Коммандо

НОЧНОЙ РАЗГОВОР

Довольный неожиданной удачей, Адзисава шагал через пустое поле, когда вдруг перед ним, словно из-под земли, выросли пятеро плечистых парней и обступили его кругом.

— Такэси Адзисава? — хрипло спросил один, с особенно злобной рожей, очевидно, главарь. Адзисава не ответил.

— Все вынюхиваешь? И что же тебе, надо?

— Что, ушли заложило?

— Если будешь Совать нос в дела Идзаки-сан, убьем.

— A-а, так вы — люди Накато.

— Об Идзаки-сан забудь. Понял? Тоже мне, сыщик нашелся.

— Опасаетесь?

— Ты еще куражиться будешь, дерьмо? Сказано: если хочешь жить, забудь сюда дорогу.

— Как это «забудь»? Я выполняю свою работу. Если бы все у вас было чисто, вы не стали бы меня запугивать.

— Я вижу, слова до тебя не доходят. Ладно, может, по-другому тебе будет понятней, — зловеще улыбнулся главарь и слегка мотнул головой. Остальные с угрожающим видом сомкнули кольцо.

— Это вы зря, — промолвил Адзисава, отступив на шаг.

— Будешь совать нос в чужие дела, сука? Или поучить тебя как следует?

— Не суйтесь вы. Прибью, — спокойно произнес Адзисава. Весь его облик неуловимым образом переменился. Если до этого момента он напоминал мышь, окруженную стаей котов, то теперь вдруг обернулся крупным зверем, с клыками и когтями поопаснее, чем у кошачьего племени.

Столь разительная перемена не могла остаться незамеченной бандитами, но слишком велико было оскорбление: никогда еще ни один человек не осмеливался так разговаривать с ними, членами могущественного клана Накато!

— Что?! — взревели они. — «Прибью»? Он что, псих?

— Остыньте. Вам же будет хуже, — все так же спокойно, почти лениво проговорил Адзисава, но тело его подобралось, словно стальная пружина. Такой угрозой вдруг дохнуло от этой фигуры, что пятеро молодчиков растерялись. Они были людьми бывалыми и сразу поняли: этот человек не блефует, перед ними настоящий профессионал. Под мирным обликом травоядного скрывался опасный хищник. Ни один из пятерых не решался подступить ближе.

Но тут издалека донесся звонкий детский крик. Какая-то девочка звала маму. Адзисава вздрогнул — ему послышался голос Ёрико. Померещилось, что это она кричит ему. И сжатая пружина ослабла, руки опустились. Перед бандитами опять стояло беззащитное травоядное. Те воспрянули духом.

— А ну, ребята! — дал команду главарь, и все пятеро разом бросились на Адзисава. Он не пытался сопротивляться и молча сносил градом сыпавшиеся удары. Пораженные такой реакцией, гангстеры даже ослабили свой натиск. Они еще немного попинали ногами лежащее тело, все вымазанное кровью и грязью, и главарь бросил:

— Все. Хватит с него.

Он был зол, что мог на миг принять жалкого мышонка за крупного зверя, и испытывал даже нечто вроде разочарования.

— А форсу-то было!

— Будет ему наука.

Остальные были не прочь продолжить избиение — ничто так не распаляло их, как отсутствие сопротивления.

— Если не отстанет, в следующий раз убьем, — остановил их главарь и первым зашагал прочь.

Во время побоев Адзисава, пытаясь удержать ускользающее сознание, заставлял себя думать только об одном. Враг в открытую нанес первый удар. В прошлый раз нападавшие не говорили так явно: «Забудь о деле Идзаки». Они боятся его дальнейших поисков — это ясно. Ясно и то, что чувствуют они себя при этом довольно уверенно, иначе не стали бы так рисковать. На чем основывается эта уверенность? Думают, что труп найти невозможно? Недооценивают противника? Или полагаются на поддержку полиции?

