь.

— Ну что же, молодой человек. Раз вы имеете силы шутить, то смею думать с вами все в порядке. Что представляет собой чудо, после произошедшего, — а вот и доктор подошел. Быстро он, видать где-то неподалеку был.

— Я бы не оспаривал ваше утверждение, но как быть с фактом, что облака вначале молниями кидались, а теперь кружатся перед глазами, как Наташа Ростова на своем первом балу. И заметьте глаза у меня закрыты, а они все равно хороводы водят.

— Увлекаетесь сочинениями Льва Николаевича Толстого, Ваше сиятельство? Похвально, для юноши Вашего возраста. А с головокружением нужно немного подождать и все пройдет. По поводу молний, то это не к нам, тут небесная канцелярия заведует, — прозвучало это так, будто доктор сожалеет, что молниями заведует не он, а небесная канцелярия. Хотя, кто их докторов знает. — Петр Алексеевич, сейчас мы вас перенесем к нам в приемный покой, и уже там осмотрим на предмет повреждений.

Тем временем жжение на груди и шее становилось все сильней и сильней. Я бы наверное с ума сошел от боли, если бы не матрица снижающая пиковые болезненные ощущения. Ощупав болезненные места, нашел на шее какое-то тонкое образование, а на груди обширное и очень болезненное.

— Дядька, помоги подняться, — скомандовал я.

— Вы знаете, Ваше сиятельство, я бы не рекомендовал Вам сейчас вставать, — заметил доктор.

— Да ладно! Вы это серьезно! Это все таки спорное утверждение, — упрямо не согласился я с этой клистирной трубкой, — и потому проверим его экспериментальным путем. Так что давайте все-таки поднимем меня, и поставим на ноги, а там видно будет.

— Петр, не спорь. Доктор знает что говорит. И ты опять что-то задумал? Вот неугомонный! Больной лежит, а все в авантюры лезет. Даже и не думай! — вмешался дядька.

— Извините, вы кем приходитесь Его сиятельству? И, если можно, объясните свою реакцию на его слова. — поинтересовался доктор.

— Воспитатель я его. Дядька. А слова Петра «Да ладно! Вы это серьезно!» Являются страхом и ужасом имения и округи, значит замыслил что-то княжич. И ведь не хулиганство, а какую-нибудь очередную проверку или эксперимент. Правда, и драки с этих слов начинались, не без того. Да что уж, в гимназии когда их слышат вздрагивать и готовят гонца, чтобы пригласить Ее Сиятельство Елизавету Петровну на очередную беседу.

Вот ведь, слова оригинального Петра проскакивают. Память тела что ли? Хотя по копии сознания так и есть. Но это даже лучше. Быстрей адаптация и слияние проходят. И опыт в таких делах нарабатывается. Мешать и сопротивляться не буду. Да и слова неплохие, буду пользоваться.

— Ну хорошо. Вы знаете, судя по реакциям, Петр Алексеевич в совершенно здравом рассудке и относительно здоров телесно. Что, смею утверждать повторно, удивительно, сродни Божественному провидению.

Хм, Нафаня, мы с тобой божественные провидцы оказывается. И видал я такое болезненное провидение!

А доктор с волнительным восторгом продолжил: — Я не слышал, чтобы после такой силы удара молнии, кто-то выжил. Она же вокруг молодого человека камни и землю в стекло расплавила! Чудо, настоящее чудо! Настоятельно буду просить у Елизаветы Петровны разрешения описать этот случай в научном журнале! Что касаемо Петра Алексеевича, наверное, мы можем попробовать выполнить его просьбу.

— То есть, Вы, доктор, считаете, что я еще не достаточно готов, а употреблять в пищу не готовые продукты плохо? Хотя да, меня ведь даже не посолили.

Эскулап хохотнул на мою незамысловатую шутку. И несколько рук с двух сторон осторожно начали меня поднимать. И когда я утвердился на ногах, осторожно стали поддерживать меня.

