Глава 12

Утром, всего лишь с двухчасовым опозданием, поезд прибыл в Тифлис. Распрощавшись на вокзале с Антонием Ивановичем и Аполлинарием, Ник и Лили отправились домой. Прощаясь с Аполлинарием, Ник шепнул ему, что будет рад его видеть как можно скорее у себя.

Дома их ждал Петрус, который успел с утра помчаться на Метехский мост, купить ведерко рыбы и приготовить ее как-то особенно, как его научили рыбаки. Конечно, это было безумно вкусно.

— Петрус, ты просто кудесник! — воскликнул Ник. — Необыкновенная вкуснятина!

— Божественно! — вздохнула Лили. — Как бы я не старалась, у меня так не получается.

— Погодите, вот к обеду у меня будет ореховый соус к рыбе! Вот тогда что вы скажете! — гордо произнес Петрус. — Надеюсь, Аполлинарий Шалвович поспеет к обеду.

— Петрус, я должна тебе кое-что рассказать, — таинственным голосом сообщила Лили. — Это касается Аполлинария Шалвовича.

— Ладно, лапочка, сообщи Петрусу последние новости, а мне надо срочно поработать, — сказал Ник, поднимаясь из-за стола.

— Ник, не забудь, завтра приедет управляющий из Аштарака, — крикнула ему вслед Лили.

Ник, не оборачиваясь, помахал рукой и спустился к себе, в тишину библиотеки.

Первым делом Ник взял с полок огромные тома, в которых описывался Хофбургский дворец и его сокровищница. Нервно листая страницы роскошного фолианта, Ник, наконец, нашел то, что искал. Среди экспонатов сокровищницы Габсбургов под номером 155 значилось: «Копье Святого Маврикия». Оставив фолиант лежать на столе, Ник достал Британскую энциклопедию и нашел там обширную статью о Святом Маврикии.

— Итак, времена римской империи, 285–305 годы новой эры, — шептал он про себя, перелистывая страницы, — империя уже не та, да и правители соответствующие. Император Диоклетиан, который окончательно упразднил республику и требовал поклонения себе как богу и господину. Он облачился в пурпур, парчу и шелк, завел церемониал поклонения себе на персидский лад: перед ним падали на колени и целовали край его одежды. Но он был достаточно умен для того, чтобы понять, что в одиночестве он не сможет управлять обширной империей, окруженной со всех сторон варварами. В соправители он взял себе Максимиана.

Максимиан как император имел официальное имя Цезарь Марк Аврелий Валерий Максимиан Август и прозвище Геркулий, что значит «происходящий от Геркулеса». Максимиан Геркулий, как и Диоклетиан, был человеком неглупым, но гораздо менее гибким и более свирепым. Если Диоклетиана называли отцом золотого века, то Максимиана Геркулия прозвали отцом железного века. Восстание галлов вынудило Максимиана отправиться со своей армией в Галлию. В состав армии входил и Фиванский легион, состоявший из христиан, коптов. Во главе легиона стоял чернокожий офицер по имени Маврикий. Подавив восстание, Максимиан издал указ о жертвоприношении римским богам, в том числе среди жертв должны были быть христиане. Фиванский легион отказался выполнить приказ, отошел и расположился лагерем неподалеку от маленького галльского городка Агуанум. Максимиан, услышав о том, что его приказы не выполняются, рассвирепел, и велел казнить каждого десятого. Но это не подействовало. Тогда он велел казнить каждого десятого из оставшихся. В общем, были казнены все 6600 воинов и даже те из Фиванского легиона, кто в это время находился в других местах Европы. Во время их мучений случились многочисленные чудеса, которые, несомненно, в значительной степени внесли вклад в массовое обращение жителей этих областей в христианство. В Цюрихе, например, трое казненных мучеников чудесным образом встали и со своими главами в собственных руках, взошли на вершину холма. Там они стали на колени, помолились и, наконец, легли. Позже на том самом месте был воздвигнут большой собор. Трое мучеников, несущих в руках свои головы, присутствуют на гербе и печати Цюриха до сего дня.

И дальше шло самое интересное.

«В средние века святой Маврикий был святым покровителем многих римских династий Европы, а позже — Римских императоров. В 926 году Генрих I (919–936) даже уступил швейцарский кантон Ааргуа в обмен на копье мученика. Некоторые императоры были помазаны перед алтарем святого Маврикия в Соборе святого Петра в Риме.»

Так, теперь понятно, как это копье, копье Святого Маврикия, оказалось в сокровищнице Габсбургов и какое значение оно имело для Европы.

