Колдунья

ГЛАВА 31

Двигаясь в темноте на ощупь, Хьюго вошел к Элис в комнату, когда она еще только задремала и видела первый сон. Она испуганно села на постели и крикнула, стряхивая остатки сна:

— Пожар?

Хьюго громко рассмеялся. Он оставался в зале допоздна, много пил и был возбужден. Сорвав с Элис одеяло, он игриво похлопал ее по заду и громко произнес:

— Слышала новость? Мой брак аннулируется, меня женят на девчонке, которая чуть ли не пешком под стол ходит! А отец Стефан никак не может ничего добиться от этой старухи из пустоши.

Элис схватила край одеяла и натянула на плечи.

— Для меня это уже не новости, — хмуро заметила она. — Кроме твоей старухи. Что он делает с ней? Пытает?

— Нет, — отозвался Хьюго. — Он что, по-твоему, варвар, что ли? Она пожилая дама. Просто ведет с ней богословские споры. Судя по всему, она держится твердо, не сдается. После обеда у него было отвратительное настроение. Он сообщил мне обо всем этом, когда мы сидели за кувшинчиком горячего вина. Они спорили о пресущест… пресувещ… пресу… — Хьюго усмехнулся и сдался. — Ну, в общем, это плоть Христова или просто хлеб, — своими словами объяснил он.

— Отец Стефан отпустит ее? — спросила Элис.

У Хьюго было веселое настроение. Он распахнул камзол, снял его и швырнул в сторону кресла, но тот упал на пол, а тем временем Хьюго расстегнул ремень и гульфик, развязал подвязки, стянул чулки и свалил все в кучу. Потом в одной рубашке подошел к ее постели.

— Подвинься, девушка, — довольным голосом велел он. — Сегодня я буду спать здесь.

— Он отпустит ее? — допытывалась Элис.

Хьюго крепко обнял ее за талию и уткнулся носом в живот.

— Кого, старуху? — уточнил он, отодвигая взъерошенную голову. — Послушай, ты же знаешь, какой этот Стефан. Он всем хочет угодить, и Богу, и епископу, и простому смертному, да и себя не забыть. Если он обнаружит, что эта старуха ни в чем не виновна, а просто заблуждается, он уговорит ее принять присягу и отпустит, а я, так и быть, ради тебя переброшу ее через границу в Эпплби, и этим все кончится.

Элис легла и закрыла глаза.

— И этим все кончится, — тихо повторила она.

— Почему бы и нет? — ответил Хьюго. — Какая разница, одной старухой больше, одной меньше. В конце месяца мы со Стефаном едем в Лондон взглянуть на мою невесту. Отец, наверное, совсем впал в детство. Из всех претенденток выбрал девятилетнюю девчонку, и я пока обручусь с ней, номинально, разумеется. — Он рассмеялся и нежно похлопал Элис по животу. — Да и плевать! Кэтрин дали отставку, ты ждешь от меня ребенка. Новая жена может приехать, а может и подождать — разница небольшая. Главное, ты родишь мне сына, которого я сделаю наследником, а потом еще одного и еще, пока по всему замку не будут бегать маленькие наследники. У меня достаточно времени наделать с тобой детей, Элис. Куча времени. По горло. И денег куча, и земли полно, хватит на всех.

Он качал Элис в такт своим словам, а она обвила руками его спину и поймала себя на том, что улыбается.

— Ты не поверишь, сегодня был такой неприятный день, — пожаловалась она. — Сначала Кэтрин устроила истерику, потом твой отец угрожал вышвырнуть меня из замка за пару случайных фраз. Эта старая дама не дает мне покоя, а потом еще Элиза напугала так, что со мной чуть припадок не случился, рассказывала про какие-то привидения, очень страшно.

Усмехнувшись, Хьюго полез рукой под одеяло и задрал ей рубашку.

— Бедненькая моя, любимая моя, — проговорил он. — Зря не поехала со мной. Я собирался в Котерстоунское поместье, но по дороге наткнулся на такого оленя, что не утерпел и погнался за ним. Несколько часов мы преследовали его, и, поверишь ли, я промахнулся в него из лука! Я был совсем близко, но пот заливал мне глаза, и я ничего не мог разглядеть. И промахнулся! Целил в сердце, но видел перед собой не оленя, а какое-то пятно. В конце концов Уильям убил его. Я чуть не взбесился от злости! На следующей неделе попробуешь его за обедом.

Легким толчком, с едва слышным стоном наслаждения он вошел в нее.

— Радуйся, Элис, — продолжал он, плавно работая бедрами. — Скоро мы избавимся от Кэтрин, и пусть себе идет на все четыре стороны. Отец только и думает о моей новой невесте. А твоя старушка упрямится, Стефан ничего не может с ней поделать, и ей не нужна ни твоя помощь, ни моя… а эти твои призраки — пусть ими пугают детишек, ты взрослая женщина, Элис, ты мудрая женщина, ты же у нас знахарка.

