Когда люди станут братьями?

Миссия Христа — Евангелие братства.

Примирение — Его основная цель.

„Да будут все едино”, так молится Он в своей первосвященнической молитве. Христос Сам есть „мир”. „Он есть мир наш.” Он — совершенная гармония между Богом и человеком, духом и плотью.

Иерусалим был предназначен служить лишь прообразом Его. (евр. слово Иерусалим в переводе Блаженного Иеронима значит „видение мира”).

Я Христос есть исполнение этих пророчеств. Он — „князь мира” (שר־שלום) и „начальник тишины.” Он открывает тайну общения между людьми.

„Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них.” Где атмосфера смирения, любви, служения — там незримо присутствует Он Сам.

Этот стих лучше брать в связи, в контексте, — он вытекает из предыдущего стиха: „Истинно также говорю вам, что, если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного; ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них.” Чтобы собираться во имя Его, надо „согласиться просить о всяком деле”, во всем согласиться, вполне смириться друг перед другом до единосущия. (Флоренский „Столп и утверждение истины”). Поэтому Христос посылал апостолов подвое, и в этой преображенной двоице лежит частица — молекула живого тела Церкви. Но смириться друг перед другом можно только во имя Божественного начала, т. е. Христа. Не подтверждает ли жизнь и положительно и отрицательно этого закона? Не здесь ли секрет удачи и неудачи в семейной и общественной жизни? Где двое собраны во имя Христа, там Он Сам посреди... А там, где собраны во имя свое, там злой дух самоутверждения, разделения.

На одном митинге оратор-рабочий высказал глубоко-правдивую истину: „Товарищи, наша атмосфера пропитана алкоголем ненависти” (Самара, 1919 г.). Сравните с митингом толпы, наэлектризованной злобой, сосредоточившейся на праве каждого, а не на обязанности или любви, тихую, умиленную тишину литургического соборного общения, являющего причащение всех новой Божественной природы, новой плоти и новой крови во Христе.

Христос не только открыл тайну общения, но и путь к этой тайне. Чтобы быть братьями, надо иметь одного отца; но чтобы притти к Богу, как к Отцу, надо разрушить преграду греха, лежащую между Богом и человеком; надо получить новую природу, потому что греховная, виновная природа человека не в состоянии иметь общение со святой сущностью Бога.

Христос умер за нас, Он искупил нас Кровью Своей („бывшие некогда далеко стали близки Кровию Христовою” — Ефес. 2, 13).

Братья по крови Адама могут убить друг друга; братья по крови Христа готовы умереть друг за друга. Люди много пролили крови, стремясь объединиться во имя свое на основе старого, эгоистического я, но все эти усилия напоминают лишь работу мифического Сизифа, который обречен был на вечное вкатывание камня на гору: лишь только камень достигал вершины, он скатывался назад. Нельзя совместить способность общения и антирелигиозную гордость. Она, как и тяжелый камень ненависти, всегда будет тянуть вниз самые возвышенные порывы безрелигиозных строителей общества.

Но объединение во имя Христа всегда преображало и личную и общественно-экономическую жизнь. Вспомним опыт Иерусалимской общины.

„У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа, и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее.“

Тайна общения и притом всецелого — духовного и материального — заключалась в том, что у христиан было одно сердце. Следующий стих показывает, откуда, из какого источника истекала эта преображающая сила. „Апостолы же с великою силою свидетельствовали о воскресении Господа Иисуса Христа, и великая благодать была на всех их...“ „Не было между ними никого нуждающегося... каждому давалось, в чем кто имел нужду“ (Деян. 4, 32).

Найдено было разрешение трудного социального вопроса о взаимоотношении личности и общества.

Обыкновенно, нам угрожает опасность впасть при решении этого вопроса в одну из двух крайностей: или мы утверждаем личность и ее свободу, пренебрегая интересами и правами общества (анархический индивидуализм), или личность приносим в жертву обществу (государственный абсолютизм). В христианской же общине оба элемента — и свобода личности, и авторитет общества, свобода и дисциплина находят свое сочетание в особом взаимном признании, в духе любви и свободного любовного смирения друг перед другом во имя живого, воскресшего Христа. Здесь нет места ни гордому самоутверждению, ни тирании большинства над меньшинством, — но царит дух взаимного братского служения, тот дух, которым проникнут завет Христа: „Кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою.“

Соблюдая этот завет, христианская община воспроизводит атмосферу служения, которая была при Тайной Вечери, когда Сам Господь омывал ноги ученикам. Этот закон продолжает осуществляться и до сих пор на земле; мир давно перестал бы существовать, если бы исчезли в нем любовь, служение и взаимное прощение. Но к счастью, дух братской любви не иссяк еще; горе лишь в том, что он иссякает...

Я знаю о христианских общинах в России, где на практике проводится принцип — „все общее“ („Всеобщины“ евангельских христиан).

