Достоинство этого узла состоит в том, что, плотно завязанный, он не соскальзывает вниз. Любой, кому доводилось оказаться в верхней точке прилива после тяжелого дня рыбной ловли, с носовым фалинем, привязанным к швартовому палу на четыре-пять футов ниже отметки высокой воды, должен овладеть навыком вязки этого узла.
Он пробивался между грохочущими автопогрузчиками и лебедками по Причальной дороге. Лодки под дождем были словно покрыты лаком. Далеко впереди он видел черный прибрежный паром с красными поручнями, принимавший на борт автомобили, и плавучий госпиталь «Лабрадор». У правительственной пристани – оранжевый борт поисково-спасательного катера. Траулер, входящий в док рыбоперерабатывающего завода.
Причальная дорога была вымощена изрядно стершимся голубоватым камнем, привезенным из каких-то дальних краев в качестве балласта. Над мариной стоял запах нефти, рыбы и грязной воды. За притонами и барами – несколько продуктовых складов. В одном из окон Куойл заметил гигантскую пирамиду упаковок с финиками – такими же, как те, что любил Натбим: на этикетке с красными верблюдами и падающими звездами значилось – «Китайские финики ююба».
Контора начальника порта находилась на самом верху скрипевшей песком деревянной лестницы. Дидди Шовел, начальник порта, наблюдал в окно, как желтый дождевик Куойла возникает из универсала, как Куойл роняет свой блокнот на мокрые булыжники. «Большой, но неуклюжий», – мысленно припечатал он. Шовел когда-то славился недюжинной физической силой. В двадцатилетнем возрасте он создал забавное братство под названием «Клуб пальца». Семью его членами были мужчины, способные повиснуть на балке в погребке Эдди Бланта на одном мизинце. Мужчины в те времена были сильными. По мере того как становился старше, он дополнял, а потом и заменил физическую силу зычным голосом. Теперь Шовел был единственным оставшимся в живых членом «Клуба пальца». Он часто возвращался мыслями к тем временам.
Минуту спустя Куойл открыл дверь и через окно в двенадцать футов высотой – настоящую стеклянную стену – сквозь пелену косо моросящего дождя увидел на ближнем плане гавань, общественные причалы и доки, а за ними – мрачную бухту, почти стертую ластиком тумана.
Скрип. Деревянное вертящееся кресло крутанулось, и страшноватое лицо начальника порта уставилось на Куойла.
– Видел бы ты это во время шторма, когда огромные тучи скатываются со склонов гор. Или во время заката, похожего на пылающую стаю птиц. Это самый потрясающий вид из окна на всем Ньюфаундленде. – Голос был гулкий, как крик в пещере.
– Могу себе представить, – сказал Куйол. С его плаща капало на пол. Он нашел крючок для одежды в углу.
Кожа у Дидди Шовела была растрескавшаяся и морщинистая, как асфальт, загрубевшая от вечной непогоды, жизнь оставила на ней свои следы. Сквозь кракелюры ее поверхности пробивалась щетина. Веки нависали защитными складками во внешних уголках глаз. Колючие брови. Расширенные поры придавали носу такой вид, словно он был обсыпан песком. Куртка на плечах едва не трещала по швам.