Кого не взяли на небо

Глава двадцатая. Круиз

— Завтра пойдём искать машину, — сонно пробормотал Монакура Пуу, — Дежурим по очереди, я — первый, остаток ночи — этот балбес, — сарделька, напоминающая человеческий палец, ткнула в направлении Хельги.

Они устроились в самой защищённой комнате особняка — это был роскошно обставленный люкс на втором этаже: массивные двери и густой плющ за окном — при необходимости можно ретироваться хоть на грунт, хоть на крышу. Зависит от угрозы.

— Сержант, — пискнула Аглая, — Можно тебя на пару слов наедине?

— Конечно, капрал, — ответил Пуу и поднялся с кровати, на которой восседал, будто огромный каменный тролль: кожа сержанта серела, будто глыба известняка.

Кровать облегчённо скрипнула, освободившись от непосильного гнёта.

Задрав кверху нос, Бездна важно прошествовала мимо Скаидриса и Хельги, что сидели рядышком на полу.

Сержант и капрал Псового отряда уединились в коридоре.

— Монакура... — начала Аглая, но сержант твёрдо пресёк поток эмоционального укора, готовый излиться из большого девичьего рта.

— Говори по-существу, капрал, и отправляйся спать — завтра надо быть готовым к большим нагрузкам. Ну чё там у тебя? Выкладывай.

— Хуй с тобой, — надулась Аглая, — Тогда я так тебе скажу. Как твой заместитель, я выражаю тебе официальное несогласие с твоим распоряжением. Считаю его сумасбродным и вредным для группировки. Это не что иное, как желание наказать белобрысого скальда. Если бы ты заботился об остатках нашего отряда, то принял бы более рациональное решение.

На монакуровской роже, в районе рта, заросшего светлым волосом, появилась удивлённая дыра. Потом сержант рассмеялся и легонько приобнял девушку. Внутри той что-то слегка хрустнуло. Бездна пискнула и выбрыкалась.

— И что бы вы изменили в моём решении, капрал? Что будет, по-вашему, полезно для отряда в данной ситуации?

— Сначала дежурю я, потом Скай, потом ты. Хельги пусть спит. Если помнишь, вечером прошлого дня его чуть не убили ножкой от светильника, потом эта обдолбанная баба жёстко вырубила его, а потом ты добавил своими лапищами. У него, наверное, пара сотрясений. Плюс дырка от пули в руке. Его, как ты помнишь, не штопали. Просто дали таблетки от сепсиса. Разве я не права? Обоснуй.

Монакура Пуу некоторое время молчал. В коридоре было темно, поэтому Аглая не могла видеть выражения глубокого удовлетворения, проступившего на его лице.

— Взрослеешь, мелкая, — сказал он и двинулся обратно в комнату.

— Заступайте на вахту, капрал, — бросил он не оборачиваясь, — Проверьте территорию вокруг дома, заприте все возможные двери и окна на улицу. Патрулируйте коридор возле нашей комнаты. При обнаружении врагов убивайте трёх противников одной пулей — патронов у нас с гулькин хер. Срок вахты — три часа. Приступайте, капрал.

Дверь хлопнула, раздался резкий «Отбой!», скрип кровати, и Бездна, весьма довольная собой, поплелась на первый этаж — выполнять приказ.

* * *

Это случилось, когда она обходила заднюю часть особняка, путаясь ногами в жухлой траве, что уже пала на землю, превратившись в серьёзное препятствие для передвижения. Однако не все растения умирали — конец ноября никак не отразился на лиственной шубе, окутывающей замок — остроконечные листья отливали зловещими оттенками — от ядовито-зелёного до фиолетового. Пахло от этих зарослей весьма дурно.

— Аглая, — раздался незнакомый голос.

Бездна подпрыгнула от неожиданности, прижалась щекой к прикладу и стала отступать к стене, увитой растениями. Ствол винтовки выцеливал любое движение вокруг.

— Аглая, не стреляй и не шуми, — вновь раздался тот же голос, — Это я, Грим.

Бездна замерла на месте. Сердце бешено колотилось в груди, но она чувствовала — причины поднимать тревогу — нет.

— Ты же давно знаешь, что я умею разговаривать, — сказали откуда-то, и Бездна удивлённо завертелась на месте.

Вокруг никого не было.

— Чем докажешь, что ты Грим? — наконец спросила девушка.

— На пароме ты носила труселя с розовыми поросятами — я подсматривал за тобой через иллюминатор твоей каюты. Тебе и твоему Скаидрису больше всего нравится сзади. Монакура не носит нижнего белья. Ты проткнула палец, когда прибивала голову Хмурого Асти к флагштоку. Харон подарил тебе ветвь Персефоны. У тебя родинка под правой сиськой. Не знаю, чего ещё сказать.

Голос звучал очень странно — он не говорил, а скорее шипел, будто рассерженный кот. Или змея.

Глаза Аглаи Бездны расширились и потемнели: было непонятно злится она или сильно удивлена. Дуло "Диемако" опустилось вниз.

— Ладно, выходи. Где ты там прячешься? И, главное, почему ты прячешься?

— Вот тут есть одна небольшая проблема, Аглая Бездна. Дело в том, что я несколько изменился. Внешне. Поэтому и подкараулил тебя тут одну. Если бы явился всем бойцам сразу, вы бы меня не признали и убили. Поэтому будь готова узреть нечто никогда тобой ранее не виданное. Готова? Ты фэнтези любишь?

— Хорош сиськи мять, — нетерпеливо сказала Бездна, — Вылезай давай.

— Как скажешь, Аглая. Только не стреляй с испуга, как в старину Джета. Обещаешь?

— Угу, — Аглая вновь покрутилась на месте в поисках знакомого птичьего силуэта.

«Наверное вырос размером с самолёт», — вспомнила она стремительное увеличение размеров ворона в последние дни.

— Вылезай, я замёрзла. Ну? Где ты?

— Прямо рядом с тобой, Аглая.

Бездна инстинктивно отшатнулась в сторону — прочь от заросшей стены дома и приготовилась к появлению нового, изменённого ворона. Но из кустов никто не вылез.

Она потеряла терпение и хотела крепко ругнуться, когда Грим наконец-то явил себя. Огромный кусок лиственной шубы, покрывающей стены замка от земли до самой крыши, вдруг изменил цвет и форму: фиолетовые тона сменились грязно-бурыми, а плоские острые листья обрели вид выпуклых чешуек. Потом появился глаз — чёрный блестящий зрачок, размером с девичий кулак, вынырнул из пластинчатых складок, и уставился на девушку. Аглая моментально узнала это наглое око и с облегчением вздохнула. Теперь уже не так страшно ожидание того, что последует за глазом. Она успокоилась — это и правда был Грим. Девушка закинула за плечо ремень своей штурмовой винтовки. Чёрное око — почти такое же чёрное, как у неё самой, хитро подмигнуло.

— Я, типа, сейчас весь вылезу, — ворон всё никак не мог решиться.

— Валяй, сколько можно резину тянуть, — с деланным равнодушием ответила Бездна.

Она облизала пересохшие губы: по очертаниям изменившихся кустов, она примерно представляла, что сейчас увидит.

И чудовище появилось, не обманув ожиданий испуганной девушки. Нечто громадное отделилось от стены и превратилось в дракона. Очень страшного дракона.

Треугольная голова, утыканная шипами и увенчанная тремя парами рогов. Огромные кожистые крылья с загнутыми острыми когтями на сочленениях суставов. Лапы — ни то орлиные, ни то тигриные. И ещё длинный-предлинный хвост. На его конце, вместо доброй кисточки — нечто острое, напоминающее моргенштерн. Апгрейденный Грим сиял чешуйками брони, достигая размера тридцать пятого МИГ’а.

Бездна слегка присела от ужаса.

— Не надо реверансов, Аглая, — прошелестел дракон, — Но спасибо — мне понравилась реакция, рад, что ты оценила.

Бездна немного оправилась от первого потрясения. Она открыла свой большой рот, дабы поведать Гриму о бегстве Соткен.

— Не утруждай себя, Аглая, — сказал Грим, — Я в курсе произошедшего. Уверяю тебя — все события находятся под полным контролем Госпожи. А я здесь не для того, чтобы разруливать сложившуюся ситуацию. Это дело сержанта. Я прибыл, чтобы поздравить тебя с днём рождения. Ведь сегодня твой день рождения, верно, Аглая?

— Верно, — прошептала девушка, — Спасибо.

— Не за что, Аглая. У меня есть для тебя подарок. Подарок от Госпожи. Она помнит об обещанном круизе. Госпожа всегда держит своё слово.

Длинная шея выгнулась — устрашающая голова ящера кивнула, указывая себе на спину.

Бездна пригляделась и ахнула. На спине дракона было укреплено миниатюрное седло. С упором для ног и рукоятками для рук. Кожаное сидение снабдили перекрещенными ремнями — суровое и прочное приспособление надёжно фиксировало наездника.

— Ты это серьёзно? — только и смогла вымолвить девушка.

— Абсолютно серьёзно, — из ноздрей дракона вырвались две струйки сизого дыма, — Добро пожаловать в сказку, Аглая Бездна.

Страшно уже не было. Происходящее казалось настолько нереальным и фантастическим, что испуг прошёл, уступив место томительному волнению — предвкушению чуда. Бездна подошла ближе к дракону, к самому носу — острому и прямому, напоминающему вороний клюв. Её обдало струйками сизого дыма — стало тёпленько.

— Садись, Аглая, чего ждёшь? Знаешь, почём нынче солярка?

Аглая осторожно погладила чудовище по чешуйкам, покрывающим его морду — это было как... Словно... Она не нашла достойного сравнения.

Погладить дракона — это как погладить дракона.

Глаза ящера, напоминающие очи ворона — два куска антрацита — совершенно не похожие на драконьи, слегка прижмурились. Бездна поправила ремень «Диемако», проверила запасные магазины в карманах своих армейских штанов, нахлобучила на голову капюшон своей кенгурухи от «Darkthrone», и обошла чудище сбоку, оказавшись у блестящего бока, вздымающегося и опадающего, будто огромный кузнечный мех.

Шея ящера изогнулась, голова Грима оказалась у ног девушки. Это была лестница, а вместо ступеней — шипы, наросты и рога. Аглая залезла в седло.

— Пристегнись, — сказал Грим, — Мы отправляемся.

Аглая поёрзала в седле. Оно удерживалось на спине дракона с помощью хитрой конструкции из кожаных ремней, и было невероятно тёплым. Замёрзшая задница девушки моментально согрелась. Ящер поднялся на свои устрашающие лапы и, расправив кожистые крылья, слегка разбежался, пару раз подпрыгнул, будто большая ворона, а потом легко взмыл вверх. У Бездны перехватило дыхание — она то крепко зажмуривалась, то восторженно пучила чёрные глаза. Это были новые, никогда ранее не испытанные ею ощущения.

С каждым взмахом огромных, перепончатых крыльев что-то кололо и росло в её груди — прямо там, где сердце.

Она подозревала, что это и есть счастье.

* * *

Хельги метался по своей узкой кровати — ему снился страшный сон — Хель исторг из своих недр проклятого Фафнира — легендарный дракон ожил и первым делом покрал Аглаю. Насквозь вспотевший от ужаса скальд вскочил на ноги и бросился к окну. Стояла тёмная декабрьская ночь, но небо на севере озарялось яркими огнями зарниц — над Балтикой бушевала буря. На фоне этих вспышек юный вестфольдинг узрел мрачный силуэт великого ящера — гигантские крылья, длинный хвост, рогатая голова. Скальд заскрипел зубами от бессильной ярости — он ощущал ту боль и отчаяние, что испытывала сейчас несчастная дева в острых когтях этого мерзкого отродья.

— Фафнир, — завопил Хельги на весь особняк, — Он украл её.

Юноша вылетел в коридор, где столкнулся с ничего не понимающим ливом — тот был неодет и продолжал спать на ходу, невзирая на тревогу. Хельги схватил его за руку и потащил назад в комнату — к окну.

— Вот он, — орал скальд, тыча пальцем в горизонт, что взрывался серебряными всполохами, — Вот он, проклятый Фафнир! Что нам делать, брат?

Скаидрис оттолкнул от себя обезумевшего скальда и обратился к Монакуре Пуу, который прибежал на дикие вопли и теперь стоял, хмурясь и внимательно наблюдая за поведением своего солдата.

— Сержант! Чё с ним? Крышей поехал? — лив занёс руку, но Пуу шагнул вперёд и предотвратил профилактическую оплеуху.

— Мелкая оказалась права: я недооценил её женскую интуицию — у пацана реально сильное сотрясение плюс глубокий шок от предательства Соткен, — сержант шагнул вперёд и осторожно положил на трясущиеся плечи викинга свои огромные ладони.

— Пойдём-ка, выпьем огненной воды с чайком. Там и расскажешь, что случилось. Скай, смени мелкую и пришли её ко мне.

Хельги глянул на линию горизонта и обнаружив, что дракон уже пропал из виду, успокоился и поник, будто рваный штандарт. Он понял, что теперь ему никто не поверит.

Скальд потащился прочь из комнатёнки, легонько подталкиваемый сзади сержантским коленом — он чувствовал необходимость поступить так, как предложил конунг — необходимо немедленно треснуть эля.

* * *

Она поняла, что пронзительно вопит лишь тогда, когда её лёгкие отказались вдыхать морозный воздух, а горло охрипло. Она закашлялась — слёзы лились ручьём, но Бездна не решалась разжать руки, сомкнутые на передней рукоятке седла.

— Я рад, что тебе понравилось Аглая, — прошипел у неё в голове драконий голос, — Но это лишь начало. У нас впереди много развлечений. Видишь тот маленький городок впереди?

Они летели на высоте нескольких сотен шагов от земли, внизу было темно, как в преисподней, но небо впереди пронзали яркие вспышки далёких молний, и Аглая разглядела очертания немногочисленных зданий. Вот ратушный шпиль, вот башня кирхи, рядом лепились здания поменьше.

— Да, — хотела крикнуть она в ответ, но не смогла издать ни звука.

— Разговаривай молча — и я услышу тебя, Аглая, — сказал ей Грим.

— Хорошо, — молча ответила ему девушка.

— Знаешь, кто живёт в этом городке, Аглая? — спросил ящер, и тут же сам ответил, — Там живут мерзкие гномы, они бреют виски и красят волосы дешёвой краской. Они чуть не убили нашего Скаидриса. Давай накажем их?

— Давай накажем их, Грим, — согласилась девушка.

Дракон довольно захохотал — его бас звучал вполне дружелюбно — казалось, что добрый великан собрался поиграть с детьми в салочки. Он набрал высоту, вертикально взмыв вверх, на мгновение завис в воздухе, а потом сложил крылья и камнем ринулся вниз. Аглая зажмурилась и поняла, что снова кричит. Она почти лежала — распласталась в седле, словно наездница, правящая своего скакуна навстречу жестокой буре. Сквозь толстую кожу седла, она чувствовала, как распалились бока ящера; не будь морозного потока, что хлестал её по опущенным плечам и спине, девушке пришлось бы жарковато.

Когда до шпиля ратуши оставалось совсем чуть-чуть, дракон прекратил свободное падение — раскрыл крылья и описал мягкую спираль вокруг каменной башни. Одновременно из его распахнутой пасти вырвался столб огня, да такой мощный, что строение просто сдуло, словно оно было склеено из картона. Потом он сжёг прилегающие дома — каркасный фахверк полыхнул, будто бумага — и вновь устремился ввысь — к чёрным небесам, где горело всего лишь несколько тусклых звёздочек.

Следующей целью стала кирха — манёвры Грима усложнились — теперь он выписывал в воздухе сложные фигуры, делал немыслимые развороты, а когда дом господний пылал, словно факел, бывший ворон устремился назад — в город. Сквозь свист ветра, шум бушующего пламени и грохот осыпающихся зданий Аглая разобрала пронзительные человеческие крики, и, когда дракон заложил очередной крутой вираж, Бездна разглядела внизу, на объятых пламенем и дымом улицах, живые, хаотично мечущиеся огоньки. Массовое аутодафе достигло апогея. Некоторые гибнущие жители ещё сохранили рассудок — единицы пытались стрелять по ужасной твари, что пришла за их душами из самого ада. Если пули и достигали цели, то вреда от них было не больше, как если кольнуть слона зубочисткой. Пару раз Аглая слышала глухое звяканье, и не сразу поняла, что это звенит драконья броня, отражая смешные пульки. Но Грима это слегка охладило.

