Когда мы встретились

— Да? — Мое сердце бьется немного быстрее. Я никогда не знаю, что эта девушка скажет в следующий момент.

— Я знаю, я уже говорила это, но я никогда не хотела причинять тебе боль. Я должна была рассказать тебе раньше.

Это дерьмовое чувство возвращается. То чувство, которое мне с таким трудом удается игнорировать.

— Кейси, ты не сделала мне больно. Я не чувствую себя использованным. Я просто… не знаю. Я беспокоюсь о девочках.

— Ты имеешь полное право беспокоиться о них. Они твои дочки.

— Я боюсь, что будет, когда ты уедешь.

Кейси поднимает голову, свет камина отражает боль в ее глазах, наверное, потому, что я сказал «когда ты уедешь». Как будто она больше этого не хочет. Это правда? Хочу ли я, чтобы она уезжала? Она ворвалась в мою жизнь так внезапно, что я не был готов к тому, что влюблюсь, и какие последствия это принесет для нас с девочками. Теперь я в некотором роде чувствую себя полностью опустошенным. Не из-за лжи, а из-за напоминания о том, насколько любовь может быть временной.

— Мне очень нравилось, что ты меня не знаешь. Ты не знала о моей семейной драме, слухах, ни о чем, — признаюсь я, открывая ей душу. — Ты ворвалась в мою жизнь и не знала, кем я являюсь. Или, по крайней мере, я так думал.

— Мне тоже это нравилось, я чувствовала себя подобным образом. Ты не знал ни меня, ни мою семью. Я была обычной девушкой.

Мы молча уставились на огонь, спокойно дыша. Я не знаю, что принесут следующие несколько дней, но рад, что эта девушка со мной.

— Кто терпеть не может яичный ликер? — добавляю я, пытаясь пошутить.

ГЛАВА 32

Рождественское утро

Подарок, которого я не ожидал

БЭРРОН

Я пять раз праздновал Рождество с Кэмдин. Три раза с Сев. Четыре с Тарой, а теперь один раз с Кейси. За все это время, за все те утра, когда вы должны быть благодарны за тех, кто рядом с вами, это Рождество имеет для меня наибольшее значение.

Мы смеемся, сидя среди оберточной бумаги, и я смотрю на старинную книгу заклинаний, на которой Кейси выгравировала имя Сев.

— Тебе не нужно было этого делать. Она, должно быть, стоит целое состояние.

Кейси сияет от радости, одетая в рождественскую пижаму, которую она купила, чтобы соответствовать образу девочек.

— Это стоило того, чтобы увидеть выражение ее лица.

Наклоняюсь вперед и прижимаюсь губами к ее виску.

— Спасибо.

— Спасибо, что позволил мне остаться. Это первое Рождество, которое я праздную со снегом и настоящей семьей.

Я улыбаюсь, но в душе мне грустно, что раньше она была так несчастна. И я допускаю мысль, что это было во многом связано с Тарой.

В то время как девочки продолжают открывать свои подарки, Кейси пододвигается ближе ко мне.

— Думаешь, они ей подойдут? — спрашивает Кейси, указывая на сапоги Ariat, которые она купила для Кэмдин. Дочка надела их, как только открыла коробку, и с тех пор не снимает. Я сомневаюсь, что она теперь снимет их, даже если они ей велики на два размера.

— Скоро они будут ей в пору. Их ноги растут невероятно быстро. — Из-за спины достаю цепочку, которую попросил тетю Тилли забрать в Остине на прошлой неделе. Правда, это было до того, как я узнал, что Кейси работала на Тару, но я все равно не жалею об этом. Вздохнув, протягиваю ей подарок и молча беру свой кофе.

Она изумленно смотрит на коробку в руке.

— Что это?

— Я попросил тетю Тилли забрать твой подарок, когда она была в Остине. — Подношу чашку к губам, пытаясь скрыть улыбку. — Это было до того, как я узнал, как сильно ты любишь яичный ликер. А то купил бы тебе бутылку.

Кейси изображает рвотные звуки, и Сев оборачивается, чтобы посмотреть на Кейси. Черная корона принцессы ходит ходуном на ее голове, и она указывает на нас своей волшебной палочкой.

— Что ты делаешь с этой палочкой? — спрашиваю я ее. Мне любопытно, почему она выглядит так, словно своим пристальным взглядом пытается прожечь дыру в моей голове.

— Делаю себе бЛата, — рычит она голосом монстра.

В ответ свирепо смотрю на Сев. Брата? Она хочет брата? Какого хрена? Сначала маму, теперь брата.

— Малышка, это так не работает.

Открыв коробку, Кейси ахает возле меня.

— Мне безумно нравится! — Она передает мне цепочку. — Поможешь надеть?

Смотрю на ее декольте и думаю о том, чтобы надеть на нее что-нибудь еще. Застегиваю замочек. Это винтажная цепочка с кулоном из белого матового стекла, на котором написано: «Не все блуждающие души — потеряны».

Кейси касается пальцами белого матового стекла.

— Она прекрасна. — Кейси вскакивает, берет под елкой маленькую коробку и дает ее мне. — Это для тебя.

Смотрю на коробочку в своей руке.

— Тебе не нужно было ничего мне дарить.

Кейси пожимает плечами.

— Я знаю, но я это сделала.

Коробка аккуратно завернута в подарочную бумагу, я осторожно снимаю ее и вижу титановую фляжку с гравировкой: «Я пью, потому что у меня есть дети. Не задавайте вопросов».

Улыбаюсь.

— Она идеальна.

Смотрю Кейси в глаза и задаюсь вопросом «Дарила ли она раньше подарок кому-нибудь?». Подарок, который выбрала она сама, а не ее мать.

Глядя на фляжку в руке, вспоминаю, что не хочу ее отпускать. Кейси может остаться, верно? Но что будет, когда она придет к выводу, что этот город маловат для нее? Что произойдет, когда я буду работать восемьдесят часов в неделю, а она почувствует, что я уделяю ей недостаточно внимания?

ГЛАВА 33

Отъезд

Легче сказать, чем сделать

КЕЙСИ

На следующий день после Рождества я смотрю на потолок в комнате Бэррона и молюсь о том, чтобы потеряться и чувствовать только его руки, сжимающие мои бедра. Но этим утром пока мы лежим, я осознаю, что мне пора уезжать.

Переворачиваюсь и смотрю на Бэррона. Он уставился в потолок, дышит легко и ровно, находясь в заложниках собственных мыслей и слов.

Провожу рукой по его волосам, привлекая его внимание.

— Ты в порядке?

Он кивает, но ничего не говорит.

Перевожу взгляд на его грудь с легкой порослью волос. Свернувшись калачиком, прижимаюсь к нему.

— Я должна уехать в ближайшее время.

Бєррон обнимает меня одной рукой, касаясь губами моего виска.

— Я никогда не говорил, что ты должна уезжать.

— Я знаю… но я думаю, что должна это сделать. Дам тебе немного пространства. Думаю, мне нужно побыть некоторое время в одиночестве. — Поворачиваю голову и приподнимаюсь на локте. — Я никогда не была одна. Я жила самостоятельно и была одинока, но никогда не жила жизнью без обязательств. Я никогда… не знала себя.

Бэррон заправляет прядь волос мне за ухо, глядя на меня ласковым взглядом.

— Тогда ты должна сделать это. Для себя.

Мое сердце колотится в груди. Я принимаю правильное решение? Я вспоминаю все утра, которые мы провели голые в этой самой комнате, смеясь, живя ради моментов и воспоминаний, которые были известны только нам, когда он двигался надо мной с приоткрытыми губами или произнося благоговейные ругательства. То, как он смотрел на меня со страстью во взгляде, как я касалась кончиками пальцев его твердых мускулов, умоляя не останавливаться и зная, что ему принадлежит каждая клеточка моего сердца, хотя все это было временно.

Бэррон снова смотрит на меня, но ничего не говорит, по крайней мере, не с помощью слов. Внезапно он заключает мое лицо в ладони, близко притягивая к своему. Пробегает пальцами по моей коже, возбуждая меня, эти ощущения успокаивают, но в то же время пугают. Он нависает надо мной, едва касаясь губами моих губ.

Бэррон утыкается лицом в мою шею, а затем впивается в мои губы. Отчаянно целует меня, таким способом говоря мне все, что мы не можем произнести вслух. Пусть это будет нашим прощанием. Я иду на это, потому что так проще, чем говорить.

Он прерывает наш поцелуй, прижимаясь своим лбом к моему, а затем входит в меня с закрытыми глазами. Через секунду Бэррон выдыхает, издавая стон в мой рот. Выскользнув, он снова толкается в меня, но на этот раз сильнее. Он поднимает голову и смотрит на меня, и я вижу это. Любовь. Совершенно ясно, что этот мужчина безумно желает сказать лежащей под ним девушке, что любит ее, но не решается на этот шаг.

