Конец фирмы Беняева

ПРОПАВШИЙ БЕЗ ВЕСТИ

В конце декабря выпал обильный снег, и в одно воскресенье дочка уговорила меня походить на лыжах. Прогулка так захватила нас, что мы вернулись домой вечером. Не успели переступить порог, как жена сообщила, что меня уже несколько раз спрашивал по телефону Войный и просил, чтобы я, как только вернусь домой, сразу же позвонил ему.

— Пропал человек, — сообщил мне Степан Павлович по телефону. — Пришла утром женщина в слезах: целую неделю ищет мужа и не может найти. Отчаявшись, решила обратиться к нам за помощью. Дело, видать, серьезное, — беспокойно звенел в трубке голос Войного.

Переодевшись, я поспешил в милицию.

В кабинете Войного сидела женщина средних лет с продолговатым, но полным лицом, с заплаканными глазами.

— Это следователь. Повторите ему свой рассказ, — обратился к ней Степан Павлович.

— Мой муж, Анатолий Манжула, уехал встречать Новый год к родственникам в село Грабки Синельниковского района и вот до сих пор не вернулся. Я объездила всех родственников, но ни у кого из них его не было. Боюсь я, что и в живых его уже нет. — Женщина умолкла, вытерла лицо носовым платком и снова заговорила, торопливо оглядываясь на дверь, будто тот, о ком она поведет речь, притаился где-то за дверью. — В Васильковке живет Иван Щербина, давний соперник мужа. Чует мое сердце: он убил Анатолия. Помогите, я здесь одна, как перст. С Урала Анатолий меня привез, познакомились там на стройке. Жили с ним хорошо, в мире да согласии. Кому-то наша жизнь поперек горла стала… — тоненько запричитала она.

Немного успокоившись, женщина оставила нам письменное заявление и ушла домой, а мы принялись составлять план оперативно-следственных мероприятий по розыску Манжулы.

Выехал он в гости со станции Просяная. Кто-то же видел его в этот день, а может быть, и ехал вместе с ним. Мы поручили уполномоченному Опляте отбыть на станцию, расспросить людей об этом, а также проверить образ жизни исчезнувшего, выяснить, кому он был не по нраву.

Чтобы ускорить розыск, я предложил обратиться по радио за помощью к жителям района, подробно изложив возраст исчезнувшего, приметы, в чем был одет.

Раздав поручения всем работникам милиции, мы с Войным на ночь глядя выехали в село Волосское. Там у Манжулы было много родственников. Предполагали мы, что он мог загостить у них.

Добрались до села за полночь и решили переночевать в конторе колхоза. Пока наш извозчик ходил за соломой, стелил нам постель около натопленной печки, я решил поговорить со сторожем конторы.

— Знаете ли вы Анатолия Манжулу? — спросил его.

— Знаю, — ответил сторож. — А что, набедокурил?

— Да нет, — вздохнул я. — Пропал без вести.

— Да вы что? Как безвестно? — удивился сторож.

— Уехал из дому перед самым Новым годом и до сих пор не вернулся, — вмешался в разговор Войный. — Ищем вот. К вам тоже приехали по этому вопросу. Может, кто подскажет нам что-нибудь. Каков он был, Анатолий?

Сторож начал охотно рассказывать.

— Парень он ничего, вроде бы не бестолочь, степенный. Сиротой рос. Отец давно умер, матери не стало после войны. Хлебнул горя… Что же с ним стряслось? — Маленький, сухонький, с жиденькими, белесыми, как пух одуванчика, волосенками, старик вздохнул и посмотрел на меня. — Тут неподалеку живет Анатолиева тетка, Мария Скотаренко. Мы вместе встречали Новый год, но Анатолия у нее не было…

— Есть ли у него другие родственники? — полюбопытствовал я.