— Прекрати орать, Аглая — у меня нет с собой микстуры для горла. Тебе понравился праздничный фейерверк? Славно! Теперь мы слегка передохнём: направимся к морю — найдём еды и устроим пикник на рассвете. Я хочу подышать свежим воздухом — смрад этих палёных свиней слегка наскучил.

— Спасибо, Грим, — Аглая нежно погладила ящера по эластичной чешуе.

— Пустяки, Аглая, — откликнулся дракон, — Мы с тобой — друзья и соратники, а сегодня — твой день рождения. Я рад, что в силах превратить этот день в праздник.

Ящер напоследок дунул огненным вихрем на горстку отчаянных, собравшихся на площади — они копошились возле лёгкого противотанкового орудия, и взмыл вверх, набирая высоту.

* * *

— Курочка, — мечтательно протянула Аглая и хищно облизнулась.

Она лежала на пузе, у подножия небольшой скалы, точно такой же, как и все остальные скалы, громоздящиеся на краю неглубокого ущелья. Внизу раскинулась миниатюрная долина, надёжно укрытая от чужих глаз. Там стояла пара скособоченных домишек и длинный амбар — видимо хлев. Рядом располагался примитивный загон — по загаженной взрытой земле бесцельно шарахалась грязнущая корова с колокольчиком на шее. Её распухшее вымя болталось из стороны в сторону, будто вздутая резиновая перчатка на банке с брагой. Один рог у коровы отсутствовал. Рядом паслись куры, возглавляемые чёрным петухом — квочки клевали навоз, вываливающийся из-под коровьего хвоста и возбуждённо кудахтали. Петух гуано не ел — внимательно наблюдал за окружающим миром — охранял своих птичек.

— То что нужно, Аглая, — сказала скала, в тени которой пряталась девушка, — Согласно праздничному расписанию — у нас банкет. Перекусим, и полетим дальше. Теперь надо забрать это мясо.

Скала постепенно меняла свой цвет с серого на грязно-бурый, а очертания каменюки приобретали форму сказочного существа из древних легенд.

— Погоди, Грим, — сказала Аглая и дракон снова мимикрировал под гигантский валун.

— Гожу, — сказал ящер, — А чего мы годим?

Девушка поковыряла пальцем в носу и поинтересовалась:

— А чьи это животные?

Дракон хохотнул низким баритоном доброго дядюшки:

— А что нам за дело, Аглая? Хозяева спят, и мы поджарим их в домике. Так будет лучше для них — без коровы и курей они не протянут зиму. У них есть огород, но вряд ли они собрали богатый урожай. В любом случае — они обречены.

— Но... — колебалась Аглая.

На поверхности камня проявился чёрный глаз. Он внимательно посмотрел на девушку.

— Говори, что тебя тревожит, Аглая.

— Да ничего особо не тревожит, просто хватит на сегодня убийств. Хочу отдохнуть от них хоть раз в году. Давай просто украдём эту корову и пару куриц. И, кстати, ты это слышишь?

Булыжник прислушался. Из хлева доносилось то ли блеяние, то ли мычание.

— У хозяев есть ещё скотина — они выживут. Кража — это захватывающее приключение. Драконы же воруют девиц. Им это нравится, так?

— Наверное, Аглая. Я же совсем недавно дракон.

— И я первая, кого ты украл, — рассмеялась Аглая.

— Ладно, — согласился гигантский камень, — давай спиздим эту корову, петуха и самую толстую курицу. Если тебя это возбуждает, то, возможно, понравится и мне. А есть у тебя план, как это сделать и ненароком никого не убить?

— Импровизируем, — задорно улыбнулась девушка, подошла к краю обрыва, и, сев на задницу, съехала вниз по песчаному склону.

— Как скажешь, Аглая, — Грим внова принял обличие дракона и поспешил следом.

Когда он подошёл к краю песчаного склона, кромка почвы размером с половину вертолётной площадки, просела, не выдержав огромного веса, потом отвалилась, и ящер медленно съехал вниз. Его широкая грудь, будто отвал бульдозера, собрала гигантский песчаный кулич. Бездна скептически глянула на подельника.

— Не понимаю, как вы воруете принцесс. Судя по всему — понятия «дракон» и «бесшумно подкрался» несовместимы.

— Но к тебе то я подкрался, Аглая — возмутился Грим.

— Нет, не подкрался. Ты сидел в засаде, и это у тебя великолепно получается. Так что затаись и жди, я сейчас пригоню скотину, и мы свалим.

— Прекрасный план, Аглая, — согласился дракон и куча песка у подножия обрыва стала больше раза в три.

Бездна достигла загона, аккуратно отодвинула щеколду на воротах и проникла внутрь площадки. Корова перестала топтаться, остановилась и уставилась на неё скорбным взглядом. Куры сбились в пёструю кучу возле своего мужчины. Тот кукарекнул, но весьма неуверенно. Не было в этом кличе ничего боевого.

Аглая была уже возле коровы. Она протянула руку, готовясь поймать скотину за обрывок верёвки на шее, как вдруг случилось нечто нежданное. Абсолютно внезапное и коварное событие. Земля, покрытая навозом, пришла в движение — сработал скрытый механизм — вверх метнулись комья грунта и говна, а через мгновение на Бездну, однорогую корову и стаю куриц, рухнула громадная сеть. Трещотки, скрытые на столбах ограждения, подали сигнал тревоги. В доме началось металово — кто-то ругался, возбуждённо кричал; распахивались окна, стучали башмаки.

Бездна не поддалась панике — она и не думала выпутываться из прочных пут — легла на пузо в привычную снайперскую позицию. Ствол Диемако нацелился на крыльцо.

— Никудышный из тебя вор, Аглая, — раздался в её голове голос Грима, — Ты не обезвредила ловушку. Более того, ты её даже не заметила. Не стоило тебе менять профу. Какая у тебя любимая?

— В смысле? — переспросила девушка.

— Я спрашиваю, Аглая, какой класс ты предпочитала в рейдах на боссов или массовом ПвП? — пояснил Грим.

— Дд, — ответила удивлённая Бездна.

— Я так и думал, — грустно произнёс дракон, — Глупо было бы ожидать от тебя, Аглая, выбора в пользу танка или хилера. Кстати у нас уже не получится никого не убить.

— Ага, — грустно согласилась Бездна.

— Хотя я мог бы избавить тебя от угрызений совести, совершенно не подходящих праздничному дню, — задумчиво протянул ящер, — Заодно потренируюсь.

Помолчал. Потом продолжил:

— Мы с тобой не в онлайн игре — относительная реальность бывает намного проще виртуальной. Предлагаю перезагрузку. И желательно поскорее — эти упыри собираются забросать тебя гранатами. Я уже не успею прийти тебе на помощь.

— Какую такую перезагрузку? — не вкурила расстроенная девушка.

* * *

— Что значит "её нигде нет", Скай? — взвился сержант.

— Дом пуст, луг вокруг пуст, тайные коридоры пусты, все нужники свободны. Бездны нигде нет, — упрямо повторил Скаидрис.

Монакура Пуу напялил на голое тело бронежилет, схватил автоматическую винтовку, фонарик и бросился прочь из комнаты.

Скаидрис уставился на Хельги, но тот даже не пошевелился — сидел, свесив вниз лохматую голову. Перед ним стояла наполовину пустая чашка виски, разбавленного чаем.

— Фафнир унёс её, — пробормотал скальд и потянулся за сосудом.

Тру-метал схватил махровый банный халат, гигантские лохматые тапочки, исполненные в виде лап белого медведя, и пуховую безрукавку с капюшоном, найденную им в одной из заброшенных палат клиники, и выбежал вон.

— Я опоздал, — произнёс Хельги на древнем северном наречии, — Фафнир унёс её. Я должен вернуть деву или героически погибнуть.

Викинг встал, выпрямился, завязал растрепанные волосы в тугой хвост на затылке и принялся собираться в дорогу.

* * *

— Монакура, не будь идиотом, оденься, — настаивал Скаидрис, — Нас осталось всего двое, плюс поехавший головой попаданец из глубокой древности. Если ты сейчас свалишься с острой формой пневмонии, мы никогда её не найдём. Надо идти по горячим следам.

— Да были бы следы, — расстроенно пробормотал Пуу, — Вона видишь, как метёт. Ладно, давай сюда одежду.

Он одел всё принесённое Скаидрисом и они снова продолжили поиски. Снег валил густыми хлопьями — армейские фонарики блуждали по белому лугу, выискивая хоть какую-то подсказку.

— Сержант!

Скаидрис стоял на коленях возле самой стены здания клиники.

— Что там? — нервно спросил подоспевший Монакура.

— Хельги не бредил... — сказал коленопреклонённый лив.

Монакура Пуу приблизился и посветил фонариком вниз.

Маленькие, почти детские следы. А рядом...

Полузасыпанный снегом отпечаток мог принадлежать лишь одному существу. Кошачья пятка, размером с круглый щит викинга. Четыре пальца, напоминающие человеческие, но толщиной с бычью шею. И когти, оставившие после себя отметины глубиной в противотанковую траншею.

Сержант машинально задрал голову вверх. Как и Скаидрис.

— Пойдём к скальду, — глухо пробормотал Монакура Пуу, тяжело поднимаясь с колен, — Он должен знать, где гнездо этого самого Фафнира.

* * *

— Курочка, — неуверенно протянула Аглая и подозрительно уставилась на серую скалу за которой пряталась.

— Грим, — она потёрла виски, — У меня такое чувство, что... Ну, знаешь... Типа, когда кажется, что это всё уже было.

— Дежавю, Аглая, — отозвалась скала, — Но только это не оно. Всё это уже действительно было.

Бездна изумлённо открыла свой огромный рот и снова потёрла виски.

— Не пытайся вникнуть, Аглая, — утешил её гигантский булыжник, — Я и сам не знаю, как это работает. Госпожа не хотела, чтобы ты в свой день рождения расстраивалась по поводу неверно принятых решений или событий, когда «что-то пошло не так». Поэтому она снабдила меня в дорогу парой полезных скиллов. Но давай за это после, а сейчас жрать охота и ты, наверное, замёрзла. Давай заберём всю эту еду себе.

— Мне кажется, что там нас поджидает опасность, — проговорила растерянная девушка, — Это ловушка, Грим.

— Конечно ловушка, Аглая. Но мы знаем о ней, — ответил дракон, — Я разберусь со скотоводами, а ты выбери себе на завтрак понравившуюся зверушку. Кстати, чтобы ты не печалилась по поводу продолжающихся убийств, я тебе расскажу про хозяев этой милой фермы.

— Я уже знаю, — неуверенно улыбнулась девушка, — Они ловят людей, потому что питаются ими. Тут живут каннибалы.

— Всё верно, Аглая, — ящер перестал косить под каменюку, — Пойдём, накажем их.

— Пойдём, накажем, Грим, — на этот раз Аглая улыбнулась гораздо шире.

Она встала, отряхнула с колен снег и песок, щёлкнула затвором «Диемако» и направилась по крутому склону вниз — туда, где послушно ожидали своей участи будущие стейки с кровью и хрустящие куриные крылышки.

* * *

— Его нигде нет, сержант...

Лив выглядел абсолютно потерянным. Его правый глаз жёстко дёргался, а пальцы находились в беспрестанном хаотичном движении — теребили ремень винтовки, лезли в ноздри, чесали сальную шевелюру.

— Я раньше интересовался скандинавами — ну викинг-метал и всё такое... Знаю немного менталитет и понятия этих отморозков. Короче — Хельги пошёл за Бездной. Теперь он считает это своим личным делом. Наподобие кровной мести. И, похоже, он знает, куда идти. Мы догоним его.

— Ты уверен? Почему нас не подождал? Может всё-таки дезертир?

— Не, сержант, нормальный он пацан. Годный. Просто не такой, как мы. Попаданец.

Монакура Пуу присел на краешек кровати и прикрыл глаза. Подышал немного. Потом встал.

— Нам надо проверить сарай. Она говорит мне — иди в сарай.

Великан, облачённый в длинный до колен, банный халат, безрукавку лесоруба, и пушистые медвежьи лапы, решительно поднялся и направился к выходу.

Скаидрис странно посмотрел на командира, но отправился следом.

Вскоре они стояли внутри тёмного, просторного помещения — гибрида ремонтной мастерской и гаража. Длинный верстак, автомобильная яма, подъёмник и пара мест, предназначенных для парковки. Места пустовали.

Монакура Пуу уставился на них, как тот самый баран.

— Сержант, — вдруг раздался радостный возглас лива, — у бойца явно были хорошие новости.

Монакура поспешно поспешил к товарищу. Тру-метал сражался с огромным чехлом, и Пуу уже знал, что сейчас увидит. Он принялся помогать и вскоре пыльный брезент был отброшен в сторону.

— Охуительно! — воскликнули оба.

Под чехлом обнаружилось нечто, похожее на гигантского таракана — жвалы руля, усики зеркал, лапки в виде пары широких лыж и брутальный гусеничный протектор.

— Заправь, проверь, подготовь в дорогу, — бросил Монакура Пуу, выбегая прочь, — Я соберу необходимые вещи и вернусь. Не вздумай съебать, как все мои солдаты.

Лив коротко хохотнул.

— Монакура, — крикнул он вслед человеку с ногами медведя.

— Чего ещё? — отозвалась темнота.

— Кто тебе сказал идти в сарай? Йоля?

Ответа не последовало.

* * *

— Вкусно получилось, спасибо Грим, никогда не думала, что драконы умеют готовить человеческую еду, — Аглая Бездна смачно рыгнула и вытерла жирные руки о свои волосы.

Заметила, что дракон наблюдает за ней и добавила:

— Чтобы голова не мёрзла. Мы же ещё полетим?

В голосе девушки послышалась робкая надежда.

— Конечно полетим, Аглая, — ящер откинул в сторону обглоданный коровий скелет.

Белые рёбра звонко стукнулись о прибрежные камни — они расположились на морском берегу. Рядом пылал огромный костёр из плавника.

— Солнце только встало, — зевнул дракон, — Сегодня весь день — твой. Бьюсь об заклад, тебе явно хочется получить на свой день рождения какой-нибудь подарок. Что-то материальное и, одновременно, культовое. Уверен, что это не флакончик элитных духов и не стриптизёр, спрятанный внутри огромного торта. Не стесняйся своих желаний, Аглая.

Аглая поперхнулась куриным крылышком. Потом глубоко вдохнула, набираясь смелости и выпалила:

— Я хочу череп Евронимуса!

Теперь настала очередь Грима изумлённо таращится на дерзкую девчонку. Дракон побарабанил своими страшенными когтями о камушек, возле которого удобно прикорнул.

— Хм, неожиданное желание, — насупился ящер, — Похвальное, но вряд ли исполнимое. Во-первых, маэстро Эвриномос отдыхает в недосягаемых глубинах гребаного Аида, и, насколько мне известно, из этой дыры никто не появлялся уже пару тысяч лет. Во-вторых, даже если бы он соизволил высунуть оттуда свой нос, не думаю, что мы с тобой одолели бы этого засранца. От него же воняет, как от рва, полного гниющих трупов. А знаешь сколько вокруг него мух? По сравнению с этим говнюком господин Вельзевул — просто благоухающая роза.

Аглая Бездна громко расхохоталась, подошла к рогатой голове и погладила дракона по носу.

— Мне не нужен череп древнего демона. Обойдусь человеческим. Летим в Норвегию, дружище.

— Наверное я во что-то не втыкаю, Аглая. Но тайное всегда становится явным. Так ведь думаете вы, люди?

Дракон встрепенулся, поднялся на ноги и глубоко вдохнул холодный морской воздух.

— Будет тебе череп, Аглая. Летим на родину всякой стрёмной нечисти. Покажешь мне этого самого Евронимуса. Я оторву ему голову.

* * *

— Готовы? — раздался знакомый голос.

От неожиданности Скаидрис выронил на пол гаража гаечный ключ, а Монакура Пуу лишь улыбнулся с облегчением.

— А ты хитёр, малой, — уважительно сказал сержант, — Дождался точки кипения. Респект, хули.

Хельги важно прошествовал к снегоходу.

— А как вас ещё можно было убедить немедленно выступить в поход? Пришлось бы снова пересказывать древние саги и наблюдать за скептическими рожами двух неверующих остолопов. Поехали уже. Нам нужна машина.

— Я знаю, где её взять, — мрачно сказал Монакура, — Помните тех перцев, что вас чуть не убили в сосновом лесу?

— Выкладывай, Монакура Пуу.

