Контора

ГЛАВА IV

Тот же день послал Борису нечаянную встречу с бывшим однокашником. Выйдя из столовой, он нос к носу столкнулся с парнем, лицо которого показалось невероятно знакомым. Обычно, когда у Бориса возникало подобное чувство, но имя человека не приходило на ум дольше двух секунд, он предпочитал списывать эту встречу и выбрасывать ее из головы. Мало ли где можно увидеть запомнившееся лицо? Его обладатель мог засветиться на телевизионном экране, запомниться по фотографии в журнале, встретиться в метро, в конце концов. Всех не упомнишь, да и ни к чему это!

И в этот раз Борис, потратив отведенные две секунды на поиск имени в мозаике клеток мозга, отвел взгляд и двинулся своим путем. Несмотря на всю кажущуюся «знакомость», лицо не будило никаких ассоциаций. Принадлежало оно человеку, запакованному в дорогой костюм, шествовавшему важно и чинно, а на самом лице лоснилась такая спесь, что увядало всякое желание вспоминать, кто же это такой. Может, выступал по «ящику» или встречался в одном из кадровых агентств... Черт с ним!

И в тот момент, когда Борис готов был переключиться на нечто иное, щелкнул в голове какой-то диод, и имя вспыхнуло яркой искоркой.

— Саня!

Молодым человеком в дорогом костюме оказался Санька Кузнецов. Они с Борисом вместе поступали в институт и вместе же едва не вылетели с экзамена по математике, когда Санька, отчаявшись справиться с задачей, начал, забыв об осторожности просить помощи у соседей-абитуриентов. Борис оказался единственным, кто откликнулся. Преподаватель засек момент передачи шпоры, но не успел заметить, куда спрятал ее Саня. Их рассадили, но не удалили с экзамена. Борис же получил на своем конверте с заданием закорючку о снижении итоговой оценки на один балл. Все равно он получил четверку.

Потом студенты Апухтин и Кузнецов, набравший за три экзамена минимальные десять баллов, попали в одну группу и имели возможность познакомиться ближе. Впрочем, корней их дружба не пустила. Прежде всего, потому, что Саша Кузнецов не часто удостаивал профессоров своими посещениями, а Борис, не забывая о радостях студенческой жизни, занимался весьма прилежно. Итог оказался если не закономерен, то логичен. Студент Апухтин блестяще закончил институт, а студент Кузнецов, обросший хвостами после первой же сессии, дотянул лишь до конца первого курса. Вроде как он пытался оформить академический отпуск или перевестись куда-то, но по всему выходило, что попытки эти успехом не увенчались. Позднее, на втором или третьем курсе, Борис слышал, что Саня Кузнецов торгует компактами на Охотном. Но, по правде говоря, к тому времени студент-отличник уже потерял интерес к своему непутевому знакомому.

Сам Борис и не вспомнил бы о Сане, и рассказ о судьбе Кузнецова не вызвал бы интереса. Но встретить знакомого в стенах фирмы, куда пришел работать, — совсем другое дело! Это все равно что встретить земляка из родного города где-нибудь в австралийской пустыне: кто бы ни был, но свой, соотечественник, земляк. Радоваться подобной встрече положено по традиции, так же как и рассчитывать на ответную радость.

Саня Кузнецов тоже обрадовался. Ему тоже понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить, кто перед ним стоит.

— Борис, кажется? — осторожно осведомился он, протягивая руку.

— Борис. Здорово!

— Привет. — Кузнецов выглядел несколько озадаченно.

— Ты какими судьбами здесь? Работаешь или случайно?

— Да как тебе сказать... Собираюсь здесь работать.

— Собираешься? Приходил на собеседование? — Борис радовался искренне, хотя и сам не понимал чему. Нельзя сказать, что общество Сани Кузнецова было ему приятно, а то, что молодые люди некогда водили знакомство и выпили как-то бутылку «Букета Молдавии» под лестницей третьего учебного корпуса, не давало повода надеяться, что оно таковым станет. Взять хотя бы Диму Молчанова, с которым в течение второго и третьего курса было выпито литров пять коньяку. Дело кончилось яростной дракой, после того как Дима адресовал пару нелитературных эпитетов Ане Кропа-чевой, которую Борис в те дни настойчиво провожал до подъезда. В общем, не наблюдалось причин радоваться тому обстоятельству, что Александр Кузнецов станет трудиться в этих стенах. И тем не менее.