«Итак, копье, его чернокожий обладатель… — строил Ник логическую цепочку, — Маврикий. Стоп. А что мне говорил в подземелье Гехарда тот португалец? Он сказал, что все это козни злого мавра… Но сам он рассказывал о другом копье, о копье Лонгина. Значит, существуют два копья, одно в Вене, это копье Святого Маврикия, другое в Эчмиадзине, и это копье Святого Лонгина. Значит, могут существовать и два ордена, каждый со своим копьем. И явно, черная татуировка связана с копьем Святого Маврикия, мавра, чернокожего.»

— А вот перед самым моим отъездом букинист принес мне стопку книг о крестоносцах, я их тогда только проглядел, но что-то такое там было, — бормотал Ник, лихорадочно перебирая книги. — Вот тут, да, да, Ливонский орден…

«В Лифляндии же при рыцарских замках именно в XIV и XV веках возникли загадочные общества Черноголовых. Устав Ливонского ордена рекомендовал принимать в домашнюю прислугу светских мужей, которым предписывалось вести богобоязненную жизнь, не заниматься ремеслами или извлечением прибыли и жить отдельно от жен. В орденских документах эти люди назывались слугами магистра Ливонского ордена. До нашего времени дошел устав Черноголовых Кулдигского замка. Крестоносцы, обычно не страдавшие щедростью, награждали этих людей поместьями и землями. По-видимому, Черноголовые выполняли особо тайные поручения.»

Ник в изнеможении откинулся на спинку кресла.

«Ну, да. Опять крестоносцы. Опять тамплиеры. Ну, конечно, после разгрома ордена, и это известно, стали возникать многочисленные тайные ордена. И что же там дальше?»

Ник осторожно перелистывал ветхие страницы небольшой книги в потертом кожаном переплете.

«Братство Черноголовых образовало двор короля Артура, стараясь соблюдать все церемониалы, которые были приняты при дворе Камелота».

Ник уже говорил в полный голос с самим собой:

— Ну, конечно, двор короля Артура, кельтские и друидические обряды — тут все связано. И этот странный человек, с друидическим кинжалом, видимо, безумный фанатик, внешность-то его как раз и говорила о том, что он откуда-то с севера, возможно, из прибалтийских стран.

Сильный стук в дверь прервал его размышления. Стучали видимо давно. Ник открыл дверь и увидел встревоженных Аполлинария и Лили.

— Что с тобой, Ник? — спросила Лили. — Мы уже стучим минут десять, слышим какое-то бормотание, а ты не открываешь дверей. Что у тебя тут происходит? — растерянно спросила Лили, оглядывая стол, на котором лежали раскрытые фолианты, и валяющиеся повсюду книги. — Что это за разгром?

— Проходите и устраивайтесь, сейчас я вам все расскажу, — торжественно произнес Ник и стал усаживать Аполлинария и Лили так, чтобы ему было, где разгуливать, читая лекцию.

Заинтригованные, Аполлинарий и Лили уселись, а Ник начал им рассказывать все, до чего он докопался после озарения, которое снизошло на него в Эчмиадзинском храме.

— Блестяще! — вырвалось у Аполлинария, когда Ник кончил свой рассказ. — Ник, вы гений!

А Лили с таким восторгом смотрела на своего мужа, что Ник даже смутился.

— Ник, — осторожно спросила она, — ведь вся эта история началась с убийства Винкельмана, не так ли?

— Да, конечно, в Тифлисе, да, — недоуменно глядя на нее сказал Ник.

— И это было связано как-то с Вагнером, ты еще просил меня рассказать об этом, помнишь?

— Ну да, — подтвердил Ник.

— Тогда я хочу тебе напомнить, что там, в «Нибелунгах», тоже упоминается копье, копье Вотана, которое называется Гунгнир.

— То есть, ты хочешь сказать, что должна существовать во всем этом какая-то связь?

— Не знаю, Ник, я просто вспомнила про копье Вотана.

— А оттуда, — продолжил Ник, — прослеживаются связи — Винкельман и Вагнер, Хофбургский дворец, Вагнер и Ницше. Известно, что они вдвоем путешествовали в Вену и тоже посещали Хофбургский дворец. Увлечение Ницше зороастризмом и его «Так говорил Заратустра». Ну что ж, поверхностная связь налицо, — задумчиво сказал Ник. — И еще, Тевтонский орден, близкий к Ливонскому, очень близкий, потому что где-то в первой половине 13-го века произошло слияние Тевтонского Ордена с рыцарями Меча, или рыцарями Христа, как они иногда назывались, мог иметь в своем арсенале все скандинавские сказания. А основателем Ордена меченосцев был, как только что стало понятно, епископ рижский Альберт фон Аппельдерн, кстати, заложивший крепость на месте нынешней Риги..

