Кодекс Инквизитора. Книга I

Глава 5

Даша и Глаша, эти двое из ларца, оказались чудо как хороши. Поначалу я подозревала, что меня хотят утопить. Затем закралась мысль, что крепостные девки вознамерились содрать кожу заживо. Но когда я, смирившись с судьбой, прекратила отбрыкиваться, полностью расслабившись, отдалась в умелые руки девиц, прочувствовала всю прелесть привилегированного положения княжны.

Меня мыли, тёрли, надраивали, массировали, споласкивали, и так несколько раз по кругу. А когда я окончательно сомлела, принялись в четыре руки умасливать распаренное тело неведомой магической эмульсией, которая тут же привела в чувство не хуже ядрёного нашатыря.

Всё в этом мире казалось привычным и в то же время чуждым. Пыталась проводить параллели, но бросила неблагодарное занятие на том моменте, когда одна из девок вместо привычного фена взяла артефакт, напоминающий формой заурядную массажную расчёску. Пару пасов, и мокрые спутанные волосы, необъяснимым образом обсохнув, опали огненным каскадом по изящным плечам.

Глашка с Дашкой, подхватив меня под белы рученьки, подвели к гигантскому зеркалу в полстены, а вся ванная комната была немногим меньше бывшей московской квартиры.

Я впервые смогла осмотреть новое тело с головы до ног. Что тут скажешь?.. Боярыня красотою лепа, бела вельми, червлёна губами, бровьми союзна, телом изобильна. Как по мне, чересчур изобильна. Провела кончиками пальцев по груди третьего размера. Отдёрнула руку, заметив в отражении заинтересованные взгляды челяди.

Как быстро я освоилась. Челядь. Надо же. Даже всплывшие сведения о том, что крепостное право упразднять никто не собирается, ничуть не покоробили. Быть может, отсутствие эмоций не что иное, как условные рефлексы, заложенные на генетическом уровне в тело почившей княжны? Судя по довольным лицам близняшек, положение вещей их вполне устраивало.

Девушки не выглядели угнетёнными. Ладные, статные, ухоженные — кровь с молоком. Глаза сияют довольством. Я не видала прочих крепостных, но полагаю, что подобные устои в двадцать первом веке всего лишь формальность и дань традициям.

Сколько у меня душ в наличии — ещё предстояло узнать. Нужной информации не нашлось. Судя по громадному дворцовому комплексу, никак не меньше пятисот, а может, и поболе будет. Разберусь с вверенным хозяйством опосля инициализации. Некстати вспомнила Упоровку. Тесный хлев. Неуклюжую попытку подоить Лыску. Внезапный приход системы и те самые слова, в одночасье изменившие жизнь: «Внимание! Пройдите инициализацию!» И вот опять я на пороге чего-то нового.

Для чего я здесь? Какова моя миссия? Что могу дать миру, на порядки превосходящий родной? Достаточно осмотреться по сторонам — разницы не заметит разве что слепой. До такого уровня технологий бывшим соотечественникам расти и расти.

Вздохнула: не вырастут больше. Моим миром правят зомби и мутанты, а я здесь — стою перед роскошным зеркалом, пытаясь осознать навязанную судьбу и туманные перспективы. А всё лежит на поверхности. В прямом смысле этого слова. Готова биться об заклад. Минуту назад ничего не было! Хотела ответы на вопросы? Получи и распишись! На левом предплечье красовалась тончайшей работы татуировка боевого серпа.

Не быть тебе новатором в Имперской России, далёкой мультивселенной. Не быть тебе видным просветителем. Не быть тебе любящей супругой и заботливой матерью.

— А быть тебе, княжна Ольга, великим инквизитором! — не заметила, как произнесла эти слова вслух.

Мир вокруг переменился. Превосходный ценный мрамор пошёл трещинами, огромная ванна раскололась на куски, выплеснув не меньше тонны мыльной воды. Зеркало вспучилось и взорвалось. Время встало. Сознание покинуло тело, и я взглянула на себя со стороны.

Рыжая, фантастически красивая девушка с бледной, будто свинцовые белила, кожей. Горделиво стояла среди тысяч искрящихся осколков. Глаза её были наполнены концентрированным мраком, а кроваво-чёрная аура коверкала пространство окрест.

