Я написал эту книгу с точки зрения человека, у которого диагностировано комплексное посттравматическое стрессовое расстройство (кПТСР), и на основе личного опыта значительного уменьшения симптомов за годы восстановления. Также я писал ее с точки зрения человека, который обнаружил, что нет худа без добра на этом долгом, тернистом и извилистом пути восстановления от кПТСР. Мне также довелось видеть аналогичное выздоровление у нескольких друзей и у множества постоянных клиентов.
Начнем с хороших новостей о кПТСР — это выученный набор реакций, результат задержек на тех или иных ступенях развития личности. Это означает, что расстройство вызвано окружающей средой, а не генетическими отклонениями. Другими словами, в отличие от большинства диагнозов, с которыми путают кПТСР, оно не является врожденным и не является чертой характера. Другими словами, кПТСР — это выученные рефлексы, а не экспрессия генов. Это расстройство вызвано воспитанием (или отсутствием здорового воспитания), а не органическими причинами.
Это прекрасная новость, поскольку то, что выучено, может быть переучено. То, чего не сделали когда-то ваши родители, вы теперь можете сделать сами и с помощью других людей.
Терапия кПТСР обычно включает важные компоненты само- и взаимопомощи (отношенческая терапия). Социальная поддержка может исходить от авторов книг, друзей, партнеров, учителей, терапевтических групп (или комбинаций вышеперечисленного). Я придумал для этого взаимодействия термин: перевоспитание сообществом.
Я должен подчеркнуть, однако, что некоторые люди, пережившие кПТСР в своих семьях, испытали такой уровень предательства своими родителями, что требуется очень много времени, чтобы они могли довериться другому человеку для восстановления межличностных отношений (если у них это вообще получится). В этом случае близкие доверительные отношения можно в значительной мере восстанавливать с помощью любимого домашнего животного, книг и терапевтических веб-сайтов.
В этой книге описан комбинированный, мультимодальный подход к лечению кПТСР. Он ориентирован на самый распространенный тип кПТСР, который чаще всего случается при взрослении в семьях, где присутствует высокий уровень разных форм насилия и неглекта — игнорирования или отсутствия действий, необходимых для удовлетворения нужд здорового развития ребенка. Таким образом, эта книга описывает путь восстановления от того ущерба, который возникает, когда вы проходите через травмирующее насилие (абьюз) и отвержение самыми близкими людьми. Насилие и неглект могут происходить на словесном, эмоциональном, духовном и/или физическом уровнях. Более того, особенно травмирующим является сексуальное насилие. Я убежден, что у нас настоящая эпидемия, судя по количеству таких травмирующих семей. На сегодняшний день расчеты показывают, что одна из трех девочек и один из пяти мальчиков подвергаются сексуальному насилию до того, как станут взрослыми, а недавняя статистика от Kim Foundation показывает, что у 26% американцев старше 18 лет диагностировано психическое расстройство.
Когда насилие или неглект происходят в достаточно тяжелой форме, любая их категория может вызвать кПТСР у ребенка. Это случается даже в случаях эмоционального игнорирования, если оба родителя действуют заодно, как мы увидим в главе 5. Тяжесть кПТСР соответственно усугубляется, если насилие и игнорирование по отношению к ребенку являются многоуровневыми.
Более тяжелая форма посттравматического стрессового расстройства кПТСР отличается от известного травматического синдрома пятью наиболее выраженными компонентами: эмоциональными регрессиями (флешбэками), токсичным чувством вины, пренебрежением своих интересов и потребностей, безжалостной внутренней критикой и социальной тревожностью.
Эмоциональные регрессии (флешбэк — “вспышка, кадр из прошлого”) являются, возможно, наиболее яркой и характерной чертой кПТСР. Люди, перенесшие психологическую травму из-за игнорирования их личности и потребностей, особенно подвержены болезненному состоянию эмоциональных регрессий, у которых, в отличие от обычного ПТСР, нет никакого визуального сопровождения.
Эмоциональная регрессия — это резкое, внезапное и часто продолжительное погружение в эмоциональное состояние переживания насилия или ощущения покинутости, которые человек испытывал еще ребенком. Эти эмоциональные состояния могут включать в себя всеобъемлющий страх, стыд, отчужденность,
ярость, скорбь и депрессию. Эти состояния часто сопровождаются неспровоцированным запуском реакции “бей или беги”
Здесь важно заметить, что эти эмоциональные регрессии, как и большинство вещей в жизни, не работают по типу “всё или ничего” Такие регрессии по проявлению варьируются от слабых до ужасающих. Они также могут отличаться по длительности от нескольких секунд до многих недель, в результате все глубже развиваясь в состояние, которое психологи называют регрессией.
Более подробное определение кПТСР можно найти в новаторской книге Judith Herman Trauma and Recovery (Джуди Герман, Психологическая травма и восстановление).
Когда я пишу эти строки, я вспоминаю самую первую эмоциональную регрессию, которую смог распознать спустя примерно десять лет после травмирующего события. В то время я жил со своей первой серьезной партнершей. Фаза медового месяца наших отношений внезапно закончилась, когда она неожиданно начала кричать на меня, я даже не помню из-за чего.
А вот ощущения, которые во мне вызвал этот крик, я помню отчетливо. Он ощущался как яростно горячий ветер. Я чувствовал, как будто меня тушат, мое внутреннее ощущение затухало, как пламя свечи. Позже, когда я впервые услышал об аурах, я опять испытал эмоциональную регрессию в тот момент и ощутил, как будто мою ауру полностью содрали с меня.
В тот момент в прошлом я ощущал себя совершенно дезориентированным, не мог ни говорить, ни отвечать, ни даже думать. Я чувствовал себя испуганным, разбитым и очень маленьким — как ребенок. В конце концов я кое-как сумел доковылять до двери и выйти из дома, где постепенно смог прийти в себя.
Как я заметил ранее, мне понадобилось десять лет, чтобы осознать, что это неожиданное и напугавшее меня явление было интенсивным эмоциональным флешбэком. Позже я пришел к пониманию этого вида регрессии. Я осознал, что это было яркое воспоминание о том, когда моя мать с абсолютно убийственным выражением лица сотни раз яростно кричала на меня, вызывая стыд, непонимание и беспомощность.
Эмоциональные регрессии сопровождаются также интенсивными вспышками инстинкта стресса “бей или беги” наряду с гиперстимуляцией симпатической нервной системы — той части нервной системы, которая контролирует возбуждение и готовность к действию. Когда страх является доминирующей эмоцией в эмоциональной регрессии, человек чувствует экстремально выраженную тревогу, панику или даже думает о самоубийстве. Когда преобладает отчаяние, возникает онемение чувств, ощущение парализованности и отчаянное желание исчезнуть или спрятаться.
При эмоциональной регрессии также обычно переживается ощущение себя маленьким, хрупким, бессильным и беспомощным, а все симптомы обычно накладываются на унизительный и сокрушительный токсичный стыд.
Токсичный стыд, детально исследованный John Bradshaw (Джон Брэдшоу) в книге Healing The Shame That Binds (Избавление от оков стыда), полностью разрушает чувство собственного достоинства у человека, переживающего кПТСР. Токсичный стыд вызывает в человеке гнетущее ощущение, будто он ужасный, отвратительный, уродливый, тупой, фатально безнадежный. Всеобъемлющее презрение к самому себе, как правило, является эмоциональной регрессией в ощущения, которые он испытывал, сгорая от стыда, под презрительным, уничтожающим взглядом своего травмирующего родителя. Токсичный стыд также может появиться от более пассивно проявленного хронического игнорирования и отвержения родителями.
В начале своей карьеры я работал с Дейвидом, симпатичным, интеллигентным мужчиной — профессиональным актером. Однажды Дейвид пришел ко мне после неудачного прослушивания. Будучи вне себя, он не сдерживал своих чувств: “Я никогда никому это не говорил, но я знаю, что на самом деле я урод. Это такая глупость, что я пытаюсь быть актером, ведь на меня невозможно смотреть без боли”. Я никогда не забуду, как меня это шокировало и как трудно было поверить, что такой симпатичный человек мог чувствовать себя уродливым; но дальнейшие исследования привели меня к пониманию.
Для детства Дейвида было характерно разнообразие спектра насилия и игнорирования. Он был последним и нежеланным ребенком в большой семье, а его отец-алкоголик постоянно нападал на него и смотрел на него с отвращением. Что еще было хуже, вся семья подражала отцу и часто унижала Дейвида, обливая его презрением. Самая любимая колкость его брата, сопровождавшаяся тошнотворной гримасой, была такой: “Я не могу даже стоять рядом с тобой. Меня от тебя тошнит!”
Токсичный стыд может уничтожить ваше чувство собственного достоинства в мгновение ока. При эмоциональных регрессиях вы можете вернуться в ощущения и мысли о том, что “вы никто и звать вас никак”, как это демонстрировала ваша семья. Когда вы застреваете в эмоциональной регрессии, токсичный стыд переходит в чрезвычайно болезненное отчуждение, меланж отверженности — затягивающую трясину страха, стыда и депрессии.
Меланж отверженности состоит из страха и токсичного стыда, которым сопутствует депрессия покинутости. Депрессия покинутости — это обессиливающее чувство беспомощности и безнадежности, которое испытывают травмированные дети.
Токсичный стыд также мешает нам искать утешения и поддержки. Мы воссоздаем картину детской покинутости и отверженности, к которой нас возвращают наши эмоциональные регрессии, часто изолируя себя и беспомощно сдаваясь во власть всепоглощающего ощущения униженности.
Если вы застряли на восприятии себя как бесполезного, дефективного или омерзительного, вы, вероятно, находитесь в настоящем эпизоде эмоциональной регрессии. Это также часто происходит в случаях, когда вы погружены в чувство ненависти к себе и яростной самокритики. Немедленную помощь по выходу из эмоциональной регрессии можно найти в начале главы 8, в которой перечислены 13 практических шагов для избавления от этого болезненного состояния.
Многочисленные клиенты и подписчики моего веб-сайта говорят мне, что сама концепция эмоциональной регрессии уже приносит огромное облегчение. Они рассказывают, что впервые могут объяснить себе и понять свою нелегкую жизнь. Очень распространен комментарий: “Теперь мне понятно, почему все психологические и духовные методики, которые я перепробовал, так мало давали мне ответов”. Многие также отмечают чувство освобождения от постыдного списка ошибочных диагнозов, которые они установили себе сами или это сделал кто-то другой. Такой поворот помог им избавиться от саморазрушающей привычки накопления доказательств собственной ущербности или сумасшествия. Многие также говорят о качественном скачке в своей мотивации изменить выученные привычки ненависти и отвращения к себе.
У людей, переживающих кПТСР, необязательно присутствуют все из перечисленных ниже симптомов и могут встречаться различные их комбинации. Влияющие на это факторы — ваш тип реакции острого стресса (см. ниже раздел “Четыре типа реакции острого стресса: бей, беги, замри, сдавайся”) и паттерн, или характерная схема абьюза/неглекта в вашем детстве.
• Эмоциональные регрессии.
• Внутренний тиран и/или внешний критик.
• Токсичный стыд.
• Отвержение себя, своих интересов и потребностей.
• Тревога при социальных контактах.
• Огромное чувство одиночества и ненужности.
• Хрупкое чувство собственного достоинства.
• Расстройство привязанности.
• Остановки в развитии.
• Трудности в отношениях.
• Резкие колебания настроения (например, псевдоциклотимия, см. главу 12).
• Диссоциация через отвлекающую активность или мыслительный процесс.
• Сверхактивированная реакция острого стресса “бей или беги”.
• Повышенная чувствительность к стрессовым ситуациям.
• Суицидальные мысли.
Суицидальные мысли — это обычное явление при кПТСР, особенно во время сильных или длительных эмоциональных регрессий. Суицидальные мысли проявляются в виде депрессивного мышления или фантазий на тему желания смерти. Они могут быть как активными, так и пассивными.
Судя по моему опыту, у людей с кПТСР наиболее часто встречается пассивная суицидальность. Она колеблется в пределах от желания умереть до фантазий о способах ухода из жизни. Человек, погруженный в переживания суицидальных мыслей, может даже молиться о том, чтобы Бог забрал его из этой жизни, или фантазировать о том, чтобы попасть в какие-то фатальные обстоятельства. Он может думать и даже зацикливаться на мыслях — хотя несерьезно — о том, как выскочить на дорогу перед мчащимся автомобилем или спрыгнуть с крыши высокого здания.
Обычно фантазии прекращаются без серьезного намерения убить себя. Это отличается от активной суицидальности, когда человек решительно действует с намерением лишить себя жизни.
Я рассказываю о пассивной суицидальности, потому что она не вызывает такой тревоги, как активная. Пассивная суицидальность обычно является эмоциональной регрессией в раннее детство, когда ощущение покинутости и ненужности настолько всепоглощающи, что нормальной реакцией было просить Бога или кого угодно положить этому конец.
Когда человек с кПТСР ловит себя на суицидальной фантазии, то ему полезно понимать, что она является как следствием внутренней боли, так и проявлением особенно интенсивного эпизода эмоциональной регрессии. Такое понимание может принести облегчение. Следуя советам, приведенным в главе 8, можно научиться управлять такими регрессиями.
Если рекомендации по управлению эмоциональными регрессиями не помогают и суицидальные мысли становятся все настойчивее, нужно позвонить на горячую линию МЧС или посетить сайт экстренной психологической помощи, потому что вам может потребоваться консультация профессионала.
Опытные терапевты и специалисты по психическому здоровью знают, как различить активную и пассивную суицидальность, не впадают в панику и не преувеличивают последнюю. Наоборот, терапевт приглашает клиента исследовать свои суицидальные мысли и чувства, так как знает, что в большинстве случаев возможность выговориться и описать болезненные ощущения уменьшает или полностью устраняет суицидальность. В гораздо менее распространенном сценарии активной суицидальности словесный “выпуск пара” может помочь терапевту определить, существует ли реальный риск суицида и требуются ли дополнительные меры для того, чтобы оградить переживающего человека.
Однажды я услышал ироничное замечание от Джона Бьерра, известного травматолога, о том, что если когда-то кПТСР будет оценено должным образом, то “Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам”, применяемое профессионалами в этой сфере, сократится в размере от словаря до тонкой брошюры. Другими словами, роль травматического детства в большинстве взрослых психических нарушений невероятно огромна.
Я много раз сталкивался с тем, что моим клиентам с этим расстройством были неправильно установлены диагнозы различных форм тревожных и депрессивных расстройств. Более того, многие несправедливо и ошибочно получили клеймо биполярного, нарциссического, созависимости, аутистического спектра и пограничных расстройств. (Это не исключает вероятности того, что кПТСР может возникать параллельно с этими нарушениями.)
В дальнейшем также возникает путаница с синдромом дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ), а также обсессивно-компульсивным расстройством (ОКР), которые более верно описаны как фиксированные реакции на травму формы “беги” (см. ниже раздел “Четыре типа реакции острого стресса: бей, беги, замри, сдавайся”). Это относится и к синдрому дефицита внимания (СДВ) и к некоторым депрессивным и диссоциативным расстройствам, которые точнее могут быть описаны как фиксированная реакция на травму формы “замри”.
Более того, это не означает, что те, у кого диагноз установлен неправильно, не имеют проблем, схожих и связанных с нарушениями, упомянутыми выше. Ключевая идея заключается в том, что эти ярлыки являются неточными, и описания их часто не подходят к тем, кто испытывает эти непроизвольные симптомы.
Уменьшать значимость кПТСР до уровня панической атаки — все равно что называть пищевую аллергиию раздражением слизистой оболочки глаз. Концентрация внимания на симптомах панической атаки в первом случае или на здоровье слизистой оболочки глаз во втором не дает возможности добраться до первопричины. Панические чувства можно заглушить и замаскировать лекарственными препаратами, как и раздражение в глазах, но все истинные проблемы, связанные с ними, останутся без лечения.
Более того, большинство упомянутых выше диагнозов обычно лечатся скорее как врожденный дефект характера, чем как приобретенная маладаптация к стрессовым обстоятельствам — адаптация, которую люди, пережившие травму, приобрели не по своей воле в детском возрасте. И самое важное: так как такие адаптационные механизмы были выучены, их влияние можно значительно сократить и заместить более функциональными способами борьбы со стрессом.
Ну и напоследок: я убежден, что многие виды зависимостей, включая зависимости от веществ или от процессов, своими корнями уходят в детские маладаптации в условиях родительского насилия или неглекта. Эти ранние реакции приспособления являются попытками смягчить или отвлечь от психической, эмоциональной и физической боли при кПТСР.
Как развивается кПТСР у детей, травмированных насилием и/или неглектом?
Несмотря на то что происхождение кПТСР чаще всего связано с хроническими или длительными периодами переживания физического и/или сексуального насилия в детстве, мои наблюдения убедительно показывают, что хроническое словесное и эмоциональное насилие тоже вызывает это расстройство.
У многих дисфункциональных родителей, не справляющихся со своими обязанностями, в ответ на жалобный призыв младенца или малыша к установлению привязанности и контакта возникает реакция презрения и пренебрежения. Такое отношение является крайне травмирующим для детей и чрезвычайно токсичным для взрослых.
Презрение и пренебрежение — это токсический коктейль из словесного и эмоционального насилия, смертельный сплав из уничижения, ярости и отвращения. Ярость порождает страх, а отвращение вызывает чувство стыда у ребенка, учит его воздерживаться от плача и вообще не привлекать внимания. Вскоре ребенок перестает искать любую помощь или полностью отказывается от связи. Ставка ребенка на привязанность и принятие не оправдывается, и он остается страдать в пугающей безысходности отстраненности.
Родители, особенно склонные к насилию, усиливают травму отверженности, связывая телесные наказания с презрением. Рабовладельцы и тюремщики обычно практикуют презрение и пренебрежение для того, чтобы разрушить чувство собственного достоинства своих жертв. Рабы, заключенные и дети, которых заставляют чувствовать себя бесполезными и бессильными, переходят в состояние выученной беспомощности, и их можно контролировать с гораздо меньшими затратами энергии и внимания. Лидеры культов применяют презрение, чтобы довести своих последователей до абсолютного подчинения, после того как заманят их кратковременной бомбардировкой ложной безусловной любови.