— Да, на собеседование.

— И куда тебя? Или пока менеджером в зал?

— Да нет. Меня приглашают в отдел персонала. — Саня принял необыкновенно гордый вид, заговорил медленнее, медленнее даже, чем президент Ельцин. — Просят навести порядок в этой шарашке.

— Кто просит? — удивился Борис.

— Ну, владельцы компании. — Кузнецов аристократическим жестом взглянул на часы, продемонстрировав заодно циферблат какой-то дорогой марки.

— Тебя? — Борис не мог понять, разыгрывает его старый знакомец или небо упало-таки в Дунай и этот бездарь чему-то научился.

Насколько Борис помнил, с чувством юмора у Сани наблюдались проблемы, так что ожидать тонкого розыгрыша не приходилось. С другой стороны, человек, не способный перемножить две матрицы, вряд ли обладал значимым умственным потенциалом, чтобы за пару лет наверстать... Немыслимо, сколько ему нужно было наверстать, чтобы хотя бы получить высшее образование! Но вот он стоит тут, поблескивая запонками и швейцарским хронометром, и рассуждает о перспективах развития компании.

— Почему тебя? — задал Борис самый очевидный вопрос.

— Ну, — снисходительная улыбка Кузнецова не оставляла сомнений, что ему удалось не только наверстать чудовищное отставание, — как почему? Я — один из ведущих специалистов в этой области. Читаю лекции в университете, кандидат наук.

— Кандидат чего? — Борис совершенно обалдел от прозвучавших аргументов. — Какой области?

Полагая вопросы собеседника риторическими, Александр Кузнецов вместо ответа еще раз взглянул на часы.

— Ты читаешь лекции в МГУ? — Борис выхватил из общей кучи новость, казавшуюся самой невероятной.

— Не в МГУ, в МЭГУ. Коммерческий университет. Московский тоже...

— Коммерческий университет? — переспросил Борис.

— Да. Очень мощный, кстати. Наверное, видел рекламу в метро?

Борис видел рекламу с откормленной голубой ласточкой, гарантировавшей обучение чему угодно в рекордно короткие сроки.

— А окончил ты?..

— Его и окончил. Экстерном.

— И защищался экстерном?

Природа столь быстрой эволюции недалекого продавца попсы в кандидата наук начала проясняться. Образ Ломоносова наших дней начал таять, уступая место оборотистому юноше, разительно напоминающему кого-то из гоголевских персонажей.

— Защищался? Мне предложили проработать дипломный проект до диссертации, что я и сделал.

Саша Кузнецов начал проявлять признаки беспокойства. Он снова взглянул на часы и начал излишне бдительно оглядываться по сторонам. Происходи эта беседа по сюжету шпионского детектива, зрителю не оставалось бы ничего, кроме как сделать вывод: шпион Кузнецов сболтнул лишнее контрразведчику Апухтину.

— Слушай, — спохватился он, — а ты-то? Работаешь здесь?

— Работаю. С сегодняшнего дня.

— Да? — Кузнецов оживился. — И как? Кем?

— Пока на испытательном сроке. В зале.

— В зале. Ага. — Саня закивал, что-то прикидывая в уме. — Слушай, — всплеснул он руками, закончив прикидывать, — это ж хорошо. Я тебя давно знаю, парень ты башковитый, на первом курсе лучшим был...

— Я и окончил лучшим.

— Да?! Ну вот видишь как... Так вот! Я ж буду набирать новых сотрудников, отделы новые создавать. Смекаешь?

— Ну... — Борис, если честно, не поймал пока мысль собеседника.

— Да не «ну»! Нужны будут и руководители. Молодые, грамотные, толковые, на большие оклады. Смекаешь? А Зачем мне искать по сусекам, когда вот он ты! Готовый специалист! Верно я говорю?

