Когда птицы молчат (СИ)

После обеда я отправилась в небольшое, но вполне приличное кафе с громким названием «Персона» минутах в десяти от моей работы, чтобы встретится с Лавровым. Меня немного взволновала перспектива, что за мной действительно могут начать ухаживать, хотя все это мне сейчас было не нужно, да и вряд ли я когда-нибудь завязала бы отношения с таким человеком, как он. Слишком велика была разница в возрасте.

Он сидел за столиком у окна и первым заметил мое приближение. Когда я вошла в прохладное, немного затемненное помещение, он привстал, чтобы я без труда смогла его заметить.

Он выглядел безупречно. Я отметила, как ровно лежит темно-красный галстук на его белоснежной рубашке. Как, несмотря на тридцатиградусный зной, комфортно ему в темно-синем костюме, идеально выглаженном, отливающим шиком дорогого бутика.

И пах он! Божественный запах, подходящий ему на все сто. Выдержанный, с хвойной и древесной нотками, не терпкий и не сладкий. Таким может пользоваться только мужчина в возрасте, импозантный, уверенный в себе, и, безусловно, очень состоятельный. Его золотые запонки и зажим на галстуке довершали картину благополучия и богатства.

Ирина, как я рад вас видеть!

Здравствуйте, Михаил Петрович, - говорю я, протягивая ему руку для приветствия, которую он галантно целует, а не пожимает.

Я уже заказал вам коктейль, охладитесь с дороги.

Спасибо, но не стоило.

Я выступил инициатором встречи, так что я угощаю. Если вы думаете, почему мы не встретились прямо в здании совета, где вы работаете, - начал он, и его проницательные глаза внимательно следили за мной, - то не беспокойтесь, разговор пойдет только о работе, у вас нет повода нервничать. Но у меня к вам есть деловое предложение, которое неуместно озвучивать в присутствии вашего начальства.

Какое? – у меня отлегло от сердца. Что ж, ухаживаний не будет, но в чем тогда цель нашего уединенного свидания подальше от моей начальницы?

Я хочу предложить вам работу. Приблизительно, в том же ключе, что и сейчас. Вы будете работать на мой благотворительный фонд. Мне понравилось, как вы общаетесь с людьми. Вы умеете располагать к себе, умеете так подобрать слова, чтобы вам невозможно было отказать, - он улыбнулся. - Мне нужны такие люди. Кроме того, вы искренне наслаждаетесь тем, что помогаете людям. И мне это тоже очень в вас нравится.

Я очень польщена, спасибо вам большое, но я не знаю, что вам сейчас ответить.

Стоит ли говорить, что вы будете получать совершенно иную зарплату, гораздо выше той, что сейчас?

Сколько вы рассчитываете мне платить?

Он озвучивает цифру, и в уме я даже присвистываю. В два с половиной раза больше того, что я сейчас получаю.

Если мы с вами сработаемся – размер премиальных будет почти таким же, как ваша ставка.

Я ошарашенно смотрю на него. Да, здесь есть о чем подумать. Но в тот же момент меня осеняет другая мысль.

Как скоро мне нужно приступить, и где я буду работать?

Не здесь, - мягко говорит он. – Ведь ни мой основной офис, ни сам фонд в этом городе не находятся. Придется переехать. Но по срокам я вас не тороплю.

Я еще не знаю, как решится дело с разводом, с разделом имущества, что вообще произойдет в ближайшие недели. И медленно качаю головой. Он предлагает шикарную возможность начать свою жизнь заново, не зависеть больше ни от кого. Он сулит мне твердую уверенность в будущем, протягивая ее на блюдечке с золотой каемочкой. Но невозможно начинать что-то новое, не порвав со старым.

Нет.

Нет?

Я не могу. Сейчас не те обстоятельства. Вряд ли я смогу дать ответ в ближайший месяц или даже два.

Так долго ждать я не могу, - разочарованно говорит Михаил Петрович. – Должность заместителя директора фонда очень ответственная, включает в себя множество обязанностей, которые я могу распределить на время между другими сотрудниками. Но несколько месяцев … нет, увы.

Мне очень жаль, - я мысленно бьюсь головой о стол, когда он озвучивает ту должность, которую готов был отдать мне.

Мне тоже.

Очень вовремя принесли мой коктейль. Присутствие официанта как-то смягчило повисшее межу нами молчание. Мне стало неловко за свой отказ. К тому же, меня не переставала грызть мысль, что я еще пожалею. Но мы с Владом даже не начали разговор о разводе. И я не имела права торопить его, не дав времени прийти в себя. Кроме того, я вдруг подумала, а если он не захочет отдавать мне Женю без скандала, или запретит уезжать в другой город? Или банально не станет продавать квартиру. Тогда у меня не будет возможности обосноваться где-то еще. Можно, конечно, снимать жилье, но накопить на новое я так не смогу.

Михаил Петрович решил сменить тему и заговорил о Доме престарелых.

Мы почти закончили со сметой. Через месяц проведем тендер и наймем подрядчиков.

Это самое хорошее известие за последние дни, - я слабо улыбаюсь. Мне было искренне жаль стариков.

А пока попытаемся помочь им провизией и сменой персонала.

Вы заметили? – с волнением спросила я.

Что они живут, словно кому-то обязаны? Да, заметил. Они не заслужили такого отношения. Люди которые сейчас за ними ухаживают, некомпетентны. Я не знаю, как к этому отнесутся в вашем управлении, но, собственно, одной из причин нашей встречи является то, что я настаиваю на некоторых кадровых переменах.

Не думаю, что у нас обрадуются увольнениям, - говорю я.

Я предлагаю не сокращение, а замену.

Когда я говорила с директрисой, она на мое замечание ответила, что лучшего персонала за такие деньги, какие им платят, ей сложно было найти. Вряд ли это ее вина.

Поверьте, как руководитель, я знаю все методы воздействия на своих подчиненных. Уверен, что она не перепробовала и половины. Да, зарплаты там были маленькие, я это тоже исправлю, но мне не нужен человек, который не смог приструнить своих сотрудников, заставить их вести себя со старыми людьми достойно и уважительно, ведь они знали, на что соглашались, когда нанимались на работу. В этом было их главное предназначение. Я надеюсь, что в вашем управлении с пониманием отнесутся к моей просьбе. Количество рабочих мест не изменится, вы можете провести набор сотрудников в любое удобное время, но, с учетом повышенной зарплаты, мне бы хотелось, чтобы и требования к ним выдвигались соответствующие.

Я думаю, что моя начальница не будет возражать. Тем более, я так понимаю, что это учреждение вышло из-под контроля городского совета, а значит, все решения теперь принимают его спонсоры.

Кстати, если это действительно решенный вопрос и депутаты проголосовали за это на сессии, то мне бы хотелось увидеть документы, - улыбнулся мой собеседник. Он был деловым человеком до мозга костей. И это мне нравится.

Я не знаю всех тонкостей, но сразу же сообщу вам, как только выясню.

Хорошо.

Мы посидели ровно столько, сколько понадобилось для обсуждения всех рабочих моментов. Я видела, что он хочет что-то спросить, что его глаза иногда прищуриваются, словно он замечает в моем лице нечто такое, что вызывает у него жгучий интерес, но не осмеливается задать вопрос. И хорошо, что его манеры не позволили это. Я бы не смогла вынести праздного любопытства тогда, когда моя жизнь рушится.

За время нашей встречи мой мобильный дважды издавал короткие звуки, свидетельствующие о том, что мне пришло сообщение. Каждый раз я вздрагивала и не могла не потянуться к телефону, несмотря на то, что это было грубостью по отношению к моему собеседнику.

И каждый раз разочарование захлестывало меня, а надежда умирала, корчась в медленной предсмертной агонии.

День закончился незаметно, и когда я вышла за порог своего офиса, мои внутренние тревоги и волнения опять вернулись, подхватили меня и сбили с ног.

Я не хотела идти домой к родителям, потому что чувствовала немой упрек, исходящий даже от стен. Я по забывчивости чуть было не пошла в нашу с Владом квартиру, а когда поняла, куда направляюсь, задохнулась от боли.

Встала посреди сквера, абсолютно потерянная, раздавленная, присела на лавочку без боязни испачкать юбку и просидела так до глубокой ночи.

Отчет по поездке вызвал одобрение у начальства. Контракт с нами намерены продлевать, программное обеспечение после устранения глупой ошибки работает превосходно.

Когда меня слушали, я едва мог находить нужные слова, потому что внутри было пусто. И холодно.

Когда мне пожимали руку мои коллеги, я не мог выдавить из себя ответной улыбки на их поздравления и теплые слова. Никогда не умел притворяться, вести себя не так, как чувствую. Ира всегда говорила, что у меня на лице все написано…

Ты молодец, надеюсь, Гонконг стоило увидеть, - восхищенно и слегка завистливо говорит мне Вадим.

Да.

Жаль, что не меня послали.

Это точно.

Ты хоть успел там оценить ночную жизнь?

Нет.

Что, даже ни в одном клубе не побывал?

Нет.

Отчего же? Китайцы пытались добиться от тебя чего-то, что не входит в рамки контракта по обслуживанию, и отняли все свободное время? – спрашивает Вронский. Он стоит рядом, серьезный взгляд сосредоточен на моем лице. Словно ко мне есть какие-то претензии. Но китайцы были довольны, производство запустили в первый же день моего приезда, потом только мелочи и наладочные работы. Неужели что-то осталось недоделанным? Хотя он сам похвалил меня за работу.

Нет. Все было в рамках наших договоренностей. Не собирался ничего сверху делать. Если хотят – пусть заключают новый контракт. Просто не было времени для развлечений.

Вронский кивает и уходит. Остальные продолжают донимать вопросами и пошленькими намеками, но я резко разворачиваюсь и ухожу, оставив без ответа все их предположения.

Меня провожают слегка ошарашенными взглядами, но плевать на всех. Я захожу в кабинет, падаю в кресло и откидываю голову назад. В голове, словно грустная мелодия, звучит нежный женский голос, который я уже успел позабыть за столько лет.

Влад, вы с Ирой расстались? Как жаль, вы были такой прекрасной парой.

С чего вдруг ты это решила? – тогда я был искренне удивлен. Тогда моя жизнь была еще целой, полной, управляемой. Тогда я только что поцеловал красавицу-жену, приехавшую меня проводить, и сел в самолет.

Ну как же, я видела ее возле аэропорта. Сначала подумала, что она провожает тебя, но она, по-видимому, встречала другого мужчину.

Ты ошиблась.

Влад, они целовались, - в ее голосе смущение. У меня в сердце дыра.

Ко мне в кабинет врывается Славик. Он никогда не понимал намеков, будь они такими же прозрачными, как стекло.

Да что с тобой происходит? Ты не заболел?

Нет.

Ты паршиво выглядишь. Я бы сказал, что на тебе лица нет.

Чего ты хочешь, а?

Все же хорошо прошло, контракт сохранен.

Не лезь в душу.

С женой, что ли, проблемы?

Отвали!

Славик невесело присвистывает.

Что, как в анекдоте? Возвращается муж из командировки…

Пошел на хрен! – я не выдерживаю и срываюсь. Какое кому собачье дело?

Славик неопределенно хмыкает и вылетает из кабинета, натыкаясь на моего начальника. Вронский смотрит на него, потом на меня, но молча проходит мимо. Он наверняка слышал окончание разговора со Славиком. И умно поступил, предпочитая не вмешиваться. Это, к хренам собачьим, не их дело!

На столе мой мобильный начинает светиться и вибрировать. Смотрю на дисплей. Только ее мне сейчас не хватало. Ну зачем она тогда села в мой самолет? Зачем я заметил ее? Нет, гонца все же не зря убивают. Я ее ненавижу сейчас.

Хотя, не знаю, изменило бы ее отсутствие на том рейсе хоть что-нибудь. Когда я вернулся, Ира уже знала, как поступит. Я видел, как ровно она держала спину, как упрямо поджимала губы, как мгновенно все поняла. Она не стала водить меня за нос. Она не хотела сохранить нашу семью. Она все решила.

Я хватаю голову руками, яростно взъерошив волосы. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу ее улыбку, я вижу ее сияющее лицо, склоненное над нашей дочерью. Чего ей не хватало? Что я не мог дать ей? Не знаю, не знаю!

Она всегда была порядочной, милой, заботливой, была моей поддержкой, я привык жить, зная, что она есть, что она всегда поможет советом, что ждет меня, что я в любую минуту могу прикоснуться к ней и найти успокоение в кольце ее тонких, нежных рук.

Мысль о том, что случилось, долго не могла прокрасться в мою голову. Чужие руки на ее молочной коже. Дерзкий рот накрывает ее полные губы, покрывает поцелуями податливое тело. Она выгибалась под его тяжестью? Кричала, когда достигала кульминации? Что он сделал, чтобы заставить ее полюбить?

Навязчивые трели сверлят мозг, как дрель. Она собрала вещи и ушла. Но почему не к нему? Почему к родителям? Это дань уважения нашему прошлому? Это не вовремя проявленная стыдливость? Боится ранить мои чувства, сразу переехав к своему е*арю?

Я рычу, неистовствуя. Мои надежды рухнули, будущее разлетелось. Я никогда не изменял ей, я думал, что мы пойдем рука об руку до самой старости. Больше мне ничего не было нужно. Оказывается, все, о чем я мечтал, было для нее лишь грязью под ногами. Она переступила через мои мечты и пошла дальше.

Телефон замолчал. Но через мгновение зазвонил снова. Я схватил его и со всей силы бросил об стену. Осколки разлетелись по всему офису.

Глава 20

Горло обжигает, когда виски неспешно катится вниз огненным шаром. Напряжение трудового дня отпускает постепенно, но, вопреки моим ожиданиям, голова по прежнему остается тяжелой.

Рассеянный свет от уличных фонарей и рекламных вывесок освещает полутемную квартиру. Единственный источник света внутри – люминесцентные лампы над стойкой бара, где я сижу. Мое логово – пример холостяцкого жилища. Минимализм, большие площади для досуга, абсолютное отсутствие каких-то милых вещей, которые придают помещению мягкость, уют, которые дают понять, что для кого-то это дом.

Я всегда могу сорваться отсюда, переехать в другое место, подобное этому, не испытывая ни малейшего дискомфорта. Так было всегда и по отношению ко всему, что меня окружало. Я легко менял квартиры, место работы, подружек.