Более того, кПТСР может быть вызвано одним только эмоциональным неглектом, игнорированием или отсутствием действий, требующихся для удовлетворения потребности развивающейся личности ребенка. Эта ключевая тема рассмотрена подробно в главе 5. Если вы замечаете, что ругаете себя, считая свою травму менее значительной, чем травмы других людей, пожалуйста, пропустите эту главу.
Обычно эмоциональный неглект также является основой большинства более явных и очевидных травм. Родители, которые постоянно игнорируют ребенка или поворачиваются спиной в ответ на его потребность во внимании, эмоциональной связи или помощи, оставляют своего ребенка наедине с неконтролируемым количеством страха, и ребенок в конце концов перестает бороться и впадает в депрессивные чувства смертельной беспомощности и безнадежности.
Эти виды отвержения одновременно развивают у ребенка страх, усиленный к тому же чувством стыда. Позже эти страх и стыд порождают токсичного внутреннего критика, перекладывающего ответственность за родительское отвержение на самого ребенка, который, повзрослев, становится своим собственным злейшим врагом и погружается в пучину кПТСР.
Травма возникает, когда атака или пренебрежение включают настолько ярко выраженную реакцию “бей/беги”, что человек не может выключить ее после того, как опасность исчезает. Человек застревает в состоянии физиологического возбуждения. Включатель его симпатической нервной системы стоит на зафиксированном “вкл”, и он никак не может переключиться на функцию расслабления парасимпатической нервной системы.
Один из общих примеров этой ситуации — когда ребенок подвергается травле в школе (буллинг). Он остается в состоянии настороженности и страха до тех пор, пока не снизится угроза повторного насилия и кто-то не поможет ему освободиться от гиперактивизации его нервной системы.
Ребенок расскажет об этом маме или папе, если из предыдущего опыта знает, что может обратиться хотя бы к одному из родителей со своей болью, страхом или просьбой о защите. Тогда он сможет отгоревать временную потерю чувства
безопасности, выразив ее словами, плачем и гневом. (Глава 11 подробно рассматривает эти процессы переживания.)
Более того, его родитель сообщит о травле и предпримет шаги, чтобы этого не произошло вновь; тогда ребенок, скорее всего, освободится от травмы. Он расслабится естественным образом, ощущая безопасность благодаря действию парасимпатической нервной системы.
Единичный, скажем так, “простой” случай травмы часто может разрешиться относительно легко при условии отсутствия кПТСР.
Однако если буллинг постоянен, а ребенок не ищет помощи или живет в опасном окружении, то для освобождения от травмы будет недостаточно просто родительского утешения. Если травма не слишком продолжительна, то для избавления от нее будет достаточно короткого курса терапии, естественно, при условии эффективного устранения опасности в окружении.
Но если травма повторяется и продолжается во времени, а помощь недоступна, ребенок может настолько оцепенеть в травме, что появятся симптомы “простого” ПТСР. Также такое случается из-за продолжительной травмы во время войны, в секте или в ситуации домашнего насилия.
Если такой человек в детстве подвергался длительному семейному насилию или игнорированию, травма проявится в форме особенно тяжелой эмоциональной регрессии, потому что у него уже будет кПТСР. Это особенно характерно для ситуации, когда обидчиками ребенка выступают его родители.
Ранее я упоминал реакцию острого стресса “бей или беги”, которая у всех людей является безусловно-рефлекторным автоматическим ответом на опасность. Более полное и точное описание этих инстинктивных реакций включает в себя четыре типа: “бей, беги, замри, сдавайся”, или борьба, бегство, ступор и уступка.
Реакция борьбы запускается, когда человек внезапно агрессивно отвечает на какую-либо угрозу. Реакция бегства запускается, когда человек отвечает на предполагаемую угрозу, избегая ее или символически впадая в гиперактивность. Реакция оцепенения включается, когда человек, осознавая, что сопротивление бесполезно, сдается, цепенеет, впадает в состояние диссоциации или обездвиживается, принимая неотвратимость поражения. Реакция уступки запускается, когда человек отвечает на угрозу, пытаясь быть приятным или полезным, чтобы задобрить или успокоить атакующего.
Травмированные дети, чтобы выжить, обычно выбирают одну из этих ответных реакций; по прошествии времени из каждой из этих четырех модальностей складывается соответствующая защитная структура: нарциссическая (борьба), обсессивно-компульсивная (бегство), диссоциативная (ступор) или созависимая (уступка).
Эти структуры помогают детям пережить свое ужасное детство, но крайне ограничивают их жизненные реакции. Хуже того, они остаются ограниченными этими моделями даже во взрослом возрасте, когда отпадает необходимость полностью полагаться на одну из первичных моделей поведения.
Важно понимать: различия в характере насилия над ребенком или модели пренебрежения, порядке рождения, а также генетической предрасположенности приводят к тому, что люди поляризуются каждый по своему типу реакции на опасность.
В следующей части мы исследуем примеры четырех детей, каждый из которых вследствие травматизации со стороны родителей оказался более склонен к одному из четырех типов защитного реагирования. Четыре ребенка соответствуют основным типам переживших травму:
Боб — “борьба” (нарциссический);
Кэрол — “бегство” (обсессивно-компульсивный);
Мод — “ступор” (диссоциативный);
Шон — “уступка” (созависимый).
Кэрол в своей семье была всегда во всем виновата. Нарциссические ограниченные родители обычно выбирают минимум одного ребенка, которому отводят роль семейного “козла отпущения”.
Попытки сделать “козлом отпущения” — это процесс, посредством которого обидчик избавляется и выводит наружу свою боль, стресс и фрустрацию, атакуя более слабого человека. Обычно это приносит обидчику некоторое сиюминутное облегчение. Однако это не преобразует и не высвобождает его боль должным образом, и поиски “козла отпущения” вскоре возобновляются, когда внутренний дискомфорт у обидчика опять нарастает.
Вильгельм Райх в своей блестяще написанной книге Психология масс и фашизм показывает всеобъемлющий характер поиска крайнего — начинаясь от травли ребенка-жертвы родителем-обидчиком и до роли “козла отпущения”, отведенной нацистами евреям. В особенно неблагополучных семьях, такой как у Кэрол, родители, склонные искать крайних, часто объединяют остальных членов семьи против “козла отпущения”.
Просматривая домашнее видео, Кэрол многое узнала о своем раннем детстве. Ее родители были настолько нарциссически поглощены собой, что без тени смущения записали множество случаев вербального и эмоционального насилия над девочкой. Обычно это происходило на фоне записей выступлений их любимчика — ее старшего брата. Самовлюбленные родители-нарциссы редко испытывали смущение из-за своего агрессивного поведения. Они чувствовали себя вправе наказывать ребенка за все, что им не нравилось, неважно, насколько необоснованным это могло казаться беспристрастному наблюдателю.
Еще в раннем детстве родители Кэрол начали презрительно обвинять ее в том, что она испачкала подгузник, когда ей еще не было и года. К тому времени, когда ей исполнилось три года, ее так часто наказывали за шум во время разговора и за то, что она активно исследовала дом, что постоянный страх вызвал у нее состояние, подобное синдрому СДВГ.
Убежищем для Кэрол служил задний двор, где она могла играть в свое удовольствие: карабкаться, бегать, весело проводить время, а также строить и разрушать домики, которые она мастерила из своих игрушек, листьев, травы, палочек и камешков. Она занимала себя с утра до вечера, часто забывая пообедать. Оглядываясь назад на ситуацию, будучи уже взрослой, она думала, что это облегчало жизнь ее матери, потому что та никогда не звала ее поесть.
Одно из семейных видео этого периода стало той самой последней каплей, после которой Кэрол уже не смогла отрицать тот факт, что ее семья применяла методы насилия. На видео во время игры она постоянно бьет себя по руке и называет плохой девочкой, нерешительно ковыляя по гостиной и касаясь разных безделушек. На многих видео присутствовали также ее родители, братья и сестры, насмешливо и презрительно хохочущие над ней.
Когда уже в раннем возрасте сострадание замещается презрением, ребенок чувствует себя настолько униженным, что не в состоянии справиться с этим. Слишком беспомощный, чтобы протестовать или даже понять несправедливость наказания, ребенок со временем привыкает считать, что он какой-то не такой и непоправимо испорчен. Часто он начинает верить, что заслуживает родительского наказания.
Когда Кэрол исполнилось четыре, она “случайно” выпала из окна второго этажа. Несколькими годами позже она выбежала на улицу прямо перед машиной, которая отбросила ее на землю. Уже взрослой она пришла к выводу, что обе травмы способствовали раннему началу крайне болезненного искривления позвоночника. Она также считала, что ей было так больно, что она неосознанно пыталась свести счеты с жизнью.
К счастью для Кэрол, школа стала для нее своеобразной отдушиной. Когда она была в третьем классе, добрый учитель заметил ее способности и не уставал хвалить ее, так что она вскоре стала первой ученицей. К сожалению, ужасная тревожность, с которой она жила 24 часа 7 дней в неделю, вскоре переросла в обссесивно-компульсивный подход к учебе, который во взрослой жизни переродился в разрушительный перфекционизм и трудоголизм.
Старший брат Кэрол, Боб, любимец и герой родителей, сформировался как личность не под влиянием страха и отрицания, как Кэрол. Боб, воплощая нарциссические ожидания родителей, превратился в целеустремленного человека с широкими интересами, потому что родители с готовностью хвалили даже тогда, когда он делал что-то спустя рукава. В особенности они поощряли те его действия, которые могли положительно отразиться на их репутации. Следуя примеру родителей, он продолжал делать из Кэрол “козла отпущения”, а со временем превзошел их в причинении ей страданий.
Я убежден, что существует эпидемия насилия со стороны братьев и сестер, которая поражает многие неблагополучные семьи. Братья и сестры в таких семьях травмируют своих жертв так же тяжело, как и родители. Фактически в семьях с отстраненными и незаинтересованными родителями сиблинги становятся главным источником травмы. Это особенно верно для нашей культуры, где эмоциональное игнорирование детей является весьма распространенным и где родители почти всегда советуют детям разбираться самостоятельно. Но как ребенок, более слабый, чем старший брат или сестра, может ”разобраться” и защититься от мучителя без помощи более сильного союзника?
Боб тоже не избежал патологического влияния своих родителей. Поиск крайнего стал привычным для него, и у него развилось нарциссическое шестое чувство, которое помогало ему находить людей, выбранных в семье на роль “козлов отпущения”, и включаться в их травлю. Боб, страдающий от того, что родители используют его и задают нереалистично высокие стандарты, вырос в полноценного нарцисса с навязчивой идеей контроля. Он пытался агрессивно контролировать и воспитывать тех, кого назначал на роль своих “любимых”, так же, как когда-то контролировали его. Как раз в то время, когда Кэрол проходила терапию, он “воспитывал” свою четвертую жену, нередко давая волю рукам.
Давайте вернемся к Кэрол. В подростковом возрасте ее травма была болезненно подкреплена окружающими, которые так восторгались достижениями ее брата, что присоединились к общесемейному мнению о Кэрол как о “паршивой овце”.
К несчастью, даже несмотря на то, что взрослая Кэрол стала жить отдельно от семьи, жизнь ее складывалось не лучшим образом. Кэрол продолжала оставаться заложницей своей семьи, попадая под влияние других нарциссов, склонных, как и ее родители, к насилию или пренебрежению ею. Это хорошо известный психологический феномен, который называется вынужденным повторением, или реконструкцией, и пережившие травму крайне чувствительны к нему. Мы будем разбираться в этом на протяжении всей книги.
Третий ребенок, Мод, родилась через два года после Кэрол. К этому времени родители устали от постоянных усилий по воспитанию Боба и Кэрол. Назначив Бобу и Кэрол роли соответственно героя и “козла отпущения”, они не слишком интересовались Мод. У них не было ни желания, ни сил делать из нее еще кого-то.
Мод стала классическим неприкаянным ребенком. Во время взросления она была полностью предоставлена сама себе. В результате еда и дневной сон стали для нее источником комфорта. А из-за того, что Боб получал удовольствие, издеваясь и над ней, она старалась как можно реже выходить из своей комнаты.
Оглядываясь назад, Кэрол подозревает, что Боб домогался младшей сестры сексуально. Она предполагала, именно поэтому Мод терпеть не могла различные детские сады и подготовительные школы, в которые мать пыталась ее определить. Со временем Мод застыла в диссоциативной депрессии низкой степени, страдала от сильнейшей тревожности и замыкалась в ситуации любого социального взаимодействия.
В четыре года эксцентричная тетя поставила в ее комнате телевизор, и вскоре он стал для Мод еще одной отдушиной. Это усилило у нее расстройство привязанности: телевизор стал для нее интереснее и важнее человека. Грустно, но теперь она не поддерживает отношений ни с кем и проживает в статусе инвалида в квартире, заваленной хламом.
Как и у множества других детей в семьях, запускающих развитие кПТСР, у Мод были дискомфортные отношения с братом и сестрой, потому что ее родители неосознанно практиковали принцип “разделяй и властвуй” Взрослые моделировали и поощряли у детей сарказм и постоянное чувство вины. Более того, взаимодействие, сотрудничество и теплые дружеские отношения неизменно высмеивались.
В дисфункциональных семьях соперничество между братьями и сестрами подкрепляется еще и из-за того, что все дети получают очень мало заботы и потому у них просто нет шансов научиться заботиться друг о друге. Более того, между ними постоянно идет конкуренция за те крохи внимания, которые дают им родители.
Два года спустя после рождения Мод родился Шон. Поначалу казалось, что ему уготована такая же потерянная жизнь, как и Мод, но, когда он повзрослел, ему досталась роль юного гения, как описано в книге Алис Миллер Драма одаренного ребенка и поиск собственного Я,
Судьба наградила Шона врожденным даром сострадания, и он быстро научился понимать, чего хочет от него мать. Благодаря этому он всегда мог ей угодить. Иногда это умиротворяло ее и уменьшало ее язвительность и сарказм.
С годами Шон довел этот навык до совершенства и, подобно ясновидящему, научился предугадывать ее настроения и предпочтения. Он знал ее слабые места, и иногда казалось, что он лучше нее знает, чего она хочет. Он превратился в эксперта по безопасному высвобождению ее гнева и умудрялся порой даже получать от нее крохи одобрения.
Одновременно его мать осознавала, что стареет и что ее спившийся муж, вероятно, стареет еще быстрее. Не желая оставаться одной, она эксплуатировала сострадательную натуру Шона и готовила его к тому, что он останется рядом с ней до самой ее смерти. Так и вышло: Шон жил в родительском доме до тех пор, пока смерть матери не освободила его от эмоционального плена в возрасте 29 лет. Это была рабская созависимость, которую мы исследуем в главе 7.
Другу Шона, который познакомился с его сестрами и братом во взрослом возрасте, казалось, будто у всех у них были разные родители.
В заключение важно заметить, что роль “козла отпущения” не достается исключительно тем людям, у которых доминирует реакция бегства, как это произошло с Кэрол. Эту роль может получить любой из четырех типов защитного реагирования, в зависимости от конкретной семьи. Роль “козла отпущения” также может передаваться время от времени от одного ребенка к другому, а также каждый из родителей или братьев и сестер может выбрать разных “козлов отпущения”.
В главах 6 и 7 подробно исследуется каждый из типов защитного реагирования и соответствующая ему защитная структура. Эти главы также помогут вам определить свой тип защитного реагирования и решить его специфические проблемы.
Восстановление от кПТСР, прежде всего, является комплексным. Важно это подчеркнуть, потому что есть множество односторонних подходов к травме, каждый из которых считается панацеей. Однако, по моему мнению, односторонние подходы не могут справиться со всеми уровнями травмирования, вместе образующими причину кПТСР.
Кроме того, применяя упрощенные подходы, вы рискуете оказаться парализованы токсичным стыдом, если не достигнете обещанных целей. Я решил написать эту книгу в значительной степени из-за того, что много раз срывался в пучину самоуничижения, когда очередная “панацея” в виде той или иной психотерапии оказывалась бесполезной.
Я буду многократно использовать слово “ключ”, описывая разные задачи, на которых держится реабилитация. Эта книга предлагает “связку ключей” из точек зрения и методов, которые помогут освободиться от состояния, названного Алис Миллер “узник детства”.
Жестокие и игнорирующие нас родители могут ранить и отвергнуть нас на разных уровнях: когнитивном, эмоциональном, духовном, физическом и социальном. Для восстановления нужно научиться поддерживать себя — на всех уровнях реализовывать неудовлетворенные потребности развития, имеющие отношение к нашему переживанию детской травмы.
Эта глава представляет собой краткий обзор задач восстановления от кПТСР. Более детально эти задачи рассматриваются в части II. Подробное содержание в начале книги даст вам более детальную информацию по каждой из тем, затронутых в этой главе. Пожалуйста, обратитесь к оглавлению и содержанию для того, чтобы выбрать разделы книги, больше всего привлекающие ваше внимание.
Ниже приведен список наиболее распространенных задержек в развитии при кПТСР. Вы можете обнаружить, что в меньшей мере или совсем не обладаете ключевыми характеристиками здорового человека. Как правило, пережившие травму различаются между собой тем, сколькими и какими именно задержками они обладают. Влияющие на это факторы — тип защитного реагирования, паттерн насилия/неглекта в детстве, личностные особенности и любая уже выполненная работа по реабилитации. Вот список качеств, развитие которых может пострадать при кПТСР.
• Принятие себя.
• Отчетливая самоидентификация.
• Сострадание к себе.
• Самозащита.
• Способность испытывать чувство комфорта от отношений.
• Умение расслабляться.
• Способность к полному самовыражению.
• Сила воли и мотивация.
• Спокойствие духа.
• Забота о себе.
• Вера в то, что жизнь — это дар.
• Самооценка.
• Уверенность в себе.
Моим попыткам работать над устранением этих задержек развития на раннем этапе восстановления препятствовало чувство негодования. “Зачем мне это все?” — был мой обычный внутренний рефрен. Негодование, которое должно было быть направлено на моих родителей, обращалось против меня самого и мешало мне работать над собой.
