Колыбель предков

Послесловие: на круги своя

Зима пришла в Якутию в октябре 1983 года как всегда внезапно: начался густой снегопад, на десяток градусов резко понизилась температура, под напором ледяного ветра тревожно зашумели вековые лиственницы у подножия горы в устье ручья Диринг-Юрях, «Глубокое ущелье». Непогода, однако, не застала врасплох лагерь археологов. Над жестяными трубами металлических печек оживленнее, чем в предшествующие дни, заплясали желтовато-красные языки пламени. И как ни были тонки брезентовые стены полевых жилищ, они надежно защищали запозднившихся искателей древних сокровищ Сибири…

Если теперь, после этих тревожных слов, вдруг взять да и написать, что сокровищами для археологов докторов исторических наук Юрия Алексеевича Мочанова и его жены Светланы Александровны Федосеевой на сей раз были каменные инструменты, изготовленные предками здесь, в 140 километрах к югу от Якутска, более двух миллионов лет назад, то трудно представить степень недоумения того знатока первобытности, кто услышит столь дерзкое заявление. Но его, однако, можно, при желании, тут же озадачить еще более, добавив такие слова: «А зимы тогда в этих широтах Азии по суровости ничуть не уступали нынешним. Да и вечная мерзлота сковывала земли так же основательно, как в наши дни». Можно спокойно биться об заклад, что протестующее негодование все того же знатока древностей окажется воистину немыслимым, что, впрочем, объяснить и понять легко, учитывая невероятность обоих высказанных утверждений. В самом деле, представить щеголяющих в костюмах Адама и Евы первопредков обитателями теплой и полной всяческой благодати Африке — куда ни шло. Но, согласитесь, вообразить их в том же облачении (а могло ли оно быть иным?) и столь же давно — два с лишним миллиона лет назад — жителями зоны, близкой Арктике, если и можно, то разве что в качестве персонажа определенного жанра литературы — фантастики.

Но что же тут поделаешь, если в Диринг-Юряхе именно она с первого шага пронизывала все происшествие. Сначала была фантастичность везения. В сентябре 1982 года геологи Олег Васильевич Гринько и Валерий Абдуллович Камалетдинов заложили шурф в приустьевой зоне Диринг-Юряха на высоте около 150 метров над долиной Лены, куда археологи обычно не считали нужным заглядывать (ибо какие там могут быть древности так далеко от воды и на речном уступе, время формирования которого отстоит от современности на миллионы лет). И вот парадокс — шурф, который должен был стать началом разреза так называемой Тухстахской террасы для демонстрации ее участникам Международного конгресса, отчего-то показался геологам неинтересным. Но зато на дне его им попалось под конец работы нечто археологическое — обломки черепа и несколько костей скелета человека. Гринько и Камалетдинов, досадуя на просчет по своей части, пришли к выводу, что их находки, быть может, заинтересуют археологов Института языка, литературы и истории Якутского филиала Сибирского отделения Академии паук СССР.

Они не ошиблись — Ю. А. Мочанов и С. А. Федосеева вскоре выехали на место случайного открытия и, расширив шурф, поняли, что находки геологов представляли собой останки древнего захоронения ребенка. При этом их сразу же поразили два обстоятельства — никогда за четверть века работы в Якутии они не встречали захоронения, вознесенные так высоко над уровнем Лены, и ни разу останки умершего не размещались в погребальной камере, сооруженной так основательно — из каменных плит. Раскоп пришлось расширить, и снова удача — в саркофаге из плит известняка лежали останки пяти мужчин разного возраста — от 35 до 55 лет. Многое здесь оказалось чрезвычайно интересным: часть захороненных были умерщвлены насильственно — позвоночник и лопатки их пронзали каменные наконечники; кость одного из умерших была сломана при жизни, а затем, судя по всему не без искусного врачевания, срослась столь точно, что старая травма никаких более неудобств не доставляла. Изумило и обилие инвентаря, сопровождающего мертвых: в саркофаге лежало столько изделий из кости и рога, сколько их не удалось обнаружить за десятилетия раскопок стойбищ людей каменного века Якутии, отстоящих от современности на три с половиной тысячи лет. Да, именно к этому времени, как выяснилось, относились наконечники, изготовленные из белого и розового кремня, а также из кости, скребки и многофасеточный резец с рукоятками из рога, костяные обкладки лука, нефритовые кольца и многое другое, что составляло вместе более сотни предметов. Так стоит ли удивляться тому, что завершение кропотливой расчистки всего этого богатства пришлось завершать под прикрытием специально разбитой по такому случаю палатки, ибо после трех недель раскопок в октябре началась зима, и вся округа оказалась заваленной снегом. А тут еще одно захоронение в каменном ящике и еще одно.

