Комедии

К а р а у л о в С е р г е й П е т р о в и ч — старый музыкант; играет в оркестре на виолончели.

О л ь г а П а в л о в н а — его жена; тридцать пять лет тому назад кончила гимназию, но после занималась исключительно домашним хозяйством.

М а н я — их дочь, двадцати лет, начинающая драматическая актриса.

П р и б ы л е в Ф е д о р Ф е д о р о в и ч — инженер, лет сорока.

К о с т я — студент-практикант.

Я к о в (Юсуф) — студент-практикант, аджарец.

З и н а — дачная подруга Мани.

С е н е ч к а П е р ч а т к и н — молодой зубной техник.

Р а я — студентка.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч — отец Раи.

П о ч т а л ь о н.

Действие происходит на даче под Москвой летом 1933 года.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Лесистая местность. Две старые плакучие березы. Кругом молодая поросль. Фасад небольшой дачи с террасой и балконом на вышке. Площадка, столик, скамьи, клумба.

К о с т я выходит на балкон. Мечтательно осматривается кругом. За ним — Я к о в.

Я к о в. Костя, ты куда приехал? На дачу или на практику? Я спрашиваю: зачем приехал? Дорогу проводить?

К о с т я. Ну, дорогу.

Я к о в. В белых брюках можно время проводить, а не дорогу. (Подает Косте книгу.) Читай.

К о с т я. У меня что-то с голосом… Хрипы какие-то…

Я к о в. У тебя хрипы? Хорошо. Садись. (Берет книгу, ищет.) Шоссейные дороги… Так… А слушать здоровье позволяет?

К о с т я. Ну, позволяет.

Я к о в. Поперечный профиль…

Костя оглядывается. На площадку входит М а н я с тетрадью в руках.

(Читает.) «Под поперечным профилем проектируемой дороги подразумевается поперечный разрез ее».

К о с т я (глядя на Маню). Правильно.

Я к о в (продолжает). «Этот разрез показывает положение дороги относительно земной поверхности».

К о с т я. Правильно.

Я к о в (поднимает голову и продолжает тем же тоном). Я надрываюсь, читаю ему вслух, а он, ишак, не слушает.

К о с т я. Правильно.

Яков молчит.

Ну? Профиль дороги…

Я к о в (поднимается, видит Маню). Врешь, профиль на дороге. Теперь и хрипы и штаны — все ясно.

К о с т я. Тише, пожалуйста.

Я к о в. Ты должен был меня предупредить.

К о с т я. О чем?

Я к о в. О своем бедственном состоянии. Тифозные, гриппозные должны предупреждать.

К о с т я. Я же не тифозный!

Я к о в. Все равно: влюбленный — значит больной.

К о с т я. Яков, она здесь… Ругайся вполголоса.

Я к о в. Попал жить в одну комнату с влюбленным!

К о с т я. Это же не заразно.

Я к о в. Зато неприятно. Каждый день бриться будешь, сегодня брюки, завтра воротничок, потом и до галстука докатишься. Скажи честно: галстук привез?

К о с т я. Ну, привез.

Я к о в. Как же с тобой жить после этого?

К о с т я (видя, что Маня ушла, громко). А нельзя ли не орать, гувернантка противная?

Я к о в. От нормального я бы «гувернантки» не снес.

К о с т я. Ты не свирепей, пойми, ведь я, ведь со мной, ведь у меня… Яша, друг! (Обнимает Якова.)

Я к о в. На людей начал бросаться. Прямо лунатик!

М а н я вновь выходит на площадку.

Я к о в. Я ей пожалуюсь. Ма…

Костя увлекает Якова в дверь вышки.

М а н я (с ролью в руках). Я одна на сцене… Здесь рампа, там публика… Жутко… Ой, как жутко! Вот они — зрители. Какие все страшные!.. Лучше не смотреть. Ведь они не знают, что это моя первая роль. Главное, не волноваться. Так. Тишина. Хорошо — тишина, а если в зрительном зале кашляют, как в туберкулезном санатории? И вдруг провал? Нет, я буду играть замечательно. Но как же играть, когда я роли не понимаю? Дело происходит до революции. Девушка сошлась с любимым человеком. Ничего особенного. Он ее бросил. Пожалуйста, вот бы не заплакала! У нее должен родиться ребенок. Тоже ничего сверхъестественного. Об этом узнают родители и выгоняют дочь из дому. Подумаешь, трагедия — взяла и переехала! Все знакомые от нее отвернулись. Да я бы сама не взглянула на таких знакомых. Наконец, героиня встречает студента. Она вся потянулась к нему, он весь потянулся к ней; но, узнав о ребенке, больше не приходил. Туда и дорога! А она страдает. Четыре акта, восемь картин страдает. Из-за чего? Из-за чего? Как нелепо жили люди! Ах, если бы теперь встретить хоть одну такую девицу! Посмотреть, расспросить… Не понимаю… Хотела обратиться к автору — оказывается, он умер естественной смертью: от недостатка гонорара. Ему хорошо, а у меня через месяц премьера. Так — рампа, так — публика… Я вхожу… и ничего не понимаю!

Из дома на террасу выходит О л ь г а П а в л о в н а.

Мама, мама!

О л ь г а П а в л о в н а. Что тебе?

М а н я. У тебя были любовники?

О л ь г а П а в л о в н а (роняет чашку из рук). И как язык не дрогнет такую мерзость у матери спрашивать! От каждого твоего вопроса у меня посуда бьется.

М а н я. А знакомые от тебя не отворачивались?

О л ь г а П а в л о в н а. Глупеешь ты летом.

Из дачи слышна виолончель.

М а н я. Нет, отвечай серьезно: неужели твоя молодость прошла без всяких приключений?

О л ь г а П а в л о в н а. Я не Шерлок Холмс.

М а н я. Зачем же вы существовали?

О л ь г а П а в л о в н а. Спасибо, договорились.

М а н я. На что же ты истратила свою жизнь?

О л ь г а П а в л о в н а. На тебя, на тебя я жизнь истратила.

М а н я. И совершенно напрасно.

О л ь г а П а в л о в н а. Теперь сама вижу, что напрасно.

М а н я. Хотите, я вас перевоспитаю?

О л ь г а П а в л о в н а (роняет чашку). Не говори ничего, когда у меня посуда в руках. (Зовет.) Сережа, Сергей Петрович!

Входит К а р а у л о в со смычком в руках.

К а р а у л о в. Ольга Павловна, ведь ты Чайковского перебила.

О л ь г а П а в л о в н а. Что Чайковского — я посуду перебила! Ты к дочери прислушайся!

М а н я. Отец, скажи, пожалуйста, из-за тебя погибла хоть одна женщина?

О л ь г а П а в л о в н а. Вот!

К а р а у л о в. Из-за меня? Из-за меня две чуть не погибли.

М а н я. Что же они, застрелились, утопились?

К а р а у л о в. Отравились. Еле спасли.

М а н я. Ты не стесняйся, рассказывай, где это было?

К а р а у л о в. У нас, дома.

М а н я. Как же они отравились?

К а р а у л о в. Рыбой. Я угощал.

М а н я. Я не об этом спрашиваю. От любви, от любви к тебе никто не страдал? Ты артист, музыкант, возможно — был интересным.

О л ь г а П а в л о в н а. Никогда не был.

К а р а у л о в. Был, был.

М а н я. Не спорьте. Ну? Губил ты поклонниц?

К а р а у л о в. Я не понимаю — какого ты от меня душегубства требуешь? Я почти всю жизнь в оркестре играл, а женщины только от солистов погибали, и то не до смерти.

М а н я. Почему вы такие неяркие?

О л ь г а П а в л о в н а. Мы неяркие? Обидно слушать.

М а н я. Ах, если бы вы могли выгнать меня из дому!.. Ночь… Мороз… Я ухожу без шубы, кутаясь в классический театральный платок… Слезы замерзают на глазах, и вьюга гонит меня по пустынным улицам… (Уходит в «образе».)

О л ь г а П а в л о в н а. Господи, чего это с ней?

К а р а у л о в. Или от любви, или от плохого питания.

О л ь г а П а в л о в н а. «Классическая ночь без шубы» — от любви.

К а р а у л о в. Кого же она любит?

О л ь г а П а в л о в н а. Я догадываюсь… Какого-нибудь мужчину.

К а р а у л о в. Ты лучше не догадывайся, а скажи: кто у нас в доме бывает?

О л ь г а П а в л о в н а. Теперешние молодые люди в домах не бывают, они свое место знают: дальше террасы не идут.

К а р а у л о в. Трудная женщина!.. Ну, на террасе кто за Маней ухаживает?

О л ь г а П а в л о в н а. Ни на террасе, ни в других местах никто теперь ни за кем не ухаживает.

К а р а у л о в. Как же они… ну, встречаются, объясняются?

О л ь г а П а в л о в н а. Как они это делают, не знаю, а догадываться боюсь. Я кавалеров от дачи отгонять стараюсь. Вон один с утра бродит. (Подталкивает мужа к двери.) Делай вид, что нас дома нет.

Уходят.

Входит С е н е ч к а с гитарой. Смотрит на окна. Садится против дачи на противоположном конце площадки. Поет.

С е н е ч к а.

(Глядит на окна.)

Одно окно закрывается.

(Поет тише.)

Захлопывается другое окно.

(Поет трагическим шепотом.)

Окно с треском распахивается. Голова К а р а у л о в а.

К а р а у л о в. Если вы для Мани стараетесь, то напрасно, ее нет дома. Туда, в ту сторону пойте. (Закрывает окно.)

С е н е ч к а. Опять как-то неловко вышло. (Подходит и тихонько стучит в окно.)

Оба окна распахиваются: в одном — голова К а р а у л о в а, в другом — О л ь г и П а в л о в н ы.

О л ь г а П а в л о в н а. Что вам еще?

С е н е ч к а. Простите за беспокойство.

К а р а у л о в. Больше ничего?

С е н е ч к а (Ольге Павловне). С моей стороны как-то некультурно вышло.

Ольга Павловна захлопывает окно.

(Караулову.) То есть я хотел извиниться за неорганизованное пение в рамках дачной местности.

К а р а у л о в. Все?

С е н е ч к а. Все.

К а р а у л о в (закрывает окно). Карузо.

С е н е ч к а (отходя). Карузо… За что? Если не родился нахалом — у нас не жить. (Вежливо, робко кланяется даче и уходит.)

На террасе появляются О л ь г а П а в л о в н а и К а р а у л о в.

К а р а у л о в. Я его по ложному следу направил. Смотри, а это кто?

О л ь г а П а в л о в н а. Где?

К а р а у л о в. Вот, на дорожке, к Мане подходит.

О л ь г а П а в л о в н а. Это же Прибылев, Федор Федорович. Этот пускай подходит. Он здесь шоссе будет прокладывать. Гляди: руку целует.

К а р а у л о в. Отвернись. Делай рассеянное лицо, дыши воздухом. Погоди, ведь теперь руку в обществе не целуют?

О л ь г а П а в л о в н а. Этому простительно: дача своя, инженер, корректный. Давай бог, давай бог!..

К а р а у л о в. Кому давай? Чего давай?

О л ь г а П а в л о в н а. Мане давай, счастья давай. Они сюда идут… (Толкает Караулова в комнату.)

К а р а у л о в. Куда ты меня толкаешь?

О л ь г а П а в л о в н а. Уходи с террасы, не бросайся им в глаза.

Уходят. Входят М а н я и П р и б ы л е в.

П р и б ы л е в. Маня, Маруся, Марго… Вы — актриса. Не зная страсти, вы не имеете права выйти на сцену. (Протягивает к ней руку.)

Маня делает шаг в сторону.

Думаете, что сейчас вы отошли от меня? Нет, вы отошли от искусства… Знайте, что все великие артистки любили.

М а н я. Ведь они не вас любили?

П р и б ы л е в. Маня, Маруся, Марго, вы не хотите понять. Я объясню… (Берет ее за руку.) Войдемте в вашу комнату.

М а н я. Нет, я этого и в комнате не пойму. (Отнимает руку.)

П р и б ы л е в. Как же после этого соприкасаться с молодежью? Что ж, отталкивайте, гоните… Я замкнусь, уйду в себя… Знакомы ли вы с трагедией индивидуализма? Хотите покататься на автомобиле?

М а н я. Нет.

П р и б ы л е в. Как горько одиночество! А в моторной лодке?

М а н я. Тоже нет.

П р и б ы л е в. Чем же вы отличаетесь от прежних барышень, сметенных революцией?

М а н я. А тем, что я вам не верю.

П р и б ы л е в. Прекрасно, я докажу. Я докажу. Но загляните в мое сердце хотя бы из артистического любопытства.

М а н я. Хорошо. Как-нибудь загляну, а сейчас мне надо работать.

Входит С е н е ч к а.

П р и б ы л е в (отходит, пятясь). Маня, Маруся, Марго… (Наталкивается на Сенечку.) Дерево? Простите, я ошибся. (Уходит.)

С е н е ч к а. Я понимаю: это дерзкий намек. Надо ему отпарировать, срезать… И вот, нет во мне быстрого нахальства. (Кричит вслед Прибылеву.) От дерева слышу! Мария Сергеевна, чего это ваш папаша имеет против меня?

М а н я (смотрит в тетрадь). Откуда вы взяли?

С е н е ч к а. Имеет, имеет. Я про вас спрашивал, а он меня в другую сторону, в овраг послал. Нет, я родился под неважной планетой. Присесть можно?

