Кольцо власти

Глава первая

Они прибыли в Соважон сразу после полудня, но вышедшая навстречу высокая костистая женщина сообщила, что воспитанницу приведут только завтра утром, и предложила переночевать в городе. Варвар при виде разочарованно вытянувшейся физиономии аргосца пожалел Эрленда, но промолчал. Городок, где они остановились на ночлег, оказался чистеньким и уютным. Белые дома были почти не видны из-за обступивших их деревьев, и создавалось впечатление, что одни только черепичные крыши рядами карабкаются по крутым склонам гор. Внизу широкий изгиб Алиманы с отмелью, усыпанной побелевшими на солнце камнями, выделялся светлым пятном среди буйной зелени, заполонившей все вокруг. За отмелью, как огромная белая глыба, высился монастырь. Над его стенами поднимались две вершины — купол храма и черная статуя Митры.

В полупустой таверне спутники поужинали — не так, конечно, как вчера, но вполне пристойно, а Конан вдобавок выиграл в кости у заезжего торговца пять золотых. Довольный удачей, он тем не менее почесал за ухом: не собираются ли боги для равновесия наподдать ему в ближайшие дни?

В сам монастырь никого не допустили, и отряд спешился у высокой белокаменной стены, рядом с крыльцом под небольшим навесом. Маленькая дверь с зарешеченным оконцем открылась на стук Эрленда, и монахиня в шафрановой мантии взяла у него узел с одеждой. Через некоторое время дверь открылась вновь, и на крыльцо вышла девушка в костюме для верховой езды: узких кожаных штанах и таком же жилете поверх белой рубахи с широкими рукавами. Наряд ее довершал короткий плащ, небрежно наброшенный на одно плечо. Молодая женщина обвела взглядом стоявших перед ней шестерых мужчин. Конан прищелкнул языком, не в силах сдержать восхищения. Такая красота встречалась редко. Нехитрая дорожная одежда не могла скрыть совершенных линий тела девушки: высокой груди, которой было тесно в полотняной блузе, длинных сильных ног, округлости бедер и очаровательной покатости плеч. Стройная шея виднелась из полурасстегнутого ворота рубахи. Копна светлых пепельных волос, ниспадавших на плечи, в ярких лучах солнца отсвечивала золотом. И глаза! Синие, почта такие же, как и у киммерийца, но с более глубоким, фиолетовым оттенком, живые и дерзкие, однако с затаенным в глубине выражением легкой печали.

«Не больно-то, похоже, весело, жилось девчонке в этом монастыре», — подумал варвар.

Глаза молодой герцогини, обведя лица стоявших мужчин, остановились на аргосце:

— Ты, похоже, не рад меня видеть, Эрленд? — промолвила она лукавым тоном.

— Хайделинда! — вскричал опомнившийся аргосец, бросившись к девушке.

Он приблизился к ней и остановился, не зная, как поступить.

— Мы настолько поражены твоей красотой… — неожиданно галантно начал киммериец и сам удивился своим словам. Запнулся, но продолжил: — …что потеряли дар речи. Прошу, герцогиня, конь ждет тебя.

Конан подвел к стоявшим в нерешительности молодым людям приготовленного для Хайделинды коня и помог ей вскочить в седло. Бросив взгляд на Эрленда, он хитро подмигнул ему и направился к своим солдатам, которые, слегка усмехаясь, наблюдали за происходящим.

— Пора в путь! — вскакивая на коня, сказал варвар. — Здесь нас ничто не держит, не так ли, герцогиня?

Девушка энергично кивнула изящной головкой.

— Ну что ж, тогда вперед! — Варвар тронул пятками коня. — Эрленд расскажет по пути о последних событиях в замке.

Он кивнул Жуку и Сабрию, чтобы ехали первыми, потом пропустил аргосца и Хайделинду и вместе с остальными тремя солдатами замкнул кавалькаду, ведя в поводу вьючных лошадей. Дорога по Аквилонии не представлялась ему опасной, но случиться могло всякое, поэтому об осторожности забывать не следовало. На своих наемников он мог положиться вполне. Ребята опытные, не раз побывавшие в опасных переделках. Отряд пересек мощеную площадку перед монастырем и вытянулся вдоль дороги, ведущей домой, на север.

«Домой… — пронеслось в голове у Конана. — Интересно, где же он, мой дом?»

Впрочем, эта мысль мелькнула на одно мгновение и исчезла. Киммериец продолжал думать над тем, что сказал ему позавчера Эрленд. Бьергюльф — убийца своего брата, варвар полностью уверовал в это. Но как доказать вину вельможного герцога? Как заставить его сделать ошибку, чтобы всем стало ясно: он — убийца? Конечно, пока рано посвящать в это дело молодую герцогиню. Девушка два года была оторвана от мирской жизни, потрясение от такой новости может быть слишком сильным, и неизвестно, что она может выкинуть.

«Что у нас есть? — размышлял он, не забывая поглядывать по сторонам. — Во-первых, перстень. Герцог не подозревает, что он может всплыть на поверхность. Он абсолютно уверен в том, что его брат сгинул без следа. Если прилюдно вручить ему это кольцо, как он поступит? Эта вещь фамильная, как сказал Эрленд, все знают, что Гюннюльф никогда не снимал его с руки. Тогда герцог начнет подозревать, что кто-то, кроме них с колдуном, знает о том, как все произошло. — У варвара даже слегка застучало в ушах от напряжения. Размышлять о таких вещах не было самой сильной стороной его натуры. — Эх, сюда бы эту шельму Ловкача Шелама! — подумал он, — Вот кто в таких вещах был как рыба в воде! А что я могу придумать? Варвар — он и есть варвар! Тьфу!*

Он сплюнул в придорожную пыль и поглядел вперед. Эрленд и Хайделинда ехали рядом, о чем-то тихо беседуя.

«Клянусь Митрой, за такую девушку и я не пожалел бы многого, — усмехнулся киммериец. — Парню повезло, если, конечно, и она разделяет его чувства».

Дорога была спокойной, и Конан вновь погрузился в свои размышления.

«Значит, надо при большом скоплении народа, когда герцог, скажем, позовет гостей — говорят, он любит устраивать такие сборища у себя в замке, — передать якобы присланный кем-то ларчик. Откроет его Бьергюльф, а внутри — перстенек покойного брата. Замечательно! — похвалил он себя. — Ну и что дальше?»

Дальше пока что не выходило ничего. Сколько варвар ни придумывал различных козней с этим кольцом, он не мог нащупать ниточку, которая бы размотала клубок тайны, окутавшей смерть герцога Гюннюльфа или, наоборот, повязала его убийцу.

«Нергал мне в кишки! — выругался он про себя. — Только и умею, что мечом размахивать. Пожалуй, в моем возрасте уже пора и мозгами шевелить понемножку!»

Киммериец наморщил лоб и долго ехал с выражением такой явной сосредоточенности на лице, что Барх, один из его солдат, стал с тревогой посматривать в его сторону — не случилось ли чего с командиром. Поймав недоуменный взгляд, варвар подмигнул седовласому ветерану, и в тот же миг его осенило.

«Надо еще найти что-нибудь от одежды или снаряжения Гюннюльфа! Спросить Эрленда, пусть поищет.

Седло, кинжал, перчатку, стремя или, в конце концов, уздечку. Но такую вещь, о которой всем известно, что она принадлежала именно пропавшему герцогу. Вряд ли Бьергюльф точно помнит, с чем его братец уехал почти два года назад! — Конана обдала жаркая волна от ощущения привалившей вдруг удачи. — Не торопись, варвар, — придержал он себя, — думай медленно, но точно. Найти бы пару-тройку таких вещичек и подсовывать их постепенно Бьергюльфу, пока он не начнет метаться и искать того, кто это делает. Тогда он непременно потеряет хладнокровие и совершит какую-нибудь ошибку. Выдаст себя чем-нибудь, обязательно выдаст, клянусь хитроумным стариной Белом!»

Эрленд настолько горел желанием увидеть Хайделинду, что когда наконец это случилось, в первое мгновение совершенно смешался. Если бы не Конан, снявший неожиданной галантной тирадой затянувшуюся неловкость, аргосец совсем бы смешался. Он, славящийся своим хорошо подвешенным языком, вдруг, как молоденький мальчик при виде тайно обожаемой женщины, покраснел и не мог промолвить ни слова. Довольно долго они ехали рядом с молодой герцогиней молча. Девушка тоже была несколько смущена, но по другой причине. За время пребывания в монастыре послушницы совершенно не встречались с мужчинами, если не считать того, что они видели прихожан через каменную решетку с галереи Большого Храма. Беспрерывное общение с одними женщинами, при том что послушницы почти не оставались одни, без воспитательниц, сковало молодую герцогиню, как, впрочем, и других девушек. За двухлетнее пребывание послушниц в Сова-жоне монахини обычно добивались своего: девушки могли стать лишь матерями и покорными исполнительницами чужой воли. Всем им предстояло заново обретать вкус к нормальной жизни на воле. Удавалось это далеко не каждой. Однако характер юной герцогини быстро начинал брать свое, возвращая Хайделинде нрав живой, непосредственной девушки, какой она была до заточения в кельях монастыря Соважон.

— Ты, наверное, очень ждала этого дня? — нарушил затянувшееся молчание довольно-таки глупым вопросом Эрленд,

Хайделинда, с легкой улыбкой оглядывавшая растирающиеся перед ними сады и поля зеленеющих хлебов, ответила не сразу. Она вдыхала полной грудью упоительный воздух свободы, не думая ни о чем особенном — просто наслаждаясь мерной поступью коня, взбирающегося по склону холма, шелестом дубовой рощи, окаймлявшей дорогу, свистом пролетающих птиц — и тем, что рядом с ней покачивается в седле человек, о встрече с которым она мечтала все эти два ужасных года. Ей не хотелось сейчас ничего больше, даже то, как сложится дальше ее жизнь после возвращения, волновало ее очень мало — девушка почему-то уверилась, что теперь все будет просто прекрасно. Вопрос Эрленда нарушил ее безмятежное состояние и вернул к действительности.

— Конечно, — просто ответила она, одарив его взглядом огромных фиалковых глаз.

— Ты ведь знаешь, что случилось с твоим отцом… — начал аргосец.

— Когда мне сообщили, я плакала целую ночь, — ответила Хайделинда, — но на следующий день весть эта печалила меня уже значительно меньше. Не знаю даже почему, — задумчиво произнесла она, — может быть, жизнь в монастыре отучила нас от нормального отношения к тому, что происходит в мире. А может быть, оттого, что я никогда не была особенно близка ни с отцом, ни с матерью. Она, кстати, здорова?

— Здорова и вполне счастлива, — осторожно ответил Эрленд.

Он никак не мог справиться с волнением, охватившим его в первый момент встречи, и совершенно не знал, как себя вести. Увидев Хайделинду, еще больше похорошевшую за эти два показавшихся ему бесконечными года, он окончательно потерял голову от любви. Эрленд искоса поглядывал на молодую герцогиню, стараясь найти подобающую тему для беседы.

— Как странно… — протянула девушка. — Дядя на столько не похож на моего отца. Впрочем, откуда мне знать, счастлива была с ним мать или нет? Мне не рассказали, как погиб отец, — повернулась она к аргосцу.

— Никто не знает, — придерживая коня, чтобы отстать от едущих впереди наемников, ответил Эрленд, — он исчез вместе с десятком слуг и егерей, когда отправился на охоту.

— Их искали в лесу?

— Две седмицы прочесывали все окрестности, но ты же знаешь, какие огромные у нас леса.

— Да, — задумчиво произнесла Хайделинда, — бескрайний лес, бездонные болота… пропасть там нетрудно. И никаких следов?

— Никаких, — подавленно кивнул Эрленд.

Его так и тянуло рассказать Хайделинде все, что он знал, но, памятуя указания варвара, аргосец молчал.

— Расскажи, что делается в замке? Как поживают Сюннива, ее брат Ивар?

— Сюннива очень ждет твоего приезда. Она помогает отцу вести хозяйство замка, но мне кажется, что в ней появилось что-то странное…

— Странное? Что же именно?

— Она была раньше веселая, помнишь, как вы вместе играли и пели? Теперь почти не смеется, даже на пиры герцога старается не приходить.

— Да уж, — не без ехидства заметила девушка, — я ее очень даже понимаю. Бьергюльф никогда не умел вести себя за столом, вечно начинал приставать ко всем девушкам подряд. Даже когда отец был жив, он не особенно сдерживался. Так что могу себе представить, что творится сейчас, — фыркнула она.

— А Ивар теперь в Бельверусе, — продолжал аргосец. — У нас останавливался барон Амальрик, он предложил герцогу отправить Ивара в столицу. Теперь он при дворе.

— При дворе? — переспросила Хайделинда. — Что ж, я рада за Ивара. Если повезет, сможет стать большим вельможей, В столице масса возможностей. Может быть, и титул получит, он всегда страдал от того, что Гутторм не наследовал баронство. А что, барон Амальрик дружит с Бьергюльфом?

— Ты же знаешь, — быстро ответил Эрленд, — герцог дружит со всеми, кто не прочь охотиться, пить на пирах и слушать его рассказы про затравленных медведей, волков и лосей. Правда, в последний раз им не повезло на охоте, медведь чуть не отправил всех на Серые Равнины.

После этого молодые люди долго ехали в молчании, каждый занятый своими мыслями.

Глава вторая

Остались позади равнины и дубовые рощи Аквилонии, и отряд въехал в пределы немедийского королевства. Патрульные на границе взяли с Эрленда положенную дань, и путники направились по петлявшей среди холмов дороге к Терскому замку, где собирались остановиться на ночлег. Поля уступали место небольшим перелескам, которые все чаще возникали, словно острова среди моря зеленеющих нив. Потом деревьев стало еще больше, и уже поля и луга, встречаясь все реже и реже, и свою очередь казались островами среди бесконечных елей и сосен, изредка перемежающихся буковыми и дубовыми рощицами. Отряд приближался к Пфальцскому лесу, огромному и дремучему, который едва пересечешь за день, да и то, если знаешь тропы в буреломе и имеешь хорошего коня. Через несколько лиг должен был показаться мрачный и угрюмый, под стать этому лесу, Торский замок.

Конан на всякий случаи выехал вперед отряда, поручив Барху и Сабрию вести лошадей с поклажей и прикрывать тыл кавалькады. Здесь следовало быть осторожным. Хотя замок был и недалеко, в густом лесу легко могли спрятаться десяток вооруженных людей. Часто бывало, что, внезапно выскочив из-за стены деревьев, разбойники грабили не ожидавших нападения путников и исчезали тайными тропами в глубине леса, прежде чем опомнившиеся люди успевали дать им отпор. Патрульные отряды, которые высылали, и королевская гвардия из самого Бельверуса, и стражники барона Торского, не успевали всюду, и это место имело дурную славу среди путешествующих по Немедии, Киммериец ехал не спеша, зорко вглядываясь в окружавший лес, примечая каждое движение и внимательно прислушиваясь к любому звуку.

— Стой! — Внимание варвара привлек какой-то неясный гул.

Отряд остановился. Затаив дыхание, люди прислушивались к непонятному шуму, возникшему где-то справа от дороги. Конан сделал знак своим воинам, и те взялись за рукояти мечей, готовые при малейшей опасности выхватить клинки из ножен. Шум меж тем приближался. Он был похож на шорох, производимый свиньей, чешущей свой бок о ствол дерева или врытый в землю столб. Казалось, тысячи животных одновременно трутся обо что-то щетинистыми спинами: шелест, скрипы, какие-то стоны и всхлипывания раздавались из чащи теперь совершенно явственно.

— Быстро вон туда! — Киммериец указал рукой на поляну, шагах в ста от них.

Надо было как можно скорее отойти подальше от глухого, стоявшего стеной леса. Варвару очень не нравился этот шум — непонятный и потому казавшийся особенно опасным. С открытого места они смогут хотя бы видеть то, что появится из чащи. Спутники киммерийца повиновались и погнали коней к поляне.

— Эрленд! — крикнул киммериец, замыкавший отряд. — Ни на шаг от герцогини!

Замечание было напрасным, так как Эрленд держал своего коня рядом с Хайделиндой, прикрывая ее справа. Кавалькада доскакала до поляны, и всадники остановили коней, прислушиваясь к нараставшему шуму. Дальше дорога проходила сквозь дубовую рощу и хорошо просматривалась. Сквозь листву уже были видны башни замка. Конан выстроил своих людей полукругом, а Эрленда и Хайделинду отправил к себе за спину, поставив еще вдобавок между ними и отрядом лошадей с вьюками.

— В случае чего, — обернувшись крикнул он им, — во весь опор скачите в замок, мы постараемся задержать их!

— Что там такое? — спросила Хайделинда, вытаскивая узкий изящный меч, привезенный ей Эрлендом.

— Сейчас увидим! — ответил варвар, прислушиваясь к нарастающему шуму, — Убери свое оружие, девочка. Я же сказал — в замок! Здесь слушать только меня! — увидев ее протестующий жест, гаркнул он. — Мне платят за то, чтобы ты живой и здоровой была доставлена домой, а не за…

— Конан, смотри! — закричал Барх, который стоял правее всех и раньше других заметил, что происходит в лесу.

Через мгновение и все остальные с ужасом увидели, как в том месте, откуда они впервые услышали шум, из чащи выскальзывает странное существо. Огромное, размером с хороший стог сена. Во всяком случае, когда монстр вытащил свое тело полностью, то ширины дороги еле хватило, чтобы он на ней поместился. Чудовище напоминало гигантского рака, но, в отличие от своего водяного собрата, довольно быстро передвигалось по земле на дюжине тонких коротких ног, поддерживавших заднюю часть туловища. Передняя часть, покрытая пятнистым панцирем, была вооружена двумя клешнями величиной с человека и маленькой головкой, временами вылезавшей наружу из-под чешуи. Эта голова, подобно черепашьей, поворачивалась из стороны в сторону. Выпуклые рыбьи глаза уставились на всадников. Монстр двинулся вперед, угрожающе щелкая клешнями. Брюхо чудовища покрывало множество костистых пластинок, которые и производили шум, похожий на поскребывание щетины о дерево.

