Комедии

П а в е л И в а н о в и ч М а к а р о в — комендант служебного здания.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а — жена Макарова.

Н и к о л а й — студент, сын Макаровых.

О л я — домашняя работница Макаровых.

С е р г е й С е р г е е в и ч Г р и ф е л е в — инженер, лет пятидесяти пяти, начальник Павла Ивановича Макарова. Занят кабинетной работой.

В а л е н т и н Г р и ф е л е в — студент.

С е м е н С е м е н о в и ч К а ш к и н — техник, лет шестидесяти.

П о л я — молодая девушка, фабричная работница.

А н н а М и х а й л о в н а С а м о з в а н ц е в а.

И р а — ее дочь.

М и ш а З а с т р е л и х и н — шофер, молодой человек.

А н д р е й С т е п а н о в и ч — пожилой рабочий.

К о н с т а н т и н Н и к о л а е в и ч Б е л о у с о в — дядя Оли, лет сорока семи.

Е г о р Г а в р и л о в и ч — сорокалетний кладовщик. Богат.

М а р ь я — старуха.

Е в д о к и я П е т р о в н а — владелица мощного радиоприемника.

И г о р ь — десятилетний сын Евдокии Петровны.

Н я н ь к а из Дома ребенка.

Ж е н щ и н а из соседнего дома.

М а л я р.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Двор, ограниченный с двух сторон стенами старого каменного дома. На третьей стороне двора дровяной сарайчик, скамья и большое с желтеющей листвой дерево.

Три крыльца. Если считать от зрителя, то одно крыльцо ведет в квартиры: Макаровых и Евдокии Петровны — верхний этаж и Андрея Степановича — нижний этаж. Под окном Андрея Степановича грядка с осенними цветами: астры и георгины. Второе крыльцо к Поле — верхний этаж, к Кашкину, Марье, Мише и Грифелевым — нижний этаж. Два окна — Кашкина и Миши — отделены от двух окон Грифелевых крыльцом. Третье крыльцо к Самозванцевым — нижний этаж. Правее — ворота, ведущие на улицу.

Воскресное утро. Несколько окон открыто. На крыльцо выходит О л я, ставит на ступень ведро с водой. Она только что кончила мыть лестницу. Рукава засучены, волосы растрепались. В окне второго этажа появляется П р а с к о в ь я И в а н о в н а М а к а р о в а.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Оля!.. Ольга!..

О л я. Я здесь.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Лестницу вымыла?

О л я. Вымыла, Прасковья Ивановна.

В дверях, не выходя на крыльцо, останавливается Н и к о л а й М а к а р о в.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Тогда дров принеси.

О л я. Хорошо.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Потом в магазин сходишь. Там недолго: больше часу не простоишь.

О л я (тише). Хорошо.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Потом…

Н и к о л а й (выходя на крыльцо). Разве можно давать столько работы? Молодая, хрупкая девушка…

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Почему ж ты за меня не заступался? И я была хрупкая, а теперь работа вот что из меня сделала! (Выпрямляет свой действительно не хрупкий стан.)

О л я. Вы напрасно, Коля. Мне вовсе не трудно.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. И не Коля он тебе, а Николай Павлович. (Скрывается.)

Н и к о л а й. Оля, вы не обижайтесь. Она не злая, просто привыкла так разговаривать. Скажите, а на прежнем месте вам было лучше?

О л я (со вздохом). Лучше.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а (из окна). Коля!

Н и к о л а й вбегает в дом. На другое крыльцо выходит П о л я с тетрадкой и карандашом в руке. Садится на ступеньку.

П о л я. Вы с периферии?

О л я. Да.

П о л я. К Макаровым домработницей поступили?

О л я. Да.

П о л я. Стоило за этим в Москву ехать.

О л я. Я учиться хочу.

П о л я. Это хорошо. (Протягивает руку.) Поля.

О л я (пожимает руку). Оля.

П о л я. Я работаю на фабрике. Я одна. У меня никого нет. Но решила: умру, а в техникум подготовлюсь! Знаешь, сколько я должна сдать различных предметов? Сказала бы, не хочу запугивать. (Поднимает тетрадь.) Здесь одна геометрия, и то не вся. Знаешь, чему равен объем пирамиды? Объем пирамиды равен… Забыла… (Смотрит в тетрадь.) Где же я записала?.. (Убегает в дом.)

В соседнем окне появляется голова С е м е н а С е м е н о в и ч а. О л я берет тетрадь, быстро в ней пишет, кладет тетрадь на ступеньку и уходит в свой подъезд. Из дома на Полино крыльцо выходит В а л е н т и н Г р и ф е л е в. Сейчас же за ним выходит и П о л я. В руке у нее колун. Берет тетрадь, смотрит.

П о л я. Спасибо, Валя.

В а л я. За что?

П о л я. За то, что объем пирамиды вписали.

В а л я. Я ничего не писал.

П о л я. Ладно-ладно. Спасибо. (Идет к дровяному сарайчику.)

В а л я. Позвольте, я вам помогу.

П о л я. Вы опять себе по ноге колуном попадете или за очки заденете.

В а л я. Нет, я буду внимателен. Сейчас самые здоровые отберу.

Входит с П о л е й в сарай. С первого крыльца сбегает О л я с колуном в руке, за нею — Н и к о л а й М а к а р о в.

Н и к о л а й. Оля, давайте я!

О л я. Нет, пожалуйста, не надо.

Н и к о л а й. Мне еще вчера хотелось дров поколоть. Дайте колун. (Отнимает колун.)

Из сарая выходит В а л я Г р и ф е л е в с охапкой дров. Николай подозрительно, ревниво смотрит на него.

Ты для кого дрова несешь? (Видит в дверях сарая Полю.) А-а-а… Ну, неси, неси.

В а л я. А ты? (Кивает на Олю.) Тоже за дровами? Ну, бери, бери. (Сбрасывает дрова на землю и уходит в в сарай.)

Н и к о л а й. Оля, вы любите начало осени?

Оба смотрят вверх.

О л я. Вот как сейчас?

Н и к о л а й. Да, как сейчас.

О л я. Люблю.

Н и к о л а й. «Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора». Знаете?

О л я. Это стихи? Нет, не знаю.

Н и к о л а й. «Весь день стоит, как бы хрустальным…»

В окне — П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Видит сына и Олю, зовет вполголоса.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Павел Иванович, Паша, поди сюда… Где ты? (Исчезает.)

Н и к о л а й. «…как бы хрустальный…».

О л я. А дрова колоть будем?

Н и к о л а й. Да, дрова!

О б а быстро уходят в сарай. На их место из сарая выходят П о л я и В а л е н т и н с охапкой дров.

В а л я. Колоть дрова — не женственно. (Берет колун, неумело ставит полено.)

П о л я. Вы хоть очки снимите.

В а л я. Прекрасно. Пожалуй. (Снимает очки, кладет их на другое полено, оглядывается и не сразу видит поставленное для колки.) А где же?.. Ах, вот оно… Прекрасно. (Замахивается, но не попадает по полену. Снова поднимает колун.)

П о л я. Куда, куда вы целите? Уж лучше очки наденьте!

В а л я. Прекрасно. Пожалуй. А… где они?

П о л я (подает ему очки). Вот, вот ваши очки.

Валя надевает очки и вновь заносит колун.

П о л я. Стойте! Даже под ложечкой холодеет, прямо как под куполом цирка. (Отворачивается и закрывает глаза рукой.)

Валя ударяет.

Живы?

В а л я. Теперь, кажется, удачнее. (Ставит другое полено.)

В окне появляются П р а с к о в ь я И в а н о в н а и П а в е л И в а н о в и ч. Он в жилете, щеки намылены, в руке помазок.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Вот полюбуйся на сына. Опять с домработницей.

П а в е л И в а н о в и ч. Да где ты его видишь? Это Валя, сын инженера Грифелева. Дай ты мне побриться, пожалуйста.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Действительно. Но я же своими глазами…

О б а отходят от окна. Валентин снова неудачно бьет по полену.

П о л я. Зачем же вы самых сучковатых набрали? Сейчас переменю. (Бежит в сарай.)

Из сарая — Н и к о л а й с охапкой дров. Ловко ставит полено, умело колет.

Н и к о л а й. Так. Королевский удар. (Ставит второе, колет.) Так.

В а л я (пытается подражать Николаю). Умственный труд не должен совершенно исключать физической работы. (Тюкает по полену.)

Н и к о л а й. Правильно. (Ловко раскалывает.)

В а л я. Последнее время я даже увлечен различными формами физического труда.

Н и к о л а й. А скажи, пожалуйста, тебе крахмалить не приходилось?

В а л я. Зачем, что крахмалить?

Н и к о л а й. Мать иногда велит, ну, там… скатерти накрахмалить…

В а л я. Тебе велит?

Н и к о л а й. Не мне, а… вообще велит… (Горячо.) А спроси: зачем, ну зачем их крахмалить?

В а л я. Культурно, приятно…

Н и к о л а й. Тогда сама и крахмаль, а не заставляй… Давай работать.

Оба колют дрова.

У тебя удар вроде мягкого туше на рояле. Смотри. Удар имени Степана Разина. (С большого размаха колет полено.) Видал?

Из сарая выходит О л я.

В а л я. А где Поля? (Входит в сарай.)

В окне — П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Напряженно всматривается.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Конечно, наш Николай… Павел Иванович! (Скрывается.)

О л я. Большое спасибо. (Хочет собрать дрова.)

Н и к о л а й. Еще парочку.

О б а уходят в сарай. На их место приходят П о л я и В а л е н т и н. Он ставит полено.

В а л я. Смотрите. Удар Степана Разина.

П о л я. Вы больше на персидскую княжну похожи. Сидите и не мешайте. (Сама колет дрова.)

П р а с к о в ь я И в а н о в н а подводит к окну П а в л а И в а н о в и ч а.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Нечего спорить. Сам смотри: Николай с Ольгой.

П а в е л И в а н о в и ч. Ну и опять Грифелев! (Кричит.) Валя, здравствуйте!

В а л я. Добрый день, Павел Иванович!

П а в е л И в а н о в и ч. Слышала? Удостоверилась? И не таскай ты меня в мыльной чешуе по окнам. «Николай», «Николай»… Первое апреля сегодня, что ли?

П р а с к о в ь я И в а н о в н а (испуганно). Ей-богу, своими глазами…

П а в е л И в а н о в и ч. Это от повышенного давления. Ты доктора спроси: может быть, тебе в окно вредно смотреть. И дай мне добриться, Христа ради!

О б а отходят от окна. Поля хочет собрать дрова.

В а л я. Нет уж, донесу я! Я, я. (Собирает дрова и, сопровождаемый Полей, уносит их в дом.)

Из сарая выходят О л я и Н и к о л а й, продолжая разговор.

Н и к о л а й. Но вы все-таки учились, читали?

О л я. Теперь все учатся. Ну, и я немного.

Собирают дрова. В окне — П р а с к о в ь я И в а н о в н а.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а (в крайнем волнении). Павел Иванович! Богом прошу, подойди скорее!

П а в е л И в а н о в и ч подходит.

Если это опять Грифелев, зови ко мне доктора!

П а в е л И в а н о в и ч. Действительно, Николай!

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Ну, слава богу!

П а в е л И в а н о в и ч (кричит). Николашка! Ты что сейчас делал?

Н и к о л а й. Дрова колол.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. А прислугу мы для чего наняли?

Н и к о л а й. Это физкультура, мне врач посоветовал.

П а в е л И в а н о в и ч. Пускай этот врач своему сыну такие шутки советует.

Н и к о л а й. Чем вы недовольны?

П а в е л И в а н о в и ч. Чем… Не могу я тебе через двор кричать.

Из дома выходит А н д р е й С т е п а н о в и ч и наклоняется над грядкой с цветами.

О л я. Я вам говорила: не надо помогать.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Шептаться нечего.

П а в е л И в а н о в и ч (выходя во двор). Бывало, лучины нащепать не допросишься, а тут…

Н и к о л а й (Оле). Не обращайте на их слова внимания.

П а в е л И в а н о в и ч. На чьи же слова ей обращать внимание? На твои, что ли?

О л я и Н и к о л а й вносят дрова в дом.

И какие ты слова нашел с домработницей?

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Напрасно, Павел Иванович, молодых людей сконфузили.

П а в е л И в а н о в и ч. За отзывом о моем поведении я к вам завтра зайду.

Из дома выходит С е р г е й С е р г е е в и ч Г р и ф е л е в. Павел Иванович устремляется к нему.

Сергей Сергеевич, куда вы?

С е р г е й С е р г е е в и ч. Мне, видите ли, надо сделать некоторые покупки.

П а в е л И в а н о в и ч. С вашим сердцем? По магазинам? Не-ет. Я, я пойду за покупками.

С е р г е й С е р г е е в и ч. С какой же стати вы для меня…

П а в е л И в а н о в и ч (строго). Нет, не для вас. Ваше здоровье необходимо государству.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Ну-ну-ну… Но если вы так любезны (дает деньги), то ветчины и крабов.

П а в е л И в а н о в и ч. Крабов? Вам же вредно, запрещено. Увольняйте меня со службы, но крабов я вам не принесу!

С е р г е й С е р г е е в и ч. В таком случае — швейцарского сыру.

П а в е л И в а н о в и ч. Сырку можно, сырку, пожалуйста…

Сергей Сергеевич отходит к скамейке.

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Павел Иванович, может, и мне заодно сто граммов масла возьмете?

П а в е л И в а н о в и ч (подходит, говорит негромко). Цветами вы, что ли, обнюхались? (Уходит в ворота.)

На крыльцо выходит Оля с металлическим подносом и начинает его чистить. Окно второго этажа открывается. Е в д о к и я П е т р о в н а выбрасывает пустую консервную банку. Она падает на цветочную грядку.

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Гражданка, зачем же в цветы бросать?

Е в д о к и я П е т р о в н а (спокойно). А что они, мичуринские, что ли?

А н д р е й С т е п а н о в и ч (Оле). Напрасно вы, девушка, в этот дом поступили. Дом ничего, но люди в нем так себе.

О л я. Привыкну.

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Привыкать — не советую. (Уходит.)

Из дома выходит С е м е н С е м е н о в и ч К а ш к и н. За Семеном Семеновичем — М а р ь я с запеленутым грудным ребенком на руках.

С е м е н С е м е н о в и ч. Чтоб я больше этого крика не слыхал! Неси его в Дом ребенка, в Дом дитенка, куда хочешь, неси.

М а р ь я. Не понесу.

В окне — М и ш а З а с т р е л и х и н.

С е м е н С е м е н о в и ч. Не понесешь — я его к соседям через забор перекину.

М и ш а. Не замахивайтесь ребенком! Он же маленький! (Исчезает в окне и через несколько секунд появляется во дворе.)

К Семену Семеновичу подходит О л я.

О л я. Какой хорошенький… Это ваш?