М а н я. Садитесь, только ненадолго. (Читает роль.)

С е н е ч к а. Конечно, с моим счастьем только долго в тюрьме сидеть. Мария Сергеевна, мучает меня один чисто теоретический вопрос. Очень у меня гнусная профессия?

М а н я. Почему? Вы человек нужный, техник…

С е н е ч к а. Но какой техник? Зубной. А я хочу, чтобы в жизни перспективы были, а в полости рта какие горизонты?

М а н я. Ну что же, учитесь, работайте над собой.

С е н е ч к а. А я не работаю? Между нами говоря, Большую энциклопедию читаю.

М а н я. И много прочли?

С е н е ч к а. В первом томе до «абсурда» дошел. Я живу по плану. (Вынимает записную книжку.) Вот самозадание: на июнь — справить костюм по случаю, а на июль — психологию перестроить. Мария Сергеевна… (Хочет обнять Маню, но не смеет, его рука остается в воздухе.) Мария Сергеевна, я решил собраться с нахальством. (Вскакивает.) Моя биография в ваших руках!

М а н я. Что с вами? (Опускает роль.)

С е н е ч к а. А то, что я сейчас как будто из аэроплана с парашютом должен прыгать. Кругом — вихрь, до земли восемь верст, в спину подталкивают, а прыгнуть нахальства не хватает. А вдруг парашют не раскроется? Что тогда? Бесформенность и гражданская панихида.

М а н я. Сенечка, да что с вами?

С е н е ч к а (закрывает глаза рукой). Смотрите. Прыгаю! Я вас люблю! Лечу и жду ответа! И раз, и два, и три, и четыре…

Из дачи выходят О л ь г а П а в л о в н а и К а р а у л о в. Устремляются к Сенечке.

С е н е ч к а. Люблю!.. И пять, и шесть… и семь…

О л ь г а П а в л о в н а. Вы что же? Закрывши глаза, нашу дочь компрометируете?

С е н е ч к а (открывая глаза). Расшибся.

О л ь г а П а в л о в н а. Сергей Петрович, тесните этого гражданина, тесните!

К а р а у л о в (отводя Сенечку под руку). Гуляйте, молодой человек, там гуляйте…

С е н е ч к а. Сперва ознакомьтесь со мной; может быть, я хороший.

М а н я. Сенечка, заходите, вы мне очень нравитесь!

С е н е ч к а. Нравлюсь? Вам? Я? (Целует Караулова.) Папаша!.. (Уходит, пошатываясь от счастья.)

М а н я. За что вы его прогнали?

О л ь г а П а в л о в н а. За количество. Много их очень, Маня. Держись Федора Федоровича. Федоры Федоровичи два раза в жизни не попадаются.

М а н я. О чем вы?

О л ь г а П а в л о в н а. Мы видели, как он около тебя загорался.

К а р а у л о в. Что он тебе говорил?

М а н я. Пошлости.

К а р а у л о в. Какие пошлости?

М а н я. Обыкновенные.

О л ь г а П а в л о в н а. Объяснялся?

М а н я. Почему вы, старики, так эротически настроены? «Кто говорил?» «Что говорил?» Нельзя же быть такими навязчивыми! Как бы мне хотелось проучить вас раз и навсегда! Ну что вы, остолбенели? Садитесь.

Караулов и Ольга Павловна садятся рядом на лавочку и провожают глазами Маню, которая прохаживается по дорожке.

Я на себя удивляюсь: как я могла родиться в такой семье? Матери простительно: ее муж эксплуатировал как домашнюю хозяйку. Но ты — артист! Где у тебя чувство изящного? Ну, где оно? Чего вы хотите?

О л ь г а П а в л о в н а. Счастья тебе хотим.

М а н я. Хороши специалисты, инструкторы по счастью! В чем, по-вашему, счастье?

О л ь г а П а в л о в н а. В Федоре Федоровиче.

М а н я. Федор Федорович… Да если я захочу, у меня их будет десяток!

К а р а у л о в. Этого-то мы и боимся.

О л ь г а П а в л о в н а. Устройся, пожалуйста, дай нам умереть спокойно.

М а н я. Не дам умереть спокойно. Запомните раз и навсегда: я буду встречаться с кем угодно…

О л ь г а П а в л о в н а. Ох!

М а н я. …где угодно…

К а р а у л о в. Программа широкая!

М а н я. Да, а вас прошу в мою личную жизнь не вмешиваться. Это бестактно. Постарайтесь исправиться и с пустяками, вроде замужества, не приставать. Я сейчас переживаю драму. (Хлопает по тетради.) Трагедию! (Уходит.)

К а р а у л о в. Ты с нами поделись. Куда же ты в кусты переживать побежала?..

О л ь г а П а в л о в н а. А мы опять в терроре сидим…

Входят З и н а и Р а я.

К а р а у л о в. Зина, Зиночка…

Зина останавливается. Р а я идет дальше и скрывается.

О л ь г а П а в л о в н а. Зиночка, не отталкивайте нашу просьбу.

К а р а у л о в. Мы к вам, как к старшему товарищу.

З и н а. А что? А что?

К а р а у л о в. Маня вам ничего такого трагического не рассказывала?

З и н а. А что?

О л ь г а П а в л о в н а. Не знаем, только с ней что-то стряслось или вот-вот стрясется… Вот она…

К а р а у л о в. Видите, какая жуткая походка?.. (Ольге Павловне.) Прячься, а то опять попадет.

Уходят в комнаты. Входит М а н я. Зина тихо приближается к ней сзади. Входит С е н е ч к а и невольно подслушивает из-за угла дачи.

М а н я (из роли). «Что мне делать?» Нет, не так! «Что мне делать?.. Сказать матери… Она не переживет этого. Уйти? Но куда?.. А что будет с ребенком? Какая жизнь его ожидает?.. Моего ребенка… Моего ребенка! Умереть?»

З и н а. Только не отчаивайся! Маня, милая, я все слышала. Разве можно из-за этого умирать?

Маня в первую секунду не понимает, потом хохочет.

Конечно, ты актриса и смеешься очень естественно, только я все понимаю.

М а н я. Я просто вслух говорила, сама с собой, роль готовила.

З и н а. Врешь, ты говорила со слезами на глазах. Родителей, конечно, надо обманывать, а подругу — это свинство. Я такого отношения не заслужила.

М а н я (приняв решение). Хорошо. Помоги мне. Что делать? Что делать?

З и н а. Первое — не отчаивайся, второе — дай слово ни в каком случае не умирать. Я ничего не буду расспрашивать, только скажи — это Костя?

М а н я. Потом, потом.

З и н а. Я понимаю. Слушай: ко мне приехала подруга. Она в таком же положении.

М а н я. Познакомь, познакомь меня с ней!

З и н а. Сейчас. Я ее приведу. Маня, я ничего не буду расспрашивать, только — это Костя?

М а н я. Потом узнаешь. Зина, помни, никому ни слова.

З и н а. Маня! (Указывает себе на грудь.) Забытая, немая могила.

На балконе появляется К о с т я.

Он? Да? Не буду мешать! Сейчас приведу. (Уходит.)

М а н я. Сегодня для моего дневника материал есть.

Костя с балкона протягивает Мане руку.

К о с т я. Маня, мне нужно очень много тебе сказать.

М а н я. Мне тоже.

К о с т я. Ну, говори!

М а н я. Нет, сначала ты говори. (Пауза.)

К о с т я. Тебе хорошо?

М а н я. Хорошо. (Пауза.) А тебе?

К о с т я. Очень хорошо.

В дверях появляется Я к о в, хватает К о с т ю и тащит его в комнату.

Гувернантка противная!

Входят З и н а и Р а я.

З и н а. Вот, познакомьтесь. Вы не стесняйтесь: беда у вас одинаковая. Только Рая поумней: решила от беды избавиться.

М а н я. Это правда?

Р а я. Да. А вы?

М а н я. Я — нет. Я не понимаю женщин, которые отказываются от детей. Что их толкает? Крайняя нужда? Легкомыслие? Трусость?

З и н а. Что ты, что ты! Нельзя же сейчас иметь ребенка!

М а н я. А когда можно? Когда я обзаведусь квартирой, обстановкой, няньками? Да? В сорок лет? Тогда в придачу к мебели и дети разрешаются? Спокойно, буржуазно и пакостно. Бояться иметь ребенка — значит не верить в будущее, не верить в нашу жизнь… Погубить самое дорогое, милое, радостное…

Рая обнимает Маню.

Р а я. Верно, верно!.. Все правда…

З и н а. Новое дело!

Р а я. Я сама часто так думала… И вдруг вы… так верно, так хорошо это сказали… Я тоже хочу ребенка.

М а н я (смущенно). Погодите… Я вовсе не думала, что мои слова так сильно повлияют. Может быть, у нас разные условия, обстоятельства…

Р а я. Вы замужем?

М а н я. Н-нет!

Р а я. Я тоже нет.

М а н я. Дорогая, все-таки мое положение гораздо легче.

Р а я. Чем же?

М а н я. Легче, поверьте на слово. Вы напрасно меня слушали.

Р а я. Нет-нет! Вы замечательно говорили. Я решила.

З и н а. А твои родители? Как же так?

Р а я (Мане). Можно с вами подружиться?

М а н я. Я очень рада. Приезжайте ко мне непременно.

Рукопожатие. Р а я уходит. Зина идет за ней.

З и н а. Ничего не понимаю! (Уходит.)

С е н е ч к а (за углом). Моя биография началась кляксой! (Шатаясь, уходит.)

Входит К о с т я с чертежом. Кладет его на стол. Маня и Костя рассматривают план. Их руки и головы постепенно сближаются.

К о с т я. Маня, видишь, отсюда и поведем дорогу… От станции, так, мимо вашей дачи, вот так, лесом… Здесь будет мост, потом так, сюда, через деревню, и прямо в совхоз.

М а н я. Мне это Федор Федорович рассказывал.

К о с т я. Опять?

М а н я. Что — опять?

К о с т я. Нет-нет, пожалуйста. Абсолютная свобода, полное доверие, никакого мещанства. Мы должны изживать предрассудки. Но как ты ему позволяешь руку целовать? Ведь это…

М а н я. Что — это?

К о с т я. Это негигиенично! Пошло и феодально. Маня, я не знаю, чего мы ждем. (Садится рядом и обнимает ее.)

Входит Я к о в.

Я к о в. Позвольте пройти.

М а н я. Юсуф, Яша, идите сюда.

Я к о в. Не пойду. Вы обнимаетесь, а мне что? Я с вами стесняюсь: все равно, как трезвый в компании.

М а н я. Яша, советуйте: выходить мне за него?

Я к о в. Пожалуйста, выходите. От своего имени прошу. Он мне прямо надоел. Выходите за него — сделайте мое счастье.

К о с т я. Я предлагаю сегодня же информировать твоих родителей и завтра расписаться.

Я к о в. Не так. Лучше сегодня расписаться, а завтра информировать. Намного вернее. А свадьбу делать — к нам, на Кавказ. Всего три тысячи километров. Там фаэтон возьмем. У лошадей в гривах гортензии. На хомутах — гортензии… Жениху волосы завьем. Баран будешь, совсем баран. Тебе можно и не завивать. Кефалику поджарим. Кефалику кушали? Нет? Значит, вы всю жизнь ничего не кушали. Вина возьмем немного — ведро красного, немного — ведро белого. А потом молодых провожать. Ночью. С факелами пойдем. С музыкой. Большой оркестр сделаем. Зурна, барабан, флейта… Оглянешься кругом: море синее, горы зеленые, природы много!.. Только ее не видно, потому что ночь. Ничего не видно. Одни собаки лают, и на душе хорошо. Поехали на Кавказ. Иди бери билеты.

М а н я. Яков, вы хороший человек.

Я к о в. А то нет? Очень хороший.

М а н я. Костя, зови отца. Будет ругаться — не обращай внимания.

К о с т я (подходит к окну). Сергей Петрович… Понимаешь, волнуюсь.

Я к о в. Ты волнуешься — понимаю, но чего я волнуюсь — не понимаю.

Из дачи выходит С е р г е й П е т р о в и ч. С другой стороны появляется С е н е ч к а. Он крайне возбужден и, может быть, не совсем трезв. В руке бутылка вина.

К а р а у л о в. Кто меня звал?

С е н е ч к а. Я звал! (Смаху ставит бутылку на стол.) Всех зову! Веселитесь на гражданской панихиде по Семене Перчаткине. Он прыгнул с аэроплана… Прыгнул на свою голову, но парашют (указывает на Маню) красивый, но лживый, парашют оказался гнилой!.. Гнилой!.. И разбился Сенечка в мелкую крошку. Перед вами, стоит доблестный покойник.

Я к о в. Это от жары. Прикройте голову, товарищ.

С е н е ч к а. Молчи, кавказский пленник.

К а р а у л о в. Собственно, вы зачем опять здесь?

С е н е ч к а. Не того го́ните. Поздно го́ните. Не укараулили, гражданин Караулов.

М а н я. Сенечка, что с вами? Где вы были?

С е н е ч к а. Я за углом был. Мария Сергеевна, я вас любил без нахальства, вежливо, как Данте свою Петрарку. И слышал этими ушами: «Сенечка, вы мне нравитесь»… Зачем? Прощайте… И если у вас родится девочка, не учите ее лгать!

Общее смятение. Яков и Костя хватают Сенечку за плечи.

К а р а у л о в. Какая девочка?

