Для истории Японии VIII век был временем оформления государственности (именно оформления, ибо само государство сложилось еще в V–VII вв.). Соседство с более зрелыми культурами Китая и Кореи диктовало потребность в «цивилизованном» оформлении уже сложившихся институтов. И не случайно официальную культуру Японии (или, вернее, Ямато — именно таково было самоназвание этого государства) до некоторой степени вполне можно считать провинциальным вариантом китайской. Первая постоянная столица страны — Нара (710–784) — была построена под непосредственным влиянием Чанъани. Придворные носили китайские одежды. При дворе был в почете буддизм, который в то время воспринимался как одно из проявлений китайской культуры.
Однако самым мощным инструментом приобщения японцев к материковой культуре была письменность. Родоплеменная аристократия Ямато осознала, что именно письменность является наиболее действенным средством интеграции. Чиновники, обучавшиеся в столичной и провинциальных школах, знакомились с классическими китайскими текстами, посвященными математике, законам, литературе, философии, истории. Тем самым создавался тот фонд коллективной памяти, без которого невозможно функционирование единого государства. Создание этого фонда происходило не только за счет усвоения уже сложившихся китайских текстов, но и за счет порождения новых. Практически одновременно создаются тексты законодательные и исторические. Их целью было определение правил, по которым функционирует государство (законы), а также легимитизация существующей социальной структуры и иерархии (история).
В данном случае мы понимаем «историю» не в современном значении этого термина (как изложение некоторой последовательности верифицируемых событий), а в том же самом значении, как она понималась самими творцами письменной истории. Они не подразделяли ее на «миф», «квазиисторию», «историю». Под историей они разумели все то бывшее, что имело значение для общества. История в данном случае — это коллективное прошлое, в которое входят и миф, и предание, и более «достоверные» события недавнего времени. И если для современного сознания большее значение имеет недавнее прошлое, то для традиционного общества именно «события» далекой древности обладают особой авторитетностью и объяснительной силой.
Первым из полностью дошедших до нас сочинений «исторического» свойства является «Кодзики» (712 г.). По тексту этого памятника хорошо видно, что официальная история понималась прежде всего как история государства, персонифицировавшегося в истории правящего, а также других могущественных родов. Одновременно велась активная работа над созданием законодательной основы японского государства.
Таким образом, объектом описания как законодательных, так и исторических текстов является государство. Совпадает и субъект описания — в обоих случаях им также выступает государство (эти тексты возникают не спонтанно, а по прямому государеву указу). Тем не менее законодательные и исторические тексты разнятся в своих подходах и задачах. И если законодательные тексты можно уподобить «автопортрету» государства, то исторические — его «автобиографии». И если законодательство можно признать элементом, объединяющим различные культуры Дальнего Востока (японское законодательство, так же, как и корейское, строилось в соответствии с китайским), то исторические сочинения, посвященные отечественной истории, в большей степени выражают специфику национального, становясь действенным инструментом национальной самоидентификации.
В отличие от правовой деятельности, в которой государство фактически не имеет сколько-нибудь организованных конкурентом (двор является единственным центром порождения письменных законодательных текстов), установление права контроля над прошлым дается государству с большим напряжением. Это связано с тем, что к моменту составления мифологическо-летописных сводов (а именно так мы определяем жанр «Кодзики») уже существовала достаточно развитая «историческая» традиция.
Разумеется, это не была «история» в государственном толковании: под историей в этом случае понималось «бывшее», имеющее отношение к происхождению того или иного рода. И чем более древним оно было, тем более прочными позициями должны были обладать его представители в современной социальной структуре. Именно поэтому информационная пирамида «Кодзики» имеет своим основанием прошлое — описание событий «ближней истории» ограничивается генеалогическим древом правящего дома.
Таким образом, идеологический контроль над прошлым приравнивался к контролю над настоящим, а время осознавалось как континуум, имеющий неодинаковую ценность в различных своих отрезках. Следствием такой ценностной ориентации стало стремление государства монополизировать контроль над прошлым, т. е. миром предков. Вопросы, связанные с созданием модели прошлого, сохраняли первостепенное значение на всем протяжении японской истории. Особенно большое внимание уделялось при этом происхождению, ибо именно оно в огромной степени служило легитимизирующим параметром сложившейся социальной структуры. В связи с этим можно говорить о генеалогическом коде японской истории, без учета которого невозможна сколько-нибудь адекватная интерпретация хронологического событийного ряда.
Эпоху Нара (710–784) с точки зрения общей направленности мысли вполне можно определить как время господства исторического сознания. Свод «Кодзики» был первым, но далеко не последним сочинением такого рода. Практически все имеющиеся в нашем распоряжении нарративные прозаические тексты можно квалифицировать как исторические, т. е. такие, где хронологическая последовательность является основным структурообразующим принципом. Всякий объект описания рассматривался во временном аспекте, а те явления, которые в историческом свете отразить было невозможно, не становились, как правило, объектом изображения. Общий мыслительный уровень культуры Японии был таков, что основным средством самоидентификации и самоосознания любой общественной группы и движения являлась именно история, а основу языка описания составляла хронология (мы имеем в виду, разумеется, только письменные формы культуры).
Показательно, что VII–VIII века не оставили практически ни одного крупного памятника религиозно-философской мысли, хотя заметный приток иммигрантов из Кореи и Китая в принципе допускал и это (исключение составляет весьма проблематичный с точки зрения достоверности комментарий к буддийским сутрам, приписываемый Сётоку-тайси). История страны (летописно-мифологический свод, хроника — «Нихон сёки», 720 г., «Сёку нихонги», 797 г.) и ее отдельных областей («Фудоки»[147]) дополнялась историей буддийских храмов (храмовые хроники) и людей (жития)[148].
В период составления «Кодзики» устная передача историко-генеалогической информации сосуществовала наряду с письменной. Первый нарративный памятник еще в полной мере несет на себе печать дописьменной культуры — сама письменность в нем выступает не только как инструмент порождения нового текста, но и как средство фиксации текстов, уже сложившихся в устной традиции.
В Предисловии к «Кодзики» сообщается, что после кровопролитной междуусобицы трон занял Тэмму (673–686), а состав правящих кругов претерпел существенные изменения, в связи с чем возникла необходимость пересмотра уже сложившихся представлений о вкладе тех или иных родов в «историю». Составитель «Кодзики» Оно Ясумаро приводит слова государя: «До нашего слуха дошло, что императорские летописи и исконные сказания, кои находятся во владении различных родов, расходятся с правдой и истиной, и к ним примешалось множество лжи и искажений… Посему нам угодно, чтобы были составлены и записаны императорские летописи, распознаны и проверены старинные сказания, устранены заблуждения и установлена истина, и чтобы она-была поведана грядущему потомству»[149].
С этой целью сказитель Хиэда-но Арэ выучил наизусть бытовавшие мифы и предания, записанные затем с его голоса Оно Ясумаро.
Итак, побудительным мотивом к составлению «Кодзики», т. е. к созданию определенной модели прошлого, послужило желание изгнать ложь и утвердить истину. Каким же образом можно было отличить истинное от ложного, т. е. решить проблему исторической достоверности? В самом тексте «Кодзики» содержатся указания на то, что вопрос о верифицируемости прошлого уже вставал. Так, «император» Ингё:, желая узнать, кто из подданных ложно возводил свое происхождение к богам, а кто — нет, повелел испытуемым опускать руки в кипящую воду. Предполагалось, что истинным потомкам богов эта процедура вреда принести не может. Подобное испытание в VIII веке было уже невозможно, равно как была еще невозможна и чисто литературная полемика. Способом верификации прошлого стала церемония освящения текста, что означало в данном случае соблюдение традиционной процедуры устного порождения текста, т. е. следование определенным ритуальным нормам, «поскольку истинность определяется не достоинствами того или иного „говорящего“, который не создает сообщение и лишь „вмещает“ его, но априорно приписывается тексту (по принципу „высеченное на камне, вырезанное на меди, или написанное на пергаменте, или произнесенное с амвона, или написанное стихами, или высказанное на сакральном языке и прочее — не может быть ложным“), то именно в наличии этих признаков, а не в личности говорящего, черпается уверенность в том, что сообщение заслуживает доверия»[150]. В нашем случае это означает, что в обществах с устной традицией передачи сакральной информации сам текст может адекватно функционировать и получает статус священного, лишь будучи передаваем через привычный канал, т. е. через сказителя. Этим и объясняется столь «непрактичный» способ фиксации текста «Кодзики», который по своему замыслу есть до определенной степени текст письменный, составленный по заранее определенному плану и допускающий сознательную обработку (отбор, редакцию) информации, т. е. создание фактически нового текста.
В «Кодзики» сочетаются как устный способ порождения текста, так и письменный. Устный текст обычно предполагает описание условий его создания, а письменный — его назначения. В Предисловии к «Кодзики» содержатся оба подхода. Само наличие предисловия есть явление культуры письменной, предполагающей возможность хронологического разрыва между временем начала создания текста и его окончанием, допускающим несовпадение порядка порождения с порядком трансляции. Помимо временного параметра, присутствующего в тексте устном, текст письменный приобретает и пространственность, которая создает возможность для манипулирования с его частями.
Будучи зафиксирован письменно, текст «Кодзики» мог предназначаться для чтения вслух. С другой стороны, особенности записи «Кодзики» свидетельствуют, что ввиду искажений, неизбежных при операции перевода с устного языка на письменный, текст памятника вряд ли мог с полной адекватностью воспроизводится устно (за исключением песен, которые были записаны иероглифами в их фонетической, а не смысловой функции). Используя текст в качестве инструмента для различного рода реконструкций, всегда следует иметь в виду возможность появления некоторой «минус-информации».
Сам Хиэда-но Арэ (мы условно считаем это лицо мужчиной; вопрос о половой принадлежности Хиэда-но Арэ продолжает оставаться открытым) принадлежал к цеху «сказителей» (катари-бэ), которые осуществляли устную передачу сакральной информации, одновременно являясь, вероятно, исполнителями и некоторых других жреческих функций (более поздние источники сохранили сведения об участии представительниц рода Хиэда в синтоистских ритуалах[151], а н одном раннехейанском источнике указывается, что предком рода была богиня Амэ-но Удзумэ — одна из ярчайших представительниц шаманского комплекса синтоизма[152]).