Еще одна порция виски катится вниз по пищеводу. Наконец, голова становится немного легче.

Меня не покидает одна навязчивая мысль.

Что у меня было с Ирой?

Несколько жарких, ни к чему не обязывающих свиданий, чудесный отдых в красивом месте? Но когда все это закончилось, почему мне кажется, что я упустил что-то важное? Почему сейчас, потягивая любимый алкоголь, я смотрю на телефон и думаю, какого черта она не звонит?

Мне часто признавались в любви. Из корысти, в порыве страсти, или, скорее, похоти, от банальной глупости – нужно же что-то говорить после секса, чтобы заполнить неловкую тишину. Самые умные молчали, понимая, что все эти ничего не значащие признания меня только раздражают, заставляют быстрее бросать тех, кто их произносит. Но она … оказалась совсем не такой. Она сказала то, что думала, не требуя ответа, не стараясь разбавить мое молчание своим глупым щебетом.

Она призналась не сразу, только после того, как я рассказал ей о своей матери. По сути, показал ей, как мало меня любили в детстве и почему я так же поступаю, став взрослым.

Может быть, пожалела?

Нет, такая женщина, как она, может отличить откровенность от стремления слабого, пустого человека вызвать к себе жалость, тем самым завоевать внимание. Мне внимания всегда хватало, особенно женского. И она это прекрасно знает.

Почему тогда после всего она не сказала, что хочет продолжать видеться? Зачем подвела грань под нашими отношениями? Тем более, что я почти наверняка знаю, что мужа она отшила.

Закрываю глаза и откидываю голову назад. В самую первую ночь, когда она должна была его встретить, я вдруг сошел с ума. Да, я не привык делать первый шаг. К тому же, она сумела все так красиво закончить, как я ни разу не смог ни с одной из моих бывших подружек. И этот ее поступок явно свидетельствовал о том, что ей тоже не нужны дальнейшие отношения, что она понимает, что у нас нет будущего.

Невесело усмехаюсь. Слово-то какое – отношения. Это у меня с ней отношения? А я думал, просто секс. Конечно, она в постели просто нечто – откровенная и жадная до ласк, как грешница, и в то же время такая же наивная и открытая, как девственница. Да, именно прямота в ее взгляде всегда потрясала меня. Ни одна эмоция, промелькнувшей в ее глазах, не была прикрыта фальшью, наигранна. Я мог читать ее, как книгу, но не потому, что она не знала жизни и не умела скрывать своих мыслей, а потому, что она позволяла мне это делать, потому что ни в чем не притворялась.

За окном в какой-то молочной дымке центр города. Индустриальный, пыльный, совершенно равнодушный к людям, которые в нем живут. То ли дело Крит. Жаркое, умытое солнцем утро, еще не разбудившее владельцев кафе и магазинов, мирно отсыпающихся после бойкой ночной торговли, томный день на пляже, холодное вино в тени моей виллы и она, неспешно и изящно накалывающая на вилку салат из помидоров, оливок и феты, заправленный маслом из оливок, собранных в моем саду.

Она улыбается и смотрит на меня, снова отправляет в рот кусочек, на миг закрывая глаза, и опять ее лучистый взгляд прикован к моему лицу.

Солнечная женщина, сплетенная и света, порывов свежего ветра и морской лазури. Такой я запомню ее навсегда.

Да, она не смогла бы смолчать, она все рассказала мужу. А он ведь любит ее, даже сейчас это видно. Он сам придет к ней, потому что не сможет прожить без ее улыбки ни дня, потому что будет больным, если не услышит ее ласковый шепот, потому что не сможет забыть ее тихих вздохов в постели. Захочет ли она все вернуть, как было? Поцелует ли его при примирении так же, как целовала меня на прощание? Захочет ли отдаться ему в честь их воссоединения? Станет ли думать обо мне, когда его губы и его руки буду прикасаться к ее телу?

Очередной стакан виски делает картины более реалистичными и подробными. Я не хочу этого видеть, мне это не нужно.

Женщины никогда не занимали в моей жизни много места. Как и в жизни отца. Когда же Ира успела забраться под мою кожу? Поэтому меня лихорадит? Или это виски на голодный желудок?

Отбросив все мысли, пытаюсь отвлечься. Звоню отцу, долго разговариваю с ним о его больной печени, о воспалившемся коленном суставе. В его голосе слышу тревогу и нотки удивления. Он не понимает, что со мной. Не устал ли? Не заболел? Разговор начинает напрягать.

Я резковато прерываю все его попытки проявить заботу. Старик явно сдает. Раньше он не был таким сентиментальным и мягким. А мне сейчас его переживания только действуют на нервы.

Подхожу к окну и опять смотрю в ночь, будто смогу увидеть ее через километры, через груды бетона, через все те вещи, которые делают наше будущее невозможным.

И сейчас мне хочется вернуться в прошлое, когда я мог совершать безумные поступки ради любви, как мне тогда казалось. Это было глупо и одновременно прекрасно – я напоминал себе благородных рыцарей Средневековья, готовых на любой подвиг ради своей дамы. Как это было давно. Как я был молод и наивен. Как искренне еще верил в то, что один человек может дать другому так много, что душа будет рваться на клочки, и получить еще больше.

Внизу по тротуару идет женщина со светлыми волосами. Она разговаривает по телефону и замедляет шаг, подходя к моему подъезду. Я сжимаю стакан. Она поднимает голову и смотрит вверх. Она смотрит на меня? Ищет глазами мою квартиру? Ира?

Ноги становятся свинцовыми, а голова совсем легкой. Она пришла? Женщина опускает голову и начинает медленно идти дальше.

Я срываюсь и вылетаю в коридор. Не закрывая двери, опрометью бегу к лифту. Нажимаю кнопку миллион раз, прислушиваясь к почти неслышному шороху. Кабинка остановилась где-то на пять этажей ниже, потом двери неторопливо закрылись и, наконец, я еду вниз, вызывая недоуменные взгляды пожилой дамы.

Она пришла ко мне? Но не смогла найти в себе сил сделать первый шаг, так же как и я? Да, это трудно. Трудно первым признать, что готов рискнуть своим спокойствием, своим благополучием, своей сложившейся жизнью. В конце концов, трудно рискнуть своим сердцем, потому что я не признаю полумер. Если ты впускаешь кого-то в свою жизнь, то не проводишь его через черный вход, чтобы никто не видел, чтобы можно было делать вид, что все по-старому.

Это бесчестно, это умаляет важность этого человека для тебя и важность собственного поступка.

Хотя она же рискнула. Призналась в любви, изменила мужу, уехала со мной, несмотря ни на что. И ушла, не дождавшись ответных действий с моей стороны.

Выбегаю на улицу и ищу ее фигуру в призрачном свете уличных фонарей.

Да, я готов попробовать, черт его дери! Я не хочу делать вид и дальше, что она безразлична мне, что мне легко отпустить ее. Глупцы те, кто ради своей гордости не замечает того, что может сделать их счастливыми. Возможно, это мой последний шанс в жизни почувствовать себя живым, почувствовать, что я не одинок, что нужен ей.

Я замечаю тонкую женскую фигуру. Бегу за ней по намокшему от тумана асфальту. Звуки шагов глухие, словно вокруг вата. И когда я уже почти настиг ее, женщина оборачивается. Ее испуганные глаза смотрят на меня, будто я насильник или грабитель. Ее испуганные карие глаза… Это не Ира.

Я резко останавливаюсь и бормочу какие-то извинения. Она почти убегает, а я стою неподвижно, всматриваясь в грязную, словно испачканный мольберт, темноту. И понимаю, что только одна улыбка смогла бы сделать для меня этот вечер не мерзким, а таинственным и полным обещаний. Я скучаю, я ревную, я не могу без нее.

Мне плевать, почему она не звонит. Нет. Я знаю, почему она не звонит. Хочет, чтобы я впервые поступил по-мужски. Ждет, что ее мужчина не окажется слабаком, трусом, фальшивкой. Я боюсь думать, что уже не ждет, что уже поздно.

Слишком часто я закрывал парадные двери, и не знаю сейчас, смогут ли они раскрыться для самой желанной гостьи, которая, я надеюсь, останется со мной надолго уже в другом качестве.

Беру телефон и набираю ее номер. Один гудок, второй, третий… Сейчас одиннадцать ночи. Она уже спит? Или не хочет говорить со мной? Или она не одна? Влад успел понять, что он теряет, и поспешил вернуть себе жену? И сейчас уговаривает ее всеми способами, какими только может? Кровь начинает закипать, когда я вдруг слышу хриплый, тихий голос:

- Алло?

Ночь мерцает тысячью огней. Одни более яркие, другие – как далекие звезды, чей переливающийся свет с трудом долетает сквозь расстояние и время. Но даже их слабое свечение мириадами драгоценных камней горит в каплях на лобовом стекле.

Я еду в машине, забравшись на переднее сидение с ногами, закутанными в плед, и вдыхаю его запах. Не могу налюбоваться им, не могу надышаться. Его растрепанные темные волосы, спадающие на лоб, удивительные глаза, четкая линия скул и гордый прямой нос с едва заметной горбинкой, твердые губы, сжатые чуть сильнее, чем обычно, решительное очертание челюсти – этот портрет рисует мое сердце, рисует в моей памяти, чтобы навсегда оставить его там, чтобы я видела моего любимого мужчину даже тогда, когда его не будет рядом.

Он приехал за мной! Он не смог меня оставить.

Я улыбаюсь.

Его звонок раздался тогда, когда я перестала ждать. Когда, наконец, заснула, впервые не глядя на телефон. Просто пришла и легла в постель, закрыла глаза и не услышала ни одной мыли в голове.

Он спросил лишь, где я. Я назвала адрес и через двадцать минут он уже ворвался в квартиру моих родителей, как ураган, как порыв свежего ветра, схватил меня, как была – в пижамных штанах и майке – и, закутав в плед, унес в машину.

Он изредка бросает на меня взгляды, которые незнакомый человек назвал бы строгими. Но я-то знаю – он едва сдерживает свои эмоции. Наверное, он немного зол: на меня - за то что перевернула его жизнь с ног на голову, на себя - за то, что не смог вернутся в привычный ритм, с привычными правилами, где нет места чему-то, с чем сложно бороться, что трудно принять, где нет места мне.

Он торопится и проезжает на красный свет. Я смеюсь. Я знаю, чего он хочет сейчас больше всего. Того же, чего и я. И я вне себя от восторга, что наши желания так согласны.

Мы в подземном гараже, мутная сумеречная дымка все еще неспящего города позади. Звуки шагов отскакивают от стен и теряются в темноте. Мы целуемся жадно, неистово, мы были вдали друг от друга тысячи секунд. Это целая вечность, отсчитанная ударами сердца.

Мое тело узнает его прикосновения, и почти сразу же я проваливаюсь в какое-то узкое, тесное место, кокон, чья граница определяется лишь длинной его рук. Там, где заканчиваются его тонкие, сильные пальцы, заканчиваюсь и я.

Неужели я хотя бы на мгновение могла представить свою жизнь без него?

Иногда люди проживают годы с человеком, с которым им комфортно и надежно, от него рожают детей с ним ходят в гости, его лицо видят по утрам, когда открывают глаза. И даже не подозревают, что удобный для отношений человек и любимый – это огромная разница. Принимая одно за другое, они делают фатальную ошибку. Однако если осознание этого к ним не приходит, то это самые счастливые люди на земле. Потому что любить тяжело и больно, потому что оставаться любимым до последнего вздоха- невероятный труд души. А найти своего единственного – почти невыполнимая задача. Только случай, судьба могут преподнести такой поистине королевский подарок. И исключительно смелый человек способен его принять.

Мы максимально близки с ним только в сексе. Наши тела отлично ладят, но я все еще не уверена, что могу доверится ему, хотя все мое естество просто требует этого. Будто я пещерная женщиная, единственный смысл существования которой - быть рядом со своим мужчиной, идти за ним куда угодно, рожать ему детей и являться его дополнением.

Как мы встретим рассвет? Какие слова он скажет, какие предпочтет никогда не произносить? Что будет со мной, когда солнце разбудит нас и покажет все в новом свете, без прикрас, отчетливо и ясно. Сейчас тени скрывают многое, прячут мысли. Но рассвет принесет откровение. И я боюсь его.

Он движется надо мной, но вдруг останавливается и смотрит на меня, так же плотно сжимая губы. Я не хочу, чтобы он останавливался. Мне хорошо с ним, только с ним. Дрожь пробегает по его плечам и напряженным рукам. Он немного отстраняется, но его бедра еще теснее прижимаются ко мне, вызывая судорогу в разведенных ногах.

Ира?

Почему ты остановился? Прошу тебя…

Ты думаешь, что завтра ты уйдешь?

Я не знаю.

Ты думаешь, что это всего лишь очередная ночь?

Сережа, - я почти умоляю. Я не хочу, чтобы рассвет наступал так быстро. Слишком долго его не было со мной, во мне.

Нет, я не собираюсь тебя больше отпускать, - он говорит это таким тоном, что я даже пугаюсь. Его брови нахмурены, на скулах играют желваки. – Никогда больше.

Он вновь начинает двигаться, жестче и сильнее. Он вбивается в меня, скользит и трется о мою кожу, словно лепит скульптуру собственным телом, отрезает ненужное, примиряется с тем, что нельзя убрать, заново постигает и делает меня своим творением. И я с радостью принимаю своего творца. Завтра я проснусь измененной, усовершенствованной, исцеленной. Завтра я проснусь счастливой. Завтра буду новая я.

Ты ушла от мужа.

Солнечный луч поселился на моем плече. Другой играет на смуглой широкой груди Вронского. Несмотря на усталость, я хочу прогнать наглого гостя, хочу пройтись по его следу своими губами. Улыбаюсь своим развратным мыслям. Не могу перестать улыбаться.

Сергей не спросил. Он утверждал. Значит, Влад что-то говорил на работе? Неприятный момент. Я всегда выступала за то, чтобы не обсуждать личные отношения на людях. Влад тоже придерживался этого мнения, хотя, если это больше не секрет, выдержка ему изменила и теперь он не намерен щадить меня.

Как ты узнал?

Я догадался. Влад хмурый и неразговорчивый. Даже на сотрудников бросается.

Ему нелегко сейчас.

Но ты не сказала ему, к кому уходишь.