М а н я. Глупости. И вы поверили!

Входит З и н а.

С е н е ч к а (Зине). Гражданка, приблизьтесь. Отвечайте, как на бывшем страшном суде. Будет маленький или нет? Я все знаю. Каждое слово могу повторить.

З и н а. Маня, милая, что же это? Честное слово, я никому не рассказывала!

Костя и Яков отходят от Сенечки.

С е н е ч к а. Будет маленький или нет?

Зина плачет.

Что? Соврал? Папаша, вы меня оскорбляли, а выходит, не я Карузо, другой оказался Карузой. (Уходит.)

З и н а. Маня, откуда он узнал? Я не виновата. Ой!..

Маня ее отталкивает. З и н а убегает. Караулов стоит в оцепенении.

М а н я (подбегает к отцу). Папа, я тебе все расскажу. Но это только смешно…

К а р а у л о в. Смешно?! Тебе смешно? Прочь! Прочь! (Шатаясь, уходит в дом.)

Я к о в. Пять минут тому назад все было хорошо, и вдруг все испортилось. Костя, я тебе друг, понимаешь? Но я сам ничего не понимаю. (Уходит.)

Маня стоит, прислонившись к террасе. Костя медленно подходит и смотрит на Маню, как бы не узнавая.

М а н я. Я не думала, что на отца это так сильно подействует.

К о с т я. Неужели? Не верю!.. Ведь он сказал про тебя гнусность!

М а н я. Почему гнусность?

К о с т я. Значит, правда?

М а н я (настороженно, вызывающе). А если да? Разве от этого что-нибудь меняется? Мы оба новые люди…

К о с т я. Оба? Нет, я никаких пакостей не делал. А ты… Ты же говорила, что меня… для меня… за меня… А-а-а!

М а н я. Да, я тебя люблю.

К о с т я. И после этого… Нет, не после, а еще до этого с каким-то негодяем, бандитом! А-а-а!

М а н я. Чем же он негодяй?

К о с т я. А тем, что мерзавец… Кто он?

М а н я. Ты хочешь знать его происхождение или профессию?

К о с т я. Я убить его хочу!

М а н я. Неужели я в тебе ошиблась?

К о с т я. Ты — во мне? Она еще смеет во мне ошибаться! Н-н-наглая женщина! (Бежит, зажав голову кулаками.)

Сбоку появляется Я к о в, перехватывает его и уводит.

Я к о в. Немного волнуется. Ничего, он уже взял себя в руки.

М а н я (зовет). Костя! Костя! (Топает ногой.) Ах, так? Очень хорошо. (Кричит вслед.) Новый человек! Студент третьей гильдии. (Убегает в дом.)

Оттуда сейчас же появляется К а р а у л о в, с головой, обмотанной полотенцем.

К а р а у л о в (оборачивается, Мане). Видеть тебя не хочу, паршивая девчонка! Ведь меня только случайно паралич не разбил. Зато твою мамашу разобьет, честное слово, разобьет! Ну, как я ей скажу? (Оборачивается и видит возвращающуюся с сумкой в руках Ольгу Павловну.) Ой!..

О л ь г а П а в л о в н а. Зачем ты голову замотал? Разве сегодня жарко?

К а р а у л о в. Да, было жарко.

О л ь г а П а в л о в н а. А я как-то не заметила.

К а р а у л о в. Погоди, заметишь. Ты присядь.

Ольга Павловна не садясь выкладывает на стоп мелкие покупки.

(В сторону.) Надо начать издали. Оля! Помнишь, была такая страна — Спарта?

О л ь г а П а в л о в н а. Простокваши хочешь?

К а р а у л о в. Я очень важное тебе говорю. Была такая страна Спарта.

О л ь г а П а в л о в н а. Ну и бог с ней.

К а р а у л о в. Ты слушай. Дальше будет интересно. И в этой Спарте находилась высокая скала. И с нее молодежь сбрасывали.

О л ь г а П а в л о в н а. Хулиганов, что ли?

К а р а у л о в. Да нет. Поголовно всех подростков.

О л ь г а П а в л о в н а. Тоже строгости были.

К а р а у л о в. И делали это для того, чтобы они умели переносить всякие неприятности. Скинут парнишку раза два-три — он из-под скалы человеком и выйдет. Понимаешь; приучали к потрясениям. Зато они потом все сносили. Скажи такому спартанцу: «У вашей дочери Мани будет… одна неприятность», — он и не поморщится: «Хоть две».

О л ь г а П а в л о в н а. Ну?

К а р а у л о в. И ты должна этим спартанцам подражать.

О л ь г а П а в л о в н а. Что же мне, с горы прыгать? Глупеешь ты летом. Ближе к делу, говори.

К а р а у л о в. Ох! Перехожу ближе: возьмем Францию. Казалось бы, цветущая страна. А у них неувязка… детей мало.

О л ь г а П а в л о в н а. И хорошо: озорства меньше.

К а р а у л о в. Да ведь нация погибает! Ведь несчастные француженки этому… верховному существу молебны служат, чтобы он им детей послал. А мы не ценим.

О л ь г а П а в л о в н а. Чего не ценим?

К а р а у л о в. Детей, детей. Я хотя и не француз, но хочу, чтобы у нас был ребеночек.

О л ь г а П а в л о в н а. У нас? Глупеешь ты летом.

К а р а у л о в. Да нет, вот если бы Маня внучонка подарила.

О л ь г а П а в л о в н а. Когда она еще замуж выйдет. Этого долго ждать.

К а р а у л о в. Недолго, ей-богу, недолго. Ты сядь.

О л ь г а П а в л о в н а. Сватаются? Кто?

К а р а у л о в. Не то что бы сватались, а вроде. Ты сядь. Приготовься к большой… радости. (Снимает с головы полотенце.) Она сама сказала. Одним словом… у Мани будет ребенок.

У Ольги Павловны подкашиваются ноги, она садится на лавочку.

Я говорил: сядь. (Прикладывает ей к голове полотенце.)

О л ь г а П а в л о в н а. У Мани? Какой ребенок?

К а р а у л о в. Ну, маленький.

О л ь г а П а в л о в н а. От кого ребенок?

К а р а у л о в. Подробности не знаю.

Ольга Павловна поникает.

Ничего-ничего, дыши воздухом. Вспоминай спартанцев.

О л ь г а П а в л о в н а. Маня! Где она? Ноги не идут. Маня!

Из дома выходит М а н я. Обе женщины бегут друг к другу и обнимаются. Ольга Павловна плачет.

Манюша, родная моя!

М а н я. Мама… Ты слыхала? Это же вздор, курьез… Ну, разве можно так волноваться из-за пустяков?

О л ь г а П а в л о в н а (отстраняясь). Из-за пустяков? Это пустяки?! У матери ноги отнялись, а она… она разговаривает, улыбается. Порядочная девушка горем была бы убита, топиться побежала бы, чтоб только родителей не огорчить. Ведь беда, беда у тебя!

М а н я. Никакой беды нет и не было.

О л ь г а П а в л о в н а. Молчи! Не смей говорить циничностей!

М а н я. Ах, так? Ничего от меня не услышите. (Идет к даче.)

О л ь г а П а в л о в н а (Караулову). И ты терпишь?

К а р а у л о в (идет за дочерью, кричит). Машка, не дерзи!

М а н я (оборачиваясь). Что-о-о?

К а р а у л о в (отходя к Ольге Павловне). Боюсь я ее…

М а н я ушла. Караулов и Ольга Павловна садятся рядом.

О л ь г а П а в л о в н а. Что творится! Бога нет, стыда нет. У Мани ребенок… И все большевики сделали.

К а р а у л о в. Ну, может быть, и беспартийный.

О л ь г а П а в л о в н а. Но кто? Кто? Хорошо, если этот негодяй порядочный человек, а то — беда! Маня… Дочь… Разве мы ее этому учили? И вдруг! Непонятное явление.

К а р а у л о в. Со временем наука все объяснит.

О л ь г а П а в л о в н а. Со временем! А сейчас что делать?

Оба всхлипывают. Входит П р и б ы л е в. Старики стараются принять спокойный вид.

П р и б ы л е в. Здравствуйте! Вы чем-то расстроены?

О л ь г а П а в л о в н а. Нет, что вы!.. Наоборот. (Всхлипывает.)

К а р а у л о в. У нас ровно ничего не случилось.

П р и б ы л е в. В настоящее время родителей принято игнорировать…

К а р а у л о в. Да, в других семьях это бывает.

П р и б ы л е в. Я же в таких вопросах держусь старых взглядов и решил обратиться именно к родителям. Я хочу говорить о вашей дочери.

Старики переглядываются.

Мы с ней знакомы. Даже близко знакомы.

К а р а у л о в (с просыпающейся надеждой). Так-так-так.

П р и б ы л е в. Я люблю ее. Но у нас создались какие-то странные отношения.

К а р а у л о в. Ох, мы уже не сердимся.

П р и б ы л е в. На что же сердиться? Я готов жениться хоть завтра.

О л ь г а П а в л о в н а. Все-таки бог есть! Вы благородный человек. Сережа!..

К а р а у л о в. Оленька!..

Старики обнимаются.

О л ь г а П а в л о в н а. Федор Федорович, до чего вы нас успокоили!

К а р а у л о в. Какой он Федор Федорович? Федя, Федюша. (Обнимает Прибылева.)

П р и б ы л е в. Но у Марии Сергеевны…

К а р а у л о в. У Мани, у Мани!

П р и б ы л е в. У Мани, по-видимому, оригинальный взгляд на брак. Она почему-то капризничает.

О л ь г а П а в л о в н а. В ее положении это понятно.

П р и б ы л е в. Следовательно, вы мне поможете?

К а р а у л о в. Ему еще помогать! А? Кокет, кокет мужчина. Ему помогать! Ах, Федя, Федя! Вина бы надо. Вот кстати! (Наливает всем из бутылки, оставленной Сенечкой.) За Манино, твое и… его здоровье. (Выпивает.)

П р и б ы л е в. Простите, кого — его?

О л ь г а П а в л о в н а. Опоздали хитрить, опоздали!

К а р а у л о в. Да, нехорошо, Федя. Ты мог бы раньше сказать, ведь мы сегодня от чужих людей узнали. Трах! У Мани будет ребенок!

П р и б ы л е в. Какой ребенок?

К а р а у л о в. Вот именно. У жены чуть ноги не отнялись.

Прибылев садится.

Да, так и села.

Прибылев встает. Караулов доливает вино в стакан, который Прибылев держит в руке.

П р и б ы л е в. Чей ребенок?

К а р а у л о в. Твой… Ваш…

Прибылев и Караулов отступают друг от друга. Караулов льет вино на землю.

П р и б ы л е в. Вы с ума сошли!

К а р а у л о в. Сейчас сойду!

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Та же обстановка. Перед дачей Карауловых. Входит Я к о в. Делает круг по площадке. За ним, придерживая товарища за рукав, — К о с т я.

К о с т я. Яков, выслушай до конца…

Я к о в. Я уже два раза выслушивал до конца, но после конца ты опять начинаешь сначала. Задушил меня психологией.

К о с т я. Яков, у меня все нервы перекрутились. Может быть, я одной ногой в сумасшедшем доме… И не с кем поделиться!

Я к о в (садится). Ладно. Делись. Давай мою долю.

К о с т я. Слушай. Ведь Маня встречалась с этим… ну, с каким-то там… гражданином, когда я с ней не был даже знаком. Так? Хорошо.

Я к о в. Пока хорошего мало.

К о с т я. Погоди, ты проанализируй. Потом-то она меня, меня полюбила… Ты же знаешь, сам видел. Что же изменилось? Ничего, ровно ничего. Ревновать, да еще к прошедшему — это же пошло, феодально. Яков, ты пойми: ведь та ее любовь… да не любовь, а так, увлечение… да не увлечение, а минутный туман, это же кончилось… Правда? Это прошлое. Согласен?

Я к о в. Не согласен. Во-первых, это прошлое, так сказать, чревато последствиями…

К о с т я. Чревато?.. А-а-а… чревато!

Я к о в. Во-вторых, я о Мане лучшего мнения. Не такая девушка, чтобы из-за минутного увлечения… Нет, здесь было настоящее чувство. Она его…

К о с т я. Его! Кого — его? Я его узнаю… «его»! Я его найду, этого «его»… Я этому «ему»… отомщу, да, отомщу!

Я к о в. Ты? Отомстишь? Как? Говори, как будешь мстить?

К о с т я. Я бы хотел при ней сбить его с ног… и чтобы я с ним… прямо не знаю, что сделал!

Я к о в. Верно, не знаешь. Разве так мстят? Как надо? Бери кинжал, бери, говорю. Вырви у нее признание, узнай горькое имя. Найди врага. Окликни один раз. И когда обернется, застрели его шесть раз… Дачу поджигай! А ей… ей камень на шею и — в Чорох, в Чорох. По-вашему — в Москву-реку. Поезжай на Кавказ — старики научат. Иди бери билеты.

К о с т я. С тобой хуже моего: ты двумя ногами в сумасшедшем доме. Дурак! Мане камень на шею… Мане! Я же люблю ее. Я виноват перед ней… «Студент третьей гильдии»! И действительно, я хозяйчик, феодал, мелкий рыцарь. Яков, мы же новые люди!

Я к о в. Должны быть. А в тебе нового — только кепка. А когда родится этот… не совсем твой, скажем, мальчик? Он будет красивый, умный — то есть никакого сходства с тобой…

К о с т я. А-а-а! Это непереносно!

