Копьё царя Соломона

Глава 3

— На следующие день с раннего утра я отправился по адресу, данному мне слугой баронета, искать представительство фирмы Таирова, — тут Аполлинарий сделал легкий поклон в сторону Лили. — Это оказалось нетрудно. Дом находился в центре Лондона, на узкой и темной улице, неподалеку от банка. Я позвонил в дверь, которую мне открыл смуглый, худенький и юркий мальчуган, и оказался в конторе. Я представился как сотрудник Скотленд-Ярда. Конторщик, который стоял за конторкой и что-то быстро писал в огромном гроссбухе, сразу же отложил перо в сторону, что-то пробормотал и быстро исчез за внутренней дверью. Как я и предположил, он побежал за хозяином. Не успел он вернуться, как послышались шаги и передо мной появился человек, заставивший забиться сильнее мое кавказское сердце. Это был импозантный мужчина средних лет с высоко поднятой головой, с орлиным носом, густыми бровями и роскошными бакенбардами. Он очень походил на генерала Мадатова.

— Можете не продолжать, — засмеялась Лили. — По вашему описанию я сразу узнала папиного друга Месропа Агаянца. Он очень хороший человек, но невыносимый зануда.

Аполлинарий тоже засмеялся.

— Это точно. Так вот, я представился вначале как сотрудник Скотленд Ярда, и, видимо, не очень внятно произнес свое имя. Агаянц подозрительно воззрился на меня. «А ну-ка, повторите ваше имя, сэр»- потребовал он. Я повторил. «Вы не из Тифлиса?» — вопросил он. Я подтвердил. «А кем вам приходится господин Шалва Кикодзе?». Я удивился и сказал, что это мой отец. «Я в бытность свою в Тифлисе хорошо знал вашего батюшку и часто вступал с ним в философские диспуты, но это было в далекой молодости, — сказал Агаянц. — Да, мир не так велик, как кажется. И Тифлис — пуп Земли» — напыщенно произнес он. Тут я ввернул, что знаком с дочерью Таирова и с самим его боссом. С этого момента в Лондоне не было более расположенного ко мне человека, чем господин Агаянц.

Он тут же отвел меня в комнату, которая была очень приятно обставлена. По стенам были развешаны чудесные виды Тифлиса в прекрасных рамах, а также картины, изображающие развалины Ани, кажется, Фетваджиана…

— Да, да, — подтвердила Лили, — это чудесный художник, тоже большой папин приятель.

— Агаянц усадил меня в уютное кресло, достал из шкафчика серебряный поднос, вино в серебряном графине и такие же стопочки. И ударился в воспоминания. Я не мог вставить ни одного слова, и только время от времени открывал рот, как рыба, выброшенная на берег, пытаясь начать разговор на интересующую меня тему. Наконец, красноречие моего собеседника несколько ослабло, и тут я рассказал об убийстве баронета.

Лицо Агаянца сразу омрачилось. Он покачал головой.

— Мы уже много лет поставляем армянский херес в Бэконсфилд. Баронет, как и его отец, был очень к нему пристрастен. Раньше, пока баронет не отошел от светских развлечений, мы поставляли в Бэконсфилд на рауты, которые там часто устраивались, белое и красное вино с кахетинских виноградников. Там знали в нем толк. Вот и я вам сейчас налью вино, чтобы у вас сразу же появилась тоска по родине. Узнаете? Хванчкара! Говорят, древние римляне, когда появились на Кавказе, предпочитали его фалернскому! Так чем же я могу помочь вам? Как печально, это уже за последнее время третий наш постоянный клиент, который таким неприятным образом уходит в мир иной.

— Что? — удивился я. — Третий клиент? И за какое время?

