Отвратительная погода. Просто поганая. Нужно было остаться в Испании. Там хоть и «постреливают», зато солнце палит, как в июле. А тут присядешь на скамейку отдохнуть — через полчаса нужно будет отливать примерзшую к доскам задницу теплой водой.
Проходя через сквер, Егор Кремнёв остановился, чтобы зажечь сигарету. Пока он прикуривал, на аллее появился странный субъект. Среднего роста, средней комплекции, сутулый, с костлявым неприятным лицом.
— Эй, приятель, есть закурить? — поинтересовался незнакомец.
Егор вытряхнул из пачки сигарету и протянул ее мужчине, отметив про себя, что острым лицом, маленькими глазами и какой-то настороженной — на грани нервного подергивания — манерностью незнакомец напоминает шакала.
Мужчина прикурил от зажигалки Кремнёва, выпустил дым и улыбнулся:
— Спасибо. Слушай, я вижу, ты мужик добрый. Может, поможешь?
— Я по пятницам не подаю, — сказал Егор и двинулся было дальше, но странный незнакомец загородил ему путь.
— А мне подачка не нужна, — сказал он сипловатым голосом. — Я предлагаю сделку.
— Сделку? — недоуменно переспросил Кремне в.
— Угу. Погоди секунду. — Незнакомец что-то достал из кармана куртки и протянул Егору. — Вот, взгляни.
— Что это? — спросил Егор, едва скользнув взглядом по растопыренной ладони Шакала.
— Серьги, — ответил тот. — Обычные женские серьги.
Егор хотел послать незнакомца куда подальше, но вдруг внимание его привлекла одна странность: серьги были испачканы чем-то красным.
— Они у тебя что, в крови? — с угрюмым удивлением спросил Кремнёв.
Незнакомец нервно дернул шакальей головой:
— Угу. Я сорвал их с ушей женщины. Мертвой женщины, — добавил он, сделав ударение на слове «мертвой».
Егор внимательно вгляделся в лицо незнакомца.
— Слушай, парень, — с угрозой заговорил он, — а ты часом не пьян?
Шакал покачал головой:
— Нет.
— И с какой женщины ты снял эти серьги?
— Она здесь, — ответил Шакал спокойным голосом. — Неподалеку.
— Мертва?
— Конечно.
Лицо Егора стало еще мрачнее.
— Ты позвонил в милицию?
Незнакомец покачал головой:
— Нет.
На скулах Егора заиграли желваки.
— Слушай, мужик… — Егор нетерпеливо дернул щекой. — Я толком не спал двое суток и ужасно устал. К тому же, у меня нет с собой денег. Втюхивай свои серьги кому-нибудь другому.
Егор грубо столкнул Шакала с асфальтовой дорожки и зашагал дальше.
— Детдом номер девятнадцать, — громко и отчетливо произнес за его спиной незнакомец.
Егор замер. Медленно повернулся и глянул на незнакомца в угрюмый прищур:
— Как ты сказал?
Вместо ответа незнакомец быстро проговорил:
— Остановись на минуту и выслушай меня. Клянусь — ты не пожалеешь.
Егор секунду или две колебался, потом кивнул головой и сказал:
— Ну хорошо. Но только минуту. Так что ты там говорил про детдом?
— Жила была девочка…
— Слушай, мужик…
— Не перебивай. — Незнакомец чуть склонил голову набок и продолжил: — Жила-была девочка, звали ее Вероника. В девятом классе она влюбилась в учителя физкультуры, которого звали Виталий Егорович. Дело, в общем, обычное, девочки часто влюбляются в преподавателей…
— Какого черта ты мне это рассказываешь? — угрюмо спросил Кремнёв.
— Однажды Вероника подкараулила любимого учителя в раздевалке, когда там никого не было, — невозмутимо продолжил Шакал, — и объяснилась ему в любви. И вот чудо! — выяснилось, что Виталий Егорович тоже любит Веронику. Объяснившись друг другу в любви, наши голубки легли на маты и…
— Слушай, ты… — надвинулся на Шакала Кремнёв.