Ухожу? На тот момент я просто расставалась с ним, а не уходила к кому-то.

Не к кому-то, а ко мне.

Вронский буквально сверлит меня взглядом. Да, мне по нраву этот собственнический взгляд. Я хочу, чтобы он смотрел на меня так всю жизнь.

А Женя? Ты подумал, что я приду к тебе не одна. Я не оставлю дочь.

Я скажу тебе откровенно – у меня нет ни малейшего понятия, как себя вести с детьми. Но твоя дочка мне нравится. Я надеюсь, что мы сможем поладить, хотя надежда – не та ставка, на которую я бы хотел поставить. Я привык быть уверенным в своем выборе. А твоя дочь, скорее всего, возненавидит меня. Я ей не отец, я абсолютно чужой человек. И если она достаточно взрослая, то поймет, что именно я стал причиной твоего ухода от Влада.

Я тихо вздыхаю. Да. Женя – это тот якорь, который прочно связывает меня с моим замужеством. И я боюсь сказать ей, что больше не люблю ее отца, что мы не станем жить вместе и дальше.

Сергей чувствует, что я переживаю. Он сжимает мою руку и потом целует запястье.

Не переживай, милая. Все образуется.

Ты так думаешь?

Я знаю, что не буду препятствовать тому, чтобы Влад виделся с тобой и дочкой. Наоборот, я постараюсь способствовать этому. В конце концов, она привыкнет. Поймет, что вы оба по-прежнему любите ее.

Твоими устами да мед пить, - слабо улыбаюсь я. Мне страшно смотреть в будущее.

Тогда давай сделаем это прямо сейчас. Иди ко мне, моя медовая, - он тянется ко мне, и я смеюсь ему в губы.

Проказник.

Когда мы скажем Владу?

Не знаю, - я отстраняюсь. Мне кажется, что этого удара мой муж не сможет вынести так же стойко.

Это нужно сделать.

Я понимаю.

Рано или поздно он узнает.

Да, я согласна с тобой. Но дай ему время опомниться. Он еще не сказал мне ни слова после моего признания. Мне нужно получить развод, мне нужно уладить наши совместные … хм.. вопросы.

О деньгах не волнуйся. Переезжай сюда, бери дочь.

Я не хочу, чтобы мы жили вместе, пока я не получу развод. Извини, но я настаиваю на этом.

И где же ты собираешься жить?

Скорее всего, у родителей. В нашей квартире я оставила Влада.

Я сниму вам с дочкой квартиру. Здесь есть несколько подходящих. Ты будешь рядом, я в любой момент смогу тебя увидеть.

Сережа…

Не спорь со мной. Пока твои родители будут рядом, мы не сможем видеться. К тому же, мне почему-то кажется, что они проедят тебе весь мозг. У вас была семья, есть ребенок. Они вряд ли обрадуются такой перемене.

Да. Они не обрадуются. И мне придется выдержать еще и их натиск.

Ничего. Мы прорвемся, не так ли?

Я ничего не спрашиваю. Наше будущее пока рисуется очень туманно и неясно. Но теперь я хотя бы знаю, что оно совместное. В качестве жены или любовницы, но рядом с ним. Решение жить вместе, втроем, уже серьезный шаг. Он готов принять Женечку, за это я люблю его еще больше. Теперь все зависит от меня. От того, как умело и грамотно я смогу преподнести новость о нашем с Владом разрыве.

И несмотря на то, что ожидание встречи с родителями и дочкой расстраивает меня и заставляет бесконечное количество раз мысленно представлять этот разговор, я все же чувствую поток мощной, теплой энергии, вливающийся в меня, как новая кровь в вены. Мой мужчина рядом, он поддерживает меня, он знает, что я вверила свою судьбу ему, и ценит это.

Родители приехали без предупреждения и гораздо раньше, чем планировали. Мама сначала обрадовалась, когда застала меня у них дома, но, увидев разложенную на диване постель, замерла.

Ира, что происходит? Ты ночевала здесь?

Да.

Я обнимаю Женю, которая прижимается ко мне всем своим потяжелевшим и загоревшим тельцем. Она замечательно выглядит и так счастлива, что я на мгновение забываю обо всем на свете и купаюсь в сиянии ее глаз. Милая моя девочка! Как же я соскучилась.

Мама, давай поговорим позже.

Я пристально смотрю маме в глаза из-за Жениной спины. Моя мама – неглупая женщина. Она недовольно поджимает губы и замолкает, однако по тому, как тяжело и часто ходит ее грудь, понимаю, что она взволнована.

Привет, пап. Как отдохнули?

Да неплохо, если не учитывать, что у меня дырка в голове, и я почти оглох от женской трескотни.

Ничего, мы скоро оставим вас с мамой в покое, и ты сможешь отдохнуть.

Что-то мне подсказывает, что это не так.

Папа внимательно смотрит на меня, держа на расстоянии вытянутых рук. Его большие ладони крепко лежат на моих плечах. Я вижу, что ему тревожно, что он тоже догадывается, в чем причина моего переезда.

Мам, а где папа?

Дома.

А когда мы поедем к нему?

Скоро. Зайка, давай я приготовлю нам всем поесть, а ты пока иди в зал, включай мультфильмы и не путайся у меня под ногами.

Будто мне на кухне с вами будет хорошо, - фыркает Женя и я с удивлением на нее смотрю. В характере моей дочки появилась новые, не очень привлекательные черты?

Итак, что у тебя с Владом? – мама берет быка за рога как только слышит звук телевизора.

Мы не живем больше вместе, - тихо говорю я, следя за ее реакцией.

Это я уже поняла. Что случилось?

Папа садится на стул, одна его рука ложится на стол и нервно отстукивает едва слышный ритм. Мама продолжает стоять, сложив руки на груди. Я начинаю чувствовать себя провинившейся школьницей, которая сейчас вынуждена будет признаться в том, что получила двойку за поведение.

Я ушла.

Вот как? И что же тебя толкнуло на этот безумный шаг? – мама что есть сил сдерживается, чтобы не повысить голос, хотя мне кажется, что я уже вижу струйки пара из ее ноздрей.

Да. Именно так. Я ушла. Но то, что случилось между нами, вас не касается, - без обиняков заявила я. – В любом случае, мое решение окончательное.

Неужели? Ты, наверное, решила, что такие мужики, как твой муж, на каждом углу валяются? Из-за чего бы вы там не поссорились, я не поверю, что это невозможно уладить.

Я не собираюсь оправдываться перед тобой за свое решение.

Так это было твое решение? – мама на пределе.

Да. Я решила уйти.

И что же он сделал?

Ничего.

И ты решила уйти из-за ничего?

Нет. Так не бывает.

Он гуляет? – она понизила голос, чтобы Женя ничего не слышала.

Нет.

Он что, бросил работу и решил податься в странствующие музыканты?

Что за бред ты несешь?

Нет, моя милая, бред сейчас несешь ты! – полные, но все еще красивые и ухоженные пальцы указали прямо на меня. – У тебя прекрасный, работящий муж, который любит тебя и дочку, который все несет в семью, а не наоборот. Ни разу пальцем тебя не тронул, словом не оскорбил. На других и не смотрит, только на тебя одну. Что ж должно было случиться, что тебе в голову взбрело это … это… бестолковое решение?

Я изменилась, мама.

Это уж я заметила. Резко поглупела.

Неужели ты не можешь принять мою позицию? Тебе обязательно защищать моего мужа?

А что делать, если моя дочь решила собственными руками разрушить свою жизнь?

Я больше не хочу быть с ним!

А ты хорошо подумала?

Хорошо!

Он же так любит тебя…

Но я его не люблю!

Мама замолкает, папа перестает барабанить по столу пальцами и опять пристально смотрит на меня, словно знает причину моего поступка, словно понимает меня гораздо лучше, чем мне кажется.

А скажи-ка мне, милая, - начинает мама, и по тому, как она это произносит, я понимаю, что она вновь набирает обороты, - кто тебе сказал, что семейная жизнь будет похожа на сказку? Это труд! И кто поленится, тот окажется на обочине на старости лет, в одиночестве и нужде.

Я не собираюсь оставаться в одиночестве, - в запале отвечаю я, но тут же понимаю, что оспаривая нарисованное мамой будущее, ненароком раскрыла свой секрет.

Так-так. Значит, нашла кого-то уже? Или загуляла, как сучка в течке, и теперь рушишь семью?

Как ты со мной разговариваешь?

Так, как этого, по всей видимости, заслуживаешь. Ты что, побежала по мужикам, пока нас тут не было?

Я никуда не побежала. Я просто давно разлюбила своего мужа.

И понять тебе это помог какой-то красавчик? Девкой молодой себя возомнила? Да кому ты с ребенком нужна-то будешь? Пару лет – и заменит тебя твой хахаль на молодую да бездетную. Ты об этом думала? Что тогда будешь делать? Приползешь к Владу обратно, как собака побитая? Опомнись! Слышишь? Сохрани сейчас и свое достоинство, и семью. Пока еще не поздно.

Поздно, мама. Я не вернусь к Владу.

Такие мужики, как он, долго в одиночестве не останутся. Расхватают, как пить дать! И будешь рада вернуться, да не сможешь.

Не захочу я возвращаться. Мне это не нужно.

Дура! – моя мама даже в детстве не позволяла себе так выражаться, она никогда не называла меня глупой или тупицей, а уж тем более дурой. Сейчас я поняла, как сильно она разочарована, как сердита и растеряна. Ей кажется, что я совершаю ошибку. Я вздыхаю и отворачиваюсь.

А о Жене ты подумала? – спрашивает она тихо. – Ведь чужого ребенка никто не будет любить так же сильно, как любит родной отец.

Я знаю.

Ты готова пожертвовать счастьем Жени?

Не формулируй это так.

А как? Ради собственного удовольствия, которое вполне может оказаться мимолетным, ты рискуешь Жениным будущим. Кем она будет для тебя и твоего нового жениха? Помехой. Напоминанием о другом мужчине, нежеланным придатком к тебе. Или ее бросишь?

Никогда! Как ты только могла подумать?

А Влад отдаст?

А что, ты думаешь, что он захочет заняться ее воспитанием сам? Он прекрасно осознает, что я ее мать, что я ей нужнее, чем он. Думаю, он не станет строить мне козни и судиться из-за Жени.

Но это ты еще не выясняла.

Нет.

Что ж, отец, скажи своей дочери, как «умно» она поступает. Скажи, как «весело» и «легко» ей будет житься на одну ее зарплату. Кстати, ты об этом подумала? Вытянешь дочь? И где ты будешь жить?

Я так понимаю, что на приют здесь, в этом доме, мне нечего и надеяться? И помогать вы мне тоже ни в чем не намерены?- язвительно замечаю я. Как же мне горько, что мои родители не поддерживают меня в такой момент, что отрекаются от своей блудницы-дочери в пользу святого зятя. Но все же я их кровь и плоть, какая-никакая.

Я не буду потакать твоим безумствам! Прочувствуй на своей шкуре, каково это! И что, твой ухажер не в состоянии содержать семью? Или он думает, что и в шалаше ему будет отлично?

Нет, мама, в шалаше мы жить не будем. Но я так думаю, что место, которое вскоре станет нашим новым домом, не должно тебя сильно интересовать. По крайней мере, я не стану тебе о нем сообщать. Ты так просто отворачиваешься от меня, не хочешь понять, каково мне жилось последние годы, легко ли было ложиться в постель к нелюбимому – прости, папа, если это слишком откровенно для тебя – что я просто уверена, что после развода ты лично будешь кормить своего ненаглядного зятя, пока не найдешь ему подходящую жену на замену испорченной дуре!

Ира, детка, ты всегда можешь рассчитывать на нас, ты всегда можешь вернуться домой, если … если почувствуешь необходимость, - твердо говорит папа. Как я ему благодарна в эту минуту. За поддержку, за ту корректность и чуткость, присущую ему, интеллигенту и любящему отцу. Он не сказал, что я могу возвращаться сюда, когда меня бросят, он сформулировал это в более мягкой форме, хотя сам не думает, что у меня что-то получиться построить.

Витя! – возмущенно восклицает мама. Ей, наверное, кажется, что ее предали. Что ж, теперь она знает, каково мне от ее слов.

Ты хочешь поругаться с нашей дочкой? Хочешь перестать видеться с внучкой?

Я хочу вложить ей в голову хоть немного мозгов! Она же ни с чем останется!

Ну, бомжевать не буду. Спасибо, мама, за поддержку. Не забуду. Пап, я тебе позвоню, как все разрешиться.

Отворачиваюсь, чтобы родители не увидели моих слез, и зову Женю.

Зайка, поехали домой! Встретишь папу с работы.

Мама пытается что-то сказать, но я демонстративно ухожу в другую комнату и вызываю такси. Интересно, сколько денег останется у меня к концу недели? И у кого занять? Вот она – неприглядная правда жизни. Но как только мы с Женей вышли из подъезда с двумя сумками – моей и ее – мой телефон завибрировал.

Алле.

Ира, я уже договорился о квартире. На два этажа ниже, чем моя. Но даже больше. Вам хватит места.

Спасибо. Так быстро …

Где ты сейчас?

Еду домой. Женя вернулась с родителями.

Вы возвращаетесь к Владу? – в голосе настороженность.

Мы едем встретить папу с работы и поговорить.

Как только ты мне скажешь, я заеду за тобой…

Нет!

Тогда пришлю такси.

Хорошо. Я позвоню.

Нажимаю на отбой и продолжаю держаться только на одной мысли – у меня есть будущее. Теперь главное –разобраться с настоящим и сделать его прошлым.

Глава 21

Она позвонила мне неожиданно. Я даже подскочил в кресле, когда увидел ее номер. Неуверенной рукой взял телефон. Неужели она решила вернуться? И я жду этого? Да, наверное, жду. Мысли пролетели в голове, как стая птиц, пока я нажимал на кнопку.

Алло?

Влад, Женя приехала. Ей не терпится с тобой увидеться. Когда ждать тебя с работы?

Я даже не нашелся тогда с ответом. Просто промычал, что постараюсь пораньше освободиться, и она тут же положила трубку.

Сейчас я еду в наш дом и прокручиваю ее слова в голове. Нет, по всей видимости, она не изменила своего решения. Четко дала понять, что возвращается только из-за Жени. Значит, дочке ничего не сказала. Это уже хорошо. Или нет? Возможно, она хочет, чтобы мы оба присутствовали при разговоре? Сказала, что Женя хочет меня увидеть, но не она. Что ж, у меня есть шанс смотреть ей прямо в глаза, когда она будет окончательно разрушать нашу семью.

