Корабли Мериора

ГЛАВА XIII

Лето было в самом разгаре. Жаркое солнце изливало свой свет на приплюснутые вершины и острые уступы Маторнских гор. Запах разогретой смолы наполнял тенистые сосновые рощи. В оврагах буйствовал дикий орешник, утопавший во мху или зарослях осоки. В тех местах, где журчали сбегающие с гор ручьи, серебристыми тучами клубилась мошкара.

Но там, куда прибывали пополнения из ратанских городов и где они вливались в армию, готовящуюся выступить против Повелителя Теней, земля была полностью вытоптана и напоминала толстый рубец на ране.

Лагерь помещался у самых границ Итарры. Над кирпичными городскими стенами висело закатное солнце — огромный красный глаз в пыльной дымке, которая окутывала лагерь с раннего утра и до самой ночи. Лизаэр Илессидский со своими авенорскими войсками запаздывал на две недели. Ничто так скверно не действовало на солдат, как вынужденное ожидание и его неизменный спутник — томительное безделье. Не лучше чувствовали себя и командиры. Они без конца совещались, подбадривали друг друга казенными фразами, однако напряжение росло и в их рядах.

Солдатам осточертело слушать стрекотание кузнечиков в окрестных холмистых рощах, куда они ежедневно ходили за хворостом для своих ненасытных костров. Даже побуревшие без дождей луговые травы к концу дня дышали зноем. Они мало чем отличались от сухого сена, но крестьянскому скоту приходилось довольствоваться тем, что есть. Армейским лошадям и мулам — тоже. Ночные ветры несли не прохладу, а губительное зловоние. Границы лагеря, вдоль которых вышагивали караульные, определялись стойким запахом мочи; воняли горы неубранных отбросов и открытые отхожие места. Земля под солдатскими и офицерскими шатрами и провиантскими складами пропахла человеческим потом и гнилью.

Каждый день подходили новые отряды. К топоту солдатских ног примешивался скрип повозок, крики погонщиков и мычанье отощавших в пути волов. Большинство повозок принадлежало торговым караванам и было реквизировано по законам военного времени.

Отряды Лизаэра подходили последними. Они двигались под шелест развевающихся знамен с гербом Илессидов, под звуки труб и зычные команды офицеров. Дальний переход утомил и их. Грязные, потные мундиры имели далеко не парадный вид, но дисциплина оставалась безукоризненной. Стройными шеренгами солдаты подошли к границам лагеря и замерли, подняв густые облака сероватой пыли.

Когда начало темнеть, Принц Запада под громогласные приветствия итарранцев въехал в город. В оранжево-красном свете дюжины факелов переливались его драгоценные камни, похожие на упавшие с небес звезды. Рядом с ним горделиво ехал главнокомандующий авенорской армией Диган. Если принц был озарен сиянием сапфиров, шелковый мундир уроженца Итарры сверкал бриллиантами. Черные волосы Дигана почти касались золоченой бахромы королевского штандарта. Городская беднота и ремесленники, стоявшие по обе стороны улиц, бросали розовые лепестки. Богатые горожане приветствовали авенорцев с балкона, их жены и дочери размахивали платками, отчего лошади почему-то ржали и норовили стать на дыбы. Примятые и раздавленные копытами, лепестки роз быстро теряли аромат. Процессия двигалась дальше, оставляя едкий запах конского пота и развороченной земли.

На всем пути по городу Диган придирчиво разглядывал принца. После вспышки странной звезды, прочертившей небо над Изаэром в час казни предводительницы варваров, тайсанские города охватил страх и их помощь Лизаэру сошла на нет. Успокаивая гильдии, которые смертельно боялись всякой магии, Лизаэр пустил в ход все свои дипломатические способности. Нужно было как можно быстрее переправиться через Инстрельский залив и достичь Нармса. И как назло, в те дни установился почти полный штиль. Только железная воля Пескиля поддерживала дисциплину среди испуганных и полуголодных солдат.

Итарранцам Лизаэр казался веселым и ликующим, хотя это была не более чем маска, под которой принц скрывал свою усталость и напряжение. Какая-то девушка, краснея от смущения, бросила ему из окна букетик цветов. В ответ Лизаэр учтиво улыбнулся и помахал рукой. Проезжая мимо кучки рукоплещущих торговцев, он поклонился им и тоже улыбнулся. Дигану была противна эта показная учтивость. Заметив его состояние, принц с легким упреком сказал:

— Ты же вернулся в свой родной город. Мог бы и подружелюбнее отнестись к тем, кто вышел нас приветствовать.

Невзирая на жару, Диган держался в седле прямо и не позволял себе расстегнуть ни одной пуговицы. Происходившее вокруг занимало его не больше, чем плывущие по небу облака. Итарра стала ему чужой. Внешне за эти два года командующий заметно изменился. Из-за выматывающих упражнений на плацу он исхудал еще больше. Солдаты и офицеры считали его чересчур суровым, и это не было преувеличением. Прежним осталось лишь чутье на интриги, присущее Дигану с самого детства.

— Ты лезешь прямо в гадюшник! — шепнул он принцу. — Что ты наделал, Даркарон тебя побери? Гарнизонным командирам шестнадцати городов придется маяться и ожидать твоего возвращения, пока ты будешь любезничать с высокородным итарранским дерьмом. Только не удивляйся потом, если их возражения разнесут твои замыслы в клочья. Они не допустят, чтобы твои офицеры командовали их войсками. Я знаю этих людей. Они тебе такого не простят.

— И окажут неоценимую услугу нашему общему врагу — без тени раздражения ответил Лизаэр, чем еще сильнее задел Дигана.

Синие глаза, блеск которых соперничал с блеском фамильных сапфиров, оглядывали уличные толпы. Продолжая улыбаться, Лизаэр бросил подаренный ему букетик какой-то беззубой старухе, затем попридержал лошадь, вскинувшуюся от густого аромата лаванды (на пути встретилась лавка, торгующая благовониями).

— Если ты пасуешь перед возможным столкновением с полудюжиной итарранских гадюк, можешь возвращаться в лагерь.

— И вернусь, — задиристо ответил Диган. — У итарранских гильдий паршивая и короткая память. Они быстро позабыли, что ты спас Итарру, зато не уставали скулить насчет военного лагеря в Авеноре, называя его бездонной ямой для итарранской казны. Если ты намерен принести себя им в жертву, такого зрелища я не пропущу.

За насмешливыми словами Дигана скрывалось уязвленное самолюбие. С презрением он наблюдал, как почтительно расступались перед их кавалькадой толпы городских ремесленников и подмастерьев в коричневых блузах. Диган злился на ехавших сзади офицеров, щеголявших выправкой и принимавших этот маскарад за чистую монету: он слишком хорошо знал родной город, кроме того, не мог не думать о том, что в свое время отверг привилегии своего происхождения ради службы Лизаэру Илессидскому и Авенору. Главнокомандующий ощущал тяжесть в груди и такую же тяжесть на сердце. До центральной городской площади оставалось совсем немного. Дигану вдруг страстно захотелось, чтобы какая-нибудь местная заварушка выбила из принца его самоуверенность. Может, тогда Лизаэр поймет, что его вовсе не ждут здесь с распростертыми объятиями, и трезвее взглянет на вещи?

Разумеется, только последний глупец отказался бы сражаться на стороне Лизаэра Илессидского против Повелителя Теней. Однако накануне новой войны в Дигане ожили воспоминания о бойне в Страккском лесу. Больше всего главнокомандующий авенорской армией желал сейчас вернуть себе утраченное равновесие. Ему отчаянно хотелось снова обрести независимость циничного щеголя, каким он когда-то был. Тогда он сам определял свой жизненный путь, не позволяя никому брать верх над его сердцем.

Итарру словно накрыло душным пуховым одеялом. Знойный воздух был густо пропитан испарениями человеческих тел. Пылали жаровни с благовониями, зажженные в честь прибытия Лизаэра, и над ними вился маслянистый дым. Мраморная лестница, ведущая к тяжелым, окованным медью дверям городского совета Итарры, была пуста. На ступенях стояли гвардейцы в красно-золотистых ливреях, сдерживающие натиск зевак.

Привыкший к шумным восторгам итарранской толпы, жадной до зрелищ, Диган мысленно порадовался, что недосягаем для нее, и соскочил с коня. Поводья он вручил конюшему принца. Зной начал сменяться вечерней сыростью, наползавшей на город, словно поток расплавленного стекла. «Затишье перед бурей», — подумалось Дигану. Он посмотрел на Лизаэра, парившегося во всех своих церемониальных одеждах. Все пальцы на обеих руках Илессида были унизаны перстнями, рубашку из тончайшего шелка украшала золотая бахрома, а оба запястья стягивали браслеты. Плечи покрывала темно-синяя шелковая мантия. На шее висела золотая цепь — символ авенорского владычества. В золотистых волосах переливался сиянием драгоценных камней другой символ — обруч наследного принца.

Под шелест и шуршание дорогих одежд Лизаэр поднимался по мраморной лестнице. Гвардейцы склоняли перед ним головы, затем брали «на караул».

Свита принца заполнила собой вестибюль. Диган ловил ртом воздух. Под мундиром у него была надета тяжелая кольчуга, не позволявшая телу дышать. По вискам струился пот. Офицеры, позвякивая оружием, шумно протопали в большой зал. Но вскоре эти звуки потонули в гуле доносившихся оттуда голосов. В зале шел ожесточенный спор.

Напрасно председательствующий пытался восстановить хоть какой-то порядок. Повышая голос, итарранский казначей дошел до истеричного визга.

— Вы хотите разорить нашу казну? Вы представляете, что значит переброска трех с половиной десятков тысяч солдат к морю? Принцу Лизаэру, видите ли, нужно оказаться там еще до наступления зимы. А чем это обернется для нас? Разрушительными займами, вот чем!

— А мне плевать на деньги! — басовито прорычал Хараден, командующий итарранским гарнизоном. — Вам хочется видеть Повелителя Теней мертвым? Тогда вначале повнимательнее взгляните на карту! Не зря Эт-Создатель дал вам два глаза!

— Хараден прав, — вступился за него какой-то гарнизонный командир, судя по выговору — уроженец ратанского севера. — Более простого и мудрого решения нам не придумать! Поглядите, в какой дыре находится этот Мериор. Как вы представляете себе подход войск? Уж не через Шанд ли? А ваши ушлые в расчетах конторщики прикинули, сколько придется выложить на довольствие армии во время марша? До Мериора не менее тысячи лиг. Когда мы туда дотащимся, у солдат пропадет всякое желание сражаться. За это время Повелитель Теней успеет построить корабли и уплывет неведомо куда.

— Эт милосердный! — Диган встревоженно обернулся к принцу. — Кто рассказал им о местонахождении Аритона? Я бы собственными руками оторвал голову идиоту, выдавшему наш секрет!

— Можешь начать прямо сейчас, — учтиво улыбаясь, ответил Лизаэр. — Этим, как ты изволил выразиться, идиотом был я.

Диган не успел ответить. В зале вновь загремел бас Харадена, сотрясая хрустальные подвески канделябров:

— Пусть гильдейские шишки убираются в Ситэр и там скулят! У нас есть только одна возможность: напасть на Повелителя Теней с моря. Мы прижмем этого чародея к берегу и отрежем ему все пути для отступления. Когда он будет мертв, можете сколько угодно подсчитывать убытки и долги. Главное, мы расправимся со злодеем и сохраним нашу армию.

Пока несколько присутствующих в зале гарнизонных командиров затеяли ожесточенную перепалку, грозящую перерасти в сражение, камердинер, стоявший возле дверей, заметил приближавшуюся процессию. Первыми двигались невозмутимые гвардейцы почетного караула, за ними — принц Лизаэр со свитой. Облегченно вздохнув, дворецкий отвесил надлежащий поклон.

— Ваше высочество, как мы вас заждались. Позвольте объявить о вашем прибытии.

Лизаэр резко шагнул вперед и схватил дворецкого за руку:

— Не надо фанфар. Достаточно просто открыть двери. Диган буквально кипел от ярости.

— Когда-то ты обожал интриги. Что сталось с твоими итарранскими привычками? — небрежно спросил принц.

В ответ Диган хищно улыбнулся.

— А тебя, как вижу, развлекают междоусобные споры наших дражайших союзников? Если ты не усмиришь эту свору и если Пескиль не убьет тебя за твое преступное бездействие, придется вмешаться мне.

Лизаэр промолчал. Диган сник и молча последовал за ним в зал, где заседал большой военный совет Итарры.

В зале стояла духота; узкие стрельчатые окна были плотно занавешены тяжелыми портьерами из красного бархата. Гарнизонные командиры в полном боевом облачении и главы гильдий, наряженные в тафту и при лентах отличия, продолжали запальчиво и ожесточенно спорить. Своды зала сотрясались от их голосов, многократно повторяемых эхом. Казалось, еще немного, и затейливые мраморные карнизы рухнут прямо на головы спорщиков. Секретари что-то торопливо строчили на листах пергамента и сновали между сановниками, передавая послания. В отличие от гарнизонных вояк, итарранцы были опытными мастерами интриг. Главные игроки глоток не драли, а переговаривались шепотом, пряча лица под полями вычурных, украшенных перьями шляп. На высоком помосте в позолоченном кресле восседал наместник Итарры, именующий себя верховным правителем этого города. С его дрожащего двойного подбородка капал пот. Измученный жарой и избытком парчи на своем теле, он напоминал возбужденного щенка, изо всех старавшегося привлечь к себе внимание. Едва спор хоть немного стихал, верховный правитель пытался что-то сказать.

Среди всеобщей суматохи почти никто не обращал внимания на приезжего, пробиравшегося мимо переполненных скамеек. Подойдя к позолоченной квадратной колонне, Кельдмар Бридионский прислонился и встал вполоборота. Одной рукой он лениво перебирал складки плаща, другая, скрытая под тем же плащом, сжимала рукоять кинжала. Старший брат послал Кельдмара в Итарру, дабы представлять интересы Алестрона в борьбе против Повелителя Теней. Пока что ему приходилось бороться за собственную жизнь. Его манера говорить сильно отличалась от итарранской, и Кельдмар был вынужден везде показывать знаки своей принадлежности к династии Бридионов. В противном случае его могли посчитать переодетым варваром.

После семи дней постоянных оскорблений, только чудом не закончившихся кровопролитием, после неуклюжих извинений местных глупцов, каждый из которых не преминул посетовать, что речь алестронского посланца слишком уж «варварская», настроение у Кельдмара было весьма скверным. Он стоял, презрительно сощурившись, готовый к очередным неожиданностям. Высокое итарранское собрание напоминало ему тесный садок, полный жирных угрей.

Помощник местного правителя, не отличающийся ни умом, ни храбростью, вдруг осмелел и накинулся на Харадена, потом схватил столовый нож и застучал по столу, требуя внимания. Кельдмар иронически скривил губы, подавляя желание расхохотаться. Гарнизонные командиры, исчерпав все доводы, были готовы взяться за оружие и уложить ненавистных им глав гильдий вместе с надменными секретарями, не говоря уже о толстопузых сановниках, орущих о непомерных расходах на войну.

Словесная перепалка между военными и сановниками могла оборваться в любой момент. Стычки Кельдмар любил и решил, что в любом случае не покинет зал. Если начнется заварушка, хорошо бы поквитаться с этими слабоумными гордецами, осмелившимися принять его за варвара.

И вдруг в зале словно кто-то щелкнул кнутом. Над подиумом взметнулся луч ослепительно-белого света. Перебранка мгновенно прекратилась, и воцарилась гнетущая тишина.

— Да явит Эт вам свое милосердие! — произнес громкий насмешливый голос- Или кто-то здесь уповает на милосердие Повелителя Теней? Напрасные мечтания, особенно когда он построит корабли и займется излюбленным ремеслом своих предков — пиратством.

Перед глазами Кельдмара плясали разноцветные круги. Сквозь них он разглядел подвижного светловолосого человека, пробиравшегося от дверей к подиуму. Бридион сразу обратил внимание на обилие золотых украшений и холодноватый блеск множества сапфиров. Так вот он какой, Лизаэр Илессидский. За принцем шел жилистый темноволосый человек. Явно не один месяц он провел на плацу, упражняясь в ратном искусстве. Позади Лизаэра и его спутника шагали полтора десятка офицеров в ладных мундирах.