Хиэда-но Арэ в Предисловии к «Кодзики» описывается в терминах, принадлежащих к набору характеристик эпического сказителя: «отличался ясным умом и обладал замечательной памятью, увиденное оком — рассказывал языком, услышанное ухом — в сердце запечатлевал». Предполагается, что подобные сказители могли выступать в качестве воспитателей малолетних членов императорской фамилии. Впоследствии традиция сказительства получила широкое распространение в лице бродячих слепых монахов (бива-хоси).
Повествование «Кодзики» представляет собой рассказ о последовательном появлении на свет божеств (их потомки в мире людей также вносятся в текст памятника) и об их деяниях. Затем следует описание правлений «императоров» (тэнно, сумэрамикото; перевод этого термина как «император» — вполне условен), включающее генеалогию и деяния как их самих, так и основных царедворцев, получающих право на включение в текст лишь в связи с вовлеченностью их в силовое поле истории правящего дома.
Текст «Кодзики» имеет ясно выраженную идеологическую направленность: он призван обосновать легитимность правящей династии, а также справедливость положения, занимаемого ныне главами других влиятельных родов. Иными словами, задача состояла в том, чтобы создать такую модель прошлого, которая была бы изоморфна структуре социального настоящего.
В первом свитке повествуется о деяниях божеств, во втором и третьем — об «императорах». Основным хронологическим модулем второго и третьего свитков служит правление одного императора (исчисляемое годами), а первого — нехронометрированная последовательность появления на свет «поколений» божеств.
Поскольку мифологическо-летописный свод представляет собой продукт длительного развития исторического сознания, то невозможно говорить о единой модели времени для всего памятника. И если в мифологической своей части время свода — целиком «событийное», т. е. образуемое цепью событий, между которыми «время» перестает существовать, то в исторической (а, вернее, квазиисторической) части значение датировок несколько возрастает (продолжительность правления; год смерти государя; продолжительность его жизни). Тем не менее, говорить о сколько-нибудь последовательном применении погодного принципа организации «исторического» материала было бы преждевременно. И хотя давление развитой китайской исторической традиции заставило японских «историографов» прибегнуть к датировке некоторых событий по общему для Дальнего Востока 60-летнему циклу, вопросы, связанные с созданием абсолютной хронологии, стали волновать их намного позднее (Миёси Киёюки (847–918) был первым, кто озаботился ей и определил, что от начала правления полулегендарного Дзимму до девятого года правления Суйко (601 г.) прошло 1260 лет).
Обилие генеалогической информации, содержащейся в «Кодзики» (согласно подсчетам Умэдзава Исэдзо, в этом памятнике содержится 237 генеалогических сообщений, причем в их число не вошла наиболее многочисленная группа данных по правящему дому), свидетельствует, что японцев того времени более всего заботил счет по поколениям, а не по годам. И в дальнейшем, несмотря на весьма последовательное и широкое применение исчисления времени по годам (60-летний цикл, по годам и девизам правления), генеалогический принцип хронометража продолжал сохранять очень большое значение, что еще раз подтверждает справедливость соображения о генеалогическом коде японской истории.
Правления «императоров» охарактеризованы с разной степенью полноты. Для некоторых из них приводятся лишь генеалогические данные, являющиеся единственным элементом, общим для всех правлений и поэтому структуроформирующим текст. По всей вероятности, наиболее ранним прототипом летописи послужили генеалогические списки (предания), оглашаемые во время ритуала погребения государя с целью передачи магической силы следующему правителю[153].
Хронология первых правителей носит в памятнике полулегендарный характер. Только с середины VI века немногочисленные датировки «Кодзики» начинают более корректно соотносится с данными корейских и китайских источников, а также второго мифологическо-летописного свода «Нихон сёки» (720 г.).
Несмотря на большую и заслуженную известность «Кодзики» как в современной Японии, так и на Западе, следует иметь в виду, что в древней и средневековой Японии этот памятник практически не был известен. Его повторное открытие связано с активной филологической деятельностью ученых школы «национального учения» (кокугаку) на протяжении XVII–XVIII веков, явившихся первыми комментаторами «Кодзики». До этого времени памятник был практически выведен из сферы реального интеллектуального и религиозного опыта. Самый ранний список свода датируется 1373 г., а его название не упоминается в других источниках. Таким образом, приходится признать, что, хотя текст «Кодзики» отражает многие реалии картины мира древних японцев, влияние его на последующую раннесредневековую традицию оказалось в лучшем случае ограниченным. Поэтому вопрос о практическом функционировании памятника является чрезвычайно сложным. Некоторые ученые даже придерживались одно время мнения о том, что текст «Кодзики» был составлен в IX веке. Однако эта точка зрения не разделяется большинством современных исследователей и опровергается тщательным содержательным и лингвистическим анализом.
Ответ на вопрос о причинах такой культурной «забывчивости» следует, видимо, искать в двух направлениях. Во-первых, свод мог служить в качестве родовой эзотерической хроники правящего дома. Во-вторых (и нам такое предположение кажется наиболее перспективным), он мог представлять собой забракованный культурой вариант истории Японии. Это связано с архаической формой порождения текста (все последующие хроники являются продуктом целиком письменного творчества). Наконец, текст «Кодзики», по всей вероятности, слабо учитывал реальное соотношение сил внутри правящих кругов и не отражал возросшего влияния тех родов, которые проникли в структуру родоплеменной аристократии сравнительно недавно. Самым ярким примером может служить род Фудзивара, отпочковавшийся от синтоистского жреческого рода Накатоми. К началу VIII века он приобрел значительное влияние при дворе, однако «Кодзики» обходит его вниманием. Не содержится в памятнике и никаких сведений относительно буддизма, который в момент создания «Кодзики» стал выполнять роль составной части общегосударственной идеологии.
Таким образом, ценностные установки составителей «Кодзики» были продиктованы той частью правящей элиты, которая в наибольшей степени была заинтересована в максимальной консервации протогосударственных идеологических и социальных структур. Этим, собственно, во многом и определяется наш интерес к этому памятнику, который позволяет проникнуть в духовный мир древних японцев.
Девятнадцать государей[154]: от государя Опосазаки[155] до государыни Тоёмикэ Касикия Пимэ[156].
Опосазаки-но Микото пребывал во дворце Такату, что в Нанипа, и правил Поднебесной. Этот государь взял в жены Ипа-но Пимэ-но Микото[157] — дочь Кадураки-но Соту Бико[158].
Государыня.
У них родились дети: Опоэ-но Изапо Вакэ-но Микото, затем — Суминоэ-но Накату Опокими, затем — Тадипи-но Мидупа Вакэ-но Микото, затем — Воасадума Вакуго-но Сукунэ-но Микото.
Четыре столпа.
Ещё он взял в жены помянутую выше Каминага Пимэ — дочь Пимука-но Морогата-но Кими Усиморо. У них родились дети: Патаби-но Опоиратуко.
Другое имя — Опокусака-но Опокими.
Затем — Патаби-но Вакииратумэ. Её другое имя — Нагамэ Пимэ-но Микото, еще одно имя — Вакакусакабэ-но Микото.
Два столпа.
Ещё он взял в жены свою единокровную сестру — Ята-но Вакииратумэ. Ещё он взял в жены свою кровную сестру — Удзи-но Вакииратумэ. Обе они были бездетны.
Всего у государя Опосазаки было шестеро детей.
Пять принцев и одна принцесса.
Изапо Вакэ-но Микото[159] правил Поднебесной. Потом Тадипи-но Мидупа Вакэ-но Микото[160] тоже правил Поднебесной. Потом Воасатума Вакуго-но Сукунэ-но Микото[161] тоже правил Поднебесной.
В правление этого государя были учреждены Кадураки-бэ в виде минасиро[162] для государыни Ипа-но Пимэ-но Микото, еще учреждены Мина-бэ в виде минасиро для престолонаследника Изахо Вакэ-но Микото, еще учреждены Тадипи-бэ в виде минасиро для Мидупа Вакэ-но Микото, еще учреждены Опокусака-бэ в виде минасиро для Опокусака-но Опокими и Вакакусака-бэ в виде минасиро для Вакакусакабэ-но Опокими. Люди Пата в качестве трудовой повинности возвели плотину Мамута и миякэ[163] в Мамута. Ещё были вырыты пруды Вани и Ёсами[164]. Ещё был вырыт канал Нанипа, соединявшийся с морем. Ещё был вырыт канал Вобаси. Ещё была построена гавань Суминое[165].
Как-то государь взошел на высокую гору и, окинув взглядом все четыре стороны[166] рек: «Не вижу дыма в стране[167]. Все в стране — бедны. А посему в течение трех лет да будут все люди освобождены от трудовой повинности и податей». Поэтому дворец обветшал, крыша от дождя протекала, но ничего не делалось. Там, где от дождя протекало, стояли сосуды, [а люди] перемещались туда, где было сухо.
Когда [государь] еще раз окинул взглядом страну, отовсюду поднимался дым[168]. Поскольку люди стали зажиточны, трудовая повинность и подати были возобновлены. Люди стали процветать и не страдали от трудовой повинности. Поэтому о его правлении говорили, что это было правление мудрого государя[169].
Государыня Ипа-но Пимэ-но Микото была очень ревнива. Поэтому она не терпела во дворце других женщин, прислуживающих государю. А если что было не по ней, приходила в ярость. Прослышав о красоте Куро Пимэ, дочери Киби-но Абамэ-но Атапи, государь призвал ее к себе. Однако она убоялась ревности государыни и сбежала к себе на родину. Видя с высокой башни, как скрывается в море лодка Куро Пимэ, государь пропел:
Услышав эту песню, государыня пришла в гнев и отправила людей, чтобы они догнали [Куро Пимэ] и заставили ее возвращаться пешком. Государь же, тоскуя по ней, обманул государыню, сказав: «Хочу взглянуть на остров Апади». Прибыв на остров Апади, он посмотрел вдаль и пропел:
Вижу остров Сакэ[174].