Сержант обратил хмурое лицо к дерзкому ливу. Тот не убоялся:

— И не еби нам мозги. Откуда узнал про снегоход? Почему тащишь нас в город, под завязку набитый злющими отморозками? С кем ты там разговариваешь сквозь пространство и время? Ты явно не тронулся умом, а что-то скрываешь от нас. Мы — члены отряда и имеем право знать, что за херня тут происходит.

Монакура Пуу тяжело вздохнул и ответил совершенно спокойным тоном, в его голосе явно звучали нотки растерянности:

— Я сам, пацаны, не понимаю, что происходит. Вроде как Йоля со мной разговаривает, но её передатчик работает односторонне. Кнопка «приём» отсутствует. На мои вопросы она не отвечает. Да и явного голоса — такого, к которому мы привыкли, я не слышу. Просто приходит осознавание того, что надо делать.

Скаидрис недоверчиво хмыкнул:

— Госпожа манипулирует нами и не хочет палиться. Или ты получил приказ держать в тайне её глубокие замыслы. Прекрати вешать нам лапшу на уши, сержант.

Монакура Пуу предостерегающе поднял вверх палец:

— Отставить разговорчики, боец. Йоля назначила меня сержантом и этим самым... бодхисаттвой, во. Заткнись и толкай тачку к выходу. И помни — это из-за тебя и твоего недалёкого бойфренда мы здесь оказались.

Лив покраснел и поудобнее перехватил гаечный ключ:

— А по-моему мы здесь оказались из-за сломанного носа одного тупого старикана, который привык всеми помыкать.

Пуу зарычал, лив оценил вес инструмента в своей руке и прицелился в сержантский лоб.

Хельги поднял над головой огромный жестяной таз, заполненный всяким никчёмным металлоломом и с силой грянул тот о бетонный пол. Спор утих.

— Надо было позже появиться. Вы неисправимы. Поехали уже за нашей девой.

Они вытолкали снегоход наружу, потом залезли сверху: Пуу за руль, щенки сзади.

— Где живёт дракон? — спросил Монакура.

— На краю мира, — ответил скальд, — Там, где никогда не всходит солнце.

* * *

Снегопад закончился. Ветер, разогнавший седую пелену облаков, тоже стих. Тусклое декабрьское солнце — слабое и больное — дрожало в туманной дымке над свинцовой гладью воды северного моря. Аглая Бездна клевала носом — она не спала уже сутки, но кто же спит в свой день рождения, особенно если ты встречаешь его на спине сказочного дракона.

— Грим, — позвала она, не раскрывая рта.

— Да, Аглая, — бессловесно откликнулся дракон, — Не можешь уснуть? Давай поговорим. Мне интересно разговаривать с людьми — их так мало осталось.

Дракон добродушно хохотнул.

Аглая отогнала остатки дрёмы, почесала вспотевшую ягодицу — ящер сильно нагрел кожаное седло — и сказала:

— Я раньше во всю эту сверхъестественную хрень не верила. Не верила даже тогда, когда эти невозможные события происходили со мной и у меня на глазах. А теперь что-то изменилось. Мне сейчас очень хорошо.

— Вера — примитивное состояние сознания, — поддержал разговор Грим, — А твоё отношение изменилось именно потому, что тебе сейчас хорошо. Ты уже многое видела. Видела то, что выходит за рамки понимания обыкновенных людей, но вряд ли происходящее тебе нравилось. А сейчас ты летишь в Норвегию верхом на драконе, за подарком на свой день рождения. Поэтому хрень обратилась...

— Обратилась чудом, — закончила за дракона девушка.

Некоторое время они летели молча — Бездна не решалась нарушить ментальную тишину.

— Хочешь задать мне вопрос? — дракон сложил крылья и ринулся к воде — у девушки душа ушла в пятки, а любые вопросы — выветрились.

— Ты — мерзкий, — смогла она выдать только тогда, когда Грим зрелищно завис у самой воды и, взмахнув крыльями, снова набрал высоту.

Они улыбнулись друг другу. Ментально.

— Земля! — торжествующе возвестил ящер.

Полоска суши стремительно приближалась.

— Это — Норвегия, — заявил Грим, — Современный, постапокалиптический вариант. И тут у меня возникает вопрос, Аглая: куда мы дальше летим? Где этот самый Евронимус?

— На кладбище, — грустно ответила Бездна, — И у меня есть подробная карта.

— Вау! — обрадовался дракон, — Бьюсь об заклад, что ты подрезала кусок Скандинавии у нашего сержанта. Иду на посадку — посмотрим на твою карту. Будучи вороном, я изрядно поднаторел, изучая её.

Они опять рассмеялись. Грим устремился к земле, выискивая место для мягкой посадки.

Дракон находился в хорошем настроении, поэтому изрядно кривлялся — пробежав по инерции несколько шагов, он комично распростёр крылья и неуклюже рухнул на бронированное брюхо. Аглая почувствовала себя так, будто приземлилась на мягкую надувную подушку. Девушка снова смеялась. Какой раз за сегодняшний день она не знала. Но знала точно — гораздо больше, чем за последние семь лет.

* * *

— Возможно, их пугает твоя винтовка, — предположил Грим, когда очередная занавеска на окне задёрнулась, отрезав хозяев небольшого домика от двух пар глаз, внимательно разглядывающих достопримечательности этого милого городка.

Они неспешно прогуливались по скромной улочке малюсенького прибрежного селения. Аглая Бездна скептически оглядела четырёхлапого дракона, что занимал собой полторы полосы местной автотрассы.

— Их пугаешь ты, Грим.

— Неа, — дракон отрицательно покачал головой, увенчанной тремя парами рогов.

Первая пара, самая маленькая, походила на зубья от вил, которые причудливо изогнул при ковке пьяный в драбадан кузнец. Вторая была намного длиннее — абсолютно прямые, они имели витую форму, грязно пародируя целомудренное достоинство легендарных аликорнов. Третья, самая ужасающая пара, своими ломаными линиями недвусмысленно навевала образы древних, запретных символов.

— Местных не удивить драконом, — вполне серьёзно продолжил сказочный ящер, — Не забывай, Аглая, мы с тобой на краю мира. Тут встреча с троллем — обычное дело.

— Ага, — весело подхватила девушка, — И знаешь, я уже одного встретила — он прикидывается драконом.

Вскоре городок закончился, но никто из местных так и не вышел их поприветствовать.

— Ну ладно, — немного разочарованно сказала Бездна, — Они хотя бы не пытались заманить нас в ловушку, чтобы потом слопать. Спасибо и на этом. Всё никак не могу забыть тех каннибалов с другого берега. Вроде и море одно, и воздух — тот же, да только эти, — тощий грязный палец ткнул в разрисованные занавески последнего дома, — Узоры на тряпах вышивают, а те, с той стороны, людей жрут.

— Не расстраивайся, Аглая, — из ноздрей дракона вылетели струйки сизого дыма, — Поделись лучше ощущениями — как тебе Норвегия — оплот язычества, который не смогли опрокинуть ни носатые «вольные каменщики», ни дурачина Олаф, очарованный белым Иисусом, ни пакистанские мигранты, бегущие от притеснений индоарийцев, ни индусы, спасающиеся от пакистанского террора?

Аглая Бездна задумчиво огляделась — палец девушки скользнул в её очаровательную ноздрю и принялся там что-то выискивать:

— Я, честно говоря, ожидала нечто более грандиозное, но мне нравится. Здесь всё примерно, как в Карелии — с одной стороны дороги — скалы, ёлки, берёзки и мох, а с другой — мох, берёзки, ёлки и скалы. Но надо отдать должное Скандинавии — горы здесь клёвые, и фьорды — не чета нашим ладожским шхерам. Я, правда, сама не была ни в Карелии, ни на Ладоге, но у меня подружка там жила — я постоянно её инстаграм смотрела. Очень мне такая природа нравится. Кстати, Грим, а почему у норвежцев почти все дома красно-бурые?

— Их семь лет никто не красил, Аглая, — рассмеялся дракон, — Постапокалипсис на дворе, или ты забыла? Раньше они были бордовыми.

— А почему бордовые? — не унималась девушка.

— Я думаю об этом надо спросить нашу Госпожу — она знает всё про красную краску. Я же придерживаюсь теории, что норвежцы красили стены своих жилищ кровью китов. Тут, на этих камнях, ничего полезного, кроме брусники не растёт. И под камнями ничего полезного не лежит. Тут вообще ничего нет — откуда у морских пиратов могла взяться приличная краска?

Они немного постояли, вглядываясь в оставшийся позади городок, но провожатые так и не появились.

— Погнали к твоему Евронимусу, а потом надо бы перекусить, — желудок дракона подкрепил его слова утробным рычанием, — Кстати это — тот ещё квест. Тут у выживших коров явно не водится, а селёдку я ловить не умею.

— Погнали, — обрадовалась девушка.

Она снова улыбалась.

* * *

— Нашёл! — торжествующий возглас Грима, раздавшийся над старым, заросшим кладбищем, напоминал трубный вой, издаваемый слоновьим хоботом.

Аглая, сражавшаяся с густой порослью жухлых сорняков в попытке обнажить очередной могильный камень, поспешила на зов.

Дракон сидел на заднице посредине дымящегося круглого пепелища. Он ткнул огромным когтем в невзрачный кусок синюшного гранита. На камне значилось следующее:

Oystein Aarseth

22.03.1968 — 10.08.1993

Аглая недоверчиво осмотрела надгробие, потёрла пальцем вырезанные в камне инициалы, и удостоверившись в подлинности находки, полезла к дракону обниматься.

— Ой, ну что ты, право, Аглая, — отреагировал ящер, но позволил себя изрядно потискать.

— Инструмент, я думаю, можно найти там, — кончик острого когтя указал на пару покосившихся сараев возле кладбищенской невысокой ограды.

— Ты тут развлекайся, Аглая Бездна, а я пока что соображу насчёт обеда, — в желудке у дракона опять пугающе заворчало.

Сказочный змей разбежался и взмыл в воздух, словно бы случайно задев железный крест, венчающий облупленную колокольню кладбищенской церквушки. Тот согнулся пополам.

«Хотел присесть на дорожку, по старой вороньей привычке», — подумала Бездна и поплелась в сарай за лопатой.

Земля была рыхлой — растения и черви обожали кладбищенскую почву. Через час Аглая уже скрылась в свежевыкопанной яме с головой, а ещё через полчаса штык лопаты завяз в трухлявой преграде.

«Жаль Ская нет рядом, он бы порадовался. Хотя этот парень явно предпочитает свежие могилки молодых девушек».

Она уже избавилась от своей кенгурухи и футболки — тесёмки бюстгальтера сильно резали ей плечи, вспотевшие сиськи жутко чесались. Она посмотрела на небо, окутанное нежной солнечной дымкой — на её день рождения погода преподнесла приятный подарок. Пусто. Никаких драконов. Она вздохнула, преисполнившись светлой тоски. Никто не разделит её волнения, жаль конечно, ну да так тому и быть. Девушка принялась откапывать крышку всё ещё целого гроба, и тут ей повезло.

Родные мертвеца были из тех странных людей, что предпочитают гробы с двойными крышками — это позволяет хоронить усопшего в пиджаке и галстуке, но без штанов. Аглаю не интересовал мертвец ниже пояса — она хотела лишь его голову. Вскоре усталая девушка полностью освободила от земли верхнюю часть прогнившего ящика. Повеяло сладковатым запахом трухлявой древесины, разбавленным пикантными нотками ароматов истлевшей плоти. Тёмное сердечко Бездны сладко защемило от предчувствия нежданного разочарования. Прибежище покойника оказалось подозрительно маленьким — ровно детский гробик. Девушка сбила позеленевшие от времени защёлки и подпихнула штык лопаты в узкую щель. Нажала — раздался хруст и часть двойной крышки подалась вверх.

Бездна не стала ждать, когда осядет могильная пыль и склонилась над открывшимися её глазам останками великого вдохновителя блэк-метала. Её худшие опасения оправдались — Евронимус не был норвежцем. С облезлого, скуластого черепа, поросшего остатками прямых и чёрных, как у монголов, волос, на девушку таращились ввалившиеся глазницы, что при жизни были заполнены узкими и жадными очами угрюмого саама. Бездну охватило нездоровое любопытство — она принялась освобождать вторую створку гроба и вскоре бывший лидер культового Мейхема предстал перед ней во всей красе. Коротышку Евронимуса похоронили без штанов. Во лбу зияла чёрная дыра, оставленная ножом Графа.

Аглая Бездна упёрла лезвие лопаты в шейные позвонки скелета и сильно нажала. Потом продела два пальца в пустые глазницы и осторожно дёрнула. Череп с хрустом отделился.

Кладбищенская земля и пушистый снежок превосходно справились с полувековым налётом могильной коросты, покрывавшей череп, и теперь Аглая Бездна сидела на поваленном надгробном камне осквернённой могилы в классической шекспировской позе — вытянув руку перед собой она пристально всматривалась в кость, что желтела отполированными азиатскими скулами. Шум огромных крыльев вывел девушку из глубокого самадхи.

— Ув! — выдохнул дракон, и Бездна поморщилась — из страшной пасти воняло, будто из жерла вулкана.

— А он и правда был великим музыкантом, Аглая? — поинтересовался Грим, слегка прикоснувшись гигантским когтем к злополучным останкам.

— Неа, — ответила девушка, — Он никем особо таким не был — просто гитарист с большой харей, да к тому же недомерок. На эскимоса похож. Таким бабы не дают. Все эти сплетни о том, что он увёл у своего убийцы девушку — наглая ложь. Граф, который превратил его худосочное тельце в решето с помощью сапожного ножа, сочинял куда как более достойные вещи. Да и сам высоким красавчиком был. Но потом лажанул. Отрицал контрацептивы и поимел на свою голову огромные проблемы в виде стаи голодных карапузов. Какое уж тут творчество.

Она встала с камушка и отряхнула задницу.

— Подмёрзла я немного, давай запалим костерок из этой церквушки, — грязный палец с безукоризненно обгрызенным ногтем ткнул в облезлое здание кирхи.

— Всё по канонам, Аглая? — губы ящера растянулись в чудовищном оскале.

— Всё по канонам, Грим, — ответила девушка.

* * *

— Похоже скальд нисколько не преувеличивает, — озабоченно подметил Скаидрис.

Монакура Пуу не ответил — а что тут можно было сказать?

Они стояли посередине небольшой площади маленького провинциального городка и рассматривали кучу оплавленного металлолома. Похоже, что эта никчёмная груда была раньше противотанковым орудием. Вокруг кучковались сожжённые трупы людей.

— Такое мог сотворить только дракон, — добавил лив, оглядывая порушенные дома и упавшие башни ратуши и кирхи.

— Или гиперболоид, — отозвался Монакура.

— Эй, скальд, — он повернулся к викингу — пацана пёрло от гордости за Фафнира — скальд важно расхаживал между развалин и скорченных, чёрных трупов, — Обрисуй мне это чудовище.

Скальд важно кивнул и преклонил одно колено; лохматую голову подпер руками и затих.

— Ты чё? — удивился сержант, но лив потянул его за рукав и прошипел:

— Он вису складывает, не мешай, давай приколемся над пафосом.

Монакура Пуу вырвал руку:

— Некогда стихами баловаться. Вещай, поэт, каков наш враг.

Хельги поднялся с колен, и вытащив из кармана смятую бумажку, подал её сержанту. Тот глянул на рисунок и скорчил кислую мину.

— Красная виверна. В лоб — непроходима. Сожжёт любой левел. Можно только хвост отрубить. У нас проблемы, бойцы. Ладно, пойдёмте искать машину. Тут же должна быть уцелевшая машина.

Он потряс рисунком перед носом скальда:

— Молодец, хвалю за ёмкие и краткие объяснения.

— Я в замке фрау это нашёл, — зарделся Хельги, — И прикарманил. Очень понравилось.

— Воровать — полезно, — одобрительно качнул головой сержант и поплёлся прочь.

От его домашних тапочек на засыпанном пеплом снегу оставались огромные медвежьи следы.

* * *

Быстро темнело. Сытая и счастливая Бездна попыталась свернуться калачиком у тёплого драконьего брюха, но Грим предостерегающе поднял палец, выплюнул обглоданную кость и оглушительно рыгнул, извергнув синеватое пламя.

— Ещё не время спать, Аглая, — возвестил ящер, — Сюрпризы на день рождения еще не исчерпаны. Нам предстоит вечерний фейерверк и пару небольших, но впечатляющих чудес. Полетели!

— Полетели, — взбодрилась девушка и полезла в своё седло.

Грим взмыл вверх, а догоревшая кирха наконец-то рухнула, погребая под собой разрытую могилу и безголовый скелет несчастного гитариста.

