Комсорг 2

Глава 5

Так, сердечно снова екнуло в груди, как тогда на Литейном, когда опер из Центрального района махнул своим краснорожим удостоверением с полным осознанием своей вседозволенности. И моего такого конкретного залета, где ему ничего не придется как-то доказывать. Покупатель книги все за него сделает и меня сдаст.

Поэтому и не парился никак, что прихватил меня один, без всяких свидетелей и понятых.

Видно, что прилично его приперло по службе, чтобы такую ерунду оформить, как продажу книжки за восемь рублей.

Но там совсем ситуация пиковая была, оформили бы меня без проблем, правда, я тогда еще был несовершеннолетним, так что возможного итога задержания и предъявления обвинения в спекуляции до сих пор не знаю.

Что грозит пятнадцатилетнему капитану за незначительную спекуляцию от закона и государства?

Скорее, что по родителям ударили бы порицаниями всякими и штрафами, а они у меня такие переживальные по старой советской привычке. Напереживали бы на многие тысячи, матушка так точно.

И здесь в голосе сержанта тоже есть такая же нотка, что он тут полная и безоговорочная власть. Лет двадцати пяти такой, непримечательной внешности с проницательным взглядом из-под фуражки, как написали бы в детективных романах.

Просто с внимательным взглядом на самом деле, такого опытного физиогномиста не так просто обмануть.

Но я все равно попробую это сделать, поэтому прикинусь новичком в этой теме.

Рядом с ним стоит милиционер явно моложе, с лычками младшего сержанта. И сразу заглядывает в мой пакет, из которого нахально виднеются красивые золоченые коробки.

Я ставлю на землю сумку и пакет, достаю из внутреннего кармана неприметной куртки паспорт, старясь не зацепить вместе с ним солидную пачку денег, перетянутую резинкой. У меня там рублей четыреста осталось купюрами по двадцать пять и десять рублей, довольно толстая такая пачка и, если я ее засвечу ненароком, то расклады поменяются резко не в мою пользу.

Если она сейчас выскочит на свет божий, то про образ начинающего спекулянта придется забыть и договариваться по-взрослому. Чириком точно не отделаешься.

Главное для меня сейчас — не спалить явочную квартиру. И не засветить солидные деньги во внутреннем кармане. Выступить таким просто разовым покупателем большой партии эстонского шоколада.

Про все остальное тогда будет проще договориться.

Отдаю паспорт и спокойно жду, пока сержант начнет его изучать.

— Так, Бессонов Игорь Викторович… Девятьсот шестьдесят шестого года рождения… РСФСР Ленинградская область Сосновы Бор…

Второй милиционер внимательно прислушивается, но поперек старшего не лезет, ему года двадцать два — двадцать три, не так давно пришел с армии. Или служил в этих местах и потом вернулся после службы в такое неплохое для жизни место. Живет, наверно, в служебной общаге и с понятной завистью посматривает на отлично поживающую местную фарцу.

— И что товарищ Бессонов делает в городе Таллине? Зачем носит полные сумки с чем-то?

Я уже здорово порадовался, что вытащил паспорт без проблем, что это не тот знакомый мент с вокзала, поэтому подробно отвечаю:

— Так погулять приехал в красивый город на утреннем поезде. Билет имеется при себе, — отвлекаю я внимание на ту сторону, где чувствую себя увереннее.

— А в сумке что? — сразу по самому больному месту протягивает меня сержант.

Понятно, что докопаться к моему здесь появлению не получится никак. Я совершеннолетний по советским законам для поездок между городами и даже союзными республиками.

В армии мне служить рано и алкоголь не продадут, зато кино с эротикой на все сеансы, на которые вход до шестнадцати лет, мне разрешено посещать.

— Сувениры для родственников и знакомых, — отвечаю коротко.

— Покажите, — кивает сержант на сумку, не выпуская паспорт из рук.

Спорить тут бесполезно, или сразу здесь покажу, или придется в отдел милиции идти. А оттуда выбраться посложнее будет, там у дежурного разрешения придется спрашивать, а то у начальника отдела. А договориться вообще окажется трудно, пусть мне нечего даже предъявить. К деньгам тоже не докопаться особо, хотя они довольно большие для обычного подростка. Только уже потраченная на конфеты сумма и еще имеющиеся на руках средства однозначно покажут начальству, что я точно прожженный матерый спекуль. Не смотря на свою молодость.