С этого острова государь проследовал в землю Киби. Здесь Куро Пимэ отвела его к подножью холма и накормила. Когда она собирала зелень, чтобы сделать похлебку, государь приблизился к тому месту, где она собирала зелень и пропел:
Какая радость —
Вместе с девушкой из Киби
Зелень собирать,
Что растет
В горах.
Когда государь стал возвращаться, Куро Пимэ подарила ему песню:
И еще она спела:
Чей муж
Уходит в Ямато?
Чей муж уходит
Тайно,
Как подземный поток?
Потом решила как-то государыня устроить пир и отправилась в землю Ки, чтобы набрать листьев митуна-касипа[176]. Государь же взял тогда себе в жены Ята-но Вакииратумэ. Когда государыня возвращалась обратно на лодке, наполненной листьями митуна-касипа, [некий муж], отбывавший трудовую повинность[177] в ведомстве по доставке воды ко двору[178], который происходил из уезда Косима земли Киби, возвращался к себе на родину; на большой переправе в Нанипа он встретил отставшую от всех лодку [некой жены], служившей в дворцовых хранилищах. Он сказал ей: «Государыня пребывает в таком спокойствии — наверное, она не знает, что государь взял в жены Ята-но Вакииратумэ и день и ночь развлекается с ней?» Услыша такие речи, служительница хранилищ догнала лодку государыни и в точности передала то, что ей было сказано. Государыня пришла в великий гнев и ярость и побросала в море все листья митуна-касипа, что были в лодке. Вот почему это место называется мысом Миту[179]. Не заезжая во дворец, она направила свою лодку вверх по каналу[180], проследовав по течению реки Ямасиро. В это время она пропела:
Проплыв по Ямасиро, она прибыла к горе Нара и пропела:
Пропев так, она вернулась, остановившись на какое-то время в Тутуки, в доме у Нуриноми, человека из Кара[186].
Государь, узнав, что государыня проезжает через Ямасиро, отправил тонэри[187] по имени Торияма с такой песней:
Торияма! Догони,
Догони ее, догони ее
В Ямасиро —
Мою любимую жену,
Догони и встреть.
После этого он отправил еще Вани-но Оми Кутико и пропел так:
И еще он спел так:
Женщина из Ямасиро,
Где гора за горой,
Деревянной мотыгой
Редьку копает.
Как редька,
Твои руки белы.
Если не делил с тобой подушку,
Скажи, что не знаешь меня.
Когда Кутико-но Оми пел эту песню, пошел сильный дождь. Не прячась от дождя, он встал на колени перед главным входом в дом [государыни]. Но она ушла к заднему входу. Тогда он встал на колени перед задним входом. Но она ушла к главному входу. Когда он прополз во двор и стал на колени там, вода пролилась ему за шиворот. На Оми были голубые одежды[190] с красным шнуром. Когда дождь намочил красный шнур, голубой окрасился красным.
Кути-Пимэ, младшая сестра Кутико-но Оми, служила у государыни. Кути Пимэ пропела так:
Во дворце Тутуки,
Что в Ямасиро,
Мой старший брат
Говорит…
Слезы текут.
Когда государыня спросила ее, почему она [поет так], она отвечала: «Ведь это мой старший брат, Кутико-но Оми».
В это время Кутико-но Оми, его младшая сестра Кути Пимэ и Нуриноми — всего их было трое, — договорились между собой и доложили государю: «Причина, по которой государыня отправилась [в Ямасиро], такова. Нуриноми выращивает странное насекомое, которое превращается трижды: сначала оно превращается в ползающее насекомое, потом оно превращается в куколку, потом — в летающую птицу. [Государыня] уехала просто для того, чтобы увидеть это насекомое. Ничего предосудительного у нее на сердце нет».
Когда ему рассказали об этом, государь рек: «В таком случае я тоже нахожу это странным. Хочу увидеть [насекомое]». Отправившись из своего большого дворца, он проследовал в дом Нуриноми. Нуриноми же преподнес государыне выращиваемое им насекомое, которое меняет свой облик трижды.
Государь стоял перед дверьми, ведущими к государыне, и пропел так:
Женщина из Ямасиро,
Где гора за горой,
Деревянной мотыгой
Редьку копает.
Шумит.
Говорила шумно —
Вот и пришли, вот и дошли —
[Много нас] — словно деревьев,
Что видны отовсюду.
Эти шесть песен, пропетых государем и государыней, называются ситуута-но утапикапэси[191].
Государь, тоскуя по Ята-но Ваки Иратумэ, послал ей песню. В песне говорилось:
Ята-но Ваки Иратумэ спела в ответ:
Пусть камышинка
В Ята
Не имеет побегов.
Если мой господин
Считает, что она хороша,
Пусть не имею побегов.
Были учреждены Ята-бэ в виде минасиро[194] для Ята-но Ваки Иратумэ.
Через своего младшего брата — Паябуса Вакэ-но Опокими — государь стал просить [согласия стать его женой] у своей единокровной сестры Мэдори-но Опокими. Мэдори-но Опокими сказала Паябуса Вакэ-но Опокими: «Поскольку [государь] страшится государыни, то он не взял себе Ята-но Ваки Иратумэ. Поэтому не буду ему служить. Хочу быть твоей женой». И тут они стали мужем и женой. Поэтому Паябуса Вакэ-но Опокими ничего не доложил [государю]. Тогда государь проследовал туда, где находилась Мэдори-но Опокими, и встал у порога ее покоев. В это время Мэдори-но Опокими находилась у ткацкого станка и ткала одежду. Тут государь пропел:
Моя госпожа
Мэдори,
Кому ткешь
Ты одежду?
Мэдори-но Опокими спела в ответ:
Тогда государь понял, что у нее на сердце, и возвратился во дворец. В это время вернулся ее муж Паябуса Вакэ-но Опокими и его жена, Мэдори-но Опокими, спела так:
Государь услышал эту песню и поднял войска, чтобы убить [супругов]. Но Паябуса Вакэ-но Опокими и Мэдори-но Опокими сбежали и скрылись, поднявшись на гору Курапаси. В это время Паябуса Вакэ-но Опокими спел так:
И еще он спел:
Затем они убежали оттуда и когда прибыли в Сони, что в Уда, войска настигли их и убили. Полководец Ямабэ-но Опотатэ-но Мурази снял жемчужный браслет с руки Мэдори-но Опокими и отдал его своей жене. Позднее, когда готовились устроить пир, женщины из многих родов явились ко двору. У жены Опотатэ-но Мурази на руке был браслет [Мэдори-но] Опокими. Государыня Ипа-но Пимэ-но Микото сама брала сделанные из листьев чарки с праздничным вином и подавала их женам из многих родов. Затем государыня узнала жемчужный браслет, отказалась подать чарку праздничного вина [жене Опотатэ-но Мурази] и ушла. [Она] призвала Опотатэ-но Мурази и рекла так: «Этих людей прогнали, поскольку они не оказывали должного уважения. И ничего в том странного нет. Но ты, раб, снял жемчужный браслет с руки той, кто выше тебя, когда тело ее еще не остыло и отдал его своей жене». Его приговорили к смертной казни[199].
Однажды государь проследовал на остров Пимэ, чтобы устроить там пир. В это время дикая гусыня снесла на острове яйцо[200]. Государь призвал Такэути-но Сукунэ-но Микото и спел ему песню, в которой спрашивал, как удалось дикой гусыне снести яйцо. В песне говорилось:
Тогда Такэути-но Сукунэ пропел:
О, сын солнца,
Сияющий в вышине!
Хорошо,
Что ты спросил меня,
Правильно,
Что ты спросил меня.
Долго я живу
В этом мире,
Но не слышал никогда,
Чтобы гусыня снесла яйцо
В стране неба —
Ямато.
После того, как он сказал так, ему была преподнесена цитра-кото и он спел:
Мой господин
Будет долго править —
Потому гусь и снес яйцо.
Это — песня покиута-но катаута[204].
Во время этого правления высокое дерево росло к западу от реки Тоноки. Когда утреннее солнце достигало этого дерева, оно отбрасывало тень до острова Апади; когда вечернее солнце достигало его, его тень переваливала за гору Такаясу. Дерево срубили и сделали из него корабль, очень быстроходный корабль. Этот корабль назвали «Карано». Этот корабль днем и ночью доставлял воду к государеву столу с источников на острове Апади. Когда корабль пришел в негодность, [дерево, из которого он был сделан], стали использовать для выпаривания соли, а из остатков сделали цитру-кото, звук которой был слышен за семь ри[205]. По этому случаю пели такую песню:
«Карано» пошел
На выпаривание соли,
А из остатков
Сделали кото.
Тронешь его струны —
Словно водоросли колеблются
Возле скал в Юра —
Чисто звучат —
Сая, сая[206].
Эта песня — ситуута-но утапикапэси.
Прожил государь восемьдесят лет и еще три года.
Он скончался пятнадцатого дня восьмой луны четвертого года Зайца[207].
Его гробница находится в Мимихара, что в Моэу[208].
Его сын, Изапо Вакэ-но Опокими, управлял Поднебесной из дворца Ваказакура, что в Ипарэ. Этот государь взял в жены Куропимэ-но Микото, дочь Асида-но Сукунэ, который приходился сыном Кадураки-но Сотубико. У них родились дети: Ити-но Пэ-о Осипа-но Опокими, затем Мима-но Опокими, затем младшая дочь Авоми-но Иратумэ, по-другому ее звали Ипитоё-но Иратумэ.
Три столпа.