— Есть, — ответил сторож, — конечно, есть. В этом… дай бог памяти… в Чаплино живет дядя по материнской линии, фамилию забыл. Не то Норенко, не то Здоренко. Моя баба его знает хорошо. Да еще в Мироновке есть у него двоюродный брат, Манжула Станислав…

Поговорив со сторожем, мы растянулись во весь рост на ржаной соломе, которая чуть-чуть пахла прелью.

Однако уснуть я никак не мог. Войный тоже лежал молча и жевал соломинку.

Утром, чуть занялась заря, уже беседовал с теткой исчезнувшего — Марией Скотаренко. Голос у тетки дрожал, глаза были полны слез.

— Анатолий — труженик и семьянин хороший. Жену свою любил, в прошлом году в отпуск к нам с женой приезжал. Больше я его и не видела. С Новым годом нас телеграммой поздравил, счастья желал, а самого несчастье постигло…

Поговорив еще с женой сторожа и получив в сельсовете характеристику на Манжулу, мы выехали в Мироновку.

Станислава Манжулы дома не оказалось. Рыбачить пошел, на подледный лов. Жена же Станислава сообщила, что Анатолий на Новый год к ним не приезжал и писем от него они давно не получали.

— Что будем делать? — спросил меня Войный.

Я предложил заехать на станцию и связаться с райотделом милиции: может, что-нибудь новое поступило от Опляты.

От дежурного по отделу мы узнали, что на станции Чаплино задержан мужчина, на одежде которого якобы обнаружены следы крови.

— Это вызывает интерес. Может, подскочим туда? — предложил Войный.

Я отказался. Хотелось поговорить со Станиславом.

Но беседа со Станиславом ничего нового мне не открыла, и я не мешкая выехал в Чаплино.

Перед отъездом связался с дежурным райотдела милиции, спросил, какие новости, не звонил ли Войный.

Новостей не было никаких, а Войный доложил, что задержан был некий Батура Сергей Никанорович. Он в стельку пьян. Толком объяснить ничего не может. На одежде действительно следы крови.

В Чаплино я Войного не застал, зато с Батурой поговорил.

Пока я говорил с Батурой, явился Войный. Еще с порога заявил:

— Батура к убийству Манжулы не причастен.

— Убийству? — не понял я Войного.

— Да, я так думаю. Хотя у меня и нет твердых доказательств, — отчеканил Войный. — Звонил Оплята. Он нашел женщину, которая по фотокарточке опознала Манжулу. Женщина рассказала ему, что видела Манжулу в поезде Днепропетровск — Чаплино, с ним был мужчина. Она ему описала приметы Манжулы и того мужчины, с которым Манжула ехал. Понимаешь, ехали вместе, и вдруг один исчезает. Что же здесь, по-твоему, может быть?

— К Батуре приметы не подходят? — поинтересовался я.

— Нет. Тот мужчина полный, а этот худой. Однако гадать не стоит. Оплята вот-вот должен быть здесь.

В эту минуту открылась дверь.

— О, легок на помине!

Оплята вошел в кабинет вместе с женщиной. Женщина остановилась у порога, поправляя прическу.

— Вот она видела их обоих в поезде. Запомнила и нарисовала, — доложил Оплята и протянул мне два портрета, сделанные карандашом на листке бумаги из школьной тетрадки.

— Вы художница? — спросил я, пригласив женщину сесть.

— Да, окончила художественное училище. Я из Донецка. Ездила в Днепропетровск, — ответила женщина сдержанно, и мне это понравилось.

— Ваша фамилия, имя и отчество?

— Пархоменко Татьяна Саввична.

— Если вы можете сообщить какие-либо сведения, идущие к делу, то… прошу вас, только подробнее, пожалуйста.