Составят за уши притянутый протокол на спекуляцию и доказывай потом в местных судах, что никто ничего не продавал.

«Не доверять мнению сотрудников советской милиции не имеем основания» — что-нибудь такое мне и заявят в суде.

Местному судье тоже наверняка сильно не понравится, что заезжие жулики из Ленинградской области вывозят всем интересный дефицит большими сумками. Влупит по максимуму, просто для острастки.

Да и некогда мне такими похождениями заниматься, вопрос требуется решать прямо сейчас на этом самом месте.

Я расстегиваю молнию и те же красивые коробки снова бросаются в глаза проверяющим.

— Двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, — досчитывает молодой. — Итого всего двадцать коробок конфет.

— И как вы это объясните? — взгляд сержанта становится серьезнее и тяжелее.

— Что объяснить? — пожимаю я плечами, прикидываясь ничего не понимающим парнем. — В каком таком смысле объяснить? Что такое конфеты объяснить? Или почему они в коробках?

Сержант сразу начинает злиться:

— Почему у тебя в сумке столько конфет в коробках? Да еще дорогих, — переходит с сопляком на «ты» сержант.

— В смысле, почему столько? А сколько можно в сумке носить? — немного издеваюсь я над милицией. — Есть какие-то ограничения на переноску конфет за один раз? Можно только десять или пятнадцать коробок переносить? А двадцать уже нельзя?

— Двадцать коробок — это слишком много. Нормальному гражданину для личного потребления столько не нужно, — довольно неуклюже объясняют мне мою вину.

— А где это написано, сколько нормальному гражданину конфет нужно и можно? — продолжаю я не понимать сути предъявы.

Нигде, конечно, ничего такого не написано, это всем присутствующим понятно.

— Чеки есть на товар? — вмешивается уже молодой, не выдержав моей непонятливости.

— Не украл, конечно. Честно купил, — я достаю из кармана гроздь помятых чеков за сегодня.

— Что еще есть в карманах? — сержант решает перейти к осмотру содержимого карманов.

Я молча достаю из одного кармана ключи от квартиры и небольшую пачку купюр по пять и три рубля из другого кармана. Показываю все это милиционерам и снова убираю в карманы брюк, как бы продемонстрировав последние оставшиеся деньги.

— Сколько денег? — начинается понятная мне работа мысли у сержанта.

— Двадцать пять с мелочью, — отвечаю я, хорошо зная, сколько отложил сам специально для такого случая.

Да, каждый раз перед выходом из магазина после покупки товара откладываю небольшую сумму на случай примерно таких проблем. Что есть двадцать-двадцать пять рублей и больше точно ничего нет.

После этого мы еще с пару минут препираемся насчет разрешенного количества коробок конфет и шоколада, которые можно покупать гостям города. И просто советским гражданам на отдыхе. Сослаться на какой-то реальный закон у милиции не получается, и они больше давят на мою заскорузлую совесть.

Со стороны милиционеров есть явная прореха в законных требованиях, ибо покупать сколько угодно таких шоколадных наборов никак не запрещено законом. И поэтому предъявить мне официально совсем нечего.

С другой стороны, власть здесь — это однозначно они.

И легко могут меня сопроводить в отдел милиции на вокзале, чтобы дальше со мной разбиралось высокое начальство. Которое законы учило, наверно, и поэтому сможет подвести какую-то законодательную базу под мою вполне законную покупку. Как это мне пока кажется.

— Столько коробок — это же явно для спекуляции ты купил, — звучит новое обвинение.

— Нет, для личного пользования. В подарки друзьям и знакомым. Имею полное право советского гражданина, — отбиваюсь я.

Признаваться в склонности к получению нетрудовых доходов я не собираюсь ни за какие коврижки, тем более, что по месту прописки у милиции на меня тоже ничего нет. Чист я перед законом и это немало сейчас значит.

А потом быстро предлагаю сержанту, пока его напарник отошел на пару метров как бы сам по себе:

— Товарищ сержант, чего нам тут разбираться? Давайте договоримся, пятнадцать рублей с меня и расходимся. Я не опоздаю на электричку в Нарву. И вам хлопот меньше с оформлением не понятно за что.

— Двадцать пять, — быстро реагирует шепотом он.

Это хорошо, что он уже готов к участию в коррупции, значит, точно договоримся.