Они поднялись высоко в небо — то переливалось холодными волнами синего, зелёного и фиолетово-красного света.

— Это оно? — молча спросила она дракона, — Северное сияние?

— Да, Аглая, — ответил ошеломлённой девушке Грим, — Оно прекрасно, не находишь?

Бездна закрыла глаза, но зрелище не пропало. Она знала — теперь этот свет всегда будет с ней.

— Оно прекрасно, — восхищённо пролепетала вслух девушка.

События этого удивительного дня — её дня рождения — основательно подействовали на хрупкий женский рассудок. Разум, сломленный невероятными переживаниями, уже молил о пощаде, но чудеса не прекращались — сказочный трип продолжался.

На фоне кислотных оттенков заполярных небес проступили очертания высокой башни с приплюснутым оголовком. Строение напоминало зловещий гриб. Грим плавно спикировал на зонтик его шляпки. Аглая Бездна прошлась по чешуйчатой спине ящера и сползла по длинному хвосту, словно по стальному трапу, прямо на твёрдую поверхность узкой смотровой площадки.

— Это маяк, — выдохнул Грим — его ноздри дымились, — Цель нашего путешествия. Здесь кончается твоё путешествие на спине сказочного дракона, Аглая.

Она грустно кивнула, и развернулась лицом к морю — запечатлеть в памяти эту холодную красоту. Её сердце вновь сжалось от щемящего, ноющего приступа болезненного счастья. Аглая Бездна снова обратилась к башне и посмотрела вверх — на багряного дракона, настоящего дракона, что сидел сейчас на самом верху древней башни и разговаривал с ней — семнадцатилетней глупой девчонкой.

Но слова благодарности застряли у неё в глотке — дракон исчез.

— Твоё путешествие на спине дракона закончилось, — произнёс резкий каркающий голос, — Но это не значит, что мы с тобой закончили, Аглая.

Бездна отшатнулась; руки инстинктивно спешили напрямик к винтовке — лишь бы успеть.

— Спокойно, девчонка, — снова раздалось это хриплое карканье и из сгущающихся сумерек к ней шагнула изящная женская фигура в чёрном обтягивающем платье.

Одеяние незнакомки украшали многочисленные прорехи и лоснящиеся вороньи перья. Волосы — гладкие, словно бы смазанные жиром, ниспадали блестящим шёлком до самых пят женщины. Она была боса — миниатюрные ступни едва выглядывали из-под волочащегося подола.

«Как Соткен, только...»

«Только отвратительно прекрасна», — закончили её мысль — хриплый голос пробрался в её голову.

«Знаешь, почему ты о ней подумала? Соткен — единственная ведьма, которую ты встречала в своей жизни. У нас одна суть, но эта калека похоронила в себе почти все свои таланты. Она слишком любит растения. Всему виной — злые восточные цветы".

Гостья подошла ближе — рука Бездны, тянущая вниз ремень винтовки, бессильно обмякла.

Блестящие антрацитовые зрачки в белоснежном круге белков пристально уставились в её бездонные чёрные очи.

— Грим, — только и смогла выдохнуть девушка.

Гостья скривила бледные губы в резкой, неприятной улыбке.

— Ты меня с кем-то путаешь, глупышка. Моё имя — Бадб, и я здесь не для развлечений, а чтобы научить тебя кое-чему.

— Мы так не договаривались — мне обещали фейерверк и пару чудес, — нахмурилась Аглая, — Ты сколько угодно можешь прикидываться драконом или развратной феей, но я знаю, что ты — ворон. Хотя могу называть тебя Бадб. Поиграем с тобой в эту игру. Так где мои подарочки?

— Будут тебе чудеса и фейерверки, — сдалась Бадб, — Но сначала помоги мне: нам нужен огонь маяка — кое-кто потерялся и нуждается в помощи.

Женщина махнула рукой в сторону огромной кучи дров, сложенных в каменной чаше:

— Есть мысли, как это поджечь?

Аглая внимательно посмотрела на новую, не особо приятную, манифестацию древнего ворона, но обидные слова так и не сорвались с её едкого язычка — девушка знала склонность Грима к дурацким шуткам. Но Бадб не шутила. Дела обстояли гораздо хуже. Ведьма залипла, уставившись на деревяшки.

Девушка вытащила из потайного кармашка газовую зажигалку и крутанула колёсико. Устройство отозвалось слабым огоньком.

— На вот, — она протянула зажигалку женщине.

Бадб сбросила оцепенение и потёрла ладонями виски, после чего удивлённо уставилась на свои руки, синие от многочисленных татуировок. Потом перевела взгляд на Аглаю, участливо наблюдающую за ней.

— Все ведьмы — головой поехавшие. Если ты предлагаешь мне стать одной из вас — то иди в жопу, Грим, — заявила Бездна.

Бадб рассмеялась:

— Из тебя бы вышла злющая ведьма, Аглая. Но я тут за другим, тем паче, что тебе больше нравится оружие, так?

— Так, — кивнула Бездна.

— Госпожа тоже это подметила, поэтому у тебя другая дорожка, если, конечно, мы все переживём сегодняшнюю ночь.

Она подняла вверх свой костлявый палец, острый ноготь которого больше походил на вороний, чем на человеческий.

Кривой, чёрный и грязный птичий коготь.

— Никаких вопросов, у нас мало времени. Итак, приступим.

Ведьма щёлкнула пальцами и куча деревяшек вспыхнула гигантским костром. Уже успевшая замёрзнуть Аглая придвинулась поближе к пламени, но Бадб поманила её пальцем.

— Иди сюда, сейчас ты забудешь про холод.

Девушка послушно встала рядом. Обе вглядывались в небо, цветущее мрачными всполохами. Замогильный фиолет плавно перетекал в холодную синь, а та приобретала оттенки едкой зелени.

— Потрясающе, — молвила женщина в чёрном платье, — Не возражаешь, если я добавлю пару мазков?

Она призывно взмахнула рукой — из костра в небо поднялся огненный вихрь и внезапно взорвался, уничтожив пламя. От босых ног колдуньи — туда, где расцветало хищное сияние — простёрся ослепительный луч, отливающий серебром и лазурью. У Бездны перехватило дыхание: лёгкие отвергали замогильный холод, которым наполнился воздух вокруг. Бадб сделала шаг вперёд — миниатюрные ножки покинули парапет каменной башни и ступили на призрачную кромку.

Она словно висела в воздухе, окружённая со всех сторон ореолом мерцающего сияния.

— Давай, Аглая, — ведьма снова поманила девушку пальцем, — Это не страшнее прогулки на спине дракона.

Бездна с ужасом посмотрела себе под ноги — твёрдый камень обрывался отвесной пропастью — было слышно, как там, внизу, в кромешной темноте, разбиваются о скалы волны северного океана.

Бадб пожала плечами, развернулась к девушке спиной и медленно побрела вглубь лазурного тоннеля.

— Не буду тебе мешать — соберись с духом, а я пойду прогуляюсь. Однако должна тебя предупредить, что через некоторое время этот волшебный луч пропадёт. Даже не знаю, как ты будешь выбираться из Норвегии.

Её чёрный силуэт таял, растворяясь в голубом, дымящемся серебре, а Бездна всё стояла, не в силах отвести взгляда от тёмной пропасти. Пальцы её правой руки теребили ремень Диемако, а левая кисть крепко стискивала челюсть культового черепа.

— Жутко холодно здесь стоять. Пойдём, а? Или зассала?

Она отшвырнула от себя говорящую кость, как если бы у неё в руках оказалась ядовитая медуза. Череп упал с парапета, но не рухнул в темноту — закатился на край светового тоннеля.

— Вшшш, — зашипела голова Евронимуса, — Скорее подыми меня отсюда, сука, иначе я околею и рассыплюсь прахом.

Аглая Бездна некоторое время мешкала, но девушку, похоже, уже ничего не удивляло. Она поправила винтовку, встала на четвереньки, зажмурила глаза и осторожно поползла внутрь световой трубы, где череп древнего блэкера щелкал зубастыми челюстями, строил страшные рожи и жутко дымил, будто сухой лёд.

* * *

— Эй, Бадб! — Аглая перешла на бег, но чернеющая впереди фигурка ведьмы не приблизилась ни на йоту.

Женщина в драном платье продолжала неторопливо шествовать по лазурному тоннелю.

— Чертовщина какая-то. Я не могу её догнать, — пожаловалась девушка черепу.

Полуистлевшую бошку музыканта с трудом всунули в передний карман кенгурухи — весьма вместительный карман, отчего любимая одежда лохматых музыкантов и получила своё названии.

Череп не отвечал, но, несомненно, присутствовал — его зубы продолжали стучать.

— Всё мёрзнешь? — поинтересовалась девушка, — Ты же северного племени; твои предки населяли Лапландию, а это жуть, какое холодное место.

— Ты-то откуда знаешь, курва? — проскрежетала кость.

— Курва? — вскипела Аглая, но порыв ярости вдруг улетучился, — Атилла Чихар словечку научил?

— Ага, — согласился череп, — Наш вокалист в совершенстве владеет венгерским, польским и русским обсценом.

— Я думала, что мы общаемся... — она запнулась, подыскивая нужное слово.

— Телепатически, — подсказал череп, и тут же сам себя опроверг, — Нихуя подобного, Аглая. Но я откуда-то знаю это наречие. И всё же: ты не могла бы отнести меня туда, где потеплее?

Аглая Бездна вздохнула и, поправив ремень Диемако, вновь бросилась вдогонку за ведьмой.

— Бадб! Остановись! — из прекрасно очерченных ноздрей девушки вырывались две струйки пара — Бездна напоминала рассерженную кобылицу.

— Стоять, курва, — поддакнула мёртвая голова, — Кстати, это похоже на погоню Ангулималы за Благословенным, не находишь, Аглая?

На этот раз Бадб услышала и вняла просьбе — Аглая смогла приблизиться к недосягаемой женщине.

— Я знала, что у тебя получится, — небрежно похвалила её ведьма, после чего подозрительно уставилась на выпуклый карман.

— Перебор с чудесами, не находишь, Аглая?

— Не-а, — насупилась девушка, — Норм всё. Ещё будут?

— Будут, — кивнула Бадб, — Тебе вот это, — она обвела татуированной рукой светящуюся полость вокруг, — Нравится?

— Угу, — промычала девушка, но её выпученные глаза, раскрасневшиеся щёки и прерывистое дыхание явно указывали на высшую степень очарования — на очень большое «УГУ».

— Хочешь такой же запилить? — веки ведьмы слегка прищурились, а лицо приняло хищное выражение.

— Нуу, — замялась Аглая, — Тута красиво и спокойно, но жутко холодно, — она непроизвольно сунула руку в карман, прикоснувшись к ледяной кости — череп не врал — он действительно давал дуба.

— Я подозреваю, что это какой-то магический портал, — проговорила девушка, ещё раз внимательно окинув светящуюся трубу, — Но куда он ведёт? Мы идём и идём, а конца всё нет.

Аглая указала разведёнными руками в обе стороны — тоннель казался бесконечным.

— А конца и не будет, — хихикнула Бадб, — Ты вообще отсюда никогда не выберешься, если не знаешь, куда хочешь попасть.

Аглая открыла свой большой, красивый рот, и, через мгновение, снова закрыла — глотала слово «Назад». Ведьма понимающе усмехнулась — её суровое лицо слегка смягчилось.

— Это не совсем магия, глупышка, — пояснила она, — И уж точно не средство перемещения из точки «А» в точку «В». Телепортация — лишь самая слабая из возможностей, которыми обладает так называемый путь луча. Хотя я называю его путём трости. Бамбуковой.

Ведьма воззрилась на мерцающие круглые стены, и замолчала, замерев на месте.

— Бадб, — девушка подёргала залипшую ведьму за драный рукав её платья. От ткани оторвалось прекрасное воронье перо и скользнуло на переливающийся серебром пол.

Аглая подняла его и сунула в завязанный на затылке клубок волос. Бадб очнулась, потёрла виски и с удивлением уставилась на свои миниатюрные ступни.

— Путь Бамбуковой Трости, — подсказала Аглая, переминаясь с ноги на ногу — с кончика её носа стекла струйка влаги, моментально превратившаяся в длинную сосульку.

— Ладно, — промолвила ведьма, протянула руку и оторвала ледяной нарост, — Продолжим путешествие, пока не появились первые жертвы. Бери меня за руку, летим греться. Летим туда, где растёт папирус.

Аглая дрожащей от холода рукой вцепилась в тощие, напоминающие вороньи лапы, пальцы, и крепко сжала.

— Хик, — взвизгнула Бадб и луч взорвался шквалом серебряно-голубых льдинок.

Бездна зажмурилась и почувствовала, как ледяная плеть наотмашь хлестнула её по лицу — она опрокинулась навзничь, теряя сознание, а в её угасающем рассудке, наполняющемся беспросветной тьмой, вспыхнули два огромных звериных ока, багряно-жёлтых, словно пылающая осенняя листва.

* * *

Что то пнуло её в щёку — Аглая открыла глаза и увидела перед собой пару маленьких ножек, явно принадлежащих ребёнку. Изящные пальчики венчали грязные, обломанные ноготки. Те покрывал мелкий, седой песок. Аглая Бездна похлопала ресницами, облизала пересохшие губы и осознала — песок покрывал не только эти миниатюрные ножки — песчинки были везде — в её прищуренных глазах, во рту и в ушах.

Девушка попыталась приподняться, но тут же рухнула на спину — всё тело болело так, будто её выбросили в окно кабака во время горячей вечеринки. А вечеринка, походу, действительно была горячей. Аглая Бездна чувствовала себя не просто избитой, но и слегка прожаренной. Словно её любимый говяжий стейк.

— Вставай, Аглая!

Складки чёрной ткани, спадающие на восхитительные пальчики, внезапно подёрнулись вверх, обнажая стройные ноги — синие в белых росчерках — густую сеть татуировок рассекали глубокие шрамы, сливающиеся в магические узоры.

— Пойдём искупаемся после тяжёлой посадки, — рваные лоскутья взлетели вверх, явив миру совершенное тело — разукрашенное и изрезанное.

Девушка, стеная, попыталась подняться на ноги, а тем временем чёрное платье, отороченное вороньими перьями, соскользнуло с точёных плеч — Бадб стояла перед ней полностью нагая.

Это зрелище заставило Бездну забыть про свои болячки — женщина была нечеловечески прекрасна.

— Может всё-таки в ведьмы... — пробормотала девушка, пытаясь прочистить рот от вездесущих песчинок.

Она огляделась и еле устояла на ногах.

Они оказались в пустыне.

Там, где бесконечные пески.

Там, где палящий зной и непроходимые барханы.

Там, где причудливые скалы — вовсе и не скалы, а остовы мёртвых доисторических чудовищ.

Там, где священная река соединяет жизнь и смерть.

Там, где каждый день умирает Великий бог солнца.

— Ты идёшь?

Обнажённая Бадб спустилась к самой воде — волшебные воды Нила ласкали её стройные ножки — пряди чёрных волос поплыли, подхваченные стремительным течением.

Бездна попыталась стянуть свою кенгуруху, но череп, оттопыривший её животик, жутко мешал. Она осторожно сунула руку в огромный карман и сразу же впилась в пустые глазницы — так этому засранцу будет сложнее кусаться.

Она поместила Эйстейна на кучку сложенной одежды — бывший гитарист пырился мёртвыми раскосыми глазками на удаляющиеся крутые бёдра голой Бездны и похабно скалился.

Девушка присоединилась к ожидающей ведьме — они погрузились в пугающие, багряные, с оттенками зелени, воды и поплыли, держась близко друг к другу. Бездна прекрасно чувствовала себя в воде — умела плавать разными стилями, и прекрасно ныряла, но сейчас девушка удивлённо взирала на свою спутницу — тело Бадб извивалось подобно водяной змее — ведьма явно чувствовала себя в своей стихии.

— Кто ты, Грим? — спросила Аглая, но ответа не получила — голова ведьмы полностью скрылась под водой.

Тогда нырнула и Аглая.

И замерла, разметав длинные волосы в окружающей красноватой воде — оказывается, их сопровождали. Широко распахнутыми от ужаса глазами она наблюдала, как бледно-синее тело древней богини окружают пугающие силуэты подводных чудовищ. Бадб подплыла к одному из страшных монстров и нежно погладила его по жуткой, покрытой шипами и наростами, морде. Ящер раскрыл пасть — два ряда кривых клыков приготовились рвать и терзать.