Когда государь впервые вошел во дворец Нанипа, он праздновал Праздник первых плодов[209] и устроил пир. Он повеселел от праздничного вина и отошел ко сну. Тогда его младший брат, Суминоэ-но Накату Опокими, задумав взять жизнь государя, поджег Большой дворец[210]. Но предок Ая-но Атапи, по имени Ати-но Атапи, тайно проник туда, взвалил [государя] на коня и увез в Ямато. Когда они прибыли в Тадипино, государь открыл глаза и спросил: «Где я?» Ати-но Атапи сказал: «Суминоэ-но Накату Опокими поджег Большой дворец. Поэтому мы бежим в Ямато». Тогда государь спел так:
Если бы знал, что
Спать придется в Тадипино.
Захватил бы с собой
Циновку-навес — если б знал,
Что спать придется…
Когда достигли холма Панипу, [государь] посмотрел в сторону дворца Нанипа — пламя все еще пылало. Тогда государь пропел еще раз:
На холме Панипу
Огляделся — увидел
Дома, объятые
Пламенем ярким —
Там, где дом жены.
Когда добрались до горы Опосака, встретили женщину. Женщина сказала: «Много людей с оружием окружили гору. Чтобы идти дальше, обогните их по дороге Тагима». Тут государь спел так:
На горе Опосака
Встретил деву.
Спросили дорогу —
Не ходите прямо, сказала.
Сказала идти дорогой Тагима.
Потом продолжил свой путь и остановился в храме Исо-но Ками.
В это время его младший брат, Мидупа Вакэ-но Микото, пришел к нему и попросил о встрече. Государь же рек так: «Я подозреваю, что ты заодно с Суминоэ-но Накату Опокими. Поэтому не стану говорить с тобой». Гот отвечал: «В сердце у меня нет грязи. И я не заодно с Суминоэ-но Накату Опокими». Тогда государь рек: «Если так, немедленно иди назад, убей Суминоэ-но Накату Опокими и возвращайся обратно. И тогда я непременно стану говорить с тобой».
[Мидупа Вакэ-но Микото] вернулся в Нанипа и обманул человека [из племени] паяпито[211] по имени Собакари, который служил у Суминоэ-но Накату Опокими, сказав ему так: «Если послушаешься меня, то я стану государем, а ты будешь главным министром[212] и станем управлять Поднебесной. Что скажешь?» Собакари отвечал: «Будет так, как ты говоришь». Щедро одарив людей паяпито, он сказал им: «Убейте вашего господина». Тайно высмотрев, когда его господин отправился в отхожее место, Собакари пронзил его копьем насмерть.
После этого [Мидупа Вакэ-но Микото] отправился вместе с Собакари в Ямато. Когда они достигли горы Опосака, он подумал: «Собакари постарался для меня на славу, но он сделал грязное дело — убил своего господина. Однако если не награжу его за службу, обо мне скажут, что я несправедлив. Если же поступлю справедливо, то в сердце своем буду страшиться его. Поэтому вознагражу его, но уничтожу его тело».
Поэтому он сказал Собакари: «Сегодня остановимся здесь. Прежде дарую тебе звание главного министра, а завтра продолжим путь». Остановившись у горы, устроили временный дворец и тут же приступили к пиру. Человеку паяпито было даровано звание главного министра, и сто чиновников почтили его. Паяпито радовался и думал, что его желания исполнились. Тут [Мидупа Вакэ-но Микото] сказал паяпито: «Сегодня будут пить вино из той же чарки, что и главный министр». Когда они пили вместе, он предложил пить вино в чаше [такой большой], что она скрывала лицо.
Принц пил первым, а паяпито — после. Когда паяпито стал пить, чаша скрыла его лицо и тогда [Мидупа Вакэ-но Микото] выхватил меч, спрятанный под циновкой, и поразил паяпито в горло. Он продолжил путь на следующий день. Поэтому это место называется Тикату-Асука[213].
Прибыв в Ямато, он сказал: «Сегодня остановлюсь здесь и совершу обряд очищения[214]. На следующий день отправлюсь дальше и совершу моление в храме». Поэтому это место называется Топоту-Асука[215]. Затем он добрался до храма Исо-но Ками и велел передать государю: «Твое повеление по умиротворению выполнено. Я пришел и жду тебя». Тогда государь призвал его и говорил с ним. В это время государь впервые назначил главного казначея[216] — Ати-но Атапи и даровал ему землю.
В это же правление [роду] Вакасакурабэ-но Оми было даровано имя Вакасакурабэ, [роду же] Пимэда-но Кими было даровано кабанэ [Кими] и он стал называться Пимэда-но Кими. И еще были учреждены Ипарэ-бэ.
Прожил же государь шестьдесят лет и еще четыре года[217].
Он скончался третьего дня первой луны девятого года Обезьяны[218].
Его гробница находится в Мозу.
Его младший брат — Мидупа Вакэ-но Микото — пребывал во дворце Сибакаки, что в Тадипи, и правил Поднебесной. Росту в нем было девять сяку и два с половиной суна[219]. Зубы у него были длиной в один сун, а шириной в два кида[220]. Верхние и нижние [зубы] были одинаковы и походили на жемчужины в ожерелье[221].
Государь взял в жены Туно-но Иратумэ, дочь Вани-но Когото-но Оми. У них родились дети: Капи-но Иратумэ, затем — Тубура-но Иратумэ. Ещё он взял в жены дочь того же Оми по имени Отопимэ. У них родились дети: Такара-но Опокими, затем — Такабэ-но Иратумэ. Всего у него было четыре ребенка-столпа. Прожил государь шесть десятков лет.
Он скончался в седьмой луне четвертого года Быка[222].
Его могила находится в Мозу.
Его младший брат — Воасадума Вакуго-но Сукунэ-но Опокими[223] — пребывал во дворце Топоту-Асука и правил Поднебесной. Государь взял себе в жены младшую сестру Опоподо-но Опокими по имени Осисака-но Опонакату Пимэ-но Микото[224]. У них родились дети: Кинаси-но Кару-но Опокими, затем Нагата-но Опоиратумэ, затем — Сакапи-но Курапико-но Опокими, затем — Анапо-но Микото, затем — Кару-но Опоиратумэ, ее другое имя — Сотопоси Иратумэ.
Она звалась Сотопоси-но Опокими потому, что свет от ее тела просвечивал сквозь одежды[225].
Затем — Ятури-но Сиропико-но Опокими, затем — Опопатусэ-но Микото, затем — Татибана-но Опоиратумэ, затем — Саками-но Ирагумэ.
Девять столпов.
Всего у государя было девять столпов.
Пятеро принцев и четыре принцессы.
Один из этих девятерых детей — Анапо-но Микото[226] — правил Поднебесной. А потом еще Опопатусэ-но Микото[227] правил Поднебесной.
Когда государь должен был наследовать небесному солнцу, он отказался, сказав: «Долгое время я [страдаю] от одной болезни. [Потому] не могу наследовать небесному солнцу». Однако поскольку государыня и все придворные настойчиво уговаривали его, он стал править Поднебесной. В это время царь страны Силла прислал корабль с данью. Послом же был Кому Патини Каники Му. Этот человек хорошо знал врачебное дело. Он излечил государя.
Сожалея о том, что роды[228], титулы родов[229] и имена людей в Поднебесной пришли в беспорядок и перепутались[230], поставил государь кукабэ[231] перед [божеством] Амакаси-но Котоясо Магатупи и привел в порядок все имена и титулы в Поднебесной. Ещё он учредил кару-бэ в виде минасиро для престолонаследника Кинаси-но Кару. Осака-бэ в виде минасиро были учреждены для государыни. Капа-бэ в виде минасиро были учреждены для младшей сестры государыни по имени Тави-но Накату Пимэ. Государь прожил семь десятков и еще восемь лет.
Он скончался пятнадцатого дня первой луны первого года Лошади[232].
Его гробница находится в Нагаэ в Вэга, что в Капути.
После того, как государь скончался, престолонаследник Кинаси-но Кару должен был наследовать небесному солнцу, но до того, как он занял престол, он незаконно спал со своей младшей сестрой Кару-но Опоиратумэ. Он пел так:
Ноги устали[233] —
Обрабатываю поле в горах.
Гора высока,
Под землею бежит вода.
Тайно ходил на свидания
Ко своей сестре.
Тайно плакал
По своей жене.
Ночью сегодняшней
Тела ее нежно коснусь.
Это — песня сирагэ-ута[234]. И еще он пел так:
Град мерно стучит
По листьям бамбука.
Наспался с нею
Вдосталь — теперь
Пусть даже уйдет она…
Если высплюсь-насплюсь
С любимой —
Пусть даже молвим прости-прощай,
Как скошенные травинки,
Если высплюсь-насплюсь…
Это — песни пинабури-но агэута[235].
По этой причине чиновники и люди в Поднебесной отвернулись от престолонаследника Кару и повернулись к принцу Анапо[236]. Престолонаследник Кару испугался, скрылся в доме Опомапэ Вомапэ Сукунэ-но Опооми и вооружился.
Стрелы, сделанные в это время, были с медными наконечниками. Поэтому эти стрелы называли стрелы-кару[237].
Принц Анапо тоже вооружился.
Стрелы, сделанные им, — это стрелы, используемые сегодня. Их называют стрелы-анапо[238].
Принц Анапо поднял войска и окружил дом Опомапэ Вомапэ Сукунэ-но Опооми. Когда он подходил к воротам, пошел сильный дождь с градом. Поэтому он пропел:
Выйди, спрячься
Под воротами,
Опомапэ Вомапэ
Сукунэ. Подождем,
Пока кончится дождь.
Тогда Опомапэ Вомапэ Сукунэ вышел с поднятыми руками и, похлопывая по ляжкам, стал петь и танцевать. В его песне говорилось:
Эта песня называется мияпито-бури[240].
Пропев так, [Опомапэ Вомапэ Сукунэ] подошел ближе и сказал: «О, сын моего государя! Не поднимай оружия против своего старшего брата. Если ты поднимешь оружие, люди непременно будут смеяться. Я сам поймаю и доставлю его тебе». Тогда [Анапо-но Мико] распустил войско и ушел. Опомапэ Вомапэ Сукунэ схватил престолонаследника Кару и привел его к нему. Когда его схватили, престолонаследник спел так:
Летящая по небу[241]
Девушка Кару!
