Код Майя: 2012

ГЛАВА 19

Институт Уокер, ферма в Нижнем Хепуорте, Великобритания

Июнь 2007 года

— Именно здесь найдены дневники Седрика Оуэна. Один из моих предков обнаружил их в стене, заложенной кирпичами, справа от камина, вместе с бриллиантами, которые принесли процветание Бидзу. Его сын написал первую научную работу по содержанию дневников в тысяча шестьсот девяносто восьмом году. С тех пор вся семья на них помешана. Присаживайтесь. Я приготовлю нам что-нибудь выпить, чтобы отвлечься от здешнего хаоса.

Кухня Урсулы Уокер оказалась раем, в котором царила прохлада; просторное помещение с высоким потолком, выложенным каменной плиткой полом, когда-то белой керамической раковиной и каменными стенами в три фута толщиной, не пропускавшими внутрь жару.

Стелла уселась за огромный дубовый стол, за которым могли бы со всеми удобствами устроиться двенадцать человек. Кит спал в своем инвалидном кресле. Окна в кухне были открыты. Шум, доносящийся снаружи, изменился, когда семь сотен мужчин, женщин и детей начали складывать свои прилавки и собираться по домам.

Урсула неторопливо вернулась к столу с подносом, на котором стояли кувшин с домашним лимонадом и бокалы. Она разложила кубики льда по трем бокалам, налила лимонад, подвинула один из них к Стелле, а сама уселась между ней и спящим Китом.

За прошедшие пять минут она сумела избавиться от льняного пиджака, а вместе с ним и от облика строгой женщины, хозяйки фестиваля. На лицо Урсулы упал луч света, и она сразу же стала выглядеть на десять лет моложе. Она подняла бокал.

— Не думаю, что фестиваль — самое лучшее время для знакомства. Быть может, начнем сначала, как будто раньше ничего не было?

— А вы не могли бы объяснить, почему фестиваль проходит именно здесь? — спросила Стелла. — Вы не похожи на человека, которого привлекают подобные вещи.

— Ну, все не так ужасно, как Розита Ченселлор. Кое-что имеет прямое отношение к реальности. — Урсула слегка качнула бокалом, и лед мелодично застучал по стенкам. — Сегодня утром я председательствовала на дискуссии между двумя антропологами и археологом. Надо признаться, что нам пришлось отвлечься на десять минут из-за одного жулика, который хотел обсудить, не является ли потерянный череп Седрика Оуэна Голубым Черепом Альбиона, ведь всякий знает — или не знает, — что череп Альбиона похоронен вместе с Артуром на Авалоне и вернется вместе с ним, чтобы бороться за возрождение Англии. А в остальном обсуждались научные проблемы.

— И о чем же шла речь? — спросила Стелла.

— О взаимосвязях между легендами о хрустальном черепе и апокалипсисом две тысячи двенадцатого года.

Стелла рассмеялась.

— И это антропология?

— Думаю, да, — кивнула Урсула. — В мире слишком много легенд о черепах, чтобы в них не содержалось зернышка правды, и все они указывают на две тысячи двенадцатый год, и не только майя. В Северной и Южной Америке туземные племена готовятся к чему-то очень серьезному, что должно произойти через четыре или пять лет. Ходи[16] созывают свой народ в течение последних трех лет, готовясь именно к этой дате. Многие уважаемые научные журналы готовы печатать материалы на данную тему.

Она прикоснулась к зубам ногтем большого пальца.

— Гораздо труднее заставить их взглянуть на наше собственное общество, но я готова потратить жизнь на то, чтобы понять вещи, сделанные Седриком Оуэном, и если его вдохновлял череп из голубого камня, значит, он вдохновляет и меня. Если вы хотите знать причину, по которой я стала такой, какая есть, то в ответе за все голубой камень Седрика Оуэна.

— И вы не отступитесь, даже если придется пить мочу северного оленя? — спросила Стелла.

Урсула Уокер некоторое время смотрела на свой бокал с лимонадом, потом встала и повернулась к стене с книжным шкафом. Она взяла с полки тонкий блокнот и вытащила из него фотографию размером с альбомный лист. Положив фотографию на стол, она закрыла ее руками и села.

— Я отправилась в Лапландию, чтобы кое о чем спросить. У живущих там людей приоритеты отличаются от наших, и нужно принять участие в определенных ритуалах, прежде чем задавать подобные вопросы. Церемонии, описанные в моем отчете, были необходимы для понимания ответа. Я ученый. Иногда мне бывает трудно поверить в то, что представляется невозможным. Различные вещи, к примеру вот эта…

Она убрала руки от фотографии и подтолкнула ее по поверхности стола к Стелле.