— В замок! — рявкнул варвар на Эрленда и повернулся к приближающемуся монстру. — Хвост Нергала мне в печень! Луки! — закричал он.

Его воинов учить было не надо. Барх и Жук уже держали оружие наготове, ожидая, когда тварь подползет чуть ближе. Свист двух стрел раздался почти одновременно. Одна из них, стукнув о панцирь, отскочила в сторону, другой стрелок оказался удачливее, попав в чешуйчатую шею монстра. Чудовище дернулось, потом его голова втянулась внутрь, вырвав стрелу из шеи.

— Спешиться! Лошадей в повод! — скомандовал варвар, спрыгивая на землю. — Что вы стоите, как истуканы! — прикрикнул он на Эрленда и герцогиню. — Вперед! Возьмите всех лошадей!

Они повиновались и во весь опор понеслись по дороге.

— Остальные — в лес! Лупи ему по глазам!

Конан, тщательно прицелившись, спустил тетиву. Чудовище было уже в двадцати шагах, и поэтому выстрел киммерийца оказался удачнее, чем предыдущие: стрела вонзилась точно в глаз. Голова монстра дернулась, и он стремительно бросился на разбегающихся людей.

«Хорошо, что спешились, — успел подумать киммериец, увертываясь от взмаха клешни, — останься мы верхами, кони бы не успели развернуться».

— За деревья! — приказал он.

Монстр оказался на удивление проворным. Если бы он напал на людей неожиданно или выскочил впереди кавалькады, то неизвестно, чем бы все кончилось. Тварь с быстротой змеи бросала вперед гигантское тело, стремясь ухватить людей клешнями. Стрела, видимо, вывела из строя его правый глаз, и два броска монстра оказались неудачными: воины успели отскочить за деревья. Среди стволов тварь не могла двигаться так же быстро, как на открытом месте.

— Стреляй в него! — крикнул варвар Жуку, который был чуть в стороне от остальных.

Жук выстрелил, но ветви помешали прицелиться, и воин промахнулся. Монстр тем временем перекусил ствол небольшого деревца, за которым прятался один из солдат, и второй клешней успел сбить его с ног.

— Держись! — Варвар с мечом в руках бросился тому на помощь и резким взмахом отсек одну из ног монстра.

Чудовище чуть покачнулось, но мгновенно свернулось в клубок, словно собака, и киммериец очутился в двух локтях от разинутой пасти, откуда несло смрадным, тяжелым зловонием. Конан рубанул мечом еще по одной ноге и бросился вперед, стремясь выскользнуть из-под оседающего на него живота чудовища. Варвар кубарем выкатился наружу, чуть не попав под взмах клешни, которую слегка задержал меч Барха. Сталь со звоном ударила о твердый панцирь, но с таким же успехом можно было пытаться перерубить крепостную стену.

На клешне не осталось даже следа. Тварь распрямилась и резким ударом подбросила вверх одного из наемников, не успевшего увернуться. В это мгновение немой Сабрий с яростным мычанием прыгнул вперед и успел рубануть монстра мечом по шее. Кожа в этом месте оказалась тонкой, по крайней мере настолько, что ее пробил офирский клинок.

Из раны хлынула темная жидкость, голова на мгновение убралась внутрь, но тут же вновь, как змея из норы, рванулась вперед. Оглушенный падением воин пытался подняться на ноги, но гигантская клешня настигла его, и поляну огласил жуткий предсмертный вопль. Тварь перекусила человека пополам, но и для нее это движение оказалось последним. Нырнувший под вторую клешню Конан успел нанести монстру еще одну страшную рану. Чудовище осело, чуть не придавив варвара.

— Вот тебе! — Барх вонзил свое копье в уцелевший глаз монстра.

Острие, видимо, достало до мозга чудовища, и, дернувшись пару раз, тварь застыла. Солдаты собрались вокруг варвара.

— Клянусь рогами Нергала, впервые в жизни встречаю такую нечисть! — возбужденно воскликнул Барх, еще не остывший от схватки.

Сабрий только удовлетворенно мычал, показывая на огромную тушу. Жук и Сципион задумчиво глядели на нее, покачивая головами.

— Это не зверь, — промолвил Жук, указывая на монстра, который быстро изменял свой цвет.

Из зеленоватого он становился пурпурным, потом желтым с грязными коричневыми разводами. Одновременно тело съеживалось, как бычий пузырь, из которого выпускают воздух. Через несколько мгновений на месте схватки осталась только кучка грязноватого праха, почти неотличимая от земли.

— Ты прав, — медленно процедил киммериец, повернувшись к Жуку, — это не зверь. Опять какая-то магия!

— За что нам такая напасть? — почесал бороду Сципион.

Конан развел руками:

— Откуда мне знать, Нергал мне в кишки!

У него уже зародились определенные подозрения, но он считал, что другим знать об этом не следует. Наверняка последствия ночи на шабаше духов! Клешни нацеливались, скорее всего, на него одного, но боги вновь помогли варвару.

Глава третья

Хрустальный шар разлетелся вдребезги, ударившись о стену. — Они поистине демоны! — Краутвурст был вне себя от ярости.

Колдун потратил столько сил, чтобы вызванный его чародейством монстр расправился с этими наемниками, но все получилось совеем не так, как было задумано. Наблюдая в своем шаре картину схватки, он не мог ничего сделать, чтобы помочь чудовищу уничтожить этих ублюдков. Кто-то из них смертельно опасен для мага. Надо торопиться, иначе будет плохо, совсем плохо!

Он быстро собрал свои колдовские принадлежности в дорожный сундучок и, заперев дверь комнаты, которую снял в постоялом дворе под звучным названием «Благородный немедиец», кубарем скатился по лестнице. Скорей, скорей, иначе будет поздно…

В каждом городе есть кварталы, где обитают люди, Живущие не совсем в ладах с законом. Контрабандисты и торговцы всяческим зельем, мелкие воришки и крупные скупщики краденого, нищие и ночные грабители — все они находят там приют. Гвардейцы Золотого Леопарда и городские стражники время от времени наведываются туда, кое-кого арестовывают и бросают в тюрьму, кое-кто получает свою долю плетей, на потеху толпе, но улов обычно небогат — те, кого искали, проваливаются как сквозь землю, а когда, бряцая латами и провожаемые проклятиями, солдаты уходят, жизнь в этих кварталах продолжается, как и прежде, по своим законам и правилам.

В былые время король Гариан распорядился вытащить всех из лачуг и снести квартал, позоривший столицу королевства своим существованием. Так и сделали: жителей выгнали за стены города, а ветхие дома разрушили и устроили на том месте новый городской рынок. Прошло некоторое время, и вокруг рынка вновь стали лепиться одна к другой причудливые постройки, вновь откуда-то появились нищие, открылись публичные дома, притоны для игры в кости и такие, где можно было воскурить вендийский порошок — все возвратилось на круги своя с той же неизбежностью, с какой за зимой приходит весна. Теперь, по прошествии нескольких лет, обиталище темного люда не отличалось от подобных в других столицах. И названия у всех этих кварталов соответствующие — Пустынька и Свалка в далеких заморанских городах Шадизаре и Аренджуне, Гадюшник в еще более далекой туранской Шангаре, Гнилое Пузо в Нумалии или Дикое Поле здесь, в Бельверусе.

Краутвурст пробирался по кривым улочкам Дикого Поля, пытаясь отыскать таверну «Хромой волк», где он когда-то нашел исполнителей для одного темного дельца. Он поплотнее запахнулся в коричневый плащ, чтобы не выделяться среди бродившего вокруг люда пестротой своих добротных одежд.

— Дай монетку! Дай! — загнусавил рядом голос.

Колдун повернулся и увидел босоногого, в лохмотьях, нищего, протягивавшего к нему скрюченную и синюю от холода руку.

— Монетку заработать надо, — рявкнул он на него, — проведи к «Хромому волку».

— Нет уже «Хромого волка», господин хороший, — прогнусавил нищий. — Но я могу тебе посоветовать другое место.

— Почем ты знаешь, что оно мне подойдет? — усмехнулся колдун.

— Благородный господин в таких сапогах, наверное, не вендийскую смесь ищет? — глядя на него слезящимися глазами, ответил нищий. Почуяв наживу, он приободрился. — Тебе ведь надо лихих людей найти?

— Что ты ходишь вокруг да около! — рявкнул на него Краутвурст. — Если знаешь таких, то пошли, да побыстрее. У меня времени в обрез!

Нищий подобрал полы одеяния, которое раньше, судя по остаткам шитья, было камзолом богатого человека, и засеменил куда-то вбок, сделав Краутвурсту знак следовать за собой. Помедлив мгновение, колдун двинулся за нищим в грязный переулок, образованный двумя рядами домов, кое-как сложенных из больших каменных блоков. Дойдя до здания, узкого, как башня, его спутник постучал в старую закопченную дверь, оставшуюся, наверное, с прежних, еще до гариановских времен от какого-то другого дома, сгоревшего на пожаре.

— Кто там? — рявкнул в зарешеченное окошко грубый голос.

— Хемниус здесь? — прогнусавил нищий. — Тут до него человек.

— Кто? — Дверь открылась одновременно с вопросом, и наружу выглянул черноволосый человек свирепого вида — судя по всему, офирец.

Он смерил взглядом Краутвурста и кивнул:

— Ты, что ли? Заходи!

Краутвурст бросил гнусавому нищему честно заработанную попрошайкой пару медных монет и вошел внутрь дома, удивляясь про себя, почему столько офирцев не остаются жить в своей богатой стране, а скитаются по всему миру, да еще обитают в таких захолустных местах. Впрочем, войдя в помещение, он сразу забыл об этом, ибо впустивший его человек схватил колдуна за ворот камзола и, дыша в лицо запахом лука и дешевого вина, прохрипел:

— Ты чего тут вынюхиваешь, пес смрадный?

Краутвурст начертил правой рукой магический знак и произнес пару слов на неизвестном офирцу языке. Того словно вихрем подхватило и с силой швырнуло о стену. Охая и постанывая, он с трудом выпрямился, глядя на колдуна со страхом и некоторой долей уважения.

— Слушай, офирский козел, — тихо сказал колдун, — я сюда не в кости играть пришел. Мне нужны люди.

— Понял, понял, господин, — послушно закивал офирец и, сделав два шага куда-то в сторону, открыл дверь, которую в потемках колдун и не заметил. — Прошу, проходи.

Краутвурст вошел в просторное помещение с низким потолком, где за длинным столом сидели человек пятнадцать, на лицах которых отпечатались следы большинства пороков, присущих человечеству. Колдун подошел к столу и под взглядами прекративших свои разговоры людей присел на свободный стул. Мужчина со шрамом на щеке — видимо, предводитель этой братии — раскрыл было рот, чтобы задать незнакомцу вопрос, но Краутвурст властным жестом руки остановил его:

— У вас мало времени, чтобы выполнить дело, которое я хочу поручить, поэтому сразу приступаю к главному, а вы внимательно слушайте.

Он пришел сюда, хорошо подготовившись и защитив себя магическим заклинанием, поэтому не боялся неподобающего обращения. Его поведение несколько удивило предводителя. Он раскрыл в недоумении рот, но потом опомнился и гаркнул:

— Ты кто такой, чтобы устанавливать здесь… свои порядки?

Конец фразы он проговорил уже не так грозно, как начал, поскольку заметил, что приведший Краутвурста человек подает из-за его спины отчаянные знаки, показывая, что посетитель отнюдь не так прост, как может показаться с первого взгляда. Остальные мужчины, привставшие было с угрожающим видом, снова уселись на свои места и уставились на странного пришельца.

— Я думаю, мы договоримся, — усмехнулся колдун. — Мне нужно, чтобы вы убрали нескольких людей.

— Вижу, ты круто сварен, — обрел прежнее достоинство предводитель, — уж не хочешь ли ты, чтобы мы зарезали самого…

Он не договорил, криво усмехаясь и глядя на Краутвурста серыми навыкате глазами.

— Зачем же? Это люди простые, по крайней мере король и Гвардия Золотого Леопарда совершенно не будут беспокоиться, если они исчезнут без следа. Смотрите, — колдун вытащил длинный кожаный мешочек и высыпал на стол горку золотых, — это задаток. Если выполните мое поручение, то получите в два раза больше.

В комнате стало тихо, тускло блестевшие в свете свечей монеты внушали собравшимся серьезное уважение. Предводитель облизал языком враз пересохшие губы и хрипло спросил:

— Денег много. А если твое задание окажется нам не по силам?

— Я уверен, что вы справитесь, их всего семь человек. Женщину не трогайте, — великодушно разрешил Краутвурст, придя к выводу, что герцогиню можно оставить в живых. — Если, конечно, это не будет мешать делу. Слушайте…

Пятнадцать пар глаз уставились на колдуна. Краутвурст описал им внешность тех, кого следует вычеркнуть из списка живых, потом вместе с предводителем они обсудили, в каком месте путников лучше подстеречь так, чтобы не осталось следов.

— Я буду наблюдать за вашими действиями отсюда, из Бельверуса, — поднимаясь, предупредил Краутвурст, — и горе вам, если попытаетесь обмануть.

— Не беспокойся, хозяин, — осклабился предводитель, смахивая со стола монеты, — не мальчики, сам видишь. Сделаем в лучшем виде, клянусь Митрой! Говоришь, они тайные чернокнижники? Дело богоугодное, а если оно еще и щедро оплачено, то просто святое, хе-хе-хе!

Под разноголосый смех колдун покинул притон, радуясь про себя, что дело, кажется, улажено. Скоро он снова сможет зажить спокойно.

Глава четвертая

После встречи с монстром варвар забеспокоился, удастся ля ему доставить Хайделинду в целости и сохранности в Хельсингер. Если он прав и кто-то пытается уничтожить именно его, тогда Эрленду лучше нанять других наемников или же самому Конану имеет смысл покинуть отряд.

— Ты абсолютно уверен в этом? — спросил его Эрленд, выслушав киммерийца.

Они сидели в мрачном и полутемном зале Торского замка, где решили остаться до утра. Челядь барона Амальрика, узнав, что молодая герцогиня Хельсингерская останавливается на ночлег в замке, расстаралась не хуже, чем приятель Эрленда в аквилонском трактире: стол выглядел столь изобильно, что даже Конану не под силу было съесть и выпить все выставленное перед ним. Он сидел в кресле, откинувшись на спинку и слегка осоловелым взглядом смотрел на Эрленда.

— Уверен? — повторил Эрленд свой вопрос.

— Трудно сказать наверняка, когда дело касается магии, — задумчиво ответил варвар, — но других причин я не вижу.

— Монстр вполне мог быть направлен и против меня, — ответил аргосец, — я ведь тоже кое-что знаю. Потом, что это мы прицепились к исчезновению Гюннюльфа? За твоими солдатами тоже немало числится, не так ли? И мы не знаем, кто и с какой целью послал на нас это чудище. Так что, — подвел итог Эрленд, — мне кажется, рано делать выводы. Вот если подобное повторится, мы сможем узнать значительно больше.

— Ничего себе! — хмыкнул Конан. — Дорогая цена, чтобы узнать наверняка. Каждый раз по одному трупу, да и то мне кажется, дешево еще отделались, клянусь владыкой курганов Кромом! Могло быть и хуже. К тому же ты не прав — пока мы все вместе, нам не узнать, против кого направлены действия. Давай лучше подумаем, если колдовство связано с тем, что я видел в лесу, тогда другим грозить ничего не должно. Так?

— Мне думается, — неуверенно начал Эрленд, — тварь послал колдун Краутвурст. Либо он действует сам, либо вместе с Бьергюльфом.

— Но почему?

— Предположим, Амальрик пригрозил Бьергюльфу, сказав, что знает о его участии в гибели герцога. И герцог послал к колдуну…

— Ну и что тогда? Почему он посылает монстра против нас? Ты уверен, что никто не заметил, как ты подслушиваешь допрос ведьм?

— Я был один у того оконца, и меня никто не видел.

— Тогда ты отпадаешь, — почесал щеку варвар. — Остаюсь я, если исключить, конечно, моих солдат.

— Правильно, — подумав, согласился аргосец. — Похоже, колдовство направлено все-таки против тебя.

— Это мы проверим! — воскликнул варвар. — Есть мысль. Надо только добраться до Бельверуса.

— И что там?

— Я оставлю своих ребят в городе, пусть погуляют. Они славно потрудились вчера, да и страху натерпелись достаточно. В Бельверусе наймем других, может быть, сын вашего управляющего поможет договориться с гвардейцами. Или подождете с Хайделиндой в городе, а я слетаю в замок, приведу стражников из Хельсингера. Несколько дней в столице не помешают, да и герцогиня развлечется, — продолжал киммериец. — А то она, мне кажется, все еще не отошла от прелестей монастырской жизни. Я, конечно, не большой знаток монастырей, но, по-моему, эта пара лет далась девчонке не так-то легко.

— Мне тоже так показалось, — согласился Эрленд. — Давай сделаем так: ты поедешь в Хельсингер и вернешься с нашими стражниками. Я напишу герцогу письмо, что на нас напали разбойники и твои люди погибли, защищая нас с Хайделиндой. Идет?

— Неплохо, — усмехнулся варвар, — Есть только одна закавыка.

— Какая?

— Если колдовство направлено против меня, то я могу и не доехать до замка, — он усмехнулся еще раз, — или не вернусь в Бельверус. Давай договоримся, сколько времени ты меня ждешь.

— Пять дней туда и обратно хватит?

— Вполне.

— Тогда, — сказал Эрленд, — если ты не вернешься через пять дней, я попытаюсь возвратиться в замок самостоятельно.

— Заодно будешь точно знать, что никакой колдун не задался целью уничтожить лично тебя, — рассмеялся киммериец. — А сейчас остался один пустячок — целыми и невредимыми добраться до столицы.