— М-да, — задумчиво произнес Аполлинарий, — на друидическом кинжале была изображена молния. Вот здесь, Ник, сказано, что в руническом письме это руна «зиг», руна Вотана. А культ Вотана был национальной религий древних тевтонов. Получается, что вполне может существовать некое общество, объединяющее воедино все эти культы скандинавов, германцев, прибалтов. И в копье Святого Маврикия можно усмотреть, при большом желании, воплощение древнего мифического копья Вотана.

— Очень интересно, — отозвалась Лили, — Ник, ведь у тебя вон там на верхней полке лежат скандинавские саги, там есть «Старшая Эдда», «Младшая Эдда», «Песнь о Нибелунгах».

— Ну что ж, самое время заглянуть туда, — отозвался Ник, занятый рассматриванием какой-то книги. — Можно вас попросить, Аполлинарий?

— С превеликим удовольствием, — ответил Аполлинарий, любивший рыться на полках. Он взял стоявший в углу высокий и крепкий стул из дубового дерева, опустил его спинку и стул превратился в лесенку. Спустив с верхних полок несколько книг, он положил их на стол. Вместе с Лили они стали перебирать книги. Ник, думая о чем-то, наблюдал за ними.

— Ну да, вот! — воскликнула Лили, — Вотан такой сильный мифический бог. Верхом на восьминогом сером коне Слейпнире, отдавший один глаз за то, что ему открылась высшая мудрость. Распятый в течение девяти дней на ясене, познавший за эти дни всю мудрость вселенной, повелитель Вальгаллы, берсерков и валькирий. А кстати, вот послушайте, что тут написано! Руна Зиг одна из наиболее могущественных рун. Соответствующая Вотану двойная руна Зиг, называемая Одал, является наконечником копья Вотана.

Ник и Аполлинарий переглянулись, вспомнив друидический кинжал с такой двойной молнией.

— Однако! — заметил Ник. — Это какие же силы были брошены против нас, Аполлинарий! Да, кстати, — продолжал он, — в связи с черноголовыми, я еще выяснил одну приятную для меня, как для фламандца, деталь. Оказывается, в одной из церквей братства Черноголовых находился створчатый алтарь конца пятнадцатого века. Алтарь был заказан в Брюгге и доставлен в Таллинн через Любек в 1495 году. Авторство этого произведения долгое время приписывалось известному фламандскому художнику Хансу Мемлингу. Ну, вот, пока все.

— Ох, я так потрясен вашим рассказом, Ник, что чуть было не забыл, — сказал Аполлинарий. — Я получил пакет из Лондона от Уолтера Дью. Он сообщает, что им удалось установить, что у большинства любителей армянского хереса есть татуировки в виде красного треугольника. Это, конечно, не подлежит разглашению, так как информация добыта не совсем праведным путем. Но так как это делается для блага этих людей, то Скотленд-Ярд пошел на такое нарушение правил. И они постарались установить слежку за всеми двадцатью членами этого странного клуба. Кроме того, он пишет, что до Скотленд Ярда доходят тревожные новости из других стран Европы. Просит меня поторопиться с возвращением. Скотленд Ярд намеревается привлечь к расследованию европейских сыщиков.

— А я принесла бухгалтерские книги. Папин управляющий уже прибыл в Тифлис. Он, оказывается, успел на тот же поезд. Притащил книги и быстро убежал. Кажется, его друзья устраивают ему кутеж в Ортачалах, — сказала Лили. — Я одним глазом взглянула и мне показалось здесь нечто очень странным.

— А ну ка, ну ка, — потирая руки, воскликнул Ник. — Может быть, у нас сегодня день открытий!

Лили продолжала:

— Вот, посмотрите. Поставки армянского хереса небольшими, но постоянными партиями осуществляются по всей Европе через наших поставщиков. Это практически все страны Европы. И если ты, Ник, говоришь, что тамплиеры рассыпались по всей Европе в виде небольших тайных обществ, то тут вот они и есть везде. Вот посмотри. Небольшие партии, тридцать человек в Бельгии, столько же в Испании, ну, во Франции шестьдесят и так далее. И это все связано с армянским хересом. Уж не знаю, что пьют поклонники Святого Маврикия. А вот другие тут налицо.

— М-да, — протянул Ник. — То есть должны быть тайные общества как Святого Маврикия, так и Святого Лонгина, так я себе сейчас это представляю. И между ними какая-то вражда. Возможно, это какой-то застарелый спор о магических свойствах каждого копья. Кроме того, что мы уже знаем, хорошо бы выяснить все, что можно, о копье Святого Лонгина. Лили, подай-ка мне вот ту книгу в красном сафьяновом переплете. Это «История франков, которые взяли Иерусалим» провансальца Раймунда Ажильского. Он был капелланом, священником — исповедником и секретарем графа Раймунда Тулузского. Там есть кое-что на эту тему. Ну да, вот. Представьте себе один из эпизодов Крестового похода. Это еще времена моего, как оказалось, родственника, Бодуэна Буйонского. И твоих очень дальних предков, Лили, — и Ник отвесил поклон своей супруге.