Бэррон не признается в своих чувствах, и я знаю, почему. В этом есть смысл. Если он попросит меня остаться, будет та же ситуация, что и с Тарой. Он боится, что если попросит, и я соглашусь, то буду потом жалеть.

Я бы никогда не жалела, но это тяжело объяснить человеку, который уже однажды обжегся.

Обнимаю его за шею и целую. Выгибая спину, раздвигаю ноги, чтобы он смог войти в меня глубже, я нуждаюсь в этом так же сильно, как и он. Он стонет в мой рот, трахая меня жёстче.

Упираясь ладонями в матрас, он создает дистанцию, пристально глядя на меня.

— Жестче, — умоляю я, нуждаясь в том, чтобы секс был именно таким. Я не хочу видеть любовь в его глазах, потому что будет только больнее уходить.

Бэррон жестче толкается в меня. И вот так мы падаем в бездну. Вместе. Это некрасиво, но по-другому и не бывает. После падения всегда кровь и синяки.

Он неподвижно лежит на мне, и я обнимаю его, наслаждаясь временем, когда наши тела расслаблены и слова не нужны. Если бы рядом был мой дневник, я бы написала:

Я не готова прощаться

Мы ведь только начали

Мое сердце когда-нибудь оправиться?

— Сломленная

***

Позже в тот же день рассказать девочкам о моем отъезде было непросто. На самом деле, это было невыносимо. Мы позавтракали, девочки поиграли своими игрушками, а потом я сказала им, что мне пора уезжать. Сначала они не поняли.

— Почему? — спрашивает Кэмдин, ее взгляд мечется между Бэрроном и мной.

— Мне нужно уехать сегодня, — говорю я дрожащим голосом. Краем глаза наблюдаю за Бэрроном, который прислонился к стене, опустив глаза в пол, как будто не может смотреть на меня. Он покусывает внутреннюю сторону щеки и теребит рукав рубашки, пряча свое сердце за броней равнодушия. — Я просто осталась на Рождество, а теперь мне нужно ехать.

— Мое заклинание не Лаботает. — Сев сердито смотрит на нас, а затем топает в свою комнату.

Бэррон вздыхает.

— С ней все будет в порядке, — говорит он мне и следует за дочкой, оставляя меня наедине с Кэмдин.

Она сидит на краю дивана, болтая ногами, все еще обута в сапоги, которые я ей подарила. Она не снимала их с тех пор, как открыла коробку. Даже спала в них прошлой ночью. Ее темные глаза ловят мой взгляд.

— Я забыла покормить Лулу, — Кэмдин ахает, широко раскрыв глаза.

— Хочешь, я пойду с тобой?

Она колеблется, но слезает с дивана и берет меня за руку.

— Хорошо.

— Ты же знаешь, я должна уехать, — говорю я Кэмдин, пока мы кормим Лулу морковкой. Кажется, мое сердце вот-вот разорвется на миллион кусочков.

Она протягивает лошади еще одну морковку. Лулу съедает ее и нюхает мои руки, прося добавки. Кэмдин смотрит на меня в замешательстве.

— Почему?

— Я жила здесь только потому, что твой папочка чинил мою машину, — напоминаю я ей. — Он закончил ремонт, так что теперь мне пора ехать дальше.

— Куда ты поедешь?

Провожу рукой по гриве Лулу.

— Точно не знаю. Может быть, в Теннесси.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала, — шепчет она таким робким и невинным голоском, который напоминает мне, что ей всего пять лет, и она меня не понимает. — Мы не нравимся тебе настолько сильно, чтобы ты захотела остаться?

— Милая, дело не в этом. — Прижимаюсь губами к ее макушке, а затем убираю волосы с ее милого лица. — Ты видела мультфильм «Рапунцель»?

Кэмдин кивает.

— Ну, ты же знаешь, что мама держала ее взаперти в той башне?

Еще один кивок.

— Такой была моя жизнь. Я жила для других. Делала все для них. Как и Рапунцель, я освободилась из своей башни и теперь впервые получила возможность познать все эти клевые вещи. Вещи, которые я никогда не делала раньше, чтобы найти себя.

Ее глаза мечутся по сараю, а затем снова смотрят на меня.

— Так ты ищешь себя?

— Да, именно так.

Кэмдин вздыхает, наверное, ее переполняют эмоции, которых она не понимает. Наши взгляды встречаются, в ее глазах читается мольба.

— Мы можем снова украсть твой аккумулятор.

Я улыбаюсь. Однажды я увидела аккумулятор в комнате для запчастей. Я ничего не сказала, потому что была очень счастлива, что они настолько хотели, чтобы я осталась, что даже были готовы украсть детали из моей машины.

— Что?

Кэмдин нервно сглатывает.

— Э-э, наверное, мне не следовало этого говорить.

Беру ее на руки.

— Наверное, нет, да?

— Ага.

Она обхватывает мое лицо руками, прямо как ее папа, когда целует меня.

— Ты вернешься после того, как найдешь себя?

Мои щеки заливает багровый румянец.

— Точно не знаю, но если таки сделаю это, то сначала приеду к вам, хорошо?

Ее глаза загораются, появляется самодовольная улыбка, с которой она как маленькая копия Бэррона.

— Заметано. Но на этот раз не врезайся в мастерскую.

— Договорились.

***

Когда мы возвращаемся во двор, вижу, что Бэррон проверяет масло в моей машине. Наблюдаю, как Кэмдин убегает в дом и закрывает за собой дверь.

— Сев в порядке?

Бэррон кивает.

— Здорово, что дети легко все забывают.

Он сказал это не для того, чтобы ранить меня, но его слова все же причиняют боль. Хотела бы я забыть все те моменты, когда благодаря маме чувствовала себя недостаточно хорошей. Мне хочется побежать в дом и обнять Сев, но я боюсь сделать им хуже.

Улыбаясь, наблюдаю за Бэрроном и жду его реакции. Он скрывает свои эмоции, уставившись на поле позади меня. Касаюсь его предплечья, сжимая его пальцами.

— Ты украл мой аккумулятор.

Нежная улыбка трогает его красивые губы, когда он опускает капот моей машины и тот с громким лязгом захлопывается. Бэррон поворачивается и прислоняется к крылу автомобиля.

— Украл.

Я стою перед ним, держа ключи в руке.

— Зачем?

— Потому что хотел, чтобы ты осталась.

Мое сердце замирает.

— А теперь?

Бэррон тяжело вздыхает, в его голосе звучит страх, как будто он надеется, что в любую минуту я скажу: «Это просто шутка, я остаюсь».

— Теперь… я думаю, тебе нужно получить необходимый опыт. И если в какой-то момент он приведет тебя обратно в мою жизнь, то, полагаю, это судьба.

Мое сердце разрывается от его слов.

— Неужели такой парень, как ты, существует в этом мире? — Я едва могу смотреть на него, боясь потерять. Знаю, мне нужно уезжать, но я не хочу.

Лицо Бэррона искажает гримаса страдания, и он отворачивается, зарываясь руками в волосы.

— Бл*дь, — произносит он с болью в голосе.

Я хватаю его за рубашку и притягиваю к себе, не хочу, чтобы нас разделяло расстояние.

Сложнее всего пережить прощание с Бэрроном. Наши взгляды встречаются, и мы смотрим друг другу в глаза, вспоминая те мгновения, которые разделили вместе. Бэррон берет локон моих волос и теребит его двумя пальцами. Он смотрит, как извивается каштановая прядь, а затем опускает руку.

Я сильнее обнимаю его и выдыхаю сдерживаемое дыхание. Кладу подбородок ему на грудь, глядя на него снизу вверх.

Он не улыбается.

— Я всегда буду помнить то, что было… у нас с тобой, — говорит Бэррон, пытаясь улыбнуться, но улыбка не сменяет страдание в его взгляде.

— Я тоже.

Мне больно смотреть ему в глаза, но труднее отвести взгляд, когда он осознает реальность моего ухода. Он устремляет взгляд на мою машину.

— Пообещаешь мне кое-что?

Я киваю.

Бэррон проводит рукой по моим волосам, не сводя с меня глаз.

— Если когда-нибудь ты снова окажешься в Амарилло, заедешь ко мне?

Прижимаюсь лицом к его груди, наслаждаясь связью, которая, я знаю, исчезнет, как только мы расстанемся. Я даже не пытаюсь сдерживать слезы, и Бэррон поступает также. Его глаза покраснели, и, похоже, что этот мужественный ковбой может пустить слезу. Но он этого не делает.

— Спасибо, что ворвалась в мою жизнь, — медленно произносит он, его дыхание касается моей кожи, его слова наполняют мое сердце. Я закрываю глаза, горячие слезы текут по моим щекам, когда я осознаю смысл его слов. Затем он отходит, создавая дистанцию между нами, и заключает мое лицо в свои ладони. — Береги себя, — бормочет он, заправляя прядь моих волос за ухо. Он целует меня, убирает мои руки со своей шеи, целует костяшки моих пальцев, а затем выпускает мои руки из своих. — Будь осторожной. — Он уходит к дому, не оглядываясь.