Им повезло. Путь до Бельверуса они проделали вместе с возвращавшимся с границы отрядом королевской гвардии, который направлялся на отдых в казармы. Солдаты, горланившие веселые песни, перемежая их грубыми шутками, были, конечно, не лучшей компанией для молодой герцогини. Но Хайделинде после проведенных в монастыре лет нравилось все вокруг. Глаза девушки блестели, принимая восхищенные и полные неприкрытого желания взгляды множества мужчин. Она повеселела, и Конан, заметив это, улучил момент и подмигнул Эрленду: мол, смотри, так и проворонить свое можешь!

Важный привратник в расшитом галунами камзоле отворил дверь и крикнул куда-то внутрь:

— Гости к господину Ивару!

Путники спешились и, держа коней под уздцы, ждали, когда привратник пустит их в дом. Конан оглядел добротное каменное строение с зарешеченными окнами первого этажа и небольшим полукруглым балкончиком наверху. Широкая мраморная лестница вела к небольшой площадке перед входом, с двух сторон огороженной резной оградой, изображавшей ряд перекрещенных кривых сабель.

«Богатый дом, — подумал варвар, — неплохо устраиваются королевские придворные».

Его размышления прервал голос, донесшийся из раскрывающейся двери:

— Боги! Герцогиня! Эрленд! Как я рад таким гостям!

На площадке появился высокий молодой человек, такого же возраста, как Эрленд, в расшитом золотом бархатном черном костюме. Он сбежал по ступеням и, поклонившись Хайделинде и пожав руку аргосцу, широким жестом пригласил подняться.

— Мой дом к твоим услугам, герцогиня! Пока еще не все устроено, — смеясь и покачивая головой, быстро заговорил Ивар, — еще и луна не прошла, как я здесь, но вам предоставлю лучшие комнаты. Это ваши люди? — указывая на варвара и четверых его спутников, спросил он. — Я прикажу их накормить и разместить на конюшне.

— Нет! — ответил Эрленд. — Они нас покидают. Подожди, я сейчас.

Он спустился к киммерийцу, который молча ждал внизу, и передал ему кожаный мешочек:

— Это на то, чтобы расплатиться с твоим отрядом, остальное — как договорились. Мы остановимся в этом доме.

Варвар взвесил мешочек на ладони я на прощание кивнул Эрленду:

— Жди пять дней.

Он вскочил в седло и, сделав знак своим воинам, направил коня вверх по широкой мощеной улице. Там, через два квартала, располагался постоялый двор «Серебряный дракон», в котором варвар всегда останавливался, если попадал в столицу. Пятерка всадников, прогрохотав копытами по темнеющей улице, остановилась у каменных ворот, украшенных гербом Немедии.

— Барх! — Варвар протянул наемнику мешочек, данный ему Эрлендом. — Разделите между собой и отдохните некоторое время. Вы мне еще понадобитесь. Если через пять дней я не появлюсь, то поступайте, как знаете. Где вас искать?

— В «Улитке» или, — Барх покачал седой головой, — скорее, в «Мече и посохе».

Конан помахал на прощание рукой своим товарищам, и они медленно двинулись мимо стен каменных домов под светом тускло мерцавших редких фонарей. Некоторое время цокот копыт был еще слышен, но потом затих в вечернем сумраке.

Глава пятая

Повсюду в доме были видны следы того, что сюда въехал новый хозяин. Расставленные в беспорядке сундуки и корзины, разложенные повсюду занавеси, ковры, предметы утвари и безделушки заполняли всю площадь нескольких достаточно просторных помещений. Хайделинда и Эрленд, ведомые Иваром, прошли эти залы и по витой мраморной лестнице поднялись на второй этаж.

— Здесь уже все готово и можно жить! — довольным голосом сообщил хозяин. — Сами понимаете, только что въехал. Этот дом я снял на первое время, — хвастливо добавил он, — а потом посмотрим.

Он указал гостям на мягкий восточный диван, стоявший справа от камина:

— Садитесь, вы, наверное, устали с дороги. — Ивар говорил возбужденно, радуясь, что может похвалиться перед Эрлендом, и тем более перед молодой герцогиней, в обладании столь великолепным домом и заодно показать свой изысканный вкус в его убранстве.

— Как твои дела в столице? — спросил Эрленд, проваливаясь в мягкие подушки дивана.

— О, великолепно! — воскликнул Ивар. — Барон Амальрик все замечательно устроил, и теперь я вхожу в число личных оруженосцев короля. Сам понимаешь, это не Хельсингер, тут совсем другие нравы, другая жизнь. Кстати, через день король устраивает большой прием. Хочешь, я переговорю кое с кем и тебя представят ко двору? — обратился он к Хайделинде.

Девушка замялась. События последних дней принесли с собой лавину новых впечатлений, и она несколько терялась и от роскоши этого особняка, и от суетливого, беспрерывно исторгающего потоки слов Ивара, совсем не похожего на того молодого человека, которого она помнила по временам своего детства.

— Никаких возражений! — вытянул вперед ладони Ивар. — О чем тут думать! Молодая герцогиня Хельсингерская должна быть представлена королю. Ведь не собираешься же ты провести всю жизнь в глуши, как твои родители?

Хайделинда открыла было рот, чтобы возразить, но гостеприимный хозяин продолжал частить словами:

— Будет такое изысканное общество! Этого нельзя пропустить ни в коем случае. Я непременно поговорю завтра с бароном Торским, чтобы он все устроил.

— Постой, — охладил его пыл Эрленд, которому болтовня Ивара стала надоедать, — у герцогини нет достойных нарядов, чтобы предстать перед королем.

— Пустяки! — замахал руками Ивар. — Завтра же пришлю портных: утром снимут мерку, а вечером все будет готово. Я думаю, синий бархат пойдет тебе, Хайделинда. Синий бархат и кружева из Галпарана.

Он почти приплясывал, донельзя довольный собой. Еще бы! Совсем недавно он был всего лишь сыном управляющего замком, затерянного в глуши, а теперь — оруженосец короля! И он, именно он, может устроить так, что дочь его бывшего господина примет сам властитель Немедии. Каково?

— А тебе я подберу что-нибудь из своих костюмов, — он посмотрел на Эрленда, — ведь мы одного роста?

— Да нет уж, — отмахнулся Эрленд, — не трудись. Я все равно в них не влезу.

Рост у молодых людей действительно был одинаковый, но Ивар выглядел гораздо худощавее и уже в плечах. Так что замечание соответствовало истине.

— Да? — удивился Ивар. — Как знаешь, не хочешь — не надо. Но учти, такого изысканного общества ты не увидишь в Хельсингере. Будут принц Тараск, графы Бренненские, Мангцальские, может быть, прибудут даже гости из Пуантена. А еще барон Торский, наместник Нумалийский… Такие люди! Музыка, танцы, представление артистов из Заморы. Ну, как знаешь, — снова повторил он, не особенно заботясь, отвечает ли ему Эрленд, да и слушает ли вообще.

Ивар говорил, обращаясь в основном к Хайделинде. Он просто не мог отвести глаз. Какая красавица! До отъезда в монастырь она не была такой. Во всяком случае Ивар не замечал особой привлекательности в угловатом подростке. Но сейчас! Какой шепот поднимется среди стоящих двумя рядами придворных и гостей, когда он, оруженосец монарха, войдет в зал под руку с такой девушкой! Пусть этот дикарь Эрленд сидит дома! Ему не дано понять чувства причастности к великолепию королевских приемов и быть почти на равных с сильными мира сего, с прославленными военачальниками и рыцарями, такими, как барон Торский, например, или старый граф Гвендер.

У Ивара даже дух захватило, когда ему показалось, что во взгляде Хайделинды он прочел интерес. А чем демоны не шутят? Может быть, и… Но это потом, потом! Сначала надо ввести девушку в круг знати, чтобы она увидела разницу между глушью Хельсингера и настоящим столичным обществом. Дальше будет видно. Как говорит пословица: «Коготок увяз — всей птичке пропасть». Хельсингер — конечно, глушь, но герцогство богатое, очень богатое, и в этой игре могут пойти самые высокие ставки. Король за хорошую службу вдруг да пожалует дворянский титул. А милость короля… Тогда бывший бедный сын управляющего будет очень хорошей партией для любой самой знатной семьи. Ивар украдкой, не переставая говорить, взглянул на себя в большое зеркало. То, что он там увидел, вполне его удовлетворило. Хорош! Чем не будущий герцог Хельсингерский? Эх, до чего все удачно идет! Не сглазить бы только…

«Когда он успел так преобразиться? — скрипнул зубами Эрленд, которого невероятно раздражала болтовня Ивара, а еще больше то, что Хайделинда относилась к ней вполне благосклонно. — Несколько недель назад он был совсем другим!»

— Но ты, наверное, хочешь отдохнуть? — уже слегка фамильярно обратился Ивар к Хайделинде. — Это устроим мигом!

На звон колокольчика в комнату вошла пожилая женщина в темном платье и переднике.

— Проводи герцогиню в комнату, где балкон в сад, — важно распорядился Ивар, — и пришли парочку из служанок. А господина Эрленда размести в моем кабинете.

«Надо же, и кабинет у него, — усмехнулся про себя Эрленд, поднимаясь с неудобного низкого дивана, — зачем это, интересно, оруженосцу кабинет?»

Женщина впустила Хайделинду в небольшую комнатку, чуть побольше ее кельи в монастыре Соважон. Кроме широкой кровати с пышными перинами и множеством мягких подушек, в комнате стояли маленький столик, кресло и зеркало в красивой бронзовой раме, по сторонам которого были подвешены две изящные лампы. Женщина зажгла светильники и вышла. Хайделинда подошла к дверям, ведущим на балкон, и отодвинула тяжелые занавеси из расшитой восточным рисунком парчи. Она открыла дверь и наслаждалась свежим дыханием вечернего сада. В дверь постучали.

— Да! — сказала Хайделинда, повернувшись.

Две молоденькие, такого же возраста, как она сама, девушки в легких белых свободных платьях, схваченных на талии пояском, внесли невысокую деревянную лохань и два кувшина, напомнившие Хайделинде ее пребывание в послушницах.

— Госпожа желает, чтобы мы вымыли ее?

— Нет, — смутилась Хайделинда, вспомнив купания в монастыре, — ступайте, я сама.

Девушки, поклонившись, вышли, и молодая герцогиня осталась одна. Она скользнула к двери я легким движением задвинула засов. Ей не терпелось остаться без свидетелей. Один предмет, находившийся в комнате, волновал ее больше всего. Зеркало! За два года ни одна из послушниц ни разу не видела себя, если не считать мутного отражения в узком горле большого кувшина или в подернутой рябью воде большого фонтана посреди монастырского двора.

Затаив дыхание, Хайделинда подошла к зеркалу и подняла голову. На нее широко распахнутыми глазами смотрела девушка с копной светлых, ниспадающих на плечи волос. Стройное тело, облаченное в кожаный дорожный костюм со следами светлой пыли, напряглось, словно ожидало какого-то ответа от своего отражения.

— Это я? — спросила сама себя Хайделинда, и губы в зеркале беззвучно шевельнулись в такт словам.

Она впервые за два года видела себя такой, как ее видят другие, и зрелище принесло ей новую, неожиданную радость. Природе пришлось постараться, чтобы создать подобное: точеный лоб и прямой носик, большие глаза с длинными темными ресницами, подбородок с маленькой ямочкой, щеки, покрытые легким румянцем, высокие скулы. Чуть припухлые губы были плотно сжаты, словно напряжение все еще не отпускало девушку. Хайделинда улыбнулась, и отражение повторило ее улыбку. Она прикоснулась пальцами к губам и опустила руку ниже, не решаясь развязать шнурок, стягивавший ворот ее блузы. Порыв свежего воздуха из раскрытой балконной двери приятно холодил пылающее лицо.

Девушка вздрогнула и торопливо сбросила с себя одежду, потом снова подняла голову. Она долго стояла, то не шевелясь, взирая на свое отражение в зеркале, то поворачиваясь, чтобы рассмотреть себя со всех сторон, дотом кончиками указательных пальцев надавила в ямочки пониже талии. Розовые соски немного темнее, чем округлые груди, глядели чуть в стороны. Она потрогала их упругую твердую плоть, и рука спустилась ниже. Потрогала круглый живот и замерла. Сколько раз она вот так гладила и трогала свое тело, но впервые видела, как оно выглядит со стороны.

«Представь, что это рука мужчины», — вспомнила она слова своей подружки по монастырю Сильвины, черноволосой аргоски, когда та прикасалась к ее телу во время купания. Хайделинда вспыхнула, так что заалели даже маленькие ушки. Вздохнув, она отошла от зеркала. Надо торопиться, сейчас уже будут звать на ужин, а она еще не выкупалась и расхаживает голая перед зеркалом. Герцогиня торопливо намочила мохнатую ткань и с наслаждением провела по разгоряченному телу. Стук в дверь заставил ее вздрогнуть.

— Кто там?

— Госпожа, мы принесли платье, — послышался голос служанки.

Хайделинда переступила борт лохани и, придерживая дверь полузакрытой, просунула наружу руку. Она услышала легкий смешок и почувствовала, как в ее ладонь ложится мягкий и легкий кусок ткани.

— Больше ничего не нужно, госпожа?

— Нет, нет! — торопливо ответила Хайделинда.

Она быстро закончила омовение и вытерлась мягким широким полотенцем. Шелковистая нежность его была приятна, особенно после жестких холстин, которыми послушницы пользовались монастыре. Перед тем как надеть платье, герцогиня не отказала себе в удовольствии еще раз подойти к зеркалу. Ей показалось, что она может стоять так сколько угодно времени, рассматривая свое тело, но в очередной раз стук в дверь прервал ее безмятежное занятие.

— Госпожа, хозяин просит к ужину! — раздался голос служанки, а вслед за ним звук удаляющихся шагов.

Хайделинда быстро накинула на себя принесенное платье, по покрою напоминавшее монашескую рясу, которую она два года проносила в Соважоне. Отличие состояло лишь в том, что к голубому длинному платью был добавлен темно-синий поясок. Она расчесала гребнем волосы и осталась довольна своим видом. Сине-голубые тона одеяния подчеркивали нежный румянец щек и сочную яркость розовых губ.

Правда, платье по покрою было похоже на платье служанки, но, видимо, других в доме не оказалось, а это все же лучше, чем пропахшая конским потом и запыленная одежда всадницы. Хайделинда надела на шею цепочку с Митрой-Ореолом и, последний раз окинув себя взглядом, вышла из комнаты и проследовала в зал, где уже был принесен и накрыт стол. Ивар и Эрленд, ожидавшие ее прихода, вскочили со своих мест, не в силах вымолвить ни слова, пораженные красотой молодой наследницы Хельсингера.

Глава шестая

Прием у короля Нимеда был посвящен Дню Золотого Дракона. Этот старинный немедийский праздник отмечался в середине весны, и день его рассчитывали жрецы Золотого Храма Митры, чьи купола возвышались неподалеку от королевского дворца. Утром король, придворные, знатные вельможи и старшие государственные чиновники участвовали в молебне в честь Митры Животворящего, Подателя Жизни и Хранителя Горнего Очага, проводимого верховным жрецом. Гвардейцы Золотого Леопарда оцепляли все близлежащие улицы, пока король и знать шествовали к храму от ворот дворца по подметенным и вычищенным до блеска улицам. Народ собирался поглазеть на своего правителя, ибо это был единственный день в году, когда король открыто показывался на людях.

После того как господа освобождали храм, убранный можжевельником и освещенный яркими лампами, простолюдины заполняли это главное святилище Митры, и людской поток не иссякал до самых сумерек, затем служители вновь запирали его до следующего года. Только иногда, по особому повелению короля, верховный жрец мог совершать там обряды в присутствии посторонних, но это бывало редко, обычно когда велись войны или случалась засуха либо, наоборот, дожди лили как из ведра и требовалось вмешательство Митры, Отца Всего Сущего, чтобы обеспечить победу или прекратить безобразия природы. После окончания молитв в храме когда уже смеркалось, начинался праздник, который у простолюдинов продолжался несколько дней. В королевском дворце устраивался вечерний прием для самых именитых, продолжавшийся до утра.

«Полный болван! — ругал себя Эрленд, провожая Хайделинду и Ивара на прием к королю. — Рога Нергала мне в печень! — Он готов был разорвать этого хлыща, увивавшегося вокруг любимой им девушки. — Поистине демоны замутили мой разум! Почему я не преодолел свою дурацкую гордость и отказался пойти на прием?»

В последние два дня он почти не видел герцогиню, занятую с портными и служанками, которые вихрем носились по всему дому с кусками тканей, лентами, утюгами и мотками разноцветных ниток. С утра приехал присланный бароном Амальриком парикмахер и долго трудился над пышными волосами Хайделинды. Когда Эрленд увидел ее, одетую в новый наряд, с волосами, уложенными в причудливую высокую прическу, он чуть не взвыл, как собака, от того, что сам сделал все, чтобы такая прекрасная женщина без него веселилась на празднике.

Платье из синего бархата, с узким лифом и низким вырезом, украшал стоячий воротник из тончайшего галпаранского кружева, оставляя открытым взору точеную стройную шею и пленительную округлую нежность чуть приподнятых тканью грудей. Единственным украшением служила золотая цепочка с кулоном в виде лучей солнца и изображением Митры в центре. Платье было длинным, почти до самого пола, но портной постарался на славу, и мягкие складки ткани почти не скрывали красоты длинных стройных ног. Маленькие туфельки из тончайшей кофской выворотки довершали великолепный наряд герцогини.

— Ну как? — по-хозяйски обратился Ивар к Эрленду, кивая на герцогиню, будто она была его собственностью.

— Чудный наряд. У тебя хорошие портные, — сквозь зубы ответил Эрленд, готовый разорвать в клочки хозяина этого гостеприимного дома.

«Какой демон надоумил меня остановиться здесь? — в сотый раз спрашивал он себя, наблюдая за тем, как Хайделинда, весело смеясь, принимает галантные шутки этого хлыща, — Знал бы — удавил гаденыша еще дома, в Хельсингере!» — Аргосец никогда не думал, что его разум может так затуманить ревность.