Я к о в. Потом, представь себе, ты идешь по улице с Маней. И ей кланяется мужчина. А вдруг это он? Он!

К о с т я. Я не позволю ей с мужчинами кланяться! Нет, пускай кланяется.

Я к о в. Вот ты сидишь на скамейке, а, может быть, на этой самой скамье Маня сидела с ним. Они здесь целовались…

Костя вскакивает, поднимает камень и замахивается на Якова.

Новый человек из каменного века!

К о с т я. Не смей меня пугать! Я все равно женюсь и выбью из себя эту гадость!

Я к о в. Врешь! Сначала выбей, а потом женись. (Идет к даче.)

К о с т я. Стой! А если ты влюбишься, а она уйдет к другому?

Я к о в. К другому? От меня? Не может быть.

К о с т я. Ну, предположим: ты полюбил и вдруг узнаешь, что она уже кого-нибудь любит. Что тогда?

Я к о в. Тогда я тихонько завернул бы свою любовь в чистый платок, как дорогую вещь, и никому не показал бы ее.

К о с т я. А с тобой это было?

Я к о в. Нет.

Входит П р и б ы л е в со свернутым чертежом в руках, останавливается. Наблюдает студентов, которые его не видят.

П р и б ы л е в. Да, оба молоды, оба живут в одном доме с ней… Но кто из них? Кто? Посмотрим. (Подходит.) Товарищи, через пять дней надо подать проект дороги на утверждение, а я, кажется, сделал ошибку. (Развертывает план.) Почему наше шоссе вот здесь дважды пересекает ручей?

К о с т я. Ручей извивается, делает петлю.

П р и б ы л е в. Зачем же нам лезть в эту петлю? Почему не отступить хотя бы вот сюда? И без мостов и ближе к станции. (Пытливо смотрит на студентов.)

Я к о в. Это можно. Правильно.

К о с т я. Да, так лучше.

П р и б ы л е в. Да? Вы оба это находите?

Я к о в. Конечно.

К о с т я. Конечно.

П р и б ы л е в. Прекрасно. Но в таком случае дорога пойдет по месту, на котором мы сейчас стоим. И дачу Карауловых необходимо снести. (Взгляд на Костю, взгляд на Якова.)

Я к о в. Позвольте, а если немного севернее?

К о с т я. Позвольте, а если немного южнее?

П р и б ы л е в. Севернее — овраг, южнее — ручей. А тут дача все равно попадет в полосу отчуждения.

Я к о в и К о с т я (одновременно). Это скверно.

П р и б ы л е в. Неужели вы оба заинтересованы? И мне жаль карауловскую дачу, но одному из вас еще обиднее: придется сносить усадьбу будущего тестя.

Я к о в. Какого тестя? Тесть — это что? Тесто я знаю.

П р и б ы л е в. Тестем называется отец жены.

К о с т я. У нас нет тестей, мы холостые.

Я к о в. Погоди… Можно лучше сделать.

П р и б ы л е в. Как?

Я к о в. Начать вести дорогу с другой стороны от станции. Вот. И ближе, и местность ровнее.

П р и б ы л е в. Вы полагаете? Так… так… Но, но тут… Нет, это не годится.

Я к о в. Очень годится, а к станции еще ближе.

П р и б ы л е в. Нет-нет. Поищем что-нибудь другое. Пойдемте. (Уходит вместе с Яковом.)

К о с т я (рассматривая план). Неужели сносить?

Входит С е н е ч к а. Осторожно оглядывается. Видит Костю. Они несколько секунд смотрят друг на друга.

С е н е ч к а. Победителю-чемпиону — физкульт-ура! (Приветствует Костю поднятым кулаком, вызывающе прохаживается, бросает.) Карузо! Если бы меня действительно личность опередила — пожалуйста. А то… И чего Мария Сергеевна в вас нашла? Не отвечаете? Задаетесь? В отцы вышли? А хочешь, я из тебя мартышку сделаю?

К о с т я. Какие отцы? Какую мартышку?

С е н е ч к а. Испугался? Ладно, не трону, только объясни: чего она в тебе нашла?

К о с т я. Так вы думаете, это я?..

С е н е ч к а. А то нет? Нет?

Костя грустно качает головой.

Ей-богу? Ух, черт!.. А у меня целую ночь на вас подозрение падало. Студент, думаю, с нахальством, с наружностью. Он, думаю, обязательно обязан иметь успех. Оказывается, вы тоже дуром сидите? Очень приятно! (Жмет Костину руку.)

Входит П р и б ы л е в. Сенечка толкает Костю.

На этого типа тоже подозрение имею.

К о с т я. Попал! Он карауловскую дачу сносить хочет.

С е н е ч к а. Для отвода глаз: одну снесет, другую выстроит. Дипломатия!

К о с т я. Вы думаете?

Мужчины прохаживаются по площадке и подозрительно косятся друг на друга.

С е н е ч к а (равняясь с Костей, бросает, кивая на Прибылева). Ясный чемпион. Разутюженный в доску… Мировой боевик. Он… он… Ему бы темную сделать.

Прибылев подходит к Сенечке и берет его под руку. Отводит в сторону.

П р и б ы л е в. Кажется, это вы узнали о Марии Сергеевне?

С е н е ч к а. Ну, я. Дальше что?

П р и б ы л е в. Скажите, никого из мужчин вы с ней не встречали? (Кивая на Костю.) Моего практиканта с ней не было?

С е н е ч к а (радостно). Э-э, нет, практикант отпадает! (Кричит.) Костя, здесь судебная ошибка! Он тоже товарищ по недоразумению.

Костя подходит. Оба жмут руку Прибылеву.

А я на вас думал. Человек, думаю, с законченным высшим образованием, он на все способен. Значит, нет? Очень приятно. Присядьте. Если уж такой чемпион в дураках, то и самому не так глупо. Позвольте! Все выдающиеся мужчины здесь, и все — «нет»? Тогда кто же — «да»? Значит, на сегодняшний день мы опять имеем загадку. Тсс… Яшку просмотрели. Может быть, он-то и есть. Карузо?

К о с т я. Не Яков… нет, не Яков!

П р и б ы л е в. Но кто же? Кто же тогда?

Я к о в (входит). Там дорога очень хорошо пройдет.

Трое мужчин идут по кругу один за другим и всматриваются в Якова.

С е н е ч к а. Он, больше некому.

Я к о в. Вы что?

Мужчины продолжают ход по кругу.

Игра у вас, что ли, такая? Пойду посмотрю с другой стороны. (Уходит.)

К о с т я. Не он, не он!

П р и б ы л е в (хлопая себя по лбу). Ба! Она же актриса. Мы театр забыли. Актеров!

К о с т я. Актеров? Да-да, актеры, а-а!

П р и б ы л е в. Репетиция, кулисы, занавес — все это очень располагает…

К о с т я (стонет). Кулисы… Занавес…

С е н е ч к а. Суфлерская будка!

К о с т я. Неужели актер? Наглый, бритый, в широкоплечем пиджаке!..

Входит М а н я и, направляясь к даче, останавливается позади группы.

С е н е ч к а. Мы его найдем! Я в театре всю эту… рампу обшарю. Граждане, в театр!

Все оборачиваются и застывают перед Маней. К о с т я бросается бежать. П р и б ы л е в приподнимает канотье, учтиво кланяется и уходит. Сенечка снимает шляпу, оглядывается, но уйти не смеет.

М а н я. Зачем вы здесь?

С е н е ч к а. Я? Я гулял… заблудился.

М а н я. Вчера вы подслушали и выдали мою тайну. Сенечка, зачем? Разве я виновата перед вами? Или я вам что-нибудь обещала? Чего вы добились? От меня все отвернулись. Пустыня… Ни одного человека! Эх вы!.. А еще психологию перестраивали. О горизонтах мечтали. В этом было что-то хорошее, свежее… И мне казалось, что вы, вы, Сенечка… (Поворачивается и идет к даче.)

С е н е ч к а. Я… я… Мария Сергеевна! Я ее осрамил, а она… «Сенечка». (Садится на лавочку и поет.)

Перед лицом советской общественности, на лавочке подсудимых — мещанин Семен Перчаткин. Допрос начался:

«Семен Перчаткин, признаете ли себя сволочью?» — «Признаю». — «Сознаете ли, что вчера натрепали, как малокультурная молочница?» — «Сознаю». — «Что можете наврать в свое оправдание?» — «Гражданин прокурор, я свою отсталость заглажу, святая икона, заглажу!»

(Как ремарку.) Слезы душат подсудимого. «Ввиду чистосердечного признания дать Семену Перчаткину условно по морде». (Дает себе звонкую пощечину.) Зал очищается! (Уходит.)

Из дачи появляются О л ь г а П а в л о в н а и К а р а у л о в с пузырьком и рюмкой в руках.

О л ь г а П а в л о в н а. Душа болит.

К а р а у л о в. Оля, прими капель.

О л ь г а П а в л о в н а. Что ты мне в душу валерьянкой капаешь?

К а р а у л о в. Надо с Маней поговорить спокойно. Она актриса, впечатлительная. А ты ее вчера чуть не топиться посылала.

О л ь г а П а в л о в н а. «Артистка», «артистка»… «Имеет успех»… Не дай бог такого успеха! Дождались венков-букетов. Прославились. Артистка… Лучше бы на машинке без славы печатала!

К а р а у л о в. Пойми, что теперь в жизни новые начала.

О л ь г а П а в л о в н а. Какие начала, не знаю, а концы все те же.

К а р а у л о в. Не спорю. Но должны мы помочь дочери?

О л ь г а П а в л о в н а. Че-ем?

К а р а у л о в. Ведь мы решили?

О л ь г а П а в л о в н а. Решили.

К а р а у л о в. Ну и прекрасно. Ты же редкая женщина по красоте… душевной. Я сейчас Маню позову. Только не бросайся на нее. Тихо, ласково… (Зовет.) Маня, Марусенька! (Ольге Павловне.) Ну, будь спокойна, господь с тобой!

О л ь г а П а в л о в н а. И ты не волнуйся, Христос с тобой.

Крестят друг друга. Входит М а н я. Караулов, приготовляет на столике рюмку и капли.

К а р а у л о в. Ну вот… Маня, сейчас мы не родители, а как бы твои подруги… Подруги. Поговори с нами, пожалуйста… С тобой случилась беда… То есть, нет, может быть, даже радость. И мы хотим тебе в ней помочь.

М а н я. Большое спасибо.

К а р а у л о в (Ольге Павловне). Вот видишь: все безболезненно и хорошо. Маня, хотелось бы знать: кто, так сказать, виновник?

М а н я. Никто. Во всем виновата я одна.

О л ь г а П а в л о в н а. Одна? Этого не может быть!

К а р а у л о в. Все-таки поставь нас в известность: кто он, где он, этот твой…

М а н я. Любовник?

О л ь г а П а в л о в н а. Ох!

К а р а у л о в. Ничего, крепись! (Мане.) Да-да, он. Где он?

М а н я. Он уехал.

К а р а у л о в. Куда уехал?

М а н я. Н-н-н… на строительство.

О л ь г а П а в л о в н а. Куда именно? Теперь везде строительство.

М а н я. Предположим, в Казахстан.

К а р а у л о в. Ты ему туда пишешь?

М а н я. Нет, он теперь переехал на другое строительство.

О л ь г а П а в л о в н а. Значит, летун?

К а р а у л о в. Выпей капель! (Мане.) Ничего, она старая. Человека перевели, командировали, он и переехал. Ну и прекрасно. Маня, а вернется он скоро?

М а н я. Он никогда не вернется.

О л ь г а П а в л о в н а. Помер?

М а н я. Нет, мы разошлись.

О л ь г а П а в л о в н а. То есть он тебя бросил?

М а н я. Я его бросила.

О л ь г а П а в л о в н а. Ты? Ой!..

Караулов спешно льет капли в рюмку.

Ой, от одного изумления умереть можно!

К а р а у л о в. Ничего удивительного. Я бы его не только бросил, я бы этого сукиного… гм… (Сам выпивает капли.) Ну, вот теперь, когда, слава богу, все выяснилось, ты не беспокойся. Работай, играй… А ребенка мы с бабушкой выкормим, вынянчим, воспитаем… Маня… дурочка моя!

М а н я (бросается к отцу, потом обнимает мать). Вы замечательные старики! Вас премировать надо. Самый трудный зачет сдали на весьма!.. Зато сейчас ваши испытания кончатся. Спасибо. (Отцу.) А из тебя даже комсомолец-активист выработается.

К а р а у л о в. И выработается.

О л ь г а П а в л о в н а. Хоть отца не развращай. А в крестные надо звать Ивана Михалыча.

К а р а у л о в. Ему нельзя: он партийный.

О л ь г а П а в л о в н а. У хороших знакомых, я думаю, можно.

М а н я. А зачем его крестить?

О л ь г а П а в л о в н а. Бога-то он знать должен? Вот у Елизаветы Николаевны детям вместо имен клички дали: мальчик — Эрик, а девочка — Эротика. Они бога даже в лицо не узнают. Идут мимо церкви, а на стене образ: Николай-угодник прохожих благословляет. (Жест.) Эрик увидел и спрашивает: «За что этот гражданин голосует?» Николай-то угодник голосует! Как у него язычок не отнялся! Хоть в газетах про меня печатайте, а некрещеного ребенка я на руки не возьму.

М а н я. А я крестить не позволю.

