Кольцо власти

Глава первая

В просторном дворе замка огромным прямоугольником разместились столы. Только в противоположной стороне от длинного главного ряда, где сидел хозяин с наиболее почетными гостями, был оставлен небольшой проход для того, чтобы слуги могли обслужить пирующих. Каждый гость со своей супругой, если таковая имелась, восседали за главным столом, располагаясь по обеим сторонам от Бьергюльфа и Гунхильды, а остальные члены их семей рассаживались дальше, согласно старшинству и принятым правилам этикета. Хайделинде досталось место как раз напротив матери и герцога, рядом с сестрами Хольгера, Ортрудой и Артриксой, и младшим братом графа Швехтенского, учтивым молодым человеком лет двадцати, служившим в королевской гвардии в Нумалии. Молодая герцогиня огляделась, ища глазами Эрленда, но его нигде не было видно.

Она откинулась на спинку стула и обменялась взглядом с Сюннивой, которая сидела через дюжину человек от нее рядом со своим отцом. Ивар, как королевский оруженосец, занял место гораздо ближе к главе стола и гордо озирался вокруг, напоминая Хайделинде важного павлина. Заметив взгляд девушки, молодой человек приподнялся и отвесил учтивый поклон. Молодая герцогиня только кивнула в ответ и отвела глаза, рассматривая других гостей. Ее чувства были обострены, но сердце билось ровно и спокойно, как будто ничто про. исходящее не беспокоило и не могло взволновать душу Гости постепенно рассаживались, обмениваясь приветствиями со знакомыми. Слуги расторопно разливали по кружкам вино и пиво в зависимости от вкусов гостей. Гул голосов, смех и звук ножек кресел, двигающихся по каменным плитам, шарканье ног десятков слуг смешивались с карканьем ворон, рассевшихся по краям крыши и чуявших возможность поживиться будущими объедками.

Подождав, пока приглашенные займут свои места, Бьергюльф встал. Он поднял кружку, и его зычный голос раскатился над головами присутствующих. Гул стих, все повернулись в сторону хозяина.

— Благородные немедийцы! — повторил герцог, важно оглядев собрание. — Наш повелитель и первый среди знатных представителей народа Немедии, благословенный король Нимед, поручил мне собрать вас здесь, в моем замке, чтобы мы могли поговорить о делах, направленных на благо нашей великой страны!

Он перевел дух и продолжал:

— Под покровительством Владыки Света, Подателя Жизни, Хранителя Горнего Очага, Светлоликого Митры пусть расцветает и становится все более могучей наша великая Немедия! Слава Митре! Слава нашему повелителю благородному Нимеду! Да здравствует Немедия!

Последние слова потонули в дружном стуке кружек о столешницы. Рев сотни глоток, славящих Немедию, короля и Светлоликого продолжался еще некоторое время, потом пир покатился дальше. Столы ломились, уставленные блюдами с различными яствами, кувшинами с лучшими винами и знаменитыми сортами пива. Было где разгуляться натуре настоящего немедийца, любящего крепко выпить и хорошенько закусить.

Хайделинда, прислушиваясь к щебетанию сестричек Хольгера, атаковавших виконта Швехтенского вопросами о жизни в столице, равнодушным взглядом скользила по сотне жующих, пьющих и горланящих гостей. Некоторые вставали со своих мест и подходили к знакомым и друзьям, которых не видели несколько лет. Отовсюду слышались шутки, иногда весьма соленые, от которых Хайделинда почти отвыкла за время своего отсутствия в Хельсингере.

На пиру У короля Нимеда публика была несколько сдержаннее. Здесь же, где собрались провинциальные вельможи дальних окраин королевства, разговоры велись пооткровеннее, да и почтения к столичному люду было поменьше, несмотря на присутствие королевского посланника Астриса Оссарского. Впрочем, ученый муж, беседующий с одним из настоятелей местного храма Митры, казался настолько поглощенным общением со служителем Солнцеликого, что не слышал едких шуток о столичных чиновниках и королевских приближенных, которые отпускал шумный и языкастый Арнстейн Фрондебергский. Большинство северных нобилей не слыли особыми книгочеями и любителями ученостей и вряд ли даже представляли, чем прославился почтенный Астрис.

Всех интересовало совершенно другое. Мужчины обсуждали виды на урожай и, как обычно, жаловались на лень и безделье своих подданных, бахвалились охотничьими трофеями и продвижением по службе своих сыновей. Несколько лет Немедия не вела войн, поэтому они не могли похвастать ратными подвигами, и многие даже ворчали, что их наследники теряют дух настоящих рыцарей. Жены и дочери нобилей обсуждали сидящих напротив жен и дочерей, их одежду и манеры, сплетничали об удачных замужествах и богатых подарках, хвалились своими драгоценностями. В общем, пир как пир. Хайделинда, будучи еще девочкой, видела не одно такое сборище. Она уловила, что кто-то упомянул ее имя, и прислушалась. Точно. Сидящий наискосок барон Фронденбергский обсуждал со стариком Майнхельским постигшую ее болезнь.

«Что это еще за бред? — удивилась про себя молодая герцогиня. — Он говорит, что я не в себе после послушания в Соважоне… Кто ему сказал такую ерунду?»

Она напрягла слух, и поскольку беседа между баронами велась довольно громко, то из долетавших до нее слов поняла, что это мать герцогини сообщила всем о ее недуге.

«Боги! — ахнула девушка. — Какой стыд! Похоже, все думают, что у меня не все в порядке с головой!»

Она на мгновение почувствовала себя так, словно ее голой выставили на посмешище этим жрущим, пьющим и орущим гостям. Хайделинда вспыхнула, опустив голову и исподлобья оглядывая пирующих: Девушку передергивало от мысли, что она может встретиться с чьим-нибудь участливым взглядом, каким нормальный человек обычно смотрит на сумасшедшего.

«Сюннива! — вспыхнуло у нее в мозгу. — Так вот почему она так ласково смотрела на меня! Она уже знала, что меня считают не в себе, и воспользовалась этим…»

Чувство, овладевшее ею утром, и, казалось, исчезнувшее после общения с подругой, вновь напомнило о себе, стеснив грудь. Хайделинде почудилось, что она задыхается. Она откинулась на спинку стула, пытаясь справиться с волнением.

— Хайделинда! — услышала девушка голос, одной из сестер Хольгера. — Мы так давно не виделись с тобой!

Герцогиня повернулась к соседке. Раньше она различала сестер-близнецов, но сейчас, глядя на обращенное к ней румяное, пышущее здоровьем девичье лицо, тщетно пыталась угадать, кто же это: Ортруда или Артрикса. В детстве они были довольно-таки дружны, Ормхаген был ближайшим от Хельсингера замком, и девочки часто гостили в семьях соседей по многу раз в году.

— Не пытайся, не угадаешь, — засмеялась собеседница, почувствовав ее сомнения. — Теперь нас даже брат путает!

— Трикси, — ответила ей Хайделинда, потому что «знала ее по характерной мимике. — Не думай, что в монастыре у меня совсем повредились мозги, как говорит всем моя мать. Она и вам это сказала?

— Ну что ты? — застигнутая врасплох вопросом, смутилась девушка, но Хайделинда по ее испуганным глазам поняла, что угадала.

— Ну и что именно она вам наговорила? — глядя прямо в растерянное лицо, продолжала молодая герцогиня.

— Ну, герцогиня сказала… — пыталась вывернуться Артрикса. — Да, в общем, ничего особенного. Я и забыла уже…

— Поговорим, когда вспомнишь, — зло сказала Хайделинда и отвернулась.

Ее душила ярость. Надо же, даже ближайшие подруги детства верят во всякую чушь, которую распространяет мать, вместо того чтобы поговорить с ней самой.

— Как поживаешь, Хайделинда? — подошел Ивар и склонился, участливо глядя на нее.

«Еще один! — Девушке стоило больших трудов сдержать резкие слова, готовые сорваться с языка. — Этот хлыщ воображает, что имеет какие-то права на меня! Так бы и врезать ему по смазливой роже!»

Эта мысль рассмешила ее, и девушка вдруг почувствовала, что ей глубоко наплевать на то, в каком виде пытаются представить ее родственнички и друзья.

«Друзья! — повторила она про себя. — Были друзья, а теперь…»

Хайделинда повернула голову к почтительно склонившемуся к ее руке разодетому в бархатный камзол и лопающемуся от собственной значимости Ивару:

— Да вот хвораю, знаешь ли, — постаравшись придать голосу меланхолический оттенок, сказала она, — с головой что-то плохо.

Ивар, не ожидавший такого начала, вытаращил глаза и не знал, что ответить. Хайделинда просто физически почувствовала, как тяжело найти выход из неловкой ситуации этому самодовольному хлыщу, не привыкшему особенно работать головой.

— Ты бы поговорил с кем-нибудь из нормальных девушек, — издевательски продолжала герцогиня, — вот с Артриксой, например. — Она повернулась и указала Ивару рукой на подругу, которую один вид столичного франта привел в состояние восхищенного оцепенения.

— Но… я… — пытался выдавить из себя что-то Ивар, но Хайделинда перебила его:

— Ты такой разговорчивый и учтивый человек. Тебе интересно будет вновь встретиться с подругами нашего детства, да и с молодым человеком из Нумалии побеседуешь. Садись на мой стул, а я пройдусь, подышу воздухом чуть поодаль. Садись, садись, — настойчиво потянула она его за руку, поднимаясь со своего места. Ивару ничего не оставалось, как последовать приглашению.

«Вот и посплетничайте о моей болезни, недоумки!» — мстительно усмехнулась про себя Хайделинда, выйдя из-за стола, и направилась к месту, где сидела Сюннива.

Глава вторая

Пир тем временем достиг своей высшей точки. Музыканты старались вовсю, и несколько групп молодежи под руководством столичных кавалеров пытались разучить вошедший в моду новый в Бельверусе танец. Большинство, разумеется, составляли местные девушки, с обожанием глядевшие на лощеных и манерных придворных. Сыновья местных баронов и графов, не выдерживающие никакого сравнения с учтивыми столичными молодыми людьми, столпились кучкой, сопровождая насмешками каждое неловкое движение своих недавних подруг. Хайделинде не хотелось принимать никакого участия в подобных забавах, она пыталась высмотреть среди танцующих пар Сюнниву, но не могла найти ее. Стало темнеть, во дворе появились факельщики. Длинные причудливые тени множества людей зазмеились на каменных стенах замка.

«Куда она делась, мерзавка? — Хайделинда кипела от ярости. Ей хотелось сейчас же выложить все той, которую она сегодня днем посчитала своей самой близкой подругой. — Я выскажу все, что о ней думаю. Коза похотливая… Да и я, правду говоря, не лучше…» — Она сжала кулаки, не замечая направленных на нее ошеломленных взглядов гостей.

Наконец, обойдя прямоугольник столов, Хайделинда увидела подругу. Сюннива с группой молодых людей из свиты королевского посланника самозабвенно отдавалась танцу. Красивый юноша в черном бархатном камзоле, держа девушку за кисть левой руки, показывал фигуры модного танца, а она, смеясь собственной неловкости, пыталась повторить па. Окружавшая пару молодежь весело подшучивала над ними. Хайделинда, встав поодаль, некоторое время мрачно наблюдала за танцующими, пока ее присутствие не заметили. Шутки и смех стихли. Все молча повернулись к молодой герцогине.

— Хайделинда! — радостно окликнула ее Сюннива. — Иди к нам, здесь так весело!

— Тебе есть с чего веселиться? — яростно выкрикнула в ответ Хайделинда, которая уже не владела собой. — Ты — мерзкая предательница!

— Да что с тобой? — недоуменно приподняла брови Сюннива, — Похоже, тебе действительно не помешает отдохнуть. Пойдем, я провожу тебя. — Она подошла к герцогине и хотела обнять ее за плечи.

— Убери руки! Не прикасайся ко мне!

— Хайделинда. — В голосе Сюннивы почувствовались едва сдерживаемые слезы. — Мы же с тобой лучшие подруги… — Она наклонилась, пытаясь заглянуть в глаза девушки. — Давай уйдем отсюда, я отведу тебя в твою комнату.

— Убирайся прочь! — крикнула Хайделинда, оттолкнув ее с такой силой, что Сюннива упала на землю. — Я не желаю тебя больше видеть!