— Не перебивай, — сказал тот и отступил на шаг. — Итак, наши голубки стали тайными любовниками. И надо ж такому случиться, что юная Вероника забеременела! Делать аборт было поздно, и девочке пришлось рожать. Преподавателя физкультуры, понятное дело, с треском вышибли из школы, снабдив его «волчьим билетом». Считай, ему еще повезло: могли вообще укатать на нары за совращение малолетней…
Теперь Егор слушал Шакала внимательно, вперив в него острый, недобрый взгляд, а Шакал невозмутимо продолжал:
— Вероника родила сынишку и но настоянию родителей оставила его в Доме малютки. Оттуда мальчик попал в детдом, где ему дали красивое имя Егор. Над выбором фамилии заведующая долго не парилась. У мамы была фамилия Кремова. Заведующая изменила в этой фамилии одну букву и добавила еще одну. Так в мире появился маленький гражданин по имени Егор Кремнёв.
Егор стоял все в той же позе. Его хмурое лицо не выражало ничего, но по обеим сторонам сухого рта пролегли две глубокие складки.
Шакал, между тем, продолжал:
— Девочка Вероника выросла и превратилась в красивую, умную, деловую женщину. Со временем она обзавелась собственной фирмой и преуспела в бизнесе. Однако за тридцать с лишним лет она ни разу не попыталась навести справки о своем сыне…
Пальцы Егора, сжимающие сигарету, слегка подрагивали.
— Она жива? — спросил он вдруг.
— Ты о Веронике? — Шакал усмехнулся. — Она была жива, — сказал он. — Час назад. Но сейчас ее нет.
— Нет?
Шакал усмехнулся и покачал головой:
— Нет. Ее застрелили. Она выходила из кафе, и какой-то ублюдок выстрелил ей прямо в лицо.
Окурок догорел до самого фильтра, но Егор этого не заметил. Он взглянул на Шакала исподлобья и тихо пробормотал:
— Эти серьги…
Шакал кивнул:
— Да.
Глаза Егора вспыхнули. Он издал горлом звук, похожий на стон, и пошел на Шакала. Шакал попятился, выхватил из кармана пистолет и направил его на Егора.
— Не так быстро! — нервно выкрикнул он.
Егор остановился. Посмотрел на пистолет, перевел взгляд на костлявое лицо Шакала и глухо спросил:
— Что тебе нужно?
Шакал сузил бесцветные глаза.
— Неправильный вопрос, — сказал он. — Правильней было бы спросить: зачем я это сделал.
— Зачем ты это сделал?
Шакал облизнул губы и быстро проговорил:
— Алексей Бакин. Игорь Бакин. Помнишь их?
— Бакины? — Егор наморщил лоб. — При чем здесь эти ублюдки?
Лицо Шакала дернулось, как от пощечины.
— Осторожнее, — прошипел он, как змея. — Осторожнее, парень. Ты говоришь о моих родных братьях.
Губы Кремнёва медленно раздвинулись в усмешку.
— Так ты тот самый брат, который работает в ФСБ?
— Работал, — поправил Шакал. — А потом ушел. Знаешь, почему?
Егор молчал.
— Я ушел, чтобы отомстить, — холодно проговорил Шакал. — Я разыскал твою мать и запугал ее. Час назад она перечислила на мой банковский счет миллион долларов. Знаешь, она сказала мне, что всю жизнь думала о тебе, но боялась с тобой встретиться. Представляешь? Эта дура боялась, что ты никогда не простишь ее! Рассказывая об этом, она плакала. А потом я убил ее. Выстрелил ей в лицо. Ты меня слушаешь?
Егор по-прежнему молчал. Шакал удовлетворенно улыбнулся.
— Ты молчишь, — констатировал он. — Но я искренне надеюсь, что сейчас ты переживаешь самые ужасные минуты в своей жизни. Сегодня ты мог бы обрести мать. Покончить с одиночеством. Стать таким, как все нормальные люди. Но теперь ничего этого не будет. НЕ БУДЕТ, СЛЫШИШЬ?! Единственное, что тебе осталось, это золотые сережки, которые я вырвал из ушей твоей матери. Наслаждайся!
Шакал швырнул окровавленные серьги Егору в лицо. Серьги ударились о его щеки, отлетели и упали на асфальт. Кремнёв не пошевелился.