Мое сердце пропускает удар, а затем бьется быстрее. Три недели назад я и не планировала приезжать на это ранчо. Я не собиралась влюбляться в темные таинственные глаза и в двух маленьких девочек, которые смотрели на меня, как на солнце, отчаянно нуждаясь в материнском тепле и любви, в то время как я сама желала того же.

Я ворвалась в их жизнь, стремясь к признанию, и особо не задумываясь о том, как буду уходить. И теперь, когда я уезжаю, невольно думаю о том, что это неправильно.

Мое сердце умоляет Бэррона остановить меня, но даже когда его вкус исчезает на моих губах, он все равно этого не делает.

ГЛАВА 34

Уехала

Должен ли я отправиться за ней?

БЭРРОН

Глубоко вздыхаю и смотрю на пыль, которая клубится за ее машиной. О чем, мать твою, я думал? Что я должен был сделать? Умолять ее остаться? Я не пойду на это, только не с ней. Она слишком молода и почти нигде не была за пределами Калифорнии. И если я уговорю ее остаться, но на самом деле она этого не хочет, я снова буду тем парнем, который удерживает девушку вопреки ее желанию.

Так что я позволил ей уехать, несмотря на сильную боль, которую чувствую сейчас.

Захожу в дом, и мне хочется упасть на колени. Сейчас мне даже хуже, чем когда я нашел кольцо Тары на тумбочке. Я впустил Кейси в свое сердце, и от этого было намного больнее отпускать ее. Мне казалось, станет легче, когда она уедет, так как больше не буду думать о нашем неминуемом расставании, но и этого не происходит.

Чувствую лишь знакомую пустоту. Любовь не вечна. Она всегда заканчивается. Вот как это работает.

Я нахожу Сев в кухне с ножом для масла в руке, и возле нее на столе лежат почти все продукты из нашего холодильника.

— Что делаешь?

— Я готовлю тебе и нам сэндвич, — отвечает она, пожимая плечами, а затем облизывает нож и сунет его в йогурт.

Оглядываю кухню, понимая, что мы только вдвоем.

— Вот, — говорит Сев, протягивая мне изуродованный кусок хлеба. — О, помой Луки (прим. пер. — руки).

Я делаю, как она велит, с улыбкой на лице. Взяв сэндвич, разглядываю его.

— Спасибо. Что там?

— Йогурт и индейка.

— Вкуснотища. — Звучит съедобно, но я бы не стал есть этот сэндвич, если бы мне не дал его мой трехлетний ребенок.

Затем Сев пытается налить себе сок.

— Тебе помочь?

— Нет. — Она ворчит, поднимает упаковку и пытается пристроить ее к чашке. — Я сама.

Я точно знаю, что сейчас произойдет, но у меня нет сил, чтобы встать и разобраться с этим. Так что пусть пробует.

Как я и ожидал, Сев наливает в чашку больше, чем нужно, и роняет упаковку на стол. Я наблюдаю, как сок стекает со стола на пол.

Но я ничего не делаю, чтобы это остановить.

Кэмдин заходит на кухню, яростно топая, и у нее такой вид, будто она собирается надрать мне задницу. Я точно в самом верху ее черного списка. Плюс ко всему она надела топик и короткие шорты, которые меня бесят. Мне придется случайно потерять весь этот наряд в стиральной машине. Мне также нужно провести беседу с тетей Тилли о том, что когда она водит мою дочку по магазинам, то чтобы не покупала ей неподобающую маленьким девочкам одежду.

— Что? — спрашиваю я, обороняясь, после того, как Кэмдин сверлила меня взглядом добрых пять минут. Я не в настроении вести этот разговор с моей пятилетней дочерью, но я знал, что его не миновать.

— Почему ты отпустил Кейси? Принц всегда спасает свою возлюбленную.

— Девочкам не нужны вонючие мальчики, — говорит ей Сев, она сидит в луже сока и пытается его убрать, а затем наклоняется и лакает сок, как собака.

Кэмдин игнорирует сестру и сосредотачивает весь свой гнев на мне.

Я тру затылок, не зная, как ответить на ее вопрос.

— Кэмдин, я не заставлял Кейси уезжать, — твердо говорю я, пытаясь, есть сэндвич, который Сев приготовила для меня, но даже малышка смотрит на него так, будто ее сейчас вырвет. — Я также не могу заставить ее остаться.

Кэмдин издает звук отвращения, и если можно было бы проворчать «ты идиот», то это тот случай. Я уже мысленно готовлюсь к тому, что она будет мне выдавать, когда станет подростком.

— Почему нет?

— Потому что это нечестно по отношению к ней.

Прежде чем она успевает засыпать меня вопросом «почему» на каждый мой ответ, в дом заходит Морган. Он оглядывается по сторонам, чувствуя себя неловко, а затем качает головой и берет полотенце, чтобы вытереть сок, до которого мне нет дела.

— Ты позволил ей уехать?

Кэмдин вздыхает, уходя.

— Он тупица.

Сев, которая все еще сидит на столе с черной сдвинутой набок короной на голове, протягивает Моргану свой надкушенный сэндвич.

— Я пЛиготовила тебе поесть.

Он улыбается, откусывает кусочек и отдает ей его обратно, с трудом проглатывая.

— Что это?

— Я не знаю, но вкус отвЛатительный. — Она слезает со стола. — У меня дела.

Морган наблюдает, как она уходит, а затем смотрит на меня.

— Куда она пошла?

— Наверное, будет готовить зелье, которое убьет меня и вернет Кейси, — бормочу я, упершись локтями в стол и дергая себя за волосы. — Они любят ее больше, чем меня.

Брат фыркает и кладет промокшее от сока полотенце в раковину.

— Мне она тоже нравится больше, чем ты.

— Мило, — ворчу я, готовый удариться головой о бетонную столешницу в надежде, что вырублюсь и не буду чувствовать эту невыносимую острую боль в сердце и желудке.

— Так почему ты отпустил Кейси? — спрашивает он, скрестив руки на груди.

— Почему ты здесь?

Несколько минут брат молча наблюдает за мной. Морган знает меня лучше всех. Он также знает, почему я позволил ей уехать.

— Это должно было случиться.

— Должно было случиться? — Он издает смешок. — Какого хрена. Это все равно, что сказать, что наш секс с Лилиан должен был случиться.

Я уставился на него, спрашивая себя «куда он клонит?».

Морган замолкает на секунду, прежде чем его мысли отражаются на лице. Его взгляд смягчается, он опускает руки и наклоняется ближе ко мне, положив ладони на стол.

— Я запрещал себе трогать Лил. И я следовал своему правилу. Но потом понял, что нам с Карли не суждено быть вместе. Она тоже это понимала. Теперь она беременна от какого-то чувака, и я осознал, что та девушка, которую я хотел, была прямо передо мной все это время. Так что я попытал свое счастье с Лил, потому что больше не мог держаться от нее подальше. Я не прошел через то дерьмо, через которое прошел ты, и я знаю, что это дерьмо очень сильно ранило тебя. Но Кейси… — Он делает паузу, качая головой. В его голосе звучит решимость, как будто он пытается убедить меня прислушаться к его словам. — Эта девушка предназначена тебе. Ты никогда не смотрел так на Тару.

Морган прав. С Кейси все по-другому. Я закрываю глаза, желая, чтобы он ушел, и мне не пришлось смотреть правде в глаза. Мне хочется свернуться калачиком рядом с бутылкой виски, и это бесит меня еще больше, потому что виски напоминает мне о Кейси.

Он толкает меня в локоть, и я поднимаю глаза на него.

— Я знаю, ты думаешь, что не сможешь сохранить любовь, но я поделюсь с тобой мудростью старшего брата. У тебя все получится. Единственный человек, который не дает тебе поверить в любовь, которую ты испытываешь к Кейси, это ты сам. Я считаю, если ты будешь отказываться от своих чувств, потому что боишься, что история повторится, значит, Тара победила. Она ушла, даже не оглянувшись, и двигается дальше. Ты все еще топчешься на том же месте, что и три года назад, буксуешь, боясь надавить на газ.

Вздыхаю, понимая, что он прав. Я боялся показать Кейси свои шрамы. Но это не меняет тот факт, что я не мог попросить ее остаться. Я не поступлю так с ней.

ГЛАВА 35

Неправильное направление

Где-то есть место для меня

КЕЙСИ

Я два дня в дороге и все еще в Техасе, но не имею ни малейшего представления, в каком городе нахожусь. Я выехала на шоссе и отправилась в путь. Может быть, я скоро грохнусь в воду и обрету покой. Я без понятия. Но знаю точно, что Рапунцель влюбилась, когда искала себя, так почему я не могу?