— Не могу. Мне десятка нужна доехать до дома, — почти сожалеюще отвечаю я. — Мне же до Ленинграда сначала добираться.

— Тогда коробку конфет еще, — быстро он принимает решение.

Явно уже готов договориться на месте с неместным пареньком на какую-то деньгу, чтобы не терять время с объяснительными в отделе. Как говорится — в таком случае, кроме геморроя, вообще ничего из полезного для ппсников не случится. А тут получил монету и иди дальше патрулируй улицы города. И на будущее сделан задел, теперь мое лицо постоянно высматривать будут, как источника денежной благодарности.

— Зайдем в подворотню на минуту, — приглашаю я.

Пока молодой присматривает вокруг, я передаю пятнадцать отсчитанных рублей сержанту, выдергиваю из пакета коробку конфет поменьше и тоже передаю ему.

Он возвращает мне паспорт и патруль тут же уходит дальше по улице.

Сделка случилась, все высокие договаривающиеся стороны с разной степенью довольства расходятся в разные стороны.

Я выжидаю с минуту и потом взвалив сумку на плечо, отправляюсь к вокзалу. Пока ппсники могут меня рассмотреть, сворачивать в подъезд, где живет Елизавета Максимовна, я точно не собираюсь.

Поэтому смотрю им в спину на повороте к вокзалу, потом прохожу до следующего проезда и забираюсь в один из подъездов первого дома. Здесь в окошко на лестничной площадке хорошо видно и сам вокзал и тех, кто проходит рядом.

Через десять минут патруль возвращается обратно, все еще с коробкой в руках и спешит на сам вокзал, чтобы побыстрее избавиться от нее, как я понимаю.

Что они с ней сделают, слопают сами или подарят кому-то — мне все равно.

На вокзале стоят вагоны двух электричек, так что я должен давно уже спрятаться в одной из них и им глаза не мозолить.

Главное, они узнали, что я собираюсь уехать на электричке в Нарву, которые ходят довольно часто по этим социалистическим временам и наверно, что не будут меня поджидать около питерского поезда.

Еще ничего не узнали про мою основную базу и я не засветился в отделе, где меня мог бы с огромной радостью быстро опознать тот самый снулый блондинчик.

Эти ппсники про меня тоже никому ничего не расскажут, а при будущей, вполне теперь возможной, встрече сразу попросят денег, в этом я уверен. Так что теперь ходить мне нужно осторожнее, посматривая на дорогу впереди очень внимательно, а к дому Елизаветы Максимовны подходить по другому проезду. Сначала внимательно рассматривать подходы к вокзалу, а потом уже всю улицу из-за угла проверять.

Они тут еще какое-то время точно попатрулируют, делать то им больше нечего, как пытаться на ком-то заработать.

Ну, а мне эти двадцать потерянных рублей — просто представительские расходы, жалеть о них не нужно, как не нужно ходить по отделам милиции и пытаться доказать свою правоту. Никакую спекуляцию мне не пришьют, наверно, зато все вокзальные менты запомнят в лицо и будут активно мешать при каждой высадке и посадке в поезд.

Ездить на электричках в Нарву и дальше всякими перекладными вполне возможно, но очень уж хлопотно получается и меня совсем не привлекает. В той же Нарве и дальше в Кингисеппе свои менты имеются, да и с автовокзала на Обводном та еще проблема добраться до квартиры. Лучше все-таки на постоянное время прибытия таллинского поезда такси нанимать, оно гораздо проще и спокойнее выходит. Нервы, особенно сбереженные, в нашем спекулянтском деле — они тоже большое значение имеют.

Оставив сумку с пакетом и попив чая с хозяйкой, я сбегал в «Таллинский», забрал свой заказ на сто восемьдесят рублей, за который оставил уже два червонца. Дела идут, расходы тоже растут, но это все нормально, наработанные связи пока исправно функционируют. Тем более, что скоро я приеду с Ирочкой и Людмилкой, они мне опять помогут к чему-нибудь присмотреться.

Закупился в общем на четыре сотни, сначала отнес одну сумку вечером к поезду, спрятал ее под нижнюю полку и попросил пару соседей в купе присмотреть за вещами. Потом так же быстро сбегал за второй частью товара и без проблем занял свое место в теперь уже полном купе.

Не знаю, что про меня подумали соседи, когда я обозначил себя как очень молодой хозяина двух здоровых сумок, мне в принципе нет до этого никакого особого дела, поэтому рано уснул на своей нижней полке после довольно нервного дня.

