Конфиденциальный источник

Глава 19

К тому времени, когда я приехала в «Руфулс», Леонарда там уже не было. В ответ на мой вопрос, не видела ли она здесь утром мужчину, завтракавшего в одиночестве, официантка кивнула в сторону столика, за которым теперь разместилась парочка школьного возраста:

— Просидел час, не сводя глаз с двери.

Я поехала в офис, чтобы воспользоваться телефоном, и, устроившись за свободным столом в отделе спорта, набрала домашний номер Леонарда. Трубку никто не взял. Автоответчик сообщил: «Ваш звонок может заинтересовать меня или нет. Оставьте сообщение и позвольте мне решить самому».

Приближался полдень, и, несмотря на сырость и ветер, Леонард сейчас должен был кататься на велосипеде. Как всегда, выполняя норму — тридцать миль в любую погоду. Я не знала, где именно пролегает его маршрут, но, кажется, он упоминал Бэррингтон. Мне не сиделось на месте. Пусть шансов маловато, я все равно попытаюсь разыскать его.

И я решительно направилась к лифту. Если не найду Леонарда на улице, поеду к дому и дождусь его возвращения. У вестибюля меня остановили за плечо.

Это была Дороти Сакс.

— Вы вчера неплохо поработали. Хорошая получилась статья.

Она смотрела на меня как-то странно, точно не обрадовалась встрече. Я могла бы сделать вид, что обижена, но ведь Дороти хотела как лучше.

— У меня сегодня заболел один сотрудник, и я подумала: не могли бы вы завтра выйти вместо него? Нужно написать об «Уотер-Файр».

Я тупо на нее уставилась. «Уотер-Файр» — театральное представление под открытым небом у реки, устраиваемое на закате. Обычно его освещают журналисты из отдела искусства.

К тому же вечером я собиралась писать об убийстве Барри Мазурски. Скорее всего буду слишком занята, чтобы тратить время на сентиментальную статью об «Уотер-Файр». Однако пока рано рассказывать Дороти о своих планах, и я стояла, не зная, что ответить.

— Вы сделаете мне огромное одолжение, — произнесла она так, будто по гроб жизни будет мне обязана.

Не в силах придумать отговорку, я продолжала молчать.

Дороти решила принять это за согласие. Заглянув в папку с бумагами, она объявила, что я должна быть на месте завтра к заходу солнца, то есть в четыре сорок восемь, и упомянуть в статье о переводе часов на зимнее время.

— Вы сейчас поедете в Южный округ? — спросила она, протягивая запечатанный конверт, который, судя по всему, нужно было передать Кэролайн.

— Вчера у меня была двойная смена, а сегодня отгул.

Дороти наклонила голову, не понимая, что я делаю в офисе в свой законный выходной. Следовало выложить ей всю правду о фальшивых лотерейных билетах, о том, сколько часов я провела в главном управлении полиции. Чтобы потом написать статью, передать ее редактору и увидеть на первой полосе завтрашнего номера. Однако я не стала этого делать. Не хотелось останавливаться на полпути, надо связать это с убийством Барри и подготовить очерк, который восстановит мою репутацию и докажет, что мои подозрения были небезосновательны.

— Зашла забрать свежий номер, — солгала я.

Она посмотрела на мои руки.

Я пожала плечами, якобы подивившись собственной рассеянности.

— Меня отвлек телефонный звонок. — Я повернулась к стопке на полу, взяла газету и взглянула на фотографию с летящей туфлей. Выше моей статьи располагался материал Джонатана Фрицелла под заголовком «Федералы расследуют дело о нарушениях при договорах аренды, Лопрести не признается в фаворитизме».

— Его уже официально включили в следственную команду? — спросила я.

— Пока нет, — ответила Дороти и быстро отвела взгляд, будто понимала, что это лишь дело времени.

По пути в Бэррингтон я застряла в пробке: вдоль некогда тихой дороги теперь выстроился целый торговый комплекс. Богатый пригород с безупречными тротуарами, старинными уличными фонарями и раскидистыми деревьями не позволял расширить проезжую часть. Судя по приборам, у меня скоро закончится бензин, но вблизи ни одной заправочной станции, только магазины, торгующие такими жизненно важными вещами, как стеганые чехлы для чайника и плюшевые мишки.