Я плачу так сильно, резко крутя руль, что в какой-то момент меня остановит полиция, если я продолжу в том же духе, или врежусь в стену какого-то здания. От этой мысли я рыдаю еще сильнее.

В этот момент мне звонит Лилиан. Отвечаю на звонок так быстро, что вы, наверное, подумали бы, что я сама ей позвонила.

— Я — идиотка! — кричу в машине, надеясь, что это позвонила она, а не кто-то другой. — О чем я только думала? Найти себя. Ха. Кому надо искать себя, кроме цыган? Я не цыганка. Я даже не люблю водить машину!

Лилиан молчит, и на мгновение я думаю, что, может быть, она случайно набрала мой номер, а я только что вывалила на нее все свое дерьмо. Но потом слышу вздох и звонкий смех.

— Разворачивай машину и возвращайся. Бэррон страдает.

Я вытираю слезы со щек.

— Что? Он что-нибудь говорил?

— А ему и не надо. Он молчал на работе весь день и рано ушел. Вот как я поняла, что с ним что-то не так.

Бэррон рано ушел с работы? Это не похоже на него.

— Ты вернешься? Ты даже не попрощалась со мной.

— Я знаю. — Всхлипываю. — Прости меня. — Я смотрю на дорожный знак, мимо которого проезжаю, и на нем написано, что до Остина двадцать пять миль. — Вот блин.

— Что?

— Я думала, что еду на восток. Я в двадцати пяти милях от Остина.

Подруга смеется.

— Разворачивайся. Возвращайся.

Я поворачиваю на ближайший съезд из автомагистрали и сижу в тишине возле закрытой автозаправки, Лилиан все еще висит на линии.

Я уставилась на свои руки, скучая по тому, как сжимала ими фланелевую рубашку Бэррона, и по его поцелуям со вкусом Coors Light (прим. пер. Coors Light — марка пива). Скучаю по тому, как Бэррон выходил из комнаты, но его присутствие еще долго ощущалось в ней.

Теперь, по прошествии времени, я понимаю, что поступила неправильно, вела себя, как лицемерка, но я не жалею о встрече с ним. И никогда не буду. Но что все это значило для меня? Кроме того, что я бездомная, безработная и нелюбима.

Я много лет молилась о свободе, но, получив ее, так легко потеряла.

Где-то в этом мире должно быть место, где я буду чувствовать себя собой. Место, где прошлое не преследует и дерьмовые решения не имеют значения. Где можно встретить доброго мужчину, который полюбит тебя такой, какая ты есть. Где есть дом, в котором свет от камина танцует на вашей коже, а все остальное не имеет значения.

— Возвращайся домой, — шепчет Лилиан в трубку. — Здесь твое место.

Она права. В этот момент я осознаю, что мое место было именно там, на ранчо.

Достаю дневник из сумки и открываю чистый лист.

Если бы я знала, что будет дальше.

Возможно, так бы не торопилась уйти.

— Заблудшая

ГЛАВА 36

Распишитесь здесь

Наконец, развязка

БЭРРОН

В понедельник утром я чувствую себя ужасно. О чем, бл*дь, я думал, кода позволил Кейси уехать?

Эм, я не думал. Какого хрена?

Почему вы допустили это? Я с вами разговариваю. Люди. Вы должны были треснуть меня по голове и сказать «черт возьми, засунь свою проклятую гордость куда подальше».

Надеюсь, вы счастливы, вы, чертовы ублюдки.

И пошел ты, Рэй Ламонтань, и твоя песня «I Was Born To Love You» (прим. пер. «Я рожден, чтобы любить тебя»), потому что она мне не нравится, и я был бы счастлив, если бы ее перестали крутить по радио. Вот как проходит мой рабочий день. У нас куча заказов на ремонт, а я в депрессии, проклинаю радио.

— Ненавижу эту песню, — говорит мне Сев, лязгая гаечными ключами. — Я хочу есть.

Я улыбаюсь ей и наклоняюсь к ящику с инструментами, чтобы взять ее на руки.

— Пойдем, посмотрим, есть ли у Лилиан что-нибудь перекусить.

Она обвивает руками мою шею.

— ХоЛошо.

Кэмдин все еще злится на меня из-за того, что Кейси уехала, поэтому сегодня она осталась с Морганом. Не могу сказать, что виню ее. Даже мне не нравится моя компания.

Когда мы заходим в офис, Лилиан бросает конверт на прилавок передо мной.

— Курьер FedEx принес это для тебя. И Джейс ушел.

Я киваю, не обращая внимания на конверт, и протягиваю Лилиан свой мобильный.

— Ответь, если кто-то позвонит.

— Я голодна, — говорит Сев Лилиан, роясь в выдвижном ящике, где Лилиан хранит снэки для Сев. Ладно, для всех нас.

— Почему я должна отвечать на твои звонки? Кейси должна позвонить?

— Нет. Я жду звонка от Эрла, а в мастерской из-за шума ничего не слышно.

— Хорошо. — Она кладет мой телефон на прилавок.

— Лилиан, не смей звонить Кейси, — предупреждаю я.

— Почему ты отпустил ее?

— Потому что.

— Это не ответ.

Перевожу взгляд на Сев — она ест фруктовые конфеты из пакета, совершенно безразлична к нашему разговору.

— Ты влюбился и отпустил ее, потому что испугался.

— Я не влюблялся. Перестань сплетничать с Морганом. — Опускаю глаза на конверт, понимая, что вру. Я влюбился в Кейси, и это напугало меня до чертиков. И тут я осознаю, что сказала Лилиан.

— Джейс ушел? Куда?

— Точно не знаю. Эбби появилась в городе на следующий день после Рождества, и с того времени никто их не видел.

Я фыркаю.

— Наверное, он ее похитил.

— Звучит романтично, — говорит он, хлопая мне ресницами.

Корчу гримасу отвращения.

— Вовсе нет. Он придурок.

Лилиан закатывает глаза, когда Сев слезает с ее колен, чтобы пораскрашивать.

— У тебя черная душа. Открой конверт.

Качая головой, открываю конверт. Там снова документы о разводе. Листаю страницы, и останавливаюсь на той, где идет речь о родительских правах.

И вот оно. Полная опека. Тара передала мне свои родительские права на девочек.

Из-за него.

Гребная сучка.

Я чувствую облегчение, потому что одна проблема в моей жизни закрыта, но есть еще другая открытая дверь, а ветер с каждым днем становится все холоднее.

Я скучаю по Кейси.

Сев протягивает мне рисунок.

— Это тебе.

Бросаю на него беглый взгляд. Это просто черные каракули.

— Что это?

— Твоя чеЛная душа.

***

Вечером того же дня, когда я укладываю девочек спать, Кэмдин чувствует, что я без настроения. Мне было плохо последние три дня, но именно сейчас она решила что-то сказать. После дня с Морганом, дочка наконец-то заговорила.

— В чем дело, папочка?

Беру Кэмдин на руки, она выкупана, с заплетенными косичками, и свет от камина танцует на ее щеках.

— Ничего такого. Пора спать.

Она пристально смотрит на меня, а затем вздыхает, заключив мое лицо в свои ладони.

— Ты еще не перестал, да?

Ловлю ее невинный взгляд.

— Что?

Кэмдин убирает мои волосы со лба, как я делаю ей.

— Ты еще не разлюбил Кейси. Вот почему ты такой грустный.

У меня догадливые дочери, не так ли?

Когда вы задумаетесь о чьей-то истории любви, на ум приходят две вещи. Когда они встретились и когда влюбились, я прав?

Так, когда же я влюбился? Я знаю, что это случилось после захода солнца.

Возможно, ночью, когда мы встретились? Или в ту ночь в моем грузовике во время снежной бури, когда Кейси умоляла меня не останавливаться? Может, через семь дней, когда я не мог ее отпустить? А как насчет той ночи у костра, за неделю до Рождества, когда я не сомневался в том, что она имеет власть надо мной?

Это не случилось в какой-то конкретный день. Все они имели значение.

Кейси, словно коктейль. Смешайте каплю обезбашенности, брызги городского шарма с отсутствием логики и слишком большой решимостью, а также добавьте пару безумных голубых глаз, и у вас получится напиток, который легко пьется, но вызывает жуткое похмелье.

Уложив девочек спать, лежу на диване, наблюдая, как угасает огонь, и думаю о Кейси. Правда в том, что я не переставал думать о ней с тех пор, как она уехала. И я не уверен, что перестану это делать в ближайшее время.

Прекрасная незнакомка ворвалась в нашу жизнь и вторглась в наш дом. Это должно было быть тяжело. А также неловко и неудобно. Но все было не так. Мы чувствовали себя естественно. Легко. Комфортно. Тем не менее, мне было страшно. Я задавался вопросом «Почему прекрасная незнакомка захочет остаться с нами, если единственный человек, который биологически и юридически с нами связан, этого не делает?»

