Колдун

Глава 23

Оседлав коней, Игнат подсадил девочку в седло и ухватил поводья, удерживая лошадь на месте.

— Тамара, послушай. Вот еще один пакет. Он не менее важен, чем тот, у тебя. На него нужно доставить ответ. Связь… Не уверен, что связь удастся восстановить, но даже если и удастся… Не все можно доверить связи, — Игнат старательно подбирал слова, пытаясь не напугать девчонку и одновременно заставить ее несмотря ни на что лететь к Егорову. — Пусть оба пакета будут у тебя.

— Вам дали, вот сами и доставите, — отозвалась Тамара. — Майор решил оставить меня у Егорова в расположении на время боя. Думаете, я совсем глупая? — прищурилась она. — А на пакет ответ требуется. И как вы собираетесь совместить приказы?

— Решила в кои-то веки выполнить приказ командира? — поддразнил ее Игнат. — Осторожной становишься, Царица? Взрослеешь? И повод вернуться уже не нужен?

Тамара, сжав губы, выдернула пакет из руки Игната.

— Я бы все равно вернулась, — хмыкнула она. — Только быстрее и проще. Но пусть пока у меня побудет.

— Пусть. И еще. Раз оба пакета у тебя — ты летишь стрелой к Егорову, не обращая внимания ни на что. Не останавливайся ни в коем случае, что бы ни случилось, слышишь? — Игнат уставился серьезным взглядом на девочку. — Это приказ, Тамара. Даже если я свалюсь с лошади и сломаю ногу — ты летишь дальше. Понятно?

— Вы не умеете ездить? — брови у Тамары взлетели вверх. — А оседлали коней очень ловко.

— Ездить я умею, — вздохнул Игнат. — Я просто хочу, чтобы ты поняла одно: вот эти пакеты важнее всего.

— Важнее человеческой жизни? — прищурилась девочка.

— Одной — да, потому как в них жизни тысяч людей. Поняла? — серьезно смотрел на нее Божко.

— Поняла. Поехали уже, — дернула она поводья из рук Игната.

Подождав, пока тот заберется на коня, чуть тронула поводьями шею лошади. Когда Игнат поравнялся с ней, девочка, повернувшись к нему, проговорила:

— Вот только не надо думать, что я последняя сволочь, и оставлю вас со сломанной ногой в поле. Догоняйте! — крикнула она, отправляя лошадь в галоп.

Сокращая путь, они помчались через поле. До расположения дивизии Егорова оставалось уже совсем немного, когда в небе появились немецкие бомбардировщики. Они летели в стороне, звеньями по трое, но, очевидно, заметив всадников на поле, один из бомбардировщиков отделился и направился в их сторону.

Пришпорив коня, Игнат, поравнявшись с Тамарой, прокричал:

— Тамара, лети стрелой! Что бы ни было — скачи! Не останавливайся!

Увидев, что Тамара припала к шее лошади, буквально слившись с ней в единое существо, и впечатала пятки в бока, подгоняя, он повернул в сторону в надежде, что при взрыве девочку не зацепит осколками. В том, что самолет будет сбрасывать бомбы над ним, он был уверен — Мишкино предупреждение крепко сидело в голове.

Бомбардировщик сделал круг над всадниками, спускаясь ниже. От его брюха отделились черные точки бомб. Игнат, рискуя загнать коня, всадил ему в бока пятки, но поздно… Раздался взрыв. Коня подбросило вверх, перевернув в воздухе, и он, кувыркнувшись через голову, всей массой тела впечатал Игната в землю.

— Нееет! — обернувшись на взрывы, закричала Тамара, изо всех сил дернув поводья.

Самолет, развернувшись, пошел на очередной заход. Заговорили-забухали зенитные орудия, вспарывая небо разрывами снарядов… Бомбардировщик, не целясь, сбросил еще несколько бомб и попытался уйти, набрав высоту, но, задымив, вошел в штопор и рухнул далеко за полем.

Девочке далеко не сразу удалось повернуть лошадь. Не обращая внимания на то, что из пригорода ей навстречу вылетело несколько всадников, она неслась к Божко. Доскакав, она спрыгнула с лошади и бросилась к Игнату. Одного взгляда на изломанное тело старшины было достаточно, чтобы понять, что он безнадежно мертв. Тамара попыталась вытащить его из-под коня. Она, глотая слезы, изо всех сил тянула его за торчавшую из-под туши руку, прекрасно осознавая тщетность своих усилий.

Подъехавшие красноармейцы, спешившись, помогли достать тело. Они перебросили Игната через седло ее лошади, девочку усадили перед солдатом и по ее просьбе доставили к Егорову.

К немецкому штабу в Луковнино подкатила пыльная, простреленная в нескольких местах машина, в которой находился необычайно крупный гауптман и связанный оборванный подросток на заднем сидении.

Не выходя из машины, гауптман поинтересовался, у себя ли оберст, после чего, выйдя из машины, вытянул за шкирку трясущегося подростка, и осыпая того увесистыми тумаками, погнал к кабинету Отто Зиберта. Войдя в приемную, он приказал часовым охранять подростка, немедленно забившегося в первый же угол, а сам вошел к Зиберту.

