Юля
У касс собирается большая очередь, и мы разделяемся: я остаюсь с сумкой в стороне, пока Лариса медленно продвигается к окну. Надо было оформить билет через интернет, но мы обе думали о чем угодно, только не об этом.
Когда до заветного окошка остается четыре человека, подхожу обратно. Лариска так расстроена, что забыла о документах, которые находятся в боковом кармашке.
— Твой паспорт, — протягиваю книжечку в забавной обложке с толстым котом.
— Юль? — Лариса хватает меня за руку и крепко сжимает. — Поехали со мной? Пожалуйста! Я не смогу там… Одна не смогу…
До окошка три человека. Это ничтожно мало, чтобы принять правильное решение. У меня учёба, репетиции и, чего уж скрывать, в обрез денег. Но на другой части весов заплаканная подруга, успевшая стать близким человеком. Тем близким, которого мне когда-то не хватало.
Два человека. Словно сама судьба помогает: в кассе происходит заминка, и я вытаскиваю из кармана смартфон. Первому звоню Виталию и в двух словах обрисовываю ситуацию. Получаю не только разрешение пропустить несколько дней, но и спустя минуту после разговора смс из банка. Вспыхивают щёки, когда вижу сумму, но следом приходит сообщение, что это зарплата за отработанные в коллективе дни. Понимаю же, что никакой зарплаты нет, но времени на выяснение не остается.
Я обязательно верну или отработаю помощь… А сейчас мне надо успеть дозвониться старосте. Она отвечает со второй попытки. Снова везет: Альберт Игоревич с ней рядом, и разговариваю я напрямую с преподавателем. Он, скорее всего, недоволен просьбой, но не возражает. Берет обещание с меня выполнить дополнительные работы и отпускает нас с Шумковой до выходных.
В автобусе прохладно. Работает кондиционер, и я ёжусь. Хочется закутаться потеплее, но у меня из вещей… ничего… Смущает, конечно, отсутствие белья, но его можно купить. Самое простое. А футболкой Лариса обещала поделиться. Она выше меня, но не настолько критично. Да и… Повод не тот, чтобы перед-либо красоваться.
Из новой порции откровений я предупреждена об отце Шумковой. Тихий и добродушный мужчина при первом же намёке на стресс уходит в запой. Это плохо. Очень-очень плохо, потому что все хлопоты лягут на наши плечи. Я очень надеюсь, что Лариса возьмет себя в руки: в незнакомом месте при всём желании помочь… Я просто растеряюсь…
Монотонная картинка за окном и накопившаяся усталость дают о себе знать. Откидываюсь назад и засыпаю. Сквозь сон слышу объявление об остановке, но мне безумно лень двигаться. Лара выходит и возвращается с бутылкой воды. Та, которую мы купили на вокзале, давно закончилась. Я делаю глоток и снова проваливаюсь в сон.
Мне снится крыша и пронизывающий ветер. Не понимаю, во сне или наяву я обхватываю себя руками, закрываясь от холода. Прикусываю губу, чтобы зубы не стучали друг о друга. Картинка меняется и вот уже по венам течёт жидкий огонь: от ветра закрывают сильные руки, а в лёгкие проникает потрясающий аромат ментола, кофе и лёгкого цитруса. Я делаю глубокий вдох и в ужасе распахиваю глаза. Трясу головой, чтобы прогнать кошмар: не хватало, чтобы этот самовлюблённый павлин мне начал сниться.
В родной город Ларисы мы приезжаем глубокой ночью. Но это лишь по ощущениям. В больших городах не так остро чувствуется наступление темноты: витрины, рекламы, фонари… В небольших же городках, как правило, света меньше, поэтому вечера наступают раньше.
Я совершенно не ориентируюсь и от этого неуютно. Шумкова же передвигается заторможено. У меня складывается впечатление, что она просто оттягивает возвращение в квартиру.
— Лар, ты не хочешь туда идти? — Всё-таки задаю вопрос, когда она в очередной раз замирает около четырехэтажного дома. В нём два подъезда, но я понятия не имею, куда дальше.
— Не хочу, — подруга морщит нос и обводит глазами здание, большой тенью нависнувшее над нами. — Мне страшно.
— Если честно, мне тоже. Я никогда не ночевала там, где… Откуда недавно увезли… Ну ты понимаешь…
— Я тоже, — шепчет Лара. — Тоже никогда. А ещё отец. Если он там пьёт…
— Блин! Может, гостиница?
Конечно, разбрасываться деньгами не хочется, даже при условии, что здесь вряд ли цены запредельные. Но всё-таки.