Он вздохнул и погладил рукой ее грудь. Она шире раздвинула ноги.

— Тебе хорошо, моя маленькая Элис? — дышал он ей в ухо.

Теперь он двигался энергичней, главным для него было собственное удовольствие.

— Хорошо, — отозвалась Элис.

Тело ее следовало за Хьюго, но голова была занята событиями прошедшего дня, где всего было много: и страхи, и торжество над соперницей. Она улыбалась и не препятствовала молодому лорду в удовлетворении его желаний.

— О-о-о! — простонал он. И оба замерли.

— Элис, — разбудил ее Хьюго. — Элис!

Она сразу проснулась. Сквозь бойницу струился серебристый луч луны, падая на стеганое одеяло с зелеными и желтыми квадратами.

— Что? — испуганно вскрикнула она; ее собственные страхи еще больше усилились, когда она услышала его срывающийся от ужаса голос.

На Хьюго лица не было.

— Матерь Божья, — пробормотал он. — Какой сон. Мне приснился жуткий сон. Ущипни меня и скажи, что все это чушь собачья.

Он так вспотел, что намокли простыни. В свете луны Элис видела, что к его лбу прилипли влажные пряди волос, его глаза распахнуты, и он трясется как в лихорадке.

— Тебе приснились куклы? — неосторожно предположила Элис. — Маленькие куклы, которые пришли в замок?

— Нет! — Хьюго вытянул перед собой дрожащие руки. — Матерь Божья. Мне снилось, что у меня онемели пальцы, я не могу ими пошевелить. И куда-то исчезли ногти. Затем пропали и кончики пальцев. А потом и полностью пальцы, словно у меня проказа. И вместо рук остались какие-то культяпки!

— Ужасный сон, — хрипло выдавила Элис. — Но все, все, ты проснулся, Хьюго. Не бойся.

Он обнял ее рукой и уткнулся лицом в шею.

— Боже всемогущий, как я испугался! Мои пальцы, Элис, они таяли, как воск, расплавлялись. Таяли, будто воск!

Обхватив его тело, Элис не шевелилась и чувствовала, как он трясется.

— Тише, тише, — приговаривала она, словно маленькому ребенку. — Успокойся, Хьюго, дорогой, любовь моя. Тише, теперь тебе ничего не угрожает.

Скоро он перестал дрожать и замер в ее руках.

— Господи! Какой это был ужас! — снова воскликнул он и, храбрясь, коротко рассмеялся. — Теперь ты будешь думать, что я совсем как ребенок.

Он был смущен и немного стыдился своей реакции. Напоминая неподвижностью статую, залитую лунным светом, Элис покачала головой; живот ее был холоден, точно лед.

— Нет, не буду, — пообещала она. — У меня тоже хватает кошмаров. Спи, Хьюго.

Он устроился рядом с ней, будто маленький мальчик, положил голову ей на плечо и обнял одной рукой.

— Какой страшный сон, — тихо произнес он.

Элис погладила его по голове, расправила влажные, спутанные кудри.

— Я кричал совсем как ребенок, — усмехнувшись, добавил Хьюго.

Она прижала его к себе еще крепче. Скоро дыхание его выровнялось, волнения испарились. Лежа рядом, Элис размышляла о страхах, которые слетались к ним, как голуби к голубятне, и смотрели пылающими бусинками глаз.

Рука Хьюго покоилась на ее животе. Ей стало тяжело, и она подняла его ладонь, собираясь убрать, но передумала. В темноте было плохо видно, и она сначала нащупала кончики его пальцев. Ногти странно короткие, гораздо короче, чем были прежде, да-да, это так, совершенно точно. Элис подтянула его руку к лунному свету, пытаясь разглядеть получше. Да, кончики пальцев совсем тупые, а ногти намного короче и не такие продолговатые, словно их кто-то стер.

Тихо застонав от ужаса, Элис выбралась из постели, подошла к камину, сунула лучину в красные угли и зажгла свечу. Потом вернулась в кровать, пугаясь огромных, пляшущих вокруг теней. Она двигалась медленно, боясь убедиться в том, что изменения, произошедшие с ее возлюбленным, — правда. Она вспомнила про маленького воскового Хьюго, которого несколько месяцев назад с такой решимостью и злостью изуродовала, когда хотела, чтобы он оставил ее в покое. Стерла ему рот, приказав не общаться с ней, не называть ее по имени. Смяла пальцы, приказав не касаться ее. Соскоблила уши, приказав не слышать ее. Соскребла глаза, приказав ослепнуть и не видеть ее. Теперь Хьюго приснился сон, будто пальцы его тают, а вчера он промахнулся, стреляя из лука в большого оленя.

Элис поставила подсвечник на прикроватный столик и опустилась на край постели. Она не стала прикрывать пламя свечки, не сомневаясь — и уверенность ее была холодна, как сама смерть, — что Хьюго не проснется, что свет не побеспокоит его сквозь плотно сомкнутые веки. Она взяла его руку и поднесла поближе к свече.