— Так вот, шел 1097 год. Бодуэн прибыл в Киликийскую Армению, в город Эдессу. И там, как описывает хронист, наши с тобой предки, Лили, вели себя не очень достойно. Бодуэн хитростью добился усыновления армянским куропалатом, но потом составил против него заговор. Куропалат был убит, крестоносцы захватили Эдессу и основали там первое графство крестоносцев на Востоке — графство Эдесское. Ну, а потом им хотелось захватить и Антиохию, один из самых богатых городов на Востоке. Что и было сделано. Но спустя три или четыре дня после захвата Антиохии, к ней подошла армия сельджуков. И крестоносцы сами оказались в положении осажденных. Быстро кончились запасы еды. Нужда заставила многих употреблять в пищу и траву, и древесную кору, и веревки, и кожаные сбруи, не брезговали даже дохлыми собаками, мышами и всякой падалью. Отчаянное положение вызвало среди осажденных приступы религиозных восторгов. Среди людей бродили нищие с горящими глазами и рассказывали о чудесах. И все стали ждать чуда.

И вот в один из таких тяжелых дней среди осажденных появился бедняк по имени Пьер Бартелеми из провансальского ополчения, который ходил от костра к костру и рассказывал, что ему во сне пятикратно явился апостол Андрей и сказал, что в антиохийской церкви святого Петра зарыто копье, которым Лонгин пронзил на кресте Иисуса Христа. Снарядили отряд из двенадцати человек, по числу апостолов, которые отправились на поиски копья. Копали долго и наконец в сумерках из земли показался кончик копья.

Всеми овладел невидимый энтузиазм. Находку торжественно отнесли и положили на алтарь церкви святого Петра. И случилось чудо. Вдохновленные находкой копья, люди ринулись в бой, прорвали кольцо блокады, обратили сельджуков в бегство и взяли богатую добычу.

Да, так вот. Там вот лежит такая невзрачная книжка, вон та, в картонном переплете, дай-ка ее, Лили. Тут сказано, что, согласно византийской традиции, реликвия была доставлена в Константинополь еще после захвата Иерусалима персами в 614 году; в Х1 веке она хранилась в Фаросской церкви богородицы. Ну и рассказ моего друга, португальца, подтверждает все сказанное. Из Византии копье, по-видимому, и попало в Армению.

— Замечательно! — воскликнул Аполлинарий. — Просто удивительно, как все истории сходятся, как в фокусе, в Тифлисе. Я сейчас вспомнил, что в семье моей родственницы, урожденной княжны Цициановой, рассказывали, что князь Цицианов, после взятия Эривани, видел копье, и не только видел, а каким-то образом спас его для Армении.

— Да что вы? — изумился Ник. — Что же такую замечательную историю вы забыли, Аполлинарий!

— Да как-то не связал все это с тем, что когда-то в детстве слышал у своих родных. Ведь кажется, что гремят вселенские дела, а тут какие-то семейные предания.

— Так, — задумчиво сказал Ник, — надо выяснить, кто из Цициановых сейчас живет в Тифлисе и что они знают про всю эту историю.

— Так моя двоюродная тетушка со стороны матери урожденная княжна Цицианова, мы же состоим в довольно близком родстве, — сказал Аполлинарий. — Можем в любое время отправиться к ней с визитом, она будет счастлива. Живет она на Грибоедовской, в доме 31. Это очаровательная пожилая тифлисская дама, княгиня, безумно любопытная и разговорчивая. Мы в шутку зовем ее между собой княгиней «мусташ», как звали в пушкинские времена княгиню Голицыну. У нее тоже с возрастом появились явственные усики. Но этот визит — занятие на целый вечер. Все получается весьма кстати. Я у нее, конечно, не был после возвращения, да и откуда же было взяться времени.

— Вот и прекрасно, — обрадовался Ник, — предупредить надо заранее?

— Ну что ж, можно. Это милый тифлисский дом, где всем рады, где гости живут месяцами, где всегда кому-то помогают. Там можно встретить и дам высшего света, и бедных монашек. Моя тетя, Елена Дмитриевна, не очень-то религиозна, но считает свои человеческим долгом помогать страждущим. В общем, это у нее целая философия.

— Тогда посылаю Петруса на Грибоедовскую, 31, с запиской от вас, Аполлинарий, княгине Елене Дмитриевне. Пишите.

Загрузка...