С е м е н С е м е н о в и ч. «Ваш»!.. Молода еще надо мной потешаться.

С е р г е й С е р г е е в и ч (подходит). Что у вас случилось?

М а р ь я. Все из-за подкидыша. Опять в Дом ребенка посылает.

С е м е н С е м е н о в и ч (Марье). Сегодня же позвони, чтобы за ним приходили. Сергей Сергеевич, вы слышали? Неделю тому назад какие-то хулиганы подкинули к моей двери эту милую крошку. Мне бы надо перешагнуть через нее и идти по своим делам. Так нет! Проснулась во мне нездоровая жалость, втащил это создание в свою комнату. А тут еще старуха нянчить навязалась. (Марье.) Ты рада: ты от меня за присмотр получаешь. Если узнают мою доброту, их десятками подбрасывать начнут.

М а р ь я. Нагрешат, а потом…

С е м е н С е м е н о в и ч. Кто нагрешил, безумная старуха?

М а р ь я. Невинному мужчине не подкинут.

С е м е н С е м е н о в и ч. Отойди от меня! Отойди из чувства самосохранения!

М и ш а. До чего азартный старик!

С е р г е й С е р г е е в и ч. А мальчик славный.

С е м е н С е м е н о в и ч. И совсем не мальчик, а девочка. Кричит, неизвестно чего требует: типичная женщина.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Прелестная девочка.

С е м е н С е м е н о в и ч. Если она вам нравится, берите, пожалуйста. (Берет ребенка у Марьи и протягивает Сергею Сергеевичу.)

С е р г е й С е р г е е в и ч (неохотно и неумело принимает ребенка). Нет-нет, не могу. Я особенно дорожу тишиной.

С е м е н С е м е н о в и ч. Да, работать трудновато. Мы вчера с инженером Ивановым над проектом станка под ее писк помучились. (Сообразил, что сказал лишнее, и смутился.)

С е р г е й С е р г е е в и ч. Над проектом вашего станка вы работали и с Ивановым?

С е м е н С е м е н о в и ч. Сергей Сергеевич!..

С е р г е й С е р г е е в и ч. Нет, позвольте. Сначала вы обращаетесь ко мне, умоляете меня, да, меня, заняться вашим станком, а теперь без моего ведома приглашаете инженера Иванова!..

М и ш а. Только ребенка в ссору не вмешивайте!

С е м е н С е м е н о в и ч. Я виноват, виноват, но выслушайте.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Нет! Я бросаю все свои дела, сижу над его станком, а он за моей спиной…

С е м е н С е м е н о в и ч. Сергей Сергеевич, я хотел лишний раз проверить…

С е р г е й С е р г е е в и ч. Проверять меня, Грифелева? С Ивановым? Держите вашего ребенка, старый развратник! (Передает ребенка Семену Семеновичу и бежит в дом.)

С е м е н С е м е н о в и ч. Я развратник? Да я и женщин-то вспоминаю только восьмого марта! Я развратник!.. А вы аристократ-неврастеник! Вам электричеством и холодной водой лечиться надо!

Марья берет ребенка. Семен Семенович сгоряча бежит по грядке с цветами.

О л я. Гражданин, цветы, цветы!..

С е м е н С е м е н о в и ч. Это он меня на цветы загнал! (Убегает в дом.)

О л я (Мише). Кто они такие?

М и ш а. Один инженер, Грифелев, а по цветам бегал техник. Кашкин фамилия.

О л я. Правда, что они изобретатели?

М и ш а. Говорят, что-то изобрели.

О л я. Я изобретателей совсем иначе представляла. (Уходит в дом.)

Миша садится на лавочку и смотрит на ребенка. С улицы возвращается Павел Иванович с покупками.

П а в е л И в а н о в и ч (зовет). Сергей Сергеич!

В окне показывается С е р г е й С е р г е е в и ч с компрессом на голове.

Извольте покупочки. Что с вами?

С е р г е й С е р г е е в и ч. В возможной моей смерти прошу никого не винить, кроме Семена Семеновича. (Берет покупки, закрывает окно.)

Во двор выходит С е м е н С е м е н о в и ч. Павел Иванович — к нему.

П а в е л И в а н о в и ч. Что случилось?

С е м е н С е м е н о в и ч. Пойдем в «Якорь». Там расскажу.

П а в е л И в а н о в и ч. В «Якорь»? (Осторожно оглядывается.) Идем.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а (в окне). Павел, ты куда?

Павел Иванович замялся.

Говори честно.

П а в е л И в а н о в и ч. Если честно, куплю винца, принесу домой и за обедом, при тебе, немного выпью.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Заходить никуда не будешь?

П а в е л И в а н о в и ч. Я?

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Поклянись.

П а в е л И в а н о в и ч. Не могу: это мистика.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а скрывается.

С е м е н С е м е н о в и ч. Каждый раз?

П а в е л И в а н о в и ч (со вздохом). Каждый раз.

С е м е н С е м е н о в и ч. Пошли?

П а в е л И в а н о в и ч. Пошли.

Берутся под руки и быстро уходят.

М и ш а (Марье). Ты за маленькими детьми ходить-то умеешь?

М а р ь я. Свои были. Троих младенцев господь прибрал.

М и ш а. Рекомендация так себе. (Тихонько трогает ребенка.) Как она, здоровенькая?

М а р ь я. Ничего.

М и ш а. А с пеленками как? (Дает деньги.) Вот на.

М а р ь я. Куда так много?

М и ш а. Ты купи эти… бандероли.

М а р ь я. По почте ее, что ли, посылать?

М и ш а. Не бандероли… Как их?.. Пакеты… То есть конверты. Вот. Ты ей конверты купи.

М а р ь я. В конверты только богатых младенцев заворачивают.

М и ш а. А кто тебе сказал, что она бедная? Ничего она не бедная. Что нужно, ты все говори. Игрушки какие… Кошку резиновую или трубу…

М а р ь я. Ну где ей на трубе играть! На ней не всякий большой сыграет.

М и ш а. Еще: вы ей имени шаля-валя не давайте. А то назовут черт те как, а потом и ходит девушка какой-нибудь Клеопатрой. За что?

В окне появляется Е в д о к и я П е т р о в н а. Она включает громоподобное радио. М а р ь я и М и ш а спешат в дом. Из своей двери выходит А н д р е й С т е п а н о в и ч.

А н д р е й С т е п а н о в и ч (кричит). Гражданка, убавьте звук!

Евдокия Петровна выключает радио.

Жить нельзя. Ведь на весь двор, на всю улицу.

Е в д о к и я П е т р о в н а. Ваши цветы тоже на весь двор пахнут, однако я не протестую!

Андрей Степанович безнадежно машет рукой и идет к своей двери.

Если б я сама от него не глохла, ни за что бы не выключила!

Из дома выходит м а л ь ч и к с доской на колесиках, встает на самокат и едет к воротам. Это сын Евдокии Петровны. Она напутствует его из окна.

Смотри, Игорь, если под машину попадешь, — ужинать не проси!

И г о р ь. Ладно! (Скрывается в воротах.)

Е в д о к и я П е т р о в н а. Мадам Самозванцева!

В дальнем нижнем окне появляется А н н а М и х а й л о в н а С а м о з в а н ц е в а. Постепенно появляются ж и л ь ц ы и в других окнах. О л я выходит и вешает на веревку полотенце.

Анна Михайловна, сегодня мне звонили: предлагают купить маркетри. Маркетри — это что?

С а м о з в а н ц е в а. Маркетри… Я знала, всегда знала, но сейчас из головы выскочило. Во всяком случае, не берите.

Е в д о к и я П е т р о в н а. Сегодня я откажусь, а вдруг завтра мне этого маркетри захочется? Что оно такое?

П р а с к о в ь я И в а н о в н а (из окна). Маркетри — это вроде маркизета.

М и ш а (из окна). Ничего подобного! Маркетри — острова на одном из океанов.

Е в д о к и я П е т р о в н а. Я не безумная — острова на океанах покупать. Мар-ке-три…

О л я. Маркетри — это мозаика. Из дерева, из перламутра… На шкафах, на столах… (Спохватилась. Оборвала.)

Общее молчание. Все взоры устремлены на Олю.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Ты откуда же такие слова знаешь?

О л я (после паузы. Нашлась, радостно). Я до вас у художника служила. Там шкаф был, его всегда «маркетри» называли. (Развязно напевает.) «Мой миленок драгоценный, он уехал от меня». (Уходит в дом.)

Ж и л ь ц ы отходят от окон. Во двор выходит А н н а М и х а й л о в н а С а м о з в а н ц е в а.

С а м о з в а н ц е в а. Доченька, Ирочка, кушай какао без меня. Бисквиты в буфете. (Видит в окне Прасковью Ивановну.) Прасковья Ивановна, я сегодня из окна вашим Колей и домработницей любовалась. Прелестная пара!

Прасковья Ивановна закрывает окно, Самозванцева обращается к окну, в котором показался С е р г е й С е р г е е в и ч.

Как ваше здоровье, Сергей Сергеевич?

С е р г е й С е р г е е в и ч. Сердце.

С а м о з в а н ц е в а. Мы все не вечны. Но от сердца это мгновенно, без всяких страданий.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Благодарю вас. (Закрывает окно.)

Из дома выходит М а р ь я с ребенком. За ней — М и ш а. Анна Михайловна наклоняется над ребенком.

С а м о з в а н ц е в а. Ай-ду-ду! Когда ты вырастешь, я тебе непременно что-нибудь подарю. Он золотушный?

М а р ь я. Сами вы… (Уносит ребенка, на улицу.)

С а м о з в а н ц е в а. А-а, товарищ Застрелихин!

М и ш а. С добрым утром, Анна Михайловна. А Ирочка еще не вставала?

С а м о з в а н ц е в а. Ах, она вчера танцевала, хохотала до трех утра. Кругом режиссеры, хозяйственники!.. Ее привезли на шикарной машине… Цветы, воздушные шары!.. Вы сморщились?

М и ш а. Какая-то гадость в глаз залетела.

С а м о з в а н ц е в а (в окно второго этажа). Евдокия Петровна! Можно к вам на минутку? Я по делу, по делу! (Торопливо пересекает двор и входит в подъезд.)

Е в д о к и я П е т р о в н а (в комнату). Убирайте сахар со стола.

М и ш а (подходит к окну Самозванцевых). Ираида Петровна!

Голос Иры: «Кто там?»

Это я, Застрелихин.

И р а (садится на подоконник). Не смотрите, я в пижаме.

М и ш а. Вчера опять танцевали среди режиссеров и цветов? И я не спал: всю ночь на копке вертелся. Конечно, я шофер, красочно выразить не могу, но переживаю еще хуже, чем в театре.

И р а. Ну, рассказывайте, что вы ко мне чувствуете?

М и ш а (после паузы). Религию.

И р а. Что-что?..

М и ш а. Я читал про древних греков. Они поклонялись своим красивым богам. А боги только и знали, что озорничали над ними. Грек ему жертву, а бог ему гадость, грек — жертву, а бог — пакость.

И р а. Вы смешно говорите.

М и ш а. Возможно, но мысли у меня невеселые. Машину сегодня подавать?

И р а. Я надеюсь, у меня скоро своя машина будет.

М и ш а. Она-то меня и доедет.

Возвращаясь от Евдокии Петровны, появляется С а м о з в а н ц е в а. Она что-то пережевывает. Во двор, через ворота, не спеша входит Е г о р Г а в р и л о в и ч, грузноватый серьезный человек, дорого и скверно одетый. Трость. Перчаток нет. В руках сверток. Самозванцева торопливо обращается к Мише.

С а м о з в а н ц е в а. До свидания, Мишель, до свидания!

Миша видит Егора Гавриловича, понуро отходит. Ира скрывается за окном. Самозванцева устремляется к вновь пришедшему.

Здравствуйте, Егор Гаврилович! Вы прекрасно выглядите!

Е г о р Г а в р и л о в и ч. Мне плохо глядеть не от чего.

С а м о з в а н ц е в а. Вы юморист.

Е г о р Г а в р и л о в и ч. Нет, я не юморист. И другим не советую. Ира дома?

С а м о з в а н ц е в а. Входите, входите. (Идет к своему крыльцу.)

Е г о р Г а в р и л о в и ч. Не беспокойтесь, я дорогу знаю. Вы, кажется, в город собрались?

С а м о з в а н ц е в а. Да, хотела пройтись, но прямо не знаю… у меня совершенно нет туфель для осени.

Е г о р Г а в р и л о в и ч. Будут.

С а м о з в а н ц е в а. Знаете, мне бы хотелось на каучуке, а по ранту…

Е г о р Г а в р и л о в и ч. Это вы сапожнику расскажете. Покупательную способность я вам предоставлю, а фасон вы мастеру объясните.

С а м о з в а н ц е в а. Ируля, к тебе Егор Гаврилович. (Идет к воротам.)

И р а (в окне). А, Жорж, заходите.

Е г о р Г а в р и л о в и ч входит в дом. Миша подходит к окну.

М и ш а. Как заходите? Вы же в пижаме. Сами говорили, что на вас смотреть нельзя!..

Е г о р Г а в р и л о в и ч (появляясь рядом с Ирой в окне). Гражданин водитель, вы лучше за своей машиной смотрите, а не за чужими окнами. (Закрывает окно.)

М и ш а. Мишка, уходи отсюда, беги, пока никого не убил! (Идет к своему крыльцу.)

В ворота входит К о н с т а н т и н Н и к о л а е в и ч Б е л о у с о в.

Б е л о у с о в (Мише). Товарищ, это дом восемь?

М и ш а. Ну, восемь. (Подозрительно и враждебно разглядывает Белоусова.)

Б е л о у с о в. Я тут девушку разыскиваю.

М и ш а. Опоздали. Там уже один вроде вас сидит.

Б е л о у с о в. Позвольте. Я ищу…

М и ш а. Ну и ищите. А ко мне с такими вопросами не обращайтесь. (Быстро уходит в дом.)

Б е л о у с о в (изумленно смотрит ему вслед, вынимает из кармана бумажку, читает). Дом восемь, квартира семь… нет, четыре. Или семь? Вот пишут!.. (Оглядывая дом, входит в одну из дверей.)

На другое крыльцо выходят О л я и Н и к о л а й. Оба держат за дужку ведро.

О л я. Не можете же вы за меня все делать! Коля, вы хотели за папиросами идти. (Пытается отстранить его свободной рукой.)

Он берет ее руку. Несколько секунд стоят молча.

Н и к о л а й. Оля…

О л я. Вам идти пора.

Н и к о л а й. Сейчас… Оля, я понимаю… Мы здесь на затоптанном крыльце, и это ведро… Но посмотрите: какое небо, дерево под солнцем!.. Разве вы не видите, что я вас люблю!

Молчание.

Конечно, если я вам безразличен…

О л я. Нет, вы мне не безразличны.