Стоял серый ноябрьский день, который лучше всего провести на диване, под теплым пледом. Порывы ветра поднимали с земли листья. Послышался вой сирены. То ли впереди упало дерево, то ли пешеходы-покупатели образовали затор.

Скорее всего там что-то произошло, потому что машины ползли как улитки. Квартира Леонарда в Бристоле находилась всего в пяти милях отсюда, однако добраться до нее раньше чем через час нечего было и думать. В северном направлении, где к дороге примыкали только кладбище и средневековое здание муниципалитета, машины продвигались свободно, зато в южном «вольво», «мерседесы» и «лендроверы» не могли даже выехать с парковки.

Стрелка опустилась еще на одно деление. Я старалась на нее не смотреть. Индикаторы любят бить тревогу раньше времени. Обычно в баке бывает больше бензина, чем кажется. Вдалеке, у магазина, появился велосипедист. Телосложением напоминает Леонарда. И шины на колесах тонкие, гоночные.

Я прищурилась, силой воли пытаясь заставить этого человека оказаться Леонардом, но с приближением к нему надежда рассеялась. Оранжевая куртка, какую Леонард в жизни бы не надел, худые ноги под обтягивающим трико. Отсутствие эмблемы радиостанции и шлема только подтвердило мой вывод.

Велосипедист начал пробираться меж стоящих автомобилей на другую сторону улицы. Когда колесо его велосипеда преодолело невысокий разделительный барьер, из бардачка выпала бутылка и покатилась на встречную полосу, где пластик смяло под колесами машины.

Однако с моей стороны все стояли. Жаль, что я не на велосипеде и не могу проехать мимо застрявших автомобилей или по обочине. Я взглянула на приборы. Должно остаться еще один или два галлона.

В следующем квартале, вероятно, есть заправочная станция, однако из-за зеленого внедорожника ничего не видно. Передо мной стоял автомобиль, в котором обычно ездят военные, хотя в данном случае за рулем сидела женщина. У нее-то наверняка три полных бака бензина.

За мной раздался гудок. Я включила радио: нет ли сообщений о пробке? Вместо этого услышала объявление о закрытии сезона «Уотер-Файр» и подумала, стоило ли сказать Дороти правду.

Решив, что лучше все же подождать, пока получу всю информацию с доказательствами, приблизилась вплотную к внедорожнику. Женщина посмотрела в зеркало заднего вида. Я становилась настырной. Она повернулась и бросила на меня сердитый взгляд.

Мотор издал странный звук, будто пытался всосать последнюю каплю бензина из бака, но я не стала заострять на этом внимание. Наконец вереница машин тронулась, впереди появилась заправочная станция. Внедорожник проскользнул на зеленый, а я остановилась перед светофором.

Стоя первой на перекрестке, я увидела, отчего образовалась пробка. На обочине поперечной дороги стояли полицейская машина и «скорая помощь». Задние дверцы «скорой» были открыты, вокруг скопился народ.

Три женщины наблюдали за происходящим с крошечной лужайки. Нигде не было видно столкнувшихся автомобилей. И тут я заметила у дерева смятый велосипед. Ярко-красный, как у Леонарда.

Я затаила дыхание, пытаясь убедить себя, что не следует пугаться раньше времени. Девять из десяти велосипедов красят в такой цвет. Специальные дорожки привлекают сюда спортсменов и любителей со всего штата. Это может быть кто угодно. Кто угодно, кроме Леонарда.

Я повернула на боковую улицу, не дожидаясь, пока загорится зеленый. Припарковалась на углу и поспешила к месту происшествия.

— Извините за беспокойство, — обратилась я к женщине-полицейскому. — У вас тут произошел несчастный случай, а я как раз должна была встретиться с другом-велосипедистом. Хочу убедиться, что это не он.

Женщина оказалась совсем молодой, едва из академии, с прямыми темными волосами, подстриженными под пажа. Она была моего роста, но более плотного сложения, и я представила ее в форме хоккеистки. На значке — имя Толанд.

