Корабли Мериора

ГЛАВА VII

Святилище Эта-Создателя находилось не в самом городе, а на некотором расстоянии от него. Ни сейчас, ни в прежние времена здесь не было храма и даже скромной хижины, защищавшей от непогоды. Как и древние паравианские расы, люди, населившие Этеру, придерживались убеждения, что никакое строение, возведенное человеческими руками, все равно не сможет воздать должное первичной силе, давшей Имена всему существующему. Как и в прочих пустынных уголках на побережье Эльтаирского залива, здесь властвовали чайки и скопы, и только пыльная тропа, уводящая к серым скалам, говорила о появлении людей.

Дакар подъехал к святилищу, когда солнце уже медленно ползло вниз, растягивая тени по придорожным травам. Проклиная негнущуюся спину, он кое-как сполз со взмыленной лошади. Поводья он обмотал вокруг коряги, которая торчала из кучи валежника, слишком утомленный, чтобы беспокоиться о том, что может лишиться отвязавшегося коня.

Знахарка оказалась права: меняя на постоялых дворах лошадей, через пару дней он добрался до Корабельной Гавани. Дакар ехал почти без остановок. Он отбил себе копчик, ляжки и зад стерлись до крови, однако злоба на Асандира заглушала в нем телесную боль. Иногда Дакару хотелось плакать от жалости к себе. За все пятьсот лет ученичества У Асандира он еще никогда не чувствовал себя таким несчастным и униженным.

Предзакатное солнце нещадно жарило ему спину. Внешне Дакар был похож сейчас на разъяренного шершня, попавшего в дымовую струю. Плюнув и выругавшись, он двинулся по узкому проходу к месту святилища.

Ни один посторонний голос не вплетался в крики чаек, высматривающих рыбу. Стоило немного подняться вверх, как и их голоса куда-то исчезали, и шелест ветра казался единственный звуком, оставшимся в мире. Запахов здесь тоже не было, кроме пряного запаха восковых свечей, но он не был разлит в воздухе, а налетал вместе с ветром, когда тот менял направление и дул со стороны святилища. Дакар невольно схватился за выступ скалы; запах этот едва не сбил его с ног. После вынужденного двухдневного поста, усугубленного полным отсутствием влаги в желудке, у Безумного Пророка закружилась голова.

Дальше тропа круто опускалась вниз. Впереди, слева, виднелась небольшая пещера, куда не попадал ни солнечный свет, ни звуки. Пришедшего в святилище Эта-Создателя никто не встречал. Здесь не было ни жрецов, ни служителей, которые присматривали бы за местом. Из расселины в скале вытекала струйка воды и с мелодичным журчанием убегала вниз, к морю. Чуть повыше тянулась цепочка естественных углублений, заполненных напластованиями воска с чернеющими остатками свечных фитилей. Стенки углублений и пространство между ними заросли мхами и лишайником.

Судя по многочисленным остаткам приношений, святилище отнюдь не было заброшенным. Но пришедший поклониться Эту-Создателю чаще всего оказывался здесь один. Говорили, будто Эт сам следит за тем, чтобы люди не сталкивались друг с другом. Но даже он не проявил к Дакару милосердия. Все произошло именно так, как предсказала таридорская знахарка. Окруженный мерцанием свечей, потрескивающих в сыром воздухе пещеры, спиной к Дакару стоял Аритон.

Будь сейчас у Безумного Пророка кинжал или нож, он не побоялся бы осквернить святилище и убил бы Фаленита. Но у него не было с собой никакого оружия, как не было и знаний, позволяющих снять, распутать или разорвать клубок заклинаний, наложенных Асандиром. Оставалось лишь скрежетать зубами от злости и мысленно изливать на Аритона всю свою безудержную ненависть.

Если главный враг Дакара и слышал шаги за спиной, он не обернулся. Аритон зажег последнюю свечу и поставил ее к остальным. За стенами пещеры время продолжало течь, и сиреневые сумерки сменились густой вечерней синевой. С легким шипением горели, таяли и гасли свечи, вплавляясь в глыбы воска, оставшегося от их предшественниц.

Аритон все так же стоял, ни разу не обернувшись назад. Оставив бесполезную злость, Дакар мучительно искал причину, заставившую принца явиться сюда и зажечь такое множество свечей. Наконец он понял, но не захотел поверить и стал ожесточенно сражаться с ней, как будто причина была осязаемым противником.

— Он не умер! — вырвалось у Дакара. — Дейлион-судьбоносец должен был услышать мою молитву. Я не верю, что Халирон умер! Асандир не позволит ему умереть раньше, чем привезет в Иниш.

Аритон склонил голову.

— Сегодня утром он перешел на незримую часть Колеса Дейлиона. Это случилось вскоре после восхода солнца. — Шепот Аритона был спокойным и размеренным.- Сетвир передал известие местному прорицателю, а тот сообщил мне.

Дакар шумно проглотил скопившуюся в горле слюну.

— Значит, он не увидел Иниша… Какая потеря… Просто в голове не укладывается.

Дакар не лукавил; его скорбь по Халирону была такой же искренней, как жалость к самому себе. Безумный Пророк сел на камень и с трудом сдержал слезы. Из уважения к памяти Халирона он заставил себя молчать до тех пор, пока не погаснет последняя свеча. Хрупкий огонек. Последние рукоплескания великому менестрелю, которого слышали по всей Этере и который теперь станет такой же легендой, как герои его баллад.

Когда святилище погрузилось во тьму, Дакар все же дал волю слезам. Потом вытер мокрые щеки рукавом, откинул со лба слипшиеся волосы и огляделся. Аритона в святилище не было.

Повелитель Теней стоял неподалеку от входа, по-прежнему невозмутимый, ибо темнота его не пугала и не мешала ему. Одежда на нем была простой, но ладной и опрятной. Он глядел на Дакара, чуть-чуть склонив набок голову. Прежде Аритон часто застывал в такой позе, обдумывая очередное музыкальное задание Халирона.

Дакару сразу вспомнился обходительный Медлир, и новая волна злости напрочь смыла скорбь по покойному.

— Ты ведь знал! — бросился он в новую атаку. — Такие заклинания, когда их накладывают, издают особый звон. Ты его явно слышал, когда Асандир встал надо мной, но даже не потрудился предостеречь!

— Я крепко спал и проснулся немногим раньше тебя. И потом, если помнишь, я спросил тебя про золотую монету. На слух она и ты звучали очень похоже. Я посчитал это странным совпадением. О том, что Асандир наложил на тебя заклинания, я догадался позже, встретившись со свечным торговцем. Можешь мне не верить, но я бы с радостью отпустил тебя на все четыре стороны.

Дакар грязно выругался, однако на Аритона это, как всегда, не подействовало. Безумный Пророк сознавал превосходство Фаленита, и оно злило его еще сильнее.

— И что ты теперь собираешься делать? — вызывающе спросил Дакар.

— Мне позарез необходимо навестить одну таверну на Портовой улице, — сказал Повелитель Теней, шагнув к нему,- Не ошибусь, если тебе смертельно хочется эля.

— Хватит фокусов, — отпрянул Дакар. — Собрался напоить меня, чтобы сделать податливым? Однажды я уже попался на твою уловку.

«Нет, — решил про себя Дакар, — я должен противостоять Повелителю Теней и искать способ высвободиться из оков Асандировых заклинаний. Здесь нужен тонкий расчет и ясная голова».

— Раз уж мне навязали твое общество, я теперь буду держать ухо востро и не напьюсь до беспамятства. Такого удовольствия я тебе не доставлю.

Аритон пожал плечами. Белым пятном шевельнулась в сумраке его рубаха.

— Как хочешь. А вот мне, по правде говоря, эль не помешает.