— Повелитель Теней был бы рад ударить по такой прекрасной и удобной мишени. Еще бы: враждующие союзники, готовые схлестнуться друг с другом врукопашную. И спрашивается, из-за чего? Из-за такой презренной мелочи, как деньги!

Лизаэр Илессидский, наследный принц Тайсана, с небрежным изяществом поднялся на подиум. Все глаза обратились к нему. Чувствовалось, что принц сильно разгневан увиденным в зале. Откровенное презрение сквозило в каждом его жесте. Возле кресла верховного правителя Лизаэр повернулся и сердито сверкнул глазами на собравшихся.

— Как вы уже знаете, Аритон Фаленский обосновался в Мериоре. Он неспроста выбрал это место. Учтите, захватить его — задача не из легких. Война против династии Фаленитов никогда не была бескровной. Если мы позволим себе увязнуть в перебранках и взаимных упреках, наш поход заранее обречен на провал. Поймите, эта война потребует большего, нежели золото и человеческие жертвы. Если каждый из нас не отдаст борьбе с Фаленитом все свои силы, обещаю вам: ни один город Этеры не уцелеет и ни один человек не будет чувствовать себя в безопасности.

Помощник верховного правителя, отвечающий за южную часть Итарры, сорвал с головы шляпу и приготовился гневно возразить. Лизаэр его опередил.

— Может, вам напомнить, сколько жизней унесла битва с Повелителем Теней в Страккском лесу? Семь тысяч! Хотите добавить к ним еще десять? А двадцать? Не забывайте, мы лишены возможности самостоятельно выбирать поле битвы. Поэтому мы должны быть готовы к любым неожиданностям. Варвары Камриса щедро снабдили злодея деньгами на постройку кораблей. Если мы будем и дальше препираться между собой, то в довершение к сухопутным варварам получим морских. Здесь много говорили об убытках. Пока что это расходы на армию. Но если они окажутся меньше необходимой суммы, вы столкнетесь с настоящими убытками от пиратства.

Принц Лизаэр был просто великолепен в гневе. Он играл словами, будто пускал стрелы: одного-двух метких словечек ему хватало, чтобы сбить с кого-то спесь, отмести возражения, высмеять пустую и мелочную вражду, подрывающую общее дело. Кельдмара поразило, с какой почтительностью слушали лринца струхнувшие итарранские сановники. Гарнизонные капитаны тоже притихли, будто детишки, в ссору которых вмешались взрослые. Это не значило, что они с готовностью передадут Лизаэру командование своими войсками, но уж если он завладел их вниманием, скоро у него в руках появятся и нужные ниточки. Гильдии попыхтят-попыхтят, да и выделят нужные средства, чтобы нанять в Верпонте корабли и погрузить на них армию.

Не сумев найти и схватить Повелителя Теней, герцог Бридионский не успокоился. Самого младшего из своих братьев, Меарна, он отправил с официальной жалобой к правителю Мелхаллы, чью династию в Итарре тоже посчитали бы «варварской». Кельдмар был послан в это гнездо сплетен и интриг, чтобы разузнать последние новости о Фалените. Брансиан не наделил брата полномочиями заключать какие-либо союзы. Впрочем, подобного желания у Кельдмара и не возникало. Его не интересовало, какой ущерб причинил Аритон Фаленский в других местах. Бридионам он должен собственной кровью заплатить за семерых погибших солдат и разрушенный до основания арсенал. Кельдмар счел свою миссию выполненной. Оставалось лишь вернуться в Алестрон, устроить этому проклятому чародею морскую блокаду и выманить его из Мериора.

Лизаэр, произносивший свою страстную тираду, успевал следить глазами за собравшимися. Неожиданно он заметил в дальнем углу зала какое-то движение. Привыкший не упускать никаких мелочей, принц повернул голову. Некто в красно-золотом плаще пробирался к выходу. Лизаэр сразу же узнал цвета алестронского герцога. Кто ж это позволяет себе уходить раньше времени? Принц махнул своим офицерам, стоявшим возле подиума, приказав задержать неизвестного.

Едва Кельдмар сумел протолкнуться через арочную колоннаду к дверям зала, четверка щеголеватых авенорских офицеров преградила ему путь.

К стычкам Кельдмар привык и ничуть не испугался. Он тряхнул косицей — еще одним клановым символом своей династии, — передернул плечами, на которых красовался алестронский герб, и поочередно смерил взглядом каждого из офицеров.

— Как это понимать? Я что, пленник? — спросил он, презрительно сощурившись.

Однако авенорские офицеры были превосходно вышколены и, когда требовалось, умели не обращать внимания на дерзкие слова.

— Вы один из гостей его высочества, — ответил старший среди офицеров. — Его королевскому величеству не хотелось бы вас отпускать раньше, чем он сумеет в полной мере выказать вам свое гостеприимство.

Казалось бы, его звали не на бал, устроенный итарранскими торговцами. Однако традиции клана не позволяли подчиняться наследному принцу другого королевства; это считалось оскорблением собственной королевской власти, хотя сейчас в Мелхалле и не было короля. Авенорские офицеры плотно окружили Кельдмара. Они держались учтиво, но их лица оставались суровыми. В искренность приглашения Йлессида Кельдмар не верил, но и затевать сражение прямо в зале не решился. Стиснув зубы, он молча повиновался.

Посланцу герцога Бридионского позволили отправиться на встречу с Лизаэром верхом. Вначале офицеры проводили Кельдмара до постоялого двора, где находилась его лошадь, а затем все вместе отправились в лагерь принца, расположенный к северу от Итарры, в отрогах Маторнских гор. С холма открывался живописный вид на Аретскую равнину и широкие дороги, уходившие на север и восток. Подобно опалам, в беспорядке разбросанным по черному бархату, на равнине мерцали точки походных костров. Дальше к востоку темнели болота, питавшие истоки реки Вальстен. Обычно в такое время оттуда доносилось бы многоголосое кваканье лягушек. Но сейчас обитатели болот молчали, распуганные криками истомившихся от безделья солдат, которые играли в кости и соперничали из-за внимания разбитных маркитанток.

Вялый ветер нес зной и удушливый дым костров. Сквозь эту завесу проглядывала вырвавшаяся из облаков луна. Насильно привезенного гостя усадили на мягкий стул; ему был поднесен бокал тонкого вина. Где-то поблизости слышался шелест знамен. «Наверное, гроза будет»,- подумал Кельдмар. Неподалеку от него застыли наряженный в ливрею конюший принца и двое пажей, готовых исполнить малейшее желание гостя.

В остальном убранство шатра не отличалось роскошью. Возле откинутого полога с внешней стороны стояли двое караульных, а дальше начинался безупречно устроенный лагерь хорошо обученных войск. Кельдмар понимал толк в войне и сразу понял: своих солдат Лизаэр Илессидский вымуштровал на совесть.

Один из сопровождавших Кельдмара офицеров с гордостью сообщил, что на поле под Итаррой разместилось три тысячи четыреста восемьдесят три человека. Еще семьсот, к сожалению, были вынуждены остаться в Изаэре.

— И почему они там остались? — спросил Кельдмар, чтобы поддержать разговор.

Офицер с готовностью рассказал ему о казни и о панике, охватившей Изаэр, когда в небе появилась яркая звезда, наверняка сотворенная какими-то чародеями.

— Никто не просил нашего принца оставлять там солдат,- подытожил свой рассказ офицер.- Его высочество сам предложил подкрепление изаэрскому гарнизону. Ведь мы казнили не кого-то, а их предводительницу Маноллу Ганли. Мне рассказывали, что в давние времена ее предки правили Камрисом. Тайсанские варвары этого так не оставят.

Кельдмар молча потягивал вино и не удивлялся. Эти городские выскочки хвастаются перед ним позорным убийством кайдена, зная, что сильны и потому могут не утруждать себя внешней благопристойностью.

А ведь они знают, что династия Бридионов не менее древняя, чем династия казненной Маноллы. В отличие от городского сброда в той же Итарре Бридионы не захватывали власть в Алестроне; их предки получили хартию из рук верховного короля Мелхаллы, и это не пустой звук. Не будь Аритон Фаленский общим врагом Лизаэра и алестронского герцога, Кельдмар вместо бокала с вином держал бы сейчас в руке свой кинжал. И разговор с этим молодцем у него был бы совсем другим. Только общность интересов заставляла его выслушивать подобные мерзости и дожидаться принца.

Время медленно двигалось к полуночи. Пажи заменили подмаргивающие огарки новыми свечами. Костры в долинах почти догорели, и их ярко-желтые точки превратились в оранжево-красные. Лагерь Лизаэра затих; только часовые мерно вышагивали по его границам. Потом во тьме послышался звон и лязг упряжи. К лагерю приближались всадники. Караульный их окликнул и получил ответ. И сейчас же все вокруг шатра, где томился Кельдмар, пришло в движение. Это могло означать только одно — возвращение Лизаэра и его свиты.

Кельдмар встал. Увидев, что к шатру подъехали всадники, конюший спешно выскочил наружу и схватил переданные ему поводья, украшенные золотым шитьем. Еще через несколько мгновений впереди блеснул свет факелов, и из темноты появился Лизаэр Илессидский. Стянув с рук тонкие перчатки, он передал их вместе с обручем младшему пажу, не забыв приветливо улыбнуться мальчишке. Старший подал принцу бокал и графин с вином. Лизаэр бесшумно прошел по толстому ковру в шатер, без спросу наполнил опустевший бокал Кельдмара и сел на походный стул, где прежде сидел офицер. Тяжелая церемониальная одежда не стесняла его изящных движений.

— Господин Кельдмар, прошу меня простить за это вынужденное ожидание.

Вблизи глаза Лизаэра напоминали безоблачное полуденное небо, зато брови над ними изгибались, словно ястребиные крылья. Свечи делали его золотистые, коротко стриженные волосы красновато-желтыми.

— Признаться честно, я даже позавидовал тому, как быстро вам удалось выбраться из того шумного и скучного места. Главный итарранский казначей, когда потребовалось ставить печати на расходных грамотах, еле шевелился.

— Значит, они дали вам деньги на наем кораблей, — заключил Кельдмар.

Он удивленно выпятил губы и сжал бокал.

— А вам позволили заменять местных гарнизонных командиров вашими, авенорскими?

Лизаэр пригубил вино и заразительно рассмеялся.

— Неужели мои замыслы столь очевидны? Кельдмар отшвырнул фальшивую учтивость.

— Я сужу по тому, что вижу. Я видел ваш лагерь и понял: у вас сильная, обученная армия. Однако некоторые гарнизонные командиры вас презирают. Неужели их презрение и впрямь связывает ваши гордые королевские руки? Лизаэр сидел неподвижно. Внезапный наскок Кельдмара его ничуть не рассердил. Вопрос был задан не столько полководцу, сколько правителю, а настроение Лизаэра-правителя граничило с отчаянием.

— Если они не оставят своих нелепых замашек, мне придется заменить их насильно. Видно, они все время забывают, что мы выступаем против Аритона Фаленского и что под их командованием находятся десятки и сотни солдат. Нет ничего ужаснее, чем солдаты, погибшие из-за нерасторопности своего командира.

— Эти дурни отвергли ваших командиров, — без тени издевки сказал Кельдмар.

Он вертел в руках бокал, не притрагиваясь к рубиновому вину.

— Но я не могу расплачиваться за их глупость бессмысленным кровопролитием. Боюсь, они до сих пор плохо представляют, на какую войну идут.

Лизаэр устал. Ему было далеко до безмятежного спокойствия. И все же он не хотел омрачать уют своего шатра заботами и тягостными мыслями.

— Когда мы двигались сюда, нам удалось миновать Хальвитский лес без приключений. Но я вполне разделяю мнение Пескиля — командира наемников. Кланы ратанских варваров только и ждут, когда мы проявим слабость и погрязнем в раздорах. Отсутствие должного единства в наших рядах — лучший для них подарок. По пути к морю варвары обязательно попытаются на нас напасть. Казалось бы, отсюда проще было бы отправиться в Восточный Вард. Но там дорога идет по сплошным низинам, после каждого дождя они превращаются в болота, а значит, наши повозки с провиантом будут то и дело вязнуть. И на север мы тоже не в состоянии двинуться — там нет надежно укрытых гаваней. Остается единственный путь — в Верпонт. Тяжелый путь, особенно для многотысячной армии. Тем не менее я знаю: эти трудности ее только закалят. Вам понравились авенорские бойцы. Уверяю вас: когда мы достигнем Верпонта, таким станет каждый солдат.

Кельдмар молча глядел на наследного принца. Он почти восхищался Лизаэром, однако не забывал: тот позвал его сюда отнюдь не для дружеской беседы. Пусть первым и начинает.

В шатре, как и за его стенами, собиралась гроза. И снаружи, и внутри было одинаково душно и тягостно.

Лизаэр привык начинать первым. Для того меч и закаляют, чтобы он не страшился ударов.

— Мне известно, что Повелитель Теней своей гнусной магией уничтожил ваш арсенал и погубил семь верных и преданных вам людей. По-моему, герцогу Бридионскому не остается ничего иного, как поднять алестронский гарнизон, спешно двинуться на юг и ударить по Аритону в его логове. Зачем вашему старшему брату ждать, когда раскачаются тяжеловесные гарнизоны соседних городов? К чему проволочки? Пока мы спорим и ссоримся между собой, враг может ускользнуть.

— Вы забыли одну особенность, принц, — сказал Кельдмар, со стуком поставив бокал на столик. — Как у нас говорят, вы решили «ухватить Дейлиона за яйца», если думаете, что мой брат позволит вам командовать Бридионами!

Взгляд Лизаэра стал ледяным.

— Как же, клановая гордость, — сухо проговорил принц. — Мне это знакомо. Госпожу Маноллу она привела на помост палача. Да, любезный Кельдмар, ее гордость, а не мой приказ.

Посчитав, что и так сказал достаточно о судьбе Маноллы, Лизаэр оборвал разговор. И снова потекли напряженные минуты. Принц безотрывно глядел на Кельдмара. Поначалу алестронский посланник выдерживал его взгляд, затем, испытывая невольное уважение к Илессиду, отвел глаза.

Улыбка принца была похожа на утреннее солнце.

— У меня и в мыслях не было подчинить себе герцога Брансиана. Поверьте, я склонен к смелым поступкам, но только не к сумасбродству. Козни Аритона Фаленского стоили вам потери арсенала и гибели семерых солдат. Можно сказать, вы еще дешево отделались. Я не хочу ни уговаривать вас, ни склонять на свою сторону. Давайте просто посидим за бокалом вина и дружески побеседуем. Я расскажу о тяготах, которые выпали на долю моего отца и деда. В конце я спрошу, а вы мне честно ответите, что в большей степени отвечает интересам вашего брата: подождать до нужного времени и ударить во взаимодействии со мной или действовать самостоятельно, не рассчитывая ни на чью поддержку. Обратите внимание: во взаимодействии со мной, а не подчиняясь мне.

Кельдмар уже собрался было ответить, но Лизаэр его опередил.

— Погодите. Послушайте меня. Я объясню вам, почему пятнадцать тысяч ваших солдат, какими бы обученными они ни были, никогда не достигнут успеха.

В духоте летней ночи, при свечах, подрагивающих от раскатов близкой грозы, Лизаэр принялся рассказывать о мире, в котором родился, о пиратских набегах и о том, чем они оборачивались для сильного и богатого королевства его отца.

Гроза началась на рассвете. Ветер трепал непромокаемую парусину шатров. Тревожно били копытами и ржали испуганные лошади. В облаках, похожих на клочья грязной лиловой шерсти, змеились молнии. Затем хлынул ливень, и все пространство сделалось одинаково серым. Войдя в шатер, главнокомандующий авенорской армией Диган нашел принца дремлющим на стуле. Лизаэр так и не успел сменить одежду.

Очередной удар грома, заставивший содрогнуться землю, разбудил и Принца Запада. Он дернул рукой, и она тут же запуталась в золоченой мишуре его наряда.

Поглядев на количество опустошенных графинов и встрепанного принца, Диган лишь усмехнулся.

— Ну как, ты его победил?

— Если переживу похмелье, можно считать, что да.

У Лизаэра дрожали пальцы, все еще унизанные сапфировыми перстнями.