— Эй, парень, ты жив? — услышал он чей-то голос и, с трудом приподняв тяжелые веки, увидел лицо давешнего старика, тревожно склонившегося над ним.

Немедленно примчавшаяся Томоко застыла от ужаса, увидев, что сделали с Адзисава бандиты.

— Ничего страшного, внутренних повреждений нет, — попытался успокоить ее Адзисава, но улыбка не получилась: глаза заплыли, зубы шатались в деснах.

— Какие подонки!

— Ничего. Зато теперь война пойдет в открытую.

Когда Адзисава рассказал ей все по порядку, она тоже заметила:

— Слишком уж нагло они себя ведут.

— В том-то и дело. И в то же время боятся дальнейших поисков. Понимают: если мы докажем, что вокруг строительства дамбы ведутся махинации, искать тело будет легче.

— Махинациями займусь я.

— Нет, Томоко-сан, это слишком опасно. Они нападали на меня уже дважды. Следующий жертвой можете стать вы.

— Я — журналистка. Если мне помешают собирать материал для газеты, даже наша полиция будет вынуждена вступиться.

— Я в этом не уверен. На меня они напали открыто, но они ведь умеют бить из-за утла.

— Они не могли ударить из-за угла, им нужно было вас запугать.

— Тем более. Мне они уже открылись — значит, следующий удар может стать тайным, я и так догадаюсь, кто его нанес.

— Я поняла. Буду очень осторожна. Но скажите, Адзисава-сан, почему вы не пытались дать им сдачи? Я никак не могу этого уразуметь. Вы же сильный. Если бы вы защищались, они не отделали бы вас так.

— На любую силу найдется еще большая сила. В обычной драке с двумя-тремя я бы еще справился. Но против огнестрельного оружия каратэ и дзюдо не помогут. Не надо чересчур доверять кинофильмам.

— Но даже насекомое пытается укусить, когда его хотят раздавить. Вы же и пальцем не шевельнули. Почему?

Уже трижды человек, в мгновение ока справившийся с тремя насильниками, склонил голову перед головорезами Накато. Томоко не могла этого понять. Один раз жертвой избиения стал ни в чем не повинный парень, она умоляла Адзисава заступиться за него, а он все-таки промолчал!

— Что значит «почему»? У меня совершенно естественный страх перед насилием, да и не люблю я драк. Может, я потому и жив остался, что не стал сопротивляться.

Томоко молча смотрела на него.

— Я понимаю, вам та ночь все покоя не дает. Я же объяснял уже: почувствовав, что вы в опасности, я совсем потерял голову. Это был из ряда вон выходящий случай. Когда человек не в себе, он может натворить что угодно.

— Не верю я вам. В ту ночь вы как раз были в себе, головы вы не теряли. Не знаю почему, но вы скрываете свою подлинную силу.

— Скажете тоже.

— Ну да бог с вами. Ради меня вы скинули маску. Надеюсь, что, если я вновь окажусь в опасности, вы меня спасете. Да?

— Меня может не оказаться рядом.

— Значит, если будете рядом, спасете? Ага, проговорились!

Попавший в ловушку Адзисава сконфуженно замолчал.

— А твоего папы еще нет? — спросила Томоко у Ёрико, как-то раз придя к Адзисава, когда того не было дома.

— Не-а, — качнула головой Ёрико и посмотрела на Томоко своими большими круглыми глазами. Взгляд ее, как всегда, вроде бы был устремлен на собеседника, а в то же время словно пытался разглядеть что-то очень далекое.

— Смотри, что я тебе принесла.

Томоко протянула девочке коробку с пирожными. Глаза Ёрико на миг зажглись детской радостью, а потом снова приобрели свое обычное странное выражение.

— Смотри, не ешь все, а то ужинать не станешь.