— Ты никак спятил? — взвился Дакар. — Где же твое почтение к Халирону? Первый менестрель Этеры, не жалея сил, учил тебя всем премудростям своего искусства. Хороша же твоя благодарность! Можно подумать, Халирон запрещал тебе выпивать и теперь ты торопишься наверстать упущенное.

Умей Дакар видеть в темноте, он бы не заметил на лице Аритона никакой перемены. Вместо ответа Фаленит произнес что-то на певучем паравианском языке. Слова сразу же поглотил шум прибоя. Раньше Аритон непременно ответил бы какой-нибудь язвительной колкостью. Неужели и впрямь что-то изменилось? Безумный Пророк застыл в немом изумлении. Аритон прошел мимо него и зашагал к проезжей дороге. Дакару ничего не оставалось, как поковылять за ним следом, спотыкаясь и поддевая ногами камешки.

У гавани, давшей название этому городу, была своя, особая жизнь. Почти пустые и сонные днем, с заходом солнца портовые улочки и переулки пробуждались и наполнялись шумной и разношерстной публикой. Смех, ругань, крики не умолкали на них до самого рассвета. Кого здесь только не было! Собирая зевак, лихо жонглировали горящими факелами уличные циркачи. То и дело хлопали двери в скупочных лавках, открытых ночь напролет. Матросы, приносившие сюда редкие и диковинные вещицы, знали, что получат лишь половину, а то и треть настоящей стоимости своего товара. Где-нибудь в городе они смогли бы выручить больше. Но многих ли остановит здравый смысл, если вокруг столько соблазнов, а в карманах нет даже мелкой монеты? Получив вожделенные деньги, матрос не особо терзался выбором. Если дружки не волокли его в таверну напиться в честь схода на берег, он становился добычей какой-нибудь продажной милашки. В увеселительных заведениях можно было найти женщин на любой вкус и темперамент; те же, что в изобилии фланировали по улицам, ловили в основном уже порядком захмелевших матросов и уводили их в свои грязные норы. Ближе к полуночи в портовых тавернах яблоку негде было упасть. В душных залах, пропахших испарениями десятков тел, собирались все, кто торопился за одну ночь поглотить как можно больше радостей жизни. Некоторые являлись сюда принаряженными, иные — голыми до пояса, едва сменившись с вахты. Редкие корабли имели постоянную команду, поэтому никто особо не держался за свое место на палубе или вантах. Обычно матросы гуляли и бражничали до тех пор, пока не кончались деньги, после чего шли к вербовщикам и нанимались на другое судно.

Практически все портовые таверны имели скандальную репутацию и слыли местами, небезопасными для чистой публики. Но «Трехпалая чайка» занимала свое, особое положение как самая буйная таверна Портовой улицы. Она находилась почти у самой кромки залива, соседствуя с причалами. Неудивительно, что, едва сойдя на берег и еще не отвыкнув от качающейся палубы, матросы начинали свой питейный вояж с «Трехпалой чайки» и после двух-трех кружек двигались дальше. Однако не всех приводило сюда желание покутить. Кое-где за столами сидели весьма странные люди. Кружки с элем служили лишь для отвода глаз; те, кто их заказал, перешептывались между собой и поминутно бросали напряженные взгляды на дверь. Это были матросы с судов, перевозящих контрабанду. В любой момент мог явиться человек от их капитана и подать условный сигнал. А дальше — только успевай поворачиваться. Нужно было как можно быстрее покинуть гавань, пока портовая стража не пронюхала про запретный груз. Ночь всегда считалась союзницей контрабандистов. Если все проходило гладко, к утру корабль уже вставал на якорь в какой-нибудь незаметной бухточке, чтобы с наступлением темноты плыть дальше.

К незнакомцу, появившемуся на пороге «Трехпалой чайки», внимательно присматривались. Служанки не торопились найти ему место за столом и подать эль. Недогадливые удивленно пожимали плечами и, потолкавшись в зале, шли в другую таверну. Догадливые покупали себе и место, и внимание. Неписаный этот закон соблюдался свято.

Опутанный по рукам и ногам заклинаниями Асандира, Дакар прикусил язык и воздержался от привычных сетований. Намерение оставаться трезвым, дабы расправиться с Аритоном, подкреплялось еще и скудостью оставшихся у него денег. Чтобы не потерять из виду Фаленита, Дакару пришлось локтями прокладывать себе путь по залу «Трехпалой чайки».

Невысокий и удивительно быстрый, Аритон с ловкостью угря лавировал между посетителями таверны. Он заранее сговорился с хозяином — рослым краснолицым человеком. Прежде чем осесть на берегу, хозяин плавал корабельным коком, и привычка ходить сгорбившись стала его второй натурой.

Больше всего Дакара интересовало, о чем говорят Аритон и владелец таверны. Он всегда отличался пронырливостью и любил совать нос в чужие дела, но теперь к природному любопытству добавилась необходимость как можно лучше узнать своего врага. И пусть вокруг хохотали и пьяно горланили песни, пусть от чьих-то щипков соблазнительно попискивали пухленькие служанки, — Дакар мужественно боролся с искушениями.

Безумный Пророк любил сиживать в тавернах промозглыми осенними вечерами и в зимнюю стужу. Летом все дело портила жара. Каменные, грубо оштукатуренные стены «Трехпалой чайки» превращали зал в жаровню, только вместо аромата жареного мяса здесь стоял удушливый запах потных, немытых тел. Деревянные потолочные балки, густо исполосованные ножами, скрипели и содрогались от какой-то потасовки на втором этаже. Дакар покорно обрек себя на тесноту, духоту и скуку, но, чтобы не мучить тело, расстегнул воротник и распустил тесемки на манжетах. Потом он грузно привалился к потолочному столбу. Какой-то матрос, пьяно ухмыляясь, спросил, не намерен ли он заодно снять и штаны. Дакар закусил губу и промолчал, ибо штанам тоже досталось. Стараниями кур таридорской знахарки его ягодицы прикрывала густая бахрома свисающих нитей. Впрочем, что теперь сокрушаться? В море от соленых ветров и корабельной плесени любые штаны сопреют.

Дакар видел, как Аритон о чем-то спросил хозяина таверны и тот утвердительно кивнул. Ответные слова были достаточно громкими, и даже окружающий гул не помешал им достичь ушей Безумного Пророка.

— Капитан Диркен? С «Черного дракона»? Команда где-то здесь, это точно. Их первый помощник любит сидеть в углу, где воздух посвежее.

Расплатившись за подсказку, Аритон стремительно обернулся, и только природная ловкость позволила ему увернуться от громадной, вываливающейся из корсета груди какой-то местной милашки. Видя огорчение девицы, Фаленит усмехнулся и бросил в пространство между ее шарами серебряную монетку. Потом, не отвечая на страстные призывы, подтолкнул Дакара.

— Идем. У нас есть дела поважнее.

Повелитель Теней сумел проскользнуть между двумя ожесточенно спорящими грузчиками. Дакару с его грузными телесами этого не удалось. Спорщики стояли почти вплотную и не желали расступаться. Дакара окружили матросы, пропахшие корабельным варом. Бормоча проклятия, он вытянул шею и увидел окно, о котором говорил хозяин. Точнее, оконце, втиснутое между еще более внушительными грудями, но (увы!) принадлежащими деревянной русалке. Порядком растрескавшиеся прелести тем не менее раззадорили нескольких корабельных конопатчиков, и те, сцепивши руки на плечах друг друга, раскачивались и горланили похабную песню. Стекла покрывал толстый слой жирной грязи. Окно было полуоткрыто; его ветхие створки, похоже, намертво слиплись с подоконником.

— Свежий воздух, — проворчал Безумный Пророк. — Где он тут нашел свежий воздух? Трюмная затхлость да рыбья вонь — вот и весь их свежий воздух!