Молодые люди бросились поднимать отчаянно рыдающую девушку, а герцогиня, резко развернувшись, побежала по направлению к дверям замка.

Хайделинду всю трясло, и она уже жалела, что поступила так грубо с бывшей подругой. Оглядывая картину веселья, девушка вдруг увидела Эрленда, который направлялся к ней, выходя из двери, ведущей во двор с внутренней галереи замка. Он шел навстречу, и выражение его лица, поначалу радостное, вдруг сменилось на озабоченное, а потом и на тревожное.

— Что случилось? Тебя кто-то обидел?

— О! Неужели это ты, Эрленд? Похоже, ты наконец-то решился оставить свои чрезвычайно важные дела! — Хайделинда смерила его злым взглядом, глаза девушки полыхнули холодным фиолетовым огнем.

— Милая… — начал было Эрленд, совершенно не понимая, что происходит и почему Хайделинда обращается к нему с такими презрительными словами. Однако, присмотревшись внимательнее к выражению ее лица, охнул: — Да скажи же, в конце концов, что происходит?!

— Ничего особенного. — Она вдруг показала ему язык. — Просто я спятила, ты что, разве еще не слышал об этом?

— Когда? — задал совершенно глупый вопрос аргосец и, не выдержав, рассмеялся — Да это же невозможно! По-моему, ты просто издеваешься надо мной, — произнес он, с показной покорностью склоняя голову. — Но все равно, если я могу чем-то помочь, я все сделаю для тебя, милая!

И от его озабоченных слов, от звучания родного голоса внутри Хайделинды словно лопнула туго натянутая струна. Она поняла, что, конечно же, Эрленда держали вдали от нее действительно неотложные дела — неужели можно было хоть на миг усомниться, что возлюбленный желает увидеть ее меньше, чем она — его? А она бесилась, словно демон, едва не кидалась на людей… Впрочем, почему «едва» — вон как толкнула бедняжку Сюнниву. Конечно, ужасное состояние было вызвано распускаемыми кем-то — девушка уже догадывалась, кем и зачем именно, — идиотскими сплетнями о ее безумии. Но вот появился Эрленд — и все исчезло. Неужели ее беспокоит то, что подумает это скопище чавкающих недоумков, будь они хоть трижды самыми знатными аристократами королевства! Теперь рядом любимый человек, в котором она уверена так же, как в себе самой, — и это все, что ей нужно от жизни.

И, не обращая внимания на находящихся вокруг людей, Хайделинда бросилась на шею аргосцу.

В этот момент вдруг дико, перекрывая звук оркестра цимбал, завыла труба, и громкий голос глашатая возвестил:

— Ценный подарок для герцога Бьергюльфа!

Эрленд и Хайделинда повернулись туда, откуда раздался этот крик, и увидели, как глашатай, неся на вытянутых руках небольшой ларец, величественно подходит к столу, где сидели почетные гости.

— Что ты говоришь? — раздался голос Бьергюльфа, и герцог поднялся, опираясь руками о стол.

— Ценный подарок! Ценный подарок? — зашелестел шепот гостей, которые оставили своя занятия и в наступившей вдруг тишине обратили взоры на герцога и идущего к нему торжественной поступью глашатая.

— Откуда ты это взял? — спросил герцог, удивленный неожиданным событием.

— Монах из Храма Блаженных в Магдебурхе вручил это для передачи господину герцогу! — провозгласил глашатай.

— Монах? — удивился служитель Митры, прервав свою ученую беседу с почтенным Астрисом. — Очень интересно!

Гости помаленьку продвигались вслед за человеком, несущим ларец, любопытствуя, что может лежать в шкатулке, и старясь занять место поближе к герцогу Хельсингерскому, чтобы не пропустить момент вручения подарка из монастыря.

— Чем это я так угодил богам? — подбоченился Бьергюльф, явно польщенный выпавшей ему честью, — Гунхилъда, ты, случаем, не догадываешься?

Гости, уже изрядно накачавшиеся вином и пивом, встретили вопрос ядреными шутками и громким ржаньем.

— Стой! — закричал барон Фронденбергский, останавливая глашатая, который уже было протянул ларец Бьергюльфу. — Надо музыку! Давай марш! — заорал он в сторону оркестра, и гости вразнобой подхватили его крик:

— Марш! Музыку!

Цимбалисты ударили по струнам, и шкатулка наконец очутилась в руках герцога.

— Смотри! — Эрленд сильно сжал руку Хайделинды.

Бьергюльф открыл ларец и тупо уставился на его содержимое Лицо герцога побагровело, глаза вылезли из орбит, он вдруг стал похожим на быка с красными от ярости белками и сведенным в судороге ртом. Казалось, его сейчас хватит удар. Внезапно наступила мертвая тишина, и ее отчетливо прорезал возглас испуганной Гунхильды:

— Что там?

Бьергюльф, не в силах вымолвить ни слова, молча протянул ей ларец. Герцогиня взглянула и отпрянула, словно увидев внутри змею, не в силах сдержать испуганный вопль:

— Боги! Кольцо Гюннюльфа!

Мгновение она стояла, как будто завороженная, потом ларец выпал из ее рук. Перстень, лежавший в нем, покатился по столешнице.

— Что там такое? Что происходит? — послышались возбужденные голоса тех, кто не мог видеть происходящее во главе стола.

— Какой-то перстень…

— Не какой-то, а фамильный перстень герцогов Хельсингерских, — поправил другой голос.

— Как? Он что, пропал? — спросила какая-то дама.

— Вы, бабы, настолько любите сплетничать, — назидательно ответил мужчина, стоявший рядом — по-видимому, ее муж или брат, — что непонятно, как такое известие проскочило мимо твоих ушей. Ты что, не слышала об исчезновении герцога Гюннюльфа около двух лет назад?

— Ну как же? Ты меня за дуру считаешь, что ли? — обиделась его спутница. — Я просто не знала, что пропал не только герцог, но и его перстень…

— Действительно, дура, — мужчина был уже сильно пьян, — кольцо всегда было у него на пальце!

— А… — протянула женщина и повернулась к стоявшей рядом подруге: — Как интересно, Арминия, нашелся перстень пропавшего герцога!

— Дорогой, наверное? Известное дело, фамильная драгоценность!

— Отсюда не видно. Не понимаю, что это Бьергюльф так разволновался. Остолбенел прямо…

Действительно, герцог до сих пор не мог прийти в себя. Он стоял с багровым от напряжения лицом, упираясь руками в столешницу, словно не мог сдвинуться с места.

— Это добрый знак! — возвестил служитель храма Митры. — Боги посылают тебе свое благословение, — повернулся он к герцогу. — Что с тобой? — Он тронул хозяина за рукав, видя, что герцог не двигается и, похоже, даже не слышит его слов.

Вновь наступившую тишину нарушил вскрик. Это Гунхильда отчаянно разрыдалась, закрыв лицо руками.

— Оно было… было у него… на пальце, — сквозь слезы повторяла она, не в силах успокоиться.

Бьергюльф наконец очнулся от оцепенения и, опрокинув свое кресло, выбежал из-за стола.

— Огня! Огня! — закричал он, бросаясь к дверям галереи.

Несколько слуг с зажженными факелами подскочили к герцогу. Оттолкнув одного из них, Бьергюльф, как безумный, помчался дальше. Он не разбирал дороги, словно кабан, продирающийся сквозь заросли.

— Какая тонкая чувствительная натура! — воздел к небу руки старец Астрис. — Кольцо напомнило герцогу о погибшем брате, и его душа не может сразу обрести покой. Так ведь, месьор? — Он повернулся к барону Фронденбергскому.

— Брось ты! — невежливо отмахнулся тот. — Просто хватил, наверное, лишку, вот и расчувствовался. Пьяные слезы! А может быть, живот прихватило, вот и помчался, как борзый пес, — затрясся от смеха барон. — Бывает, если слопаешь слишком много.

Старец Оссарский недовольно пожевал губами и отвернулся от барона. Эти северяне — невоздержанные грубияны, и ничто возвышенное им непонятно!

— Ты видел? — Хайделинда невольно прижалась к Эрленду. — Похоже, дядю сильно озадачило появление этого перстня.

Эрлеяд пристально взглянул на нее. Девушка, очнувшись от впечатления, произведенного событием с появлением кольца, тоже посмотрела на него с некоторым подозрением:

— А почему ты сказал мне, чтобы я смотрела? Ты знал, что произойдет?

Эрленд, застигнутый врасплох вопросом, на мгновение замялся с ответом, но бодро ответил, памятуя наказ, данный варваром:

— Да нет, откуда мне было знать? Просто я заинтересовался появлением глашатая и обратил твое внимание…

— Да? — переспросила Хайделинда, насмешливо глядя на него. — Можешь поклясться?

— Понимаешь… — начал Эрленд, теребя руками кожаный пояс.

— Кажется, понимаю, — перебила его молодая герцогиня. — Не этим ли ты так усердно занимался последние два дня? Да и приятеля твоего, этого черноволосого великана, что-то не видно.

— Какого приятеля?

— Да брось прикидываться теленком, — улыбнулась девушка, — Воображаешь, я не заметила, как ты исчезаешь из замка чуть не на целый день?

— Неужели углядела? А я так старался делать это как можно незаметнее!

— Ты думаешь, я совсем уж корова безмозглая? К тому же мы с тобой два дня не виделись. — Хайделинда совершенно успокоилась и теперь просто наслаждалась замешательством аргосца. — Кто как, а я всегда точно знаю, когда ты в замке, а когда тебя нет.

— Прости меня, так получилось. — Эрленд обнял девушку, и она приникла к нему, чувствуя спокойствие и защиту в объятиях любимого. — Но Конан посоветовал не беспокоить тебя… пока… пока все не станет более определенным…

— У нас еще будет время поговорить об этом.

Хайделинда подняла голову, глядя аргосцу прямо в глаза. — Я так соскучилась по тебе, — последние слова она проговорила, снова уткнувшись ему в грудь, — а тут еще эта история… Представляешь, кто-то распускает слухи, что я сошла с ума!

— Милая, — Эрленд сжал девушку в объятиях осторожно, чтобы никто не заметил, целуя волосы возлюбленной. — Милая…

Однако никто и не повернул голову в их сторону. Праздник продолжался. Слегка посудачив о странном поведении герцога, гости вновь предались веселью: молодежь отправилась танцевать, более старшие уселись за столы, налили себе пива или вина и предались беседам о нынешних нравах и воспоминаниям о былых подвигах.

Гутторм отозвал в сторону глашатая, принесшего герцогу странный подарок, и долго расспрашивал его. Тот, напуганный происшедшим, сбивчиво отвечал, кивая головой в сторону замковых ворот.

— Ладно, можешь идти, — разрешил Гутторм, удовлетворившись объяснением, — но лучше всего помалкивай о том, что рассказал мне. Понял?

Слуга с облегчением закивал, радуясь благополучному для него исходу дела.

Глава третья

Утром следующего дня Бьергюльф вызвал к себе Гутторма: — Тебе не кажется, что вчера мои враги пытались выставить меня в дурацком свете перед гостями?

— Успокойся, месьор, никто не придал происшествию особого значения. В конце концов, ничего страшного и не произошло: нашелся фамильный перстень твоего брата, погибшего полтора года назад. Вот и все.

— Может, ты и прав, — задумчиво произнес Бьергюльф. Он плохо выглядел после бессонной ночи и уже не являл собой пример веселого и пышущего здоровьем и жизнерадостностью человека. — Кто-то хочет насолить мне, — продолжал он, — Вообще, мне кажется, это кольцо — подделка.

— Нет, месьор. Я отдал его твоему ювелиру, и он сказал, что перстень подлинный,

— Не может быть! — вскричал герцог. — Откуда тогда могло взяться кольцо? Все люди исчезли, ни одного клочка одежды, ни одного предмета не осталось, а кольцо почему-то сохранилось.

— Но ведь могли украсть его у Гюннюльфа перед самым исчезновением, а теперь с какой-то целью возвратить тебе?

— Какая цель?! — Взъерошенная голова Бьергюльфа затряслась от гнева. — Все ясно как день! Некий мерзавец хочет обвинить меня в гибели брата и распространяет грязные слухи через мою племянницу!

— Ты сказал, что она не в себе. Разве может кто поверить сумасшедшей девице?

— Это я, конечно, здорово придумал, — ухмыльнулся Бьергюльф, несколько успокоившись. — На самом деле у Хайделинды нет никаких признаков безумия. Дело в том, что ей сообщили, будто бы ее отец погиб не случайно, и я тому причиной.