Н и к о л а й. Правда?

О л я. Да-да-да. Идите.

Н и к о л а й. Теперь я никуда не пойду. Это самое счастливое крыльцо в моей жизни!

О л я. Прасковья Ивановна опять рассердится. Идите, Коля. И скорей возвра-щай-тесь.

Н и к о л а й. Бегу! (Слетает с крыльца.)

Ему пересекает дорогу Б е л о у с о в. Оля наблюдает из-за двери.

Б е л о у с о в. Товарищ, послушайте!..

Н и к о л а й (с готовностью). Я вас слушаю, гражданин.

Б е л о у с о в. Я ищу одну девушку, студентку. В квартире седьмой нет. Где здесь квартира четвертая?

Н и к о л а й (радостно). Я сам из четвертой квартиры.

Б е л о у с о в. Ее фамилия…

Н и к о л а й. В четвертой квартире студентки нет. И во всем доме, к сожалению, нет ни одной студентки. Ручаюсь.

Б е л о у с о в. Справку в адресном столе дали — дом восемь.

Н и к о л а й (сияя сочувствием). Возможно, восемнадцать? Это большой новый дом. Наверное, там. Вы пройдите, это рядом. Всего хорошего! (Убегает в ворота.)

Б е л о у с о в. В одном дворе, и какие разные молодые люди.

Медленно идет к воротам.

Оля с ведром в руке бежит за Белоусовым, останавливается, наконец окликает.

О л я. Дядя Костя!

Б е л о у с о в. Вот ты где, наконец!

О л я. Дядя Костя! (Бросает ведро, обнимает Белоусова.)

Б е л о у с о в. Куда же ты пропала?

О л я. Я здесь, в этом доме поселилась.

Б е л о у с о в. Но если тебе не понравилось у нас, могла сказать прямо.

О л я. Дядя, милый, большое, большое спасибо! У вас чудесно. Я прожила целую неделю, но дольше — боялась стеснить.

Б е л о у с о в. Кого стеснить? Мы с женой вдвоем. Ну, если ты нашла лучше, скажи, позвони, напиши…

О л я. Перед уходом я записку оставила.

Б е л о у с о в (вынимает из кармана записку). Вот эту? «Милый дядя, я отлично устроилась у подруги. Благодарю за все». И как в воду канула, дрянь ты этакая! Я — в твой институт. Говорят, такая к нам не поступала, я — к Склифосовскому, туда ты, слава богу, тоже «не поступала». Я — в милицию. Там спрашивают: «Что она у вас похитила?» Дрянь. Я же беспокоился. Матери по крайней мере ты написала?

О л я. Да-да, конечно.

Б е л о у с о в. Но почему же в институте ничего не знают?

О л я. Там в канцелярии страшная путаница!

Б е л о у с о в. Ну ладно. Показывай, как ты устроилась! (Делает два, шага к дому.)

О л я. Нет-нет! Мы сегодня уборку затеяли. Видишь, какая я растрепанная, а в комнате такой беспорядок!.. И подруга не совсем здорова… Ты прости, дядя Костя, но сегодня я тебя не приглашаю.

Б е л о у с о в. Тогда вот что: приходи завтра вечером к нам, будем праздновать твое поступление в институт. И подругу приводи.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а (из окна). Оля, Ольга!

О л я. Да-да, сейчас!..

Б е л о у с о в. Это… подруга?

Пауза.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Иди живей, я тебя за дрожжами пошлю!

О л я. Сейчас, Прасковья Ивановна. (Выбрасывает из ведра мусор, несколько секунд стоит перед Белоусовым и, все ускоряя шаг, вбегает в дом.)

Белоусов смотрит ей вслед, оглядывается на окна. В окне Е в д о к и я П е т р о в н а за спиной Белоусова включает свое чудовищное радио. Белоусов качнулся. Е в д о к и я П е т р о в н а выключает приемник, отходит от окна.

Медленно выходит О л я и молча останавливается перед Белоусовым.

Б е л о у с о в. Ну, сразу и без вранья!

О л я (обнимает Белоусова и всхлипывает). Дядя Костя, я провалилась!

В воротах появляется Н и к о л а й. Видит обнимающихся, остолбенел, потом притаился за деревом.

В институте на экзаменах провалилась!.. И не могу, не могу ехать домой! Мама была во мне так уверена, так гордилась… И я сама… А теперь мои подруги все в вузах, одна я!..

Б е л о у с о в. А ты сбежала и разыгрываешь «Живой труп»?

О л я. Нет, я здесь…

Б е л о у с о в. Кем?

Пауза.

Ну?

О л я. Домработницей.

Б е л о у с о в (смотрит на Олю, потом хохочет). Вот дура! Ты прости! Но какая дура!.. Домработницей… Не обижайся, пожалуйста, я тебя не ругаю, но до чего же ты дура! (Хохочет.) Прости, не буду. А за дрожжами тебя это хозяйка посылала?

О л я. Хозяйка.

Б е л о у с о в. Я испугался: думал — подруга!

О л я. Дядя Костя… (Пытается оттеснить Белоусова за сарай.)

Б е л о у с о в. Такая хозяйка тебя загоняет. Куда ты меня на мусор толкаешь?

О л я. Дай честное слово никому не рассказывать.

Б е л о у с о в. Не могу. Не могу я прийти домой и хохотать в одиночку: жена подумает, что я тронулся. (После паузы.) Отец твой тоже чудил иногда. Но он был художник, талант. У него это выходило интереснее… А теперь — пошли.

О л я. Куда?

Б е л о у с о в. К нам. Будешь жить, учиться и через год держать экзамен.

О л я. Да, я буду жить, учиться, но здесь.

Б е л о у с о в. Между стиркой и глаженьем?

О л я. А по-твоему, — провалиться, осрамиться и, в награду, переехать к богатому дяде? «Прекрасная квартира, прислуга, автомобиль, театры»… Прямо формула благополучия! А если бы у меня не было знатного дядьки? Куда бы я пошла? Да, домработница, да, выношу ведра, да, мою лестницу!.. И не вижу ничего ни смешного, ни стыдного. И экзамен я выдержу, выдержу, выдержу!..

Б е л о у с о в. Пожалуй, ты не совсем дура.

О л я. Дядя Костя, извини, но мне некогда.

Б е л о у с о в. Ах да, за дрожжами! Погоди. Возьми у меня денег, пожалуйста.

О л я. Спасибо, нет.

Б е л о у с о в. Так. По крайней мере дай слово, что в первый же выходной ты у нас. Когда у тебя выходной?

О л я. Мы не условились.

Б е л о у с о в. Ага, не условились!.. Идем к хозяйке! (Порывается к дому.)

О л я (тянет Белоусова в другую сторону). Пожалуйста, не скандаль в чужом доме!

Б е л о у с о в. Ну, беги за дрожжами. И к нам приходи без… подруги! (Уходит.)

Н и к о л а й выступает из-за дерева. Несколько секунд Николай и Оля неподвижно смотрят друг на друга. Он берет ее за руки, медленно входят под арку ворот. Николай резким движением прижимает Олю к груди. Так они стоят неподвижно.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Двор. Вечер того же дня. П о л я и В а л е н т и н сидят на скамье. Он нервничает. Встает, садится, опять встает.

П о л я. Что вы все вскакиваете?

В а л я. Разве? Да, возможно. Извините. (Садится и сейчас же встает.) Поля, я знаю ваш характер и прошу не смеяться, что бы я ни сказал. Даете слово?

Поля смеется.

Я же еще ничего не сказал.

П о л я. Вспомнила, как вы сегодня дрова кололи. Слушаю.

В а л я. Поля, я вас прошу быть моей женой.

П о л я. Тут действительно ничего смешного нет. За вас замуж? Вот чего не могу, того не могу. Не обижайтесь. Я не скрываю: вы мне очень нравитесь, и вы хороший…

В а л я. В чем же дело?

П о л я. Ну как я в вашу семью пойду? Я ничего не умею. И что вилкой, что ножом едят, не знаю…

В а л я. Ножом ничего не едят.

П о л я. Видите, а я не знала.

В а л я. Это совершенно не важно.

П о л я. Вам — может быть, зато ваши родные, знакомые… А я очень самолюбивая. И ни смеяться над собой, ни улыбаться никому не позволю.

В а л я. Поля, вы забываете, у нас общество…

П о л я. Знаю. И барышень с манерами не считаю выше себя. А вот скажите честно: если вы меня в дом приведете, ваш отец обрадуется? Ну?

В а л я. В первый момент — не ручаюсь. Но когда узнает вас лучше, он так обрадуется, так обрадуется!

П о л я. Давайте лучше его не волновать.

В а л я. Правда, волноваться ему запрещено. Но… Поля, дорогая!..

В воротах голос Семена Семеновича: «Вот мельница, она уже развалилась».

Вечное хождение…

В а л е н т и н и П о л я уходят в дом.

Голос Семена Семеновича: «Павлик, левее»… Шум. Голос Павла Ивановича: «Спасибо, я уже упал».

Входят выпившие С е м е н С е м е н о в и ч и П а в е л И в а н о в и ч.

П а в е л И в а н о в и ч. Сеня, погоди, я конфету съем: тогда она не заметит. (Слегка пошатываясь, ест конфету.)

Окно Макаровых открывается, в нем — П р а с к о в ь я И в а н о в н а.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а (язвительно). В магазине были?

П а в е л И в а н о в и ч. Параня! Водки сегодня в магазине не продавали! (Садится. Семену Семеновичу.) Как по-твоему, она не заметила?

С е м е н С е м е н о в и ч. А что в нас можно заметить? Трезвые как трезвые.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Но где это вы целый день прогуляли?

П а в е л И в а н о в и ч. А ты не завидуй, завидовать нехорошо. Лучше закрой окно, я не могу на сквозняке стоять.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Чтоб через две минуты ты был дома! (Закрывает окно.)

П а в е л И в а н о в и ч. Сразу настроение упало! Не люблю домой возвращаться.

С е м е н С е м е н о в и ч. Конечно, в такой дом возвращаться противно.

П а в е л И в а н о в и ч. Господи! Родись я в другом доме, я бы, знаешь, теперь кем был? Знаешь, где бы служил? В дипломатическом корпусе! Корпус! Не бригада какая-нибудь, не дивизия — корпус! Работа тонкая, корректная. Сегодня вношу предложение — «выношу впечатление»… А слова какие!.. Прерогатива!.. Преамбула! Преамбула!.. Ты понимаешь, что это значит?!

С е м е н С е м е н о в и ч. Нет, не понимаю.

П а в е л И в а н о в и ч (восторженно). И я не понимаю!

О л я (выходит из дома). Прасковья Ивановна просит вас домой.

П а в е л И в а н о в и ч. Видишь, прислала ноту. Отклонить не решаюсь. Прощай, Сеня.

С е м е н С е м е н о в и ч. Прощай, Павлик. (Уходит в дом.)

П а в е л И в а н о в и ч. Девушка, не осуждайте… Доживете до моих лет, тогда и вам домой не захочется! (Уходит в дом.)

Оля идет следом. В ворота входит И р а, видит Олю.

И р а. Послушайте.

Оля обернулась.

Да-да, вы.

Оля подходит.

Вы очень загружены работой?

О л я. Почему вы спрашиваете?

И р а. Вы бы не могли приходить к нам, когда у нас гости?

О л я. А что я должна делать?

И р а. Делать — ничего. Только входить и отвечать на мои вопросы.

О л я. Простите, я не понимаю.

И р а. Очень просто. (Садится на скамейку.) Вот я сижу на канапе. Кругом гости. (Изображает «светскую» болтовню.) Ха-ха-ха! Ля-ля-ля! Тыр-тыр-тыр! И-тэ-дэ, и-тэ-пэ… А вы на кухне! И вдруг я вас зову… Как? Ну, как?

О л я. Оля.

И р а. Оля!.. Вы корректно входите. Я спрашиваю: «В мое отсутствие никто не звонил?» Вы отвечаете: «Звонили: народный артист такой-то и академик такой-то». Я роняю: «Надоели». И вы уходите. Все. Понятно? Работы никакой. Я хочу, чтобы вы были, ну, как это?.. Ну…

О л я. Декоративной горничной?

И р а. Вот-вот, да-да! Стойте, откуда вы знаете: «декоративной»? Вы раньше служили в культурном доме?

О л я. Да.

И р а. Мне именно не хватает культурной домработницы! (Треплет Олю по щеке.) Соглашайтесь, соглашайтесь!..

О л я (оглянувшись на окна). Культурной домработницы мало. Нужна и культурная хозяйка. (Треплет Иру по щеке и неторопливо уходит в дом.)

Ира остолбенела.

К ней робко приближается М и ш а, останавливается за ее спиной.

М и ш а. Ираида Петровна…

И р а. А! Вы меня напугали. (Срывая обиду.) Никогда не смейте ко мне подкрадываться! Сегодня утром Егор Гаврилович поставил вас на место. Вам мало? И никогда не подходите ко мне при гостях. Это меня снижает. (Убегает в дом.)

М и ш а. Вот и поговорили… «Любовь — это сон упоительный». Неужели такие слова сочиняли безнаказанно? (Уходит в ворота.)

С улицы на самокате въезжает И г о р ь, пересекает двор и входит в дом. Из дома выходят О л я и Н и к о л а й. На плечах у Оли большой плотный платок.

О л я. Теперь вы обо мне все знаете, но дайте слово никому не говорить.

Н и к о л а й. Даю. Ой, как я глуп!.. Ой!.. Я вам втолковывал, что Лев Толстой великий писатель! Вам! Обещал прочесть и объяснить «Евгения Онегина». Неужели не могли меня остановить? Черт!.. Ну забудьте, простите!

О л я. Не за что. Наоборот, вы «очень хорошо обращались с прислугой».

Н и к о л а й. Ну, Оля, ну не надо… ей-богу!..

О л я. А если бы к вам поступила старая малограмотная работница? Вы бы так же хорошо к ней относились?

Н и к о л а й. Конечно, хорошо. Но не так же! И странно от меня этого требовать. (Вспомнил.) Он!.. Мама отдавала вам гладить мой пиджак.

О л я. И брюки.

Н и к о л а й. Какое свинство!

О л я. Почему? Во-первых, теперь это моя обязанность. А во-вторых, вы уверены, что мне никогда не придется для вас гладить?

Н и к о л а й. Я только об этом и прошу и мечтаю! Да нет! Не о глаженье, конечно!.. Оля, родная, выйдем, ну пройдемся десять минут… Здесь, под окнами…

О л я. Прасковья Ивановна может позвать. Нет, я должна говорить: «может меня хватиться». (Садится на скамью.) Садитесь. (Пауза.) У нас в Ульяновске в это время выйдешь в сад — темно, тихо, и только слышно, как изредка яблоки на землю падают: хлоп… хлоп… тяжело, гулко… А иногда яблоко сорвется, и слышно, как оно меж веток пробирается, по листьям шуршит и наконец о землю — уже негромко — хлоп. И опять тихо. (Опускает голову.)