«Да всё я осознала, хватит рушить мой дом. Верни всё как было!»

Мгновение — и я смотрюсь в целёхонькое зеркало. Тату на предплечье как и не бывало. Лишь в мозгу, где-то на задворках, слышался едва различимый затихающий смех.

Кто-то весьма могущественный показал мне же самой моё истинное лицо. Рефлексии как ветром сдуло. Зрелище было ужасным и в то же время великолепным. Не буду кривить душой, но именно такой — твёрдой, деспотичной, сильной — я себя воображала в розовых грёзах.

Посмотрела на отражение. Подбородок выше — ага, вот так. Бюст вперёд, зад чуток отклячить, животик подтянуть. Взгляд уверенней. Мля! У меня же зрачки вертикальные! Неужто прислуга не заприметила, или делают вид?

— Девочки, вы ничего странного не заметили? — обратилась к Даше с Глашей.

— Ресничка в глаз попала. Ваше Высочество, дозвольте, вытащу?

Странно. Судя по всему, здесь это в порядке вещей. Подумаешь, зрачки кошачьи, не рога же выросли. Что я вообще знаю об Империи? Знаю только то, что ничего не знаю. Надобно пополнить багаж информацией. Но попозже.

Выйдя из ванной комнаты, увидала на необъятных размерах кровати стальной ящик. Покрытый коррозией, древний, как ягодицы шерстистого мамонта. Что эта пакость делает в опочивальне?

Донеслось пыхтение, а затем раздался паровозный гудок: в спальню вломилась Агриппина. Руки в боки, оценивающий взор. Кажется, осталась довольна. Я уже страшусь этого питекантропа. Такая не только коня на скаку остановит, но и ноги повыдёргивает, помысли тот взбрыкнуть.

— Ваше Высочество! Чего стоим, кого ждём⁈ Пора облачаться! Дашка, Глашка, чего гляделки вытаращили⁈ Барыне подмогти надобно!

Подошла к ящику, подёргала крышку — заперто, а замка не видно. Пригляделась и узрела полустёртый рельеф паука прямо посерёдке, больше на поверхности ничего не было. Приложив палец, чуть не ойкнула от неожиданности. Тонкая игла вошла в подушечку. Зачавкало, зажужжали невидимые приводы, крышка с грохотом откинулась. Облако вековой пыли окутало лицо. Растудысь его в тудысь! От души чихнув, заглянула вовнутрь. Ожидала чего угодно. Красивого старинного платья, что переходило из поколения в поколение, от матери к дочери. Хрустальных туфелек Золушки. Фамильных бриллиантов в тысячу карат. На поверку оказалась какая-то шляпа.

Тога — не тога. Хитон — не хитон. Нелепое рубище, словно из волокон крапивы сотканное. Грубое и колючее до безобразия. В руки взять стрёмно, не то что на себя натянуть. Повесив нос, отложила в сторону. Следующим предметом оказались лапти, но не из лыка плетённые, а из стальной ленты. Жуткой на вид — с заусенцами и зазубринами. Святая Инквизиция! Неужто?..

«А чего ты ждала, рыжая? Лабутенов, что ли? Не кисни! Модно, стильно, молодёжно. На дно загляни. Вась, закрой глаза, тебе лучше этого не видеть!»

Что за пакость⁈ Взяла в руки диковинную мешанину из цепей, железных полос, шипов, колючек, пряжек, зажимов и защипов.

За спиной шумно выдохнула Агриппина, а за ней охнули в унисон Даша с Глашей.

— Вериги Первой! Счастье-то какое! Узреть вериги самой Праматери! Теперича и помирать не зазорно! — Нянька грохнулась на колени и усердно принялась долбиться челом о паркет морёного дуба.

Я не разделяла её энтузиазма. Что же получается?..

«Обряжайся, не тяни. Всё равно не увильнёшь. Думаю, это второй этап становления. Первым было омовение. Ты очистила плоть, теперь очистишь душу, а что очищает душу лучше всего? Правильно, рыжая! Муки! Ты должна возлюбить кактус и вкусить всю боль этого мира! Держись, Ольга, я в тебя верю!»

