ВЕСЕННИЙ СМОТР Комедия в трех действиях, пяти картинах
С т р а х о в А н т о н И в а н о в и ч — учитель, тридцати пяти лет.
Н а т а л ь я П е т р о в н а — его жена, двадцати семи лет.
З в е р е в В а с и л и й М а к с и м о в и ч — бывший канцелярский служащий.
М а р и я М и х а й л о в н а — его жена.
Л ю б а — дочь Зверевых, ученица десятого класса.
И л ь и н С т е п а н — ученик десятого класса.
В е р х о в с к и й П а в е л Н и к о л а е в и ч — учитель, лет сорока.
Н и н а — его сестра, ученица консерватории.
Р о з а н о в К а п и т о н С е м е н о в и ч — начальник канцелярии, лет двадцати пяти.
В е р а — подруга Любы.
Ж е н я Н о в и к о в — ученик консерватории.
А л е ш а — товарищ Ильина.
М и л и ц и о н е р.
П р о х о ж и й.
П е р в ы й л о м о в о й и з в о з ч и к.
В т о р о й л о м о в о й и з в о з ч и к.
М о л о д ы е л ю д и и д е в у ш к и, только что окончившие десятилетку.
Действие происходит в Москве в 1938 году.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Летний день. Комната в квартире Страхова, одна дверь в спальню, другая в коридор. С т р а х о в стоит с закрытой книгой в руке, читает стихи. И л ь и н сидит. Он слушает внимательно, напряженно. Н а т а л ь я П е т р о в н а собирается уходить. Она выдвигает туалетные ящики, оглядывается, несколько раз пересекает комнату.
С т р а х о в (декламирует).
Печальный Демон, дух изгнанья,
Летал над грешною землей.
И лучших дней воспоминанья
Пред ним теснилися толпой:
Тех дней, когда в жилище света…
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Да! За свет мы заплатили?
С т р а х о в. Я заплатил.
…Блистал он, чистый херувим,
Когда бегущая комета
Улыбкой ласковой привета
Любила поменяться с ним…
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Прости, что я тебя со светом перебила. (Ходит на цыпочках.)
С т р а х о в. Пожалуйста.
Когда сквозь вечные туманы,
Познанья жадный, он следил
Кочующие караваны
В пространстве брошенных светил…
Н а т а л ь я П е т р о в н а (шепчет, сложив ладони рупором). Дай мне денег.
С т р а х о в (не прерывая чтения, протягивает ей бумажник).
…Когда он верил и любил.
Счастливый первенец творенья!
Не знал ни злобы, ни сомненья,
И не грозил уму его
Веков бесплодных ряд унылый…
И много, много… и всего
Припомнить не имел он силы!
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Да, вспомнила! Если придет Павел Николаевич Верховский, скажи, что я скоро вернусь. До свидания. (Уходит.)
С т р а х о в. «Веков бесплодных ряд унылый…».
И л ь и н. Антон Иванович, вы не думайте, я понимаю. И такого человека убили! Э-эх… Он бы сам должен всех перекрошить! (Другим тоном.) Конечно, я глупо сказал. Привык при вас все говорить.
С т р а х о в. Все? Скажешь, у тебя секретов нет?
И л ь и н (настороженно). Вы о чем? Вам что-нибудь говорили?
С т р а х о в. Ну, вот и выдал себя.
И л ь и н. Нет, что вы про меня слышали?
С т р а х о в. «Слышали»! Я сам давно знаю.
И л ь и н. Про что знаете?
С т р а х о в. Вот пристал… Про любовь, про любовь. Уж очень громкие у вас секреты!
И л ь и н (облегченно). Больше ни про что? Честное слово?
С т р а х о в. Значит, другая, настоящая тайна есть?
И л ь и н. Да нет… Придет время, Антон Иванович, я вам первому скажу.
С т р а х о в. Заинтриговал.
За окном голос Нины: «Антон Иванович, к вам можно?»
И л ь и н. Вечно эти девчонки под руку кричат.
С т р а х о в. Ну-у-у?
Входит Н и н а.
Н и н а. Здравствуете, Антон Иванович.
Нина, заметив Ильина, отворачивается от него.
С т р а х о в. Вас познакомить?
Н и н а. Я с хулиганами не знакомлюсь!
И л ь и н. Она только с пижонами знакомится.
Н и н а. Велите ему замолчать.
И л ь и н. Тебе бы самой кое с кем поменьше разговаривать.
Н и н а. Потрудитесь называть меня на «вы».
И л ь и н. Тебя на «вы»? И не подумаю!
С т р а х о в. А нельзя ли узнать причины распри?
Н и н а. Идем мы вчера вот с ним…
И л ь и н. Она неверно расскажет. Позвольте — я. Я все под честным словом расскажу.
Н и н а. Пожалуйста. Я не слушаю.
И л ь и н. Идем мы по улице. Вдруг навстречу Женька Новиков, пижон.
Н и н а. Очень воспитанный мальчик. А голос у него чарующий.
И л ь и н. Ну, это для кого как. До десятого класса все вместе учились. Вдруг у нее — редкий талант на рояли, а у Женьки, у которого ни при каких обстоятельствах самостоятельного голоса не было, вдруг мировой тенор открылся. «Ч-чарующий»! «Женечка»… Даже имя, как у девчонки. Консерватория, аудитория, сиреневое пальто, голубые брюки… Ходит бережно, как больной, и рукой за связки держится. Первый тенор — атаман вокальной шайки. «Чарующий»…
С т р а х о в. Ты что же, к голосу ревнуешь?
И л ь и н. Буду я ревновать! Я не ревную, я разоблачаю чуждый элемент. Тенор, да еще лирический — это голос не наш, не советский. У нас эпоха сильная, ее надо басом воспевать!
Н и н а. А Ленский? Ну, скажем, перед дуэлью тебе не нравится?
И л ь и н. Нет, мне после дуэли нравится, когда басом: «У-би-ит». Узнаю гений Чайковского.
С т р а х о в. Все?
И л ь и н. Я Женьку пижоном назвал, а она потом всю дорогу ругалась.
Н и н а. И не всю. Только назвала хулиганом… два раза.
И л ь и н. Три — хулиганом и два — дураком.
С т р а х о в. Все ясно. Возможности к примирению нет. (Как бы обдумывая.) Я бы, Степа, на твоем месте… в другой город уехал.
Н и н а. Все равно он мне противен.
И л ь и н. А ты — мне.
С т р а х о в. Ну что через силу ругаетесь? Я все равно вас помирю. Завтра прошу Нину и Женю Новикова на репетицию. После экзаменов у нас вечер. Там будут и рояль и тенор. А теперь — одна личная просьба: прежде чем разругаться на всю жизнь, сосчитайте в уме до десяти. До десяти проходили?
Н и н а. Антон Иванович, я совсем не мириться, я к вам по другому делу пришла. Хочу о Любе Зверевой посоветоваться. Последнее время с Любой что-то происходит. От всех сторонится. И одеваться стала как-то плохо, неряшливо. А мальчишки — такие дураки: никто с ней не дружит.
И л ь и н. Вчера мы идем по двору, а Люба стоит и плачет.
Н и н а. Я ее спрашиваю — молчит.
С т р а х о в. Я тоже заметил. Спасибо, что сказали. Подумаю. Сегодня же поговорю. Ведь она моя соседка.
Стук в дверь. Входит П а в е л Н и к о л а е в и ч В е р х о в с к и й.
В е р х о в с к и й. Здравствуйте, Антон Иванович. А-а, сестра… И Ильин здесь? В наше время это называлось — друзья детства. А теперь как?
Н и н а. Ты преподаватель, даже директором был, ты должен знать, как говорят ученики.
В е р х о в с к и й (Страхову). А Наталья Петровна?
С т р а х о в. Она сейчас придет. Садитесь. Здесь шла речь о Любе Зверевой.
В е р х о в с к и й. Что же можно сделать с физическим недостатком? Еще моральные дефекты школа пытается исправить. И это нам иногда удается. (Встает.) Дорогие друзья! Теперь мы можем похвастать. Года четыре тому назад к нам поступил юноша лет пятнадцати. В прошлом — беспризорный, вор-рецидивист. Он работал в шайке, не раз был арестован, и что же? У нас он буквально переродился. Отличник. На днях десятилетку кончает… (Широким жестом указывая на Ильина.) Вот. Прошу.
И л ь и н. Павел Николаевич! Павел Николаевич! Вы обещали, вы слово дали не говорить!.. Честное слово!..
В е р х о в с к и й. Я и молчал, а теперь — дело прошлое. Завтра кончаются выпускные экзамены. И мы и вы можем только гордиться. Вашу руку, гражданин Ильин!
И л ь и н. Вы… (Убегает.)
Н и н а (Верховскому). Что ты сказал?
В е р х о в с к и й. Правду. Вор-рецидивист.
Н и н а. Этого не может быть!.. (Быстро уходит вслед за Ильиным.)
С т р а х о в. Павел Николаевич, зачем вы это сделали?
В е р х о в с к и й. Что ж тут дурного? О таких случаях в газетах печатают.
С т р а х о в. Мы же его не из тюрьмы, а из школы выпускаем. Не знаю, что было раньше, но кто-то им занимался, в школу Ильин пришел хорошо подготовленным, и исправлять его не приходилось. Не следовало его выдавать, да еще при мне, при Нине.
В е р х о в с к и й. Я и в классе скажу. Почему нет? Ах, у мальчика больное самолюбие? Да, может быть, этот мальчик людей резал, возможно, и будет резать.
С т р а х о в. А вы для него ножик точите?
В е р х о в с к и й. Благодарю за урок. Надеюсь, я могу выйти из класса, не прося разрешения. (Уходит.)
С т р а х о в (шагает по комнате). Дал слово не говорить… Честное слово… (Ищет в алфавитной книжке.) Где он живет? Ильин… (Нашел адрес, берет кепку.)
Входит М а р и я М и х а й л о в н а З в е р е в а, снимает фартук и кладет его на стул.
М а р и я М и х а й л о в н а (сдержанно, но очень напыщенно). Антон Иванович! Вот. Снимаю с себя всякую ответственность. Я вам больше не ответственный съемщик. Не стану третьего дворника искать. Дрова носите сами, улицу метите сами, несмотря на все мое к вам уважение.
С т р а х о в. В чем дело, Мария Михайловна?
М а р и я М и х а й л о в н а. Достукались! Уходит Никишка. Второго дворника загубили. Сначала Ленька к нам поступил. Ненахальный такой, общежительный. Вы, вы его до техникума довели, до инструкторского-конструкторского. Теперь Никишка. На что вы его толкаете? Грамоте научили, а книжек хороших не дали. Вчера заглянула, а он порнографию читает. «Египетские ночи». И зачем Советская власть такую мерзость печатает?
С т р а х о в. Это Пушкин написал.
М а р и я М и х а й л о в н а. Александр Сергеевич? Никогда не поверю! Одним словом, дрова носите сами, мостовую метите сами, несмотря на все мое к вам уважение. Двоих дворников истребили!
С т р а х о в. Парни были способные.
М а р и я М и х а й л о в н а. Значит, нам теперь дурачка искать?
Страхов намеревается уйти.
Куда же вы? У меня еще два дела не высказаны. Повлияйте на моего супруга поавторитетнее.
С т р а х о в. А что? Пьет?
М а р и я М и х а й л о в н а. Если бы только пил… Пишет!
С т р а х о в. Что же в этом плохого?
М а р и я М и х а й л о в н а. Ему же пятьдесят пять лет! А… пишет! От соседей стыдно. За это письмо его со второго места сгоняют: выдумал деловые канцелярские бумаги художественным слогом писать.
С т р а х о в. Серьезно?
М а р и я М и х а й л о в н а. Истинный бог, сама приказ читала: «Уволить без выходного пособия за неоднократную беллетристику».
За сценой шум.
Вот. Восходит красно солнышко.
Стук в дверь. Входит В а с и л и й М а к с и м о в и ч З в е р е в. Настроение его приподнято, может быть, подкреплено стаканом вина.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Событие. Иду по Бронной и вижу на синем почтовом ящике написано мелом: «Разлука». Все. «Разлука». И весь почерк, каждая буква тоскует.
М а р и я М и х а й л о в н а. Ну?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Что «ну»?