— Мы не знаем, кто это. Мужчина находится без сознания, и при нем нет никакого удостоверения. — Женщина-полицейский отвечала раздраженно, будто ей уже надоело отвечать на вопросы.

Я присмотрелась к велосипеду, надеясь увидеть толстые шины для езды по горам. Однако они были тонкими, как на велосипеде Леонарда. Я отвернулась от покореженного металла.

— Вероятно, это не он.

Толанд меня не слушала, она наблюдала за тремя врачами, которые переносили пострадавшего к машине.

— Сколько лет вашему другу? — спросила она.

— Около сорока пяти. Или сорок шесть.

Толанд перевела на меня взгляд, и в глазах ее мелькнула искра, что мне очень не понравилось.

— Может, посмотрите, — дружелюбно предложила она, — чтобы убедиться? Нам хотелось бы установить его личность.

— Сомневаюсь, что это он, — повторила я, будто мои слова могли возыметь силу.

Однако Толанд уже подняла руку, чтобы привлечь внимание медиков, и поспешила к «скорой», а я, спотыкаясь, поплелась следом.

— Каковы повреждения? — спросила я, догоняя ее.

— Он без сознания, но в общем не слишком сильно пострадал. Знай мы, кто он, позвонили бы родственникам.

Очередной порыв ветра поднял листья и закружил над велосипедом. Я представила, как Леонард летит по воздуху. Затем вспомнила его вчерашний звонок, рассказ о серебристом седане, преследовавшем его до радиостудии. Меня вдруг передернуло: вероятно, та же машина пыталась сбить меня на улице.

— Вы в порядке? — вдруг спросила Толанд.

— Да. Его сбило автомобилем?

Толанд покачала головой, придерживая края папки, чтобы листок бумаги не унесло ветром.

— На асфальте нет следов от тормозного пути, и одна старушка шла в это время по соседней улице и не слышала визга шин. Она ничего не видела, а других свидетелей у нас нет… — Толанд замахала руками. — Джо! Джо! Подожди минутку. Попробуем провести опознание.

Медработник стоял ко мне спиной, уже погрузив носилки в машину. Вместо него повернулся крепкий коренастый мужчина в форме, возможно, пожарный, и с недовольным видом посторонился.

У меня вдруг подкосились ноги. Я не сомневалась, что ошибаюсь. Зря трачу ценные минуты из-за дурного предчувствия, странного ощущения в животе, вызванного банальным голодом. Медик махнул мне, приглашая подняться: в воздухе мелькнула квадратная рука и короткие пальцы. Толанд подтолкнула меня вперед, дабы не терять время. Я сделала шаг к открытым дверям, и два врача отступили в стороны. На кушетке лежал человек с закрытыми глазами и глубоким порезом над бровью. Капли крови забрызгали нейлоновую куртку.

Все вокруг закружилось, листья прибило к ногам.

— Леонард Марианни, — тихо произнесла я.

Полицейский попросила назвать фамилию по буквам. Я дала ей телефонный номер радиостанции, который помнила наизусть. Затем повернулась к медику:

— Он ведь выживет?

— Мы делаем все возможное, — ответил тот.

Никаких прогнозов, всего лишь дежурная фраза. Во взгляде — фальшивая уверенность: мол, все будет хорошо. Дверцы захлопнулись, и я осталась стоять на тротуаре вместе с Толанд, а «скорая» рванула прочь, включив сирену.

После неудачной попытки дозвониться на радиостанцию Толанд спросила, не знаю ли я, как связаться с его семьей. Мне очень хотелось помочь, и, вспомнив о фотографии племянников на холодильнике и органайзере на столе, я предложила отвезти ее в Бристоль и показать, где находится его квартира.

— У вас есть ключ?

Леонард говорил, куда прячет запасной ключ, и я кивнула.

Взглянув на часы, Толанд попросила меня подождать минутку, вернулась к машине и переговорила с кем-то по телефону. Потом сказала, что готова ехать вслед за моей «хондой». Бензина у меня хватило чудом.