К а р а у л о в. Предоставим ребенку свободу совести. Когда он станет совершеннолетним, пускай сам пойдет и окрестится во что ему угодно.

О л ь г а П а в л о в н а. Глупеешь ты летом.

М а н я. О чем вы спорите? Вообще домашнее воспитание вредно.

О л ь г а П а в л о в н а. Что же, он в беспризорные пойдет?

М а н я. Зачем? Есть детские дома, ясли.

О л ь г а П а в л о в н а. Ясли для телят хороши.

М а н я. Сказки обывателей!

О л ь г а П а в л о в н а. Значит, я обыватель?

К а р а у л о в (жене). Капель дам. Маня, ты не беспокойся, мы его полюбим. Если мальчик будет, ну, конечно, когда надо, и посеку.

М а н я. Моего сына? Сечь?

К а р а у л о в. Это если он очень шалить будет.

М а н я. Никогда не позволю! Не дам ребенка уродовать. Он его будет сечь! Маленького… Я не могу доверить вам его воспитание.

К а р а у л о в. Ладно! Хорошо. Не буду пороть. Пускай растет хулиганом!

О л ь г а П а в л о в н а. Тогда сама от него наплачешься.

М а н я. И наплачусь, а бить не дам.

К а р а у л о в. Зачем бить? Я его и музыке учить буду. Хотя виолончель устарела, нам соло на литаврах нужно. Ну, книги у меня есть для юношества…

М а н я. Какой-нибудь старинный хлам?

К а р а у л о в. Значит, культура ему не нужна?

М а н я. Да, буржуазную культуру мы должны принимать с оглядкой. Многое, чем вы восторгались, теперь непонятно и вредно.

К а р а у л о в. Ах, непонятно? Вам непонятно? Вам вредно? Прекрасно. Значит, ты мне не доверяешь? Кончено! (Бежит в дом.)

О л ь г а П а в л о в н а. Вместо благодарности отца затравила.

К а р а у л о в (выбегает из дачи с пачкой книг). Я эти «вредные книги» для внуков берег. Оказывается, зря старался. Им непонятно!.. Конечно! (Хватает одну из книг.) «Герой нашего времени». Больше нету героев, и наше время кончилось. Правильно. Кто для вас Печорин? Белогвардеец с Кавказского фронта! Вр-редно! (Бросает книгу на площадку.)

О л ь г а П а в л о в н а (с рюмкой). Отец, выпей капель.

К а р а у л о в (бросает рюмку, берет другую книгу). Н-н-непонятно! (Швыряет.)

Ольга Павловна и Маня бегут поднимать книги.

(Берет следующую.) Тургенев. «Завтрак у предводителя». Понятно? Нет, вам шамовка у вожатого нужна! (Бросает книгу.) Погибай, старая культура! (Опять хватает книгу, размахивается и останавливается.) Пушкин… Александр Сергеевич, простите, не могу вас выбросить! (Прижимает томик к груди и уходит в дом.)

М а н я (подняв брошенные книги, идет за Карауловым). От этих книг мы никогда не откажемся!

О л ь г а П а в л о в н а (с книгой). Тургеневу, Ивану Сергеевичу, весь корешок ободрал.

Входит П р и б ы л е в. Кланяется Ольге Павловне.

П р и б ы л е в. Кто у вас тут кричал? И книги на ступенях…

О л ь г а П а в л о в н а (уходя в дом и всхлипывая). Это мы… вслух читали.

Прибылев пожимает плечами, шевелит тростью книги, сваленные Карауловым на ступеньках террасы, поднимает тетрадь, читает.

П р и б ы л е в. «Дневник Марии Карауловой». Дневник? (Раскрывает, оглядывается. Прячет во внутренний карман пиджака.) Занятно. (Уходит.)

С другой стороны входят Р а я с маленьким чемоданом и З и н а.

З и н а. Вот карауловская дача. Только у них кошмарная история.

Р а я. Что случилось?

З и н а. Все всё узнали… У родителей удары были. Поклонники разбежались… И теперь против Мани целая кампания. (Зовет.) Маня! Ничего, уж очень она была горда — не по обстоятельствам. Конечно, я ей зла не желаю, но пускай помучается. (Зовет.) Маня, к тебе приехали!

Входит М а н я.

Р а я. Маня!

М а н я. Рая!

З и н а (Мане). Как ты осунулась!

М а н я. Вовсе я не осунулась.

З и н а. Конечно, прежнее не вернется, но ты не отчаивайся.

М а н я. С чего ты взяла? У меня все осталось по-старому.

З и н а. Не знаю… Раньше тут от мальчишек тесно было, а теперь у них сплошной выходной день.

М а н я. Врешь. Они все здесь, и если захочу, то завтра же выйду замуж.

З и н а. Неужели? Побегу к свадьбе платье готовить. (Уходит.)

Р а я. Какая она злая!..

М а н я. Она мне всегда завидовала. И будет, будет завидовать! Рая, милая, я не хотела говорить при Зинке, но у меня действительно много неприятного. Все это сложней и тяжелей, чем я думала.

Р а я. Конечно, трудно, но зато как хорошо все это побороть… Знаешь, я как-то успокоилась. И потом… я буду очень его любить. А ты своего?

М а н я. Да, конечно… Рая, я хочу спросить: у тебя есть… ну… самостоятельный заработок?

Р а я. Н-нет… я еще учусь.

М а н я. Прости, а он… он на тебе не женится?

Р а я. Нет. Я уже два месяца его не видала… И никогда не захочу его видеть.

М а н я. Ай-ай! А твои родители?

Р а я. У меня только отец. Он старый. А в еврейских семьях особенно строго. Он еще ничего не знает, но как-то странно смотрит на меня.

М а н я. Что же я наделала! Рая, я ужасно виновата. Зачем ты тогда мне поверила?

Р а я. Я и теперь верю.

М а н я. Нет-нет, я ошиблась. Не надо, нельзя иметь ребенка. Особенно тебе. Рая, прости меня.

Р а я. Что с тобой?

М а н я. Я не о себе, я о тебе говорю.

Р а я. Что же у меня? Осенью чертежная работа будет… Мне только год продержаться… Вот отец…

М а н я. Я себе этого никогда не прощу.

Входит Я к о в.

Р а я. Яша?

Яков вздрагивает и останавливается.

М а н я. Ты его знаешь?

Р а я. Мы же в одном институте. Как вы сюда попали?

Я к о в. Я на практике.

В окне появляется голова О л ь г и П а в л о в н ы.

О л ь г а П а в л о в н а. Маня, отец ноты рвет!

Маня бежит в дом.

Р а я. Кто ее отец?

Я к о в. Прекрасный человек.

Р а я. Почему вы ко мне полгода не заходили?

Я к о в. Я заходил. Сначала вас дома не было…

Р а я. А потом?

Я к о в. Времени не было.

Из окна вылетают нотные листы.

Немного нервничает.

Вылетает переплетенная тетрадь.

Отойдите, здесь небезопасно.

Р а я (уходя с Яковом). Яша, у меня в жизни много перемен.

Им навстречу — К о с т я. Он хватает Якова за рукав.

К о с т я. Рая! Как ты? Нет, мне удивляться некогда. Яшка, необходимо… срочно… два слова… зависит жизнь!

Р а я ушла.

Я к о в. Если буйволу в арбу нагрузят двадцать пудов — он везет. Тридцать — он тоже везет. Но если шестьдесят — он оборачивается и посылает к черту. (Пытается уйти.)

Костя хватается за него.

К о с т я. Стой! Это не я тебя держу, а совершенно новый незнакомый человек. Яков, до сих пор у меня чувство и воля раздваивались… Ну вроде как у Лермонтова…

Я к о в. Мне не до Лермонтова… Может быть, у меня своя психология начинается. (Порывается уйти.)

К о с т я (кричит). Хоть раз в жизни дослушай до конца! Яков, дорогой, поздравь: я больше не Лермонтов.

Я к о в. Верю.

К о с т я. Слушай! Еще двадцать минут назад я до того опустился, что вместе с Прибылевым и Сенькой отгадывал, искал того… бывшего Маниного… знакомого. Теперь это давно прошло, я окончательно изжил в себе и феодала, и мелкого рыцаря, и Отелло…

Я к о в. За двадцать минут всех? Молодец!

К о с т я. И Прибылев и Перчаткин — мещане: они отказались, а я люблю Маню по-прежнему… Я искренне хочу жениться, я должен, я обязан… Яков, жениться необходимо…

Я к о в. Тебе необходимо, что ж ты меня уговариваешь?

К о с т я. Решено. Если она простит, приходи через десять минут поздравить.

Я к о в. Хорошо. Только бы через пять минут в тебе Лев Толстой не проснулся. (Уходит.)

К о с т я. Постучу и скажу прямо и просто: «Маня, что написано в прошлом, я зачеркиваю, а в настоящем пойдем распишемся». (Делает энергичный жест и шагает к даче.)

Ему пересекает дорогу П р и б ы л е в. Костя останавливается. Прибылев стучит. Выходит М а н я. Из окна выглядывают О л ь г а П а в л о в н а и К а р а у л о в. Во время речи Прибылева Костя медленно подходит, все более пораженный.

П р и б ы л е в. Мария Сергеевна! Моя любовь сильнее всякого прошлого. Я прошу вас быть моей женой.

Костя остолбенел.

О л ь г а П а в л о в н а. Все-таки бог есть!

П р и б ы л е в. Мари, я жду.

О л ь г а П а в л о в н а. Мария, отвечай.

М а н я. Федор Федорович, я не люблю, но не могу не уважать вас. (Смотрит на Костю.) В то время как другие оскорбляли меня, убегали при одном моем появлении, вы выступили, как настоящий большой человек. Оставайтесь, я постараюсь полюбить вас. (Протягивает ему руку.)

О л ь г а П а в л о в н а и К а р а у л о в выходят на террасу.

О л ь г а П а в л о в н а. И стараться нечего. Да разве можно вас не полюбить, Федор Федорович!

К а р а у л о в. Федя, ты — светлая личность! Не оправдывайся — светлая. Ты, ты… (Наталкивается на Костю.) Не путайтесь под ногами, молодой человек!

О л ь г а П а в л о в н а. Федор Федорович, в комнаты: побеседуем. Люблю вас слушать.

Лаская и поддерживая П р и б ы л е в а, уводят его в дом. Маня через плечо уничтожающе смотрит на Костю. Пауза. Гордо поворачивается и скрывается в комнатах.

К о с т я. Ведь я шел… Я же шел… Я же уже шел! (Уходит в отчаянии.)

Входят Я к о в и Р а я.

Р а я. Кажется, я напрасно разоткровенничалась. Вы здорово изменились… Я вас считала настоящим другом…

Я к о в. Я — для всех друг. Высококвалифицированный спец по дружбе! Ходячая сберкасса чужих тайн и переживаний. Вклады поступают непрерывно. Меня все принимают за счетовода, бухгалтера сердечных дел. А может быть, в прошлом я сам миллионер? Возможно, я тоже вложил все свое состояние в одно прекрасное предприятие? И прогорел. Теперь я только кассир: храню чужие ценности! Несите!

Р а я. О чем вы? Не понимаю.

Я к о в. Извините, Рая. Я сам не понимаю. Но все-таки я вам друг, кардаш. И все очень прекрасно. Я не спрашиваю: кто он. Зачем? Он от вас ушел — значит, худой человек. А если худой человек ушел — попутного ветра в спину. Все будет хорошо. (Размахивается, чтобы хлопнуть ее по плечу, но спохватывается и еле касается.) Теперь с вами надо, как со стеклянной посудой!

Из дачи выходит М а н я.

Ой, новые вкладчики идут! Кассир сбежал! (Уходит.)

Маня подбегает к Рае.

М а н я. Рая, позабудь все, что я сегодня говорила! Ничего не бойся! Роди и живи смело! На свете есть новые, широкие люди, и один из них меня любит. Правда, я люблю… нет, любила другого… Ах! Сегодня я сорок страниц в дневнике напишу! Рая, во-первых, ты останешься у меня. Молчи, пожалуйста. Во-вторых, у тебя будет заработок по специальности. Он — инженер-путеец. Он для меня все сделает. Хотя он и без меня все устроит: это благороднейший человек!

Р а я. Спасибо. Очень неловко, но работа действительно нужна.

М а н я (убегая). Сейчас я его пришлю. Я ему уже говорила.

П р и б ы л е в выходит из дачи. Встречаясь с М а н е й, которая проходит в комнаты, целует ей руку, кивает и направляется к Рае. Она при его приближении встает.

П р и б ы л е в. Ты? Вы? (Оглядывается.) Зачем вы здесь? Если я вам нужен, могли найти меня в Москве; наконец, на моей даче.

Р а я. Я вас не искала.

П р и б ы л е в. Чего вы хотите? Денег? Но вы от них отказались. Может быть, скандала? Услыхали, что я хочу жениться…

Р а я. На Мане? Так это вы — благороднейший человек? Как вы ее обманули? Положим, вы умеете…

П р и б ы л е в. Никого я не обманул и готов расписаться с Маней когда угодно.

Р а я. На месяц? На два? (Копируя его.) «Ведь современный брак ни к чему не обязывает». Нет, я за Маню заступлюсь…

П р и б ы л е в. Черт возьми! Раиса, не делайте скандала, это по́шло. Я прошу… Уходите отсюда… Мы встретимся около моей дачи.

Р а я. Нам встречаться незачем.

П р и б ы л е в. Ну, поезжайте домой, куда хотите, только не стойте здесь.