— Вот как? — Гутторм изобразил удивление, хотя такое подозрение возникло у него самого много раньше. — И кто же сказал это молодой герцогине?

— Она не хочет говорить, — развел руками Бьергюльф.

— Что значит — не хочет? — удивился Гутторм. — Ты полный властитель в своих землях и хозяин всех подданных. Допроси ее с пристрастием.

— Да ты что? — замахал руками герцог. — Это совершенно невозможно! Она на виду у короля, да и Гунхильда вряд ли будет рада твоему предложению. Поднимется такой шум, что я окажусь не в состоянии погасить его. Подумай сам, она владетельная госпожа, а не девка какая-нибудь.

«Конечно, боишься лишней огласки, — подумал управляющий, — иначе ни мгновения не колебался бы, и падчерицу уже давно бы вздернули на дыбу».

— Тогда попроси герцогиню еще раз поговорить с дочерью ласково и доверительно. А я спрячусь где-нибудь в комнатах у твоей жены и все, о чем пойдет разговор, передам тебе.

— Что ж, неплохая мысль, — согласился герцог. — Так и сделаем. Пойдем со мной к герцогине, прямо сейчас.

— Хочу тебя предупредить, господин, что у меня тоже есть кое-какие подозрения… — после некоторого раздумья начал Гутторм.

— Какие? — не дав управляющему договорить, быстро спросил Бьергюльф.

— Судя по описаниям глашатая, кольцо принес высокий, могучий черноволосый монах с синими глазами. Очень уж он напоминает мне командира наемников, что сопровождали твою племянницу из монастыря.

— Да ты что? — чуть не поперхнулся Бьергюльф, но взял себя в руки и спокойно добавил: — Мало ли какие бывают монахи… Совпадение, не больше.

«Так, так, — подумал про себя управляющий. — Этого ты мне говорить не хочешь».

Они вышли из кабинета герцога и двинулись по коридору к покоям хозяев Хельсингера.

«Значит, неспроста явился тогда медведь, — размышлял Гутторм. — Голову дам на отсечение: герцог на самом деле замешан в исчезновении своего брата. Как напуган. — Он искоса бросил взгляд на своего господина. — Бледный, растерянный после вчерашнего. Видимо, был в полной уверенности, что не осталось никаких следов, а тут такой случай… — Управляющий почувствовал, как противно заныло под ложечкой. — И я теперь оказался замешан. Но выхода нет. Если пойду против герцога, то останусь на улице голым и босым, если еще с жизнью не распрощаюсь…»

Хайделинда облачилась в костюм для верховой езды и уже направлялась к конюшне, чтобы оседлать своего жеребца и отправиться на прогулку вместе с Эрлендом, как ее догнала запыхавшаяся служанка.

— Госпожа, герцогиня хочет поговорить с тобой.

— Передай, что зайду после прогулки, — на ходу бросила Хайделинда.

— Госпожа, — служанка умоляюще сложила руки, — герцогиня велела немедленно разыскать тебя. Если ты не придешь, меня накажут…

— Ладно, — Хайделинда сжалилась над ни в чем не повинной девушкой. — Пойдем.

Мать сидела в кресле за маленьким столиком и нервно перебирала пальцами нитку бус, лежавшую перед ней.

— Ты хотела видеть меня? — мягко спросила ее Хайделинда.

— Да, — ответила герцогиня. Она помолчала несколько мгновений, словно собираясь с силами, потом продолжала: — Мы с Бьергюльфом считаем, что это ты подстроила вчера появление перстня.

— Я? — Хайделинда изобразила искреннее удивление, что далось ей не так просто. Она знала истинное положение вещей. — Матушка, ты сама подумай, откуда у меня могло появиться кольцо? Я уехала отсюда еще до исчезновения моего отца и вернулась всего несколько дней назад. Ты говоришь о невозможных вещах!

— Тот, кто принес тебе слух об отце, тот и передал перстень, — упрямо продолжала Гунхильда.

— Так ты думаешь, что это как-то связано между собой? — прямо спросила Хайделинда.

Герцогиня почувствовала, что сама себе подстроила ловушку. Она, собираясь с мыслями, молча смотрела на дочь, откровенно усмехавшуюся ей в глаза.

— Значит ли это, что и у тебя возникли подозрения? — нарушила молчание молодая герцогиня. — Может быть, в слухах кроется доля истины?

— Нет! — вскрикнула мать, — Это все плод твоего больного воображения!

— Ну уж и плод. — В глазах дочери светилось торжество. — Но не в этом дело… Матушка, — вдруг тихо и ласково спросила Хайделинда, — как ты могла променять моего отца, благородного и хорошего человека, на этого развратного обжору?

— Что ты болтаешь? — с тоской произнесла Гунхильда. — Я тебе рассказала, как было дело…

— Почему тогда Бьергюльф так напугался вчера?

— Он просто расчувствовался, перстень напомнил ему о брате, — попыталась объяснить герцогиня, но, встретив взгляд дочери, осеклась. На глаза Гунхильды навернулись слезы.

— Мы должны жить мирно и дружно, а ты старался поссорить меня с мужем и вообще вносишь беспорядок в наш дом…

— Матушка, — спокойно отпарировала Хайделинда, — я ведь поделилась только с тобой, но ты сама рассказала обо всем этому ничтожеству, а потом вы вместе с ним объявили меня… не совсем здоровой. Зачем?

— Не смей называть его так! — закричала Гунхильда. Ее злило, что она ничего не может противопоставить словам дочери, — Он все же властитель этих земель! Лучше скажи мне, кто распускает слухи о причастности Бьергюльфа к исчезновению брата?

— Вот что тебе было нужно, — медленно произнося каждый слог, выговорила Хайделинда. — Похоже, вам очень хочется узнать это!

Гутторм, у которого зачесался нос от пыли, скопившейся в бархатной занавеси, прилагал героические усилия, чтобы не чихнуть, но при этом чуть задел скрывавшую его ткань.

— Как? — молодая герцогиня резко повернулась к окну. — Вы сговорились! Бьергюльф подслушивает нас! Ну так получай же!

— Нет! — взвизгнула Гунхильда, но было поздно. Уроки, когда-то данные Эрлендом, не пропали втуне: Хайделинда молниеносно выхватила из-за пояса всегда находившийся при ней кинжал и метнула в портьеру. Раздался сдавленный вскрик, и тело Гутторма медленно повалилось вперед, срывая занавесь с карниза.

— Боги! — воскликнула Хайделинда. — Это ты, старый слуга… Прости, я не хотела… Мне показалось, что в комнате матери прячется герцог…

Гутторм вряд ли уже слышал обращенные к нему слова: его глаза тускнели, жизнь быстро покидала распростертое на полу тело.

— А-а-а! — опомнившись, закричала герцогиня. — Ты убила Гутторма!

На ее крик сбежались множество челяди: служанки стража. Они заполнили комнату и стояли в оцепенении не зная, что следует предпринять.

— Что стоите? — нарушил молчание голос Бьергюльфа, который вошел вслед за людьми. — Взять ее! В подвал! — приказал он, указывая рукой на молодую герцогиню.

— Нет! Она все-таки моя дочь! — Герцогиня бросилась к Хайделинде.

— Поздно ты вспомнила об этом, матушка, — усмехнулась девушка.

— Твоя дочь — убийца! — Герцог торжествующе показал на труп старого управляющего. — Она, конечно, не в себе и, наверное, не понимала, что делала, но арестовать ее необходимо, пока сумасшедшая не перерезала весь замок. Отведите ее в подвал, что стоите! — заорал он на стражников, которые не решались подойти к девушке. — Или вы забыли, собачьи шкуры, кто здесь хозяин?!

Все сложилось очень удачно: эта девчонка теперь у него в руках. Никто не осудит хозяина Хельсингера за то, что он бросил в тюрьму безумную девицу, убившую человека. Конечно, немного жаль верного Гутторма, но, похоже, он знал слишком много, и боги сами распорядились, решив отправить старика на Серые Равнины. Бьергюльф вновь обрел уверенность в себе и немного повеселел.

В это время в комнату вбежали Ивар и Сюннива. которым сообщили о случившемся.

— Отец! — Девушка с рыданием бросилась на тело Гутторма.

Ивар стоял молча, не делая попытки поднять сестру, которая обнимала мертвое тело, шепча побелевшими губами:

— Отец… Как же так?.. За что…

Она повернула залитое слезами лицо к Хайделинде, которую держали за руки два стражника.

— Ты, монастырская шлюха! Ты мстишь мне? — Она вскочила на ноги и метнулась к молодой герцогине.

Все на мгновение оторопели от слов Сюннивы. Девушка подскочила к Хайделинде и попыталась вцепиться ей в волосы, но Ивар, опередив стражников, сделавших движение к сестре, успел схватить ее за локти. Пусти! — вырывалась Сюннива. — Пусти меня! Я выцарапаю глаза этой мерзкой шлюхе, этой гнусной убийце! Предательница!

Она была вне себя, и брат с трудом удерживал ее. Хайделинда побледнела, но не сделала ни одного движения, словно все, что происходило здесь, ее не касалось. Стражники крепко держали руки девушки.

«Ого! — мелькнуло в голове Бьергюльфа. — Предательница… Сильно сказано. Не исключено — эта девчонка что-то знает. Ну ладно, дело терпит. Узнаю после».

— Отведите ее в камеру, — бросил герцог стражникам.

Хайделинда молча позволила себя увести.

— Не плачь, женщина! — Он подошел к рыдающей Гунхильде. — Я выпишу лучших врачевателей, и мы вылечим несчастную девочку.

— Но зачем ты отправил ее в тюрьму? — продолжала всхлипывать герцогиня, в которой, совершенно неожиданно для нее самой, пробудились материнские чувства.

— Она опасна, а камеры можно запереть, там есть решетки на окнах, — веско сказал Бьергюльф. — Но ты не беспокойся, я распоряжусь, чтобы ей там было удобно. Она не какая-нибудь девка, а молодая герцогиня Хельсингерская.

— Девка она, девка! — выкрикнула Сюннива.

Двое служанок помогали Ивару вытащить ее из комнаты, но она отбивалась, извиваясь у них в руках, как безумная.

— Я отомщу этой гадине! — рыдала Сюннива, и ее крики еще долго раздавались в каменных пространствах замка, становясь все глуше и глуше.

Глава четвертая

Конан снял с вертела здоровенный кусок мяса и бросил на блюдо. Он удобно устроился на небольшой полянке в глуши хельсингерского леса и приготовился с аппетитом пообедать. Пока все складывалось хорошо. Интересно, как прошло вручение перстня? Вчера вечером, он, закутавшись в желтую накидку, которой снабдил его Эрленд, вполне правдоподобно разыграл роль монаха, и теперь ждал вестей о результатах закрученного им предприятия. Киммериец взглянул на небо. Пора бы парочке уже и появиться. Они договорились, что Эрленд с молодой герцогиней отправятся на конную прогулку и расскажут варвару о событиях в замке.

Погода стояла отличная: тепло, сухо, и Конан наслаждался бездельем. Нельзя сказать, что он очень мечтал о таком времяпрепровождении, куда лучше было бы посидеть в таверне, держа на коленях какую-нибудь веселую красотку, однако выбирать не приходилось. К тому же здесь все-таки намного лучше, чем в камере городской тюрьмы, где варвару по милости Краутвурста пришлось коротать ночь.

«Пожалуй, надо сказать Эрленду, пусть раздобудет коня, да заняться этим лысым ублюдком, — размышлял киммериец, не спеша откусывая кусок сочного мяса, — не идти же в Сюндбю пешком, все ноги сотрешь».

Крики соек заставили его насторожиться. Он прислушался. Птицы не обманули: кто-то скакал во весь опор по находящейся шагах в ста от него лесной тропе. Судя по топоту лошадиных копыт, раздававшимся из-за зарослей, всадник был один.

«Их должно быть двое». — Варвар быстро прикрыл еду широким листом лопуха и неслышно скользнул в обрамляющий поляну кустарник.

Топот конских копыт стих — видимо, всадник остановился. Затем послышался звук шагов, хруст веток. Кто-то, не таясь, шел по направлению к лагерю киммерийца.

— Конан! Где ты? — услышал он голос Эрленда.

— Здесь я!