Аритон к этому времени преодолел последний ярд, отделявший его от стола. Каким-то чудом там оказался свободный табурет. Фаленит уселся напротив девицы с длинной, до пояса, черной косой и сразу же завел разговор.

Дакар облизал пересохшие губы и мысленно обругал себя за поспешность, с какой отказался от выпивки. Кружка эля сейчас пришлась бы очень кстати. Аритон словно забыл о нем. Дакар смотрел и не верил своим глазам: неужели этот человек сумел провести и Асандира? Как же ловко тогда он прикидывался аскетом, сторонящимся выпивки и женщин. И теперь, когда Асандир далеко, а Халирона нет в живых, маску благочестия можно сбросить. Какое там уважение к памяти учителя! Ишь как щебечет с милашкой. Дакар сдержал закипавшую злость и стал думать, нельзя ли извлечь из всего этого выгоду. Пожалуй, можно, тем более что судно, которое собирался нанять Аритон, числилось у властей не на самом хорошем счету.

Дакар спрятал в бороду коварную улыбку. Пора начинать. Он обвел глазами гудящий и бурлящий зал «Трехпалой чайки», выбрал себе цель — кучку игроков — и направился туда. Пророк вовсе не хотел попытать счастья. Его намерение было иным: устроить хорошую заварушку.

Его жертвы были увлечены игрой. Никто и не заметил, как Безумный Пророк вырос за спиной тощего, похожего на крысенка, воришки-карманника и словно невзначай толкнул его в спину. Воришка покачнулся и упал на здоровенного лысого верзилу с рваными мочками ушей и черными от въевшейся смолы ладонями. Карты, бешено мелькавшие в руках верзилы, полетели на пол.

Дакар икнул и глупо улыбнулся.

— Пр-шу пр-щенья, — промямлил он, подражая заплетающемуся языку гуляки.

Неуклюжесть придавала ему достаточно сходства с пьяным. Раскачиваясь в разные стороны, он сделал еще пару нетвердых шагов, споткнулся и зацепился ступней за перекладину между ножками скамейки. Скамейка опрокинулась. Засаленные карты, игральные кости, монеты — все дождем полетело вниз. Только сноровка моряка помогла лысому верзиле удержаться на ногах.

Кто-то уже ползал по грязному полу, подбирая дармовые деньги.

— Не трогать! Руки оборву! — загремел лысый, переваливаясь через опрокинутую скамейку.

Обещание осталось невыполненным.

— Что трясешься над монетами, скряга? — вдруг заорал во все горло Дакар, позабыв про пьяное косноязычие. — Или капитан у тебя прижимистый, лишнего сребреника не допросишься? Не Диркен ли это часом?

Вокруг установилась гнетущая тишина. Напирая друг на друга смуглыми телами, матросы окружили место возможной потасовки.

Дакару показалось, что масляные лампы вспыхнули ярче и в их свете заблестели налитые кровью глаза лысого. Наверное, потасовки не были здесь редкостью, ибо за пределами живого круга люди продолжали свое шумное веселье.

Лысый провел языком по кривым, щербатым зубам.

— А если и Диркен? — вызывающе спросил он. Верзила сжал кулаки. На волосатых руках напряглись мускулы.

Крутобедрая служанка с подносом, уставленным кружками, благоразумно свернула в сторону.

— Что ты имеешь против капитана? — крикнули Дакару откуда-то сбоку.

Дакар попятился назад. Со всех сторон на него смотрели угрюмые физиономии матросов. Он выпучил глаза и обхватил руками пояс, просунув под него большие пальцы. Обворожительно улыбнувшись, Безумный Пророк невинно пожал плечами.

— Я? Ровным счетом ничего. Просто кто-то пустил слух.

— Какой еще слух? — загремел лысый. Он пнул ногой скамейку, разметав остатки карт. — Ты уж говори, если начал, — потребовал он, надвигаясь на толстяка. — Иначе тебе придется доставать зубы из мочевого пузыря!

Дакар побледнел и струхнул. При внушительной, казалось бы, фигуре драчун из него был никудышный.

— Стало быть, Диркен — твой капитан? — осторожно спросил он.

— Да, провалиться мне на этом месте! Я первый помощник с «Черного дракона». Кого ни спроси — тебе каждый подтвердит.

Лысый грозно нахмурился. Глаза его пылали, готовые испепелить Дакара. Сделав еще один шаг, он почти вплотную приблизился к Безумному Пророку.

— А ну, мешок с требухой, выкладывай, что ты там слышал?

Дакар проглотил накопившуюся слюну и с крайне серьезным видом произнес:

— На площади… на той самой, где здание портовых властей… кто-то сболтнул, что у команды «Черного дракона» проворства не больше, чем у медведя в берлоге. А тут один человек хотел нанять ваш корабль. Сам понимаешь: если это правда, он может и передумать.

— И ты поверил слухам? — закричал первый помощник.

Вот когда в зале «Трехпалой чайки» стало по-настоящему тихо. Каждая пара ушей ожидала ответа Дакара, каждая пара глаз видела, что ему сильно не по себе. Потрескивали фитили висячих ламп. Собравшиеся затаили дыхание. Первый помощник хрустнул пальцами. Дакару этот звук напомнил стук мелких камешков, предвещающий камнепад. Лысый поплевал на ладони, затем вытер их о заляпанные смолой матросские штаны.

Нужно было выворачиваться; кулаки верзилы не сулили ничего, кроме хорошей взбучки. Глаза Дакара превратились в два блюдца.

— Видишь ли… я зашел сюда, чтобы только узнать. Может, это и не так. Я ничего не знаю про «Черный дракон». Но здесь полно матросов, которые знают. И они не дадут тебе соврать.

Костлявый моряк, стоявший позади Дакара, громко хихикнул.

— Хочешь знать правду, приятель? Во-первых, капитаном у них баба. Точнее — изнеженная девка, вот кто на самом деле эта Диркен. Настоящему мужчине достаточно свистнуть, и она тут же встанет на задние лапки. Сам понимаешь, что за команда у такого капитана. Сборище женоподобных мальчиков, с которыми справится даже мой хромой младший братишка.

— Передай привет своему братишке! — крикнул один из недавних картежников.

Он вскочил на ноги. В ушах сверкнули медные серьги. В обоих кулаках у него для веса были зажаты выигранные монеты. Картежник размахивал руками, словно дубинками, ему не терпелось ринуться в драку. Первый помощник, багровый от ярости, удовлетворил его желание и несколькими молниеносными ударами сшиб на пол.

Опасность всегда делала Дакара проворным. Не дожидаясь, пока и на него обрушится чей-то кулак, Безумный Пророк нырнул вниз. Кулак и в самом деле обрушился, но удар достался ни в чем не повинному матросу. Старший брат укротителя команды «Черного дракона», извиваясь, как змея, уполз под другой стол и исчез.

Дальнейшей затравки не требовалось. Драться для матросов было столь же привычно, как стоять на вахте или карабкаться по веревочным лестницам. На чьей стороне — такой вопрос существовал лишь в самом начале. Потом он уже не имел смысла. С криками и улюлюканьем матросы вскакивали из-за столов и вливались в круг дерущихся. Те немногие, кто не любил или не был настроен драться, рисковали попасть под перекрестный огонь, а потому торопились спрятаться или загородиться столами и скамейками. Самые отчаянные разбивали кружки так, чтобы уцелела ручка, и, вооружившись обломком с острыми краями, кидались в общее месиво.