Р а я. Я буду гостить у Карауловых.

П р и б ы л е в. Здесь? Рая, Раиса, Райо! Вы умная девушка. Если угодно, отплатите мне, но только потом. Я признаю, что был до некоторой степени негодяем, отчасти даже подлецом, но только уходите! Ну, пожалуйста! Ваш бывший Теодорик просит… А, ч-ч-черт! Что вы торчите ангелом-мстителем? Рая, Раиса, Райо… (Видит подходящую к ним Маню.) Молчите, по крайней мере. Итак, товарищ, я все устрою, а сейчас пройдемте ко мне, я дам вам записку к прорабу. Пойдемте, товарищ. Товарищ, идемте же! Ну, пожалуйста…

Р а я. Какой я вам товарищ? Перестаньте притворяться!

М а н я. Что?

Р а я. Маня, если ты его любишь, — это несчастье.

М а н я. Как? Почему?

Р а я. Я его тоже считала и широким и благородным…

М а н я. Так это вы? Вы оставили ее в таком положении? И смели говорить мне? Вы — негодяй!

П р и б ы л е в. Почему негодяй? Чем же мое прошлое хуже вашего? Я беру вас с чужим ребенком. (Пауза.) Или вы предполагали найти во мне девственника? К вам я таких требований не предъявлял. Я не роюсь в вашем прошлом, но если вы хотите обыскать меня, — пожалуйста, я сам отопру все ящики.

Маня делает жест, хочет перебить.

Минуту… Да, мы были близки. И расстались. И вот уже после разрыва я узнаю о ребенке. Я сейчас же посылаю деньги и советую обратиться к врачу.

Маня делает жест.

Минуту. Раиса Александровна отвечает, что согласна, что ребенка не будет и что… она меня больше не любит. Это письмо я получил два месяца тому назад. Правда?

Р а я. Да, правда.

П р и б ы л е в. За что же вы меня оскорбили?

М а н я. Федор Федорович, я не подумала…

П р и б ы л е в. Маня, Маруся, Марго… где ваши принципы, где же свобода?

М а н я. Простите меня.

П р и б ы л е в. Ничего. Я вас перевоспитаю. А Раиса Александровна не может иметь ко мне претензий. Вот ее письмо. (Вынимая из кармана письмо, роняет Манин дневник.)

М а н я. Мой дневник! (Поднимает.) Мой дневник? У вас? И вы прочли? Вот почему! Ах, гадина! Какая же вы гадкая гадина!

Из дачи выходят О л ь г а П а в л о в н а и К а р а у л о в. С вышки спускается Я к о в.

О л ь г а П а в л о в н а. Федор Федорович, чай кушать. С вареньем.

М а н я (Прибылеву). Если вы еще подойдете к нашей даче, я вас палкой выгоню!

О л ь г а П а в л о в н а. Это Федора-то Федоровича? Яша! (Слабеет.)

Яков ее поддерживает.

М а н я. Вы — вор. Вон отсюда!

К а р а у л о в (трет глаза). Разбудите меня! (Хватается за Якова с другой стороны.)

Прибылев идет. Ему навстречу — К о с т я.

К о с т я. Федор Федорович, я должен… я обязан признать ваше превосходство. Вы любите Маню больше всех и благороднее всех. Позвольте пожать вашу руку!

П р и б ы л е в. Идите вы!.. (Скрывается.)

М а н я (подбегая). Не смей подавать ему руку! На! Читай! (Бросает Косте дневник и убегает.)

К о с т я (подходит к Якову). Яков, что случилось? Яков!..

Я к о в (поддерживая одной рукой Ольгу Павловну, другой Караулова, ведет их к даче). Мест больше нет. Вагон отправляется!

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Перед открытием занавеса — гул спорящих голосов. Та же обстановка — около дачи Карауловых. Вокруг стола, на котором разложен план, К о с т я, Я к о в, П р и б ы л е в, К а р а у л о в, О л ь г а П а в л о в н а.

О л ь г а П а в л о в н а. Тридцать пять лет при царе жили, восемь месяцев на Керенского любовались, шестнадцать лет с большевиками, но такого никогда не видели!

П р и б ы л е в. Вы нам мешаете.

К а р а у л о в (поднимает то одну, то другую руку). Прошу слова… Дайте мне высказаться…

Я к о в. Сергей Петрович, вы человек музыкальный: возьмите паузу и держите ее полчаса.

Ольга Павловна и Караулов становятся рядом, как ожидающие приговора.

П р и б ы л е в. Дорога пройдет здесь. Как это ни печально, но дача Карауловых должна быть снесена.

К а р а у л о в. Федор Федорович, по первому плану это шоссе шло стороной, шло тихо, деликатно, и никого не трогало. Но как только Маня, извините, вас прогнала, шоссе покривилось. До чего злопамятные! Никогда не поверю, что оно беспристрастно покривилось. Так порядочные… дороги не поступают.

П р и б ы л е в. По-вашему, я мщу? Допустим. Ну, а практикантам вы доверяете? (Косте и Якову.) Скажите, какой план лучше: первый или второй?

К о с т я (со вздохом). Второй.

Я к о в. Второй лучше. Хороший план.

П р и б ы л е в. Вы слышали?

Я к о в. Но третий план еще лучше. По третьему проекту, товарищ Прибылев, тоже придется только одну дачу снести. Вашу дачу.

П р и б ы л е в. Два дня слышу одну и ту же глупость. Она мне надоела. Ваш проект технически неосуществим. Потрудитесь вычертить мой проект. Завтра я везу его на утверждение.

Я к о в. Будет готов. (Отходит с Костей в сторону.)

Ольга Павловна и Караулов идут за Прибылевым.

О л ь г а П а в л о в н а. Федор Федорович!

К а р а у л о в. Федор Федорович!

П р и б ы л е в. Если я поступил неправильно, жалуйтесь, жалуйтесь на меня.

О л ь г а П а в л о в н а. Зачем жаловаться? Лучше как-нибудь по-семейному.

П р и б ы л е в. «По-семейному»? К сожалению, я не получил возможности относиться к вам «по-семейному».

К а р а у л о в. Мы всей душой хотели… Маня нам даже не объяснила, из-за чего такой разрыв случился.

П р и б ы л е в. Вот к дочери и обращайтесь. Если она свое упрямство сломает, то, может быть, я свою дачу сломаю. Да, свою! (Круто поворачивается и уходит.)

К а р а у л о в (смотрит в небо). Господи! Или природа! Или еще там кто-нибудь! Даже помолиться некому… Ох!..

О л ь г а П а в л о в н а. Одна беда пришла с ребенком, другая — с домом, а третья — неизвестно с чем. Но и третья придет, жди, Сережа!

К а р а у л о в. Жду, Оля, жду…

О л ь г а П а в л о в н а. Студенты, милые! (Садится на лавочку.)

К о с т я. Прибылев прав. Вы, Сергей Петрович, должны понять, вы человек интеллигентный.

К а р а у л о в. Да, я человек интеллигентный. И я сам — инструмент музыкальный… (Указывая на дом.) Так не вытряхивайте меня из футляра. Я отсырею под дождиком. Я поневоле фальшивить начну! (Уходит в дом.)

О л ь г а П а в л о в н а. Вот и третья беда: старик рехнулся, инструментом представляется. Практиканты, милые, отзывчивая молодежь, нельзя ли отвести эту дорогу треклятую?

Я к о в. Хорошо, отведем.

О л ь г а П а в л о в н а. Неужели?

Я к о в. Мамаша, отведем. Идите в комнаты, распейте со стариком бутылочку капель! Дорогу отведем.

О л ь г а П а в л о в н а. Ах, Яша, хороший вы юноша, несмотря на все ваше неправославие! (Уходит в дом.)

К о с т я. Зачем ты ее обнадеживаешь? Зачем?

Я к о в. Я правду говорю.

К о с т я. Врешь. Как отведешь дорогу?

Я к о в. Уже отвел.

К о с т я. Опять врешь. Как отвел?

Я к о в. Мой секрет — мое дело. (Бросает на стол лист бумаги.) На, вычерчивай третий проект.

К о с т я (смотрит). Угорел? Вести шоссе прямо через прибылевскую дачу?

Я к о в. Он сам так велит.

К о с т я. Как велит? Когда велит?

Я к о в. Сегодня к вечеру велит.

К о с т я. Ты можешь сказать по-человечески?

Я к о в. Зачем говорить, когда я написал?

К о с т я. Что написал? Когда написал? Где написал?

Я к о в. Статью написал. Вчера написал. В газету «Красный дорожник» написал.

К о с т я. Да ведь проект отличный, Прибылев честный, опытный инженер, а ты, балда, его в печати травишь. Смотри, возьмутся за тебя!..

Я к о в. Не пугай! На родине я над пропастями висел. На Казбек лазил! Я видел, какие глаза у орла!

К о с т я. Что же ты все-таки написал?

Я к о в. Мой секрет — мое дело. Черти план, говорю.

К о с т я. Не буду, не хочу в идиотизме участвовать.

К даче идет Р а я.

Я к о в. Раечка, помогите, пожалуйста. Надо чертеж выправить. (Показывает.) Вот это место. Только первые два километра от станции. Дальше по-прежнему.

Р а я. Сейчас сделаю. (Уносит чертеж в дом. На пороге оглядывается.)

Встречаются глазами. Быстро отворачиваются. Яков берет одну из коротких палок и начинает заострять топором конец.

Я к о в. Распределение труда: я поработаю, а ты погрустишь. (Смеется.) Молодец, Маня, ловко разыграла. Актриса! «Будет ребенок». И все поверили. И я поверил… «Чей ребенок?» Туда подозрение, сюда подозрение. Хорошо, что из Уголовного розыска собаку не привели: собаке бежать некуда. Дневник… Ой! А старики, Рая, Сенька и сейчас ничего не знают. Прямо комитрагедия! Костя, когда свадьба?

К о с т я. Никакой свадьбы не будет.

Я к о в. Ну? Опять в тебе кто-нибудь проснулся?

К о с т я. Я Маню люблю… Но жениться… (Кричит.) Я не подлец! Когда она была в таком положении, я ее оскорбил, я убежал, я себя мелким гадом выявил!.. А теперь — теперь каждый женится. Уж лучше бы был этот паршивый ребенок! Нет, я больше жениться не могу.

Я к о в. Костя, я в тебе ошибался: ты не Лермонтов и не Толстой, ты — Достоевский! Садись пиши «Идиота», у тебя выйдет. Ты же свататься шел?

К о с т я. Да, шел… только не дошел. (Кричит.) Она-то не знает, что я шел! Ну, шел, а куда шел — я доказать не могу.

Я к о в. Я свидетель. Пойдешь к Мане?

К о с т я. Не пойду.

Яков приставляет кол к Костиной голове и заносит топор.

Ты что?

Я к о в. Я хочу у тебя на голове кол тесать: говорят, помогает.

Костя отбивается.

Иди безо всякой мистики. (Поправляет на Косте рубашку и кепку.) Чем не Дуглас Фербенкс? Ступай!

К о с т я. Сейчас? Вот дурак… Так и идти? Ты все-таки подтверди, что я второй раз сватаюсь. (Кричит.) И не торчи здесь, пожалуйста! Дело интимное.

Я к о в. Пожалуйста. (Берет колья и уходит.)

К о с т я. Теперь Прибылев не перебьет. Только бы простила. (Делает два шага к даче.)

Его путь пересекает С е н е ч к а П е р ч а т к и н. Костя бросается к Сенечке.

С е н е ч к а. Прочь, мартышку сделаю. (Поворачивается к двери дома.) Гражданка Караулова, с большой буквы!

К о с т я. Остановитесь, я первый пришел, моя очередь!

С е н е ч к а (через плечо). Если еще кто встрянет — святую мартышку сделаю.

Из дачи выходит М а н я.

(Становится на средней ступеньке на колено. Одной рукой указывает на Маню, другой — на Костю.) Вот небо, а вот, мягко выражаясь… земля! Гражданка, на прошлой неделе вы были заурядной барышней. И я говорил вам про любовь. Разве это были слова? Это семечки. (Как бы выплевывает шелуху.) Тогда я все врал. Зато теперь, когда у вас обнаружен таинственный младенец, когда вы гордо засветились, как маяк… При вашем освещении разглядел я ихние тусклые лица. И понял, что такое любовь! Вы из меня нового гражданина выявили. Приглашаю вас в качестве строго законной жены. И если кто над вами улыбнется, я из него райскую птичку сделаю!

Из дачи выходят О л ь г а П а в л о в н а и К а р а у л о в.

М а н я. Сенечка, милый! Вы меня просто тронули. Вы за три дня выросли… Спасибо. Только зачем жениться? Это к вам не идет.

С е н е ч к а. Пойдет, ей-богу, пойдет!

М а н я. Но вы мой лучший друг. Входите, я вам что-то покажу. (Входит в дом.)

Сенечка идет было за ней, но останавливается.

С е н е ч к а. Ну, родители, трудновато вы мне достались. Не сомневайтесь — беру вас на иждивение. (Гордо смотрит на Костю.) Обыватели! (Уходит в дом.)

Костя бросается в отчаянии на лавочку.

О л ь г а П а в л о в н а. Вчера один, сегодня другой… Будто в кинематографе на последнем сеансе: крутят, гонят, — сидишь и ничего не понимаешь… Что ж, пойдем: икону, хлеб-соль приготовить надо. Благословим.