— Угу. — Ёрико послушно закрыла коробку. Сейчас она показалась Томоко совсем еще ребенком. Как бы ни был высок коэффициент ее умственного развития, все же потеря памяти не могла не сказаться на психике девочки, подумала она.

Правда, Адзисава говорил, что память потихоньку начинает восстанавливаться. Кажется, Ёрико здорово к нему привязалась. Вернется из школы и даже на улицу не выйдет — ждет, когда он придет с работы.

Наверное, время ожидания она проводит, погружаясь в свои неведомые грезы. Все вглядывается в клубящийся перед глазами туман, пытаясь разглядеть в нем контуры исчезнувших воспоминаний.

Томоко поглядела на часики и сказала:

— Посижу, подожду его.

Она уже много раз бывала в этой двухкомнатной квартире. Здесь было чисто, но во всем чувствовалось отсутствие женской руки. Аккуратно прибранные комнаты производили впечатление пустых. Пожалуй, квартира была даже великовата для мужчины и десятилетней девочки.

Томоко представила себе, как бы она придала этому холостяцкому жилищу надлежащий вид, и почувствовала, что лицо ее заливает краска. Они с Адзисава уже дали друг другу безмолвное обещание, остается только его. выполнить. Ёрико держится немного отстранено, но неприязни к ней, Томоко, вроде бы не испытывает.

— Интересно в школу ходить? — спросила она.

— Да, интересно.

Томоко знала, что учится Ёрико хорошо. Из се речи почти исчезли следы деревенского говора.

— Скоро в среднюю школу перейдешь.

Ёрико кивнула и вновь обратила на Томоко свой рассеянный, несфокусированный взгляд.

— Куда ты все смотришь, Ёрйко?

— А я вас видела раньше.

— Я знаю. Ты уже говорила это.

— То лицо становится все виднее.

Томоко замерла, чувствуя, что теперь смотрит девочка прямо На нее.

— Ох, неужели ты вспомнила?

— Немножко. Рядом с вами кто-то есть.

— Наверно, твои папа и мама?

— Нет. Кто-то чужой.

— А ты помнишь лица папы и мамы?

— Угу. Только это не они. Это чужой.

— Чужой? Кто же? — затаила дыхание Томоко. Неужели Ёрико вспомнила лицо убийцы? — Ну же, деточка, вспоминай! Что это за человек?

— Лицо все белое и гладкое — ни глаз, ни рта.

— Думай же, думай! Это мужчина или женщина?

— Мужчина.

— А во что он одет?

— Во все зеленое.

— Значит, человек в зеленой одежде рядом со мной?

Ёрико кивнула. Очевидно, ее родителей убил человек в зеленой одежде.

— А этот мужчина, он какой? Высокий или низенький?

— Высокий.

— Худой или толстый?

— Кажется, худой.

— А в руках у него что-нибудь есть?

— Не вижу.

— Он говорил с тобой о чем-нибудь?

— Не помню.

— Но ведь ты провела с ним несколько дней!

— Ничего не помню.

— Ну постарайся рассмотреть его лицо. Ты должна вспомнить! Что он делает рядом со мной?

Сзади раздался шорох, и лицо Ёрико оживилось.

— Папа пришел!

Томоко не слышала, как Адзисава появился на пороге.

— Добрый вечер. Как вы тихо вошли. Извините за вторжение, — смущенно поднялась Томоко, но Адзисава даже не взглянул на нее, а строго сказал, обращаясь к Ёрико:

— Ты почему уроки не делаешь? Смотри, на второй год останешься!

Томоко не приходилось еще видеть у него столь, сурового выражения лица. Она буквально ощутила исходившую от него ярость.

Отправив девочку в другую комнату, Адзисава обернулся к Томоко уже со своей обычной мягкой улыбкой. Но она теперь знала: та суровая маска и есть его истинное лицо.

— Извините, Томоко-сан, что заставил ждать. Пришлось немного задержаться. Сейчас я чай приготовлю.