— Никак дождь? — удивленно спросил принц.

— Редкие вина, выпитые в больших количествах, обостряют наблюдательность,- язвительно ответил Диган.- Да, ваше высочество, сильнейший ливень на радость всем окрестным лягушкам. Ты хоть в состоянии двигаться? Или придется отменить заседание штаба, которое ты сам же велел назначить на это утро?

— Я про него не забыл.

Лизаэр мотнул головой и выпрямился.

— Кстати, запомни одну фамильную черту Бридионов. Когда мы встретимся с герцогом Брансианом, надо иметь в виду, что он способен пить, не пьянея.

Наконец громада объединенной армии тронулась с места, исполненная решимости найти и уничтожить Повелителя Теней. Солдат построили в шеренги, всадники оседлали коней, в телеги и повозки с провиантом впрягли волов. Наконец-то обитатели истоптанных земель в окрестностях Итарры могли вздохнуть спокойно, а тех, кто их покидал, ожидал нелегкий марш из Итарры на берег Миндерлийского залива. Сто двадцать лиг пути.

Ветер играл знаменами ратанских городов и штандартами Авенора. Звенели трубы на городских стенах Итарры. Впервые город провожал столь внушительную армию.

Парадное великолепие длилось недолго. Не прошло и часа, как дорога под ногами, копытами и колесами превратилась в глинистое месиво. Сверкающие мундиры покрылись пятнами грязи. Повозки одна за другой вязли по самые оси, и погонщики, исчерпав запас ругательств, сбрасывали потные рубахи и лезли вытаскивать застрявшие в чавкающей глине колеса. Лошади теряли подковы, стирали в кровь ноги, а их бока покрывались коркой от соленого пота.

Следующим испытанием стало нестерпимое пекло уходящего лета. Земля растрескалась, и все, что передвигалось по ней, поднимало густые облака пыли. Пыль набивалась в ноздри, оседала в горле, лезла в глаза. Облака полностью исчезли. С утра и до вечера воспаленные от пыли глаза видели только нестерпимо яркое солнце.

Знамена и мундиры приобрели грязно-серый оттенок. Победоносная армия, больше похожая сейчас на двинувшийся в путь муравейник, ползла по высохшей равнине к Перлорну. Город этот находился посередине между Итаррой и Верпонтом. Колеса повозок без труда катились по глубоким колеям, зато волы то и дело отказывались идти. Возницы, не давая им растянуться прямо на дороге, подгоняли животных заостренными палками. На ночь повозки ставили за частоколом, который успевали возвести отряды, двигавшиеся впереди. С внешней стороны частокол охранялся многочисленными караульными, не знавшими, куда себя деть от скуки бессонной ночи.

Внешне могло показаться, что, кроме самой армии, вокруг никого нет. Однако опытный Пескиль думал по-другому. Густые кустарники и каменистые ложбины были идеальными местами для засад варваров. То, что самые бдительные дозорные до сих пор даже мельком не видели ни одного налетчика, не успокаивало Пескиля. Он без конца заставлял своих головорезов прочесывать окрестности. Чтобы сохранить дисциплину и не позволить дозорным впасть в опасное благодушие, командир пускал в ход все меры: от увещевания до наказания розгами.

Офицеры с Пескилем не спорили, но не всегда торопились выполнять его указания. Да и можно ли было постоянно держать в поле зрения каждый отряд? Многие солдаты привыкли к необременительной казарменной жизни. А здесь — глушь, пыльная дорога, надоевшее копченое мясо и комары, не дающие спать по ночам. Несколько спокойных дней убедили и зеленых новичков, и опытных солдат, что варваров в здешних краях нет, а командиры просто пугают их для острастки.

Но в одно далеко не прекрасное утро восемнадцать отрядов обнаружили, что во всех бочках с водой выбиты затычки. Сами бочки по-прежнему аккуратно стояли на своих местах, но совершенно пустые. Лошади и волы, перевозившие воду, валялись с перерезанными глотками там, где их поставили на ночлег. Это происшествие оказалось не единственным. Где-то у повозок поломали колеса, где-то еще вытряхнули из мешков и испоганили провиант.

Узнав о ночном нападении варваров, Пескиль немедленно отправил своих лучших дозорных прочесывать местность с ищейками. Многочасовые поиски окончились ничем. Собаки брали след и тут же его теряли.

Пескиля это ничуть не удивило.

— Известный трюк варваров: оленьи и лисьи шкуры, — пояснил он, докладывая Лизаэру о поисках.- Надежно заметает следы и отбивает человеческий запах. Я даже знаю, чья это работа. Нас навестили люди Рыжебородого.

Пескиль сплюнул себе под ноги.

— Охотиться за ними бесполезно. Они умеют выбирать удобные цели.

Лизаэр, сидевший верхом, молча выслушал доклад и ни разу не перебил Пескиля. Тот плюнул вторично.

— Знал бы я, так приказал бы своим людям устраивать ложные набеги, чтобы расшевелить наших сонных дозорных!

На худощавом лице Пескиля блестели черные бусинки глаз. Подбородок успел покрыться седоватой щетиной.

— Сражаться с нами они не рискнут — силы неравны. Но задержать в пути могут. Где на полдня, где на целый день. Глядишь, неделя-другая набежала. А бури и холода не станут нас дожидаться.

Если бы всеми отрядами командовали авенорские офицеры, ничего подобного не случилось бы. Вот она, первая расплата за спесь ратанских гарнизонных командиров. И принца, и Пескиля удручало то, что они оба это предвидели.

— Гарнизонные командиры должны признаться в своей несостоятельности и попросить нашей помощи, — сказал Лизаэр.

Внешне он держался совершенно спокойно, даже отрешенно. Но хладнокровие принца было не более чем оружием, которым он оборонялся от окружающей действительности.

— Ратанские командиры должны сделать это добровольно, объяснив своим солдатам, иначе те будут противиться чужому командованию… пока не погибнут от рук варваров.

— Раз вы не даете мне вытряхнуть из них спесь, пусть получают кровавые уроки. Я тут бессилен. Они озабочены только тем, как бы не уронить свое достоинство.

Пескиль досадливо тряхнул головой и нахлобучил остроконечный шлем.

— Дуралеи. Сами-то они уцелеют, а вот необученные сосунки из их отрядов полягут здесь навсегда.

Солдатам урезали довольствие: полуголодные желудки способствовали более бдительной охране повозок с провиантом. Впрочем, было уже поздно. Варвары быстро меняли тактику и изобретали новые ловушки. На рассвете дозорные заметили возле одной из коновязей крадущиеся фигуры в кожаных одеждах. Полуодетые солдаты, схватив оружие и вскочив на лошадей, понеслись вдогонку. Погоня окончилась в густой чаще, где невидимые лучники варваров перебили их поодиночке, забрав мечи и коней.

Весь день, наполненный страхом и бессильной яростью, армия простояла на месте. Следующий — тоже: хоронили убитых.

Пескиля не удивило, что от набега вновь пострадали солдаты ратанских гарнизонов. Так и должно быть: варвары берегли силы и ударяли по самым слабым подразделениям. Лизаэр созвал к себе в шатер всех командиров. Пескиль решил больше не церемониться.

— Может, хватит говорить о случайных совпадениях? — обрушился он на спесивых командиров, почти каждый из которых принадлежал к городской знати. — Варвары знали, по кому бить. Это даже хорошо, что они избавили наши ряды от безмозглых храбрецов. Ну как, высокородные господа офицеры? Теперь вы уже не будете громко возражать, когда к вашим дозорным присоединятся мои люди? Или вас больше устраивают ежедневные похороны?

— Мы с радостью примем ваших людей, — заявил командир из Нармса, чей отряд понес наиболее ощутимые потери. — Но поверьте, мы усвоили этот жестокий урок. В следующий раз никто из моих людей не поскачет в лес очертя голову.

— Конечно не поскачет, — сердито буркнул Пескиль. — Второй такой ловушки не будет. Джирет Рыжебородый, сын Стейвена, никогда не повторяет прежних трюков. Он придумает что-нибудь новенькое.

Слова Пескиля оказались пророческими. Совещание у Лизаэра завершилось около полудня, а вскоре принцу донесли, что на дороге обнаружена ловчая яма. Варвары успели выкопать ее за ночь, ибо еще вечером но тому месту беспрепятственно проехала часть повозок. Можно было только удивляться изобретательности клановых людей. Они проявили редкостную хитрость, устроив эту ловушку на насыпном участке, где дорога проходила над оврагом. Объехать поврежденную часть было невозможно: на крутых откосах повозки могли опрокинуться, а в расселинах, заполненных острыми кусками сланца, даже распряженным лошадям грозила опасность покалечить ноги. Смерть подстерегала солдат в любом месте. Если рядом не оказывалось опытного наемника, кто-то непременно становился жертвой «пружинок» и «петелек» — так люди Пескиля называли излюбленные ловушки варваров. Жертву «петельки», если подоспеть вовремя, еще можно было спасти; главное — не дергаться и не вертеть головой. Однако молодые солдаты, попав в ловушку, тут же забывали обо всех наставлениях и сами затягивали петлю у себя на шее. «Пружинки» своих жертв не отдавали: острые прутья ловушки либо протыкали несчастному горло, либо распарывали живот. Верховой гонец от Лизаэра каким-то чудом сумел миновать все ловушки и предупредить командиров, что обнаружены новые «гостинцы» варваров и придется стоять до тех пор, пока их не обезвредят и не засыплют все ловчие ямы. Путь к Перлорну становился все труднее и опаснее. Лизаэр приказал удвоить число дозорных и караульных, потом снова удвоить. Дорога постоянно просматривалась в оба конца. Варвары появлялись точно призраки и так же незаметно растворялись в придорожных кустах. Стоило дозорному отъехать чуть в сторону или зазеваться, и он мог проститься с жизнью. Его убивали стрелой или же намеренно ранили лошадь. Она взвивалась на дыбы, а на шею всадника набрасывали тонкую веревочную петлю и стаскивали с седла. Если дозорный не ломал себе при этом шею, его добивали. Никто не знал, по какой части армии варвары нанесут очередной удар. Жертвами могли стать и воловья упряжка, и солдаты, зашедшие в кусты облегчиться. Армия напоминала слона, которому на каждом шагу мешали двигаться докучливые шершни. Жара опять сменилась дождями, только теперь они не размывали дорогу, ставшую каменистой. Войску Лизаэра предстояло карабкаться по крутым холмам, за которыми начинался Скайшельский хребет.

— Эт милосердный, так дальше не может продолжаться, — всхлипывал молоденький солдатик, на руках которого умер его сержант.

— Может. И будет продолжаться. Пока мы доберемся до Верпонта, кланы нам еще и не такие фокусы устроят, — без всякого сочувствия ответил ему Пескиль. Он подъехал к охраняемому караульными ручью, чтобы напоить своего мерина. — Хочешь остаться в живых — перестань разводить нюни и учись быть настоящим солдатом.

Горечь потерь усугублял голод. С момента выхода из Итарры армия не получала дополнительного провианта. Солдаты оказались почти что на голодном пайке. Вместе с потерями росло недовольство. На совещаниях у Лизаэра без конца обсуждали, как можно одним ударом покончить с неуловимыми варварами. Пескиль не вмешивался, дожидаясь, пока гарнизонные командиры сами поймут нелепость своих предложений. У него просили лучших людей, чтобы создать отряд, который наконец-то выследит, откуда появляются и куда скрываются варвары. Пескиль отказался, ибо знал, чем это кончится. Кто-то из командиров предложил поджечь траву и кусты, рассчитывая погубить варваров в огне и дыму. Предложение не стали даже слушать: ветер мог перемениться и обрушить огонь на провиантские повозки.

Лизаэр старался поддержать боевой дух солдат и каждый вечер выходил к походным кострам.

— Варвары — союзники Аритона. Помните об этом, — говорил он солдатам. — Мы обязательно должны достичь Верпонта еще до начала осенних штормов. Иначе нам останется признать, что все жертвы были напрасными и ваши товарищи погибли зря. Ваш страх и нерешительность только подхлестнут Повелителя Теней к новым злодеяниям.

Пламенные речи Лизаэра воодушевляли солдат, но лишь ненадолго. Следом за ушедшим принцем возвращались горечь потерь, досада, страх перед будущим. Какое там «до начала осенних штормов», если даже сюда армия дотащилась с опозданием на целый месяц!

Природа наконец-то распростилась с летом. Изнуряющую жару сменили дожди и ветры. Дождь наступал на армию сплошной стеной, не давая передышки. Заливая низины, с гор неслись мутные, пенистые потоки. Овраги мгновенно превратились в бурлящие озера, из которых торчали острые зубцы серых скал. Ручейки стали неистовыми горными реками, способными опрокинуть и разбить в щепки любую повозку. Пришлось спешно разгружать обоз, перебрасывать через потоки веревки и уже по ним переправлять провиант, шатры и остальное имущество. Затем повозки крепко связали между собой, сделав из них подобие наплавных мостов. Таких переправ было несколько, и каждая отняла не один день. Ржавело оружие, ржавели доспехи. Но еще страшнее была невидимая ржавчина, разъедавшая души солдат.

Потом дожди прекратились и начались холода. Тяжелее всего солдаты переносили ночевки. Редко кому удавалось надолго заснуть под промерзлыми складками походных одеял. Чтобы не окоченеть, караульным велели постоянно двигаться, но и это не спасало их от дрожи. А над головой, далекие и равнодушные к людским горестям, перемигивались серебристо-голубые звезды. Ветры, дувшие со Скайшельских гор, недвусмысленно напоминали о скором времени зимних штормов.

— Уж лучше слушать волчий вой, чем эти завывания, — раздраженно бросил Диган, когда в их шатре снова задуло все лампы. — Больше всего меня бесит, что мы едва одолели половину пути до Перлорна!

Принц молчал. Он помнил слова Пескиля: дальше будет еще хуже.

Наутро армия подошла к ущелью, именуемому Вальгапским. Дорожные колеи превратились в едва заметные борозды. По обе стороны от дороги тянулись узкие полоски каменистой равнины с редкими низкорослыми деревьями. Дальше начинались крутые уступы скал с расселинами, густо забитыми каменными осколками и обломками деревьев, в основном горных елей, принесенных сюда оползнями. Почерневшая хвоя и посеревшие куски стволов говорили о том, что лежат они здесь уже достаточно давно.

Пескиль следил за парящими в небе ястребами, попутно оглядывая рваные зубцы скал. Черные точки были не чем иным, как входами в пещеры. Помимо них скалы изобиловали естественными парапетами, весьма удобными для засады.

— Не желаете ли выгнать скотину на убой? — спросил он у принца.

Лизаэр вопросительно вскинул брови.

— Я спросил, не хотите ли вы избавиться от напыщенных гарнизонных дурней? — пояснил Пескиль, презрительно сморщив нос, и сухо рассмеялся. — Пошлите их обследовать ущелье. Пусть там поползают в своих заметных мундирах.

Лизаэр отвел глаза. Его лошади, как всегда, не стоялось на одном месте, и она била копытами по камням.

— Сколько я ни убеждал их в том, что надо сменить мундиры, — никакого результата. Но я не могу сознательно губить людей, пользуясь их глупостью и упрямством. Авенорские части, опытные солдаты из личного отряда Харадена и ваши бойцы — это костяк нашей армии. Нужно, чтобы все, кто хорошо знаком с уловками варваров, взяли на себя ответственность за проход армии через Вальгапский перевал.

— Почему бы вам тогда не вручить свою жизнь заботам Джирета Рыжебородого? — поинтересовался Пескиль и сплюнул.

Порыв ветра трепал шнуровку его исцарапанных кольчужных нарукавников.

— Моя жизнь вручена вашим заботам, господин Пескиль. — Лизаэр выпрямился. Пропустив мимо ушей мрачную шутку Пескиля, он ледяным властным тоном добавил: — Если Джирет Рыжебородый опять готовит ловушки, чтобы погубить наших людей, ваша прямейшая обязанность — предотвратить новые смерти. Повторяю: я отвечаю за каждого солдата, отправившегося со мной в поход. И по перевалу я буду двигаться в составе самого слабого из наших звеньев: я поеду вместе с отрядами из Нармса.