— Доктор, могу я вас попросить, прикрыть мне глаза платком? Боюсь их открывать.

— Разумное предложение. Одну минуточку, — я почувствовал, как на лицо легка, почти невесомая ткань, — Все можете открывать.

Это были феерические ощущения. Глаза слезились, зудели и чесались, как будто в них сыпанули песку, перцу и соли одновременно. В них хаотично плясали фиолетовые пятна, отдаваясь в лобной части болезненными всполохами.

— Знаете, видимо мне придется заказать затемненные очки, на первое время. А в имение я поеду с повязкой на глазах, — сморщившись от неприятных ощущений поведал я, — Дядька, делай что хочешь, но мне срочно надо умыться и промыть глаза. Прямо сейчас. И еще. Я там у кого-то из наших мужиков видел картуз, мне он нужен. Вернем, как приедем в имение.

— Вот, барин, у меня есть картуз возьмите, — послышался грубый, хрипловатый мужской голос.

— Извините, но нам чужого не надо. Дядька, заплати!

— Что ты барин, грех это. — отказался голос, пояснив, — Даже батюшка говорит, что нужно помощь оказывать в деле малом.

— Ну, раз батюшка говорит, то пусть тебе воздастся по делам твоим, — я протянул руку в сторону голоса. В теле энергии было много, добавив энергию души, я сформировал молнию и привязал к ней матрицу восстановления суставов. Ну и наощупь направил в руку, протягивающую картуз. Все должно было выглядеть естественно. Да и картуз мне действительно был необходим. Пошитый не на меня, он должен был быть большого размера, и тулья с козырьком как раз должна была образовать тень, которая и защитила бы мои глаза от прямых лучей солнца. Тем временем молния от меня ударила в протянутую руку с картузом, раздался болезненный вопль, тут же сменившийся матом, затем, немного погодя смехом и громкими восклицаниями:

— Не болит! Ничего не болит! У меня ж все кости ломило, после того, как в прошлом годе по весне застыл я, под лед провалившись. А тут, ничего! Да и по мужеской жиле чую тепло животворное пошло! Ну старая, вот приеду домой, я тебе покажу еще на что я годен! — радостно вопил мужик, — Барин, да я же ради такого дела Вам целый воз картузов привезу! Правильно батюшка говорил! Каждому воздастся по делам его. А я теперь ух!

— Охолонись, Никишка! Чай с княжичем разговариваешь! — урезонил разошедшегося мужика дядька. Ну а я тем временем стал пристраивать картуз на голову.

— Да уж, Ваше Сиятельство, удивили, так удивили. Вы теперь так всегда молниями разбрасываться будете? — удивленно и недоверчиво протянул доктор.

— У вас, сударь, тоже появилось желание проверить ее на себе? — вот ведь зануда, трубка клистирная, — Мне бы водички, очень уж умыться хочется.

— Нет уж, я как-нибудь и без нее, — боязливо отозвался доктор, — Очень уж у ваших молний получаются эффекты феерические. И ведь не похоже это на статическое электричество. — ух ты какие он слова знает и правильно складывает — А воду вон, уже несут.

— Дядька полей мне на голову, — скомандовал я. И пока тщательно промывал глаза, поддерживаемый доктором и кем-то справа, старался оглядеться по сторонам. Наконец, заметил то, что мне нужно и попросил дядьку вылить всю оставшуюся воду на меня, прям как есть в одежде. Мне просто необходимо было смочить и охладить свое тело. Надев картуз, спросил:

— Дядька, а там справа случайно не лавка с витриной?

— Она самая, Петр Алексеевич.

— Помоги к ней подойти.

— Зачем это тебе? — спросил удивленный дядька.

— Поверь, нужно, — не стал я вдаваться в подробности.

— Ну, хорошо, пошли. — в дядькиных интонациях слышалось явное сомнение и недоумение.