— Да вот, позвольте, я возьму конторскую книгу, — с этими словами Агаянц вышел из комнаты и тотчас вернулся, надевая очки и раскрывая конторскую книгу. — Мы поставляем армянский херес двенадцати клиентам постоянно. И очень многим время от времени, по мере поступления заказов. Так вот, из этих двенадцати трое, теперь уже включая баронета Бэконсфилда, скончались на протяжении трех месяцев. Вот, пожалуйста, январь, февраль и март, в одни и те же числа. У меня отмечено. И всем незадолго до кончины были посланы по две дюжины бутылок хереса. Этот херес изготавливается из винограда сортов воскеат и чилар, которые растут в Аштаракской долине у подножья Арагаца. Библейские места!

И Агаянц пустился в рассуждения о древности изготовления вин на Кавказе. Он упомянул Геродота и Страбона, раскопки в Кармир-Блуре и обнаруженные там древние винные хранилища. Поток его красноречия и кавказского патриотизма был неистощим, а я тщетно пытался в это время сообразить, как можно связать поставки хереса со смертью клиентов. И тут меня осенило.

— А скажите, господин Агаянц, — осторожно спросил я, стараясь не задеть самолюбие моего собеседника, — каким образом осуществляются ваши поставки?

— У нас есть специальная повозка, оборудованная ящиками с соломой, мы кладем туда хорошо упакованные в плетенки бутылки, тщательно их укрываем и посылаем специального человека с возницей, чтобы он проследил за доставкой.

— А кто этот ваш человек?

— Да вот, мы его наняли всего три месяца тому назад, предыдущий был у нас очень долго, да вот неожиданно перед Рождеством скончался…

— А от чего он скончался? — не унимался я.

— Не знаю, — пожал плечами Агаянц, — из дома сообщили что лег и не проснулся. Мы помогли его вдове…

Я довольно невежливо перебил его.

— Не мог бы я познакомиться с вашим нынешним агентом по доставке?

Агаянц пожал плечами и вышел из комнаты, видимо, чтобы позвать агента. И пропал. Я ждал его довольно долго и слышал, что в конторе кто-то говорит на повышенных тонах. Агаянц вернулся очень растерянный.

— Наш агент сегодня, буквально несколько часов тому назад, попал под кэб на Трафальгарской площади. Он задавлен насмерть.

Видя, что больше ничего не смогу узнать, я наскоро распрощался с Агаянцем и отправился в Скотленд-Ярд. Посоветовшись там с Уолтером и с сэром Меллвилом Макнэтенном, нашим боссом, я срочно выехал в Тифлис, чтобы начать расследование на месте, может быть, съездить в Аштарак, на коньячные и винные заводы вашего папы, Лили, и выяснить, имеют ли эти преступления кавказский след, в чем я очень сомневался.

В этот момент приоткрылась дверь и на пороге появился улыбающийся Петрус. Он с таинственным видом поманил пальцем Лили. Она извинилась и вышла.

— Лили и Петрус готовят нам какой-то кулинарный сюрприз на ужин в честь вашего приезда, Аполлинарий, — с улыбкой сказал Ник. — Спустится и Елизавета Алексеевна, она очень хочет повидать вас.

— Вы счастливчик, Ник, — отозвался Аполлинарий со вздохом, — я откровенно вам завидую.

Снизу раздались трели звонка. Ник и Аполлинарий переглянулись. Снова открылась дверь в кабинет и появился Петрус, теперь уже с озабоченным видом.

— Там полицейский, от князя Вачнадзе, передал записку:

— Что же могло там случиться? — недоуменно говорил, одевая плащ, Ник. — А ну-ка, Петрус, дай мне сегодняшний «Тифлисский листок».

И Ник наскоро просмотрел объявления.

— Так, сегодня в опере… Дают «Трубадура» Верди… Знаменитый солист венской оперы, тенор, несравненный исполнитель партии Лоэнгрина… Герман Винкельман. Да, такой спектакль должен собрать публику. Что же там стряслось такое…

С этими словами Ник и Аполлинарий спускались уже по лестнице, сопровождаемые горестными причитаниями Петруса и возгласами Лили. Ужин, конечно же, был сорван.