«Да пошёл ты! Василиса, бери тело под контроль! Василиса? Ты меня чуешь? Вась? Коза рыжая, чтоб тебе икнулось!»

Опять одной вывозить!

Как это надевать-то? С грохотом и лязгом повертела в руках металлическое кубло. В серёдке виднелась плашка с изображением паука, точь-в-точь как на крышке. Коснулась поверхности. Укол — чвак! — а затем вериги взбесились. Попало всем. Железные цепи стеганули Дашу и Глашу, так не вовремя решивших мне пособить. Девчонки, завизжав, сломя голову пустились наутёк. Грапа огребла по хребту пластиной, но с колен так и не встала. Надо думать — ошалев от счастья. Ведь получить люлей от БДСМ-приблуды самой Первой — великая честь для черни!

Взбеленившиеся железяки опутали меня с ног до головы. Голени, икры, бёдра, ягодицы, живот, грудь и плечи. Шипы с лёгкостью пронзали кожу, впиваясь глубоко в мясо. Я попыталась сорвать всё это непотребство, но не тут-то было. Вериги, ёрзая и скрипя, словно змеи сжимали хват, пока в конце концов не угомонились. Осмотрев окровавленную себя, закусила губу от боли.

Да, бывало и хуже. Припомнить то же поглощение гримуаров. Но всё равно приятного мало. По всему телу стекали ручейки крови. Белоснежный шёлковый ковёр под ногами окрасился в алый. Применять магию не осмелилась. Чего доброго, разумные железки воспримут мои деяния за читерство, и подготовка к обряду пойдёт по одному месту.

Кожа и мышечные ткани пострадали, но жизненно важные органы не задеты. Велела артефакту не вмешиваться. Не я первая примеряла железяки и не я последняя. Смерть от тысячи порезов не грозит из всего-то нескольких сотен. Дело житейское!

Подумав, что хуже уже не будет, принялась натягивать рубище на окровавленный торс. Хуже и впрямь не было. Было во сто крат хуже! Колкие волокна сорочки прошлись наждаком по свежим ранам. Завывая от боли, проклиная белый свет и матерясь на всё имение, я всё-таки превозмогла и втиснула одеревеневшее туловище в ритуальный наряд. У моей тысячу раз прабабушки отменное чувство юмора. Подмостила так подмостила! Что ж, остался последний штрих, и я готова на рандеву с Сатаной. Сжав челюсти так, что зубы скрипнули, засунула ноги в лапти. Те, словно живые, дрогнув, стиснули ступни тисками.

Знала бы, что так будет, — осталась бы в царстве теней. Подошва — наиболее чувствительная часть человеческого тела. Умелый палач за считаные минуты вырвет любую информацию у своего клиента. Вот и я вспомнила, что, будучи мелкой, украла у мамы тысячу рублей, чтобы посадить в горшке и взрастить денежное дерево. Дерево не выросло, зато я узнала, где находится пятый угол.

Когда острые шипы вонзились в пятки, я увидела его и, качнувшись, повалилась навстречу. Удар лбом, глухой треск черепа — и вот я вязну в бурой жиже. Опускаюсь всё глубже. Грудь раздирает недостаток кислорода, давление плющит кости. Делаю глубокий вдох, и вязкая субстанция заполняет лёгкие. Показалось, что я достигла дна боли, но снизу постучались.

Закончилось всё резко и вдруг. Я перестала чувствовать вообще что-либо. Опасливо открыла глаза, ожидая подлянки, но ничего не случилось.

Каменные стены узкой кельи скудно освещал едва тлеющий факел. Посреди помещения высился алтарь, был он чернее ночи и, казалось, поглощал свет. Хотя нет, не казалось. Монолит в самом деле, подобно чёрной дыре, всасывал сполохи огня. Странная штука, явно не из этого мира. Если вообще из нашей реальности.

Я ощущала великую силу. Непостижимую, опасную. Казалось, коснись я поверхности — изорвёт на части.

Тут же прикоснулась.

Не порвало. А чего ходить вокруг да около? В ежовое платье зря наряжалась, что ли? Я здесь, алтарь тоже тут. Для чего-то его сюда установили…

Два метра на метр — либо жертвенник, либо ложе. Мануала не прилагалось. Взгромоздилась и расплылась на шершавой поверхности, словно медуза. Хватит с меня тайн и загадок. Духи, боги, демоны! Где поставить подпись кровью? Я готова принять род под крыло!