Кейси уехала из Калифорнии, чтобы найти себя, и она заслуживает этого шанса.

Но эти мысли не мешают мне мечтать о том, что есть маленький шанс что жизнь, которую она искала, прямо здесь, на этом ранчо, со мной и моими девочками.

Думаю позвонить ей. Возможно, напомню о себе. Удостоверюсь, что она не потерялась. Спрошу, думает ли она обо мне. Но я не решаюсь. Вместо этого хватаю бутылку Southern Comfort и упиваюсь своей гордостью.

ГЛАВА 37

Кто здесь?

Вы знали, что так будет?

БЭРРОН

Тук. Тук. Тук.

Я вскакиваю в постели, пытаясь понять, что это за звук и не упала ли Сев снова с кровати.

Затем я слышу его снова.

Тук. Тук. Тук.

Заставив себя подняться с кровати, стою в коридоре и прислушиваюсь. В этот момент понимаю, что кто-то стоит у двери. Я не теряю ни секунды и, спотыкаясь, бегу на кухню. Открываю дверь с мыслями о том, что это Морган или один из работников ранчо, которому нужна помощь.

И тут я вижу Кейси. Она плачет. Не ждет, пока я что-нибудь скажу, а первой прерывает тишину:

— Я добралась до Остина и поняла, что еду не в том направлении.

— Гм, да. — Смеюсь, нервно проводя рукой по волосам. Мое сердце бешено колотится в ожидании ее слов. Почему она здесь? Она вернулась к нам? — Это юг, Кейси. Я думал, ты направляешься на восток?

— Так и было, но я так сильно плакала, что не обращала внимания на дорожные знаки. — Она смотрит на меня с обнадеживающейся улыбкой. — Мой двигатель издает шум. — А потом Кейси прикусывает губу, ожидая моего ответа, ее мокрые от слез глаза блестят.

— Что за шум?

— Гул.

Я невольно улыбаюсь, но не озвучиваю свои мысли. Я молчу дольше, чем ей бы хотелось.

— Или, может, он перегрелся, — добавляет она, быстро моргая, как будто ей нужно сказать что-то еще, чтобы я ее впустил.

Меня бросает в жар, когда я затягиваю Кейси в дом.

— Я отремонтирую, — торопливо говорю я. — Только это займет некоторое время.

Она отходит от меня с отчаянием во взгляде.

— Я знаю, ты сказал…

— К черту то, что я сказал, — рычу я, притягивая ее к своей груди, отчаянно нуждаясь в ее прикосновениях.

— О, слава богу! — Кейси расслабляется в моих объятиях, и я отворачиваюсь от лютого холода снаружи. Она обивает руками мою шею. — Что теперь?

Впиваюсь пальцами в ее спину, мое сердце лихорадочно стучит. Я целую ее, мой язык скользит по ее языку. Вот что происходит дальше. Нам не нужны слова. Я тяну ее в свою комнату, запираю дверь и кладу ее на кровать. Она смеется в мои губы, когда я снимаю свои спортивные штаны и ее леггинсы. Кейси сбрасывает свою толстовку, которая на самом деле моя.

— Ты взяла мой свитер?

Она широко улыбается.

— Я также украла спортивные штаны и фланелевую рубашку.

— Ты воришка.

— Нет, ты, — шепчет она, расстегивая лифчик и отбрасывая его в сторону. — Ты украл мое сердце.

— Тогда мы в расчете, потому что мое у тебя в заложниках. — Я беру член в руку и скольжу им по ее клитору.

Он касается пирсинга на ее клиторе, и Кейси стонет в пространство между нами, ее дыхание обволакивает мое лицо.

— Я скучал по тебе.

Проскальзываю в нее, толкаюсь и выхожу в идеальном ритме, заданном нашей неистовой потребностью друг в друге.

Ее дыхание сбивается, и она опускает голову на мою подушку, закрыв глаза.

— Я люблю тебя, Бэррон.

Меня переполняют чувства, когда я слышу эти слова, понимая, что они имеют гораздо большее значение, чем когда впервые мне сказала их Тара.

Внутри меня нарастает давление, и мы вместе медленно кончаем. Все еще склонившись над Кейси, заправляю ей волосы за ухо, целую в лоб и бормочу:

— Я люблю тебя. — Мои чувства искренни. Не знаю, как это так быстро произошло или почему, но я влюбился.

***

— Когда проснутся девочки? — спрашивает Кейси, шагая по кухне с чашкой кофе в руке.

— Скоро, — я ухмыляюсь, потому что знаю, почему она спрашивает. — Можешь разбудить их. Уверен, они будут рады увидеть тебя.

Она встречается со мной взглядом.

— О, слава богу. — Кейси вздыхает, ставя чашку на стол.

Она выбегает из кухни и мчит по коридору. Не проходит и тридцати секунд, как я слышу крики девочек:

— Кейси!

Сев первая выходит из детской с улыбкой на лице, в одной руке она держит одеяло, в другой — книгу заклинаний. Она бросает их на диван возле меня и забирается ко мне на колени.

— Привет, малышка, — шепчу я, целуя ее в лоб.

— У меня болит голова от них, — говорит она мне, закатывая глаза.

— Ты счастлива, что Кейси вернулась?

Сев смотрит на меня, ее улыбка становится немного шире.

— Мне нЛавится моя мама.

Я не поправляю ее, хоть и знаю, что должен, но все, о чем я могу думать, это «я тоже, малышка. Я тоже».

ГЛАВА 38

С чистого листа

Я… обрела покой

КЕЙСИ

Я всегда встречала Новый год на гламурных вечеринках в неудобных платьях, от которых везде чесалось, и никогда не целовалась в полночь. Беру свои слова обратно. Когда мне было семнадцать, в канун Нового года меня поцеловала девушка. Ее губы не были накрашены вишневой помадой, и поцелуй мне не понравился. Кэти Перри была не права (прим. пер. отсылка к песни Кэти Перри «I kissed a girl»).

Но в этом году, в канун Нового года, я смотрю на костер высотой в пятьдесят футов, первый раз в жизни ем смор (прим. пер. смор — американский десерт, состоящий из двух крекеров, между которыми кладут поджаренный на костре зефир маршэллоу и кусочек шоколада) и пью неразбавленный виски из чашки Yeti (прим. пер. Yeti — изготовитель чашек из нержавеющей стали), одетая во фланелевую рубашку. На мой взгляд, это божественно.

Морган и Лилиан сидят рядом друг с другом на задней откидной дверце кузова, пьют из фляги не текилу и целуются. Приятно видеть, что они счастливы.

Играет музыка в стиле кантри и девочки танцуют у наших ног с бенгальскими огнями в руках, и я наклоняюсь к Бэррону, который сидит вместе со мной на импровизированной скамейке из пня. Он пахнет дымом и собой, а его поцелуи на вкус достойны воспоминаний. Опускаю взгляд на свою чашку.

— Чашки Yeti вроде как неубеваемые. Чертовски крутые. Если кто-то выстрелит в меня, я могу поднять эту чашку и поймать пулю. И люди бы сказали что-то типа «Ничего себе! Она — Чудо-женщина. Чет возьми, как такое может быть?» А я бы ответила «Нет, это все моя Yeti».

Плечи Бэррона трясутся от смеха, когда он меня обнимает.

— Я счастлив, что ты вернулась.

— Скучал по мне?

— Да. — Он тянется к Кэмдин, чтобы поправить шапку, которая постоянно спадает с ее головы. Мне нравится, что независимо от того, что происходит, он всегда думает о девочках. Всегда в курсе их дел.

Я сжимаю его руку, отказываясь оставлять пространство между нами.

— Возможно, я скучала по тебе сильнее.

Бэррон отстраняется и улыбается мне с надеждой в глазах.

— Это значит, что ты остаешься?

Я даже не знаю, как ответить на этот вопрос.

Перевожу взгляд на сверкающее от инея поле, покрытое дымом от костра. Луна нависла над водой, ветер, как обычно, хлещет в лицо, но тот мужчина, который ждет моего ответа, сияет ярче звезд на небе над нами. Повернувшись к Бэррону, прикасаюсь к его щеке, челюсти, ярко выраженных скул и улыбаюсь. Он внимательно наблюдает за мной, будучи неуверенным, почему я здесь. Мы еще не говорили об этом.

— Я думаю, что новый год стоит начать с чистого листа. И я хочу любить тебя во всех смыслах, для которых, по твоему мнению, ты недостаточно хорош. Потому что ты достоин.

Бэррон сглатывает, пристально смотрит в мои глаза, его голос нежный, как и прикосновение, когда он берет мою руку в свою. Он выглядит иначе, чем в тот день, когда я уехала. Я не могу этого объяснить, но это правда. Бэррон счастлив. Его взгляд заставляет меня чувствовать себя красивой и… достойной. Он наклоняется и его дыхание касается моего лица, когда он говорит:

— Ты уже сделала это, вернувшись.