Действительно, пальцы короткие и тупые, словно кто-то отщипнул кончики. Всегда длинные, сильные пальцы Хьюго были теперь короче обычного, последний сустав каждого пальца был словно срезан. Ногти тоже короче и квадратной формы, будто их грубо спилили. Элис лихорадило. Действительно, рука выглядела непропорциональной, словно кто-то подрезал кончик каждого пальца вместе с ногтем.

Она перевернула руку, будто собиралась читать линии на ладони. Подушечки пальцев совершенно гладкие. Узор начисто стерт. Ничего, никаких отметин, просто гладкая розовая кожа с обрезанными пальцами, как у небрежно вылепленной статуи. Элис тихо простонала и несколько секунд сидела неподвижно, положив руку Хьюго себе на колени.

Потом наклонилась, взяла свечу, подняла ее повыше и посветила на уши. Боже, и уши совсем крошечные, как у ребенка. Она не замечала этого раньше из-за густой шевелюры Хьюго и из-за того, что он всегда ходил в головном уборе. Она перевела взгляд на его губы. Резкие очертания верхней губы смазаны. Красивого изгиба, который так приятно целовать, и резкого выступа нижней губы больше нет. Лишь щетина вокруг рта указывает место, где должны быть губы. Свеча задрожала в ее руке, пламя испуганно заметалось. Повинуясь импульсу, она наклонилась и осторожно потрясла его за плечо.

— Открой глаза, Хьюго, — прошептала она. — Открой на минутку глаза.

От ее прикосновения он что-то пробормотал и повернулся на другой бок, но когда она снова потрясла его, веки его затрепетали и распахнулись, хотя он все еще спал.

Через мгновение он опять закрыл их и погрузился в сон, однако Элис успела заглянуть в его глаза. На темных зрачках имелся странный серый след, словно кто-то чиркнул по глазным яблокам ногтем.

Элис не стала больше его будить и осторожно поставила подсвечник на столик. Затем забралась под одеяло, прислонила подушки к резной спинке кровати и откинулась на них, ожидая рассвета. Скоро она замерзла, но даже не пошевелилась, чтобы накрыть плечи одеялом или опуститься вниз и прижаться к теплому телу Хьюго. Она дрожала на своей дорогой кровати, рядом спал молодой лорд, его рука нежно ее обнимала. Она ждала, когда же наступит утро, лицо ее было мрачным, в глазах затаился страх — так смотрела ее приемная мать Мора, когда Элис была еще маленькой и когда магии было недостаточно для их безопасности.

Утром Хьюго проснулся и сразу заторопился на охоту. Стефан привез ему новую лошадь, молодому лорду не терпелось испытать ее. День обещал быть солнечным, и задержка с выездом грозила сильной жарой и для людей, и для лошадей. Кроме того, он хотел пораньше вернуться и успеть на заседание суда. Он едва заметил, что Элис бледна после бессонной ночи.

— Ты хорошо себя чувствуешь, Элис? — спросил он, задержавшись в дверях. — Что-нибудь случилось?

— Мне приснился дурной сон, — пояснила она, напряженно щурясь, вглядываясь в него, одетого в одну рубаху, красными от ночного бдения глазами.

— Господи боже, и мне тоже! — вспомнил Хьюго. — Мне приснилось, что у меня нет пальцев. Как у прокаженного. Боже мой! Какой ужас!

Элис попыталась улыбнуться, но у нее не вышло.

— Ну-ка, покажи пальцы, — попросила она. — Покажи, слышишь?

Хьюго засмеялся.

— Это был всего лишь сон, любовь моя. Гляди! Он шагнул обратно в комнату и протянул ей правую руку. В ярком свете утреннего солнца, льющемся из бойницы, она внимательно осмотрела тыльную сторону его ладони. Ногти как ногти, гладкие и крепкие. Пальцы длинные и вполне соразмерные.

Подавив удивленное восклицание, Элис с облегчением повернула его ладонь. На подушечках виден отчетливый узор, сами пальцы без малейшего изъяна.

— Что-то у нас с тобой с головой не в порядке, — заметил Хьюго, затем наклонился и быстро поцеловал ее в щеку. — А теперь отпусти меня, Элис. Я еду на охоту.

Он повернулся и снова направился к двери.

— А уши, с ними все нормально? — не сдавалась Элис.

Хьюго снова оглянулся и улыбнулся во весь рот, беспечно, словно ребенок.

— Да! Да! У меня все нормально, все члены, а некоторые просто о-го-го! Я могу наконец идти?

Элис невольно засмеялась, и ей, несмотря на все страхи, стало легче на душе.

— Ладно, иди уж, — разрешила она.

Дверь хлопнула, он ушел. Она откинула одеяло и нырнула в постель, с наслаждением ощущая оставленное его телом тепло. Куда только подевался этот ночной ужас — вспомнив о нем, она лишь пожала плечами.