— Ну вот, — с каким-то мучительным облегчением проговорил Шакал. — Теперь ты все знаешь. А сейчас я сделаю то, что должен был сделать еще год назад. Тебе будет о чем потолковать с моими братьями, когда ты попадешь в ад.
Шакал нажал на спусковой крючок. Раздался сухой щелчок, но выстрела нс последовало. «Чертова автоматика!» — успел подумать Шакал за мгновение до того, как кулак Кремнёва, описав дугу, врезался ему в челюсть.
Шакал упал, но пистолет не выронил. Егор прыгнул на него сверху, как коршун на цыпленка, но Шакал резко откатился в сторону, и Кремнёв, схватив руками пустоту, грохнулся на асфальт.
Шакал вскочил на ноги и снова нажал на спусковой крючок. И снова осечка.
Шакал матерно выругался, повернулся и побежал по аллее.
Егор поднялся на ноги и, пошатываясь, как пьяный, бросился за убийцей. Он словно обезумел, превратился в глухую и слепую ярость.
Отбежав метров на десять и остановившись возле пивного ларька, Шакал снова вскинул пистолет. Стоя к ларьку спиной, он не заметил, как из-за ларька вывернул человек. Увидев пистолет и бегущего по аллее Егора, человек крикнул, привлекая внимание Шакала, и побежал к нему.
Шакал, повинуясь импульсу, повернулся к незнакомцу и нажал на спусковой крючок. На этот раз осечки не было. Выстрел оглушительно рявкнул в безлюдном парке.
Незнакомец взмахнул руками и упал на аллею.
Шакал потерял всего пару секунд, но эта потеря оказалась невосполнимой. Егор одним прыжком преодолел несколько метров, отделяющих его от противника, вышиб пистолет, повалил Шакала на асфальт и сомкнул холодные пальцы не его жилистом горле.
Шакал забился на асфальте, как выброшенная на берег рыба. Он дергал головой, бил Егора руками, пинал его, но все было бесполезно. Вскоре тело Шакала выгнулось дугой, словно через него пропустили электрический заряд, он дернулся в последний раз и — обмяк.
Егору понадобилось большое усилие, чтобы разомкнуть судорожно стиснутые на горле Шакала пальцы. Он поднялся на ноги, ошалело тряхнул головой, как пьяный, пытающийся протрезветь, повернул голову и увидел распростертого на асфальте незнакомца.
— Эй! — окликнул он. — Эй, ты жив?
Егор поднялся на ноги, подошел к незнакомцу, нагнулся и перевернул его на спину. Длинные седые волосы старика, выбившись из «конского хвоста», разметались по асфальту. В груди у него зияла рана, и из нее толчками вытекала кровь.
— Черт! — выругался Егор и быстро присел рядом со стариком. — Держись, отец, — тихо проговорил он, доставая из кармана платок.
Егор быстро смял платок и заткнул им дыру в груди старика. Сверху прижал платок основанием ладони. Другой рукой достал мобильник и быстро набрал номер.
— Алло, «скорая»? Тут человек с огнестрельным ранением в грудь!.. Да, записывайте!..
Егор продиктовал координаты и убрал телефон. Старик что-то пробормотал. Егор наклонил ухо к его губам и услышал:
— Я рядом… Я всегда… рядом…
— Да-да, отец, ты рядом, — кивнул Кремнёв. — Держись, «скорая» уже едет.
На асфальте, рядом со стариком, что-то поблескивало. Егор присмотрелся и увидел, что это две золотые сережки. Егор сгреб их с асфальта. Секунду или две Кремнёв растерянно смотрел на серьги, потом лицо его дрогнуло, и он решительно сунул серьги в карман.
Старик застонал.
— Эй, приятель, держись! — Свободной рукой Егор откинул с лица старика длинную седую прядь. — Все будет хорошо, отец, все будет хорошо.
Из горла старика вырвался хриплый, протяжный вздох, похожий на вздох облегчения. Потом взгляд его остановился, а на губах застыла странная улыбка, которую при иных обстоятельствах вполне можно было бы назвать счастливой.