Итарранец несколько раз громко выругался. Эхо услужливо вернуло ему все слова, разнеся их по окрестным скалам. Командир сердито глядел себе под ноги, вынужденный признать, что принц отнюдь не трус и не дурак. Настоящий полководец так и поступает. Лизаэр не отдал ему непосредственного приказа; скорее это выглядело как настоятельная просьба, но все внутри Пескиля напряглось. Вальгапский перевал — лучшего места варварам не сыскать: где «пружинку» устроят, где оползень. А уж на скалах они безраздельные хозяева. Даже последний гарнизонный дурак понимает: сунешься туда — найдешь верную смерть.

Пескиль раздраженно поворотил мерина и помчался к своим головорезам.

Армия остановилась на подступах к Вальгапскому ущелью. Отряды выстроили почти впритык, солдат в шеренгах поставили плечом к плечу. Было объявлено, что дальше никто не ступит ни шагу до тех пор, пока люди Пескиля не прочешут Вальгапские высоты с обеих сторон. На это опасное дело командир отправил два отряда по двести человек в каждом. Решено было устроить веерное прочесывание. Отряды разбились на группы. Каждая группа высылала вперед троих бойцов. Остальные шестеро или двенадцать двигались поодаль и всегда могли помочь товарищам, если те напорются на варваров или попадут в ловушку.

Подъем по скайшельским уступам был делом нелегким, и не только из-за их крутизны. Склоны покрывал черный глинистый сланец. Стоило на него наступить, как он тут же трескался и катился вниз, увлекая за собой другие обломки. Они скользили почти бесшумно, даже столкновение с травой и кустами вызывало лишь легкий шелест. Но настороженные бойцы оборачивались, сжимая оружие. Они привыкли не доверять звукам; любая мелочь, оставленная без внимания, могла стоить жизни. Утратившие бдительность, как правило, гибли первыми.

К полудню стало тепло и даже жарко. Солнце отражалось в тысячах черных сланцевых зеркал, переливалось в ручьях, сверкало из грязных луж. Свет стал еще одним противником людей Пескиля, но в отличие от варваров командир и не думал таиться. Наемники щурились и до боли напрягали глаза, чтобы не ошибиться, разгадывая узор теней. Тени от горных елей особого интереса не представляли, зато густые тени от скал требовали пристального внимания. Возможно, кто-то неподвижно лежал там в засаде. Бойцы, выбранные Пескилем, знали особенности охоты в лесу и в горах. Но в обоих случаях действовало железное правило: не выделяться. Достаточно хотя бы ненадолго встать во весь рост — и ты превратишься в удобную мишень для варварских лучников. Поэтому передвигались ползком, раня ладони и колени об острые кромки сланца. Немногим лучше были низкие заросли дрока: острые стебли то и дело впивались в кожу.

От нескончаемого ползанья сводило плечи и спины. Если бы не варвары, можно было бы залюбоваться дикой красотой этих гор. Однако люди Пескиля меньше всего думали о красотах. Они сосредоточенно осматривали пещеру за пещерой, заглядывали под каждый крупный камень. Опасными были и те места, где скалы почти смыкались над дорогой: варвары почти всегда ставили там свои ловушки. Что позволяло наемникам выдерживать час за часом? Верность приказу? Воля, собранная в кулак? Многолетняя ненависть к варварам? Об этом тоже им некогда было думать.

Любой дозорный не сомневался, что варвары затаились где-то поблизости и выжидают, готовые убивать. Вальгапское ущелье было идеальным местом для внезапных нападений; к тому же эти исчадия Ситэра знали здесь каждую впадину.

Мучительно тянулось время. Потея от напряжения и беспокойства, Пескиль дожидался вестей… В донесениях появившихся гонцов повторялись два слова: «нигде» и «никого». Пещеры, впадины, камни — все оказалось безлюдным.

Несколько минут Пескиль молча расхаживал взад-вперед. Потом ослабил своему мерину подпругу и потуже затянул завязки на кольчуге. После этого командир громко выругался.

Неподалеку стояла повозка. Узколицый офицер из Англифена, восседавший на ней, удивленно крутанул ус и поинтересовался, почему это Пескиль так взвинчен. Командир итарранских наемников повернул к нему искаженное злобой лицо.

— Даркарон нас всех побери! Да в этих скалах целые лабиринты пещер. Я уверен, что варвары затаились там и готовят настоящую бойню.

— Ему уже везде мерещатся варвары,- пробормотал себе под нос возница.

Говорить такое громко он не решался, зная крутой нрав рассерженного Пескиля.

Прошел еще один томительный час. Войска, разморенные солнцем и ожиданием, начали выказывать недовольство, сменившееся ропотом. Сержанты наперебой запрашивали старших командиров, когда же отряды двинутся дальше.

— Никто не сделает ни шагу! — отрезал Пескиль в ответ на осторожный вопрос Дигана. — Они что, оглохли? Когда будет можно, я сам скажу. И ни минутой раньше. Пусть радуются, что до сих пор живы!

Гонцам, терпеливо ожидавшим новых распоряжений, он сказал:

— Ты отправишься на северный склон, ты — на южный. Передайте, что я приказываю всем отрядам медленно спускаться и все время продолжать осмотр. А то, глядишь, и они впадут в благодушие.

Ропот нарастал. Кто-то, говоря нарочито громко, упрекнул Пескиля в недостатке храбрости. Из-за его мнимых страхов вся армия должна топтаться на месте, когда любому дураку ясно, что в Вальгапском ущелье пусто.

Командир упрямо стоял на своем, равнодушный к насмешкам. Только черные глаза возбужденно блестели да двигались желваки на лице. Вскоре к нему подъехал Лизаэр.

Принц оставался в седле. Забрало его шлема было поднято. На лице блестел пот. Он еще никогда не видел Пескиля таким. Даже тогда, в Страккском лесу.

— Вижу, вас что-то волнует, — осторожно начал Лизаэр, не задавая вопросов.

Пескиль коротко кивнул.

— Не нравится мне все это. Очень не нравится. Мне было бы легче узнать о ловушках из бревен. Наверное, сейчас я мог бы даже заснуть под камнепад. Поверьте, мои ребята умеют искать. Но все, что они нашли, — примятый папоротник. И больше ничего!

— И что же вам подсказывает ваше чутье? — спросил Лизаэр.

Он снял шлем и прикрыл глаза, с наслаждением вдыхая ветер, пахнущий еловой хвоей.

— Чутье? Оно вопит во все горло, предостерегая о ловушках.

Над утесами кружила хищная птица, какая именно — отсюда было не разглядеть. Пескиль смотрел на ее ленивые круги, потом решительно стиснул эфес меча.

— Ваше высочество, в этой игре роль котов досталась не нам. Верьте моему чутью: мы — мыши.

Прошел еще час, не принесший никаких ошеломляющих вестей. Пескиль уступил: хватит поисков. Он направил новых гонцов, чтобы поторопили наемников. Не успел он их послать, как ему донесли, что на северном склоне при спуске пострадали двадцать шесть человек.

— Варвары там ни при чем, — торопливо сообщил запыхавшийся от бега гонец. — Это происходило на глазах у других. Кто поскользнулся, кто хлипкий камень за прочный принял. Наступил, а тот провалился. Пескиль натянул поводья мерина.

— Возвращайся наверх, — велел он гонцу. — И пошли кого-нибудь на южный склон. Скажешь ему, что я приказал всем замереть там, где их застанет мой приказ. К счастью, на южном склоне обошлось без происшествий. Пусть не трогаются с места, пока я не докопаюсь до причины.

Заметив удивленный взгляд Лизаэра, Пескиль сказал ему:

— Ваше высочество, нам придется здесь задержаться. Прикажите командирам разбивать лагерь. На ночь глядя мы уже точно никуда не пойдем. И передайте, чтобы не давали солдатам ни малейших послаблений. Возможно, на проверку ущелья моим ребятам понадобится не один день.

Неуклюже ступая, к ним подошел грузный и коренастый Хараден, нынешний командующий итарранского гарнизона. Он отличался невозмутимостью и рассудительностью. Его небесно-голубые глаза никак не вязались с кустистыми седеющими бровями. За Хараденом прочно закрепилось прозвище «медведь в берлоге». Сейчас брови командира были сердито вздернуты.

— Гонец с южного склона по пути сломал ногу. У них тоже не обошлось без жертв. Семнадцать падений. Парень корчится от боли. Лекари хотели дать ему снотворное, но он сказал, что вначале должен передать тебе донесение.

— Скажи ему: пусть не противится лекарям. Мне он нужен живой и здоровый. Справимся без него.

Пескиль нагнулся, сдвинул плечи. Тяжелая кольчуга, которую он надевал, когда садился на коня, сама упала вниз. Раскрыв седельную сумку, командир достал легкую кольчугу и накинул ее поверх своей выцветшей кожаной куртки. Сержант, не дожидаясь приказа, взял под уздцы его мерина.

Теперь Пескиль был похож на старого хищного зверя. Он неторопливо проверил свое оружие, затем повернулся к взиравшему на него Харадену.

— Войска держать в железном кулаке, — отрывисто приказал Пескиль. — И чтобы ни одна душа не покидала лагерь. Не пускать даже за хворостом. Пока не знаю, каких ужасов я насмотрюсь наверху. Но уже сейчас могу сказать наверняка: ловушки в этом ущелье появились не вчера. Их готовили очень обдуманно и заблаговременно. Не удивлюсь, если несколько месяцев подряд.

Вечер окрасил тени Вальгапского ущелья в бордово-коричневые и пурпурные цвета. Тускло поблескивали дорожные колеи, змеящиеся между угрюмых сланцевых плит. Холодно сияло небо. Заходящее солнце выхватывало то одну, то другую вершину, и они на несколько минут вспыхивали золотисто-красным огнем.

Колени Пескиля промокли от влажного мха, покрывавшего выступ. Командир наемников вложил кинжал в ножны и осторожно поднялся. Чем сильнее стучала в висках горячая кровь, тем сдержаннее становился он на язык.

— А ведь этот поганый камень был самой настоящей ловушкой,- пробормотал он.- Я так и думал. Вот они, доказательства.

На его ладони лежали обломки камня, треснувшего под его коленом.

— Камень подрубили зубилом. Если бы я стоял не на коленях, а во весь рост, то загремел бы сейчас вниз. На что уж Стейвен был хитер по части ловушек, но сынок явно превзошел папашу. Сущий демон!

Снизу послышался громкий стон. У стонавшего, скорее всего, были переломаны кости, и он не мог даже ползти. Возможно, он истекал кровью, но никто из людей Пескиля даже не шевельнулся. Все они были опытными бойцами и не торопились кидаться на помощь. Стоны вполне могли оказаться очередной ловушкой варваров.

Пескиль встал. Его серо-стальные волосы были одного цвета с сумерками.

— Передайте, что я приказал всем спускаться вниз и подбирать раненых. Остерегайтесь одиночных камней. Старайтесь подстраховаться веревками. Еще раз повторяю: тщательно смотрите под ноги. Все это ущелье — сплошная смертельная ловушка. Здесь и без зубила камни держатся еле-еле. Достаточно вскрикнуть, и начинается оползень. Так что не сглупите.

Наемники приготовились спускаться.

— Погодите,- окликнул их командир.- Раненых, которых не удастся до наступления темноты перенести в лагерь, оставить там, где лежат. На всех проверенных участках дороги поставить охрану. Только еще не хватало, чтобы варвары ударили нам в спину.

Люди Пескиля привыкли понимать своего командира с полуслова. Пререканий он не терпел, и вовсе не потому, что был самодуром. Бойцы лиги наемников не раз убеждались на собственном опыте: тот, кто слушался Пескиля и выполнял его приказы, оставался в живых.

Но даже для этих закаленных и навидавшихся всякого бойцов каждый шаг по склонам Вальгапского ущелья становился испытанием. Помогая переносить вниз раненых, несколько человек стали жертвами «пружинок». Никто из них не погиб, но все были искалечены.

— Варвары начинили своими «пружинками» всю полосу кустарников, — дрожащим голосом сообщил один старый наемник, перетаскивавший носилки.

Руки, проткнутые насквозь острыми прутьями, ноги, располосованные до костей, не говоря уже о самих переломанных костях, — такова была участь тех, кто спешил к раненым товарищам на выручку.

Ночь выдалась ясной. Ярко светила полная луна, делая каменистое пространство склонов еще более зловещим. Не удовлетворяясь ее светом, Пескиль с факелом обходил раненых соратников. Варвары добились своего: они вывели из строя самых лучших и надежных его бойцов.. Пескиль наклонялся к каждому; тем, кто находился в сознании, он говорил несколько ободряющих слов. Потом он велел собрать всех гарнизонных лекарей и заявил, что они обязаны спасти каждого раненого и он не простит им ни одну смерть.

Спокойствие самого Пескиля напоминало нарыв, готовый в любую минуту лопнуть.

— Пусть вместе с лекарями сюда явятся гарнизонные неженки. Днем кое-кто из них настаивал на продолжении марша. Теперь пускай полюбуются, каково воевать с варварами Джирета Рыжебородого. Расскажите им обо всем, что случилось там, на склонах. Пусть трясутся от страха и привыкают. Когда им придется воевать против Повелителя Теней, все будет в тысячу раз хуже.

Увы, солдат и офицеров в тот вечер больше занимала не судьба наемников, а собственное незавидное положение. Вместе с дымом скудных костров в воздухе витало людское недовольство. Недостаток дров помешал поварам испечь свежий хлеб. Ужинать приходилось сухарями и жестким безвкусным сыром. Мерно вышагивали часовые. Фыркали недокормленные лошади, угрюмо мычали голодные волы. Позже, когда лекари осмотрели раненых и принялись за дело, над лагерем понеслись душераздирающие крики. Кому-то прижигали глубокую рваную рану, кому-то ставили лубок на переломанную кость. Ветер подхватывал запах горелого человеческого мяса и нес на восток, в сторону моря.

Этих людей собирали, чтобы они принесли войну на берег далекого Мериора. В лагере под Итаррой никто из них не сомневался, что так оно и будет… Сейчас, у входа в Валь-гапское ущелье, им не хотелось думать ни о Мериоре, ни о Верпонте. Они лежали без сна, цепенея не столько от холода, сколько от неодолимого страха.

За два дня до праздника осеннего равноденствия плотники мериорской верфи принялись настилать палубу первой бригантины. Звенели пилы, резавшие сухие смолистые доски, стучали молотки. Аритона среди работавших не было. Не было его и при закладке второй бригантины. Еще ночью он покинул верфь и почти волоком затащил пьяного и сонного Дакара на борт «Таллиарта». Казалось, Фаленит совсем позабыл и о раненом рыбаке. После той ночи он ни разу не появился в хижине Элайры. Между тем рука у парня зажила, кость срослась правильно, и на коже не осталось никаких следов, кроме розовой паутинки тонких шрамов. В то утро, когда знахарка снимала рыбаку последние повязки, «Таллиарт» поднял парус и покинул мериорскую гавань.

Погода и ветры благоприятствовали плаванию. Корабль держал курс на северо-запад. Первую остановку Аритон сделал в Тельзене, где заказал новые партии бревен и досок и забрал дожидавшиеся его сообщения от гонцов. Новости с севера были мрачными и способствовали столь же мрачным раздумьям. Миновав Эльсин, Аритон проплыл еще двадцать лиг и бросил якорь в лесистой бухточке. Утро выдалось безоблачным и обещало теплый день. Дакар беспробудно спал. Спустив лодку, Повелитель Теней поплыл к берегу.

Ни время, ни место его путешествия не были случайными. Добравшись до зарослей папоротников, клонившихся к самой воде, он вытащил лодку и надежно спрятал ее под зеленым покровом. Утренний воздух пах молодым сосняком и тиной. Над бухточкой, высматривая рыбу, кружили чайки. В промежутке между их криками Аритон громко просвистел условный сигнал. Потом он сел на ствол поваленной штормом пальмы и стал ждать, надеясь, что его просьба о встрече благополучно дошла по назначению. Через какое-то время из кустов появился рослый дозорный в обычном наряде клановых бойцов, сшитом из оленьих шкур.

Ни один звук не выдавал присутствия других дозорных, хотя они наверняка прятались в увитых плющом кустарниках и в высокой траве, держа наготове луки. Аритон успел изучить неписаные правила кланов и знал: стоит сделать одно неверное или подозрительное движение, и на него обрушится град стрел. Освещенный солнцем, он представлял собой отличную мишень. Стараясь не подавать виду, Фаленит ждал, когда дозорный приблизится к нему.