Бездна пустила целое облако белых пузырей и яростно замотала головой, пытаясь проснуться. Но не смогла; застыла в вязкой воде — на горле постепенно сжималась стальная хватка удушья.

Бадб прекратила любезничать с крокодилами и поспешила к девушке; подхватив её подмышку, ведьма вынырнула на поверхность реки.

— А вода здесь тоже красная от крови, как и дома китобоев в Норвегии? — спросила девушка, отплёвываясь от воды, и дрожа всем телом — за ними на поверхность подымались несколько громадных рептилий.

— Они нас не тронут, это мои старые друзья, и я время от времени их навещаю, — успокоила Бабд девушку, когда первая зубастая морда показалась на поверхности, — Ты плыви к берегу, а я ещё немного поплескаюсь, — и ведьма снова исчезла под водой; крокодилы последовали следом за своей подругой.

Удивительно, но страх отпустил — Аглая даже немного полежала на спине, нежась в кровавых водах зловещей реки и подставляя белую кожу под палящие лучи безжалостного африканского солнца. Потом неторопливо догребла до берега, поросшего редкими побегами жухлого бамбука и выбралась на пологий песчаный берег. Череп приветствовал её вялым постукиванием зубов.

— Сука, — поприветствовал он свою новую хозяйку.

— И тебе привет, Эйстейн, — Аглая встала прямо над головой, широко расставив обнажённые ноги: с её промежности скатилось несколько бурых капель священной реки и охладили жёлтый костяной лоб.

— Ты не поверишь, мы там с крокодилами купались, — Бездна сладко зажмурилась и потянулась руками к раскалённому диску солнца.

— То ли ещё будет, — мрачно пробубнил череп, — Кстати, мы не могли бы убраться отсюда? Тут невыносимо жарко.

Аглая накрыла недовольную кость своей кенгурухой.

— Курва, — поблагодарил её Эйстейн и заткнулся — к ним приближалась Бадб.

Женщина была почти на голову ниже Бездны, и очень худа, а очертания крутых бёдер, высокие, полные груди и вневременное, точёное лицо резко контрастировали с подростковыми формами девушки и её глуповатой физиономией. У обеих были чёрные, как адова пропасть, глаза и гордый, язвительный склад полных губ. Их можно было бы принять за тёртую жизнью мать с приблудой-дочкой, которая ещё не успела наколоть себе тату.

— Как же я скучала по своим ящеркам, — Бадб послала в сторону кровавой реки воздушный поцелуй: шипастые спины мелькнули в прощальном прыжке и скрылись под водой.

— Зря ты испугалась их — они бывают чертовски нежны — позволяют кататься на своих спинах, если найти к ним правильный подход.

— Я уже каталась сегодня на спине ящера, — улыбнулась Бездна приятному воспоминанию, — Но мне и здесь нравится, только немного жутковато.

Девушка беззастенчиво разглядывала тайные изгибы совершенного ведьминского тела.

— Это вотчина Госпожи, — сказала Бадб, — Тут даже мне становится жутко. Пойдём, осмотрим окрестности. Глянь вот туда, — палец, испещрённый загадочными символами, указал вверх на седую скалу, вздымающуюся над их головами.

Аглая Бездна разглядела верхушку высоченной башни, а рядом купол, увенчанный крестом.

— Паук сплёл свою паутину на выходе из осиного гнезда, — усмехнулась Бадб, — Ирония судьбы — монастырь возведён над катакомбами, принадлежащими Госпоже. Но она не возражала, говорила, что трамплин для прыжка — превосходен.

— Трамплин — эта башня? — переспросила Бездна.

— Ага, — кивнула ведьма, — Высоченная башня с колоколом. И сейчас нам предстоит забраться на эту скалу.

Ведьма подняла с песка чёрное платье и уставилась на него, будто видела впервые. Потом присела: чёрные глаза закатились, оставив лишь белоснежную кайму белка, руки распростёрлись в разные стороны — древнее лицо вытянулось, изменяясь, а из перекошенного рта вырвалось хриплое карканье.

— Нет, нет, нет, Грим, — Аглая подскочила к женщине, и ухватилась за платье, — Не сейчас: мы должны взобраться наверх.

Веки Бадб крепко зажмурились, затем распахнулись; глаза вернулись на место, а вороний клюв снова обратился женским носиком.

— Я просто хотела долететь до верху, тяжело ходить пешком, — буркнула недовольная ведьма, — Устала я слегка. Ты хотя бы представляешь, насколько я стара, Аглая?

— Думаю это неважно, — облегчённо выдохнула девушка, — Старость тебе нипочём; насколько я поняла — ты бессмертна.

— Ну, не совсем так, — ответила кельтская богиня и принялась натягивать своё облегающее платье.

Бездна с сожалением проводила взглядом исчезающие сиськи и тоже стала одеваться.

* * *

— Они не все головой поехавшие, — подметил шёпотом Скаидрис, указывая на пару человек, что осторожно ступили на разгромленную площадь, — Глянь-ка, сержант, эти — нормальные — без гребней, печаток с черепами и чёрных кожаных пальто.

Троица пряталась в развалинах ратуши — звук приближающегося машинного двигателя загнал бойцов в убежище — теперь они наблюдали за происходящем с безопасного расстояния.

— Нихера не нормальные, — ответствовал Монакура Пуу, мрачно разглядывая новоприбывших, — Эти — ещё хуже.

— А чё так? — недоверчиво сощурился Скаидрис, предчувствуя очередной подвох вечно недовольного сержанта.

— Это — военные, и, насколько я разбираюсь в солдатах, а поверь мне, я разбираюсь в них превосходно — это не просто самопровозглашённые вояки, а реально обученные и натренированные бойцы.

— Тогда ты прав, — потупился лив, — Уж лучше сраные панки, хотя и те были весьма жёсткие.

Сержант похлопал бойца по плечу и уважительно хмыкнул в густые усы. Потом пояснил:

— Те в сосновом бору, что вас убивали, тоже были профессиональными солдатами. Немецкими солдатами. Удивительно, что два щенка смогли положить столько профессионалов.

Заросшие щёки гиганта зарделись — как и все командиры, Монакура Пуу испытывал великую гордость за успехи подначальных ему бойцов.

Лив так же слегка порозовел — услышать похвалу из уст сержанта было невообразимой редкостью.

— Вы чё? — спросил Хельги, — В любви друг другу признались?

— А почему эти солдаты были одеты, словно участники дешёвой рок-группы? — поинтересовался Скаидрис.

— А почему ты, — гигантский палец ткнул лива в простреленное плечо, — Дерзкий, волосатый и с татуировками на роже? Старый мир рухнул, теперь все одеваются, как хотят. Ну нравится немецким солдатам творчество британских музыкантов, что тут можно ещё сказать.

Утробный рык мощного мотора прервал этот захватывающий разговор — вся троица уставилась на чудовище, что лязгая гусеницами и позвякивая пустым ведром, висящем на орудийном стволе, неторопливо утюжило оплавленную брусчатку.

— Ёбаныврот, — восхищённо произнёс Скай.

— A furore Normannorum libera nos, Domine, — хмуро пробормотал Хельги.

— Леопард. Два А шесть, — криво усмехнулся Монакура Пуу и потёр красные ладони.

Танк въехал на середину площади и остановился. Люк открылся и экипаж — четверо в комбинезонах присоединились к пешим бойцам сопровождения. Солдаты уставились на пушку, превратившуюся в оплавленную груду металла. Один из пехоты что-то долго втирал остальным, размахивая руками и тыча стволом автоматической винтовки в седые, декабрьские небеса. До воинов Волчьего Сквада долетали немецкие лающие словосочетания, изобилующие словом «Шайзе».

Один из вражеских солдат немного отошёл в сторону и расстегнул штаны. Орошая свежий снежок, перемешанный с гарью и кровавыми ошмётками, боец вдруг удивлённо присвистнул, наспех закончил свои дела и махнул остальным, призывая подмогу.

Пятеро подошли и уставились вниз. Руки солдат потянулись к оружию.

Хельги зажал себе рот двумя руками — выпученные голубые очи скальда глумились озорным весельем.

— Они увидели следы гигантского медведя, — всхлипнул Скаидрис, с трудом сдерживая хохот.

Монакура прищурился и одобрительно посмотрел на свои домашние тапочки, чётко пародирующие лапы пещерного гризли.

— Идут к нам, — подметил скальд, и его улыбка превратилась в волчий оскал.

— Монакура, ты танком управлять можешь? — с надеждой спросил лив.

— Как два пальца, — хмыкнул сержант.

— Идите, заберите эту тонку, — произнёс Хельги и вытянул вперёд руку.

— Ты уверен, боец? — рука сержанта вложила в протянутую ладонь винтовочный штык-нож.

Хельги лишь кивнул, после чего зажал нож в зубах, связал непослушные волосы в клубок на затылке и вымазал лицо сажей. И уполз под развалины ратуши.

— Пошли, щенок, — огромная ручища потащила металхэда прочь, — Чем быстрее мы заберём Леопард Два А Шесть, тем скорее придём на помощь твоему голубому дружку.

Лив пнул сержанта в плечо и они, прячась и низко пригибаясь, поспешили в обход приближающихся врагов.

* * *

— Ай, — Скаидрис крепко приложился обо что-то лбом, и сержант помог растерявшемуся ливу — направил его задницу на предназначенное сидение.

— Не высовывайся, — сказал Монакура, — Сиди тута, и не трогай орудие. Убивать начнём по моей команде.

Незамедлительно последовало вопиющее нарушение приказа — со стороны развалин раздались вопли и пара винтовочных выстрелов. Потом опять кто-то вскрикнул и наступила тишина. Монакура вопросительно глянул на лива и полез внутрь чрева бронемашины. При его габаритах это было проблематично.

— Это не Хельги кричал, — сказал Скаидрис, ощупывая затвор пушки; одновременно взгляд лива метался по тесному, тёмному пространству танковой башни — он искал снаряды.

— У него голос выше на октаву, — бормотал труъ-метал, — А как ты без ключа танк заведёшь?

Снизу раздался смех, а затем приглушённое «ёптвоюмать» — лоб сержанта нашёл достойную преграду.

— Ща посветлее будет, — донёсся гулкий бас, что-то щёлкнуло и двигатели завелись, — Я, кажись, слегка застрял — стульчак водителя кошмарно мал.

— Как из пушки палить? — крикнул Скаидрис, удивлённо разглядывая панель, зажёгшуюся перед его носом.

Танк дёрнулся и затих.

— Бля, — расстроился сержант, пощёлкал выключателями и громадина снова зарычала, — Немецкие механизмы — превосходны, но излишне заморочены. Танк — это тот же трактор. Зачем же усложнять трактор?

Леопард тронулся с места.

— Люк закрой, не вздумай стрелять из пушки — потом научу. И не переживай, мы этих немцев так передавим — как тараканов, — голос Монакуры звенел детским восторгом.

— Вот бы ты там навсегда застрял, — помечтал лив, — Ты такой клёвый, когда в танке.

Из руин обрушенной ратуши выскочило два человека — один поддерживал другого под руку. Они явно от кого-то спасались. Недра бронемашины загудели радостным хохотом — танковые гусеницы намотали на себя обоих беглецов.

Развалины снова огласились гортанными криками и сухими хлопками выстрелов — бывшие солдаты бундесвера, привыкшие умирать молча, явно не ожидали смерти от рук полуголого мальчишки, вооружённого лишь армейским ножом.

— Пристрелят щенка, — сокрушался сержант из глубины рычащего танка, — Давай-ка, мы его из пушки накроем, а заодно и вражин всех положим. Будем считать, что боец добровольно вызвал огонь на себя. Почётная, героическая гибель. Скоростной лифт прямиком в Вальхаллу. Сейчас я тебе объясню на пальцах, как заряжать и наводить. Лады?

— Лады, — неожиданно согласился Скакидрис, — Гибель, достойная саги. В конце концов, нити его судьбы находятся в тощих руках коварных Норн. Всё уже предопределено. Если этому остолопу сегодня не суждено умереть от осколков немецкого снаряда, так он и не помрёт. Давай, сержант, жахнем по этим руинам. Где снаряды?

— Боеукладка, боец, — подсказал Монакура, — Находится позади тебя, за выдвижной дверцей, в модуле. А в остальном всё, как в симуляторе. Ты же у нас продвинутый геймер, разобраться будет не сложно.

— Как два пальца об асфальт, — согласился Скаидрис, потянув рычажки и пощёлкав выключателями.

Башня Леопарда послушно повернулась.

— Как два пальца, — снова пробормотал лив, раздвигая дверцу боеукладки.

— Всё это мне прекрасно знакомо, — Скаидрис улыбнулся в сверкающие мониторы, нависающие над креслом наводчика; его рука любовно огладила стальные углы орудийного затвора, — Но как же мне не хватало этих ощущений.

— Я готов, Монакура, — крикнул он вниз.

— Хуярь, сынок, — донеслось в ответ из бронированного чрева.

Ствол танка изрыгнул столб пламени, грохнуло, машину слегка сотрясло. Снова бабахнуло — останки ратуши окутал густой столб дыма. Крики и выстрелы стихли.

— Упокой, Господи, душу раба твоего Хельги и прости ему все согрешения, — пробасил снизу сержант и дал газу.

Леопард два А шесть едва достиг храма божьего, превращённого в обугленные обломки, как тут из под оплавленных красных кирпичей и кусков битой черепицы, навстречу бронированному монстру, поднялась человеческая фигура, чёрно-белая, словно шахматная доска. Хельги, покрытый слоем осыпавшейся штукатурки и пятнами сажи, торжествующе воздел вверх руку. Его пальцы крепко сжимали пучок волос, торчащий на макушке отрезанной головы. Шея трофея выглядела так, будто бы её отгрызли с помощью зубов; вниз свисали рваные ошмётки плоти и оборванные кровеносные сосуды.

— Брось эту гадость и залезай внутрь, — раздалось из танка; люк на башне распахнулся.

Скальд послушно размахнулся и запустил оторванной башкой в сторону массивного, церковного креста, что раньше красовался на вершине кирхи, а теперь торчал вверх ногами из мостовой, плотно увязнув в брусчатке.

— Тонка, — удовлетворительно похлопал он танковую броню и полез на башню.

* * *

— Вот скажи мне, боец, — голос Монакуры Пуу вибрировал нотками добродушного сарказма, — И выложи своему командиру всё, как на духу. Как ты, вооружённый лишь изделием Шесть Икс Четыре, в простонародье именуемое штык-ножом, смог расправиться с четырьмя профессиональными солдатами? Скай говорит, что ты это не в первый раз вытворяешь. Ты уже резал друзей этих тевтонов, там, в камышах. Сколько вражин ты тогда оприходовал?

Раздувшийся от важности Хельги восседал на месте командира и восхищённо пырился в мониторы.

— В камышах было сложно, — щёки скальда полыхали огнём сладостного смущения, — Тогда я убил трёх, но и сам был ранен. Тут было намного проще — двух воинов вы из пушки накрыли, а оставшиеся двое, типа профессионалы — на деле неповоротливые деды. Если они когда и были хорошими воинами, то их время безвозвратно прошло.

Скаидрис развернулся и пнул скальда ногой в коленку. Хельги осёкся, выпучил глаза и, прикрыв рот ладонью, с ужасом уставился на лива.

Но им повезло — сержант, крайне растроганный успехами новобранца, не почуял спонтанно вырвавшейся иронии.

— Так я всё же в толк не возьму, — продолжал бывший барабанщик , — Как такой прекрасной боец, коим ты, безусловно являешься, смог позволить маленькой, кривой бабе отобрать у себя винтовку, меч, а после, ха-ха-ха, получить в челюсть блестящий нокаутирующий удар?

— Сначала она меня вырубила, — вяло оправдывался викинг-попаданец, — А уж потом забрала оружие. Она смотрела мне в глаза. Она ведьма. И очень быстрая. Она не застала меня врасплох, мы ударили одновременно. То есть, я только собирался рубануть её своим мечом, как она опередила меня — ударила своей пушкой.

— Прикладом, — поправил товарища Скаидрис.

— Угу, прикладом, — понурился Хельги.

— То есть ты просто собирался зарубить своего боевого товарища, не удостоверившись проверить факт предполагаемой измены? — не унимался Пуу.

— Сержант, — в голосе Скаидриса решительно звенела сталь, — Отъебись ты уже от него, лучше бы похвалил, нежели троллить. Кому, как не тебе знать, что Соткен — та ещё заноза в жопе.