В доме кто-то закрыл окно.

Н и к о л а й. Оля, милая, что с вами?

О л я. Ничего. Я дом вспомнила.

Николай обнимает Олю.

Там окна, не надо. Ваши родители и так недовольны, что мы вместе бываем.

Н и к о л а й. Я никому не позволю вмешиваться в мои чувства. Я готов…

О л я. Тише… (Прислушивается.) Может быть, Прасковья Ивановна. Отойдите скорей!

Н и к о л а й скрывается в подъезде. Из дома сейчас же выходит П р а с к о в ь я И в а н о в н а, садится рядом с Олей.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Я, Оля, с тобой поговорить хочу. Ты девушка не плохая, но про нашего сына Николая забудь. Нам очень хочется для него невесту поинтеллигентнее. Не понимаешь? Ну, на виду, с протекцией.

О л я. Я замуж пока не собираюсь.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. За других выходи, за других я не запрещаю. Зачем я сюда вышла? Да! Павел Иванович все спички извел. Сбегать надо. (Передает деньги.)

О л я снимает с себя платок, кладет его на скамью и убегает. Прасковья Ивановна накидывает платок на себя так же, как Оля, прикрыв голову. Входит Н и к о л а й, останавливается позади матери, принимая ее за Олю.

Н и к о л а й. Мать ушла? Что она говорила? Вы ее не слушайте.

Прасковья Ивановна вздрагивает.

Оля, вам холодно?

Прасковья Ивановна под платком отрицательно качает головой.

Мать вас ничем не обидела? Она ничего, но, между нами говоря, недалекая.

Резкое движение под платком.

К сожалению, я говорю правду. Когда она узнает, что мы друг друга любим, крику будет порядочно. Не сердитесь, она продукт старого.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а (вскакивает и сбрасывает платок). Ну нет! Я не продукт! И вы из меня продукта не сделаете!

Комната в квартире Макаровых. Три двери. П р а с к о в ь я И в а н о в н а и П а в е л И в а н о в и ч. Он в глубокой задумчивости.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Ты о чем думаешь?

П а в е л И в а н о в и ч. О конфликте думаю. Сергей Сергеевич мое начальство, а Семен Семенович — друг. Сложная преамбула.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Лучше о сыне подумай. Он из-за этой Ольги уже невменяемый стал. Спрашиваю: «Коленька, против кого завтра «Спартак» играет?» — «Не знаю, мама». Меня-то он еще узнает!

П а в е л И в а н о в и ч. Кто ж теперь виноват?

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Сами виноваты. В работницы надо было старушку брать, которая еще бога застала. Вот женится Николай на Ольге…

П а в е л И в а н о в и ч. Погоди, я ему скажу, он и думать о ней забудет.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Чудотворец ты, что ли?

П а в е л И в а н о в и ч. А если прогнать эту Ольгу?

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. А если и Николай за ней уйдет?

Входит С а м о з в а н ц е в а. Прасковья Ивановна привычным шестом убирает со стола вазу с яблоками в буфет.

Пауза.

С а м о з в а н ц е в а. Я знаю, о чем вы молчите. Они еще не расписались?

П а в е л И в а н о в и ч. Вечно вы вперед беды забегаете.

С а м о з в а н ц е в а. Я сама переживаю! Ваш Коля — студент, такой ненахальный и… домработница! Наконец, вы ее совсем не знаете! Недавно один интеллигентный приват-доцент также познакомился, влюбился, женился, а на третий день она оказалась переодетым бандитом!

П а в е л И в а н о в и ч. Тьфу! (Отходит.)

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. А я верю: за три дня человека не узнаешь. (Со вздохом, вынимает и ставит на стол вазу с яблоками.) Помогайте, советуйте.

Самозванцева жадно ест яблоко и не может говорить.

Не торопитесь, я не уберу.

С а м о з в а н ц е в а (жестикулируя и пережевывая). Ему на нее глаза открывали?

П а в е л И в а н о в и ч. Открывали, не видит. (Уходит во внешнюю дверь.)

С а м о з в а н ц е в а. Надо тоньше. Поставьте рядом с Ольгой другую девушку — изящную, с хорошими манерами. Ну, мою Ирочку. (Подходит к окну, зовет.) Ируля! В ней и порода видна: ее отец, еще тогда, служил в акцизе! (Произносит, как — «был камергером».)

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Ах, если бы Ирочка при Коле Ольгу на место поставила! Взглянул бы он на них рядом.

Входит И р а.

С а м о з в а н ц е в а. Во-первых, Прасковья Ивановна угощает тебя фруктами. Ира, ты их домработницу себе представляешь?

И р а. Да, мама. Нахалка страшная. Коля с ней опустится.

С а м о з в а н ц е в а (гордо). Вот! Моя интуиция! Ира, спаси его!

И р а. Хорошо, мама.

С а м о з в а н ц е в а. Немного шарма, немного секса…

И р а. Мама, отстаньте, я знаю.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Ольгу я сейчас позову, а значит, и Николай явится. (В дверь.) Оля, пора на стол накрывать. А мы выйдем на время.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а и С а м о з в а н ц е в а уходят.

И р а (мелодично). Коля!.. Коля!..

Оля вносит чашки, за нею с чайником — Н и к о л а й.

Здравствуйте, Коля. Все увлекаетесь домашним хозяйством? Ваша мама просила меня подождать. Вы мне дадите чаю?

Н и к о л а й. Пожалуйста.

Оля наливает чай.

И р а. У вас руки чистые?

О л я (просто). Да, чистые.

М и ш а (робко открывает дверь). Можно?

Н и к о л а й. Входи, Миша.

И р а (Мише). Я вас еще не простила. (Оле.) А вы, по-видимому, из очень глухой провинции?

О л я. Нет, не особенно.

И р а. С Москвой познакомились? Куда-нибудь ходили?

О л я. Очень мало: в музее была…

И р а. Скучища.

М и ш а. Да, в музеях одну отсталость прежних веков показывают.

О л я. Я музыку очень хочу послушать.

И р а. Музыка — прелесть! В кафе теперь джаз под управлением Штукатурмана.

О л я. Нет, я хочу слушать музыку без еды.

М и ш а. Правильно. Я один раз был на концерте и попробовал сухарь погрызть. Хрустит и сильно заглушает.

И р а. Вы всегда были дикий.

М и ш а. Нет, я тогда голодный был. А так под музыку мне всегда какая-нибудь мысль приходит.

Н и к о л а й. А если издали на трубе заиграют…

О л я. Непременно печальное вспоминается.

М и ш а. Вот-вот! Скажем, играет даже веселая музыка. Хорошо! А если отъехать от веселой музыки на километр, она обязательно грустной кажется. Отчего это?

И р а. От первобытности натуры. А вы, Коля? Где бываете, как развлекаетесь? Хотите завтра пойти со мной к одним знакомым? Там замечательную игру придумали! (Оле.) Дайте бутылку, иголку и нитку.

О л я выходит.

Коля, бедный, не смейте опускаться. Я вам запрещаю.

Оля приносит и подает Ире бутылку, нитку и иглу.

Надо сказать «пожалуйста».

О л я. Пожалуйста.

И р а (Оле). Отойдите. (Всем.) Слушайте! Бутылку кладут на пол. Вы должны на нее сесть, потом, не касаясь пола, вытянуть ноги и вдеть нитку в иголку. Только в тот вечер, после ужина, у меня ничего не вышло. Но хохотали все ужасно! Бутылка катается, я падаю… Давайте попробуем. (Кладет бутылку на пол.)

М и ш а. Ираида Петровна, может быть, не стоит?

И р а. Если вам неинтересно, уходите. Коля, помогите мне. Хотя помогать нельзя. (Жеманясь, садится на бутылку, но, как только, вытянув ноги, пытается оторвать их от пола, соскальзывает и, сидя на полу, хохочет.) Вот теперь помогите!

Коля помогает Ире встать. Она готовится повторить опыт.

Только я боюсь: иголка воткнется и будет ходить по всему телу… Номер повторяется!

Та же игра. Соскальзывает, хохочет, потом оглядывается на окружающих. Все стоят, напряженно потупившись. Ира поднимается.

Кто следующий?

Пауза.

М и ш а. Ираида Петровна, а там, в гостях, другие барышни в эту игру тоже играли? Или вы одни на бутылку садились?

И р а. Все, положительно все, так хохотали!

М и ш а. Нет, я спрашиваю: на бутылку, на бутылку все или вы одни садились?

И р а. Ну, я. Я легче, пластичнее…

М и ш а. Значит, вы — на полу, а все остальные на креслах, на диванах глядят и смеются?

И р а. Ну что вы хотите сказать?

М и ш а. Многое хочу сказать, но сдерживаюсь.

И р а. Вы что? Окончательно обнаглели? (Коле.) Я, кажется, и вам испортила настроение? Вы были в своей компании: шофер, прислуга… И вдруг инородное тело… Прощайте! (Убегает.)

М и ш а. Спасибо. Спасибо, что хоть вы над ней не смеялись. (Резким толчком открывает дверь и выходит.)

О л я. Коля, вы давно с ней знакомы?

Н и к о л а й. Лет восемь.

О л я. И Валя Грифелев знаком?

Н и к о л а й. И Валя.

О л я. Неужели вы не видите, что она несчастная?

Н и к о л а й. Я сейчас не могу о ней думать. Оля, милая, мы так редко бываем одни… (Целует Олю.)

Входят П р а с к о в ь я И в а н о в н а и П а в е л И в а н о в и ч.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Разве было условие с нашим сыном целоваться?

Н и к о л а й. Это я виноват.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Она, она виновата. Павел Иванович, что же ты дурачком стоишь? Увольняй ее согласно правилам!

О л я убегает.

Н и к о л а й. Довольно! Вы думаете, она бессловесная работница и над ней можно издеваться безнаказанно? Вы должны быть счастливы, что я полюбил такую девушку. Она выше меня во всех отношениях. И гораздо образованнее вас! Знаете, по каким обстоятельствам она к нам поступила? Сегодня она здесь, а завтра… Да она о вас в газетах может написать! (Уходит, хлопнув дверью.)

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Павел Иванович, что же это? Кто же эта девчонка такая? Действительно, ходит чисто, и чересчур грамотная.

П а в е л И в а н о в и ч. Тебя надо спросить, кого ты на свою голову в дом впустила. «Поступила, говорит, по обстоятельствам»… «Образованнее вас»… Ну, этому трудно поверить… «В газетах напишет»… (Пауза.) А вдруг она писательница какая? Ты живешь, а она каждое твое дыхание в блокнот заносит? Вот что: покричи Андрея Степановича и Мишу Застрелихина, что ли. Волноваться, так всем.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а (в окно). Андрей Степанович! Миша!.. Андрей Степанович!.. (Отходит от окна.) Паша, значит, теперь и прогнать ее нельзя?

П а в е л И в а н о в и ч. Моли бога, чтобы она нас из дому не выгнала.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. За что же? Ведь мы люди хорошие.

П а в е л И в а н о в и ч. Конечно, если не вдумываться, то хорошие. А вдруг она вдумается?

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Как же теперь с ней обращаться? А вдруг она меня про политику спросит? Как отвечать? Ведь я марксизм только по портретам знаю!

П а в е л И в а н о в и ч. У тебя повышенное давление, тебе извинительно.

Входят А н д р е й С т е п а н о в и ч и М и ш а.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Андрей Степанович, у нас жуткая викторина случилась.

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Что-что?

П а в е л И в а н о в и ч. Викторина… Ну, загадка такая неприятная. Андрей Степанович, наша Ольга кто, по-вашему?

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Обыкновенная домработница.

П а в е л И в а н о в и ч (Мише). А по-твоему?

М и ш а. Конечно, домработница, но, что обыкновенная, я бы не сказал.

П а в е л И в а н о в и ч. Вот! (Андрею Степановичу.) А не похожа она на эту, на писательницу, на очеркистку? Они теперь всюду шныряют.

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Опять в «Якоре» были?

П а в е л И в а н о в и ч. «Якорь»! Здесь Николай про эту Ольгу такой жути наговорил… Может, мы рано затревожились?

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. А все-таки надо бы к ней в корзину заглянуть.

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Это зачем?

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. По вещам даже неизвестных утопленников узнают. По вещам мы сразу — кто она — догадаемся. Пойдем, Паша.

П а в е л И в а н о в и ч. Пойдем. Только бы нам цели грабежа не приписали. Товарищ Застрелихин, будь свидетелем.

М а к а р о в ы уходят во внутреннюю дверь, М и ш а — за ними.

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Глупые люди… А ведь могут, могут жить по-человечески. И не мешало бы заскочить сюда какому-нибудь очеркисту. Да нет, мелко, скажет — обыденщина… Оля — писательница! Придумают!.. А почему нет? Пускай будет писательница! Да, ваши портреты пишет, прихорашивайтесь!

Входят П а в е л И в а н о в и, М и ш а, П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Она держит в вытянутой руке две тетрадки.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Вот! Тетрадки. Сверху лежали, а дальше насквозь книжки!

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Корзина с книжками? У домработницы? (Павлу Ивановичу.) А ну, погляди.

П а в е л И в а н о в и ч (читает на обложке тетради). «Алгебра».

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Может быть, это еще не про нас.

П а в е л И в а н о в и ч (читает на обложке второй тетради). «Анализ бесконечно малых величин».

А н д р е й С т е п а н о в и ч (строго). Что?

П а в е л И в а н о в и ч (робко). «Анализ бесконечно малых величин».

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Ага! Дождались! (Берет из рук Павла Ивановича тетрадку.)

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Объясните вы мне своими словами.

А н д р е й С т е п а н о в и ч (грозно). Анализ. Вы понимаете, что это значит?

П а в е л И в а н о в и ч. Это значит — все наружу. Полное расследование.

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Так. Кого расследование? Кому расследование?

П а в е л И в а н о в и ч. Малым величинам.

А н д р е й С т е п а н о в и ч. А вы какая величина?

П а в е л И в а н о в и ч. Малая.

А н д р е й С т е п а н о в и ч (Мише). А ты?

М и ш а. Сами знаете.

А н д р е й С т е п а н о в и ч (Прасковье Ивановне). А вы?

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Я никакая не величина. Да вы в тетрадку загляните, может, про меня пропущено.

А н д р е й С т е п а н о в и ч (открывает тетрадь и, как бы разбирая почерк, импровизирует). «Моя задача — вскрыть язвы нашего быта…».

П а в е л И в а н о в и ч. Нет, про тебя не пропущено!

А н д р е й С т е п а н о в и ч (продолжая импровизацию). «По поручению издательства я поступила в один дом под видом домработницы…». (Оглядывается.) Но мы этого читать не имеем права. Еще войдет кто… Кладите на место.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а берет тетрадки и, держа их, как нечто опасное, уносит.