Они вышли на поляну одновременно. Лицо аргосца выглядело усталым и встревоженным.

— В чем дело? — спросил варвар, — Почему ты один?

— Хайделинду герцог бросил в темницу! — почти выкрикнул молодой человек, опускаясь на траву.

— За что можно арестовать молодую герцогиню? — удивился Конан. — Он, похоже, совсем спятил. Расскажи подробно, как все произошло.

Рассказ Эрленда варвар выслушал, не перебивая, только иногда вставлял ругательства — восторженные или злые в зависимости от эпизода.

— Рога и копыта Нергала! — хмыкнул он, услышав про несчастье с Гуттормом, — Шустрая тебе досталась девчонка! На моей памяти не так уж много было женщин, умевших метать нож. Надо же, ухлопала старого таракана с одного броска!

— Что ты смеешься? — Эрленд недоуменно воззрился на своего сообщника. — Тут нет совершенно ничего смешного. Надо спасать Хайделинду! Я спешил к тебе, чтобы все рассказать, но сейчас вернусь в замок и разнесу его по камешкам, но вытащу ее из подземелья!

— Ты прав, конечно, — посерьезнел варвар. — Этим придется заняться. Но, — он поднял палец вверх, — ты не можешь быть в это замешан.

— Почему?

— Да все же ясно, как белый день! Во-первых, вы и убежите вдвоем, то вас будут искать везде, и вряд ли вам удастся уйти далеко. А во-вторых, — Конан немного помедлил, — ты мне нужен в замке, причем важно, чтобы тебя ни в чем не заподозрили.

— Ради каких демонов мне нужно там оставаться если Хайделинда в застенке у этого негодяя?!

— Об этом позабочусь я, — усмехнулся варвар. — От тебя потребуется только помочь мне тайно проникнуть в замок. Это несложно. Ночью сбросишь веревку со стены, — он выложил из обломков веточек подобие чертежа замковых стен, — вот здесь, у этой башни, — ткнул он пальцем. — Это недостаток вашей крепости — из-за крыши башенки не виден кусок стены локтей в двадцать длиной.

Конан за те дни, что он пробыл в Хельсингере, успел досконально осмотреть все его строения и стены. Такая уж у него была привычка, сформировавшаяся за многие годы жизни: никогда не вредно узнать до мельчайших подробностей место, где находишься.

— Скажи, — продолжал варвар, — как охраняются камеры?

— Если в них есть арестанты, то стоят двое стражников, — аргосец, в свою очередь, изобразил из подручных средств план подвальных помещений, — вот здесь и там.

— Тьфу! — сплюнул киммериец. — Считай, бедолагам сильно не повезло. Им придется отправиться на Серые Равнины, а девчонку твою тем же путем, что и пришел, переправлю на волю. Двух коней поставишь у опушки, там, где дубовая рощица. Понял?

Эрленд кивнул.

— Когда смена стражи? — продолжал свои расспросы варвар.

— Эти двое продежурят половину ночи, под утро их сменят.

— Вот и хорошо, клянусь Белом! У нас будет достаточно времени, успеем уйти. Кстати, тебе советую в это время быть на виду, чтобы не возникло никаких подозрений.

— Ночью на виду? — Аргосец почесал подбородок. — Что ж, попробую. А где вы скроетесь?

— Здесь! Чем плохое место? — Конан обвел взглядом поляну. — Но мы поедем не тем путем, каким прискакал сюда ты. Надо будет подсуетиться и сбить собак со следа, но для меня это труда не составит.

— А что потом будем делать? — Эрленд принял план киммерийца с определенным сомнением. — Бьергюльф, несомненно, взбесится от того, что его пленница сбежала, и снарядит большой отряд. Они прочешут все вокруг.

— Не успеет, — усмехнулся варвар. — Пока гости в замке, он поостережется поднимать лишний шум. Герцог как огня боится разговоров о старшем брате, а исчезновение девчонки будет явно с этим связано. Уж я позабочусь. А потом мы ему еще подарочек преподнесем. Ты нашел то, что я просил?

— Совсем забыл об этом. Сейчас принесу, вещи у меня в седельной сумке.

— Давай тащи сюда, — киммериец разлегся на лужайке, щурясь на яркое солнце.

Эрленд вскоре вернулся. В руках аргосца была кольчуга с выкованными на груди пятью подковами и богато украшенный самоцветами эфес от клинка.

— Хм! — Конан оглядел принесенные вещи, повертел в руках эфес, расправил кольчугу. — Ты уверен, что остальные не догадаются, где ты взял эти штуки?

— Абсолютно! — заверил его аргосец. — У герцога Гюннюльфа было два одинаковых меча. Один клинок почему-то лопнул как раз вот здесь, — он показал киммерийцу место излома, — лет пять назад, когда Бьергюльф находился в Бритунии. Хозяин сначала хотел выковать новый, но потом как-то забыл об этом. А из замка он уехал точно с таким мечом. Кто вспомнит об этом? Герцогиня? Вряд ли. Гутторм мертв. Я нашел этот сломанный меч в кладовке всякого старья, в пыли, валяющимся за сундуком.

— А кольчуга?

— С ней могут быть осложнения, потому что у герцога имелось несколько таких кольчуг.

— Все с подковами?

— Угу, — кивнул головой Эрленд, — но кто-то, может быть даже сам Бьергюльф, мог запомнить ту кольчугу, в которой Гюннюльф покинул замок.

— Хорошо, — решил варвар, — ее отложим напоследок. Как долго эти придурки пробудут в замке?

— Какие придурки? — не понял аргосец, — А-а! — хлопнул он себя по лбу. — Ты имеешь в виду местную знать?

— Их, Нергал им в печень!

— Еще несколько дней.

— Значит, надо торопиться.

— Да, — согласился Эрленд. — Но ты уже не сможешь повторить свое переодевание в монашескую рясу.

— Не учи ученого, — засмеялся Конан. — Сразу все и сделаю: вытащу твою девчонку и подарочек герцогу вывешу на видном месте.

— Ты хочешь?..

— Угадал, — снова захохотал варвар. — Не беспокойся. — Он похлопал аргосца по плечу. — Не первый раз!

Глава пятая

Бьергюльф сдержал свое обещание: он распорядился, и в камеру к Хайделинде принесли деревянную кровать, зеркало, маленький столик и кресло. Гунхильда, в которой остатки совести и материнского чувства боролись со страхом, пыталась защитить дочь перед герцогом:

— Ты ничего не сделаешь с Хайделиндой? Прости ее, она же еще совсем молодая!

— Ничего с ней не будет, — усмехался Бьергюльф, — посидит там, пока не разъедутся наши гости, а потом привезем лекаря. Может быть, и удастся ее вылечить.

— Почему «может быть»? — всхлипнула герцогиня. — Она ведь здорова, ты прекрасно понимаешь это!

— Нормальные девушки, вернувшиеся из монастыря, не убивают просто так управляющих собственного замка, — вперив в жену тяжелый взгляд, ответил Бьергюльф. — Потом посмотрим, что с ней делать. И не перечь мне! — заметив протестующий жест, прикрикнул герцог. — И не будь такой дурой! Если твоя дочь не угомонится, то и мне, да и тебе тоже, — язвительно добавил он, — может здорово не повезти. Ты меня хорошо понимаешь?

Гунхильда лишь подавленно кивнула в ответ.

— Ну вот, — примирительно сказал Бьергюльф, — на том и порешим. Успокойся! Ничего плохого мы не делаем. Верно? — склонился он к герцогине. — Потом ты с ней постараешься поговорить… А пока, — он задумчиво почесал щеку, — я пришлю к тебе сестричек Хольгера… Да перестань лить слезы! — прикрикнул он на Гунхильду, заметив, что она еще всхлипывает. — Попроси девчонок разузнать у твоей дочери, кто ее надоумил. Пусть побеседуют с ней, они все-таки подруги.

— Да, — опустив голову, ответила герцогиня. — Подруги… Видел, что произошло с одной из них?

— Ничего страшного. Вполне естественная реакция на смерть любимого отца.

— Нет, — возразила герцогиня, — тут совсем другое…

— Ты думаешь, Хайделинда могла и ей рассказать?

— Не знаю, — задумчиво произнесла Гунхильда. — Не знаю, — повторила она, по-прежнему не поднимая взгляда на Бьергюльфа, — Только чует мое сердце, что ничего хорошего нас не ждет…

— Это ты брось! — встрепенулся Бьергюльф. — Можно подумать, ты тоже поддалась бредням спятившей девчонки!

Хайделинду отвели в подземелье и поместили в самую дальнюю камеру. Ей дали какое-то простое платьишко, а ее верховой костюм унесли. Целый день никто не приходил, только два раза приносили еду и убирали тарелки. После этого окованная дверь со звоном захлопывалась, и снова наступала мертвая тишина. Девушку поместили в камеру, окна которой под самым потолком были забраны двойным толстым стеклом, так что никакой шум с замкового двора не проникал в это подземелье. Время тянулось медленно, и Хайделинде казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как ее бросили в подвал.

«Где же Эрленд? — думала девушка, — Неужели он ничего не сможет сделать и спасти меня? Здесь я полностью во власти Бьергюльфа. Что будет со мной дальше?»

Она вспоминала не раз слышанные истории о том, властительные нобили годами держали своих врагов подземельях, и ничто не могло изменить участи несчастных. Многие так и умирали, не увидев больше солнечного света, не услышав пения птиц, не встретив своих Друзей. Проходили годы, и они день ото дня видели только своих тюремщиков — и ничего больше…

Прошло немного времени, лязгнул засов, и в открывшуюся дверь, к огромному удивлению Хайделинды, вошли Ортруда и Артрикса. Девушка жестом пригласила их присесть на кровать. Сама села в кресло, пристально глядя на подруг.

— Простите, что обстановка не вполне подходящая для достойного вас приема, — усмехнулась она, — но ничего другого предложить не могу… Вас прислал Бьергюльф?

— Ну что ты? — смутилась Трикси. — Мы пришли навестить тебя, скрасить твое одиночество.

— И сообщить неприятное известие, — вставила Труди, не замечая, что сестра толкает ее под локоть.

— Какое еще? — устало спросила Хайделинда.

Страшные события последних дней навалились на нее, и девушка внезапно почувствовала страшное изнеможение.

— Что еще могло произойти в этом осином гнезде? — переспросила она.

— Сюннива… — начала Труди.

— Не хочу о ней и слышать! — резко бросила Хайделинда, вздрогнув всем телом.

— Она выбросилась из окна, — брякнула Трикси, которой надоела медлительность сестры.

— Из окна… — как эхо повторила Хайделинда, словно не понимая смысла сказанного.

Сестры переглянулись.

— Боги! — герцогиня всплеснула руками и опустила лицо в ладони. — Она жива?

Собеседницы только покачали головами.

— Сюннива… Сюннива… — Хайделинда повторяла имя подруги, словно стараясь запомнить незнакомое доселе слово.

Труди и Трикси, сидя рядышком, словно две курицы на насесте, только поводили головами из стороны в сторону, ожидая, пока Хайделинда обратится к ним.

— Как… как это случилось?

— Ей дали успокоительный отвар после того, как… — начали сестры, перебивая друг друга, и замолчали, осекшись, не зная как продолжить.

— После того как я убила отца Сюннивы? — спросила Хайделинда.

Обе кивнули.

— Продолжайте.

— Она заснула, а потом… — начала Трикси.

— Да, потом вдруг прибежал слуга со двора и сказал… — перебила ее Труди.

— Нет, ты все не так говоришь, — шикнула на нее сестра. — Ивар зашел к Сюнниве в комнату и увидел, что ее нет.

Они замолчали, глядя на Хайделинду.

— Ужасно… — глухо сказала молодая герцогиня. — Видят боги, я не хотела этого…

— Твоей вины тут нет, — затараторили сестры. — Герцогиня Гунхильда сказала, что Сюннива потеряла разум. — Они снова замолчали.

— Моя мать… — медленно проговорила Хайделинда. — Она считает, наверное, что все вокруг сошли с ума, кроме нее и Бьергюльфа.

— Зачем ты так говоришь? — упрекнула ее Труди. — Мы вовсе не думаем, что ты… Правда, Трикси? — повернулась она к сестре.

— Правда, — ответила та. — Мы, например, совсем не верим, что они говорят про тебя.

— Неужели? — ехидно спросила Хайделинда, которая все еще не могла прийти а себя после известия о смерти Сюннивы.