— Ну верно. — Борис был полностью согласен. Да, он, Апухтин, грамотный специалист, толковый парень, достойный большого оклада. Кто ж спорит?

— Вот и отлично. — Саня хлопнул знакомого по плечу. — Отлично. Значит, договорились. Будешь ты у нас начальником. Только... знаешь что?

Саня взял Бориса за локоть и отвел к стене, подальше от ручья сотрудников «Конторы» и клиентов, сновавших взад-вперед мимо них.

— Ты не очень... — Саня сделал непонятный жест пальцами, — не очень афишируй, что мы с тобой знакомы. Смекаешь? Иначе может возникнуть впечатление, что я просто лоббирую старого приятеля. Смекаешь, да? Зачем нам это нужно?

— Не нужно, — согласился Борис.

— Вот! Значит, так. Мы с тобой пока не знакомы, да? Вместе не учились. Вообще, ты меня не знаешь, не видел, ничего не слышал обо мне. Договорились? Ну а я тогда смогу тебе нормально помочь. Сговорились?

Борис утвердительно двинул бровями.

— Вот и чудесно! — Саня снова хлопнул его по плечу. — Тогда до встречи и до нового знакомства!

Он развернулся и сделал несколько энергичных шагов в направлении главного выхода, оставив Бориса переваривать новости, но вдруг вернулся.

— Слушай... — Лицо его приобрело вид озабоченный, он начал рыться в карманах. — Ты ведь сказал, что в зале пока? Вот, возьми, а то мне сунули тут... Ношу второй день, не знаю, куда деть... Хотел выбросить... На! — Он вложил что-то в руку Борису и, еще раз улыбнувшись на прощанье, быстро ушел.

Борис посмотрел на свою ладонь. На ладони лежал ключ. Английский ключ с небольшой синей биркой. Борис знал, от чего этот ключ.

Нынешние совладельцы «Конторы» — Станислав Игоревич Бах и Феликс Григорьевич Лесков — не всегда были миллионерами. Они даже не всегда были коммерсантами, и, более того, некогда они даже не были знакомы.

В самом конце восьмидесятых Станислав Бах в меру сил трудился в профкоме крупного подмосковного завода. В основном занимался организацией разгрузки продовольственных заказов и только начинающей поступать гуманитарной помощи. Делить и раздавать продукты ему не доверяли: слишком прибыльное место для молодого парня.

Феликс Лесков, попав под последнее в истории своего института распределение, пришел на этот завод в качестве молодого специалиста. Завод уже чувствовал себя неважно: слабость, утомляемость, прерывистое дыхание. Так что пристроить новый кадр к какому-нибудь делу оказалось непросто. Бродил пока Феликс неприкаянным, делая вид, что выполняет наказ главного инженера осваиваться.

Так вот о гуманитарной помощи. Как раз в ту пору и обрушилась на нашу Родину эта беда, обрушилась на народные плечи эта лавина жратвы и шмоток от бывших врагов и «вероятных противников». Американские консервы, французские овощи, итальянские макароны — все это плыло, летело и ехало к нам со всего света. Великая держава согласилась наконец со всеми дружить и милостиво принять все, что дадут на халяву.

Как обычно, общую идиллию нарушали немцы. Так уж повелось исстари, что терпит русский народ от этой нации бесчисленные притеснения. Они, видишь ли, считали недальновидным просто возить нам еду. Самовлюбленным бюргерам не терпелось научить нас кормиться самостоятельно. Как будто мало страдал русский мужик от этих наук еще со времен царя Петра!

Так вот именно немцы прислали на завод очередной контейнер с «гуманитаркой». Вскрыли ящики. А там агрегаты какие-то, машины. Что за ерунда? Оказалось, германские друзья прислали нам пекарню: пеките, дескать, себе хлеб на здоровье!

Но руководство завода было не лыком шито; отбили телеграмму: мол, как же так, не умеем мы на этой технике управляться, да и муки на нашем заводе отродясь не водилось.

Педантичные немцы не бросили дело на полпути. Прислали и муку и специалиста. Только специалиста они прислали на время, с возвратом: учитесь, дорогие друзья, и отпускайте человека домой.