— Не надо, давайте лучше я сама. Без вас хозяйничать я не решилась.

Томоко все еще не могла прийти в себя.

— Ну что вы, вы же у меня как дома, — возразил Адзисава, и в его словах ей послышался упрек.

«Когда же вы притворяетесь, а когда бываете самим собой?» — хотела спросить Томоко, но промолчала. Не имеет она пока права задавать ему такие вопросы.

Ужинать было еще рановато, и они стали пить чай с пирожными.

— Я, кажется, разобралась, — приступила к главному Томоко.

— Вы о махинациях в низине Каппа?

— Да. То, что рассказал вам старик, — не сплетни.

— Значит, городские заправилы действительно решили наложить на эти земли лапу?

— И не только они. Здесь замешано министерство строительства.

— Министерство!

— Нынешний министр давно связан с Ооба денежными интересами, а архитектурное управление Хасиро закуплено мэром целиком.

— Но какое отношение к дамбе может иметь министерство?

— Площадь низины примерно 60 гектаров: 40 гектаров — государственные земли, сданные в аренду, а остальное — частная собственность крестьян. До тысяча восемьсот девяносто шестого года вся низина принадлежала местным жителям, но после принятия закона о речных поймах государство конфисковало львиную долю этих земель. Правда, прежние владельцы сохранили право обрабатывать свои старые наделы, но из-за ежегодных разливов реки эти плодородные земли почти не возделывались, если не считать посадок тутовых деревьев. И теперь, после завершения строительства дамбы, действие закона о речных поймах перестанет распространяться на низину. Министерство строительства издаст соответствующий указ.

— И что тогда будет?

— Тогда будут отменены все ограничения, предусмотренные законом тысяча восемьсот девяносто шестого года. Здесь можно будет вести строительство, изменять рельефные почвы — в общем, творить все что угодно.

— А кому будет принадлежать земля?

— По закону государственные угодья должны по низким ценам передаваться арендаторам, но министерство держит это в тайне от крестьян и собирается отдать участки фирме «Хэйан», которая принадлежит семейству Ооба. Эта фирма развила бешеную деятельность, перекупая у местных жителей право на аренду государственных наделов и скупая частные участки. За квадратный метр частных земель они платят триста иен, а арендованных — и вовсе сто.

— Сколько-сколько? Да ведь это грабеж!

— Да, грабеж. Фирма «Хэйан» истратила около пятидесяти миллионов иен, а после завершения строительства земля будет стоить не менее двадцати миллиардов.

— Двадцати миллиардов! Во сколько же раз окупятся их капиталовложения?! — ахнул Адзисава, потрясенный гигантской цифрой.

— В четыреста. Это самый настоящий грабеж.

— И крестьяне ни о чем не подозревают?

— Фирма «Хэйан» провернула дело еще до того, как началось строительство дамбы.

— Значит, афера была задумана заранее и с ведома министерства?

— Выходит, что так. Подобные работы входят в ведение министерства строительства, а городской муниципалитет лишь осуществляет надзор и оказывает поддержку. Перед тем как отменить действие закона о речных поймах, министерство обязано известить арендаторов. Как вы думаете, стали бы они отдавать подешевке право на землепользование, если бы знали, что в скором времени начнется строительство дамбы? Так что без пособничества министерства здесь не обошлось.

— Так-так. Значит, местным воротилам было заранее известно, что дамба будет построена и государственные земли передадут арендаторам.

— Да. Министерство сознательно утаило от крестьян свое решение, чтобы фирма «Хэйан» могла нагреть руки.

— Но когда началось строительство, крестьяне, наверно, возмутились?

— Да, и вожаком у них был сын Косабуро Тоёхара. Но Накато кого запутали, а кому заткнули рот.

— Ну, Томоко-сан, и что же мы будем делать?

— Надо уточнить еще кое-какие детали и давать материал в газету.

— А сможете ли вы пробить такую большую статью?