Сила любви, молитвы и радостного служения в них такова, что через верующих проявляются неоднократно исцеления неизлечимо больных, припадочных, скорченных и т. п. Атеисты с своей стороны признают плодотворность этих общин в культурно хозяйственном отношении [К сожалению, в последние годы эти общины были принудительно ликвидированы в порядке борьбы с религией.].

Если мы вдумаемся в сущность религиозного переживания, которое рождается из реального обращения ко Христу, то мы поймем всю „естественность“ этих достижений.

Вспоминаю опыт многих, переживших сознательное обращение, также свой собственный.

Один из студентов, после многих лет пессимизма и озлобления придя ко Христу, свидетельствовал, что в тот час любовь наполнила его сердце, и ему хотелось „весь мир обнять.“ Девушка, пережившая в покаянии прощение, ощутившая любовь Отца, говорит, что это ей неведомое дотоле умиленное состояние прощенности наполняет ее душу любовным смирением перед людьми.

Ведь, и в самом деле, как могу я возвышаться над другими или отвергать этого всеми презираемого человека? Ведь, и за него Христос пролил Свою пречистую кровь, и его возлюбил до смерти, а я сам, ведь, только прощенный грешник. Придя чрез Христа к Богу, мы познаем в Нем Отца — Он хочет быть Отцом и этого падшего человека, потому что и в последнем где-то в глубине таится образ Бога, хотя и поруганный.

Через Христа мы начинаем видеть очами веры во всяком ближнем человека, то, что достойно любви.

Подобно героям „Синей птицы” Метерлинка, мы находим чудесный алмаз, в свете которого весь мир, лежащий во зле, является нашими очами в своей первозданной красоте; и эта красота должна быть восстановлена силою любви.

Обращение есть сдвиг от своего я — того, что нас всех разделяет — к Богу (Который нас всех объединяет единым светом), переход от эгоцентризма к теоцентризму; замена маленького партийного я большим вселенским „Аз есмь”: „Уже не я живу, но живет во мне Христос”, говорит апостол Павел.

Происходит процесс действительно нового рождения, возрождения. Он начинается с послушания Богу, смирения нашего я и продолжается до полного преображения и переплавления огнем Святого Духа в новую тварь, способную жить на новом грядущем небе и новой земле, где обитает правда, любовь...

И тогда мы ощущаем недоступную нам прежде готовность прощать, любить, не ища своего, общаться с другими уже не во имя свое, а во имя высшего Божественного начала; в нас пробуждается та искра, которая рождает внутреннюю духовную близость. (Искренность не нужно смешивать с откровенностью, которая имеет лишь относительную ценность: иногда она открывает только нашу пошлость). Уже не холодные „потухшие души“, а горящие искры пламенеют и тянутся друг к другу, согревая, лаская теплотой, озаряя радостью общения.

Тогда кончается одиночество и сиротство души, нашедшей в Боге и Отца и себя, обретшей свою истинную природу. Христос, и покинутый всеми, не был одинок. „Я не один, потому что Отец Мой со Мною“ (Иоан. 16, 32).

Сравним с нашим рассудочным сознанием общественного долга, с нашим теоретическим обоснованием общественности то естественное — в то же время и сверхъестественное — Евангелие братства, которое возвещает апостол любви Иоанн: „Возлюбленные! Будем любить друг друга, потому что любовь от Бога, и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога; кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь. Любовь Божия к нам открылась в том, что Бог послал в мир Единородного Сына Своего, чтобы мы получили жизнь через Него. В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши. Возлюбленные! если так возлюбил нас Бог, то и мы должны любить друг друга... И мы познали любовь, которую имеет к нам Бог, и уверовали в нее. Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем.” „Подражайте Богу... и живите в любви”, говорит апостол Павел. Быть в Боге, в Его любви и любить это также естественно, как лучу солнца гореть и светить. От этой любви расплавились оковы древнего рабства.

Апостол Павел, возвращая раба Онисима его владельцу, пишет: „Прими его, как мое сердце”; „не как уже раба, но выше раба, брата возлюбленного... прими его, как меня…“ (Филим. 1, 12. 16).

Отсюда и евангельское учение о равенстве, о „равночестности” всех во Христе, в Церкви, где нет „ни эллина, ни иудея, ни раба, ни свободного, но все и во всем Христос.”

Эта же идея и эта любовь служили и впоследствии в истории источником уважения к человеку, социального учения о ценности человеческой личности; она же вдохновила Бичер Стоу написать „Хижину дяди Тома”, повлиявшую на уничтожение работорговли в Америке.

Находя Бога, мы переносимся из своего ограниченного „я” в великое „Ты”. Новая жизнь состоит в общении с Богом, прежде всего через молитву. Психология молитвы в социальном смысле замечательна.

У М. Горького где-то в „Исповеди“ говорится, что человек, который не молится, никогда не может быть до конца искренним.

В молитве мы не только поднимаемся на высоту, с которой не видны наши перегородки, не только переходим с личного на всеобщее, всечеловеческое и вселенское, — мы открываем себя до конца, исповедуем себя перед Видящим тайное; лишь перед Богом мы до конца искренни. Я искренность и есть душа общения, как мы видели.