М а р и я М и х а й л о в н а. Событие-то на Бронной какое?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч (отмахнувшись). Антон Иванович, понимаете? Ведь здесь в одном слове целый роман написан! Она уехала. Он одно письмо посылает, другое… Нет ответа. И вот жалуется человек безответному почтовому ящику: разлука!
С т р а х о в. Очень хорошо.
М а р и я М и х а й л о в н а. Ну, а событие-то на Бронной какое?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Забудь про меня на минуту. Антон Иванович, вы представляете? Вечер у почтового ящика. Человек. Опустил свое бедное письмо… Улица… одиночество… и начертил мелом прямо из души: «Разлука».
С т р а х о в. Это вы, Василий Максимович, запишите…
М а р и я М и х а й л о в н а. Старик и так балуется, а вы — про ящик писать! Тяжело нам эти ящики на себе перетаскивать.
С т р а х о в. А если у Василия Максимовича талант?
М а р и я М и х а й л о в н а. Тридцать лет живем — не замечала.
С т р а х о в. А вдруг его напечатают?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч (гордо). Да!
С т р а х о в. Имя будет, деньги…
М а р и я М и х а й л о в н а. Имя-то у него и так есть, а вот денег на его имя что-то не поступает.
С т р а х о в. Поступит, поступит.
М а р и я М и х а й л о в н а. Большой вы доброты человек, Антон Иванович.
С т р а х о в. Ну, я пойду. (Хочет уйти.)
М а р и я М и х а й л о в н а. Куда же вы? Я про дочь, про Любу еще хотела.
С т р а х о в. Да, отчего она у вас так грустит?
М а р и я М и х а й л о в н а. От возраста. Девушка от каждой звезды тоскует.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Про звезду запишу. В старухе искра божия.
М а р и я М и х а й л о в н а. «Запишу»! Ты бы лучше с Розановым поговорил — женится он на Любе или только так?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. И не женится и не так! Розанов…
М а р и я М и х а й л о в н а (скороговоркой). Хороший человек, прочный человек, элегантный человек, трезвый человек.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Вовсе не человек!
М а р и я М и х а й л о в н а. А если его Люба любит?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Нет, Люба его не любит.
М а р и я М и х а й л о в н а. Нет, Люба любит!
С т р а х о в. Василий Максимович! Мария Михайловна!
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Я вам про Любу все расскажу, только отгоните ее, пожалуйста. (Выводит Марию Михайловну и прикрывает за ней дверь.) Антон Иванович, никакого Розанова Люба не любит.
В дверях показывается голова М а р и и М и х а й л о в н ы.
М а р и я М и х а й л о в н а. Не верьте — любят.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Затвори дверь. Пойди на кухню. Пусти из крана воду, закрой и опять пусти. Пока не услышу — слова не скажу.
М а р и я М и х а й л о в н а. Тайный советник! (Закрывает дверь.)
С т р а х о в. Что у вас с Любой?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Что с Любой? Ей восемнадцать лет, и она хромая. Все. Все! (Пауза.) Мы к Любиной хромоте привыкли, а она вот начала замечать и все больше замечать. Ведь буквально на каждом шагу свое несчастье чувствует! Лыжи, танцы, коньки — эх, быстрые, веселые слова! А для нее — ножи. Вот грустные вальсы бывают… Какую же тоску она в них слышит! (Пауза.) Десятилетку кончает… Там мальчики, девочки записки пишут, ревнуют, ссорятся: «Верните мои письма». Да-да, замечательные письма! Много лет пройдет, сколько великих книг позабудешь, а детская записка, теплая, сложенная в восемь раз, — на памяти, как приклеенная. Никогда Люба таких записок не получит. Не напишут. Всю жизнь одна прохромает. Вот она я грустит. Чем бы ее хоть на время, хоть обманом с этого настроения столкнуть?
С т р а х о в (задумчиво). Обманом? Разве… поможет?
Входит М а р и я М и х а й л о в н а.
М а р и я М и х а й л о в н а. Не буду больше водяной кран вертеть: в кухне думают, что я сумасшедшая. Там Люба с Розановым пришли.
С т р а х о в. Позовите их, пожалуйста.
М а р и я М и х а й л о в н а выходит.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Прошу присмотреться.
Входят М а р и я М и х а й л о в н а, Л ю б а и Р о з а н о в. Он кланяется не без достоинства.
С т р а х о в. Здравствуйте. Гуляли с Любой?
Р о з а н о в. Вернее, общались. Гулять или разговаривать с девушкой, не имея на нее твердой установки, непорядочно. Я из хорошей семьи.
М а р и я М и х а й л о в н а. Сядьте, Капитон Семенович, сядьте.
Р о з а н о в. Данк’ю. Но сейчас вы сами поймете, что с моей стороны сидеть нельзя. Не буду заинтриговывать вас дальше. Я на пятьдесят процентов сирота. То есть живу с одной мамой. Иждивенка шестидесяти лет, беспартийная.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Вы и про маму расскажете?
М а р и я М и х а й л о в н а. Ну что пристал к человеку? Слушаем вас. В шестьдесят лет — и беспартийная, очень интересно.
Р о з а н о в. Лично я работаю в качестве начальника канцелярии. Конечно, можно придумать должность более большую, но это явление кажущее. Канцелярия — место безгрешное. Например, чем я могу провиниться? Даже при наличии злой воли самый максимум, на что я способен, — это пишущую машинку сломать.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч (Страхову). Запишу.
Р о з а н о в. Мария Михайловна, Василий Максимович, и вы, Антон Иванович, в качестве педагога. Разрешите мне и Любочке обоюдно стать супругами. Я со своей стороны согласен. Мотивы?
М а р и я М и х а й л о в н а. Мы и без мотивов готовы.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Отвергаю шесть раз!
Р о з а н о в. Я не кончил. Мотивы? Я поклонник умственных выкладок и тишины. Поэтому желательно хотя бы в супруге найти тихую сторонницу моего «я».
М а р и я М и х а й л о в н а. Как мать, согласна вполне.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. За что ж именно вы нашу дочь выбрали?
Р о з а н о в. За спокойствие. Танцевать она не будет, изменять мне — тоже.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч (угрожающе). Поче-му?
М а р и я М и х а й л о в н а. Ну что цепляешься к человеку?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Нет, как он смеет думать, что моя дочь не будет ему изменять?
М а р и я М и х а й л о в н а. Господи, да все женихи сначала так думают.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Нет, почему другие будут ему изменять, а Люба нет?
М а р и я М и х а й л о в н а. Просто ему по молодости так кажется.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч (делая шаг к Розанову). Нет, здесь кроется оскорбление.
М а р и я М и х а й л о в н а. Какое оскорбление? Он же сам сказал: пишущей машинки не обидит.
Л ю б а. Перестаньте! Напрасно вы беспокоились, что я замуж не выйду. Вот — берут! Капитон Семенович, почему вы убеждены в моей верности? Потому что на меня никто не взглянет, да? Не бойтесь, я не пойду за вас. Мне не надо вашего хромого счастья. Даже смотреть на вас жалко. Вам на слепой, на слепой надо жениться! (Отходит в сторону.)
Р о з а н о в. Я был корректен, а меня посылают к слепой.
С т р а х о в. Послушайте, Ро́занов… (Делает ударение на «о».) Вам сейчас лучше уйти.
Р о з а н о в. Хорошо. Только я не понял: отказали мне или нет?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Намекнули, что свадьбы не будет, намекнули.
Р о з а н о в. А мотивы?
М а р и я М и х а й л о в н а. Экзамены у нее, экзамены.
Р о з а н о в. Может быть, мне зайти впоследствии?
М а р и я М и х а й л о в н а. Всегда, всегда рады.
Р о з а н о в (кланяется, подходит к Страхову). Только моя фамилия не Ро́занов, а Роза́нов. Я говорю, чтоб потом не обижаться. (Уходит.)
Старики показывают Страхову на Любу. Он успокаивающе кивает и мягко вытесняет их из комнаты.
С т р а х о в. Все это, конечно, очень неприятно…
Л ю б а. Мне очень тяжело. Я не знаю…
С т р а х о в. Не знаете? Но, Люба, подумайте, кто этот Розанов? Чего можно было ждать от такого типа? Ведь он же вам не нравился?
Л ю б а. Вы правы…
С т р а х о в. Ну вот… Забудьте о нем. Лучше помогите мне предотвратить драму.
Л ю б а. Драму? Я?
С т р а х о в. Да-да. У вас доброе сердце, сильный характер. Помогите. Понимаете, надо его вернуть…
Л ю б а (возмущенно). Вернуть? Розанова?
С т р а х о в. Да нет! Ильина!
Л ю б а. Степу? Что случилось?
С т р а х о в. Хотите мне помочь? Пойдемте, по дороге я все вам расскажу.
Л ю б а. Идемте. Он мой друг. Но что, что с ним случилось?
Входят М а р и я М и х а й л о в н а и В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Л ю б а пробегает мимо них.
Я ухожу с Антоном Ивановичем!
М а р и я М и х а й л о в н а. Мы думали, Любочка в слезах, а она вот побежала. Волшебный вы человек. Ох, большая в вас доброта! Не случись революции, вас бы в святые зачислили.
С т р а х о в (иронически). Я и сам иногда так думаю.
М а р и я М и х а й л о в н а. А за супругу за вашу быть вам в раю. Быть, быть! Все видите и молчите.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Там вода убежала.
М а р и я М и х а й л о в н а. Другой бы ее…
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Марья, вода бежит! (Тянет ее за руку.)
М а р и я М и х а й л о в н а. Дай мне поблагодарить человека. Весь дом удивляется: как это Наталья Петровна вас на Верховского променяла.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч (кричит). Кухня горит!
М а р и я М и х а й л о в н а (убегая). Ой!
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Антон Иванович, не верьте… Мария Михайловна от домашнего хозяйства совсем одичала. Она все по глупости наврала. Честное слово. Она и меня подозревает: верите ли, к одной совершенно невинной старушке приревновала, ей-богу. Антон Иванович, забудьте.
Входит Л ю б а.
Л ю б а. Я готова.
С т р а х о в медленно выходит за Л ю б о й из комнаты.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч (один). Новое дело! Я бы на месте правительства всех пожилых старух к черту запретил.
Входит М а р и я М и х а й л о в н а.
М а р и я М и х а й л о в н а. Разве можно пожаром шутить?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Ты здесь хуже пожар зажгла!
М а р и я М и х а й л о в н а. А что?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Зачем ты с его женой выскочила? Ведь он ничего не знал. Понимаешь?
М а р и я М и х а й л о в н а. Никогда не поверю. Человек про все страны знает, а про жену не знал. Тогда бы ему и детей учить не доверили.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Не знал, пойми ты — не знал.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Все про своих жен знают, а он один не знает? Сказал! Даже обидно за Антона Ивановича!
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Слушай, косная женщина! Бери свои слова обратно. Делай, что хочешь, только разуверь Антона Ивановича.
Входят Н а т а л ь я П е т р о в н а и В е р х о в с к и й. Он, еще у порога, не видя Зверевых, обнимает Наталью Петровну. Она, глядя на Зверевых, отстраняет его.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Вот, разуверь!
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Не квартира, а бульвар… Вечно посторонние.
М а р и я М и х а й л о в н а. Не волнуйтесь, мы ничего не видели. Сейчас посторонние уйдут, и на бульваре одни свои останутся. Пойдем, Вася!
Уходит вместе с В а с и л и е м М а к с и м о в и ч е м.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Она дерзость сказала. Неужели не поняли? Свои — это вы, а бульвар — это я.
В е р х о в с к и й. Надо делать вид, что мы не поняли. Идите сюда. Посидите со мной!
Поцелуй.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. А вдруг увидят? (Открывает дверь в коридор, возвращается.) Испугалась. Я сумасшедшая? Со мной этого никогда не случалось… И вдруг — влюбилась, В кого влюбилась? Давайте, давайте рассмотрим… (Берет обеими руками голову Верховского.) Лоб большой, умный… Глаза пропускаю: никогда не нравились. Зато нос хороший, нос мой. Губы злые, скупые… у-у… Все равно — красивый. (Встает.) А вдруг этот Ильин вас убьет? Я читала; преступники сначала исправляются, и так до трех или четырех раз. Точно не помню… Какая-то научная статья…
В е р х о в с к и й. Такой статьи нет.
Быстро распахнув дверь, входит С т р а х о в. Останавливается, всматривается.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Антон, ты не помнишь, — я говорила, — до скольких раз в статье убивают?