Она была очень зла на подругу, но теперь думала, что, конечно, не стоило так грубо вести себя с ней вчера вечером.

«Напрасно я накричала на нее, — думала девушка, не слушая тараторящих сестер, — Но теперь уже ничего не вернешь… — На нее снова обрушилось чувство глухого одиночества, которое нередко приходило в последние дни, — Еще эти две гусыни». — Она с раздражением взглянула на своих собеседниц.

— Да, да, — поймав ее взгляд, повторила Труди, — мы совсем не верим, что у тебя плохо с головой, как сказал герцог…

— А во что же ты веришь? — перебила ее Хайделинда.

Сестры переглянулись, как бы не решаясь начать.

— Нам кажется, ты имеешь право подозревать твоего дядю, — начала Трикси.

— Ты видела, как он испугался, когда увидел кольцо? — спросила Труди.

«Ничего не понимаю, — пронеслось в мозгу у Хайделинды. — Неужели эти глупые курицы могли сами догадаться о таких вещах? Нет, тут что-то не так!»

— А что думает ваш брат?

— Наш брат? — недоуменно спросила Артрикса.

— Мы не говорили с ним, — нашлась ее сестра. — Мы решили прийти к тебе, потому что хотим помочь.

«Их подослала моя мать или сам Бьергюльф, сомневаться не приходится», — решила Хайделинда.

— Как же герцог допустил вас сюда? — невинно спросила она.

— Мы сказали, что хотим успокоить тебя, — заученно произнесла Труди.

«Ясно, — подумала Хайделинда. — Интересно, что он хочет узнать?»

У нее было тяжело на душе после всего происшедшего сегодня, ужасного известия о смерти Сюннивы давило, мешая дышать. Девушке не хотелось ни думать, ни видеть, ни слышать никого и ничего, а лишь броситься лицом вниз на кровать и забыться. Но Хайделинда собрала в кулак все оставшиеся у нее силы — надо было довести до конца разговор с сестрами,

— Как же вы можете мне помочь? — изображая непонимание, спросила она.

— Мы думаем, что ты не одна, — выпалила Трикси. — В том смысле, что не только ты знаешь об этом, — встретившись с взглядом Хайделинды, неуверенно закончила она.

— О чем?

— Ну, в общем… — замялась Трикси.

— Да, — согласилась молодая герцогиня, усмехаясь в душе. — Есть человек, который сказал мне о событиях, связанных с исчезновением моего отца.

— Вот! — радостно закричали обе сестры. — Скажи, кто он, и мы поможем тебе связаться с ним!

«Как же, ждите, гусыни, — мстительно усмехнулась про себя герцогиня, которой вдруг стало смешно, несмотря на всю обрушившуюся на нее тяжесть, — нашли дурочку. В молчании единственная моя надежда на спасение. Пока этот развратный мерзавец не узнает, кто мне сказал о его причастности к смерти брата, он не посмеет ничего со мной сделать. А Эрленд обязательно придумает что-нибудь и вытащит меня отсюда».

— Нет, девочки, — ответила она, — этого человека нет сейчас в Хельсингере.

— Да-а? — разочарованно протянули сестры.

— К сожалению, — развела руками Хайделинда. — Но все равно спасибо, что не забыли обо мне. Старая дружба — это все-таки не пустой звук, верно?

— Верно, — разом вздохнули ее собеседницы. — Ну, мы пойдем тогда? — Они дружно встали и направились к дверям. — Мы еще навестим тебя.

— Конечно, я буду рада видеть вас. — Хайделинда обняла каждую из них, — Может быть, я скоро поправлюсь, тогда мы сможем увидеться в другом месте.

Глава шестая

Дверь закрылась, и она снова осталась одна. Хайделинда бросилась ничком на постель и долго лежала неподвижно, пытаясь собраться с мыслями, роившимися у нее в голове. Когда в камере стало темнеть, она сообразила, что наступил вечер.

«Почему я должна сидеть в темноте?»

Хайделинда застучала в дверь, призывая стражников принести лампу. Никто не отзывался. Девушка колотила в металл двери, пока не обессилела, но так и не дождалась ответа. Она не знала, что эта камера располагалась в узком боковом ответвлении подземной галереи еще за двумя такими же дверями и звук от ее ударов практически не был слышен в остальной части подземелья.

Разъяренная и подавленная одновременно, она снова бросилась ничком на кровать и, уткнувшись лицом в ладони, зарыдала. Ужас сковывал ее тело, когда приходила мысль о том, что ей придется так провести всю свою жизнь.

«Подожди, — пыталась она успокоить себя. — Это только один день прошел. В замке гости, и матери и герцогу не до меня. Может быть, когда все разъедутся, меня выпустят, и тогда я сразу же убегу отсюда. Или Эрленд поможет мне».

Неизвестно, сколько времени она пролежала так, но когда подняла голову, за окном была полная темень.

«Вот и ночь пришла…» — Девушка села на постель и долго сидела, пока глаза не привыкли к темноте и очертания всех предметов в камере не стали различимыми. Тишина стала совсем невыносимой, и Хайделинда сжала ладонями уши, чтобы защититься от этого безмолвия.

Вдруг ей почудилось, что прозвучал тихий скрип железных петель.

«Не может быть! Это я схожу с ума от тишины», — подумала девушка, вскочив с постели, и прислушалась внимательнее.

Нет, скрип послышался еще ближе, она вроде бы даже различила шаги. Точно! Заскрежетал замок в дверях, и створка стала медленно поворачиваться. Полоска света из коридора заставила Хайделинду зажмурить глаза. Когда она открыла их, то в проеме двери стоял герцог Бьергюльф и за ним — два стражника, державшие высоко над головой светильники. Хайделинда инстинктивно сделала шаг назад.

— Идите! — приказал Бьергюльф стражникам, — Ждите меня в дальнем коридоре. Я сам закрою дверь.

Он поставил лампу на стол и направился к девушке. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Хайделинда сделала еще шаг назад, но уперлась спиной в камень стены. Герцог усмехнулся и сел в кресло, скрестив руки на груди и рассматривая девушку, как рассматривает живой товар покупатель на невольничьем рынке.

Его взгляд, мгновение задержавшись на лице, переместился на плечи, грудь, чуть задержался на животе и спустился к ногам. Потом он поднял глаза и вновь посмотрел на нее долгим оценивающим взором, словно раздевая. На его губах играла похотливая улыбка. Испытывая редкостное отвращение от масленых глаз герцога, девушка молчала, прислонившись к стене.

— Ну и как тебе здесь нравится? — нарушил молчание герцог.

Хайделинда, вздернув подбородок, не ответила.

— Меня интересует только один вопрос, — усмехнулся герцог. — Нет! — поправился он. — Целых два.

— Какие же? — холодно произнесла Хайделинда.

— Прежде чем задать их тебе, моя дорогая, — сказал Бьергюльф, — я расскажу, что будет, если ты мне не ответишь.

Девушка смотрела на него, с трудом сдерживая отвращение.

— Вижу, вижу, что я тебе не по нутру, — захохотал герцог, его смех гулко отдавался в каменном помещении, — ну уж какой есть. Так вот, — отсмеявшись, продолжал он, — если будешь упрямиться, то никогда не выйдешь отсюда. Всем уже известно о твоей болезни, а смерть Гутторма только лишнее доказательство овладевшего тобой безумия. Ты состаришься здесь, станешь дряхлой старухой. Но это еще не все. — В его голосе появились металлические ноты. — Я так или иначе вытяну из тебя все, что мне нужно.

Хайделинда молчала.

— Не хочешь открыть ротик? — насмешливо спросил герцог. — Так вот, я могу приказать подвергнуть тебя пытке, и когда по твоей нежной спинке запляшет плеть, ты скажешь все. Я уверен, что кожа у тебя нежная. Так? — оскалил он зубы в улыбке.

— Мерзавец! — бросила девушка сквозь сжатые зубы.

— Можешь думать как хочешь, — усмехнулся Бьергюльф, — но чем больше будешь упрямиться, тем хуже тебе придется. Кстати, мы не закончили разговор о твоей коже. Она наверняка не хуже, чем у твоей матери. Ты очень похожа на нее, а мне такие женщины очень даже нравятся! — Он причмокнул языком. — Ну что ж, — поднялся он. — Я вижу, что договориться по-хорошему у нас не получается. Видят боги, я пытался сделать все, что в моих силах. — Он сделал два шага по направлению к девушке.

— Не трогай меня, убийца! — закричала она, пытаясь увернуться от его рук.

— Кричи, кричи, малышка, можешь орать сколько влезет. Мне это даже нравится, а никто другой все равно твоих воплей не услышит, — скрипнув зубами, свистящим шепотом сообщил герцог. — А вот какая у тебя кожа — это я сейчас узнаю.

Хайделинда пыталась вырваться, но Бьергюльф был гораздо сильнее. Он, смеясь, поймал сначала одну ее руку, потом другую и сжал запястья в своей широкой ладони.

— Кричи, девочка! — Он дышал ей в лицо, и от винного запаха из его разинутого рта девушку мутило. — Кричи, кричи, — издевался он, свободной рукой рванув ворот ее платья. — О, да у тебя грудь даже лучше, чем я мог представить…

Конан, внимательно осмотрев поляну перед замком и убедившись, что все тихо, быстро и бесшумно, как редко кто умел, пробежал краем лужайку и приблизился к первой стене. Эрленд все сделал как надо: двойной конец веревки свисал, почти касаясь редких стебельков травы, пробивающихся в трещинах каменных блоков. Киммериец, не мешкая, начал взбираться вверх, временами оглядываясь по сторонам. Он карабкался очень быстро. Если бы кто видел его со стороны, то мог бы подумать, что по стене скользит громадная ящерица, Добравшись до верха, варвар сделал на веревке петлю, размахнувшись, набросил ее на зубец внутренней стены и, повиснув надо рвом с водой, начал перебирать руками, продвигаясь ко второй стене.

Пока все шло как надо, чему весьма способствовало затянутое тучами небо. Царила почти полная темнота, и только факелы стражников, воткнутые около сторожевых башен, отбрасывали неяркие круги света на крепостные стены. Киммериец правильно выбрал место, его не могли заметить ни с одной башни. Перебравшись на вторую стену, он протянул веревку через петлю и, сбросив ее конец вниз, через несколько мгновений уже стоял во внутреннем дворе замка. Было тихо, гости и обитатели Хельсингера, угомонившись, улеглись спать, время от времени со стены раздавались голоса — Только в одном из окон горел свет и слышались чьи-то мужские голоса.

Варвар, стараясь передвигаться вдоль стен, неслышными шагами преодолел расстояние до входа в подземелье и потянул на себя дверь. На его удивление, она легко открылась, и Конану даже не пришлось использовать свое умение вскрывать замки, которое он не потерял со времен бытности вором в Шадизаре. Киммериец просунул голову внутрь и увидел в нескольких шагах от себя полоску света, пробивающуюся откуда-то сбоку. Он скользнул внутрь и, нащупав рукоять кинжала, медленно двинулся по коридору. Пройдя несколько шагов, остановился и прислушался: неподалеку вели разговор два человека. «Стража, — догадался Конан. — Эрленд говорил, что их двое. Большого труда справиться с ними не составит. Но надо постараться не наделать шума».

Он вытащил из-за пояса пару метательных ножей и, прижимаясь спиной к стене, тихо приблизился к боковому проходу, откуда падал свет. Подойдя к повороту коридора, киммериец осторожно выглянул из-за каменной кладки. Двое стражников, один вполоборота к нему, а другой спиной, сидели в небольшом помещении при свете тусклой лампы, увлеченные беседой.

Мало кто мог соперничать с киммерийцем в метании ножей. Товарищ стражника не сразу сообразил, что случилось с вдруг замолчавшим собеседником, а когда увидел у того в шее торчащую рукоятку кинжала и в испуге обернулся, было уже поздно: второй клинок вонзился в его горло. Варвар пошарил у стражников в карманах, но никаких ключей не нашел.

«Наверное, в камеру девчонки пришел посетитель, — подумал Конан. — С этим как-нибудь справимся. Хуже, если герцог держит ключи у себя, — мелькнула еще одна мысль. — Ну что ж, тогда придется попробовать на прочность хельсингерские тюремные замки».