Через несколько минут от Зиберта поступил приказ доставить партизана к нему в кабинет, и пригласить его адъютанта Оверманса, а также секретаря для ведения записи допроса пленного.

Мальчишку пинками заставили подняться и проследовать к командиру, где его немедленно принял гауптман, отвесивший подростку настолько увесистую оплеуху, что парень рухнул на пол и остался там лежать без движения.

— Заммель, вы угробите ценного пленного, — попенял ему Зиберт.

— Гер Зиберт, вы даже не представляете, насколько эти русские живучи, — парировал гауптман.

Дождавшись, когда Оверманс и секретарь займут свои места, Зиберт скомандовал:

— Можем начинать. Надеюсь, вы не убили этого партизана? Оверманс, поднимите пленного и приведите его в чувство.

Едва адъютант наклонился над пленным, гауптман скользящим движением оказался у него за спиной, а через секунду Оверманс стоял с выпученными глазами с ножом у горла, а подросток, лежавший связанным на полу без сознания, оказался за спиной секретаря, ухватив того за голову свободными руками. Веревка, скинутая им с рук, валялась под ногами Оверманса.

— Спокойно, гер Зиберт. Нам совершенно не нужно сопротивление, и тем более не нужен ваш труп. В отличие от, скажем, секретаря, — кивнул головой в сторону того самого секретаря гауптман.

Шокированный оберст-штурмбанфюрер повернул голову и взглянул на секретаря. За ним спокойно стоял партизан, легко, едва касаясь, держа у него руки на голове. Глаза секретаря были выпучены, а из приоткрывшегося рта на стол стекала тоненькая струйка слюны.

— Впрочем, он уже совершенно не является человеком, скорее, овощем. Сейчас это будет акт милосердия, — улыбаясь, продолжил гауптман.

На лице секретаря появилась гримаса смертельного ужаса, на полу под ним начала растекаться лужа, а сам секретарь внезапно дернулся, посинел и обмяк на стуле. Подросток лениво обошел стол и неспеша приблизился к Отто Зиберту.

— Кричать не стоит, иначе закончите, как ваш секретарь, — появился в голове незнакомый голос, едва подросток коснулся его. При этом он не шевелил губами, лицо его оставалось спокойно и неподвижно. Оберста прошиб ледяной пот — с таким он не сталкивался. А в том, что он действительно может «закончить», и именно как и несчастный Гельмут, Отто не сомневался ни секунды.

— Что… — Отто тяжело сглотнул и продолжил чужим, севшим голосом: — Что вы хотите? Кто вы?

— Мы всего лишь хотим пригласить вас в гости, — любезно отозвался гауптман. — Убивать вас, или как-то причинять вам вред никто не собирается. Пока вы ведете себя благоразумно, разумеется.

— Отпустите Оверманса, — потребовал Зиберт, и тут же затрясся от ужаса. Глаза его полезли из орбит, по побелевшему лицу покатились крупные капли пота. Он пытался вздохнуть, чтобы набрать в грудь воздуха, и не мог. Лицо его стало стремительно багроветь.

— Смотри не прикончи его раньше времени, — раздался спокойный, даже какой-то равнодушный, чуть с ленцой голос гауптмана, говорившего на… русском? языке.

— Не, тока попугаю маленько. Сговорчивей будет, — отозвался подросток тем самым голосом, что возник в голове у Отто.

— Я позволю вам дышать, если вы не вздумаете крикнуть, — раздалось у Зиберта в голове. Он поспешно и мелко закивал, соглашаясь. В легкие хлынул поток воздуха. Отто, сглатывая и с трудом удерживаясь в сидячем положении, пытался отдышаться.

— Воды… Дайте воды… — просипел он.

— Обойдешься, — так же лениво ответил гауптман. — Спекся, карасик? Жить хочешь? Или сказать этому парню, чтобы он тебе мозги выжег?

Еще не отошедший от только что пережитого оберст испуганно закивал, потом затряс головой, потом снова мелко закивал… Наконец, он нашел в себе силы произнести:

— Хо… хочу, — сглотнув, кивнул он. — Не… Не надо мозги… — перед мысленным взором Зиберта мгновенно встало бессмысленное лицо секретаря, пускавшего слюни. — Что вам нужно?

— Шаман, нам этот нужен? — чуть сильнее надавил ножом на горло адъютанта гауптман. — Мне надоело с ним обниматься.

— Пригодится, — отозвался Мишка. — А чего тебе? Стоит он и стоит себе спокойно, вот только, боюсь, обоссаться уже готов со страху. Но я тут ни при чем, — тут же отмазался он.

— Да и этому… Карасику… облегчиться не помешает, похоже… — мрачно прокомментировал Бирюк. — Как мы их ссаных поведем?

— Ну да… — задумался Мишка, почесывая в голове и оглядываясь. — И посудины-то никакой нет…

— А ты их это… запечатать… можешь? Ну… чтоб не обоссались? — с надеждой взглянул на него Бирюк.