— Больше не стану об этом думать, — сказала она вслух и закрыла глаза. — Не стану, и все.

Когда утром дамы появились в галерее, они обнаружили, что дверь в спальню Кэтрин открыта. Миледи настежь распахнула ее, а сама развалилась на постели, поджидая их.

— Я буду завтракать здесь! — крикнула она. — Рут, немедленно принеси эля. И еще жареной говядины или оленины и козьего сыра. Прошлым вечером я постилась и сегодня очень голодна. Бегом!

Покосившись на Элис, Элиза прошептала:

— Пьяная. Господи, что теперь будет?

В ее тоне не было и капли прежней почтительности. Элис шагнула к раскрытой двери. Возле кровати Кэтрин валялся кувшин, который обычно хранился в шкафу галереи, рядом с ним на полу разлилась красная лужица.

— Кэтрин, где ты взяла вино? — осведомилась Элис.

Щеки госпожи раскраснелись, волосы спутались, глаза ярко сверкали.

— Встала утром и сходила в большой зал! — с торжествующим вызовом заявила она. — Когда надо, я могу и сама себя обслужить, вот так. Я вам не девчонка, я не боюсь вас, я не позволю над собой издеваться. Сколько лет я здесь хозяйка, я — леди Кэтрин! Растолкала мальчишку-пажа, и он принес мне еды и вина. Вот я и пью здесь, жду, пока вы продерете глаза.

Дамы за спиной Элис всполошились: им трудно было представить такой ужас.

— Пошла вниз в одной рубашке, — пробормотала Рут. — Боже мой.

Сдержав улыбку, Элис ответила:

— Ты пьяна. Закуси-ка хлебом и ложись поскорее спать. Иначе потом тебе будет плохо.

Кэтрин помотала головой и властно протянула руку к окну.

— Здесь я отдаю приказы. Я пока не командую свиньями и коровами где-нибудь на краю пустоши. Я еще не дошла до такого позора, и брак мой не аннулирован в пользу тебя и ублюдка, который сидит у тебя в животе. Так что сходи мне за вином. Да смотри принеси муската — днем хорошо идет только мускат. А на завтрак я буду пить эль. Потом распорядись, пусть мне принесут ванну. Искупаюсь и надену светло-розовое платье. И обедать сегодня буду в зале.

У себя за спиной Элис услышала хихиканье Элизы, которая тут же прикрыла рот ладонью. Элис повернулась и обратилась к дамам:

— Эта женщина невыносима. Кто-нибудь должен посидеть с ней. Придется сделать все, что она требует. Скоро она совсем напьется и заснет.

— Ее нельзя в таком виде пускать вниз, — возмущенно заметила Рут.

Элис покачала головой.

— Если она пила всю ночь, ей станет плохо задолго до обеда.

— Где мой завтрак? — властно произнесла Кэтрин — вино явно придало ей сил. — Я сказала: немедленно, слышишь, грязная девчонка?

Вот уже несколько месяцев никто не называл Элис девчонкой, да еще и грязной. Криво усмехнувшись, она кивнула в сторону миледи и насмешливо передразнила:

— Немедленно, ишь ты! — Затем закрыла тяжелую резную дверь и кивнула Рут, а потом Мэри. — Ты принесешь ей завтрак, все, что она требует. Впрочем, это не важно, у нее сразу все полезет обратно. А ты, Мэри, ступай на кухню и вели нагреть воду и принести ванну.

Обе с готовностью поспешили выполнять поручения. Элис и остальные дамы спустились к двери в зал и дождались, пока из круглой башни не показались старый лорд и Дэвид.

— Доброе утро, Элис, — поздоровался его светлость.

Шагнув навстречу, она поцеловала ему руку. Дэвид открыл для них дверь, и они вошли в зал вместе.

Завтрак в замке не был окружен ритуалами и церемониями. В ранние часы всегда находилось много работы, поэтому трапеза проходила быстро. С кухни непрерывно подавали стряпню — несли подносы с хлебом и сыром, холодную ветчину. Слуги сновали по залу, подавая эль и горячую воду. Люди переступали порог, быстро кланялись в сторону главного стола, если там был кто-нибудь из господ, а после еды так же быстро удалялись.

Хьюго не было, он отправился на охоту с отцом Стефаном. Солдаты были давно накормлены и заступили на свои посты. Сидя рядом со старым лордом, Элис ела вместе с ним прекрасный хлеб и запивала из маленькой кружки горячей водой с настоем ромашки.

— Что это у тебя за варево? — поинтересовался старый милорд.

— Ромашка, — пояснила Элис. — Хорошо успокаивает.

— Покой у нас будет в гробу, — насмешливо фыркнул его светлость. — Я предпочел бы каждодневное беспокойство. Это напоминает, что ты еще жив.

— Тогда вам надо было родиться женщиной, — промолвила Элис.

Старый лорд так и загоготал.

— Боже упаси! — воскликнул он. — Что за страхи тебя терзают, моя маленькая Элис?