Конан взял стоявшую на столе масляную лампу и пошел по коридору с железными дверями по обеим сторонам. Эрленд сказал, в какую камеру поместили Хайделинду, и киммериец осторожно пробирался в дальний конец подземелья, стараясь не производить никакого шума.

Он подошел к нужной двери. К его удивлению, она оказалась незапертой. Варвар медленно приоткрыл ее и, войдя в узкий коридорчик, услышал крик Хайделянды и шум борьбы. Он двумя прыжками подскочил к входу в камеру и рывком распахнул дверь. Кто-то, киммериец сразу не разглядел кто, прижав поднятые руки Хайделинды к стене, навалился на нее и шарил другой рукой по телу девушки.

— Слава богам! — вскрикнула Хайделинда, увидев Конана.

Держащий ее человек вздрогнул от неожиданности, но не успел обернуться, как удар кулака по затылку свалил его с ног.

Хайделинда, запыхавшаяся, в разорванном платье, сквозь которое просвечивало тело, бессильно сползла по стене, круглыми от удивления глазами глядя на варвара.

— Что застыла? — усмехнулся он, связывая Бьергюльфа его же собственным ремнем, вырванным из штанов герцога, — Бежим!

Он бросил герцога ничком на кровать и взялся за рукоять кинжала. Мгновение поколебавшись, отдернул руку. Не время! Жаль, но перерезать глотку этому ублюдку придется в другой раз. Схватив Хайделинду за руку, киммериец рывком поднял ее и почти поволок по коридору к выходу из подземелья.

— Быстрее! — прикрикнул он, так как от перенесенного потрясения девушка едва двигалась.

Хайделинда, придя наконец в себя, побежала за киммерийцем по узким галереям подземных проходов.

— Тихо! — Конан приложил к губам палец, когда они выглянули во двор.

— За мной! — убедившись, что никого нет, поманил он девушку, бегом направляясь к стене.

Прыгай мне на спину и держись! — приказал киммериец. — Да покрепче — обидно будет лишиться жизни на пороге свободы!

Хайделинда уцепилась ему за шею, обхватив талию киммерийца ногами, и варвар, напрягая могучие мускулы полез по веревке наверх. Когда они достигли зубцов стены, он оставил Хайделинду наверху, а сам, прихватив что-то лежавшее на кромке, скользнул вниз. Скоро он вернулся и знаком показал девушке, что нужно опять взять его за шею. Киммериец метнул веревку на противоположную стену, закрепил ее и вместе с уцепившейся за него Хайделиндой проделал путь надо рвом. Дальше все было просто, спускаться на землю — это не карабкаться вверх. Спрыгнув на поляну, варвар освободил петлю и сдернул веревку вниз. Смотав ее, он шепнул:

— Теперь бежим по краю поляны к дубам. Пригибайся, чтобы нас никто не заметил. Вперед!

Глава седьмая

За дубовой рощицей беглецов ждали две оседланные лошади. Варвар отвязал повод от ветки и бросил его Хайделинде:

— Садись быстрее!

Он вскочил на своего коня и пустил его мелкой рысью по краю большой поляны. Девушка поспешила за ним. Они миновали опушку леса и выехали на дорогу, ведущую в Бельверус.

Сбоку на фоне почти черного неба выделялись, подсвеченные факелами на крепостной стене, три белые башни Хельсингера.

— Теперь гони скакуна! — крикнул варвар. — Времени у нас в обрез!

Он пустил свою лошадь галопом, и они поскакали вперед по темной ночной дороге, лишь чуть подсвеченной пробивающимися иногда сквозь облака лунными лучами.

Так они проехали довольно долго в полном молчании. Впереди заблестела вода неширокой реки, они с ходу проскочили ее и помчались дальше. Преодолели еще одну реку, она оказалась чуть глубже, лошади медленно перешли ее вброд, погружаясь так, что вода затекала им на спину. Когда проехали шагов пятьсот от второй реки, Конан вдруг резко осадил своего коня.

— В чем дело? — это были первые слова Хайделинды за все время их бегства.

— Поворачиваем назад!

— Зачем?

— Объясню потом, не мешкай!

Эрленд, как и велел ему варвар, провел почти всю ночь на виду у людей. Вечером он зашел к Арнстейну Фронденбергскому, зная, что вельможа любит пропустить кувшинчик-другой вина. Так и случилось. Увидев аргосца, барон обрадовался, что нашелся приятный собутыльник, и немедленно предложил ему выпить. Через некоторое время появился Мозес Шоберский, которому что-то не спалось, и застолье продолжили уже втроем. Пошли, как водится, разговоры о битвах, охоте, путешествиях и, конечно, о женщинах. Эрленд, веселясь вместе с сиятельными нобилями и изображая беспечного гуляку, чувствовал себя тем не менее как на иголках. Его пи на мгновение не переставал беспокоить вопрос, как там дела у киммерийца. Несколько раз он подходил к окну, выходящему во двор, и всматривался в темноту. Все было тихо, никаких признаков бегства Хайделинды.

«Что же происходит? — размышлял Эрленд, слушая очередной рассказ барона Арнстейна о его встречах с красотками. — Неужели что-то сорвалось?»

— Что ты какой-то неживой, парень? — окликнул его рассказчик, — Ты вроде и не слушаешь.

— Да что ты, — встрепенулся аргосец, возвращаясь к столу, — очень интересно, продолжай.

— Так вот, — хихикнул вельможа, — я ей и говорю…

Что говорил Арнстейн в тот раз, осталось неизвестным, потому что во дворе раздались крики, заметались огни факелов.

— Подожди, что это? — остановил барона граф Шоберский. — Эрленд, подойди-ка, посмотри.

Того не пришлось просить дважды — словно стрела, сорвавшись с места, он подбежал к окну. По двору бегали стражники, раздавался зычный голос Бьергюльфа.

— Что произошло, месьор? — высунулся из окна аргосец.

— Вот ты где! — заорал герцог. — Тебя не могли найти, а ты мне очень нужен. Спускайся вниз, да поскорее!

— Мы с тобой, — нобили поднялись из-за стола и пошатываясь, направились вслед за Эрлендом.

— В чем дело? — Арнстейн с размаху опустил свою ладонь на плечо герцога. — Пора всем спать, а ты тут устроил шум!

— Иди отдыхай, барон, — сквозь зубы процедил Бьергюльф. — Сами справимся.

— Нет, я хочу знать, что побудило моего друга испытывать такое сильное беспокойство в столь неподходящее время, — заупрямился барон.

— Моя племянница куда-то исчезла, — поморщившись, сказал герцог — удар по затылку кулака варвара давал о себе знать. — Убила двух стражников и исчезла.

Он смолчал, что кто-то помог ей сбежать, да еще оглушил его ударом по голове, связал и оставил в камере, пока явившиеся на смену стражники не обнаружили трупы товарищей и еще не пришедшего в себя герцога.

— Экая шустрая девчонка! — похвалил барон, — Почему бы ей не сбежать, если на страже у тебя лентяй и тупицы! — Он радостно захохотал и, отсмеявшись, спросил герцога: — Может быть, тебе моих людей дать? Помогут в розысках.

— Ты думаешь, мы сможем ее поймать? — с надеждой спросил Бьергюльф, который сомневался, стоило ли пускаться ночью в погоню.

— Конечно, — вмешался граф Шоберский. — Если дать след собакам, то далеко она не убежит. Не успеет рассвет настудить, как твоя красавица будет у нас в руках.

— Бездельники, дармоеды! — заорал Бьергюльф на стражников и появившихся слуг. — Что стойте? Седлать лошадей! Вывести собак! Где егерь, ко мне его! Шкуры спущу, недоноски!

Шума во дворе прибавилось. Многие гости и обитатели замка, чьи окна выходили на эту сторону, проснулись и сонными голосами осведомлялись, что произошло. Наконец погоню снарядили. С десяток собак рвались на поводках, всадники, готовые к скачке, ждали только команды герцога. Прибежал стражник, посланный найти место, где беглянка могла перелезть через крепостную стену.

— Никаких следов, месьор, — запыхавшись, сообщил он.

— Что ты мне говоришь? — гаркнул Бьергюльф. — По воздуху она, что ли, перелетела? Давай вокруг замка! — кивнул он егерю.

Собаке дали понюхать принесенную из покоев Хайделинды какую-то одежду, принадлежавшую молодой герцогине. Бьергюльф, нервно постукивая себя по сапогам рукояткой плети, мерил шагами двор замка, ожидая, пока вернется человек с ищейкой.

— Может быть, она спряталась в замке? — осторожно спросил Арнстейн, который уже успел надеть костюм для верховой езды и готовился развлечься псовой охотой на племянницу герцога.

— Нет! Все обыскали, что возможно, — махнул рукой Бьергюльф.

В этот момент вернулся егерь. Еще на бегу он кричал:

— Нашел! Это на том краю, — он показал рукой на стену. — За башней.

— А, чтоб вас, ублюдки! — Герцог замахнулся плетью на начальника своей стражи. — Запорю, мерзавцы! Спите, как медведи зимой, по сторонам не смотрите! За мной! Факельщиков сюда!

Отряд, численностью человек в двадцать, выехал из замка и рысью поспешил за сворой собак, взявшей след. Уже забрезжило пасмурное утро, небо чуть посветлело. Гончие, обежав поляну, выскочили на бельверусскую дорогу и помчались по направлению к столице. Всадники, пришпоривая коней, бросились за ними.

— Гей! — радостно кричал Арнстейн. — Люблю охоту!

Глава восьмая

Повернув назад, Конан с Хайделиндой поскакали по дороге, вновь почти вплавь преодолели реку и продолжили движение, возвращаясь к замку. Когда впереди опять блеснула первая речка, точнее, широкий ручей, разливавшийся большой лужей на месте пересечения с дорогой, вдали послышался лай собак, крики людей, топот множества конских копыт. Киммериец крикнул:

— Успели, слава богам! Теперь за мной!

Он свернул с тракта и пустил своего коня прямо по воде ручья, направляясь вниз по течению. Хайделинде ничего не оставалось, как последовать за ним. Они достаточно долго ехали по руслу ручья, то выходя на мели, то погружаясь почти до холки коней в заводи, пока наконец варвар не скомандовал:

— Выходим!

Они выскочили на прогалину среди обступившего речушку леса. Уже почти рассвело. Хайделинда и варвар после скачки по воде стали мокрыми с ног до головы. Девушка продрогла и вся дрожала, влажная одежда прилипла к телу, не скрывая его форм.

«Хороша девчонка», — не в силах оторвать от нее взгляда, в который уже раз отметил про себя киммериец.

— Замерзла? — спросил он.

— Д-да, — стуча зубами, ответила молодая герцогиня.

— Осталось немного, — пообещал варвар. — Скоро согреемся.

Но они еще довольно долго скакали по лесным тропам, пока не спустились в небольшую лощину, заросшую по краям густым лесом. У девушки уже зуб на зуб не попадал, настолько она замерзла.

— Вот мы и на месте! — Конан спрыгнул с коня, привязал к деревцу и нырнул куда-то в проем среди зарослей.

Хайделинда последовала его примеру и очутилась на поляне, окруженной таким густым кустарником и молодой стеной елей, что место это было похоже на внутренний двор какого-нибудь замка. Справа от себя герцогиня увидела высокий шалаш, сложенный из веток, уже чуть пожелтевших на концах.

— Раздевайся! — скомандовал киммериец, зажигая костер, заранее сложенный из очень сухого хвороста, чтобы давал поменьше дыма.

Хайделинда остановилась в замешательстве.

— Давай-давай, снимай с себя все, — повторил Конан, сидя на корточках и раздувая огонь. — Простудишься, значит, зря убегали. Помереть и в замке можно было. — Он нырнул в шалаш и выбросил оттуда черный плащ, — держи, завернешься в него.

Девушка с трудом начала стягивать с себя мокрую одежду, которая прилипла к телу и не поддавалась. Наконец ей удалось скинуть платье, и, завернувшись в плащ, она подошла к огню. Хайделинда присела у яркого пламени, почти не дававшего дыма, и задумчиво смотрела на плясавшие язычки огня.

Когда киммериец неслышными кошачьими шагами вышел из шалаша, она, вздрогнув от неожиданности, оглянулась. Он был почти голым, если не считать обрывка какой-то тряпки на бедрах. Хайделинда до этого видела его только в одежде и, как завороженная, не могла оторвать глаз от мощного торса варвара. Она и представить себе не могла, что человек может быть таким могучим. При каждом движении Конана под его кожей перекатывались бугры мускулов, и на игру волн на сильном теле, казалось, можно было смотреть бесконечно. Когда Конан перехватил ее взгляд, направленный на него, и подмигнул ей, девушка, сама удивляясь себе, не опустила глаз.