Подойдя к витрине, попросил помочь мне снять сюртук и рубаху. Старый казак возмутился — невместно княжичу телесами сверкать на публике. Пришлось настоять, да и доктор поддержал меня, хоть и не понимал, для чего это все нужно. А народу к этому времени набралось очень много, даже вроде парочка жандармских нижних чинов, к нам подтянулось. И кругом шепотки: молнию пережил, извозчика прикосновением вылечил, пришествие святого, убили молнией, погиб от молнии, сейчас одежку скинет и всех грызть пойдет, ну и прочее. Пренеприятное ощущение, должен я вам сказать, стоять в толпе и слушать, как я сейчас их всех клыками и когтями на части рвать буду. Люди, ау, вы вообще сбрендили?! Если я такой опасный, то зачем ко мне так близко стоите? Я ведь без смирительной рубашки! Так мало вам, вы еще и рассказываете что я с вами сердешными делать должен. Бабка, ты что из ума выжила?! Ну и фантазии у тебя кошелка! Мне двенадцать только исполнится. Да и не думаю, что захочется бросаться на такую каргу старую, даже если за двадцать будет. Мы, монстры существа нежные и на такое не способны! Ты же ужасней всех казней египетских! И вообще, люди, лучше бы вы все разбежались что ли по темным углам, глядишь кто-нибудь да и выживет.

Но мы же князья, нам честь блюсти надо! Потому стоим с каменной мордой помятого лица, и делаем вид, что ничего не происходит, и все так и должно быть. И никакая толпа в затылок не дышит, и странных перешептываний нет. Да и дядька вон с доктором с каменными лицами стоят и не реагируют. Им то хорошо, рядом с ними жандармы стоят. Только что это они постоянно крестятся? Ладно, рубаху снял. Пора посмотреть что за образования на груди и шее у меня.

— Дядька, ты тоже видишь, что и я? Это же крестильный крест с цепочкой выжжен?

— Он самый, Ваше сиятельство, — в голосе дядьки послышалось благоговение. Дядька Николай, а ты у нас на грани религиозного экстаза, что-то не замечал я раньше за тобой особой набожности. Или тут что-то другое?

— Доктор, и Вы видите? — на старого казака полагаться не стоит, мало ли что он там в фанатизме своем узрит, а доктор человек науки, ерундой заниматься не будет.

— Да, вижу, — я оказался прав, никакого благоговения, лишь сухой исследовательский интерес, — И вид они имеют застарелый, как будто много времени прошло после ожога. Можете мне поверить, насмотрелся уже на разные ожоги.

— Они же серебренные были! Испарились? Это какая же температура была? У меня что, теперь крест пожизненно с собой будет как клеймо? Что-то вроде духовного щита? Дядька, посмотри на шее, разрывов в выжженном следе от цепочки нет?

— Нет, Ваше сиятельство Петр Алексеевич, даже узелки отпечатались. Очень четко и качественно отпечатались. Каждое звено видно, — старик поднял трясущуюся руку словно желая прикоснуться к ожогу и тут же отдернул ее, истово перекрестившись.

— Вот же заладил Ваше сиятельство, да Петр Алексеевич, — возмутился я, садясь на землю — зови как раньше Петром, не чужой человек мне. Рядом со мной оказалась вбитой в землю какая-то железка, ну я и направил на нее руку с желанием пустить молнию. Молния железку нашла. Послушная, стало быть.

— Значит молния во мне крестом заперта? Доктор, а если я сейчас всю молнию выпущу, что со мной будет?

А и правда, что будет? Но вот проверять желания как-то нет. Может быть, потом, когда освоюсь со своими новыми возможностями.

— Ну вы молодой человек и задали вопрос. Я не знаю. Но думаю что ничего хорошего, так как из ничего, ничего не происходит. Убьете вы себя.

Вот, и я того же мнения!

— Ну, и не будем проверять. Помогите мне встать, будьте любезны. Нужно еще кое-что посмотреть.