Безмолвие и покой. Никто не явился по мою душу. Может, сказать нужно слова заветные? Покрутиться юлой, плюнуть через плечо три раза, а я развалилась на камушке. Спать-то как охота! Я всего лишь минуточку. Самую малость вздремнуть…

«Она не нашего рода-племени. Душа Ольги ушла. Тело ничто. Мясо. Мясо должно умереть».

«Она одна из нас. Тело родича приняло душу. Даруем ей шанс».

«Нет. Мы не можем. Кодекс рода гласит…»

«Кому нужен кодекс, если падёт ветвь?»

«Кодекс гласит, что род возглавит достойная. Она более чем достойна. В её жилах течёт наша кровь».

«Смерть. Смерть. Смерть».

«Она освободила душу потомка, дав шанс на перерождение. Мы не можем её убить. Мгла не простит нас. Прокляты будут все».

«Глупцы. В ней сила четырёх. Она одна из нас».

«Достойна. Достойна. Достойна».

«Пусть решает Первая. Её воля — закон».

«Не так давно все мы свершили ошибку. Мария изменила роду. Предала кодекс. Ветвь Нагих едва не угасла. Злодеяние против всего рода содеяла наша плоть и кровь. Выбора нет. Либо род возглавит дитя из иного мира, либо всех нас ждёт тлен. Девочка сильна. Настолько, что вы и вообразить не в состоянии. Если не она, то кто?.. Завершайте ритуал. Я передам дар. Возможно, ей удастся вернуть семье былое величие. Я всё сказала».

Одна из десяти фигур приблизилась к лежавшему на жертвеннике окровавленному стану девушки. Прочие встали полукругом за спиной и монотонно затянули песнь на древнем языке.

Откинув полу балахона, фигура вынула жутковатого вида клинок, больше напоминающий паучью лапу. Взрезав запястье, щедро окропила лезвие чёрной кровью. Взмах — и остриё, пробив грудь, вонзилось точно в сердце. Девушка содрогнулась, раздался слабый стон. Песнопения смолкли с предсмертным вздохом. Княжна Ольга умерла.

Что-то мокрое и шероховатое елозило по щеке. Открыв левый глаз, узрела пёсью морду. У меня что, имеется собака? Собака напомнила, что она у меня всё-таки есть, лизнув в нос. Фу! Какая пакость! Терпеть не могу псов. Кошек тоже не могу, но в меньшей степени. Уберите от меня это чудовище! «Чудовище», осознав, что я пришла в себя, принялось радостно лаять и скакать по пузу. Вот же малявка кудлатая! Изыди, чертяка!

— Даша, Глаша! Живо сюда! Уберите от меня эту сучку!

В дверь, сбивая ковёр, вбежали две растрёпанные девчонки. Что-то в их облике мне показалось подозрительным. То ли раскрасневшиеся щёки, то ли припухшие губы, а может, и то и другое.

— Барыня пробудилась! Слава богам! Слава роду! — Девки бухнулись на колени и принялись энергично бить поклоны.

— Встать, шамотры! Почему губы обсосаны? Вы что, у меня под боком инцест устроить удумали? — Глаза Даши закатились под образа, девчонка покачнулась и завалилась навзничь, а сестрица затараторила не хуже Эминема:

— Ваше Высочество! Не велите казнить! Это всё Валера! Артефактор! В кабинете магический светильник не работал! Маменька вызвала из самого Петербурга! Это всё он, охальник! Дашку лапать полез, а потом целовать! А я… А я…

— А ты кинулась защищать сестру, подставив губы, так?

— Всё так и было, барыня! Ой! — Девчонка запнулась на полуслове, густо покраснев.

— Тебе сколько лет, свиристелка?

— Как и вам, Ваше Высочество. Восемнадцать. Мне уже можно. Токмо не говорите матушке, убьёт она нас, мы другим обещаны. А Валера, он такой… — Девка, закатив глаза, мечтательно вздохнула.

— Стало быть, вас против воли замуж выдают?

Глаша, взгрустнув, потупила очи.