— Ладно, щенки, — тон Монакуры неожиданно приобрёл добродушный оттенок, — Расслабьтесь, где вы видели доброго сержанта? Я ж для вас, остолопы, стараюсь — я не научу, как выживать — никто не научит. Боец, безусловно, отличился, и достоин поощрения. Я даже знаю, чего он хочет. Говори, скальд, какую награду желаешь?

Хельги зажмурился, глубоко вдохнул, и выдал:

— Дайте порулить тонкой.

Монакура некоторое время молчал; Скаидрис щёлкал орудийным затвором; Леопард урчал, словно бронированная сытая кошка.

— Ладно уж, белобрысый, — подал голос сержант, — Уж если ты освоил великий и могучий русский язык, включая начальные уровни замороченного сленга современных металхедов Латвии всего за пару суток, то обучиться вождению этой немецкой консервной банки для тебя — всё равно, что сложить простенькую вису. Ползи сюда, ко мне, я тебе покажу, как управлять этим чудовищем.

Некоторое время танк канувшего в лету бундесвера, управляемый твёрдой рукой норвежского пирата, катался по обугленной драконьим пламенем брусчатке.

Вперёд-назад, влево-вправо, разворот на месте, раз-два-три, раз-два-три, раз-два три.

Гусеницы высекали снопы искр, башня, управляемая ливом, бешено крутилась по сторонам, ствол угрожающе торчал вверх, целясь в жёлтый диск ущербной луны.

— Komm auf! Rund achtern! Setzen die Segel! — надрывался сержант.

Этот танец продолжался долго — наконец сержант, плотно облегающий кресло водителя, словно косматый чехол, ткнул пальцем в соломенную макушку, находящуюся прямо перед его носом и хмуро потребовал:

— Всё, шабаш. Halt Wasser, суши вёсла.

Танк вздрогнул и затих.

Затих и Хельги; тело викинга вжалось в спинку сидения, нежно охваченную страшенными волосатыми лапищами наставника. Одна из конечностей отлепилась и пошла на размах. Скальд пригнул голову, ожидая веской оплеухи недовольного его работой командира. И не напрасно. Из под свисающих, спутанных кос сверкнул лёд небесно-голубых очей. Монакура Пуу щурился — только так можно было понять, что он улыбается, ибо густые усы полностью заплели его рот рыжим с сединой вьющимся волосом.

Характер последующей оплеухи заставил Хельги расслабиться — суровый гигант был невероятно доволен.

— Besanshot an*, — закончил манёвры сержант.

*Примечание: «Besanshot an» — приказ о выдаче выпивки экипажу на борту военно-морского судна.

— Эй, парни, — голос Скаидриса дребезжал, будто пивная банка, набитая канцелярскими кнопками, — Тута к нам ещё подъехали; не знаю, что они хотят нам сказать, но слушать это у меня нет никакого желания.

— Где? — волнение лива передалось новоиспечённому водителю.

— Сзади тебя, морду поверни.

Гусеницы танка снова пришли в движение, корпус развернулся на месте, башня осталась на месте.

Два тентованных армейских грузовика приближались к Леопарду со стороны уцелевшей части городка. Внезапно ожила радиостанция — датчики замигали разноцветными огоньками, динамики издали протяжный хрип, плавно переходящий в срывающийся, визгливый вокал:

— Wo ist dieser verdammte Drache? Wir werden dieses Arschloch ficken!

Монакура Пуу, пытающийся пробраться в башню, на место командира танка, смог дотянуться до передатчика — в эфир посыпались замысловатые выражения, смысл которых представлялся весьма пикантным и неопределённым.

— Я застрял, — сообщил он Скаидрису, вдоволь выговорившись, — Вали этих говноёбов, сынок. Ты справишься.

— За Хатынь, пидоры! — обратился он напоследок к немецким воинам.

Лив усмехнулся, пощёлкал рычажками, потом забрал у сержанта микрофон и молвил чувственным, как у пастора, голосом:

— Дорогие немецкие братья! Если вы знаете хотя бы одну молитву, то прочтите её. Сейчас самое время.

Тенты на автомобилях распахнулись, но прежде, чем одетые в камуфляж фигуры достигли мостовой, дуло танка извергло столб пламени. А потом ещё один.

— Scheisse! — рычал Пуу, безуспешно пытающийся дотянуться до пульта управления пулемётом.

Леопард два А шесть рванул с места прямо на две объятые огнём автомашины. Но давить было некого — осколочно-фугасные снаряды превратили транспортёры в братский крематорий.

— Как два пальца об асфальт, — древнерусская поговорка пришлась по душе норвежскому пареньку.

— Охлонись, командир, — улыбнулся лив в ледяные глаза, грозно пучившиеся на красном от напряжении лице, — Всё кончилось, мы победили.

По пепельному небу, освещённому жёлтым полумесяцем ущербной луны, величаво проплывали обрывки чёрных от сажи облаков: «абсолют, которому похуй» безмятежно встречал свежие души.

* * *

Дорожка, вьющаяся вокруг седой скалы, вскоре обратилась лестницей с истёртыми и частично разрушенными древними ступенями. Подъём оказался тяжёл — жара и вездесущие песчинки неимоверно доставляли Бездне. Крупицы песка проникли повсюду — в распущенные мокрые волосы, в армейские берцы и даже в бюстгальтер. Аглая сняла неудобный лифчик, что причинял лишь страдания и небрежно бросила его на ступеньку. Бадб одобрительно хихикнула.

— Эта лестница существует не меньше трёх тысяч лет, — сказала ведьма, — Но, бьюсь об заклад — с тем, что сейчас лежит на её ступеньках, она встречается впервые.

— А я уверена, — поддержала её Бездна, — Что ты гораздо старше этой лестницы, и, бьюсь об заклад, эти дурацкие тесёмки никогда не касались твоего тела.

Бадб тепло улыбнулась ей уголками рта. Они продолжили восхождение и, хотя слева от Бездны возвышалась неприступная стена, а справа обрывалась вниз отвесная пропасть, девушка нашла нечто, заинтересовавшее её в этом скудном пейзаже.

— Чё эта, Грим? — она указала на глубокие пещеры, вырубленные в стене.

Из разверстых, мрачных дыр тянуло холодом, а запах напомнил ей тот, что она ощутила не так давно — на норвежском кладбище, раскопав могилу Аарсета.

— Это проходы, ведущие в самое сердце скалы. А эта гора — на самом деле гигантская усыпальница, грандиозный некрополь детей Упуаут, — пояснила Бадб, — Монахи завалили эти коридоры огромными валунами, а оставшиеся жалкие закутки использовали, как кельи для своих уединений. Но отгородились они вовсе не по причине страха перед теми, кто спит в недрах этой горы. Они перекрыли проходы, дабы сберечь спокойствие вечного сна мертвецов.

— Египетские христиане никогда не отвергали своих исконных богов. Они никогда не отрекались от древних культов, а религия распятого иудея никогда не насаждалась здесь силой. Стародавние боги, владеющие Египтом, никогда не были низвержены. Это единственный во всём мире пантеон божеств, которому удалось изгнать коварного Яхве и его прихвостней прочь со своих земель. Куда-то там в пустыню, как я слышала. Эти божественные сущности никогда не покидали земли, прилегающие к излучине священной реки. Большинство из них, такие, как например наша Госпожа, изрядно устали от своей бесконечной божественной жизни, поэтому прилегли отдохнуть ненадолго. Некоторые трансформировали свою сущность в состояния, недоступные пониманию человеческим разумом. Так или иначе, но влияние исконных богов ослабло на этих землях, а на их место — тихо и мирно пришёл Чёрный Иисус.

— Да-да, ты не ослышалась, Аглая Бездна, я сказала Чёрный Иисус. Понимаешь ли, дело в том, что местный Иисус... Он темнокожий, и судя по преданиям, дошедшим до наших дней, этот святой эфиоп никогда не подвергался распятию. А некоторые местные сказители — вольнодумцы пошли дальше в своих интерпретациях библейских преданий; ими, в частности, оспаривается сам принцип чудесного непорочного зачатия.

— У жителей данной области очень популярно предание, повествующе об огромном негре по имени Мафусаил, который обладал воистину потрясающей харизмой и не менее впечатляющим инструментом. Авторитетно признано, что Мафусаил являлся воплощением самого Птаха, сошедшего на землю, чтобы радовать всех женщин этого мира. Мафусаил был знаменитым путешественником, и в своих странствиях он объездил весь земной шар, даря прекрасной половине человечества сладкие мгновения космического оргазма. Вот так и получилось, что по земле в одно и то же время расхаживало несколько чудаков, называющих себя Иисусами.

— Здесь, в Африке, практиковал Чёрный Иисус, как я уже говорила, а там за морем, — ведьма махнула рукой в неопределённом направлении, — Претерпевал свои страдания знаменитый Иисус из Назарета, а у нас в Ирландии тоже был один чудак, утверждающий, что его родным отцом является, многоуважаемый всеми кельтами, Бог-олень. Этот безобидный дурашка унаследовал от своего отца, могучего Мафусаила, недюжинную мужскую силу, а в остальном он был как и все Иисусы — нёс всякую безвредную чушь, но при этом являлся прекрасным добытчиком — умело тиражировал продукты. Из-за этого остолопа Ирландию накрыла волна ожесточённых междоусобиц — три самые могущественные кельтские королевы изъявили желание владеть этим телом безраздельно, и, чтобы не утопить наш многострадальный остров в крови, в дело пришлось вмешаться ещё одной знаменитой троице.

И Бадб похлопала длинными ресничками.

— Я, Морри и Маха, невзирая на отчаянное противодействие трёх обезумевших от похоти матриархов, похитили этого самопровозглашённого потомка Церруноса и надёжно спрятали, дабы пресечь разгорающуюся смуту и раздор.

— А как он умер? — спросила Аглая Бездна, — Я так поняла, что все Иисусы заканчивают свой жизненный путь весьма трагично.

— А этот и не умер, — ответила Бадб, — Мы забрали его домой, под курганы Сида, где он и обретается до сих пор. За прошедшие пару тысяч лет его страсть к своим спасительницам слегка охладела, а либидо слегка ослабло, но пшеничные лепёшки, солёную селедку и молодое вино он продолжает исправно множить.

Бадб замолкла и остановилась — она тяжело дышала, восхождение к монастырю по крутым ступенькам и её давалось нелегко.

Пока ведьма переводила дух, Аглая зашла в одну из пещер. Это действительно был жалкий огрызок прохода, ведущего вглубь горы. Коридор и правда оказался завален огромными валунами. Два грубо отесанных булыжника, что заменяли обитателям кельи кровать и стол составляли всё убранство комнатёнки. Испытав непреодолимое желание немедленно пожурчать, Аглая спустила трико и присела в уголке.

— Тебе не страшно с ней путешествовать? — голос Эйстейна многократно усилился, отражаясь гулким эхом от каменных стен кельи, — Эта тётка — невъебенно могучая колдунья, что делает её ещё опасней для окружающих. У этой бабы растроение личности — ты только посмотри на неё — она и ворон, и ведьма, и дракон.

Аглая Бездна потрясла задницей, стряхивая последние капли и натянула облегающие лосины. Она ничего не ответила.

Последние двенадцать часов её жизни оказались насыщены чудесными, невозможными событиями по самый небалуй. Головная боль, вызванная избытком волшебных переживаний, крепко засела в её маленькой черепной коробке. Девушка опасалась, что ещё немного и её воспалённый мозг просто лопнет, не выдержав новых потрясений. А впереди — утомительный подъём на эту чёртову гору, поэтому разговаривать с оторванной башкой мёртвого гитариста было сейчас ну совсем не с руки.

Она уже выходила из пещеры, когда Эйстейн Аарсет, возмущённый столь ярко выраженным пренебрежением к своей персоне, крепко вцепился ей в палец. Девушка пискнула; свободная конечность крепко втащила дохлому сааму промеж раскосых глазниц, обтянутых высохшей кожей. Кость хрюкнула, разжала зубы и отвалилась. Аглая Бездна пнула её ногой, но не со зла, а так, чтобы череп не скатился вниз — в глубокую пропасть.

— Так, так, так, — проворная Бадб была тут как тут.

Полуистлевшая башка с длинными и редкими чёрными космами, торчащими из облысевшего черепа, моментально оказалась в её, покрытых татуировками и шрамами, руках. Ведьма одарила Аглаю странным взглядом — так смотрят друг на друга две пантеры, встретившись на узкой переправе через бурную речку.

— И давно он у тебя разговаривает? — в голосе ведьмы проступали нотки восхищения и зависти, — Упуаут упоминала о твоих потаённых талантах, но я не придавала особого значения этим словам. А зря.

Костлявый палец Бадб погрузился внутрь ввалившейся ноздри головы мертвеца, слегка поковырялся внутри, но ничего не нашёл.

— Почему ты не подняла его целиком? Зачем нужна была эта ампутация?

Бездна хотела было включить дурочку, но внезапное понимание реальности, столь редко с ней случающееся, пронеслось по спине волной ледяных мурашек.

— Ты хочешь сказать, что это я оживила его? — спросила она дрожащим от волнения голосом.

— Ты никого не оживляла, Аглая Бездна, — рассмеялась кельтская ведьма, — Смерть — это навсегда: Эйстейн Аарсет, по прозвищу Евронимус, безнадёжно мёртв, однако то, что он находится с нами, в нашей реальности, может разговаривать и кусаться — это, несомненно, твоя заслуга, Аглая Бездна.

— Но я ничего такого не делала, — изумлённо выдохнула девушка, — И даже не думала, не желала — просто хотела его череп себе на день рождения. Ну, знаешь, сделать шкатулку для цацек, или клёвую подставку для свечей.

— Желала, — жёстко перебила её Бадб, — А сильному некроманту не нужны никакие ритуалы и прочие глупости — достаточно лишь пожелать.

— Сильному некроманту? — челюсть её большого рта отвисла вниз, придав ей сходство со Щелкунчиком из мультфильма, — Но Йоля ничему такому меня не учила; я всего лишь один раз ассистировала ей, когда мы бальзамировали мёртвую жену Аарона, там, на пароме. Это было давно — месяца два назад. Я просто бинтовала мёртвую женщину, а Йоля тихонько пела.

— Вот именно тогда, Аглая Бездна, ты и получила от Госпожи полную передачу. Это в духе Упуаут — коварно и жёстко подшутить над товарищем. Между прочим, её друг, фараон Джет, ну ты видела его... Так он до сих пор не понимает, что умер.

Бадб хрипло хохотнула.

— Ладно, — она протянула голову Бездне, — Я вижу ты совсем измучилась сегодня, но согласись — это был самый прекрасный день в твоей жизни.

— Жаль, что он кончается, — грустно согласилась измотанная девушка.

— А теперь нам надо подниматься дальше; там, наверху, мы наконец-то найдём несколько часов покоя, я и сама очень устала.

— А ты, Эйстейн, не прикидывайся немым — можешь разговаривать, и не гони — в моём обществе тебе не грозит опасность.

— Врёшь, сука коварная, — облегчённо выдохнул Евронимус, — А ты можешь присобачить меня к какому-нибудь безголовому красавчику?

— Могу, но я не сделаю этого, Эйстейн, — грустно ответила ему кельтская богиня, — Это твой персональный ад, милый. Пришло время расплачиваться за дела свои земные, склочный коротышка. Однако, надо отдать тебе должное — рифф c «Life Eternal»* — просто жемчужина.

*Примечание: Life Eternal — композиция группы Mayhem с альбома «De Mysteriis Dom Sathanas».

* * *

Однако тяжёлые испытания, как и сказочные переживания, когда-нибудь неумолимо заканчиваются. Спутницы достигли своей цели — вершина находилась совсем рядом, но дорогу им преградили массивные ворота — потемневшая от времени древесина была окована ржавыми полосами железа.

Аглая пнула препятствие — двери не поддались — ворота были наглухо заперты.

— Монахи всё ещё здесь? — обрадовалась Аглая, — Ты не поверишь, Бадб, но я ни разу не видела живого монаха. Это такие добрые бородачи в этих, самых...

— В рясах, — подсказала Бадб, — Но нет — ни одного монаха ты здесь не встретишь, — она забарабанила своим сухоньким кулачком по створке ворот, — Все местные монахи, милая моя, на небе, уж семь лет как. Или ты забыла — на дворе, между прочим, постапокалипсис. Но ты не переживай — кое-кто всё же обретается за этими дверями. И, поверь мне — он более, чем достоин знакомства с тобой. Я тебе о нём рассказывала.

— Эй, нигга, открывай уже! — возопила она в нетерпении.

— Кто там? — раздался приглушённый голос с той стороны дверей.

Потом что-то лязгнуло, скрипнуло и маленькое, зарешеченное смотровое окошечко осторожно приоткрылось.