П а в е л И в а н о в и ч. Зачем же над нами анализ производить? Все мы служащие, все работаем…

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Думаете, отслужил семь часов и ладно? Ошибаетесь. Теперь этого маловато. Потрудитесь стать порядочным человеком. Научитесь и дома жить прилично.

П а в е л И в а н о в и ч. А когда же тогда отдыхать?

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Вот за такие слова в литературу и попадают.

Входит П р а с к о в ь я И в а н о в н а.

П а в е л И в а н о в и ч. Я понимаю, что жить надо прилично, я бы и сам давно начал. А соседи? Разве они поддержат? Зачем же мне одному надрываться?

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. А я думаю, что в печати большого страха нет.

М и ш а. Страха, конечно, нет, а срам выйти может. Попасть в печать — иногда хуже, чем в милицию. (Уходит.)

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. А не может случиться, что в газете или где там нас похвалят?

П а в е л И в а н о в и ч. Возможно, и похвалят, только я не могу догадаться — за что. Вы, товарищи, обегите жильцов и скажите, чтобы они хоть временно себя не проявляли. Пресса на дому… И шут ее знает, еще под каким углом она на тебя взглянет? А вдруг под острым? А тут, как нарочно, управдом ногу себе поломал, а я, сирота, заменить его согласился!

Входит С е р г е й С е р г е е в и ч Г р и ф е л е в.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Я к вам, Павел Иванович.

П а в е л И в а н о в и ч. Сергей Сергеевич, вы про нашу домработницу слышали?

С е р г е й С е р г е е в и ч. Ничего не слыхал. И, простите, не стремлюсь услышать. Инцидент с Семеном Семеновичем меня доконает. Я окончательно болен! У меня и так радикулит, миокардит, не сегодня-завтра начнется астма — это вам любой врач подтвердит, — и вот пожалуйста!

На пороге — С е м е н С е м е н о в и ч.

С е м е н С е м е н о в и ч. Что ж замолчали? Понимаю: на меня жаловались? (Иронически.) Ах, вас обидели!.. Вы — цветок, мимоза! Нежнее мимозы: вас еще не тронули, а вы уже осыпаетесь. А сами…

С е р г е й С е р г е е в и ч (сдержанно, гордо). Или я уйду, или (жест) попросите этого гражданина.

С е м е н С е м е н о в и ч. Вот! До сих пор не забыли старого лексикона! Недаром вы на все иронически подмигиваете!

Сергей Сергеевич, Это тик, тик у меня! И притом — наследственный. И мой отец и мой дед — все подмигивали.

С е м е н С е м е н о в и ч. Если ваш дед при Николае Первом подмигивал — это даже похвально, а вам в наше время — стыдно!

С е р г е й С е р г е е в и ч. Довольно. Я сейчас же еду! Еду персонально!.. Вы попадете в печать!

П а в е л И в а н о в и ч. Опоздали. Эта самая печать здесь проживает.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Какая печать? Где проживает?

П а в е л И в а н о в и ч. На кухне. Наша Ольга — никакая не домработница, а писательница, журналистка!

С е м е н С е м е н о в и ч. Павел Иванович, вам бы прилечь. У вас как с давлением?

П а в е л И в а н о в и ч. Это у жены давление, а я здоров, здоров на свою голову! Да, журналистка. Спросите Андрея Степановича, Застрелихина. Прасковью Ивановну, всех спросите! Мы потихоньку и статью глядели: «Анализ мелких людей». Очень правдиво написано.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Нет, это невозможно! Хотя…

С е м е н С е м е н о в и ч (Сергею Сергеевичу). Позвольте, эта девчонка во дворе что-то записывала…

С е р г е й С е р г е е в и ч. Не знаю. Я на девчонок не смотрю.

С е м е н С е м е н о в и ч. Значит, я смотрю? Вы на что опять намекаете?

П а в е л И в а н о в и ч. Уважаемые, вам не ссориться, а мириться надо.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Я печати не боюсь.

С е м е н С е м е н о в и ч. А я боюсь? Вот я! Набирайте любым шрифтом.

П а в е л И в а н о в и ч. Уважаемые! Вас можно печатать на первое странице, среди достижений. Зачем же вы в отдел мелких происшествий проситесь? Такие люди и вдруг изобретение закончить не можете! (Семену Семеновичу.) А вы о советском младенце жестоко говорили. Помиритесь, хотя бы для виду помиритесь!

Входит П р а с к о в ь я И в а н о в н а.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Всех обежала!.. (В изнеможении садится.)

С е р г е й С е р г е е в и ч. Нет, не верю. Это дикое недоразумение. Она не может быть журналисткой!

Вбегает М и ш а.

М и ш а. Вспомнил! (Указывает на Семена Семеновича и Сергея Сергеевича.) Она про вас и про вас спрашивала! Фамилию, профессию, все!

С е м е н С е м е н о в и ч. Где? Когда?

М и ш а. Во дворе, после вашей стычки.

П а в е л И в а н о в и ч. Вот!

Сергей Сергеевич и Семен Семенович садятся. Вбегает Е в д о к и я П е т р о в н а.

Е в д о к и я П е т р о в н а. Маркетри! Помните? Маркетри — весь дом не знал, она одна знала!

П р а с к о в ь я И в а н о в н а (слабо). Говорит, у художника служила.

Е в д о к и я П е т р о в н а. Вздор! Я замужем была за художником и то маркетри не слыхала! «Плакат», «интрига», «аванс». Все!

Вбегает С а м о з в а н ц е в а.

С а м о з в а н ц е в а. Снимки она делала?

П а в е л И в а н о в и ч. Какие еще снимки?

С а м о з в а н ц е в а. Фоторепортерские!

П а в е л И в а н о в и ч. Много чести. Новая домна вы, что ли? Женщинам только бы сниматься: в кино ли, в гробу ли — им все равно. Вам не сниматься, а репутацию поправлять надо.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а (прислушиваясь). Ш-ш-ш.

П а в е л И в а н о в и ч. Она!

Все устремляются к выходной двери.

Не давите друг друга. Выходите погуманнее! (Уходит последним.)

Из внутренней двери входят О л я и Н и к о л а й.

Н и к о л а й. Оля, куда вы собираетесь?

О л я. Надо уходить. Ваши родители меня прогнали. И по-своему правы. Им нужна домработница, а вы мне помогать стали, потом мы читали вместе, потом…

Н и к о л а й. До «потом» им нет никакого дела. Ах, простая девушка их «не устраивает»!.. А сами они кто? Отец — комендант здания, кажется, даже одного этажа. Мама была белошвейкой. И откуда у них этот «аристократизм» паршивый? Не-ет, я без вас тут не останусь!

О л я. Не смейте делать глупости.

Н и к о л а й. Оля, дорогая, куда же вы пойдете?

О л я. Придется вернуться к дяде. А я ему столько «гордых» слов наговорила!.. Так была самоуверенна!.. И вдруг — являюсь… с корзинкой… Вы дядю Костю не знаете… «Как! Тебя выгнали? Рассчитали? За что?» — «Хотела соблазнить хозяйского сына». Ужасно! Нет-нет! Я в другой дом работницей поступлю.

Н и к о л а й. Ничего итого не будет. Сейчас же, немедленно выходите за меня замуж… Простите, что так делово, грубо говорю, но… Отсюда мы уходим вместе. У меня есть друзья, устроимся. А родители пускай сидят одни и мечтают. О генеральской дочке, о княжне Таракановой! И пока они оба не придут просить у вас прощения, мы к ним не вернемся!

Степенно входят П р а с к о в ь я И в а н о в н а и П а в е л И в а н о в и ч. Прасковья Ивановна держит в руке бумажку.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Оленька! Я женщина старой продукции.

П а в е л И в а н о в и ч. Формации.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Вот именно. Оленька! Простите, если что грубо сказала. Не пишите каждое лыко в строку. У меня плохой характер от преувеличенного давления. (Протягивает бумажку.) Вот справка от районного доктора. Я и хочу, хочу быть ласковой, но (встряхивает бумажку) против заключения врача идти не могу.

Оля и Николай изумлены.

П а в е л И в а н о в и ч. Ольга Васильевна! Не делайте скороспелых выводов: «что написано пером»… (Хитро подмигнул.) Ну что ж, Николашка, я тебя понимаю: сам был молод, сам много раз влюблялся…

Прасковья Ивановна бросает взгляд на мужа.

…вот — в Прасковью Ивановну. Что ж, если вы друг другу понравились в плане… здорового реализма, я не возражаю. «Сейте разумное, доброе, вечное!»

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Ранний светлый вечер. Двор. А н д р е й С т е п а н о в и ч и Н и к о л а й.

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Ну, счастлив?

Н и к о л а й. Конечно, счастлив.

А н д р е й С т е п а н о в и ч. А родители твои?

Н и к о л а й. Как будто их подменили. Со вчерашнего дня так за Олей ухаживают!.. Ничего не понимаю!

Из дома выходят П о л я и В а л е н т и н.

В а л я. Николай, в чем дело? Зачем ты от нас-то скрывал?

Н и к о л а й. Что скрывал?

П о л я. Про Олю, про Олю!

Н и к о л а й. Кто же вам сказал?

В а л я. Все говорят.

Н и к о л а й. Черт!.. От кого ж они узнали? Ну да, верно. Она окончила десятилетку, приехала поступать в институт, провалилась, а домой возвращаться неловко, не хочется. Но откуда…

П о л я. Мы вовсе не об этом. Но если к нам такое отношение… Пойдемте, Валя.

В а л я (с обидой). Не хочешь говорить, не надо, но имей в виду: весь дом прекрасно знает, что она журналистка.

Н и к о л а й. Кто журналистка?

П о л я. Пойдемте, Валя.

Н и к о л а й. Стойте. Вы с ума сошли? Или разыгрываете?

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Коля, прости. Это я Олю журналисткой сделал.

Н и к о л а й. Как так? Зачем?

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Давно хотелось людей с мертвой точки сдвинуть. И вдруг — случай. Нечаянный. Верно, теперь она для всех журналистка, а сама об этом не догадывается. И пускай.

В а л я. Кажется, начинаю понимать.

П о л я. А я — ни-че-го!

Н и к о л а й. Но позвольте, Андрей Степанович!

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Пошли отсюда. Вам я все расскажу, но чтоб больше — ни одна душа.

Уходят в ворота. Из дома выходит М и ш а. Он одет тщательнее обыкновенного. В окне показывается О л я.

М и ш а. Ольга Васильевна, можно вас попросить на минутку?

О л я. Сейчас иду.

М и ш а. Дожидаюсь, как доктора по душевным болезням.

О л я сбегает во двор. Миша отводит ее подальше от окон.

Ольга Васильевна!

О л я. Зовите меня Олей.

М и ш а. Ну что вы… Ольга Васильевна, плохо со мной. Позвольте, я вам расскажу. Конечно, если у вас время есть.

О л я. Я слушаю. Пожалуйста.

М и ш а. Я не про тихую любовь говорю, когда вдвоем к реке идут или, там, молча стоят обнявшись… Я про другую. От которой люди чумеют. Вот когда мчишься на самой большой скорости… А там: витрина — витрина, старуха — старуха… Бенкц!.. Толпа, свистки и… не надо скорой помощи! С вами так не бывало?

О л я. Нет, со мной не бывало, и я… и я… не все поняла.

М и ш а. Конечно, если чумовой излагает — здоровому не сразу ясно. Сейчас. Кто я — вы знаете. А вокруг Ираиды Петровны солисты, работники прилавка со средствами… Меня за ними, как за горами, не видно. Нервная система у меня до того побилась — всю менять надо. Вчера еду по улице Горького, посмотрел направо: закат светится, Пушкин черный стоит… Заплакал. Ей-богу. Нет, нет и нет мне выхода! Брака быть не может: брак чересчур неравный.

О л я. Конечно, неравный.

М и ш а (уныло). Я понимаю.

О л я. Конечно, она вас не стоит.

Миша отшатнулся.

Совершенно не стоит. Вы и она… Правда, вы очень непосредственный, но не глупый, интересный…

М и ш а. Чего?

О л я. Я сказала: вы интересный. И душа есть и чувство, а она — кукленок.

М и ш а. Кто?

О л я. Кукленок. Ну, куклы такие, дешевые, линючие, какой-то трухой набитые.

М и ш а. Другому кому я бы и до половины досказать не дал. (Он ошеломлен.)

О л я. Погодите. Вы когда-нибудь внимательно, спокойно на нее смотрели?

М и ш а. Спокойно — нет.

О л я. Посмотрите.

М и ш а. Виноват, а как же вокруг все народные, архитекторы?..

О л я. А вы их видели?

М и ш а. Она сама сколько раз говорила.

О л я. Вы, мужчины, какие-то наивные. Как дети, честное слово! Вас даже обманывать жалко. (Уверенно.) Нет артистов, нет инженеров, нет архитекторов. Ходит здесь какой-то кладовщик с уголовной наружностью, и все.

М и ш а. Виноват, позвольте. Ее в культурные, дома приглашают. Я сам возил.

О л я. Зачем приглашают? Салонную игру вчера видели? Говорите: вчера вам за нее не было стыдно? (Пауза.) Ну?

М и ш а. Было.

О л я. И потом, вы не обижайтесь, она некрасивая.

М и ш а. Она?

О л я. Она собой не занимается.

М и ш а. Ну, уж нет! Только это и делает. У нее даже как его… (копирует движения массажа) ж-ж-ж-ж… дарсанваль есть!

О л я. А я говорю, она собой не занимается: не учится, не читает, никакого спорта, капризная, тщеславная… Скажите, она при знакомых не называла вас «мой шофер»?

М и ш а (в суеверном страхе). Вас же там не было! Откуда вы знаете?

О л я. Называла?

М и ш а. Называла.

О л я. Видите, я знаю.

М и ш а. Ольга Васильевна, вы и на факира учились?

Оля смеется.

Тщеславная, капризная, кукленок… Это все про Ираиду Петровну?

О л я. Все про Ираиду Петровну.

М и ш а. Сон, прямо сон…

О л я. И вы напрасно отчаиваетесь: она за вас пойдет, пойдет. Никто другой на ней не женится.

М и ш а. Во мне сейчас будто дом какой рушится: гул, щебень, балки торчат… (Берется за голову.)

П р а с к о в ь я И в а н о в н а (в окне). Оленька, я чай накрыла. Иди, милая!

О л я. Спасибо, Прасковья Ивановна.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а отходит от окна.

Когда встретите свою Ираиду Петровну, сделайте так (закрывает себе глаза обеими руками.) И все увидите. (Убегает в дом.)

Миша медленно идет к своему крыльцу, видит на своем пути, на земле, поломанное ведро, хватает его и, коротко, сильно размахнувшись, забрасывает за сарай. Быстро входит в дом.

Возвращаются А н д р е й С т е п а н о в и ч, Н и к о л а й, В а л я и П о л я.