К счастью, успехи в собственной реабилитации помогли избавиться от этого негодования. Они научили меня заботиться о себе как о ребенке, который нуждается в помощи и действительно ее заслуживает.
Мне кажется полезным подход к задержкам в развитии с точки зрения романиста Дэвида Митчелла, сказавшего, что “Огонь — это солнце, которое раскручивается из глубины дерева”[1]. Точно так же эффективная реабилитация достигается благодаря вашему врожденному природному потенциалу — вашему бессознательному. Этот внутренний потенциал может оставаться нереализованным из-за вашей детской травмы.
Особенно трагичной может быть задержка в развитии, связанная с потерей силы воли и мотивации, от которой страдают многие пережившие травму. Многие дисфункциональные родители деструктивно реагируют на зарождающееся стремление к инициативе у своих детей. Если это происходит на протяжении всего детства, переживший травму может чувствовать себя потерянным и потерявшим цель своей жизни. Всю оставшуюся жизнь он может дрейфовать без руля и ветрил.
Более того, даже если ему удастся самостоятельно определить цель, для ее достижения потребуется гораздо больше усилий и концентрации. Исправление этой задержки в развитии крайне важно, потому что в настоящее время многие новые исследования по психологии показывают, что упорство — даже в большей мере, чем интеллект или врожденный талант, — является ключевой психологической характеристикой, необходимой для самореализации в жизни.
Я работал со многими пережившими травму, застрявшими в этой форме взрослой беспомощности. Те, кто восстановился от нее, как правило, достигли этого путем проработки своего гнева и горевания, что обсуждается на протяжении всей этой книги. Способность применять силу воли связана со способностью здоровым образом выразить свой гнев. Достаточно продвинувшись в реабилитации, вы сможете научиться проявлять свою волю. Поначалу, пока у вас не начнет получаться по-настоящему, вы можете притворяться. Это то, что Стивен Джонсон называет “трудной работой над чудом”.
Заканчивая обсуждать вопрос задержек развития, необходимо отметить, что некоторые пережившие травму обладают уверенностью в себе, но низкой самооценкой. В детстве моя реакция бегства реализовалась в приобретение академических навыков, которые ценились во внешнем мире. Но такое признание нисколько не влияло на мой токсичный стыд, чтобы я почувствовал себя достойным человеком.
Мой внутренний критик, как и мои родители, всегда находил во мне что-то несовершенное, что противоречило оценкам, которые я получал. Получаемые мною на экзамене 99 баллов из 100 возможных никогда не вызывали у меня гордости. Скорее, это был повод для еще большей самокритики по поводу недостающего одного процента. У меня, как и у многих других переживших травму, с которыми я работал, развился синдром самозванца. Этот синдром вступал в противоречие с получаемой мною позитивной обратной связью. Он упорно твердил мне, что, узнав меня по-настоящему, люди поймут, что я просто неудачник. В конце концов, я все же приобрел уверенность в своих интеллектуальных способностях, хотя моя самооценка оставалась очень низкой.
Первый уровень реабилитации обычно включает в себя восстановление от вреда, нанесенного кПТСР нашим мыслям и представлениям о себе.
Работа по когнитивной реабилитации направлена на то, чтобы сделать ваш мозг дружелюбным к вам. Основное внимание уделяется признанию и устранению деструктивных мыслей и мыслительных процессов, навязанных вам в детстве.
Когнитивное исцеление также зависит от умения выбирать здоровые и более точные способы говорить и думать о себе. На самом общем уровне оно состоит в обновлении истории, которую вы рассказываете себе о своей боли.
Нам нужно четко понимать, что именно ужасное воспитание стало причиной самовозобновляющейся травмы, с которой мы живем сегодня. Мы можем научиться снимать с себя гору несправедливых обвинений. Мы можем перенаправить эту вину на неправильное воспитание, которое мы получали от наших родителей. А также можем сделать это так, чтобы мотивировать себя отказаться от их влияния и добровольно встать на путь восстановления.
Эта работа потребует от нас полной преданности самим себе. Лояльность по отношению к себе будет способствовать когнитивной работе по освобождению нашего разума от необходимости нападать на нормальные, здоровые части нашего ”Я”.
Когнитивная работа является фундаментом для дистанцирования от заложенного в вас родителями, ненавидящего вас внутреннего критика. Сейчас, когда я пишу это, друг моего сына говорит ему: “Я сделал лего-робота, который атакует мозг и разъедает человека изнутри”. Я поражаюсь такой синхронности мыслей и думаю: “Какой подходящий образ для родителя, травмирующего своего ребенка”.
Насилие и отстранение в раннем детстве вынуждает ребенка к слиянию его личности с суперэго — психической инстанцией, усваивающей установленные родителями правила, при соблюдении которых они готовы принять ребенка. Однако, поскольку в семье, продуцирующей кПТСР, принятие невозможно, суперэго работает сверхурочно и круглосуточно, пытаясь достичь невозможного. В конечном счете ребенок делает своей стратегией перфекционизм, что позволяет ему воспринимать своих родителей менее опасными и более привлекательными. Его единственная надежда состоит в том, что, если он станет умным, полезным, красивым и абсолютно безупречным, его родители, наконец, позаботятся о нем.
К сожалению, постоянно терпя фиаско в завоевании их уважения, ребенок делает вывод, что он фатальный неудачник. Его лишают любви не из-за его ошибок, а потому, что сам он — ошибка. Он видит только свои недостатки и промахи.
Все, что он делает, говорит, думает, воображает или чувствует, образует воронку, затягивающую его в бездну страха и токсичного стыда. Его суперэго превращается в мощного, калечащего критика.
Самокритика нарастает в отчаянной попытке ребенка избежать ошибки, которая приведет к его отвержению родителями. Самокритика становится навязчивой, и только в таком режиме она помогает ребенку предвидеть и избежать наказания и усиливающегося отстранения. В то же время она постоянно наполняет его психику страхами и катастрофическими образами.
Переживший травму становится собственным тюремщиком, не принимающим ничего, кроме совершенства. Это все равно, что ехать в машине с истеричным водителем, который за каждым поворотом дороги не видит ничего, кроме опасности. Главы 9 и 10 посвящены практическим рекомендациям, призванным обуздать внутреннего критика.
Со временем внутренний критик все больше становится неотъемлемой частью личности пережившего травму. Суперэго превращается в тоталитарного критика и опережает в своем развитии здоровое эго (эго развивается позже, чем суперэго).
Несмотря на распространенное негативное восприятие слова “эго”, в нем нет ничего плохого. В психологии термин “эго” означает то, что обычно мы подразумеваем под такими понятиями, как “самость” или “идентичность”. Здоровое эго — это дружелюбный менеджер психики. К сожалению, родители, вызывающие кПТСР, мешают росту эго, подрывая развитие важнейших эго-процессов — сострадания к себе и самозащиты.
Они добиваются этого, стыдя или запугивая вас, когда у вас проявляется естественный импульс сочувствия к себе или защиты своих интересов. Инстинкт заботы о себе и защиты себя от несправедливости остается в состоянии зародыша и не развивается.
Психообразование в отношении кПТСР является первым уровнем устранения токсической индоктринации вашего разума, направленной против вашего здорового эго. Поняв, насколько враждебно ваши родители относились к вашему здоровому самовосприятию, вы получаете мотивацию к самопомощи, чтобы исправить нанесенный ущерб. Чем точнее вы определяете нанесенный ущерб, тем лучше понимаете, что нужно исправлять.
Это критически важно, потому что без правильно функционирующего эго у вас нет центра принятия здоровых решений. Слишком часто при взаимодействии с миром ваши решения основываются на страхе попасть в беду или быть отвергнутыми, а не на осмыслении и справедливом взаимодействии.
Вы можете научиться постепенно заменять токсичный взгляд внутреннего критика той точкой зрения, которая поддержит вас и не даст запугивать себя.
Теперь вы — взрослый человек, свободный в своем решении обрести душевный покой и поддерживать себя. Позиция отстаивания своих интересов
может превратить ваше существование из борьбы за выживание в доставляющее удовлетворение преуспеяние.
Вы можете начать прямо сейчас, пробуждая и взращивая жизнеутверждающие инстинкты сострадания к себе и самозащиты.
Когнитивное исцеление можно начинать или подкреплять чтением о том, с чего все началось. Надеюсь, у вас есть некоторые соображения о том, что лежит в основе ваших страданий.
Некоторые читатели, возможно, ищут когнитивные ответы на протяжении многих лет и с помощью книг и психотерапии уже заложили фундамент для этой работы.
В то же самое время те, кто для восстановления от травмы применяли только когнитивно-поведенческую терапию (КПТ), могли разочароваться в когнитивной работе. Если вы похожи на меня, то, знакомясь с этим подходом, возможно, ожидали от него больше, чем он мог дать. Когнитивные инструменты незаменимы в лечении когнитивных проблем, но неприменимы ко всем уровням кПТСР. Особенно заметны их ограничения в терапии эмоциональных проблем, как мы увидим дальше.
На ранних стадиях реабилитации необходима психообразовательная часть когнитивной работы, которая выполняется с помощью других людей — учителей, писателей, друзей и терапевтов, которые лучше нас знакомы с предметом. Если психообразование эффективно, оно превращается в осознанность.
С психологической точки зрения осознанность, или майндфулнес, — это полное сосредоточение на осознании своих мыслей и чувств для расширения набора реакций на них. Действительно ли я согласен с этой мыслью или меня заставили поверить в нее? Как я хочу ответить на это чувство — отвлекая себя от него, подавляя его, выражая его или просто переживая его, пока оно не превратится во что-нибудь еще?
Осознанность — это точка зрения, которая объединяет вашу способность к самонаблюдению с вашим инстинктом сострадания к себе. Следовательно, это ваша способность наблюдать за собой объективно и принимая себя. Это ключевая функция здорового эго и иногда описывается как наблюдающее эго или свидетельствующее “Я”.
Осознанность — это точка зрения доброжелательного любопытства ко всем вашим внутренним переживаниям. Такая интроспекция полезна и чрезвычайно способствует восстановлению. Развитая осознанность помогает распознавать и отвергать убеждения и точки зрения, приобретенные вами в своей травмирующей семье.
Невозможно переоценить важность осознания ваших внутренних комментариев в свой адрес. При достаточной практике осознанность пробуждает ваш боевой дух, помогая противостоять навязанным мыслям из вашего детства и заменяя их поддерживающими мыслями. Осознанность также помогает вам выбрать точку зрения, позволяющую оценивать и направлять свои усилия по реабилитации.
Глава 12 содержит подробные инструкции по повышению осознанности, содержащиеся также в работах Стивена Левина, Джека Корнфилда и Джона Кабат-Зинна.
Наконец, важно отметить, что осознанность имеет тенденцию распространяться и положительно воздействовать на все уровни вашего когнитивного, эмоционального и физического опыта. Осознанность очень важна как руководство на каждом уровне восстановления, и мы еще не раз вернемся к этой мысли на страницах этой книги.
Травмирующие родители наносят нашей эмоциональной природе такой же большой вред, как и нашему мышлению. Следовательно, на этом уровне также необходимо проделать значительную работу по реабилитации. Это особенно важно, потому что социум также способен нанести вред нашей эмоциональной природе.
Этот раздел представляет собой обновленную версию статьи, опубликованную мною в 1991 году. Первоначально я писал ее в качестве вступления к моей первой книге The Tao of Fully Feeling (Дао полного чувствования), и она содержала призыв к широкой публике осознать последствия попыток сдерживать эмоции. К счастью, полученные мной отзывы побудили меня закончить эту книгу, ставшую руководством по преодолению семейных и социальных травм, нанесенных эмоциональной сущности детей.
Люди, пережившие травму, стремящиеся к здоровым отношениям со своей эмоциональной природой, должны принять тот экзистенциальный факт, что человеческие чувства часто бывают противоречивы и колеблются между противоположными полюсами переживаний. Для чувств вполне нормально непредсказуемо колебаться между двумя противоположными эмоциональными полюсами. Поэтому для человека характерна и нормальна смена настроений между такими крайностями, как радость и печаль, подъем и депрессия, любовь и ненависть, доверие и подозрительность, смелость и страх, прощение и обвинение.
К сожалению, в нашей культуре только “позитивный” полюс любого эмоционального переживания одобряется или разрешается. Это может привести к избеганию “негативной” полярности, что имеет как минимум два болезненных последствия.
Во-первых, человек ранит и истощает себя навязчивыми попытками избежать отрицательных чувств, а в реальности еще больше застревает в них. Это похоже на действия клоуна, чьи отчаянные усилия освободиться от клейкой ленты лишь еще больше сковывают и связывают его.
Во-вторых, подавление одного края эмоционального спектра часто приводит к подавлению всего спектра, и человек утрачивает эмоциональность. Младенца эмоциональной живительной силы выплескивают из ванночки вместе с грязной водой из-за боязни испытать некое “неприемлемое” чувство.
Нежелание участвовать в этой фундаментальной сфере человеческого жизненного опыта приводит ко многим ненужным потерям. Так, без ночи не бывает дня, без работы — отдыха, без голода — насыщения, без страха — мужества, без слез — радости, а без гнева не бывает настоящей любви.
Большинство людей, которые выбирают или вынуждены отождествлять себя только с “позитивными” эмоциями, обычно оказываются выброшенными на эмоционально безжизненный берег. Они сереют, мертвеют и диссоциируют в некую безэмоциональную пустыню, непригодную к жизни.
Более того, когда человек пытается удержать желаемое им чувство дольше положенного срока, оно становится фальшивым и неестественным, как искусственная трава или пластиковые цветы. И наоборот, если он научится добровольно мириться с обычным житейским опытом, в котором хорошие чувства приходят и уходят, перетекая в разнообразие форм, то в конечном итоге у него будет расти способность к самообновлению в живительных водах эмоциональной гибкости.
Подавление так называемого негативного полюса эмоций вызывает много ненужной боли, а также потерю многих важных аспектов эмоциональной жизни. На самом деле большая часть чрезмерного одиночества, отчуждения и нездоровых пристрастий, от которых страдает современное индустриальное общество, является результатом того, что людей учат и заставляют отвергать, патологизировать или подавлять очень многие нормальные эмоциональные состояния — и свои, и чужие.
Нигде — ни в самых глубинных уголках своего “Я”, ни в присутствии ближайших друзей — обычному среднестатистическому человеку не разрешается иметь и исследовать совершенно нормальные эмоциональные состояния. Гнев, депрессия, зависть, грусть, страх, недоверие и тому подобное — все это такая же
нормальная часть жизни, как хлеб, цветы или улицы. Тем не менее их стали повсеместно избегать и считать постыдными человеческими переживаниями.
Это очень трагично, потому что все эти эмоции выполняют чрезвычайно важные и оздоровляющие функции в целостной психике человека. Одна из самых важных их функций, — здоровая самозащита. Не имея доступа к своим некомфортным или болезненным чувствам, мы лишаемся фундаментальной способности видеть, что кто-то в нашем окружении относится к нам несправедливо, оскорбительно или пренебрежительно.
Люди, не способные испытывать скорбь, часто не осознают, что их несправедливо изолировали, а те, кто не могут переживать свои естественные реакции гнева или страха в ответ на жестокое обращение, рискуют раз и навсегда покорно смириться с таким отношением.
Возможно, никогда прежде человечество не было настолько отчуждено от такого количества своих нормальных эмоций, как в XXI веке. Никогда еще мир не видел такого количества эмоционально опустошенных и сенсорно депривированных людей.
Эмоциональное истощение приобрело характер эпидемии. Его разрушительное влияние на здоровье человека часто приписывают стрессу, который, как и прочие эмоции, считается чем-то нежелательным, от чего нужно избавиться.
До тех пор, пока человек не научится принимать любые эмоции без дискриминации (что вовсе не тождественно их бесконтрольному или оскорбительному проявлению), у него не может быть ни целостности, ни реального ощущения благополучия, ни устойчивого чувства собственного достоинства. Таким образом, хотя довольно легко любить себя, когда вас переполняют чувства любви, счастья или безмятежности, о более глубоком психологическом здоровье можно говорить только тогда, когда вы можете поддерживать любовь к себе и чувство собственного достоинства во времена душевной боли, неизбежно сопровождающей наши потери, одиночество, замешательство, несправедливость и непреднамеренные ошибки.
Человеческие эмоции часто непредсказуемо переменчивы, подобно погоде. Никакая “позитивная” эмоция не может длиться постоянно, что бы ни утверждала когнитивно-поведенческая терапия. Эмоция по определению является человеческим состоянием, в значительной степени находящимися за пределами нашей воли, как бы мы ни относились к этому факту и сколько бы ни отрицали его, пытаясь воспитывать и контролировать себя.
Дэниел Гоулман определяет эмоциональный интеллект как нашу способность успешно распознавать свои эмоции, управлять ими и здраво реагировать на эмоции других людей. Как подчеркивалось выше, я считаю, что качество нашего эмоционального интеллекта определяется тем, насколько мы готовы принимать все свои эмоции, не отстраняясь от них автоматически и не выражая их разрушительным для себя и окружающих образом. Человек с развитым эмоциональным интеллектом распространяет такое отношение и на своих близких. Один из моих клиентов называет это отличительным признаком того, что человек способен на “взаимоотношения”.
Это можно сказать и по-другому: моя самооценка определяется тем, насколько мое сердце открыто мне самому во всех моих эмоциональных состояниях. А близость в отношениях возникает, когда мой партнер и я предлагаем друг другу именно такой тип эмоционального принятия. Опять же, это вовсе не означает потворствования деструктивным проявлениям гнева, которые, конечно же, разрушительны для доверия и близости.
Травмирующие родители, из-за которых у детей развивается к-ПСТР, часто атакуют эмоциональное самовыражение своих детей по двум направлениям: с одной стороны, они наказывают ребенка за то, что он проявляет свои чувства, с другой — выражают в его адрес токсичные эмоции.
Большинство травмирующих родителей особенно презрительно относятся к выражению ребенком эмоциональной боли. Это презрение затем вызывает задержку развития у ребенка жизненно важной способности здорового горевания.