— Здесь без дежурного редактора не обойтись. Они у нас тоже не все одинаковые. Если подгадать так, чтобы за утренний выпуск отвечал один человек, который чудом уцелел в редакции еще со времен отца, я думаю, мне удастся его уговорить дать мой материал, да еще на первую полосу. Утренний выпуск имеет самый большой тираж, и к тому же поступает в другие города префектуры. Это будет сильный удар.

— Еще бы! Особенно если учесть, что статью даст «Вестник Хасиро»!

— У меня эта полоса прямо стоит перед глазами!

— Если мы разоблачим аферу с дамбой, искать труп Акэми станет куда легче.

— И может быть, мы там найдем не один труп, — горячо подхватила Томоко; возмущенная преступным сговором городской мафии с государством, она забыла все свои страхи.

— Уракава-сан, мне нужно с вами поговорить, — обратилась Томоко к заведующему отделом местных новостей. Горо Уракава сразу понял по ее тону, что разговор будет конфиденциальный.

— Ну что ж, пойдем прогуляемся, — предложил он.

Они отправились в кафе, расположенное довольно далеко от редакции.

— Здесь удобно? — спросил Уракава.

— Извините, что оторвала вас от дел.

— Ничего. Я как раз сдал колонку и сам собирался пойти выпить чашку чая.

Уракава работал в газете еще со времен Сигэёси Оти. Человек он был тихий, незаметный и только благодаря этому уцелел в той «охоте на ведьм», которую устроили в редакции новые хозяева «Вестника».

Могло показаться, что Горо Уракава полностью смирился с изменением курса газеты, ставшей верным рупором империи Ооба, но Томоко знала, что в редакторе отдела местных новостей еще теплится прежний дух» Однажды, когда они были наедине, он сказал:

— Эх, Томоко-сан, видел бы ваш отец, чем я вынужден теперь заниматься. Я бы не смог взглянуть ему в глаза. Все ребята ушли, один я остался есть этот постылый хлеб. Раньше надо было бежать отсюда, теперь ужe поздно.

Уракава несомненно считал, что с гибелью прежней газеты и уходом старых сотрудников его жизнь как журналиста кончилась. Сил же бросить привычное дело у него не хватило. Да и куда бы он ушел, кому был бы нужен?

— Не надо так винить себя, — сказала ему тогда Томоко. — Я ведь и сама работаю здесь и ем тот же постылый хлеб.

С того разговора между ними возникло чувство солидарности двух пленников, попавших в лапы врага. На этого человека и надеялась Томоко, говоря о возможности пробить статью.

Безусловно, Уракава предстояло принять нелегкое решение. Скорее всего, он вылетит из газеты, но Томоко знала, что бывший соратник ее отца будет рад случаю «погибнуть с честью». Вот только удастся ли ему провести статью мимо дотошного главного редактора и проверяющих?

Провинциальные газеты сдают утренний номер позднее, чем центральные. Дополнительное время они используют для помещения самых свежих новостей, которые не успели попасть в токийские газеты. Шанс дать разоблачительную статью может представиться в тот вечер, когда дежурным редактором будет Уракава.

Когда официант подал кофе, Уракава нетерпеливо спросил:

— Ну, так что за разговор?

— У меня к вам просьба.

— С удовольствием выполню ее, если смогу,

— Спасибо… — Томоко запнулась, не решаясь перейти к главному.

— Какие-нибудь неприятности? — отхлебнув кофе, озабоченно спросил Уракава.

Томоко на всякий случай оглянулась по сторонам и протянула ему приготовленный текст статьи.

— Что это? — удивленно поднял он брови.

— Прочтите, пожалуйста.

Почувствовав в ее голосе нечто необычное, Уракава взял статью и стал читать. Лицо его менялось прямо на глазах. Уже одно то, что сотрудница отдела культуры дает рукопись заведующему отделу местных новостей, само по себе было необычно. Когда же Уракава дочитал статью до конца, то не сразу нашелся что сказать — настолько его ошеломило прочитанное. В этом материале было все — и факты, и убедительные доказательства.