П о л я. Андрей Степанович, смотрите, когда узнают, вас всем домом бить будут.

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Обязательно. Думаешь, им легко? Может быть, целую неделю придется жить по-человечески. Коля, ты женись, пока они не опомнились.

Расходятся по своим квартирам.

Из дома выходит С е м е н С е м е н о в и ч, смотрит по окнам; в одном из них появляется О л я. Семен Семенович говорит в окно своей комнаты.

С е м е н С е м е н о в и ч. Марья, она в окно смотрит. Давай сюда этого бесенка. Петрушку представлять приходится. (Берет через окно запеленатого ребенка, оглядывается на Олю, говорит сладким голосом.) Иди, милая, иди к дедушке. (Указывает на Олю.) Вот тетя. Скажи: «Здравствуйте, с детским приветом». (Спотыкается. Тихо.) Из-за тебя еще ногу сломаешь! Вон тетя любуется, как мы хорошо гуляем…

Оля скрывается.

(Семен Семенович садится на ступеньку.) Ушла. Вот мы с тобой тетку и обманули. На меня глядишь… Дедушка, да… Не понимаешь? Ничего не понимаешь? Завидую… Ты не спи, когда я с тобой разговариваю. (Всматривается.) И ресницы… и брови, как у человека. Я как-то в тебя не всматривался… До чего же все в тебе маленькое… Погоди, не развертывайся… Вот мизинец за прошивку зацепился… (Поправляет. Поет.) «В няньки я тебе взяла…». (Испуганно оглядывается по сторонам: не слыхал ли кто? Кашляет.)

М а р ь я (в окно). Давайте, ей спать пора.

С е м е н С е м е н о в и ч. Я девочку сам отнесу. (Уходит в дом.)

На другом крыльце появляется П а в е л И в а н о в и ч, говорит в окно с С е р г е е м С е р г е е в и ч е м.

П а в е л И в а н о в и ч. Сергей Сергеевич! Как только она к окну подойдет, выходите мириться. И еще: она малограмотной прикидывается. Надо бы о вашей стороны отзывчивость показать, ну, помочь, позаниматься.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Хорошо. Но я ее в лицо не помню.

П а в е л И в а н о в и ч (в окно Семена Семеновича). Семен Семенович!

С е м е н С е м е н о в и ч. Знаю. Слыхал.

П а в е л И в а н о в и ч уходит в дом.

В окне верхнего этажа — О л я. Она поставила на подоконник металлический чайник и чистит его. С е м е н С е м е н о в и ч, потом С е р г е й С е р г е е в и ч выходят на дома.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Не думайте, что я вышел демонстрировать перед этой журналисткой наше примирение. Это низко. Я это сейчас же почувствовал.

С е м е н С е м е н о в и ч. «Низко»… Намекаете на мою прогулку с ребенком? Да, низко… И я это почувствовал, но только когда уж вернулся домой. Черт!.. А сейчас вышел, чтобы вас, вас пристыдить!

С е р г е й С е р г е е в и ч. Виноват, я здесь не для примирения, но и не для ссоры. Работу я вчера кончил. Чертежи и расчет вашего станка можете получить — и на этом наше знакомство прекращается.

О л я скрывается. В окне — П а в е л И в а н о в и ч.

П а в е л И в а н о в и ч. Обождите, она на кухню пошла. Передохните. (Исчезает.)

С е р г е й С е р г е е в и ч (идет к дому, останавливается). Вы рассчитывали получить сколько процентов экономии?

В окне появляется О л я.

С е м е н С е м е н о в и ч. Ну, двенадцать, пятнадцать…

С е р г е й С е р г е е в и ч. А тридцать угодно?

С е р г е й С е р г е е в и ч. Вы, простите, ради бога, для нее говорите?

С е р г е й С е р г е е в и ч. Нет. Совершенно серьезно. Тридцать угодно?

С е м е н С е м е н о в и ч. Как — тридцать? Что вы, Сергей Сергеевич, что вы, дорогой!

П а в е л И в а н о в и ч (в окне). Она опять отошла.

Семен Семенович машет на него рукой.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Не угодно ли взглянуть расчет?

С е м е н С е м е н о в и ч. Дорогой! Бежимте.

Идут к дому.

П а в е л И в а н о в и ч. Тссс…

Сергей Сергеевич и Семен Семенович останавливаются. Павел Иванович свесился из окна.

Мало, мало мирились. Формально, недостаточно!

Сергей Сергеевич и Семен Семенович входят на крыльцо. Семен Семенович посылает Павлу Ивановичу воздушный поцелуй.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Осторожно. Плохая ступенька. Прошу.

Входят в дом.

В ворота входит Е г о р Г а в р и л о в и ч. Стучит в окно Самозванцевых. На крыльцо сейчас же выбегают С а м о з в а н ц е в а и И р а.

С а м о з в а н ц е в а (с оглядкой). Егор Гаврилович, считаю долгом предупредить: здесь поселилась одна особа…

Е г о р Г а в р и л о в и ч (опасливо). Из розыска?

С а м о з в а н ц е в а. Нет, но все-таки журналистка.

Е г о р Г а в р и л о в и ч. Звоните. (Спешно уходит.)

С а м о з в а н ц е в а. Какая амортизация нервов! Ируля, как только эта особа появится, подойди к произведи на нее выгодное впечатление.

И р а. Мама, я ей вчера нахамила.

С а м о з в а н ц е в а. Тем более, надо загладить. И не медлите с Егором Гавриловичем: пора, пора…

И р а. Мама, он сначала сморкается, а потом вынимает платок.

С а м о з в а н ц е в а. Это еще не худшее: он мог бы вовсе не вынимать платка.

И р а. Мама, он же кладовщик. Это не звучит.

С а м о з в а н ц е в а. Девочка, кладовщик звучит прочнее и дольше тенора.

И р а. Мама…

С а м о з в а н ц е в а. Детка, не утомляй спою маму.

Из дома выходит О л я с ковриком и вешает его на веревку.

Вот она. (Оле.) Не откажите поговорить с моей дочерью, она очень одаренная, но никуда еще не выдвинутая. (Уходит в дом.)

И р а (направляется к Оле). Вы за вчерашнее не сердитесь?

О л я. Нет, не сержусь.

С а м о з в а н ц е в а (в окне). Ируся, побеседуешь и приходи пить какао! (Скрывается.)

И р а. Можно с вами откровенно?

О л я. Конечно.

И р а. Вы моей маме не верьте: у нас не только какао, у нас и чаю никогда не бывает. Смотрите, что я хорошо одета? Иллюзия. Этих клипсиков, обручиков, бус у меня действительно много, а платьица всего два. Клянусь! У мамы даже неврастения на почве бедности. Она зато всегда стремится производить впечатление. Она даже с лорнетом ходила, пока его в очереди не сломали. Мама и мне велит производить впечатление, чтобы за мной ухаживали, чтобы я имела успех… А я не могу долго быть интересной, я скоро устаю. Поэтому мужчины меня мало уважают. Правда-правда! Когда я с кем-нибудь танцую, предположим, танго, мне так и слышится под музыку (напевает): «Ах, он меня совсем, совсем не уважает, да, он меня ничуть не уважает». А ведь я ничего плохого не делаю. Просто они хамы.

О л я. А вообще вы что делаете?

И р а. Я бы хотела что-нибудь делать в искусстве. Там все что-нибудь делают. Конечно, и я могу.

О л я. А вы где-нибудь учились?

И р а. Я английским занимаюсь. С подругой. Я давно занимаюсь.

О л я. Значит, владеете языком?

И р а. С подругой — владею, а вот когда англичане говорят, я не понимаю: у них у всех произношение неправильное. Может быть, вы мне что-нибудь посоветуете? Ну, там, о жизни…

О л я. Я очень хочу вам посоветовать, но я в вашей жизни ничего не поняла. Мне кажется, надо все по-другому.

И р а. Конечно, по-другому. Мама просит выходить за Егора Гавриловича, а мне хочется за работника искусства. Ну пускай не оперный, даже не из кино, просто драматический. Ведь они тоже иногда зарабатывают! Как вы думаете?

С а м о з в а н ц е в а (показывается в окне). Ируля, какао простынет!

И р а. Слышите, опять производит впечатление! (Кричит.) Иду! Вы пока взвесьте, а потом мы обменяемся. (Убегает в дом.)

Входят П о л я и В а л е н т и н.

О л я. Что это значит? Почему они со мной советуются?

В а л я. Видите ли, здесь все друг другу надоели, а вы человек новый…

О л я. Я всего домработница.

П о л я. От этого им с вами и поговорить легче. Вы им советуйте, построже советуйте.

О л я. Нет, что-то не так…

Где-то в доме — радио. В окне — Е в д о к и я П е т р о в н а. Она сейчас же включает свой мощный радиоприемник, стоящий на подоконнике, и отходит. Борьба разных мелодий.

П о л я (стараясь перекричать радио, Оле). Велите ей не безобразничать!

О л я. Разве она послушает?

П о л я (становится за спиной Оли, кричит). Что за хулиганство со звуками? (Указывает появившейся Евдокии Петровне на Олю.)

Евдокия Петровна выключает радио. Радио в другой квартире тоже смолкает.

Е в д о к и я П е т р о в н а. А если я люблю музыку?

О л я. Неправда, вы музыкой, как дубиной, пользуетесь!

Е в д о к и я П е т р о в н а. Я тихо-тихо пустила, а он заорал. Я не виновата: так его на заводе сделали.

Во двор из дома сбегает П а в е л И в а н о в и ч. Постепенно из своих квартир выходят М а р ь я, М и ш а, А н д р е й С т е п а н о в и ч, С а м о з в а н ц е в а, Н и к о л а й. В окне — П р а с к о в ь я И в а н о в н а.

П а в е л И в а н о в и ч. Ольга Васильевна, я только временно управдома заменяю, но и я сколько раз останавливал. Ведь они все радиоаппараты, как бешеных зверей, наперегонки с цепи спускают. Во всем квартале умственную жизнь останавливают. Другой в это время силится книжку читать. Он и так мало что понимает, а тут над ним будто консерваторию для ненормальных открыли. Вчера, верите ли, «Выхожу один я на дорогу» так хором жахнули, что даже взрослые мальчики с волейбола — мальчики! — и те ушли!

Е в д о к и я П е т р о в н а (сбегает во двор и хватает Олю за руку). Вы его лучше о ремонте спросите.

П о л я. Верно. У нас под праздник только двери мажут.

С а м о з в а н ц е в а (хватает Олю за руку и тащит в другой угол двора). А это разве эстетично? Ведра, банки — целая археология!

М а р ь я (хватает Олю за другую руку и бегом увлекает ее к своему крыльцу). Касатка, взойди в помещение: у меня чистота, а у соседей только змеи не водятся!

П о л я. Вы ей руки выдернете!

П а в е л И в а н о в и ч. Виноват, если вас змеи беспокоят, обращайтесь к индусским заклинателям. Я змей заговаривать не умею. И не обязан.

П о л я. А ремонт?

Е в д о к и я П е т р о в н а. А крыша?

П а в е л И в а н о в и ч (отходит, принимает позу оратора и говорит, обращаясь ко всем, но преимущественно к Оле). Да. Надо прямо и безоговорочно признать: здесь мы отстаем. Спасибо за здоровую критику. Но, Ольга Васильевна, учтите нашу натуру. Нам крупного медведя убить проще, чем сотню небольших москитов. Мне к работе загореться надо. От чего я здесь загорюсь? От мусора? Я великих подвигов не касаюсь, но тут и мелкая героика не находит себе места. Абсолютно не масштабно. А ведь и нам интересно что-нибудь совершить. Хотя бы в районном масштабе. Иллюстрирую свою мысль. Предположим, не дай бог, пожар. Раз! Тревога! И летят дружинники на огонь, как на первое свидание! Колокол гвоздит, сирена воет, у прохожих все головы за красной машиной следят! Еще тормозов не давали, а они — на ходу с машины посыпались! Тебе в толпе ноги отдавить не успели, а топорник — вон он — на восьмом этаже, на крыше — раз! раз! — железо рубит! Как архангел Михаил под облаками в огне шурует! Высота! Риск! Событие! А пойди к этому топорнику на дом в непожарное время. Возможно, у него крыша течет. Бросится он ее латать? Не думаю. Ну, выйдет, посмотрит вверх, на двухэтажный домишко. Скажет: «На крышу лезть? Оттуда еще убьешься». Нет, Ольга Васильевна, судите нас не в сумраке быта, а в блеске событий!

Пауза.

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Зря. Зря ты в себе оратора прятал. А скажи, пожалуйста: эти героические пожарные без воды огонь тушили?

П а в е л И в а н о в и ч (озадачен). Ну, с водой, разумеется. (Снова загораясь.) Струя прямо в небо, как молитва девы, взлетела!

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Обожди с молитвой. А водопроводные трубы, по-твоему, прокладывать надо или нет? Эта работа невидная, без сирены, без музыки. Водопровод, спрашиваю, для этой «молитвы девы» понадобился или нет? И еще: ты в море купался?

П а в е л И в а н о в и ч. Ну, купался.

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Масштаб?

П а в е л И в а н о в и ч. Масштаб.

А н д р е й С т е п а н о в и ч. А умываться ты с тех пор бросил?

П р а с к о в ь я И в а н о в н а (из окна). Нет, он иногда умывается.

П а в е л И в а н о в и ч. Не верьте: личные счеты. Товарищи, я от мирного труда не отмежевываюсь. Только и вы помогайте. (Приободрился, указывает на углы двора.) Это что? Это что? Хоть ты, Марья, собери все банки-жестянки, да и неси в утиль. Только смотри, чтобы тебя самое там не оставили. (Оле.) Извините — дружеский шарж.

С а м о з в а н ц е в а и Е в д о к и я П е т р о в н а уходят в свои квартиры. В ворота входит женщина средних лет, опрятно, но скромно одетая. Что-то спрашивает у Поли, та указывает на Олю, которая с Павлом Ивановичей сейчас в стороне от других.

Ж е н щ и н а. Ольга Васильевна, правда, я из соседнего дома, но окажите и мне внимание.

О л я (удивленно). Пожалуйста.

Ж е н щ и н а (конфиденциально). Муж у меня пьет.

П а в е л И в а н о в и ч. Нехорошо, нехорошо…

О л я. Что я-то могу сделать?

Ж е н щ и н а. Посоветуйте.

О л я. Право, не знаю. Говорят, внушение помогает.

Ж е н щ и н а. Я ему внушала, сколько раз внушала, не слушает.

О л я. Нет, надо обратиться к врачу, к специалисту.

Ж е н щ и н а. Куда же именно?

Оля пожимает плечами.

П а в е л И в а н о в и ч. Гражданка, мы здесь алкоголиков не лечим.

Ж е н щ и н а. Где же справиться?