Аглая Бездна смогла разглядеть лишь сверкающие белки глаз, бешено вращающиеся на темнокожем лице.

— Баааадб, — приятный баритон расцвёл оттенками нежности, — Как же я скучал по тебе, старая карга.

Снова скрипнуло, лязгнуло, загрохотало. Массивные створки чуть разошлись. Бадб скользнула в образовавшуюся щель, увлекая за собой Бездну.

— Здравствуй дорогой, — ведьма привстала на цыпочки; мужчина поспешно наклонил вниз лысую голову, блестевшую капельками пота.

Бледные белые руки, изукрашенные шрамами и синими письменами, обвили могучую, как у племенного быка, шею. Они обменялись поцелуем — жарким, страстным. Ласка затянулась. Изящное тело Бадб крепко прильнуло к великолепно развитому, мускулистому мужскому торсу. Бездна в нерешительности переминалась с ноги на ногу; Аарсет издавал странные звуки, похожие на тяжёлое, прерывистое дыхание, будто бы он сам, на своих собственных ногах, что валялись сейчас в раскопанной могиле на сожжённом драконьем огнём норвежском кладбище, прошёл весь этот тяжёлый подъём.

— Познакомься, Аглая Бездна, — наконец произнесла Бадб, нехотя отстраняясь от мужского тела, — Это Йонас, мой старый друг.

— Аглая Бездна, — девушка протянула негру руку.

— Твоя дочка? — пророкотал темнокожий гигант, осторожно принимая рукопожатие.

Его чёрные пальцы с желтыми ногтями нежно пробежались по женской ладони, ощупывая чудовищные мозоли, оставленные рукояткой йолиного меча.

— Ты воительница? — он окинул девичью фигуру тёплым взглядом карих глаз.

Аглая молча кивнула.

— Первый махири армии Госпожи. Она разбудит спящих в скале, — добавила Бадб.

Аглая Бездна поперхнулась. Евронимус многозначительно хрюкнул. Йонас уважительно потряс девичью руку и спросил, указывая на мёртвую башку:

— Твой фамильяр?

— Можно и так сказать, — ответила ошеломлённая Аглая.

Гигант посторонился, пропуская их вперёд.

— Будьте моими гостями, проходите.

Убогий дворик, где они оказались, поражал чистотой. Древние, расстрескавшиеся плиты под ногами были тщательно выметены. На длинных шестах сушились рыболовные сети. Над двумя рядами ровных грядок маленького огородика торчало огромное пугало, наряженное в коричневую, полуистлевшую рясу, точь-в-точь такую же, как и на хозяине этого места.

— Отличное место для твоего дружка, — хохотнул гигант, указывая на скособоченное чучело.

Аглая пригляделась и заметила, что у того отсутствует голова.

— Дешёвая провокация, заставляющая меня подать голос, — презрительно процедил Эйстейн.

— Верно, — Йонас широко улыбнулся, — Но ведь работает же. Как тебя зовут, тварь несчастная?

— Звали Эйстейн. Эйстейн Аарсет, — вздохнул череп, — Кстати я согласен и на такое тело.

— Ты тоже бог? — Аглаю Бездну изрядно пошатывало.

Девушка предчувствовала, что вот сейчас, прямо сейчас, она потеряет сознание и рухнет прямо на эти древние, истёртые плиты.

— Сын человеческий, — ответил негр и, приобняв девчушку, пробасил, — Я вижу, что вы нуждаетесь в отдыхе и добром ужине.

— Ого, — заметил он, ощутив под ладонями превосходно развитые мускулы женских плеч, — Сама Артемида сочла бы за честь иметь такое великолепное тело.

— Ты её тоже щупал? — хмыкнула Бадб.

Они вошли в низенькую дверцу единственной храмовой пристройки и оказались в небольшом помещении, напоминающим обеденную залу средневековой харчевни.

Казалось, их здесь ждали. Над очагом, полыхавшем зеленоватым пламенем, булькал видавший виды, помятый котелок. Деревянные стулья с высокими спинками были предусмотрительно отодвинуты, ожидая задниц дорогих гостей. От терпкого аромата, витающего в комнатёнке, рот Бездны вмиг наполнился голодными слюнями. Бадб хищно воззрилась на котелок.

— Присаживайтесь, дорогие гости, откушайте, что Бог послал, — Йонас возложил свои чёрные руки Бездне на плечи — ноги девушки подкосились — она тяжело плюхнулась на сидение.

Невзрачное бурое варево оказалось великолепной похлёбкой. Горячая подлива, сдобренная изрядной порцией острых приправ, заставила Аглаю забыть обо всём на свете. Невзирая на то, что в течении этого чудесного дня, она и Грим уже слопали пару коров, девушка жутко проголодалась.

Не дожидаясь пока опустеет её плошка, чёрный Йонас подложил ей добавки.

— Нравится? — спросил гигант, — Сегодняшний улов.

Первая порция еды даровала наслаждение, вторая оглушила, словно удар пыльным мешком по голове — в глазах у девушки поплыло, руки и ноги отяжелели.

— Пойдём, махири, я покажу тебе твою комнату, — Йонас помог подняться ей со стула.

— Сегодня её день рождения, — сказала Бадб, — И мы немного подустали, пока праздновали, поэтому я бы тоже прилегла.

— В той комнате всего одна кровать, — ответил эфиоп, — Но есть ещё одна, свободная...

— Да знаю я, знаю, старый проказник, она находится в твоей спальне.

— Спасибо тебе, Грим, это был самый лучший день в моей жизни, — голос Бездны дрожал от усталости и волнения, — Самый лучший подарок это то, что у меня наконец-то появилась подруга.

— Спокойной ночи, Аглая Бездна, — улыбнулась Бадб.

Её мертвенно-бледное лицо слегка порозовело.

— Можно я останусь здесь? — подал голос Эйстейн, — Я конечно тоже устал, но у меня есть пара неотложных вопросов к этой груде чёрного сала.

— Веди себя прилично, недомерок, — Аглая Бездна водрузила на стол полуистлевшую башку Евронимуса и поплелась прочь, поддерживаемая под руку чернокожим Иисусом.

* * *

Она пробудилась глубокой ночью: невыносимо жёсткие доски топчана, служившего ей постелью, доставляли океан страданий даже её тренированному телу; над ухом постоянно жужжали невидимые насекомые; в комнате стояла жуткая жара. Футболка, в которой она спала, промокла насквозь. Мучительно хотелось выпить холодной воды, подышать свежим воздухом и пописать.

Аглая Бездна стащила пропитанную потом майку и, завернувшись в драную простыню, служившую ей одеялом, спустилась вниз по скрипучей деревянной лестнице. Кухня освещалась светом пары скромных лучин, огонь в камине уже угас — угли тлели кровавой россыпью. За столом, подперев голову могучими руками, восседал Йонас; отражение пламени танцевало по блестящей лысине. Между его широко расставленных локтей расположился Эйстейн —двое полуночников оживлённо болтали.

— Не спится на новом месте, махири? — поинтересовался Йонас и, не дожидаясь ответа, добавил, — Нам тоже; мы вот, как видишь, беседуем.

— Мне бы хотелось попить воды, — промямлила Бездна, — Тут есть холодная, чистая вода?

— Холодной нет, — хохотнул чернокожий гигант, — Тут вообще нет ничего холодного, даже лягушки, что выползли из Нила подышать ночным воздухом, даже они — тёплые. Это же Африка.

Он огладил кучерявые клочки, что росли у него на подбородке вместо бороды, и махнул в сторону двора:

— Найдёшь там бадью, я выставил охладиться.

Вода действительно оказалась безнадёжно тёплой. Бездна, стоя на коленях рядом с внушительным сосудом, лакала, как собака — ни кружки, ни ковшика рядом не наблюдалось. Как, впрочем, и туалета. Аглая подёргала пару наглухо запертых дверей, с сомнением оглядела пересохший фонтан и, не в силах больше терпеть, присела возле массивных ворот. Иссиня-чёрные небеса рассыпали перед её взором мерцающее серебро созвездий. Тысячи, миллионы, миллиарды звёзд. Холодных огоньков было намного больше, чем могло вместить небо. Ничего подобного она раньше не видела. Так и сидела — со спущенными трусами и открытым от восхищения ртом. Потом вернулась назад, на кухню.

— Ты же догадалась для чего служит фонтан?— поинтересовался Йонас.

— Присаживайся,— он пнул ногой стул, — Отведай горячего гибискуса: он очень помогает от жажды и жары.

Аглая Бездна послушно присела и приняла из рук египтянина огромную кружку. Горячий напиток обладал ярко выраженным травяным вкусом и безжалостно горчил. Но уже после второго глотка девушка ощутила необычайный прилив сил, а остатки сна как рукой сняло.

— Бедуинский чай, — кивнул ей Йонас, — Унция гибискуса, горсть мармареи, пара цветков мяты, и, естественно, щепотка хабака —для восхитительной бодрости и необычайного прилива сил.

— Этот старикан такую дичь гонит, — клацнул зубами Эйстейн, — Но я уже ничему не удивляюсь, хотя меня бы успокоили слова подтверждения, например твои, сучка. Это правда про Апокалипсис, случившийся семь лет назад?

— Через месяц будет восемь, — пробасил Йонас.

— Не зная насчёт Апокалипсиса, я в библии плохо разбираюсь, — ответила Бездна, — Но, несомненно, некий всепиздец всё же случился: мир, к которому мы привыкли, перестал существовать. Твоя страна, Эйстейн, как и все страны мира, в привычном нам понимании, исчезли с лица Земли, а выжившее население Норвегии примерно равно количеству посетителей твоего «Хелвете» в понедельник утром.

— Ха-ха,— обрадовался Евронимус, — Я так и знал, что это случится — победили, конечно же китайцы и теперь во всём мире коммунизм, правильно я говорю?

— Твои соплеменники-азиаты не победили, — отрезала Бездна.

— Никто не победил, — вздохнул Йонас, — Начавшаяся было война внезапно кончилась— воевать стало некому.

— Куда же все делись, если не поубивали друг-друга? — недоумевал Эйстейн.

— Умерли,— ответил Йонас, — А после — кто куда. Большинство — на небо.

Он скорчил кислую мину, задрал голову и уставился в дощатый потолок.

— А ты чего здесь делаешь? — поинтересовался Эйстейн, — Живешь в монастыре, ходишь в рясе, а эта бабка съехавшая, что драконом может обращаться, утверждает, что ты, тащемта, натуральный Иисус. Только чёрный.

— Мне больше нравится имя Йонас, — ответил тот, — А в рай я успею, мне пока и здесь неплохо.

— А ты умеешь ходить по воде и воскрешать мёртвых? — спросила Аглая.

— Ходить по воде умею, — ответил Йонас, — А вот мёртвых воскрешать — нет.

— Воскрешать мёртвых умеешь ты, Аглая Бездна, — раздался хриплый сонный голос.

На пороге комнаты Йонаса, потягиваясь, словно большая кошка, стояла Бадб. Бледное, синее от татуировок, обнажённое тело прикрывал лишь каскад смоляных волос, ниспадающий на пол.

— Ещё рано, дорогуша, — приветствовал богиню Йонас, — Петух ещё не кричал, я завёл его, как ты и просила, на пол-пятого.

Бадб нежно обвила могучую эбонитовую шею бледными точёными руками.

— Я выспалась, милый, — сказала она, — Несколько часов назад ты влил в меня потрясающий заряд бодрости.

— На вот ещё, — широко улыбнулся эфиоп, протягивая ведьме кружку с дымящимся напитком.

Бадб залпом опрокинула кипяток и обратилась к уставившимся на неё в изумлении Йонасу и Бездне.

— Ну, раз все проснулись, тогда мы не будем терять времени. Надеюсь ты хорошо отдохнула, махири, ибо сил в предстоящем деле тебе понадобится много.

— Что я должна сделать? — расширившиеся зрачки девушки чернели, будто норы в преисподнюю.

Глаза Бадб закатились, тело неестественно выгнулось. Она склонила голову набок и уставилась на Аглаю желто-зелёными звериными очами:

— Подними тех, кто спит в горе, моя хорошая, — произнесла ведьма низким бархатным голосом.

* * *

—Значит она всё-таки решилась? — грустно спросил Йонас, — И почему именно сейчас, спустя почти восемь лет после смерти этого засранца?

— А почём мне знать? — пожала плечами Бадб, — Возможно, она просто пыталась вспомнить, каково это — жить. Ты не забыл? Она же спала больше двух тысяч лет. И почему, дорогой, тебя это так печалит?

—Война меня всегда печалит, — отвечал гигант, — Особенно, если эту войну начинают боги. И конкретно особенно, если эти боги втягивают в свои дела простых смертных. За войны богов люди всегда платят слишком высокую цену. У людей, в отличии от вас, высших созданий, другого дома нет — только этот голубой шарик.

— Мы тоже здесь живём, — попробовала возразить Бадб.

— Не криви душой, дорогая, скажи честно, где твоя родина? Правильно — чудесная страна Ши, что, как думают люди, находится под странными ирландскими холмами, называемыми курганами Сида. Здесь в Асьюте, или Ликополисе, как называли его греки, как раз в этой самой горе, на вершине которой мы сидим, тоже имеются своего рода ворота — портал в другое измерение, наполненный мёртвыми сущностями. Оно является родиной Упуаут; таких миров достаточно много — это не материальные измерения, обычный человек не сможет туда проникнуть, однако некоторые из повелителей запредельных миров могут проникнуть сюда, на Землю, и вдоволь тут позабавиться.

— То есть ты против чтобы такие, как мы появлялись здесь на Земле? — чёрные глаза Бадб слегка прищурились,— А знаешь, я подумаю над твоими словами. Возможно, я устыжусь и буду сидеть у себя в Ши тихонько и спокойно. Не стану проявляться в этом мире и перестану смущать смертных. В особенности одного толстого нигера с большим...

— С большим и добрым сердцем, — закончил за неё Йонас, — Не кипятись, старушка, ты неверно меня поняла.

— Так что же, эта груда чёрного сала на самом деле человек? — вклинился в разговор Эйстейн.

— Так я уж говорил, ты ж спрашивал... Человек,— ответствовал гигант, — Мама — Ариша, отец — Мафусаил: всё, как у людей.

— А как же ты больше двух тысяч лет прожил?— не унимался Эйстейн.

— Да ничего особенного, — взгляд сына человеческого опять погрустнел, — Реализовал сокрытые сиддхи: так любой человек может. Потенциально. Сиддхи долгой жизни. Но это не бессмертие. В конце концов я тоже умру.

— Нихера себе, долгой жизни, — восхищённо протянул Эйстейн, — Я даже до тридцати не дожил, а тут на тебе — две тысячи лет топтать песочек.

— А кто это тебя так, в лоб? — Йонас указал на дыру в черепе Эйстейна.

— Да басист наш, — отмахнулся Евронимус, — Говёный басист, малолетка и позёр. Я его как-то раз ночью домой к себе пустил, пожалел — ночевать ему негде было — дверь, значится, в трусах открываю, а он мне нож в лоб — бум. Больше ничего не помню.

Эйстейн искоса глянул на Аглаю, ожидая всплеска праведного негодования, но девушка молчала; сидела на стуле, сжимая в ладонях кружку горячего напитка и смотрела в одну точку перед собой.

— Дорогой Йонас, — сказала Бадб, — Будь добр, передай мне реликвию, оставленную тебе на хранение Госпожой две тысячи лет тому назад. А ещё мне понадобится ключ от храма.

— Ах да, реликвию... Сейчас, сейчас... Куда же я её засунул, — эфиоп опустился на колени перед грубо сколоченным шкафчиком, распахнул дверцы и принялся ожесточённо греметь, копаясь в недрах мебели.

В сторону полетели кастрюли, сковородки, горшки.

— Ага, — торжествующе воскликнул гигант и поднялся с колен.

В руках он сжимал увесистый чугунный казан, закрытый крышкой.

— Хранил в целости, как обещал. Забирай, ведьма.

Он вытащил из чугунка бесформенный свёрток. Тот лёг на стол перед Бадб.

— Подойди ко мне, махири, — торжественно провозгласила ведьма, но тот продолжал сидеть на стуле, приоткрыв большой девичий рот и в оцепенении уставившись в пространство перед собой.

Оценив потерянное состояние адепта, Бадб слегка упростила ритуал:

— Теперь это твоё, Аглая Бездна. Разверни и посмотри, что внутри.

Девушка послушно подошла к столу и опять залипла, вперив взгляд в свёрток.