На фотографии была изображена Урсула Уокер, которая находилась на заднем плане, ее частично скрывали шкуры северных оленей, а над левым плечом виднелось усыпанное звездами небо, но взгляд Стеллы приковало совсем другое.

Единственно важным для нее предметом был каменный череп в руках очень старого человека, с лицом, покрытым глубокими морщинами, похожими на трещины на коре древнего дуба. Он был в одежде из кожи северного оленя и головном уборе с гладкими, покрытыми бархатом рогами. Его нос походил на нос корабля, рассекающего равнину лица. Глаза старика были белыми из-за катаракты — такими же белыми, как камень, который он держал в руках. Но смотрел он прямо в объектив фотоаппарата и дальше, на Стеллу.

Из глазниц черепа изливался белый свет, мимо Стеллы, на рюкзак, висевший на кресле Кита. Стелла ничего не говорила о нем Урсуле ни сейчас, ни когда-либо раньше.

— Это белый камень — душа народа саамов. Мне не разрешили к нему прикоснуться. Однако позволили сделать один снимок, чтобы показать его новому хранителю голубого живого камня и она могла узнать лицо хранителя белого камня на случай, если им предстоит встретиться. Его зовут Кайкаам. Это один из самых могущественных людей, которых мне посчастливилось знать. Я видела, как он исцелил ребенка при помощи лучей света, исходящего из глазниц белого камня-черепа. Вы когда-нибудь пытались сделать что-то подобное при помощи своего?

Наступило долгое молчание. Стелла смотрела в свой бокал. От лимонада исходил едва заметный запах кошачьей мочи, но вкус у него был приятный, освежающий. Белые лепестки бузины, такого же цвета, что и череп на фотографии, плавали на поверхности напитка. Когда Стелла подняла взгляд, она увидела, что лучи из глаз черепа направлены на нее. Ее собственный камень молча лежал в рюкзаке, висевшем на кресле Кита. Однако сейчас он был настороже, обостряя восприятие Стеллы, так что звуки стали более резкими, а цвета насыщенными.

— Как вы догадались? — спросила Стелла.

Урсула пожала плечами.

— Удачная догадка? — Она стала на пальцах считать доказательства. — Вы из Бидза. Замужем за Китом О'Коннором, одной из ярчайших звезд на небесах колледжа, а он интересуется живым камнем и всем, что с ним связано, с того самого момента, как узнал о его существовании. Вы неожиданно позвонили мне и сказали, что обнаружили необычные значки в дневниках. А когда я вчера вечером связалась с Тони Буклессом, чтобы выяснить, кто вы такая — кстати, он весьма лестно о вас отозвался, это ваш преданный поклонник, — так вот он попросил меня сделать для вас все, что в моих силах, чтобы помочь расшифровать документы, попавшие недавно в ваши руки. Первым догадался Мередит, если вам так будет легче. Он обладает удивительно острым умом. Она откинулась на спинку стула и подняла свой бокал, продолжая смотреть на Стеллу.

— Расскажете?

Стелла поняла, что затаила дыхание, и выдохнула. Подняв взгляд, она дважды пересчитала лучи на потолке. Их оказалось по девять с каждой стороны от центральной балки.

— По меньшей мере однажды Кита пытались убить. Они — или кто-то другой — обыскали его комнату и забрали компьютер. У меня есть все основания считать, что нас бы убили, если бы мы оказались дома. Насколько мне известно, все люди, когда-либо видевшие голубой живой камень, либо хотели им обладать, либо старались его уничтожить. Поэтому мне представляется разумным скрывать тот факт, что он находится у нас. И еще одно. У черепа мое лицо. Вы не можете себе представить, как сильно это меня пугает.

Стелла думала, что Урсула спросит у нее, как она об этом узнала. Однако та лишь сказала:

— Вот и хорошо. Значит, вы истинный хранитель черепа. И мы должны защищать вас до тех пор, пока не будет сделано то, что необходимо.

— И что же это?

Лед в бокале Урсулы зазвенел.

— Саамы полагают, что вы должны положить свой камень в сердце мира в тот момент, когда будет всходить солнце в день расплаты, что, в свою очередь, активирует другие двенадцать камней, каждый из которых займет собственное место; и все они будут объединены, поскольку хранители поместят их в нужные места в тот же самый миг. И как только будет создана такая цепь, вернется к жизни дракон зимних снегов, который освободится для схватки с источником мирового зла, и в результате все беды человечества и земли будут предотвращены.