Не прошло и пары минут, как переполненный зал «Трехпалой чайки» превратился в сумасшедший дом. В своем неистовстве люди не уступали ийятам, только их проказы были жестокими и кровавыми. Даже портовые девицы, вместо того чтобы с визгом кинуться врассыпную, задирали юбки, доставая припрятанные дубинки и ножи с тонкими лезвиями и ручками, украшенными жемчугом. В воздухе мелькали тарелки, разбиваясь если не о чью-то голову, то о стены. Иногда взлетали и тела, выброшенные шквалом побоища. Все, что не было намертво прибито или привинчено к полу, разламывалось и превращалось в оружие. Матросы с «Черного дракона», взбешенные чудовищным оскорблением, горели желанием отомстить. Жизнь любого, кто находился в зале таверны, потеряла всякую ценность; речь утратила человеческие звуки. Отовсюду слышались лишь крики, сопение, вопли и даже хрюканье.

Дакар тем временем дополз до сравнительно безопасного места и замер. На лице его сияла торжествующая улыбка, которую он и не думал прятать. Все равно ее никто не видел. Если теперь Аритон отважится нанять «Черного дракона», печенью Фаленита будут лакомиться крабы.

Стекло окошка, выходящего на улицу, густо заляпало чье-то недоеденное жаркое. Деревянная русалка равнодушно взирала бесцветными глазами на творившееся в зале. Хозяину «Трехпалой чайки» кое-как удалось пробраться к столу. Пока он, потрясая кулаками и хрипло ругаясь, с кем-то спорил, Аритон сидел и ждал. Он замер, словно кот, готовый в любое мгновение прыгнуть. На лице его застыла хорошо знакомая Дакару ироничная маска.

Безумный Пророк, схоронившийся за опрокинутым столом, увидел эту маску, и его обуял неподдельный ужас. Невзирая на продолжавшееся побоище, он встал. Правда, Дакару тут же пришлось нагнуться, чтобы пропустить летящую бутылку. Дальнейший путь преграждали обломки скамеек. Дакар нырнул вбок как раз в тот момент, когда мимо пролетел кортик. Почти под самым ухом визгливый женский голос выкрикивал отборные ругательства. Все это было для пророка не более чем фоном. Он старался расслышать, о чем говорят за столом.

Хозяин таверны требовал возмещения убытков. Запрашиваемых денег хватило бы на обустройство первоклассного увеселительного заведения.

— Не многовато ли? — насмешливо спросил Аритон. Эту манеру говорить он перенял от Халирона. — Уж тебе ли не знать матросских привычек? Думаю, здешние стены видели не менее сотни подобных шалостей. Только слепец не заметит, что доски на столах совсем новенькие, а торцы еще зеленые от живицы. Значит, недавно кто-то очень весело у тебя погулял.

Хозяин опешил, не зная, что ответить. Ответ, впрочем, и не понадобился. Какой-то матросик вскарабкался на потолочную балку и, размахивая такелажным ножом, продолжал переругиваться с кем-то внизу. Дакар решил было, что сейчас матрос метнет в обидчика нож, но не угадал. Подскочив к свечной люстре, матрос тряхнул жидкой косицей сальных волос и перерезал канат, на котором она висела. Люстра, находившаяся как раз над стойкой, со свистом грохнулась вниз. Дальше случилось то, что бывает, когда бутылки с полок стойки уже успели разлить свое содержимое по полу, а несколько свечей, выкатившихся из люстры, еще не успели погаснуть… Побоище разом остановилось. Нет, никто не бросился за водой — пол в «Трехпалой чайке» был из обожженного кирпича. Но над хмельными ручейками, разлившимися по залу, дрожало синеватое пламя, которое в любое мгновение могло перекинуться на одежду дерущихся. Недавние враги бросились к выходу, рискуя поскользнуться и превратиться в живые факелы. Синеватые языки неслись за ними вдогонку, успевая лизнуть за ноги и опалить ягодицы. У кого-то к «боевым» ранам добавились ожоги.

Созерцая свежеразгромленный зал, хозяин в отчаянии заламывал руки, не желая слушать никаких успокоительных доводов.

— Все знают: где собралась команда с «Черного дракона», там жди беды. И так всегда. Сдуру поверил тебе, пустил их под твое честное слово… на свою голову. Конечно, чего еще было ждать от шайки мерзавцев и их капитана?

— Попридержи язык, — потребовал мягкий, грудной женский голос.

Хозяин послушно умолк. Причина его внезапной покорности была весьма проста: опустив глаза вниз, он увидел лезвие абордажной сабли, направленное ему в живот.

— Вот так-то лучше, — усмехнулась женщина с блестящей черной косой.

Она встала, напружиненная, готовая не раздумывая нанести удар.

— Только посмей сказать хоть слово против моих ребят, и я тебе все кишки в брюхе пересчитаю. Я согласна покрыть твои убытки, но не раньше чем ты смоешь все дерьмо, каким измазали здесь мою команду.

Дакар оторопел. Разинув рот, он искоса взглянул на Аритона.

— Это и есть капитан Диркен? — шепотом спросил он.

А он-то думал, что все эти слова об «изнеженной девке» были просто оскорбительным эпитетом. То, о чем он подумал еще раньше, Аритон легко прочитал у него в мыслях.

— Представь себе, — с заметной издевкой ответил Фаленит. — Уж тебе ли не знать, что милашки не носят матросских сапог?

Дакар нашарил у себя за спиной крепкий табурет, поставил его и сел.

— Женщина-капитан, пробормотал он, потом добавил, уже громче и печальнее: — Посмотри, чем обернулась твоя затея. Хаос Ситэра, да и только. И зачем тебе все это понадобилось?

Повелитель Теней, не обращая внимания на его вздохи, разглядывал место недавнего побоища. Хотя матросские ссоры часто начинались из-за пустяков, эта вряд ли была случайной. Проворство не спасло костлявого шутника, проехавшегося насчет Диркен. И он, и большинство его сотоварищей по игре в кости валялись мертвыми. Команда «Черного дракона», действуя с завидным единством, расправлялась с теми, у кого, невзирая на огненные ручейки, еще не пропала охота махать кулаками.

Оправившись от страха перед саблей, хозяин таверны опять стал требовать возмещения убытков. Его заботы мало волновали Дакара. Безумного Пророка все сильнее злило несокрушимое спокойствие Аритона. Оценив характер дерзкой и вспыльчивой Диркен, он понял, что она с лихвой воздаст за любой выпад. Помня о собственных интересах, Дакар решил сыграть на этом и чужими руками выбить Фаленита из равновесия.

— Стоит ли беспокоиться из-за таких пустяков, любезная Диркен? Твоя команда славно отдохнула. Посмотри, какие они довольные.

Диркен резко повернула к нему свое узкое загорелое лицо, щедро усыпанное веснушками.

— Ты еще здесь?

Теперь ее сабля упиралась в брюхо Дакара.

— Думаешь, я не слышала, как ты растравил моего помощника? Проваливай отсюда, пока я не располосовала тебе пузо и не пустила твой жир на чистку корабельной меди.

— Успокойся, Диркен, — засмеялся Аритон. — Пощади его брюхо. Этот человек со мной.

Гордость не позволила Диркен выказать удивление, да еще перед чужаками. Она неопределенно пожала плечами. Улыбка Аритона и его смех были слишком заразительны.

— У вас тут что, заговор?

Сильные пальцы, сжимавшие абордажную саблю, нехотя вернули оружие в ножны.

— Хочешь говорить со мной — выкладывай свое дело. Только не вздумай болтать о пустяках, мне нужен солидный навар. Из-за твоего дружка я уже и так в убытке.

Аритон жестом пригласил ее вернуться за стол и начал спокойно излагать суть своего предложения. Оба словно начисто позабыли о хозяине «Трехпалой чайки», и тот молча побрел подсчитывать ущерб. Дакару не оставалось иного, как вновь замереть с разинутым ртом. Аритону и Диркен он был сейчас интересен не больше, чем груда рухляди. Безумный Пророк сердито надул губы. У него болели ладони и колени, которые он расцарапал в кровь, уползая от опасности. Подвинув табурет, Дакар уселся в некотором отдалении от увлеченно беседующей парочки, уложил локти на доски стола и стал обдумывать причины, приведшие к провалу его замыслов.