И вот это-то последнее, четвертое по счету, погребение, дно которого было опущено глубже других и потому оказалось врезанным в слой кварцитовых галек и их обломков, навело на след самого главного в Диринг-Юряхе: Ю. А. Мочанов обратил внимание, что часть кварцитов представляла собой дольки поперечно расколотых галек. Никогда ранее в Якутии не встречались изделия столь архаической технологии обработки камня. Да и по виду они, поблескивающие, будто покрытые лаком или отполированные тончайшим песком, выглядели необычайно древними. Если, как неустанно утверждается, чисто технологические признаки в археологии каменного века действительно что-то значат, то найденное на дне могилы должно датироваться не веками и тысячелетиями, а по крайней мере несколькими сотнями тысячелетий. Но ведь это эпоха обезьянолюдей! Возможен ли подобный феномен культуры для Якутии с ее среднегодовой температурой от -5 до -17 °C? Такая постановка вопроса стоила того, чтобы резко изменить планы Приленской археологической экспедиции и бросить все средства и силы последующих двух полевых сезонов на поиск ответа на него в местности с таким торжественным, как отзвуки ударов по шаманскому бубну, названием — Диринг-Юрях.

…Никто из группы участников Международного геологического конгресса, который состоялся в Москве в августе 1984 года, и не думал сетовать на то, что к месту их самой интригующей из экскурсий ведет тропа крутая, длинная и, кажется, уходящая высоко, к самому небу. Одна за другой оставались позади древние террасовые уступы Лены, врезанные в склоны горы. Около устья «Глубокого ущелья» —105 метров, 135… Далеко внизу в распадке у подножия обрывистой возвышенности остались палаточный лагерь археологов и его бытовые постройки. И лишь по нежно-голубоватой змейке дыма под зеленым ковром прибрежной тайги можно было определить место, избранное археологами для своего «сезонного стойбища». Зато уже отсюда, со второй речной ступеньки, открывалась во всем величии необъятная взглядом ширь самой могучей водной дороги Сибири — Лены. Она величаво устремлялась на север к Якутску, а потом дальше, по направлению к полюсу, к вечно скованному льдом океану.

Но тропа, пробитая неутомимыми археологами, петляла дальше и, кажется, не было ей конца. И вдруг, когда высота перевалила за полторы сотни метров, на склоне перед выходом на самый верхний уступ горы появилась «парадная лестница» с бревенчатыми ступеньками. Их было всего 13, этих старательно уложенных бревен. Не стоило пересчитывать, ибо каждый, вступающий на лестницу, мог прочитать торжественно предупреждающий лозунг — «Тринадцать шагов — за миллион!» Он давал каждому выходящему на третью террасу второе дыхание. Еще бы! Тринадцать последних шагов по бревенчатым ступеням позволяли с помощью сказочной машины времени вступить в прошлое человечества, отстоящее от современности по меньшей мере на два миллиона лет.

Как гигантские пчелиные соты уходили в чащу смешанного леса участки раскопа, невиданного по размаху за всю полуторавековую историю изучения древнекаменного века Азии, Европы, Африки и Америки. Ювелирно зачищенные стенки контрольных бровок, позволяющие ясно видеть всю последовательность напластований, превращали рабочий полигон археолога в головоломно-причудливый по конфигурации лабиринт, раскинувшийся на площади более 8000 квадратных метров. На 150 метров протянулась прорезанная бульдозером стратиграфическая траншея. Она вскрывала десятки метров водных отложений древнейшей Пралены, воды которой миллион лет назад текли на полтораста метров выше современной долины реки. Трудно даже вообразить, какой же мощью обладали тогда ее воды и какой ширины достигало русло.