Какое-то мерзкое, липкое чувство забирается под кожу, перекатывается под ней волнами. Страх? Я боюсь того, что случится у нас в квартире. Боюсь за Женю, но, если не лукавить с самим собой, я боюсь окончательного подтверждения нашего разрыва. Почему-то я думал, что Ира не уйдет из-за дочки. Теперь я так не считаю.

Подъезд мерзко воняет. Сегодня здесь уссалось целое полчище пьяных отморозков. Вспомнилось, как я предлагал Ире купить свой дом. Тогда никому из нас не пришлось бы ездить в изгаженном лифте. Она отказалась. Наверное, уже тогда у нее был кто-то. Злость смешивается с горечью и выплескивается в тихих словах, которые, я надеюсь, мне удастся сдержать при Жене.

Дверь открываю своим ключом. Волнение сжимает горло. Женька бежит ко мне с криками радости и расставленными руками. Я подхватываю ее и вдыхаю теплый запах ее кожи. Она немного вытянулась. Повзрослела. Смотрю на нее до боли в глазах. Вдруг я понимаю, что, возможно, не смогу видеть свою дочь каждый день и дальше. Понимаю, как дорог мне этот живой комочек радости. Поднимаю глаза и вижу ее. Она стоит, прислонившись плечом к косяку, сложив руки на груди. Лицо осунулось. Она явно переживала.

«Ира, ну зачем тебе все захотелось разрушить? – подумалось мне. – Почему не оставить все, как есть? Почему не взять сейчас нашу дочь и не пойти в кафе, заказать шоколадный торт и его приторным, сладким вкусом перебить горечь обид?»

Пап, я так классно теперь плаваю!

Да что ты?

Да. Представь, дедушка мне все рассказал, а там вода такая соленая, и такая прозрачная, что плавать легко и совсем не страшно.

И ты теперь будешь плавать со мной?

Да! Каждый раз!

Ира начинает меняться в лице, ее нижняя губа подрагивает. И тут я понимаю, что она все расскажет сейчас.

Ты хочешь есть?

А у нас есть что?

Есть.

Она отворачивается и быстро идет в кухню, позволив волосам упасть на лицо.

Женя что-то щебет про то, как бабушка запрещала ей смотреть телевизор, и тащит меня в зал, а я не могу оторвать взгляда от своей жены. Она привычным движением открывает холодильник, потом достает из шкафчика тарелки. На минуту запрокидывает лицо вверх, замирает, но потом продолжает делать то, что делала, наверное, миллион раз.

Женя, посмотри пока то, что хочешь, а я пойду помогу маме.

Хорошо.

Дочь беспечно устраивается на диване, а я иду на кухню. Сажусь за стол, передо мной тут же появляется тарелка. Что-то шипит на сковороде. Пахнет жаренным мясом. Ира упорно не смотрит на меня.

Что ты решил?

Какого решения ты ждешь от меня?

Я говорила тебе, как намерена поступить.

Жене сама не смогла сказать? Решила устроить спектакль?

Я хочу максимально ее защитить. Не хочу делать ей больно и тебя прошу – все, что хочешь сказать мне, говори не при ней. Мы должны спокойно и доступно объяснить ей, что мы не будем больше вместе жить, но от этого не перестанем любить ее.

Вот значит как? Решила не усложнять? Или таким образом просто перекладываешь свою вину и на мои плечи?

Не усложняй, Влад.

Я не скажу ей ни слова.

Влад …

Она замолкает. Растерянно смотрит на меня, пытаясь найти убедительные аргументы, но не может. Потом вздыхает, опустив голову, и тихо говорит:

Я ведь все-равно уже все решила. Я не хочу, чтобы ты поливал меня грязью и унижал при ней, я все скажу сама. Просто заверь ее, что все в порядке. Что будешь любить, как и раньше. Что будешь видится …

Ее голос сорвался. Она подцепила шипящий стейк со сковородки и положила мне его на тарелку. Я бы ни за что на свете не смог бы проглотить сейчас даже маленький кусочек.

Она смотрит на меня с мольбой во взгляде. И с какой-то отрешенностью, словно забыла все те годы, что мы прожили здесь, в этой самой квартире, забыла, что я ее люблю. Ей больше это не важно.

Я отодвигаю тарелку и встаю. Подхожу к ней вплотную, она начинает нервничать. Нижняя губа подрагивает сильнее, почти дрожит. Прикасаюсь к ее руке, провожу по мягкой, прохладной коже. Ощущение тепла от контакта наших тел растекается волнами и доходит до груди.

Что ты делаешь, Ира? – тихо спрашиваю у нее.

Она поднимает руку и потирает бровь, избегая прикосновения. Мои пальцы падают в пустоту.

Я ухожу, Влад, я хочу уйти так, чтобы моя дочь не проклинала меня. Если ты хочешь этого, валяй. Но я люблю ее, я хочу, чтобы она знала, как дорога она для нас обоих. И если ты любишь ее, сделай это для нее, не для меня.

Сражение проиграно, даже не начавшись. Я опускаю голову, признавая поражение.

Я еду в такси, заплаканная Женя рядом, но не подпускает меня к себе. Сейчас она молчит и смотрит в окно. Меня же словно выпотрошили. За последний час ее причитаний и слез я едва не сказала, что все это шутка, что никто никуда не уходит.

Она отреагировала очень остро. Сначала испугалась, растерялась, не понимая, что же такое я говорю и зачем. Ее мир начал рушится у меня на глазах, когда я объясняла, что мы с ее папой больше не будем жить вместе. Влад молчал, когда она бросилась ко мне, цепляясь за одежду, без слов, одним взглядом требуя свою прежнюю жизнь назад. Я попыталась обнять ее, убедить, что так мне и ее отцу будет лучше, но разве ребенок может это понять? А когда она обратила свое маленькое заплаканное личико к нему, Влад не выдержал и, крепко обнимая ее за вздрагивающие плечи, стал говорить, как любит ее, что никогда не бросит, что они будут видеться так часто, как она захочет. Женя жалобно запричитала, что не хочет, чтобы мы разводились (ребенок прекрасно осведомлен о том, что значит, когда родители в разводе, у нее полгруппы в детском саду живут только с одним родителем), Влад не смог больше собой владеть, и, бросив на меня взгляд, способный убить, ушел в другую комнату, где тут же что-то громко разбилось о стену.

Я вызвала такси уже на улице. Женя молчала, шмыгая носом, а я была уверена, что за каждую ее слезинку, за каждый всхлип я обязательно заплачу цену в будущем, и она будет очень велика.

Сначала я не знала, куда ехать. Оставаться дома было невыносимо, Женя бы не успокоилась там. К родителям я больше и ногой не ступлю. Как ни обидно мне это признавать, но они предали меня в самой сложной ситуации, именно тогда, когда я нуждалась в их безраздельной любви и полном доверии. А Сергей … Я не хотела сейчас ехать к нему или в ту квартиру, которую он нашел для нас, но у меня не было выбора, и я ему позвонила. Ни к кому из наших общих с Владом знакомых я не желала обращаться, чтобы не афишировать происходящее в нашей семье. Тем более, со стороны это выглядело бы так, будто меня выгнали из дома с ребенком, что являлось абсолютной неправдой. Несправедливо заставлять людей думать плохо о Владе.

Когда я уже открывала ключом двери, он предложил нам остаться. Сказал, что сам уйдет. Но я в горячке даже толком и не задумалась над его словами. Хотя стоило бы.

И сейчас я еду в совершенно незнакомую квартиру со своим скромным чемоданчиком и Жениным рюкзаком. В полную неизвестность.

Вронский встречает нас у входа. Молча берет поклажу и идет к лифту. Женя, казалось, не обратила на него никакого внимания. Он же поглядывает то на нее, то на меня, пытаясь понять, что случилось с нами, пока мы выясняли отношения с Владом.

Лифт остановился на седьмом этаже. Я иду, как в тумане, за Сергеем, неспешно шагавшим к нашей новой квартире. Все кажется нереальным – и этот коридор, и этот мужчина, только маленькая девочка, крепко сжавшая кулачки, настоящая. И чувствую ее боль, как свою, даже сильнее. Я начинаю сомневаться, что поступаю правильно. Ноющее сердце стало нашептывать, что мучить ребенка низко, что я могла бы и дальше жить с Владом так, как жила, сцепив зубы, закрыв в себе все свои возражения, все причины, по которым я ушла. Стерпится – слюбится. Так жили поколения до меня, и, наверняка, так будут жить многие семьи и дальше. Что же во мне такого особенного? Почему я решила, что могу ценой несчастья своих близких построить собственное будущее?

Сергей открывает двери. Большой холл с кухонной зоной, мягким уголком и телевизором. Все красивое и чужое.

Здесь еще две спальни, - его голос звучит глухо. – Та, что слева, сойдет за детскую.

Я киваю и иду за ним. Небольшая, но очень уютная комната с лиловыми обоями и подобранными в тон занавесками, должно быть, действительно выполняла роль детской. На разноцветных створках шифоньера нарисованы животные. Кровать не двуспальная и, скорее, подходит ребенку, чем взрослому. Я замечаю стопку аккуратно сложенного белья на матраце и вопросительно смотрю на Сергея.

Он пожимает плечами.

Я подумал, что тебе будет не до того, чтобы собирать все свои вещи. Поэтому я принес тебе кое-то из постельного белья и полотенца.

Я начинаю расстилать хрустящие простыни, пахнущие дорогим порошком и идеально выглаженные. Женя сразу же забирается под одеяло и отворачивается к окну.

Я выхожу с тяжелым сердцем, осторожно прикрыв дверь.

Как ты?

Смотрю на встревоженное лицо Сергея, на плотно сжатые губы, пытливые глаза. Он переживал за меня. Стоил ли он всех тех изнурительных испытаний, через которые я заставила пройти своих родных? Стоил ли их и моей боли? Я не знаю. Я почти готова бежать в испуге от него к своей прежней, устоявшейся, бесцветной жизни, потому что почва ушла из под ног. Не осталось ничего, что давало бы мне уверенность в завтрашнем дне. Ни одного ориентира. Лишившись поддержки самых дорогих мне людей, я чувствовала себя одинокой маленькой девочкой. Мне хотелось плакать от собственной глупости, от нелепой смелости, заставившей сделать невероятные поступки.

Сергей притягивает меня к себе, кладет одну руку на затылок, зарывается пальцами в волосах и целует в макушку.

Я льну к нему, сильному, теплому, спокойному. Отвернись он от меня сейчас, даже эмоционально, я бы бежала из этой незнакомой квартиры, возможно, даже бросилась бы к мужу, моля о прощении ради нашей дочки, которая наверняка меня сейчас ненавидит. Но Вронский обнимает меня так бережно, так ласково, что у меня щемит в груди.

Он проводит по спутанным волосам, потом наклоняется и целует в висок. Мои тревоги проходят под его легкими, невинными поцелуями. У крепкой груди я нахожу успокоение. Слышу сильный стук его сердца, и мое собственное перестает биться часто и неровно.

Он ведет меня в другую комнату, сам расстилает простыни, бережно раздевает и укладывает под плед. Садится рядом, обняв меня одной рукой, а второй продолжая перебирать пряди. И я забываю о том ужасном кошмаре, в котором виновата только я сама. Чувство вины перестает сжимать внутренности с неистовой силой. Ногти больше не впиваются в ладони. Я расслабляюсь рядом с мужчиной, который теперь хочет взять на себя заботы обо мне и Жене.

Я знаю, что тебе пришлось тяжело.

Да.

Теперь все будет по-другому.

Я не знаю, как этого добиться. Женя, по-моему, меня ненавидит.

Когда она поймет, что жизнь продолжается, что все так уж сильно изменилось, и все близкие ей люди по-прежнему рядом, все образуется.

Как я хочу, чтобы ты оказался прав.

Так и будет, милая. Так и будет. Спи.

Я закрываю глаза и начинаю медленно проваливаться в сон, пока он находится рядом, одним своим присутствием успокаивая меня. Может быть, завтра выглянет солнце из-за туч? Может, дочка снова мне улыбнется. Ненависть для пятилетней девочки губительна. А я ... Я впервые за последние годы испытываю надежду, что рядом с этим мужчиной, наконец, стану счастливой, с удовольствием проживу каждый день – хмурый или солнечный – и буду спокойно ждать старости, зная, что он держит меня за руку так же, как сейчас.

Я проснулась от того, что хлопнула входная дверь.

Чужая комната, незнакомые бежево-серые стены и молочного цвета пушистый ковер на полу. Аскетичность в обстановке, грамотно расставленные акценты в интерьере, простые линии и много светлого пространства. Вспоминаю события вчерашнего дня и понимаю, что это моя новая спальня.

Сергей появляется бесшумно.

Разбудил?

Услышала щелчок замка.

Я не хотел. Сейчас нужно ехать на работу. Тебе же тоже?

Да. Но я не знаю, как поступить с Женей. В садик так сразу я не смогу ее отдать. Нужно врачей всех пройти и анализы сдать. А я никого на работе не предупреждала. Понятия не имею, как быть.

Я думал вчера об этом. У нас есть внизу что-то вроде игровой комнаты. Там присматривают за детьми.

Не знаю. Придется ее оставить почти на весь день. И покормить. – Я качаю головой, обзывая себя последней дурой. Наверное, стоит позвонить маме. Отвезти Женю ей, а завтра взять отгул для обхода врачей. Но как же не хочется. Я помню, как она сказала, что от нее поддержки не будет, если я уйду от Влада.

У меня еще одна идея. Подожди.

Сергей достает мобильный и набирает кого-то.

Здравствуй, Инна. Слушай, у меня сегодня к тебе необычное поручение. Нужно, чтобы ты посидела с одной маленькой девочкой. Да, можешь взять своего сорванца, чтобы ей скучно не было. Ну как, согласна?

Он слушает и улыбается. Потом говорит адрес и кладет трубку.

Ты что? Я даже не знаю, с кем ты хочешь оставить мою дочку, а ты уже все решил.

Не переживай. Это моя секретарша. У нее мальчишка примерно Жениных лет. Посидят сегодня здесь, я обойдусь денек без помощницы. Она будет со мной постоянно на связи. Если возникнут какие-то трудности, я сразу же узнаю и перезвоню тебе.