Озадачился директор завода. Негоже от помощи отказываться. Могут не понять и больше ничего не прислать. Но и возиться с этими булками не хотелось. Решил он назначить ответственных за пекарню, чтобы было кому немецкую премудрость передать, а заодно со своей головы эту боль переложить. И, посовещавшись с профкомом и кадровиком, выбрал он двоих: молодого парня из профкома — это, в конце концов, по их части, и недавно присланного инженера — один черт занять его нечем.

Так Стас и Феликс сделались заведующими пекарней. Дело пошло. Булки распространялись через профком вместе с заказами, народ был доволен.

Через месяц присланная мука кончилась. Доложили немцам: капут, шлите еще! А эти злыдни факс отбили: дальше сами, bitte, хватит на чужой шее сидеть, не маленькие уже! Не так, конечно, грубо, но смысл именно такой.

Погоревало руководство завода и махнуло рукой. Наплевать! А на вопрос заведующих пекарней «Что дальше делать?» огрызнулось: «Что хотите!»

С неделю Стас и Феликс сидели в остывшем цехе и играли в шахматы. А потом, поразмыслив, решили сами купить муки, соли, сахара, дрожжей да печь потихоньку хлеб. Продавать на заводе, чтобы свое вернуть. Все не без дела.

Компаньоны не имели представления о себестоимости, налогах и прочей экономике, так что решили обойтись без них. Они закупили продукты и испекли хлеб. Потом встали у проходной и стали продавать его по цене магазина. Свежий хлеб пошел, как говорится, на ура. Вся партия была продана.

Подсчитали выручку. Оказалось, что она вдвое превысила затраты. Неплохо! За день работы молодые люди заработали почти свой месячный оклад. Надо ли говорить, что на следующий день приятели повторили свой опыт. Потом еще.

К исходу третьего дня успешной торговли в проходной появился заместитель генерального и обратился к предпринимателям с роковым вопросом: «Кто разрешил?» Наивная попытка отвертеться, прикрывшись индульгенцией от руководства в виде той самой фразы «Что хотите!», провалилась. Торговля была немедленно свернута, а оба заведующих пекарней оказались «на ковре» у директора.

Здесь, в высочайшем кабинете, события приняли оборот, на который приятели никак не рассчитывали. Директор, как настоящий грамотный руководитель, мыслил широко и зрил в корень.

— Много заработали? — поинтересовался он, уяснив суть происходящего.

— Четыреста рублей, — честно ответил Стас. — Да плюс сегодняшние...

— Ясно. — Директор сдвинул брови. — А кто вам разрешил затевать здесь такое предприятие? А? Кто здесь хозяин? Кто здесь директор?

Заведующие пекарней уже представляли себя вылетающими с завода, пролетающими мимо стенгазеты, клеймящей мошенников, решивших нагреть руки на общезаводской собственности.

— Короче, так, — подвел итог генеральный. — Поставить счетчик. Оплачивать энергию через бухгалтерию. Половину прибыли будете приносить мне. Оклады ваши сохраняются. Язык держать за зубами. Все. Вопросы?

Вопросов не было! Стас и Феликс и мечтать не могли о таком повороте судьбы. Подумать только: молодые специалисты с доходом более тысячи рублей! Чего еще желать? Они взялись за работу. Полгода все шло как по маслу: пекарня работала, хлеб продавался, деньги текли, директор был доволен, приятели — счастливы.

Затем ситуация изменилась. То ли на завод нагрянула какая-то плановая проверка, то ли директор решил «срубить денег» перед уходом на пенсию, но была дана команда пекарню продать. Двадцать процентов комиссионных причиталось нашим коммерсантам. Ничего не попишешь, пришлось искать покупателя.

Приятели дали объявление. К их удивлению, желающих приобрести оборудование оказалось великое множество. Такое великое, что пришлось чуть ли не аукцион устраивать. Оборудование удалось сбыть втрое дороже, чем рассчитывал генеральный. И знаете, что сделали приятели? Они не сообщили патрону, что цена так выросла. Директор получил свои восемьдесят процентов от запланированной суммы.