— Кэтрин, — отозвалась девушка. — Ночью она где-то достала вина и все утро пьянствовала, кажется, пьет до сих пор. Она собирается нарядиться во все лучшее, спуститься к обеду и снова завоевать вашу любовь.

Лорд Хью хлопнул по столу ладонью и громко засмеялся. За ближайшими столами люди посмотрели на него и заулыбались.

— Поделитесь с нами шуткой, милорд! — крикнул один из них.

Тот покрутил головой, из глаз его текли слезы.

— Да все бабьи склоки! — отмахнулся он. — Бабьи склоки!

Едоки снова заулыбались и закивали.

— Ну так что, — сказал он, отдышавшись, — когда же мне ждать эту обольстительницу?

Сдерживая раздражение, Элис закусила нижнюю губу, отхлебнула из чашки и предупредила:

— Если ее не удержать, она таки сойдет к обеду и устроит сцену, опозорит себя, а также вас. Если она облюет вас и вашего сына, полагаю, вам будет не до веселья. А мы там, в галерее, не в силах остановить ее. И приказать слугам не давать ей вина тоже не можем. Она будет продолжать в том же духе, если вы не остановите ее.

Его светлость все еще усмехался.

— Господи, Элис, только этого вашего курятника с его кудахтаньем мне не хватало, — добродушно заметил он. — Дай ей вина да накапай туда какой-нибудь дряни, и пусть крепко уснет. Через несколько часов проспится, встанет трезвенькой и с больной головой, вот ей и будет урок. Потерпи несколько дней, я подготовлю бумаги, она подпишет и покинет замок навсегда.

— Несколько дней? — уточнила Элис.

— Да, — подтвердил милорд. — И тогда на завтрак ты будешь спокойно пить эль, а не это пойло, дорогая моя. — Он снова усмехнулся. — Хорошо успокаивает. О господи!

Скупо улыбнувшись, Элис положила на серебряную тарелку еще хлеба и сменила тему.

— По словам Хьюго, вы уже выбрали ему невесту, ту девятилетнюю девочку.

— Лучшего варианта нет, — заверил милорд. — Я долго мучился: кого предпочесть? Конечно, я хотел бы поскорей свадьбу, медовый месяц, а там и внуков, но сейчас нам важно породниться именно с этим семейством. К тому же она наверняка плодовита, у нее в роду все такие. У ее матери было четырнадцать детей, десять сыновей, жаль, умерла рано. Ей еще и двадцати пяти не было.

— Повезло женщине, что и говорить, — насмешливо бросила Элис.

Лорд Хью пропустил ее колкость мимо ушей.

— Девчонка поселится здесь, и мы вышколим ее на свой вкус, — продолжал он. — Если будешь добра к ней, Элис, можешь остаться и служить ей. Девчонка неглупая. С семи лет служила в семействе Ховардов и даже при дворе побывала. Думаю, к двенадцати уже сможет рожать. Надеюсь, я еще увижу их сына.

— А что с моим сыном? — тревожно спросила Элис.

— Он станет моим, как только родится, — заявил старый лорд. — Не волнуйся, Элис. Если малыш будет крепкий и здоровый, он станет моим наследником, а ты будешь жить здесь, пока жена Хьюго позволяет и пока позволяем мы. Для тебя это, между прочим, хороший исход. Удача следует за тобой тенью.

— Тенью… — отозвалась Элис тихим, спокойным голосом. — Удача следует за мной тенью.

Лорд Хью едва ли ее слышал. Он отодвинул тарелку, к нему подошел паж с серебряной лоханью и кувшином и налил ему воды помыть руки. Потом подошел другой с вышитым полотенцем.

— Сегодня мы обедаем рано, — напомнил ей милорд, вытирая руки. — Днем надо закончить судебные дела.

А пока я отдохну. Надоели все эти украденные свиньи и пропавшие ульи. Вдобавок в каждом письме из Лондона новые поправки к законам. Как хорошо было в старое время, когда я судил так, как хотел, по справедливости.

— А что насчет той старухи? — осведомилась Элис.

Лорд Хью уже встал и собирался уходить.

— Не знаю, — пожал он плечами. — Вчера вечером после ужина Стефан снова беседовал с ней, а сегодня уехал с Хьюго. Отец Стефан решил, что она может не предстать перед судом, если не отыщется состава преступления. — Милорд широко улыбнулся. — Вчера за обедом он признался, что она таки заставила его поплясать. Женщина ученая, не меньше, чем он сам: он уличает ее на латыни, она ему по-гречески, а он ничего не понимает! Представляешь, каково ему, ученому мужу? Чтобы не было путаницы, ее надо судить на древнееврейском!

— И он может ее отпустить? — допытывалась Элис.

— Все может быть. — В глазах милорда вдруг заплясали озорные чертики. — Хочешь быть ее адвокатом? Ее знания и твоя сообразительность — чем не защита? Давай я скажу отцу Стефану, что ты будешь защищать ее в суде? Разве у тебя нет желания встать перед всеми нами и защищать папистку и изменницу любой ценой?