— Нет, — машет головой. — Я позвоню тёте Рае. Если она не спит, можно будет пойти к ней.
Я соглашаюсь и присаживаюсь на скамеечку у подъезда. Вытягиваю ноги, которые гудят от нагрузки — сидеть столько часов в автобусе оказалось той ещё пыткой.
Старушка-соседка не отвечает и мы, посидев еще минут двадцать, все-таки решаем подняться: завтра предстоит тяжёлый день, надо отдохнуть и набраться сил. Всё, о чём я сейчас мечтаю, это кровать. Ни поздний ужин, ни душ не манят так, как горизонтальная плоскость, которая позволит вытянуться и забыться.
На первом этаже горит тусклая лампочка. Я была готова ко многому, но не к удивительной чистоте парадной. Даже при скудном освещении видно, что за порядком здесь пристально следят.
Около почтовых ящиков стоит стол, на котором расположились цветы. Много цветов!
— Бабушкина заслуга, — замечает Лариса и шмыгает носом.
Понятно, характер её ба был боевым, если она умудрялась даже соседей держать в кулаке.
Минуем еще один пролёт и останавливаемся у обычной двери, обитой чёрным кожзамом. Меня на пару секунд выкидывает на несколько лет назад, когда я также впервые замерла перед точно такой же дверь.
Промаргиваюсь и возвращаюсь в настоящее время. В дверном проёме показывается залитая светом прихожая. Крошечная, но тоже аккуратная и уютная.
— Ларочка, деточка, приехала! — Подругу сжимает за плечи сухонькая бабулька. Причитает, поглаживая Ларису по волосам. — С подругой приехала? Умница! Умница наша! Как тебя зовут, деточка?
— Юля, — представляюсь, слегка опешив от тёплого приёма. Со мной не просто знакомятся, а тоже обнимают, и целую в щёку.
— А баба Рая, соседка. Это я звонила. С тобой разговаривала?
— Со мной.
Баба Рая оказывается не только доброй, но и понимающей. Сходу ловит наше замешательство и настойчиво выталкивает из квартиры на лестницу. Тащит в квартиру напротив.
Здесь порядка меньше, но безумно аппетитно пахнет пирогами.
— Ждала, Ларочка, ждала тебя.
Соседка суетится вокруг, предлагая нам чай и выпечку. И хоть я мечтала лечь спать, неудобно отказываться, когда к тебе проявляют такое внимание.
Пробую предложенный пирожок и закатываю глаза. Безумно вкусно!
Лариса не ест, а только крошит сдобу на блюдце. Приходится почти силой влить в неё чай, а затем и капли, которые баба Рая разводит в стакане. Потом также общими усилиями мы укладываем Ларку спать, а сами прибираемся в кухне.
— У Лены сложный характер был. Я ей столько раз говорила, чтобы она внучку не драконила, а она… — Баба Рая машет рукой и вытирает уголки глаз кухонным полотенцем. — Всё одно. Не хочу, говорит, чтобы как отец выросла. Отец-то у неё одно название. Под каблуком всю жизнь. Многие до сих пор думают, что девка без отца. Он только и может, что поддакивать. А Ленка из Ларисы закаленную сделать хотела.
— Так Елена Васильевна из-за ссоры? — Не решаюсь продолжить вопрос, но соседка сама все понимает.
— Нет, конечно. Приняла крепко. Аппарат и не выдержал.
— Аппарат?
— Сердце. Не пила ж раньше, а в последнее время повадилась хвататься за бутылку. Дохваталась. Не знаю, как они теперь будут.
Я наливаю нам ещё чай и слушаю почти до утра рассказы про Шумковых. Баба Рая вспоминает молодость, маленькую Лару, своего сына.
— Сам-то Сашка не сможет, а Дима приедет. Внучок мой, Димка, — поясняет, натыкаясь на вопросительный взгляд. — Они с Ларисой ох, как дружили! Все думали, пара на всю жизнь. А видишь как, разъехались по разным городам. Только горе теперь и соберет общее.
Прячу зевоту и растираю глаза, которые самопроизвольно закрываются. Мне кажется, что еще чуть-чуть, и я уроню голову на стол.
— Ох ты ж! Заговорила я тебя, старая! Ты иди, иди, Юлечка. Ложись с Лариской в одной комнате. Поспите. Завтра рано никуда не надо. Димка приедет, отвезет вас везде. Сначала мать навестите, потом и остальные дела поделаете. Чай поможем, не чужие ж люди.
Последние слова я уже слушаю, но не слышу от усталости. Мозг перестает обрабатывать информацию. Всё, что запоминаю — надо дождаться приезда неведомого Димки, который точно во всём поможет.