С т р а х о в. Убивают всегда один раз.
Н а т а л ь я П е т р о в н а (задумчиво). Нет, там выходило как-то больше. (Верховскому.) Да, я должна вам отдать книги.
Отходят с Верховским к столу.
В е р х о в с к и й (тихо). Если он уйдет, я вернусь.
Н а т а л ь я П е т р о в н а (передавая книги). Синяя мне понравилась, а желтая — нет.
В е р х о в с к и й. Я буду носить только синие. До свидания. (Уходит.)
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Антон, я прошу, я требую оградить меня от оскорблений. Мария Михайловна сказала мне что-то гадкое, я не поняла. И пускай Верховский к нам больше не приходит.
С т р а х о в. Чем же она тебя оскорбила?
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Не знаю, не знаю. Пускай Верховский больше не приходит.
С т р а х о в. Но если Мария Михайловна сказала вздор, зачем же гнать человека?
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Все равно, а книги я могу брать и у тебя. Конечно! Дай мне сейчас. Только хорошую.
С т р а х о в. Я вчера перечитывал «Чайку». Хочешь?
Н а т а л ь я П е т р о в н а. «Чайку»? Это там птицу убили? Нет, я не люблю, когда животных мучают. Нет ли книги, чтобы было классическое и можно читать?
С т р а х о в. И классическое и можно читать. Сейчас подыщем. Вот посмотри. (Передает ей книгу.)
Н а т а л ь я П е т р о в н а. А ты опять куда-то собираешься?
С т р а х о в. Ильина я не застал. Поймаю его, потом надо с Любой поговорить.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Почему они со всеми делами бегут к тебе?
С т р а х о в. Потому что я их дела считаю своими делами. И ученики это знают. Видишь ли, теперь нельзя, да и неинтересно преподавать свой предмет «от сих до сих», А занятия по литературе ограничить школьными занятиями просто невозможно. Я с учениками о многом говорю — вот отсюда и дружба. И, ты знаешь, помогая школьникам, я сам становлюсь сильнее, увереннее. Да-да, мы друг другу нужны. Куда же Ильин убежал? (Уходит.)
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Антон! Антон! Ушел… Ах, я опять для него галстук купить позабыла… (Ложится на кушетку, берет книгу, оставленную Страховым, читает.) «Флобер. Госпожа Бовари». Ну ладно, надо же иногда почитать. (Читает.) «Мы сидели в классе»… Опять про школу!.. «Когда вошел директор в сопровождении новичка, одетого в городское платье, и классного сторожа, несшего большой пюпитр, кто спал, проснулся». А вот мне спать захотелось!
Осторожно входит В е р х о в с к и й.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Вы его не встретили?
В е р х о в с к и й. Видел, как он выходил. (Садится на диван рядом с Натальей Петровной и обнимает ее.)
Дверь открывается, появляется В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Незамеченный, он доходит до середины комнаты, берет нож и стучит по графину.
Любовники отпрянули друг от друга.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Внимание! Я понимаю: в чужую нравственность входить нельзя…
В е р х о в с к и й. А в чужую комнату можно?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. В чужую — пустяки, а вот если бы Антон Иванович в свою вошел? Я не о вас забочусь, мне его жаль. Ну, она прирожденная женщина, но вы — учитель. Это непедагогично.
В е р х о в с к и й. Довольно! (Наталье Петровне.) Я позвоню. (Уходит.)
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Что вам еще надо?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Я требую, чтобы вы хотя бы дверь запирали.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Вы требуете? Это шантаж? Хорошо. Говорите Антону.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Наоборот, я скрыть хочу.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Доносите мужу, я не боюсь…
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Ох, не способен… Я, я боюсь… За Антона Ивановича боюсь…
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Не хочу говорить с шантажистом.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. А вот я должен говорить с… с вами.
Н а т а л ь я П е т р о в н а (убегая). Не буду!
В а с и л и й М а к с и м о в и ч (уходя за Натальей Петровной в комнату). Нет, будете!
В течение секунд десяти из соседней комнаты слышны голоса Натальи Петровны и Василия Максимовича. Спор наконец стихает. В другую дверь, пятясь, входит М а р и я М и х а й л о в н а, за ней — С т р а х о в.
М а р и я М и х а й л о в н а. Если вы что забыли, Антон Иванович, я подам. С дороги возвращаться — плохая примета.
С т р а х о в. Где Наталья Петровна? (Указывает на дверь спальни.) Она там? У нее кто-нибудь есть?
М а р и я М и х а й л о в н а. Явственно не заметила. Кажется, Верховский Павел Николаевич зашли.
С т р а х о в. Туда? (Идет к двери.)
М а р и я М и х а й л о в н а (загораживает дорогу). Ну что же? Сначала здесь разговаривали, а по какому-нибудь делу в спальню пошли.
Страхов бросается к двери.
Антон Иванович, остановитесь! Чего же не видали там? Я лучше сама, в скважинку… Истинную правду скажу, не укрою. (Бежит к двери.) И куда Василия Максимович провалился? (Нагибается к скважине.) Вижу я плохо… (Кашляет, желая предупредить.)
С т р а х о в. Кто там?
М а р и я М и х а й л о в н а. Мужчина.
С т р а х о в. Какого роста? В сером пиджаке?
М а р и я М и х а й л о в н а. Роста подходящего, только без пиджака.
С т р а х о в. Без пиджака?
М а р и я М и х а й л о в н а (подходя к Страхову). Антон Иванович, крепитесь. Теперь не только женатым, а и холостым изменяют. Ваше положение еще хорошее.
Дверь спальни отворяется. По-видимому, примиренные, выходят Н а т а л ь я П е т р о в н а и В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Несколько секунд Страхов стоит неподвижно, как бы не веря счастью. Затем бросается к Василию Максимовичу на шею.
С т р а х о в. Василий Максимович! Радость моя!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Обстановка первого действия. Вечер. С т р а х о в у стола, читает объемистую рукопись.
С т р а х о в. Хорошо. (Пауза.) «…Ночью по небу шли медленные тучи, как скорбные сестры с поникшими головами…» Очень хорошо, Василий Максимович.
Вбегает Л ю б а с письмом в руках.
Л ю б а. Антон Иванович, я письмо получила! Такое! (Зажмуривает глаза.) Вот. Прочтите.
С т р а х о в (растерянно). Что вы, Люба, оно же адресовано вам…
Л ю б а. Все равно, мама уже прочла. Раньше меня. А мне посоветоваться надо. Подруг я стесняюсь, а от вас секретов нет. Вот и пришла. Прочтите, пожалуйста. И помогите. Что же мне делать?
Страхов читает про себя.
Он пишет, что я ему очень нравлюсь… Странно. Он часто издали провожает меня, когда я иду из школы… Вы обратили внимание: когда «я иду». (Пауза.) До моего лица дочитали? Чудак… Какая же я интересная? (Пауза.) Мое имя узнал, а сам не подписался. Почему? Неужели я могу кому-нибудь понравиться?
С т р а х о в (складывая письмо и возвращая его Любе). Чему вы удивляетесь?
Л ю б а. Я же хромая!
С т р а х о в. Это совершенно не важно, да и почти не заметно. А лицо у вас, Люба, милое, интересное, красивое лицо.
Л ю б а. Вы… вы из жалости говорите.
С т р а х о в. Да за что вас жалеть? Простите, Любочка, но иногда мне кажется, что вы своей хромотой кокетничаете, честное слово. Ну, а куда вы после экзамена убежали? Я вас и поздравить не успел.
Л ю б а. Я гуляла долго… Сегодня мне все красивым кажется. Я раньше, например, не замечала, какой прекрасный дом на углу. Лицо у этого дома такое открытое, гордое и немного надменное, как у старого военного. А дерево зеленое-зеленое, светлое-светлое! И птица на ветке. Розовая с белым. Я знаю, что здесь таких не бывает, но я сегодня видела, видела, честное слово! А вы никогда не видали?
Ст р а х о в. Нет, не замечал.
Л ю б а. Я сегодня все стихи вспомнила. Каждое слово, каждый звук так услыхала, так увидела… И мне показалось, что все поэты свои стихи писали про меня, для меня. Антон Иванович, простите!
Входят М а р и я М и х а й л о в н а и В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Оба очень довольны.
М а р и я М и х а й л о в н а. Любочка вам свою радость открыла? Письмо-то показывала? Как я ее письмо распечатала — хотела во двор бежать, всему дому прочесть, да она выхватила — и к вам! (Берет у Любы письмо.) Кто же это написал?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Судя по экспрессии языка — литератор.
М а р и я М и х а й л о в н а. Отнеси господь! Не может быть литератор. Ты же сам говорил: искренне, бескорыстно написано. Антон Иванович, а по вашим точным наукам нельзя дознаться: кто это сочинил?
Л ю б а. Мама, я его не знаю и отвечать не собираюсь.
М а р и я М и х а й л о в н а. На все, на все согласны.
Л ю б а. Мама! Как вы… А может быть, я полюблю другого? (Убегает.)
М а р и я М и х а й л о в н а. Другого? Нравственность-то как покачнулась! Антон Иванович, кто же это написал? А нельзя ли через милицию доискаться?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Я говорю — литератор.
М а р и я М и х а й л о в н а. Ну, довольно нам и одного литератора. Вдвоем вы и вовсе сопьетесь. (Указывая на мужа.) Антон Иванович, ему место на двести восемь рублей предлагают, а он лицо отворачивает. «Мне, говорит, служить некогда, я два месяца буду свою рукопись шлифовать». Ювелир бессовестный! Ну какой из тебя сочинитель? Настоящий писатель должен в глаза бросаться. У него выправка быть должна. Ну куда тебе!
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Антон Иванович, судите меня. Отвечать ли мне на все голоса в мире или только на входящие бумаги в канцелярии? Приделайте к моей душе либо крылья, либо хвост!
С т р а х о в (берет со стола рукопись и убирает ее в ящик). Я только начал вашу рукопись, но многое меня тронуло по-настоящему. Пишите…
Василий Максимович бросается к Страхову и пожимает ему руку.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Антон Иванович! (Отходя.) А мои пятьдесят пять лет — ничего?
С т р а х о в. Вы любите эту работу?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Люблю.
С т р а х о в. Ночи, когда приходят и окружают вас образы, такие живые, плотные, что в комнате можно их тронуть руками, — эти ночи вы знаете?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч (вдохновенно, шепотом). Знаю…
С т р а х о в. Пишите.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч (хватая Страхова за руку). Идемте, идемте ко мне, я вам прочту последнее. (Увлекает Страхова из комнаты.)
М а р и я М и х а й л о в н а. Вот какое время: человек человека в литературу толкает.
Вбегает Н и н а, удерживаемая В е р х о в с к и м.
Н и н а. Пусти! Я все равно скажу. Антон Иванович дома? Позовите его.
М а р и я М и х а й л о в н а. Они сейчас с Василием Максимовичем для обоюдного чтения, как жулики, заперлись. Пойду у дверей караулить. (Уходит.)
В е р х о в с к и й. Не допущу, чтобы ты жаловалась на меня этому «святому».
Н и н а. Зачем ты сказал? Опять при всем классе сказал, что Ильин был вором? Это нарочно. Ты сам хотел, чтобы он на тебя бросился и обругал. Так и вышло. (Плачет.) Зачем? Зачем?
В е р х о в с к и й. Да, я это сделал нарочно. Чтобы показать тебе этого Ильина. Он не только был вором, но и остался бандитом. Кто еще мог налететь на преподавателя с кулаками?
Н и н а. А если ему не дадут аттестата?
В е р х о в с к и й. И наверное не дадут. Ниночка, дорогая, я должен разрушить вашу любовь, дружбу — не знаю. Что ты хочешь? В восемнадцать лет выйти замуж за мальчишку и негодяя?
Н и н а. Н-нет…
В е р х о в с к и й. Ты — милая девочка, знающая жизнь по десятку хороших книг, и этот Ильин Степан, прошедший… и «медные трубы». Где, кем был Ильин до четырнадцати лет? Притоны, карты, сивуха, маруха. Ты знаешь, что значит «маруха»?
Н и н а. Нет.
В е р х о в с к и й. Любовница. Да-да. У них с десяти лет любовницы. Тебя он еще не зовет марухой?