Громко заплачу —
Люди узнают.
Тайно плачу и плачу —
Как голуби
На горе Паса.
И еще он спел так:
Летящая по небу
Девушка Кару!
Приди ко мне тайно —
Выспись и уходи.
Девушка Кару!
Престолонаследник Кару был сослан на источники Иё[242]. Когда ему надлежало отбыть в ссылку, он спел так:
Птицы, летящие в небе, —
Тоже посланники.
Услышишь крик
Журавля — спроси
Его обо мне.
Эти три песни называются амада-бури[243]. И еще он пел так:
Если я, господин,
Буду изгнан на остров,
Есть много кораблей,
На которых можно вернуться.
Не трогайте мою циновку!
Хоть на словах говорю
О циновке, хочу сказать:
Не трогайте мою жену!
Эта песня называется пинабури-но катаороси[244].
Сотопоси-но Опокими[245] преподнесла песню. В ней говорилось:
Позже, не в силах сдержать свою любовь, она последовала за ним и спела так:
Дерево яматаду называется теперь миятукоги.
Когда она догнала его, он ждал ее и горевал о ней. Он спел так:
И еще он спел так:
В верховьях
Реки Патусэ[253],
В стране, где хоронятся,
Установлен священный шест[254],
В низовьях —
Установлен правильный шест.
На священном шесте
Повешено зеркало,
На правильном шесте —
Повешен драгоценный камень.
Любимая — мой
Драгоценный камень,
Жена — мое Зеркало.
Если б сказали,
Что здорова ты,
Заскучал бы о родной стороне,
Пошел бы домой.
Когда он спел так, они убили себя[255].
Эти две песни называются ёми-ута[256].
Его сын, Анапо-но Мико, пребывал во дворце Исо-но Ками-но Анапо-но Мия и правил Поднебесной.
Ради своего младшего брата, Опопатусэ-но Мико[257], государь отправил предка Сакамото-но Оми[258], по имени Нэ-но Оми, к Опокусака-но Опокими[259], сказав ему так: «Желаю, чтобы твоя младшая сестра, Вакакусака-но Опокими, вышла замуж за Опопатусэ-но Мико. Доставь ее». Опокусака-но Опокими поклонился четыре раза и сказал: «Я предполагал, что может выйти такое повеление. Поэтому я никуда не отсылал ее, держал здесь. С почтением преподношу ее в соответствии с повелением». Думая, однако, что было бы невежливым ответить [только] словами, он от имени своей сестры в благодарность подарил корону с каменьями[260].
Нэ-но Оми похитил эту корону с каменьями, посланную в благодарность, и оклеветал Опокусака-но Опокими: «Опокусака-но Опокими ослушался государева повеления. Он сказал так: „Разве моя младшая сестра — подстилка для равного ей?“ Сказав так, он схватился за свой меч и пришел в ярость».
Государь сильно разгневался, убил Опокусака-но Опокими, а его главную жену, Нагата-но Опоиратумэ[261], взял себе и сделал государыней.
Через какое-то время после этого государь почивал днем на божественной постели[262]. Он сказал государыне: «Тебя что-то беспокоит?» Она отвечала: «Я окружена теплой заботой государя. Что же может беспокоить меня?» Сыну государыни от прошлого мужа, Маёва-но Опокими, было тогда семь лет. В это время он играл внизу. Государь не знал, что юный принц играл внизу, и сказал государыне: «Меня постоянно беспокоит то, что когда твой сын, Маёва-но Опокими, вырастет, он может узнать, что я убил принца, его отца, и тогда в сердце его зародится злоба».
Игравший внизу Маёва-но Опокими подслушал его речи. Тайно дождавшись, когда государь заснет, он взял меч, который лежал возле него, перерезал ему горло и скрылся в доме у Тубура Опоми.
Государю было пять десятков и еще шесть лет[263]. Его гробница находится в Фусими, что в Сугапара.
Опопатусэ-но Мико был тогда еще юношей. Узнав о том, что случилось, он пришел в гнев и ярость, отправился к своему старшему брату Куропико-но Опокими и сказал так: «Государь убит. Что будем делать?» Куропико-но Опокими оставался спокоен, [ибо] был ленив. Тогда Опопатусэ-но Опокими стал ругать старшего брата, сказав так: «Как ты можешь оставаться безучастным, услышав, что государь — твой старший брат — убит? Как ты можешь оставаться спокойным и ничего не предпринимать?» Схватив его за воротник, он вытащил его наружу, обнажил меч и убил его.
Затем [Опопатусэ-но Мико] отправился к своему старшему брату Сиропико-но Опокими и снова рассказал ему о том, что случилось. Но он оставался безучастен, как и Куропико-но Опокими. Схватив его за шиворот, он вытащил его наружу и привел в Вопарида. Там он выкопал яму, поставил в нее [Сиропико-но Опокими] и стал закапывать его. Когда он закопал его по грудь, оба глаза его вывалились, и он умер[264].
Потом [Опопатусэ-но Мико] поднял войска и окружил дом Тубура Опоми. Там тоже подняли войско и стали биться. Стрелы летели, как осыпающиеся [цветы] тростника[265]. Тогда Опопатусэ-но Опокими взял копье и, используя его как посох[266], заглянул внутрь [дома] и сказал: «Здесь ли та девушка, с которой я говорил?» Услышав эти слова, Тубура Опоми вышел наружу, бросил оружие, что было у него, восемь раз поклонился[267] и сказал: «Моя дочь Кара Пимэ, которую ты посещал на днях, находится здесь и будет служить тебе. Вместе с ней я преподношу тебе миякэ[268].
Миякэ в пяти деревнях — это нынешние люди сонопито[269] в пяти деревнях, что в Кадураки.
Причина же, по которой я сам не вышел к тебе, такова: со времен древних известно, что оми и мурази могут скрываться в доме принца, однако не известно нам, чтобы принц скрывался в доме оми[270].
Поэтому думаю я, что даже если я, низкий Опоми, буду биться изо всех сил, победить не смогу. Но не брошу принца, пришедшего за помощью в мой недостойный дом, даже если это будет стоить мне жизни».
Сказав так, он снова взял оружие, вернулся обратно и стал сражаться. Но силы его истощились, кончились стрелы, и он сказал принцу: «Руки мои покрыты ранами, стрелы кончились. Больше сражаться не могу. Что будем делать?»
Принц отвечал: «Тут уж ничего поделать нельзя. Убей меня!» Тогда [Тубура Опоми] взял меч и убил принца, а себе перерезал горло.
Через какое-то время Карабукуро, предок Апуми-но Сасаки-но Яма-но Кими, сказал так: «На равнине Каяно в Кутавата, что в Апуми, есть много оленей. [Их так много, что] ноги их подобны зарослям чернобыльника, торчащие же вверх рога подобны высохшим соснам». Тогда [Опопатусэ-но Опокими] взял с собой Итинопэ-но Осипа-но Опокими[271] и проследовал в Апуми. Когда добрались до этой равнины, каждый из них построил временный дворец и остановился там. Наутро, когда еще не вышло солнце, Осипа-но Опокими с чистым сердцем подскакал ко временному дворцу Опопатусэ-но Опокими и сказал людям Опопатусэ-но Опокими так: «Он еще спит? Сейчас же скажите ему, что уже рассвело. Пора отправляться на охоту». Сказав так, он ускакал. Но люди Опопатусэ-но Опокими сказали ему: «Принц ведет странные речи. Нужно быть настороже. И еще: нужно взять с собой оружие»[272]. Тогда [Опопатусэ-но Опокими] под платье поддел доспехи, взял лук со стрелами и вскочил на коня. Когда их кони поравнялись, он достал стрелу, выпустил ее в Осипа-но Опокими и свалил его на землю. Потом изрубил его, сложил [останки] в лохань для кормления лошадей и зарыл их в землю.
Услышав о случившемся, сыновья Итинопэ-но Опокими, Окэ-но Опокими и Вокэ-но Опокими[273] (двое) скрылись. Когда они прибыли в Карипави, что в Ямасиро, и приступили к трапезе, к ним подошел старик с татуировкой на лице[274] и отобрал у них еду. Двое принцев сказали: «Нам еды не жалко. Но скажи — кто ты такой?» Тот отвечал: «Я — Викапи из Ямасиро». Потом они переправились через реку Кусуба и добрались до земли Парима. Войдя в дом жителя этой земли по имени Сизиму, они укрылись там. Их стали использовать [как скотников] — они присматривали за лошадьми и коровами.
Опопатусэ-но Вакатакэру-но Микото пребывал во дворце Асакура, что в Патусэ, и правил Поднебесной. Государь взял в жены Вакакусакабэ-но Опокими, младшую сестру Опокусака-но Опокими.
Детей не было.
Ещё он взял в жены Кара Пимэ, дочь Тубура Опоми. У них родились дети: Сирака-но Микото[275], затем — младшая дочь Вакатараси Пимэ-но Микото.
Два столпа.
Для престолонаследника Сирака были учреждены сирака-бэ в виде минасиро. Ещё были учреждены пацусэбэ-но тонэри, и еще были учреждены капасэ-но тонэри. В это время [в Ямато] переправились люди из Курэ[276]. Эти люди из Курэ обосновались в Курэпара. Поэтому это место и называется Курэпара.
Вначале, когда государыня пребывала в Кусака, [государь] проследовал в Капути по дороге Тадагоэ. Когда он поднялся на гору и оглядел страну[277], он увидел дом с балками на крыше[278]. Государь спросил об этом доме: «Чей это дом с балками на крыше?» Ему ответили: «Это дом Сики-но Опоагатануси». Государь рек: «Раб! Он построил дом, похожий на дворец государя!»[279] Так сказав, он отправил людей, чтобы они сожгли дом. Тогда Агатануси склонился в страхе и сказал: «Я, раб, дрожу от страха, ибо по ошибке построил [дом], рабу не подходящий. Поэтому преподношу вещь, предназначенную для почтительных приношений». Покрыл материей белую собаку[280] и повесил ей колокольчик, взял у своего родственника Косипаки собачий поводок и преподнес все это.