— Не скучай, Эрленд! Ты все-таки зря отказался от приглашения. На приеме должно быть чудесно! — На прощание Хайделинда одарила аргосца лукавым взглядом фиалковых глаз и удалилась, спускаясь по лестнице, где ее и Ивара ждала крытая повозка, запряженная парой гнедых жеребцов.

Эрленд только вымученно улыбнулся ей, не в силах вымолвить ни слова. Он взбежал наверх и смотрел с балкона вслед коляске, пока она не скрылась за поворотом улицы.

Конан добрался к вечеру до небольшого городка, лежащего к северу от Бельверуса по Нумалийской дороге. Пока в пути ничего непредвиденного не произошло, и он рассчитывал переночевать здесь, а завтра утром продолжить путь. Отыскав на окраине селения постоялый двор, он бросил поводья подскочившему мальчишке и направился к входу в таверну. Какой-то человечек, чем-то похожий на суслика, в замызганном камзоле, с болтающейся на боку саблей в потертых ножнах, увидев приближающегося варвара, юркнул внутрь. Киммериец был человеком опытным и повидавшим виды и ничего из происходящего вокруг не оставлял без внимания.

В молодости он не придал бы значения действиям этого коротышки, но сейчас, а особенно в связи с его подозрениями, лишнюю предосторожность не счел лишней. Варвар остановился и не стал входить в таверну, а обошел здание вокруг и осторожно, так чтобы не привлечь внимания сидящих внутри, заглянул в окно.

В правой стороне трактира было почти пусто. За одним столом в углу сидела парочка солдат, а рядом с ними толстяк, по виду смахивающий на торговца. Варвар перевел взгляд налево. Там было полно народу. За длинным столом устроилось не меньше дюжины человек, похожих обличьем на того, что привлек его внимание.

Человечек стоял почти у самого окна, загораживая спиной сидящих, и, склонившись, говорил что-то на ухо другому, лица которого варвар разглядеть не мог. Слов было тоже не разобрать. Конан понаблюдал некоторое время за говорившими. Он еще не сообразил, что предпринять дальше, как вдруг сидящий встал и вдвоем с коротышкой направился к выходу, оставив остальных за столом.

«А теперь послушаем». — Варвар быстро скользнул вдоль стены; дойдя до угла дома, он выглянул наружу, но тут же спрятал голову; стукнула дверь, и на крыльцо вышли двое. Он напряг слух, стараясь не пропустить ни слова.

— Ты не ошибся? Никого здесь нет, — спросил сиплый голос.

— Да точно это один из них, — возбужденно ответил гнусавый дребезжащий тенорок, по-видимому принадлежавший похожему на суслика человечку. — Правда, я остальных не видел. Он же сказал, что их пятеро и одна баба. А этот огромный, черноволосый такой.

«Это про меня», — хмыкнул варвар,

— Ты, наверное, спьяну перепутал его с каким-нибудь конюхом, — рявкнул сиплый.

— Нет! Я точно его видел, говорю тебе!

— Ну ладно, если еще раз покажется, скажешь! Останься здесь!

Дверь хлопнула еще раз. Потом послышались шаги. Видимо, человечек от скуки принялся ходить взад-вперед.

«Ну что ж, — подумал варвар, — Значит, какое-то охвостье Нергала действительно охотится за нами, а скорее всего, за мной. Сейчас проверим».

Он вышел из-за угла и, не поворачивая головы к человечку, который остановился и замер от неожиданности, прошел, насвистывая, мимо него во двор, где стояли лошади.

— Давай моего коня! — Он бросил монетку мальчишке, а сам, взяв коня за повод, подвел его к самому выходу со двора и накинул уздечку на петлю ворот так, чтобы конь не бросался в глаза людям, выходящим из таверны.

Потом киммериец в три прыжка одолел расстояние до дверей и встал у стены, рассчитывая, что открывшаяся дверь заслонит его.

«Только бы никто не мешался под ногами», — подумал он, услышав шаги за дверью.

Дверь открылась. Конан прижался к стене.

— Ну где он? — раздраженно спросил сиплый, выходя на крыльцо.

Ответа он не услышал, поскольку варвар шагнул вперед и ударом кулака уложил говорившего на землю. Гнусавый человечек раскрыл было рот, но вторым ударом киммериец свалил и его.

«Только бы остался жив», — мелькнуло у варвара в голове, когда он, подхватив человечка, бросил его поперек седла и, вскочив на коня, на рысях поскакал к видневшемуся вдали лесу.

Насчет первого у варвара не было никаких сомнений — характерный треск позвонков показал, что бедняга прямиком отправился на Серые Равнины. Киммериец оглянулся назад. Вроде бы никто его не заметил.

«Ну и славно, — усмехнулся он, — а с сусликом поговорим».

Ему пришлось порядком повозиться с пленником, пока тот наконец не застонал и не открыл глаза. Все-таки варвар не совсем точно рассчитал удар. Человечек оказался более хлипким, чем предполагалось поначалу.

— Ну что, поговорим? — спросил киммериец, убедившись, что пленник способен соображать,

— Кто ты и чего тебе от меня надо? — вращая круглыми от страха глазами, спросил человечек.

Варвар вытащил свой меч и попробовал ногтем лезвие.

— Видишь эту штуку? Теперь посмотри вокруг. Темнеет. Мне пора отдохнуть. Поэтому ты быстро и без запинки расскажешь все, что тебе известно. Понял, Нергалово отродье? Кто вас нанял, что сказал? Кто вы? Как зовут предводителя? Говори!

Человечек оказался сообразительным. Постанывая от боли, он быстро перечислил ответы на вопросы в том порядке, как их задал варвар:

— Меч вижу и что темнеет, тоже вижу. Ты не убьешь меня? — заскулил он, но взгляд киммерийца заставил его продолжать. — Нас нанял плешивый мужчина в Бельверусе. Кто он и откуда, не знаю, но похож на чародея или чернокнижника. Сказал, что надо убрать шестерых человек, в том числе девку. Правда, ее разрешил не трогать. Он вас всех описал по виду, потому я тебя и узнал. — Человечек пошевелился, но продолжал, со страхом глядя на киммерийца: — Мы люди Хемниуса, того со шрамом, который выходил вместе со мной. Больше я ничего не знаю, клянусь Митрой!

— Как этот плешивый поймет, что вы выполнили его задание?

— Не знаю, — заерзал пленник, — он сказал, что будет наблюдать из Бельверуса.

«Ясное дело, колдун, — подумал Конан, — может быть, он и меня сейчас видит».

— Так, — спохватился он, — а когда он заплатит вам и где?

— Мне неизвестно, это он с Хемниусом договаривался.

«Клянусь Кромом, не того убил, поторопился. Вечно у меня так», — поморщился варвар.

— Вот как, не знает, Нергал ему в кишки! — усмехнулся он. — Ты небось немало душ загубил, а, суслик?

— Пощади! — поняв, к чему идет дело, завопил человечек.

— Это не по правилам, — усмехнулся Конан, взмахом меча отделяя ему голову от туловища, — лишних свидетелей оставлять не годится! Тем более таких мерзавцев. Из-за вас, песьи дети, я не успел поужинать!

Глава седьмая

Такой роскоши и красоты молодая герцогиня Хельсингерская не видела никогда. В ее родном замке, затерянном среди глуши лесов северной Немедии, все было гораздо суровее, бесцветнее, меньше. Огромный двухсветный зал с конусовидными оконными переплетами нижнего ряда по одной стене и круглыми, с цветными стеклами, чуть наклонными отверстиями верхних рядов с обеих сторон, поражал своими размерами. Двенадцать полукруглых колонн, выступающих из глубины толстых темно-серых стен, поддерживали сводчатый потолок такой высоты, что под ним свободно могло бы поместиться самое высокое строение Хельсингера.

На глухой стене до ряда верхних окон располагались резные панели из мореного дуба, перемежаемые громадными шпалерами, сотканными старыми мастерами. Перед каждой колонной стояли высокие прямые канделябры с огромной чашей наверху, где пылали яркие огни масляных светильников. Кроме них, помещение освещалось такими же огромными чашами, подвешенными на длинных цепях к потолку. Дуновение воздуха колебало языки пламени, и от этого тени на шпалерах, казалось, приходили в движение. Бородатые изображения членов королевской фамилии, вытканные темно-коричневыми и синими нитями, словно кивали головами и усмехались, глядя вниз на собравшихся людей. По каменному полу была проложена длинная, сплетенная из раскрашенных стеблей крепкого тростника дорожка, ведущая от входных дверей, своими размерами больше похожих на ворота, до самого противоположного конца зала, где на возвышении располагался трон. Рядом с ним стояло шесть кресел — по три с каждой стороны — для членов семьи и особо приближенных к королю лиц. Над троном, подсвеченный снизу, мерцал Золотой Дракон, вышитый блестящими нитями на черном фоне. Перед возвышением двумя полукружьями установили около двух десятков кресел с высокими резными спинками — почетные места для тех, кто удостаивался личной аудиенции короля Нимеда. Стараниями барона Амальрика молодая герцогиня Хельсингерская была сегодня в числе этих избранных.

Справа и слева от трона простирались два неимоверной длины стола, окруженные рядами стульев с высокими прямыми спинками. От одной стены к другой протянулись гирлянды, сплетенные из можжевеловых веток. На каждой гирлянде посередине крепился большой круглый медальон с изображением Митры в ореоле солнечных лучей.

Поскольку Хайделинда ожидала личной аудиенции монарха, церемониймейстер в вишневом камзоле, расшитом серебряными нитями, подвел девушку к входным дверям зала, когда большинство собравшихся находилось уже внутри. По его команде двери распахнулись, и Хайделинда вступила в зал, почтительно поддерживаемая под локоть Иваром. Оглушительно запели серебряные трубы трех музыкантов, и после нескольких тактов мелодии осанистый человек, также наряженный в вишневое одеяние, только расшитое еще более богато, чем у церемониймейстера, зычным голосом провозгласил:

— Молодая герцогиня Хельсингерская!

Хайделинда от вида великолепного зала и толпы разряженных приглашенных, стоявших двумя рядами вдоль дорожки, ведущей к трону, несколько оробела. Поддержка Ивара, крепко сжавшего ее руку, пришлась весьма кстати. Осанистый человек в вишневом ударил в пол тяжелым посохом и, встав перед ними, медленно зашагал по направлению к трону.

— Пошли! — шепнул Ивар.

Хайделинда, глядя в спину удалявшегося церемониймейстера, двинулась следом, опасаясь споткнуться под пристальными взглядами стоявших по сторонам придворных.

— Теперь тебе одной нужно подняться к королю, — прошептал ей спутник.

Девушка, затаив дыхание, приблизилась к трону, склонившись перед сидевшим на нем худощавым седым человеком с пристальным взглядом выцветших водянистых глаз. Монарх положил на ее голову сухую узкую ладонь, и Хайделинда услышала, как невыразительный голос произнес:

— Ты дочь герцога Гюннюльфа, я не ошибаюсь?

— Да, сир, — прошептала девушка.

— Жаль, что с твоим отцом произошло несчастье. Я знавал его, хороший был воин. Ты ведь участвовал с ним как-то в сражениях, Тараск?

— Не знал, что у Гюннюльфа растет такая красавица, — не отвечая на вопрос короля, сказал сидевший справа от него человек невысокого роста с круглым мальчишеским лицом. Он привстал с кресла и подал руку Хайделинде, окинув ее скользким похотливым взглядом. — Ты разрешишь, брат, проводить герцогиню к ее креслу?

Кресло было в двух шагах от трона, но принц долго не отпускал пальцы девушки, и она покосилась на разряженного коротышку, не зная, как поступить.

— Дай нам побеседовать, Тараск. — Голос короля Нимеда был каким-то тусклым, словно произносить слова ему удавалось с трудом, — Так теперь ты под опекой герцога Бьергюльфа? — продолжал король.

Хайделинда не успела ответить, как принц вновь вмешался:

— Вот кто достойнейший человек, брат. — Нечто похожее на улыбку показалось на его плоском лице. — Я с ним знаком еще по Бритунии.

— Ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку, — кивнул король.

В это время герольд подвел к Нимеду еще одного человека, старого и сгорбленного, с трудом переставлявшего непослушные ноги, и монарх оставил Хайделинду в покое.

— Привет тебе, славный воин! — Король Нимед даже изобразил нечто похожее на радость, когда старик кряхтя опустился перед ним на одно колено.

— Граф Мангцальский всегда рад служить королю Немедии! — Надтреснутый старческий голос звучал на удивление бодро.

— Садись, старина Гвендер, — указал ему король на кресло рядом с Хайделиндой. — Помнишь Хайнриха, герцога Хельсингерского?

— А как же? — старческие глаза Гвендера увлажнились. Он взобрался на кресло и поднял глаза на короля: — Лихой был рубака, славно мы с ним поработали мечами в свое время!

— Эта юная женщина — его внучка, — указал король на Хайделинду.

— Неужели? — Старик с трудом повернулся к девушке. — Дочь Гюннюльфа? Хороша! — Он пожевал сухими, похожими на пергамент губами. — Кстати, племянник мой был недавно в Хельсингере.

— Барон Амальрик, верный твой слуга, — подал голос сидевший слева от короля седой человек в желтой рясе с наброшенной на плечи лентой, украшенной вышитыми на ней золотыми драконами, — Он очистил несколько северных владений от чернокнижников меньше чем за одну луну.

— Род Бреннов из Торы всегда верно служит королю, — с достоинством подтвердил старик.

— И Солнцеликому Митре, — добавил человек в рясе. Это был верховный жрец Фринаус. — Мне сказали, милая, — обратился он к Хайделинде, — что ты только что из монастыря Соважон.

— Да, — с трудом удержавшись, чтобы не поморщиться, ответила Хайделинда.

— Весьма похвально, что наши благородные семейства воспитывают своих дочерей в духе служения Митре, — благосклонно глядя на девушку, произнес Фринаус и, повернувшись к королю, добавил: — Я считаю, что неплохо бы издать королевский указ об обязательном направлении всех девушек знатных родов на воспитание в монастыри.

«Боги, — пронеслось в мозгу Хайделинды, — неужели мое появление здесь приведет к тому, что несчастные девушки будут обречены в течение нескольких лет томиться, как и я, в постылых монастырских стенах?»

— А лучше всего, — важно продолжал Верховный Жрец, — вновь учредить у нас в Немедии женские монастыри, чтобы плата за обучение наследниц знатных родов не утекала в Аквилонию.

— Вот это дело! — вставил свое слово молчавший до сего момента Тараск, занятый до сих пор тем, что бесцеремонно рассматривал Хайделинду, словно стремясь сорвать с нее взглядом одежду. — Слава Митре, Верховный прав! Этим надо заняться, братец!

— Да, да, — закивал головой старый граф Мангцальский, — может быть, мои внучки, этакие дурехи, поумнели бы там немного!

— Вот я тебе это и поручу, — усмехнулся Нимед, повернувшись к Тараску, — ты у нас известный знаток женщин.

По лицу Верховного Жреца мелькнула тень, ибо всем было известно, что благородный Тараск был весьма далек от добродетельной жизни и больше известен постоянными кутежами с девицами из веселых домов. Поручить такому человеку устройство женских монастырей было просто-напросто кощунством. Фринаус повернулся к монарху, чтобы сказать что-то, но в этот момент герольд подвел к королю следующего приглашенного, и беседа потекла по другому направлению.

Хайделинда, которую наконец оставили в покое, с любопытством оглядывалась вокруг. Она, девчонка, выросшая в затерянном в лесах замке, сидит в королевском дворце рядом с королем и Верховным Жрецом, ведет с ними беседу! От этого может закружиться голова, особенно если всего несколько дней назад она полностью находилась во власти монахинь, и даже… При воспоминании о наказаниях в монастыре Хайделинду пронизала дрожь, и вновь стало жаль девушек из знатных семей, если предложение жреца Митры будет воплощено в жизнь. Девушка подняла голову и взглянула на степенного Фринауса, который в это мгновение прислушивался к беседе повелителя с вельможей, разряженным в лазоревый бархат с вышитым на груди леопардом.

— Передайте графу Троцеро, что мы весьма ценим его усилия, — услышала она конец фразы, произнесенной королем. — Барон Амальрик на днях возвращается в Аквилонию и обязательно встретится с ним…

Король, закончив речь, взмахнул платком.

— Господа, — раздался зычный голос герольда чуть не над ее головой, — король приглашает всех разделить с ним праздничный ужин!

Хайделинда, почувствовав, что ее кресло поднимается в воздух, едва не вскрикнула от неожиданности. Она поджала ноги и посмотрела по сторонам: по двое дюжих слуг, схватив за подлокотники кресла с почетными гостями, переставили их так, что они образовали два ряда, идущие от Тараска и Фринауса. Мгновенно между рядами установили стол, на котором расторопные слуги под командованием рыжебородого мужчины с круглыми, как у филина, глазами, расставили кубки, блюда, столовые приборы. Хайделинда повела глазами, ища Ивара, но его не было поблизости. Она была третьей с той стороны стола, где восседал король Нимед. Верховный жрец сидел первым слева, потом престарелый граф Мангцальский, потом она. Слева от нее кресло пустовало, далее сидел мужчина в ярком камзоле лазоревого цвета с пурпурной вышивкой — тот, который последним удостоился аудиенции Нимеда. Прямо напротив девушки сидел красивый мужчина средних лет с подстриженными на аквилонский манер усами и бородой. Его лицо показалось ей знакомым.

— Ты не узнала барона Амальрика? — раздался над ее ухом знакомый голос.

— Ах, это ты, Ивар! — радостно воскликнула она.

Хайделинда пребывала в напряжении, беседуя с вельможными особами, и появление Ивара показалось ей спасением.

— Мы виделись с молодой герцогиней последний раз лет десять назад, — склонил голову барон Торский, и на его губах возникла легкая доброжелательная улыбка, — не удивительно, что мой скромный образ стерся в ее памяти.