Н и н а. Но теперь он…
В е р х о в с к и й. Исправился? А сегодня? Тебе говорили? Мы не можем дать аттестат дикарю. Много — через год он опять будет в тюрьме.
Входит М а р и я М и х а й л о в н а.
М а р и я М и х а й л о в н а. Василий Максимович в голос читает, навзрыд читает, значит, до ночи. Там Люба с Ильиным тоже дожидаются.
Нина быстро идет к двери. Верховский ее догоняет.
В е р х о в с к и й. Ниночка, верь мне…
Н и н а медленно уходит.
М а р и я М и х а й л о в н а. Товарищ директор!
В е р х о в с к и й. С прошлого года я больше не директор.
М а р и я М и х а й л о в н а. Снаружи, может, и понизили, а внутренность у вас все равно директорская. Павел Николаевич, окажите поддержку.
В е р х о в с к и й (рассеянно). Вы о дочери? Экзамены она сдает, учится хорошо, только по физике немного хромает.
М а р и я М и х а й л о в н а (не расслышав). Прихрамывает, это верно. Вы уж простите, она не нарочно. Я не о дочке, о супруге просить хочу. Он хотя и не учится, но поведения совершенно отъявленного.
В е р х о в с к и й. Какое же я имею отношение?
М а р и я М и х а й л о в н а. Вам всех людей насквозь видать, как в мышеловке. Товарищ директор… Даже называть этак совестно. Директор — и вдруг «товарищ»! Озорство какое! Ведь по-прежнему, по-настоящему-то вы — ваше превосходительство.
Верховский поднимает руки, как бы обороняясь.
Я и за глаза и всегда, как только вас увижу, так мысленно и думаю: вот идут его превосходительство… Павел Николаевич, окажите внимание. На супруге моем два пятна: пьет и пишет. И не могу я понять: не то пьет оттого, что пишет, не то пишет оттого, что пьет. Против вина я к нему даже доктора звала. Пришел. Усыпил Василия Максимовича за десять рублей. Вижу — помогло. А к вечеру он проснулся и опять в пивную пошел. Какой же, думаю, толк? Он и без доктора во сне-то не пил.
В е р х о в с к и й. Что же вы хотите, чтобы я вашего мужа от запоя лечил?
М а р и я М и х а й л о в н а. Не от запоя, а от письма. Пишет он.
В е р х о в с к и й. Да, я что-то слыхал… Вообще ваш муж много на себя берет…
М а р и я М и х а й л о в н а. Все, все на себя берет, ничего дома не остается.
В е р х о в с к и й. Так. Что же он пишет? Стихи? Пьесы?
М а р и я М и х а й л о в н а. Нет-нет… Хоть мы с мужем и ссоримся, а такого про него не скажу. Он, видите, что-то вроде отрывков из головы сочиняет. Да я вам покажу. (Оглядывается, открывает стол, берет рукопись.) Вот. Какую тяжесть написал — настоящему писателю впору. Взгляните, не побрезгайте. (Подает ему рукопись.)
В е р х о в с к и й. Что ж тут можно сделать?
М а р и я М и х а й л о в н а. Павел Николаевич, я-то боюсь, а не могли бы вы эту рукопись спалить в качестве бреда?
В е р х о в с к и й. К сожалению, у нас это не практикуется. (Подумав.) Позвольте… Сейчас, сейчас… Мы его вылечим. Как я понял, ваш муж готовит это для печати? Вот мы его рукопись в печать и отдадим.
М а р и я М и х а й л о в н а. А это для него не опасно?
В е р х о в с к и й. Не беспокойтесь. Просто редактор полистает, увидит, что белиберда, и даст ругательный отзыв. А редактор — настоящая собака.
М а р и я М и х а й л о в н а. Дай ей бог здоровья. Может быть, для ругательного отзыва мужнины метрики нужны?
В е р х о в с к и й. Это не обязательно.
М а р и я М и х а й л о в н а. И благодарить вас не смею. Прячьте скорее собрание сочинений. (Кланяясь, уходит.)
Верховский, убирая рукопись в портфель, роняет из нее лист бумаги другого формата. Поднимает.
В е р х о в с к и й (читает). «Дорогая Люба, часто, когда вы идете из школы, я издали провожаю вас. Я люблю ваше лицо, печальные глаза, тонкие, легкие волосы. Я подолгу смотрю на вас и, кажется, вас люблю…» Позвольте!.. Это же Антон Иванович, его почерк! Что за черт! «Дорогая Люба»… Люба… Ну да! Ай да юродивый! И не подписался. Это черновик — понимаю…
В дверях показывается голова М а р и и М и х а й л о в н ы.
М а р и я М и х а й л о в н а. Степка Ильин идет и за пазухой камень держит. (Скрывается.)
В е р х о в с к и й. О черт! (Озирается кругом и уходит в комнату.)
Входят Л ю б а, Н и н а и И л ь и н. Он действительно что-то поддерживает под пиджаком. Все трое останавливаются молча.
И л ь и н. Ну?
Н и н а. Почему ты скрывал свое прошлое, значит, ты его стыдишься?
И л ь и н. А ты хочешь, чтобы я им гордился? (Пауза.) Когда меня привели в школу, я не хотел числиться «из беспризорных». Им особенное внимание, снисхождение оказывают. А я так не хотел. Пускай трудно.
Л ю б а. Я это очень понимаю, очень-очень!
Н и н а. Ну, был беспризорным — это не твоя вина. Но ты ведь не воровал?
И л ь и н. Нет, воровал.
Н и н а. Неужели без этого было нельзя?
И л ь и н. Тебе было можно, когда тебя нянька с ложки манной кашей кормила, а ты головой вертела.
Н и н а. Скажи…
И л ь и н. Опоздала с допросом…
Нин а. Одно слово… Говори правду, у тебя была… любовница?
И л ь и н. Была.
Пауза.
Л ю б а. Степа, как же ты ушел оттуда? Это редко бывает. Какой ты…
И л ь и н (Нине). Допрашивать кончила? Воры… бандиты… Они людей пришивали из корысти, а твой брат из какой выгоды меня зарезал? Вот гад!
Н и н а. Не смей так о моем брате! Он правду сказал, что такие, как ты, не исправляются.
И л ь и н. А ты поверяла?
Н и н а. Тогда не поверила, а теперь…
И л ь и н. Что теперь? (Нечаянно резко отбрасывает полу пиджака. Из внутреннего кармана видно горлышко бутылки.)
Н и н а. Что это? Что у тебя в кармане? Бутылка?
И л ь и н (насмешливо). С одеколоном. Надушиться хочу.
Н и н а. Я тебя защищала… я говорила, а ты… (Быстро уходит.)
Л ю б а. Степа, отдай… Ну подари мне.
И л ь и н. Угостить тебя? Ну, выпьем.
Л ю б а. Дождись Антона Ивановича. Дай слово поговорить с ним.
И л ь и н. Ладно. Уйди!
Л ю б а уходит. Ильин стоит неподвижно. Входит Н а т а л ь я П е т р о в н а.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Вы к Антону Ивановичу? (Снимает шляпу, пальто.)
Внутренняя дверь открывается. Входит В е р х о в с к и й. Наталья Петровна от неожиданности вскрикивает.
И л ь и н. Да… То есть нет… Извините. (Быстро уходит.)
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Испугалась. Я сумасшедшая?
Верховский хочет обнять ее. Она отстраняется.
Нет…
В е р х о в с к и й. Да, Антон Иванович дома.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. И вообще я не хочу.
В е р х о в с к и й. В чем дело?
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Теперь я вас люблю меньше.
В е р х о в с к и й. Пора менять?
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Какая гадость! У меня никогда никого не было. А у вас и были и будут. Покажите зубы. Говорят, у кого зубы редкие — тот женщин любит. Вы их любите. Ах, какая я дура! Опять забыла Антону галстук купить! Антон весь какой то чистый.
В е р х о в с к и й. А я?
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Вы только чистоплотный. С Антоном я совершенно спокойна, я у него одна.
В е р х о в с к и й. Вы уверены? Не угодно ли? (Подает ей черновик письма к Любе.)
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Что это?
В е р х о в с к и й. Прочтите.
Н а т а л ь я П е т р о в н а (читая, садится на диван и прижимает руку к груди). Господи, господи… (Молча дочитывает письмо.)
Верховский берет его и кладет в карман.
Антон? Как же после этого жить? (Встает.) Я ухожу.
Наталья Петровна быстро открывает один ящик комода за другим, берет какие-то вещи, но сейчас же бросает обратно.
В е р х о в с к и й. Я не знал, что это так вас взволнует.
Н а т а л ь я П е т р о в н а (обнимая Верховского). Едем сейчас же, сию минуту к вам!
В е р х о в с к и й. Не решайте так сразу… Может быть, все выяснится.
Н а т а л ь я П е т р о в н а (кричит). Что — все? Что выяснится? Возьмите чемодан. Помогите собрать вещи. Ну!
В е р х о в с к и й (нехотя выдвигает чемодан). Пожалуйста.
Наталья Петровна бросает платья и мелкие вещи в чемодан.
В е р х о в с к и й. Но в моей квартире ничего не приготовлено.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Я перевезу все свое.
В е р х о в с к и й. Не лучше ли подождать с переездом?
Н а т а л ь я П е т р о в н а. А-а, понимаю! Не беспокойтесь, я перееду к подруге, хоть на улицу. Зачем вы это кладете? Это его. (Вырывает из рук Верховского вазочку и разбивает ее об пол.)
В е р х о в с к и й. Тише, пожалуйста, тише!
В дверях показывается М а р и я М и х а й л о в н а.
М а р и я М и х а й л о в н а. Разбилось что?
В е р х о в с к и й. Так, пустяки.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Мария Михайловна, наймите подводу. Знаете, в соседнем дворе — артель…
М а р и я М и х а й л о в н а. «Упаковка-перевозка»? Знаю. А чего везти?
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Ну, шкаф, кушетку…
М а р и я М и х а й л о в н а. А далеко везти?
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Зачем вы спрашиваете?
М а р и я М и х а й л о в н а. Не я спрашиваю — ломовики спросят. На Петровку одна цена, в Сокольники — другая.
Наталья Петровна глядят вопрошающе на Верховского.
В е р х о в с к и й. На Остоженку.
М а р и я М и х а й л о в н а. А вещи откуда брать?
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Вот же, вот! Не хотите, я сама пойду.
М а р и я М и х а й л о в н а (делая шаг вперед и разглядывая беспорядок в комнате). Одну подводу? Бегу, мигом бегу. (Убегает.)
В е р х о в с к и й. Сплетни, пересуды…
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Все равно, я здесь не останусь.
В е р х о в с к и й. Я и не отговариваю, но…
Н а т а л ь я П е т р о в н а (кричит). Что — но?
В е р х о в с к и й (сердито). Едем, я рад, я счастлив, едем!
Входит С т р а х о в.
С т р а х о в. Наташа, я задержался у Василия Максимовича.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Ну, лгите, еще лгите… Ни слову не верю.
С т р а х о в (Верховскому). Что случилось?
Наталья Петровна решительно подходит к Верховскому и обнимает его. Он же пытается показать Страхову, что он, Верховский, не виноват.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Я люблю Павла Николаевича и сейчас уезжаю с ним. Не смейте оправдываться. (Отходит в угол и плачет.)
В е р х о в с к и й (подходя к Страхову, тихо). Антон Иванович, здесь девяносто процентов недоразумения. Повлияйте на Наталью Петровну.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Не смейте сговариваться!
С т р а х о в. Наташа, что случилось? Куда ты собираешься? Зачем?
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Затем, что и люблю… (Всхлипывает.) Говорю честно: я люблю другого. (Зло указывая на Верховского.) И еду к нему.
В е р х о в с к и й. Не придавайте этому большого значения.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Чему не придавать значения? Вашей любви? Говорите при нем: вы меня любите или нет?
В е р х о в с к и й. Я не отрицаю, что…
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Громче! Вы меня любите?
В е р х о в с к и й. Да. Люблю.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Тогда едем. Я была ему верной, почти верной женой, а он…
В е р х о в с к и й. Возможно, я ошибся…
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Оставайтесь, поправляйте ошибки. Педагогический совет…
С т р а х о в (загораживая ей дорогу). Наташа, я не пущу тебя. За что ты меня так?
Н а т а л ь я П е т р о в н а выходит из комнаты.
В чем я виноват?