— Томоко-сан, а это… — нерешительно начал Уракава.

— Все от первого до последнего слова правда, — перебила она. — Я проверяла.

— И что вы собираетесь с этим делать?

— Хочу дать на первую полосу. Тематика статьи не имеет отношения к моему отделу, поэтому я надеюсь на вас.

— Боюсь, у меня ничего не выйдет — есть главный редактор, проверяющие, корректоры.

— Если захотите, выйдет, — умоляюще посмотрела на него Томоко.

— А вы отдаете себе отчет, какие это будет иметь последствия?

— Конечно, — твердо ответила она.

Уракава еще раз внимательно прочитал статью. Первое изумление прошло, его сменило радостное возбуждение.

— Какая же вы молодчина! Это настоящая бомба! Вам бы в моем отделе работать!

— Я знаю, что пишу без блеска, но пусть это будет им хоть малой платой за отца.

— Вы подвергаете себя страшной опасности.

— Я знаю.

— После опубликования статьи вам нельзя будет оставаться в городе.

— Меня больше волнует ваша судьба, Уракава-сан.

— Обо мне можете не беспокоиться. Я и не мечтал о столь славном венке на мою могилу.

— А ваша семья?

— У меня только жена. Дети подросли и уехали из этих проклятых мест. Будем действовать, Томоко-сан! — решительно заявил Уракава.

— Правда?! Вы действительно решили мне помочь?

— Да. Это будет мой прощальный залп. Надоело влачить жалкое существование в продажной газетенке, какой стал наш «Вестник». А как журналист я все равно уже давно покойник, чувствую, что начал гнить изнутри. Вы возвращаете меня к жизни! Рано или поздно Ооба и их шайка до меня доберутся, и, сколько бы я ни таился, они не простили мне работы с Сигэёси Оти. Так уж лучше я сам, не дожидаясь, ударю по ним первым!

— Спасибо, Уракава-сан, — прошептала Томоко, чувствуя, как к сердцу подкатывает горячая волна.

— Но одному мне это дело не провернуть. К счастью, кое-кто еще уцелел, обратимся за помощью к ним.

— Как вы собираетесь действовать?

— Допустим, рукопись попадет к дежурному редактору прямо перед сдачей номера. Готовый номер поступает в проверку, которая, как вы знаете, существует специально для того, чтобы заворачивать все «антиобщественные» материалы. Это — первый барьер.

— Сколько человек в проверке?

— Заведующий и как минимум два: сотрудника. Там у нас есть Накано, он свой человек. Потом номер идет в типографию. Статью увидит наборщик, верстальщик и корректор.

— Ого, многих же нам придется посвящать в заговор! — разочарованно протянула Томоко. Достаточно одному человеку из типографии оказаться сторонником Ооба, и все пропало. Томоко никого из наборщиков и корректоров не знала.

— Типография — еще полбеды. Труд там настолько поставлен на поток, что у людей нет времени вдумываться в смысл статей. Главная сложность в другом: когда номер сверстан, полосы несут на подпись главному и только потом отправляют стереокопировать и печатать.

— Главный читает верстку?

Главный редактор «Вестника Хасиро» был верным слугой семейства Ооба. На этой ступени заговор неминуемо провалится, даже если удастся на всех остальных участках расставить своих союзников. Томоко охватило чувство безысходности.

— Но выход все-таки есть, — обронил Уракава, и у девушки как камень с души упал.

— Какой? — просветлев лицом, спросила она.

— Подготовить статью того же формата, показать ее главному, а когда он подпишет верстку, заменить «рыбу» на наш материал.

— А с машины он номер не читает?