— Отринь сомнения, — голос Бадб более не напоминал скрипучее карканье старой вороны — то был голос дракона, на спине которого Бездна совершила чудесное путешествие.

Голос слегка взбодрил её — вывел из гипнотического транса. Протянув руки к свёртку она спросила:

— Если имя ведьмы — Бадб, имя ворона — Грим, то как зовут тебя, дракон?

— Моё имя — Дроттенгогенфольцет. Имя отца, что отверг меня — Стурл, а обманутую мать звали Хурла. Прими то, что оставил для тебя Упуаут.

От прикосновения её пальцев плотная ткань осыпалась пылью.

Тусклое золото, ядовитый перламутр, острые шипы и зловещие отростки. Образы постепенно, словно нехотя, складывались в единую картину. Морская раковина, лежавшая на обеденном столе, казалась нематериальной— магическим сгустком, притягательным и опасным. Аглая осторожно дотронулась до края этого чуда. И в тот же миг из устья раковины выползли чёрные дымящиеся щупальца: они крепко обвили шею Бездны. Та зашаталась и рухнула на одно колено, от приступа удушья её рот широко раскрылся. Один из дымящихся отростков устремился в распахнутую глотку и пропал там. Сжимающие шею щупальца растворились в воздухе. Аглая тяжело вздохнула и поднялась на ноги. Её широко распахнутые глаза сверкали чёрным огнём.

— Хуясе,— молвил Эйстейн, — Жить становится всё интересней.

— Благословение Госпожи, — прижмурилась Бадб.

— Последний раз этой раковины касались руки Упуаут две тысячи лет тому назад, а этот, — она указала на Йонаса, — Трогал лишь через тряпочку. Бери ракушку и пойдём наверх, нам пора.

— Теперь настало время прощаться, — кельтская богиня приблизилась к чернокожему гиганту, — Ты, уголёк, посиди здесь, обожди, пока всё закончится. И не грусти, я скоро навещу тебя опять. Лет через пятьдесят.

— Я пойду с вами, — решительно заявил Йонас, отодвигая в сторону стул, — Я не испытываю ни страха, ни вины перед теми, кто явится из недр горы. И раз уж их покой будет нарушен, я бы хотел с позволения махири пару раз ударить в колокол.

— Ты хочешь помочь нам, добрый нигер, — улыбнулась Бадб, — Но хитришь, потому как недавно пудрил нам мозги сраным христианским пацифизмом.

— Я просто хочу хорошенько звездануть по этому огромному чугунному котлу, — упрямился Йонас, — Я соскучился по его голосу, он молчит восемь лет. И, раз уж пошла такая пьянка, переоденься в это, махири.

Могучая рука чёрного Иисуса протянула Бездне тканевый свёрток. Девушка незамедлительно развернула его и не смогла сдержать восторженного вздоха.

— Мне всегда нравилась такая одежда, — промолвила Аглая, — Словно бы чувствовала, что когда- нибудь смогу примерить её.

— Ветра кармы, — улыбнулся Йонас, но затем его лицо посерьёзнело, — Люди, что встречались с теми, кто спит в скале и остались живы, носили такую одежду. Это навроде доспехов для тебя. Они проснутся очень голодными. Очень голодными и агрессивными. А тебе нужно время, чтобы найти с ними общий язык. И во время знакомства нужно остаться живой. Подними руки.

Девушка повиновалась.

Йонас помог ей облачиться в чёрный балахон, испещрённый белыми буквами и черепами. На спине и груди красовалось изображение восьмиконечного православного креста. На первый взгляд весьма просторная мантия выгодно подчёркивала её высокий рост и стройную осанку.

— Ты, типа, умерла для этого мира, девчонка,— посочувствовал ей Эйстейн.

— В смысле? — подняла бровки Махири.

— Одеяние схимника, — согласился с черепом дракон, прячущийся в миниатюрной брюнетке, — Предназначено для неживых монахов. Обеты схимы невыносимы: ты всё ещё здесь, на земле, иногда спишь, иногда ешь, бывает облегчаешься, но душа твоя уже воспарила — тебе нет дела до суеты мирской. Однако я видал подвижников, по сравнению с которыми схимники — просто распущенные сластолюбцы. Был знаком лично с одним тибетским йогом. Бедняга питался лишь крапивой, что росла возле пещеры где он медитировал. За долгие десятилетия такой диеты его кожа позеленела, а волосы отросли до земли: редкие путники, забредающие в те места принимали его за кикимору. Потом он достиг реализации и вообще перестал кушать — лишь летал над заснеженными пиками Гималаев. Потом и летать перестал — просто исчез, растворился в пространстве. Сам видел — рядом летел.

— Как же эти праведные монахи уживались с чудовищами, что обитают под горой и почему те не сожрали их? — поинтересовалась Аглая

— Некоторых сожрали, — вздохнул Йонас, — Но не в буквальном смысле. Этот монастырь пустовал задолго до Апокалипсиса.

— Монахи отправились на небо?

— Нет,— расхохотался Йонас, — Те, кто был крепок в своей вере и следовал строгим обетам, достигли реализации — состояния тех, кто спит в некрополе.

— Интересно,— легкомысленно покивала головой махири.

Девушка, облачённая в чёрный балахон, ещё разок крутанулась перед начищенным до блеска медным подносом, заменяющим зеркало, подхватила подмышку Евронимуса и, откинув с красивого лица пряди каштановых волос, решительно и молча двинулась к двери.

Точёные плечи кельтской ведьмы покрыла ткань, отороченная вороновым пером; заботливый эфиоп расправил складки материи на спине любимой:

— Дроттенгогенфольцет! — громыхнул Йонас.

— Ммм, — отозвалась ведьма.

— Будь добр, лягушонок, покинь на время мою женщину: дай мне провести с ней эти печальные минуты прощания.

— Не вопрос, — ответила черноволосая женщина, — Я уже уходил.

Бадб жутко содрогнулась и, подхваченная чёрными мускулистыми руками, припала к широкой груди.

— Помойся перед нашей следующей встречей, саженька, у тебя пятьдесят лет впереди.

— Не вопрос, — ответил Йонас и, обняв подругу, направился следом за махири.

* * *

Небо на востоке уже алело, но чёрно-синий купол неба всё ещё покрывала серебряная россыпь ярких звёзд.

— Интересно, — пробормотала Бездна, задрав кверху голову, — Где-нибудь, в одной из этих галактик, творится сейчас что-нибудь подобное?

— Там ничего нет, — отрубил Эйстейн, — Ровным счётом ничего. То, что мы видим: иллюзия, красивая картинка. Красавцы ксеноморфы обитали не в далёкой галактике, а водились исключительно в голове у старины Гигера. Скажи, нигга.

— Верно, — Йонас потянулся пальцами к светлеющему небу, разминая затёкшие мышцы, — Ищи господа в сердце своём, а не в облачных чертогах.

— А те, против кого мы собираем армию, — взгляд чёрных глаз махири блуждал по звёздным россыпям, — Те, кто устроил апокалипсис — Бог-творец и его ангелы— те разве не на небе?

— Никакой он не творец, — нахмурился Йонас, — Ангелы приходят сверху, но их дом далёк от сияния реальности.

— Разве ты не должен быть рядом со своим Богом? — поинтересовался Эйнстейн, — Ты же Иисус, а он вроде как твой отец?

Чернокожий гигант сплюнул себе по ноги и растёр плевок носком ветхого сандалия:

— Не отец он мне; я уже говорил: моя мама — Арина, а отец — Мафусаил. И мой бог совсем по-другому выглядит, — чёрная, блестящая от пота рука обвила тонкую талию Бадб.

— В мире, явленном и сокрытом, существует великое множество существ, называемых богами и тех, кто им подобен, — мурлыкнула Бадб, прильнув к негру всем телом, — Бесполезно искать сверхъестественное возле далёких звёзд. Лезь на башню, уголёк, и тресни пару раз в колокол: мы начинаем.

— Я мигом, махири: уверен у нас получится отличный... — Йонас замолк, вопросительно глядя на Эйнстейна.

— Сплит,— подсказал Евронимус.

— Прощай, чёрненький, —объятия Бадб стали ещё крепче: уткнувшись носом в коричневую рясу ведьма тихонько всхлипнула.

— Ну-ну, старушка, смерти нет — есть только восхождение: оно у каждого своё, — нежно отстранив миниатюрную ведьму, чёрный Иисус направился ко входу в храм.

— Восхождение случается только с такими, как ты, — шепнула ему вслед Бадб, — Обычно смерть сопровождается низвержением.

* * *

Пробудившийся колокол подал голос, породив тревожную вибрацию воздуха, что усиливалась с каждым последующим ударом — величественным, похоронным. Пространство вокруг гудело монотонными нотами отчаяния: им вторила сама земля. Недра горы на которой стоял монастырь, содрогнулись, будто бы там, в глубине, просыпался спящий вулкан.

— Ты справишься, махири.

Бадб раскинула в стороны руки, чёрная ткань сползла вниз, обнажив бледную, испещрённую татуировками и шрамами, кожу. Длинные пальцы дрогнули, обратившись перьями на кончиках огромных крыльев.

— Ты не должна колебаться — тебе не простят ошибку. Делай то, что нужно. А что именно нужно — тебе подскажет твой безграничный ум.

Гигантский ворон взмахнул крыльями; с протяжным клёкотом птица облетела колокольню и исчезла в разгорающихся небесах.

— Эта коварная сука нас бросила, — от ужаса и восторга челюсти Евронимуса выдавали воистину зубодробительные бласт-битные очереди, — Давай девочка, покажи всем на что ты способна.

Бездна поднесла к губам морскую раковину, но дуть не торопилась:

— Я вовсе не чувствую себя великим некромантом и уж тем более никаким таким махири, — рука девушки, держащая раковину, дрожала.

— Отринь сомнения, как сказала тебе старуха, — воззвал Эйстейн, — Это чувство мне знакомо и вполне преодолимо. Думаешь, выходя на сцену перед сотнями своих поклонников я чувствовал себя великим музыкантом? У меня тряслись коленки и руки, я ощущал себя посредственным гитаристом — недомерком с большой азиатской харей. Но после первых же риффов это чувство неполноценности пропадало бесследно. А наш первый вокалист — Дэд — нюхал мёртвых ворон для того чтобы войти в образ и побороть этот самый мандраж. Ты тоже чем-то закинулась: я видел дымок, что вылез из этой ракушки и отправился прямиком в твою глотку: ты явно под допингом. Так что давай, девочка, не дрейфь: пусть эта вагина дентале явит свой голос, а там посмотрим, что будет дальше. Тащемта, я всё ещё с тобой.

Ободрённая словами мёртвого родоначальника норвежского блэка, Аглая Бездна набрала полные лёгкие воздуха и что есть мочи дунула в сморщенный, словно задница, кончик перламутровой раковины.

И та явила свой глас — не вопль, но зов. Вой северных боевых рогов причудливо сплетался с низким гулом тибетских дунгченов, рождая холодные, суровые звуки.

Призыв пронзил монолит скалы под монастырём — грохот в недрах усилился. Исполинские камни, заслоняющие проходы вглубь горы, треснули и разлетелись мелкими осколками. И те, кто спал, ответили на зов. Смрад, вырвавшийся наружу сквозь зияющие чернотой норы, обрёл форму: клубящийся, едкий, ядовито-изумрудный дым рассеялся, явив взору призрачные, охваченные зелёным свечением фигуры. Восставшие устремились вверх по ступенькам лестницы, вырубленным в теле скалы, и вот они уже здесь: массивные ворота распахнулись, призванные окружали Аглаю плотным кольцом. Глубокие капюшоны истлевших монашеских ряс не могли полностью скрыть вытянутые волчьи морды: из-под драных подолов торчали выгнутые назад звериные лапы. С обнажившихся жёлтых клыков стекали тягучие нити слюны.

Колокол на башне смолк.

— Идущие путём луча явились на твой зов, немёртвый махири.

Голоса шелестели, трещали, будто рвущаяся материя.

— Я не звала вас, пробуждённые, — твёрдо произнесла бледная, как мел девушка, — Я жду детей Упуаут.

— Мы здесь по собственной воле, — шептали голоса вокруг, — Неживые оборотни всегда расчищают путь для отпрысков Вепвавет. И мы спрашиваем тебя, немёртвый махири: ты приготовила щедрое подношение для серебряных волков, что явятся следом за нами?

Аглая Бездна задумчиво глянула на колокольню, где виднелся силуэт Йонаса: гигант замер, намотав на руки канат колокольного языка.

— Приготовила,— вздохнула девушка.

— Вот как? — скрипел воздух вокруг, — Тогда зови мёртвых детей Великого Волка: они восстанут, когда раковина пропоёт им три раза.

Эйнстейн оказался прав: стоило лишь начать, войти в образ. Отчаяние и безнадёга полностью овладели Бездной, вытеснив все тревоги и надежды. Теперь она точно знала, что надо делать.

Чувственный рот приоткрылся, с кончика острого язычка слетали неведомые слова — те рождались где-то в глубине, прямо под сердцем. Она не знала, что означают произносимые звуки, но понимала смысл. И теперь она прекрасно знала, что происходит.

Закончив первый круг заклинания, махири поднесла к губам раковину. Та запела в одиночестве — колокол молчал. Второй круг ритуального заклятия дался ей гораздо легче: Бездна вошла в раж. Она откинула разрисованный костьми капюшон прочь; несмотря на безветрие вокруг, её волосы развевались, подхваченные магическими вихрями энергий. Евронимус визжал от восторга:

— Если бы у меня был член, — хрипел череп, — То я бы сейчас дрочил, глядя на тебя, махири.

Третий круг речитатива закончился слишком быстро: раковина взвыла в последний раз, и наступила тишина.

Они проснулись.

И снова появился дым. На этот раз седой, словно запылённая паутина. Матовая кисея окутала зияющие чернотой норы, и те кто спал, явились в сиянии серебряных всполохов.

Мёртвые волки, дети Вепвавет.

Распахнутые в жутком оскале пасти; свалявшаяся шерсть, колтунами свисающая с обнажившихся рёбер; терпкий смрад древней могилы и яростный голод, горящий красными углями в пустых глазницах. Толпа оборотней, стоящих тесным кольцом вокруг Бездны, преклонила колени. Семеро исчадий, воплощения абсолютного ужаса, приблизились к девушке в одеянии схимника. Та стояла широко расставив ноги: в одной руке чудесная раковина, в другой — полуистлевшая голова мертвеца.

— Мы пришли на твой зов, немёртвый махири, — воздух шелестел палой листвой, — Мы признаём тебя голосом Великого Волка. Ты поведёшь нас в бой. Но мы слишком голодны, чтобы сражаться. Ты приготовила нам ритуальное подношение?

— Как насчёт сочного куска чёрного сала? — пискнул череп.

Махири молча воздела руку, сжимающую раковину, в небеса. Перламутровые шипы блеснули в лучах всходящего солнца, указывая на колокольню.

Семеро подняли оскаленные пасти, полные вязкой коричневой слюны и шумно втянули воздух сквозь чёрные влажные ноздри. Потом бросились к распахнутым дверям храма.

Аглая Бездна бросила раковину наземь, оборотень в монашеской рясе заботливо поднял её. Девушка щёлкнула освободившимися пальцами: раздал треск — пространство наполнилось мельчайшими серебряными разрядами, а красное небо пронзил ослепительно яркий луч голубого сияния.

— Исполни своё восхождение, Йонас! — крикнула махири, — Смело ступай вперёд, уголёк!

— Не вопрос! — раздался сверху густой баритон.

В полый световой тоннель ринулся негр, закутанный в монашескую рясу, а следом, щёлкая кривыми клыками, устремились семеро призванных мертвецов.

— Перекусите в бою, мои хорошие, — девушка отёрла капельки пота со лба, — Отведаете белых ангелов. Чем не щедрое угощение?

— Вы с нами? — чёрные брови девушки вопросительно изогнулись.

— Мы пойдём туда, куда поведут нас мёртвые волки, махири Госпожи и чёрный Иисус, — ответствовали оборотни.

Девушка, облачённая в одежды схимника, гордо прошествовала к дверям храма, сопровождаемая толпой волколаков, наряженных в монашеские рясы. Кротко сложенные под высокой грудью женские руки удерживали полуистлевший человеческий череп. Створки церковных дверей захлопнулись за ними с глухим стуком: так опускается крышка гроба, навсегда отсекая мертвеца от оставленного им мира.

— Хик! — взвизгнул сильный женский голос и голубой луч взорвался ослепительной вспышкой, что вскоре потухла, поглощённая багровым небом Города Волков.