Наталья Петровна из-за двери: «Я ушла».
В е р х о в с к и й (сердито). Сейчас! (Хватает чемодан.) Я этого не хотел. Извините. (Уходит.)
Страхов неподвижен, потом бежит вслед, возвращается, наступает на черепок разбитой вазочки, поднимает черепок, смотрит, медленно садится. Так проходит несколько секунд. Стук в дверь. Входит И л ь и н. Но, видя Страхова, он замедляет шаги.
И л ь и н. Антон Иванович, я проститься зашел. Пять лет проучился, а теперь — ступай, откуда пришел. Здесь недалеко… К ночи поспею. (Вынимает из кармана и ставит на стол бутылку вина.) Вы непьющий, а мне теперь разрешается. В дальнюю дорогу. (Наливает в стакан.)
С т р а х о в (выплескивает вино). Ко мне куражиться пришел? Ну, давай вместе геройствовать. Посуду бить будем? (Указывая на осколки на полу.) И-эх, «жисть широкая»! Валяй графин! Крой, говорю, графином!
И л ь и н (удерживая Страхова). Антон Иванович, дорогой, что с вами?
С т р а х о в. Не нравится? Почему? Ведь ты куражиться пришел? «Из беспризорной шпаны примерным мальчиком стал, а вы мне слово поперек сказали!» Ах, так? Обида? Ладно! Плевать на учебу, на жизнь, на товарищей! С горя! «Пожалей ты меня, дорогая!» Ну, пей! Пей, говорю! (Садится, тихо.) Как же ты посмел ко мне с бутылкой прийти? Мальчишка, дурак… С горя… Где ты это видел?.. В каком кинематографе?
Ильин во время слов Страхова тихонько убирает бутылку под стол и застегивает ворот рубашки.
Аттестата не дадут?
И л ь и н. Не дадут!
С т р а х о в. Ну, рассказывай!
И л ь и н. Вы все сами сказали. Только мне действительно погано. Как он в классе про мое прошлое объявил, я будто голый остался. Товарищи со мной говорят хорошо, а мне кажется, что голоса у них чужие, деланные. Я теперь всех стесняться стал. Я забыл, забыл, а он меня обратно в грудь толкнул. Я ему отплачу!
С т р а х о в. Правильно. Отомсти ему. Хочешь, помогу?
И л ь и н. Я один так ему врежу!..
С т р а х о в. Этого мало. Мало, говорю. Садись, садись к столу.
Ильин нерешительно садится.
Вот конверт. Пиши: «Павлу Николаевичу Верховскому». Готово? Бери бумагу. Пиши: «Инженер-орденоносец Степан Ильин просит вас посетить праздник, организованный в его честь». Заклеивай. Через пять лет пошлешь.
И л ь и н. Антон Иванович…
С т р а х о в. Через пять лет пошлешь. (Кладет письмо Ильину в карман.) Так. А если не дадут аттестата, осенью держи экстерном. Даешь слово? Подумай! Сосчитай до пяти. Ну!
И л ь и н (после паузы). Даю слово.
С т р а х о в. Наша страна, наша жизнь, как большая плотная волна, тебя наверх подняла, держит, а ты потонуть силишься… Садись. А с Ниной как?
И л ь и н. Я ей больше не нужен. Брезгает.
С т р а х о в. Значит, несчастная любовь. В молодости и это не страшно. Еще помиритесь.
И л ь и н. Утешать хорошо. Только вы сами этого, наверное, не испытали. Вот ваша жена вас любит.
С т р а х о в. Ушла моя жена, ушла сегодня…
И л ь и н. Как? Куда ушла?
С т р а х о в. К Верховскому.
И л ь и н. К Верх…
С т р а х о в. Мне горько, Ильин…
И л ь и н. Антон Иванович… Как же это возможно? Я не знал, честное слово… Как же теперь?
С т р а х о в. Не бойся. Я с горя не запью и посуды бить не стану.
И л ь и н. Антон Иванович, может быть, что-нибудь сделать?
С т р а х о в. Нет, спасибо. Ступай.
Ильин пятится к двери. Входит Л ю б а.
Л ю б а. Степа, ты говорил с Антоном Ива…
И л ь и н предостерегающе поднимает руку и вместе с Л ю б о й тихо выходит из комнаты. Страхов продолжает сидеть в той же позе. В дверь громко стучат и сейчас же входят д в а л о м о в ы х и з в о з ч и к а. Они кажутся огромными.
Страхов встает.
П е р в ы й и з в о з ч и к. Вещи отсюдова брать?
С т р а х о в. Нет, вы ошиблись. Какие вещи?
П е р в ы й и з в о з ч и к. Кушетку и шкаф, говорила. У Страхова, что ли.
С т р а х о в. Да-да… я забыл. Вот, выносите.
П е р в ы й и з в о з ч и к. Бери давай!
Поднимают и несут кушетку. Страхов стоит спиной к письменному столу, слегка на него опираясь. В дверях, как всегда, извозчики замялись.
П е р в ы й и з в о з ч и к. На себя, на себя…
Кушетку вынесли. Двери открыты. Входит М а р и я М и х а й л о в н а.
М а р и я М и х а й л о в н а. Антон Иванович, господи! В один час жизнь рассыпалась… чисто песок… Убиваться нечего. Не вы один. Пройдите сквозь весь наш дом — взгляните. И комнаты меняют и мужей меняют, только и думают, чего бы еще переменить. Антон Иванович, все-таки поговорите со мной, ну, обругайте меня. Антон Иванович, может, вам капель накапать? У меня капли есть. Не знаю, от чего они, а есть… Вы бы сели. Сидеть в таком положении как-то полезнее. Ой, не молчите, а то музыку пущу. Серьезно, пущу… (Нерешительно глядит на Страхова, включает радио.)
В комнату врывается оркестр. Как бы венчающий героя полонез Шопена. Входят л о м о в ы е и з в о з ч и к и, трудно поднимают шкаф и, ступая не в ногу, выносят его. Мария Михайловна подметает пол.
П е р в ы й и з в о з ч и к (поставив шкаф в коридоре, сморкается на пороге). Все?
С т р а х о в. Как хотите…
И з в о з ч и к и уходят.
М а р и я М и х а й л о в н а. Можно и подмести: все равно — сор из избы вынесли.
С т р а х о в несколько секунд стоит неподвижно, потом идет в спальню.
Женщины стали уж очень мужественные. (Выключает радио.)
Осторожно входят Л ю б а, И л ь и н, Н и н а.
Н и н а. Прямо не верю: брат никогда ничего такого не говорил.
И л ь и н. Он только «этакое» говорит. Вор у товарища пиджака не «уведет», а этот жену увел.
Н и н а. Может быть, мне как сестре неудобно?
Л ю б а. Нет-нет, оставайся.
М а р и я М и х а й л о в н а (выметая осколки за дверь). Чего встали, общественники?
Н и н а. Что же ему сказать?
Л ю б а (стучит в дверь). Антон Иванович…
Входит С т р а х о в. Он почти спокоен.
С т р а х о в. А-а… Это вы? Очень рад.
Л ю б а. Антон Иванович, мы… не только вот трое, но и все… и уверена, хотим…
С т р а х о в. Ну, что? Ну, что? Большое спасибо. С вами мне лучше, легче. Но не будем говорить, не надо про его. Лучше поговорим о ваших делах. Ну, вот и последний экзамен прошел хорошо. Все выдержали. Завтра будем вас поздравлять.
Н и н а. Антон Иванович, репетиции концерта сегодня, конечно, не будет?
С т р а х о в. И репетиция будет, и свои планы на лето мне расскажете, а пока зовите товарищей, вот Марию Михайловну приглашайте, попросите ее чай организовать. Собирайтесь в школе. Я скоро приду.
И л ь и н. Антон Иванович…
С т р а х о в. И танцевать будем… Тащите веселую музыку. Ударим по одиночеству, ударим один раз по одиночеству. Ну? Бегите!
М о л о д ы е л ю д и переглядываются, уходят. М а р и я М и х а й л о в н а — за ними.
(Осматривается.) Что-то я хотел сделать… Забыл… Люба? Люба… получила одно письмо… А дальше? «Я видела птицу». Хорошо. Пусть еще раз увидит необыкновенную птицу. (Садится к столу, пишет.) «Дорогая Люба! Неожиданно я получил длительную командировку. Не удивляйтесь, если долго не будет писем. Я чувствую себя одиноким. Наташа, вернись! Я вижу, как стынут стены, зябнут вещи, оставленные тобой! Наташа, скажи, что ты вернешься». (Опомнившись, глядит на бумагу и медленно разрывает письмо.)
Входит М а р и я М и х а й л о в н а. Она несет небольшую трехногую этажерку, пустую птичью клетку и фотографию кабинетного размера в рамке. Ставит шаткую этажерку, а на нее клетку.
М а р и я М и х а й л о в н а. Я вам кое-какую обстановку принесла. (Указывает на этажерку.) У стенки — как новая. А для клетки птицу купить можно. (Ставит карточку на стол.) Вот и не один будете. Все-таки живые люди на столе. Это знакомые: муж и жена. Он на бумажной фабрике служил, а у нее постоянно зубы болели. (Осматривает комнату.)
С т р а х о в. Большое спасибо.
М а р и я М и х а й л о в н а. И таких кротких мужчин бросают! Будь она честная…
С т р а х о в. Она поступила совершенно честно.
М а р и я М и х а й л о в н а. И это вы про нее? (Потрясающая догадка мелькнула в ее голове. Не сводя глаз со Страхова, она медленно обходит его.) Антон Иванович… господи! А вдруг вы и впрямь святой? А я с вами запросто? Господи… (Крестится.) Антоний Иоаннович! Возможно, вы только квартируете здесь в образе педагога, а на самом дело вы какой ни на есть угодник божий! Антоний Иоаннович! (Низко кланяется.)
Вечер. Большая, ярко освещенная классная комната в школе. Несколько парт сдвинуто к столе. Несколько стульев. В застекленном шкафу колбы, стаканы, пробирки на штативах, воронки. На учительском столике, тоже сдвинутом в сторону, большой глобус. За широкими окнами вечерние огни. Первые секунды в классе никого нет. За стеной крики, обрывки громких фраз, бравурные аккорды рояля, смех. Шум приближается. Дверь распахивается. Вбегают Н и н а, Ж е н я Н о в и к о в, А л е ш а, В е р а и их т о в а р и щ и. Входит М а р и я М и х а й л о в н а с чайным подносом в руках.
М а р и я М и х а й л о в н а. До чего сумасшедшие… Головы поломаете!
Н и н а (кричит). Мальчики, идите рояль переставлять, иначе я играть не буду!
А л е ш а. Успеем, репетиция начнется через полчаса.
В е р а (Нине, указывая на шкаф). Ниночка, помнишь, как ты на химии сказала вместо «отфильтровала» — «отфлиртовала»?..
Д е в у ш к и хохочут, выбегают из класса.
Ж е н я (оглядывая класс, напевает). «Мне все здесь на память приводит былое»… Не звучит.
А л е ш а. Нина учила, можно говорить. Товарищи, если мы вчера кончили школу, это не значит, что сегодня она для нас не существует.
П е р в ы й м о л о д о й ч е л о в е к. Спо-кой-но!
А л е ш а. Надо завтра собраться и пойти.
П е р в ы й м о л о д о й ч е л о в е к. Лучше написать.
А л е ш а. Ну, написать в районный отдел народного образования.
П е р в ы й м о л о д о й ч е л о в е к. Долой Верховского!
В т о р о й м о л о д о й ч е л о в е к. Спо-кой-но.
А л е ш а. А как с Антоном Ивановичем? Надо как-то, я не знаю, выразить ему…
В т о р о й м о л о д о й ч е л о в е к. Тихо!
Входит С т р а х о в, за ним — Н и н а и В е р а. Молодежь шумно окружает их.
Антон Иванович, как, по-вашему, у нас концерт будет хороший?
С т р а х о в. Очень хороший. Я и не знал, что в школе столько артистов. Так. А теперь можно и о лете помечтать. Ну и пошкольничать последний раз… в школе.
Молодежь шумит.
Где же ваша веселая музыка?
Н и н а. Антон Иванович, у нас пластинок мало. Вместе с пластинками пришлось Розанова позвать. (Кричит.) Розанов, Капитон Семенович!
Ж е н я. Он боится.