Жилой комплекс казался пустыннее, чем запомнился с прошлого раза: простые кирпичные коробки почти без деревьев и клумб. Я провела Толанд сквозь лабиринт домов к нужному переулку. На одном из балконов второго этажа сушились полотенца. Они трепыхались на ветру как сумасшедшие.

Из подъезда вышла женщина с пакетом и подержала нам дверь. Подойдя к квартире, я встала на цыпочки и пошарила над дверью с таким видом, будто постоянно пользуюсь спрятанным ключом. К счастью, он был на месте.

Мы сразу пошли на кухню. Сквозь стекло я заметила висячий замок, которым Леонард пристегивает велосипед к рейке балкона. В памяти возник покореженный велосипед, я отвела взгляд и сделала глубокий вдох, молясь, чтобы с Леонардом все было хорошо. Он придет в сознание к тому времени, как я приеду в больницу.

Повернувшись к холодильнику, я увидела, что фото его сестры и племянников исчезло. Органайзер упал со стола, и маленькие карточки рассыпались по полу. Я наклонилась, чтобы поднять их, и заметила снимок под холодильником.

Один из ящиков стола был приоткрыт, и у меня возникло странное ощущение, что в квартире побывал кто-то посторонний. Судя по выражению лица Толанд, она ничего не заметила.

— Сразу видно, тут живет холостяк, — отметила она, закатив глаза.

— В прошлый раз здесь было значительно чище, — возразила я, оглядев кухню.

Тогда мне показалось, что дома у Леонарда царит чистота, граничащая со стерильностью. По крайней мере по сравнению с моей собственной квартирой. Или я преувеличиваю? Во всяком случае, никаких следов взлома не видно.

Лучше зайти в остальные комнаты, а потом поделиться своими соображениями с офицером Толанд.

— Если я не ошибаюсь, его сестру зовут Эллен и живет она в Коннектикуте, — сказала я и вручила ей фотографию вместе со стопкой адресных карточек из органайзера.

Затем попросила воспользоваться туалетом.

Проходя мимо зала, я заметила, что одна из декоративных подушек лежит на полу. Широкоэкранный телевизор, DVD-плейер и пара полок с дорогостоящим оборудованием стояли нетронутыми, однако с кофейного столика упал журнал. Я посмотрела в конец коридора. Мне раньше не доводилось бывать в спальне маэстро, но интуиция подсказывала, что Леонард не стал бы оставлять ящик комода выдвинутым. Быстро проверила окна, но они оказались плотно закрыты.

В комнате-кабинете все было вверх дном, на полу валялись папки и блокноты. Корзина для бумаг опрокинута, рядом — смятые бумажки и разодранная пленка.

Сердце у меня екнуло. Кто-то искал кассету.

Посмотрев вниз, я заметила свое имя на скомканном клочке и, подняв его и расправив, прочла: «Хэлли, прослушай все внимательно и прости меня». Следующая строчка была перечеркнута, далее следовало: «Если это не пригвоздит…»

Предложение обрывалось. Я положила бумажку в карман, огляделась, но больше ничего не нашла. Вдруг мне вспомнился звонок Леонарда прошлым вечером: «Не беспокойся, Хэлли, я обещаю не подвести тебя».

— Кажется, я нашла адрес! — выкрикнула Толанд из кухни, а я зашла в ванную.

Спустив воду, закрыла глаза и постаралась восстановить дыхание и включить мозги. Если кто-то нашел кассету и прочел записку, то он знает, что Леонард собирался отдать ее мне.

— Говорите, она живет в Коннектикуте? — спросила полицейский.

— Да! — отозвалась я из ванной. Затем повернула кран, думая, что делать дальше. Сказать ли Толанд о том, что квартиру обыскивали? Как бы поступил на моем месте Леонард?

Я так и не нашла признаков насильственного вторжения: ни открытых окон, ни взломанных замков. И электронное оборудование на месте. Если скажу полиции, что квартиру обыскивали, они начнут задавать уйму вопросов. Что тут искали? Откуда у Леонарда пленка? Почему такие важные улики скрываются от полиции? Это же нарушение закона. Лучше поехать сначала в больницу, посмотреть, в каком состоянии находится Леонард. Если пришел в сознание, спрошу у него совета.