Когда мне помогли подняться, я опять повернулся к витрине.

— Дядька, а я ведь красавцем стал!

Отражаясь от витрины, на меня настороженно и немного испуганно смотрел самый обыкновенный двенадцатилетний лопоухий и кареглазый мальчуган. Брови и ресницы сожжены полностью, на голове остатки волос торчат подпаленными клоками. Если не знать, что княжич, от деревенского и не отличишь. Хотя, тут вру. Отличишь, еще как отличишь. Вон стоят, деревенские мальчишки, перебирают босыми ногами по сырой после грозы земле. И дело даже не в одежде и наличии обуви. Взгляд другой, осанка, да и телосложение. Нет на мне следов вечного голода и авитаминоза. А вот на деревенских есть.

— Петр не переживай ты так из-за внешности, — с сочувствием попытался утешить меня дядька, — Волосы отрастут, и станешь, как и прежде.

— Ну это вряд ли, — хмыкнул я. — После такого прежним невозможно остаться. И ожог зарастет? И нательный крестик заново вырастит? — подпустил я в голос ехидства. — Значит так. Идем к доктору, на осмотр и лечение. И вызови туда цирюльника. Все это безобразие надо сбрить, полностью сбрить. И домой, в глушь, в имение, — я барственно махнул рукой, давно хотел так сделать, — Устал я что-то от этих приключений.

Спустя минут сорок, а может час, на время как-то внимания я не обратил, тщательно осмотревший меня доктор вынес свой вердикт:

— Вам, молодой человек, хоть и оказана вся необходимая помощь, но я не рекомендую под вечер ехать в имение. Вы туда ночью приедете, а это может сказаться на вашем самочувствии. Лучше уж полежите у нас под наблюдением, переночуйте, а с утра и поедете.

— Нет уж, доктор, — заупрямился я, еще с прошлой жизни терпеть не могу все эти больницы, — в имение поедем. Дома и стены помогают, да и матушка волноваться будет. И вечером солнце не такое злое, глазам легче будет.

— Ну тогда я вам дам мази и инструкции применения, и с богом, — не стал настаивать местный эскулап, — И не забудьте врача вызвать в имение, вам сейчас необходимо постоянное наблюдение, случай не ординарный и науке не известный, мало ли какие осложнения могут быть, — и без переходов закруглил разговор, — Пролетка вас ждет. До свидания, — нет, все таки доктора они в любом времени в любом месте одинаковые.

— До свидания, и спасибо за помощь. А по поводу наблюдения, тут я уже заранее переживаю. Там ведь мамка с матушкой. Так ведь мало того святые отцы набегут. Вот где будет постоянное наблюдение и контроль, а так же душеспасительные беседы! — я скривился.

— Ну здесь уже ничего не поделаешь, — усмехнулся эскулап, ну да, ему-то смешно, — Такие происшествия не каждый день происходят, чтобы их игнорировать. Еще раз до свидания, Ваше сиятельство.

Не понял. Это он меня так мягко выгоняет? Мол, не захотел под наблюдением остаться, так дуй себе на все четыре стороны, не отвлекай занятых людей. Да и пусть себе! Помог, и на том спасибо.

— До свидания, — попрощался я с местным медикусом.

Ну вот и все, народные гулянья и хороводы вокруг моей особы прекратилось. До имения добираться несколько часов. Можно в спокойной обстановке, пока едем все обдумать. Появление мое здесь вышло феерическое, да и пока сориентировался, знатно отметился. Пересудов на всю Калужскую губернию, на долго хватит. И мне к стати это выгодно. Но не думаю что вести далеко разойдутся. Перед Романовыми вряд ли засвечусь. И это очень хорошо. Рано мне с ними встречаться, сожрут. Разговоры о моих не задокументированных способностях так и останутся разговорами. В дальнейшем я не собираюсь часто их использовать, так что быстро все забудется. А между знаниями о них, и памятью о них же, огромная пропасть. Вспомнят только когда жареный петух на темечко сядет. Но перед духовенством надо отметиться, и подтвердить что сила моя не от лукавого, а самая что ни наесть божественная, и желательно оформить это все документально. Здесь, думаю, придется еще немного мистики продемонстрировать, но так, чтобы святоши и сами не могли внятно что-либо объяснить, но в то же время прониклись. Главное не заиграться, а то по монашеской стезе добровольно-принудительно могут направить. Замучаешься отбиваться, хотя, и так придется. Еще и народ в этом времени пока что патриархальный и сильно верующий.