— Хорошо, — улыбнулась женщина, снова поправив свои волосы. — Тридцать первого декабря я ехала домой. Билет взяла до станции Чаплино. Решила по дороге навестить свою школьную подругу. В Синельниково ко мне в купе сели двое мужчин. Один в длинном зимнем пальто с серым каракулевым воротником, в шапке-ушанке из заячьего меха. Лицо полное, с крупными чертами. Нос широковат, глаза серые. Второй помоложе. В светлой куртке и кепке, на ногах валенки. Оба были выпивши. Толстяк рассказывал анекдоты, а второй заливисто смеялся. Я читала книгу, а потом стала за ними наблюдать. Мне захотелось их нарисовать. Вот так у меня и оказались эти портреты. А вчера, когда я ехала в Днепропетровск, в вагон зашел старший лейтенант Оплята. Я показала ему свою тетрадь. Да, еще я заметила, как эти мужчины вышли в Чаплино — и сразу же в магазин. У меня такое впечатление, что они давно знакомы. Тот, что в пальто, называл улицу Коцюбинского.

Я записал ее показания, поблагодарил и попросил остаться в Чаплино на два-три дня.

— Походим по поселку, может, найдем толстяка.

— Не могу. Детей оставила у соседки. Я могу приехать через три дня. Муж вернется домой, побудет с детьми. Ладно? — попросила она.

Я согласился. Отпустили мы домой и Батуру.

Вечером собрались вместе: Войный, Оплята, участковый Василевский и я.

— Ну, какие у кого будут соображения по делу? — спросил я.

— Главное у нас — найти толстяка, — начал первым Войный. — Без помощи общественности не обойтись. Поэтому я решил заснять карандашные наброски, сделанные Пархоменко, и раздать фотокарточки проводникам поездов, торговым работникам. Может, и найдем концы таким образом.

— Необходимо также сделать проверку на улице Коцюбинского, — дополнил я Войного.

— Поручите это мне, — попросил Василевский. — Завтра я проверяю соблюдение паспортного режима на этой улице.

— Справитесь ли вы один? — засомневался я. — Сколько там дворов?

— Восемьдесят семь.

— Я помогу, — поддержал его Оплята.

— Хорошо. Так и решим, — согласился я.

— Нам нельзя упускать и другой, не менее важный вопрос, — обратился ко мне Войный. — Нельзя оставить без надзора кинотеатр, гостиницу, ресторан, столовую. Там вечером может появиться толстяк.

— Вот вам и карты в руки — организуйте, — одобрил я его решение.

На следующий день Войный с самого утра посетил всех Норенко и Здоренко, живущих в Чаплино. Среди них родственников Манжулы не было.

— Есть идея, — предложил я Войному. — Давайте-ка мы проверим тех, кто переехал на жительство в Чаплино из села Грабки Синельниковского района. Сторож не знал ведь точной фамилии.

— Можно, — быстро согласился Войный. — Сейчас же займусь.

Немного погодя он вошел ко мне сияющим.

— Нашел родственничка. Фамилия его не Норенко, а Здоровский, и проживает он по улице Коцюбинского, тридцать семь. Оплята и Василевский еще не дошли до него.

— Значит, сообщение Пархоменко не бесполезно? — перебил я Войного.

— Да, кроме этого… — Войный запнулся. — Лучше пусть он сам, — жестом руки указал на дверь. — Здоровский тут, я приглашу его.

Вошел мужчина преклонного возраста, страдающий одышкой.

— Напугали меня до смерти, — начал он с порога. — Никак не отдышусь… Был, был у нас Анатолий тридцать первого декабря. Вечерком. И не сам, а с приятелем. Такой толстый здоровяк, круглолицый. Поставили на стол бутылку водки, попросили стакан. Хозяйка моя, конечно, нарезала сала, внесла помидорчиков. Я, знаете, водки в рот не беру, так они сами. Выпили, закусили. С полчаса не побыли. Анатолий спешил домой. Жена ему дала гостинцев — конфет детям и шалевый платочек для его жены. Вот и все.

Здоровский вытер вспотевшее лицо, сложил носовой платок вчетверо, сунул его в карман. Потом лишь медленно спросил:

— А что с ним? Что-то случилось?

