Когда играют дельфины…

Сейсмограф помогает следствию

Прошло немногим больше суток с того момента, как Страхову позвонили из управления милиции, но ему казалось, что «Дело „Ураган“», как условно назвал майор таинственную историю похищенной сейсмограммы, тянется уже давно. Так было, вероятно, потому, что истекшие сутки оказались очень напряженными. За это время майор Страхов и его помощники досконально изучили личные дела всех подчиненных профессора Вяльцева, со многими из них побеседовали, побывали в маленькой комнатке Рочева на Приморской и в домике сейсмостанции.

Думать было над чем. Опытный следователь и криминалист, Страхов понимал, что многие улики, и улики веские, говорят против Рочева, но вместе с тем в его действиях не было той рассчитанной логической последовательности, которой отличается, как правило, каждый шаг умного, осторожного, замаскированного врага. А в том, что похитители сейсмограммы люди опытные, майор не сомневался.

Предположим, размышлял Страхов, Рочев похитил сейсмограмму. Но зачем ему понадобилось оставлять в папке часть своей рукописи?.. Вместе с тем очевидно, что именно Рочев вынес сейсмограмму из домика станции в эту бурную ночь. О том, что под плащом у него был продолговатый сверток, в один голос говорят и вахтер и лаборантка, которые дежурили в ту ночь, затем этот сверток исчез. Причем исчез только сверток. Бумажник, часы остались нетронутыми. Вывод может быть только один: в свертке находилась сейсмограмма, Рочев похититель, следовательно, Рочев враг, или, точнее, один из врагов, которым передано шифрованное приказание об операции.

Майор пытался предположить и обратное: что Рочев не брал сейсмограмму, что ее похитил кто-то другой. Но кто? Каким образом? Тут рассуждения Страхова теряли ясность, становились расплывчатыми и неопределенными. Словом, никакой мало-мальски вероятной версии, оправдывавшей молодого сейсмолога, не напрашивалось. Оставалось одно: ждать, когда Рочев придет в себя, сможет отвечать на вопросы, и допросить его как обвиняемого в тяжком преступлении перед Советским государством.

— Правильно, товарищ майор, — согласился капитан Тимофеев, когда Страхов высказал ему свое мнение. — И нечего искать другой версии. Ясно, что Рочев предатель и шпион. Удивительно только, — продолжал Тимофеев, — как он на это пошел? Молодой и, говорят, талантливый!

— Да, это непонятно, — задумчиво проговорил Страхов. — Вот когда он немного поправится…

Задребезжал звонок городского телефона.

— Слушаю, — поднял трубку майор. — Еще раз здравствуйте, Игорь Сергеевич. К вам? Сейчас? А что такое? Интересные новости? Хорошо, обязательно… Вы не заняты, товарищ капитан? — Страхов встал из-за стола. — Профессор Вяльцев просит немедленно приехать к нему на станцию.

Улыбающийся Игорь Сергеевич Вяльцев встретил офицеров на пороге своего кабинета. Майора удивили необыкновенная подвижность, разговорчивость профессора и его веселые, даже чуть-чуть озорные глаза. «Видимо, хорошие новости», — решил про себя Страхов.

— Чем порадуете нас, Игорь Сергеевич? — спросил он.

— Порадую, именно порадую. Только сначала, не обессудьте, прочту вам небольшую лекцию по сейсмологии, собственно, речь пойдет даже не о сейсмологии, а о приборах, которыми оснащена станция. Вы, товарищ майор, бывали на моих лекциях и, вероятно, имеете некоторое представление о сейсмографах, а товарищ Тимофеев без этого не поймет сути моего маленького открытия.

Офицеры удивленно переглянулись.

Профессор продолжал:

— Итак, что такое сейсмограф? Прибор, который реагирует на колебания почвы и фиксирует их при помощи тех или иных записывающих приспособлений. Простейший сейсмограф представляет собой неподвижную П-образную стойку, на перекладине которой подвешен обыкновенный маятник. Представьте себе, что земля дрогнула. Вместе с ней, естественно, сдвинулась с места и стойка. Маятник же, стремясь сохранить положение покоя, отклонится в сторону, противоположную движению стойки. Если же на конце маятника укрепить перо или грифель, а под ним вращающийся барабан с бумажной лентой, то в момент толчка перо прочертит на ленте кривую вместо обычной прямой и таким образом запишет колебание почвы. То, что я вам рассказал, разумеется, простейшая схема сейсмографа, но принцип маятника положен в основу всех самых современных приборов. Новейшие сейсмографы записывают колебания почвы узким световым лучом на листе фотобумаги. Они очень чувствительны. Если почва сдвинулась всего лишь на один микрон, «световой зайчик» прибора отклонится на целых десять сантиметров. Пойдем дальше, — продолжал Вяльцев, вынимая из ящика стола лист фотобумаги, исчерченный коричневатыми чуть волнистыми линиями. — Это обычная, как мы называем, «спокойная» сейсмограмма. Абсолютно прямых линий, как видите, здесь нет. Дело в том, что приборы фиксируют так называемые постоянные микроколебания почвы. Они вызваны морским прибоем, колеблющим сушу, каплями дождя, ударяющимися о землю, порывами ветра и другими явлениями. Кроме того, приборы фиксируют различные помехи. Если, например, в этом кабинете уронить на пол пудовую гирю, сейсмограф будет реагировать на это, как на далекое землетрясение, сработает даже сигнальная аппаратура. Но помехи бывают и более слабые. Так, приборы отличают даже шаги человека, спускающегося в бетонированный подвал, где стоят сейсмографы.