Непорядок в вотчине, где это видано, чтобы под венец силком тащили?

— Мамаша далеко? Зови давай, разговоры разговаривать буду, и пёселя убери, всю обслюнявил, блохастый утырок!

— Какого пёселя? — искренне изумилась девица.

— Ослепла, что ли, вот этого самого! — Я посмотрела на собаку, которая оказалась котом.

Что за ерунда? Кот. Чёрный котейка. Пузатенький, носик пупочкой. Я что, рассудком тронулась? Кот посмотрел на меня и вдруг взвился канарейкой, вольготно разместившись на люстре. Приплыли!

— Ваше Высочество, так это перевёртыш, вы же сами привезли из разлома в прошлом годе.

— Году, — машинально поправила я.

Этот мир полон сюрпризов. Я глянула на канарейку, которая мотыльком вспорхнула и полетела шмелём по своим делам. Всё страньше и страньше. Пора бы посёрфить местный интернет. Ума набраться. Но сначала решить проблему с домашним насилием. Не по душе мне такие порядки. Я здесь власть. Абсолютное право на насилие должно быть только в одних руках. В моих!

— Мать веди, и не затягивай! Сестру подымай, хорош валяться. — Взглянула на хитрую Дашку: актёрского мастерства не хватает, но за смекалку зачёт.

Проводив прислугу глазами, с интересом уставилась на шмеля, который ящерицей полз по стене, а затем тараканом скрылся в вентиляционной решётке. Совершенный разведчик. Надо бы приручить. А может, он уже учёный? Нужна информация, как можно больше информации.

Не прошло и пяти минут, как за дверью раздался утробный ор:

— Матушка очнулась! Счастье-то какое! Мы истово молились за вас, Ваше Высочество! Бедная моя девочка! Настрадалась! Столько боли! Столько мучений снесла! Не брешут былины! Всё так, как бабка моя сказывала! А я не верила, дура-а! — завыла, а затем заревела белугой Агриппина.

Девчонки за её массивной спиной принялись в унисон подвывать. Когда ж этот водевиль закончится? Двадцать первый век, а я как будто спектакль смотрю с никудышными лицедеями. Чего они так переигрывают? Неужто здесь столетиями не менялся менталитет? Похоже на то.

Стоп. Так что получается? Питекантроп и есть маменька милашек? Чудны дела твои, Господи! А говорят, что от осинки не родятся апельсинки! Посмотрела на девочек. Нарядить — и хоть сейчас на подиум, пленять сердца олигархов. Врут, сволочи. Ещё как родятся!

— Агриппина, вот что мне скажи. Как ты докатилась до жизни такой? Почто девчонок тиранишь? Замуж супротив воли выдавать удумала. Может, зазря я плети в прошлом годе отменила? Тьфу, блин, вот же пристало! У нас что, школы в имении нет? Отчего как холопы говорите?

— Так мы и есть холопы! — дружно ответили все трое.

— Школа имеется, барыня! Вашими усердиями двухлетку возвели в позапрошлом годе, то есть году. Грамоте учат, арифметике, а больше нам и не надобно. Крепостным-то оно на кой чёрт? Мы люди простые, деревенские, нам науки ни к чему, а ежели умелицы какие требуются, так в Петербурге рабочих рук полно. Там и школы, и университеты с академиями. Для простолюдинов свои, для аристо — свои. Вот и вы осенью нас покинете. Как же мы без вас, барыня⁈

Так, понятно. И действительно, а на что холопам лишние знания? А то решат ещё, что мы здесь власть, и пойдут революции организовывать. Устои менять не буду. Я не классическая попаданка. Ломать — не строить.

— Мы ушли от темы, что там по делу? — добавив в голос металла, строго поглядела на Агриппину.

Женщина, сконфузившись, отвела глаза и тяжело вздохнула.