Поэтому [государь] повелел не поджигать его дом. Он проследовал к Вакакусакабэ-но Опокими и подарил ей собаку, велев передать ей так: «Эту диковинную вещь я обрел сегодня по дороге. Это — свадебный подарок». Сказав так, подарил.
Вакакусакабэ-но Опокими велела передать государю так: «Очень страшно, что ты идешь, имея солнце за спиной[281]. Лучше я пойду прямо [в твой дворец] и буду служить тебе». Поэтому он отправился во дворец и [по пути туда] взошел на гору и спел так:
В горных долинах,
Здесь и там,
Между горами в Кусакабэ
На этой стороне
И горами в Пэгури,
Где тростниковые циновки,
Стоит развесистый дуб
С широкими листьями.
Под ним ствол к стволу
Растет бамбук.
А вверху растет
Буйный бамбук.
Ствол к стволу —
Мы не спали так.
Буйный бамбук —
Мы не спали так хорошо.
Но потом будем тесно спать,
Любимая жена!
Затем [государь] велел доставить песню к [Вакакусакабэ-но Опокими].
Ещё, уже в другое время, государь совершал путешествие и прибыл к реке Мива. У реки была девушка, которая стирала белье. Она была очень красива. Государь спросил девушку: «Ты чья?» Отвечала: «Меня зовут Пикэтабэ-но Акавико». Государь повелел: «Не выходи замуж. Вскоре призову тебя». Сказав так, вернулся во дворец.
Акавико почтительно ждала государя, и так прошло восемьдесят лет. И тогда Акавико подумала: «Много лет прошло, пока я ждала повеления государя. Тело стало худым и увяло, надежды больше нет. Но если не покажу, как я ждала, не смогу побороть печаль». Подумав так, она приказала поставить сотни столов с подарками и пришла, чтобы преподнести их [государю]. Государь же уже забыл о своем обещании. Он спросил Акавико: «Как тебя звать, старуха? Зачем ты пришла?» Акавико отвечала: «В такой-то год и месяц я получила повеление государя и почтительно прождала восемьдесят лет до сегодняшнего дня. Теперь я стала старой, и надежды больше нет. Но я пришла затем, чтобы ты увидел мое [верное] сердце».
Государь был очень удивлен: «Я уже забыл об этом. Но ты оставалась верной мне и ждала меня, попусту растратив свои лучшие годы. Я очень сожалею». В глубине сердца он задумал взять ее в жены, но поскольку она была очень стара, не смог жениться на ней. Жалея ее, он подарил ей песню. В песне говорилось:
И еще он спел так:
Поле Пикэта[283],
Где роща молодых каштанов.
Была б она молода —
Я бы спал с ней.
Но она состарилась.
Слезы Акавико промочили рукава ее красных одежд. В ответ на песню государя она спела так:
В Миморо стоит
Священная изгородь.
Долгие годы служила [богам].
На кого положиться мне,
Служительнице богов?
И еще она спела так:
В заливе Кусака —
Растут лотосы,
Цветущие лотосы.
Люди, молодые телом, —
Как ненавижу я вас!
После этого [государь] щедро одарил старуху и отослал ее домой.
Эти четыре песни называются ситуута.
Когда государь направлялся во дворец Ёсино, на берегу реки Ёсино ему повстречалась девушка. Девушка была хороша собой. Поэтому он женился на ней. Потом вернулся во дворец [Асакура в Патусэ]. Позднее, когда государь снова направлялся во дворец Ёсино, он остановился на том месте, где ему повстречалась девушка. Воздвигнув там помост, он сел и стал играть на кото, а девушке велел танцевать. Поскольку девушка танцевала хорошо, он сложил песню:
Проследовав на равнину Акиду, государь охотился там. Он сидел на помосте. Тут слепень ужалил его в руку. Сразу же появилась стрекоза, проглотила слепня и улетела. Государь же сложил песню. В песне говорилось:
Кто-то
Доложил государю:
На пике Вомуро,
Что в Ёсино,
Лежат кабаны и олени.
Правящий с миром
Наш государь
Поджидал на помосте
Кабанов и оленей.
И тогда слепень
Проник к его руке,
Обернутой белым рукавом.
Но стрекоза тут же
Проглотила его.
Потому дали
Стране неба —
Ямато —
Такое название:
Остров Стрекозы[285].
Поэтому с тех пор эту долину называют долиной Стрекозы — Акиду.
Однажды государь взошел на вершину горы Кадураки. Тут появился большой кабан. Государь выпустил в него звенящую стрелу. Кабан разъярился и стал пыхтеть. Государь убоялся этого пыхтения и взобрался на ольху. Потом пропел так:
Убоявшись пыхтения
Кабана,
Раненого кабана,
Правящий с миром
Наш государь
Скрылся в ветвях —
Взобрался на ольху,
Что растет на холме[286].
В другой раз, когда государь взбирался на гору Кадураки, его сопровождающие были облачены в голубые одежды с красными поясами[287]. В это время с другой стороны горы поднимались люди. Они походили на сопровождающих государя: их одежды и облик были таковы, что их было невозможно отличить [от сопровождающих государя].
Увидев их, государь спросил: «Кроме меня в стране Ямато нет государя. Что это за люди?» Ему ответили так же, как он спросил. Государь пришел в страшную ярость и натянул лук. Его сопровождающие тоже натянули луки. Тогда и те люди тоже натянули луки. Тогда государь сказал еще раз: «Скажите ваши имена. Все назовем наши имена и выпустим стрелы». Ответ был таков: «Ты спросил меня первым. Поэтому назову свое имя сначала я. Я — бог слова. Плохие дела решаю одним словом, хорошие дела решаю одним словом. Я — Кадураки-но Питокотонуси-но Опоками»[288].
Тут государь испугался и сказал: «Мне страшно. Я не знал, что моего великого бога можно увидеть». Сказав так, почтительно преподнес [богу] свой великий меч, лук и стрелы, а также одежды сопровождающих, которые он повелел им снять с себя. Тут Питокотонуси-но Опоками хлопнул в ладоши и принял подношения. Когда государь стал возвращаться, великий бог проводил его от вершины горы и до подножия горы Пацусэ. Так Питокотонуси-но Опоками впервые обнаружил себя.
И еще, когда государь отправился в Касуга, чтобы взять в жены Водо Пимэ, дочь Вани-но Сатуки-но Оми, он встретил по дороге одну девушку. Завидев его, она убежала на холм и скрылась там[289]. Поэтому [государь] сложил песню. В песне говорилось:
О холм, где скрылась
Девушка!
[Хочу иметь] пять сотен
Железных мотыг, чтобы
Срыть [тот холм].
Поэтому тот холм называют Канасуки — холм Железных Мотыг.
И еще, когда был устроен пир, и государь пребывал под столистным деревом цуки в Патусэ, Унэмэ из Мипэ, что в Исэ, преподнесла ему большую чашу вина. И тогда лист со столистного дерева цуки упал в чашу с вином. Унэмэ не заметила, что в чаше плавает лист, и поднесла праздничное вино. Государь увидел лист, плавающий в чаше, велел Унэмэ лечь и приставил меч к горлу, собираясь пронзить ее. Тогда Унэмэ сказала государю: «Не губи меня! Мне есть что сказать тебе». Сказав так, она спела:
Дворец Писиро
В Макимуку[290],
Дворец, где сияет
Утреннее солнце,
Дворец, где блистает
Вечернее солнце,
Дворец, где много
Корней бамбука,
Дворец, где корни
Деревьев глубоко,
Дворец, воздвигнутый
На плотной земле.
Зала из древесины пи[291],
Дерева прекрасного —
Это зала Праздника первых плодов,
А возле — растет
Мощное дерево туки.
Его ветви, верхние ветви,
Покрывают небо,
Средние ветви
Покрывают восточные земли,
Нижние ветви
Покрывают дальние земли.
Листья на концах ветвей,
Верхних ветвей,
Ниспадают, касаются
Средних ветвей.
Листья на концах ветвей,
Средних ветвей,
Ниспадают, касаются
Нижних ветвей.
Листья на концах ветвей,
Нижних ветвей,
Падают, плавают
Как масло
В драгоценной чаше[292],
Поднесенной
Девушкой из Мипэ
В шелковых одеждах,
И вода бурлит, бурлит.
И это тоже —
Так внушительно,
Сын солнца,
Сияющего высоко.
Вот так
Говорится
Об этих делах.
Когда она преподнесла эту песню, [государь] простил ее преступление. Затем государыня [Вакакусабэ-но Опокими] пропела песню. В ней говорилось:
На высоком месте
В Ямато,
На приподнятом месте —
Место встреч.
Возле залы Праздника первых плодов
Стоит-растет
Священная камелия
С широкими листьями.
Как ее листья
Широкие,
Как ее цветы
Сияющие —
Ты, сын солнца,
Блистающий высоко.
Поднесите ему
Праздничного вина!
Вот так
Говорится
Об этих делах.
Тогда государь пропел:
Эти три песни называются амагатари-ута[295].
На этом пиру Мипэ-но Унэмэ превозносили и множество подарков было сделано ей.
В день, когда был этот пир, Касуга-но Водо Пимэ преподнесла праздничное вино, и государь пропел так:
Дочь оми,
Водолея[296],
Держит бутыль.
Держи бутыль,
Держи ее крепко!
Крепко держи,
Крепко сжимай —
Девушка, держащая бутыль!
Эта песня называется уки-ута[297].
Водо Пимэ преподнесла песню. В песне говорилось:
Правящий с миром
Мой государь
Каждое утро
Опирается,
Каждый вечер
Опирается
О подлокотник.
Хотела б быть
Той самой доской!
О, мой брат!
Эта песня называется ситу-ута.
Прожил государь сто лет и еще двадцать четыре года.
Он скончался девятого дня восьмой луны шестого года Змеи[298].
Его гробница находится в Такаваси, что в Тадипи в Капути.