— Дядька Николай, а ведь у нас проблемы.

— Знаю Петя, — кивнул казак и лениво стегнул лошадку по округлому боку, — А какие ты видишь проблемы?

— Думаешь я не слышал разговоры о тебе среди народа? Народ только в лицо нам не говорит, что ты характерник, а мамка Николаевна ведьма. Думаю, как приедем в имение там уже будет батюшка, ну или с утра приедет. Слухи у нас стремительно распространяются. Обоз то скоро на месте будет, это мы задержались. Надо нам всем на службу в храм напроситься, молебен заказать и отстоять во спасение души и изгнание бесов.

— А бесы-то причем здесь? — как-то без особого удивления отозвался дядька.

— Ты разве не заметил что я после удара молнии изменился? Я сам чувствую что какой-то не такой стал. Потому и надо нам исключить одержимость и документальное подтверждение получить об этом. И тебе с мамкой тоже надо будет присутствовать, иначе пойдут нехорошие разговоры. А слухи они такие, могут мгновенно на небеса поднять, а могут так изгваздать что никаким мылом не отмоешься. И вообще, может такое быть, что службу придется отстоять день и ночь?

— Обязательно так будет, — кивнул казак.

— Это после молнии еще и такую нагрузку терпеть придется, — пригорюнился я, — Тяжеловато будет, но деваться некуда, придется стоять.

— Если не хочешь, чтобы о тебе шептались по углам, как об одержимом, придется потерпеть, — согласился дядька.

— Здесь только одно радует, не одному мне терпеть придется, — злорадно хохотнул я, а старый казак обреченно вздохнул.

Ну что же, материала для размышлений много набралось. Еще бы переварить его, хотя бы частично. Вот и выяснилась вся задумка мироздания. Взять не нужный элемент из одной параллели и заменить им слабый элемент в другой. Классическое попаданчество. Значит вспомним первоисточники по этой теме. А книжек я много читал! И есть там главный рояль у всех попаданцев, это дар убеждения. Даже если он один, во тьме! И тогда все равно, в обязательном порядке сам себя убеждать начнет. И самое главное дар действует опосредованно, с выкрутасами какими то. Что и подтвердилось на станции. Там от той дичи, что творилась народ либо разбежаться должен был, либо камнями нас закидать. А они помощь посильную оказывать кинулись. Да еще и советами закидали, когда в себя пришел, как и в какой форме всех оприходовать надо, когда буйствовать начну. Психи! Не знаю кто и что там в недоступных мне канцеляриях планировал, но я буду действовать по своему.

На службу в храм надо завтра попасть в любом случае. И добиться подтверждения, что сила моя не от нечистого. Тут думаю, особых сложностей не будет. Хотя попьют кровушки святые отцы, не один месяц отбиваться придется. У них ведь как в высказывании: «Такая корова нужна самому». Но думаю это моим планам не помешает. Главное, что бы Романовы раньше времени обо мне не узнали и в свое стойло не привели. А то буду крестить и говорить что Романовы и Церковь предписывают.

А мне в этот год кровь из носу надо выделиться и закрепиться на поприще, как изобретателю. Для всех современных и достаточно легких задумок все упирается в двигатель. Значит им и займусь. Точнее ими. Это двигатель внутреннего сгорания и электрический двигатель, ну и заодно генератор. Я все таки молнией стукнутый. Значит должен либо любить ее родимую, либо бояться. Нет, по любому бояться не получится. Значит будем любить.