Но … но … я не знаю…

У тебя есть еще какие-то предложения?

Нет, – я растеряна.

Вот и договорились. Когда тебе на работу?

А сколько сейчас времени?

Половина восьмого.

К девяти.

Инна приедет через полчаса. Мне уже нужно выезжать, так что вызови такси.

Я доберусь на общественном транспорте.

Сергей умолкает, потом достает портмоне и отсчитывает несколько купюр.

Возьми – это на первое время. Потом мы обсудим, сколько тебе нужно для себя, для Жени. Я не знаю, как ты будешь строить наш бюджет, это для меня в новинку, так что подскажешь мне потом сама, - он улыбается и кладет деньги на тумбочку. Мне становится не по себе.

У меня есть деньги. Не стоит, все в порядке.

Сергей хмурится. На его лице появляется раздраженное и властное выражение.

Я сказал, что мы будем жить вместе. Насколько я понимаю, это накладывает определенные обязательства?

Я молчу, он требует ответа взглядом. Обреченно киваю головой, соглашаясь. Он продолжает.

Раз так, то я надеюсь, что меня иногда будут кормить горячим ужином, поправлять галстук и целовать перед тем, как я буду уходить на работу. А ты должна привыкнуть к тому, что я обеспечиваю все, в чем вы нуждаетесь. И деньги я кладу на тумбочку только потому, что здесь больше нет ничего кроме нее и кровати. Так что не принимай все так извращенно. Если ты не помнишь, то ночь я как раз провел у себя в квартире. И это ничем не напоминает плату за секс. Если тебе попросту не на что доехать до работы, то я буду последним дерьмом, если позволю тебе мучить себя из-за несчастных копеек.

Та сумма, которую он положил на тумбочку, копейками не была. Это было гораздо больше, чем моя зарплата за месяц. Я вдруг поняла, что он оскорблен тем, как я восприняла его порыв.

Спасибо.

Он немного расслабляется. Нам обоим все это непривычно и странно.

Я зашел, чтобы оставить кое-какие продукты.

Я даже не подумала об этом.

Я подумал, так что все в порядке.

Он смотрит на часы и переводит взгляд на дверь. Я встаю, неловко приглаживая наверняка торчащие во все стороны спутанные волосы. Иду за ним, провожая на работу. И тут вспоминаю его слова.

Подожди.

Что-то еще нужно? Я о чем-то забыл?

Я отрицательно качаю головой и улыбаюсь. Он одет в серые брюки и белую рубашку. Его галстук завязан идеальным узлом и лежит ровно по-центру. Но я делаю вид, что поправляю его, легко ведя рукой по шелковистой материи, чувствуя под пальцами горячее твердое тело. Он замирает, грудь поднимается чуть сильнее и чаще. Я поднимаю к нему лицо и едва ощутимо касаюсь его губ своими. Он сначала не двигается, потом резко прижимает меня к себе и целует так, что у меня подгибаются колени.

Хорошего рабочего дня.

Мой голос еще хриплый ото сна. Он ухмыляется и говорит что-то типа: «Оно того стоило». Дверь за ним закрывается.

На столе стоит пакет из ближайшего супермаркета. Пытаюсь вынуть его содержимое, не шурша полиэтиленом, но получается плохо. Хрустящий, еще теплый хлеб, сыр, яйца, сливочное масло, баночка вишневого конфитюра, упаковка сосисок, листья салата и нарезанный тонкими кусочками хамон, упаковка черного чая и сахар. Во сколько же ему пришлось встать, чтобы успеть еще и купить продукты?

Женя тоже проснулась. Ее легкие шаги раздаются в небольшой детской. Она неуверенно открывает дверь, и ее головка появляется в проеме.

Она обводит взглядом большую комнату, с любопытством разглядывая огромный телевизор и большие окна. Потом смотрит на меня и молча выходит. Босые ноши шлепают по ламинату, лицо припухло, волосы растрепаны. Она немного насуплена, но в общем и целом спокойна.

Ты хочешь завтракать?

Да.

Яичницу будешь с сосисками?

Буду.

Я осматриваюсь вокруг. Кухня идеально вычищена. Вдоль стены висят глянцевые ящики, встроенная духовка и микроволновка, двойная раковина, на столешнице набор кружек на причудливой подставке. Сбоку на металлическом шесте держатели для бокалов. Еще одна столешница стоит отдельно. Я не сразу заметила, что она выполняет и роль разделочного стола, и барной стойки, здесь же при желании можно было перекусить. Меня удивило, что на ней находилась и газовая поверхность.

Поборов смущение, я начинаю обыскивать все ящички и полки в поисках кухонной утвари и посуды. Мне удается найти одну кастрюлю и одну сковороду. Что ж, уже неплохо. Рядом с кружками я замечаю термопот, открываю крышку, наливаю фильтрованной воды и выставляю температуру на восемьдесят градусов.

Оставив три яйца, хлеб, масло и упаковку сосисок на столе, прячу остальные продукты в холодильник.

Где это мы?

Это съемная квартира.

Теперь мы будем здесь жить?

Какое-то время.

А папа?

Не знаю. Наверное, вернется к бабушке и будет пока жить с нею.

Мама, а мы не можем вернутся к нам домой?

Я думала об этом. Мы покупали квартиру вместе с Владом, уже будучи женатыми. Значит, по закону мы оба совладельцы. Ее нужно продать. Я не надеялась, что муж оставит ее нам. А с другой стороны, мне этого и не хотелось. Если мы с Сергеем решили жить вместе, самым лучшим выходом будет продать квартиру и поделить деньги. Я намеревалась положить их в банк. Пусть лежат, мне бы не помешала такая подстраховка. Мало ли что еще в жизни случится.

Нет, не вернемся, солнышко. Так будет лучше и для нас, и для папы.

А папа тоже не хочет больше жить с нами?

Я думаю, что папа на меня сейчас сильно обижен. Я сама виновата. Но он очень хочет видеться с тобой как можно чаще. Мы любим тебя, как и прежде. Просто мы с папой больше не ладим так, как раньше.

А что случилось?

Я не знаю, солнышко. Есть вещи, которые ты сможешь понять, только когда повзрослеешь. Но мне бы не хотелось, чтобы ты обижалась на меня. Если бы я могла, то не расставалась бы с твоим папой никогда.

Это поэтому ты плакала ночью?

Когда? – у меня мурашки по спине. Я думала, что мои тихие всхлипы не могли разбудить Женю. Иногда, укладывая ее спать, я подолгу всматривалась в маленькое личико, выискивая собственные черты, отмечая узнаваемые линии Влада, и думала, как такое чудо получилось у двоих людей, которые так и не стали единым целым? Только на несколько коротких мгновений и то формально, слившись физически для того, чтобы зачать ребенка. Эта мысль ранила глубоко, так глубоко, что я не могла удержать слезы.

Ну, я не помню точно. Помню только, что ты плакала.

Может быть.

Ты больше не будешь плакать, если мы останемся жить здесь?

Очень на это надеюсь, - я пытаюсь проглотить комок в горле. Моя малышка так рано взрослеет.

Тогда хорошо.

Я разбиваю к обжаренным сосискам яйца и ищу соль. Ее нет. Что ж, хотя бы сосиски соленые.

Мне скоро нужно уходить на работу.

Я пойду в садик? - встрепенулась Женя.

Нет. Мы завтра пойдем к доктору, чтобы тебе дали справку, а сегодня придется провести день здесь.

Я буду сама?

Нет. Скоро сюда придет одна тетя. Ее зовут Инна. Она побудет с тобой. Возможно, вместе с ней придет еще и мальчик. Тогда тебе не будет скучно.

Женя ничего не отвечает. Ее сейчас больше интересует новая квартира. Она вертится на высоком барном стуле, явно получая от этого удовольствие. Обстановка гораздо богаче чем та, к которой мы привыкли.

Мы почти доели, когда раздалась трель звонка. На пороге стояла очень красивая молодая женщина в элегантном костюме. Она держала за руку мальчика лет пяти-шести с темными волосами.

Ирина?

Да. А вы, должно быть, Инна?

Да.

Проходите. Мы как раз завтракаем. Может быть, присоединитесь? – я стараюсь быть вежливой, хотя у меня на это попросту нет времени.

Нет, мы уже позавтракали, спасибо, - она вежливо улыбается и осматривает квартиру.

Это моя дочь Женя.

Привет, - Инна нежно улыбается дочке, та слабо улыбается в ответ и с интересом смотрит на темноволосого мальчика. – Это Максим, он должен был сегодня идти в садик, но решил, что лучше познакомится с тобой.

Привет, - ответила Женя. – У меня здесь нет игрушек, но мы можем посмотреть телевизор.

Я даже не знаю, как вас благодарить, - затараторила я.

Не за что. Шеф дал мне четкие указания, но по правде сказать, это для меня равносильно выходному, а не какому-то сложному заданию.

Мне уже нужно бежать, мы только въехали, поэтому в холодильнике ничего нет. Но я вырвусь сюда на перерыве и привезу что-то из еды…

Не беспокойтесь. Мы побудем с детьми в игровой комнате, а пообедаем в кафе по-соседству.

Тогда я оставлю вам деньги ..

Не нужно, - опять очень мягко перебила меня Инна. – Все расходы оплачивает компания.

Моя дочка, как и я, не имеют к компании никакого отношения, - против воли мой голос зазвучал холодно. Мне было неприятно и неудобно перед этой кареглазой блондинкой. Не знаю, что сказал ей Сергей, но мое положение сейчас выглядело более чем двусмысленным.

Я со своим боссом спорить не привыкла, - Инна умела так обезоруживающе улыбаться, что я поняла, почему Сергей нанял ее совей секретаршей. Такие люди всегда смогут урегулировать начинающийся конфликт, а ожидание в компании красивой женщины всегда будет более приятным.

Хорошо. Вот мой номер телефона, если что – звоните.

Я оделась буквально в считанные секунды. Душ принять так и не успела, быстро накрасила ресницы и выбежала в коридор, по пути вызывая такси.

Рабочий день пролетел незаметно. Звонил отец, что меня удивило. Обычно нашим связным всегда выступала мама. Тот факт, что позвонил именно он, дал мне понять, что наши с ней отношения окончательно испорчены. И это нечто большее, чем обычная ссора.

Один раз позвонил Сергей. Сказал, что с Женей все в порядке, поинтересовался, когда я собираюсь уходить с работы. Договорились, что он меня заберет.

Все было так необычно, но мне начинало казаться, что мы справимся, что все наладится, устоится. Я планировала недельку спустя опять позвонить Владу. Я хотела развода. Мне претило это двойственное положение. Я хотела полностью, без угрызений совести отдаться моему прекрасному возлюбленному, не считая себя женой другого, строить новые отношения, освободившись от старых связей. И мне сейчас даже на руку то, что мы с Сергеем не живем вместе. Я считала это правильным, хотя о моей стыдливости речи быть не могло. Я хотела Вронского, дико и безоглядно. Но у меня еще хватило совести, чтобы не поселится с ним сражу же и тем самым не плюнуть в душу Владу еще раз.

Я копошилась в сумочке в поисках телефона, когда ко мне подошла девушка. Ее каштановые волосы отливали бронзой и были красиво уложены в замысловатую прическу. Карие глаза с интересом изучали меня, отыскивая что-то в лице, во взгляде.

Не узнаешь меня, Ира?

Голос действительно был знакомым. Я прищурилась. Ба! Да это же Зоя! Невысокая, ладная, по-девичьи свежая кожа. Она мало изменилась с тех пор, когда встречалась с Владом.

Здравствуй, Зоя. Не ожидала тебя здесь встретить. Работаешь где-то неподалеку?

Нет. Вообще-то я тебя жду.

Зачем?

Мы не виделись несколько лет. Когда они с Владом расстались, наша компания как-то сама собой распалась. Разные интересы, занятость на работе. К тому же, тот факт, что потом Влад начал встречаться со мной, не способствовал нашему дальнейшему общению.

Видишь ли, я бы хотела с тобой поговорить.

О чем? – я искренне не понимаю, какие общие темы для разговоров могут быть у нас с Зоей.

Я недавно летала в Китай и в самолете встретила Влада. Мы разговорились… В общем, я, видимо, что-то неправильно поняла и боюсь теперь, что стала причиной конфликта …

Какого конфликта? – до меня все еще не доходит.

Я видела тебя с другим мужчиной возле аэропорта и предположила, что вы с Владом расстались. И … я не знаю … Он не отвечает на мои звонки…

Так это ты! – у меня от шока перехватывает дух. Я начинаю глотать воздух, мозг мгновенно рисует, что произошло. Она увидела меня с Вронским, рассказала Владу, тот прикинул, что к чему, и сразу понял, что я не скучаю, пока он в командировке. Вот идиотка! Ну кто просит людей лезть в чужие дела? Хотя, наверное, это ничего бы и не изменило, я все-равно собиралась ему рассказать, но он узнал обо всем не так. И это из-за нее!

Я, наверное, совершила какую-то глупость, да?

Ты просто сунула нос не в свое дело, Зоя! Но чего ты хочешь от меня сейчас?

Я хочу извиниться. Я не специально, просто сказала, что видела тебя с другим мужчиной и поинтересовалась, не расстались ли вы с Владом?

Мне больше нечего тебе сказать. Отчасти потому, что я сейчас очень зла, но по большей мере, потому что мне твои извинения до одного места, и ты лезешь не в свое дело.

Я что, увидела что-то, что ты хотела скрыть?

И тут я заметила то, что изначально от меня скрывалось. Зоя слишком старательно разыгрывала невинность и раскаяние. Несколько лет назад, когда мы часто вместе проводили время, я всегда немного завидовала ее самообладанию. Она была неглупой девушкой, очень мягко вела себя в сложных ситуациях и была довольно толерантной. Но вот что меня и раздражало – она всегда преследовала свою цель, просто подходила к этому по-женски. Иногда непонимающе хлопала ресницами и округляла глаза, иногда трогательно просила ей разъяснить то, чего она не понимает, или упрашивала, почти незаметно надавливая, что-то делать или не делать.