К а р а у л о в (со вздохом). Благословим.

Идут в комнаты. Появляется Я к о в. Обходит Костю вокруг.

Я к о в. Ты что? Еще не ходил?

К о с т я (плача). Ходил… Только не дошел… Опять перебили. Сенька… Все — новые люди… один я — третьей гильдии. (Стремительно уходит.) Всему конец и финал!

Я к о в (кричит вслед). Беру комиссию на себя! Купи газету «Красный дорожник».

Из дачи выходит Р а я с черновым чертежом Якова.

Р а я. Яша, я здесь не разберу: это ручей? (Садится к столу.)

Я к о в. Ручей. Вот, Раечка, на Кавказе ручьи… Смотришь, вдруг его нет: под землю ушел. Вдруг опять ключом наружу выбился… и падает, свисает со скалы, как серебристая лента. И кругом на камне ящерки… на солнце греются… Реки у нас белые, голубые, желтые… А дороги! Осетинская… Военно-грузинская…

Р а я. Я никогда не была на Кавказе.

Я к о в. Ох, счастливая!

Р а я. Чем?

Я к о в. Вы же поедете, увидите Кавказ… в первый раз! Самый прекрасный край на здешнем шарике! Э-э… Аджаристан… Батуми… (Как бы невольно напевает несколько тактов аджарской песни.) Когда стоишь высоко над морем… и видишь, как текут… водяные дороги… Когда воздух, огромный и золотой от солнечного тумана, нигде не кончается… тогда растут глаза… И душа, если была такая (показывает), становится — вот! (Жест.) Выходите за меня замуж, пожалуйста.

Р а я (вставая). Что?

Я к о в. За меня. На Кавказ поедем.

Р а я протягивает Якову руку, сейчас же опускает ее и убегает.

За билетами побежала. (Уходит в противоположную сторону.)

Из дачи, отступая, выходит М а н я, за нею — С е н е ч к а с застывшей растерянной улыбкой. В руках у него Манин дневник.

С е н е ч к а. Виноват… Как же так? Значит, реального дитяти нету? Следовательно, вы меня охмуряли, как в театре? Значит, вы не героическая гражданка, а просто барышня? Оказывается, я вместо подвига Петрушку валял? Ведь я по ночам, на себя глядя, умилялся, всхлипывал… Уважать себя начал. Сам себе на «вы» говорил! Вдруг — раз! Нету младенца! Нету моего подвига. Обманули, обесчестили! Отдайте моего чужого ребенка!

На площадку входит З и н а. Из дома чинно выходят рядом К а р а у л о в и О л ь г а П а в л о в н а. Он несет икону. У нее в руках тарелка, на которой лежит полбатона и стоит солонка.

К а р а у л о в (торжественно). Подойдите, дети.

С е н е ч к а. Прячьте икону. Убирайте паек! Отказываюсь.

Ольга Павловна опускается на крылечко.

К а р а у л о в. Вызываю тебя на дуэль, как хулигана!

С е н е ч к а. Обманули меня в интеллигентном доме! Разбили мою биографию! (уходит.)

З и н а. А что? А что? Неужели и второй увильнул?

Входит Я к о в. Уводит К а р а у л о в ы х.

(Мане.) Почему это такое? Ты вот и актриса и хорошенькая, а счастья нет.

М а н я (наступая на Зину и вытесняя ее со сцены). Неправда, у меня есть счастье, и было, и будет. Больше, чем у тебя. (Оставшись одна.) Счастье придет в театре. Теперь я знаю жизнь. Любимый ушел… Костя. Подруги злорадствуют… Даже отец, кажется… готов продать меня за этот домишко… Но я поняла роль… «Что ждет моего ребенка?» Теперь я сыграю! Вот он, мой ребенок… Маленький, теплый, живой… Здесь, у меня на груди. Я одна на сцене. В зале тишина. Теперь не посмеют кашлять.

Из дачи выходит Я к о в. Выжимает полотенце, ставит пузырек.

Я к о в. Старичков совсем укачало. Объявите им, что ваше положение фальшивое. Довольно комитрагедии!

М а н я. Да, играть надо на сцене. Я им сознаюсь… Но как Рае сказать? У меня язык не повернется, Яша, милый, поговорите вы с ней: докажите, что она погибнет с ребенком… Заработка у Раи нет. Отец — фанатик, он убьет ее!

Я к о в. Хорошо. Я все передам. Давайте Раю.

М а н я убегает. Яков поет. Входит Р а я.

Р а я. Маня хочет, чтобы вы поговорили со мной…

Я к о в. Не-ет, это я сам хочу. Позвольте, пожалуйста, чтобы ваш мальчик, не знаю чей, но был похож на меня.

Р а я. Почему мальчик?

Я к о в. Говорю — мальчик, значит, мальчик. Обещаю тебе, что я его от своих даже на глаз не отличу. А детей у нас будет порядочно: мне одних сыновей троих нужно. Один будет инженер, второй — летчик, а третий — писатель.

Р а я. Почему писатель?

Я к о в. В семье не без урода.

Р а я. Зачем я тебя тогда не разглядела, не поняла? Сейчас мне так хорошо… За полгода в первый раз петь хочется!

Я к о в. Пой, пожалуйста.

Р а я. Я всей жизнью буду благодарить тебя.

Я к о в. Не за что, сосчитаемся.

Рая обнимает, целует Якова. Оба быстро расходятся в разные стороны. Яков останавливается за углом дачи и тихонько трогает щеку, как бы проверяя, здесь ли поцелуй. Рая сталкивается с входящим на площадку П р и б ы л е в ы м.

П р и б ы л е в. Какая вы сегодня красивая, оживленная и… счастливая?

Р а я. Да.

Яков слушает.

П р и б ы л е в. Я смотрю и не понимаю, как я мог уйти от вас? Рая, Раиса, Райо, я негодяй…

Р а я. Не спорю.

П р и б ы л е в. Верните мне себя… Я же целовал эти губы… Они мои…

Р а я. Нет. Дайте пройти.

П р и б ы л е в (берет ее за руку). Нас связывает ребенок.

Яков замер.

Я женюсь… Нет, не думайте, женюсь по-настоящему, надолго… Рая, я старею, я не изменю вам больше. Вспомните…

Р а я. Пустите руку! Я никогда вас не забуду, как плохой сон. Я люблю замечательного человека. Он смелый, сильный, красивый… Уходите, не портите моей радости!

П р и б ы л е в (опять хватает ее за руку). Не пущу…

Яков решительно выходит из-за угла.

Я к о в. Если бы я встретил такого человека над пропастью, на горной тропе, где двоим тесно, я бы сделал так… (Делает шаг назад и резко отводит руку.) Проходите, пожалуйста.

П р и б ы л е в, закрывшийся было локтем, согнувшись, уходит.

Пожалуйста. (Пауза.) Я все слышал. Так это Прибылев? Его ребенок?

Р а я (оправдываясь). Тогда я была как слепая…

Я к о в (приседая и хлопая себя по коленям, хохочет). Прибылев! Ой, спасибо! Ой, хорошо… Одного боялся: что тот, первый, молодой, красивый, ты его вспоминать будешь! Теперь успокоился. Прибылев… Я лучше. (Приплясывает.)

Рая убежала в комнаты. На другой стороне площадки показывается А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Он одет в поношенный, но опрятный пиджачный костюм. Снимает кепку, вытирает голову платком.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Будьте добры сказать, не гостит ли в этой даче молодая красивая девушка Раечка? И знайте, что я это спрашиваю уже двадцать шестой раз.

Я к о в (в сторону). Вкладчик солидный. (Александру Мироновичу.) Присядьте, гражданин. Молодая, красивая? Раечка? Ну как же, гостит. Только сейчас она гулять ушла.

Рассматривают друг друга.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. И вы хорошо знаете Раечку?

Я к о в. Мы же в одном институте…

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Так-так… Товарищи, коллеги… Так я вам скажу, кто я. Я — Раин дядя. Со стороны матери.

Я к о в (облегченно). Я думал — отец.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Отец? И зачем сюда потащится отец по такой жаре? Он сейчас сидит в Москве под окошком и починяет часы. Пришел я — дядя. Так вы Раечкин друг?

Я к о в. Друг. Карда́ш.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Кардаш? Это хороший друг?

Я к о в. Самый первый.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Так я вам откроюсь. Раин отец волнуется. Он кое-что пронюхал. Я — дядя, и все знаю… всю историю. Но и отец слегка догадывается.

Я к о в. Это скверно. Говорят, отец у нее — зверь.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Зверь? Раин отец — зверь? Покажите мне, какой паршивец это сказал?

Я к о в. Не совсем зверь, немного зверь.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Мерси за такое немного.

Я к о в. Этот папаша зря волнуется. Растолкуйте ему, что Раин ребенок будет в хороших руках.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Раин ребенок? Ох! (Хватается за сердце.)

Я к о в. Что с вами?

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Со мной ничего, но с отцом — это будет. Когда он услышит, с ним будет еще хуже: я его знаю. Ребенок? И откуда? Вы, может быть, шутите, а я чуть не умер… То есть… отец, отец может скончаться от такого легкого юмора! Позвольте немного привыкнуть.

Я к о в. Пожалуйста. А вы слыхали, что Рая замуж выходит?

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Хорошенькие порядки! Кажется, и так все перевернули… Неужели трудно — сначала выйти замуж и уже потом…

Я к о в. В этом он, жених, виноват: его… в командировку послали.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Разве перед командировкой это обязательно? Где же сейчас этот «жених»? Кто этот шалопай? Пожалуйста, добивайте, очень интересно.

Я к о в. Человек — ничего.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Все-таки чем-нибудь он занимается? Или просто работник кино, с одной бородой?

Я к о в. Не оскорбляйте, пожалуйста. Он большое дело делает: дороги проводит.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Значит, жених с большой дороги? А нельзя ли на него взглянуть? Хотя бы в профиль.

Я к о в. Вы, дядя, погуляйте, я его позову. (Идет к дому.)

Александр Миронович — в другую сторону.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. На голову и ребенок и жених — и все явочным порядком!

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч скрывается в кустах.

Я к о в. Рая, Раечка!

Р а я выходит на крыльцо.

Раечка, твой дядя пришел!

Р а я. Какой дядя? У меня нет дяди.

Я к о в. Нет? Ты припомни хорошенько, может быть, найдется?

Р а я. Я же знаю. Какой дядя? Откуда он пришел?

Я к о в. Старенький дядя. Со стороны матери пришел. Вон, за кустами мелькает.

Р а я. Это мой отец! (Бежит догонять Александра Мироновича.)

Входит К о с т я.

К о с т я. Когда будут расписываться?

Я к о в. Кто с кем?

К о с т я. Маня с Семеном Перчаткиным.

Я к о в. Пока расписался один Сенька. Расписался в своей глупости и ушел.

К о с т я. Как? Что? Куда ушел?

Я к о в. После. А сейчас снимай брюки. Снимай, пожалуйста.

К о с т я. То есть как?

Я к о в. Просто снимай. Одолжи белых брюк. Иду представляться этому… тесту.

К о с т я. Какому те…

Я к о в. Можешь ты без психологии штаны снять? (Уводит Костю.)

С другой стороны входит А л е к с а н д р М и р о н о в и ч, за ним — Р а я.

Р а я. Папа, отец!

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Я вам не отец. Ваш отец в зоологическом саду. Сидит в клетке: он зверь.

Р а я. Только не волнуйся.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Я не волнуюсь, я уже вздымаюсь! Я — зверь! Такого надо в Бутырки. У меня был процесс в легких, пускай теперь будет в Верховном суде.

Р а я. Папа, милый!

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Раечка, девочка, я же постилал твою постельку, расчесывал твои кудри… У тебя были правдивые глаза! И вот я не знаю своей девочки… Первый встречный… кардаш здесь, на скамейке, подносит мне внука. Вот какое время! А мы живем…

К ним подходит Я к о в в белых брюках, в галстуке. Замечает торчащую из кармана Александра Мироновича газету, выхватывает ее и разворачивает, закрывая ею лицо.

Я к о в. «Красный дорожник». (Читает.) Есть.

Александр Миронович удивлен, постукивает пальцем в листок, как в дверь.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Гражданин, товарищ… Вы обещали привести жениха.

Я к о в (убирая газету). Зачем водить, он сам придет. (Обходя куст.) Стоит сказать… Вот и пришел. (Пауза.) Разве плохой?

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Как? Вы же были всего этот… кардаш!

Я к о в. И вы были всего дядя. Я же не обижаюсь.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. До чего хитрое пошло поколение!

Я к о в. Извините, вы тоже прикинулись, как старый шакал.

Александр Миронович обходит Якова кругом, рассматривая со всех сторон. Рая впивается глазами то в отца, то в Якова.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Позвольте спросить хотя бы: какого вы вероисповедания?

Я к о в. Я атеист.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Ну да, понимаю: в анкетах мы все атеисты, а про себя?

Я к о в. И про себя атеист.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Этого не собьешь. Ну, а ваш папаша какой был религии?

Я к о в. Магометан.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Меньшего я и не ждал. Магометан. Рая, но по закону он может иметь сорок жен!

Я к о в. Верно. Только Магомет приказал каждой жене дать отдельную комнату.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Тогда не страшно. А что вы скажете за Советскую власть?

Я к о в. Все. Все скажу «за» Советскую власть.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Этого не собьешь! Ох, и я должен их проклинать! И почему-то не хочется. И что я могу сказать? (Со вздохом протягивает Якову руку.) Очень приятно.