— У меня нет слов, чтобы выразить свою благодарность за то, что ты, месьор, сделал для меня, — тихо сказала Хайделинда, склонив голову в учтивом поклоне.

— Пустяки, Хайделинда. Ты разрешишь называть тебя так, по-простому? — ласково спросил барон. — Ведь я помню тебя еще совсем ребенком.

Девушка молча кивнула. Присутствие этого человека почему-то повергало ее в смятение.

— Потом, — продолжал барон Торский, — мы не можем лишать двор присутствия столь очаровательных особ. Они составляют гордость нашего королевства и дают нам уверенность, что потомство знатных родов будет столь же достойным.

Хайделинда покраснела от такого прямого и, как ей показалось, бесстыдного определения ее достоинств.

— Да, да! — раздался громкий голос с места, где сидел Тараск. — Мы не должны забывать, что чистота народа Немедии и его сила зависят от породы наших женщин!

Девушка вновь почувствовала себя в центре внимания, но теперь это не доставляло ей удовольствия, а скорее раздражало. Она украдкой бросила взгляд на Ивара. Тот просто раздулся от удовольствия, слушая, как ее обсуждают, словно скотину на рынке.

— Не смущайся, Хайделинда, — негромко, так чтобы не слышали другие, сказал Амальрик, — немедийцы имеют высшее предопределение среди народов мира, и ты должна гордиться, что являешься одной из лучших представительниц нации.

— За Немедию и ее покровителя Светлоликого Митру, Отца и Защитника нашего! — провозгласил Нимед, подняв кубок. Зал ответил ему единым ревом сотни глоток:

— За Немедию, за Владыку Света и Подателя Жизни!

Хайделинда вместе со всеми вскочила с места и, к своему удивлению, обнаружила, что произносит те же слова. Она почувствовала себя частицей одной большой семьи на этом празднике силы и немедийского духа.

Глава восьмая

После нескольких тостов в честь Немедии, пресветлого Митры и за здоровье короля Нимеда пиршество покатилось дальше, не скованное особыми рамками этикета. На середину зала вышла группа танцовщиц из Заморы, сопровождаемая тремя музыкантами, держащими в руках инструменты, которые Хайделинде еще не приходилось видеть. В последнее время в Немедии вошло в моду все восточное. Знатные семьи заказывали себе пушистые ковры и разноцветные ткани из далеких Турана и Иранистана, мебельщики освоили изготовление мягких низких диванов и круглых, похожих на колоду для рубки мяса, маленьких пухлых табуретов, таких, какие Хайделинда видела в доме Ивара.

Знатные вельможи соревновались между собой в устройстве специальных восточных комнат, куда стаскивалось все более или менее напоминающее далекие жаркие земли пустынь: ковры, безделушки, светильники. Рядом с парчовыми занавесями из Турана могли соседствовать огромные кувшины из черной керамики, привезенной откуда-нибудь из Луксора или даже Кешлы, на резной зингарский столик ставили изящную вендийскую вазу из бронзы, но это ничуть не смущало хозяев. Какое им дело до того, что Зингара находится на западе, а Стигия и Кешан — на юге? Все, что было необычным для немедийского глаза, называлось одним словом — «восток». Вельможам хотелось жить в роскоши и удовольствии. Страна уже несколько лет не воевала благодаря мирной политике короля Нимеда, и отсутствие боевых походов заменялось в столице и замках многих нобилей бесконечной чередой пышных празднеств и утонченных забав. Жрецы Митры смотрели на это с неудовольствием, но уж коли сам король разрешает полуголым девкам и бородатым факирам устраивать свои представления во дворце, то скрепя сердце им приходилось закрывать глаза и на мелкие шалости герцогов и баронов.

Гнусаво и тягуче завыла зурна, и под мерные удары большого барабана и позвякивание колокольчиков бубна три гибкие смуглые черноволосые танцовщицы начали свой танец. Хайделинде ни разу в жизни не приходилось видеть подобных представлений, поэтому она, не отрываясь, глядела на гибкие тела плясуний, лишь слегка прикрытые лоскутками яркой материи. Ее завораживала неприкрытая чувственность их движений. Девушка не могла отвести глаз от танцующих и опомнилась лишь тогда, когда музыка смолкла и плясуньи, как птицы, откинув руки назад, невесомыми грациозными прыжками выбежали из зала под одобрительный рев зрителей. Однако не всем приглашенным это зрелище было по вкусу. Краем глаза девушка увидела, что барон Торский с гримасой неудовольствия проводил заморанских танцовщиц, и смутилась, словно застигнутая за непотребным занятием. Хайделинда потупила взор, украдкой разглядывая своих соседей.

— Такие танцы не соответствуют нашему немедийскому духу! — услышала она голос Ивара и, вздрогнув от неожиданности, кивнула в знак согласия.

— Я тоже не большой поклонник этих восточных удовольствий, — тихо, чтобы не было слышно на краю, где сидел король, поддержал юношу барон Торский, — они разнеживают дух и иссушают наши силы.

Однако принц Тараск, как заметила Хайделинда, бросив взгляд в его сторону во время танца, был крайне доволен представлением. Его масляные глазки на круг, лом, как лепешка, лице, прямо-таки светились, ощупывая тела заморанских девушек. Поймав направленный на него взгляд, он подмигнул Хайделинде, и его губы причмокнули, словно он ел что-то очень вкусное.

Веселье катилось дальше. Восточных танцовщиц сменили немедийские певцы, потом несколько танцоров, наряженных в костюмы, отдаленно напоминающие одежду селян, исполнили входящий в моду простонародный аквилонский танец буррэ. На их место вышли одетые в короткие кожаные штаны силачи. Они соревновались, кто из них большее число раз поднимет бочонок с вином. Мускулистые торсы и могучие руки блестели, смазанные маслом, и в колеблющемся красноватом свете канделябров казались вырезанными из камня. Это выступление сопровождалось одобрительными криками и ревом возбужденных вином гостей.

— Вот настоящее воплощение нашего немедийского духа! — услышала Хайделинда голос Амальрика, который, не отрываясь, смотрел на почти обнаженные лоснящиеся тела мужчин.

Его глаза блестели нескрываемым удовольствием. Чопорность и хладнокровие улетучились в один миг, и Хайделинде, увидевшей изменившееся лицо вельможи, показалось, что она подглядывает за каким-то неразрешенным и постыдным действием. Она быстро отвела взгляд от барона, боясь, что тот почувствует это.

Мало-помалу гости начали вставать со своих мест, подходить к другим приглашенным, и скоро весь зал превратился в людской муравейник, где сотни мужчин и женщин разговаривали, смеялись, орали и хлопали друг друга по плечам, не обращая внимания на остальных. Только за столом на возвышении, где сидел король и почетные гости, соблюдалась некоторая чинность, но принц Тараск, покинув свое место, уже мелькал где-то внизу среди женщин, бойких герольдов и оруженосцев, а соленые шутки, что он отпускал, не понижая голоса, долетали даже сюда. Некоторые гости под звуки королевских лютнистов пытались повторить танец буррэ, их неуклюжие прыжки встречались смехом и громкими восклицаниями зрителей. Словом, праздник удался на славу.

Хайделинда, раскрасневшаяся от вина и возбужденная необычной обстановкой, смеясь, выслушивала шутки Ивара и других соседей, которые по мере опустошения своих бокалов оказывали ей все более навязчивые знаки внимания. Лишь старик Гвендер Мангцальский не принимал участия в веселой беседе и ухаживаниях за молодой герцогиней — по причине того, что, утомившись от застолья, уснул в кресле и непременно свалился бы на пол, но внимательный барон Торский вовремя сделал знак слугам, и те, подхватив престарелого графа, унесли его из зала.

«Девчонка и в самом деле очень красива, — размышлял Амальрик, глядя на молодую герцогиню, — пожалуй, она будет иметь успех при дворе. Этот Ивар так и увивается вокруг нее, наверное, питает, дурень, какие-то надежды. Хм, — барон наблюдал за молодыми людьми, пощипывая пальцами бороду, — может быть, имеет смысл посодействовать ему? Мальчишка полностью в моих руках, а если станет хозяином Хельсингера… он может оказаться куда полезнее, чем Бьергюльф. Эта скотина умеет только жрать как свинья, пить в три горла да задирать юбки всем попавшимся под руку девкам. В критическую минуту на него и положиться невозможно, может подвести… даже если припугнуть тем, что мне известно об его участии в гибели брата».

Его раздумья нарушило громкое бряцание струн и нестройные голоса группы пирующих во главе с Тарас-ком, который, размахивая кубком, руководил певцами, пытавшимися спеть балладу о Снежном Рыцаре. Слаженностью хор не обладал, но заменял ее отсутствие громкостью, так что даже Нимед и Фринаус, о чем-то тихо беседовавшие между собой, прервали разговор и посмотрели на орущих и притопывающих в такт музыке людей.

— Вот, повелитель, настоящие немедийские рыцари, — осторожно заметил Верховный Жрец. — Нам следует всемерно укреплять дух страны!

— За Немедию! — поднял свой кубок барон Торский, не упускавший из внимания ничего, что происходило во главе стола.

Те из собравшихся, кто еще был в состоянии услышать и понять предложение Амальрика, вскочили со своих мест, и крики одобрения на время перекрыли даже громкое пение хора. Король незаметным кивком поблагодарил барона за избавление от выслушивания занудных рассуждений Фринауса, которые правителю порядком надоели.

«Пожалуй, — решился наконец Амальрик, — я расскажу юной герцогине об участии Бьергюльфа в гибели ее отца. В любом случае я не проиграю. Девчонка явно не робкого десятка и, похоже, неглупа. Не исключено, что она одолеет герцога, и тогда мы выдадим ее замуж за этого молодого человека. Король даст свое согласие, и она вряд ли станет противиться воле монарха. Ну а если девчонке не повезет и герцог уничтожит ее, тогда он полностью окажется в моих руках, что, конечно, устроит меня меньше, но тоже сойдет. Главное, мое участие внешне будет минимальным, тем более что через два дня я возвращаюсь в Аквилонию».

— Хайделинда, — обратился он к герцогине, которая оживленно смеялась, беседуя с гостем из Пуантена и Иваром, — я на днях покидаю Немедию…

— Прости, барон, — герцогиня прервала беседу и, все еще смеясь, повернулась к Амальрику. — Вот Ивар говорит, что у стариков аквилонцев очень слабые ляжки, поскольку они едят много растительной пищи, а мы с месьором Жемини считаем, что это просто от старости.

— Чего только не говорят в Немедии об аквилонцах, — рассмеялся барон. — Я согласен с Иваром, но говорить подобное при гостях из Пуантена не следует — они могут счесть это бестактностью.

— Брось, барон! — махнул на него рукой пуантенец, который с трудом удерживался на ногах, чуть не лежа подбородком на спинке кресла герцогини. — Мы, люди из Пуантена, не считаем себя аквилонцами. — Он громко икнул и продолжал: — То есть я хотел сказать, что мы — особые аквилонцы, лучшие, поэтому про остальных говори что хочешь, — милостиво разрешил он и сполз на пол, безуспешно пытаясь уцепиться руками за спинку стула.

— Смотри, Ивар, — усмехнулся барон, — главный твой противник не выдержал. Но я, собственно говоря, обратился к вам обоим, желая пригласить завтра к себе на прощальный ужин. Я покидаю Немедию, поскольку обязанности посла, возложенные на меня королем, требуют безотлагательного присутствия в Тарантии. Заодно мы с тобой, Ивар, побеседуем о наших делах, если дама позволит.

— Непременно будем, барон, — с радостью приняла приглашение Хайделинда, оглядывая блестящими глазами и Амальрика, и своего кавалера, и вообще весь этот сверкающий шумный зал, наполненный веселыми и, как ей казалось, симпатичными людьми. И самое главное для нее — это то, что проведенные в монастыре два года почти полностью улетучились из ее памяти, как будто их и не было вовсе. А если и были, то представлялись теперь далеким и смутным сновидением.

Глава девятая

Конан, покинув лес, быстро, насколько позволяла ночная тьма, гнал своего коня в сторону Бельверуса.

«Пока эти придурки сообразят, что произошло, — думал он, — мне надо вернуться в город. Высплюсь потом, когда найду колдуна».

Когда банда Хемниуса, лишившись своего главаря и наводчика, к утру вернулась в столицу, их уже ждали, Киммериец, закутанный в плащ по самые глаза, в окружении стайки босоногих оборванных мальчишек, сидел неподалеку от городских ворот.

— Вот они! — поманил он к себе ватагу. — Слушайте внимательно! Бегите за ними и, когда они приедут к себе, внимательно следите за всеми, кто будет к ним приходить. Когда посетители будут уходить, по одному следуйте за каждым. Потом бегом ко мне, покажете мне их дома. Понятно?

— Понятно, — нестройным шепотом ответили малолетние шпионы.

— Каждый получит вот по такой монете, — Варвар показал мальчишкам серебряный аквилонский дублон. — Ну, вперед, сыны порока!

Эрленд не спал всю ночь. Он пробовал читать, пить вино, ходить по комнате, но никак не мог найти себе места, ожидая, когда же вернется Хайделинда. Наконец, уже под самое утро, он услышал стук копыт и звук подъехавшей повозки. Он сбежал по лестнице вниз. Сонный лакей уже открывал входную дверь. Снаружи послышался смех, обрывки слов, и в прихожую вошли Ивар и Хайделинда. С первого взгляда можно было понять, что девушка слегка навеселе. Она выглядела радостной и возбужденной, а увидев аргосца, замедлила шаги.

— Эрленд! — произнесла она чуть нараспев и махнула в его сторону рукой, — Зря ты не поехал с нами, во дворце было так весело! Король Нимед удостоил меня аудиенции. И музыка, и танцовщицы, и…

— Да ты совершенно… — начал Эрленд, но она перебила его, расхохотавшись:

— Ты хочешь сказать, что я пьяна? Ну и что ж? Какой праздник без бокала-другого, неужели ты не согласишься со мной, Эрленд? Ах! Я, кажется, сейчас упаду… — Она оперлась на руку стоявшего рядом хозяина дома.

Аргосец перевел взгляд на Ивара, по лицу которого можно было определить, что он тоже изрядно нагрузился. Но в отличие от девушки, не привыкшей к вину, он все еще твердо держался на ногах.

— Ты что же… — снова начал Эрленд, обращаясь уже теперь к Ивару, но Хайделинда опять прервала его:

— Ну, Эрленд! — Она надула хорошенькие губки и изобразила нечто похожее на поцелуй. — Не будь таким занудой! Неужели ты не понимаешь, как приятно повеселиться! Ты забыл, сколько лет я совсем не видела приличного общества, вокруг меня были одни безобразные монахини! Но ты прав, если я сейчас же не отправлюсь в постель, то, пожалуй, упаду. Смертельно хочется спать… — Она глубоко зевнула и, опираясь на руки выбежавших служанок, стала подниматься вверх по лестнице.

— Чего тебе надо, Эрленд? — с пьяной ухмылкой произнес Ивар. — Ты что, не слышал, что моя дама изъявила желание отправиться спать?

Аргосцу стоило больших усилий сдержаться. Внутри у него все кипело, он готов был разорвать этого лощеного нахала в клочки.

— Ладно, поговорим завтра, — буркнул он и, резко повернувшись, последовал наверх за Хайделиндой.

— Герцогиня! — крикнул Ивар, растягивая слова- Не забудь, что завтра мы приглашены к барону!

— Помню! — раздалось сверху. — Только это будет уже сегодня, сейчас почти утро!

Это было уже слишком для обезумевшего от ревности аргосца.

— К какому еще барону? — повернувшись вновь к Ивару, рявкнул он.

— К барону Амальрику Торскому! — раздался сверху насмешливый голос герцогини, — Приятнейший и учтивый вельможа!

Эрленд, вне себя от ярости, шарахнул кулаком по перилам, но холодный мрамор остался равнодушным, лишь заныли ушибленные пальцы. Некоторое время аргосец метался, как тигр в клетке, в небольшом помещении, куда его поместил хозяин: три шага вперед, три шага назад, пока ему не стало казаться, что он сходит с ума.

«Пойду к Хайделинде, если не поговорю с ней, то просто свихнусь», — решил Эрленд, выходя в коридор.

Колеблющийся свет фонаря в дальнем конце коридора заставил его прижаться к стене. Ивар, в цветастом халате, держа высоко над головой светильник, направлялся к комнате Хайделинды. Эрленд, с учащенно забившимся сердцем, стоял у стены, не в силах двинуться вперед. Поставив фонарь на столик, хозяин постучал в дверь.

— Кто там? — раздался полусонный голос герцогини.

— Это я, Ивар, нам нужно поговорить, — тихо ответил хозяин.

— Да ты с ума сошел! — с досадой ответила Хайделинда. — Я уже в постели, какие могут быть разговоры?

— Открой! — потребовал Ивар, — Это самое лучшее время, чтобы поговорить. — Он, уже не скрываясь, заколотил в дверь. — Если не откроешь, я…

Эрленд не дал ему договорить. Вихрем сорвавшись с места, он налетел на хозяина и схватил его за отвороты халата:

— Ты что? Действительно совсем спятил? — грозно прошипел он.

— Пусти! — Ивар сделал движение, чтобы высвободиться, — Тебе-то какое дело? Твое дело — привезти герцогиню в Хельсингер живой и здоровой, а я, будь уверен, ничего плохого ей не сделаю. Не сомневайся, Хайделинда останется довольна. А может быть, — он пьяно хихикнул, — ты сам хотел воспользоваться случаем?

Этого Эрленд вынести не мог. Он что было сил толкнул зарвавшегося повесу прочь от двери. Ивар кубарем покатился по коридору, но, поднявшись на ноги, бросился на аргосца. Тот хотел схватить его за руки, чтобы предотвратить удар, но Ивару удалось увернуться. Одной рукой он схватил Эрленда за волосы, а другой попытался ударить в лицо. Противники, вцепившись друг в дружку, с грохотом рухнули на пол.