Вот типичный пример такого родителя: он доводит своего ребенка до слез, а потом заявляет: “Хватит реветь, или я сделаю так, что тебе будет из-за чего плакать!” Однажды клиент рассказал мне, что часто мечтал ответить отцу: “О чем ты говоришь?! Ты уже сделал так, что я плачу!” Однако он этого не делал, потому что давно запомнил, что сердиться в ответ — ужасное преступление, за которым следует страшное возмездие. Клиент понимал, что такие его слова вызвали бы убийственную ярость: “Ты полетишь у меня отсюда ко всем чертям!”
Сказанное является ярким примером подавления эмоционального выражения. Иной случай — привычно-коварное, пассивно-агрессивное насилие над эмоциями, которое проявляет родитель, отстраняющийся от своего ребенка за то, что тот проявляет свои чувства. Такое эмоциональное отчуждение демонстрирует родитель, изолирующий ребенка за плач или имеющий привычку уходить от плачущего ребенка в свою комнату.
Худший и наиболее деструктивный пример такого поведения происходит в период доречевого младенчества (или новорожденности!), когда эмоции являются единственным средством самовыражения ребенка. Довербальные (двух-трехлетние) дети, по определению, слишком малы, чтобы использовать слова для выражения своих чувств.
Самая неприемлемая форма эмоционального насилия — когда на ребенка нападают даже за проявление положительных эмоций. Когда я пишу это, то вспоминаю свою мать, которая насмешливо смотрит на мою маленькую сестренку и шипит: “Чему ты тут радуешься?” и моего отца, который частенько поговаривал: “Что ты лыбишься? Убери улыбку с лица!”
Эмоциональное насилие также почти всегда сопровождается эмоциональной заброшенностью, которую проще всего можно описать как постоянный недостаток родительского тепла и любви. Наиболее точно это описывается фразой “Я не нравлюсь своим родителям” и опровергает мнение многих травмирующих родителей, которые утверждают, что любят своих детей, при этом тысячами способов демонстрируя обратное. “Глаза бы мои на тебя не глядели!” — эти слова были очень популярны у таких родителей, когда я был маленьким.
У меня до сих пор наворачиваются слезы при воспоминании о моей эмоционально заброшенной младшей сестре, забившейся в угол комнаты и умоляющей нашу собаку: “Люби меня, Джинжер, люби меня!”
Реакции наших родителей, отвергающих наше эмоциональное выражение, отчуждают нас от наших эмоций. Из-за эмоционального насилия (или пренебрежения нашими эмоциями) собственные чувства нас пугают, и одновременно с этим ужасает выражение эмоций другими людьми.
Джон Брэдшоу описывает разрушение эмоциональной сущности ребенка как “убийство души”. Он объясняет это как процесс, в котором эмоциональное выражение ребенка (его первичный язык самовыражения) наталкивается на такие неприятие и отвращение, что любое эмоциональное переживание немедленно превращается в токсичный стыд.
Я считаю, что токсичный стыд — это результат влияния внутреннего критика, а внутренний критик подпитывается мыслями о стыде — налицо порочная взаимосвязь и взаимопревращение, проистекающие из нашей первоначальной заброшенности.
Смертельный двойной удар семьи и общества нокаутирует нашу эмоциональную природу, и для восстановления нам нужно реабилитировать свой врожденный эмоциональный интеллект. Это чрезвычайно важно еще и потому, что, как подчеркивал Карл Юнг, наши эмоции сообщают нам о том, что является важным для нас. Когда наш эмоциональный интеллект ограничен, мы часто не знаем, чего на самом деле хотим, и, следовательно, растрачиваем невероятное количество энергии при решении даже самых незначительных проблем.
По мере эмоциональной реабилитации осознанность, о которой мы говорили ранее, начинает распространяться на наш эмоциональный опыт. Это помогает нам остановить привычное дистанцирование от своих эмоций. Затем мы учимся оценивать свои эмоции и выбирать здоровые способы реагировать (или не реагировать) на них. Такое эмоциональное развитие позволяет нам увидеть собственные естественные предпочтения и находить более простые и оптимальные решения.
К концу длительной психотерапии один клиент признался мне: “Вчера я задумался обо всех моих открытиях за годы работы над собой и поразился тому, насколько сильно мои жизненные ценности теперь отличаются от культуры «мачо» родительской семьи. Сейчас я предпочитаю искусство науке, романы — научной литературе, садоводство — игре в гольф и времяпрепровождение дома с моей девушкой — вечеринкам в баре”.
Горевание — это ключевой процесс воссоединения с нашим подавленным эмоциональным интеллектом. Горевание предоставляет нам доступ к полному набору наших эмоций. Проживание горевания необходимо, так как это помогает освободить и переработать боль о страшных потерях нашего детства. Эти потери подобны смерти части нас самих, и горевание может инициировать их возрождение.
Горевание устраняет задержку развития, восстанавливая нашу жизненно важную способность к вербальной вентиляции. Вербальная вентиляция — это предшествующая скорби практика проговаривания чувств, позволяющего освободить и устранить эмоциональный дистресс.
Ниже описана последовательность шести картинок, которые наглядно демонстрируют преобразующую силу вербальной вентиляции. В первом кадре немого мультфильма женщина с темным облаком над головой разговаривает с подругой, над которой сияет солнце. Во втором кадре, когда первая женщина рассказывает о своих жалобах, ее туча закрывает солнце над ее подругой. В третьем кадре, когда ее гнев выходит наружу, из тучи вырывается вспышка молнии, и подруга скорбит вместе с ней. В четвертом кадре, когда подруга обнимает женщину, разделяя с ней горе слезами сочувствия, из тучи над ними проливается дождь. В пятом кадре, когда по их лицам растекается умиротворение, из-за темного облака вновь пробивается солнце. В шестом кадре обе они улыбаются, плавно переходя на приятную беседу, и солнце светит над ними обеими.
Эти картинки наглядно показывают силу вербальной вентиляции, которая является главным условием доверительности. Этот процесс также является ключевым в эффективной терапии. Она также является основным исцеляющим фактором в эффективной психотерапии, и вот пример того, как это происходит.
Клиент страдает от болезненных флешбэков. Он начинает сессию в состоянии эмоциональной регрессии и переживает сильную душевную боль. Он вербально вентилирует, проговаривая свое состояние с психологом. Он регрессирует в травмированного ребенка, плохо себя чувствует, часть его грустит, а часть злится. Он снова потерян в болезненных эмоциях своей первоначальной заброшенности, и это состояние похоже на смерть (и тут необходимо горевание!).
По мере того как он позволяет своим чувствам найти выражение в словах, клиент начинает говорить, плакать, и через эмоцию гнева проявляется его боль. Затем, прорабатывая свою боль, он постепенно выходит из своего флешбэка. Он возвращается к своим естественным повседневным ощущениям, которые говорят ему, что он больше не является узником своего травмирующего детства. Облегчение по этому поводу возвращает его к нормальной способности к совладанию. Если эмоция горевания достаточно глубоко проработана, то, как правило, в результате он ощущает прилив надежды и облегчение. Нередко возвращается чувство юмора, и смех перемежает его продолжающуюся вербальную вентиляцию. Этот смех обычно сильно отличается от саркастических, издевательских насмешек его внутреннего критика, который пребывал в нем в начале сеанса.
Порой внутренний критик настолько враждебен к гореванию, что его обуздание может стать главным приоритетом вашей реабилитации. До тех пор пока критик не будет достаточно обуздан, горевание может скорее ухудшать ощущения эмоциональной регрессии, чем выполнять восстановительную работу, которую инициирует процесс горевания.
Я работал со многими клиентами, которые были настолько травмированы гореванием, что нам нужно было потратить много месяцев на когнитивную переработку, прежде чем горевание освобождалось от токсичного влияния внутреннего критика. В главе 11 предлагается практическое руководство по восстановлению способности к гореванию.
Конечно, духовные убеждения являются предметом личной, а иногда и сугубо личной заботы, но я верю и надеюсь, что то, что я здесь пишу, не будет считаться прозелитизмом. Наоборот, моя цель — выделить психологические понятия, которые имеют нерелигиозный духовный аспект. Однако я знаю, что некоторые пережившие травму страдали в детстве от ужасающего духовного насилия,
и, если само понятие “духовность” как-то вас оскорбляет вас или является для вас триггером, пожалуйста, не стесняясь, пропускайте этот раздел. В этой книге можно найти и много других полезных советов.
Ключевым аспектом депрессии заброшенности в кПТСР является отсутствие чувства принадлежности к человечеству, жизни, кому-нибудь или чему-нибудь. Я встречал многих переживших травму, чей первый проблеск надежды “принадлежности” появился во время поисков, начинавшихся как поиски духовности. Не найдя ничего, кроме предательства в мире людей, они обращались за помощью к духовному миру.
Духовные поиски иногда подпитываются бессознательной надеждой обрести чувство принадлежности. Худшее, что может случиться с ребенком, — это быть нежеланным в его первичной семье, никогда не чувствовать себя ее частью. Более того, многие люди, перенесшие травму, не воспринимают практически ни одну социальную сферу как безопасную и дружелюбную.
Многие пережившие травму также не испытывают чувства принадлежности к традиционным или организованным религиям. Считая традиционную религию слишком похожей на их дисфункциональные семьи, некоторые жертвы травмы ищут более индивидуальные духовные подходы. Они обретают чувство принадлежности к чему-то высшему и более утешительному, читая духовные книги или занимаясь медитативными практиками. Это также позволяет им избежать опасности прямого человеческого контакта.
Другие пережившие травму находят духовный опыт принадлежности к чему-то высшему и достойному, общаясь с природой, слушая музыку или наслаждаясь искусством. Однажды я восхищался книгой, название которой сейчас не могу вспомнить, представлявшей собой сборник высказываний многих известных людей, которые испытали нуминозные переживания через непосредственное восприятие красоты природы.
Нуминозное переживание — это мощное волнующее чувство благодати, сопровождаемое ощущением, что за величием Вселенной, как и внутри вас, стоит позитивная мягкая сила. Это в свою очередь иногда дает глубинное осознание и принятие того, что вы являетесь ценным человеком по праву своего рождения, неотъемлемой частью этой жизни, и что ваша жизнь — это дар свыше.
Одна из подписчиц моего сайта прислала мне послание с выражением благодарности. Ее зовут Мэри Куинн (она из Ирландии). В ответ на мою просьбу опубликовать присланное ею письмо, она написала: “Конечно, и в память о моей маленькой девочке и о том времени, когда ее голос не был слышен, вы можете использовать написанное мной и мое имя”.
“...Пару дней назад я пришла утром на пляж, сидела и наблюдала за восходом солнца. Я переживала невероятный момент кристальной ясности. Я наблюдала за птицами, летящими низко над водой, за все еще видной луной и за восходящим солнцем. Я вдруг поняла, что смотрю на три планеты, и в поле моего зрения нет ни одного человека.
Это был момент потрясающей красоты, и слезы катились по моему лицу от потрясающей глубины моих ощущений. Я так долго жила в состоянии полной бесчувственности. Я обхватила себя руками, и присутствие моей маленькой девочки было настолько сильным, что мне было почти больно, но на самом деле это было исцеляющим ощущением. Я поняла, что весь мой жизненный опыт, который был у меня до этого, вел меня к этому конкретному моменту и дал мне ту личностную глубину, которая позволила прочувствовать благодарность до такой степени. Чувство умиротворения накрыло меня, как нежная волна, и на несколько мгновений я почувствовала связь со всеми проявлениями этой жизни. Это было потрясающе красиво. Я переживала этот момент всеми моими чувствами — я и не подозревала, что такое вообще возможно.
Чувство благодарности было глубоко и огромно. Оно было похоже на момент связи с самой жизнью и всеми жизненными обстоятельствами на очень глубинном уровне, и все, что я когда-то считала проблемами, бледнело до неузнаваемости, и осталась только любовь в чистом виде. Это действительно похоже на благословение, хоть и мимолетное, но дающее достаточно сил к существованию и надежду на продолжение моего пути...”
Каким бы ни был их источник, духовные или нуминозные события иногда дают пережившим травму изначальное чувство принадлежности к чему-то большему и доброму. Такие переживания могут привести к встрече с человеком с похожими чувствами — писателю, наставнику или просто попутчику, и порой получается обрести чувство комфорта с таким человеком. Со временем это может даже превратиться в веру, что существуют люди, достаточно добрые и безопасные, которым можно доверять.
Когда растущие дети получают “достаточно хорошее воспитание”, они ощущают, что жизнь — это подарок, даже если часто сопровождается трудными и болезненными переживаниями.
Понятие достаточно хорошее воспитание происходит из работы известного взрослого и детского психолога Д. В. Винникотта, который придумал термин “достаточно хорошее материнство”, чтобы описать свое наблюдение, что детям не нужны идеальные родители. За свою долгую карьеру он заметил, что дети
вырастают с высокой самооценкой и способностью к интимной близости, если их родители в разумной степени любили их и поддерживали.
В настоящее время многие терапевты применяют фразу “достаточно хороший” к таким понятиям, как друг, партнер, психотерапевт или человек. Обычно это делается для деконструкции перфекционистских ожиданий от отношений — ожиданий, которые настолько нереалистичны, что являются деструктивными для по-настоящему хороших отношений.
Применяя слова “достаточно хороший” к людям, обычно я имею в виду, что человек по сути добросердечен, старается быть справедливым и большую часть времени выполняет свои обязанности.
Также мне нравится применять понятие “достаточно хороший” к другим понятиям, например: достаточно хорошая работа, достаточно хорошая попытка, достаточно хорошая прогулка, достаточно хороший день или достаточно хорошая жизнь. Я свободно применяю это понятие, противопоставляя его черно-белому мышлению по принципу “всё или ничего” — критичному подходу, при котором люди и вещи, если они не идеальны, оцениваются как дефектные.
Достаточно хорошие родители во многом поддерживают, защищают и утешают. Также они направляют своих детей на конструктивное решение постоянно возникающих жизненных трудностей, связанных с потерями, плохими людьми, трагическими мировыми событиями и обычными разочарованиями в друзьях и семье.
Самое главное, они моделируют схемы принятия и исправления того разочарования, которое наносят порой близкие люди. Ключ к этому — на собственном примере показать, как можно прощать своих детей за их обычные ошибки и недостатки.
Дети, получившие достаточно хорошее воспитание, легко распознают издевательства и манипуляции других людей и защищаются от этого, потому что их не вынуждают привыкать к несправедливому обращению.
Воспитание в безопасной и достаточно любящей семье естественным образом повышает способность ребенка замечать преимущества, которые дает жизнь, и наслаждаться ими. Он понимает, что в жизни достаточно много хорошего, которое значительно перевешивает неизбежные потери и страдания.
Однако в травмирующей семье нет ничего или почти ничего достаточно хорошего и, следовательно, не за что быть благодарным. Вместо этого ребенок вынужденно развивает в себе внутреннего критика, который замечает только недостатки в себе и в окружающих. Иногда это помогает ему скрывать те свои эмоции и поступки, за которые его могут наказать. В дальнейшем это может привести к избеганию людей, которые могут наказывать.
К сожалению, за годы привыкания к этому ребенок начинает видеть себя, жизнь и других людей только в негативном свете. Следовательно, когда он вырастает и освобождается от своей токсичной семьи, он не сможет увидеть те возможности, которые предлагает ему жизнь. У него задерживается развитие способности видеть хорошее в себе и в некоторых достаточно безопасных людях.
Взращивать способность к благодарности необходимо уравновешенно. Следует научиться замечать и ценить хорошее в жизни, не отказываясь от своей способности различать то, что действительно плохо и неприемлемо.
Травмы влияют на тело по-разному. Нам нужно узнать о физическом вреде, который кПТСР наносит нашему телу, чтобы появилась мотивация принятия тех практик, которые помогают исцелиться на физическом уровне.
По большей части физиологический вред от комплексной травмы мы получаем потому, что вынуждены проводить очень много времени в состоянии повышенного возбуждения — застряв в режиме борьбы, бегства, ступора или уступки.
Когда мы находимся в хроническом стрессе (постоянно активированная симпатическая нервная система), в нашем теле укореняются вредные соматические изменения. Вот некоторые из типичных примеров токсичных для организма реакций на кПСТР.
• Гипербдительность.
• Поверхностное и неполное дыхание.
• Постоянный выброс адреналина.
• Так называемые зажимы — хроническое мышечное напряжение.
• Утомление от спешки и зажимов.
• Неспособность к полному присутствию, расслаблению и заземлению в своем теле.
• Проблемы со сном из-за чрезмерной активации.
• Пищеварительное расстройство из-за синдрома раздраженного кишечника.
• Физиологический вред от злоупотребления алкоголем, переедания или наркотиков.
Более того, в случаях физического и сексуального насилия у нас снижается или устраняется способность к комфортному восприятию физического прикосновения; а в случае вербального и эмоционального насилия ослабляются или остаются неразвитыми способности к зрительному и речевому контакту.
Хорошей новостью является то, что некоторое соматическое восстановление происходит автоматически, когда мы понижаем физиологический стресс с помощью более эффективного управления эмоциональными регрессиями. Особенно
сильную помощь мы получаем от работы с гореванием по восстановлению способности плакать, испытывая сострадание к себе, и выражать гнев для самозащиты. Оба процесса способствуют снятию зажимов, заземлению, улучшению сна, снижению возбуждения, более глубокому и ритмичному дыханию.
Однако без дальнейшей соматической проработки невозможно достичь полного расслабления тела. К счастью, есть и другие способы самопомощи при физиологических проблемах, связанных с кПТСР. В главе 12 (разделы “Соматическая (телесная) осознанность” и “Интроспективная соматическая работа”) описаны техники, которые призваны снизить выброс адреналина, достичь глубокой релаксации и улучшить пищеварение. Кроме того, шаг 7 (раздел “13 советов для управления эмоциональными регрессиями”) в начале главы 8 содержит шесть соматических техник самопомощи для снижения физиологического возбуждения.
Другая крайне полезная соматическая практика — растяжка. Регулярное систематическое растяжение основных групп мышц поможет ослабить зажимы, возникающие вследствие постоянного срабатывания той или иной реакции (борьбы, бегства, ступора или уступки). Это связано с тем, что активация такой реакции сокращает мышцы тела в ожидании необходимости дать отпор, бежать, стать маленьким, чтобы тебя не заметили, или прибавить обороты, чтобы угодить окружающим.