Его сын, Сирака-но Опоямато Нэко-но Микото, пребывал во дворце Микакури, что в Ипарэ, и правил Поднебесной. У этого государя не было государыни, не было и детей. Поэтому сирака-бэ были учреждены [для него самого] в виде минасиро. После кончины государя не было принца, который мог бы править Поднебесной. Тогда стали искать принца, который бы наследовал солнцу. В это время Осинуми-но Иратумэ, младшая сестра Итинопэ-но Осипавакэ-но Опокими, которую звали также Ипитоё-но Опокими[299], пребывала во дворце Туносаси в Осинуми-но Такаки, что в Кадураки.
Когда Ямабэ-но Мурази Водатэ был назначен управителем земли Парима, он отправился отпраздновать постройку нового дома, владел которым человек из этой земли по имени Сизиму. Когда выпили уже достаточно, все стали танцевать. Там было два мальчика, которые следили за огнем и сидели возле очага. Этим мальчикам приказали танцевать. Тогда один из них сказал: «Мой старший брат, танцуй сначала ты!» Тогда старший брат сказал: «Ты сначала танцуй!» Когда они вот так уступали друг другу очередь, собравшиеся там люди смеялись над тем, как они препирались. В конце концов старший брат стал танцевать первым. Когда же младший брат собирался танцевать, он пропел так:
Мой воин
Любимый носит
Меч у своего бедра[300].
Рукоятка его —
В красной глине,
На перевязи его —
Красный стяг.
Когда завидят красный стяг —
Прячутся за гребнями гор,
Где срезают бамбук —
Макушки его ложатся ровно,
Словно восемь струн кото.
Правил ли Поднебесной
Итинопэ-но Осипа-но Опокими —
Сын государя Изаповакэ[301],
От которого происхожу я!
Водатэ-но Мурази услышал это, удивился, упал со своего сидения и удалил людей, которые находились в помещении. Посадив двух принцев — одного на правое колено, другого — на левое, он плакал и горевал. Собрав людей, он возвел временный дворец, поместил [принцев] в этот временный дворец и отправил гонцов. Их тетка, Ипитоё-но Опокими, услышала о том, возрадовалась и взяла их в [свой] дворец.
Когда [новый государь][302] собирался приступить к управлению Поднебесной, предок Пэгури-но Оми по имени Сиби-но Оми появился на празднике утагаки и взял за руку девушку, которую Вокэ-но Микото надумал взять в жены. Эта девушка была дочерью [рода] Уда-но Обито. Звали ее Опуво. Вокэ-но Микото тоже пришел на утагаки. Тут Сиби-но Оми спел так:
Спев так, попросил, чтобы песня была закончена. Тогда Вокэ-но Микото спел:
Дворцовый плотник
Был неумел — вот
И рушатся углы.
Тогда Сиби-но Оми снова спел так:
Нерешительно
Повелителя сердце —
Вот и не может пройти
За восьмислойный плетень
[Владений] Оми[304].
Здесь принц снова спел так:
Сиби-но Оми рассердился еще больше и спел так:
Плетень повелителя-принца
Связан в восьми местах,
Связан повсюду.
Но и этот плетень
Можно разрушить. Но
И этот плетень можно поджечь[307].
Здесь принц снова спел так:
О, рыбак, гарпуном замахнувшийся
На большую рыбу — тунца.
Если она ускользнет,
Будешь жалеть о ней, Сиби,
Замахнувшийся на тунца.
Вот такими песнями они состязались до рассвета[308], пока не разошлись. Наутро Окэ-но Микото и Вокэ-но Микото стали совещаться, говоря: «Все придворные утром идут ко двору, а днем собираются в доме Сиби. Сейчас же Сиби наверняка спит. В его доме никого нет. Если не действовать сейчас, то потом будет трудно». И тогда они подняли войска, окружили дом Сиби и убили его.
Здесь принцы стали уступать друг другу право править Поднебесной. Окэ-но Микото уступал младшему брату Вокэ-но Микото, говоря так: «Если бы ты не назвал наши имена, когда мы жили в доме Сизиму в Парима, мы не стали бы правителями Поднебесной. Так случилось только благодаря тебе. Поэтому хоть я и старший брат, править Поднебесной первым тебе». Сказав так, твердо настаивал на своем. Вокэ-но Микото не смог отказаться, и первым Поднебесной правил он.
Сын Изаповакэ-но Опокими и Итинопэ-но Осипа-но Опокими, Вокэ-но Ипасувакэ-но Микото[309], пребывал во дворце Такату-Асука и правил Поднебесной восемь лет. Государь взял в жены дочь Ипаки-но Опокими по имени Нанипа-но Опокими. Детей у них не было.
Когда государь искал останки своего отца, Итинопэ-но Опокими, простая старуха из земли Апуми подошла к нему и сказала: «Только я знаю, где похоронены останки принца. Его можно опознать по зубам».
Его зубы были растроенными, как стебли сакикуса[310].
Подняли людей, и они стали копать землю в поисках останков. Когда обнаружили останки, на горе к востоку от равнины Кая построили гробницу и захоронили их там. Детей Карабукуро поставили охранять гробницу[311]. Но потом останки выкопали.
Когда [государь] возвращался во [дворец], он призвал старуху и наградил ее именем «старуха Окимэ» за то, что она все приметила и точно знала, где находятся [останки]. Он призвал ее во дворец и согрел своей добротой. Дом для старухи был построен вблизи дворца, и государь каждый день призывал ее. Возле дверей Большого Дворца повесили колокол, и когда государь желал призвать старуху, то он звонил в этот колокол. Ещё он сложил песню. В песне говорилось:
В поле тростниковом,
В долине —
Далеко, далеко
Слышно колокол.
Скоро придет Окимэ.
Здесь старуха Окимэ сказала так: «Очень я стара стала. Хочу вернуться в свою землю». Отпустив ее, как она и просила, государь, провожая ее взглядом, пропел так:
Окимэ,
Окимэ из Апуми,
Завтра
Скроешься за горами
И не увижу тебя!
А еще искали старика по имени Викапи[312], который похитил еду, когда государя постигла беда, и он скрывался. Его нашли и привели. Его казнили у реки Асука. Всем его родственникам перерезали сухожилия на ногах. Поэтому и сейчас, когда его потомки бывают в Ямато, они непременно начинают хромать. То место, где был обнаружен старик, назвали Симэсу[313].
Государь [Кэнзо:] сильно возненавидел государя Опопатусэ[314], который убил его отца-принца. Он решил отомстить духу покойного. Задумав разрушить гробницу государя Опопатусэ, он отправил туда людей. В это время его старший брат, Окэ-но Микото, сказал так: «Нельзя посылать других, чтобы разрушить гробницу. Я сам отправлюсь туда и, в соответствии с волей государя, разрушу ее и вернусь». Государь рек: «Отправляйся и сделай, как сказал».
Тогда Окэ-но Микото отправился туда и возле гробницы вырыл маленькую ямку. Вернувшись обратно, он докладывал: «[Гробница] срыта». Но государю показалось странным, что он вернулся так быстро, и он спросил [Окэ-но Микото]: «Как же ты разрушил ее?» Тот отвечал: «Выкопал немного земли возле гробницы». Государь рек так: «Чтобы отомстить за принца-отца, я непременно хотел срыть всю гробницу. Отчего же ты выкопал только немного [земли]?» [Окэ-но Микото] отвечал: «Желание отомстить духу покойного за то, что он поступил жестоко с нашим принцем-отцом, — справедливо. Государь Опопатусэ поступил жестоко с отцом, но он наш дядюшка[315]. И, кроме того, он — государь, правивший Поднебесной. Если мы будем охвачены только желанием отомстить за отца и разрушим гробницу государя, правившего Поднебесной, то люди в будущем проклянут нас. Но нельзя и не отомстить врагу принца-отца. Поэтому я выкопал небольшую ямку возле гробницы[316]. Этого бесчестия достаточно для того, чтобы дать знать людям будущего, [что случилось]». Так он сказал. Тогда государь рек: «Верно говоришь. Да будет так».
Поэтому когда государь скончался[317], Окэ-но Микото наследовал небесному солнцу.
Прожил государь три десятка и еще восемь лет. Он правил Поднебесной восемь лет. Его гробница находится на холме Ипатуки в Катавока.
Окэ-но Опокими[318], старший брат Вокэ-но Опокими, пребывал во дворце Исоноками, что в Пиротака, и правил Поднебесной. Государь взял в жены Касуга-но Опо-иратумэ, дочь государя Опопатусэ-но Вакатакэру[319]. У них родились дети: Такаги-но Иратумэ, потом Такара-но Иратумэ, потом Кусуби-но Иратумэ, потом Тасирака-но Иратумэ, потом Вопатусэ-но Вакасазаки-но Микото, потом Мавака-но Опокими. Ещё он взял в жены Нука-но Вакуго-но Иратумэ, дочь Вани-но Пицума-но Оми. У них родился ребенок: Касуга-но Ямада-но Иратумэ. Всего семь столпов. Среди них был Вопатусэ-но Вакасазаки-но Микото, который правил Поднебесной.
Вопатусэ-но Вакасазаки-но Микото[320] пребывал во дворце Намики, что в Патусэ, и правил Поднебесной. У этого государя не было наследников. Поэтому Вопатусэ-бэ были учреждены в качестве его микосиро. Его гробница находится на холме Ипатуки, что в Катавока. После того как государь скончался, не было принца, чтобы наследовать солнцу. Поэтому потомок государя Помуда[321] в пятом колене, Воподо-но Микото, был доставлен из земли Тикату-Апуми, и вместе с Тасирака-но Микото[322] ему была дарована Поднебесная.
Потомок Помуда-но Опокими в пятом колене, Воподо-но Микото[323], пребывал во дворце Тамапо, что в Ипарэ, и правил Поднебесной. Государь взял в жены Вака Пимэ, прародительницу Миво-но Кими[324]. У них родились дети: Опоиратуко, затем — Идумо-но Иратумэ.
Два столпа.