— Что здесь происходит? — Хайделинда в наскоро наброшенной шали выглянула наружу.

Увидев катающихся по полу мужчин, она попыталась разнять их:

— Мальчики! Вы что? Как не стыдно! Ивар! Эрленд!

Видя, что ее увещевания не имеют ни малейших результатов, она бросилась в комнату и, вернувшись с кувшином в руках, окатила барахтающихся на полу противников водой. Прием возымел свое действие. Молодые люди опомнились и, расцепившись, поднялись на ноги, стряхивая с себя капли влаги. Хайделинда залилась смехом.

— Вы похожи на ощипанных петухов! — объявила она. — Разойдитесь немедленно! Нашли время для выяснения отношений. До утра подождать не могли? Ах, я все время забываю, что сейчас уже утро!

Ивар, с которого враз слетел хмель, и Эрленд, не глядя друг на друга, направились в разные стороны. Герцогиня, проводив их взглядом и убедившись, что они действительно разошлись по своим комнатам, вернулась в спальню. В доме вновь стало тихо.

К полудню варвар уже знал дома всех посетителей бандитского притона в Диком Поле. Он расплатился с мальчишками, которые, получив по серебряной монете, разбежались, издавая радостные вопли. Еще бы, такую щедрость здесь можно было встретить нечасто. Конан сразу же вычеркнул из списка наведывавшихся к бандитам двух женщин, а остальное время дня потратил на то, чтобы узнать поподробнее про трех мужчин, на которых указали малолетние наймиты. Потолкавшись на улицах и поговорив с соседями, киммериец установил, что один из них довольно-таки темная личность, и по некоторым сведениям, является шпионом городской стражи, другой приторговывает краденым, хотя имеет хорошую лавку на городском рынке.

Поразмыслив, Конан решил, что эти два человека вряд ли могут иметь что-то против него или, что уж совсем невероятно, против Эрленда. Оставался третий, который, если верить мальчишке, остановился на постоялом дворе «Благородный немедиец». Мальчуган не мог точно описать внешность посетителя притона, потому что тот был до бровей закутан в плащ, но клялся именем Митры, что этот человек отправился в «Немедийца».

«Придется тряхнуть хозяина, — подумал варвар, стоя перед длинным зданием постоялого двора, занимавшего чуть не целый квартал рядом с храмом Митры, — Может быть, имя постояльца и место, откуда он приехал, что-нибудь подскажут мне».

Он вошел в зал таверны, уже заполнявшийся народом, и, выбрав себе стол так, чтобы видеть хозяина за стойкой, заказал кувшин барахтанского и баранью ногу.

«Надо перекусить и отдохнуть чуток, — киммериец вспомнил, что на ногах со вчерашнего дня, — а тем временем, кто знает, может быть, и незнакомец наш пожалует».

С его места был хорошо виден коридор, ведущий в расположенные на втором этаже комнаты для постояльцев. Поглядывая туда, Конан расправился с принесенной служанкой бараньей ногой и средним по размерам кувшином красного вина. Время шло, а человек, похожий на того, о ком говорил мальчуган, не появлялся.

«Время не будет ждать». — Варвар расплатился с подавальщицей и медленно подошел к стойке, за которой восседал хозяин, огромного, почти как и он сам, роста, но раза в два толще киммерийца.

«Экий слон», — подумал варвар, оценивая внушительную гору жира и мяса, возвышавшуюся над деревянной столешницей. Как молния его ожгло воспоминание юности. Тогда бандит по прозвищу Слон чуть было не отправил недавно пришедшего в Шадизар киммерийца на Серые Равнины, предательски всадив в спину нож.

«Да, если бы не Денияра, не гулять бы мне больше по свету, — усмехнулся про себя Конан, — уже и кости давно бы истлели. Сколько лет прошло? — задал он себе вопрос. — Двадцать, пожалуй… Боги! Как давно это все было!»

— Хозяин! — медленно начал варвар, еще не решивший, как вести разговор, — Мне бы надо узнать про одного человека, что остановился у тебя в гостинице.

— Откуда я знаю, кто у меня ночует? — усмехнулся хозяин, почесывая рыжую окладистую бороду. — Мало ли народу приезжает в Бельверус…

— Давай договоримся сразу, — чуть понизив голос, наклонился к нему Конан, — ты не считаешь меня глупцом, а я не превращаю тебя в покойника. Согласен?

Синие глаза киммерийца смотрели холодно и пронизывали хозяина насквозь. Почувствовав легкий озноб, тот попытался начать торговлю:

— А если я позову на помощь?

— Длины моего кинжала хватит, чтобы приколоть тебя к стене прежде, чем ты раскроешь пасть, — нехорошо усмехнулся варвар. — Так что не советую. А если мы договоримся и ты полистаешь свою занюханную книгу, то я тебе еще и заплачу.

— Ну так бы сразу и сказал, — поежился под его взглядом хозяин. — Так кто тебя интересует?

— Давай свои записи, я сам разберусь. — Конан протянул руку, и хозяин с готовностью вложил ему в ладонь кожаный фолиант, в котором были сшиты листы пергамента, испещренные мелкими убористыми значками.

Киммериец не спеша пролистал страницы книги постоялого двора, не забывая следить за поведением хозяина да и вообще за всем, что творилось вокруг. Еще со времен короля Гефениса каждый хозяин обязывался записывать имя постояльца и место, откуда тот прибыл. Порядок в Немедии был одной из главных заповедей, а уж сыск, как основа порядка, всегда стоял на высоте, Нужное имя Конан нашел почти сразу: Краутвурст, староста селения Сюндбю, по подорожной герцога Хелъсингерского, комната двадцатая.

— Вот видишь, как хорошо, что мы правильно поняли друг друга. — Киммериец положил на стойку золотой. — Может быть, я тебя еще навещу попозже, — пообещал он хозяину, — но горе тебе, если сдуру кому-нибудь заикнешься обо мне.

Хозяин сгреб золотой в свою широкую ладонь и улыбнулся варвару:

— Не глупее некоторых. Заходи, мы всегда рады таким гостям.

На всякий случай варвар сходил наверх и, послушав, что происходит в комнате, подергал ручку. Никого. И никакого шума или шороха за дверью.

«Вернусь поближе к ночи, — спускаясь вниз, подумал варвар, — а пока повидаю Эрленда».

Глава десятая

Барон Торский занимал в Бельверусе небольшой особнячок невдалеке от королевского дворца.

Когда Хайделинда и Ивар в назначенное время подъехали к крыльцу, хозяин уже ждал их. Подав руку молодой герцогине, Амальрик помог ей выйти из экипажа. Ивар, спрыгнув вслед за ней на землю, церемонно поклонился барону.

— Ладно, ладно, — усмехнулся Амальрик, — давай без особых церемоний. Мы люди свои.

В небольшом зале, поразившем герцогиню своим изяществом и скромной красотой, был накрыт стол на троих.

Увидев, что Хайделинда с интересом осматривает стены зала, декорированные резными деревянными панелями с прикрепленными к ним простыми настенными канделябрами, барон с гордостью сказал:

— Люблю истинно немедийский стиль, без всяческих восточных излишеств. Как ты находишь эту комнату, Ивар?

Ивар, услышав вопрос хозяина, смог лишь скромно потупиться. Герцогиня усмехнулась про себя и ответила за него барону:

— Очень приятное убранство. Я скучала в Пуантене по нашим немедийским замкам, хотя монастырские кельи также не страдали особыми излишествами.

— Аквилонцы не имеют достаточного вкуса, — поджав губы, произнес Амальрик. — Их изнеженные души слишком неразборчивы.

За ужином барон и королевский оруженосец старались превзойти друг друга в остроумии, окружая Хайделинду вниманием и говоря девушке массу приятных слов. Конечно, Ивар не мог соревноваться с Амальриком по части светской учтивости и лоска, но иногда он достаточно ловко ввертывал в разговор остроумную фразу, вызывая смех герцогини.

«Пусть пыжится, молодой дурачок, — снисходительно поглядывая на Ивара, думал про себя Амальрик. — Предан мне, а это главное».

Когда расторопный и молчаливый слуга подал сласти, Амальрик обратился к Ивару:

— Сделай мне одолжение, дружище, сходи в комнату к Орасту, пусть он найдет мои записи. Они понадобятся во время беседы.

Ивар с готовностью бросился исполнять поручение своего покровителя, а барон, подождав, пока дверь за молодым человеком закроется, обратился к герцогине:

— Ораст задержит его подольше, я распорядился об этом. Пока же я хочу кое-что рассказать тебе, Хайделинда.

— В чем дело, барон? — весело глядя на него, спросила девушка, но, увидев выражение его глаз, осеклась. — Что-нибудь случилось?..

— Да, — веско сказал Амальрик, — и весьма серьезное. Тебе придется набраться мужества, чтобы выслушать меня.

— Ты говоришь загадками, — насторожилась Хайделинда.

— Мой род и твоя семья издавна находились в дружеских отношениях. Я знал твоего деда и твоего отца и считаю своим долгом сообщить тебе то, что мне стало известно. Твой отец, герцог Гюннюльф, погиб в результате сговора Бьергюльфа с темными колдовскими силами.

— Как? — воскликнула Хайделинда, стиснув руки. — Ты хочешь сказать, что мой дядя…

— Именно это.

— Но откуда тебе известно?

— Ораст допрашивал ведьм из одного селения в твоем герцогстве, и они признались в совершенном злодействе.

— Но почему же ты не сообщил об этом в королевский суд?

— Видишь ли, — осторожно ответил барон, — свидетельства этих женщин недостаточно для суда, а колдун, на которого они указали, исчез. Его до сих пор не могут найти.

Амальрик, не моргнув глазом, присочинил историю про колдуна, чтобы разговор пошел так, как он рассчитывал.

— Я не в силах поверить… — В волнении девушка вскочила с места и зашагала по комнате. — Мой дядя… Это безумие! А мать, неужели она знала?

— Думаю, что нет, — поглаживая бороду, ответил барон Торский. — Не думаю, чтобы она была способна на подобное злодеяние.

— А что могу предпринять я? — Хайделинда испытующим взором посмотрела на барона.

— Я рассказал об этом, чтобы ты была осторожна, — ответил Амальрик. — Когда найдем колдуна, я извещу тебя, и мы сможем обратиться к королю.

Хайделинда с побледневшим лицом молча упала в кресло. Амальрик подумал, не переоценил ли он характера этой юной женщины. Если так, весь его план может пойти прахом. На некоторое время воцарилась тишина. Наконец герцогиня, овладев собой, коротко спросила:

— Ивар знает?

— Нет, — Амальрик смотрел на нее отеческим взглядом, — и я думаю, что ему пока не надо говорить об этом. Он очень привязан к Бьергюльфу. Мы расскажем ему позже.

«Мы расскажем, — повторила про себя Хайделивда. — Мы расскажем…»

— Вот записи, которые ты просил. — Дверь распахнулась, и вошел Ивар с ворохом свитков в руках. — Твой секретарь засунул их куда-то и еле нашел. Ты что такая бледная, Хайделинда? Тебе нездоровится? — всполошился он, взглянув на девушку.

— Я думаю, мы замучили герцогиню своими разговорами, — мягко ответил Амальрик, — да еще утомительная дорога, долгий праздник у короля. Хайделинде надо отдохнуть.

— Я сейчас распоряжусь, чтобы тебя отвезли домой, — повернулся к дверям Ивар. — Прости, но я сегодня должен быть к полуночи во дворце. Как-никак, королевский оруженосец, — гордо добавил он, — есть обязанности.

Прощаясь с герцогиней, Амальрик посмотрел на нее ободряющим взглядом, чуть заметно кивнув головой: — Надеюсь, все будет хорошо.

— Да, да, — подхватил Ивар, — завтра днем, отдохнув, ты будешь чувствовать себя гораздо лучше.

«Если бы ты знал о том, что только что рассказал мне барон, — подумала Хайделинда, взглянув на Ивара и внезапно почувствовав острую неприязнь к нему, — неизвестно, как бы ты заговорил…»

Громкий стук в дверь заставил клевавшего носом привратника подойти и взглянуть в глазок. Черноволосый мужчина в темном плаще стоял у двери, нетерпеливо ожидая, пока ему откроют.

— Хозяина нет дома, — сказал привратник.

— Мне нужен Эрленд, — ответили снаружи, — он здесь?

— Никаких указаний не было, пойду спрошу.

— Шевели копытами побыстрей, — посоветовал голос из-за двери. — Да не забудь сказать, что пришел Конан.

Услышав шум внизу, Эрленд сбежал вниз по лестнице:

— Конан! Ты не представляешь, как ты вовремя!

Аргосец окончательно извелся. Ему сейчас было совершенно необходимо присутствие человека, на которого он мог бы положиться.

— Как обстоят дела?

— Все в порядке, — спокойно ответил киммериец, сбрасывая плащ, — ты можешь ехать в Хельсингер.

Они поднялись наверх, и варвар коротко пересказал Эрленду события последних дней.

— Значит, этот колдун здесь, в Бельверусе?

— Да, — ответил киммериец, — чуть попозже я с ним поговорю. — Он прикоснулся к рукоятке меча. — Клянусь Кромом, этот ублюдок от меня не уйдет! Но в замок я все же не поеду. Сейчас навещу своих головорезов, завтра с утра будут в твоем распоряжении. На них можешь вполне положиться.

— А ты?

— Когда поймаю этого Краутвурста, вытащу из него все, что смогу, — усмехнулся варвар. — Если не удастся сегодня встретиться, вам с герцогиней придется путешествовать без меня.

— Ты думаешь, он преследует тебя одного?

— У меня больше нет сомнений в этом, — твердо сказал киммериец. — Он знает, что кто-то из нас, кроме Хайделинды, представляет для него опасность, но, похоже, не может точно определить кто. И пока мы находимся вместе, с этим ему не разобраться. Я, конечно, не сильно понимаю в колдовских штучках, но уже встречался с подобными вещами. Во всяком случае колдуна я здесь задержу, а вы завтра же отправляйтесь в Хельсингер. Договорились?

— Ты, пожалуй прав, — задумчиво сказал Эрленд, — тем более что мне уже надоело в этом доме.

— Надоело, говоришь? — усмехнулся варвар. — Странно, мне показалось, вполне приличный дом! А герцогиня как себя здесь чувствует?

— Да я ее и не вижу совсем, — невесело ответил аргосец. — Вчера был прием у короля, сегодня у барона Амальрика…

— Понятно… — протянул Конан. — Дело, конечно, не мое, но тебе действительно надо побыстрее отсюда сматываться. Вместе с девушкой, разумеется. Ну что ж. — Варвар поднялся. — Как договорились, завтра утром Барх с остальными будут у тебя. Если боги помогут, то и я присоединюсь к вам. И вот еще что. На всякий случай храни это кольцо у себя. Мало ли что может со мной случиться… — Он вытащил перстень герцогов Хельсингерских и протянул его Эрленду. — Пока спрячь подальше.

Глава одиннадцатая

Первое ужасающее впечатление от слов барона постепенно проходило, и Хайделинда, под мерный стук колес экипажа, попыталась осмыслить все, что произошло за последние дни.

«Зачем барон рассказал мне это? — Раз за разом девушка припоминала все подробности короткого разговора с Амальриком. — Он такой могущественный человек, ему ничего не стоило самому решить все, как надо. Если надо… — задумалась девушка, — а если нет?»

Она припомнила, что Эрленд пару раз неодобрительно отозвался об Амальрике, когда они говорили с ней вдвоем, без Ивара. Что-то вроде того, что не доверяет ему.

«Действительно, можно ли верить этому барону Торскому? — задала себе вопрос Хайделинда. — Кто может поручиться, что он все не выдумал, чтобы достичь каких-то своих тайных целей?»

Она еще раз припомнила подробности двух последних дней, когда вихрь праздника, внимание восхищенных мужчин, настойчивые знаки внимания, оказываемые Иваром, разноцветным дурманом заслонили всю ее остальную жизнь. Она словно была окутана паутиной столичных впечатлений. Теперь, после рассказа барона, эта пелена спала с глаз. Хайделинде предстояло отправиться в Хельсингер, где живет убийца ее отца, ставший теперь правителем герцогства.

«А вдруг мать была заодно с Бьергюльфом? — От этой мысли девушке стало совсем тошно. — Тогда получается, что я буду совершенно одна среди убийц, которые, может быть, и меня собираются отправить вслед за отцом?»

Она уронила голову в ладони. Жизнь в монастыре имела и свои положительные стороны. Соважон приучил Хайделинду относиться ко всему происходящему со спокойствием и терпением. Она привыкла к тому, что в мире вряд ли можно найти у кого-нибудь поддержку, со всем надо справляться самой.

«Почему я решила, что я одна? — Эта мысль вдруг заставила ее почувствовать себя виноватой, — А Эрленд? Вот человек, который не бросит меня в тяжелое время! Как я могла проводить время с разряженными хлыщами вроде Ивара, который только и смотрит в рот барону, готовый служить ему, словно собака?»

Она вспомнила путь из монастыря в Бельверус, когда они скакали бок о бок с Эрлендом и предавались воспоминаниям о днях, когда вместе бродили по лесам и полям Хельсингера. Все время, проведенное в Соважоне, девушка мечтала о том, как вновь увидит свой старый замок, любимые поляны и ручьи, услышит тихий плеск воды о борт лодки, медленно пробирающейся по заросшим камышом протокам. Как она хотела, чтобы все эти мгновения разделил с ней Эрленд! Что же произошло, почему она отринула свои мечты и предпочла общество придворных повес, сыпящих комплименты и скользящих по ее телу маслеными глазами? Один этот коротышка Тараск чего стоит! А Эрленд, ее верный друг, сейчас сидит в этом доме, заставленном мягкими диванами и вычурными безделушками, и терзает себя оттого, что она проводит время с выскочками вроде сына управляющего.

— Приехали! — оторвал девушку от раздумий голос возницы.