Его темные глаза впились ей в лицо, на губах играла безжалостная улыбка. Элис быстро опустила голову и торопливо ответила:

— Нет-нет. Да и кто она мне? Пусть уж судит отец Стефан. Я не могу вмешиваться. У меня и так дел по горло, да и о здоровье надо подумать. Мне вредно волноваться.

Лорд Хью еще раз злобно улыбнулся.

— Вот и правильно, Элис. Оставь это дело мужчинам. А если нам понадобится твоя ромашка, я дам знать.

Он быстро вышел, только широкий плащ мелькнул в дверях. Элис слышала, как, поднимаясь по лестнице к себе в круглую башню, он над чем-то громко смеется. Она допила ромашковый чай и направилась в дамскую галерею; остальные дамы последовали за ней.

Еще на лестнице до них донесся голос Кэтрин: она во все горло распевала какую-то песню. Открыв дверь, они увидели, что миледи сидит в своем старом кресле перед камином, в одной руке кувшин, а в другой кружка. Элиза фыркнула и захихикала.

При их появлении Кэтрин просияла.

— Ну наконец-то мои служанки вернулись! — воскликнула она. — Мои верные прислужницы и компаньонки!

— Немедленно отправляйся в постель, — велела Элис, шагнув вперед. — Ты очень много выпила, тебе будет плохо, Кэтрин.

Та помахала кувшином и пропела:

— Это невыносимо, — сквозь зубы проговорила Элис.

— Немедленно принесите мне ванну, — резким тоном приказала Кэтрин.

Только Элис обернулась к Мэри, та сразу сделала реверанс и доложила:

— Уже несут. Но она хочет мыться с вашими травами и маслами, миледи.

— Как в прошлый раз, — с пьяным восторгом подтвердила Кэтрин. — Когда ты купала меня в воде с ароматными цветами и натирала маслами, а потом пришел Хьюго и спал сразу с нами обеими.

Услышав такое, дамы ахнули.

— Нам было так хорошо, Элис. Ты лежала на мне, лизала мою грудь, совала в меня свои пальчики. Вот так.

Элис обвела дам быстрым предостерегающим взглядом. Лицо Элизы побагровело, она едва сдерживала смех. Рут была шокирована, от возмущения она побелела как мел и крестилась от греха сладострастия.

— Приготовь ванну, — обратилась Элис к Мэри. — Так и быть, положу своих трав.

Не имея возможности немедленно обсудить то, о чем они только что узнали, дамы набрались терпения и молча наблюдали, как вносят тяжелую деревянную ванну, драпируют ее занавесками и заливают бидон за бидоном горячей водой.

Элис принесла из сундука мятного масла, надеясь, что оно заставит Кэтрин пропотеть и выгонит из ее организма хмель. Миледи тупо глазела на огонь и не замечала любопытных взоров, которые бросали на нее слуги, сновавшие туда-сюда с горячей водой.

— Он вернется ко мне, — вдруг сообщила она. — Он будет спать со мной и с Элис. Какой мужчина устоит перед этим? У меня есть земли, приданое, у Элис ребенок. Ребенка я признаю. Какой мужчина от такого откажется?

Схватив миледи под локоток, Элис кивнула Марджери, чтобы та поддержала с другой стороны.

— Помолчи, Кэтрин, — пригрозила Элис, пока они ковыляли к спальне, где от ванны, установленной перед пылающим камином, уже шел благоуханный пар. — Помолчи. Ты позоришь себя перед всеми…

— Я признаю в тебе равную, — пообещала Кэтрин, глядя на Элис. — Буду любить тебя, как собственную сестру, и заживем здесь все вместе и будем спать втроем. Почему бы и нет? Мы господа. Мы можем делать, что нам угодно. И Хьюго будет счастлив с нами, с тобой и со мной.

— Да замолчи же ты, — прошипела Элис.

Ее мозг лихорадочно работал. А ведь Хьюго мог бы согласиться жить на приданое Кэтрин, унаследованное детьми Элис. Династические амбиции, связанные с новой юной невестой, владели его отцом, именно отец всегда был одержим подобными идеями и плел свои интриги. Хьюго же мечтал служить при дворе, ему нужны были деньги для путешествий и рискованных предприятий, он хотел добывать уголь и копать известь. Так что если Кэтрин и Элис помирятся и Элис родит ему сына, он мог бы отказаться от нового брака.

— Поздно, — задумчиво промолвила Элис. — Его светлость настроен решительно.

Кэтрин все еще была сильно пьяна. Ее мотало из стороны в сторону, пока Мэри развязывала на ней шнурки и стаскивала через голову рубашку. Опускать ее в ванну пришлось втроем. Наконец миледи села на низенькую табуреточку, опущенную в воду, и откинула голову на край, накрытый сложенной простыней.

