Юля
Может, я сплю?
Щипаю себя и морщусь, почувствовав боль в руке. На сон не похоже. Что тогда?
Амурский цепко держит меня на коленях, кормит и целует, а я поддаюсь и…
— Нет, Ром, нет. — Делаю попытку встать, но он не отпускает. — Нет.
Произношу как можно твёрже и упираюсь руками в его плечи. Эту скалу не сдвинешь с места, но мне удается и, освободившись, я увеличиваю расстояние между нами.
Вытираю губы и тщательно разглаживаю невидимые складки на джинсах. Какие вообще складки на грубой натянутой ткани, да? Но мне необходимо чем-то занять руки.
— Юль…
— Не подходи, пожалуйста, — выставляю ладони вперед.
Не подходи, чтобы я могла сохранить рассудок. Твоя близость делает меня слабой и непредсказуемой. А я не привыкла такой быть.
— Не надо. — Вещей с собой у меня нет, и ничто не мешает покинуть номер. Я снимаю со стула куртку и убираю в карман телефон. — Напиши, пожалуйста, сколько с меня за… За всё это. И спасибо за поддержку. Вы правда вовремя появились. Ларисе это было нужно.
Не даю Амурскому ответить. Пячусь назад, пока не достигаю цели — двери из комнаты. Очень тихо прикрываю её за собой и стремглав лечу вниз. Наверняка Рома не побежит, но я не хочу оставлять себе шансов передумать.
Очутившись на свежем воздухе, прижимаю к горящим щекам руки и задумываюсь. Ларка наверняка спит, мешать ей я не буду. Идти мне здесь… некуда… Города я не знаю, кроме бабы Раи и её внука, ни с кем не знакома…
— Простите, — останавливаю молодую девушку, спешащую перейти дорогу, — не подскажете, где у вас краеведческий музей?
Мне кажется, такие должны быть везде. Мой родной город меньше, а там есть целых два. Надеюсь, я не ошиблась и не замерзну, пока жду подругу.
Можно еще в кафе, но мне хочется одиночества и, если честно, кафе я здесь не видела.
Внимательно слушаю, куда пройти и свернуть, и, посмотрев на окна, иду вперед, не оборачиваясь.
Правильно или не правильно я поступила, не знаю. Роман показал себя отличным и отзывчивым человеком, но мы с ним слишком разные, чтобы что-либо пробовать. Я не хочу становиться обезличенной галочкой в его послужном списке. А на большее он не способен, учитывая утренний звонок девушки. Ну да, у его смартфона слишком уж громкий динамик.
— Оооооох, — тяну вслух, увидев, что музей с десяти, а сейчас только восемь утра.
На улице моросит противный дождь, волосы намокли и неприятно холодят кожу шеи. Я прячусь под козырек на деревянном крыльце и начинаю изучать режим работы, чтобы хоть чем-то себя занять.
Интернет не ловит, никуда двигаться по такой погоде не хочется. И, самое ужасное, я не помню адреса гостиницы, в которой ночевала. Приблизительную дорогу, наверное, могла бы найти. Но опять же дождь…
— Может быть, сядешь в машину? Здесь теплее.
Я даже подпрыгиваю от неожиданности.
Что? Откуда он здесь⁈
Моргаю, но Рома и не думает растворяться.
— Я понимаю, что ты ответила «нет». Не скажу, что счастлив, но и позволить тебе заболеть не могу.
— Ты следил за мной? — Пропускаю мимо ушей всё, что говорит насупившийся блондин.
— Пришлось, — пожимает плечами. — Так сядешь или мы вдвоем промокнем и заболеем?
— Кто-то говорил, что закалён, — бурчу, но все-таки спускаюсь следом за ним. — Если не сложно, отвези меня к дому Ларки?
Лучше там, в подъезде подожду, чем на улице. Амурский прав.
— То есть, где угодно, но не рядом со мной, да, Юля?
— Ром, не начинай, — устало растираю покрасневшие пальцы.
Эти дни выпили из меня всю энергию, а Ромка вытягивает последние силы, потому что я сопротивляюсь. Пытаюсь, по крайней мере.
— Глупая, — он умудряется перехватить большими ладонями мои и теперь греет пальчики горячим дыханием. — Ледяная совсем. Ну куда ты решила бежать, м?
— Забыл добавить любимое слово, — проговариваю, отнимая руки. — «Убогая, беги быстрее» звучит привычнее.
Отворачиваюсь к окну и уговариваю себя потерпеть. Рассматриваю домики, которые мы проезжаем. Люблю такие места — в них куда больше души, чем в огромных человейниках. А, может, я просто привыкла к этому формату. Город мне, бесспортно, нравится, но я ощущаю себя в нём чужестранкой, которой позволили заглянуть в другую жизнь.
К счастью, машина Амурского тормозит у знакомого дома, и я переключаюсь с упаднических мыслей на рациональные: выйти, подняться на нужный этаж, устроиться на подоконнике, написать подруге.
— Куда ты? — Спрашиваю, когда Амурский выбирается следом за мной.
— Провожу.
— Не стоит. Здесь… спокойный город, — спотыкаясь на словах, отвечаю. Не хочу, чтобы он видел, куда именно я иду.
— Можно я хотя бы здесь сделаю по-своему?
— Делай. Окей. Я подожду, пока ты уедешь, и поднимусь.