Долговязый боец произнес на паравианском условные слова. Ответив на том же языке, Аритон подал ему деревянный кругляш. Дозорный взял его левой рукой; правая застыла рядом с рукоятью кинжала. На кусочке дерева был вырезан древний герб верховных королей Шанда — полумесяц и коршун.

— Эт милосердный,- хмуро пробурчал дозорный. Его лицо было испещрено маскировочными пятнами, помогавшими не выделяться среди листвы. Возрастом своим он едва ли превосходил Джирета.

— Ну и посудину избрал принц Ратанский для путешествий! — хмыкнул парень. — Наш предводитель явно проиграл заклад. Он утверждал, что наследный принц приплывет на большом корабле, под флагами с гербом. Еще он говорил, что у принца должна быть свита и все в ливреях, расшитых изумрудами. Твой хваленый принц, наверное, еще спит.

Аритон слегка улыбнулся.

— На корабле у меня спит не принц, а толстый пророк. Вчера он слишком перепил, а сегодня весь день промучается животом.

Дозорный молча переваривал услышанное. Узнав, что других пассажиров на корабле нет, парень густо покраснел и насупил брови. Он вновь, теперь уже пристально, оглядел неприметного чужака. Тот явился без каких-либо знаков, свидетельствующих о его положении, однако облик и словесные приметы совпадали. Человек невысокого роста, темноволосый, зеленоглазый… Только почему он одет как простой рыбак? И почему так плохо вооружен — всего лишь один узкий меч из темного металла, изогнутые поперечины которого скрываются под складками полотняной рубахи?

— Так ты… вы — Аритон тейр-Фаленит?

— Зови меня просто Аритоном. И скажи своим товарищам, что можно больше не таиться в кустах.

Дозорный выпятил подбородок.

— Не так скоро. Вырезать герб и заучить фразу на древнем языке способен каждый. Мне нужны доказательства. Чем вы подтвердите свое имя?

— Когда половина северных земель идет на меня войной, только отъявленный глупец рискнет назваться моим именем.

Мрачно усмехнувшись, Аритон закатал рукав и показал парню длинный шрам — своеобразное клеймо, поставленное ему рукотворной молнией Лизаэра.

— Надо рассказывать, когда и при каких обстоятельствах я заработал эту отметину?

— Мне было достаточно ее увидеть, — ответил дозорный, довольный тем, что удалось обойтись без демонстрации рукотворных теней.

Парень повернулся в сторону кустов и несколько раз прокричал ржанкой. Вскоре оттуда появился другой человек. Определенно, он лежал в засаде, ибо теперь чесал голову, вытряхивая из волос семена трав. На широком плече болтался черный, с оранжевыми крапинками лук, сделанный из рога. Нижнюю часть лица украшала короткая бородка. На плетеном шнурке висела крупная черная жемчужина. Волосы у этого дозорного были черными с проседью. Лицо его казалось отлитым из бронзы. Под прямыми бровями светились бирюзовые глаза.

— Как видите, ваше высочество, мы явились сюда только вдвоем,- произнес он надтреснутым баритоном.

Его колчан был полон стрел с серым оперением. Стрелы с перьями болотной цапли были не боевыми, а охотничьими, для мелкой дичи. На поясе висел меч редкой работы, украшенный затейливой вязью, которая скрадывала истинный размер оружия, делая его обманчиво тонким.

Аритон учтиво поклонился. Он не повторил ошибки дозорного.

— Приветствую вас, господин Эрлин Талейнский, граф Алланда! — сказал он, обращаясь к стоявшему перед ним человеку.

— Для принца, явившегося сюда в таких лохмотьях, просто Эрлин.

Холодные глаза хозяина здешних мест придирчиво оглядели наследника ратанского престола. Эрлин скривил губы.

— Говорят, твоя мать принадлежала к Ахелласам — династии наших королей. Глядя на тебя, в это трудно поверить. Короли, которым служили мои предки, были настоящими великанами. А ты — не более чем мышонок, способный разве что расцарапать мне колено.

Аритон пожал плечами. Лицо его стало серьезным.

— В таком случае должен тебя предупредить, граф Эрлин. Поскольку я унаследовал кое-что и от своего отца, береги свои колени. И еще: если ты проиграл заклад по части кораблей с флагами и свиты в ливреях, я могу с лихвой выплатить твой долг.

Эрлин зашелся басовитым хохотом. Сотрясавшиеся плечи заставляли плясать черную жемчужину.

— Даркарон тебя побери! Признаюсь, мы решили проверить твою спесивость. Поскольку ты ею не страдаешь, добро пожаловать в королевство Шанд.

Запустив руку за спину, Эрлин извлек кинжал с черной рукояткой, поцеловал перевернутое лезвие и преувеличенно учтивым тоном произнес:

— Будучи кайденом и наместником здешних земель, заявляю: пусть моя жизнь послужит залогом безопасности для любого из странствующих принцев. Вместе с тем осмеливаюсь просить, чтобы высокий гость милостиво пощадил мои несчастные колени.

— Постараюсь.

Аритон был вынужден прибавить шагу, чтобы поспеть за предводителем и его дозорным. Путь пролегал через густой кустарник.

— Да, забыл спросить: не нужно ли куда-нибудь переместить мой корабль, а то он слишком заметен?

— Не волнуйся, — усмехнулся Эрлин, убирая в ножны свой громадный кинжал. — Твое суденышко — слишком тощая наживка. Если все же найдется кто-то любопытный, мы быстро поможем ему облегчиться от груза. Капитаны из прибрежных городов стараются сюда не соваться. Они знают, что с дерзкими и забывчивыми у нас один разговор — пробоина в днище.

Кайден старался держаться непринужденно, будто он встретил доброго друга и сейчас ведет его к себе в гости. Но настороженность не покидала этого великана. Он шел по знакомым местам так, будто все время ждал какого-то подвоха. Недаром даже за голенищами сапог он спрятал по кинжалу.

Чутье менестреля подсказало Аритону: надо успокоить Эрлина.

— Хочешь, я отдам тебе свой меч? — предложил он. — А то чувствую, он тебя волнует.

Эрлин застыл на месте. Солнце, пробивавшееся сквозь ветви сосен, играло на его неподвижных плечах. Потом он обернулся. Эрлин недоверчиво сощурил глаза.

— Думаешь, мне поможет твой меч, если при тебе все равно останется искусство рукотворных теней?

— Думаю, что да. — Аритон выдержал жгучий взгляд бирюзовых глаз. — Это старинный меч, перешедший ко мне от предков. Его имя — Алитиель.

— Паравианское оружие. Я слышал об этом мече. Поблизости вспорхнул, роняя перья, потревоженный дрозд. Эрлин едва удержался, чтобы не пустить вслед стрелу.

— А правду говорят, что этот меч — магический и его сияние ослепляет противника?

— Только в том случае, если Алитиель служит защите справедливости, — пояснил Аритон. — Надеюсь, наше с тобой зрение сегодня не пострадает. Я приплыл сюда не затем, чтобы силой магии добиваться выгоды.

— И все же твое присутствие чревато для нас бедою, — признался Эрлин.

Он опять потрогал рукоять своего меча. В лесу, куда не долетал свежий морской ветер, было душно. Кусочки неба, проглядывавшие сквозь зеленые и бронзовые сосновые иглы, казались кусочками глазури.

— Даже если ты отдашь меч, разве это что-то изменит? Ты что, позволишь себя связать и накинуть на глаза повязку? Или безропотно дашь повести себя через солончаки, будто пленника? Давай напрямую: разве у нас есть способ противостоять твоей магии?

Спутнику Эрлина стало совсем неуютно. По спине ползли мурашки, однако Аритон стоял не шевелясь и безотрывно глядя на предводителя кланов Алланда.

— Пусть Даркарон будет мне свидетелем,- наконец произнес Фаленит. — Если я сумею сделать так, чтобы Лизаэровы наемники не вторгались в Шанд и не снимали скальпы с твоих бойцов, я потом расквитаюсь с тобой за все твое мелочное недоверие ко мне.

— А если я тебя не выпущу? — напирал Эрлин. — В Алестроне за твою голову обещана крупная награда.

Долговязый дозорный затаил дыхание: все указывало на то, что поединок между его господином и гостем — дело ближайших минут.

— Тогда я буду вынужден сразиться с тобой, — сказал Аритон.

Он спокойно извлек Алитиель из ножен. Негромко пропела, рассекая воздух, паравианская сталь. Черный металл блеснул на солнце, и радужным блеском вспыхнули серебристые паравианские письмена, выгравированные на лезвии меча. Но сколько ни ждал Эрлин, меч не засветился магическим сиянием. Его поверхность отражала только солнечные блики и зелень хвои.

— Ну что мы тратим время на слова? — обратился принц Ратанский к кайдену Шанда. — Желаешь сражаться? Давай сразимся, а потом поговорим, как разумные люди.

— До первой крови, — с нескрываемым удовольствием согласился Эрлин.

Он сбросил мешавшие лук и колчан, затем выхватил свой меч.

Вопреки правилам, Эрлин не попросил дозорного следить за поединком. Мгновенно, без всякого предупреждения, он кинулся в атаку.

Аритон отразил убийственный удар, но сила, с какой он был нанесен, отбросила Повелителя Теней назад. Малый рост и худощавое сложение позволяли ему двигаться со стремительностью ветра. Однако увернуться от Эрлина было не так-то легко. Предводитель алландских кланов умел пользоваться преимуществами своего могучего тела, меч в его руке ходил, будто кузнечный молот.

Дозорный поспешил отпрыгнуть на безопасное расстояние и оттуда наблюдать, как схлестываются лезвия мечей, клоня друг друга книзу, затем расцепляются, чтобы через мгновение схлестнуться опять.

Хотя противник Эрлина не являлся его врагом и сражение было скорее дружеским состязанием, граф бился так, словно от этого зависела его жизнь. Мечи ожесточенно мелькали в душном, залитом солнцем пространстве. Аритон был вынужден метаться взад-вперед, словно шмель, застигнутый ураганом. От ударов Эрлина все его тело вздрагивало. В голове гудело, а противник намеренно старался не давать ему передышки. Аритону приходилось напрягать все свои силы, чтобы отвести очередной удар тяжелого меча Эрлина.

Дополнительной помехой для принца была местность, на которой они сражались. В траве притаились полусгнившие стволы деревьев. На открытых участках, присыпанных опавшей хвоей, ноги застревали между узловатых корней. Вынужденный постоянно следить за бросками Эрлина, Аритон полагался только на свое чутье, по-кошачьи припадая к земле и нагибаясь под стволами. Утраченное магическое зрение, не раз помогавшее ему в сражениях, заменяли телесные ощущения. Эрлин намеренно теснил его к пологому склону, где не было ничего, кроме песка и хвои. Отражение каждого удара стоило Аритону немалых усилий. Ноги скользили, и Фаленит ежесекундно рисковал потерять равновесие. Если такое случится, ему придется спасаться бегством, иначе Эрлин в азарте битвы его попросту проткнет. Аритон был едва ли не в три раза легче своего противника, но и ему было не удержаться на зыбком песке. Эрлин сопел, успевая что-то бормотать. У Фаленита хватало сил только на оборону.

Вскоре и эти силы начали иссякать. Руки Аритона стали липкими от пота, удары металла о металл сотрясали все тело Повелителя Теней, заставляя оттопыриваться его губы. Он уже не знал, как ухитряется сопротивляться Эрлину. Потом спина уперлась во что-то острое и колкое. Валежник. Понятно: предводитель алландских кланов задумал прижать его к этой непроходимой стене и разоружить. Эрлин почти навис над ним и замахнулся. Отступать было некуда. Можно было только отскочить влево, что Аритон и сделал… Спасительный прыжок окончился новой встречей с голубоватой сталью меча Эрлина.

На этот раз Аритон не сумел отразить удар с должной быстротой. Он вскинул меч, однако не успел повернуть оружие под нужным углом. Паравианская сталь зазвенела под ударом Эрлина. Его лезвие скользнуло плашмя. К счастью, оно не задело Аритону грудь, но сильно царапнуло по левому предплечью. На рукаве выступили ярко-красные пятна крови.

— Первая кровь! — в неистовой радости закричал дозорный. — Эрлин, ты победил.

Однако все то же чутье подсказывало Аритону: сражение еще не окончено и рано признавать себя побежденным.

Он отразил очередной выпад Эрлина, затем второй, третий. Оттесненный в ложбину, поросшую молодыми деревцами, Повелитель Теней едва не запутался в ветвях. Что-то заставило его, не оборачиваясь, отпрыгнуть в густой кустарник. Эрлин последовал за ним. Мечи замелькали над зеленой кромкой, срезая нежные зеленые ветки. В воздухе кружились искромсанные листья. Аритон пятился задом, почти скрываясь в зарослях. Эрлин по-медвежьи продирался сквозь кусты, не обращая внимания на исхлестанные руки. Впервые с начала поединка расстояние между противниками не превышало длины лезвия меча.

Аритон дышал часто и тяжело, мечтая хотя бы о минутном отдыхе. Рукава потемнели от пота и все еще капавшей крови. Трудно было поверить, что этот изможденный человек — наследный принц и опытный маг. Ни говорить, ни даже думать он не мог — не хватало сил. Энергия, заставлявшая его упрямо отражать удары, была какой-то иной, вроде бы и не связанной с ним.

Эрлин тоже устал. И его одежда потемнела от пота, успев густо покрыться мозаикой содранных листьев. Он опустил меч, прислонив рукоятку к бедру, и развязал тесемки. Потом сбросил одежду, вновь подхватил оружие и возобновил атаки.

По законам подобных состязаний поединок давно должен был окончиться. Однако чувствовалось, что Эрлин вошел в раж и стремится уничтожить противника. Дозорный с округлившимися от ужаса глазами смотрел на непримиримую схватку. Несчастье могло стрястись в любую минуту. Взывать к разуму Эрлина было бесполезно; сейчас над ним властвовал инстинкт бойца. Но почему гость не применит свою магию? Ведь Эрлин загнал его в угол, и рукотворные тени — единственная возможность не оказаться продырявленным.

Движения Аритона утратили быстроту. Он неуклюже отступал, и теперь каждый корень и куст сбивали ему ритм обороны. Он держал меч обеими руками, но все равно чувствовал их дрожь, особенно в раненой левой.

Эрлин зримо сдавал. Он не был обучен приемам продолжительного боя и в сражениях, скорее всего, привык полагаться на свою силу и вес. Удары стали грубее, и хотя каждый из них мог был уложить Аритона, тому по-прежнему удавалось отбиваться. В замыслы Повелителя Теней не входило погибнуть от руки спесивого предводителя, начисто забывшего, что перед ним — не наемный головорез. Эрлину удалось ранить его в локоть. Рана была неглубокой, но сильно саднила. Вскоре левое плечо Аритона получило еще две отметины.

Дозорный и сам был на пределе. Пот заливал ему глаза, заставляя жмуриться и тереть их грязными руками. Он видел, что Аритон вновь оказался в кустах. И опять в воздух взлетел фонтан сорванных листьев, опять жалобно заскулили срезанные прутья. Стиснув зубы, Повелитель Теней пригнулся. Эрлин, метивший ему в голову, с размаху ударил по ни в чем не повинным ветвям.

Суровый разговор мечей продолжался. Аритону не повезло: не удержав равновесие, он осел и припал на одно колено. Эрлин тут же этим воспользовался и навис над ним. Оставалось лишь примять кусты, упасть на противника и добить его. Предводитель мыслил взять силой, Аритон уповал на свою ловкость. У него оставались считаные секунды, пока Эрлин примеривался для нового удара… Воздух прочертила сверкающая черная дуга. Аритон ударил по самому кончику меча Эрлина. Тот явно не ожидал такого маневра и выпустил оружие. Тяжесть мгновенно повлекла его меч вниз. Рукоятка несколько раз блеснула среди зелени. Острое лезвие наполовину вошло в рыхлую темную землю.

Эрлин попятился, собрался было нагнуться и подхватить упавший меч. Нога за что-то зацепилась, и он рухнул на спину. Голова запрокинулась, бирюзовые глаза яростно блестели. Он вскинул подбородок и… Прямо в кадык Эрлина уперлось черное лезвие Алитиеля.