Утром снова осматриваюсь на перроне из тамбура, первым выпрыгиваю из вагона и ухожу в сторону от вокзала, где меня должен ждать знакомый таксист.

Его пока нет на точке, и я немного волнуюсь, но потом знакомая двадцать четвертая «Волга» с шашечками все-таки пробирается по узким дорожкам к условленному месту и вскоре я захожу в квартиру.

— Игорек, это ты? — слышу я голос Таисии Петровны.

— Я самый, баба Тая, — отзываюсь я из коридора.

— Тут тебе вчера из торга звонили. Требовали явиться на работу, — сообщает старушка.

— Явлюсь сегодня, — отвечаю я, раскладывая товар на столе и в холодильник. — На службу казенную.

После сразу иду в торг, где в бухгалтерии мне вручают новые доставки и требуют являться каждый день за ними.

Я пока спорить с тетками не собираюсь, сам нахожу парторга и начинаю с ней решать назревший вопрос.

— Если вы, Валентина Дмитриевна, хотите иметь к съезду ВЛКСМ нужное количество комсомольцев в ячейке, то будьте добры, договоритесь с бухгалтерией. Чтобы они довольствовались моим появлением через день.

Но парторг не мычит, не телится и, как хорошо видно, решила в этом вопросе просто засунуть голову в песок. На бухгалтерию и начальство торга она повлиять то ли не может, а скорее всего — просто не хочет ни о чем договариваться насчет меня.

— У тебя комсомольцев в ячейке не добавилось за эти две недели ни одного! — основная от нее ко мне претензия.

— Не кипешуйте, Валентина Дмитриевна, еще два члена ячейки появятся в мае. У меня уже все договорено.

— Если не появятся — пеняй на себя! — вдруг чего-то она начинает мне угрожать.

И что, меня выгонят из комсоргов? Так-то хорошо бы избавиться от этой лишней для меня общественной нагрузки.

Но я вспоминаю, что все еще не решил окончательно насчет карьеры в комсомоле. Раз уж у меня случайно такая синекура образовалась, что никакую деятельность вести вообще не требуется, только раз в месяц с важным видом посетить райком комсомола и отчитаться там о набранных комсомольцах вместе со сдачей членских взносов, то и торопиться бросать ее нет особого смысла.

Да и хоть немного, но парторг прикрывает меня от того, чтобы я сидел при торге с утра до вечера.

С бухгалтерией я и сам договорюсь. Поэтому туда же сразу и направляюсь, через пять минут разговора узнаю про те дни, когда моя поддержка этому делу особенно требуется.

— По пятницам обязательно, чтобы за выходные все завести и собрать. Если все сделано, то потом во вторник обязательно нужно все развести по магазинам и снова собрать, — прикидывает главбух.

Решила она тоже не обострять отношения, раз я на той неделе все очень быстро развез и собрал. Да еще ничего не потерял и не напутал, что довольно ценное качество для столь низкооплачиваемого работника.

Наверняка, что никого на такую копеечную должность просто не могли найти, а всегда готовые подработать пенсионеры однозначно не потянут столько передвижений по городу.

— Ага, значит одна полная развозка и сбор документации в первой половине недели и потом еще во второй то же самое, — подвожу я итог. — Вас понял, буду так расставлять акценты.

Моя грамотная речь про расставление акцентов производит кое-какое впечатление на бухгалтерию, так что в общих чертах мы договариваемся. Им моя быстрая работа очень упрощает товарооборот бумаг, мне — реализацию всей контрабандной продукции.

По итогу все довольны, и только парторг с пышной задницей меня немного злит своим бездельем.

— А как раньше пела, как пела наша киса! — бормочу я ей в спину, когда встречаю в коридоре.

— О чем это ты, Игорек? — довольно свысока обращается она ко мне, когда останавливается в дверях кабинета.

— О том, что невыполненные обещания обесценивают кое-какие договоренности, Валечка! — довольно фамильярно отвечаю я и сбегаю вниз по лестнице.

Пусть переживает про мою комсомольскую деятельность, с меня как с гуся вода все дальнейшие проблемы, а вздрючат именно ее за плохую организацию управления процессом.

Катаюсь и снова удачно торгую целый день, правда из-за постоянной демонстрации женских вещей процесс затягивается, но к четырем вечера все казенные хлопоты закончены на сегодня.