А л е ш а. Ввести обывателя Розанова.
Входит Р о з а н о в. В руках патефон. Ставит его на стол.
Р о з а н о в. Вечер добрый, Антон Иванович! (Подходит к молодым людям, представляется.) Роза́нов. Роза́нов. Роза́нов. (Протягивает руку Марии Михайловне.) Роза́нов…
М а р и я М и х а й л о в н а. Знаю, Капитон Семенович, помню…
Р о з а н о в. Вот пластинки. Я отобрал танцы и фокстроты наиболее содержательные. Пускаю: «Скользнул экспресс в дремучий лес».
Патефон играет. Входит Л ю б а в новом платье. Она причесана к лицу. В волосах лента. Вокруг шеи бусы. Хромота заметна меньше.
Н и н а. Что с тобой?
В е р а (подбегая к Любе). Какая ты сегодня красивая.
Люба смеется. К ней подбегает Р о з а н о в.
Р о з а н о в (представляясь). Роза́нов. Извините, я вас не узнал.
Л ю б а (подходит к Алеше). Алеша, идем танцевать.
Алеша раскрыл рот от удивления, но сейчас же встал. Они танцуют. Хромота не заметна.
М а р и я М и х а й л о в н а (Страхову). Тайком научилась, что ли? Письмо-то что делает!
С т р а х о в. У меня к вашей дочери настоящая нежность.
Входит И л ь и н. Нина роняет платок. Проходя мимо, Ильин его не поднимает. Нина поднимает платок сама, решительно пересекает комнату и подходит к Жене.
Н и н а. Женечка, милый, потанцуй со мной!
Начинается танец. Нина, улыбаясь, кокетничает с кавалером. Ильин останавливается у стены. Он мрачен, Розанов подходит к Вере и приглашает ее. Поправляет руку дамы на своем плече. Танцуя, он все время смотрит на Любу.
А л е ш а (танцуя с Любой). А говорила — танцевать не умеешь.
Л ю б а. Я этого не говорила.
А л е ш а. Ну, мы так думали…
Л ю б а (смеется. Замечает, что Страхов грустит, перестает танцевать и подходит к нему). Антон Иванович, вам не до нас, я знаю… Но если бы я могла что-нибудь сделать! Что угодно…
С т р а х о в. Спасибо, Люба…
Л ю б а. Я не должна этого говорить, но мне сегодня почему-то хорошо.
С т р а х о в. Я очень рад.
Р о з а н о в (берет новую пластинку, читая надпись). Английская румба: «Мери вчера укусила пчела».
Патефон играет.
(Бежит к Любе.) Любовь Васильевна, позвольте в мое вчерашнее предложение брака внести поправку: будучи моей супругой, танцуйте. Я согласен.
Л ю б а. Большое спасибо. (Уходит, танцуя с Алешей.)
Нина роняет платок. Ильин бросается, но Женя уже поднял и начинает с Ниной танец. Розанов направляется к Вере, Ильин отстраняет его. Розанов отходит.
И л ь и н. Тоже! Канцелярист по званию, а тенор по призванию.
Р о з а н о в. Пожимаю плечами.
И л ь и н (мрачно, Вере). Идем со мной. Необходимо. (Неумело танцует, все время поглядывая на Нину. Когда встречает ее взгляд, с деланной улыбкой, по-донжуански смотрит на свою даму.)
Входит В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Останавливается на пороге.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Пляшут? Ну, я очень рад. Антон Иванович, а мне сказали, что у вас… что Наталья Петровна… Значит, слава богу, наврали…
С т р а х о в. Нет, это правда.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Аа-ай-ай! (Пожимая Страхову руну.) Молчу и не спрашиваю.
К нему подходит М а р и я М и х а й л о в н а.
М а р и я М и х а й л о в н а. Взгляни-ка на дочку. Письмо-то, а?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. А где она? (Сразу не узнает Любу среди танцующих.) Ну-у! Это она в себя поверила. (Осматривается кругом.) Какую школу выстроили… А я еще в городском учился… (Подходит к глобусу.) Ну, что, школьный земной шар, крутишься? Ничего-ничего, как-нибудь выкручивайся. Эй, ребятишки!
Молодежь подходит к Василию Максимовичу.
Что вы на этом пыльном шарике делать собираетесь?
В е р а. Дома строить, школы, театры, дворцы.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Хорошая барышня.
А л е ш а. Я буду работать вот здесь. (Показывает на пол-аршина выше глобуса.)
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Это где же? В пространстве?
А л е ш а. Конечно, я буду иногда приземляться, но основная работа — в воздухе.
Ж е н я. Я буду только петь. (Указывает разные точки на глобусе.) Здесь, здесь, здесь…
П е р в ы й м о л о д о й ч е л о в е к. Вот нахал: он весь мир показывает.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. А ты, дочка?
Л ю б а. Вера выстроит прекрасную школу, а я буду в ней преподавать. Я хочу, чтобы дети были умными, красивыми и щедрыми во всем. Я буду много, хорошо работать. Я научусь быть счастливой и постараюсь объяснить детям, что значит это слово.
С т р а х о в. Спасибо, Люба…
Подруги обнимают Любу.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч (над глобусом). Мальчики, девочки! Вы вступаете в мир. А мир сделан из разных кусков. Так вот, если на вашем пути попадется пыль, мусор, грязь, не ругайте за это землю. В глубине ее — золото, самоцветы, руда! И если осенью вам придется идти по скучным стоячим лужам, вспомните, знайте, что в мире есть, существуют, в мире текут и бушуют реки, озера, моря!
А л е ш а. Вы говорите, как поэт!
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Почему — как? Что значит — как поэт? Может быть, я на самом деле поэт?
С т р а х о в. Ну-с, теперь расскажите, как собираетесь провести лето. Вот, Люба, вы, например?
Л ю б а. Я думаю поехать на Кавказ или на Урал. Там попрошусь в горный поход. Товарищи, мне хочется идти вверх по трудной дороге, по тропинке, где с одной стороны отвесная скала, а с другой — обрыв. Чтобы камни из-под ног срывались в гулкую пропасть. Вы не думайте — я выносливая. Мы будем подыматься выше, выше и дальше, шире увидим зеленую туманную землю. На привалах — родниковая вода — самая прозрачная, самая холодная в мире. И мы дойдем до вершины. Вершина — скала, древняя, темная, морщинистая. Мы будем смотреть на нее с уважением. Я непременно дойду до вершины!
С т р а х о в. Очень хорошо. Теперь Алеша.
А л е ш а. Я насчет лета еще не решил… Я, пожалуй, тоже с Любой.
П е р в ы й м о л о д о й ч е л о в е к. Люба, если наскребу денег, и я с вами.
В е р а (Любе). Ты так всех мальчиков за собой уведешь.
С т р а х о в (беря Василия Максимовича под руку). Пойдемте, Василий Максимович, я вам новый зал покажу.
Уходят вдвоем. Нина проходит с Женей мимо Ильина.
И л ь и н. Нина, послушай…
Нина, отвернувшись, проходят мимо, Ильин уходит в угол. М о л о д е ж ь, взявшись за руки и увлекая за собой М а р и ю М и х а й л о в н у, цепью выбегает из класса.
Р о з а н о в (кроме него в комнате только Ильин, угрюмо сидящий в стороне). Очень тактично танцевать без меня под мою музыку. Вот обижусь и унесу патефон к черту! До чего Любочка изменилась! Смотрю и верю в чужое счастье. А мое где? Кого ввести в дом? Современные женщины в доме не умещаются. Все они с официальными приставками. Женщина — плюс какая-нибудь неприятность. Например, женщина-врач… Вся в белом, накрахмаленная, в руках — хирургические инструменты. От таком издали холодно. В больнице она за день человек двадцать перемучает, — что же на долю мужа останется? Или женщина-бухгалтер. Ну как поцелуешь бухгалтера? А бывает — и главный бухгалтер. Нет, это для меня слишком ответственно. А вдруг женишься на народном судье! То есть на женщине-судье. Входит она в дом — суд идет! Домой вернешься, отдохнуть сядешь — и как будто бы сел на скамью подсудимых. Жена — судья, ужасно! И, если она глупостей наделает, я могу ее обругать только в верховной инстанции! Какая волокита! Встретить бы простую девушку как таковую. Чтоб сохранилась в ней краска стыда, чтобы она застенчиво варила варенье… Ах, если и осталась такая, то мне нипочем не узнать ее адреса!
М о л о д е ж ь шумно возвращается. Розанов плетется к столу, ставит новую пластинку.
Танцуйте, мне не жалко. «Предсмертное танго».
Танцы возобновляются. Нина танцует с Женей. Она молчалива и озабоченна. Ильин подходит к Вере.
В е р а. Ты, Степа, будто по найму танцуешь.
И л ь и н. Я не танца, а товарищеской услуги прошу.
Вера и Ильин танцуют.
М а р и я М и х а й л о в н а. Алеша, вы знаете, какое письмо Любочка получила?
Л ю б а (подбегает к Марии Михайловне). Мама, милая, отдайте! (Прячет письмо, отходит.)
Нина бросает своего кавалера, подбегает к танцующему Ильину.
Н и н а. Гражданин Ильин, подите сюда…
Отходит, Ильин — за ней.
Танцуйте, пожалуйста, но я вас презираю, и не смейте попадаться мне на глаза. Прощайте!
Бежит к двери, но останавливается, так как на пороге появляется В е р х о в с к и й. Пары одна за другой превращают танец. Патефон продолжает только что начавшееся танго. Несколько секунд молчание. Ильин отходит в дальний угол.
В е р х о в с к и й. Здравствуйте!
М о л о д е ж ь (негромко). Здравствуйте, Павел Николаевич.
М о л о д ы е л ю д и, кроме Ильина, Нины и Любы, выходят из комнаты.
В е р х о в с к и й. Здесь веселятся? Я бы хотел видеть…
Входят С т р а х о в и В а с и л и й М а к с и м о в и ч.
Я бы хотел поговорить с вами, Антон Иванович.
С т р а х о в. Я вас слушаю.
В е р х о в с к и й. Антон Иванович, я не похититель чужих жен и пришел разъяснить это тяжелое недоразумение. Вот правда: Мария Михайловна вручила мне рукопись своего мужа для пересылки в редакцию, что я и сделал.
Василий Максимович рванулся вперед, но Верховский жестом его останавливает.
В е р х о в с к и й. В этой рукописи Наталья Петровна обнаружила черновик вашего письма к Любе Зверевой. (Оглядывается и не замечает Любы.) Это письмо действительно написано вами как любовное.
Люба, прижимая письмо к груди и глядя на Страхова, медленно делает к нему несколько шагов.
И это было причиной отъезда Натальи Петровны. Но теперь мне совершенно ясно, что анонимное письмо к этой несчастной хромой…
Люба замерла.
…вы написали, чтобы ну… хоть временно поддержать ее. Да-да, вы написали из жалости… и я пришел, чтобы…
Все смотрят на Любу. Василий Максимович подходит к Верховскому.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Уходите отсюда, ну!
В е р х о в с к и й, пожав плечами, уходит.
Василий Максимович, подняв кулаки, идет к Мария Михайловне.
Моя рукопись! Так предать!.. Так предать может только старая верная жена. (Останавливается.) Люба, нас с тобой обокрали, ограбили нас. (Уходит.)
М а р и я М и х а й л о в н а и Н и н а бегут за ним. Страхов подходит к Любе.
Л ю б а. Не надо, не надо… Уйдите! Уйдите все!
Страхов уходит. Люба одна. Она выходит на середину комнаты, медленно распускает ленту в волосах и разжимает пальцы опущенной руки. Скомканное письмо медленно падает. Люба стоит неподвижно.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Ночь. Мост через Москву-реку. За мостом, на берегу, очертания зданий. Огни. На мост входят Н а т а л ь я П е т р о в н а и В е р х о в с к и й.
В е р х о в с к и й. Из гостей ночью пешком…
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Нет, здесь хорошо. Давай постоим. Я не виновата, что не понравилась твоим родственникам. Ну не сердись на меня.
В е р х о в с к и й. Мои родственники смеялись над тобой, и они правы. Нельзя же путать мадам Бовари с мадам Дюбарри. Если не знаешь — лучше молчать.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Твоя сестра с мужем мне тоже не понравились. А у их сына никакого сходства с отцом, и нос у него — вылитый нос какого-то постороннего мужчины.