— Не знаю… Не пробовал. Не помрут? — почесал в затылке Мишка.

— На этом попробуй. Помрет — хоть не жалко будет, — Егор еще сильнее вдавил лезвие ножа в горло чуть дернувшегося адъютанта.

— Ладно, давай меняться, — вздохнул Мишка. — Да и этому объяснить надо, чтобы шел спокойно.

— А давай ты обоим сразу объяснишь, что дергаться не надо? — с надеждой взглянул на него Бирюк. — А то словами долго убеждать станем. Идти пора.

— Ладно, давай сюда этого… Объяснять буду, — вздохнул Мишка.

Через пять минут измученные фрицы дрожащими губами согласились на все условия пленителей.

Дверь кабинета Отто Зиберта распахнулась, и из нее вышли бледные и какие-то нервные оберст с адъютантом, лично ведущие связанного пленного партизана, а за ними, понурившись и неся кучу каких-то бумаг и свернутую карту, шагал гауптман.

Приказав часовым, чтобы секретаря, готовящего документы по допросу, не трогали до их возвращения, они сели в машину гауптмана и уехали.

Черных и капитан минометного подразделения докладывались прибывшему вместе с Тамарой Егорову о принятой стратегии защиты Ильска и подступов к нему. Капитан показывал на карте и рассказывал, где и как установлены минометные и зенитные орудия, где расставлены минометчики, где обустроены пулеметные гнезда… Егоров внимательно слушал, иногда водя пальцем по карте, указывал на ошибки расстановки людей, с сомнением качал головой, слушая тактику выстраиваемой защиты.

— Сюда поставь танки, штук пять. Даже если не поедут, как огневые точки тебя сильно спасут. Вот сюда отправь моих людей — у тебя фланг оголен, пехоты нет совершенно. А это не поле, это город. Здесь все пехота решает, — разглядывая карту, водил карандашом Егоров.

— Павел Константинович, вот здесь вы не правы, — подал голос капитан. — Вот здесь у нас минометная точка, и если вы сюда роту пехоты поставите, они в аккурат под свои же мины попадать будут. Людей зазря положим.

— Ну-ка, ну-ка… Где, говоришь, у тебя минометы? А какого ты их сюда влепил? Ты не по фрицам, ты по своим лупить станешь… Как же солдаты пойдут? Ты их в аккурат и накроешь.

— Так наши тут ходить не будут. Они вот отсюда пойдут, — показал Черных карандашом линию на карте.

— Это как же они у тебя туда попадут? По воздуху вознесутся? Им же пройти где-то надо будет. Или вкругаля пустишь? — сдвинул брови Егоров. — Ну-ка, Коля, не улыбайся загадочно. Вот смотрю по карте — не логично у тебя минометы стоят, а гляжу на твою хитрую рожу — и начинаю сомневаться в том, что мины по дуге полетят.

— Да мины-то полетят как обычно. А вот люди прямо отсюда, — ткнул карандашом Черных, — всей ротой под землей вот сюда пройдут, и отсюда фрицам в спину ударят, — довольно улыбнулся Черных.

Дверь распахнулась, и, подталкиваемые медвежьего вида немцем в форме гауптмана вошли бледные и мрачные немецкие офицеры. За спиной гауптмана маячил Мишка.

— Здрасьте, — прогудел на чистейшем русском гауптман. — Нам попозже зайти?

У Егорова отвисла челюсть.

— Вообще-то я одного «языка» просил, — вздохнул Черных. — Но ладно, много не будет.

— А вы Шаману одного отдайте, коль лишний. Пускай на нем колдовать учится, — предложил Бирюк. — А то у него куклы плохо получаются, дохнут быстро.

Мишка, втянув в себя воздух сквозь зубы, яростно впечатал ладонь в спину Бирюка: «Ты совсем охерел, что ли? Трепло, твою мать!» — мысленно возмутился Мишка.

«А это тебе за демонстрацию способностей», — тут же ответил ему Егор.

— Кому? — вытаращил глаза Черных.

— Ну Колдуну по-вашему. Ему, короче, — вытянул он своей лапищей из-за спины Мишку.

— Так ты Колдун, значит, — хмыкнул Черных.

— Бирюк — он и есть бирюк, и шутки у него плоские, — проворчал мальчишка, кидая на стол бумаги и скрученную карту. — Вы этих когда допрашивать станете, Бирюка позовите. Он на немецком, как на родном, шпрехает, — не остался в долгу и «сдал» напарника Мишка. — Да и запугивать не хуже меня умеет, — услышав шипение за спиной, злобно усмехнулся он.

— А я гляжу, вы сработались, — засмеялся Николай Егорович, глядя на кулак, продемонстрированный Захаровым Мишке. — Ну и отлично. Можете отдыхать, ребята. Хотя нет, — остановил он уже повернувшихся к выходу разведчиков. — Пожалуй, Захаров пусть останется — с переводчиками у меня туговато нынче.

Мишка, победно взглянув на помрачневшего Бирюка, злобно глянувшего на него из-под бровей, широко улыбнулся и выскочил за дверь.