На горле Эрлина выступили капельки крови и пропали в лабиринте листьев. Волосы Аритона сбились в комья, потная рука слиплась с эфесом меча. Черное лезвие слегка подрагивало в опасной близости от горла поверженного противника.

— Зачем? — еле слышно выдохнул Аритон.

Эрлин зло посмотрел на черную полосу стали и ничего не ответил. Его молчание стало сигналом. Из укрытия неслышно появились бойцы клана с луками и стрелами наготове. Аритон Фаленский оказался под их перекрестным прицелом.

Слегка кивнув им, Аритон встал и отшвырнул меч. Черное лезвие с резким, сердитым звоном скрылось в кустах и вылетело к ногам дозорного. Тот не осмелился нагнуться и поднять оружие. Обхватив руками стволы двух соседних деревьев, Аритон замер в ожидании.

Лицо Повелителя Теней не выражало ни радости победы, ни страха, ни нетерпения. Гнев — вот что было написано на его лице. От гнева содрогалось и все его тело. Видя, что Эрлин не скомандовал стрелкам опустить луки, Аритон шумно, с присвистом, вздохнул. Затем четким, поставленным голосом менестреля он повторил вопрос:

— Зачем?

Эрлин велел лучникам убрать оружие. Его ответ Аритону был коротким и бесстрастным:

— Мне нужно было проверить твою храбрость.

— Ценой собственной жизни? — недоверчиво спросил Фаленит.

Его захлестнул новый прилив ярости. Оторвав руки от стволов, он повернулся к Эрлину, давая понять, что такое объяснение его не устраивает.

— А разве Стейвен тебе не говорил? Если у кайдена нет других способов испытать принца, он вступает с ним в поединок.

Эрлин устало поднялся, поглаживая руки, исцарапанные кустами. Гнев наследного принца ничуть не затронул его.

— Тебе известно о казни госпожи Маноллы, наместницы Тайсана? — вдруг спросил он.

По телу Аритона пробежала судорога.

— Я только два дня назад узнал о Манолле.

Потом он замолчал, скорбно сжав губы. Душевная рана была слишком свежей. Аритон скорбел не только о судьбе тайсанской наместницы, убитой по повелению наследного принца. Ему было больно за свою косвенную причастность к гибели этой замечательной женщины. Аритон даже не пытался успокаивать себя рассуждениями, что сам он ни о чем не просил Маноллу и что все это она сделала по собственному почину. Напоминание о Стейвене пробудило в памяти Фаленита другой, не менее болезненный момент его жизни. Перед кровавой бойней в Страккском лесу Стейвен, отец Джирета Рыжебородого, заставил Аритона принести клятву наследного принца.

Здешнему кайдену, затеявшему столь нелепую проверку, Повелитель Теней сказал:

— Ты мне так и не объяснил причину, заставившую тебя проверять мою храбрость. Я ведь не являюсь наследным принцем Шанда.

— Причина вполне очевидна, — возразил Эрлин, счищая с пальцев прилипшие кусочки листьев. — Ты один служишь приманкой для армии в тридцать пять тысяч человек. Если бы ты пришел сюда звать моих бойцов сражаться на твоей стороне, я бы вначале тщательно разузнал обо всем, что случилось на берегах Талькворина. Для чего тогда тебе понадобились твои тени и магия? Для защиты твоих сторонников или же для спасения собственной шкуры? Я был просто обязан это выяснить.

Аритон замер. Эрлин торопливо махнул рукой, давая понять, что его объяснения не окончены.

— А еще я хотел проверить, умеешь ли ты сражаться. Клянусь Этом, я никогда не отправил бы своих людей на подмогу принцу-слабаку. Надо отдать тебе должное: сражался ты достойно и честно, не злоупотребив своими магическими силами. Но даже если бы ты и погиб на этом самом месте от моего меча, мы бы ничего не потеряли. Земли Шанда оказались бы в стороне от военной заварухи.

— А мой труп ты отправил бы в Алестрон, дабы получить заслуженное вознаграждение?

Аритон убрал со лба и висков слипшиеся волосы. Гнев ушел из его души, как вода сквозь решето. Раны, нанесенные ему Эрлином, жгли и болели, но ничуть не менее жгучими были его слова, обращенные к кайдену Шанда:

— Ты допустил одну серьезную ошибку. Я приплыл сюда не затем, чтобы просить твоих соплеменников воевать на моей стороне.

Эрлин стал похож на медведя, решившего отведать меду, но атакованного роем пчел.

— Даркарон тебя побери, зачем же тогда ты явился? Аритон кисло улыбнулся. Лучники затаили дыхание, ожидая его ответа. Аритон взглянул на перепачканную кровью рубаху, поморщился и сказал:

— Когда я отмою следы твоей проверки и передохну, ко мне вернется способность говорить более учтиво. Тогда я все тебе объясню.

Заседание совета, созванного Эрлином Талейнским по просьбе Аритона, происходило под открытым небом. Свою просьбу Повелитель Теней изложил еще в послании, которое отправил в Шанд с гонцом. Здесь были предводители кланов из леса Эта-Создателя, что в Восточной Халле, и из холмистого Орвандира. Добираясь сюда, многим пришлось проделать долгий и утомительный путь. Неудивительно, что в воздухе остро пахло конским потом, а люди, давно не видевшие друг друга, оживленно перешептывались и не скрывали своего любопытства.

Эрлин пригласил и старейшин кланов, но весьма многие из них заупрямились, не желая сидеть рядом с чужаком.

Проведя несколько часов в обществе Эрлина, Аритон изменил первоначальное мнение об этом человеке. Кайден Шанда обладал живым и проницательным умом. Он любил поговорить, громко хохотал и, казалось, ко всему относился не слишком серьезно. Даже команды, подаваемые клановым бойцам, больше походили на шутки. Но это не мешало Эрлину подмечать и запоминать каждую мелочь. Он обожал розыгрыши, поощрял соперничество между своими командирами и, казалось, лишь слегка проявлял свою власть, не мешая вольной и суматошной жизни кланов.

Заседание началось в сумерках. Местом его проведения Эрлин избрал старую каменоломню. Там развели большой костер, вокруг которого расселись потомки древних династий Шанда. Представляя гостям Аритона, Эрлин не преминул кольнуть его предков:

— Мне приятно сообщить вам, что этот принц явился сюда не затем, чтобы принести клятву верности потомкам его материнской династии.

— Пусть бы только осмелился. Его бы тут быстро уложили на веки вечные, — прокаркала горбоносая старуха с длинной седой косой.

— Мои старейшины, — сообщил Эрлин, широким жестом обведя собравшихся.

Аритон несколько по-иному представлял себе встречу с клановыми старейшинами, но промолчал.

— Как видишь, они не больно-то расположены тебя видеть, но здесь уж я ни при чем, — добавил Эрлин, хлопая гостя по плечу своей загорелой ручищей. Аритон выдержал этот удар и лишь слегка вздрогнул, когда хозяин-шутник задел его неперевязанную рану на плече.

— Что ж, маг, попробуй убедить тех, кто здесь собрался. А это кровожадный народец, должен тебе сказать. Они целую неделю грызлись, решая, кому достанется честь бросить твой труп на съедение воронам.

— Вопреки твоим заверениям, что никто здесь не посягнет на мою жизнь? — с холодной, как сталь меча, иронией спросил Аритон.

Он сдержанно поклонился старейшинам и предводителям кланов. Легкий ветер, приятно пахнущий смолой, теребил рваные края его рубахи, с которой так и не удалось полностью отмыть кровь. Над глыбами камней, наполовину скрытых в траве, висело темно-синее небо с ранними звездами.

Эрлин уселся на плоский валун, поперек которого был постелен ярко-красный шерстяной половик. Лениво, словно разморенная солнцем гадюка, он оглядел нахмуренные лица предводителей кланов и усмехнулся.

— Не советую испытывать характер нашего гостя. Поверьте моему слову: я уже испытал, на что способен этот потомок Торбанда. Ратанская династия не может похвалиться ростом, зато храбрости ей не занимать. Его высочество посетил нас, чтобы предостеречь. Своим честным поединком со мной он вполне заслужил право говорить.

Аритон встал неподалеку от костра. Крупный щебень почти не скрипел под его ногами. Медное пламя костра делало Фаленита похожим на статую, выступавшую из темноты. Аритон оглядел тех, кто собрался его слушать, вооружившись не только мечами и луками, но и изрядной долей недоверия. Какой-то старик даже не пытался скрывать своего презрения; другой с трудом выдерживал сидение на одном месте. Светловолосая женщина сбоку даже раскрыла рот от любопытства, словно Аритон был диковинным животным. В большей или меньшей степени, враждебность читалась на всех лицах, морщинистых и смуглых от жгучего южного солнца.

Аритон не спешил начинать разговор. Он встретился глазами с каждым, завершив эту церемонию на желчной горбоносой старухе. Пусть все видят, с кем имеют дело. Перед ними стоял последний живой потомок династии Фаленитов, отягощенный трагическим прошлым и весьма опасный, если верить гуляющим по Этере слухам и домыслам.

Чувствуя, что и его терпение подходит к концу, Аритон заговорил, сразу же начав с сути дела.

— К берегам Миндерлийского залива движется армия численностью в тридцать пять тысяч человек. Я позволил верным мне ратанским кланам всеми доступными им средствами сдерживать ее продвижение, тем не менее войска Лизаэра Илессидского могут достичь Верпонта еще до начала зимы. В самом Верпонте уже готовят корабли для переброски армии.

Без малейшего сожаления Аритон добавил, что Джирет Рыжебородый и его ближайший соратник Каол, вероятно, постараются отомстить горожанам за разгром деширских кланов в Страккском лесу.

Настроены его здесь слушать или нет, разговор предстоял серьезный. Опуская ненужные подробности, Аритон продолжал:

— Если хотя бы часть войск осуществит задуманное, через какое-то время они обязательно высадятся в Алланде. Их главная цель — это я, но меня они не застанут. Я решил покинуть берега Этеры. Со мною вместе уплывет и опасность войны. Но одних только продуманных замыслов недостаточно. Победив Деш-Тир и вернув Этере солнце, мы с Лизаэром оба стали жертвами его проклятия. И сила проклятия такова, что может сделать нас слепыми орудиями, напрочь заглушив голос рассудка. Такое уже бывало, и я хочу, чтобы вы поняли страшную особенность этого проклятия.

Тщательно выбирая слова, избегая длинных цветистых фраз, Аритон рассказал предводителям кланов и старейшинам о столкновении с Лизаэром во время битвы в Страккском лесу. Ему и сейчас было страшно прикасаться к тем воспоминаниям… Все, что называлось Аритоном Фаленским, тогда вдруг умолкло перед сокрушительной лавиной ненависти. Она овладела им целиком. Не раздумывая, он пожертвовал бы всем: от зеленых чащ Страккского леса до последних уцелевших бойцов из деширских кланов. Им владело одно, ненасытное и неукротимое желание: уничтожить Лизаэра Илессидского. Рассудок, совесть, сострадание перестали существовать.

В кошмарных снах Аритон потом не раз переживал ту зловещую упоенность убийством. Ему ведь не хватило нескольких секунд. Лизаэр даже не подозревал, что своим спасением обязан Джирету Рыжебородому, которому тогда было всего двенадцать лет. Это он удержал Аритона от рокового шага.

— Я прошу внимательно отнестись к моим словам: проклятие Деш-Тира сильнее воли и рассудка.

К счастью, сейчас и то и другое было подвластно Аритону, и собравшиеся не видели на его лице ничего, кроме маски бесстрастия. Вряд ли они догадывались, что скрывается под нею. Вряд ли даже отдаленно понимали, каково просыпаться каждый день, зная, что проклятие Деш-Тира ведет с тобой жестокую игру и вопреки твоим отчаянным усилиям вновь толкает тебя на поединок с Лизаэром.

— Если судьба все-таки сведет нас с братом на поле битвы, я вновь превращусь в слепое орудие мести. В ход пойдет все: магия, рукотворные тени и чужие жизни. Как и в Страккском лесу, мною будет владеть только одно желание: любой ценой убить Лизаэра Илессидского. И он тоже не остановится ни перед чем, только бы увидеть мою гибель. На земли Шанда могут обрушиться страшные беды. Мне небезразлична ваша судьба, и я не хочу, чтобы еще раз из-за меня страдали и гибли люди. Я приплыл сюда убедить ваши кланы не вступать ни в какие сражения с армией Лизаэра и не препятствовать ее продвижению. Со своей стороны, я сделаю все, только бы оказаться как можно дальше от своего врага и не дать вспыхнуть войне. Однако я не могу обещать вам, что войны не будет, ибо проклятие Деш-Тира способно опрокинуть даже самые лучшие и продуманные замыслы.

Тишина, установившаяся после его слов, была совсем недолгой.

— Ты что же, призываешь нас трусливо попрятаться? — накинулся на Аритона сидевший неподалеку седовласый боец. — Этот мерзостный принц осмелился казнить своего кайдена! Тоже выдумал — пропустить его армию. Да мы ее вообще не пустим на свои земли!

В темноту понеслись одобрительные возгласы собравшихся.

— Не хватало еще, чтобы в Алланде появились чужие головорезы. Со здешними едва успеваем расправляться.

И армию не пустим. Они же, пока идут, нам все земли испоганят.

Досадливо поморщившись, Аритон повернулся к Эрлину и в отчаянии спросил:

— Неужели все твои старейшины страдают глухотой? Почему никто из них не обратил внимания на мои слова?

Эрлин передернул плечами, словно отгоняя докучливых мух.

— Здесь не Ратан, а Шанд. Мы сами решаем, как поступить.

— И своим решением только раздуете пламя войны. Выходит, я напрасно предостерегал вас,- не выдержал Аритон. Чувствуя, что дальнейшие разговоры ни к чему не приведут, он заявил напрямую: — В этот раз никто не скажет, что я подбиваю кланы сражаться на моей стороне.

Эрлин шумно потянулся. Похоже, разговор не нравился и ему, и предводитель едва сдерживался.

— Тогда напрасно, друг мой, ты столь упрямо сражался в поединке.

От злости его бирюзовые глаза стали почти черными.

— Наверное, между собой вы уже решили дать отпор Лизаэру, — сказал Аритон, осторожно прощупывая намерения Эрлина.

— Ни один клан не считает принца Лизаэра своим другом, — заявил алландский предводитель. — В особенности после того, что он сделал с госпожой Маноллой.

Аритон горестно поджал губы, но такая мелочь, конечно же, ускользнула от Эрлина.

— Но и ты, принц, тоже хорош. Теперь вести между кланами распространяются быстрее. Бойня на берегах Талькворина заставила нас теснее общаться.

Эрлин выразительно замолчал, затем хищно улыбнулся и насмешливо-доверительным тоном продолжал:

— Я сражался с тобой еще и затем, чтобы выразить недовольство от имени кайдена Мелхаллы. Она возмущена твоим нападением на арсенал герцога Брансиана. У тебя не было личных оснований вторгаться во владения одного из ее подданных. Поскольку затем ты переместился в Шанд, по законам верховных королевств я должен спросить с тебя за разгром арсенала в Алестроне.

— Эт милосердный! — воскликнул Аритон и вдруг засмеялся. — А я-то думал, почему ты так старался лишить меня жизни!

Его раненое предплечье все еще саднило.

— Жаль, что кайден Мелхаллы не сообщила тебе достоверные подробности. Никакого нападения не было. Я исполнял поручение Содружества Семи. К сожалению, все произошло не так, как задумывалось.

Эрлин заулыбался.

— Поединок вполне оправдал тебя, принц. Я достаточно убедился в твоей честности. Думаю, ты не применяешь свою магию, чтобы намеренно досадить другим. Я знаю Бри-дионов: они любят поднимать шум из-за пустяков. Когда их кайден спросит меня, я скажу, что вызвал тебя на поединок и ты одержал верх. Но запомни хорошенько: Бридионы упрямы. Герцог Брансиан все равно будет искать случая расправиться с тобой.

— Если он явится ко мне для объяснений, я расскажу ему все как было, — сухо ответил Аритон.