Рома притормаживает напротив. Сверлит своими синими глазами и покусывает губы.
— Бабка спит, так? И ты собираешься сидеть в сырой парадке? Ты нормальная вообще, Сахарова?
Роман
Я реально ощущаю горечь на кончике языка, когда девчонка отскакивает и начинает пятиться назад, увеличивая между нами расстояние. Чё за бред происходит?
Я чем-то обидел? Быстро воспроизвожу последние часы рядом и не нахожу за собой ни одного косяка.
Но она отходит и это факт. Я напряжённо слежу за лицом Юльки, но кроме разочарования ничего не улавливаю. Так неприятен? Что-то не было заметно, когда она сидела на моих коленях и отвечала мне. Или это тупо благодарность за поддержку?
Я вдруг кривлюсь, потому что мысль мне не нравится. Но сомнения уже закрались в душу, а помноженные на поведение девчонки, приводят к одному выводу.
Неприятен.
Как кипятком ошпарили. Я еще и красноречивое вытирание губ припоминаю одновременно с тихим хлопком двери. В реале тихим, а для меня, как серпом по… Короче, торкает сильно.
Ушла. Сбежала.
Давлю в себе порыв броситься следом: никогда не бегал за девчонками и не намерен начинать. Не хочет? Как знает. Найду другую, достаточно щёлкнуть пальцами.
Минут пять нахожусь в прострации, гипнотизируя трещину на подоконнике. От неплотно закрытой рамы тянет сыростью и холодом.
И куда она собралась? Сто пудово не станет будить подругу. Значит, отправится гулять? В её тонкой куртке под дождем?
Да твою же мать, Сахарова!
Хватаю ключи от тачки и толстовку, и срываюсь вниз.
Реально, прошло не так много времени, но около гостиницы девчонки будто не было никогда. Я успеваю пробежаться вдоль здания в обе стороны в надежде увидеть её сидящей в кафе на первом этаже. Упрямая, блин. Её тупо нигде нет.
Прикидываю, куда могла деться. Варианта два — вокзал или домой к Шумковым. Хорошо, что первый вариант практически по пути. Газую и проезжаю метров двести на приличной скорости, но дальше приходится выжать тормоз: если ямы не совпадают, уже счастье.
Юльку замечаю случайно: она идёт, опустив руки в карманы и глядя под ноги. Судя по тому, что не реагирует на движущуюся сзади машину, увлечённо думает о своём. Хотелось бы, чтобы обо мне, но я, как мазохист, прогоняю её жест с вытертыми губами.
В груди неприятно колет, но я стараюсь убедить сам себя, что действую исключительно из человеколюбия и мне больше не интересна эта девочка, там соблазнительно пахнущая сладостями.
Сахарова останавливается у неприметного деревянного здания, а я проезжаю пару метров вперед. Жду, когда она продолжит путь, но, видимо, этот дом был конечной точкой её маршрута.
Прищурившись, читаю табличку. Музей? Серьезно?
Видимо, серьезно. Юля ёжится, но никуда не уходит. Выжидаю. Пока стоит спиной, сканирую её фигурку. Зачётная! Стройная, невысокая, но до офигительности пропорциональная. Ловлю флешбэки совместной ночёвки и в низ живота незамедлительно ударяет молнией. Чтобы притушить пожар, закрываю глаза и считаю до десяти.
Напор дождя усиливается, и я вылезаю из салона, в несколько прыжков преодолев метры до деревянных ступенек. Несу откровенную ерунду, поставив перед собой цель вернуть девчонку если не в номер, то хотя бы погреться в тачку. Она сомневается, но по итогу идет со мной.
— Глупая, — противоречу себе, но ловлю холодные пальцы девчонки и согреваю своим дыханием, врубив на максимум печку. — Ледяная совсем. Ну куда ты решила бежать, м?
Я жду потепления во взгляде, но Юля выдает трешак:
— Забыл добавить любимое слово, — выдергивает руки и отворачивается к окну. — «Убогая, беги быстрее» звучит привычнее.
По ходу, ей по хрен, куда ехать и к кому, но находиться рядом со мной Юлька не желает. Это, чёрт возьми, обидно, хотя и звучит не впервые за утро. А ещё давит брошенное с ненавистью слово. Да, убогая, да называл… Но разве я знал⁈ Да и, по чесноку, мне хотелось её задеть, потому что она с первого же момента… задевала меня… Не так, как задевают, чтобы нарваться, а так… Чёрт! Мне хотелось смотреть на неё, хотелось дотронуться… Поэтому я и вел себя как конченый урод.
Отвожу по адресу и выхожу следом, потому что у меня есть некоторые подозрения. В окнах бабки темно и я не уверен, что Юлька станет её будить. Не станет… Но и задержать себя не даёт.
Отвечает мне резко и постоянно отводит глаза. А мне нестерпимо охота прижать к себе, согреть. Сказать ей, что я безумно сожалею, каким идиотом был раньше.
— Бабка спит, так? И ты собираешься сидеть в сырой парадке? Ты нормальная вообще, Сахарова?
Во все борются злость на неё и самого себя, и я уже на пути к продолжению, но окно над нашими головами распахивается, и знакомый голос Раисы Анатольевны гремит на всю округу:
— Юлечка, детка, это ты? Поднимайся скорее!
Знакомая горечь наполняет рот, когда Сахарова рвёт с места, по привычке не обернувшись.