Обучение растяжке стало для меня тяжелым испытанием из-за моих крайне сильных зажимов. Как я уже отмечал выше, это была задача заботиться о себе, которую я ненавидел, и мне потребовалось много времени, чтобы превратить растяжку в каждодневную практику.
Тот факт, что мне пришлось пережить много приступов токсичного стыда, потому что я всегда был наименее гибким человеком в группе, отнюдь не способствовал прогрессу. Более того, когда другие члены группы говорили, как им приятно растягиваться, я удивлялся и еще более стыдился, потому что для меня растяжка была чем угодно, но только не приятным занятием.
Однако, к счастью, чтение литературы убедило меня в важности растяжки, и постоянная практика в конечном итоге дала результаты, которые я не мог не признать. Я был вознагражден разрешением десятилетних проблем со спиной. И хотя сегодня я редко наслаждаюсь этой практикой, я абсолютно убежден, что это объясняет то, что я могу бегать, плавать и играть баскетбол, разменяв шестой десяток. Растяжка стала для меня настоящим подвигом любви и заботы о себе.
—%—
Занятия йогой, массажем, медитацией и релаксацией — обычная практика, способствующая расслаблению телесного напряжения. Соответствующие курсы отличаются, как правило, умеренными расценками и доступны практически повсеместно.
Наконец, типы и подтипы реакции ступора также лечат посредством двигательной терапии и аэробных упражнений. Более того, тренинги по ассертивности и освобождению от гнева особенно полезны для тех переживших травму, которые испытывают проблемы с отстаиванию своих интересов или с инстинктами самозащиты.
Существуют разные методы соматической терапии, помогающие в исцелении на телесном уровне. Как я уже предупреждал ранее в отношении когнитивно-поведенческой терапии, я призываю вас с осторожностью относиться к чисто соматическим подходам, которые пытаются лечить к-ПСТР без работы на когнитивных и эмоциональных уровнях, описанных выше. Одни подходы просто отвергают когнитивную работу, пытаясь обойти решающую работу по обузданию внутреннего критика. Другие подходы отрицают фундаментальную необходимость горевания о потерях детства и достижение понимания, что корнем наших проблем является жестокое и пренебрежительное родительское отношение.
Тем не менее некоторые соматические терапевты могут ослабить физиологические симптомы травмы, запертые в нашем теле, если не будут активно препятствовать познавательной и эмоциональной работе пациента.
В этом ключе я считаю, что такие методы, как EMDR (десенсибилизация и переработка движения глаз — ДПДГ) и соматическое переживание, являются очень мощными инструментами для снятия стресса. Особенно они полезны при работе с простым ПТСР. Тем не менее они не являются полным курсом терапии кПТСР, если не включают в себя работу по обузданию внутреннего критика и горевание о потерях в детстве.
К числу других полезных соматических техник относятся розен-метод, рольфинг, ребефинг и райхианская терапия. Эти методы также могут быть очень полезными при восстановлении способности к терапевтическому самовыражению посредством слез и гнева.
По моему мнению, для жертв физического или сексуального насилия особенно полезен розен-метод. Его акцент на мягком касании помог исцелить мою комплексную посттравматическую реакцию на физическое прикосновение. Реакция испуга представляет собой внезапное вздрагивание всего тела, появляющееся у пережившего травму при громком звуке или неожиданном
физическом контакте. Обычно она является соматическим флешбэком к прошлому насилию. В моем случае такие реакции испуга появились из-за того, что родители часто давали мне пощечины. Поскольку я посещал общественный бассейн, мне понадобились долгие годы, чтобы значительно уменьшить воздействие, которое на меня оказывали движения плеч и рук людей, плавающих рядом со мной.
Мне пришлось постараться, чтобы найти специалиста по розен-методу, который приветствовал бы мое использование вербальной вентиляции. Некоторые специалисты предпочитают работать в тишине, и это ограничивает или сводит на нет терапевтическую пользу для большинства переживших травму.
Также важно подчеркнуть, что соматическая терапия может быть особенно полезной в работе над реакцией тревоги в ответ на прикосновение и физическую близость, которую испытывают многие пережившие физическое или сексуальное насилие. Исключениями являются те знакомые мне люди, которые избавились от этого симптома с помощью особенно доброжелательного и безопасного партнера.
Как психотерапевт, я не уполномочен давать фармацевтические рекомендации, но я часто замечал, что пережившие травму пациенты, которые нуждаются в фармацевтической помощи, больше всего пользы получают от антидепрессантов СИОЗС (селективных ингибиторов обратного захвата серотонина). Правильная дозировка СИОЗС обычно не притупляет вашу реакцию настолько, чтобы сделать горевание невозможным. Более того, если ваш внутренний критик останется нечувствительным у вашим усилиям по его обузданию, препараты СИОЗС способны достаточно эффективно уменьшить его агрессивность и сарказм. Как только ваш внутренний критик будет поставлен на место, вы сможете отказаться от лекарств. Но помните: если вы не проведете большую работу по обузданию внутреннего критика, он будет столь же сильным, как и раньше, по окончании действия лекарств.
Для тех, кто неоднократно безуспешно пытался прекратить или сократить употребление нетерапевтических препаратов и веществ, может быть полезной работа Габора Мате по снижению вреда. Восстановление от наркотической и алкогольной зависимости выходит за рамки этой книги, но, если вы страдаете от злоупотребления психоактивными веществами, которое не позволяет вам добиться прогресса в восстановлении от кПТСР, я призываю вас прибегнуть к программе реабилитации или к программе 12 шагов — например, присоединиться к обществу Анонимных алкоголиков или Анонимных наркоманов.
Давайте рассмотрим одну из последних областей физического исцеления — диетическую самопомощь. Я согласен с Джоном Брэдшоу, который говорит, что почти каждый, воспитывавшийся в неблагополучной семье, страдает расстройством пищевого поведения. Проблемы с пищеварительной системой являются частым симптомом кПТСР.
Изменить предпочтения в еде чрезвычайно сложно. Вот цитата, которую один пациент оставил на доске объявлений в моей приемной: “Восстановление от алкоголя и других наркотиков похоже на борьбу с тигром в клетке. А восстановление от расстройств пищевого поведения — это как если бы вы выпускали этого тигра из клетки и выводили на прогулку трижды в день”.
Таким образом, устранение пищевой зависимости — это сложная работа, к которой нужно подходить постепенно и с чувством сострадания. Причина в том, что дети, травмированные отчуждением, естественным образом ищут в еде утешение. Пища предлагает нам первый внешний источник самоуспокоения, и, когда ребенок жаждет любви, он часто делает еду своим объектом любви. За многие годы он привыкает возводить еду в статус наркотика. Кроме того, все больше научных исследований говорят о том, что особую зависимость вызывают переработанные пищевые продукты с высоким содержанием сахара, соли и жира.
Пищевая зависимость закладывается еще на стадии доречевого развития. Временами она функциональна и полезна, помогая нам пережить невыносимые меланж заброшенности. К сожалению, мы настолько привыкаем полагаться на пищу как средство успокоения, что пищевую зависимость становится чрезвычайно трудно преодолеть, и я не рекомендую делать на этом акцент на ранних этапах восстановления, если только у человека нет опасной для жизни проблемы с питанием. Вместо этого я предпочел бы рекомендовать подход снижения вреда Г. Мате. Кроме того, книга Дженин Рот (Geneen Roth) Breaking Free from Compulsive Eating (Освобождение от навязчивого питания) также предлагает умеренный и разумный подход к улучшению диеты.
Хотя многие пережившие травму часто не осознают своих вредных пищевых привычек, я встречал многих, доводящих их до противоположной крайности. Когда-то я и сам был одержим диетической самопомощью, ожидая и надеясь, что можно будет устранить все страдания, подобрав идеальную диету. Стремясь к этому, многие также гоняются за каждой новой широко разрекламированной добавкой. Некоторые из нас в таком же духе подходят к физическим упражнениям.
Это понятные, но упрощенные версии фантазий о спасении, и, как правило, ими заменяют работу над глубинными проблемами восстановления. Тем не менее почти у каждого есть какие-то идеи о том, как он может питаться (и тренироваться) более здоровым образом. Я рекомендую внедрять изменения питания по возможности умеренно, на выполнимом уровне.
Бывают настолько экстремальные случаи предательства со стороны родителей, что было бы нечестно или неразумно ожидать от переживших травму доверия к людям. Если содержащая в этой главе рекомендация открыться чьей-то помощи слишком расстраивает или вызывает у вас слишком сильный протест, пожалуйста, не стесняясь, пропустите эту главу. В этой книге есть и другие материалы, которые могут помочь вам смягчить многие симптомы кПТСР. Поскольку восстановление всегда относительно и никогда не заканчивается, вам не нужно следовать абсолютно всем рекомендациям этой книги. Как говорят в группах 12 шагов: “Бери лучшее и оставь остальное”.
Кроме того, по моему опыту и опыту многих моих клиентов и подписчиков веб-сайта, иногда исцеление отношений может происходить и действительно происходит благодаря источникам, не связанным с людьми. Это особенно справедливо в отношении домашних питомцев-млекопитающих, чья потребность в привязанности и общении достаточно сходна с нашей, поэтому между нами могут развиваться взаимно целебные отношения. Собаки и кошки могут быть огромным источником того, что Карл Роджерс описывает как “безусловное позитивное отношение”, которое жизненно необходимо маленьким детям для нормального развития.
Другие источники терапии отношений включают в себя природу, музыку и искусство. Более того, некоторые пережившие травму могут относиться к авторам полезных книг с некоторой настороженностью, хотя они могут помочь вашему выздоровлению.
И даже после самых чудовищных предательств иногда случаются чудеса в виде обнаружения целительных человеческих отношений, особенно на более поздних стадиях реабилитации.
Многие терапевты рассматривают кПТСР как расстройство привязанности. Это означает, что переживший травму в детстве рос в отсутствие безопасного взрослого, с которым можно было иметь здоровые отношения. Имеет смысл повторить, что почти всегда в основе кПТСР лежит эмоциональное пренебрежение — игнорирование или отсутствие действий, необходимых для удовлетворения нужд развития ребенка. Главным результатом этого является то, что в годы формирования у ребенка нет никого, кто бы мог моделировать навыки общения, необходимые для формирования близости.
Когда развивающиеся потребности в практике здоровых отношений с воспитателем не удовлетворяются, как правило, пережившие травму с трудом находят и сохраняют здоровые поддерживающие отношения во взрослой жизни.
Ребенок, который растет без постоянного источника человеческой любви, поддержки и защиты, как правило, испытывает большую социальную напряженность. Он неохотно обращается к окружающим за поддержкой и вынужден выбирать самодостаточность в качестве стратегии выживания.
Потребность нуждаться в ком-нибудь может восприниматься им как нечто особо опасное. Естественная способность получать от отношений комфорт и поддержку у жертв травмы очень ограничена или отсутствует. Это несмотря на то, что многие высокофункциональные люди, пережившие травму, вполне адекватно обучаются социальному взаимодействию.
Это особенно характерно для структурированных ситуаций, когда ожидания ясны и фокус общих целей переносится с общения на решение задач. Однако социально неструктурированные ситуации, такие как посещение вечеринок, могут содержать значительно больше моментов, служащих триггерами эмоциональной регрессии. Спонтанное самовыражение напоминает по ощущениям ту же ловушку, ведущую к катастрофе, которая была в детстве.
В любом случае как структурированное, так и спонтанное общение часто скрывают в себе тревогу и дискомфорт. Один мой очень успешный клиент — бизнесмен — сказал: “Я такой хладнокровный, спокойный и собранный на встречах. Настоящий мастер слова с железным самообладанием. Внешне я король, но внутри — трагическая королева, мучительно сомневающаяся и стыдящаяся всего, что говорю или делаю”.
В худшем случае социальная тревога может перерасти в социальную фобию, особенно во время длительных эмоциональных регрессий. Продолжительное насилие в детстве устанавливает мощную программу — люди опасны.
В самом начале своего восстановления я пребывал в такой сильной эмоциональной регрессии, что не мог даже пойти вынести мусор. Я боялся, что моя
соседка — моя милая, всегда приветливая соседка — выглянет в окно и увидит, насколько я жалок и несчастен. Даже хуже: я боялся, что она может захотеть пообщаться со мной.
Тем не менее я общался с людьми, когда это было необходимо, десятилетиями и, похоже, делал это с большим успехом, несмотря на язвительные комментарии моего внутреннего критика. Со временем я заметил, что нравлюсь многим людям — когда я не нахожусь в состоянии эмоциональной регрессии.
Однако, к сожалению, я редко получал какое-либо удовлетворение или утешение от этого ощущения, потому что за кулисами внешнего благополучия я корчился от дискомфорта и отсчитывал минуты до того момента, когда можно будет сбежать как можно незаметнее.
Случай, который я собираюсь описать, ознаменовал собой огромный шаг вперед на пути моего долгого, постепенного приближения к настоящему доверию в отношениях. Я сидел на крыльце своего дома с собакой Джорджем, единственным существом, с которым мог действительно расслабиться; в этот момент он оборвал поводок и погнался за кошкой через дорогу. Прежде, чем он смог догнать кошку, его сбила машина — переехала и передними, и задними колесами. Это было худшее, что когда-либо случалось в моей взрослой жизни, и когда шок (диссоциация) прошел, я утонул в меланже заброшенности.
Помимо чувства опустошенности, я переживал панику и вместе с ней кататоническое возбуждение. Я прятался у себя в комнате тридцать шесть часов, боясь контакта с соседями по квартире, — так я поступал в детстве, когда чувствовал, что не справляюсь с нахлынувшей на меня реакцией. Мне было уже 28 лет, а я все еще испытывал навязчивый страх показаться уязвимым. Прежде в любых отношениях я играл роль веселого, симпатичного парня, а в теперешнем состоянии не мог выдавить из себя ни одной шутки. Никоим образом я не мог позволить другим увидеть меня в состоянии, которое казалось мне отталкивающим.
Я не мог спать, и по мере того как депривация сна перерастала в страх, что я действительно схожу с ума, из ниоткуда пришла эта удивительная благодать. Благодать, замаскированная в форму, которую я обычно презирал. Это была благодать безоглядного плача — продолжительные рыдания принесли мне такое сильное успокоение, какого я никогда прежде не испытывал.
Это было успокоение, которое я описываю в главе 11 и на протяжении всей моей первой книги. Выплакавшись, я понял, что со мной все будет в порядке и я не сойду с ума. Я мог бы встретиться с моими соседями по квартире с самым реальным, возможно, впервые появившимся чувством собственного достоинства. Кроме того, с этого момента я знал, что мне хочется еще больше этих невероятно целебных слез.
Однако вскоре я обнаружил, что снова не могу плакать, как это было со мной обычно — по моим воспоминаниям я плакал в последний раз, когда мне было шесть лет. Затем последовало чтение и исследование этой темы, благодаря чему я решил обратиться за помощью. Таким образом, мое “крещение слезами” привело меня к психотерапии, причем мне повезло с первой же попытки найти достаточно хорошего психотерапевта.
Это была для меня важная веха, с которой начался долгий непростой путь поиска помощи в области отношений у целого ряда целителей, психотерапевтов, терапевтических групп и хороших друзей. Этот опыт варьировался от чрезвычайно полезного до совершенно вредного, но я не сворачивал с избранного пути, получая все больше пользы.
Центральным аспектом действительно полезной работы в области отношений было то, что Джон Брэдшоу назвал “лечением от оков стыда”. Я считаю, что лечение токсичного стыда невозможно без некоторой поддержки в отношениях. Работа с несколькими психотерапевтами и терапевтическими группами помогла мне избавиться от стыда, заставлявшего меня прятаться в свою раковину всякий раз, когда у меня не получалось быть идеальным. Одновременно я узнал, что настоящая близость пропорциональна количеству уязвимых моментов, которыми я поделился. Поскольку я все больше практиковал свою эмоциональную подлинность, ледник моего одиночества длиной во всю мою жизнь начал таять.
Здесь важно отметить, что групповая работа может быть гораздо более полезной при излечении стыда, чем индивидуальная. Это потому, что, как правило, в группах больше, чем в индивидуальной работе, проявляется взаимная уязвимость. Кроме того, иногда чувство сострадания к тому, кто пострадал так же, как и мы, естественным образом распространяется и на нас самих.
Опыт терапевтических отношений значительно расширил мое сочувствие к себе, чего я не смог бы достичь самостоятельно. Более того, я считаю, что недостаточное сострадание к себе является худшей для всех задержек развития, а восстановленное сострадание к себе является краеугольным камнем всякого эффективного восстановления.
Оглядываясь назад, я ясно вижу, что по мере того, как увеличивалось мое сострадание к себе, мой токсичный стыд уменьшался. Современные достижения в нейронауке (см. книгу A General Theory of Love (Общая теория любви)) показывают, что мы обладаем ограниченной способностью самостоятельно эмоционально регулировать и успокаивать себя. Все больше исследований говорят о том, что наша способность к переработке болезненных эмоциональных состояний усиливается при общении с достаточно безопасным другим человеком.
В главе 13 я даю рекомендации о том, как выбрать достаточно хорошего психотерапевта. Я также более глубоко исследую принципы терапевтического исцеления отношений, чтобы помочь вам понять, чего следует ожидать от вашего терапевта.
Я встречал многих людей, переживших травму, которым посчастливилось достичь такого рода исцеляющих отношений с партнером или другом — как правило, с теми, у кого были достаточно хорошие родители или кто ‘‘достаточно восстановился”.
Теоретики привязанности разработали концепцию выработки безопасной привязанности для описания состояния достаточного восстановления, когда расстройство привязанности при кПТСР восстановлено в достаточной мере для нормального функционирования. Это более очевидно тогда, когда переживший травму формирует достаточно поддерживающие и надежные отношения хотя бы с одним человеком.
Согласно моему опыту, психотерапия считается успешной и завершается, когда клиент устанавливает безопасные отношения за пределами психотерапии. Обычно это отношения с партнером или близким другом, с которым человек действительно может быть самим собой.