Эрлин с наслаждением потянулся. Он радовался, что удалось избежать перепалки между Аритоном и старейшинами, направив внимание принца совсем в иное русло. Принц меж тем был похож на мальчишку, которому недавно задали изрядную порку и у которого теперь болит все тело.

— Я бы посоветовал тебе держаться от Алестрона подальше,- добавил Эрлин.

Глаза Аритона сердито блеснули, что еще больше позабавило предводителя алландских кланов.

— И куда же ты теперь поплывешь на своем кораблике? В костре вспыхнуло полено. Заплясали искры, отражаясь в изумрудных глазах Аритона.

— На север, — ответил Аритон. — Попробую добраться до Верпонта и помешать отплытию кораблей с солдатами Лизаэра.

Эрлин запустил пальцы в свою короткую черную бороду.

— Что ж, ты волен поступать по-своему, а мы — по-своему. Клятвы верности мы тебе не приносили. Если Дейлион-судьбоносец разрушит твои замыслы и армия Лизаэра сюда доплывет, нравится тебе или нет, но мы не упустим случая поразвлечься. На всякий случай запомни: в Шанде никто лучше нас не умеет нападать на перегоняемые стада.

В этом Эрлин был прав: армию нужно кормить, а на одних сухарях, без мяса, солдаты долго не протянут. Собравшиеся заметно оживились. Кто-то из предводителей издал боевой клич. Другой крикнул, чтобы прикатили бочку с элем. За неимением стола, землю застелили скинутыми кожаными куртками. На них уже разворачивали засаленные, с порванными краями, карты местности. Предводители занялись любимым делом — подготовкой налетов на стада и провиантские обозы. Слушая их возбужденные голоса, Эрлин ухмыльнулся:

— Послушаем, что запоют солдатики Лизаэра, когда им станет нечего лопать.

Аритон попробовал было возразить, что они плохо знают Лизаэра, но кто-то из бойцов дружески похлопал его по больному плечу и со смехом сказал:

— Хватит умных разговоров. Пора повеселиться. Ты это честно заслужил. Всякий, кто сумел победить нашего Эрлина в поединке, становится ему названым братом.

Возможно, он напрасно искал встречи с кланами Шанда; его слова не были услышаны. Зато мысль о сопротивлении Лизаэру прочно засела в умах и обсуждалась с таким жаром, будто войска Илессида уже двигались по алландским дорогам. К тому времени, когда от костра остались лишь тлеющие угли, предводители кланов и старейшины успели порядком захмелеть. Собрание превратилось в обыкновенную пирушку, где все хлопали друг друга по плечам и клялись в вечной дружбе. Потом к сухому стволу дерева прикрепили горящий факел и начались состязания в стрельбе из лука. В воздухе запахло опаленными перьями стрел. Монеты, поставленные на заклад, меняли хозяев. Захмелевшие стрелки придирчиво осматривали луки соперников, отпуская язвительные замечания. Недовольные своими успехами вновь тянули жребий и стреляли.

Про Аритона Фаленского вспомнили не раньше, чем из бочки были вытряхнуты последние капли эля. Повелитель Теней исчез. Никто не заметил, как и когда он покинул пирушку. Эрлин спешно отправил на берег отряд дозорных. Вернувшись, те сообщили, что бухта, в которой стоял «Таллиарт», пуста. Караульные, все это время остававшиеся на берегу, прохлопали отплытие. Скорее всего, тут не обошлось без рукотворных теней.

Эрлин Талейнский не слишком огорчился внезапному исчезновению странного гостя. Выпитый эль привел кайдена в особо благодушное настроение.

— Даркарон его побери! Повелитель Теней думал, что победил меня. Как бы не так! Если этот мерзавец Лизаэр вместе с армией появится в здешних краях, мы встретим его по-своему. И уж точно не побежим к Фалениту за разрешением.

Путем всех возможных магических ухищрений колдуньи Кориатанского ордена окончательно выяснили: Содружество Семи не стремилось сохранить мир на Этере. Маги равнодушно взирали на готовящуюся войну между потомками двух королевских династий, словно забыв, что пожинают плоды своих же опрометчивых действий в прошлом. Впрочем, Содружество всегда волновали только собственные заботы. Так было, когда Этера оказалась под владычеством Деш-Тира, брошенная на произвол судьбы. Похоже, так будет и сейчас.

Правда, что-то заставило их в прошлое летнее солнцестояние воспользоваться силой ветвей и прибегнуть к своим магическим ухищрениям, но что именно и по какой причине — этого не знали даже самые опытные кориатанские колдуньи.

Наблюдательницы ордена все чаще ловили лишь отголоски происходящих событий, а не узнавали о них заранее, что усугубляло досаду и раздражение Главной колдуньи Морриэль. Когда-то Путеводный Камень позволял Кругу Старших следить за всеми намерениями Содружества. Скирион не обладал такой силой, и завеса тайны, которой Сет-вир окружил происходящее внутри стен Альтейнской башни, была столь же крепкой и несокрушимой, как и древняя паравианская сталь.

Морриэль упрямо не желала довольствоваться отголосками событий. Она непременно должна знать все о действиях обоих принцев, носящих в себе проклятие Деш-Тира. Ко-риатанский орден создавался во имя милосердия и по велению милосердия всегда вмешивался в жизнь Этеры. Чтобы находиться ближе к разворачивающимся военным действиям, Морриэль заблаговременно перебралась в Белую Бухту — портовый город на узком низменном полуострове, омываемом водами Эльтаирского залива. Там у ордена был сиротский приют, помещавшийся в древней крепости, которая стояла на берегу. Высокие крепостные стены надежно скрывали небольшой мощеный внутренний двор. Днем здесь звенели голоса девочек-сирот, воспитываемых орденом, а ночью было тихо и пусто. Но несколько ночей в году этот двор становился местом совершения особых магических ритуалов, связанных с равноденствиями и солнцестояниями. Тогда под звездным небом появлялись начерченные мелом круги, вдоль которых мерцали огоньки свечей. Если караульным у ворот крепости и становилось не по себе от магической силы, прорывавшейся сквозь стены, приличное жалованье вынуждало их терпеть и держать язык за зубами.

В давние времена магия Круга Старших спасла Белую Бухту от разгула зимней бури, угрожавшей затопить город. С тех пор здесь укоренилось благожелательное отношение к кориатанкам. Постепенно приют расширился и купил несколько кирпичных зданий на узкой улице, что примыкала к крепости. В одном из них и остановилась Морриэль.

Главная колдунья выбрала для себя просторное помещение с колоннами. Когда-то здесь любил нежиться на солнце прежний владелец дома — богатый торговец. По утрам солнце гляделось в восточные окна зала, наполняя сырой воздух приятным теплом. Из окон открывался вид на прибрежные воды, где целыми днями сновали лодки, груженные выловленной рыбой, неутомимо плескались волны, разбрасывая белоснежную пену. Среди свинцовых волн сиротливо высились причальные тумбы: кораблей в гавани почти не осталось. Привлеченные возможностью заработать, капитаны поспешили в Верпонт, дабы принять на борт солдат армии Лизаэра.

Морриэль любила это нежаркое солнце. Его тепло позволяло хотя бы на время унять ломоту в ее дряхлых хрупких костях. А ведь было время, когда она не нуждалась ни в этом тепле, ни в мягких подушках. Главная колдунья нехотя призналась себе, что стала совсем нетерпимой к холоду. И не только к холоду. Ее, словно обыкновенную старуху, начали раздражать неудачи. Вот и общества Первой колдуньи Лиренды она упорно избегала с той самой ночи, когда Элайре не удалось вовлечь Аритона в любовную связь. Послушница действовала безупречно. Элайра сумела снять все защитные преграды, выставленные Аритоном, и пробудить в нем ответную страсть. К страсти примешалось свойственное Фаленитам сострадание. Сила их любви была настолько велика, что всколыхнула всю седьмую ветвь.

Та же ночь обнажила серьезный недостаток в выучке Лиренды. Колдунья, которую Морриэль готовила себе в преемницы… проявила чисто женскую слабость, подпав под чары Повелителя Теней. Морриэль было очень трудно одной следить за намерениями и действиями Аритона, но она решила не рисковать и отстранила Лиренду от всех связанных с ним сеансов ясновидения. Проклятый зов плоти. А ведь Лиренда — далеко не девчонка. Морриэль вспомнила, с каким презрением Первая колдунья всегда отзывалась о любовных страстях, и беззвучно усмехнулась. Вот и еще дополнительные хлопоты на ее старые плечи.

Но делать нечего. После того как Аритон покинул Мериор, Главная колдунья старалась не упускать его из поля зрения. Подле нее постоянно находился ларец, наполненный тонкими стеклянными шарами. Послушницы, обладавшие способностью к воздушной магии, вели наблюдение за ветвями. Любая мелочь, заслуживающая внимания Главной колдуньи, сейчас же появлялась внутри шара и оставалась там столько, сколько требовалось Морриэль.

В который уже раз она просматривала эти маленькие картинки. Закутавшись в теплый платок, словно ярмарочная предсказательница судьбы, Морриэль перекладывала шары, стараясь выстроить их картинки в последовательную Цепь событий. Удача сопутствовала ей: в течение минувшего месяца разрозненные кусочки этой мозаики начали складываться в более или менее целостную картину.

Изображения не были застывшими; они дышали жизнью и чувствами, иначе наблюдательницы за ветвями просто не смогли бы их уловить… Вот двое мериорских сорванцов, брат и сестра, прыгают вокруг слепого канатчика и дразнят его. Аритон нанял этого человека плести снасти для строящейся бригантины. Морриэль вгляделась в озорные детские лица. Неудивительно, оба без ума от Повелителя Теней и готовы идти за ним в огонь и в воду. Скрюченный палец Морриэль отодвинул шар в сторону.

Другой шар показал ей герцога Брансиана и троих его братьев. Все они о чем-то ожесточенно спорили, склонившись над картами. Глядя на флажки, воткнутые в карты, Морриэль поняла: Бридионы намерены отправить свои войска на помощь армии Лизаэра, дабы на Скимладской косе загнать Аритона в ловушку… Еще одна картинка, в шаре поменьше. Бывший начальник алестронского караула, разжалованный и униженный, сидит на корточках, торопливо поедая украденную корку хлеба. Вместо офицерского мундира на нем — лохмотья нищего, вместо служебного рвения в душе его — неистовое желание отомстить. В этом человеке не угасает ненависть к Повелителю Теней, по вине которого он лишился всего: должности, заслуг и честного имени.

Морриэль подцепила очередной шар. В нем виднелись восьмиугольные крепостные башни Джелота. Внизу стояла кучка богатых городских торговцев, недовольных последним указом джелотского мэра. Мыслимое ли дело! Их самые лучшие и быстроходные корабли будут реквизированы и отправлены в Верпонт для перевозки солдат. Городская гавань оцеплена, а капитанам объявили, что за неподчинение они ответят головой.

Такие же указы издали управители и всех остальных городов на побережье Эльтаирского залива. Кто-то из судовладельцев негодовал, кто-то, наоборот, потирал руки, выгодно продав за итарранское золото старые, едва держащиеся на плаву корабли.

Увиденное в следующем шаре немного позабавило Морриэль: целая флотилия утлых рыбачьих суденышек, стоящая на приколе в незаметной бухточке острова Полумесяца. Неужели их хозяева думают, что Лизаэр станет сорить деньгами и покупать развалины, которые затонут, едва отойдя от берега? И зачем вообще дура-послушница передала ей эту картинку? Стаей дельфинов залюбовалась, что ли? Морриэль сердито оттолкнула бесполезный шар и принялась разглядывать картинки в других шарах.

Дела самой армии, двигавшейся к Верпонту, были весьма плачевными. Чувствовалось, что она надолго увязла в Вальгапском ущелье, лишенная подвоза провианта. Бойцы кланов держали солдат и офицеров в постоянной тревоге. Зловещая находчивость варваров не знала пределов. Последней их ловушкой стал грандиозный обвал, засыпавший большой участок дороги. Морриэль смотрела на крошечные фигурки солдат, напоминавшие черных муравьев. Орудуя лопатами, они расчищали дорогу. Рядом стояли запряженные волами телеги, на которых отвозили прочь крупные обломки скал.

Наблюдательницам ордена не удалось обнаружить никаких следов Джирета Рыжебородого и его ближайших сподвижников. Либо они ушли из этих мест, либо предпочитали действовать по ночам, а днем отсыпались. Наблюдательницы умели проникать и в сны, но для этого те должны были отличаться силой и яркостью образов — тогда их улавливали по колебанию потоков ветви.

Проклятые суставы! Морриэль скрючила пальцы, пытаясь притушить накатившую боль. Но своего занятия не бросила: оставалось еще три шара с весьма странными картинками. Должны же они что-то значить.

Первый из них показал Морриэль некую Диркен — капитана контрабандного судна «Черный дракон». В порту Крутого Откоса она рыскала по сомнительным заведениям, набирая себе в матросы еще более сомнительных личностей. Чем же ей не угодила прежняя команда и почему Диркен охотится именно за человеческими отбросами?

Второй шар: изящный, красиво разрисованный кораблик покачивается на якоре в тихой, поросшей елями бухточке на полуострове Итильт. Развалившись на палубе, Безумный Пророк гнусавит похабные куплеты. Пухлые ручки сжимают флягу с горячительным. После плавания в заколоченной бочке по Гартову пруду Дакар не расстается с этой флягой. Повелителя Теней на борту судна нет. Скорее всего, он где-то на берегу. Вот только где?

Картинка последнего шара показала Морриэль стадо потревоженных оленей. Похоже, от этого места до бухты с кораблем совсем недалеко, не более лиги. Снедаемая нетерпением, Морриэль вглядывалась в холодную поверхность шара. Вечерняя наблюдательница, возможно, сумеет внести дополнительную ясность в смысл этих картинок. Самым способным колдуньям ордена уже приказали подробнейшим образом проверить окрестности бухты, в которой стоит «Таллиарт».

Дакар служил лучшим доказательством того, что принц Ратанский вернулся в свое королевство. Значит, и он готовится к войне. Без помощи Элайры проникнуть в разум Аритона было невозможно: колдуний встречал лабиринт разрозненных мимолетных образов. Наблюдательницы стерегли его круглые сутки, но увы! Только дразнящие, мелькающие картины, которые невозможно даже запомнить. Хотя Элайра и сообщила, что Фаленит лишился своего магического зрения, он не утратил магической выучки. У него осталось магическое восприятие, усиленное развитой интуицией менестреля. Этого ему вполне хватало, чтобы ничем не выказывать своих чувств. Поток ветви очень редко обнаруживал Аритона, а если и обнаруживал, наблюдательницы улавливали лишь какой-нибудь незначительный пустяк. Намерения Повелителя Тьмы оставались скрытыми.

Испустив сердитый вздох, больше похожий на шипение, Морриэль спрятала высохшие, почти бесплотные руки под темно-пурпурным шелковым одеялом. Сколько времени она бесцельно потратила, разгадывая головоломки событий? Пока не исчез Путеводный Камень, орден получал четкую и ясную картину всего, что происходило на Этере. Пропавший аметист позволял черпать энергию любой из двенадцати ветвей и обходиться без утомительных наблюдений. Вместо нынешнего просеивания событий и нескончаемых догадок кориатанки получали непосредственные знания. Догадки! До чего же она устала предполагать и делать допущения. Взять хотя бы картинки из последних трех шаров. Диркен, нанимающая разное отребье. Олени, которых что-то спугнуло. Что? Лесорубы, вдруг появившиеся в этих местах? А скопище ветхих рыбачьих лодок? Связано ли все это с замыслами и приготовлениями Аритона? Или ей только кажется? Но не может же каждое событие в той части Этеры непременно быть связанным с Повелителем Теней.

Морриэль закусила бесцветные губы. Сомнения, ошибки. Колдуньи Круга Старших увязают в спорах. Как будто жизнь согласится замереть и ждать, пока они договорятся!

Старухе никак не удавалось прогнать роящиеся мысли. Заклинания, продлевающие ей жизнь, вдобавок болезненно обостряли слух. Морриэль мечтала о плотных суконных портьерах, чтобы хоть на час избавиться от моря звуков. Где-то истошно кричал младенец, мучающийся вздутием живота. Хозяйка отчитывала служанку. Внизу, под окнами, мальчишка-прислужник колол дрова для кухни. Вот хлопнула дверь на первом этаже. Гремя ведрами и неумолчно болтая, явились девчонки-послушницы, отправленные за водой. В кухонной кладовой какой-то увалень с грохотом раскладывал по полкам купленные на рынке припасы. На самой кухне повар счищал восковую кожуру с нового круга сыра. Очистки звонко ударяли по стенкам мусорной лохани.