Служанка принесла крепкую настойку. Поскольку все графины и бокалы превратились в стеклянные россыпи под ногами, выпивка была подана в простой глиняной кружке. Аритон и Диркен по очереди отхлебывали из нее. Капитан «Черного дракона» сидела, скрестив ноги и прислонившись спиной к окошку. Чуть прикрыв глаза, она следила, как затихшее было побоище вновь набирает силу.

Под сердитые выкрики матросов и перезвон разбиваемого стекла Диркен сказала:

— Если моего помощника покалечат или убьют, вы оба как миленькие пойдете ко мне в матросы.

Отхлебнув настойки, она передала кружку Аритону. Похоже, она следила, действительно ли он пьет или только делает вид. Дакар не выдержал:

— Зря беспокоишься. Я тут видел: один верзила кинулся на твоего помощника с мясницким тесаком. Так он голыми руками раскроил тому физиономию.

Кружка вернулась к Диркен. Капитан взяла ее своими крупными мозолистыми пальцами. Чувствовалось, пить Диркен умеет. Сделав несколько больших глотков, она передала кружку Аритону, потом улыбнулась во весь рот и утвердительно кивнула.

— Мой помощник не любит, когда на него кидаются с ножом. Сразу звереет. Это у него с детства. Какой-то забияка покалечил ему тогда уши. Ножом. С тех пор стоит ему увидеть у кого-то в руках нож, пиши пропало. Однажды чуть не угробил нашего кока. Но сам он не прочь ножичком побаловаться. Советую запомнить. Еще у него бывают сно-хождения. Во сне он вдвойне опасен: распорет брюхо и потом даже не вспомнит.

Дакар равнодушно слушал отрывистую речь Диркен. Заприметив на подоконнике тарелку с жареной курятиной, он сразу же забыл про первого помощника и жадно начал есть. В таверне к этому времени не осталось никого, кроме гуляк с «Черного дракона» да тех немногих счастливчиков, кому удалось надежно спрятаться среди перевернутых столов и опрокинутых скамеек. Одна из служанок притащила корзину и принялась подметать пол, ссыпая туда битое стекло, щепки, куски раздавленной пищи и прочий мусор. Бойцы хвастались своими победами и выясняли, кому из них больше досталось.

Хозяин, похоже, успокоился и поверил, что за разгром ему будет заплачено в полной мере. Он знал неписаные законы портовых таверн и не хотел прослыть скрягой, нарушающим добрую традицию. А добрая традиция требовала потчевать победителей элем и более крепкими напитками. Поэтому хозяин созвал служанок и велел им пошевеливаться.

Диркен умела пить, но знала меру. Поставив кружку на стол, она встряхнула расстегнутыми манжетами своей блузы. Рукава, как и любая матросская одежда, были просторными, и Дакар, обсасывая куриную косточку, разочарованно вздохнул. Ему так и не удалось увидеть руки Диркен. На манжетах капитана не было никаких украшений, только медные заклепки. Скреплялись манжеты тонкой серебряной проволокой.

— Ну что, подобьем итоги? — резко спросила она, обращаясь к Аритону.- Вам с дружком захотелось зрелища. Мои ребята постарались, как могли. Заплати за все, что они тут понатворили, и я готова выслушать твое предложение. Но вначале я должна выпроводить команду из таверны.

Аритон кивнул и высыпал на стол весомую горсть монет.

— Здесь больше, чем нужно, — остановила его Диркен. Она подалась вперед. — Подкупа я не люблю. Говори прямо, зачем тебе понадобился весь этот кавардак?

— Теперь я своими глазами видел: у тебя в команде — настоящие матросы. И я хочу, чтобы они отпраздновали победу над лгунами и сплетниками, которые просто им завидуют.

Когда требовалось, Аритон умел быть на редкость дипломатичным и обходительным. Широко улыбнувшись, фаленит продолжал: — Думаю, твои ребята заслужили ром. Сколько прикажешь им выставить? Большой кувшин? Малое ведерко? Или, может, целый бочонок? Пусть выбирают. Я угощаю.

Диркен опять взглянула на монеты и недовольно поморщилась.

— Запомни, приятель: и на корабле, и на берегу выбираю я. Кувшина им хватит за глаза и за уши. Нечего их спаивать. В полночь мы отчаливаем, и мне нужно, чтобы они были на ногах. Ром они получат на судне. С хозяином расплатишься сам. Толковать о деле будем после, когда я вернусь.

— Как желаешь, — ответил Аритон и снова улыбнулся. На этот раз за его улыбкой скрывалось недовольство; он рассчитывал, что Диркен клюнет на деньги. Капитан с черной косой отправилась провожать команду на корабль. Шагая к двери, Диркен ни разу не обернулась.

Дакар выковыривал остатки хряща, застрявшего у него между зубов.

— Ты никак спятил? Или влюбился по уши? — спросил он у Аритона.

— А тебе не кажется, что еще рано говорить об этом? — вопросом ответил ему Фаленит.

Дакар вновь уперся в стену его хладнокровия. Аритон потянулся, разминая затекшую спину.

— Для плавания по Эльтаирскому заливу мне нужен смелый и отчаянный капитан. Диркен — из таких. Можешь убедиться: матросы ее слушаются.

Дакар не спорил. Команда корабля, больше похожая на шайку головорезов, послушно окружила Диркен. «Как детишки вокруг мамаши!» — ухмыльнулся про себя Безумный Пророк. Правда, «детишки» успели изрядно подраться, а кое-кто еще махал кулаками. Однако Диркен не понадобилось дважды повторять свой приказ. Стычки полностью прекратились. В зале опять становилось шумно, и Дакар не слышал назидательных речей Диркен. Матросы громко оправдывались. До него несколько раз донеслись слова «оскорбили» и «не выдержал».

Оставив на тарелке ровную кучку чисто обглоданных костей, Дакар поманил пальцем служанку и велел принести еще жареной курятины.

— Ну и как же эта красотка стала капитаном на своей посудине? — поинтересовался он.

— Слышала бы Диркен! — усмехнулся Аритон. — «Черный дракон» — не посудина, а настоящий двухмачтовый бриг. Рассказывают, что корабль принадлежал ее отцу, который в одном из плаваний умер от морской лихорадки. Тогдашний первый помощник решил, что легко справится с девчонкой и станет капитаном. Но не вышло. Диркен ударила его вот этой саблей, вырезала сердце, наколола на лезвие и, потрясая окровавленным сердцем, объявила капитаном себя. Никто не посмел ей возразить.

Дакар капнул жиром на рукав и теперь пытался оттереть пятно.

— У таких историй обычно бывает несколько версий, — заметил он.

Аритон слегка пожал плечами.

— Да, есть и другая. По ней Диркен была любовницей прежнего капитана. Из-за чего-то они поссорились. Она убила его саблей, вырезала сердце… конец такой же.

— Вторая версия кажется мне больше похожей на правду, — сказал Дакар.

Он высматривал, не несет ли ему служанка тарелку с курятиной, и попутно бросал взгляды на Диркен, которая собрала всех своих «детишек» и готовилась выгнать их из таверны. На ней были ярко-красные облегающие штаны и чересчур просторная блуза. Обилие складок не позволяли ему увидеть грудь женщины.

— Наверное, заматывает свои кругляши, чтобы не тряслись, — разочарованно протянул Безумный Пророк, забыв, что рассуждает вслух.- Если, конечно, там вообще что-то есть.

— Уж не хочешь ли ты задрать ей блузу? Только не хнычь, когда Диркен оттяпает тебе саблей яйца.