Но, в итоге, она с помощью этих маленьких хитростей выходила победителем из любого положения, полностью сохранив свои интересы. Она не могла не сложить факты вместе. Влад в самолете и в то же время я в аэропорту. Значит, мы как-то связаны, скорее всего, я его провожала. И то, что она премило решила сообщить моему мужу, что я была с другим мужчиной – всего лишь преследование своей цели. Только какой? Я была уверена, что они с Владом уже очень долгое время не общались, иначе он бы сказал мне. Вновь разожглась старая страсть? Или это месть?

Я неприязненно взглянула на молодую женщину передо мной. Есть люди, обладающие броской красотой, а есть люди, которые всегда хорошо выглядят – из их прически не выбьется ни один локон, тушь не осыплется, а цвет лица будет ровным и приятным. Зоя была именно такой – стильно и со вкусом одетая, холеная, но не броская. Я не антисемитка, но всегда думала, что у нее в роду были евреи. Почему-то именно у них я замечала эту изворотливость, гибкость и хитрость, которая была всегда, наверное, с самого рождения, просто заложена в их гены, как и ум, отличающий лучших представителей этой национальности.

Краем глаза вижу, что ко мне приближается мужская фигура. Как вовремя! Черт! Черт! Черт!

Привет, - Сергей не обнимает меня и не целует, с интересом рассматривая мою собеседницу, но становится так, что мы почти соприкасаемся руками.

Привет, - отвечаю я, но не представляю ему Зою. Та глазеет на Сергея, приоткрыв рот. Она его узнала. Вот это удача для нее – утвердиться в том, что ее догадки верны, и я изменяю Владу.

Ты освободилась?

Да. Мне пора, прощай, - говорю уже Зое, которая едва скрывает довольную ухмылку, четко угадывающуюся в выражении глаз. Она наверняка проследила за тем, как я села в машину к Сергею. Ну и пусть, это уже ничего не значит.

Кто это? – спрашивает он уже в машине.

Та сучка, которая очень заботливо открыла моему мужу глаза.

Да? – его бровь слегка поднимается.

Она с ним в Китай вместе летела. И нас с тобой видела.

Вот как.

Не хочу продолжать эту тему. Хотя меня все еще потряхивает от злости и негодования.

Как там Женя?

Инна мне звонила, сказала, что дети накормлены, напоены и спать уложены. Во всяком случае, таким было положение дел на два часа дня,– Сергей улыбнулся.

Я уже договорилась об отгуле на завтра, думаю, одного дня хватит, чтобы собрать все бумажки.

Вот и хорошо, потому что без секретарши мне сегодня пришлось туго.

Куда мы едем?

В супермаркет. Еды какой-то купим, плюс что там еще тебе нужно по хозяйству.

Мне непривычно и волнующе ходить с Вронским по магазину. Обычная ситуация, даже обыденная, но с ним этот променад по торговому центру становится для меня подтверждением того, что у нас появляется почти семейная жизнь. Такая простая вещь – купить продукты на ужин, но мы делаем ее вместе. Кстати, об ужине.

Я не знаю, как организовать наш вечер, - мне ужасно неловко.

А что тебя беспокоит?

Я ведь ничего не сказала Жене.

Он молча кладет в тележку упаковку со свежим лососем. Я подмечаю, как его губы чуть заметно сжимаются.

А Владу ты сказала? Обо мне?

Нет.

Он останавливается, и тяжесть его взгляда придавливает меня к земле.

И почему же, позволь узнать?

Пойми, у нас сейчас и так все запутанно. Вы работаете вместе, мало того, ты его начальник. Всего, чего он добился, он добился сам, своим умом, своими силами, жертвуя даже временем, которое должно было быть нашим с Женей. Он шел к своей цели давно и настойчиво. И теперь, когда я ушла и забрала Женю, эта новость станет тем ударом, который он, возможно, не перенесет. Я отниму все. Он же уволится! Как ты не понимаешь?! И карьеру, и семью он потеряет из-за того, что я ему изменила. Пожалуйста, Сережа, не заставляй меня это делать.

Он молчит, только бирюзовые глаза сверкают на застывшем лице. Мне всегда было тяжело его понять, узнать, что скрыто под суровой оболочкой. Хотела бы я уметь читать его так же, как он читает меня.

Он взрослый мужчина, Ира. Ели он захочет уйти – то это будет только его решение.

Ты же понимаешь, что он не сможет иначе.

То есть, ты будешь скрывать наши отношения до конца?

Нет.

А как ты себе видишь нашу дальнейшую жизнь в ближайшем будущем? Ты тайком прибегаешь в мою постель, где мы тайно тр*хаемся? Мы не будем выходить вместе на люди? Ты не представишь меня своей дочери и не пригласишь за один стол с ней?

Все не так, Сережа, - я раздавлена. Он ведь прав. Только я еще не думала о том, как строить нашу совместную жизнь. Она и началась-то у нас только со вчерашнего вечера, и это произошло очень внезапно. Поэтому, как поступить лучше всего в этой ситуации, я не знаю.

А как? Или ты предпочла бы остаться тайной любовницей? Встречи украдкой, короткий переп*х и соблюдение инкогнито? Ты этого хочешь?

Он не поднимает голос, но в нем звучит сталь. Он взбешен.

Сережа, прошу тебя, - я оглядываюсь по сторонам. Людская толпа обтекает нас, позвякивая тележками, бросая пытливые взгляды. – Давай поговорим позже, не здесь.

А где?

Дома, после того, как поужинаем. Ты прав, невозможно скрывать наши отношения вечно. Во всяком случае, не от дочки. Я уложу Женю спать, тогда и обсудим.

Его немного отпускает.

Что ты хочешь, чтобы я приготовила?

Не знаю, - голос еще немного раздраженный, но я вижу, что ему приятна моя забота. – Я взял рыбу, может ее?

Тогда еще сливки нужны и вяленые томаты. И немного креветок.

Он уже заинтересовано поглядывает на меня. Да, я умею готовить. И сегодня вечером собираюсь это показать на нашем первом настоящем совместном ужине.

Глава 22

Я сейчас в самом спокойном месте в мире. Здесь мне надежно, уютно, хорошо. Я слышу ритмичные звуки и знаю – пока они есть, со мной все будет в порядке. То же самое, наверное, чувствуют дети в утробе матери. Тепло, безопасность и умиротворяющее биение сердца. Я лежу в объятиях моего любимого мужчины, его мерное дыхание ласкает мою щеку и плечо, а рука крепко обнимает за талию. Здесь мое место.

Вечером я приготовила ужин. Рыба в сливочном соусе удалась. Он пришел ровно в восемь. Принес бутылку вина, наверное, из своего бара. Я оделась в красивое строгое платье, желая сделать ему приятное. И если бы не Женя, это был бы идеальный вечер.

Мой ребенок ел молча, не поднимая глаз от тарелки. Изредка она посылала Сергею колючие взгляды. Я думаю, она что-то почувствовала своим маленьким сердечком. Я была так рада приходу Вронского, прямо светилась, видя его сидящим напротив, что не сразу заметила, что чем радостнее становлюсь я, тем печальнее моя дочь.

Я знаю, что когда смотрела на него, мои глаза сияли. Я видела отражение этого сияния в его глазах. А вот Женя, наверное, окончательно поняла, на кого я променяла ее отца. Потому что я точно так же ставила перед ним тарелки и подкладывала еду, как когда-то делала это для Влада. Она не могла понять, почему в нашей с ней жизни появился чужой мужчина. Хотя, по-моему, она вспомнила, что уже видела его однажды на пирсе с удочкой в руках.

На ночь она меня не поцеловала.

Но отрекаться от своего счастья я не намерена. Я так давно его ждала, что под конец разуверилась, что оно вообще существует. И я надеюсь, что моя дочь, как и многие другие дети, примет нового мужчину в жизни мамы и сможет быть счастливой. Надежда - все, что у меня есть.

Сергей остался со мной до утра. Мы любили друг друга так трепетно и нежно, что моя душа сладко замирала. Таким я его еще не знала. Он пришел не покорять меня. Он захотел получить то, что было ему или неведомо, или давно забыто. Нежность и беззаветную любовь.

С первыми лучами солнца я проснулась. Сквозь приоткрытое ночью окно до меня долетали звуки пробуждающегося города. Машины шумели по асфальту, слышалось шарканье метлы, звонкое пение птиц в маленьком сквере напротив. Я улыбнулась. Я счастлива.

Я не решилась его будить. Долго рассматривала строгие, красивые черты. Он даже во сне был решительным, неприступным. И хотя его лицо было расслабленным, никто бы не смог сказать, что у этого человека есть хотя бы одна слабость.

Он ушел до того, как проснулась Женя. Но я успела сделать ему кофе и сэндвичи. Мы, как два заговорщика, сидели за длинным столом на барных стульях и в абсолютной тишине пили обжигающий напиток. Я не могла оторваться, я пожирала его глазами, понимая, что ловлю свои самые счастливые мгновения, что не удается большинству людей. Я дарю ему всю себя. А он смотрел на меня так, будто это было взаимно. Это утро не было украденным. А потому оно было первым в нашей совместной жизни и таким ценным.

Женю удалось накормить завтраком, но я не узнавала своего ребенка. Ни блеска в глазах, ни живости в движениях. И тем не менее, она мне не перечила, когда мы собирались за справками.

В больнице удалось почти без задержек обойти все кабинеты. Я попросила сделать анализы в срочном порядке, чтобы уже завтра Женя пошла в садик. Она почти все время молчала. Я же боялась спросить, о чем она думает. Да мне и не пришлось. Она сама все рассказала.

Теперь Сергей заменит мне папу?

Нет. Твоего папу никто не сможет заменить.

Но ведь ты же его поменяла на Сергея?

Ну, что тут скажешь? Все именно так и было.

Нет, солнышко. Твой папа перестал быть мне мужем, но твоим папой он не перестанет быть никогда.

Я не хочу жить вместе с Сергеем.

Почему? Тебе плохо с ним?

Я его не знаю. Он чужой. Вернее, я помню его у речки. Но тогда он мне нравился больше, чем сейчас.

Разве он обидел тебя чем-то?

Нет.

Тогда почему он тебе не нравится?

Он не папа.

Да, он – не папа.

Я не знаю, как объяснить ребенку, что именно этому я и рада. Именно эта перемена мне была нужна, как воздух. Но где мне взять мудрости, чтобы подобрать слова, которыми можно донести до маленькой девочки абсолютный нонсенс в ее представлении. Никто не сможет быть для нее лучше ее любящего отца. У нее его линия скул, подбородок, его любовь, в конце концов. Разве Вронский сможет дать ей это? Для него она всегда будет чужой. Он никогда не станет всматриваться в ее личико и умиляться тому, как они похожи. И если он и взрастит в себе любовь, то это будет тяжелый труд, а не данность природы.

Мне казалось, что Женя что-то решила для себя. А на следующий день она пошла в детский сад.

Так началась наша новая жизнь.

Каждый свой шаг я делала очень осторожно, боясь оступиться в самом начале пути. Влад начал иногда звонить. Главной темой нашего разговора была дочь. Но увидеться с ней он не спешил. Попросил только на выходных забрать ее к матери. Что ж, его ждет много интересной информации. Но я уверена, что он не поймет, кто мой новый мужчина. Сергей больше не заводил разговора о том, что я и кому должна рассказать. Хотя меня немного потряхивало, что он возьмет инициативу в свои руки. Я знаю, будь я на его месте, ревновала бы до безумия. Но он терпел мою нерешительность.

Влад, я думаю, понял, что ему самому с дочкой не управиться. Он приходил с работы поздно, и роль хозяйки, которая должна тщательно спланировать день так, чтобы успеть и поработать, и скупиться, и приготовить еду, была ему не по силам. А значит, и ребенка ему самому не воспитать.

Я утешала себя этой мыслью, пока он не обмолвился мне, что переехал к матери, из чего следовало, что за Женей могут полноценно присматривать. Почему-то мне стало страшно. Я подумала, что будет если по каким-то причинам он захочет оставить ребенка себе? Затолкнув эту мысль глубоко в подсознание, я предпочитала не рассматривать такой вариант развития событий.

Моя мама так ни разу и не позвонила. Обо всем, что происходило в моей семье, я узнавала от отца. Он рассказал мне, что у мамы на нервной почве был гипертонический приступ. Ага, вот откуда у меня эти проблемы. Сказал, что ей уже гораздо лучше, давление больше не скачет, но она принимает таблетки. Также признался, что они сильно скучают по внучке. Я вынуждена была сказать, что на выходных Женя будет у Влада и свекрови. Из чего мой отец сделал вывод, что мы больше не живем вместе.

Несмотря на то, что наши совместные трапезы стали почти обыденным явлением, Женя все не могла привыкнуть к Сергею. Это больше напоминало пыточную. Моя дочь молчит, потупившись в тарелку, я нервничаю из-за того, что ей плохо, а Сергей хмуро наблюдает эту картину и Бог знает о чем думает.

Этот вечер не стал исключением. Я суечусь на кухне. До сих пор не могу избавиться от ощущения новизны, когда накрываю на стол для Сергея. Жду с волнением его одобрения, вспыхиваю от комплиментов. Женя смотрит телевизор.

Вронский никогда не приходит после работы сразу к нам. Он принимает у себя душ и переодевается. Иногда задерживается из-за нескольких звонков или за ноутбуком. Но ужинает всегда с нами.

Я достаю из духовки одно из любимых дочкиных блюд – картофельную запеканку с курицей и грибами. Очень просто и быстро, но сытно и вкусно. Она обычно всегда прыгает поблизости, когда запеканка остывает на столе, и очень часто в золотистой сырной корочке появляются дырочки. Сегодня, несмотря на райский запах, заливший кухню, невероятная сила воли или жгучая обида на меня удерживают ее на диване.

Сергей приходит с телефоном в руке. Он продолжает разговаривать, когда мимоходом целует меня в губы и идет в нашу спальню. Нашу, потому что не было еще ни единой ночи, которую мы провели бы раздельно.

Женя, вымой руки и садись за стол.

Я не хочу есть с ним за одним столом.

Я не поняла?! Что за новости?! – у меня внутри все неприятно сжимается.

Он поцеловал тебя!

И что?

Тебя мог целовать только папа!

Солнышко, меня целуешь ты, бабушка и дедушка меня целуют, мои друзья тоже при встрече обнимают и целуют меня.

Но Сергей поцеловал тебя в губы!

Да. Я разрешаю ему это. Мне нравится.

Нельзя ему разрешать!