Как залегендировать изобретательство ДВС? Ну, здесь-то слава богу все просто. В Питере… Опа надо привыкать к здешнему произношению, иначе можно получить возмущение окружающих. В Санкт-Петербурге сейчас начинает, или уже работает Костович Огнеслав Степанович. А он уже в одна тысяча восемьсот семьдесят девятом году продемонстрировал летающие модели вертолета, самолета и орнитоптера. Жаль, что только модели. И какие тогда братья Райт великие? С их этажеркой 1903 года и дальностью в шестьдесят метров, и каких то пятнадцать секунд полета? Вот к Огнеславу Степановичу мы с перепиской и пристанем. А выйдем мы на него через нашего механика, который меня обучает.

Ну узнал человек об изобретателе и поделился знаниями с учеником. Что в этом такого? Вон, даже кузнец слышал. Легенда готова, никто не докопается. Нет, как же хорошо, что у меня есть матрицы на все случаи жизни. Двигатель со своими способностями и местным оборудованием я сделаю за три месяца уж точно. Срок работы пусть будет часов семь, но это не важно. Мне и этого за глаза хватит на первое время. Правда какой же мусор, и кривые руки надо использовать для такого срока работы. Но повторяю это все неважно.

Мне надо отметиться. Отметиться сильно и громко. А это значит нужен управляемый полет. Что для этого надо. Пойдем от малого к большему. О воздушных змеях уже тысячу лет как знают, китайцы отметились. Берем тот же принцип, полет за счет набегающего потока воздуха. А это у нас, из известных мне дельтаплан. Его и возьмем пока за основу. Возможно ли создать дельтаплан в современных условиях, и из современных материалов? Думаю да. Моя задача летать при спокойной метеообстановке. Что для этого нужно? Шелк, растяжки, и возможно бамбук. Для растяжек можно использовать тонкие пеньковые тросы. А на сколько я знаю правильно обработанный бамбук эластичный и прочный, как раз подойдет на каркас. Для спокойного полета конструкция устойчивая получится.

А это значит что? Пока изобретаю двигатель, нужно закупить материалы, и по возможности готовить конструкцию дельтаплана с моторной тележкой и седлом для авиатора. Будем делать мотодельтаплан! В этом времени не имеющем летающих средств передвижения тяжелее воздуха, это будет великое изобретение, на стыке нескольких наук. А вот к стати и новое изобретение. Сок азиатского одуванчика, можно использовать для изготовления каучука. Колеса мне по любому понадобятся. Так что мотодельтаплан будет считаться вполне настоящим средством управляемого полета, в просторечии называемом самолет.

Позже когда двигатели отработаю и наработаю практику по аккумуляторным батареям, а также по стеклянному производству, займусь мини подводной лодкой и автомобилями. Для первых поделок и Оки с нашими дорогами хватит. Нужно будет что-то с топливом решать, но это проблема будущего. Пока хоть на спирту, хоть на керосине кататься можно. В аптеках насколько я знаю он уже продается, да и касторовое масло есть.

Можно, конечно, попробовать еще обратиться к Менделееву. Но тут вряд ли что получится. Дмитрий Иванович, скорее всего, не ответит. Я хоть о нем мало что знаю. Но даже моих знаний хватает, что бы понять, что переписка с ним без известности не будет возможной. А у него ведь интересные темы сейчас. Насколько помню, он с адмиралом Макаровым разрабатывает тему пароходства в северных морях. А это ни много ни мало ледоколы. Как провожают ледоколы, совсем не, так как поезда. Ледоколы, ледоколы, что-то вертится такое, а вспомнить не могу, и это при моей нынешней абсолютной памяти! Что-то здесь не так. Ну да ладно, пока не критично. А вот с химией с Дмитрием Ивановичем было бы интересно поработать. Скоро он займется бездымным порохом. Нет, все-таки не судьба. Ладно, начнем пока с двигателей, а там по нарастающей в смежных областях продвинемся.