— Нет, подписав верстку, главный уходит домой. Времена сейчас тихие, спокойные, поэтому до самого конца он в редакции не сидит. Не волнуйтесь, я что-нибудь придумаю, чтобы он не задержался, — уже со спокойной уверенностью заявил Уракава.

Но удобного случая все не представлялось. То в дежурство Уракава в проверке сидели не те люди, то в типографии оказывался кто-то из врагов, а хотелось избежать ненужного риска. Один случайный взгляд, не вовремя брошенный на номер чужаком, мог погубить все дело.

Уракава не сидел сложа руки, он все тщательнее разрабатывал план акции. А противник, успокоенный годами тиши и благодати, и не подозревал о бездне, готовой разверзнуться у его ног.

Все необходимые детали плана совпали вечером второго сентября. Уракава позвонил Томоко и сообщил, что статья попадет в утренний выпуск.

— Подобрались одни наши: и проверяющий, и корректор, и наборщик. Ждите утра, Томоко-сан. Завтра Хасиро забурлит, сказал он сдавленным от волнения голосом.

Томоко хотела немедленно порадовать этой вестью Адзисава, но его не оказалось на рабочем месте, а передать такую новость через кого-нибудь было, увы, нельзя.

Пусть, подумала она, сам завтра узнает. Устрою ему сюрприз. И, представив удивленное лицо читающего газету Адзисава, тихонько рассмеялась.

Выйдя из редакции, Томоко ощутила невероятную легкость, с плеч упала огромная тяжесть. Главный редактор благополучно подписал верстку в печать. Теперь оставалось только дождаться утра.

Империя Ооба получит сокрушительный удар, последствия которого трудно даже представить. Разоблачение аферы с земельными участками в низине Каппа будет иметь широчайший резонанс. Поскольку в преступлении замешан сам министр строительства, сенсацию наверняка подхватят все газеты. Выступление «Вестника Хасиро» начнет цепную реакцию, остановить которую будет невозможно. Еще несколько часов, и «бомба», которой суждено подорвать основы могущества Ооба, поступит в газетные киоски, разойдется по подписчикам.

Томоко казалось, что она уже слышит грохот, с которым в мощной стене, возведенной родом Ооба, образуется брешь. «Отец, я все-таки сделала это», — прошептала она, поднимая глаза к ночному небу. Звезд видно не было — все затянули плотные тучи. Девушке послышалось, что отец тихо шепчет: «Молодец, дочурка».

Вдруг ей неудержимо захотелось видеть Адзисава. Ведь это он раздобыл сенсационный материал, он имеет право знать обо всем. Жаль, что она не дозвонилась ему на работу, теперь он уже, конечно, дома.

В квартире Адзисава телефона не было, а звонить консьержу Томоко не решалась — стояла глубокая ночь.

— Ничего, сегодня особая ночь, — пробормотала она и решительно направилась к дому Адзисава. Брать редакционную машину она сочла непорядочным — ведь она нанесла по своей газете такой удар. К тому же идти было не так уж далеко.

Уракава сдал номер в половине четвертого ночи. Пройдя через Накано, проверяющего, номер поступил в типографию. Такие сложные статьи набирались вручную. Наборщик был свой, из прежнего состава «Вестника». Вместе с верстальщиком они подготовили полосы и отправили их в корректорскую. Потом номер попал к выпускающему, который разметил заголовки и расположил по полосам фотографии. Теперь полагалось сделать оттиск и отправить его на подпись главному редактору.

Посвященный в заговор выпускающий подставил на полосу ранее заготовленную «рыбу», и оттиск пошел к главному с совершенно иной статьей. Тот моль-ком проглядел верстку и, ни о чем не подозревая, подмахнул ее. На этом подготовка к печатанию заканчивалась.

По оттискам готовятся печатные полосы набора, причем первая полоса и полоса местных новостей — в самую последнюю очередь.