Ревность, отчаяние, непонимание явно читались на ее насупленном личике. Я на какой-то миг опять почувствовала, что совершила ошибку, но тут же одернула себя. Как нам жить вместе, если не делать самых привычных вещей, которые делают влюбленные? Я хочу обнимать Сергея, когда сижу перед телевизором, хочу целовать его, встречая и провожая, хочу касаться его почти постоянно, просто так, чтобы дать ему понять, как ценю нашу хрупкую, только зарождающуюся близость.

Женя, давай мы решим это сейчас. Сергей и я – мы очень нравимся друг другу. А когда люди испытывают подобное, они пытаются выразить свою привязанность и симпатию. Ты же хочешь обнять щенка или котенка? Хочешь его погладить и поцеловать? Вот и у нас так же.

Почему он так нравится тебе?

Потому что он благородный и красивый, потому что добрый и заставляет меня чувствовать себя счастливой.

А папа так не делал?

Когда-то делал. Но это прошло.

Почему ты не скажешь ему, чтобы он и дальше так делал? Почему тебе обязательно нужен Сергей?

Наверное, у него лучше получается. А мы с папой разучились радовать друг друга.

Почему вы опять не научитесь?

Этому невозможно научиться.

Это не проходят в школе?

Ах, если бы все было так просто! Нет, в школе этого не проходят.

Мне не нравится Сергей. Он украл тебя у меня и у папы! Я его ненавижу!

Я хватаю ртом воздух, не зная, что мне нужно сейчас сказать, чтобы убедить ребенка, что ненависть – очень плохое чувство, что Сергей его недостоин, как краем глаза замечаю движение. Вронский стоит в проеме двери, прислонившись плечом к косяку, и смотрит на Женю. Мне сложно прочитать его взгляд. Возможно, он испытывает досаду? Или презрение, которое ощущают большие звери к насекомым? Его лицо холодное и жесткое. Он не может себя защитить, чтобы не выглядеть глупцом, спорящим с ребенком. А я не могу дать Жене такой ответ, который заставить ее по-другому взглянуть на Вронского.

Нет, Сережа, не нужно ненавидеть моего ребенка! Я этого не переживу!

Женя демонстративно отворачивается и уходит в свою комнату. Я стою, словно приклеенная, опустив руки вдоль тела.

Вронский, как ни в чем не бывало, подходит к столу и садиться на место во главе.

Что ж, мысли твоей дочки предельно ясны. Я думал о том, каково будет жить вместе с чужим ребенком. Я предполагал, что такая ситуация будет наиболее возможной.

Она – не чужой ребенок. Она – моя дочь, - говорю севшим голосом.

Она никак не связана со мной и не хочет этой связи. Я не знаю, захочет ли когда-нибудь.

Она напугана, ее жизнь круто изменилась. Дай ей время.

Я не желаю ей зла, но в ее глазах я преступник. И каждый раз, когда ты прикасаешься ко мне, или я подхожу к тебе близко, ее взгляд тяжелеет, а кулачки сжимаются. Что это по-твоему?

Я пытаюсь объяснить ей, что теперь ты будешь рядом со мной, а не ее отец.

Вронский накладывает себе порцию запеканки, я сажусь рядом, беру Женину тарелку и накладываю ей. Не оставлять же ее голодной. Самой же кусок в рот не лезет.

Вронский смотрит на меня критически, словно я совершаю ошибку. Если он думает, что я оставлю своего ребенка голодать из-за того, что сама натворила, то он сильно ошибается. Она не виновата. Во всем виновата только я.

Когда захожу в детскую, Женя поднимает голову, опущенную на сложенные руки, и ее заплаканное личико кривится от еще одного приступа рыданий.

Я ставлю тарелку рядом с ней и провожу по ее волосам дрожащей рукой.

Заинька, не нужно плакать. Сергей – очень хороший, не ссорься с ним, мне тяжело это видеть.

Я хочу назад, к папе. Он отнимет тебя у меня.

С чего ты это взяла? Никто и никогда не сможет этого сделать!

Он сам говорил тебе, что ты только его. И ты согласилась.

Когда это было? - напрягаю память, но ничего не могу вспомнить.

Это было ночью. Вы были на кухне, ты вздыхала, а потом он сказал это.

Прошлой ночью, после ужина, помогая убрать мне со стола, он начал меня целовать. Я домывала посуду, когда он подошел сзади и обнял.

Я думала, что Женя уже спит – когда я выходила из ее комнаты, она дышала глубоко и размеренно, как человек, провалившийся в сон. А она, оказывается, все слышала! Краска начинает заливать лицо и шею. Мы ушли в спальню, но прелюдия началась именно у раковины.

Вронский заявлял на меня свои права, как мужчина на женщину, это не было попыткой узурпировать меня, отобрать у других. Но как мне это втолковать ревнивому, напуганному ребенку?

Поешь, солнышко. Сергей не хотел отнять тебя у меня. Он радовался, что я рядом с ним.

Не верю. Он хочет, чтобы меня не было, когда вы вместе.

Нет, все не так.

Я это знаю!

Ты ошибаешься.

Пока моя дочь опустошает тарелку, я думаю, а ведь она действительно мешает ему. Он – мужчина, который не привык к такого рода препятствиям. Его женщины всегда были молодыми, красивыми и одинокими, без «багажа». И мне страшно, что будет, если этот «багаж» ему вдруг станет не по силам нести. Или он просто бросит его и пойдет дальше.

Я выношу пустую тарелку, предварительно пожелав Жене спокойной ночи.

Сергей стоит, опираясь на столешницу, сложив руки на груди. Его приборов нет на столе, как нет и в раковине. Моя тарелка одиноко стоит рядом с остывшей запеканкой.

Ты уже поел?

Как видишь.

А мне что-то не хочется.

Что так?

Я молча качаю головой. Как сказать ему, что я напугана, как выразить мое стремление сохранить доверие и любовь дочки и его расположение?

Значит, не хочешь говорить. Что же, я тоже не настроен на разговоры.

А на что ты настроен? – я медленно подхожу к нему, всматриваясь в замкнутое, отрешенное лицо.

Не уверен, что смогу четко сформулировать то, что сейчас у меня на уме.

Я надеюсь, что ты сможешь показать мне это без слов.

Когда он целует меня, я не могу полностью раствориться в нем, я прислушиваюсь к спальне дочки, боясь повторить ошибку. И в конце концов, мне кажется, что я различаю скрип ее кровати.

Давай немного попозже.

Ты не хочешь? – он разгорелся, как костер при сильном ветре.

Хочу, но не сейчас.

Он отстраняется, и мне становится холодно.

Я знал, что этот момент настанет.

Какой момент?

Когда твоя дочка встанет между нами.

Не говори ерунду.

Я думал об этом еще на Крите.

Она просто не уснула, а я не хочу, чтобы она слышала нас.

Тогда пошли в спальню.

Я колеблюсь. Боюсь, что она и в этом случае что-то услышит. А я никогда не хотела, чтобы Женя в пять лет ломала голову, почему ее мама кричит, находясь рядом с чужим мужчиной. С ее отцом я практически никогда не издавала ни звука. Сергей же… В общем, Сергей – это совершенно другое дело.

Сейчас я в каких-то растрепанных чувствах, не могу настроиться на нужный лад.

Ты не хочешь, - уголки его губ поползли вниз.

Нет, я хочу, просто она еще не уснула и может услышать, даже если мы будем делать это в спальне.

Пошли ко мне.

А если она выйдет?

Оставим радио-няню на твоем телефоне здесь, включенной. Как только будет хоть малейший звук – на мой номер пойдет дозвон.

Нет. Не хочу так. Давай подождем…

Вронский нервничает. Я знаю это абсолютно точно, как и то, что я женщина с сильно развитым материнским инстинктом.

Ира, мне кажется, что ты не становишься ближе.

Неужели? И когда ты это понял? Когда я вчера стонала так, что наши соседи скоро станут бросать на меня укоризненные взгляды в лифте?

Я не это имею в виду.

А что? Я сейчас прошу тебя отложить телесную близость, ты начинаешь выходить из себя и пытаешься мне доказать, что думаешь исключительно о духовной стороне наших отношений?

Я думаю, что у тебя начинается истерика.

А я думаю, что ты не понимаешь мои обязанности, как матери. Я хочу успокоить свою дочь.

Как раз это я очень хорошо понимаю. Только успокаивая ее, ты все больше думаешь о том, правильно ли поступила, уйдя от ее отца.

Я хочу ответить, но слова застревают в горле. А ведь я думаю… Из-за того, что ей плохо…

Что, нечего возразить? Со мной настолько х*рово?

Не говори так со мной.

Мы не в пансионате благородных девиц, а ты не невинная овечка, чтобы краснеть от таких слов. И не начинай строить из себя учительницу.

Я пожертвовала ее спокойствием и счастьем, я до сих пор рискую этим!

Значит, я абсолютно ничем не рискую, когда принял тебя с ребенком, не зная, чего ждать от этих отношений, когда послал к черту истеричную дочку босса, нарываясь на неприятности?

Ты не страдаешь так, как она!

Но боюсь так же!

Мы стоим друг напротив друга и смотрим, как враги. Он сжимает кулаки и делает шаг от столешницы, на которую опирался. И хотя фактически он стал ближе ко мне, я чувствую, как мы отдаляемся друг от друга со скоростью поездов, мчащихся в противоположных направлениях.

Уже поздно.

Ты уходишь?

Думаю, сейчас это лучший выход. Мне надо выспаться.

Тогда … спокойной ночи.

Он отворачивается и уходит, неслышно притворив за собой дверь.

Какое-то время я стою неподвижно, глядя ему вслед, а камень давит на грудь все сильнее и сильнее. Он ушел. Он не захотел меня понять, а я, наверное, не смогла примерить на себя его рубашку.

В квартире так тихо, что я слышу ненавязчивое жужжание стиральной машинки в ванной.

Сажусь на диван лицом к входной двери и понимаю, что до крови искусала губы.

Пусто в гостиной, в моей спальне, в моей душе.

Я всегда была женщиной, которой нужен мужчина для того, чтобы смело идти по жизни, знать, что рядом есть тот, кто подстрахует и поймает, если я споткнусь. Это было моей проблемой. Я никогда не могла позаботиться о себе сама. Я боялась, что не справлюсь.

Сейчас я падала и разбивалась на кусочки, потому что всегда наивно полагала, что меня поймают. В этот раз мне нужны были только одни конкретные руки, крепкие, загорелые руки мужчины, тихо вышедшего за дверь пять минут назад.

Я не слышу ни единого шороха, когда беззвучно плачу, уронив голову в ладони. Абсолютная тишина, гулкое пустое пространство, страшное одиночество.

Я вздрагиваю, когда он вдруг прикасается к мокрой щее. Сквозь мутную пелену слез не могу рассмотреть его лицо, но сердце мое уже увидело все, что нужно.

Не плачь.

Не буду.

Я не смогу уйти никогда. Слышишь? Не смогу. Разве что ты сама уйдешь.

Я не уйду. Я люблю тебя.

Он обнимает меня, притягивая к своему телу, я тычусь в него, как слепой котенок, неумело целую распухшими от плача губами в шею, в ключицу, в плечо. Он сам находит мои губы.

Соленые, - шепчет он.

Зарываюсь в его волосах пальцами, нервно тяну за них, приближая его голову к себе. Хочу его ближе, хочу его под своей кожей, у себя внутри.

Неправильно так сильно желать мужчину, чувствовать его уход настолько остро, будто лишаешься конечности. Это делает меня зависимой. Хотя кому я лгу – я сама добивалась этого.

Он нетерпелив, меня сотрясает дрожь. Сквозь нас пропустили тысячи вольт, каждая клетка наэлектризовалась, потрескивает и искрит от страсти. Он несет меня в спальню, где мы окончательно теряем голову и приличия. В нашей спальне нет табу, любовь не терпит запретов, она не знает слова нет.

Меня никто не называл бесстыжей, ни одного раза за всю мою жизнь. Но сейчас, когда его пальцы и язык ритмично движутся во мне, когда я кусаю руку, чтобы заглушить стоны, когда раскидываю ноги широко в стороны, я - бесстыдница.

У него исполосована спина. Я ловлю себя на этом занятии, но вместо того, чтобы остановиться, смеюсь и продолжаю вонзаться в него ногтями. Мой! Пусть эти царапины напоминают ему об этом каждый раз, когда он увидит их в зеркале.

Он берет меня жестко и резко, держа за бедра, заставляя прогибать спину, когда одной рукой хватает за шею и тянет на себя. Я падаю грудью на кровать, задыхаясь от приближающейся разрядки, и смотрю на него через плечо.

Он – Бог. Воплощение моих темных желаний, моих глубинных фантазий.

Я чувствую, как он взрывается во мне, и я следую за ним сразу же, царапая простыни, ломая ногти о спинку кровати.

Люблю его! Люблю! Не могу без него. Никогда не смогу.

Первый тревожный звоночек я пропустила. У Жени в садике пропал аппетит. Она неохотно ела, и в конце концов, через несколько дней воспитатель предположила, что она заболела.

Я побывала с Женей у педиатра, гастроэнтеролога, иммунолога, инфекциониста. Но ничего так и не нашли. В итоге, пробыв неделю на больничном, я заметила, что она стала немного лучше есть, мы активно гуляли, она повеселела и порозовела. Успокоенная, я вышла на работу, а она опять стала посещать садик.

Но дома дочка оставалась очень молчаливой и замкнутой. Когда у нас был Сергей, из нее невозможно было вытянуть ни слова. Я спросила у Сергея, не ссорились ли они с Женей, но он ответил, что Женя избегает его. Он пытался наладить с ней контакт, принес ей шоколадные конфеты и куклу, у которой сгибаются ручки и ножки, но она не взяла подарки, прошла мимо, будто и не увидела их.

И тогда я серьезно забеспокоилась. Моя девочка увядает, как цветок без дождя. Она могла капризничать и не есть, но никогда не отказывалась от игрушек и развлечений.

Мы начали проводить больше времени вместе, если такое вообще возможно. Каждый день после работы я тащу ее в детское кафе , игровую комнату, на занятия по лепке и рисованию, которое проводится вместе с родителями. Я буквально разрываюсь между ней и Сергеем.

Он больше не говорит на тему, что нам делать с враждебным отношением к нему моей дочери. Он вообще старается не говорить о ней, хотя меня упорно грызет совесть, ведь я трачу на нее его деньги. И он никогда, даже ни единым намеком, не выразил свое неудовольствие. Наоборот, стал давать мне больше на карманные расходы.