Кэмдин и Сев отвлекают нас своими бенгальскими огнями.

— Сев. — Бэррон тяжело вздыхает. — Не направляй бенгальский огонь на сестру.

Мы не первый раз предупреждаем ее об этом. Я удивлена, что еще никто не загорелся.

В то время как Морган запускает фейерверк, Бэррон прижимает меня к своей груди.

— Если ты останешься сейчас, я когда-нибудь женюсь на тебе.

Я тепло улыбаюсь, глядя на него.

— Если я останусь, я хочу от тебя еще детей.

Интересно, он услышал, что я сказала «еще детей». Его губы изгибаются в улыбке, он переводит взгляд на девочек, а затем снова смотрит на меня.

— Сев очень хочет братика.

— О, да. На днях я была в ванной, и она попросила меня пописать.

Бэррон смеется.

— Боже мой.

— Думаю, в этот раз она одобрит направление наших отношений, — говорю я, подмигивая ему.

И впервые в полночь меня целует ковбой, который помог мне найти свое место в этом мире.

***

— Почему вы не можете просто сказать «С Новым годом», как все нормальные люди?

— Это традиция, — отвечают мне.

Традиция, блин. Я нервно кусаю губу. Они хотят, чтобы я прыгнула в замерзший пруд голышом.

— Не могу поверить, что я вообще об этом говорю. Я не люблю холод. — Смотрю на воду. — Я терпела эту погоду с тех пор, как оказалась здесь, но я теплолюбивая девушка. Я не войду в этот пруд голой ради того, чтобы обрести удачу в следующем году. Мой пирсинг на сосках примерзнет к сиськам.

— Так и знал, что у тебя есть пирсинг на сосках. — Морган отводит глаза, улыбаясь, его ковбойская шляпа все еще на нем, но он полностью голый, и я ничего не видела. Клянусь. Вы мне верите?

Не думаю. Скажем так, братья Грейди привлекательные на юге.

— Не смотри на ее сиськи, — рявкает Бэррон, швыряя ботинок в брата, который падает на землю.

— Если я в этом участвую, то и ты тоже, — кричит Лилиан, прыгая с ноги на ногу, пытаясь согреться. Она тоже голая. Я смутно вижу ее тощую белую задницу в темноте, окутывающей заснеженное поле.

Они раздеваются, а я выгляжу как ненормальная, потому что все еще в одежде.

— Это принесет удачу, — говорит мне Бэррон, раздеваясь. Черт. Он бросает свою рубашку мне на голову, расплываясь в улыбке. К счастью, Бишоп и Лара Линн забрали девочек к себе домой, чтобы они не видели своего папу голым. — Давай, дорогая. — Он подходит ближе, облизывает губы и прищуривается, глядя на меня. — Раздевайся.

Я не могу устоять, когда Бэррон так говорит, и он знает, что южный акцент его козырь.

— Не могу поверить, что делаю это, — кричу я, снимая куртку, рубашку, джинсы — все эти вещи падают кучей рядом с одеждой Бэррона.

Он берет меня за руку.

— За новые начинания, — говорит он так тихо, что я едва его слышу. И это та поддержка, которая мне нужна.

Мы смотрим друг другу в глаза в темноте.

— За новые начинания. — А потом окунаемся в холодную воду пруда. Клянусь, моя жизнь проносится перед глазами в ту секунду, как я захожу в воду. — Боже правый, как холодно! — визжу я.

— Твою мать! — вопит Лилиан.

Парни тоже матерятся, когда мы выбираемся из воды. Мы не собирались плавать. Быстро окунулись и выходим, чтобы не заработать переохлаждение.

— Я надеюсь, это принесет мне самую большую удачу в жизни! — Мои зубы так сильно стучат, что я едва могу шевелить губами, чтобы произнести эти слова.

Бэррон стоит передо мной, убирает мокрые волосы с моего лица, ловя мой взгляд в бледном лунном свете.

— Ты прекрасна.

Вместе мы существуем в этом небытии. Мир исчезает, есть только он и я. Навсегда.

— А ты идеален. — Встав на цыпочки, обхватываю руками его шею и зарываюсь пальцами в его волосы, притягивая его к себе. Сначала он целует меня в челюсть, а затем касается моих губ. — Твои трещины, раны… Я планирую их все заполнить своей любовью.

Бэррон смеется, дрожа, пытаясь согреть меня.

— Я бы сказал, что могу наполнить тебя, но для начала мне нужно немного согреться.

Я расплываюсь в улыбке.

— Я бы этого хотела.

ГЛАВА 39

Когда мы встретились

Я не ожидал, что все так обернется.

БЭРРОН

9 МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ

— Дай мне тот молоток.

— Можно мне свою комнату?

— У тебя есть своя комната. Ты просто не спишь там.

Кэмдин протягивает мне молоток.

— Потому что Сев всегда хочет спать со мной. Я ничего не могу с этим поделать, она меня так любит.

Перевожу взгляд на Сев, которая сидит в куче грязи со своим котом, ни о чем не беспокоясь, и я уверен, что она голая. Кстати, ее волосы черного цвета. Она покрасила их вчера краской из баллончика, а я так и не придумал, как ее вывести, так что у нее пока черные волосы. Или, может быть, придется ждать, когда они отрастут. Мы еще не знаем точно.

— Сев! — рявкаю я. Она подпрыгивает от звука моего голоса, широко распахнув глаза, и выкидывает грязь, которую держала в руке. — Где твоя чертова одежда?

Откинув волосы с глаз, дочка указывает на крыльцо, где повесила ее на дверную ручку.

Кэмдин кладет руку мне на плечо.

— С малышами так много работы.

Я улыбаюсь ей.

— И подумать только, скоро у нас будет еще один.

Она качает головой.

— О чем ты думал?

— Я не знаю. — Беру коробку с гвоздями, встряхиваю ее и понимаю, что там почти пусто. — Можешь принести мне еще одну коробку?

— Пойду спрошу у мамочки.

Мамочка. Я не был уверен, что услышу, как мои девочки говорят это слово. У них был папочка, но стали ли бы они когда-нибудь называть чужую женщину мамой? Кейси жила с нами полгода, когда Кэмдин спросила ее, может ли она называть ее мамочкой. Она сначала рыдала несколько часов, но в конце концов сказала «да», и вскоре после этого я встал на одно колено и попросил ее выйти за меня замуж. Кейси согласилась, и через месяц мы поженились на ранчо.

И вот мы здесь, ждем еще одного ребенка, которого зачали в то время, когда Кейси вернулась в Амарилло. Забавно вышло, да?

На самом деле, мне интересно, как это произошло, потому что она принимала противозачаточные таблетки. Кейси шутит, что Сев наложила на нас заклинание, и знаете, она права. Страшно думать об этом.

Я знаю одно. Когда я строил этот дом, то никогда не думал, что буду его достраивать. И вот я здесь, в разгаре адски жаркого лета, парю свои яйца и пытаюсь построить еще одну комнату и ванную до конца сентября.

Через пять минут Кейси выходит на улицу, ковыляет босиком ко мне, готовая родить в любой день.

— Дорогой, тебе это нужно?

Ее щеки розовые, она одета в шорты и майку, которая задралась так, что виден ее раздутый живот. Черт, она самая красивая женщина, которую я когда-либо видел, и мне трудно сдерживаться, чтобы не затащить ее в дом.

— Да. Спасибо. — Я беру у нее коробку, и наши пальцы соприкасаются. Именно тогда я замечаю, что Кэмдин так и не вернулась. — Где Кэмдин?

— Складывает детскую одежду, — восторженно отвечает Кейси. — Она такая прелесть. Сама расставляет вещи для малыша.

Я смеюсь.

— Когда родилась Сев, она не разговаривала со мной. Не то чтобы она много болтала в то время, но, черт возьми, она злилась на меня, когда мы привезли Сев домой. Мне кажется, Кэмдин думала, что она кукла.

С моей помощью Кейси садится на край каркаса комнаты, стены которой еще предстоит возвести. Мы решили отдать Кэмдин нашу комнату, малышу — комнату Сев, в которой она не спит, и построить большую спальню подальше от детских комнат. По понятным причинам.

Она сидит и смотрит себе между ног, а затем вновь на меня, широко раскрыв глаза.

— Я либо снова описалась, либо… у меня только что отошли воды.

— Подожди, ты сказала снова? Ты уже однажды обмочилась?

— Э, да. У меня на мочевом пузыре арбуз. Я не могу его контролировать.

Я устремляю свой взгляд между ее ног и улыбаюсь.

— Настало время родов.

Глаза Кейси расширяются, лицо бледнеет.

— Что? Нет. Я не готова. Я даже не упаковала свою сумку.

— Упаковала. Она в грузовике, помнишь? — Встаю и помогаю ей подняться.

— Но мы еще не выбрали имя.

— Мы подумаем об этом.