— Петр просыпайся, — вырвал меня из размышлений дядька, — Мы уже приехали.

— Я что, заснул пока ехали? — вот ведь, умудрился заснуть в неудобной и тряской бричке! Надо действительно выспаться. Завтра будет беспокойный и достаточно важный для меня день.

— Да, Петь. Вон, встречают нас уже.

— Ну, тогда, помолясь, выходим потихонечку на суд общественный.

Выйдя из брички, чтоб избежать ожидаемых причитаний, сразу задал вопрос — Здравствуй мамка, а где матушка?

— Да как где?! — запричитала мамка, сухонькая, седая, но при этом чрезвычайно бодрая бабулька на вид лет шестидесяти, сколько ей на самом деле, есть тайна покрытая мраком, ровно, как и возраст дядьки Николая, уж больно таинственные они и загадочные. И где их только маменька откопала? — Вон, ее доктор отпаивает после вестей с обозом привезенных. Как мужики прибыли, страсти всякие на станции произошедшие рассказывать начали, так народ и набежал. Даже батюшка с доктором приехали послушать. Матушке-то твоей, от тех рассказов плохо и стало. Доктор остался тебя ждать и матушку отпаивать, а батюшка сказал, что по утру подъедет. А что это ты весь блестишь, гладкий такой, как яйцо куриное? Неужто правда в тебя молния попала? Не соврали обозники? Вот окаянные не уберегли дитятко?! — погрозила кому-то сухим кулачком Николаевна.

— Да полно тебе, мамка, ну ударила и ударила. Главное жив и здоров остался, а волос нарастет еще. Сейчас умоюсь и к матушке поднимусь. Успокоить ее надо. А то надумает еще чего.

— Не надо, Петенька, подниматься, — на крыльцо вышла в черном строгом платье и красивом расписном шелковом платке, накинутом на гордо поднятую голову, с темными, кое-где с проседью волосами, бледная княгиня Елизавета Петровна, — Я уже сама спустилась. С тобой правда все в порядке? Не обманываешь? — неподдельная тревога и яростная, беспредельная любовь звучали в ее глубоком, властном голосе, от которого у меня защипало в глазах.

— Правда, правда матушка. Меня доктор со станции не отпустил бы, если б что-то не так было. Просто вымотался сильно. Сейчас бы умыться, перекусить и спать пойти.

— Может, баньку сходишь? — заботливо спросила маменька.

— Нет, — с сожалением отказался я, банька это прекрасно, но не сегодня, слишком уж денек выдался насыщенным на события, — устал очень. Вон, у колодца умоюсь, да перекушу молочком холодненьким и хлебушком. Остальное не полезет в меня, после всех этих передряг. Прям вот здесь, на крылечке и перекушу.

— Да как же это, на крыльце! За столом надо, на стуле, как полагается! — воскликнула мамка Николаевна.

— Мамка, у меня и так все качается, а крылечко вон как на земле твердо стоит, — убеждать старую женщину не хотелось, но пришлось, — С него уж точно не свалюсь. Ничего один раз можно. Да и не сильно светло сейчас на улице, у меня глаза сейчас от света сильно болят. Надо бы в Калугу кого послать, что бы мне очки затемненные изготовили. Первое время ходить в них буду, пока глаза не поправятся. Да и все интересное дядька Николай может рассказать, он там тоже присутствовал и участие принимал. А я пойду спать. С утра чувствую ни какого покоя не будет. Тут наверное целый табор посетителей по утру наберется.

— Ох, страсти-то какие! — все причитала Николаевна.

Тут голос подал наш доктор:

— Петр Алексеевич, мне все-таки придется вас сегодня осмотреть, — голосом не терпящим возражений сообщил он. Ну придется, так придется, что уж теперь:

— Вот сейчас умоюсь, перекушу и поднимемся ко мне в комнату. Там и осмотрите, хорошо?