Когда я зашла на кухню, Толанд протянула мне карточку, на которой Леонард написал имя «Эллен», не указав фамилии. Несколько адресов были вычеркнуты, последним значился Коннектикут. Напротив имени — аж четыре телефонных номера.

— Уверена, что это она, — согласилась я.

Несмотря на желание поскорее попасть в больницу, я дождалась, пока Толанд оповестит родственницу. Шагая по маленькой кухне с трубкой у уха, она тревожно ждала голоса на другом конце провода, и я подумала, насколько она еще молода. Тем более странно было услышать, каким взрослым и опытным тоном она заговорила в трубку. Хладнокровно и серьезно, чтобы не допустить истерики, Толанд велела Эллен приехать в больницу как можно раньше.

Я оставила свой телефонный номер на случай, если возникнут вопросы, и, оставив Толанд запирать квартиру, побежала к машине, вставила ключ зажигания и крутанула его с такой силой, что механизм дал сбой. «Спокойно. Возьми себя в руки», — сказала я себе и снова повернула ключ. Мотор заработал. Я медленно и осторожно дала задний ход.

Мир вокруг воспринимался острее и четче, когда я рванула вперед. Адреналин погнал меня на ближайшую заправочную станцию, где я купила бензина на пять долларов. Ожидая, пока наполнится бак, я молилась, чтобы с Леонардом все было хорошо. Захлопнув крышку, помчалась в больницу Род-Айленда.

Приемный покой для такой крупной больницы был просто крошечным и выглядел так, будто создан специально, чтобы отгородить врачей от родственников потерпевших. Персонал прятался за дымчатым стеклом, а пациентов приглашали в кабинеты размером с туалет, но с толстыми, плотно закрывавшимися дубовыми дверьми. В дальнем углу я заметила медсестру, однако она находилась за смотровым окошком.

Я постучала, чтобы привлечь внимание, и напугала мужчину, лежавшего рядом на носилках. Медсестра нахмурилась, подошла к двери и приоткрыла ее, образовав узкую щель.

— Скажите, пришел ли в сознание Леонард Марианни? — спросила я.

— Вы его жена?

— Друг.

— Сожалею, но мы должны дождаться родственников. Они скоро приедут.

Медсестра махнула на ряд стульев в зале ожидания и скрылась за дверью.

Я прижалась к окошку, вглядываясь в лица больных на носилках. Леонарда среди них не было. Девочка-подросток оперлась о локоть и вытянула шею, пытаясь разглядеть кого-то за мной. Ей тут явно наскучило. Как бы мне хотелось, чтобы травма у Леонарда была не серьезнее, чем у нее: пара швов над бровью, гипс на лодыжке или кисти.

Я сидела на стуле, периодически переводя взгляд с телевизора на подсвеченный рекламный плакат с изображением докторов и медсестер и слоганом: «Наша технология — самая передовая в мире». Мне так хотелось думать, что эти доктора и медсестры полны решимости спасти Леонарда, поставить его на ноги. При хорошем уходе он скоро поправится и вернется домой.

У двери я заметила два телефона-автомата и подумала, что следует позвонить Дороти и рассказать о несчастном случае. Несчастном? Ну я и выбрала слово. Сердце у меня учащенно забилось. Перед глазами возник образ серебристого седана, поджидающего Леонарда и преследующего его от самого дома. Какая разница, найдет полиция следы шин или нет?

Пока я рылась в рюкзаке в поиске монеты, в приемный покой вошла невысокая темноволосая женщина, обвешанная драгоценностями, а с ней заплаканная пожилая дама. Даже на расстоянии я уловила их сходство с Леонардом. Это были его сестра и мать.

Повернувшись, я откровенно уставилась на них. Медсестра в приемной поднялась и открыла перед ними дверь. Газета подождет, решила я и уселась на ближайший стул. Через десять минут они вышли, обе в слезах, обнимая друг друга.

Мне знакомо было это выражение: дважды оно искажало и мое лицо. Я не смогла подойти к ним, задать ужасный вопрос, выразить соболезнования. Но я и так все поняла. Мое сердце тоже болело. Однако не было смысла ни надеяться, ни молиться. Все кончено. Леонард мертв.

Я вернулась к машине, села за руль и замерла. Через парковку мне был виден вход в приемный покой. К нему подъехали четыре «скорые». Сейчас из них достанут людей на носилках. Возможно, у них тяжелейшие травмы, сердечный приступ, сильная кровопотеря. Их заберут в больницу, компетентные доктора с плаката окажут им помощь, и они выживут. Они, но не Леонард.

Медсестра не пожелала отвечать на мои вопросы. Однако по выражению ее лица, нервным жестам и нежеланию говорить со мной я поняла, что смерть Леонардо показалась ей странной, необъяснимой с медицинской точки зрения, как было и с моим братом Шоном. Минуты растворялись, возвращая меня в плотное серое прошлое. Я почувствовала, как холодно стало в салоне, и, подняв голову, обнаружила, что день сменился мрачным вечером. Пальцы занемели, прилипнув к рулю.

Я завела мотор и включила обогрев, ожидая, когда к кончикам пальцев прильет кровь. Шок начал постепенно сменяться гневом. Смерть Леонарда не случайность. Его убили. Вероятно, это сделал тот самый человек, который преследовал его в серебристом седане, тот самый, что обыскал квартиру. И угрожал расправиться со мной.

На Эдди-стрит я остановилась у первой же заправочной с телефонной будкой. Вскоре меня соединили с Дороти. Она сказала, что журналист из бюро Восточного залива уже узнал в полиции подробности несчастного случая.

— Это не был несчастный случай, — заявила я.

— Откуда ты знаешь?

Я вкратце изложила, что брала у Леонарда Марианни интервью на митинге в Наррагансете и он сообщил мне об аудиозаписи, полученной от Дрю Мазурски. На пленке были изложены причины убийства Барри.

На пару секунд Дороти затихла.

— Знаешь, Хэлли, Леонард всегда пытался раздуть из мухи слона, повлиять на общественное мнение и объективность журналистов.

— Знаю, знаю, но это не все. — И я рассказала ей о фальшивых лотерейных билетах, купленных у Барри, о своих подозрениях, что Мэтт уже давно ведет расследование этого дела.

— Почему ты не сообщила обо всем сегодня при встрече?

Я объяснила, что хотела собрать факты и раздобыть доказательства. Что как раз ехала к Леонарду, когда случилась эта авария. Добавила, что была в его квартире и увидела там явные следы обыска.

— Ты сказала что-нибудь полиции? — спросила Дороти.

— Пока нет.

Опять повисла тишина. Редактор не стала советовать мне быстренько ехать в участок Бэррингтона, хотя наверняка подумала об этом. Вместо этого она вздохнула и сменила тон.

— Не хочу откладывать историю с поддельными билетами на завтра. Насколько ты уверена, что между событиями есть связь?

— На сто процентов, — ответила я.

— Боже! Может ли существовать копия той кассеты? И где?

Я вспомнила коричневую картонную коробку в студии Леонарда, его архив.

— Возможно.

— Что именно, по словам Леонарда, на пленке?

— Он сказал, там излагается настоящая причина убийства Барри. Полицейские с самого начала знали, что это не вооруженное ограбление.

— Ясно. Будь осторожна. Не делай глупостей. Не подвергай себя опасности. Однако если ты считаешь, что сможешь, не рискуя, достать запись, если найдешь подтверждение, получится сенсация. Боже, это вытеснит с первой страницы даже чертов референдум!

Когда я приехала на радиостанцию, было почти семь вечера. Дул сухой, ледяной ветер из Канады, завывал прямо в моей «хонде», будто в окнах не было стекол. На парковке стояло всего лишь три автомобиля. Хорошо бы, один из них принадлежал Робин.

Борясь с ветром по пути к входу, я вконец устала и онемела. Вверху горел свет, внизу никого не было. На столе — пара чашек с недопитым кофе и развернутый номер «Кроникл». Я выкрикнула: «Здравствуйте!» — но не получила ответа. Медленно я направилась вдоль длинного узкого коридора в студию Леонарда. Заплаканная Робин сидела за столом.

— Ты уже в курсе? — спросила она.

Я кивнула. Мы почти не знали друг друга и все же обнялись. Холод переместился от конечностей к сердцу, и я ощущала себя так, будто нахожусь далеко отсюда и слышу свой голос со стороны. Я рассказываю о трагедии, о смятом велосипеде, и мне казалось, что я пишу статью о каком-то другом человеке, не о Леонарде.

Робин сказала, что у него были проблемы с сердцем. При аварии он получил серьезную черепно-мозговую травму, и даже если бы выжил, уже никогда бы не оправился. Мне продолжало казаться, будто речь идет о ком-то другом, о человеке старше, или слабее, или живущем в соседнем штате.

Я смотрела через стеклянное окно в студию. Вдруг мне привиделся Леонард в наушниках, как он стоит, не желая садиться, барабанит пальцами от нетерпения, отсоединяет дозвонившихся. Наушники до сих пор лежали на столе. Меня точно ножом полоснуло по сердцу. Он так отчаянно пытался заслужить мое прощение, искупить свою вину.

Мы сели: Робин за стол, я в кресло. Она случайно слышала, как Леонард звонил мне, чтобы предупредить о седане на парковке, однако там часто стоят странные машины.

— В автомобилях подростки курят марихуану и занимаются сексом, — сказала Робин. Она не могла поверить, что Леонарда больше нет, и снова заплакала. — По крайней мере он умер за любимым занятием.

— Верно.

Я хотела утешить ее, но у самой в груди словно перевернулось лезвие. У убийства не может быть положительных моментов. И особенно жестоко лишать человека жизни за его любимым занятием.

Было очень холодно. Я пошла на кухоньку заварить чай. Вернувшись с чашками, снова посмотрела в студию и заметила на полу коричневую коробку — архив Леонарда.

Я поставила на стол чай и попросила разрешения поискать то, что Леонард хотел мне отдать.

— Конечно. Вчера ему кровь из носу надо было с тобой поговорить, — сказала Робин. — Он был сам не свой.

Оставив чашку на столе, я зашла в студию, разминая занемевшие пальцы. Опустилась на колени и просмотрела содержимое коробки. Леонард хотел, чтобы я нашла кассету. Он был сам не свой. Именно этого он хотел. И это все, что я могу для него сделать. Я внимательно читала каждую надпись. Везде даты и тема передачи. Вот та, на которую пригласили меня. Пусть угрозу и убрали из эфира, ее скорее всего записали, подумала я и положила кассету в рюкзак.

Я стала просматривать оставшиеся кассеты во второй раз — одни записи передач, — как вдруг заметила мужчину в конце коридора. Он стоял и наблюдал за мной.

Я застыла.

Робин высунулась из кабинета в коридор:

— Ой! Совсем забыла вам позвонить.

Я встала и подошла ближе. Оказалось, это Грегори Айерс. На нем был деловой костюм и галстук, кейс в руке придавал официальный вид. Робин вскочила со стула и встала между нами.

— Извините, я должна была позвонить вам и отменить встречу, — сказала она. — Забыла, что вас пригласили на передачу. Я… — Робин беспомощно посмотрела на меня.

Я подошла поближе.

— Вы не слышали? — спросила я Айерса.

Он покачал головой.

— Произошел несчастный случай, — сообщила Робин.

Айерс окаменел, однако не удивился. В его возрасте людей перестает шокировать смерть. Робин снова залилась слезами. Грегори достал платок, отглаженный, старомодный, вероятно, с монограммой. Она уставилась на расшитый кусочек ткани, не зная, что с ним делать.

Айерс велел ей оставить платок у себя. Взял меня за руку и сказал, что очень опечален. Я вспомнила вечер в ресторане «Рафаэль», когда мы все встретились у барной стойки и я потерла руку Грегори Айерса на удачу. Тогда Леонард был полон жизни. Такие люди не должны покидать нас. Только не Леонард. Только не брат Шон. Сердце кольнуло, и к глазам подступили слезы. Я заморгала и быстро покинула студию.