В е р х о в с к и й (оскорбленно). Моя сестра…
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Святая, святая, не спорю. Это какая звезда?
В е р х о в с к и й. Юпитер.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Вчера у тебя Юпитер был там, а сегодня здесь.
В е р х о в с к и й. Невероятно, но это так. Вчера ты меня спрашивала в десять вечера, а сейчас два ночи.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Правда? Это какой Юпитер?
В е р х о в с к и й. Планета Юпитер. Созвездие Змееносца. Минимальное расстояние от земли пятьсот девяносто один миллион километров. Что тебя еще интересует?
Н а т а л ь я П е т р о в н а (глядя на небо). Антон о звездах лучше говорил.
В е р х о в с к и й. Идем домой, мне холодно.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Ты придешь, согреешься, а я в твоем доме за одни сутки озябла.
В е р х о в с к и й. Я не особенно настаивал на твоем переезде.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Не говори так, Павел, милый… (Хочет обнять его.)
В е р х о в с к и й (останавливает ее). Нельзя же целоваться на улице!
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Не надо со мной так… Хорошо. Я буду молчать в гостях. Я выучу — кто Бовари, а кто Дюбарри. Я запомню, сколько до Юпитера… Ведь когда ты к нам приходил, астрономия была не нужна, все было по-другому.
В е р х о в с к и й. Идем домой, здесь сквозняк.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Это не сквозняк. (Кричит.) А ветер, ветер!
В е р х о в с к и й. Не спорю. Идем!
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Хорошо, идем.
Она берет его под руку. О н — прямой, официальной походкой, о н а, склонив голову, удаляются. Появляется В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Старое пальто. Шляпа. Он заметно выпивши, но не пьян. Останавливается посреди моста.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Жизнь… Лебен… Ви… Сволочь! Как ни назови. (Смотрит на реку.) Течешь? Течешь и впадаешь… А я уже впал. Куда, в какую дьяволову редакцию отослали мою рукопись? Там такого нагорожено! Похитили душу. Вместо меня ходит шляпа, пальто: гуляет одна человеческая поверхность. В воду ее, в воду! (Снимает пальто.) Ну, что, чехол от бывшей скрипки? Если тебе не противно — оставайся, живи…
По мосту идет человек без пальто.
Эй, гражданин, надевайте пальто!
П р о х о ж и й (убегая). Помогите, раздевают!
В а с и л и й М а к с и м о в и ч (опуская пальто). Вот и попрощаться не с кем… (Берет рукав пальто.) Прощай, пальто. Дай твою честную черную руку. (Обнимает пальто.)
На мост входит С т р а х о в. Он в пиджаке, с непокрытой головой.
С т р а х о в. Василий Максимович? Что вы тут делаете?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Извините, топлюсь.
С т р а х о в. А-а… Извините, что помешал.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Нет, пожалуйста, пожалуйста. Я, видите ли, топлюсь художественно, так сказать, литературно. Когда помечтаешь о смерти, легче становится жить. Чем дольше смотришь в воду, тем крепче держишься за перила. Понимаете? Неужели вам никогда не хотелось покончить с собой… хотя бы на время? Неужели в вашей жизни не было темных ночей?
С т р а х о в. В жизни каждого человека бывает темная ночь, которую надо перенести. В такую ночь я раскрываю книгу. И вновь и вновь «тяжело-звонкое скаканье по потрясенной мостовой» потрясает мою душу. Громадой прекрасного оно раздавит тоску. А утром, в школе, из сотен глаз на меня глянет такая жажда жизни, что даже слово «смерть» не припомнится. Смотрите. Вот подросток, бледнеющий при имени «Пушкин». Быть может, он великий поэт и через двадцать лет рукою, слепок с которой будет храниться в музее, напишет: «Первым моим учителем был Антон Страхов». И моя бедная фамилия прозвучит в веках, как слабое эхо его гремящего имени! (Пауза.) Да, мне сейчас горько, от меня ушла жена… Ну, что же… Лермонтова, Лермонтова не любили женщины!
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Черт… то есть демон с ним, с Лермонтовым! Я для вас все сделаю. Жена ушла? Хорошо. Берите мою! Не робейте!
С т р а х о в. Василий Максимович…
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Не мешайте мне жить! Сегодня ночью виднее, чем днем. Я творю! Видите белое зарево? Под ним груда бревен, камни, земля. В яростном свете, как черти, работают люди. Под землей, сквозь вековые болота, сквозь древние клады и кладбища, они проведут новый путь. Но я — малограмотный писатель. И грохот работы глушит мое слабое слово. Родится другой, сильный талант. Вглядываясь в темноту и огни этой ночи, он сквозь многие годы увидит и нашу тень — здесь на мосту, на ветру. И, возможно, позавидует нам. Как молодой полководец, он пожелает вернуть все прежние битвы, чтобы участвовать в них. Поможем ему. Отдадим наши грубые, тяжелые слова. Может быть, эти неотесанные камни будущий мастер положит в основу высокой поэмы! (Пауза.) На сегодня топиться довольно. (Доставая папиросу, говорит с пафосом.) Я иду прикурить у костра…
С т р а х о в (один). Он большие слова сказал… А если два человека говорят даже о смерти — это уже жизнь. Надо уметь видеть, как растут деревья, как растут эти дома, как растет моя двадцатилетняя родина!
Входит Л ю б а. Она на секунду останавливается у перил, проходит мост и сбегает к реке.
С т р а х о в. Люба! (Убегает за нею.)
В а с и л и й М а к с и м о в и ч возвращается.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Антон Иванович, где вы? Куда же он пошел? А вдруг утопился? Вот и верь после этого интеллигенции… Нет, отсюда не прыгнешь — по себе знаю… Антон Иванович!
Входит М а р и я М и х а й л о в н а.
М а р и я М и х а й л о в н а. Только по голосу и нашла. Убежал из дому и как в воду канул.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. И кану. Доведешь — и кану.
М а р и я М и х а й л о в н а. Господи, все семейство разбежалось: Люба тоже не знаю, где…
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. От тебя все разбегутся: с тобой оставаться опасно. Кажется, и так всю жизнь отняла — нет, мало, еще рукописи похитила…
М а р и я М и х а й л о в н а. В рукописи виновата, прости, христа ради. А домой все-таки надо. (Ласково.) Вася, голубчик, пойдем.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Очень заманчиво… Интересная барышня. Все равно не прощу. Вот назло: брошу пить и каждый день писать стану. Еще вспомнишь пивную. Сама посылать будешь — не пойду.
М а р и я М и х а й л о в н а. Вася, пойдем домой!
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Я взрослый. Ты не можешь мне запретить на мосту стоять, провались он совсем! Больше скажу, захочу — пойду на этот берег, захочу — на тот…
М а р и я М и х а й л о в н а. Нет, на тот не пущу.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Ах, так? Вот возьму за все твои гадости и прыгну, живи без меня… (Заносит ногу за перила.)
М а р и я М и х а й л о в н а. Разорви, разорви брюки, больше чинить не буду.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Значит, ты меня не держишь, не спасаешь? Ладно, хорошо. (Снимает ногу с перил, стягивает с себя пальто.) Я на твоих глазах по частям топиться буду. Живи без пальто. (Перекидывает пальто через перила.)
М а р и я М и х а й л о в н а (вырывает пальто из его рук). Разве такими вещами можно шутить? Пойдем! Чего здесь дожидаешься?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Антона Ивановича дожидаюсь.
М а р и я М и х а й л о в н а. Врешь, врешь! Будет он с тобой по ночам шататься…
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Да он сейчас здесь был. Спроси у него. Спроси. Вот Антон Иванович идет, ну, спроси!
Входит С т р а х о в, держа на руках Л ю б у. Василий Максимович всматривается.
Кто это? Люба? (Трогает ее.) Вода? Она…
М а р и я М и х а й л о в н а. Доченька! (Теряет сознание, опускается на землю и так остается, прислонившись к перилам.)
Страхов ставит Любу на ноги.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Жива!
С т р а х о в. Она слишком близко шла к воде, оступилась. (Любе.) Вы можете идти? Не очень ушиблись? (Закутывает ее в пальто Василия Максимовича.)
Л ю б а. Нет. Оставьте. Я сама.
С т р а х о в. Идем. Вам надо согреться. (Уводит Любу, обняв ее за плечи.)
Василий Максимович бежит было за ним, но возвращается к жене.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Еще старуха завяла. Ей бы воды надо… Вот она, гримаса города: на мосту стакана воды не достанешь.
Входит м и л и ц и о н е р.
М и л и ц и о н е р. Это вы гражданку на руках пронесли? Из воды вынули? (Нагибается над Марией Михайловной.) Дышит исправно. Надо ее в отделение доставить. (Отходя на середину моста.) Машину бы остановить.
М а р и я М и х а й л о в н а (тихо). Любочка, дочка!
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Жива Люба, здорова. С Антоном Ивановичем гуляла, оступилась.
М а р и я М и х а й л о в н а. Где она?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Домой, домой пошла… А то стал бы я с тобой канителиться.
М и л и ц и о н е р возвращается. Нагибается, отдавая честь, другой рукой трогает Марию Михайловну.
М и л и ц и о н е р. Гражданка, вы из воды будете?
М а р и я М и х а й л о в н а. Я из воды? Сам ты из омута.
М и л и ц и о н е р. Надо акт составить. Попрошу в отделение.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Так ее, так!
М а р и я М и х а й л о в н а (встает). В отделение? За кого же вы меня принимаете? Да я тридцать лет замужем. Близорукий вы, что ли?
М и л и ц и о н е р (козыряя, трогает Марию Михайловну). Из воды, а как будто сухая.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Это она умеет.
М а р и я М и х а й л о в н а. И нечего меня, старуху, трогать. Правой рукой честь отдает, а левой… Другой бы стыдился… Почему сухая? Да все граждане сухие. Спроси: почему? Дождика не было. Что ж, сухой и по мосту ходить нельзя?
М и л и ц и о н е р. Да как вы, гражданка, на мост попали?
М а р и я М и х а й л о в н а (делает шаг вперед). Да пришла — и все. Своими трудовыми ногами пришла. Ваше дело — на фонаре стоять, а не в мою походку вмешиваться. (Наступает на милиционера.)
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Товарищ милиционер, уходите, а то она вас заберет. (Берет Марию Михайловну под руку, чтобы увести.)
Комната Страхова. За ширмой железная кровать. В креслах друг против друга спят и слегка похрапывают М а р и я М и х а й л о в н а и В а с и л и й М а к с и м о в и ч. На этажерке горит электрическая лампа под самодельным бумажным абажуром. За оконными занавесками солнечное утро.
М а р и я М и х а й л о в н а (во сне). А? Что?.. (Открывает глаза.) Василий Максимович!
В а с и л и й М а к с и м о в и ч (просыпаясь). Да-да, я не сплю…
М а р и я М и х а й л о в н а. Надо бы по очереди дежурить, а то оба всю ночь глаз не смыкали. (Открывает занавески.)
Василий Максимович гасит лампу. Люба отодвигает ширму и, сидя на постели, застегивает платье.
Нет, Любочка, нет. Тебе ни вставать, ни сидеть, ни ходить, ни говорить — ничего нельзя.
Л ю б а. Почему?
М а р и я М и х а й л о в н а. Доктор все запретил.
Л ю б а. Но я здорова.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Ты опять бредила…
Л ю б а. Что я говорила?
М а р и я М и х а й л о в н а. Алешу вспоминала… Складно так, умно бредила… А затем чего-то сбилась и начала вдруг Антона Ивановича ругать. Дура, он твою жизнь из воды вытащил!
Л ю б а. И он слышал? Эх, мама, мама, вы не понимаете! Зачем, зачем он так? Неужели и при нем бредила?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч и М а р и я М и х а й л о в н а (в один голос). Нет, нет! Ляг, ляг!
Люба ложится. Стук в дверь. Голос: «Возьмите письма».
М а р и я М и х а й л о в н а (берет из протянутой руки письма). Это Любе, а это тебе. (Подает Любе и Василию Максимовичу по письму.)
В а с и л и й М а к с и м о в и ч (читает, вскрикивает, садится). Люба, не пугайся! (Кричит.) Читайте, читайте!
М а р и я М и х а й л о в н а. Что ты орешь? У нее температура поднимется.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Смотрите! От издательства… Редактор пишет… Просят… Меня просят зайти! Рукопись мою печатают… Что же мне делать?