— Ты могла бы удержать его, — сказала она; язык у нее заплетался, отяжелевшие веки хлопали. — Могла бы убедить его. Мое приданое и твой ребенок. Ему это позарез нужно.

Закатав рукава, Элис стала грубо тереть ей плечи и грязную шею. После так называемого выкидыша по всему ее телу свисали жирные складки.

— Ах, если б скорей умер старый лорд, — громко заявила Кэтрин.

Это уже было небезопасно. Марджери у окна слышала ее. И Элиза у двери навострила ушки. И греющая простыню перед огнем Мэри тоже все слышала; она быстро повернула голову и изумленно уставилась на Кэтрин, лениво развалившуюся в ванне в неприличной позе.

— Что ты такое болтаешь! — возмутилась Элис. — Милорд здоров, прекрасно себя чувствует и проживет еще много лет, благодарение Господу.

Открыв пьяные, блуждающие глаза, миледи с улыбкой посмотрела на нее.

— А что, разве я не права? Тогда Хьюго и в голову бы не пришло дать мне отставку. Он любит получать все удовольствия сразу. Зачем ему ждать, пока подрастет девятилетняя невеста? Это интриги его отца. Если б старый лорд умер, мы бы зажили просто отлично, все втроем.

— Замолчи, — снова одернула ее Элис.

Да, Кэтрин права. Если бы старый лорд завтра скончался и Хьюго вступил бы в права наследника, миледи осталась бы номинальной хозяйкой замка и положение Элис упрочилось бы. У Хьюго не было ни сил, ни умения, ни желания избавляться от Кэтрин самостоятельно и затевать новый брак. Кроме того, он любил комфорт, свободу и беззаботный образ жизни. Кэтрин как хозяйка, Элис как реальная госпожа — для Хьюго это было бы идеальным сочетанием, которое без всяких усилий с его стороны предоставляло бы ему и богатство, и чувственные удовольствия.

— Добавьте горячей воды, — попросила Кэтрин. — Буду лежать в ванне и пить вино.

Элиза захихикала, и Элис метнула на нее такой взгляд, что ее как ветром сдуло.

— Добавить ей горячей воды и дать разбавленного вина, — распорядилась Элис. — Я иду к себе. Для меня здесь очень жарко. — Она повернулась к миледи. — После ванны отправляйся в постель и спи. А когда отдохнешь, можешь надеть свое розовое платье. Я прикажу разбудить тебя к обеду, а пока ты должна поспать.

Кэтрин и так уже клевала носом. Крупные черты лица, расплывшиеся на ароматном пару, размякли, ее явно клонило в сон.

— Хорошо, Элис, — послушно отозвалась она. — Но ты ведь придешь ко мне в постельку? И Хьюго тоже пусть приходит, пусть он залезет на тебя, а я посмотрю. Как мы делали раньше, а?

В комнате снова повисла гробовая тишина.

— Все это тебе приснилось, — грубо отрезала Элис. — Что за грязные сны ты видишь? Стыдно, Кэтрин! У тебя какое-то игривое настроение. Наверное, перегрелась в ванне. Тебе пора отдохнуть.

Она повернулась и быстро удалилась, пока остальные не успели заметить ее виноватое лицо. Едва она закрыла дверь в свою комнату, как от эркера галереи до нее донеслись возмущенный возглас и приглушенный шепот — дамы сразу покинули спальню Кэтрин, чтобы немедленно обсудить все услышанное.

Элис подошла к узкому окну бойницы. За мостом белая ниточка дороги огибала холм и убегала дальше в сторону пустоши, прямая, будто римское копье. По берегам реки расстилались пыльные желто-зеленые поля. Сено было скошено, зерно убрано. Оставшуюся солому укладывали в ряды, которые предстояло собрать к концу месяца. В полях по ту сторону реки на стерне скошенного сена паслись коровы. За ними виднелся кусок серо-зеленой пустоши, по которой кое-где бродили овцы. Было время цветения вереска, и страннику, попавшему в пустошь, пришлось бы с трудом пробираться через фиолетовые заросли чуть ли не по пояс высотой и весь день шагать в облаке сладковатой пыльцы. Броды пересохли, человек мог идти на север через высокие холмы, преодолевая такие глубокие долины, как Грета, Лун и Котерстоун, даже не замочив ног, но и не найдя и капли воды для утоления жажды.

Глядя на тоненькую белую полоску дороги, Элис размышляла о том, где теперь маленькие восковые куклы, где ступают их крошечные ножки, бредут ли они устало к замку, оставляя за собой неприметный налет растаявшего свечного воска. Дорога пыльная, наверняка они движутся медленно, а едва заслышав шум тележных колес, звук чужих шагов или страшный топот копыт, прыгают в заросли придорожной травы. Восковой старый лорд припадает на одну ногу, леди Кэтрин оставляет позади осклизлый след, а восковой Хьюго слепо ковыляет, вытянув перед собой бесчувственные обрубки вместо рук.