Страхов встал и быстро подошел к столу Вяльцева.

— Вы начинаете понимать, в чем дело, Алексей Иванович? Как вам нравится моя находка?

— Продолжайте, пожалуйста, профессор, — проговорил майор.

— С удовольствием продолжу. Перед вами сейсмограмма, на которой записаны колебания почвы, имевшие место с часа ночи до двенадцати дня первого июля нынешнего года, сейсмограмма, которую заправил Рочев в аппарат сейчас же после снятия той, похищенной. Вы видите, через равные промежутки волнистая линия на миллиметр прерывается. Таким образом, прибор отмечает время. Каждый отрезок — от пропуска до пропуска — равен пяти минутам. Теперь давайте считать. Этот отрезок, — Вяльцев указал концом карандаша в правый угол ленты, — соответствует времени два часа десять — два часа пятнадцать минут. Видите, кривая отклонилась на несколько миллиметров больше обычного. Мы, специалисты, знаем, что это — шаги человека рядом с приборами. По времени отклонение совпадает с показаниями Верочки. В этот момент в подвале был Рочев. Следите дальше. Что это, по-вашему?.. Да, да! Точно такое же отклонение. Итак, — профессор перевел дух, — итак я категорически утверждаю, что в три часа десять минут, то есть через полчаса после того, как Николай Федорович ушел со станции, в подвал спускался человек.

— Игорь Сергеевич, это великолепно, вы просто молодец! — майор крепко сжал руку Вяльцева. — А ваше мнение, товарищ капитан?

Тимофеев почесал затылок.

— Очень интересно. Совершенно необычный случай. Сейсмология помогает следствию… Но точно ли то, что вы говорите, профессор?

Вяльцев гневно взглянул на капитана.

— Зря слов на ветер я не бросаю, товарищ Тимофеев. — Если вы мне не верите, прошу назначить комиссию из специалистов.

— Извините, — смутился Тимофеев, — я напрасно усомнился. Но ведь это совершенно меняет дело. Как вы считаете, товарищ майор?

— Да, — согласился Страхов и, обернувшись к Вяльцеву, добавил: — Вы разрешите нам еще раз осмотреть помещение для приборов?

— Милости прошу. Вся станция к вашим услугам…

— Благодарю. Кстати, профессор, ночью на станции остаются только дежурный сотрудник и вахтер?

— Как правило, да.

— Дежурный сидит, вероятно, за своим столом напротив щита с сигнальными аппаратами?

— Совершенно верно. Во всяком случае он должен там сидеть.

— В подвал ему незачем спускаться?

— Абсолютно незачем. Все управление приборами сосредоточено на щите.

— Очень хорошо. И последнее: в эту маленькую комнатку с люком, в ваш «чуланчик», можно пройти из коридора?

— Пройти-то можно, но дверь там постоянно заперта.

— А у кого ключи от нее?

— В столе дежурного вахтера, возле входной двери.

— Спасибо, Игорь Сергеевич. Пойдемте, капитан.

Офицеры вошли в «чуланчик». Майор плотно прикрыл дверь и внимательно огляделся. Комнатка была сплошь заставлена невысокими застекленными шкафами. Лучи солнца, пробившиеся через тусклые, запыленные стекла давно не мытого окна, золотыми квадратами лежали на натертых плитках паркета. Майор подошел к двери, ведущей в коридор, и слегка потрогал за ручку: дверь не подавалась. Провел ладонью по дверце шкафа — на ней осталась широкая светлая полоса. Пальцы посерели от пыли.

— Обратите внимание, Тимофеев. Странные хозяева у этой комнаты. Пол натерт, как в банкетном зале, а шкафы не протирали, наверное, с месяц.

Страхов спустился в подвал. Пробыл он там не менее получаса. Наконец в люке показалась его голова.

— Дайте кусочек бумаги, — попросил майор.

Тимофеев вырвал листок из записной книжки.

Страхов свернул из него аккуратный пакетик и положил туда маленький темно-серый комок.

— Больше здесь делать нечего, — сказал он, опуская люк. — Я возвращаюсь к себе. — А вам задание — выяснить, какую обувь носят все без исключения работники станции (профессора я, разумеется, в виду не имею), кто убирает эту комнату и не была ли за последние дни нарушена очередность дежурств научных работников станции и вахтеров. Ясно? Как только что-нибудь узнаете, доложите мне.

Прощаясь с Вяльцевым, майор просил его никому не говорить о показаниях сейсмографа и о том, что следствие направлено по новому руслу.

— Думаю, не позже чем завтра утром я смогу назвать вам имя похитителя таинственной сейсмограммы, — сказал он.

— Но кого же вы подозреваете, Алексей Иванович? — воскликнул профессор.

Страхов рассмеялся.

— Помнится, когда вы говорили о непонятных колебаниях земли, вы заявили, что учёные предпочитают не делать скоропалительных заключений. Так же поступаем и мы, Игорь Сергеевич. До завтра…