— Ваше Высочество! Бес попутал! Не хотела я, видит бог! Я доченек своих пуще жизни люблю, но нет другого выхода. Кормилец захворал. Разломщик он. Заразу липучую подцепил месяц как. Червь ментальный душу точит. Деревенские лепилы не могут ничего. Только барыши подавай. Всё высосали паразиты, а толку нет. Митяй мой высох совсем. На последние гроши вызвала мага из академии. Заломил двести червонцев. А где ж эдакие деньжищи взять? Мы не бедствуем, матушка, всё благодаря вам! Но двести червонцев! Деньга неподъёмная! А тут братья Филипповы пронюхали про наше горюшко и сватов заслали! Я бы им гарбуза вынесла, да ещё и коромыслом по хребтам добавила, но выкуп за невест посулили, аккурат по сто червонцев. — Баба-танк по-бабьи всхлипнула и разрыдалась в голос.

Ох уж мне эти слёзы! Вот не люблю сырость в доме. Извлекла из хранилища приснопамятный саквояж. Вытащив папку с личным делом, бросила баул под ноги няньке. Как пришло, так и ушло. Тётка всё-таки кормилица моя. Я, будучи пупсиком, сосала её монструозное вымя. Настало время платить по счетам. Пусть не по своим, но я ныне Ольга Фёдоровна Нагая. Официальная глава Рода Нагих. Взглянув на чёрный, как смоль, родовой перстень, подмигнула бриллиантовому пауку. Паук, шевельнув лапками, плотнее обхватил указательный палец.

Возгласы радости. Размазанные по щекам сопли. Треск паркета. Баба-конь так выражала благодарность, круша головой бесценные наборные дощечки. Поначалу мне это нравилось — ощущала себя меценатским меценатом, но вскоре с души воротить стало. Выдворив челядь вон, с удовольствием откинулась на мягкой кровати. Мир и покой, ну наконец-то!

Осмотрела голые ноги — ни царапинки. Безупречная кожа. Ни прыщика, ни родинки. Если они и были у княжны, то моя регенерация устранила дефекты. Взглянула на ногти. Антрацитово-чёрные. Острые, словно бритвы. Идеально гармонируют с украшением на пальце. Древние ведьмы признали меня. Пришлось умереть, но что не сделаешь ради рода, особенно в том случае, когда от тебя ничегошеньки не зависит. Что там писано в кодексе?.. «Возглавить ветвь может только сильнейшая из рода»? Очень сомневаюсь, что истинная Ольга прошла бы путь боли. Жёсткие правила, однако.

Каким умением наделила меня сотню раз прабабка, я так и не поняла. В ауре изменений не наблюдала. Источник мирно пыхтел под сердцем, вырабатывая килотонны энергии. Душа сверкала, заигрывая с симбионтом. Всё чинно-благородно. Уверена: дар проявит себя рано или поздно. Но лучше рано. Мне чужой мир покорять, а это вам не молиться на золотую свинью. Всякое подспорье лишним не будет.

На лицо упала тень. Посмотрела вверх. С люстры на тонкой паутине спускался упитанный паук величиной с кулак. Это что, знак? На лоб шлёпнулась склизкая медуза. К сожалению, нет.

«Скорп, жив?»

«Не дождёшься, рыжая! Сердечно поздравляю! Ты лох! Слить сто тысяч имперцев? До этого даже наша добродейка не додумалась. Чую, пойдём мы по миру в скором времени!»

«Не ной, скряга! Щедрость красит человека. Я к тебе по делу. Тело нужно? Видишь ту медузу?»

«Ты хотела сказать — улитку?»

«Короче, это перевёртыш. Принимает любую форму. Туп, как пробка. Вон гляди. В карася перекинулся. Мозгов — ноль целых, ноль десятых. Как у тебя, только ещё меньше. Тварь иномирная. Предлагаю эксперимент по переезду твоего сознания в эту форму жизни».

Минут десять в голове стояла тишина. Скорп пропал из эфира. А затем с криком «Лови петушару!» швырнул моё тело вперёд на… петушару!

«Это было весело, княжна! Ну ты зажигалка! Давно я так не ржал! Особенно когда тебе мишка руку откусил! Это ж надо додуматься, переть на косолапого с голой жопой! Как он тебя! Цап — и нет руки!»

Обхохочешься просто. Сидя на кровати, баюкала культяпку, из которой росли мерзко-розовые пупыри. Не меньше суток буду отращивать конечность. Стоило ли это того? Поглядела на резвящегося рыжего котёнка. Наверное, стоило. Чего не сделаешь ради друга?