Ещё он взял в жены Мэко-но Иратумэ, младшую сестру Опоси-но Мурази. У них родились дети: Пирокуни Оситакэ Канапи-но Микото[325], затем — Такэво Пирокуни Оситатэ-но Микото[326].
Два столпа.
Ещё он взял в жены Тасирага-но Микото, дочь государя Окэ.
Она была государыней.
У них родился ребенок: Амэкуни Осипаруки Пиронипа-но Микото[327].
Один столп.
Ещё он взял в жены Вокуми-но Иратумэ, дочь Окинага-но Матэ-но Опокими. У них родился ребенок: Сасагэ-но Иратумэ о.
Один столп.
Ещё он взял в жены Куро Пимэ, дочь Саката-но Опомата-но Опокими. У них родились дети: Камусаки-но Иратумэ, затем — Умакута-но Иратумэ.
Три столпа[328].
Затем он взял в жены Сэки Пимэ, дочь Мамуда-но Мурази Вомоти. У них родились дети: Мамуда-но Иратумэ, затем — Сирасака-но Икупи-но Иратумэ, затем — Но-но Иратумэ, другое ее имя — Нагамэ Пимэ.
Три столпа.
Ещё он взял в жены Ямато Пимэ, младшую сестру Миво-но Кими Катабу. У них родились дети: Опоиратумэ, затем — Мароко-но Опокими, затем — Мими-но Опокими, затем — Акапимэ-но Иратумэ.
Четыре столпа.
Ещё он взял в жены Абэ-но Паэ Пимэ. У них родились дети: Вакая-но Иратумэ, затем — Тубура-но Иратумэ, затем — Аду-но Опокими.
Три столпа.
Всего у государя было девятнадцать детей-столпов.
Семь сыновей-столпов и двенадцать дочерей-столпов.
Один из них, Амэкуни Осипаруки Пиронипа-но Микото, правил Поднебесной. Ещё один, Пирокуни Оситакэ Канапи-но Микото, [тоже] правил Поднебесной. Ещё один, Такэво Пирокуни Оситатэ-но Микото, [тоже] правил Поднебесной. Ещё одна, Сасагэ-но Опокими, молилась в храме Исэ.
Во время этого правления Тукуси-но Кими Ипаи ослушался государя и совершил много непочтительного. Поэтому Мононобэ-но Аракапи-но Опомурази и Опомото-но Канамура-но Мурази были посланы, чтобы убить Ипаи[329].
Прожил государь сорок лет и еще три года.
Он скончался девятого дня четвертой луны четвертого года Овна[330].
Его гробница находится в Ави, что в Мисима.
Его сын, Пирокуни Оситакэ Канапи-но Опокими, пребывал во дворце Канапаси, что в Магари, и правил Поднебесной.
У этого государя детей не было.
Он скончался тринадцатого дня третьей луны второго года Зайца[331].
Его гробница находится в деревне Такая в Пуруити, что в Капути.
Его младший брат, Такэво Пирокуни Оситатэ-но Микото, пребывал во дворце Ипорино, что в Пинокума, и правил Поднебесной. Государь взял в жены Татибана-но Накату Пимэ, дочь государя Окэ[332]. У них родились дети: Иси Пимэ-но Микото, затем — Воиси Пимэ-но Микото, затем — Кура-но Вакаэ-но Опокими.
Ещё государь взял в жены Капути-но Вакуго Пимэ. У них родились дети: Понопо-но Опокими, затем — Эпа-но Опокими. Всего у государя было пять детей-столпов.
Три сына-столпа и две дочери-столпа.
Понопо-но Опокими.
Предок Сипида-но Кими.
Эпа-но Опокими.
Предок Вина-но Кими и Тадипи-но Кими.
Его младший брат, государь Амэкуни Осипаруки Пиронипа, пребывал в большом дворце в Сикисима и правил Поднебесной. Государь взял в жены Иси Пимэ-но Микото, дочь государя Пинокума[333]. У них родились дети: Ята-но Опокими, затем — Нунакура Путотамасики-но Микото[334], затем — Касанупи-но Опокими.
Три столпа.
Ещё он взял в жены свою младшую сестру Воиси Пимэ-но Микото. У них родился ребенок — Ками-но Опокими.
Один столп.
Ещё он взял в жены Нукако-но Иратумэ, дочь Касуга-но Питума-но Оми[335]. У них родились дети: Касуга-но Ямада-но Иратумэ, затем — Мароко-но Опокими, затем — Сога-но Кура-но Опокими.
Три столпа.
Ещё он взял в жены Китаси Пимэ, дочь Сога-но Инамэ-но Сукунэ Опооми. У них родились дети: Татибана-но Тоёпи-но Микото[336], затем младшая дочь Ипакума-но Опокими, затем — Атори-но Опокими, затем Тоёмикэ Касикия Пимэ-но Микото[337], затем Мароко-но Опокими, затем — Опоякэ-но Опокими, затем — Имикаго-но Опокими, затем — Ямасиро-но Опокими, затем — младшая дочь Опотомо-но Опокими, затем — Сакурави-но Юмипари-но Опокими, затем — Мано-но Опокими, затем — Татибана-мото-но Вакуго-но Опокими, затем — Нэдо-но Опокими.
Тринадцать столпов.
Ещё он взял в жены Воэ Пимэ, тетку Китасибимэ-но Микото. У них родились дети: Умаки-но Опокими, затем — Кадураки-но Опокими, затем — Пасипито-но Анапобэ-но Опокими, затем — Саки-кусабэ-но Анапобэ-но Опокими, другое имя — Сумэиродо, затем — Патусэбэ-но Вакасазаки-но Микото[338].
Пять столпов.
Всего у государя было двадцать пять детей-столпов. Один из них — Нунакура Путотамасики-но Микото — правил Поднебесной. Затем Татибана-но Тоёпи-но Микото правил Поднебесной. Затем Тоёмикэ Касикия Пимэ-но Микото правила Поднебесной. Затем Патусэбэ-но Вакасазаки-но Микото правил Поднебесной. Всего четверо его детей правили Поднебесной[339].
Его сын, Нунакура Путотамисики-но Микото, пребывал во дворце Восада и правил Поднебесной четырнадцать лет. Этот государь взял в жены свою единокровную сестру, Тоёмикэ Касикия Пимэ-но Микото. У них родились дети: Сидукапи-но Опокими, его другое имя — Капитако-но Опокими, затем — Такэда-но Опокими, его другое имя — Вокапи-но Опокими, затем — Вопарида-но Опокими, затем — Кадураки-но Опокими, затем — Умори-но Опокими, затем — Вопари-но Опокими, затем — Тамэ-но Опокими, затем — Сакурави-но Юмипари-но Опокими.
Восемь столпов.
Ещё он взял в жены Вогумако-но Иратумэ, дочь Исэ-но Опока-но Обито. У них родились дети: Путопимэ-но Микото, затем — Такара-но Опокими, ее другое имя — Нукадэ Пимэ-но Микото.
Два столпа.
Ещё он взял в жены Пиропимэ-но Микото, дочь Окинага Матэ-но Опокими. У них родились дети: престолонаследник Осисака Пикопито, его другое имя — Мароко-но Опокими, затем — Саканобори-но Опокими, затем — Удзи-но Опокими.
Три столпа.
Ещё он взял в жены Оминако-но Иратумэ, дочь Касуга-но Накату Вакуго. У них родились дети: Нанипа-но Опокими, затем — Купата-но Опокими, затем — Кусага-но Опокими, затем — Опомата-но Опокими.
Четыре столпа.
Всего у государя было семнадцать детей-столпов. Один из них, престолонаследник Пикопито, взял в жены свою единокровную сестру Тамура-но Опокими, которую также называли Нукадэ Пимэ-но Микото. У них родился ребенок — государь, который правил Поднебесной из дворца Вокамото[340]. Затем — Накату-но Опокими, затем — Тара-но Опокими.
Три столпа.
Ещё он взял в жены Опомата-но Опокими, младшую сестру Ая-но Опокими. У них родились дети: Тину-но Опокими, затем — младшая дочь Купата-но Опокими.
Два столпа.
Ещё он взял в жены свою единокровную сестру Юмипари-но Опокими. У них родились дети: Ямасиро-но Опокими, затем — Касанупи-но Опокими.
Два столпа.
[Государь] скончался шестого дня четвертой луны первого года Дракона[341]. Его гробница находится в Синага, что в Капути.
Его младший брат, Татибана-но Тоёпи-но Опокими, пребывал во дворце Икэнопэ и правил Поднебесной три года. Государь взял в жены Опогитаси Пимэ, дочь Инамэ-но Сукунэ-но Опооми. У них родился ребенок — Тамэ-но Опокими.
Один столп.
Ещё он взял в жены свою единокровную сестру Пасипито-но Анапобэ-но Опокими. У них родились дети: Упэ-но Мия-но Умаято-но Тоётомими-но Микото[342], затем — Кумэ-но Опокими, затем — Вэкури-но Опокими, затем — Мумуда-но Опокими.
Четыре столпа.
Ещё он взял в жены Ипимэноко, дочь Тагима-но Курано Обито Пиро. У них родились дети: Тагима-но Опокими, затем — младшая дочь Сукасироко-но Иратумэ.
Он скончался пятнадцатого дня четвертой луны четвертого года Овна[343].
Гробница государя находилась над прудом в Ипарэ, но затем была перенесена в гробницу, что в Синага.
Его младший брат, Пацусэбэ-но Вакасазаки, пребывал во дворце Сибакаки, что в Курапаси, и правил Поднебесной четыре года.
Он скончался тринадцатого дня одиннадцатой луны девятого года Крысы[344].
Его гробница находится на холме Курапаси.
Его младшая сестра, Тоёмикэ Касикия Пимэ-но Микото, пребывала во дворце Вопарида и правила Поднебесной тридцать семь лет.
Она скончалась пятнадцатого дня третьей луны пятого года Крысы[345].
Её гробница находилась на холме Опоно, но затем была перенесена в большую гробницу, что в Синано.