— Дракон зимних снегов? — Стелла хрипло рассмеялась. — И вы говорите о научном подходе?

Урсула провела языком по зубам. По ее лицу Стелла не смогла определить, какова ее реакция — то ли гнев, то ли обида, то ли ей просто стало смешно.

— Ты можешь называть его Уроборосом, или Кетцалькоатлем, пернатым змеем, радужным змеем, или северным драконом Ермунгандом,[17] а еще он носит имя дракона Артура из Альбиона, огненного китайского дракона, водяного дракона индусов, который опоясывает слонов, держащих мир на своих спинах. Кстати, сравнительный анализ легенд сделан в дюжине научных журналов. Для саамов это часть устной легенды, неизменной на протяжении четырехсот восьмидесяти семи поколений. В начале церемонии Кайкаам взывал к каждому из хранителей и создателей черепов по имени, упоминая всех его предков. Человеку, не побывавшему при этом, очень трудно понять, насколько могущественны эти силы.

— Извините.

Стелла закрыла глаза и прижала большие пальцы к векам. Так поступали ее мать и бабушка, когда хотели расслабиться. В окно с гудением влетела оса и уселась на кувшин с лимонадом. Стелла открыла глаза и принялась наблюдать за тем, как насекомое балансирует на тонком сладком краю.

— В дневниках Оуэна есть стихотворение, которое привело нас к живому камню, — тихо заговорила Стелла. — Если прочитать его правильно, то можно извлечь ряд инструкций. В нем говорится, что нам следует найти «назначенное место и назначенное время», в точности как в легенде Кайкаама. Только не упоминается, куда следует пойти и когда.

— А разве череп вам не сказал?

— В таком случае я бы не приехала к вам.

Стелла повернулась и посмотрела в окно.

Фестиваль закончился, и его участники успели собрать свои вещи с удивительной быстротой. Она и представить себе не могла, что такое возможно. На полях наступила почти полная тишина. Стелла взяла в руки свой рюкзак. Казалось, Урсула Уокер не испытала ни страха, ни вожделения. Она положила руки на стол, оперлась на них подбородком и долго смотрела на череп, оказавшись с ним на одном уровне. Урсула не двигалась и ничего не говорила, а череп не пел, но между ними что-то происходило — о чем Стелла могла только догадываться.

Через некоторое время Урсула выпрямилась.

— Есть один способ проверки, который мне показал саам, хранитель черепа. Может быть, нам стоит им воспользоваться?

— И что мы будем проверять?

— Вашу связь с камнем.

Урсула уже встала и приступила к действиям. Она сняла небольшое зеркало со стены и поставила его на пол, куда падал свет из открытого окна, выходящего на выгороженный участок земли. Затем она взяла коробок спичек и подложила его под зеркало так, чтобы оно отражало поток света вертикально вверх.

Довольная результатами своей работы, она встала возле стены.

— Если вы возьмете свой живой камень и встанете здесь так, чтобы солнечный свет проходил через затылок — основание черепа, где к нему подходит шея — вот так, благодарю, немного левее. Так…

Стелла встала посреди кухни, и череп оказался в полосе света. Ничего не происходило, если не считать того, что она чувствовала себя очень глупо, и одновременно ее охватило отчаяние, словно она провалила экзамен, который не хотела сдавать.

— Урсула, я…

— Вы не могли бы немного сдвинуться влево?

Рука легла на ее плечо и слегка подтолкнула.

— Урсула, это не… Ой!

У Стеллы не нашлось слов, когда в ее руках запульсировала жизнь, а через мгновение два луча мягкого голубого света зажглись в глазницах.

И в голубом участке ее разума, который теперь принадлежал живому камню, появились открытые врата или протянутая рука; приглашение, которое она не смогла понять и на которое не знала, как ответить.

Стелла ненавидела, когда ее испытывали. А еще больше ненавидела ситуации, когда не понимала, зачем эти испытания нужны, и не знала, как добиться результата. Она закрыла глаза, стараясь добраться до открытых врат, вновь потянулась к песне камня — она целый день пыталась ее услышать, — но только сейчас ей удалось полностью сосредоточиться.