Другой источник потенциально успешной терапии отношений — совместное консультирование. Методические рекомендации для создания отношений совместного консультирования также содержатся в главе 13.
Многие подписчики моего сайта с радостью рассказывают о помощи, которую получают от других людей через форумы и онлайн-группы реабилитации. Эти группы могут быть особенно полезны тем, кому все еще трудно публично признать свою уязвимость. Иногда на таких форумах дистанция и анонимность общения могут уменьшить страх перед самораскрытием, а это, в свою очередь, способствует терапевтическим отношениям. Похоже, по этой же причине все больше терапевтов предлагают телефонные сессии.
В разделе “Поиск виртуальных или реальных групп поддержки” в главе 13 перечислены рекомендуемые онлайн-группы.
Я работал со многими клиентами, которые начинали терапию со мной, находясь под сильным контролем своих травмирующих родителей — как внешним,
так и внутренним. Иногда для поддержания такого контроля было достаточно одного-единственного телефонного звонка в неделю.
Нередко такие клиенты также страдали от подавленности отношениями или заброшенности, — по сути, от того же насилия и пренебрежения, которые присутствовали в их отношениях с родителями. Такое навязчивое повторение является чрезвычайно деструктивным и заставляет переживших травму людей переживать худшее, что можно себе представить.
Благодаря глубокому изучению своей детской травмы многие из моих все еще психологически закрытых клиентов впервые смогли психологически освободиться от родителей. Повторюсь, они смогли получить ту свободу, которой они реально не могли достичь самостоятельно, хотя уже десятилетиями жили отдельно от родителей.
Эти клиенты постепенно научились вполне успешно жить самостоятельно, без чрезмерного, сковывающего контроля родителей. Их способность с большей заботой относиться к самим себе почти всегда связана с сокращением или полным разрывом отношений с их родителями.
Мой клиент Джо, которому ставили ошибочные диагнозы шизофрении, синдрома Аспергера и паранойи, жил один, когда начал терапию со мной. Он был чрезвычайно скрытным и самодостаточным, признавал, что реагирует по типу ступора (как он узнал из материалов на моем сайте).
Поначалу заставить его разговориться было так же трудно, как уговорить на удаление зуба. И неудивительно: выяснилось, что он ежедневно общается по телефону со своей нарциссической, унижающей его матерью. Благодаря нашей работе и огромной смелости с его стороны он постепенно сократил телефонные контакты с ней: сначала до одного раза в неделю, затем до одного раза в месяц, затем — только по главным праздникам, а через несколько лет — почти окончательно.
Когда родитель неизменно токсичен, даже несколько его слов могут вызвать у переживших травму интенсивную эмоциональную регрессию. Я работал со многими клиентами, у которых был крайне слабый прогресс в терапии, потому что они поддерживали контакт со своими токсичными родителями. По этой причине такие клиенты обычно нуждаются в разводе с родителями. На эту тему есть классическая книга Боба Хоффмана (Bob Hoffman) Getting Divorced from Mother & Dad (Развод с родителями).
По мере освобождения от “удушающего материнства” Джо постепенно достигал все большей внутренней свободы. В психотерапевтической группе он сумел установить первые в своей жизни значимые отношения, которые на многие годы стали источником позитивного партнерства и исцеления отношений. Моя психотерапевтическая работа с Джо закончилась, когда исполнилось два года истории здоровых отношений, которые он сформировал с членом группы.
Одним из условий восстановления способности быть самим собой является признание того, что неразумно и несправедливо ожидать, что кто-то примет вас, если вы будете агрессивно злым или оскорбительным. Некоторые пережившие травму возвращаются к этому типу поведения, играя роль своего внешнего критика. Если это — ваша проблема, глава 10 даст руководство по деконструкции этой разрушающей близость привычки.
В этом ключе важно отметить, что близость не означает безусловную любовь. Как показывает научное исследование Джона Готмана, некоторые разногласия, недовольство и разочарование являются нормой в отношениях. Отличительной чертой успешных пар является их способность справляться с чувствами гнева и обиды конструктивным и цивилизованным образом. Исследования Готмана определили эту способность в качестве ключевой характеристики пар, которые после десяти лет отношений по-прежнему любят друг друга.
“Мирное разрешение конфликта” (панель инструментов № 4 в главе 16) — это действенный перечень техник и подходов, призванных помочь парам решить проблемы для взаимной гармонизации отношений. Кроме того, большую практическую помощь предоставят книги Готмана и Сью Джонсон. Я также считаю, что мужчинам очень полезна книга Дана Бивера (Dan Beaver) Beyond The Marriage Fantasy (По ту сторону мечты о браке).
Замещающее родительство — ключевой аспект восстановления в сфере отношений. Это в первую очередь процесс удовлетворения многих остановленных в развитии потребностей травмированного ребенка, которым вы были. В этой книге мы неоднократно обращаемся к двум наиболее фундаментальным из этих потребностей: любви и защите.
В “Мотивации к восстановлению” (панель инструментов № 1 в главе 16) перечислены задержки развития, которые могут оказаться неустранимыми у страдающих кПТСР. В панели инструментов эти потребности представлены как реальные цели, которыми мы можем руководствоваться, чтобы направлять свои усилия по реабилитации.
Диалектика перевоспитания включает в себя баланс между “быть себе матерью” и “быть себе отцом”. Когда потребности ребенка в матери удовлетворены, сочувствие к самому себе становится центром его существования. Когда удовлетворены потребности ребенка в отце, в нем глубоко закладывается способность к самозащите.
Сострадание к себе — обитель восстановления, а самозащита — ее фундамент. Когда сострадание к себе становится той надежной основой, к которой хочется прибегнуть в трудные времена, из нее естественным образом проистекает желание защитить себя. Существовать без этих основных инстинктов выживания — поистине ужасно.
Мы значительно ускорим процесс реабилитации, если возьмем на себя обязательство быть себе любящими матерью и отцом. Я призываю вас стать для себя постоянным источником сострадания к себе и самозащиты.
Самая важная задача самопомощи (в плане “быть себе матерью)” — это выстраивание фундаментального убеждения, что нас легко любить и что мы достойны того, чтобы быть любимыми. Быть себе матерью означает любить и принимать своего внутреннего ребенка во всех его ментальных, эмоциональных и физических состояниях. (Если “внутренний ребенок” по какой-либо причине является проблемным, вы можете представить себя ухаживающим за той частью себя, которая задерживается в развитии.)
Стремление быть себе матерью основано на том, что безусловная любовь является правом каждого ребенка по рождению. Реабилитация от потери безусловной любви очень сложна, а ее нехватка в детстве является самой большой нашей потерей. К сожалению, эта потеря не может быть полностью компенсирована, потому что безусловная любовь необходима и полезна для развития только в течение первых двух лет жизни (или около того).
По истечении этого времени малыш должен начать понимать, что человеческую любовь получают при определенных условиях. Несмотря на то что в этот период любовь должна быть все еще обильной, ребенку нужно мягко показывать, что такое поведение, как удары, укусы и порча вещей, недопустимо. Начинается период условной любви, которая успешно направляется посредством постепенного обучения необходимым и здоровым границам и правилам.
Малыш, получающий в детстве достаточно заботы и внимания, относительно легко учится жить при постепенном снижении проявлений безусловной любви. За это время он понемногу узнаёт, что другие люди также имеют права и потребности. Он теряет свое абсолютное право на удовлетворение желаний и понимает, что родители не будут бесконечно жертвовать своими правами ради удовлетворения его потребностей.
Еще раз: психологическое здоровье основано на двухлетнем периоде безусловной любви. Это нормальный здоровый нарциссизм, который Фрейд описал как “Его величество младенец”.
Серьезные проблемы возникают и тогда, когда малыша не учат понимать, что у его прав есть границы. Если родители запоздают с установлением ограничений,
у ребенка начнет развиваться нарциссизм. С другой стороны, если слишком рано установить слишком много ограничений, начнется формирование матрицы травмы.
Мудрые родители устанавливают границы медленно, но уверенно. Они делают это в таком темпе, что по достижении подросткового возраста ребенок уже способен достичь баланса между удовлетворением собственных потребностей и помощью близким в удовлетворении их потребностей. Он учится делиться своими проблемами и воспринимать проблемы других; это фундаментальная задача развития, чрезвычайно важная для поддержания близких отношений в его жизни.
Комплексное ПТСР представляет собой синдром отсутствия безусловной любви, которую великий терапевт Карл Роджерс назвал “безусловным позитивным отношением”. Комплексное ПТСР также может возникнуть, когда безусловная любовь внезапно прекращается в раннем детстве по принципу “всё или ничего”.
Некоторые родители изливают водопады любви на своих младенцев, но когда подросший ребенок начинает вертеться у них под ногами и выражать собственную волю, они сурово наказывают его и отвергают.
Ужасающее отсутствие любви — или ее внезапное и преждевременное прекращение — чрезвычайно болезненно, и с этой потерей очень трудно справиться. Мы можем отчаянно жаждать безусловной любви, которой были так несправедливо лишены в детстве, но, став взрослыми, не должны ждать от других, что они будут удовлетворять наши столь рано оставшиеся без удовлетворения потребности.
Единственным исключением из этого является психотерапия, но, как правило, она занимает всего один или два часа в неделю. Удивительно, но я заметил, что безусловно позитивного отношения психотерапевта во многих случаях бывает достаточно, чтобы в значительной степени возместить ущерб отсутствия родительской любви. А если этого достаточно, постоянная забота психотерапевта облегчит начало устранения задержек и предоставление себе достаточного количества безусловной любви.
Нам, пережившим травму, часто бывает трудно контролировать свое объяснимое, но нереальное стремление получать постоянную безусловную любовь от друга или партнера. В конечном итоге, подобно детям, мы должны смириться с границами взрослой любви, особенно в случае романтических отношений, когда опьянение безусловной любовью редко длится больше года, а потом партнеры неизбежно начинают чувствовать некоторое разочарование друг в друге из-за разницы в личных потребностях.
Тем не менее романтическая любовь может стать важным источником безусловной любви, похожей на терапевтическую, особенно если она справляется
с неизбежностью некоторого разочарования. Книга Сюзан Кэмпбелл (Susan Campbell) A Couples Journey (Путь пары) — прагматичная, основанная на исследованиях книга о том, как добиваться большей близости, несмотря на нормальные разочарования в отношениях.
Давайте вернемся к концепции быть себе матерью. Становясь себе матерью, мы проявляем сострадание к себе и безусловное позитивное отношение. Быть себе матерью означает решительно отказаться от ненависти к себе и пренебрежения собой. Это следует из осознания того, что наказывать себя непродуктивно, и усиливается пониманием, что для восстановления терпение к себе и поощрение себя более эффективны, чем самокритика и пренебрежение собой.
Вы можете улучшить способность быть себе матерью, создав в своем сердце воображаемое безопасное место, где всегда будете рады своему внутреннему ребенку и своему нынешнему “Я”. Постоянное мягкое и ласковое отношение к себе приглашает ребенка во взрослое тело, в котором вы сейчас находитесь, и показывает ему, что теперь он окружен заботой и защищен добрым и сильным взрослым.
Способность быть себе матерью можно улучшить, мысленно исправляя критические послания самому себе посредством целительных слов, которые ребенок, по всей вероятности, никогда не слышал от своих родителей. Мой клиент однажды поделился со мной этой жемчужиной мудрости: “Мысли — простые мысли — похожи на электрические батарейки: они дают свет вашему фонарику, но в то же время могут быть токсичны для вас”.
Вот несколько полезных утверждений для развития сострадания к себе и повышения самооценки. Я рекомендую вам представить, что вы говорите их своему внутреннему ребенку, особенно когда страдаете эмоциональной регрессией.
Я так рад, что ты родился.
Ты хороший человек.
Я люблю тебя таким, какой ты есть, и я всегда на твоей стороне.
Ты можешь приходить ко мне всегда, когда тебе больно или плохо.
Тебе не нужно быть идеальным, чтобы получить мою любовь и защиту.
Я разделяю все твои чувства.
Я всегда рад тебя видеть.
Это нормально, что ты злишься, и я не позволю тебе причинять себе или другим боль, когда ты зол.
Ты можешь допускать ошибки — они твои учителя.
Ты можешь знать, что тебе нужно, и обращаться за помощью.
У тебя могут быть собственные предпочтения и вкусы.
Ты услада моих глаз.
Ты можешь выбирать собственные ценности.
Ты можешь выбирать своих друзей, и ты не обязан любить всех.
Ты можешь иногда чувствовать замешательство и нерешительность и не иметь ответов на все вопросы.
Я очень горжусь тобой.
Многие отстраненные и отверженные дети вступают во взрослую жизнь, чувствуя, что мир — это опасное место, к которому они плохо подготовлены и в котором не могут защитить себя. Если способность быть себе матерью в первую очередь направлена на лечение ран пренебрежения, то способность быть себе отцом лечит раны беспомощности, что позволяет защититься от жестокого обращения со стороны родителей и от других людей, злоупотребляющих своим авторитетом.
Способность быть себе отцом направлена на формирование уверенности в себе и самозащиты. Она включает в себя обучение эффективному противостоянию внешнему и/или внутреннему насилию, а также отстаиванию права взрослого ребенка, как описано в панели инструментов № 2 в главе 16. Многие пережившие травму извлекают большую пользу из книг по самоутверждению и тренингов ассертивности.
Одно из моих любимых упражнений, тренирующих способность быть себе отцом, — спасательная операция с помощью машины времени. Я применял его, чтобы помочь себе и своим клиентам. С клиентами я применяю его для моделирования процесса борьбы с всепоглощающим чувством беспомощности, которое часто сопровождает эмоциональные регрессии.
Описанный ниже вариант этого упражнения я применяю как для себя, так и в работе с моими клиентами. Я говорю своему внутреннему ребенку, что, если путешествие во времени когда-нибудь станет возможно, я вернусь в прошлое, чтобы положить конец насилию моих родителей. При этом я произношу такие слова: “Я позвоню в 911. Я позвоню в Службу защиты детей и пожалуюсь на них. Я схвачу их за руки и выверну их за спину, если они попытаются ударить тебя. Я засуну им во рты кляпы, чтобы они не кричали на тебя и не бубнили свои придирки. Я надену им мешки на головы, чтобы они не хмурились и не смотрели на тебя с презрением. Я отправлю их спать без десерта. Я сделаю все, что ты от меня хочешь, чтобы защитить тебя”.
Такие образы часто дают выход моим страху и стыду, а иногда даже позволяют моему внутреннему ребенку смеяться от восторга. Иногда я заканчиваю это
упражнение, говоря своему внутреннему ребенку, что сообщу о родителях властям, чтобы их отправили на курсы повышения квалификации родителей.
Или я говорю ему, что, если бы я мог, то забрал бы его к себе в будущее, и с ним не случились бы все эти ужасные вещи. Я напоминаю ему, что на самом деле он сейчас живет со мной в настоящем, где я всегда буду делать все возможное, чтобы защитить его. Теперь у нас есть сильное тело, больше навыков самозащиты, помощь друзей и правовой системы, которые всегда придут нам на помощь.
Если в каждом аспекте своей жизни мы постоянно поддерживаем своего внутреннего ребенка, то он чувствует себя все в большей безопасности, все более живым и экспрессивным. Поскольку, переживая свое взрослое “Я”, клиент постоянно улучшает свою защиту, он будет чувствовать себя в достаточной безопасности, чтобы раскрыть свою врожденную жизненную силу, игривость, любопытство и спонтанность.
Замещающее родительство в своем лучшем варианте — это диалектика уравновешивания взаимно подкрепляемых процессов замещающего родительства с помощью других людей и замещающего родительства своими силами. Иногда замещающее родительство должно быть инициировано и смоделировано кем-то другим, например психотерапевтом, спонсором, надежным другом или группой поддержки, которые могут показать нам, как самим себя поддерживать.
В качестве альтернативы многие пережившие травму инстинктивно инициируют замещающее родительство с помощью других путем введения того, что один из моих клиентов описывает как “сообщество книг”. Для них в роли замещающих родителей играют писатели, побуждающие травмированных людей ценить и поддерживать себя.
Алиса была такой пережившей травму. Ее семья так сильно травмировала ее в детстве, что она быстро усвоила, что быть уязвимой перед другими опасно, глупо и об этом не может быть и речи. Однако желание получать поддержку и помощь, которой она была так несправедливо лишена, вернулось в ее сознание благодаря увлечению книгами по самопомощи. Прочитав много литературы по психологии, она в конце концов получила достаточную помощь, чтобы начать думать, что ей пора встретить доброго, надежного и любящего человека, и начала проходить весьма полезную для себя психотерапию. (В разделе “Библиотерапия” главы 15 я рекомендую свои любимые книги по терапевтической самопомощи.)
Я тоже шел долгим путем, читая книги и посещая лекции, прежде чем решил погрузиться в пугавшую меня тогда психотерапию, где, как было сказано ранее, мне повезло найти достаточно хорошего психотерапевта, чтобы перейти в своем исцелении отношений на следующий уровень.
Психотерапия помогла мне интернализировать последовательную позицию психотерапевтов, неизменно занимающих мою сторону, и научила подражать
ей. Это, в свою очередь, побудило меня стремиться к надежной и по-настоящему близкой дружбе. Такой же результат я наблюдал у многих моих клиентов и друзей.
В итоге я добился своей первой надежной безопасной привязанности вне психотерапии и впоследствии оказаться готов отказать от психотерапии как от того единственного места, где можно иметь глубокие и значимые отношения.
Я считаю, что нуждаться в материнском и отцовском типе поддержки от других — потребность, присутствующая на протяжении всей жизни, а не ограниченная только детством. К счастью, теперь, много лет спустя, я имею счастье испытывать многоуровневую родительскую поддержку со стороны других людей, которых я называю комитетом по перевоспитанию. Под ним я понимаю круг друзей, отношения с которыми обладают разными уровнями близости. Внутренний круг моего комитета поддержки составляют пятеро моих самых близких людей.
В общении с людьми из этого внутреннего круга для меня нет ничего слишком уязвимого или запретного. Этот круг составляют моя жена, друг-психотерапевт, мой приятель по занятиям спортом и два члена моей старой мужской компании. К этому кругу примыкают люди, которые могут в него войти, если обстоятельства позволят мне лучше их узнать.