«Расскажу все Эрленду, — девушка оперлась на поданную лакеем руку и направилась к предупредительно распахнутой двери дома. — Почему он не встречает меня? Обиделся, наверное, — решила она, — Боюсь, его можно понять. Похоже, я вела себя так, словно специально задалась целью его задеть. Но я поговорю с ним я все объясню».

Хайделинда поднялась наверх. Когда она подошла к кабинету, его дверь распахнулась, и на пороге показался Конан.

— Вот и герцогиня, — учтиво поклонился он. — Прошу извинить нас, мы заговорились и не слышали, как ты подъехала. — Он словно прочитал ее мысли. — Эрленд ждет тебя.

— Хайделинда! — воскликнул аргосец так, словно они не виделись несколько дней.

Девушка, не в силах совладать с внезапно нахлынувшими чувствами, бросилась ему на шею, как тогда, несколько лет назад. Конан, хмыкнув, тихо притворил за собой дверь. Пожалуй, пора отправляться по своим делам. Этот Краутвурст, наверное, заждался его.

Киммерийцу достаточно долго пришлось простоять в переулке рядом с «Благородным немедийцем». Наконец он различил в темноте закутанную в коричневый плащ фигуру, показавшуюся похожей на ту, что описывал мальчуган. Конан стремительно сорвался с места и, прижимаясь к стенам домов, как уж проскользнул в таверну и быстро поднялся наверх. Он отошел в дальний конец длинного коридора и медленно направился назад, рассчитывая подойти к двадцатой комнате одновременно с колдуном, если, конечно, человек в коричневом плаще был Краутвурстом. Варвар не ошибся. На лестнице послышались торопливые шаги, и человек, войдя в коридор, быстро направился ему навстречу, на ходу вынимая ключ. Киммериец все рассчитал точно. Краутвурст, не обратив внимания на сгорбленную фигуру, вроде бы запиравшую дверь соседнего номера, склонился к замочной скважине, вставляя ключ. Движением, быстрым, как молния, и бесшумным, как полет летучей мыши, варвар метнулся к нему. Схватив его запястья, он резко рванул их вверх и назад, выворачивая колдуну руки. Ошеломленный чародей оказался не в состоянии даже взвизгнуть.

— Тихо! — громким шепотом предупредил варвар. — Люди, наверное, уже спят. Будешь шуметь — удавлю, клянусь Митрой и твоим Сетом. Понял?

Колдун, выпучив глаза от страха и боли в сведенных руках, согласно закивал головой, однако киммериец привык не очень-то доверять таким людям. Кроме веревки, он припас и кусок тряпки, которым заткнул Краутвурсту рот. Варвар втащил колдуна в комнату и, усадив его на стул, запер дверь на засов.

— Вот теперь поговорим, — усмехнулся Конан. — Со связанными руками ты вряд ли сможешь сотворить какое-нибудь колдовство, не так ли, ослиный понос? — В ответ на отчаянные кивки головой Конан, откинув плащ, показал пленнику свой меч. — А вот я могу сделать магическое движение, и твоя голова заживет отдельной жизнью от твоего вонючего туловища. Понял, гадина?

Колдун, сипя, продолжал мотать головой из стороны в сторону. Видимо, киммериец слишком глубоко засунул ему кляп.

— Что, шакал, задыхаешься? — осведомился варвар, выдергивая тряпку изо рта мага. — Ты хоть понял, что я тебе сказал?

— Понял, — прохрипел Краутвурст, еще не пришедший толком в себя от стремительного нападения киммерийца.

Сегодня ночью он как раз собирался определить, где находятся опасные для него люди, среди которых выделялся этот черноволосый гигант. Однако тот явился сам, чего колдун совершенно не ожидал.

— Теперь слушай внимательно. — Глаза Конана словно прожигали мага насквозь, и этот взгляд не сулил ничего хорошего. — Ты сейчас расскажешь мне, почему преследуешь меня и моих друзей. Это первое. От твоего ответа зависит, какой вопрос я задам следующим.

— Приключилась ошибка, — понемногу приходя в себя, начал колдун. — Мои люди перепутали тебя с другим человеком, и я готов принести извинения и даже заплатить за причиненные неудобства.

Людям свойственно заблуждаться, когда они считают себя умнее и сообразительнее других. Такую оплошность совершил и Краутвурст. Он не знал, что именно известно варвару, и решил схитрить, прикинувшись простачком. Киммериец таких промахов не прощал. Оплеуха, которую он отвесил колдуну, отозвалась громким гулом в голове чернокнижника и быстро прояснила, в чем его ошибка. Конан замахнулся еще раз, но Краутвурст опередил его:

— Не надо, не надо, я скажу все, что ты хочешь.

— Я тебе задал первый вопрос, — Конан придвинул свой стул поближе к пленнику, — или ты уже забыл его?

— Твои спутники тут ни при чем, — заторопился колдун, — дело в тебе, потому что ты был на шабаше духов.

— Ты что, спятил? — прикинулся ничего не знающим варвар. — Нигде я не был. Ты прав, приключилась ошибка.

— Как же? Я два раза проверял… — удивился Краутвурст, но, взглянув на Конана, осекся, поняв, что тот смеется над ним.

— Так, — медленно произнес киммериец, — значит, ты можешь определить, где находится тот или иной человек? Твое колдовство это позволяет?

— Нет, нет, — снова заторопился колдун, — я не могу найти любого человека. Моя магия позволяет найти только того, кто отмечен меткой духов, да и то не его самого, а место, где он находится.

— Понял, — кивнул головой варвар. — Поэтому ты и хотел убить нас всех, чтобы избавиться наверняка от того, кто был на шабаше. И еще. Ты утверждаешь, что на мне метка этих призраков?

— Да, да, — закивал головой Краутвурст.

— Хорошенькое дело, — усмехнулся Конан. — И как избавиться от этой метки?

— Я не знаю… — начал было колдун, но новая пощечина не дала ему договорить.

— Придется совершить свое магическое действие, — нахмурился варвар, делая вид, что собирается вытащить меч.

— Нет, нет! — заверещал колдун.

— Тогда вспоминай, — усмехнулся варвар. — Жаль, что ты не следуешь заветам Митры, который учил быть правдивым. Поэтому придется тебя немного подгонять. — Он замахнулся, но колдун торопливо сказал:

— Я вспомнил, метка будет на тебе до тех пор, пока у тебя кольцо герцога.

— А если я отдам его другому, то этот человек будет помечен?

— Нет, — помедлив мгновение, ответил колдун. — Нет, потому что его на сборище призраков не было.

Варвар перевел дух. Он успел испугаться, что накликал беду на Эрленда, передав кольцо.

— Ну что ж, — задумчиво произнес варвар. — На первый вопрос, будем считать, ты плохо, но ответил. Теперь перейдем ко второму. Ты меня хорошо понял?

— Ты, наверное, хочешь узнать про герцога Гюннюльфа?

— Похоже, ты решил начать честную жизнь, — съязвил Конан. — Вот видишь, пара оплеух, и ты уже принимаешь митрианскую веру. Похоже, что Фринаус мог бы взять меня к себе на службу. Продолжай, сын шакала!

Краутвурст пересказал варвару то, что тот уже знал, по рассказам Эрленда, и услышал на шабаше призраков. Он слушал колдуна и кивал головой, но когда тот замолк, внимательно посмотрел ему в глаза.

— Понимаешь, какая штука, — понизив голос до шепота, сказал варвар, — мне за свою жизнь пришлось столько общаться с вашим братом, что я и сам стал немножко колдуном. И вот сейчас моя магия подсказывает мне, что ты рассказал не все. Поройся у себя в памяти, гиена, может быть, ты что-то забыл? — Варвар многозначительно прикоснулся к ножнам, где лежал его меч.

— Вспомнил, вспомнил… — преданно глядя на киммерийца, зачастил Краутвурст. — Кроме меня и герцога, об этом могла знать еще одна ведьма из нашего села, может быть, даже две… — неуверенно закончил он.

— Они твои сообщницы? — спросил Конан.

— Нет, я им не говорил, для чего требуется зелье, но они могли догадаться.

— Ну и где они? Ты их тоже убил?

— Зачем? — Впервые за все время их беседы колдун криво усмехнулся. — Их сожгли Золотые Леопарды.

— А тебе не приходило в голову, что если они попали в лапы королевской гвардии, то могли им кое-что рассказать?

— Приходило, — согласился Краутвурст, — но те, кто это знает, для меня сейчас не опасны, потому что уезжают в Аквилонию. Кроме того, не наверняка ведьмы проговорились обо мне.

— Ты меня убедил, — серьезно сказал варвар. — Теперь мне надо решить, что с тобой делать. Ты можешь дать мне доказательства, что Бьергюльф — твой сообщник?

— Он не сообщник. Я ему только помог. Он главный в этом деле. Это был его заказ, и он мне хорошо заплатил. Но доказательств у меня с собой нет. Они в Сюндбю.

— Хм, — почесал затылок варвар. — Придется съездить туда, клянусь Кромом. А ты, часом, не врешь?

— Клянусь Митрой, — побожился Краутвурст.

— Ну что я говорил? — засмеялся киммериец, — Чуть поговоришь с таким по душам, и он сразу превращается в добродетельного митрианца. Действительно, Верховный Жрец много теряет… Ну ладно, шутки в сторону. Сейчас я найду мешок — ты поедешь в нем, чтобы не сбежал. Согласен? Впрочем, у тебя и выбора нет, если хочешь еще пожить, клянусь кишками Нергала.

Глава двенадцатая

Она разомкнула руки и отступила на шаг. Эрленд взглянул в ее глаза и внезапно понял, что все возвращается. Как и тогда, чуть полные губы девушки дрожали от волнения. Она смотрела на него своими фиалковыми глазами, которые постепенно заволакивало дымкой. Аргосец так долго ждал этого мига — и теперь, благодарение богам, он наступил. Хайделинда внезапно начала бледнеть — сначала вокруг рта, потом бледность разлилась по всему лицу. Девушка, не отрывая от аргосца взгляда, сделала шаг вперед и, сдавленно вздохнув, бросилась в объятия Эрленда.

Проходили мгновения, но оба не произносили ни слова — они просто не требовались. Девушка сжимала его плечи, по-прежнему неотрывно глядя в лицо Эрленду.

— Хайделинда, — шепнул он наконец.

— Я пришла к тебе. — Она спрятала вспыхнувшее лицо у него на груди.

Потом, дерзко поведя плечом, девушка начала медленно снимать платье. Какие-то застежки, цепляясь за ткань, помешали ей, и она просто рванула материю.

— Оно мне больше не понадобится, — произнесла Хайделинда, отбрасывая смятое платье в сторону. Отступив на шаг, девушка без тени стыда и даже малейшего смущения предстала перед Эрлендом. Она понимала, что в этот момент возлюбленный чувствует то же самое — они сейчас одни на всем белом свете.

«Ничто на свете не занимает так сердце и не сковывает его, как любовь, и надо иметь оружие против этого, ибо душа становится беззащитной», — вспомнились ей почему-то слова монахини. Эрленд подхватил ее на руки и понес к узкой постели.

— Не бойся, — нежно касаясь ее тела, прошептал Эрленд, и все исчезло, и эта тесная комната, и наставления монахинь, и неуверенность, и разговор с бароном, и страх одиночества — все. Остался только Эрленд, его горячие губы и настойчивые, но нежные руки.

Она не помнила, был свет или темнота, не слышала ни одного звука, все ненужное исчезло, мир сузился до всепоглощающего и острого чувства единения и бесконечной легкости, растворявшей тело, ставшее текучим, как вода. Хайделинда лежала, полуоткрыв трепещущие губы, ее дыхание было свежим, как воздух весной, ее кожа благоухала. Эрленд посмотрел на нее, нагую, лежавшую на животе в позе маленькой девочки, согнув колено одной ноги и подложив ладонь под подбородок. Он глядел на ее прекрасное лицо, утомленное безумствами любви. Девушка вытянулась рядом, длинноногая, стройная, и сквозь полуопущенные ресницы ярко светились ее фиалковые глаза. Эрленд погладил ее кожу, шелковистую и прохладную, он погладил очень тихо, и Хайделинда ответила благодарной улыбкой. Аргосцу почудилось, что сейчас он сойдет с ума от охватившего его счастья…

Утром они поднялись, как только забрезжил рассвет. Им хотелось быстрее покинуть и этот дом, и Бельверус, поэтому, когда Барх с тремя остальными наемниками подскакал к крыльцу, Хайделинда и Эрленд уже ждали их. Кавалькада всадников промчалась по еще пустынным улицам города, и вскоре они ехали по дороге, ведущей к Хельсингеру.

Варвару так быстро управиться не удалось. Пока он нашел подходящую повозку, запряженную двойкой пегих, смирных лошадок, пока наконец не сошелся в цене с многословным и хитроватым офирцем, ее хозяином, прошло много времени.

Он вернулся в таверну и, улучив время, когда ее двор опустел, вынес мешок с находящимся внутри связанным колдуном, благодаря богов, что Краутвурст был мужчиной среднего роста, а не таким, как хозяин «Благородного немедийца». Затем ему пришлось съездить на рынок, чтобы купить несколько мешков тряпья, которые он забросил в повозку. Уплатив подать, скромный торговец выехал через северные ворота столицы, и лошадки неторопливо затрусили по пыльной ухабистой дороге.

Отъехав пару лиг, Конан остановил лошадей и, разыскав мешок с колдуном, развязал его. Краутвурст еле дышал, полузадушенный кляпом.

— Ну что, шакал, обещаешь не подавать голос? — Киммериец выдернул кляп у него изо рта.

— Обещаю, — еле шевеля языком, просипел колдун.

— Смотри у меня, сиди тихо. — Варвар вновь завязал мешок и взобрался на козлы. — Но, пошли! — прикрикнул он на своих пегих.

Те послушно зашагали дальше, а киммериец, поминая Нергала, прикидывал, сколько же дней ему придется так тащиться до Сюндбю. Выходило никак не меньше десяти. Но дело того стоило, решил варвар, если этот мерзавец Краутвурст, конечно, не врет и у него есть доказательства вины герцога.

Хайделинда ничего не рассказала Эрленду про разговор с бароном. Она решила по приезде в Хельсингер сначала немного подождать и взглянуть, как все сложится. Может быть, поговорить с матерью, а уж потом, в зависимости от результата, посоветоваться с Эрлендом. Кто знает, что на уме у Амальрика? Не исключено, что он это все придумал с какой-то целью. Хайделинде с трудом верилось, что ее дядя — убийца своего брата.

Она, по правде говоря, обращала мало внимания на отношения отца и дяди, но не могла припомнить какого-нибудь случая, который обнаружил бы их взаимную неприязнь или же показал стремление Бьергюльфа завладеть герцогством.

Нет, сколько она ни рылась в своей памяти, дядя представлялся ей человеком, которого больше всего на свете интересовали охота, пиры и прочие удовольствия. В ее голове не укладывалось, что этот шумный, веселый и жизнелюбивый мужчина мог опуститься до такого подлого преступления.

Светлые дубовые рощи постепенно уступали место молчаливым хвойным лесам, знакомым и таким милым ее сердцу. Возникавшие среди золотистых сосен и угрюмых елей лесные опушки со стоящими, как привратники у ворот, стайками плакучих берез и раскидистых ив, или рассекавшие леса поля и луга, окаймленные синей стеной далеких деревьев, указывали: дом становился все ближе.

Но она этого почти не замечала. Рядом с ней был Эрленд, и сейчас все ее существо было занято только им. В пути они вели бесконечные разговоры обо всем, что накопилось у них за годы разлуки и чем хотелось поделиться с близким человеком. Хайделинда поведала о своей жизни в монастыре, о том, как тоскливо и одиноко там было. Одну только тему влюбленные старались не поднимать — как сложится их дальнейшая жизнь.

Хайделинда не затрагивала ее потому, что боялась выдать страшную тайну, которую узнала от барона Амальрика, а Эрленд по той же причине не вспоминал о том, что скоро им придется жить в замке Хельсингер. Иногда, заговорившись, кто-то забывался, и вдруг произносилось слово «Хельсингер» или имя кого-нибудь из обитателей замка. Тогда между ними внезапно воцарялось молчание, и молодые люди некоторое время ехали, избегая глядеть друг на друга, пока кто-нибудь вновь не начинал разговор.

Так они путешествовали несколько дней от одного городка к другому, и дневная дорога казалась им слишком длинной, потому что оба с нетерпением ждали момента, когда займут свои комнаты в постоялом дворе и Эрленд сможет украдкой прийти к ней, и тогда уже не будет нужно слов — только глаза, губы и руки. Хайделинда отдавала любимому всю себя с пылом и раскованностью выпущенного на свободу долго сдерживаемого чувства.

Глава тринадцатая

— Ну как ты там? — осведомился варвар, подходя к груде мешков на повозке. — Жив?

— Жив, — раздалось изнутри, — и есть хочу.

— Мы остановились у трактира, — ответил киммериец, — сейчас пойду пообедаю, а после и тебе чего-нибудь принесу. Обещаешь сидеть тихо?

— Обещаю…

Варвар направился к таверне, приглядываясь, нет ли вокруг чего подозрительного. Все было спокойно. Тихий и аккуратный немедийский городок с непременным храмом Митры на главной площади жил своей обычной жизнью. Несколько повозок стояли около постоялого двора, а чуть в стороне освобожденные от упряжи лошади медленно жевали корм, устало отмахиваясь от надоедливых мух. Конечно, следовало бы заткнуть колдуну рот кляпом, но те несколько дней, что они ехали, Краутвурст вел себя вполне смирно. Варвар сел за длинный стол и, кивнув подавальщику, потребовал еды. Мясо, которое подал хмурый и неразговорчивый человек, было жестковатым, но пиво — отлично сваренным и свежим. Конан быстро управился с едой и, завернув в тряпицу кусок мяса и лепешку для своего пленника, вышел на крыльцо, щурясь от лучей заходящего солнца, бивших прямо в глаза. Он повернул голову в сторону, где поставил свою повозку, и в это же мгновение почувствовал, что ему в бок упирается острие копья. Киммериец мгновенно отпрянул, но с другой стороны почувствовал то же самое.