Удивительное дело, песнь становилось все труднее слышать, мешало все более громкое гудение осы, тонущей в лимонаде. Не открывая глаз, Стелла видела, как оса сползла в кувшин и теперь раскачивалась на кубике льда, а одно ее крыло погрузилось в липкую воду. Она бы хотела, чтобы оса умерла, так ей мешало ее гудение, но та часть ее разума, что была связана с голубым камнем, не могла этого допустить, поэтому Стелла лишь пожелала, чтобы оса выбралась из воды, и смолкла, и не мешала ей слышать песнь камня.

Оса перестала гудеть. Одновременно смолк камень. Стелла открыла глаза.

— Мне очень жаль, но я не чувствую никаких…

— Стелла, посмотрите на осу.

Оса сидела на краю кувшина и чистила крылышки. Голубой цвет живого камня смягчал желтый оттенок ее грудки до нежной зелени лета.

— Я думала, она тонет.

— Так и было, — сказал Кит.

Он только что проснулся; она определила это по его глазам. Двойственность у него внутри не исчезла, и Стелла не могла ее не видеть. Она не знала, что сказать и как поступить.

Наконец Урсула прервала затянувшееся молчание.

— Я видела, как белый камень Кайкаама исцелил ребенка.

Урсула не смотрела на Кита, когда произнесла эта фразу. Стелла медленно перевела взгляд на мужа. Живой камень пел почти безмолвную песнь. Стелла повернула мягкий голубой свет в сторону Кита.

— Стелла, не нужно. Пожалуйста, — попросил Кит.

Она остановилась. Голубой свет парил рядом с ним, отбрасывая диковинные тени на стол. Кит побледнел и напрягся, новые тени легли на его лицо. Даже в больнице он не выглядел таким больным. Она хотела, чтобы он поправился, и камень хотел этого вместе с ней; камень тянулся к темным уголкам в его существе, словно они были обрывками нитей, которые следовало сплести воедино. Стелла закрыла глаза, чтобы не позволить желанию разорвать ее сердце.

А Кит повторил:

— Пожалуйста.

Стелла ощущала сопротивление как присутствие стеклянной стены; толстой и неподвижной, однако ее было так легко разрушить! Она втянула в себя воздух, стараясь представить себе, как стена разбивается.

Словно с другого континента, до нее донеслись слова Урсулы.

— Не исключено, что это не поможет, но вреда точно не будет.

— Дело не в этом, — хрипло сказал Кит. — Я не хочу вновь обрести способность ходить благодаря помощи Стеллы и жить с этим до конца своих дней. Я слишком многим ей обязан. Стелла! Ты меня слышишь? Прекрати!

— Я перестала. — Ей пришлось повторить еще раз, чтобы убедиться в том, что Кит ее услышал. — Я уже прекратила.

Стеклянный барьер исчез, а вместе с ним и тени. Стелла не знала, что произошло — то ли отступил камень, то ли она заставила их уйти, а может быть, это сделал сам Кит.

Руки Стеллы горели, словно она держала лед в одной ладони, а раскаленные угли в другой. Она вышла из полосы солнечного света. Камень тут же смолк. Стеллу отчаянно трясло. Грудь мучительно болела, как будто она рыдала несколько часов и только сейчас перестала.

Сзади находилась прохладная каменная стена. Она скользнула по ней спиной и опустилась на пол, так что колени оказались на уровне подбородка, а камень был прижат к животу, словно ребенок.

Сквозь ослепительный, причиняющий боль глазам свет она смотрела на Кита.

— Я ничего не стану делать, если ты не хочешь.

— Но ты могла бы это сделать.

— Не я, камень. Я ничего не делала, лишь держала его в луче света. Это удалось бы любому человеку.

— От этого не легче, Стелла.

— О, перестань. — Она закрыла лицо руками, чтобы отсечь свет и не видеть обвиняющих глаз мужа. — Это всего лишь камень. И если он тебе поможет, неужели это будет иметь такое большое значение?

Кит ничего не ответил, и она заставила себя вновь посмотреть на него.

— Неужели будет так ужасно, если ты освободишься от этого?

Он превратился в ребенка, пойманного в ловушку социальных условностей в окружении незнакомцев. Кит бросил выразительный взгляд в сторону Урсулы.

— Давай не будем это обсуждать.

— Не нужно обращать на меня внимание, — попросила Урсула.

— Возможно, но будет лучше поступить иначе.

Что-то плотное и холодное возникло в животе Стеллы, и ей стало трудно вспомнить, почему она так беспокоилась о Ките и его исцелении.