За этим кругом находятся круги, расположенные по степени убывания близости, но которые все же содержат значимые отношения. Следующий крут — это люди, которых я редко вижу, но которые были со мной достаточно близки в прошлом, и мне приятно представлять, что они заботятся обо мне и сейчас. В этот круг входят моя покойная бабушка, три моих бывших психотерапевта, пара приятелей по армии, старые школьные и университетские друзья и четыре моих лучших друга, с которыми я десять лет жил в Австралии.
Следующий внешний круг состоит из моей медсестры-практикантки, физиотерапевта, которого я иногда вижу, нескольких коллег-психотерапевтов и мудрого старого школьного библиотекаря, который помогает мне выбирать книги для моего сына.
Следующий внешний круг составляют друзья, с которыми я занимаюсь спортом, родители друзей моего сына и люди в моем районе, отношения с которыми не особенно значимы, но с кем существует легкая химия, создающая ощущение сопричастности.
И последний круг — это случайные незнакомцы, с которыми я время от времени имею удовольствие легко и комфортно взаимодействовать.
Я знаю многих переживших травму, чья эффективная реабилитация также была вознаграждена большим количеством любви многих других людей, что восстановило их испытанный в детстве дефицит помощи и поддержки. И, как и мои, их комитеты начинались с одного человека, с которым у них была достаточно тесная связь. Если считать еще и вас самих, то это уже два человека, а далее этот комитет все более увеличивается — по одной дружбе за раз.
Таким образом, восстановление становится возможным благодаря содействию надежных людей. И все же пережившим травму с особенно тяжелой историей предательства, возможно, нужно проделать большую работу на других уровнях, прежде чем они будут готовы рискнуть уязвимостью и открыться для помощи в отношениях.
Тем не менее реабилитация на глубоких уровнях, а также здоровое “человеческое существование”, означают баланс между самопомощью и помощью других людей. Работа над отношениями позволяет залечить изначальную травму заброшенности, а работа над собой уменьшает пренебрежение самим собой, происходящее вследствие подражания ребенка своим родителям. Чем дольше вы практикуете разные техники заботы о себе, описанные в этой книге, тем меньше времени вы проводите в самозаброшенности. При достаточном упорстве забота о себе становится бесценной и незаменимой привычкой.
В продвинутой реабилитации самопомощь и помощь в отношениях объединяются в исключительно важное дао. Дао — это комбинация инь и янь, противоположных и взаимодополняющих сил. Дао восстановления отношений включает в себя баланс здоровой независимости и здоровой зависимости от других.
Для переживших травму этот терапевтический синтез может возникнуть, когда развитие самоподдержки позволяет выбрать и открыть для себя благотворные отношения с другим человеком. Одновременно с этим, достижение безопасных, поддерживающих отношений с другим человеком способствует развитию способности поддерживать себя. Это вознаграждается ослаблением автоматической тенденции к самозаброшенности. Кроме того, это способствует постепенному становлению сообщества — жизненно важного ресурса, которого вас так несправедливо лишили в детстве.
Чем больше мы поддерживаем себя, тем сильнее привлекаем поддерживающих нас других. Чем больше нас поддерживают другие, тем успешнее мы поддерживаем себя. Иногда мы входим в это динамическое дао своими собственными усилиями, а иногда благодаря поддержке друга или профессионального помощника.
Для многих из нас, переживших травму, значительная часть работы по самопомощи должна происходить до того, как мы будем в состоянии открыться — прежде чем станем достаточно проницательными, чтобы выбрать по-настоящему безопасную и целительную поддержку.
Эффективная реабилитация приведет к постоянному уменьшению эмоциональных регрессий. Со временем в результате достаточной практики вы станете более опытным в управлении триггерными ситуациями. В свою очередь, это приведет к тому, что эмоциональные регрессии будут реже появляться, станут менее интенсивными и менее продолжительными.
Еще одним ключевым признаком восстановления является то, что влияние вашего внутреннего критика начнет сужаться и утрачивать доминирование над вашей психикой. По мере того как оно будет уменьшаться, ваше дружелюбное эго начнет расти, в нем появится пространство для роста и развития осознанности, которая поможет распознавать моменты, когда внутренний критик вступает в игру. В свою очередь, это позволит вам постепенно отклонять перфекционизм и непримиримость внутреннего критика. Все реже вы будете преследовать себя за нормальные слабости. Кроме того, вы будете меньше разочаровываться по поводу незначительных ошибок других людей.
Еще одним признаком реабилитации является постепенное улучшение вашей способности в релаксации. С ней приходит развитие способности спокойнее реагировать на триггерные ситуации. Это также позволит вам использовать свои инстинкты борьбы, бегства, ступора и уступчивости здоровым, не саморазрушительным способом. Это означает, что вы будете биться только тогда, когда вас будут реально атаковать; убегать, когда не останется других шансов; впадать в оцепенение, только когда нужно перейти в режим пристального наблюдения; уступать только тогда, когда имеет смысл пожертвовать собственными интересами.
Еще один способ описать это снижение чрезмерного реагирования заключается в том, что у вас будут хорошо сбалансированы полярные противоположности — нападение и оцепенение. Когда этот процесс станет более осознанным, вы научитесь без ущерба для себя балансировать между отстаиванием собственных потребностей и достижением компромисса с потребностями других.
Другим примером снижения чрезмерного реагирования является уравновешивание полярных противоположностей борьбы и уступки. Оно проявляется в достижении равновесия между “делать” и “быть”, между возбуждением симпатической и парасимпатической нервной систем, между левосторонней и правосторонней обработкой мозга. Значение уравновешивания внутри вас полярных противоположностей “нападение — уступка” и “нападение — ступор” более подробно рассматривается в конце главы 6.
Восстановление на глубинном уровне также означает, что постепенно вы сможете расслабляться в достаточно безопасной компании. Это, в свою очередь, приведет к увеличению аутентичности и уязвимости в доверительных отношениях. В наиболее благоприятном случае это может завершиться установлением близких взаимно поддерживающих отношений, в которых каждый будет чувствовать себя комфортно в горе и в радости.
Углубленная реабилитация предусматривает отказ от спасительной фантазии, будто у вас никогда больше не будет эмоциональной регрессии. Избавление от этой фантазии — второй шаг в этом длительном процессе восстановления, который можно описать как два шага вперед и шаг назад. Обычно нам приходится очень много бороться, прежде чем мы постепенно признаем ту печальную реальность, что мы никогда полностью не освободимся от эмоциональных регрессий. Однако, если мы это не признаем, то ослабим свою способность легко распознавать эмоциональную регрессию и быстро реагировать на нее с позиции сострадания к себе, самоуспокоения и самозащиты.
Несмотря на то что зачастую мы работаем над реабилитацией одновременно на разных уровнях, до некоторой степени она проходит поступательно. Восстановление начинается на когнитивном уровне, когда психообразование и осознанность помогают нам принять наличие кПТСР. Такое пробуждение дает нам понимание того, как приступить к деконструкции разных отравляющих жизнь аспектов кПТСР.
На когнитивном уровне мы приступаем к долгой работе по обузданию внутреннего критика. На этом уровне некоторым пережившим травму придется проделать большую работу, прежде чем они смогут перейти к работе на эмоциональном уровне — научиться эффективно горевать.
Фаза интенсивного горевания о наших детских потерях может длиться пару лет. Достигнув прогресса в горевании, переживший травму естественным образом переходит на следующий уровень реабилитации, который включает в себя переработку страха путем горевания об утрате безопасности в этом мире. На
этом уровне мы также учимся преодолевать свой токсичный стыд, горюя о потере самооценки.
По мере овладения глубоким искусством горевания мы постепенно готовимся столкнуться с основной проблемой нашей травмы — депрессией заброшенности. Работа здесь состоит в снятии физиологических блокировок и физиологического реагирования на депрессию заброшенности посредством соматической переработки, которую мы обсудим в главе 12. Эта работа завершается обучением тому, как сострадательно поддерживать самих себя в переживании депрессии.
Наконец, как подробно описывается в главе 13, многие пережившие травму нуждаются в определенной социальной поддержке в решении сложных задач, связанных с деконструкцией каждого слоя нашей привычной, усугубляющей боль защиты.
Как мы отмечали ранее, реабилитация от кПТСР — комплексный процесс. Иногда она кажется настолько безнадежно сложной, что мы полностью опускаем руки и застреваем в бездействии в течение долгого времени. Вот почему так важно понимать, что реабилитация является постепенным процессом, в котором неизбежны замедления и даже отступления.
Эффективное восстановление часто ограничивается прогрессом только в одной или двух сферах одновременно. Откусывать больше, чем можешь прожевать, и пытаться проглотить как можно скорее, вряд ли полезно. Поскольку моей преобладающей реакцией было бегство, я на многие годы застрял на восстановлении среднего уровня, лихорадочно пытаясь все сразу исправить и изменить. Я описываю это более подробно в моей первой книге When Recovery becomes Obsessive-Compulsive (Когда реабилитация становится обсессивно-компульсивной).
На ранних стадиях реабилитации имеет смысл умерить усилия по развитию навыков самопомощи. Лично я рекомендую сделать обуздание внутреннего критика (глава 9) вашей первоочередной задачей, если вы не уверены, куда двигаться дальше.
Как только ваш внутренний критик умерит свой пыл и вы заметите увеличение периодов, когда ваш разум будет дружелюбен к вам, естественным образом возникнет побуждение помогать себе и заботиться о себе. Когда это произойдет, станет легче понять, чем вы руководствуетесь — пряником или кнутом. Если вы поймете, что кнутом, попробуйте разоружить своего критика добротой, которую вы распространили бы на любого маленького ребенка, который борется с трудностями.
Нигде терпение к себе не может быть более важным, чем в работе над обузданием внутреннего критика. Как правило, внутренний критик слишком вездесущ, чтобы противостоять ему при каждом случае. Тогда не остается времени для всего остального.
Но когда мы приступим к последовательной работе над обузданием внутреннего критика, то все чаще будем в состоянии менять его негативное отношение на более благоприятную для нас точку зрения. В итоге новая полезная привычка избегать стыда и ненависти к себе начнет жить своей самостоятельной жизнью. Я все еще получаю порции эмоциональных регрессий, но редко занимаю сторону своего токсичного критика.
Любые практики самопомощи, которые мы пытаемся сделать своей второй натурой, часто работают таким образом. Когда мы достаточно долго практикуем самопомощь, она становится обычным делом. Самопомощь проявляется в правильном действии и постепенно начинает жить своей самостоятельной жизнью, когда мы вскрываем истинную природу нашего духа и души, в которых изначально заложена помощь самим себе.
Мы существенно способствуем своей реабилитации, бросая вызов черно-белому мышлению нашего внутреннего критика всякий раз, когда он судит нас за то, что мы несовершенны в своих усилиях. “Прогресс, а не совершенство” — мощная мантра для направления наших усилий по самопомощи при восстановлении.
Более того, по мере прогресса исцеления и особенно когда влияние внутреннего критика ослабевает, желание помогать себе и заботиться о себе становится более спонтанным. Это особенно верно, когда мы осознанно делаем что-то для себя в духе любящей доброты. Таким образом, мы можем сделать это для ребенка, которым мы были, — ребенка, который был лишен этого не по своей вине. И мы можем сделать это потому, что верим, что каждый ребенок без исключения заслуживает любящей заботы.
Наконец, если читатель похож на меня в прошлом и не имеет общей картины своих страданий, он может чувствовать себя, как машина, забуксовавшая на ледяном участке дороги. В течение десятилетий я перепробовал все возможные средства, испытывая что-то вроде острого чувства неизлечимости и неполноценности. К счастью, в конце концов я достиг невидимой критической массы и понял, что на самом деле прошел долгий путь. У меня было довольно много паззлов в этой головоломке восстановления, и мне нужно было всего лишь составить из них целостную картину, чтобы двигаться дальше. Таким образом, я разработал основной план, который помог мне, моим клиентам и подписчикам сайта осознавать страдания и понять, как можно их эффективно уменьшить. Я молюсь и надеюсь, что информация в этой книге принесет облегчение также и вам.
Реабилитация включает в себя обучение умению справляться с непредсказуемыми изменениями в наших внутренних эмоциональных состояниях.
Для этого особое значение приобретает континуум “Выживание о Успех”.
До начала реабилитации нам может казаться, что жизнь — не что иное, как борьба за выживание. Однако по мере восстановления мы все чаще испытываем ощущение успеха. Оно может начаться как чувство оптимизма, надежды и уверенности в том, что мы действительно восстанавливаемся.
И затем у нас неизбежно исчезает под ногами дно, потому что реабилитация не всегда является поступательным процессом. Это так несправедливо — снова вернуться к борьбе за выживание. Вдобавок мы вообще забываем, что у нас когда-то была передышка от выживания. Еще одна эмоциональная регрессия, и нас полностью отбрасывает назад на полюс выживания. Мы застряли в смертельно удушающем меланже заброшенности.
В режиме выживания даже самая тривиальная и легкая задача может казаться исключительно сложной – как в детстве, когда все казалось слишком трудным. И если эмоциональная регрессия особенно интенсивна, в дверь может постучаться Танатос. Танатос — это тяга к смерти, описанная Фрейдом и воплощаемая во флешбэках суицидального содержания, которые мы рассмотрели в главе 1.
Важно повторить, что это состояние чувств является эмоциональной регрессией в худшие времена детства, когда наша воля к жизни была поставлена под угрозу. По мере развития осознанности мы можем признать суицидальное мышление доказательством эмоциональной регрессии и начать спасать себя с помощью пошагового управления эмоциональными регрессиями, описанного в главе 8.
По мере прогресса нашего восстановления мы все реже будем возвращаться назад к полюсу выживания, этому исполненному отчаянию краю континуума. Тем не менее режим выживания все еще может ощущаться как непереносимый, особенно когда характеризуется высокой тревожностью или парализующей депрессией.
Пребывать в стадии выживания особенно трудно в те моменты, когда управление эмоциональными регрессиями дается с трудом, и ощущение, что жизнь — это борьба, может длиться днями и даже неделями. Это территория, на которой эмоциональные регрессии становятся продолжительными.
Я убежден, что иногда регрессия является призывом нашей психики к разрешению важных задержек в развитии. В таком случае необходимо стремиться к безусловному принятию себя во время периода длительных трудностей. Также необходимо развивать стойкость и способность к самозащите. Эта основополагающая готовность защищать себя от несправедливости должна постепенно усиливаться, чтобы мы могли противостоять атакам внутреннего критика.
Более того, мы можем совершенствовать свою способность переносить невзгоды в стадии выживания с помощью техник осознанности из главы 13, чтобы проявлять и укреплять сострадание к себе. Кроме того, по мере восстановления, когда мы заручимся поддержкой надежных союзников, это поможет вербально вентилировать нашу боль, если мы застрянем в режиме выживания.
В такие периоды может появиться огромное искушение вернуться к менее функциональным способам самоуспокоения, которым мы выучились, когда были моложе. В зависимости от вашего типа защитного реагирования это обычно проявляется как переедание, злоупотребление психоактивными веществами, трудоголизм, нарушения сна и/или сексуальные эскапады.
Такие методы “самолечения” тоже могут оказаться проявлением наших попыток удержаться на полюсе успеха в континууме “Выживание в Успех”. Отчаянно цепляться за успех — это импульс, которому тяжело сопротивляться, особенно когда мы уже испытали вкус победы.
Однако по мере восстановления и развития осознанности мы начинаем замечать: такое самолечение означает, что мы находимся в режиме выживания и страдаем от эмоциональной регрессии. Мы все более отдаляемся от того конца континуума, где находится успех. Дезадаптивными попытками самолечения мы лишь усилили свою регрессию. В такие моменты самую большую пользу может принести самопринятие — когда мы раз за разом говорим себе, что остаемся сами собой независимо от того, в какой точке континуума находимся.
Не устану повторять, что все люди в жизни сталкиваются с необходимостью справляться с разочаровывающими переходами от успеха к выживанию. Однако нам, пережившим травму, очень трудно управлять этими переходами, потому что мы так долго находились в полюсе выживания. Тем не менее по мере нашей реабилитации мы можем научиться эффективно поддерживать себя, когда застреваем в режиме выживания.
Некоторые читатели долго работают над своей реабилитацией и стыдятся из-за отсутствия прогресса — и напрасно. Вследствие мышления по принципу “всё или ничего”, типичного симптома кПТСР, пережившие травму на ранних этапах восстановления часто не замечают свой прогресс.
Не замечая степень своего прогресса в работе по реабилитации, мы рискуем сдаться и опустить руки. Из-за черно-белого мышления мы будем регулярно попадать в ловушку непризнания или обесценивания того, чего на самом деле достигли. На ранних стадиях реабилитации распространено перфекционистское приуменьшение прогресса, который на самом деле никогда не бывает стопроцентным.
Вот некоторые признаки восстановления, которые, по моему мнению, жертвы травмы не замечают, оценивая свой прогресс.
1. Менее интенсивный переход к реакции борьбы / бегства / ступора / уступки.
2. Более смелое сопротивление внутреннему критику.
3. Повышение осознания эмоциональных регрессий и атак внутреннего критика.
4. Увеличение периодов относительного благополучия.
5. Прогресс в проработке задержек в развитии, перечисленных в главе 2.
6. Снижение переедания или злоупотребления психоактивными веществами как средств самолечения.
7. Увеличение количества достаточно хорошего общения с другими.
8. Снижение болезненности и интенсивности переживаний при эмоциональных регрессиях.
Что касается пункта 3, важно отметить, что, даже если осознанность не прекращает моментально эмоциональную регрессию или атаку внутреннего критика, способность распознавать их уже представляет собой значительный прогресс. Кроме того, такое распознавание способствует эффективным действиям, улучшающим положение. Это повышает вероятность того, что мы будем помнить о навыках управления эмоциональными регрессиями, перечисленных в главе 8.