— Вот он! — раздался голос, и из-за угла выскочили еще несколько вооруженных мечами и алебардами человек.

Варвар оценил обстановку и решил, что лучше не двигаться, ведь державшие копья люди проткнут его, как куренка, раньше, чем он сделает малейшую попытку выхватить меч. Крепкий рыжебородый человек со знаками офицерского отличия направился к варвару и, предусмотрительно встав в трех шагах, объявил:

— Ты арестован. Отдай оружие.

Подоспевшие вместе с ним еще несколько солдат направили острия своих алебард прямо в грудь Конана. Тому ничего не оставалось, как отстегнуть ножны и бросить оружие на землю.

— Отведите их в караульную и заприте! — распорядился рыжебородый. — Завтра решим, что с ними делать.

— Ты хоть скажи, почему меня схватили? — спросил варвар, хотя уже начинал догадываться, в чем дело.

— Он еще спрашивает! — подтвердил его догадку офицер. — Разве похищение почтенного торговца не основание, чтобы судья разобрался с тобой по всей строгости?

За спинами солдат Конан заметил усмехающегося Краутвурста. «Нергал мне в кишки! — выругался про себя варвар. — Надо было зарезать этого шакала еще в Бельверусе! Еще и шапку мою напялил, гад, — он увидел на колдуне шапчонку, которую купил, чтобы больше походить на торговца. — Влип я с этими доказательствами! — ругал он себя. — Теперь вот надо думать, как спасти собственную шкуру».

Конечно, киммериец мог сказать офицеру, что лысый ублюдок вовсе и не купец, каким себя выставляет, но вряд ли бы это помогло. В любом случае его самого никто не собирается отпускать до завтра, а пока и колдун находится под арестом, есть время что-нибудь придумать. Вздохнув, варвар позволил отвести себя в подвал длинного каменного здания рядом с храмом. Лязгнул засов кованой двери, и Конан остался один в крошечной камере с узкой щелью вместо окна и ворохом слежавшейся соломы на полу. Цепей на руки и на ноги ему не надели, и это вселяло некоторую надежду на будущее.

За свою жизнь киммериец столько раз сидел за решеткой, что очередной арест не выглядел в его глазах сверхнеобычным происшествием. Если избрал подобный образ жизни, будь готов, что соломенная подстилка подземелья будет частенько заменять мягкие перины постоялого двора или ночлег у костра под пологом леса. Важно, чтобы на этой подстилке не застрять надолго или, что еще хуже, не отправиться на плаху — а таким образом могло закончиться почти каждое заключение. Когда-то киммерийцу удалось избежать уже наброшенной на шею петли.

Конан почесал шею, вспоминая Зингару и удачно подвернувшегося товарища по несчастью. Если бы не один из вождей заговорщиков Сантидио, которого собирались повесить одновременно с варваром, то сейчас было бы некому предаваться воспоминаниям.

«Завтра, если не удастся вырваться отсюда, — размышлял Конан, — меня и колдуна поведут к судье. Скорее всего, ни один из нас не сможет ничего доказать. Тогда обоих оставят в тюрьме до тех пор, пока не выяснят, кто мы такие. А стоит рассказать правду об этом шакале, нас непременно потащат в Бельверус для допроса в застенках Золотых Леопардов. Дело может оказаться очень громким, я в его водоворот затянется столько народу, что вряд ли и мне самому удастся уцелеть».

Киммериец сомневался, что Краутвурст сможет использовать свое колдовское умение и сбежать. Он тщательно обыскал его и не оставил никаких амулетов, а без помощи заговоренных предметов не всякий маг сумеет что-либо предпринять.

«Интересно, куда посадили этого ублюдка? — поду, мал варвар. — В таком маленьком городке не может быть двух тюрем. Значит, он где-то рядом».

Конан подошел к двери и тщательно ощупал ее. Неплохая работа! Даже могучие мускулы киммерийца ничего не смогут сделать с этой дубовой, окованной железными полосами преградой. Скудного ночного света, пробивавшегося сквозь щель, вполне хватало для того, чтобы осмотреть каменную кладку — глаза варвара видели в темноте не хуже, чем у кошки. Все было сделано крепко и надежно, с немедийским тщанием и аккуратностью: плиты основательно пригнаны друг к другу, а между ними нет и намека на малейшую щель.

«Чтоб вас Нергал сожрал! — выругал Конан ни в чем не повинных строителей дома, — Экие старательные попались! Ну, видно, судьба такая — придется переночевать здесь».

Он подоткнул солому поудобнее и, завернувшись в плащ, заснул спокойным и крепким сном. Если не остается ничего другого, имеет смысл как следует выспаться.

Наутро киммерийца разбудил грохот топочущих ног, крики, лязг засовов. Он сел и с хрустом потянулся, разминая мускулы после сна. В камере было уже достаточно светло. Варвар подошел к двери и, приложив к ней ухо, попытался разобраться, что же вызвало переполох. Толстая створка заглушала звуки, и, кроме шума, варвару ничего не удалось расслышать. На улице тоже раздавались крики и звон железа. Конан подпрыгнул и. ухватившись за край кладки, подтянулся на руках к узкому оконцу.

К его разочарованию, он увидел только камня мостовой и пробежавшие по ним ноги, обутые в подкованные железом сапоги. С сожалением вздохнув, киммериец спрыгнул вниз и стал ждать, поскольку ничего другого не оставалось.

Ожидание не затянулось. Скоро он услышал лязг засова. Дверь заскрипела, открываясь.

— Выходи! — грубо приказал стражник.

Варвар вышел. Трое солдат повели его наверх, подталкивая в спину концами алебард, и втолкнули в помещение, где за столом сидел плюгавый человечек в черном бархатном камзоле и шляпе с пером. Человечек что-то писал в большом фолианте и, заметив киммерийца, поднял голову.

— Пусть посидит, — указал он солдатам на скамью, стоявшую у стены.

«Судья», — решил варвар и сел, с любопытством оглядывая комнату.

Двое стражников встали по бокам от киммерийца, настороженно наблюдая за ним, готовые при малейшем подозрении пустить в ход оружие. Снаружи послышался грохот шагов, В комнату влетел рыжебородый офицер. Его лицо раскраснелось, как после долгого бега, он шумно дышал и вытирал лоб куском ткани необъятных размеров.

— Не нашли! — сообщил он плюгавому человечку. — Нигде нет, все обыскали. Как он сумел выйти через закрытую дверь?

«Похоже, я ошибался, — хмыкнул варвар. — Колдунишка-то слинял, по всей видимости».

— Во всем виноваты вы, лентяи! — заорал, приподнявшись из-за стола, человечек. — Пошли всадников, пусть ищут в округе! Он не мог далеко уйти.

«Хм! — усмехнулся про себя варвар. — Искала бабуля, где ветры задули!»

— Ты кто такой? — обратился к киммерийцу судья.

— Меня зовут Ниун, — Варвар не собирался называть свое настоящее имя, мало ли как дело сложится…

— Кто твой господин?

— Никто, — пожал плечами киммериец. — Я сам по себе, добываю пищу и кров тем, что нанимаюсь на службу к нобилям.

— Почему ты похитил почтенного человека и вез его в мешке?

— Нашли почтенного человека! — усмехнулся Конан, подмигивая судье, — Он такой же бродяга, как и я Нергал ему в печень! Проигрался мне в кости и сказал, что в Нумалии у него есть деньги, там он расплатится. Вот я и поехал с ним.

— Врешь! — закричал на него плюгавый, — В Нумалию ведет другая дорога.

— Я не местный, — скроив простодушную мину, ответил варвар, — заблудился, наверное.

— Ты мне лжешь! — стукнув кулаком по столу, снова заверещал плюгавый. — Придется отправить тебя в столицу, там с тобой разберутся.

Варвару в общем-то это и было нужно. Из местной тюрьмы убежать вряд ли удастся, а за три дня пути к столице случаев обмануть охрану может представиться сколько угодно.

— Твоя воля, почтеннейший, — усмехнулся он.

Глава четырнадцатая

К досаде киммерийца, рассчитывавшего, что руки просто свяжут, его повели к городскому кузнецу. Напевая себе под нос развеселенький мотивчик, мастер, будучи уже с утра под хмельком, расторопно заковал варвара в ручные и ножные цепи. Правда, Конан, пользуясь его и стражников беспечностью, сильно напряг мускулы на запястьях, пока кузнец надевал ему обручи.

Эта уловка позволила получить некоторую свободу Для рук. Самое главное, что он успел сделать в кузнице, — это, воспользовавшись тем, что стражник на мгновение отвернулся, стащить со стола кузнеца обломок стальной спицы. Варвар зажал железку между двух пальцев, а потом незаметно засунул себе за отворот сапога. Пригодится!

Варвара посадили на коня, замкнув цепь на ногах Конана под брюхом жеребца. Сопровождаемый тремя Солдатами, киммериец направился обратно по дороге, которая привела его в этот городишко. Судья приказал Стражникам не спускать глаз с арестанта и непременно Доставить в столицу, чтобы там в городской тюрьме с этим бродягой разобрались как следует, потому что вызывает он серьезные подозрения.

Они неспешной рысцой протрусили целый день, а на ночлег остановились на опушке леса у дороги. Конана сняли с лошади и, посадив спиной к дереву, завели руки за ствол и там вновь замкнули, не забыв и про ножные цепи. Варвар, прислонив голову к шершавой коре, с улыбкой наблюдал, как стражники развели костер а уселись вокруг огня за ужин, обильно сдабривая пищу вином. Улыбался он оттого, что успел незаметно для солдата, замыкавшего замок, выхватить железку, взятую в кузнице, и зажать ее в ладони. Еще в бытность свою в Шадизаре, куда он совсем юным отправился обучаться воровскому ремеслу, Конан прошел хорошую школу по открыванию отмычкой и не таких замков, как это примитивное изделие, державшее вместе два звена его цепи.

— Эй! — крикнул он солдатам. — А меня кормить что, не собираетесь?

— Пошел ты! — отмахнулся старший. — В Бельверусе тебя накормят, пес Нергалий!

— Плетьми! — с хохотом подхватил другой, и вся компания долго смеялась, утирая обильно катящиеся по щекам слезы.

Видимо, шутка им понравилась, чего нельзя было сказать о киммерийце, причем вовсе не из-за отсутствия у него чувства юмора.

«Вы у меня еще посмеетесь, — усмехнулся он про себя. — Дайте дождаться, пока стемнеет, тогда просто обхохочетесь».

Договорившись нести охрану по очереди, двое солдат улеглись спать, завернувшись в плащи, а третий остался сидеть у костра, подбрасывая в него хворост и иногда поглядывая на киммерийца. Конан делал вид, что дремлет, наблюдая за своим стражем сквозь полуприкрытые веки. А в это время пальцы его рук старались схватить железный обломок таким образом, чтобы попытаться вставить острый конец в скважину замка Вслепую, не видя того, что делаешь, выполнить задуманное было чрезвычайно трудно, но варвар упорно, обдирая кожу, раз за разом повторял свои попытки как можно дальше просунуть запястья сквозь обручи оков. Несколько раз он ронял спицу и, холодея от мысли, что потерял ее, шарил по траве за стволом. Наконец ему удалось вставить железку в отверстие замка. Осторожно, стараясь не выронить свое орудие, Конан постарался найти деталь, нажав на которую можно было высвободи, дужку замка. От напряжения на лбу у киммерийца выступил пот, который, стекая вниз, ел глаза. К счастью, стражник, оставленный караулить стоянку и арестанта, время от времени клевал носом. Когда его голова падала вниз, он вздрагивал и помутневшими глазами вглядывался в варвара, но убедившись, что все в порядке, вновь не мог противиться сну.

Киммериец, сцепив зубы и заставляя себя не торопиться, что было самым трудным, все крутил и крутил железку в скважине замка, поочередно подхватывая ее пальцами. Иногда от напряжения и неудобного положения его ладони сводила судорога, но варвар, терпеливо ждал, пока боль пройдет, и вновь начинал свое занятие. Сколько времени продолжались попытки, Конан не знал, но вдруг легкое движение под пальцами показало, что наконец он достиг успеха. Механизм поддался, и через мгновение варвар уже подцепил двумя указательными пальцами дужку замка и открыл ее. Дальше все было просто. Он сбросил замок со звеньев и потер освободившиеся руки. Конечно, на запястьях болтались обручи с отрезками цепей, но это мало волновало варвара. Теперь оставалось снять ножной замок, открыть который казалось делом одного мгновения. Но здесь киммерийцу не повезло. Как раз в это время стражник разбудил своего сменщика, и тот захотел взглянуть, хорошо ли замкнуты руки варвара. [- Иди ложись! — буркнул он своему товарищу, направляясь к сидящему спиной к стволу киммерийцу. Времени на раздумья не было. Когда солдат подошел совсем близко, варвар внезапно выпрямился и резким движением обеих рук ударил стражника по ушам. В голове у того разорвался на мелкие осколки ослепительный цветной шар, и стражник рухнул как подкошенный. Звон цепей, к несчастью, привлек внимание не успевшего улечься солдата. Он поднял голову и, увидев что произошло, вскочил на ноги и выхватил меч.

— Вставай! — гаркнул он третьему охраннику, бросаясь к варвару.

Киммериец нагнулся к упавшему солдату и выдернул у него из ножен меч. Изготовившись, он отбил выпад первого из нападавших. Тот отпрыгнул и, пользуясь тем, что ноги у варвара были все еще скованы цепью, быстро переместился в другую сторону. Конан отбил следующий его выпад и очень вовремя, потому что поднявшийся третий стражник бросился на него слева. Положение варвара было не из легких: со скованными ногами он не мог быстро передвигаться и с трудом отбивал атаки нападавших на него с двух сторон солдат. Если бы эти несчастные знали, кто сражается с ними, прижавшись спиной к стволу дерева! Они возблагодарили бы богов, что киммериец не может их догнать, и бежали бы во всю прыть, радуясь, что случай помог уцелеть.

Однако стражникам показалось, что скованный по ногам варвар будет легкой добычей, и одновременно бросились на него с двух сторон. Конан быстрым, как молния, движением, отвел меч одного нападавшего, который пролетел мимо него, не удержавшись на ногах. Тут же, пригнувшись, киммериец мощным ударом выбил оружие из рук второго солдата и, не задерживая клинка вверху, резко рубанул по его руке. Взвыв, бедняга согнулся, схватившись за культю, а варвар, совершив длинный прыжок, очутился лицом к лицу со вторым. Тот, вместо того чтобы бежать сломя голову, славя богов за избавление, решился посоревноваться с киммерийцем в быстроте движений, однако после двух выпадов рухнул на землю с распоротым животом. Конан повернулся к другому солдату, который бросился на него, перехватив меч в левую руку. Несколько молниеносных движения — и меч со свистом рассек стражнику лицо. Звук хрустнувшей кости, шум падающего тела — и все было кончено.

Киммериец осмотрел поле боя, скудно освещенное догоравшим пламенем костра. Двое стражников лежали без движения, а третий, у которого был распорот живот, еще пытался подняться, зажимая рукой страшную рану. Кровь залила все пространство около него. Конан, проявив к несчастному жалость, отсек ему голову, прекратив напрасные мучения. Он присел на корягу, переводя дух, потом встал и, прыгая на двух ногах, как кузнечик, обшарил кошели и карманы бывших противников. Монеты он ссыпал в подобранный шлем одного из солдат. Денег оказалось немного, но на дорогу до Хельсингера, пожалуй, хватит. Варвар нашел ключ и наконец освободил ноги. Правда, на его лодыжках, как, впрочем, и на запястьях, еще были надеты железные обручи с обрывками цепей. Конан выбрал кинжал покрепче и, разогнув с его помощью звенья, окончательно освободил себя от оков. Теперь можно было подумать и о дальнейшем.

Прежде всего он осмотрел оружие и выбрал себе меч и два кинжала. Потом разжег костер поярче, чтобы осветить как можно дальше поляну, где была стоянка. Он стащил труды солдат и их амуницию подальше от Дороги и, нарубив лапника, тщательно прикрыл убитых. Подойдя к лошадям, варвар решил, что, пожалуй, заберет всех трех. В ближайшем городке — конечно, не в том, где его арестовали, — он их продаст, потому что лишних денег никогда не бывает.

Покончив с делами, он достал из дорожного мешка еду, которую солдаты отложили на завтрак, и с аппетитом принялся подкрепляться. Со вчерашнего вечера у него во рту не было ни крошки. Вино оказалось дешевым и кисловатым на вкус, но на сегодняшний день это было лучшее, на что можно было рассчитывать. Решив тронуться в путь с рассветом, варвар подбросил веток в костер и задумался, обхватив колени руками.

«Где искать Краутвурста? — эта мысль не давал покоя киммерийцу. — Скорее всего, колдун направится в Хельсингер, чтобы предупредить Бьергюльфа о том, что ему, Конану, известно, что именно произошло с герцогом Гюннюльфом. Что из этого следует? — задал варвар вопрос, и поскольку больше ответить было некому, то сам и вынес решение: — В Хельсингере мне появляться нельзя».

Но как же тогда он свяжется с Эрлендом? Варвар вдруг вспомнил, что, когда отряд ехал из Пуантена, он случайно услышал разговор Хайделинды с Эрлендом, Девушка вспоминала, как хорошо было гулять по лесам и полям, и они обязательно вновь будут путешествовать по окрестностям Хельсингера, когда вернутся.

«Что ж, — решил киммериец, — мне не привыкать жить в лесу. Несколько дней придется существовать, как дикому зверю, пока встречу их на прогулке. Другого выхода нет. Тогда и договоримся о том, как действовать дальше».

Мысли опять вернулись к колдуну. После того как маг побывает в замке, он должен вернуться в свое село. Очень хорошо. Пусть сидит там. Когда придет время, прохвоста можно будет выследить и отправить гулять на Серые Равнины, где такому ублюдку самое место. Мерзавец заслужил это своими преступлениями, во-первых, и опасен для него, во-вторых.