Сбыв пекарню, Стас и Феликс уволились с завода. Быть молодыми специалистами они больше не желали. Они решили, что займутся импортом и продажей оборудования для мини-цехов. Деньги, отложенные за последние полгода, позволяли им не волноваться о своем завтрашнем дне, а сумма, заработанная ими на сделке, могла составить приличный стартовый капитал. В октябре девяносто первого они зарегистрировали товарищество и сняли свой офис: комнату в одном исследовательском институте на улице Вавилова.

Компаньоны не прогадали: бизнес пошел в гору. Тихой сапой они удвоили, утроили свой оборотный капитал. Они переехали в офис побогаче, посолидней и попросторней. Теперь начался следующий этап их деятельности: они уже не были простыми посредниками между западными компаниями и отечественными дельцами. Они становились дилерами известных европейских фирм, представляя их интересы в России. Стены их кабинета стали покрываться заботливо вставленными в рамочки дипломами и сертификатами от английских, немецких, австрийских, итальянских компаний. Отечественные заводы с их железными уродцами были выставлены за дверь.

Теперь у Феликса Григорьевича и Станислава Игоревича были секретарши, бухгалтеры, менеджеры, грузчики, водители. Они уже не бегали за отдельными клиентами, а давали красочную рекламу в газетах и журналах. И доходы их исчислялись не в родных рублях, а в заветных некогда долларах. Что ж, эти двое нашли свою золотую жилу, создали то, что сегодня именуется «Конторой». За них можно было порадоваться, им можно было позавидовать.

Даже появление над головами компаньонов «крыши», исправно требовавшей мзду за охрану неизвестно от кого, не портило настроения. Все вокруг платили, так что эти деньги записывались в бухгалтерской книге такой же синей строкой, как аренда, заработная плата, расходы на рекламу. «Расчеты с друзьями», — так записывал Феликс.

Молодые люди органично влились в бурлящий ручей новой жизни, и он понес их вверх и вперед, вперед и вверх.

Вылезая на перрон Курского вокзала, Леха еще не до конца верил, что широченная черная полоса в его невеселой жизни начинает неотвратимо светлеть. Она — эта полоса — пока не просветлела окончательно, но уже потеряла свою антрацитовую непроницаемость, и каждый шаг по заплеванному асфальту перрона прибавлял Лехе бодрости и оптимизма. Она светлела, как светлеет на глазах крутой черный кофе, в который капают, наслаждаясь процессом трансформации, сливки: кап, кап, кап. И напиток в чашке уже не такого траурного тона...

Знакомый силуэт встречающего его Ромы Мухо произвел на посеревшую уже полосу эффект вспыхнувшей лампочки Ильича, превратив ее из серой в грязно-белую. Смешно сказать, но до последнего мгновения Леху терзали некоторые сомнения. Конечно, лучший друг Рома не стал бы разыгрывать его так жестоко, вызывая в Москву. Конечно, крайне маловероятным представлялось, что за сутки пути Рому уволят или сама «Контора» «накроется медным тазом». Но червячок сомнения, комфортно угнездившийся в сознании хронического безработного и неудачника по жизни Лехи Кастовского, все-таки буравил себе тоннельчик поперек извилин где-то в районе темечка: «Погоди радоваться, паря, мало ли что!»

В общем-то Леха и не надеялся всерьез, что приятель в самом деле вытащит его в Москву. Столько раз уже удача ускользала из-под носа, когда казалось, что деваться ей совершенно некуда, что Леха держит эту верткую тварь за пушистый хвост, что себе дороже выходило рассчитывать на успех в любом, самом верном предприятии: ни черта в итоге не выходило! Наутро после памятного вечера, когда Леха «тяжелым танком наехал» на удачливого дружка, надежда на то, что наполеоновский план покорения белокаменной выгорит, рассеялась даже раньше, чем прошло похмелье.

«На что я ему сдался, зачем ему устраивать мою жизнь? — трезво рассуждал Леха. — Ну, друзья детства, пользовались одним горшком, сидели за одной партой. Ну и что? Сейчас такая жизнь пошла, что каждый только за себя. Мало ли кто у кого горшком одалживался! Если всех помнить да всем помогать, на себя сил не останется. А в Москве зацепиться — шутка ли! Поди, так нужно ушками да лапками шевелить... Какие там, на фиг, друзья детства!»