П а в е л И в а н о в и ч. Обратитесь в театры, в Союзе писателей спросите, там сигать должны.

Ж е н щ и н а. Благодарю вас. (Кланяется, уходит.)

П а в е л И в а н о в и ч (бодро идет по двору, напевает). «Я мальчик-колокольчик из города Динь-динь…». (Андрею Степановичу, который склонился над грядками.) И ты хорош! Сидишь на своих цветах, как плантатор-собственник. Нет того, чтобы бутоньерку связать, Ольге Васильевне поднести. (Громко.) Всем, всем на себя оглянуться следует!

Из дома выходят С е р г е й С е р г е е в и ч и С е м е н С е м е н о в и ч. Оба взволнованы.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Я вас поздравляю.

С е м е н С е м е н о в и ч. Нет, Сергей Сергеевич, теперь это изобретение и ваше. Ваше, ваше!

С е р г е й С е р г е е в и ч. Но если бы не ваша идея…

С е м е н С е м е н о в и ч. Нет, я без вас… Куда мне!..

С е р г е й С е р г е е в и ч. В таком случае разрешите подписать проект двумя именами: Кашкин и Грифелев.

С е м е н С е м е н о в и ч. Нет! Грифелев и Кашкин! Только так!

Обнимают друг друга.

П а в е л И в а н о в и ч. Здорово представляют!

С е р г е й С е р г е е в и ч. Это надо отпраздновать.

С е м е н С е м е н о в и ч. Спрыснуть, спрыснуть!..

С е р г е й С е р г е е в и ч (достает деньги). Павел Иванович, голубчик, может, сбегаете в гастроном?

Павел Иванович услужливо подходит, но, оглянувшись на Олю, колеблется. Наконец гордо выпрямляется.

П а в е л И в а н о в и ч. Нет, не сбегаю. На службе, конечно, я ваш подчиненный, но в жизни я советский гражданин и на побегушки не согласен! (Гордо отходит в сторону.)

С е р г е й С е р г е е в и ч (растерянно). Да-да, вы правы, я очень неудачно выразил свою просьбу.

П о л я. Позвольте, я в магазин схожу.

С е р г е й С е р г е е в и ч (принимая Полю за журналистку, всматривается). Что вы, помилуйте!.. Ведь это вы, так сказать, работница?

П о л я. Да, я.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Очень приятно. Вас Олей зовут?

П о л я. Полей.

Семен Семенович делает знаки, указывает на Олю, но Сергей Сергеевич не видит.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Да-да. Полей, я недослышал. Нет, вы и вдруг за покупками!.. (Оглядывается на Олю.) Я лучше вот эту девушку попрошу. Возьмите, пожалуйста, здесь на углу сыру, ветчины и шампанского.

С е м е н С е м е н о в и ч. Сергей Сергеевич! Что вы делаете?

С е р г е й С е р г е е в и ч. Да, и шампанского! Я угощаю. (Оле.) Вы запомнили?

О л я. Запомнила. (Уходит.)

С е р г е й С е р г е е в и ч (Поле). Уважаемая гражданка! По адресу Павла Ивановича я позволил себе бестактность.

Павел Иванович подходит.

Но он сам столько раз предлагал мне свои услуги, так часто льстил мне…

П а в е л И в а н о в и ч. Виноват. Спрос вызывает предложение. Диалектика. Если бы начальству лесть не нравилась, теперь бы мумию последнего подхалима в музее показывали. (Галантно.) Простите, что встрял в разговор.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Вы правы. Извините меня.

Рукопожатие. Валентин подходит к Поле.

А, Валентин… Я очень рад, что вы Познакомились. (Поле.) Я слыхал, вы учитесь, занимаетесь?

П о л я. Да.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Если угодно, я могу вам помочь. (Смотрит в записную книжку.) Так… да… В пять у меня консультация. В шесть тридцать обычно сердечный припадок, а в этот час я свободен. (Указывает на свое крыльцо.) Прошу вас.

П о л я. Большое спасибо, только мне очень неловко…

С е р г е й С е р г е е в и ч. Это пустое. Я очень рад.

Валентин трясет руку отцу.

Ты что, Валентин?

Валентин и Поля отходят к крыльцу.

В ворота входит О л я с покупками и передает их Сергею Сергеевичу.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Благодарю вас.

С е м е н С е м е н о в и ч (хватается за голову). Сергей Сергеевич! Пойдите сюда!

С е р г е й С е р г е е в и ч. А? Что? (Подходит.)

С е м е н С е м е н о в и ч. Вы же их перепутали! Вы простую работницу учиться повели, а писательницу за ветчиной послали!

С е р г е й С е р г е е в и ч. Позвольте, мне сказали, что она Поля!

С е м е н С е м е н о в и ч. Не Поля, а Оля! Оля. Вы их перепутали.

Сергей Сергеевич растерянно смотрит то на одну, то на другую, делает два шага в сторону Оли, потом решительно входит на крыльцо, где его ждет Поля.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Возможно. Ошибся. Но в данном случае я своей ошибки исправлять не желаю! Поля, да, Поля! Идемте! (Учтиво уступает и указывает Поле дорогу.)

Прошло две недели. Двор прибран. У стены — козлы. Часть этой стены свежепокрашена. Под окном Семена Семеновича тоже появилась грядка с цветами. Над воротами лампочка. У сарайчика, под деревом, еще одна — новая скамейка. Из окна Евдокии Петровны — тихая радиомузыка. Ясный осенний день. М и ш а решительно подходит к окну Самозванцевых.

Стучит. Голос Иры: «Да-да!» Она появляется в окне. Полирует ногти.

М и ш а. Ираида Петровна, прошу вас выйти на крыльцо.

И р а. Зачем? Мне некогда.

М и ш а. Тем не менее прошу вас выйти на крыльцо.

И р а (выходит, садится на ступеньку, продолжая полировку). Ну, говорите. Мне четыре пальца осталось. В четыре пальца уложитесь?

М и ш а. Хорошо. Постараюсь. (Стоя перед Ирой, закрывает ладонью глаза, как научила Оля.)

И р а. Вы плачете?

М и ш а (сразу отнимает руку и, смотрит на Иру). Нет, больше не плачу. У меня к вам просьба и совет. Если в будущее вас кто полюбит, издевайтесь над ним аккуратнее. Если жалости не имеете, то хоть помните свою выгоду.

И р а. Ничего не понимаю!

М и ш а. Поймете. Не такая уж вы глупая, как все говорят. Позвольте в последний раз оглянуться. Грубо вы со мной обращались, Ираида Петровна. (Указывает себе на грудь.) Обиды сюда набросали, как в большую копилку. Ладно, храню. И в чем дело? С другими мужчинами, которые на вас и не глядели, вы были и внимательны и обаятельны… А со мной — «Бей его! Он меня любит!» Очень глупая логика. Ладно. Забыл. Но вашего поцелуя вовеки веков не прощу! Единственный ваш поцелуй — и он был продажный!

Ир а. Вы пьяны? Выбирайте выражения!

М и ш а. Если бы не выбирал, я бы много… иначе выразился. Помните? Вечером семнадцатого мая, в этом самом крылечке?.. Я и не ждал, не надеялся… И вдруг — вы сами, сами меня поцеловали! Сердце ахнуть не успело — вы дверью хлоп! Убежали! Тихо, потемки — и я. Утром лестницу мести стали, только тогда ушел. За что? Зачем вы меня поцеловали? Чтоб я вас на машине возил! И возил… Вас возил. И вашу мамашу возил, и подруг, и знакомых… За чужой бензин целовали! Да я бы тогда за вас всю свою кровь отдал! Неужели, кроме бензина, ничего не нашли спросить с человека? Дура, простите, вы дура! (Закрывает глаза, руками, резко разводит их.) Прощайте.

И р а (удивленно смотрит ему вслед, потом вскакивает и капризно кричит в окно). Мама! Мама! Застрелихин мне нахамил! (Убегает в дом.)

С другого крыльца сбегают О л я и Н и к о л а й.

Н и к о л а й (напевает). «Благословляю вас, дрова…».

Оба собирают уже наколотые у сарая дрова.

Следом выходит П р а с к о в ь я И в а н о в н а с книгой и П а в е л И в а н о в и ч.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а (садится на скамью). Вот спасибо Оле: Пиквикский клуб дочитываю. Говорят, очень смешная книга. Вероятно, в самом конце.

Оля набрала охапку дров.

П а в е л И в а н о в и ч. Позвольте, позвольте, я донесу.

О л я. Ни в каком случае! (Уносит дрова в дом.)

П а в е л И в а н о в и ч. Что ж ты невесте позволяешь дрова таскать? Нету в вас светского лоску.

Николай на корточках отбирает дрова.

И вообще, как ты с ней обращаешься? (Копирует.) «Оля», «ты», «пошли», «пришли»… Прими во внимание (указывает наверх): она! (вниз) и ты, студент средней грамотности. У нас это называлось «мезальянс».

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Коля, объясни нам подробнее: ну, писательница, а какая? Писатели разные бывают. Одни считаются знаменитыми, другие просто хорошо пишут.

Н и к о л а й. Десятый раз говорю: она обыкновенная, простая девушка.

П а в е л И в а н о в и ч. Вся улица про нее знает. Из чужих домов к ней стекаются, а ты опять свое. Ты только скажи, литературная должность у нее какая? Отчеркистка?

Н и к о л а й. Нет, не «очеркистка».

П а в е л И в а н о в и ч. Значит, корреспондент. Так. А какой? Специальный или собственный?

Н и к о л а й. И не специальный и не собственный. (Несет дрова в дом.)

П а в е л И в а н о в и ч. Ну ладно, паршивец! Я ей самой на тебя пожалуюсь. Узнаешь, как с отцом через плечо разговаривать. Боюсь, рассмотрит она нашего Николая поближе и, не дан бог, откажется.

Из дома выходит С а м о з в а н ц е в а.

С а м о з в а н ц е в а. Выяснили, в каком именно жанре она пишет?

П а в е л И в а н о в и ч. Пока нет.

С а м о з в а н ц е в а. В таком случае погодите радоваться. А вдруг она пытается для театра пьесы писать!

П а в е л И в а н о в и ч. Вечно вы каркаете!

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Не говорят они нам.

С а м о з в а н ц е в а. Надо узнать, что они меж собой говорят. (Указывает на дрова перед сараем.) Здесь они, здесь, в сарае…

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Подслушивать я отвыкать стала.

Самозванцева что-то шепчет Прасковье Ивановне.

П а в е л И в а н о в и ч. Что вы там шуршите?

П р а с к о в ь я И в а н о в н а (со вздохом). Паша, пойди сюда.

Обе входят в сарай. П а в е л И в а н о в и ч — за ними. Через две секунды он делает попытку выскочить, но Самозванцева удерживает его. Из дома выбегают О л я и Н и к о л а й, останавливаются возле сарая.

Н и к о л а й. Наконец-то старики отстали. Оля, дольше ждать нельзя. Поженимся, прошу тебя.

О л я. Почему нельзя ждать?

Н и к о л а й. Видишь ли, сегодня родители тебя обожают, а завтра — черт их знает…

О л я. Зачем так грубо? Твои родители меня так полюбили, так обо мне заботятся… А на тебя я сердита. Столько времени живешь в этом доме и ничего не сделал. (Набирает дрова.)

Н и к о л а й. Например?

О л я. Например? Почему ты соседям не помог помириться?

Н и к о л а й. Так они меня и послушали!

О л я. Однако меня слушают.

Н и к о л а й. А ты знаешь, почему они тебя слушают?

О л я. Потому что я не сторонюсь от них. Присмотрелась и вижу: есть среди них хорошие, задушевные люди, а ты их ругал. Значат, сам человек так себе.

Теперь Оля и Николай стоят с охапками дров.

Н и к о л а й. Я — так себе, а они все задушевные? К тебе прекрасно относятся? Готовься. Скажу. Они считают тебя писательницей. Да-да. Думают, что ты под видом работницы бытовой материал собираешь.

Поленья одно за другим скользят из рук Оли и падают.

Тебя Андрей Степанович сочинил. Попробуй скажи им, что ты простая девушка!

Из сарая П а в е л И в а н о в и ч и С а м о з в а н ц е в а выводят под руки П р а с к о в ь ю И в а н о в н у и сажают со на скамейку.

О л я. Прасковья Ивановна, что с вами?

Н и к о л а й. Вот она сейчас о тебе позаботятся. Подслушивали… «родители»…

С а м о з в а н ц е в а. Из-за простой девчонки весь дом две недели, как на выставке жил! Побегу других успокоить. (В глаза Оле.) Дрянь!

О л я. Павел Иванович…

П а в е л И в а н о в и ч. Ольга Васильевна, я в вас верил. (Кричит.) Олька! Ты что с нами сделала?! (Топает оземь и уходит в дом.)

О л я. Прасковья Ивановна, я не виновата, что вы меня за кого-то другого принимали.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Мы же сына на тебе женить собрались! Она не виновата!.. Уходи, согласию правилам.

Н и к о л а й. Собирайся. О л я. Идем!

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. А ты куда?

Н и к о л а й, не отвечая, идет в дом. Оля — за ним.

Стой, стой!..

Оля останавливается.

Деваться тебе есть куда?

О л я. Я дяде своему позвоню. Он за мной за… зайдет.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Он кто — твой дядя?

О л я. Чертежник. На заводе.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Вот я не задерживай дядю. Укладывайся.

О л я уходит.

Через пять минут весь дом узнает. (Берет книгу со скамьи.) Теперь не до Пик… (всхлипывает) …вика. Пускай другие смеются. Господи! Как мне себя жалко!

О л я выходит из дома с пустой открытой корзиной и вытряхивает из нее пыль.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Может быть, у тебя корзина худая? Я тебе свою дал.

О л я. Нет, спасибо.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Ты не обижайся. Поставь себя на мое место. Мне другая невестка нужна.

О л я. Я не обижаюсь. Вы не злая, но, простите, глупая. (Медленно идет в дом.)

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Вот-вот, ты меня понимаешь. (Идет за ней.) Не мучай меня, собирай вещички, пожалуйста. (Ушла.)

Во время последнего диалога С а м о з в а н ц е в а как вихрь дважды пересекла сцену, влетая то в одно, то в другое крыльцо. В доме — оживление, в окнах — лица.

В окне Самозванцевых — И р а с телефонной трубкой.

И р а. Егор Гаврилович? Жоржик, приходите. Можно. Нет-нет, успокойтесь. Она оказалась совершенно никем. Приходите. (Отходит от окна.)

П а в е л И в а н о в и ч (входит). Мне не жить. Семену Семеновичу насоветовал с чужим ребенком нянчиться, Сергею Сергеевичу надерзил при всех…

В ворота входит м а л я р с к и с т ь ю, лезет на свой помост.

Обожди с ремонтом!

М а л я р закуривает и уходит. В окне — Е в д о к и я П е т р о в н а.