— Хорошо, давайте так и сделаем. Мы с Елизаветой Петровной здесь подождем, а потом вместе и поднимемся.

— Хорошо, — кивнул я, повернулся и пошел к колодцу.

— Дядька Николай, помоги сорочку снять и полей мне. Сам я наверное не сниму.

Мне помогли снять пропахшую потом, гарью и чем-то еще неприятным нательную рубаху, и я начал тщательно отмываться. Обтерся поданным полотенцем и отошел от места где мне поливали.

— Дядька, а поставь-ка ты ведро в эту лужу, сейчас проверку устроим.

Когда ведро было установлено, я направил руку на ведро. И приказал ударить молнии. Да уж! В темноте это выглядело феерично. Ведро отлетело метра на два. Дядька Николай поднял ведро и осмотрел.

Дырку прожег, — в этот раз спокойно выдал он. Народ загомонил, Николаевна начала креститься, а матушка схватилась за сердце.

— Знаешь, дядька, это со мной наверное навсегда теперь. Ладно периодически проверять будем. Кто его знает, может и пройдет. Все, — я устало махнул рукой, — перекус на крыльце, процедуры от доктора и спать.

После легкого ужина я, матушка, доктор, дядька Николай и Николаевна поднялись ко мне в комнату. Обсудили мою блестящую и гладкую голову, причину появления этого явления, а так же шрам от ожога на груди и шее. Больше никаких отклонений доктор не нашел. Еще поспорили немного по поводу выжженного креста на груди, хорошо это или плохо, и нужно ли мне теперь носить новый крест. Ладно хоть что не долго спорили, жаль только, что к единому мнению не пришли. Теперь еще придется по утру выслушивать многословные рассуждения батюшки. Бедная моя голова, как она переживет завтрашний день!

Все спать. И ни каких рассуждений, перед сном.

А все-таки сколько времени потеряю в ближайшие дни. А его и так, судя по всему, не хватает. Напрямую вмешиваться в существующие в Империи процессы я не могу, головенку свернут. И не какие-то мистические или божественные силы, а самые банальные группировки. Государственные и негосударственные, внутренние и внешние, разной направленности и политического толка.

Только косвенные воздействия здесь могут помочь. Цель-то у меня простая. Не игра политическими и прочими словами и лозунгами, а не допустить разграбления России в будущем. Чтобы не загнали ее под ковер политического мира, оставив только представительские функции в виде сырьевого придатка, и откусывая потихоньку территории пока не пропадет государство и народ.

Юг развивать нет смысла, он постоянно находится на пути разграбления захватчиков. На дальнем востоке скоро война с Японией. А потом почти полная оккупация Японией, США и Англией. И полное разграбление как чужими, так и своими. Остается Сибирь и Урал, хоть они находятся в зоне умеренного комфорта. Но меня туда никто не допустит, мал еще. Значит надо искать последователей, которые все сделают за меня. Хорошо что есть матрицы, которыми я смогу использовать свой дар убеждения.

Но для этого надо стать знаменитым. И только потом набирать вес. С политическим весом не знаю, тут как получится, хотя иметь Романовых за спиной было бы неплохо. Но вот наработать вес богатого и удачливого авантюриста я точно смогу. Тогда и буду искать помощников в Сибири и на Урале. А это время, которое я буду терять на подготовку. Нужно любыми путями вывести Сибирь и Урал хотя бы на уровень самообеспечения по промышленным товарам. Я уж и не мечтаю об экспорте в центральные районы Российской Империи. Но хотя б тогда война с Японией легче пойдет.

Эх как бы мне сейчас помог Нафаня! Но до мест его возможного обитания в ближайшее время мне не добраться. А когда будет возможность, то не будет времени. Так что встречу придется отложить на конец двадцатого века, если будет такая возможность. Да и уверенности нет, что в этой реальности он существует.

Опять отвлекся! Время спать. Спать я сказал!