В окно тянуло резким сквозняком, и Элис вдруг замерзла, ее затрясло, словно она попала в сырую пещеру, медленно заполнявшуюся холодной осенней водой.

В лучах солнца кружили голуби, целая стая, их перья, словно сделанные из чистого золота, сверкали на солнце; вся стая меняла направление одновременно, как по команде. Вот, словно пучок оперенных стрел, они понеслись к стоящей у окна Элис, но в самый последний момент резко свернули и скрылись на крыше круглой башни, где слуга собирался рассадить их по клеткам и снять привязанные к красным лапкам послания. Вздрогнув, Элис отпрянула от окна, легла на кровать и уставилась вверх, на богатую вышивку зеленого балдахина.

Должно быть, она задремала. Ее разбудил сильный стук в дверь, неожиданно громкий вопль ужаса и топот бегущих ног, кто-то визгливым, испуганным голосом произнес ее имя. Элис вскочила, распахнула дверь, еще не вполне проснувшись, и закричала:

— Пожар? Пожар? Что случилось?

Она пошатнулась и прижалась спиной к двери. Элиза подскочила к ней, схватила за плечи и потрясла, приводя в чувство.

— Леди Кэтрин! Леди Кэтрин! Она утонула! Утонула! Скорей, скорей!

Элис стояла на месте, еще не вполне соображая, что происходит, но Элиза взяла ее за руку и потащила через галерею в комнату Кэтрин. Элис никак не могла прийти в себя и озиралась кругом, ожидая увидеть промокшую насквозь и сияющую от гордости Мору, ее густые, приглаженные речной водой седые волосы, услышать слова: «Я спасла ее!»

— Она не утонула, — тупо возразила Элис. — Мора вытащила ее.

— Да проснитесь же! — воскликнула Элиза и грубо толкнула знахарку к спальне миледи.

В галерею уже успело набиться много народу; солдаты, слуги — все суетились без пользы, отдавая распоряжения.

— Разотрите ее!

— Пошлите за отцом Стефаном!

— Отнесите ее на кровать!

— Дайте глоток виски!

— Подожгите конский волос!

Элис протолкалась в комнату и, увидев ванну, отпрянула. Кэтрин лежала в ней вся синяя. Ее белое лицо с распахнутыми глазами и дряблое тело были сплошь покрыты синими венозными пятнами.

Кто-то сначала вытащил ее, но потом опустил обратно, и из воды торчала только вялая, как у куклы, голова, опрокинутая на край ванны. Эта женщина мало походила на ту сладострастную Кэтрин, что громко требовала вина и горячей воды; скорее, это была жуткая пародия на нее. Миледи, всю жизнь предававшаяся удовольствиям и любившая только себя, теперь наложила на себя руки.

— Как это случилось? — спросила Элис. Со сна ее голос хрипел, и она прокашлялась.

— Мы оставили ее одну, — стала рассказывать Элиза (ага, отметила про себя Элис, она не столько огорчена, сколько чувствует себя виноватой). — Леди Кэтрин захотела побыть одна, мы вышли и закрыли дверь. Бог знает о чем я только думала. Мы же видели, что она пьяна. Но ей вдруг стало грустно, она заплакала и приказала нам покинуть спальню, ну, мы и послушались. Оставили ее одну.

— Она упала? — уточнила Элис.

— Если б упала, я бы услышала, — вмешалась Рут; лицо ее было почти такое же бледное, как и страшное лицо миледи. — Я постоянно прислушивалась, когда она нас позовет. И я не сплетничала про всякий там грех и распутство, как некоторые. Если б она упала, я бы обязательно услышала. Но я ничего не слышала. Ничего.

Она замолчала, отвернулась, приложила платок к глазам и всхлипнула.

— Леди Кэтрин была пьяна, — заметила миссис Эллингем. — Наверное, просто соскользнула в воду, ее накрыло с головой и она не смогла выбраться.

— Неужели ничего нельзя сделать? — взмолилась Элиза. — Вскрыть вену, пустить кровь… Хоть что-нибудь!

— Нет, все кончено, — медленно проговорила Элис. — У нее нет пульса. Она умерла.

Все дамы застыли в скорби и раскаянии.

— Закройте дверь. Выпроводите отсюда людей, — распорядилась Элис. — Пошлите кого-нибудь прикрыть тело… и вытащите ее из ванны. Придется сообщить старому лорду и Хьюго, а им не следует смотреть на нее в таком виде.

По толпе в галерее прошел шум, и все послушно затолпились у выхода.

— Старому лорду я доложу сама, — оцепенело добавила Элис.

Рут громко всхлипнула и с плачем побежала в свою комнату. Элиза поплелась следом, но остановилась, обернулась к Элис и сказала:

— Как странно. В ледяной воде не утонула, в реке, где было полно льдин и острых камней, а у себя дома в ванне взяла — и на тебе.

Элис покачала головой, глаза ее были полузакрыты.

— Это какой-то кошмар, — искренне ответила она. — Настоящий кошмар.