Я к о в. Пожалуйста.

Рая бросается к отцу на шею.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Нет, отец-зверь, он может укусить.

Идут втроем, причем дважды меняют места. Наконец Рая становится посредине. Александр Миронович и Яков, обнимая ее, кладут руки друг другу на плечи.

Но почему нельзя было после командировки?

Из дома выходят К а р а у л о в и О л ь г а П а в л о в н а. У нее в руках наполовину связанный детский чепчик.

О л ь г а П а в л о в н а. Думай, Сережа, думай. Ведь дом сносят, жизнь дотла разоряют. Умереть будет негде.

К а р а у л о в. Помещение дать должны. Вон новые коттеджи строят, там и умр… и жить будешь.

О л ь г а П а в л о в н а. Я? В коттедже? Глупеешь ты летом. За что же меня в коттедж сажать? Мне в старом доме всякое бревно родное, каждую половицу я по скрипу, по голосу узнаю. Сергей Петрович, уговори Маню за Прибылева выйти. Встанем перед дочерью на колени… Нам и жизни-то каких-нибудь четверть часа осталось. Спасем дачу. Куры, куры здесь у меня! Они в коттедже не выживут.

К а р а у л о в. Тогда других заведем.

О л ь г а П а в л о в н а. Да разве я к новым, чужим курам привыкну?

Появляется М а н я.

Упроси ты ее…

М а н я. Дорогие родители, наконец я хочу открыть вам глаза.

О л ь г а П а в л о в н а. Ты лучше закрой нам глаза, дай умереть под крышей.

М а н я. Умирать не надо… Что это вы делаете?

О л ь г а П а в л о в н а. Чепчик вяжу. Только впору ли? Не знаю, какие головки у современных новорожденных бывают.

М а н я. Так это для… моего? (Обнимает мать и отходит к отцу.) Прости, простите меня… Я не знала, какие вы… Только теперь поняла, что я натворила… И вот я должна сказать: папа, возможно, что у меня совсем не будет ребенка.

К а р а у л о в. Как не будет? Почему? То есть ты хочешь… И думать этого не смей! Я тебя прошу и приказываю: чтобы ребенок был! Конечно, театр — главное, но маленький тебя не свяжет: мы, мы позаботимся… И думать не смей! Я к нему привязался…

К ним подходит Ольга Павловна.

О л ь г а П а в л о в н а. Манюша, пожалей нас: выходи за Фе…

К а р а у л о в. Я говорю: Маша, мы только назад хорошо видим. Нам вместе сто десять лет исполнилось… Время позднее, вечер у нас. А твоя дорога, утренняя, иди, на нас не оглядывайся. Ступай, не бойся, ступай… (Ласково подталкивает дочь к крыльцу.)

М а н я уходит.

О л ь г а П а в л о в н а. Ты чего это ей сказал?

К а р а у л о в. Оля, не будем мешать ей… И если надо отсюда уйти, бросить дом, разве не вместе пойдем? Разве ты меня не проводишь?

Ольга Павловна плачет.

Э-э, старая, совсем отсырела. «Дача, дом, огород»… Не нуждаюсь в домишке! Я к Чайковскому могу зайти запросто. Я к Моцарту вхож! Я во дворце у самого Бетховена бываю! «Огород, палисадник»… Много ль мне надо земли? Точку одну, только точку, чтобы поставить штык виолончели на землю! Искусство квартиры не требует. А рука, тело мое — это все продолжение смычка! Плевал я на Прибылева больше вчерашнего! Не видать ему нашей Маши! Дачу сломаешь? Да я ее сам с корнем выверну! (Отрывает ветхий ставень с окна и бросает на землю.) Довольно! К черту! В Москву! Мать, собирай узелок! (Убегает в дом.)

О л ь г а П а в л о в н а (идет за ним). Четвертая беда!

М а н я выходит на крыльцо.

За сценой голос Караулова: «Маня, собирайся! В Москву уезжаем!»

М а н я. Сейчас, сейчас… Как я запуталась! Что теперь делать?

Входит Р а я. Маня бежит к ней.

Рая, прости… Яков тебе говорил?

Р а я. Да, да! Я счастлива…

М а н я. Счастлива? Что же он тебе сказал?

Р а я. Он будет со мной всегда… Он полюбит моего ребенка… Я хочу, чтобы наши дети были как родные… Маня, ты все для меня сделала. Я буду рассказывать моему сыну о тебе… Он будет сидеть у меня на коленях, слушать и смотреть большими темными, как у Якова, — да, как у Яши, — глазами… А ты кого хочешь? Сына? Дочь?..

Из-за куста на минуту показывается А л е к с а н д р М и р о н о в и ч.

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Рая!

Р а я убегает к отцу.

М а н я. Неужели я ей завидую? Да, завидую. У нее будет сын… Настоящий… А у меня — холодная кукла, которую перед выходом на сцену сунет мне в руки помреж… Бутафорский ребенок! Я хочу настоящего! Я хочу слышать, как он дышит… Чтобы он засыпал доверчивый, маленький, мой! Сегодня, сегодня я видела его чепчик… (Плачет.)

Входит Я к о в.

Я к о в. Гражданка, вносите ваши накопления: сберкасса закрывается.

М а н я. Что делает Костя?

Я к о в. То же, что и вы, только в кустах. Заверяю честью, что Костя первый шел к вам. Женитесь на Косте, пожалуйста.

М а н я. А он за меня пойдет?

Я к о в. Побежит, Я подтолкну.

М а н я (уходя в дом). Подтолкните, пожалуйста.

Входят П р и б ы л е в и К о с т я, неся несколько колышков.

П р и б ы л е в (у крыльца). Сергей Петрович! Ольга Павловна!

Костя и Яков стоят в стороне. Входит К а р а у л о в.

Каково решение Марии Сергеевны?

К а р а у л о в (официально). Посоветовавшись с дочерью, мы решили за вас не выходить.

П р и б ы л е в. Благодарю вас.

К а р а у л о в. На здоровье. (Идет к террасе.)

П р и б ы л е в (Косте). Дорога пройдет здесь. Вбивайте колышки.

Костя, вздыхая, вбивает колышек.

К а р а у л о в (с террасы). Думаете, закопали меня? Осиновый кол в могилу вгоняете? Нет-с, я еще сам на ваших похоронах бодро фюнебр сыграю. (Уходит в дом.)

П р и б ы л е в. Товарищ Яков, мой чертеж готов?

Я к о в. Готов, пожалуйста. (Кладет на стол.) Можете подписать.

Прибылев вынимает авторучку. Из дачи выходят К а р а у л о в и О л ь г а П а в л о в н а, одетые по-дорожному. Он несет виолончель в чехле, она — корзину. Сзади — М а н я. Она запирает дверь. Ольга Павловна затворяет ставни.

Я к о в. На Кавказ собрались?

О л ь г а П а в л о в н а. Грех над бедой смеяться. Бог и нехристей наказывает. (Кланяется даче.) Сергей Петрович, Манюша… присядем… в последний раз.

Старики садятся на ступеньки крыльца.

П р и б ы л е в. Ч-черт… неприятно… (Наклоняется над чертежом, чтобы подписать его.) Позвольте! Что это?

Я к о в. Чертеж. Проект дороги.

П р и б ы л е в. Но здесь выходит, что надо сносить мою дачу!

Я к о в. Обязательно!

П р и б ы л е в. Я в серьезном деле шуток не терплю!

Я к о в. Я тоже.

П р и б ы л е в. Я вас сниму с работы.

Я к о в. Попробуйте.

П р и б ы л е в. Это подлог! Подсунуть чертеж, рассчитывая, что я подпишу, не глядя, не читая!

Я к о в. Наоборот: только прочитавши, вы и подпишете. (Подает Прибылеву газету.)

П р и б ы л е в. Что это? Газета?

Я к о в. На третьей странице, внизу. Вот: «Инженер фы фы Прибылев…»

Старики, Маня, Костя подходят ближе. Потом появляется Р а я и становится рядом с Яковом.

П р и б ы л е в (читает). «Эф эф Прибылев проявил себя как истинный гражданин нашей эпохи. Проектируя шоссейный путь, инженер Прибылев убедился, что при целесообразнейшем направлении дороги собственная дача Прибылева попадает в полосу отчуждения. Не колеблясь ни минуты, товарищ Прибылев отбросил личные интересы… Отдавая распоряжение о сломе собственной дачи, Федор Федорович лишний раз свидетельствует о росте подлинной социалистической сознательности. Прибылев — наша гордость!» Кто это написал?

Я к о в. Я написал.

П р и б ы л е в. Вы будете привлечены к ответственности, я сегодня же пошлю опровержение!

Я к о в. Посылайте, пишите: «Я, инженер Прибылев, н е гражданин нашей эпохи. Мое сознание н е растет, и я — н е наша гордость». Пишите опровержение.

Пауза.

П р и б ы л е в. Идиотично, но безвыходно.

Я к о в. Правильно.

П р и б ы л е в. Я не повезу этот проект на утверждение. Черт! Я не желаю смеяться над собой всю дорогу!

Я к о в. Я за вас и свезу и посмеюсь. Только подпишите.

П р и б ы л е в (не решаясь, над чертежом). Ч-черт… Дурацкое положение! Вот дьявольщина! Потерять дачу или репутацию?

Я к о в. Дачу, дачу!

П р и б ы л е в. Нет, ни за что!

Входит п о ч т а л ь о н.

П о ч т а л ь о н. Прибылеву телеграмма. (Передает, уходит.)

Я к о в. Может быть, неприятность?

П р и б ы л е в (читает). «Прочтя «Красный дорожник», группа друзей-сослуживцев шлет вам свою благодарность и горячий привет».

Я к о в. Я ему карьеру сделал!

П р и б ы л е в (подписывает чертеж). Вы поступили мерзко, отвратительно, но остроумно, ч-черт… (Быстро уходит.)

О л ь г а П а в л о в н а (обнимая Якова). Не поверю, чтобы такой юноша за каким-то Кавказом родился!

К а р а у л о в. Конечно, спасибо… но для нас, людей искусства, собственность — пустяки. (Небрежно открывает ставни, отпирает дверь и входит в дом.)

О л ь г а П а в л о в н а (уходя за дачу). Цып-цып-цып… Курочки, остаемся!

Костя вытаскивает колья. Он и Маня смотрят друг на друга. Отворачиваются. Она идет к даче. Он — в лес.

Р а я. Маня! (Убегает за ней.)

Я к о в. Костя! (Ловит его на краю площадки.) Иди, Маня делает тебе предложение. Обещала жениться на тебе в первую очередь. Торопись, пока не перебили. (Уходит.)

К о с т я. Теперь перебить некому. (Делает шаг к террасе.)

Дорогу ему пересекает А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Костя сзади бросается на него.

Черта с два! Ноги переломаю!

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Караул! Убивают!

Из леса выбегает Я к о в, из дачи — М а н я. Костя поднимает ее на руки.

К о с т я. Прочь! Из всех… обезьян понаделаю!

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч (которого поднимает Яков). Меня интересует одно: бандит или сумасшедший?

Я к о в (уводя его). Просто псих с зачатками бандитизма.

К о с т я. Маня, я понесу тебя расписываться.

М а н я. Неси, только предупредим родителей.

Костя опускает ее на землю.

(Зовет.) Отец, мама!

С т а р и к и выходят на крыльцо.

Мы давно любим друг друга.

К а р а у л о в (небрежно). Пожалуйста.

О л ь г а П а в л о в н а (равнодушно). Мелкий жених пошел… Хорошо, благословляю. (Уходит в дом.)

К о с т я. Мы бы хотели расписаться…

К а р а у л о в. Значит, в любви, в этом прекрасном, благоуханном чувстве, вы пойдете расписываться? Что вы остолбенели? Садитесь.

Костя и Маня садятся рядом и робко смотрят на Караулова, который ходит перед лавочкой.

Я вас мало знаю, молодой человек, но ты… Ты — актриса… Где у тебя чувство изящного? Расписываться? В каких же принципах ты будешь воспитывать моего внука? (Уходя с террасы.) Любовь должна быть свободна!

К о с т я. Придется в загс идти потихоньку.

М а н я. И еще: нельзя ли нам ребенка? Только как-нибудь поскорее?

К о с т я. Согласен.

Из дачи выходит О л ь г а П а в л о в н а.

О л ь г а П а в л о в н а (как о пустяках). Благословляться идите.

Из леса появляются Я к о в и А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Из дачи — К а р а у л о в и Р а я.

М а н я. Товарищи, познакомьтесь!

Александр Миронович здоровается за руку с Ольгой Павловной и Карауловым, Косте кланяется издали.

Я к о в. Свадьбу на Кавказе сделаю. Там все есть: римский мост четвертого века, а рядом электростанция четвертого года пятилетки!

Р а я. Научиться бы строить прочно, как римляне, и быстро, как большевики…

А л е к с а н д р М и р о н о в и ч. Вы слышали? Девочка будет строить мост! Теперь все возможно, но первым по этому мосту я не поеду!

М а н я (со стаканом в руке). Дорогие родители! Я сделала вам много неприятного. Но все окупится: обещаю играть свою роль правдиво, блестяще…

К а р а у л о в (со стаканом в руке). Дети, друзья! Жизнь многообразна, огромна… И мы, артисты, художники, первые должны находить в ней и показывать другим прекрасное. Отдадим же внукам нашу заботу, любовь, наши лучшие грустные и радостные песни!