— Ушел от вас и домой не вернулся, — объяснил ему Войный.

— А мужчины, что с ним был… тоже нет? — поинтересовался старик.

— Ищем обоих, — ответил я. — А мужчину, с которым был Анатолий, вы раньше не встречали?

— Нет, не встречал, — покачал головой Здоровский.

Старик больше нам ничего не сказал, тяжело поднялся со стула и ушел, осторожно прикрыв за собой дверь.

— Опять ниточка оборвалась! — занервничал Войный. — Обидно же, черт возьми!

— Мне думается, Степан Павлович, есть необходимость проверить поселок Чаплинский. Толстяк проживает где-то рядом.

— Поехали! — коротко согласился Войный.

Слабость Войного состояла в том, что он, когда дело заходило в тупик, всегда соглашался с любым моим предложением.

Поселок уже готовился ко сну, когда наши сани остановились возле поссовета. К нашему сожалению, председателя в поссовете не оказалось, и, удрученные этим, мы решили покурить на свежем морозном воздухе. Только вышли на улицу, а нам навстречу идет несколько мужчин, и среди них один будто бы сошел с рисунка Пархоменко.

— Вас можно на минуточку? — обратился к нему Войный.

— Пожалуйста. Можно и на две, — усмехнулся тот.

Мы зашли в поссовет, познакомились. Чмель Семен Ильич, живет здесь, в Чаплинском, работает в колхозе.

— Знаете ли вы Манжулу Анатолия? — спросил я.

— Да, — ответил Чмель коротко.

— Где же Анатолий? — спросил его Войный.

— Как где? — удивился Чмель. — Уехал домой!

— Когда?

— Да на второй же день. Жена так сказала. Мы хорошо встретили у нас Новый год, правда, я напился до чертиков и не помню даже, когда уснул. Проснулся, его уже не было. Спросил жену, а она не в духе: «Уехал твой, чтоб его больше здесь не было!»

— Видите ли, — обратился я к Чмелю, — дело в том, что Манжула от вас до сих пор не вернулся домой, и мы его ищем.

— Ну и ну! Нет, вы меня на прицел не берите! У вас против меня никаких улик нет и быть не может. — выпалил мне в ответ Чмель.

— Уже прошел обучение? — вмешался в разговор Войный.

— Да, прошел, — ощетинился Чмель. — Бывал уже в тех местах! Не застращаете! Мокрое дело мне не пришьете! Ну, чего уставились? Пил с ним! Домой привел! А куда он девался — это уж, извините, не мое дело.

— За что сидели? — спросил я.

— Губы одному расквасил и получил годок. Отсидел, сделал выводы: больше и пальцем никого не трону. Слово себе дал, — с достоинством произнес Чмель.

— Ваша жена дома? — спросил его Войный.

— Нет! — покачал головой Чмель. — Уехала с детьми на целых две недели к матери в Днепропетровск.

— Придется все-таки сделать у вас обыск, — сказал я Чмелю, а Войному жестом дал понять, чтобы организовал понятых.

— А ордер у вас есть? — спросил дорогой Чмель.

— Не ордер, а постановление, — объяснил я.

— И санкция прокурора? — домогался Чмель.

Войный разъяснил ему, что следователь имеет право в случае необходимости произвести обыск и без санкции прокурора. Закон разрешает.

В квартире Чмеля я огласил понятым и хозяину постановление на обыск, но хозяин категорически отказался подписывать его.

Во время обыска в кухне понятая Цыбуля шепнула мне на ухо:

— Утром первого января жена его стирала дорожку и белила в кухне. Тут есть что-то неладное.

Это заявление нас насторожило. Внимательно просматривая все вещи, я вскоре обнаружил в самом подпечье рулон обоев, на которых засохли брызги крови.

— Жинка курицу резала, — вздрогнул Чмель. — Под Новый год.