Усилием воли Морриэль вытеснила эти звуки. На смену им тут же пришли другие. Ветер с залива играл незакрепленными створками ставен. В гавани несколько раз протрубил голосистый рожок. Еще одно судно поднимало якорь, готовясь отплыть в Верпонт. Прикрыв голубоватые, похожие на тонкую яичную скорлупу веки, Морриэль погрузилась в забытье.

Но даже железная воля не спасала Главную колдунью от грызущей боли во всем теле. Тишина не давала желанного покоя, а только усугубляла ломоту в истончившихся костях. Забытье — не сон; в такое время суток ей никак не уснуть. Морриэль показалось, что она обречена целую вечность слушать шелест собственного сбивчивого дыхания.

Нет, не будет вечности. Рано или поздно Колесо Судьбоносна поглотит и ее. Кориатанки не умеют жить столько, сколько живут маги Содружества. Морриэль не боялась смерти. Однако на пути к долгожданному успокоению души стоял призрак Аритона Фаленского. Любовь Элайры сумела завладеть его сердцем. Но в последний момент наживка сорвалась с крючка: девчонке так и не удалось затащить его в постель. Лиренде было бы намного легче, если бы принц уступил зову плотской страсти.

Размышления Морриэль прервал стук в дверь. Главная колдунья встрепенулась, будто коршун. Тело отозвалось жгучей болью. Сердитым шепотом старуха спросила, кто и зачем ее беспокоит.

Дверь приоткрылась, и в нее просунулось узкое лицо, окаймленное черными локонами. Первая колдунья Лиренда не осмелилась войти внутрь. Шелестя складками одежды, она опустилась на одно колено и склонила голову.

Как разительно отличалась эта взрослая женщина от самовлюбленной девчонки из богатой семьи! Морриэль сразу заметила в ней врожденную способность к магии, яркую и необузданную, будто костер на ветру. Лиренда искренне хотела вступить в орден и старалась держаться смиренно, но ее смирение было пронизано высокомерием.

Высокомерие так и осталось в Лиренде; просто она научилась сдерживать его. Морриэль достаточно рано разгадала суть этой колдуньи. С одной стороны, Лирендой двигало неистребимое желание добиваться успеха всегда и во всем. Другой ее чертой, тщательно скрываемой даже от самой себя, была неуверенность в себе. Она-то и заставляла Лиренду загораживаться высокомерием… Первая колдунья давно подчинила свои порывы железной дисциплине ордена. Морриэль это радовало, ибо подтверждало одну из главных заповедей кориатанок: милосердным при желании может стать каждый. Совладать с желаниями сердца, не знавшего любви, оказалось сложнее. Преемница Морриэль вдруг оказалась опасно уязвимой. У Главной колдуньи уже не было времени искать другую кандидатуру и все начинать сначала. Ставки слишком высоки. Нужно сделать все, чтобы помочь Лиренде залатать эту брешь.

Морриэль пользовалась любым случаем, чтобы проверить свою преемницу на безупречность поведения. Она знала: Лиренда не решилась бы тревожить ее по пустяку. Но лишняя строгость не помешает.

— Кажется, я запретила тебе являться ко мне, — сердито бросила ей Морриэль. — Как ты осмелилась нарушить запрет?

Морриэль намеренно не назвала ее ни по имени, ни Первой колдуньей. Лиренда стойко выдержала это унижение.

— Я никогда бы не осмелилась, если бы не важное известие, предназначенное только для ваших ушей.

— Нет таких важных известий, которые не могли бы подождать, — возразила ей Главная колдунья. — Но уж раз ты пришла сказать важное, не медли, говори.

Лиренда оставалась все в той же смиренной позе.

— Умоляю вас отнестись к моим словам внимательно. Известие настолько важное, что требует соблюсти необходимую предосторожность.

Трудно сказать, понравился ли Морриэль такой ответ или вызвал у нее дополнительное раздражение. Главная колдунья слегка хрустнула тонкими пальцами.

— Давай поднимайся. И зови сюда ту, что дожидается за твоей спиной.

Лиренда хотела было возразить, но каркающий смех Морриэль ее опередил.

— Ты еще будешь со мной спорить? Очень глупо с твоей стороны. Я уже знаю, кого ты привела. Меня хочет видеть старшая колдунья из Тайсана. Я права? Ей было велено следить за событиями в Авеноре. Я знаю эту сестру. Без серьезных основания она не нарушила бы моего повеления.

— Вы правы, повелительница. Сестра Хальта из Круга Старших здесь, — сказала Лиренда, поднимаясь с колена. — Прикажете наложить охранительные заклинания, чтобы не было помех вашему разговору?

— Нет. Проводи ее сюда. Я сама позабочусь о предосторожностях.

Лиренда исчезла за дверью. Морриэль прикрыла платком ларец со стеклянными шарами. Потом сбросила с себя одеяла и с трудом встала.

Бледно-сиреневая сутана раскачивалась на костлявых плечах Морриэль. Сейчас Главная колдунья была похожа на диковинного мотылька. Подойдя к шкафу, она достала шелковый мешочек, внутри которого лежал один из камней ордена, помогающий накапливать силу и посылать ее в нужном направлении. Извлеченный наружу, белый кварц вспыхнул холодным отраженным светом. Морриэль не заботило, видят ли ее сейчас Лиренда и Хальта. Сморщенные ладони, будто сухие листья, обвили граненый кристалл. Главная колдунья сосредоточилась и направила свои мысли внутрь камня, пробуждая его силу.

Морриэль захлестнуло потоком обостренного восприятия.

Она ощущала глину кирпичей, из которых был построен этот дом, и известь раствора, скрепляющего их между собой. Она ощущала доски пола, чье дерево хранило легкие женские шаги и слезы несправедливо наказанных детей. Все магические ритуалы, какие совершались в этом зале, оставили здесь свои следы. Обрывки прошлых заклинаний въелись в половицы, точно копоть в штукатурку. И под всем этим текли первозданные силы Этеры. Сильнее, чем раньше, Морриэль ощущала их звонкое пение, но сейчас оно почему-то угнетало ее сознание. Она чувствовала конечность материи, подвластной разрушению.

Старуха тряхнула головой, быстро отогнав подобные мысли. Сокрушаться из-за мертвой материи, когда тысячи людей страдают и мучаются? Так ведут себя маги Содружества, для которых осколки паравианского мира дороже всего остального. Но если Содружество равнодушно к окружающей жизни, почему же оно позволяет себе безжалостно вмешиваться в дела ордена?

Морриэль было не с кем разделить свой гнев. Кроме нее, никто не знал, что после исчезновения Путеводного Камня маги Содружества стали бесцеремонно вторгаться в жизнь кориатанок, делая это когда им заблагорассудится. Самые могущественные заклинания, доступные сестрам-кориатанкам, не мешали ни Сетвиру, ни мрачному призраку Люэйну проникать в сокровенные замыслы ордена. Люэйн — тот вообще превратился в надзирателя. Хорошо, что хоть сейчас он не висел над нею. И все равно охранительные возможности Морриэль были невелики. Самое большее из доступного ей сейчас — магическое запечатывание пространства этого зала, дабы ни один звук не вырвался за его пределы. Все, что будет здесь сказано, особые заклинания окружат магической силой и навсегда запечатают внутри кварцевого кристалла, превратив в бледно-голубой узор светящихся линий.

Если какая-нибудь внешняя сила попытается сюда прорваться, Морриэль сразу об этом узнает. Она усмехнулась, представив, как переполошилась бы Лиренда. Та все еще гоняется за совершенством. Морриэль по собственному опыту знала, в каких случаях погоня за совершенством была пустой и глупой тратой времени. Главная колдунья избрала иную стратегию: сначала понять, зачем пожаловали маги, и только после этого выстраивать защиту.

Лиренде не откажешь в рвении, но ей еще многому предстоит научиться. Настоящая сила обретается через терпение и отрешенность. Вот и сейчас, пока Морриэль поудобнее устраивалась между подушек и одеял, Первая колдунья нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.

В отличие от нее прибывшая из Тайсана Хальта застыла в полном смирении, дожидаясь, пока ей будет позволено говорить. А ведь она, судя по измятой одежде и бледному лицу, очень устала с дороги.

— Готовая к служению, предстаю перед вышестоящими, — произнесла она традиционные слова и распласталась на полу.

— Позволяю тебе говорить.

Морриэль укутала руки в теплый платок. Воздух был напитан силой заклинаний, мерцающих ледяным блеском. Главная колдунья ощущала их всем телом; даже ее жидкие седые волосы распрямились.

Хальта подняла голову. Громкий шелест ее одежды выдавал трясущиеся колени.

— Повелительница, Эту было угодно послать мне испытание, которое вынудило меня сделать выбор. Я проявила чрезмерное своеволие и теперь уповаю на ваше милосердие. Поддавшись на увещевания Лизаэра Илессидского, я заключила с ним сделку. Я выдала принцу местонахождение его кровного брата, а также намерения последнего. За это Лизаэр рассказал мне, что собственными глазами видел… Путеводный Камень… — от неодолимого волнения голос Хальты зазвенел, — не исчез бесследно. Все эти долгие века он находился в хранилище Альтейнской башни и до сих пор остается там.

Морриэль поднесла к губам скрюченные пальцы, чтобы не закричать во все горло. Новость была ошеломляющей. Путеводный Камень найден! Наконец-то! Главной колдунье было не совладать с бушующей радостью, захлестнувшей ее дряхлое тело. Морриэль протянула трясущуюся руку и начертала знак благословения над капюшоном Хальты, замершей у ее ног.

— Я целиком прощаю твое своеволие. Ты поступила как истинная кориатанка!

Морриэль приободрилась, будто ей сбросили несколько сотен лет. Ошеломляющая весть сразу же пробудила в ней новые надежды. Когда Путеводный Камень вернется в орден, боль перестанет терзать ее тело. Увы, священный аметист не сделает ее ни молодой, ни сильной, но преемственность Лиренды потеряет свою остроту. Кориатанки вновь смогут утихомиривать бури и заграждать путь болезням. Орден займет свое былое положение и избавится от соглядатайства магов Содружества.

Ликующий взгляд Морриэль пересекся во взглядом Первой колдуньи Лиренды.

Раскрасневшееся лицо Лиренды говорило не только о чрезмерной радости. Возможно, радости там не было вообще, а был лишь умело замаскированный гнев.

Морриэль стало любопытно. Белый кристалл кварца, с которым по-прежнему было связано ее сознание, позволил достаточно быстро добраться до причины и сломить внутреннее сопротивление Лиренды. Причина поразила Морриэль: Первая колдунья ненавидела Хальту за предательство. Купив сведения о местонахождении Путеводного Камня, та даже не задумалась о чудовищной плате. А платой была жизнь Аритона Фаленского. Лиренду взбесило, что орден собственными руками выдал наследника ратанского престола, скрывшегося в Мериоре.

Морриэль не волновала судьба Аритона. Ее удручала женская слабость Лиренды. Неужели Первая колдунья влюбилась, будто какая-нибудь младшая послушница, еще не научившаяся бороться с мирскими страстями? Впрочем, достаточно даже простого сочувствия к Фалениту, чтобы нарушить равновесие в душе Лиренды.

Морриэль злорадно сощурилась. Она нашла средство исцеления.

— Первая колдунья, я повелеваю тебе взять Скирион и немедленно отправляться в Атанию. Попутно ты должна будешь собрать круг из ста восьми старших колдуний, наиболее опытных и искусных в нашей магии. Вместе с ними ты явишься к Сетвиру и вызволишь из недр Альтеинской башни Путеводный Камень. Если ты потерпишь неудачу и вернешься с пустыми руками, я сочту тебя недостойной называться моей преемницей.

Лиренда успела совладать с собой; ее лицо было бесстрастным, как у мраморной статуи. Первая колдунья отвесила требуемый поклон.

— Ваше повеление — большая честь для меня. Я с радостью выполню его, не доставив вам причин для недовольства.

Морриэль раздраженно следила, как Лиренда встала и с излишним рвением отправилась выполнять приказ.

К Хальте, все еще лежавшей на полу, Главная колдунья обратилась более благосклонным тоном:

— Встань, Хальта, и отринь свои страхи. Повторяю: твой поступок не был своеволием. Ты немало рисковала, но твой риск оправдан, ибо ты действовала во благо ордена. Твое усердное служение будет должным образом вознаграждено. Однако сейчас я вынуждена просить тебя еще об одном необременительном одолжении.

Колдунья встала, расправила складки одежды и смиренно склонила голову.

— Жду ваших приказаний, повелительница.

Почти бесплотной рукой Морриэль откинула платок, скрывавший стеклянные шары, выбрала из них один и подала Хальте.

— Повтори ясновидение, которое ты провела для Лизаэра Илессидского. Покажи человеку, которого ты видишь, верфь Аритона в Мериоре. Пусть он хорошенько запомнит то место.

Поскольку приказ Морриэль исключал вопросы, Хальта молча взяла шар, откуда на нее глядело изможденное лицо бывшего начальника алестронского караула.

— Исполняю ваше повеление, — тихо произнесла колдунья.

Неожиданно в соседнем доме вновь громко заплакал ребенок. Был ли его плач случайным совпадением или же дурным предзнаменованием, Морриэль не знала, но детский плач всегда действовал на нее удручающе. Она поспешно отпустила Хальту и осталась одна. В окнах блеснули последние лучи утреннего солнца. Зал начал погружаться в прохладный сумрак. Морриэль закрыла глаза. Кориатанский орден, гордившийся своим милосердием, дважды выдал Аритона Фаленского врагам, но сердце Главной колдуньи билось ровно, а душа не испытывала никаких угрызений совести.

Не столь уж важно, сумеет ли этот униженный и озлобленный алестронский изгой осуществить свою месть и убить Повелителя Теней или же только расстроит замыслы Аритона. И не столь уж важно, доплывет ли армия Лизаэра до Мериора или непоправимо застрянет в Верпонте. Для ордена важнее другое: с гибелью Аритона устранится опасная привязанность Лиренды, угрожающая ее восхождению к вершине власти.

Передохнув и успокоившись, Морриэль вспомнила еще об одном незавершенном деле. Позвонив в колокольчик, она вызвала мальчишку-пажа.

— Запомни послание, которое ты передашь наблюдательнице за ветвью и скажешь, что я велю немедленно отправить его по назначению. Пусть разыщут послушницу Элайру и сообщат ей, что я приказываю ей прекратить всякое общение с принцем и без проволочек возвращаться назад.

Скоро они вернут себе Путеводный Камень, и тогда вместо тех крох, которые удалось добыть Элайре, у них будет целостная картина. Поход Лиренды к стенам Альтейнской башни непременно должен увенчаться успехом. Возможно, удовлетворенное честолюбие охладит ее страсть. Если нет, тоже не беда: предмет ее страсти вскоре перестанет существовать.

Тонкие губы Морриэль изогнулись в подобие улыбки, которая сразу же погасла. А что, если Повелитель Теней ловко обойдет все западни и все-таки останется в живых?

На закате дня, получив приказ Морриэль, Элайра не может удержать слез. Она рада, что Главная колдунья не винит и не упрекает ее. Но сердце послушницы с бронзовыми волосами страдает от любви, у которой не может быть продолжения. Готовясь покинуть Мериор, Элайра молится о том, чтобы Аритон нашел счастье с другой…

Ночью бывший начальник алестронского караула просыпается от странного сна: он узнал, где искать мага-злодея, уничтожившего арсенал и обрекшего его самого на позор и изгнание. Невзирая на тьму, он поднимается и отправляется в Мериор, дабы исполнить данную себе клятву и отомстить за себя и погибших товарищей…

На каменистом склоне Вальгапского ущелья, в день своего двадцатилетия, которое по традиции кланов считается возрастом зрелости, Джирет Рыжебородый вскидывает лук, прицеливается и пускает стрелу. На ее наконечнике начертано имя того, кто жестоко погубил его отца, мать и четверых сестер…