Аритон постучал пальцами по кружке и с язвительной веселостью, столь знакомой Дакару, сказал:

— Мне нужен корабль Диркен, так что эти свои замашки тебе придется оставить на берегу.

— Я бы и сам предпочел остаться на берегу и кормиться отбросами с портовой свалки, — огрызнулся Дакар.

Пока что он собирался кормиться жареной курятиной. Но служанка принесла ему жареную рыбу с овощами и толстым ломтем хлеба, объяснив, что курятина кончилась. Дакар вздохнул, потом решил, что рыба не хуже. Изголодавшийся за три дня желудок требовал насыщения, а денег на столе хватало. Пусть Аритон заплатит и за его трапезу.

Если не обращать внимания на синяки, царапины и заметную помятость некоторых физиономий, можно было сказать, что никакого побоища в «Трехпалой чайке» не случалось. Самые серьезные следы уже успели ликвидировать — несколько трупов отнесли подальше от таверны. Для этого у каждого хозяина имелись надежные слуги. Темнота — она все покроет и все спишет. Портовые власти тоже понимали, что искать в матросских потасовках правых и виноватых — дело безнадежное, а потому смотрели на эти драки сквозь пальцы.

Те из посетителей, кому не слишком досталось, успели расставить столы и скамейки и вернулись к прерванным развлечениям. Пострадавшие утешали себя крепкими напитками и вниманием сострадательных девиц. Хлопала дверь, входили новые посетители, перешагивали через живых, но все еще не пришедших в сознание участников недавней битвы и шли вкусить свою порцию простых радостей жизни.

Команда «Черного дракона» послушно возвращалась на корабль. Радостные возгласы по поводу ожидавшего их там рома не заглушили напутственных слов Диркен:

— Ром — не пойло, а вы — не стадо свиней. Если кто переберет — оправданий слушать не буду. «Черный дракон» уйдет сразу же, как начнется прилив. Я здесь не задержусь. Корабль должен быть полностью готов к отплытию. Учтите: если кто-то налакается так, что не удержится на снастях, пусть пеняет на себя и кормит рыб.

Отпустив гордых собой и предвкушающих выпивку «ребятишек», Диркен вернулась к столу. Садясь, она довольно высоко задрала ногу, что было вызвано отнюдь не желанием показать свою аппетитную ляжку, а необходимостью. Когда у тебя к поясу прицеплена тяжелая абордажная сабля, поневоле научишься садиться так, чтобы она не била по ногам.

Поглощенный едой, Дакар предпочитал не вмешиваться в разговор Аритона с Диркен. Между тем требования, выставленные Повелителем Теней, заставили бравую женщину недовольно сощуриться.

— Давай-ка повтори еще раз,- потребовала Диркен. Ее пальцы вцепились в грубую полотняную ткань блузы и побелели от напряжения.

— Это что же, ты хочешь нанять мой корабль, но не говоришь, на какое время? Куда плыть — ты тоже умалчиваешь? Мало того, в незнакомых, как ты сказал, водах я и команда должны слушаться твоих приказов. Бред да и только. По-моему, мы с тобой не столько выпили, чтобы у тебя мозги расквасились. Кстати, ты еще ни слова не сказал про груз. Учти, трюмы «Черного дракона» забиты почти полностью. Или ты задумал перевозить контрабанду?

Только Дакар заметил горькую иронию, мелькнувшую на лице Аритона. Ее место почти сразу заняла улыбка.

— Я же тебе говорил: мой груз находится не здесь, а в другой гавани. Мне нет дела, чем набиты трюмы «Черного дракона». Мне нужно, чтобы твой корабль приплыл туда, взял мой груз на борт и отправился в обратное плавание. Вот и все.

— Бред, — повторила она. — Вообще не понимаю, чего тебе от меня нужно. Ходишь вокруг да около. Дружку твоему, видать, скучно стало. Решил подразнить моих ребят, поглядеть, на что они способны. Поглядел. Заодно и тебя облегчил на кругленькую сумму.

Дакар уловил в ее словах непонятную угрозу. У него сразу пропало желание есть. Между пальцами болтался полуобглоданный рыбий хвост, в бороде блестели капли жирной подливы. Вряд ли Аритон увлекся этой дикой веснушчатой кошкой. Все, что он сейчас ей говорит, подчинено какому-то замыслу. Какому? Дакар вздохнул. Поди узнай, в какую ловушку Аритон заманивает Диркен. За внешней невозмутимостью может скрываться что угодно.

— Тебе это сулит большие возможности,- продолжал Фаленит. Говорил он все так же учтиво, не опускаясь до фамильярности или покровительственного тона. — «Черный дракон» станет самым быстрым и богатым кораблем, способным плыть куда пожелаешь.

— Ну да, рассказывай!

Диркен выпрямилась, подхватила недопитую кружку с настойкой и со стуком поставила перед Аритоном, прямо на монеты. Капитан покосилась на его руки с длинными пальцами, разительно отличавшиеся от загрубелых, мозолистых рук матросов. Иных рук у человека, долго скрывавшегося под обличьем музыканта, быть не могло, однако Диркен этого не знала. Она ненавидела изнеженные мужские руки. Такие и меч не удержат. Презрительно усмехнувшись, она сказала:

— Выпей-ка еще и плавай в своих бреднях, а мне нечего голову мутить. Я и так не жалуюсь на скорость своего корабля. Сколько раз ищейки властей пытались зажать его в Эльтаирском заливе. Но «Черный дракон» всегда показывал им задницу. От добра добра не ищут. Я не собираюсь рисковать кораблем из-за такого глупца, как ты. Свяжешься с тобой, а потом будешь сидеть на мелководье с пропоротым днищем.

Глаза Аритона и Диркен встретились. Спокойствие не покидало Фаленита, зато рассерженная Диркен была готова полоснуть его абордажной саблей. Владелец таверны словно нарочно дожидался этого момента. Подойдя к столу, он вновь стал требовать денег.

Дакар подметил: разбросанные по столу монеты как раз составляли ту сумму, которую хозяин объявил точной и окончательной. Бывший судовой кок явно отличался предусмотрительностью и привел с собой двоих мускулистых парней, вооруженных дубинками.

— Изволь платить,- обратился он к Диркен. Уверенный, что Аритон не посмеет вмешаться, хозяин потянулся к монетам. Аритон отпрянул. Его движение было быстрым, как у змеи. Внешне могло показаться, что он отодвигает мешавшую хозяину кружку. Но кружка как бы сама собой столкнулась с рукой владельца «Трехпалой чайки», и одна серебряная монетка, сверкая, полетела вниз. Она не достигла пола. Монетку поймал уличный оборванец, до сих прятавшийся в нише за деревянной русалкой.

Ничего приметного в этом мальчишке не было. Чумазое лицо, драная одежонка. Улыбаясь ртом, в котором недоставало нескольких передних зубов, оборванец вытащил из ниши узел и сказал:

— Господин, возьми свою лиранту.

Аритон встал, осторожно взял у мальчишки драгоценный инструмент, затем взглянул на хозяина. Былое дружелюбие в его глазах исчезло.

— Я давал слово, что сполна расплачусь с тобой за все убытки. Зачем тебе понадобилось приводить сюда этих людей и требовать деньги силой?

— Ийяты мне в печень! Так ты менестрель?

Хозяин закусил губу. Вид у него был не столько извиняющийся, сколько растерянный. Музыканты редко появлялись в «Трехпалой чайке». Последний еле унес ноги, а его лиранту разбили в щепки. Диркен, нагловато ухмыляясь, смотрела на оторопевшего хозяина. Двое туповатых верзил тоже поглядывали на него. Аритон неторопливо развернул лиранту. Блеснули серебряные струны, зажглись огоньки драгоценных камней. «Скольких владельцев успела сменить лиранта, прежде чем от Халирона перешла ко мне?» — подумал Аритон.