— Мы не знаем, кто будет — мальчик или девочка.

Я смотрю на Кейси, заключая ее лицо в ладони.

— Дорогая, — шепчу я и целую ее.

Кейси вздыхает, ее дыхание становится ровным.

— Но… я не знаю, что буду делать. У меня никогда раньше не было ребенка, и я наблюдала, как Лулу рожала жеребенка, и это было грязно. Что, если я устрою там дикий беспорядок, и моя вагина никогда не станет прежней? Что, если я не оправдаю твоих надежд?

— Этого не случится. — Тяну ее к грузовику. — Сев! Найди мои ключи.

— Нет, спасибо, — бормочет она, затем берет горсть грязи и вываливает ее на своего кота. Он не двигается.

Отказываясь идти, Кейси дергает меня за руку.

— Но это может произойти. Тонус вагины важен.

— Меня это не особо беспокоит. — На самом деле беспокоит, но я не собираюсь говорить об этом своей испуганной жене.

— Бэррон, я серьезно. — Кейси топает ногой.

Я оглядываюсь на нее, и до меня доходит, что, я уже прошел через это дважды, а она — ни разу. Все это в новинку для нее, и она в ужасе.

— Все будет хорошо. Все пройдет, как по маслу.

Это должны были быть мои последние слова, потому что все не пройдет гладко. Кажется, проходит вечность, пока я нахожу свои ключи. По дороге у меня заканчивается бензин в грузовике. Нас подбирает Морган, и к тому времени, когда мы добираемся до роддома, Кейси уже ненавидит меня до глубины души.

— Я же говорила тебе, что не готова! — Кейси кричит на меня, между схватками все еще вспоминая последний неудачный час. — И ты тоже!

— То, что в моем грузовике было мало бензина, не означает, что я не был готов, — говорю я ей, пытаясь погладить ее по спине.

Кейси убирает мою руку.

— Не прикасайся ко мне. Я пытаюсь вытолкнуть из себя твоего ребенка. — Наклонив голову вперед, она бросает на доктора серьезный, но перепуганный взгляд. — Мне очень жаль, что моя вагина в джунглях. Я не могла туда посмотреть, и мой муж не признавался мне, что она так выглядит.

Кейси стреляет в меня сердитым взглядом, и доктор смеется.

— Так я оказывается негодяй? Я пытался быть милым.

— Мило — это одно. — Она одаривает меня еще одним грозным взглядом. — Не говорить мне, насколько большой стала моя задница, это совсем другое.

— Кейси, тебе нужно тужиться, — говорит ей доктор, вероятно, надеясь, что она его послушает.

— Я не могу здесь находиться, — стонет Сев, вставая со своего места после того, как мы сказали ей, что она не может забрать себе плаценту.

Слава богу, Лилиан выводит девочек из комнаты, потому что в этот момент до меня доходит, что они не должны все это видеть. Я остаюсь с моей очень испуганной женой, которая вот-вот родит впервые. Понимаю, почему она паникует. Я потерял сознание, когда родилась Кэмдин, и был пьян в тот день, когда родилась Сев.

Кейси начинает плакать, и я беру ее за руку.

— Давай, любимая. Ты должна тужиться.

Она смотрит мне прямо в глаза.

— Хорошо.

Через пять минут наш третий ребенок появляется на свет. И когда я смотрю на Кейси, вспоминаю день, когда мы встретились. Это было наше начало, и, кажется, что прошла целая вечность.

ГЛАВА 40

Новый член семьи Грейди

Он самый милый малыш во всем мире.

КЭЙСИ

Я плохо помню роды. Я была в таком шоке, когда у меня отошли воды, что как только мне предложили анастезию, я протянула руку и сказала: «Сделайте укол, черт возьми». Вытолкнуть ребенка весом семь футов (прим. пер. 3, 18 кг) из вагины с обезболивающим звучало намного лучше. Я помню, как Сев спрашивала, может ли она посмотреть на плаценту. И Кэмдин постоянно хотела удостовериться, что со мной все в порядке. И я помню тот момент, когда мой малыш сделал свой первый вдох.

Мальчик. Я стала мамой прекрасного мальчика.

Помню, я где-то читала, что когда первой рождается девочка, значит, матери ребенка нужно повзрослеть. Когда рождается мальчик — ей нужно испытать настоящую любовь.

У меня сын, и, на мой взгляд, у меня все сходится, потому что я не уверена, что когда-либо испытывала такую любовь. По крайней мере, не от своей матери. Но мои дети никогда не буду сомневаться в моей любви.

— Бэррон, я так его люблю. — Плачу, прижимая нашего сына к груди. Наш малыш кричит, будучи в дурном настроении, весь в… я не хочу знать что это, но я держу его на руках. Так как Бэррон держит девочек. Как мать должна держать своих детей. — Я так сильно его люблю.

— Дорогая — ты умница, — говорит он мне, касаясь головки нашего сына, а затем целует меня в лоб. — Как мы его назовем?

Я улыбаюсь сквозь слезы.

— Остин.

— Прекрасное имя.

Это прекрасно.

В тебе я нашла себя.

— Нашедшая навсегда

ГЛАВА 41

Полчеловека

Я не плачу, это вы плачете!

БЭРРОН

Сын. У меня есть сын. Маленький мальчик с фамилией Грейди.

Мой папа смотрит на мальчика в моих руках.

— Он похож на тебя.

Я борюсь со слезами и киваю, не в силах произнести какой-либо ответ. Боюсь, если я попытаюсь сделать это, мой голос будет дрожать, и не будет звучать так уверено, как мне бы хотелось.

Морган забирает у меня своего племянника, улыбаясь ему.

— Извини, малыш, но ранчо принадлежит мне, а Кэмдин — мой заместитель. Но я возьму тебя в долю.

Я качаю головой из-за того, что он все это рассказывает новорожденному, но это же Морган. Ему нужно констатировать факты в данный момент.

Лилиан входит в палату, держа Сев на бедре. Дочка бросает взгляд на Остина, а затем на Кейси.

— Это вышло из твоего живота? — спрашивает она отчасти с отвращением, отчасти с интересом в голосе.

Кейси кивает, поглаживая спину Кэмдин, которая сидит рядом с ней на кровати. Дочка помогает выбрать, во что одеть Остина.

Сев глазеет на Остина, он корчится в объятиях Моргана. Когда малыш начинает рыдать от негодования, дочка переводит взгляд на меня, затыкая уши. Мы все смеемся, потому что никогда не знаешь, о чем она думает.

Сев также садится на кровать, и Кейси, приобняв девочек, спрашивает, какое второе имя дать Остину.

— Мы можем выбрать? — спрашивает Кэмдин.

Первая предлагает Сев.

— Дэмиен.

Широко распахиваю глаза. Дэмиен? Господи. Насколько темна ее душа (прим. пер. в США имя Дэмиен у некоторых ассоциируется с дьяволом или злом. Ассоциация возникла благодаря фильму ужасов «Омен» 1976 г.)?

— Нет, это тупое имя, — говорит ей Камдин, закатывая глаза.

— Нет, это не так. — Сев толкает ее. — Ты тупая. Мне нравится это имя.

— Что насчет Кристофера. Остин Кристофер звучит как имя очаровательного принца.

Сев слезает с кровати и подходит ко мне.

— У меня голова от них болит. Я хочу есть.

Беру ее на руки.

— Хорошо, пошли устроим набег на торговые автоматы.

Прежде чем уйти, бросаю последний взгляд на Кейси, которая держит Остина на руках.

В моей голове всплывает момент, когда она сказала мне «да». Это та девушка, которая носит мое кольцо. Она ростом пять футов десять дюймов — непредсказуемая и горячая, как лесной пожар. Кейси не бросит меня, потому что жизнь в маленьком городке для нее. Ей нравится, что у нас во дворе живут козы, а на прошлой неделе Кэмдин привела в дом лошадь. Ее не волнует, что в нашей гостиной пахнет коровьим дерьмом, когда дует ветер. Ее не беспокоит, что я встаю до восхода солнца и возвращаюсь после наступления темноты.

Кейси… хочет иметь такую жизнь.

Она хочет нас.

Посмотрите, как она держит нашего новорожденного сына и обнимает девочек. Это моя жена. Вот как выглядит любовь.

Я не могу рассказать вам, как устроен брак. Но могу сказать, что любить женщину — это искусство, из-за которого даже художник задается вопросом, вдохновлен он или замучен. Кейси, заставляет меня чувствовать все это одним своим дыханием.

Мы с Сев выходим из палаты, и она достает из кармана сложенный лист бумаги.

— Я нарисовала это для тебя.

Беру в руки бумагу и разворачиваю ее. Ее навыки рисования улучшились, но я до сих пор не могу это расшифровать.

— Что это?

— Мамочкина вагина в джунглях.

Я фыркаю от смеха и кручу рисунок, глядя искоса на черно-фиолетовые каракули.

— Именно так она и выглядит, малышка.