А я так хочу, чтобы мы были втроем, чтобы напряжение между двумя дорогими мне людьми исчезло, как утренний туман под порывами ветра.

Дважды я замечала, как он пытается завязать с ней разговор. Сергей предложил посмотреть вместе мультфильм, а потом пытался соблазнить ее походом в центр развлечений. Оба раза он промолчала в ответ, отвернув от него голову.

Влад брал ее на выходные, да и то не всегда. Моя свекровь – своеобразная, болезненная и мнительная женщина. Часто она находит у себя симптомы каких-то болезней и долго не может встать с кровати. Пока эти симптомы не окажутся свидетельством отравления, простуды или несварения желудка. Короче, ипохондрик еще тот.

Но Светлана Анатольевна искренне любит Женю. И как ни странно, с нею забывает обо всех своих недомоганиях. Я думаю, дело в том, что ей одиноко.

Я решила позвонить Владу и попросить его забрать Женю в эту субботу. Не могу и предположить, что она ему расскажет, но для нее будет лучше чаще видеться с отцом, знать, что он никуда не делся, и она для него по-прежнему много значит.

Задуманное сделано, мы едем в такси к моему почти бывшему мужу.

А ты останешься с нами?

Нет, солнышко. Ты побудешь вместе с папой и с бабушкой, а я должна убрать квартиру, постирать наши вещи.

А папа разве не захочет, чтобы ты побыла с нами?

Не думаю. Но я тебя скоро заберу, если ты захочешь.

Не знаю. Наверное, я останусь с ним до понедельника.

Встреча с Владом – нелегкое испытание. До сих пор я ловлю в его взгляде надежду и тоску, хотя уже прошло достаточно времени, чтобы понять – наш разрыв неизбежен. Мы почти месяц не живем вместе.

Привет.

Привет.

Как ты, малышка?

Папочка, я соскучилась!

Я тоже. Иди к бабушке, она ждет тебя в зале.

Женя разворачивается и убегает от меня, даже не обернувшись. Влад рассматривает меня, словно ищет метки другого мужчины, другой жизни.

Хорошо выглядишь. Только немного похудела.

Спасибо.

Не хочешь остаться?

Не думаю, что это хорошая идея. Твоя мама точно не обрадуется. А я не хочу портить Жене выходные.

Какие планы?

Поеду домой, займусь уборкой, стиркой, всем, что обычно делаю в свободное время.

Он мнется, но все же задает вопрос.

Ты уже с кем-то встречаешься?

Да. – Я смотрю ему прямо в глаза. Мне нечего смущаться. Я не стану стесняться Вронского.

С тем самым…

Да.

Значит, ушла к нему.

Нет. Когда я уходила, то уходила не к нему, а от тебя. Но давай не будет об этом.

Как скажешь.

Как работа?

Все хорошо. А у тебя?

Устаю, но не жалуюсь. Хотела тебя спросить… Когда мы подадим на развод?

Так не терпится? – Влад нехорошо хмыкает.

Что не терпится? Официально подтвердить тот факт, что мы уже не вместе? Да.

Зачем оно тебе нужно? Уж не замуж ли собралась?

Не твое дело, - не терплю сарказма.

Что ж, значит, на это рассчитываешь.

Я не хочу обсуждать мою личную жизнь. Лучше давай назначим дату и подадим чертово прошение!

Да хоть завтра!

Завтра не могу. Но позвоню тебе на неделе, когда дадут отгул. Кстати, Женя болела.

Что-то серьезное?

Я не знаю, что с ней. Просто прошу – пока она у тебя, проводи с ней больше времени.

Я и так всегда…

Влад. Я сказала, не с ней в одном помещении, а именно с ней. Я знаю, как это было всегда. Ты за компьютером или у телевизора, а она просто рядом вертится. Она скучает.

Хорошо.

Ну, тогда я поехала…

Разворачиваюсь к двери и уже берусь за ручку, когда его пальцы накрывают мои.

Тебе хорошо с ним? Лучше, чем со мной?

Я не оборачиваюсь. Просто тяжело вздыхаю.

Мне и с тобой было когда-то очень хорошо. Но уже очень давно это ощущение прошло.

А с ним, думаешь, не пройдет?

Не знаю. Пройдет – значит так тому и быть. Но сейчас я счастлива.

Сергей вытащил меня на природу. Мы взяли подстилку, закуски и по пути купили сок.

В парке с трудом отыскали более-менее уединенный уголок. И перекусив бутербродами, устроились отдыхать, лениво разглядывая небо, просвечивающееся сквозь густую листву.

Я лежу у него на коленях, он держит мою руку, перебирая пальцы.

Тебе не следует убирать в квартире. Я скажу той женщине, что убирается у меня, заглядывать и к тебе дважды в неделю. Ты портишь свои красивые руки.

Не нужно. Я привыкла делать это сама. Мне будет как-то неудобно, что у меня убирает посторонний человек.

Это горничная.

Но я же не в отеле.

Это не твоя квартира.

Да. Но пока я бездомная, то это место больше всех подходит под определение моего дома.

А где бы ты хотела жить?

В своем доме. Он будет светлым и большим. С огромным количеством окон. Я бы даже хотела полностью прозрачную стену. И обязательно с зеленой лужайкой, бесчисленным количеством клумб, где я бы высадила свои любимые цветы, и задним двориком. Там будут расти фруктовые деревья, будет деревянная беседка и место для мангала.

Такой дом рассчитан на большую семью.

А я когда-то и хотела большую семью. Не одного ребенка , а двух или трех и даже собаку.

Почему же вы не купили дом и не воплотили твою мечту?

Это только у вас, у богатых, все так просто.

Дело было лишь в деньгах?

Нет. Когда Влад хотел взять кредит и исполнить мою мечту, я дала задний ход.

Почему?

Потому что боялась, что это уже на тот момент была безнадежная затея. Большой дом не спас бы наш брак.

А дети?

Они с Женей не так давно планировали организовать и это.

Но ты отказалась участвовать?

Да.

Ты больше не хочешь детей?

Не от него.

А от кого?

Я поворачиваюсь к нему, с удивлением отмечая игривые нотки в голосе. Он тепло окидывает мою фигуру взглядом.

От меня бы хотела?

Ты серьезно?

Однажды я уже решил, что ты беременна.

Ты ошибся тогда.

Но когда я представил себе, что это может оказаться правдой, то захотел забрать тебя к себе, спрятать в своей квартире и смотреть, как ты меняешься, как тебя тошнит по утрам, как ты капризничаешь и заставляешь меня искать тебе шоколадное мороженное в три часа ночи.

У тебя очень извращенное понятие о счастье. Ты уверен, что не страдаешь мазохизмом?

Нет, - Вронский широко улыбается.

Хм. Зато у меня большие сомнения.

Так что же?

Я что-то не пойму. Ты хочешь сделать мне ребенка?

Я был бы не против.

У меня сжимается желудок. Смотрю на него во все глаза. В горле вдруг пересохло, и слова даются мне с трудом.

Что, прямо сейчас? - выдавливаю я.

Он смеется. Мой темноволосый Бог смеется, как мальчишка, беззаботно и легко.

Нет, не прямо сейчас. Когда мы сможем переехать в наш дом.

Ты уже и дом нашел?

Нет. Но я могу начать поиски. Только я не хочу жить в нем с чужой женой.

Я встречаюсь с Владом на неделе и мы подаем заявление на развод.

Хорошо, - Сергей становится серьезным. Я понимаю, что эта тема его давно волновала.

Тебя не пугает, что вы с Женей не очень ладите?

Я подумал, если у нее появится маленькая сестричка или братик, ей будет проще и легче.

Наверное. Но я не уверена.

В какой-то момент мне показалось, что она сможет тебя отобрать у меня.

Глупости. Вы оба ведете себя, как дети, хотя ребенок только она.

Ты так сильно любишь ее.

Но и тебя люблю.

И я люблю тебя, - он говорит это, уткнувшись мне в волосы. Потом поднимает голову и повторяет уже, глядя мне в лицо. – Люблю и верю, что ты сможешь сделать меня счастливым. А я – тебя.

Глава 23

Я не думала, что подача заявления о разводе пройдет так легко. Я была в розовых мечтах о новом доме и ребенке от Сергея, поэтому, наверное, и не заметила, насколько был подавлен Влад. Но омрачать своего счастья я не хотела.

Не знаю, что рассказывала ему Женя, но он ни словом не обмолвился о моем новом мужчине.

Меня грызет совесть за то, что я сама ему не рассказала, с кем встречаюсь, с кем, по сути, живу. И стыдно мне было в первую очередь перед Сергеем.

Но и эти мысли я забросила на задворки сознания. Я наслаждалась жизнью, я дышала полной грудью и каждое утро просыпалась в ожидании радостных событий, которые принесет мне новый день.

Через несколько недель после памятного признания Вронского он позвонил мне субботним утром на мобильный. Я была удивлена тем фактом, что его не было в моей постели, но еще больше я удивилась тому, что он приказал мне быть собранной через сорок минут и ждать его у входа в здание.

Жень, вставай.

Мама , я сплю, - она укрывается с головой.

Женя, нам сейчас нужно быстро собраться, и мы уезжаем, - я протираю влажные волосы полотенцем, в уме подсчитывая, сколько времени потратила на душ.

Я буду спать, - Женя бывает жуткой соней, особенно тогда, когда мне нужно куда-то спешить.

Сергей заедет за нами через полчаса.

Ну и пусть.

Я не оставлю тебя одну дома.

А зря.

Готовлю завтрак, а ты за это время почисти зубы и умойся.

Омлет получился воздушным, а вот какао вышло не очень. Я добавила в него еще сахара и разлила по чашкам.

Женя вышла недовольная, но ее лицо сияло чистотой и свежестью, а вместо пижамы она была одета в джинсы и футболку.

Папа не заберет меня сегодня?

Нет.

Почему?

Сказал, что будет работать до обеда.

А бабушка?

Наверное, хочет, чтобы папа был дома, когда ты приедешь.

Может, отвезешь меня?

Я подумаю.

В голосе Жени такая тоска и безнадежность, что последний кусок омлета застревает у меня в горле. Но делать нечего – ей придется сейчас поехать с нами.

Покончив с завтраком, мы бежим к выходу. У подъезда уже стоит машина Сергея.

И куда мы? – я сгораю от нетерпения. Сергей такой загадочный, да еще и в глазах играют чертики.

Скажу так – если тебе не понравится, я разочаруюсь в твоем вкусе.

Мы едем в восточный конец города. Высотки уступают место частным домам и длинным улицам, утопающим в тени густых деревьев. Шум машин становится все тише, а лай дворовых собак – громче. В одном из поворотов я замечаю спальный район из девятиэтажных домов и узнаю эту часть города, расположенную невдалеке от морского побережья. В конце концов, мы выезжаем на дорогу, ведущую к морю, и мимо церкви спускаемся вниз. Эта район представляет собой контрастную смесь бедности и роскоши. Рядом с низкими одноэтажными домишками, напоминающими рыбацкие хижины с маленькими окнами и приземистыми дверными проемами стоят шикарные дворцы из красного кирпича, окруженные соснами и березами, с черепичными крышами и роскошными клумбами. И чем дальше мы едем, тем больше таких красивых домов.

По правую сторону от нас растут тополя и клены, а за ними, метрах в двадцати, спокойно плещется море.

Машина мягко останавливается у двухэтажного дома, небольшого относительно других произведений архитектурного гения, но очень милого. Стены покрыты штукатуркой бежевого цвета с желтоватым оттенком, коричневая крыша и окна ей в цвет придают строению элегантность. Каменный забор с железными решетками не скрывает зарослей можжевельника и высоких кустов цветущих роз.

Мы приехали.

Я в недоумении смотрю на Вронского, не веря происходящему. Он же не скрывает довольную улыбку.

Смелее. А то риелтор решит, что мы передумали.

Я выхожу из машины, с трудом сдерживая волнение. Женя стоит рядом и глазеет на шикарный дом с гаражом и беседкой, выглядывающей с заднего дворика.

Риелтор – немолодая женщина в костюме, немного странно сидящем на ее непропорциональной фигуре – ждет нас у входа.

Здравствуйте. Давайте я покажу вам дом, а потом отвечу на все вопросы. Итак, этот дом построили четыре года назад, но жили здесь только половину времени. Последний пару лет здание не использовали, но исправно топили зимой, чтобы предотвратить разрушение от холода и влаги. Здесь три спальни, гостиная, столовая, кухня, два санузла – на первом этаже и на втором. Отопление газовое, котел устанавливали очень дорогой, поэтому и экономичный, новая ветка электроснабжения, подключенная к трансформатору, купленному не городскими службами, а стараниями местных состоятельных жителей. Вы понимаете, что это значит – никаких перебоев с электричеством. Общая площадь дома – двести десять квадратных метров. Комнаты очень большие, но за счет планировки дом не выглядит громадным, все очень хорошо продумано. Пол – паркетная доска, в спальнях ковровое покрытие. В ванных комнатах и на кухне пол с подогревом. Комнаты очень светлые за счет больших окон, из спален на втором этаже отличный вид на море. Кухня просторная, соединена со столовой арочным проходом. Но не беспокойтесь, вытяжка настолько мощная, что запахи не проникают другие комнаты. Здесь десять лет назад провели центральную канализацию и семь лет назад газифицировали район. Печка газовая, духовка электрическая. Из дома есть выход в гараж и на задний двор. Двор уже обустроен – не нужно будет беспокоиться о клумбах, хотя если хотите, можете нанять садовника. Можжевельник не требует большого внимания, розы необходимо обрезать вовремя, приблизительно два раза в год, газон поливается автоматически, но пару раз в месяц его нужно стричь. Если хотите, я дам вам номер отличного рабочего, который этим займется за небольшую плату. В задней части двора есть каменная беседка, крытый мангал и детская площадка. Правда, там только качели и лесенка, но если хотите, можно добавить что-то еще.

Я слушаю, хожу за этой неумолкающей женщиной с худенькими плечами и внушительными бедрами, рассматриваю светлые комнаты и не могу поверить, что Вронский решил снять этот дом. Это как исполнение всех желаний на Новый год в детстве, лет в десять, когда хочется верить в магию и волшебство, в то, что иногда мечты сбываются все до единой, даже самые невероятные.