Упершись бедром в кромку стола, он взял пробный аккорд, прислушался и осторожно подкрутил колки, вырезанные из черного дерева и морского ушка. Аритон проверил все четырнадцать струн лиранты, потом взял еще несколько аккордов. Казалось, гул зала должен бесследно поглотить негромкие звуки. Но случилось обратное: вместе с последней нотой умолкли все разговоры. Головы посетителей повернулись к менестрелю. Стало совсем тихо.

Аритон тоже замер. Как всегда, голова его чуть склонилась набок, а пальцы застыли на деке и струнах. Настроив лиранту, он пытался уловить общий настрой разношерстной толпы, приготовившейся его слушать. Посетители «Трехпалой чайки» сильно отличались от простодушных крестьян из деревенской таверны, изголодавшихся по развлечениям и готовых слушать любую музыку. У матросов в перепачканных смолой робах были свои вкусы, у кричаще одетых продажных девиц, что сидели у них на коленях, — свои. Аритон смотрел на распаренные голые спины портовых дубильщиков, на солдат местного гарнизона, сидевших тесными группами. Что же им сыграть?

Зная, сколь скоротечно внимание толпы, Аритон начал с быстрого танца. Он играл в излюбленной манере Халирона: задорно, сочно, искренне. Толпа отозвалась восторженным ревом, заставив сотрясаться полки с посудой.

Смущенный хозяин поспешил отойти. Оправившись от удивления, Диркен подперла руками подбородок и обратилась в слух. Забрызганные выпивкой монеты так и остались лежать на столе.

Аритон играл все быстрее и быстрее. Аккорды вспыхивали, как молнии в грозу. Несколько девиц, не усидев на коленях, пустились в пляс. Вскоре кирпичи пола уже гудели от ударов десятков ног, а с улицы, привлеченные музыкой, в таверну спешили все новые посетители. Аритон совсем приник к лиранте. Черные волосы заслонили его лицо, и никто, даже сидевший рядом Дакар, не видел слез, катящихся по щекам. А мокрые пальцы продолжали порхать над струнами.

Интересно, думал ли Халирон, какую музыку сыграет в память о нем ученик, которому он предрекал великое будущее? «Трехпалая чайка» была неподходящим местом для баллад, пронизанных высокой и светлой печалью. А может, когда-то и сам магистр вот так же веселил толпу, пряча под ниспадавшими локонами слезы… Аритон безостановочно играл один танец за другим, насильственно взнуздывая себя весельем. Но желанного облегчения не наступало. Веселая, бесшабашная музыка не могла заполнить пустоту в его сердце.

Негнущиеся пальцы… Они упирались Дакару в ребра и выдавливали его из темных глубин сна, в котором не было никаких сновидений.

Безумный Пророк застонал, шевельнулся и стал тереть кулаками веки. Потом сощурился и замотал головой. Голова не раскалывалась от привычной боли. Дакар вдруг понял, что он совершенно трезв. Это открытие встряхнуло его не хуже ведра холодной воды и заставило распрямить спину. В окружающем пространстве было почти совсем темно; фитиль последней масляной лампы угрожал вот-вот погаснуть.

Дакар огляделся. На столах, скамейках и даже на полу спали люди. Рядом с ним стоял Аритон. Зачехленная лиранта висела у него на плече. Во всем облике Фаленита ощущалось нетерпение.

— Начинается прилив,- тихо прошептал он.- Если поплывешь со мной, идем.

Дакар моргал, прогоняя остатки сна. Потом он ощупал вздувшийся живот и страдальчески поморщился. Ему отрыгнулось съеденной треской.

— Хитрый ублюдок, — проворчал он. — Ты нарочно усыпил всех своей музыкой, чтобы не мешали?

— Тебя усыпило обжорство, — резко возразил Аритон.

— А их? — не отставал Дакар, указывая на выразительно храпящих посетителей таверны.

— Перебрали эля, настоек или рома. Какое тебе до них дело? «Черный дракон» скоро снимется с якоря. Ты идешь со мной или остаешься?

— Иду, — пробурчал Дакар, поднимаясь на ноги. — Хоть посмотрю, как тебе достанется за твои шалости.

Аритон сухо рассмеялся.

— Не волнуйся. Ребята Диркен доберутся до меня раньше, чем ты продерешь глаза.

Он махнул куда-то в сторону.

— Раз ты идешь со мной, не согласишься ли помочь?

Дакар пригляделся и увидел спящую Диркен: ее пальцы с грубыми, обрезанными под самый корень ногтями, смуглую щеку и длинную черную косу, вьющуюся по столу между пролитой настойкой и грудой серебряных монет.

— Даркарон тебя побери! Тебе как будто мало приключений. Никак ты ее уломал и она согласилась на твое предложение?

Аритон без видимой спешки наклонился и, взяв Диркен за запястье тонкой руки, попытался поставить капитана на ноги, однако колени ее подгибались. Корпус суровой женщины качнулся в обратную сторону, ткань блузы натянулась, и под ней обозначились маленькие бугорки грудей.

— Тебе повезло: удовлетворил свое любопытство, не рискуя яйцами,- усмехнулся Аритон.

Он быстро снял с пояса Диркен массивную абордажную саблю и передал ее, перевязь и лиранту Дакару. Затем нагнулся и подхватил женщину себе на плечи. С первого же шага он почувствовал заметную тяжесть своей ноши. Диркен была не только тяжелее, но и крупнее его. Ее руки и ноги свисали у него по бокам, а бедра упирались прямо в загривок. Аритон топтался на месте, пытаясь уравновесить свой груз. Каждый шаг сопровождался мелодичным звоном серебра.

Пол вокруг стола был густо усыпан серебряными монетами, которые чеканились не только в Корабельной Гавани, но и в дюжине других портовых городов. Посетители «Трехпалой чайки» щедро отблагодарили менестреля за доставленное удовольствие. Казалось, Аритона смущало такое количество денег. Он снова дернул плечами, чтобы поудобнее устроить на них Диркен.

— Надо думать, убытки я покрыл с лихвой. Как ты считаешь, хозяин будет доволен?

Дакар округлил глаза и наморщил лоб.

— Я тебя не понимаю. Если тебе понадобился корабль этой Диркен, почему ты не наплел ей чего-нибудь? Когда нужно, ты умеешь врать.

— Но здесь мне необходимо ее доверие. — В зеленых глазах Фаленита читалась терпеливость здравомыслящего человека, которому приходится втолковывать недотепе самоочевидные вещи. — Теперь понятно? — В этот вопрос Аритон вложил всю свою убийственную иронию.

— Доверие? К тебе! Разрази меня гнев Даркарона — ты говоришь полную чепуху!

В голове у Дакара скопилось множество обличительных слов, которых хватило бы на длинную обличительную речь. Не хватало лишь времени, и он выложил Аритону суть.

— Чтобы Диркен тебе доверяла, вначале нужно побросать за борт всю ее команду.

Аритон не отвечал.

— Ублюдок! — прошипел Дакар.

Он только сейчас сообразил, как ловко Фаленит воспользовался его гневом. Безумный Пророк был пешкой, которую он двинул во вражеский лагерь, заставив служить своим целям. Побоище в «Трехпалой чайке» — вовсе не просчет, а расчет. Все это лишь сыграло Аритону на руку!

Только хрупкая лиранта удержала Дакара от того, чтобы расправиться с Фаленитом прямо сейчас. И оружие подходящее имелось — абордажная сабля. Безумный Пророк злился на своего главного врага и одновременно проклинал себя за потерю бдительности. Неужели он до сих пор не убедился, что люди для Аритона — жалкие пешки в изощренных, до тонкости продуманных играх?