Завтра — Первое Мая, я спешу на тренировку к пяти часам после шикарной скоростной разминки на велосипеде, завожу велик в зал и быстро переодевшись, встаю в общий строй перед началом тренировки.

Сегодня нет времени заниматься со взрослыми парнями, идем со Светочкой в кино на восемь вечера. Девушку в новых фирменных шмотках необходимо почаще выгуливать. Я, кстати, не дорос до метра восьмидесяти в этой жизни в конце девятого класса, зато вешу на десять кило больше и выгляжу реально солиднее внешне.

Тренировка проходит, как я и думал, совсем легко, сверстников переигрываю в одни ворота, а если кому это не нравится, то осаживаю недовольных жесткими ударами. Силенки в кулаках зримо прибавилось, правда и вес у меня теперь до шестидесяти семи килограммов. Тяжелая такая весовая категория на самом деле, все боксеры еще очень быстрые, а удары уже весомые, даже до шестидесяти трех с половиной это не так ощущается.

В принципе я могу согнать до этой весовой категории, но не хочу терять с таким трудом наработанное мясо и силу. Еще надеюсь, что с моей техникой и тактикой смогу без особых проблем противостоять большинству прямолинейных соперников. Если уж окажется мне совсем тяжело, тогда буду дальше думать, сейчас хочу просто попробовать новый вес.

Подумать только, в прошлой жизни я, будучи на целый год старше, уже в десятом классе, выступал в весе до шестидесяти килограммов. А теперь из-за здорово фанатичной работы над телом за год с небольшим набрал уже чистых шестьдесят пять кило в девятом.

Ну и ем еще очень хорошо, постоянно двойную порцию в столовых беру и мамуле заказываю.

Кстати, пора предков навестить, и кое-что им из аппаратуры вернуть. Когда ушел из овощного, редкий ручеек покупателей музыки совсем пересох, поэтому мне здесь нужно только кассетник оставить на самом деле.

Ну, еще можно вертушку не увозить, она иногда нужна, когда удается за небольшую денежку перехватывать у знакомых интересные диски. Народ, вращающийся при музыкальной фирме, давно убедился, что мой аппарат не царапает диски и иногда сам просит помочь в записи на те же кассеты с диска.

А вот бобинник придется точно увозить, теперь уже такси закажу до Балтийского, чем его на руках таскать или шестидесятый автобус ждать на Измайловском.

Держу в голове не малую возможность всяких проблем из-за работы с дефицитом и тех же анонимок. Но больше всего опасаюсь будущих звонков капитану «Александра Суворова», вот там я сильно заметный след в истории оставляю.

Если он прислушается к моим словам и никому не станет рассказывать про странные предупреждения, то и проблем не возникнет никаких. Просто спасет людей и свою жизнь тоже.

А если все же сообщит «куда следует», то могут меня вычислить и найти органы. Это мне отчетливо нужно понимать.

Новые холодильник и тахту на Таисию Петровну определил, я ей все документы на покупки передал на всякий случай.

Не исключаю возможного обыска в этом случае и конфискации всего добра из музыкальной аппаратуры. Государство в таких случаях очень жестким бывает, то есть именно опера, проводящие обыск. Им в отделе вся эта техника тоже не помешает, а наоборот, очень даже порадует своим наличием.

Еще заметил на Майорова музыкальную школу и быстренько договорился с одной молодой преподавательницей, случайно мне попавшейся около входа, на третье мая проверить свой музыкальный слух.

Сказала, что процесс часа два займет, как минимум, чтобы все вышло полноценно и с гарантией.

Ну, вот завтра на демонстрацию с торгом, потом покатаюсь все майские по торговым отделам нашего торга, а потом определюсь, стоит ли мне в этой жизни рассчитывать на музыкальную карьеру, чтобы сдвинуть Шевчука с Цоем с пьедестала народных кумиров. И самому туда забраться с ногами.

Тема интересная, но сильно хлопотная, особенно с плохо управляемыми музыкантами дело постоянно иметь.

Моя взрослая психика может не выдержать, а тренированные кулаки не долго позволят сдерживать себя от внушений.

Разбегутся даже от такого крутого автора невероятных текстов музыканты, не захотят за пьянство и разгильдяйство постоянно в солнечное сплетение получать. Не те это люди, однозначно.