Немного погодя мы обнаружили в комнате шалевый платок. Расцветкой он был похож на тот, о котором упоминал Здоровский.

Продолжая обыск, я мысленно представил картину: по пьяной лавочке затеяли драку. Разгорячились, вошли во вкус… Дорожку после всего постирали, выбелили кухню… Труп спрятали. Остался платок и следы крови на рулоне обоев. Жена с детьми уехала… Так или не так? — А что не так? Не так просто убить среди белого дня, зарыть труп зимой тайком. Это почти невозможно. А если бросили в реку? Далеко же, не пронесешь такое расстояние… Нет, сдерживала меня интуиция, нельзя спешить с выводами.

Пришлось еще раз пригласить Чмеля в поссовет. Он как-то сник, уже не петушился, плечи его опустились, словно он нес на себе тяжелый груз.

— Неужели я его… Не помню… Ничего не помню, — со вздохом произнес он и подтвердил свои показания снова, подробно рассказав о том, что 31 декабря он на станции Синельниково встретился с Анатолием Манжулой, которого знал хорошо по службе в армии. Сели в поезд. Доехали до станции Чаплино. Купили бутылку водки. Решили по обычаю выпить за здоровье. Зашли к родственнику Анатолия. Потом он пригласил Манжулу к себе домой встречать Новый год. Анатолий еще сидел за столом, когда он завалился спать. Утром жена уехала…

Чмель сделал паузу, поднял голову и добавил:

— Делала ли она побелку в кухне — хоть убейте, не знаю.

Послали мы Опляту в Днепропетровск, чтобы привез жену Чмеля, а сами вместе с Чмелем вернулись в Чаплино.

Я никак не мог на чем-то сосредоточиться, лицо Чмеля, серей золы, не выходило у меня из памяти.

Допрашивая его снова, я глаз не мог оторвать от бурого пятнышка на его рукаве. «Неужели он убил Манжулу?» — стучало в голове, щемило в сердце.

Поговорил я и с председателем поссовета. Этот человек мне понравился: большелобый, с острым подбородком, глаза серые, внимательные, и в них постоянно искрится такая ласковая теплинка. Зиновий Макарович — так звали председателя — на мой вопрос рассудительно ответил:

— Да, Чмель судим. За хулиганство. Давно это было, как говорится, давно и быльем поросло. Чмель трудяга. Живет своим трудом. Характером, правда, уж больно вспыльчив, но силен. Силен, умеет себя сдержать.

— А жена его? — спросил Войный.

— И жена порядочный человек. К тому же, — Зиновий Макарович улыбнулся, — росточком махонькая. Куда ей справиться с мужчиной-то… — Поднял на меня искрящиеся глаза и вдруг спросил: — А вы к озеру не ходили?

— К озеру? — переспросил я его.

— Я вот к чему веду, — тепло взглянул на меня председатель. — Накануне Нового года была оттепель. В оттепель при обильном снеге на озере часто образовывается поверхностный водный лед — шуга. Даже в самую стужу ледяной покров на нашем озере перемежается полыньями, разводьями. Вот они осели, шугой прикрылись, как будто растеклись по поверхности. Неровен час… — Зиновий Макарович сделал паузу и долгим взглядом окинул меня и Войного. — Всякое могло случиться, тем более, если пошел через озеро пьяный.

Меня поразила такая глубокая проницательность и рассудительность. Версия председателя очевидная.

— Смотрите, — сказал председатель, глядя в окно, — в озере что-то нашли.

Мы с Войным подошли к окну и увидели парня, который шел в поссовет и нес в руке мокрую меховую шапку.

— Дядя председатель! — обратился парень к Зиновию Макаровичу еще с порога. — Это я в проруби выловил. Сделал прорубь, чтобы взять воды корову напоить. Топлю ведро, а вода не набирается. Я стал прорубь расширять. А потом лопатой раз, второй поковырял и вот ее, шапку, вытащил. Примерзла ко льду.

