Концепция городской герильи

4. Примат практики

Интерес левых, социалистов, которые к тому же обладали авторитетом в студенческом движении, к изучению научного социализма, актуализация критики политической экономии в качестве самокритики студенческого движения были в то же время для них возвратом к студенческим письменным столам.

Судя по их бумажной продукции, их организационным моделям, расходам, которые они оправдывали в своих высказываниях, можно было бы подумать, что здесь революционеры претендовали на руководство в мощной классовой борьбе, как будто в Германии в 1967—1968 гг. сложились условия для социалистической революции, как в 1905 году[39]. Если Ленин в 1903 году в работе «Что делать?»[40] подчеркивал потребность русского рабочего в теории и постулировал, в отличие от анархистов и социалистов-­революционеров, необходимость классового анализа, организации и разоблачающей пропаганды, то это потому, что массовая классовая борьба была в разгаре. «В том-то и дело, что рабочие массы очень возбуждаются гнусностями русской жизни, но мы не умеем собирать, если можно так выразиться, и концентрировать все те капли и струйки народного возбуждения, которые высачиваются русской жизнью в количестве неизмеримо большем, чем все мы себе представляем и думаем, но которые надо именно соединить в один гигантский поток». (Ленин, «Что делать?»).

Мы сомневаемся, возможно ли вообще при современных условиях в Федеративной республике и Западном Берлине разработать объединяющую рабочий класс стратегию, создать организацию, которая может быть одновременно выразителем и инициатором необходимого объединительного процесса. Мы сомневаемся, что союз между социалистической интеллигенцией и пролетариатом может возникнуть благодаря программным заявлениям и может быть достигнут благодаря ее притязанию на пролетарские организации. Капли и струйки, которые высачиваются гнусностями немецкой жизни, до сих пор еще собирает концерн Шпрингера и подготавливает с их помощью новые гнусности.

Мы утверждаем, что без революционной инициативы, без практической революционной борьбы авангарда, социалистических рабочих и интеллектуалов, без реальной антиимпериалистической борьбы не может быть объединительного процесса, что союз может возникнуть только в общей борьбе, в которой сознательная часть рабочих и интеллектуалов должна не руководить, а идти впереди.

Из бумажной продукции организаций мы узнаем, что их практика главным образом представляет собой только конкурентную борьбу интеллектуалов, которые соревнуются друг с другом в лучшем понимании Маркса перед мнимой судейской коллегией (явно не рабочим классом, так как сам их язык уже исключает участие рабочего класса в обсуждении). Для них неприятнее, если их уличат в неверном цитировании Маркса, чем во лжи относительно их собственной практики. Страницы в своих примечаниях они указывают почти всегда верно, количество членов, которое они приписывают своим организациям, почти никогда не соответствует истине. Они боятся упрека в революционном нетерпении больше, чем продажности своих буржуазных профессий; для них важно получать бесчисленные ученые степени за исследование трудов Лукача; для них подозрительно, когда агитируют, используя учение Бланки.

Их «интернационализм» выражается в оценках, с помощью которых они отделяют от других организацию палестинских коммандос — белые господа, которые корчат из себя истинных последователей марксизма; они демонстрируют его, ведя себя как меценаты, в то время как сами просят милостыню у друзей-­богачей от имени партии «Черных пантер» и полагаются на милость божью в том, что они готовы отдать за свое отпущение грехов — имеется в виду не «победа в народной войне», а только забота о своей чистой совести. Это — не революционный метод борьбы.

Мао в своем «Анализе классов китайского общества» сравнивал революционную и контрреволюционную борьбу: «Красное знамя, которое высоко поднято III Интернационалом, призывающим все угнетенные классы в мире объединиться под его знаменем; другое — контрреволюционное, белое знамя, которое поднято Лигой Наций, призывающей все контрреволюционные силы в мире объединиться под ее знаменем»[41]. Мао различал классы в китайском обществе по тому, какой они делали выбор между красным и белым знаменем в ходе революции в Китае. Ему было недостаточно анализа экономического положения различных классов в китайском обществе. Составной частью его классового анализа была также позиция различных классов по отношению к революции.

Марксисты­-ленинисты не будут играть ведущую роль в будущей классовой борьбе, если авангард не несет высоко красное знамя пролетарского интернационализма и не отвечает на вопросы: как будет установлена диктатура пролетариата, как пролетариат получит политическую власть, как будет уничтожена власть буржуазии. Без предварительной практики на эти вопросы ответить нельзя. Классовый анализ, который нам необходим, нельзя проводить без революционной практики, без революционной инициативы.

«Революционные переходные требования», которые повсюду выдвигаются пролетарскими организациями, — борьба против усиления эксплуатации, за сокращение рабочего времени, против растрачивания общественного богатства, за одинаковую оплату труда для мужчин, женщин и иностранных рабочих, против горячки сдельной работы и т.д. Эти переходные требования останутся лишь профсоюзным экономизмом, пока не будет ответа на вопрос, как уничтожить политическое, военное и пропагандистское давление, которое агрессивно препятствует осуществлению этих требований, если они выдвигаются в ходе массовой классовой борьбы. Если же они остаются без изменений, они являются всего лишь экономическим мусором, из-за них не стоит начинать революционную борьбу и вести ее до победного конца, раз уж «победить — значит принципиально признать, что жизнь не является высшим благом для революционера» (Дебре[42]). С помощью этих требований можно выразить свой протест через профсоюзы — «тред-юнионистская политика рабочего класса есть именно буржуазная политика рабочего класса» (Ленин[43]). Это — не революционный метод протеста.

Так называемые пролетарские организации, если они не поднимают вопроса о вооружении в ответ на чрезвычайные законы, на действия бундесвера, Федеральной пограничной охраны, полиции, прессы Шпрингера, если они хранят оппортунистическое молчание, отличаются от ГКП только тем, что они еще менее укоренены в массах, что они радикальнее на словах и более подкованы теоретически. На практике они опускаются до уровня правозащитников, добивающихся популярности любой ценой, поддерживают ложь буржуазии о том, что в этом государстве можно ещё чего-то добиться с помощью средств парламентской демократии, подталкивают пролетариат к борьбе, которая, учитывая потенциал власти в этом государстве, может быть только подавлена — и подавлена варварскими средствами. «Эти марксистско-­ленинистские фракции или партии, — пишет Дебре о коммунистах в Латинской Америке, — не выходят за пределы тех самых политических установок, в которых они находятся под контролем буржуазии. Вместо того чтобы изменить их, они способствовали их дальнейшему укоренению...»

Тысячам юношей и девушек, тысячам учеников на производстве, которые из своей политизации во время студенческих выступлений впервые сделали вывод об освобождении от эксплуатации на предприятии, эти организации не предлагают никакой другой политической перспективы, кроме нового приспособления к капиталистической эксплуатации. По отношению к молодежной преступности они на практике занимают позицию тюремщиков, по отношению к товарищам, находящемся в тюрьме, — позицию их судей, по отношению к подполью — позицию социальных работников.

Без практики чтение «Капитала» есть не что иное, как буржуазное исследование. Без практики программные декларации — только болтовня. Без практики пролетарский интернационализм — только хвастовство. Занимать позицию пролетариата в теории — значит занимать ее и на практике.

«Фракция Красной Армии» заявляет о примате практики. Верно ли в настоящий момент организовывать вооруженное сопротивление, зависит от того, возможно ли это; а это можно выяснить только на практике.