— Не бойся, я не замерзну, — понимающе усмехнулся он, развешивая на треноге из длинных жердей одежду. — Хуже, что у тебя платья толкового нет. Дядюшка твой исхитрился разве что не на полоски его разорвать. — Он показал на платье, которое теперь годилась лишь на тряпки. — Экий ублюдок! — покачал он головой.

Варвар вернулся в шалаш и вынес оттуда большой кожаный бурдюк.

— Скоро согреешься самым лучшим образом, — сказал он, наливая вино в глиняный сосуд с плетеной ручкой, который тут же подвесил над огнем, — потерпи немного. А пока возьми, выпей.

Он протянул кружку вина, которое Хайделинда выпила жадными глотками.

— Ничего себе, — хохотнул киммериец, — я гляжу, умеешь хлестать вино почище мужчины! Еще налить?

Девушка кивнула. Огонь мало-помалу согревал ее, и она уже не дрожала, хотя озноб еще не прошел. Она выпила вторую кружку вина и скоро почувствовала, как по телу начинают растекаться горячие волны. Конан бросил в котелок над костром несколько щепоток каких-то трав, и на Хайделинду повеяло дурманящим и терпким запахом.

— Готово, — сообщил варвар, — Он снял сосуд с перекладины над костром и, поставив его на землю, долил туда вина из кружки. Попробовав пальцем жидкость, он произнес: — Нормально, — и повернулся к девушке, — А теперь будь умницей и делай, что я говорю. Хорошо?

— Да, — глядя на него широко распахнутыми фиалковыми глазами, ответила Хайделинда. Ее невероятно утомили события этой ночи, а вино довершило дело.

Глаза девушки стали слипаться, вокруг все как будто плыло.

— Тогда давай плащ, — Варвар в одно мгновение сорвал с нее покров и расстелил его на траве.

Затуманенное сознание Хайделинды восприняло это как совершенно естественный поступок. Она поднялась на ноги, но пошатнулась, и киммериец бережно подхватил ее на руки.

— Не бойся, я знаю, что делаю. Ложись на живот, — скомандовал он, опуская девушку на расстеленный плащ.

Она повиновалась без слов и в то же мгновение почувствовала, как руки Конана сильно растирают ее спину, ягодицы, плечи густой пахучей и горячей жидкостью.

— Теперь на спину, — закончив растирать лодыжки, сказал варвар.

Хайделинда послушно перевернулась, почувствовав, однако, как ее лицо обдает жаркая волна. Она закрыла глаза, чтобы не встречать взгляд киммерийца. Его руки были удивительно нежными, когда он сильно, но ласково растирал ее живот, бедра, грудь. Тело ощущало живительное тепло, и девушка не могла объяснить, следствие ли это жидкости из глиняного сосуда, или же оно исходит из рук варвара. Наконец девушка почувствовала, что ее заворачивают в ткань, и приоткрыла веки.

— Теперь все в порядке, — Варвар протянул ей еще одну кружку вина, — Выпей, и я отнесу тебя спать. Теперь можно не опасаться, что ты заболеешь. А иначе твой Эрленд просто отвернет мне голову, — хохотнул он, осторожно занося девушку в шалаш.

«Эрленд…» — эта мысль, промелькнувшая в голове Хайделинды, была почему-то размытой и неясной. Прижимаясь телом к варвару, она чувствовала, что мягко проваливается в темноту. Через несколько мгновений она уже спала крепким сном на сухой подстилке из мягких и душистых лесных трав.

Погоня достигла ручья, по которому уходили беглецы. Егерь первым бросился вперед, гоня собак на другой берег. Выбравшись из воды и отряхиваясь, гончие вновь взяли след и, заливисто тявкая, рванулись вперед.

— За мной! — Арнстейн поскакал следом, увлекая за собой остальных участников необычной охоты.

Через некоторое время они перебрались через вторую реку и помчались дальше, но вскоре собаки остановились и заметались по дороге и окружавшему ее кустарнику. Они жалобно скулили, поводя носами, и чуть не рыли землю, но все было тщетно: след потерялся.

— Назад, к реке! — скомандовал Бьергюльф. — Она ушла по воде, чтобы сбить нас с толку.

«Хм-м, — подумал Арнстейн, — интересно, откуда семнадцатилетняя девчонка так сведуща в этих делах. Разрази меня демоны, если ей кто-то не помогает».

Он ничего не сказал вслух, и уже не спеша поехал вслед за остальными, совершенно уверенный в том, что догнать беглянку — или, скорее, беглецов — уже невозможно. Они перехитрили погоню.

«Почему же герцог ничего не говорит о том, что она не одна? — размышлял он, плетясь в конце отряда. Азарт охоты постепенно выветривался из его головы. — Темнит Бьергюльф, темнит. Но почему?»

На берегу ручья герцог разбил охотников на четыре отряда и послал каждый вдоль по берегу в обе стороны.

— Пусть собаки ищут выход из воды! Да и вы смотрите, может, заметите след копыт! — напутствовал он егерей.

Лай собак вскоре затих в отдалении, а господа, спешившись, присели у переправы, ожидая возвращения гонцов.

— Зачем ей было убегать? — спросил Мозес.

— Откуда я знаю? — мрачно ответил Бьергюльф. Внешне он сумел овладеть собой, однако герцога продолжала снедать тревога, — Одно слово — сумасшедшая…

— Да, — протянул Арнстейн, пожевывая губами, — когда у человека с головой плохо, трудно объяснить его поступки…

Они прождали довольно долго, пока не вернулись посланные следопыты.

— Ничего нет, — сообщил старший егерь, — до самого черного камня дошли. Ни на нашем, ни на том, — он кивнул на другую группу, — берегу следов нет. Чисто.

— Ладно, — помрачнел Бьергюльф, — подождем остальных.

Отряды, досланные в другую сторону, тоже вернулись ни с чем.

— В замок! — коротко и зло бросил герцог.

Когда они вернулись, день уже был в разгаре. На дворе толпилась группа гостей, смотревших куда-то вверх на стену и дававших советы человеку с длинным шестом в руках, который стоял на самой ее кромке.

— Что там? — рявкнул Бьергюльф, устремляя взгляд на предмет, который висел на конце палки, воткнутой в щель между камнями стены.

Ему еще не успели ответить, как он уже понял, что это такое: на длинную тонкую палку была надета кольчуга с прикрепленным к ней эфесом от меча или сабли. Противный холодок возник внизу живота герцога. Конечно, от меча, да не просто от меча. Он узнал бы эту рукоять из тысячи других. Она принадлежала его брату Гюннюльфу!

Стражник на верху стены пытался достать кольчугу, чтобы сбросить ее вниз. Пока это у него не получалось. Кто-то воткнул палку на такой высоте, что достать ни сверху, ни снизу было совершенно невозможно.

«Молодец киммериец, — усмехнулся про себя Эрленд, наблюдая, как стражник тщетно водит шестом, — тут, пожалуй полсотни человек соберется, прежде чем она свалится вниз».

— Бьергюльф! — Выбежавшая Гунхильда бросилась к мужу. — Смотри, кольчуга Гюннюльфа!

— Вижу! — процедил герцог, слезая с коня. — Опять подарочек!

Наконец стражнику удалось сбросить кольчугу, и она со звоном ударилась о мостовую.

— Там еще что-то есть! — закричало сразу несколько человек.

Все взоры обратились вверх. Кусок бересты, видимо выпавший из кольчуги, кружась в воздухе, медленно опускался на вымощенный двор замка.

— Оп! — Арнстейн ловко взмахнул рукой и поймал бересту. — Здесь что-то написано! — определил он. — Кто умеет читать? — Он обвел взглядом собравшихся и остановился на Эрленде. — О! Ты у нас большой грамотей. Читай, да погромче! — Барон скрестил руки на груди и с интересом приготовился слушать.

— Один из самых гнусных мерзавцев на земле, брат мой… — начал аргосец и остановился.

Бьергюльф, насупившись, глядел на него, переминаясь с ноги на ногу. Гунхильда, мертвенно-бледная, не сводила глаз с чтеца.

— Читай, что остановился? — поторопил его Арнстейн.

— …брат мой, — повторил Эрленд, — я забрал свою дочь. Скоро приду и за тобой. Рассчитаемся за мою смерть, виновником которой ты являешься.

Стало тихо — так тихо, что было слышно шуршание волос колеблемой ветерком гривы коня.

— Как?! — вскрикнула Гунхильда и, потеряв сознание, осела на руки стоявшего рядом старца Астриса.

Бьергюльф остолбенело вращал глазами, согнув шею и оглядывая всех вокруг, не поворачивая головы. Люди, встретившись с его взглядом, отворачивались.

— Это происки моих врагов! — хрипло промычал герцог, — Кто-то хочет сгубить меня!

— Может быть, какое-нибудь колдовство? — задумчиво предположил Арнстейн. — Есть маги в твоих землях?

— Нет! — хрипло выдохнул герцог. — Барон Амальрик извел всех чернокнижников.

— Да, — важно закивал головой подошедший человек в желтой рясе. — Уважаемый барон Торский — большой мастер в этом деле. Ни одна тварь от него не ускользнет.

— Но полностью и навсегда магов и чернокнижников извести невозможно, — покачал головой старец Астрис, — На место старых приходят новые, потому что демонические соблазны очень сильны.

— Истину говоришь, уважаемый, — обернулся к нему служитель Митры. — Нам, последователям и верным ученикам Эпимитреуса, всегда есть где приложить свои силы, ибо Змееголовый не дремлет.

Бьергюльф, сгорбившись и посерев лицом, тупо наблюдал за беседой двух мудрецов, за тем, как его жену трое слуг унесли в покои, за всем, что происходило вокруг. Он стоял, не говоря ни слова, как будто превратился в изваяние. Действительно, смертельный страх сковал его с такой силой, которой он никогда еще не испытывал. Наконец хозяин замка, словно очнувшись от сна, подозвал к себе Эрленда:

— Пошли человека за Краутвурстом, — прошептал он, почти беззвучно шевеля губами, — немедленно.

Глава девятая

Конан несколько раз заглядывал в шалаш, но девушка спала беспробудным сном. День близился к концу: небо, покрытое легкими розовыми облачками от света заходящего солнца, приобрело густо-синий оттенок, зажглись самые яркие звезды. Они еще не были видны так ясно, как ночью, но варвар знал, где они находятся и, отыскивая знакомое светило, чуть выделявшееся на фоне неба, радовался ему, как старому другу.

Он лежал на пригорке, подложив руки за голову, и был доволен удачно выполненной работой. Не каждый день удается вытащить человека — да еще такую красивую девушку — из почти неприступного замка с высокими стенами и многочисленной стражей.

«Хоть бы одним глазом взглянуть, как прошло вручение второго подарка, — ухмыльнулся про себя варвар, представляя, сколько усилий потратят люди в замке, чтобы снять нацепленную на палку кольчугу. — Наверное, Бьергюльф вертелся, как карась на сковородке, — хохотнул он, — но так ему и надо, ублюдку!»

Шорох в стороне заставил его повернуть голову. Хайделинда, придерживая одной рукой плащ на груди, выбиралась из шалаша.

— Как дела, красавица? — спросил варвар, поворачивая в ее сторону голову.

Прошедший день оказался очень теплым, и Конан не дал себе труда во что-нибудь одеться: он был прикрыт только куском ткани, изображавшем набедренную повязку. Молодая герцогиня вновь, как и утром, поразилась совершенным линиям этого могучего тела. Он лежал на траве, подложив под голову согнутую в локте руку, и напомнил Хайделинде царя зверей льва, которого она видела на рисунках в монастырской библиотеке. Вдруг с необычайной ясностью она поняла, что ее влечет к этому сильному и уверенному человеку.

— Я прекрасно себя чувствую, — ответила Хайделинда, — вот только… — Она на мгновение замялась.

— Наверное, — засмеялся киммериец, — ты хочешь есть?

— Как волк, — призналась девушка.

— Совершенно естественно, — проворчал Конан, поднимаясь на ноги. — Слава богам, этому мы помочь можем. Особых изысков нет, но кое-что Эрленд мне принес.