М а р и я М и х а й л о в н а. Умойся, умойся поди.
Л ю б а. Папа, я всегда знала, что ты талантливый.
М а р и я М и х а й л о в н а (мужу). Погоди бегать. Я в письмах что-то разуверилась. (Читает.) «Уважаемый товарищ». Вряд ли это тебе.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Вот имя, фамилия. Иду! Великая русская литература! Прими мои первые шаги!
Выходит. М а р и я М и х а й л о в н а — за ним. Люба вскрывает свое письмо, читает.
Л ю б а. «Я все вспоминаю тот вечер в школе, когда ты танцевала и много говорила со мной. Надеюсь, ты не забыла, что мы условились ехать на Кавказ вместе. Твой Алеша». Алеша!
Из спальни появляется С т р а х о в.
С т р а х о в. Как вы себя чувствуете, Люба?
Л ю б а. Вы меня очень презираете?
С т р а х о в. Вы просто шли близко к воде и оступились. Больше ничего не было. Ничего.
Л ю б а. Антон Иванович…
С т р а х о в. Вам нельзя волноваться…
Л ю б а. Но, Антон Иванович, дорогой… не надо меня оправдывать. Вы прекрасно знаете, что я не оступилась, а прыгнула в воду. Зачем вы так? И вот… я много… много думала… о вас. Почему вы такой? Вы очень, очень хороший… Но зачем вы стараетесь скрыть все плохое, спрятать трудности? Так никогда не научишься бороться. Я не хочу от жизни легкого успеха, скорой удачи. Нет, пускай мне будет трудно, но я стану бороться и никогда не буду обижаться на жизнь. Теперь я ее люблю еще больше. В холодной воде куда полезнее, чем в теплой ванне. Я из воды, кажется, сильнее, крепче вылезла.
С т р а х о в. Очень хорошо сказали. И запомните: вы не беднее, а, может быть, богаче других. Вы умная, вы красивая, да-да, красивая. Поверьте в свои силы, поверьте в себя и…
Л ю б а. А вы теперь правду говорите? Простите, но я не могу забыть ваше письмо…
С т р а х о в. Забудьте его.
Л ю б а. Нет, я его забыть не могу. Ведь я из-за него в воду бросилась.
С т р а х о в. Из-за него?
Л ю б а. Да. Это так стыдно, когда тебя жалеют… когда из жалости… Сначала Розанов… потом вы…
С т р а х о в. Я?
Л ю б а. Да-да… Вы не сердитесь, Антон Иванович, но так нельзя, не надо… никогда не надо. Лучше все прямо — правду в глаза. А вы хотели закрыть мне глаза на правду… И сами тоже… закрываете глаза… на все… что окружало вас… И теперь — несчастны?
С т р а х о в. Несчастен, Любочка. Я так ее жду! Но надо забыть. Забудьте и вы мое гадкое… я понял… оскорбительное для вас письмо…
Л ю б а. Никогда не забуду. Ведь из-за вашего анонимного письма я получила настоящее, с очень хорошей подписью. Вот! (На секунду показывает письмо.)
Страхов обрадовал. В дверь входят Н и н а, за ней — И л ь и н и М а р и я М и х а й л о в н а.
Н и н а. Люба, здравствуй! Здравствуйте, Антон Иванович! Встала? День-то какой! (Открывает окно.)
М а р и я М и х а й л о в н а. Ой, она простудится! Разве можно?
С т р а х о в (с порога спальни). Идите, идите сюда.
Нина идет под руку с Л ю б о й, М а р и я М и х а й л о в н а — за ними.
И л ь и н. Нина… Ниночка…
Нина останавливается. Они остались вдвоем.
Нина, не бегай от меня. Я тебя все пять классов любил, все каникулы… Ну ладно, я виноват. Давай мириться.
Н и н а. Прежде всего я хочу, чтобы ты с братом помирился. Погоди, не отвечай, сосчитай до пяти.
И л ь и н. Я помирюсь, когда его из школы выгонят.
Н и н а. Его выгонят?
И л ь и н. Мне аттестат дали, наше дело целая комиссия разбирает. Твой брат на шкалу свысока смотрит. Таких от живой жизни надо подальше. Ниночка… (Несмело обнимает и целует ее.) А все-таки мы умнее женщин.
Н и н а. Неужели ты думал, что я могу поцеловать мужчину, который глупее меня?
И л ь и н. Правильно!
Н и н а. И еще: дай мне самую сильную клятву, что, кроме меня, у тебя никогда не будет ни одной… (вспоминает) «мерлухи».
Н и н а убегает в спальню. И л ь и н — за ней. На пороге они чуть не сбивают с ног входящую М а р и ю М и х а й л о в н у.
М а р и я М и х а й л о в н а. Ох, сумасшедшие!
Стук в дверь. Входит В е р х о в с к и й.
В е р х о в с к и й. Мне надо видеть Антона Ивановича.
М а р и я М и х а й л о в н а. Сейчас скажу, а пока — окажите внимание. (Подает письмо редактора.)
В е р х о в с к и й. Опять сочинение вашего супруга?
М а р и я М и х а й л о в н а. Нет, это сочинение государственное. Это государство моему супругу пишет. Издательство государственное.
В е р х о в с к и й (читает). Докатились…
М а р и я М и х а й л о в н а. Слава богу, и докатились. А вы, ваше пре… преподавательство, господина редактора собакой обозвали. Верно говорят: другая собака уме ее человека. (Берет письмо из рук Верховского, открывает дверь спальни.)
Входит С т р а х о в. М а р и я М и х а й л о в н а, под взглядом Верховского, выходит в коридор.
В е р х о в с к и й. Антон Иванович, вероятно, вам тяжело меня видеть, но нам необходимо переговорить.
С т р а х о в. Хорошо. Слушаю.
В е р х о в с к и й. Я думаю, что Наталья Петровна, уезжая от вас, сделала ошибку. Несмотря на мое прекрасное к ней отношение, она чувствует себя неважно. Для ее блага я готов поступиться своим… своей любовью и…
С т р а х о в. Не лгите мне…
В е р х о в с к и й. Я лгу? (Подходит к телефону, загораживает его собой от Страхова. Набирает номер, говорит, придерживая рычаг пальцем.) Наташа, это вы? Я говорю в присутствии Антона Ивановича. Он не хочет вашего возвращения. Вы слушаете? Да, не хочет. Я прошу вас быть моей женой. Я любил и люблю вас.
При последних словах на пороге появляется Н а т а л ь я П е т р о в н а. Верховский кладет трубку, оборачивается.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Кому ты объяснялся в любви?
В е р х о в с к и й. Вам… тебе…
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Но я здесь… Какой женщине ты звонил?
В е р х о в с к и й. Я звонил вам и не виноват, что к телефону подошла горничная. Вашу и ее манеру говорить я не различаю.
Н а т а л ь я П е т р о в н а (подходя к Страхову). Антон, милый, скажи, что он не смеет, не смеет так говорить со мной!
С т р а х о в (Верховскому). Вы очень несчастны. Раз за всю жизнь говорить о любви и то в немую, глухую трубку, придерживая рычаг пальцем! Кто же услышит эту любовь? Кто поверит в такую любовь? (Подходит.) Ах, как мне хочется дать вам по…
В дверях на несколько секунд появляется голова И л ь и н а.
И л ь и н. Антон Иванович, сосчитайте хоть до трех!
С т р а х о в. Дать вам понять всю вашу низость!
В е р х о в с к и й медленно выходит из комнаты.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Он тебя испугался, да? Антон, можно мне остаться? Или ты не хочешь, чтобы я была с тобой?
С т р а х о в. Как — не хочу… Разве ты моих писем не получала? Я же писал тебе… Я и сегодня, сейчас писал тебе… Вот… (Вынимает из кармана начатое письмо.) Читай. В нем я прошу тебя вернуться.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Вот. (Вынимает из сумочки галстук и хочет надеть его на Антона Ивановича.) За последние дни я так устала, даже постарела. И, может быть, первый раз в жизни стала думать.
С т р а х о в. Очень хорошо.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Антон, ведь у тебя бывают глупые, плохие ученики… Ты же им помогаешь? Ты понимаешь меня?
С т р а х о в. Конечно, понимаю. Я очень рад… Нет, я счастлив, что ты вернулась. (В дверь спальни.) Эй, студенты, идите сюда!
М о л о д ы е л ю д и входят, здороваются с Натальей Петровной. Страхов провожает Наталью Петровну до двери спальни.
(Пожимает руку Ильину.) Спасибо, что окликнули.
И л ь и н. Пожалуйста! У меня на это опыт большой.
Вбегает В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Волосы растрепаны, глаза безумные. За ним — М а р и я М и х а й л о в н а.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Вот и кончилась моя цирковая, дурацкая жизнь.
С т р а х о в. Что случилось?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Случилось хуже смерти.
М а р и я М и х а й л о в н а. Опять в доме театры. Говори толком.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Из моей рукописи выбрали четыре самые трагические главы и печатают как смешные рассказы. Я — юморист.
М а р и я М и х а й л о в н а. Я думала, вправду что случилось. Печатают? Радоваться надо!
С т р а х о в. Успокойтесь, Василий Максимович. Вы напрасно тут видите оскорбление. То, что раньше казалось трагичным, теперь стало смешным.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Нет, я там писал подлинно трагическое. Пример? Слушайте: в восемнадцатом году арестованный царский дипломат вместо ложки моноклем кашу ел!
Н и н а. Кашу моноклем? Это смешно!
Л ю б а. Важно признание твоего таланта, отец.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Не пойду в юмористы. Пускай другой берет три тысячи.
М а р и я М и х а й л о в н а. За что три тысячи?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. За издание.
М а р и я М и х а й л о в н а (накидывает на себя пальто). Три тысячи? За твое баловство? И ты сидишь? Петрушку представляешь? Бежим, а то к завтрему они там опомнятся. За такого старика — три тысячи!
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Так тебе сразу и заплатили! Видно, что литературно неграмотная. Как же из трагического у меня смешное вышло?
М а р и я М и х а й л о в н а. Ну, вышло, и слава богу. А в следующий раз напиши в шутку, а у них сойдет за серьезное. Пиши, Вася, дальше, чтобы одно сочинение на другое заходило. И за вино бранить не стану: при такой работе без этого нельзя.
Входит Р о з а н о в. Одет он потрясающе шикарно — в ткани светлых тонов. В руках пальто, шляпа, трость. На носу очки.
М а р и я М и х а й л о в н а. А! Капитон Семенович! Вы ли это?
Р о з а н о в (утомленно). Теперь ваша очередь меня не узнавать.
М а р и я М и х а й л о в н а. Неужели по займу выиграли?
Р о з а н о в. Я мелочью не интересуюсь. Просто в моей судьбе произошла заслуженная перемена. Теперь я живу в квартире из шести комнат с двумя прислугами.
М а р и я М и х а й л о в н а. С двумя — это нехорошо.
Р о з а н о в. Старая бронза, фарфор, подлинный Маковский, натюрморты.
М а р и я М и х а й л о в н а. Что же с вами стряслось такое?
Р о з а н о в. Я женился на вдове известного врача-гинеколога. В квартире всего она одна и три тетки.
И л ь и н. С чего ж она за вас пошла?
Р о з а н о в. Как — с чего, она не слепая, не глухая…
М а р и я М и х а й л о в н а. А позвольте спросить: сколько ей лет?
Р о з а н о в. На бестактности не отвечаю. (Подходит к открытому окну.) Шофер, погодите закуривать, я сейчас еду. В антиквариат. (Общий поклон. Уходит.)
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Самое место.
Молодежь и Мария Михайловна — у окна.
Н и н а. Смотрите, вышел.
И л ь и н (кричит из окна). Нехорошо, Розанов, сам на машине, а жена на старости лет пешком бегает!
Девушки смеются. За окном продолжительный гудок. Вбегают Ж е н я и В е р а. Общие приветствия.
В е р а. Товарищи! Вот подаю заявление в архитектурный институт, а по ночам уже экзамены снятся. Антон Иванович, помогите, так боюсь!
С т р а х о в (окруженный молодежью). Друзья мои, прошел всего лишь первый весенний смотр. Вы выдержали только первые экзамены. В жизни их много. Впереди — большие бои. И мы ждем, мы верим, что из этих боев вы выйдете победителями!
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги