Континентальный роман

Ее взгляд все еще прикован к месту за плечом Анри, где сидит тот самый мужчина.

– Да, – снова говорит она, поднося салфетку ко рту в попытке приглушить голос. – Он совершенно точно смотрит на нас.

Анри выдыхает.

– Вот как?

Она пытается улыбнуться.

– Либо так, либо ему очень скучно.

– Может быть, его спутник зануда.

Она оглядывается.

– Похоже, у него нет никакого спутника, и… – Она замолкает.

– И что?

– Я почти уверена, что и на вокзале тоже его видела.

Это правда. Она видела, как он отирается совсем рядом, у входа, и по коже у нее бежали мурашки – предчувствие говорило ей, что он подозрительный тип, что вся эта ситуация подозрительная, и она крепче прижала к себе сумку. Тогда она убедила себя, что у нее просто-напросто паранойя, что интуиция подводит ее после всего, что произошло в Белграде. Теперь же интуиция подсказывает, что она с самого начала была права.

Ее сосед за столом только пожимает плечами:

– Логичное предположение, учитывая, что он едет тем же поездом.

– Я не это имею в виду, – начинает заново она, пытаясь заставить его понять. – Я почти уверена, что видела, как он наблюдал за мной.

– А-а. – И тут Анри наклоняется вперед, слегка дергает локтем, и лежащие рядом вилка и нож с лязгом падают на пол. Подбегает официант, и в ту же минуту Анри наклоняется подобрать их и поворачивается, обводя взглядом вагон.

Она уверена, что будет понятно, о каком человеке она говорит, – во-первых, он единственный, кто ужинает в одиночестве, а во-вторых, он смотрит прямо на них. Разумеется, сейчас они привлекли внимание и других людей, которые наблюдают, как официант извиняется, кланяется и торопится принести чистые столовые приборы. Анри улыбается, уверяет его, что спешить некуда.

Он снова поворачивается к Луизе:

– Да. Я его вижу.

Знает ли он уже об этом человеке? Что-то подсказывает ей, что знает – наверняка знает. Если подумать, это же его работа, все эти авантюры, гангстеры и куколки – или как их там называют в Америке. Луиза поджимает губы, собирается что-то сказать, но удерживается. Что она может сказать, учитывая ту невозможную ситуацию, в которой они оказались, пусть и созданную их собственными руками? Она негромко смеется и говорит беззаботным тоном:

– Вечно эти страшные истории о том, как наивные туристы становятся жертвами злодеев, покусившихся на их деньги. Возможно, он выбрал нас своей следующей целью.

Она чувствует исходящее от него разочарование. Он явно хотел бы, чтобы она сказала то, что изначально намеревалась, а не возвращалась к прежним уловкам, какими бы они ни были. Она не может решить, что делать, и ей кажется, что она не совсем понимает правила этой игры. На мгновение ей становится жаль, что они не могут поговорить открыто, свободно. Поговорить о двух прошедших неделях, обсудить произошедшее в Белграде – конечно, именно оно причина того, что у нее до сих пор дрожат руки, что она не может съесть ни кусочка. Она тушит сигарету, которую только что закурила, когда замечает, что в их сторону, толкая тележку с чашками кофе и чая, движется официант.

– Наивной я вас не назвал бы, – говорит он, бросив на нее взгляд, который останавливает ее.

– Правда? – спрашивает она, пытаясь изобразить удивление, хотя ей не удается скрыть улыбку, мелькнувшую на лице, пусть даже всего на секунду.

– Да. – Он делает паузу. – И себя я бы тоже так не назвал.

Она гадает, уж не упрек ли это, словесный эквивалент легкого шлепка по пальцам. В итоге она отбрасывает эту мысль. Вдавливая сигарету в стеклянную пепельницу, она некоторое время молчит.

– Что ж, – в конце концов говорит она, снова натягивая на лицо маску суровости. – Как по мне, лишняя осторожность еще никому не вредила.

Он отводит взгляд.

Прежде

В Париже, недалеко от Лионского вокзала, Луиза остановилась у bureau de change. Там она обменяла часть фунтов на франки, сказав, что не будет тратить слишком много, что так нельзя, и напомнила себе, как быстро кончились деньги в Испании. Сотрудник нахмурился при виде пятидесятифунтовой банкноты, и Луиза, боясь, не закончилось ли все, не успев начаться, затаила дыхание, но тут сотрудник поднял на нее глаза и спросил, какими купюрами выдать франки. Она медленно выдохнула и купила несколько дорожных чеков, решив, что лучше не носить с собой крупные суммы денег.

После этого Луиза нашла отель недалеко от улицы Мартир – это название она помнила из письма матери, – на улице Виктора Массе. Она сняла номер на одну ночь, попросив с ванной, однако консьерж сообщил, что и душ, и ванна есть только на этаже. Она подумала, не поискать ли другой отель, но потом решила, что это займет слишком много времени, да и, в конце концов, это не так уж и важно: она собиралась пробыть там всего одну ночь.

Она помедлила, когда консьерж положил перед ней карточку гостя, притворилась, что роется в сумке, и сдвинула брови.

– Кажется, я по ошибке положила паспорт в чемодан. Можно я принесу его вам позже, когда разберу вещи?

Консьерж заколебался, но она знала, что он не будет упорствовать, знала, что в таких местах подобное происходит часто. Именно поэтому она и выбрала этот отель. Он был приличным, не из тех сомнительных гостиниц, которые встречаются в самом центре Пигаль. Он располагался ближе к станции “Аббес”, а значит, мог претендовать на три звезды, но при этом на некоторые вещи здесь смотрели сквозь пальцы, как и там.

– Oui, мадемуазель. Хорошо. Не могли бы вы заполнить карточку по памяти?

Она кивнула, вписала вымышленное имя и номер паспорта.

– Вроде бы так правильно, но кое-что могу путать. Я попозже сверюсь с паспортом и спущусь, чтобы исправить.

Он кивнул и протянул ей ключ.

– Что-нибудь еще?

Она ненадолго задумалась.

– Коньяк, пожалуйста. Если не затруднит, пришлите в номер.

– Oui, bien sûr[40].

Она повернулась и последовала за коридорным к лифту. Руки у нее дрожали.

Она собиралась провести в Париже всего одну ночь, а потом сесть на поезд до Стамбула, – одну ночь, чтобы полюбоваться городом, хоть мельком увидеть то, что так очаровало ее мать, – но началась забастовка, как здесь случается постоянно, если верить людям осведомленным. И вот из-за того, что поезд Луизы отменили, а восстановить движение должны были только через неделю, она будет вынуждена провести в Париже больше времени, чем хотела. После минутного колебания она решила не слишком расстраиваться из-за сорвавшейся поездки.

Сначала она вернулась в тот же самый отель и заказала номер на неделю, потом пошла в Лувр, где не проявила большого интереса к “Моне Лизе” и вместо нее полюбовалась “Дианой-охотницей”. Оттуда она отправилась в сад Тюильри, плакат с изображением которого видела на вокзале, и, поскольку стояла осень, купила vin chaud[41] в каком-то кафе, устроилась на одном из зеленых стульев, стоящих вдоль усыпанной гравием дорожки, и стала смотреть на листья под ногами, наслаждаясь вкусом мускатного ореха и корицы. Побродила по Марэ, выпила сидра и съела блинчики из гречневой муки грубого помола. Потом вернулась в девятый округ, на улицу Мартир, долго изучала улицу вдоль и поперек, заглядывая в пекарни и fromageries[42], и к ступеням, ведущим к Сакре-Кер, подошла уже запыхавшись. На следующий день она угостилась профитролями в Латинском квартале, сходила в Национальный музей естественной истории, после чего несколько часов гуляла по Саду растений.

Адрес книжного магазина, о котором писала мать, Луиза помнила до сих пор – улица Одеон, 12. Переступая порог, она попыталась представить, как это делала мать. Посмотрела на других посетителей, ища следы чего-то знакомого. Пройдя вглубь зала, она заметила тот самый роман, из которого позаимствовала свое вымышленное имя, и, повинуясь мимолетному порыву, решила его купить. Потом, когда она изучала полку с переводной французской литературой, то увидела мужчину – точнее, это был скорее мальчик, никак не старше студенческого возраста, – наблюдавшего за ней сквозь стеллаж. Она встретилась с ним взглядом, и он подошел и предложил ей сигарету.

– Non, merci, – сказала она, качая головой.

Он засмеялся:

– Что, английские девочки не курят?

– Я не девочка, – ответила она, но это не прозвучало резко.

Взяв сигарету, она подождала, пока он зажжет ее, и неторопливо затянулась. Прошло много лет с тех пор, как она в последний раз пробовала французские сигареты. Как-то накопила денег, заработанных в прачечной, купила пачку и расходовала их экономно, по одной в неделю, чтобы растянуть надолго. Но больше она никогда не покупала такие сигареты, зная, что другие после них ее только разочаруют. Раз она не может позволить их себе постоянно, значит, нечего брать даже изредка. Если уж на то пошло, лучше не обманывать себя.

– Je m’appelle[43] Гийом, – сказал он, улыбаясь ей сверху вниз.

Он был высоким, намного выше молодых людей, которых она знала у себя на родине, и к тому же щуплым, с бедрами даже более узкими, чем у нее. Она подумала, что он из тех, в кого влюбляются с первого взгляда, и почувствовала укол сожаления, что ей не повезло встретить кого-то вроде него, когда она была еще юной. Солнце к тому времени уже садилось, но ей показалось, что в этом уголке книжного магазина удивительно светло.

– Я могу вам чем-то помочь? – спросил он.

Она позволила себе рассмеяться над этой мыслью, над легчайшим намеком.

– Нет, спасибо.

Казалось, ее ответ ничуть его не смутил.

– Вы читаете французскую литературу? – спросил он.

К своему удивлению, она рассказала ему о романах Франсуазы Саган, доставшихся ей от матери, и он покачал головой, достал какую-то книгу и сказал:

– Попробуйте лучше вот это.

Она посмотрела на обложку и увидела имя автора – Маргерит Дюрас.

Они договорились увидеться назавтра вечером. Все время до этой встречи Луиза читала, сначала сидя на скамейке в парке, потом свернувшись калачиком в своем номере, пока темнота за окном постепенно светлела. Она не ожидала, что он действительно придет, но он пришел, они устроились в темном углу переполненного бара, и она призналась, что проглотила книгу за один присест.

– И как вам?

– Мне понравилось, – сказала она, вдруг застеснявшись, боясь, что не сможет объяснить почему, если он спросит.

И он действительно спросил, как она и предполагала. Ей захотелось пожать плечами, потянуться за бокалом пастиса, который он для нее заказал, – она так и не научилась пить его не морщась, хотя и старалась приноровиться – и сделать вид, что ее ответ ничего не значит, как и его вопрос. Вместо этого она сморщила лоб и сказала:

– Они не хорошие.

Он рассмеялся.

– Кто?

– Женщины. Я не хочу сказать, что они плохие, но они и не хорошие тоже. Не такие, какими обычно бывают героини.

– Героини и не обязаны быть хорошими, – согласился он. – Только в сказках.

Луиза кивнула и сказала, что именно это ей нравится больше всего – реалистичность этих женщин, их основательность, так что если поднести их к свету и рассмотреть внимательно, то они окажутся не картонными, а настоящими, чем-то таким, что можно подержать в ладони. Что эта книга напомнила ей о Джин Рис, которая не была француженкой, но писала о Париже, основываясь на своем опыте жизни там. В этот момент Луиза покраснела, уверенная, что это алкоголь заставил ее так говорить, но Гийом не засмеялся, только улыбнулся и кивнул, чтобы она продолжала.

Луиза впервые за долгое время почувствовала что-то похожее на удовольствие.

На следующее утро Луиза повернулась на другой бок и обнаружила, что рядом с ней никого нет. Спасибо хоть вещи никуда не делись – прошлой ночью она не была до конца уверена, что обнаружит их на прежних местах. Радуясь, что может немного побыть одна, она оглядела голую комнату.

Ночь прошла хорошо – так хорошо ей давно не было. Мальчик, несмотря на свой возраст, оказался опытным. Она натянула платье, задержала взгляд на матрасе на полу и стопке книг тут же, и слегка улыбнулась.

Выйдя на улицу, Луиза отыскала кафе и заказала café noisette. Заглянула в булочную за багетом. Потом отправилась бродить по городу. Вверх по одной улице и вниз по другой, отламывая от хлеба кусочек за кусочком, пока не остались одни крошки. Во время этих странствий Луиза ни разу не воспользовалась метро или автобусом, предпочитала целыми днями ходить пешком, ощущая подошвами туфель булыжные тротуары, – эта знакомая боль и мучила, и утешала.

Ей вдруг ни с того ни с сего захотелось зайти в ателье, и она купила там солнечные очки. Бледно-розовые, пластмассовые, довольно крупные. Луиза посмотрелась в зеркало, не обращая внимания на настойчивые заверения продавщицы, что ей идет. Очки привлекли ее внимание, потому что напомнили те, что носила Элизабет Тейлор в фильме, который Луиза однажды видела в кинотеатре. Фильм был черно-белым, так что она не знала, какого они цвета. Но у этих была похожая гравировка на дужках. Она так и не поняла, действительно ли ей идут очки, модно ли она в них выглядит или же похожа на ребенка, позаимствовавшего чужую вещь, но все равно заплатила.

После этого Луиза пошла к Сене. Настроение из-за этой покупки и приятных воспоминаний о прошедшей ночи у нее было приподнятое, и она подумала, что могла бы остановиться где-нибудь по пути и выпить бокал или даже бутылку вина, а то и взять ее с собой на Правый берег, чтобы посидеть с другими гуляющими. Перед ней разворачивалась панорама ее новой жизни, дни, проведенные в развлечениях, а не в труде, ночи, проведенные с незнакомцами, – и улыбка начала приподнимать уголки ее губ.

Но когда она пришла на набережную с бутылкой в руке, кусочком сыра из fromagerie и багетом из соседней пекарни, там сидели одни парочки. Возможно, всему причиной угасающий день и свежесть воздуха, но атмосфера была романтической. Луиза с досадой остановилась. Поплотнее завернулась в плащ. Холодало, и ее единственный плащ – тренч, который она носила с юности, – оказался слишком тонким. Она огляделась по сторонам и внезапно ощутила себя одинокой. Сняла очки – теперь они казались дурацкими, даже детскими – и бросила их в сумочку.

Луиза смотрела на воду; настроение у нее изменилось. Пожалуй, сейчас она чувствовала уныние. Почти отчаяние. Безысходность. И это несмотря на то, что всего несколько минут назад она смотрела в будущее с оптимизмом. Она вспомнила свое пребывание в Гранаде до того, как нашла деньги. Тогда она запрещала себе думать о том, что будет дальше. Без дома. Без единого пенни в кармане. Что бы она сделала, на что бы пошла, если бы деньги, которые дали ей отсрочку, у нее на глазах не упали на землю? Она шагнула вперед, заставила себя приблизиться к воде. Она не знала, что собирается сделать, и не позволяла себе всерьез задуматься об этом. Может быть, она просто хочет постоять на краю, заглянуть вниз и понять, что у нее есть выбор, что сейчас это ее решение, а не чье-то еще.

Именно тогда она и заметила его.

Человека, стоящего слева. Она не была уверена, но ей казалось, что он наблюдает за ней, что он придвинулся на шаг ближе, когда она отошла на шаг в сторону. Она нахмурилась, отступила еще немного. Краем глаза она увидела, как он снова сократил расстояние между ними. Она колебалась, не зная, что и думать. Чтобы убедиться, что ей не померещилось, что она не сошла с ума где-то между ателье и Правым берегом, она сделала последний шаг, оказавшись на самом краю набережной.

Он тоже сделал еще один шаг.

В эту минуту она и разглядела его лицо, плохо скрытое шляпой-котелком, и поняла, что видела его раньше. Луиза нахмурилась, размышляя. Это не мог быть кто-то из Англии – всех знакомых оттуда она вспомнила бы довольно быстро. Прожив всю жизнь в крошечной деревне, она узнала бы каждого ее жителя с первого взгляда. Нет, этот человек не оттуда, а раз так, то он наверняка из Испании. Кто-то, кто останавливался в ее отеле? Нет, не похоже. В барах или в кафе она вроде бы тоже его не встречала. И вдруг все встало на свои места. Она тихонько ахнула, когда ее озарило.

Это был сосед из автобуса, тот самый, который купил ей сэндвич.

Поразительно, что он вдруг оказался в Париже одновременно с ней, – а это означало, что все совсем не так просто. Луиза была не настолько глупа, чтобы не понимать, что таких совпадений не бывает. Его присутствие не случайность – он поехал сюда за ней.

Она пронзительно расхохоталась. Если кто и услышал, то не поднял глаза и не проявил никакого интереса, что было только к лучшему, потому что, скорее всего, ее приняли бы за сумасшедшую. Она представила себя со стороны: женщина стоит у самой реки, волосы развеваются на ветру, смеющееся лицо запрокинуто к небу. На всякий случай она отступила назад – вдруг кто-нибудь в этот момент все же посмотрит в ее сторону.

Его присутствие в Париже ее не удивляло. По правде говоря, она ждала его – вернее, не его, а просто кого-то. Сначала – когда уезжала из Гранады, потом – во время долгого путешествия по Испании. Однако ей ни разу не приходило в голову, что это может быть именно он, – он был не таким, каким она представляла своего преследователя, недостаточно пугающим, недостаточно скользким типом, – и к тому же где-то по дороге, возможно, на границе, она забыла посмотреть по сторонам, перестала оглядываться через плечо.

Она стояла на берегу Сены – холодный октябрьский ветер трепал ее волосы и тренч, так что ей вдруг показалось, что он вот-вот подхватит ее и унесет прочь, – и гадала, как долго этот человек за ней наблюдает, выслеживал ли он ее с самого начала. Она попыталась вспомнить автовокзал в Гранаде, но все в голове путалось, расплывалось в лихорадочном возбуждении, охватившем ее после обнаружения денег. Был ли он там, укрывшись где-то в уголке ее памяти, думала она, стоял ли справа от нее или, может, слева, смотрел ли, как она покупает билет, как идет к платформе?

Она знала, что так оно и было, что это единственное объяснение, почему они встретились на остановке для отдыха в Испании и почему сейчас он стоит в нескольких шагах от нее и наблюдает. Чего она не могла понять, так это почему он до сих пор не подошел к ней. В конце концов, деньги ей не принадлежат, они оба это знали, и все же он продолжал смотреть, как она отдает купюру за купюрой, оплачивая рестораны, отели, билеты на поезда, которые увозили ее все дальше и дальше. Интересно, чего же он ждет. В Испании у него была прекрасная возможность – от жары Луиза не соображала, что делает, мысли путались. Он это заметил. Разумеется, заметил. Она не понимала, почему он тогда поступил так странно, почему проявил доброту. Достав пачку сигарет и зажигалку, она закурила, выдохнула дым, который сгустился облаком и рассеялся. Она не знала, что делает, – видимо, дает ему время, возможность. Медленно курила, наблюдая, как последний лучик солнца уходит за горизонт.

Мужчина не двинулся с места, не подошел к ней.

В конце концов Луиза отвернулась от кромки воды и пошла прочь, обратно в городскую суету, в жизнь – и к нему, маячившему где-то у нее за плечом. Ей не нужно было оглядываться и проверять, где он, хотя время от времени она видела краем глаза его отражение в витрине. Вскоре ей показалось, что она ощущает его присутствие, знает, что он всегда рядом, где-то неподалеку.

Это успокаивало ее, хотя и не должно было.

Тем вечером Луиза воспользовалась телефонным коммутатором в отеле, чтобы сделать звонок.

После этого она положила трубку и стала ждать. Выпила таблетку люминала. Прошел почти час, и телефон наконец зазвонил. Когда их соединили, она, имея в виду их первый разговор, сказала:

– Я надеюсь, ты сможешь мне помочь.

Она шла на риск, но подозревала, что он окупится. Через три часа раздался резкий стук в дверь. Она глубоко вдохнула и пошла открывать.

– Я не ожидал, что ты позвонишь, – сказал Гийом, входя в номер и оглядываясь по сторонам.

Что бы подумал этот мальчик, если бы узнал, что она может позволить себе больше, заказать номер лучше; что бы он сделал, если бы узнал, сколько денег лежит в этой самой комнате в этот самый момент? Луиза гадала, сможет ли рассказать ему правду, но инстинктивно понимала, что не станет этого делать.

– Как я уже говорила, мне нужна помощь.

На его лице отразилась неуверенность.

– У меня неприятности, – продолжала она.

Услышав это, он нахмурился:

– Какие?

– Мне надо раздобыть паспорт.

Луиза все обдумала по дороге в отель накануне вечером. Она не была уверена, знал ли ее преследователь что-нибудь о ней, но, учитывая небольшую вероятность, что он мог что-то знать, рассудила, что было бы разумно иметь фальшивые документы на вымышленное имя. Тогда у всех будет меньше вопросов. С новым именем она могла бы создать себе прошлое, выдумать будущее. Это была бы возможность – настоящая возможность – оставить все позади. Исчезнуть.

– Когда он тебе нужен?

Он не спросил, зачем ей паспорт, да она этого и не ожидала; она рассчитывала на отсутствие вопросов.

– Завтра, самое позднее послезавтра.

Он покачал головой:

– Этого мало.

Этого было мало, и оба это знали. Точно так же, как оба знали, что дальше начнется торг, что он потребует заоблачную сумму и она в конце концов согласится, потому что ей нужны документы, потому что они провели вместе ночь и проявили доброту друг к другу в мире, который часто бывал жестоким. И он рассказал ей – было это чистосердечное признание или хвастовство, Луиза не стала гадать – о том, чем занимается, чтобы выжить; рассказал, что поступил в художественную академию, но учеба показалась ему скучной и монотонной и ему не хватало вдохновения на создание собственных произведений, зато его талант к подражанию и к подделке оказался настолько поразительным, что помог ему перебраться из бывшей комнатки для прислуги в квартиру на втором этаже.

– Больше времени у меня нет. Надо сейчас.

Он покачал головой:

– Я не знаком ни с кем, кто мог бы сделать так быстро.

– Я могу заплатить.

Казалось, он задумался.

– Не знаю.

Он знает, подумала она, он знает, что согласится, знает, что деньги поставят ее на первое место в очереди. Она попыталась представить его через десять лет. Возможно, он вытянется, станет шире в плечах, утратит юношескую худобу. Мысль о том, в кого он превратится, огорчила ее, и она понадеялась, что он сойдет с этого пути и отыщет другой – может быть, именно такой, какой представлял себе до разочарования в учебе, которая должна была вдохновлять, а не подавлять творческие порывы.

– Два дня, – сказала она и назвала цену, слишком высокую, чтобы он мог возразить. Она не хотела оставлять даже возможности для торга.

– Два дня, – согласился он.

Его взгляд упал на бутылку коньяка и два стакана, которые она заказала в номер заранее, после того как поговорила с ним по телефону. Она ничего не сказала, она еще не решила, где и как хотела бы закончить этот вечер. Вместо этого она протянула ему свой паспорт и деньги, которые пообещала. Он посмотрел на паспорт, открыл его, взглянул на ее фотографию.

– Могу я спросить, от чего ты бежишь?

Она пожала плечами:

– Спросить можешь.

Он улыбнулся и едва заметно кивнул.

Луиза налила им коньяка, а потом еще раз.

– Так значит, ты не собираешься возвращаться в Париж?

– Нет. Я почти закончила все дела здесь.

Ее щеки раскраснелись от выпитого. Она снова вспомнила те парочки на берегу и налила еще. Поднося стакан к губам, она посмотрела на своего гостя и подумала, как жаль, что ее юность уже прошла. Она попыталась представить, на что это похоже – быть с молодым человеком, от которого пахнет французскими сигаретами, в основном “Житан” и иногда “Голуаз”, а не с тем деревенским парнем, который стал у нее первым, – тогда она только радовалась, что все закончилось, что больше ей не нужно ни о чем думать и ни о чем беспокоиться.

Она налила еще коньяка и велела себе перестать думать о прошлом. Если заблудиться в нем, можно никогда не найти выхода.

Так что она слегка улыбнулась мальчику и позволила отвести себя в постель. Все было иначе, чем она помнила по прошлой ночи, – правда, теперь они уже чуть лучше знали друг друга. Она не поняла, какой вариант ей нравится больше, но поймала себя на том, что ей все же не хватает волнения того первого раза. Сейчас все было похоже на возвращение в уже знакомое место – никаких тайн, ничего нового, что ей только предстояло узнать, но и это тоже было хорошо. Он знал, что она любит, а она знала, что любит он.

– Ты уверена, что не можешь остаться? – спросил он потом, застегивая рубашку.

– Не могу.

Он не стал настаивать, хотя в глубине души ее тянуло спросить, хочет ли он этого, будет ли рад, если она останется. Она подозревала, что уже знает ответ и что этот ответ совпадет с ее собственным.

Позже, уже в дверях, он сказал:

– Все будет готово через два дня. Я позвоню.

Она покачала головой:

– Оставь его внизу на стойке.

Он кивнул. Вид у него был лишь слегка разочарованный – наверное, он ждал, что она так скажет. Он наклонился и поцеловал ее в обе щеки.

– Au revoir[44], Лу.

Луиза кивнула, заперла дверь и закрыла на цепочку. Только услышав лязг отъезжающего лифта, она отошла от двери.