Кроме того, важно отметить постепенное снижение интенсивности переживания тревоги, стыда и депрессии в эмоциональных регрессиях. В связи с этим социальная тревожность может постепенно снижаться от панического отчуждения до более терпимого социального дискомфорта и вплоть до социальной непринужденности. Кроме того, депрессия может постепенно снижаться от парализующего отчаяния до ангедонии (неспособности наслаждаться нормальными радостями жизни) и вплоть до состояния усталости и немотивированной умиротворенности. Конечно, оба этих процесса проистекают с переменной скоростью.
Я пишу это, испытывая легкое сожаление о многих десятилетиях, когда я оценивал свое эмоциональное состояние и настроение (как хорошее, так и плохое) в духе “всё или ничего”. Если я не чувствовал себя очень хорошо, то мне казалось будто все из рук вон плохо. А так как чувствовать себя очень хорошо — это то, что люди ощущают лишь относительно небольшую часть времени, мои плохие ощущения стали доминирующим переживанием. Действительно, слегка неприятное ощущение у меня быстро превращалось в ужасное вследствие стыда, смешанного с мышлением по принципу “всё или ничего”.
Поэтому я так благодарен изменившему мою жизнь прозрению, которое заставило меня изменить прежнее стремление к идеалу на новое стремление к постепенному улучшению.
Внутренний критик отрицает признаки прогресса всякий раз, когда происходит новая эмоциональная регрессия, пусть даже менее интенсивная. Каждое повторение чувства стыда, страха или депрессии интерпретируется как доказательство того, что ничего не изменилось, даже когда удлиняются периоды без активации регрессий.
Черно-белая оценка внутреннего критика такова: “Я либо излечился, либо безнадежно неполноценен” И как только вы соглашаетесь с утверждением внутреннего критика о вашей неполноценности, вы выходите из процесса восстановления и скатываетесь вниз по спирали в полномасштабную эмоциональную регрессию — вас снова захватывает ледяной панцирь токсичного стыда, и вы цепенеете в беспомощности и безнадежности в мертвой хватке кПТСР.
Чрезвычайно трудно принять тот факт, что реабилитация никогда не завершится. И хотя мы можем ожидать, что с течением времени наши эмоциональные регрессии станут редкими и утратят интенсивность, чрезвычайно трудно, а иногда и невозможно отказаться от спасительной фантазии, что однажды мы освободимся от них навсегда.
И даже если мы уже не так цепляемся за эту спасительную фантазию, мы склонны обвинять себя всякий раз, когда у нас случаются эмоциональные регрессии. Очень важно понять, что процесс восстановления обычно сопровождается многочисленными временными регрессиями. Кроме того, большинство вставших на путь восстановления заблуждаются, полагая, что их временная регрессия окажется постоянной и окончательной. Это заблуждение подкрепляется тем, что наступление эмоциональной регрессии сопровождается ощущением нескончаемости. В такие моменты мы регрессируем к нашему детскому разуму, который был неспособен вообразить будущее, отличающееся от вечного настоящего нашей заброшенности.
Итак, как же, учитывая сказанное, возможно жить с кПТСР? Мне помогает то, что я рассматриваю мое кПТСР как нечто похожее на диабет, т. е. состояние, которое требует постоянного контроля на протяжении всей моей жизни. Эта плохая новость, естественно, оскорбительно неприятна, но, как и в случае с диабетом, хорошая новость заключается в том, что, если я научусь искусно контролировать эмоциональные регрессии, кПТСР будет лишь изредка докучать мне. И, что еще более важно, я смогу развиваться и жить более насыщенной и плодотворной жизнью.
Еще одна хорошая новость состоит в том, что при эффективном управлении кПТСР вознаграждает нас особыми дарами, недоступными тем, кто менее травмирован, — как мы увидим в конце главы.
Излечение детской травмы является длительным и постепенным процессом, поскольку полное восстановление способности к самовыражению требует большой практики. Быть самим собой поначалу очень страшно и может вызывать эмоциональные регрессии. Во многих неблагополучных семьях за здоровое самоутверждение ребенка наказывали, как за тяжкий грех. Попытки самовыражаться способами, которые ваши родители запрещали, как правило, поначалу вызывают интенсивные эмоциональные регрессии, которые препятствуют осознанию исцеляющей силы такой практики.
Мы можем заставить себя взглянуть в лицо этой боли, концептуализируя ее как боль исцеления. Чтобы не дать прошлому затянуть нас назад, надо решиться осознанно пережить эти эмоциональные регрессии и восстановить наши основополагающие права, в которых нам было отказано родителями, и, наконец, получить то, что по праву нам принадлежит.
Мы можем придать себе силы для столкновения с этими столь необходимыми эмоциональными регрессиями, мысленно сравнивая “высказывания вслух” с походом к стоматологу. Пока мы не примем боль от стоматологических процедур, мы обречены до бесконечности страдать от хронической зубной боли. Пока мы не начнем проговаривать свои переживания, одиночество нашего молчания будет держать нас в тюрьме безысходности.
Реабилитация от болезненных воспоминаний детства очень сложна еще и потому, что человек старается избегать любой боли. Мы можем даже убедить себя, что избегать эмоциональной регрессии и ее проговаривания. Но хотя в какой-то момент такое отступление и покажется заманчивым, мы не должны сдаваться.
Более того, если мы когда-либо решимся себя превозмочь, мы должны будем призвать всю свою отвагу. На мой взгляд, храбрость определяется страхом. Она состоит в том, что вы боитесь, но все равно совершаете правильные действия, преодолевая страх. Не нужно храбрости, чтобы делать то, что не вызывает страха.
Работа с гневом, описанная в главе 11, может существенно помочь в этом. При достаточно сильных намерениях вы сможете пробуждать тот вид мужества, которое состоит в том, чтобы испытывать страх и действовать вопреки ему. Вы можете подтолкнуть себя к этому, чтобы спасти вашего внутреннего ребенка от участи так и остаться никем не увиденным и не услышанным.
В достаточной мере овладев этой практикой, мы узнаем, что не следует пытаться полностью искоренить страх. Мы можем бояться и все же действовать смело. Мы можем бороться с подавлением желания высказать собственные мысли, мнения, предпочтения, мы можем научиться говорить “нет” и устанавливать границы.
При достаточной практике целительные эмоциональные регрессии не только уменьшатся, но и заменятся здоровым чувством гордости за себя и свою мужественную победу над собой. Все чаще и ощутимей нас будет вознаграждать чувство безопасности вследствие нашей принадлежности к миру.
На более глубоком уровне реабилитации очень важно, чтобы мы осознали, что чувства страха, стыда и вины иногда являются признаками того, что мы сказали или сделали что-то правильно. Они являются эмоциональными регрессиями того, насколько мы были травмированы за то, что пытались претендовать на нормальные человеческие привилегии.
По мере реабилитации мы должны научиться переносить эти чувства. Придание им более глубокого смысла — ключ к достижению этой цели. Как правило, это включает в себя следующие прозрения: “Сейчас я боюсь, но мне не грозит опасность, как в детстве”; “Я чувствую вину не потому, что виноват, а потому, что был загнан в чувство вины за выражение собственного мнения, своих потребностей и предпочтений”; “Я испытываю стыд потому, что мои родители выражали ко мне свое презрение и отвращение за то, что я просто был самим собой. Я говорю «нет» этим токсичным родительским проклятиям, горжусь и понимаю, что они пытались убить мою душу. Я возвращаю им их позор в виде отвращения — отвращения, которое чувствует любой здоровый взрослый, наблюдая, как родитель с презрением издевается над ребенком, или когда он видит родителя, бессердечно игнорирующего страдающего своего ребенка”.
Задача постоянно расти и эволюционировать из моей детской травмы становится более привлекательной для меня, когда я вспоминаю слова Боба Дилана: “Тот, кто не занят рождением, занят умиранием” Ряд последних исследований в области нейронауки показал, что нам в жизни необходим небольшой, так называемый оптимальный, стресс.
Оптимальный стресс — это сбалансированное умеренное количество стресса, необходимое для роста новых нейронов и образования нейронных связей, от которых зависит поддержание здоровья мозга. Исследования показывают, что подобно тому, как чрезмерный стресс приводит к биохимическому состоянию, при котором повреждаются нейроны, недостаточный стресс приводит к атрофии, смерти нейронов и прекращению их замены. Вот почему обучение на протяжении всей жизни повсеместно признано условием профилактики болезни Альцгеймера.
По моему мнению, реабилитация длиною в жизнь — это благородная составляющая обучения на протяжении всей жизни. Я полагаю, что оптимальный стресс часто достигается тогда, когда мы практикуем поведение, исправляющее наши задержки в развитии. Примеры этого включают чтение книг самопомощи, посещение семинаров по самосовершенствованию, самопознание путем ведения дневников, борьбу за собственную уязвимость и аутентичность на психотерапевтических сессиях или в развивающихся отношениях. Возможно, что и незначительные эмоциональные регрессии иногда играют роль оптимального стресса. Я знаю многих переживших травму в состоянии долгосрочного восстановления, которые непрерывно развиваются и обретают подлинную мудрость в преклонные годы.
Мы живем в эмоционально обедненной культуре, и те, кто находится в процессе долгосрочной реабилитации, часто являются обладателями гораздо более высокого эмоционального интеллекта по сравнению с обычными людьми. Это несколько парадоксально, поскольку пережившие детскую травму первоначально получают более тяжелые эмоциональные раны, чем в целом обычные люди.
Луч надежды заключается в том, что многие из нас были вынуждены с осознанно лечить свои травмы, поскольку их раны неизмеримо серьезнее. Тот, кто без устали трудится по программе самовосстановления, не только быстрее восстанавливается от эмоционального ущерба, но и в целом более эмоционально развит по сравнению с эмоционально обнищавшим обществом. Один из моих пациентов описал это как возможность стать “более эмоционально умным, чем нормальные люди”.
Пожалуй, самой большой наградой за развитие эмоционального интеллекта представляется способность к более глубокой близости. Эмоциональный интеллект является основополагающей составляющей социального интеллекта — типа интеллекта, который также в целом снижен у большинства людей.
Как говорилось ранее, близость значительно усиливается, когда два человека делятся всеми аспектами своих переживаний. Особенно тогда, когда они выходят за рамки табу относительно полноценной эмоциональной коммуникации. Чувства любви, признательности и благодарности естественным образом усиливаются, когда мы взаимно полностью себя проявляем — уверенными или испуганными, любящими или отчужденными, гордыми или смущенными. Какое невероятное достижение, когда два человека могут создать такие подлинные и поддерживающие друг друга отношения! Самые близкие отношения, которые я видел, устанавливались между людьми, сделавшими все, чтобы освободиться от негативного наследия своего воспитания.
Еще один плюс реабилитации — достижение более богатой внутренней жизни. Интроспективный процесс, являющийся основополагающим для эффективной реабилитационной работы, в конечном итоге углубляется и обогащает психику переживших травму. Постоянное осознанное изучение всех аспектов своего “Я” помогает на своем опыте понять, что имел в виду Сократ, когда говорил: “Жизнь без такого исследования не есть жизнь для человека” .
Переживший травму, если он следует принципу выбирать “менее исследованную дорогу”, становится все более свободным от навязчивой и неосознанной
1 Платон. Апология Сократа / Платон. Собр. соч. в 4-х тт. — М. : Мысль, 1990. — Т. 1, С. 92. Пер. М.С. Соловьева. — Примеч. ред.
верности бесполезным семейным, религиозным и общественным ценностям, которые были привиты ему в чувствительном возрасте.
По мере восстановления переживший травму обретает право выбирать собственные ценности и отвергать те, которые не совпадают с его интересами. Травмированный человек развивает более глубокое и обоснованное чувство самоуважения, которое не зависит от стадного чувства и изменения взглядов вслед за каждым новым популярным трендом. Говоря психологическим языком, переживший травму становится достаточно свободным и смелым, чтобы индивидуализировать и развивать весь свой потенциал.
По словам Джозефа Кэмпбелла, переживший травму учится “следовать своему собственному благу”. Такой человек волен заниматься и интересоваться тем, к чему чувствует естественную тягу. Он развивает собственное чувство стиля. Он даже может распространять эту свободу на стиль одежды, имидж и домашний декор. В этом плане я видел многих переживших травму, которые развивали свою эстетику, отличаясь обостренным чувством прекрасного. Как это контрастирует с жилищами моих “обычных” друзей по спорту, которые часто скудно украшены, как будто их хозяева боятся сделать что-то, что выделяло бы их из общей массы.
Когда переживший травму человек восстанавливает право на свободный выбор, он становится более открытым к экспериментам и чему-то новому — тем здоровым вещам, которые общество мейнстрима может считать немодными или даже табуированными. Вот некоторые примеры, которые, на мой взгляд, способствуют как восстановлению, так и здоровой повседневной жизни: добровольная простота, здоровое питание, медитация, нетрадиционная медицина, сострадание ко всему живому, защита окружающей среды, глубоко эмоциональное общение, свободное горевание.
Переживший травму человек, преследующий долгосрочную цель развития на пути выздоровления, в целом меняется больше, чем остальные. Для многих не травмированных людей стремление к постоянному обучению часто прекращается после получения диплома — средней школы или престижного университета.
Интроспективное развитие также вознаграждает восстанавливающегося от травмы человека широким кругозором и мудростью в принятии важных жизненных решений. Оно также улучшает его повседневные инстинктивные реакции — борьбы, бегства, ступора или уступки — в моменты действительной опасности.
Еще одна польза травмы, проявляющаяся на более поздней стадии реабилитации, — способность обрабатывать нормальную боль наиболее здоровым и наименее травмирующим способом. Под нормальной болью я имею в виду повторяющуюся экзистенциальную боль, которую все люди испытывают время от времени, сталкиваясь с потерями, болезнями, финансовыми проблемами,
нехваткой времени и т. п. Эти болезненные столкновения могут вызвать такие эмоциональные реакции, как гнев, грусть, страх и депрессия. Обычные люди не учатся вербально вентилировать и перерабатывать свои чувства по поводу таких событий. Это приводит к тому, что они надолго застревают в эмоционально болезненных моментах, особенно в депрессии.
Одна из причин того, что пережившие травму при восстановлении приобретают больший эмоциональный интеллект, состоит в том, что они не реагируют на навязанную средствами массовой информации мысль о том, что люди обязательно должны быть счастливы.
Однако основная часть населения становится все более оторванной от полноценного эмоционального опыта в тревожной погоне за счастьем. Многие “нормальные” люди устремляются в погоню за счастьем так, словно выполняют патриотический долг. Для достижения этой цели они все чаще они используют социально приемлемые релаксанты. Переедание, демонстративное потребительство, злоупотребление психоактивными веществами, зависание в Интернете — распространенность этих зависимостей постоянно растет.
Примером особенно нездорового, меняющего настроение поведения является порнозависимость. Пристрастие к порнографии сильно сужает сознание многих страдающих этой зависимостью мужчин. Она попросту разрушает их способность к реальной близости. К сожалению, использование порно все чаще воспринимается как норма, даже во многих психологических кругах.
Становясь более эмоционально зрелыми, мы освобождаемся от вызывающего истерию прессинга — постоянно накачивать нашу жизнь радостью.
Пожалуйста, не считайте это “Одой против радости”. Естественное право на долю смеха и хорошего самочувствия — благо. Но я считаю, что благом также является сопротивление растущему эмоциональному императиву, который требует, чтобы мы изливались фонтанами радости. Нас ежедневно атакуют рекламные сообщения, юмористические передачи, комедийные шоу и просвещенные гуру New Age, вызывающие у нас чувство стыда за то, что мы не дотягиваем до нормы, если не пребываем в состоянии перманентного восторга, как дети в Диснейленде.
Прессинг требований оставаться всегда на высоте в течение десятилетий был для меня триггером стыда. К сожалению, я все чаще вижу, что клиенты и друзья испытывают самоуничижение по поводу того, что недостаточно счастливы.
Повторю: разумеется, я не виню радость, но, если она не аутентична, то выглядит обескураживающе грустно и даже отталкивающе. В худших случаях контролирующий нас нарцисс может эмоционально шантажировать нас присоединиться к нему в изображении притворной радости. Это так же больно и неестественно, как заставлять себя смеяться, чтобы скрыть страх или стыд.
Но это не значит, что подлинная радость не может быть заразительной. Заразительная радость — это замечательный опыт позитивной активации и разделения с кем-то искреннего восторга.
Согласно моему опыту подлинная радость гораздо чаще встречается в жизни людей, у которых были хорошие родители. Я не думаю, что радость является типично доминирующей эмоциональной темой во взрослой жизни, если только ее не вызывают искусственным путем с помощью наркотиков или алкоголя. С другой стороны, по мере восстановления переживший травму переживает радость все чаще, поскольку работа по реабилитации способствует растущему чувству безопасности в мире.
Есть доказательства того, что по мере развития нашего эмоционального интеллекта ожидание радости станет все более обоснованным. Это позволяет нам перестать думать, что постоянная радость — нереальная цель восстановления. Пока этого не произойдет, мы остаемся во власти язвительных тирад внутреннего критика, упрекающего нас в том, что мы недостаточно радостны. Один мой клиент, достигший значительных успехов в развитии осознанности, отметил, что стыдил себя за то, что не был таким же радостным, как актеры в рекламе пива.
В качестве заключительного комментария к этому обзору важно подчеркнуть, что кПТСР, как и большинство проблем в жизни, имеет разные степени тяжести. Комплексное ПТСР может проявляться по-разному — от легкого невроза до психоза и от высокой функциональности до полной дисфункции. Степень его тяжести варьируется от длительных периодов без эмоциональных регрессий до непрекращающегося ужаса пребывания в постоянном флешбэке. Этот диапазон также варьируется от ощущения полного успеха до состояния выживания на грани.
Таким образом, успех реабилитации состоит в том, чтобы эмоциональные регрессии становились более управляемыми, а удовлетворение от жизни — все более частым. Мой друг однажды пошутил: “Я так хорошо восстановился, что стал выше нормы, я супернормальный. Мне кажется, что это обычные люди страдают кПТСР”.
Завершив обзор, мы готовы перейти к следующей главе, в которой объясним, как разные истории детских травм могут вызвать кПТСР. Мы также увидим, как вербальное и эмоциональное насилие может вызвать кПТСР и что в основе большинства случаев кПТСР лежит глубокая эмоциональная заброшенность.