Он вытащил из сумки лепешки, критически посмотрев на них, — хлеб уже слегка зачерствел. За ними последовал здоровенный кусок копченого мяса, орехи, вяленые фрукты и, конечно, бурдюк с вином. Варвар потряс его над ухом.

— Если использовать экономно, на пару дней хватит.

Все припасы он положил на сравнительно чистый кусок ткани и жестом пригласил Хайделинду к трапезе. Девушка, не имевшая ни крошки во рту целые сутки, набросилась на еду так, что варвар хмыкнул про себя с удивлением:

«Такому аппетиту позавидовал бы и настоящий воин».

Он тоже решил не отставать и присоединился к молодой герцогине.

— Вина? — предложил он, наливая две кружки.

Девушка только кивнула, поскольку в этот момент усиленно трудилась над куском мяса. Варвар молча прихлебывал вино, наблюдая за ней. Даже с жадностью поглощая еду, Хайделинда все делала с врожденным изяществом и грацией. Мало у кого из женщин, встречавшихся киммерийцу, он видел такое совершенство во всем — начиная от длинных стройных ног, которые она непринужденно поджала под себя, садясь на траву, и заканчивая движениями тонких пальцев, которыми девушка отламывала очередной кусок лепешки.

«Удивительно хороша девчонка, — подумал варвар, — хотя и остальные были не так уж плохи, — вспомнил он многочисленных подруг своей, как он считал, долгой и, несомненно, богатой событиями жизни, — Каждая из них была хороша по-своему. В этой немедийской герцогине какая-то неуловимая природная грация, а кроме того, как я успел убедиться, она смела, решительна и может постоять за себя. Нет, на самом деле повезло аргосцу! Пожалуй, она напоминает мне кошку… или, скорее, тигрицу!»

Каких только женщин не встречал Конан на сотнях пройденных им за свою жизнь дорог! Если вспомнить всех красавиц, которые дарили ему свои ласки, то получится целая армия. Киммериец усмехнулся про себя такому необычному сравнению.

Вообще-то Конан искренне считал, что забывает каждую свою подругу, стоит новой дороге увести его прочь. Но вот он прикрыл глаза, и перед его мысленным взором одна за другой стали появляться женщины — ослепительные красавицы или симпатичные резвушки с молочно-белой, желтоватой, смуглой или совсем темной кожей, сияющие блеском черных, карих, зеленых, синих глаз, с распущенными по плечам или уложенными в простые или замысловатые прически белокурыми, каштановыми, черными как вороново крыло, медно-рыжими, золотистыми волосами… По-девически стройные или обладающие пышной фигурой, простолюдинки, искательницы приключений, знатные дамы или особы королевской крови… Бритунка Ивэнна, колдунья Лесного Народа Чин, шадизарка Денияра и три ее прелестные служанки, две заморанские красавицы — ловкая воровка Тамира и аристократка Иондра, одноглазая мстительница Калья… Кинна из Коринфии, шангарка Сиявуш, дочь козгарского вождя Шания, ведунья Самарра, цирковая акробатка Сатильда, юная принцесса Ясбет, дочь правителя Йилдиза Зосара… Поэтесса Ариана из Бельверуса, храмовая танцовщица из Йеэуда Рудабе, чародейка Илльяна и отважная воительница из Боссонских Топей Раина, селянка Вилла и принцесса Пограничного Королевства Чиенна… Королева Куша Тананда, принцесса Офира Оливия, принцесса Хорайи Ясмела, деви Вендии Жазмина… Пастушка из Нехрема Юйсары и дама Когира Зивилла, аристократка Виндра и анупра Ка Фрей из Вендии, темнокожая дочь озерного народа Айя-Ни…

Коринфянка Мюриэла, Санча из Кордавы, волшебница Дайома, Зийна из Пуантена, стигийка Калла, немедийка Октавия, аквилонка Валерия из Красного Братства… Рина с Жемчужного Архипелага, Мгарс из далекой Зембабве, бритунка Натала, дочери племенных вождей Нанайя и Шейра, дочь колдуна Лизениуса Скира, дочь колдуна Волволикуса Лейла, дочь чародея Кушада Тамина, царица амазонок Акила… Это те, которых он вспомнил, а сколько их было еще?..

Видят боги, он по-своему любил всех этих женщин, но среди великолепного созвездия особенно ярко сверкали три звезды, осветившие его жизнь сиянием искренней, пылкой любви. Заносчивая и своевольная предводительница разбойничьей шайки Карела по прозвищу Рыжий Ястреб — варвар сам не понимал, что связывает его с этой непредсказуемой женщиной: любовь или ненависть, однако и то и другое было пламенным и страстным. Гордая Испарана из Замбулы — любовь к ней тоже выросла из вражды, и, пожалуй, с ней ему было наиболее тяжело расстаться. Почему-то киммериец чаще всего вспоминал именно эту свою подругу. И наконец, королева пиратов Черного Побережья Белит — Конан был готов провести рядом с ней всю свою жизнь, но обстоятельства сложились так, что он своими руками уложил тело прекрасной шемитки в погребальный костер…

А теперь рядом с ним сидит, завернувшись а его плащ, молодая наследница Хельсингерского герцогства Хайделинда, которую без памяти — и он, Конан, очень хорошо понимает аргосца — любит его друг Эрленд.

Он продолжал искоса бросать взгляды на девушку, которая, придерживая одной рукой расползающиеся полы плаща, ловко управлялась с разложенной на салфетке пищей. Временами она поднимала на Конана свои огромные глаза, еще более глубокого синего оттенка, чем у него самого. Хайделинда была слишком занята едой и не слишком тщательно следила за тем, чтобы плащ должным образом прикрывал ее тело. Иногда варвар мог видеть ненароком открывшуюся грудь с нежным розовым соском, круглые гладкие колени, кусочек стройного бедра или даже низ крепкого сильного живота с очаровательной округлостью в том месте, где расположена ямочка пупка. За то время, пока девушка управилась с едой, он увидел ее почти всю, так, как если бы она была совершенно голой.

Насытившись, девушка улеглась на живот, опершись подбородком на подставленные ладони, и наконец взглянула прямо на киммерийца. Глаза ее блестели, щеки разрумянились от вина.

— Где моя одежда, Конан? — спросила она, и это была самая длинная фраза, которую она произнесла за те сутки, что они провели вместе.

— Вон там, — кивнул головой варвар в сторону шалаша. — Но ты, наверное, забыла, что твое платье скорее напоминает решето, чем одежду.

— Что же мне делать? — спросила девушка, но тон ее голоса показывал, что этот вопрос ее не так уж и волнует.

— Придется тебе ходить в этом плаще…

— Интересно, как это у меня получится? — притворно возмутилась Хайделинда.

— Да думаю, ничего страшного в этом нет, — лениво заметил Конан — тем более что ты в нем чудо как хороша, — добавил он.

— Ты так считаешь? — спросила девушка, с лукавством поглядев на киммерийца.

— Ну ладно, не нравится плащ — дам тебе свою рубаху, — предложил варвар. — Правда, ты будешь чувствовать себя в ней, как свечка в котелке, но другого наряда все равно нет. Закатаешь рукава, подпояшешь чем-нибудь…

— А как же ты?

— У меня останутся штаны, — усмехнулся киммериец. — К тому же мне кажется, что в Сюндбю не будут обращать особого внимания на то, как я выгляжу.

— В Сюндбю? — переспросила Хайделинда. — Мы что, поедем в эту деревню?

— Я туда собираюсь, — киммериец вырвал травинку и покусывал ее, глядя на герцогиню, — и поеду один, а ты пока отдохни здесь.

— А зачем тебе в Сюндбю?

— Хочу встретиться с одним своим приятелем.

— Каким приятелем? — подняла брови Хайделинда.

— Шучу, — засмеялся Конан, наливая себе вина. — Там живет колдун по имени Краутвурст…

— Да, я знаю, Бьергюльф сговорился с каким-то местным колдуном, и они вместе убили моего отца. — Девушка опустила голову, разглядывая травинки, торчащие перед ее глазами. — Значит, это он и есть… Налей мне еще вина, — протянула она варвару свою кружку.

— Ого! — с уважением сказал варвар. — Истинная немедийка! Ты, без сомнения, идешь по стопам своего Дядюшки!

Он налил кружку вина и протянул Хайделинде со словами:

— Будь осторожна с ним. Для молодой девушки оно может оказаться коварной штукой.

— Не напоминай мне про моего дядю, этого развратного ублюдка и убийцу! — воскликнула девушка, — А что касается вина, то что мне может угрожать, если я и выпью его немного больше, чем следует?

— Ну… — протянул киммериец. — Все-таки ты здесь одна с почти незнакомым мужчиной. И совсем еще не старым, между прочим…

— С тобой я чувствую себя в полной безопасности. — Хайделинда бросила на него взгляд, от которого по телу варвара пробежали мурашки. — Ты уже десяток раз мог воспользоваться сложившимися обстоятельствами… — Она сделала глоток вина и засмеялась. — Но раз не сделал этого, то, видимо, я совсем не в твоем вкусе.

«Ну и дела, — усмехнулся про себя киммериец. — Похоже, я на самом деле старею или окончательно одичал, скитаясь по этим немедийским лесам. Намек, по правде говоря, на редкость прозрачный…»

— Так что ты говорил об этом колдуне? — Она внезапно переменила тему, нисколько не смущаясь его зажегшегося взгляда.

— О Краутвурсте? — медленно спросил Конан. — Я должен привезти этого негодяя в замок, пока не разъехалось все ваше благородное собрание. Надо заканчивать это представление — Он одним глотком осушил свою кружку. — А ты подождешь меня здесь.

— Одна?

— Другого выхода нет, — вновь наливая себе вина, ответил киммериец. — Еды здесь достаточно. У меня найдется для тебя меч и кинжал. Я понял, что ты не плохо умеешь с ними обращаться. Пару деньков просуществуешь, — Он с улыбкой посмотрел на нее, — Бояться тебе нечего, здесь тебя не найдут. Мы с тобой как бы на островке посреди двух проток. Посмотри, какой бурелом вокруг. Сам Нергал сломает здесь ногу, если попытается пройти это место.

— А ты справишься один с колдуном?

— Должен, — твердо ответил киммериец.

Сумерки постепенно обволакивали поляну. Варвар поднялся и зажег небольшой костерок. В огне, собственно говоря, не было особой нужды, но он любил сидеть вечером, глядя на пляшущее пламя, ворохи искр, слетающихся от углей. Хайделинда тоже смотрела а огонь, и в душе ее было спокойно и тепло. Она почувствовала прилив счастья, причину которого не могла себе объяснить, да и не хотела задумываться об этом.

— А что делал ты в семнадцать лет? — неожиданно спросила она Конана, который, присев перед костром, подкладывал в него сухие ветки.

— Если перечислять, то пальцев на руках и ногах не хватит, — усмехнулся он, поворачивая к ней голову. — А почему ты спрашиваешь о моем прошлом?

— Не знаю…

— Если тебе так уж интересно, то примерно в твоем возрасте мне пришлось быть гладиатором в казармах Халоги, бежать через обледенелые горы и холодный лес, брести по пустыне, учиться ремеслу вора, убивать… всего было понемногу, — вздохнул он,

— Это оттуда у тебя шрам?

— Который из них? — засмеялся варвар. — Их, наверное, сотни. Те, что получил в молодости, уже почти заросли.

— Вот этот, на груди, — протянула руку Хайделинда.

От резкого движения плащ сполз с ее плеч, но она не спешила его поправить. Конан подошел поближе и опустился на колени. Девушка нежно коснулась его груди:

— Вот этот…

Он прижал руку Хайделинды к своему телу и вытянулся рядом с ней на земле. Она тихо и счастливо засмеялась и перевернулась на спину, окончательно сбросив с плеч плащ.

— Неужели мне нужно специально просить, чтобы ты поцеловал меня, варвар?..

Существовала легенда о последователе Эпимитреуса, жреце Танкате, которого одолевал соблазнами Сет в образе прекрасной женщины. Верный служитель Митры откусил собственный язык и выплюнул в лицо проклятой искусительнице, дабы не изменить заветам Солнцеликого и остаться верным и последовательны» учеником великого бога. Конан, в отличие от священнослужителя, обладал значительно меньшей святостью помыслов, а кроме того, был куда более разумным человеком. Язык он себе откусывать не стал.