Выпускающий лично выравнивает и чистит полосы набора. При этом присутствуют его помощник и проверяющий. Именно в этот момент можно было заменить «рыбу» на набранную тайком статью Томоко. Формат и расположение колонок в точности соответствовали подписанному в печать материалу.

Выпускающий Кимура и проверяющий Макано переглянулись. Уракава не случайно остановил свой выбор на этих двоих — они пришли в газету еще при Сигэёси Оти. В наборном цехе зазвонил телефон.

— Таока, возьми трубку, — сказал выпускающий помощнику. Звонил Уракава, как и было уговорено, Таока единственный не участвовал в заговоре, и дежурный редактор должен был задержать его у телефона.

Статью подменили в мгновение ока.

— А? Он не заходил, — слышался из наборного цеха голос Таока. — Извините, плохо слышно… А?.. Нет, этого я не знаю.

Когда помощник вернулся, все было кончено. Рабочий из печатного цеха пришел забирать готовые формы.

И тут Таока показалось, что с первой полосой что-то не так. Вроде бы та статья, что шла в рамке, чересчур выпирала. Наверно, показалось, подумал он. Глаза его пробежали по первым строчкам, и Таока остолбенел.

Глубокой Ночью в спальне мэра запоздалой осенней цикадой запищал телефон. У постели хозяина Хасиро стояло три аппарата, каждый связывал его с одним из доверенных секретарей, и номера были известны весьма ограниченному кругу лиц. Звонок раздался совсем негромко, но Иссэй Ооба моментально открыл глаза и протянул руку к телефону.

— Извините за поздний звонок, — испуганно про? шелестел голос в трубке.

— Что надо? — В голосе мэра не было и тени сна,

— Господин мэр, чрезвычайное происшествие, — взволнованно затрепетала мембрана. Иссэй Ооба молча ждал продолжения. — Кто-то докопался до операции в низине Каппа!

— Что?! — чуть дрогнул голос мэра.

— Звонил наборщик из «Вестника Хасиро». Они дают статью, в которой сказано все.

— Почему они дают такую статью?

— Я уже выяснил. Они обманули главного редактора;

— Я надеюсь, номер остановлен?

— Видите ли, господин мэр, он уже в печатном цехе.

— Немедленно остановить машину.

— Но тогда не выйдет газета!

— Идиот! Эта статья ни в коем случае не должна увидеть свет. Пусть газета запоздает, не беда.

Голос мэра загрохотал громовым раскатом:

— Статью рассыпать! Розыск произвести потом, сейчас главное — не дать им выпустить номер! Неужели надо было терять попусту столько времени! Без меня не могли додуматься?! Живо исполнять!

Излив гнев на замершего от ужаса секретаря, Иссэй Ооба швырнул трубку и позвонил по нескольким номерам. Главным помощникам властителя было велено немедленно собраться на чрезвычайное совещание, дабы принять все надлежащие меры.

— Папулечка, ты что это расшумелся среди ночи? — капризно протянула лежавшая в постели молоденькая девица. Миё, в прошлом гейша, не блистала умом, но умопомрачительные формы открыли ей дорогу в опочивальню главы дома Ооба. Она была для него даже не любовницей, а просто игрушкой. Вообще-то сейчас у мэра имелись еще три таких фаворитки, но Миё в последнее время пользовалась особой его благосклонностью.

— Не твое дело, спи, — прикрыл он ладонью заспанные глазки красотки и, окинув взглядом ее вальяжно раскинувшееся тело, ощутил знакомое жжение внутри. «Дело, похоже, будет жарким», — подумал он, прислушиваясь к себе. Он знал за собой эту особенность — ощущение опасности рождало в нем непреодолимое физическое желание. Если накануне какого-либо важного события вот так подкатывало изнутри — значит, держи ухо востро. С помощью подобных уколов похоти инстинкт сигнализировал мэру об опасности. Иссэй знал по опыту, что настает горячее время, и утолить внезапно вспыхнувшую жажду удастся теперь не скоро.