Леха даже решил для себя, что вовсе не обидится на земляка, — всем тяжело.

И вдруг — хлоп! — звонок из Москвы: «Леха, приезжай, если не передумал! Подробности на месте».

Передумал? Шутишь! Подробности? Да черт с ними, с подробностями! За шестьсот баксов он готов выслушать любые подробности!

И вот Леха в столице чуждого с недавних пор государства, за рубежом, так сказать, но в объятиях друга детства Ромы Мухо, который не плюнул на беды приятеля, вытянул его из трясины на свет божий.

— Здорово, Рома!

— Привет, Леха!

Вещей у Лехи — одна сумка и пакет со жратвой: помидорчики, огурчики, рыбка соленая. Рома сделал было движение, намереваясь разгрузить гостя, но тот решительно отказался: ничего, не тяжело. Леха и так чувствовал себя в неоплатном долгу перед другом. Теперь он готов был молиться на него, вставить фото в иконный оклад и сдувать пылинки. Шестьсот баксов! Для приазовского бича это просто пещера Али-Бабы. Так неужели же его благодетель должен еще таскать сумки своего непутевого протеже?

Приятели отправились на метро к нынешнему пристанищу Ромы. Станция «Текстильщики».

Не теряя времени, Рома начал вываливать на друга те самые, обещанные по телефону, подробности. Они касались предстоящей работы и житья-бытья в столице на ближайшее время и на перспективу.

— Значит, так, — в бодром темпе излагал положение вещей Рома, — завтра Надеваешь костюмчик и топаешь к нам в отдел кадров. Ты взял костюмчик? Молодец. Так вот, топаешь в отдел кадров. Я там замолвил за тебя словечко, но это еще ничего не значит: крутись, улыбайся и кивай почаще. Короче, твоя задача — им понравиться. Хрен его знает, как они выбирают, но главный там у них не любит, когда с ним спорят. Там, короче, никто не любит, когда спорят. Как в казарме: «Есть!», «Кругом!» и «Разрешите бегом?». Тогда будешь в порядке. Усек?

— Ну.

— И от «ну» отвыкай. С ними надо, как с моей бабкой: «Конечно, бабуля!», «Как ты правильно все тут рассказываешь, бабуля!», «Как ловко ты пролила молоко на мои кассеты!». Свои соображения оставляй для себя. Там в основном такие дубы работают, что с ними спорить просто без мазы. Главное, прикинуться дурее их и не портить с ними отношения.

— Это я понял.

— Дальше, — продолжал Рома свою лекцию. — Если ты пройдешь, то тебя засунут в зал. Менеджером. Ну, это как продавцом у нас в мебельном магазине: ходишь там между оборудованием, показываешь, рассказываешь все. Там ты проработаешь месяц. Они посмотрят на тебя и положат тебе оклад и проценты от оборота. Спорить тут без толку: больше все равно не дадут. Так что согласишься. Мы деньги срубим по-другому...

Тут Рома, только что болтавший в свое удовольствие, сделал паузу и подозрительным взглядом обвел лица окружавших их пассажиров.

Леха, слушавший до этого если не вполуха, то в той же степени внимательно, в какой слушают новости по радио — вычленяя интересную для себя информацию и пропуская прочее, — насторожился. Он, сын официанта одного из немногих в Бердянске ресторанов и поварихи из того же заведения, давно уже заключил для себя, что при любом строе, при любых законах правила взрослой жизни неизменны. И первый пункт этих правил гласит, что зарплата, за которую ты расписываешься в ведомости, — карта мелкая, никак не козырная. На любом месте, на любой должности человек волен найти свою золотоносную жилу и разрабатывать ее по мере возможности. Мест, где левого заработка не бывает вовсе, не существует; встречаются на свете олухи, неспособные увидеть свою выгоду, чистоплюи, брезгающие поднять валяющиеся под ногами деньги, и трусы, шарахающиеся от каждого шороха: видят лакомый кусочек, а взять не смеют. Бояться глупо. Поделись с тем, кого боишься, не жадничай, и спи спокойно, на сытый желудок и без кошмарных сновидений. Как работают люди в том же ресторане? Сообща, друг другу и себе на пользу. В доле все от директора, утрясающего проблемы вне этого братства практичных людей, до посудомойки, старающейся за небольшую долю на кухне, моющей тарелочки для неучтенных порций. И это нормально! Понятное дело, Леха обратился в слух, когда его приятель заговорил о приработке на рабочем месте.