ГЛАВА 42

Деревенская жизнь

Эта жизнь была предназначена мне судьбой

КЕЙСИ

2 ГОДА СПУСТЯ

Тот, кто сказал, что проститутку нельзя превратить в домохозяйку, действительно должен извиниться передо мной. Ха. Шучу. Я никогда не была проституткой, но, если серьезно, я ответственно отношусь к своей роли — жена владельца ранчо и мама.

Все в Техасе мне по душе. Мне даже нравится ветер. Я могла бы обойтись без запаха коровьего дерьма, но это напоминание о том, что теперь я дома. Я живу со своей семьей здесь и ничего не хочу менять.

Говоря о коровьем дерьме, мой бедный маленький мальчик теперь хорошо знает, что нельзя играть в куче вонючих какашек.

— Фу, — произносит сын, глядя на свои руки.

— Я же говорила тебе не трогать это, — напоминаю я ему, а он швыряет дерьмо на стену ванной. Малыши, черт возьми. Ему только что исполнилось два года, и Бишоп каждый день рассказывает мне, что Остин — вылитая копия Бэррона в детстве. Я в этом не сомневаюсь.

— Дедушка Джонни здесь! — объявляет Кэмдин, высунув голову из-за угла, ей видно, как его грузовик заезжает на подъездную дорожку.

Вытаскиваю Остина из ванны.

— Больше не играй с какашками.

Он кивает, но я не уверена, что он больше не полезет в дерьмо. Я каждый день говорю ему не дергать Сев за волосы, но он все равно это делает. Даже когда она угрожает превратить его в девочку.

Заворачиваю Остина в полотенце и наблюдаю, как на крыльце Джонни разговаривает с Кэмдин. Только когда родился Остин, Бэррон, наконец, смирился с мыслью о том, чтобы разрешить им видеться с Камди и Сев. Это было не мое решение, но я поддержала его. Он рассказал девочкам об их настоящей маме, хотя не думаю, что они поняли, потому что Сев посмотрел на Бэррон таким взглядом, будто у него взорвалась голова, и он заговорил на каком-то непонятном языке.

Сев сказала:

— Ты рехнулся. Кейси — моя мама.

И больше мы не поднимали эту тему. Но девочки общаются с родителями Тары. Это совсем не те отношения, что у них с родителями Бэррона, но я думаю, что он чувствует себя лучше, потому что не отказывает им видеться с внуками.

Тара вышла замуж за актера, с которым встречалась, и знаете что? Они уже развелись. Не удивительно. Она не разговаривала с Бэрроном несколько лет, кроме того дня, когда отказалась от своих родительских прав, чтобы я могла на законных основаниях удочерить девочек.

Я не разговаривала с мамой два года, а папа приезжал в Техас вскоре после рождения Остина, но я вижу его нечасто. Не так, как семью Бэррона, с которой я провожу каждый день и которую очень люблю.

Мы с Лилиан лучшие подруги и общаемся каждый божий день. Они с Морганом поженились и около года назад удочерили девочку. Бренне три года, и если бы вы не знали, что ее удочерили, вы бы и не догадались, потому что она похожа на Лилиан. Длинные белокурые кудри, голубые глаза и яркий характер.

Бедный Остин. Он единственный мальчик среди детей Грейди, но я скажу вам, что он держится молодцом. На прошлой неделе подстриг Кэмдин волосы ножницами. За неделю до этого поджег муравейник, потому что его укусили муравьи. Я не знаю, откуда он взял зажигалку. Но именно так Остин защищает себя. Око за око. Как говорит Бишоп. Вылитый отец.

— Мама! — кричит Кэмдин, забегая в ванную. — Сев снова украла мой зуб!

Кэмдин сейчас почти восемь лет, и у нее начали выпадать молочные зубы. Сев, ну, она думает…. Ладно, я не знаю, что думает наш ребенок с темной душой. Кроме того, что она собирается заколдовать кого-то.

Вытерев Остина, опускаю его на пол, и он голышом мчится по дому.

— Где она?

Кэмдин вскидывает руки.

— Я не знаю.

И тут я замечаю, во что она одета. Короткий топик и обрезанные джинсовые шорты, которые Бэррон, вероятно, уничтожит, когда найдет. Я точно не покупала их, и я уверена, что Бэррон этого не делал.

— Откуда ты их взяла?

Она смотрит вниз.

— Послушай. Мой зуб. Сестра ворует все мои вещи, а теперь еще и мои вонючие зубы.

— Сев! — Вижу, как наш маленький монстр мчится к двери с зубом в одной руке и книгой заклинаний в другой. — Верни зуб сестре.

— У меня нет ее дурацкого зуба! — кричит она в ответ, что является ложью.

Я не смогу ее поймать и не исключаю, что она закопала его на заднем дворе ради какого-то странного магического обряда вуду, над которым трудится. Сев сейчас учится в школе, и хотя другие дети считают ее странной, я каждый день говорю ей: «Ты особенная. Это нормально отличаться от других. Ты на своем месте». Хоть я и волнуюсь, что когда-нибудь она наложит заклинание и взорвет весь мир. Я рассказываю это Сев, потому что в детстве мне никто этого не говорил, и я знаю, что она нуждается в моей поддержке.

Нахожу Остина на улице, на подъездной дорожке, на нем ковбойские сапоги и больше ничего. Сын мочиться на мои суккуленты, которые я посадила на прошлой неделе. Неудивительно, что они вянут.

— Остин! Нет.

Он поворачивает голову, все еще писая, и в процессе мочится на ногу Джонни.

Я закрываю рот рукой.

— Боже мой, мне так жаль.

Джонни смеется.

— Не беспокойся об этом, дорогая.

Остин идет ко мне, волоча ноги в сапогах.

— Иди, надень что-нибудь.

Он сердито смотрит на меня.

— Нет.

Ах, да, одно из его любимых слов.

— Остин Бэррон Грейди… тащи свою задницу в дом.

Он не слушается. Вместо этого садится в грязь и вырывает мои суккуленты из земли.

Мальчики. С ними почти так же много проблем, как с Сев.

Джонни забирает девочек на мороженое, пока я укладываю Остина на обеденный сон. В этот момент слышу, как на подъездную дорожку заезжает грузовик Бэррона. Я улыбаюсь и осторожно закрываю дверь в комнату Остина, наслаждаясь каждой деталью своей жизни.

Мои дети все время грязные. Я тоже хожу босиком бóльшую часть времени, и если мой муж заходит в дом во фланелевой рубашке со щетиной на подбородке, мне все еще хочется сорвать с него одежду и заняться с ним сексом. Мы до сих пор живем на ранчо, в том же доме, который построил Бэррон, только сейчас он немного больше. В свободное время я работаю в ремонтной мастерской, но большинство моих дней посвящено воспитанию детей. И мне это чертовски нравится.

— Где дети? — спрашивает Бэррон, пялясь на мои ноги в джинсовых шортах. Я могу носить обрезанные шорты. Нашим дочерям запрещено. Правила Бэррона. Не мои.

Я многозначно шевелю бровями, красуясь в коридоре. Я даже втягиваю нижнюю губу в рот и медленно выпускаю ее.

— Девочки с Джонни едят мороженое, а Остин спит.

— Бл*дь, да, — бормочет Бэррон, подходя ко мне и срывая футболку. — Я думал о тебе все утро.

— Остин помочился на ногу Джонни.

Бэррон смеется, покрывая мою шею поцелуями.

— Мой мальчик. — Его тело соприкасается с моим. — А теперь покажите мне, как сильно вы скучали по мужу, мэм.

Он сказал это специально.

— Ты весь потный, — замечаю я, когда скольжу руками по его плечам.

— Тебе же это нравится.

Он прав. Так и есть.

Посмотрите, мы пристаем друг к другу у двери в нашу комнату, не в силах ждать ни секунды.

— Теперь ты веришь в судьбу? — спрашиваю я нежданно-негаданно, когда Бэррон кладет меня на кровать.

Он улыбается, в уголках его глаз появляются морщинки.

— Я верю в тебя, — шепчет он возле моей покрытой румянцем щеки, теплое летнее солнце освещает нашу спальню. — Я бы сказал, что это почти одно и то же.

Закончив, мы одеваемся, Бэррон открывает дверь, а там стоит Остин. Он протягивает отцу подгузник с ухмылкой на лице.

— ПЛивет, — говорит он и машет рукой.

Бэррон смотрит на него, потом на меня.

— Думаешь, он слышал нас?

— О, наверное. — Беру сына на руки. — Но он еще не понимает, что мы делали.

Бэррон улыбается мне, а затем Остину, который тянется к нему.

— Как мой мальчик?

Остин молча кладет голову на грудь Бэррона, и мое сердце тает, когда Бэррон прижимает его ближе к себе.

С этим парнем «вечность» не просто слово, а «завтра» — не пустое обещание.

КОНЕЦ