— Можно ли утверждать, что я прошла испытание?

— Несомненно.

— Хорошо. Я не знаю, какую часть нашего разговора слышал Кит, но пока мы не особенно продвинулись вперед, если не считать того, что нам удалось получить подтверждение факта, что это камень Седрика Оуэна, один из тринадцати камней, которые необходимо собрать в определенном месте на рассвете определенного дня, но нам не известно ни время, ни место.

Неприятные ощущения у нее в животе слегка отступили, но сердце все еще мучительно сжималось. Однако к Стелле возвращалась способность ясно мыслить.

— Неужели хранители остальных камней знают так же мало, как мы, или они имеют более четкие представления о том, что делать?

— У меня есть основания считать, что один камень находится в Венгрии и еще один в Египте, и хранящие их семьи знают, каково их предназначение и что требуется делать. Я бы хотела думать, что и остальные хранители понимают, что к чему. Однако я не имею ни малейшего представления о том, как войти с ними в контакт.

— Значит, саам может сказать нам, когда и куда нужно направиться?

— Хотелось бы в это верить, — ответила Урсула. — Проблема состоит в том, как задать вопрос, не отправляясь туда. Когда вы позвонили мне вчера, я послала электронной почтой письмо в Лапландию с просьбой о помощи, но не слишком рассчитываю на ответ. От пастбищ до интернет-кафе в Рованиеми семьсот миль, и лишь один из правнуков Кайкаама научился пользоваться персональным компьютером.

— Сколько времени потребуется, чтобы добраться до Финляндии? — раздраженно спросил Кит, словно задал этот вопрос только для того, чтобы на него обратили внимание.

— Слишком много. Камень не стал бы рисковать и не вышел бы из тени, если бы до Конца Дней не осталось мало времени.

— А мне казалось, что мы так умны, раз отыскали код к шифру.

Теперь ирония в его улыбке была искренней.

Кит определенно нравился Урсуле. Ее улыбка была полна тепла.

— Так и было, — сказала она. — Если бы не нашлось людей, наделенных достаточной силой сердца и разума, то камень оставался бы скрытым до конца времен и дуга девяти никогда бы не зажглась. Наша проблема состоит в том, что мы не имеем понятия, как искать ответы, не зная последнего срока.

— У нас есть старинная рукопись, найденная среди дневников Седрика Оуэна, — напомнила Стелла. — Именно из-за нее мы и пришли сюда. В ней обязательно должны содержаться ответы.

Она решила, что стоило пережить последние мучительные полчаса, чтобы увидеть изумление на лице Урсулы.

— Я не понимаю.

— Вот.

Кит поднял свою сумку и протянул ее Стелле.

Она вытащила из нее и аккуратно разложила на полу копии дневников, поэму в прозе, которую они нашли в заключительном дневнике, и собственные бумаги с попытками воспроизвести символы майя, обнаруженные в других томах дневника.

— Я говорила вам по телефону, что нам удалось найти ряд записей, сделанных при помощи каких-то символов. Они являются частью шифра — мы сумели в нем разобраться благодаря некоторым записям в дневниках. Они представляют собой матрицу двенадцать на двенадцать. — Стелла разложила листы на полу. — Вы можете их прочитать?

Урсула уже опустилась на четвереньки и почти сразу же стала читать вслух.

— «Я, друг… женщины ягуара… я пишу эти… записки о моей жизни, о том, что знаю…» Тут не совсем понятно, мне нужно кое-что уточнить, сложное место. «Я начну в… городе с великой рекой» — должно быть, это Париж. Он никогда не бывал в Лондоне — «и с моей встречи с созерцающим звезды и предсказателем… истинных будущих». Вероятно, это Нострадамус, мы знаем, что они встречались в Париже. О боже…

Урсула задрожала; страницы трепетали в ее пальцах, в глазах загорелся лихорадочный огонь.

— Стелла, это Эльдорадо, главная жила всех золотых жил. Седрик Оуэн прожил тридцать два года в Новом Свете среди майя. Если он записывал то, чему они его учили, этого будет более чем достаточно. Где-то здесь должно быть написано, куда и когда мы должны доставить камень. Как быстро вы сможете подготовить всю рукопись?

— Теперь, когда у нас есть написанная Китом программа, довольно быстро.

— Так чего же вы ждете? — Урсула покраснела, как школьница. — Вы пишите, а я стану переводить. Если мы не будем отвлекаться, то закончим перевод всех тридцати двух тетрадей за неделю.