— Дело вот в чем. Ты останешься работать в зале. Там, где я работаю сейчас. Будешь продавать оборудование обычным клиентам. А меня переводят в отдел по работе с дилерами. Там пока правила простые: приезжает какой-нибудь хрен и говорит, что он хочет не себе купить это оборудование, а представлять наши интересы в каком-нибудь регионе, в Челябинске например, и ему тут же дают скидку на все. Десять процентов, прикинь? Он как бы наш агент, и эти проценты — его прибыль. И он якобы, шуры-муры, продает наше оборудование, продвигает марку «Конторы» и все такое...

— А если он трендит? — задал Леха вполне логичный вопрос. — Как проверить: для себя он берет или на продажу?

— Соображаешь, землячок! — похвалил его Мухо. — Хватаешь на лету! Никак не проверить. А главное, что это никому на фиг не надо. Приходит этот перец к нам, в отдел по работе с дилерами, и просит скидку. А с нашего начальника отдела дирекция требует объем продаж, чем больше — тем лучше. И что он, совсем дурак, чтобы отказать? Для него каждый такой клиент — лишняя циферка в отчете.

— То есть ему ни к чему проверять их?

— Ну! Наоборот, будь его воля, он бы всех клиентов записал в дилеры. Чуешь? Объем бы вырос до небес, и ему — премию сразу

— Ага, понимаю...— Леха навострил уши. Чуяло его сердце, что приятель сейчас приоткроет ему свою золотую жилу.

— Ни фига ты еще не понимаешь. Но слушай. Ушлых, которые прикидываются дилерами, много. Но не у всех хватает мозгов. А есть московские фирмы, подмосковные. Те даже не суются к нам со сказкой про то, что они нас будут представлять. Но десять процентов — бабки нормальные, согласен?

— А сколько это?

— Ну, в среднем у нас покупают на пять — семь штук. Вот и считай.

— Зеленых семь штук?! — Леха подсчитал разницу мгновенно, но она оказалась чересчур впечатляющей.

— Ну не деревянных же!

— Пятьсот — семьсот грина, — сообщил результат своих подсчетов Леха.

— Точно. И вот что мы можем сделать. Приходит к тебе клиент. Ты прикидываешь, что за человек, можно ли с ним дела крутить. И если да, то предлагаешь ему сэкономить пять процентов. Прикидываешь? — Мухо сделал паузу, давая возможность приятелю самому разгадать механику операции.

— Пять процентов, — задумчиво повторил Леха. — Половина. Значит, вторую половину получим мы, так?

— Так. И что нужно сделать?

— Нужно... привести его к тебе, чтобы ты записал его в эти... представители?

— В дилеры! Молоток, Леха! Башка у тебя варит нормально. Мы записываем его в дилеры, он экономит десять процентов и половину отдает нам за труды!

— И что, по двести пятьдесят грина с каждого покупателя? — Леха слегка опьянел от открывшейся перспективы.

— Ну, не с каждого, — осадил его Рома. — Нужно смотреть, кому можно предлагать, кому нельзя. Это я тебе еще объясню поподробней. Если видишь, что человек мутный какой или, скажем, уже покупал у нас чего, — лучше не рисковать. Не жадничай, и все будет пучком!

— Так мы, получается, накалываем свою фирму?

— А ты что, заранее стал патриотом?

— Нет... — Леха слегка помрачнел. — А если... поймают?

— Как? И кто станет тебя закладывать? Клиент? Зачем ему это? Чтобы заплатить побольше денег? А возникнут вопросы — отбрешемся, чай, не впервой. Но если ты против...

— Шутишь! Я просто спросил.

— Ну а я просто ответил. Ладно, давай я тебе расскажу про житье-бытье в столице...