Об этом мог бы рассказать лишь предок, который два с лишним миллиона лет назад разбил свой лагерь на красноватых песках у кромки тихого затона Пралены. В этих ярко цветных, со следами мерзлотных нарушений, песках на чудовищной глубине (до 40 метров от поверхности) и залегали сотни оббитых кварцитовых галек, сколотых с них отщепов, а также всевозможные инструменты. Обработка сырья велась тут же, и доказать это не составляло труда: отделенные от галек фрагменты кварцита, разбросанные по жилой площадке, в некоторых случаях удавалось совместить друг с другом так, что они образовывали почти целую гальку. Что касается орудий, то эти будто покрытые лаком изделия как по технологии изготовления, так и по типам ни в чем существенном не отличались от инструментов, которые были на вооружении людей олдовэйской культуры, открытой в Африке семейством Лики. Геологи, изучив толщи напластований, согласились, что начало «врезания» потока Пралены в пределах своих древнейших берегов относится к «эпохе магнитной полярности Гаусс», которая датируется временем около 3,4–2,5 миллиона лет, а речные наносы, перекрывающие слой с каменными орудиями, не могут быть моложе 1,8 миллиона лет. Однако к самым поразительным заключениям пришли мерзловеды. Отметив древнейшие признаки вечной мерзлоты в горизонте с оббитыми человеком кварцитовыми гальками, они связали это явление с общепланетарным похолоданием, которое достигло своей наибольшей мощи 2,5–2,2 миллиона лет назад. Следы вечной мерзлоты позволили установить, что на Диринг-Юряхе в те давние времена среднегодовая температура была близка современной: — 10,2 °C!

Из всего того, что преподнес археологам Диринг- Юрях, пока они спокойно воспринимали только один факт — бесспорность обработки человеком кварцитовых галек и реальность разных по назначению инструментов. Остальное взывало к протесту и потому начало с ожесточением оспариваться. Вообразить современника древнейших гоминид Восточной Африки обитателем центральных районов Сибири, охваченных 2,5 миллиона лет назад жесточайшим похолоданием, дело немыслимое хотя бы уже потому, что предполагает коренное изменение представлений о предке столь глубокой древности. Ведь выжить тогда в Якутии он мог, лишь овладев огнем, научившись шить меховую одежду и строить жилища. Но возможно ли, чтобы древнейший предок, который обычно живописуется как предельно низкоорганизованное существо, проник в столь давние времена в Сибирь? Разумеется, невозможно, если и далее по старинке представлять его дикарем. Но в том-то и состоит исключительная значимость открытия Ю. А. Мочанова, что оно буквально вынуждало даже самого закоренелого скептика иначе взглянуть на достижения древнейших людей в развитии культуры и, особенно, на их интеллектуальные особенности. Сюда, в Диринг-Юрях, могло прийти, конечно же, не «инстинктивное» полуживотное существо с бессмысленным взглядом на мир. Ведь это же факт, что древнейшие в Евразии пралюди, как бы в насмешку над теми, кто не верит в их интеллект, обнаружены в Сибири. Первопредков, надо полагать, привело в суровый край не только желание получить легкодоступное пропитание, как обычно представляется. Их, облаченных в меховые одежды и поддержанных силой огня, вел вперед разум, а не инстинкт бездумного животного.

Это заключение, пожалуй, не менее неожиданно, чем само открытие в Сибири предков каменного века, отстоящих от современности на 2,5 миллиона лет. То и другое фантастично, ибо сделанные выводы опираются на факты, а зазвучать их по настоящему может лишь, конечно же, достаточно развитое воображение исследователя старины. Правда, в археологии, претендующей на статус строгой по точности науки, фантазии не поощряются. Но в таком случае стоит напомнить, что величайшие из открытий в науке о древностях принадлежат все же как раз тем, кого в свое время принимали за фантазеров. Вспомним того же Шлимана с его дерзкой уверенностью, что Троя — не миф, пересказанный Гомером, а историческая реальность. Вот почему фантазию в научном творчестве можно считать сродни волшебному вдохновению поэта, без чего мысль и чувства становятся бескрылыми. Поэтому, если чего и не хватает сейчас археологии, когда решается вопрос об интеллекте древних, так это того, о чем великий физик Нильс Бор говорил, обсуждая одну из теорий: «Это, конечно, сумасшедшая теория. Однако она мне кажется недостаточно сумасшедшей, чтобы быть правильной новой теорией».