Е в д о к и я П е т р о в н а. Посмеялись над нами! Довольно! (Включает громоподобное радио.)

Павел Иванович умоляюще жестикулирует, как бы завинчивая винт. Евдокия Петровна выключает радио.

Захочу — еще громче пущу. (Скрывается.)

С улицы входит С е р г е й С е р г е е в и ч.

П а в е л И в а н о в и ч. Сергей Сергеевич, простите великодушно: эта самая журналистка оказалась обыкновенной девушкой.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Что вы говорите?

П а в е л И в а н о в и ч. Горькую правду. Никакая она, к черту, не писательница.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Нет, пожалуй, она писательница. Она вписала в наши отношения очень хорошую страницу. И мне лично было бы жаль ее зачеркивать. (Уходя в дом, повторяет.) Очень жаль, очень жаль…

Из дома выходит С е м е н С е м е н о в и ч с ребенком на руках.

С е м е н С е м е н о в и ч. Зажмурилась… Солнце, да?..

П а в е л И в а н о в и ч. Семен Семенович, простите, ради бога, наша Ольга…

С е м е н С е м е н о в и ч. Знаю. Слыхал.

П а в е л И в а н о в и ч. Как же теперь?

С е м е н С е м е н о в и ч. Как?.. Распоясайтесь и живите «на свободе». «Как»…

П а в е л И в а н о в и ч уходит в дом. С улицы входит М и ш а.

М и ш а. Семен Семенович, одолжите ребенка поносить.

С е м е н С е м е н о в и ч. Ты еще уронишь.

М и ш а. Я умею. Я и детскую песню знаю.

С е м е н С е м е н о в и ч (передает Мише ребенка). Осторожнее…

М и ш а (напевает). «Мама, мама, что мы будет делать, когда настанут зимни холода?»

С е м е н С е м е н о в и ч. Что ты маленькой девочке гадости поешь? Давай обратно!

Миша сконфужен; не желая до конца сдавать своих позиций, щелкает пальцами над ребенком.

С е м е н С е м е н о в и ч. И не щелкай над ребенком грязными пальцами.

В окне показывается И р а, за ней — С а м о з в а н ц е в а. Она оттаскивает дочь от окна и захлопывает его.

Из дома выводят П о л я и В а л е н т и н.

П о л я (всхлипывает). Оля уходят, жалко…

В а л я. И Николай тоже. Если бы мой отец так поступил, и я ушел бы. Я с ним буду говорить сегодня же, говорить о нас!

П о л я. Сергей Сергеевич так боится всяких волнений…

В а л я. Это радостное волнение. Ну, примет капли, и все будет прекрасно.

С е м е н С е м е н о в и ч (напевает). «В няньки я тебя взяла…».

Во двор входит п о ж и л а я ж е н щ и н а.

Ж е н щ и н а. Кашкин где здесь квартирует?

С е м е н С е м е н о в и ч. Вам зачем? (Напевает.) «В няньки я…».

Ж е н щ и н а. Я нянька из Дома ребенка. Прислали, чтобы маленького забрать.

Из дома выходит М а р ь я.

От Кашкина звонили.

С е м е н С е м е н о в и ч. Так это две недели тому назад было.

М и ш а. Тогда и приходить следовало. Волокитчики!

С е м е н С е м е н о в и ч. Я оставляю ребенка за собой. Ступайте, ступайте, утешайте своих!

М и ш а. Мамаша, извините за беспокойство. (Провожает женщину к воротам.)

С е м е н С е м е н о в и ч. Может быть, я ее удочерить, увнучить хочу.

М и ш а. Виноват, при живых родителях не полагается.

С е м е н С е м е н о в и ч. А где они? Ты знаешь? Где родители?

М и ш а. Знаю. Мама в отъезде, а папа — я.

Общее движение.

С е м е н С е м е н о в и ч. Так мы тебе и поверили! Подкинули ребенка мне, а папа — он. «Папа» выискался!..

М и ш а. Младенца под дверь положили, а дверь у нас общая, в одной квартире живем.

М а р ь я. Чего ж ты раньше молчал?

М и ш а. Боялся. Боялся, что ребенок уронит меня… в глазах одной барышни. Некрасиво молчал.

С е м е н С е м е н о в и ч. Врешь, врешь!

М и ш а. А хотите документ покажу? (Вынимает письмо.) Вот: «Миша, я должна уехать к родителям. Ребенка взять никак невозможно. Если бросил меня из-за этой… то позаботься хотя о своей дочке. Не оставайся совсем подлецом. Уважающая тебя Таня». Это кому? Вам написано?

С е м е н С е м е н о в и ч. Нет, эхо действительно тебе написано!

М и ш а (протягивает руки). Иди к папе.

С е м е н С е м е н о в и ч. Товарищи, позвольте… Что же мне остается?.. Ведь я ей пел, я ей свою жизнь рассказывал, и она все понимала…

П о л я. Чего не поделили? Ты — папа, вы — дедушка, квартира у вас все равно общая.

М и ш а (радостно). А чтобы ее мама вернулась, я попрошу Ольгу Васильевну письмо написать.

С е м е н С е м е н о в и ч. Опоздал. (Печально.) Разоблачили твою Ольгу Васильевну. Простая она домработница.

М и ш а (изумленно глядит на всех). Ольга Васильевна не писательница?

С е м е н С е м е н о в и ч. Сама сказала.

М и ш а. А вы поверили! (Хохочет.) Ну, люди!.. Она же вас обратно для своих литературных целей разыгрывает! Знаете, какая это писательница? Выдаю-щая-ся! Она вот так сделает (закрывает руками глаза) — и все видит! Жалко мне вас.

В окне Е в д о к и я П е т р о в н а включает радио. Все, гонимые музыкой, разбегаются по квартирам. Евдокия Петровна выключает радио.

Е в д о к и я П е т р о в н а. В своей квартире, что хочу, то и делаю! (Отходит от окна.)

В ворота входит Е г о р Г а в р и л о в и ч. Стучит в окно. И р а выбегает.

И р а. Жоржик, входите, входите!

Е г о р Г а в р и л о в и ч. В комнатах — духота. Доктора мне велят находиться на воздухе. (Кладет сверток на подоконник и садится с Ирой на лавочку под деревом.)

И р а. Нам предстоит очень важный разговор, и здесь во дворе как-то неудобно…

Е г о р Г а в р и л о в и ч. У меня на сегодня билеты в театр. Там, во время действия, и поговорим.

И р а. Нет, в театре шумят, мешают… Жорж, слушайте. Я не возражаю стать вашей женой!

Егор Гаврилович курит, щурится и смотрит вверх.

Я выхожу, выхожу за вас, я согласна!

Е г о р Г а в р и л о в и ч. Согласие дают на предложение, а я, помнится, такового не делал.

И р а. Вы от меня отказываетесь?

Е г о р Г а в р и л о в и ч. Я от вас не отказываюсь. Но браком, — нет, не интересуюсь. Женатым я был. И не раз и не два. Я этой бражки попробовал.

И р а. На что же вы рассчитывали? Зачем сюда приходили?

Е г о р Г а в р и л о в и ч. Я что-либо поэтическое подыскивал. Знаете, зашел после работы… Девичья комнатка, мягкая лампа горит… На столе триста граммов, колбаска порезана… Романтики хочется! А — «где был?», «почему опоздал?», «сколько денег принес?..» это безвкусица, это меня не интересует.

И р а (встает). Вы — грубая натура, нахал и кладовщик!

Е г о р Г а в р и л о в и ч. Виноват, я на вас еще не женился. Для супруга поберегите.

И р а. Господи, сколько хамов! (Убегает в дом.)

Егор Гаврилович берет с подоконника сверток. Окно сейчас же захлопывается.

С другого крыльца сходит П о л я с ведром. Она сердита, расстроена. Пересекает двор, выплескивает да ведра за сарай и возвращается.

Егор Гаврилович, провожая ее глазами, вынимает из кармана билеты и барабанит пальцами по свертку.

Е г о р Г а в р и л о в и ч. Девушка!

Поля резко останавливается.

У меня билеты в театр, на двоих имеются. Может быть, познакомимся?

П о л я. Что ж, давайте! (Выплескивает подонки из ведра на Егора Гавриловича и не спеша идет к своему крыльцу.)

Е г о р Г а в р и л о в и ч (тоже не спеша отряхивается). Это ж помои.

П о л я (с крыльца). Ничего, на вас не заметно! (Уходит в дом.)

Он направляется к воротам, из которых через несколько секунд выходит м а л я р, садится возле козел, закуривает. Из дома выходят О л я, Н и к о л а й с корзинкой. За ними — П р а с к о в ь я И в а н о в н а и П а в е л И в а н о в и ч. Из других дверей постепенно появляются С е м е н С е м е н о в и ч, М а р ь я, М и ш а, В а л е н т и н и П о л я.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Коля, ведь мы ее одну отпускаем. Ты-то куда собрался?

Н и к о л а й. Я без Оли не останусь.

В а л я (Макаровым). Это непорядочно! Стыдно!

Из дома выбегает, надевая на ходу пиджак, А н д р е й С т е п а н о в и ч.

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Куда, куда? Мы все Олю благодарить должны. Это из-за нее здесь жить лучше стали. Сначала усилие над собой делали, а потом и самим понравилось. (Горячо.) Неужели теперь обратно? Вы же все люди неплохие, подумайте! Нельзя вам обратно, да и не хочется!

В ворота входит С е р г е й С е р г е е в и ч.

О л я. До свидания, Поля. Прощайте, Сергей Сергеевич!

С е р г е й С е р г е е в и ч (Макаровым). Как? Вы расстаетесь с этой милой девушкой? (Берет Олю за руку и удерживает.)

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Николай жениться выдумал, а она — ничего не поделаешь — простая.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Это не повод. И что значит «простая»? Сегодня она «простая», а через три года — инженер, педагог, юрист… Я, например, начал заниматься с простой девушкой, и она так способна, умна, тактична… И если мой сын когда-нибудь выберет подобную невесту, я буду только доволен!

Валентин обнимает отца.

Ты что?

В а л я. Спасибо! Я уже выбрал, и не подобную, а именно ее!

Сергей Сергеевич садится на крыльцо.

Что с тобой?

С е р г е й С е р г е е в и ч. Сердечный припадок. (Смотрит на часы.) Почему-то на сорок минут раньше.

П о л я. Сергей Сергеевич, вот ваши капли. Я захватила.

С е р г е й С е р г е е в и ч. Благодарю. Вы очень предусмотрительны… милая Поля. Я очень рад. (Целует Полю.)

В а л я (отводит Полю на два шага в сторону). Видишь, как он обрадовался? А ты спорила.

П а в е л И в а н о в и ч (жене). Сам Сергей Сергеевич так поступает. Может, дальний расчет? Как понять? Гнать или подождать?

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Думаешь, мне гнать их легко?

Н и к о л а й (всем). Спасибо, прощайте. (Оле.) Пошли!

Идут к воротам.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а (мужу). Ты что дурачком стоишь? Держи их, держи! Уводит она его, нашего Колю, уводит, похищает среди бела дня.

Н и к о л а й. Отец! Это я ее похищаю из вашего дома.

В а л я. Николай, оставайся!

М и ш а (Оле). Вас я нипочем не выпущу!

Маляр, видя оживление, начинает красить стену.

В ворота входит Б е л о у с о в. Оля бросается к нему.

О л я. Дядя Костя!..

Б е л о у с о в. Спасибо, что на этот раз позвонила. Давай корзину. Поехали. За что прогнали?

О л я. Дядя…

Б е л о у с о в. Сразу и без вранья! Сахар воровала? Кавалеров принимала на кухне?

О л я. Тише, ради бога!.. (Тащит Белоусова в угол двора.)

Б е л о у с о в. Опять меня в парадном углу принижаешь?

О л я. Дядя Костя, слушай… (Тихо говорит с Белоусовым.)

Остальная группа сперва фиксирует появление Белоусова, затем образует круг, поздравляя Полю и Валентина. Н и к о л а й уносит Олину корзину в дом и вскоре возвращается. Миша заглянул в ворота, увидел что-то для себя интересное и вышел на улицу. Сейчас он возвращается. Очень серьезен. Молча берет Павла Ивановича за рукав, подводит к воротам, указывает на улицу.

М и ш а. Машину видали? (Поворачивает Павла Ивановича и указывает на Белоусова.) А это кто, знаете? Директор седьмого завода Белоусов.

П а в е л И в а н о в и ч. Врешь!

М и ш а. Мне сам шофер сказал.

П а в е л И в а н о в и ч (встряхивает головой, как спросонья. Указывает пальцем. Несвязно). Он… ей… кто?.. Простая, не простая, опять простая, опять не простая!.. (Взглянул на Белоусова, на свой костюм.) Молчи! (Быстро на цыпочках, за спинами остальных, вбегает в дом.)

Б е л о у с о в (смеется). Ну, если так… покажи мне его по крайней мере.

О л я (зовет). Коля!

Коля подходит.

Вот он — Коля. Знакомьтесь.

Б е л о у с о в. Мы же с вами знакомы!

Н и к о л а й. И я вас узнал.

Рукопожатие.

Б е л о у с о в. Ну как же!.. (Оле.) Коля на этом самом месте, как говорится, «проявил ко мне отзывчивость и чуткость».

П а в е л И в а н о в и ч выходит из дома. Он в шляпе, в новых желтых ботинках, из кармана цветной платок, на груди медаль; тихо, в подобострастной позе останавливается между общей группой и Белоусовым.

Б е л о у с о в (продолжает). Но, Коля, предупреждаю, когда она от вас сбежит, ее отыскивать трудно. (Оле.) Ну, знакомь дальше.

О л я. Я не скажу им, что ты директор. На некоторых это слово действует болезненно.

Б е л о у с о в. Но все-таки отрекомендуй меня не меньше, чем полотером.

Павел Иванович, принявший было подобострастную позу, услышал разговор Оли и Белоусова. Постепенно его лицо и фигура меняют выражение. Он выпрямляется, тихонько прячет платок, сбрасывает шляпу на землю и осторожно опускает медаль в верхний карман пиджака. Когда Оля, Николай и Белоусов поворачиваются к нему, Павел Иванович совершенно корректен и независим. Диалога он «не слыхал и не прислушивался».

О л я. Знакомьтесь, пожалуйста.

Б е л о у с о в. Белоусов.

П а в е л И в а н о в и ч. Макаров. Для Коли мы готовы на все. Конечно, я комендант, на ответственной должности. А Ольга Васильевна еще пока одна возможность. Но мы, несмотря на разницу в положении… Вот мы какие люди! Главное — любовь! Берите нас в родственники. Мы согласны!

Рукопожатие. Оля ведет Белоусова к общей группе.

О л я. Дорогие товарищи! Позвольте представить. Мой дядя Константин Николаевич. Служит на заводе. А это — мои новые друзья. Если захотят, — они добрые люди!