— В каком месте? — спросил его Зиновий Макарович.

— Напротив дома Чмеля, — выпалил парень.

В присутствии понятых и председателя поссовета мы осмотрели все вокруг и саму прорубь. Была она в пятнадцати метрах от берега, полтора метра в окружности. Учитывая то, что парню довелось ее расширять, была она настолько узкой, что бросить человека в нее было непросто. Но тем не менее мы начали шарить по дну длинным багром, который кто-то принес по распоряжению председателя поселкового совета. Озеро было в этом месте неглубокое, дно прощупывалось хорошо, но трупа в проруби мы не обнаружили.

После ужина собрались в поссовете. Войный нервничал.

— Чтобы найти труп, необходимо вскрыть весь лед на озере. Для этого потребуется несколько месяцев. Преступник за это время успеет не только замести следы, но предупредит нас во всем, подговорит свидетелей, собьет всех с толку.

— Нет, Степан Павлович, — вмешался я в его рассуждения. — Работу по розыску Манжулы мы прерывать не будем, не будем ждать, пока лед растает, дорогой мой, а будем искать, обязательно искать.

— Разве я против? — бросил он на меня вопросительный взгляд. — Хоть сейчас буду долбить лед до утра. Но зачем впустую тратить время? Нужно искать другие пути… И от Опляты ни слуху ни духу.

— Не горячитесь, Степан Павлович, — успокаивал я Войного. — Будем искать в озере, но весь лед долбить не станем. Однако пора и отдохнуть. Отоспимся, а утром…

А утром, чуть занялась заря, мы все уже были у озера. Я обратился к председателю:

— Зиновий Макарович, представьте, пожалуйста, себя на месте Манжулы и скажите, как бы вы пошли через озеро на станцию?

— Напрямик, — улыбнулся председатель. — Вон на те огоньки.

— Хорошо, — согласился я. — Давайте-ка пройдем этот путь. Вы — первый, мы — за вами.

Зиновий Макарович ступил на лед и пошел правее той проруби, в которой нашли шапку. «Это яснее ясного, — подумал я. — За десять дней не только шапку, но и труп могло отнести водой в сторону».

— Вот в этом направлении и будем искать труп, — сказал я, когда мы следом за председателем пересекли озеро.

Долбили лед и час, и два, и четыре, а результатов никаких. Люди устали, но никто не роптал. Часто менялись, чтобы передохнуть. Наконец в двенадцати метрах от берега обнаружили труп. Узнать в нем Манжулу было возможно. Я пригласил врача, и мы вместе с ним осмотрели утопленника. Никаких серьезных повреждений не обнаружили, кроме нескольких глубоких продольных царапин на лбу, смазанных зеленкой.

Труп отправили в больницу.

В больнице судебно-медицинский эксперт установил, что раны на лбу Манжулы образовались при падении, а следы зеленки свидетельствовали о том, что эти царапины кем-то обрабатывались. И главное — было установлено, что Манжула утонул. У него были сильно раздутые легкие. Эксперт обнаружил кровоизлияния во внутренние органы и наличие алкоголя в организме.

— А как же понимать кровь в квартире Чмеля? А стирка белья в новогоднюю ночь? А побелка стен? — недоумевал Войный.

— Выясним и это, — успокоил я его.

И действительно, в тот же день Оплята привез из Днепропетровска жену Чмеля, и она рассказала нам следующее:

— Когда я уложила мужа спать, Манжула с пьяных глаз стал ко мне приставать, лез целоваться. Я оттолкнула его, и он, падая, ударился головой об острый угол плиты. Я промыла ему царапины, смазала зеленкой и выпроводила из дому. Куда он ушел, не знаю. Утром постирала дорожку, забелила ободранные стены и уехала в Днепропетровск.

Вот и все. Виновным в своей смерти Манжула был сам.