Все это означает, что находки Ю. А. Мочанова в Диринг-Юряхе не просто из ранга мировых по научной ценности. Результаты его поисков следует оценивать предельно высоко — как эпохальное, поскольку они ломают привычные представления с той же безжалостной основательностью, с какой вдребезги взрывали окаменевшие догмы столь же великие археологи, как и великие мученики «фантастических идей» прошлого — Буше де Перт, первооткрыватель древнекаменного века и его искусства, Карл Фульротт и Эжен Дюбуа, кому принадлежит честь открытия первых черепов обезьянолюдей, дон Марселино С. де Саутуола, кто первым по достоинству оценил пещерную живопись палеолита, и, наконец, Луис Лики, вынесший возраст человечества за пределы границ полутора миллиона лет. Важно при этом заметить, что оспаривать выводы Ю. А. Мочанова становится все труднее. Отдавая отчет о серьезности последствий открытия в Диринг-Юряхе, он продолжает исследования с достойным поднятым проблемам размахом, скрупулезностью и точностью: к 1986 году площадь раскопа достигла 10 000 квадратных метров; с них удалено около 25 000 кубических метров мерзлого грунта; на стойбище обнаружено более 2000 каменных изделий; для уточнения геологической ситуации на террасе пробурено 9 скважин, глубина которых достигает 50 метров; на всей территории работ проведена детальная аэро- и наземная геофизическая съемка и посредством геофизических методов уточнены мощности и положения пород; с помощью радиолокационной аппаратуры «просвечен» весь район Диринг-Юряха; к изучению полученных материалов подключены геологи, геоморфологи, мерзлотоведы, почвоведы, специалисты по пыльце растений и древнейшим водорослям.

Что надо еще?

Чтобы достойно противостоять заключениям Ю. А. Мочанова, критикам-оппонентам, которые, как он говорит, «не приведя конкретных фактов, просто сомневаются — и только», следует теперь или повторить его научный подвиг, или (что значительно проще) все же учесть, наконец, горький опыт, изложенный в этой книге, и проявить благоразумную осторожность при здравом размышлении: а не начало ли это очередной научной драмы, которая будет развиваться далее по теперь уже тривиальному сценарию: 1) открытие; 2) отклонение значимости его теми, кто думает, что они лучше представляют существо дела и ответственнее оценивают ситуацию, чем тот, кто ведет само исследование; 3) реальность открытия становится очевидной, но право «признать» его присваивают себе те, кто более всего противился этому. Между тем исследования на Диринг-Юряхе продолжаются, и Ю. А. Мочанов, раздумывая над материалами открытия, подбросил еще один материал для дискуссий: он объявил о том, что «исследователи, очарованные блеском и количеством антропологических и археологических находок в Африке, несправедливо считают, что они уже нашли там прародину человечества». В действительности же, как справедливо и полагали в конце прошлого и в начале нынешнего века М. Вагнер, М. Мюллер, А. Катрфаж, Г. Осборн, В. Д. Мэтью, Д. Баррел, А. В. Грабо, Д. Блэк, П. П. Сушкин и Г. Ф. Дебец, ее следует искать на севере, в зоне Центральной, Восточной и Северной Азии. Ю. А. Мочанов рассуждает так: «Называть Север прародиной человека — слишком невероятно. Но это только на первый взгляд. Мне же представляется, что столь суровая сейчас и тогда Центральная Якутия также может претендовать на роль прародины. Выскажу даже более крайнюю мысль: у Севера больше шансов считаться прародиной, чем у Африки. Именно холод мог активизировать все биологические ресурсы, заложенные в организме наших предков, заставил их развиться быстрее. Вероятнее всего, эти экстремальные условия способствовали качественному скачку в развитии человека, появлению разума. Стабильные благоприятные условия Африки и других тропических районов вряд ли могли служить стимулом для такого развития, какого потребовал от человека Север. Северная или внетропическая гипотеза прародины человека (и это уже без всяких сомнений) требует переосмысления уже утвердившихся представлений о месте, времени зарождения человека, путях его расселения на нашей планете. Мне представляется, что прародина человечества может находиться в тех областях высоких широт, где в последние, скажем, 10 миллионов лет достаточно резко ощущалось похолодание, но не было покровного оледенения. К ним в первую очередь можно отнести Центральную Азию и Средне-Сибирское плоскогорье, где находится Диринг-Юрях».

Итак — все вернулось на круги своя?