Ярость выбила из Дакара все слова и сдавила горло. Он шумно топал к выходу, ударяясь коленями и косточками лодыжек о скамейки и усыпленных Аритоном посетителей таверны. Рванув дверь, Дакар остановился и с наслаждением втянул прохладный ночной воздух. Следом появился Аритон. Странно, но даже с Диркен на плечах он двигался совсем неслышно.

— Связался с красоткой, — пробурчал Безумный Пророк.

Запутавшийся ремень перевязи ущемил его бороду. Все происходящее с ним вдруг показалось Дакару каким-то дурацким сном. Однако невесомая лиранта и тяжелая сабля явно не были предметами из сновидений. И Аритон, осторожно спускавшийся с крыльца таверны, тоже ему не привиделся.

— Нашел из-за кого ломать себе шею, — бросил ему Дакар.

Очередная попытка разозлить Фаленита провалилась.

— Поверь, это не самая худшая из тягот моей жизни, — сказал он Дакару.

Видя, что Безумный Пророк направляется прямо к пристани, Аритон придержал его и кивнул куда-то влево.

— Нам еще надо зайти и взять кое-какие мои вещи. Аритон притащил его… к домику портового начальства.

Дакар ожидал чего угодно, только не этого. Увидев его сердитый, недоуменный взгляд, Фаленит пояснил:

— Навигационные инструменты, карты. Разве ты забыл? — вкрадчиво спросил он.- Из-за них-то я и затеял всю эту чехарду.

«Рассказывай! — подумал Дакар. — Так я тебе и поверил».

Нет, будущее плавание — только начало очередного лабиринта, новое хитросплетение коварных уловок, которые сам Дейлион-судьбоносец если и распутает, то с изрядным трудом.

Капитан Диркен проснулась с тяжелой головой. Не успев разлепить склеившиеся веки, по шелесту ветра и качке она поняла, что ее корабль давно покинул гавань и плывет в нужном направлении. Об этом Диркен говорило и поскрипывание надутых парусов. На море было вполне спокойно, иначе бы ей сейчас задувало в правый бок. Струйки ветра, пробивавшиеся сквозь потолочный иллюминатор, были сухими и теплыми. Клочья пены, вылетавшие из-под руля, явно улавливаемое напряжение в пении снастей сообщали капитану, что стаксель и топсель подняты на самый верх. Диркен до тонкостей знала нрав «Черного дракона», как иные женщины до тонкостей знают нрав своих мужей или возлюбленных. Послушав жалобы оснастки, она поняла, что основной парус сейчас нужно немного сместить к правому борту, дабы уравновесить нагрузку на кливера.

Диркен уже спустила ноги, готовясь встать, когда услышала незнакомый мужской голос, отдавший краткие распоряжения. Судя по ответам, первый помощник принял их к исполнению: с палубы донесся топот матросских ног, сменившийся скрежетом грота-шкотов. «Черный дракон» качнулся и подчинился чужой воле, взявшей его не силой, а лаской. Паруса больше не жаловались на ветер, а послушно несли корабль по волнам.

«Странно», — подумала Диркен, стоя босыми ногами на холодном полу. Она еще не до конца стряхнула с себя дремоту. Ее первый помощник, конечно, знал свое дело, но так искусно управлять кораблем не умел. Диркен прислонилась к переборкам каюты и только сейчас заметила, что спала одетой. Тоже странно. Подобной привычки у нее не было. Она же не трюмный матрос, чтобы валиться в койку в чем попало. Ложиться одетой Диркен позволяла себе лишь в тех случаях, если погода предвещала бурю. Капитан дотронулась до щеки и поняла, что во сне прижималась лицом к манжетным запонкам. Расплетенная черная коса густо провоняла табачным дымом.

С юта донеслись новые команды. До Диркен только сейчас дошло, что ее судном управляет чужак.

Это ее взорвало. Диркен вполголоса выругалась. Забурлившая ярость услужливо напомнила ей о «Трехпалой чайке», липком от пролитой выпивки столе и зеленоглазом сладкоголосом менестреле с его безумными затеями. Нет, она не столько выпила, чтобы потерять голову и поддаться его уговорам. Диркен помнила едва ли не каждое произнесенное им слово. Дикое сумасбродство, которому и названия-то не подобрать. Помнится, он еще пытался подкупить ее. Диркен едва удержалась, чтобы не плюнуть. Хитер, собака! Понял, что напрямую ее не уломать, так решил взять коварством.

«Черный дракон» весело подпрыгивал на волнах, однако его хозяйке было не до веселья. Диркен уперлась пальцами в низкий потолок своей каюты. Другой рукой она нащупала абордажную саблю, висевшую на фонарном крючке. В сумраке тускло блеснули ножны.

Это несколько успокоило женщину. Раз оружие на месте, значит, хотя бы ее юнга помнит о своих обязанностях. Усилием воли капитан обуздала гнев, затем негромко крикнула в темноту коридора:

— Эй, юнга!

Такое имя получал каждый мальчишка, нанявшийся на «Черный дракон». О его настоящем имени вспоминали не раньше, чем он постигал все матросские премудрости, взрослел и Диркен становилось уже неловко ерошить ему волосы, словно младшему братишке.

Не все мальчишки приживались на корабле. Некоторые сбегали после первого же плавания. Нынешний юнга, похоже, обещал вырасти неплохим матросом, если справится со своим главным недостатком — медлительностью.

— Юнга! — вторично позвала Диркен. — Вытряхивайся из койки! Поживей! Ты мне нужен.

С внешней стороны двери послышалось осторожное царапанье. Диркен выжидающе пригнулась. Но опасения были напрасными: за дверью стоял сонный юнга.

— Слушаю, госпожа, — шепеляво прошептал мальчишка, входя в ее каюту. — Прикажешь принести тебе умыться?

— Успеется.

Диркен велела юнге подойти ближе, а сама стала вслушиваться. «Черный дракон» привычно поднимался на гребнях волн и вместе с ними нырял вниз. Как обычно, поскрипывали снасти. И запахи оставались прежними. В каюте пахло пеньковыми канатами, корабельной смолой, досками обшивки. На камбузе топилась угольная плита, и оттуда несло едким дымом. За иллюминаторами кормы белели оставляемые кораблем пенные разводы. Вспыхнула и тут же погасла россыпь искр — кто-то из матросов подровнял фитиль палубного фонаря. Ночь постепенно уступала место рассвету. Раннее утро не было туманным, однако в волнах почему-то не отражались ни луна, ни звезды. Не светились далекие точки береговых маяков, без которых ночью легко сбиться с пути.

Рука Диркен сама собой потянулась к ножнам. Женщина испытывала непонятное смятение. Но для юнги и для всей команды Диркен должна была оставаться капитаном, никогда не теряющим присутствия духа. Вновь призвав на помощь волю, она заставила себя убрать руку с эфеса и спросила юнгу:

— Кто вчерашней ночью принес меня на корабль? Голос у нее был резким и каким-то скребущим.

— Чужой капитан. Он сейчас за штурвалом стоит. И с ним еще толстяк. Тот капитан сказал, что «Черный дракон» станет самым быстрым и богатым кораблем и будет ходить далеко-далеко в Кильдейнский океан.

— Что еще он говорил?

— Они оба говорили, что тебе все это очень нравится. Госпожа, сколько же рома ты вчера выпила? — с детской бесхитростностью полюбопытствовал юнга.

Не будь рядом мальчишки, Диркен разразилась бы отборной морской бранью.

— Не столько, чтобы потерять мозги и пощадить эту парочку. Где сейчас толстяк?

Юнга прыснул со смеху.

— На подветренном борту. Лежит вниз пузом и стонет. Не успели мы якорь поднять, его начало рвать. И до сих пор рвет.

— А теперь слушай и запоминай.

Быстрым шепотом Диркен перечислила юнге все, что от него требовалось, а затем легким пинком выставила из каюты. Дверные петли всегда были густо смазаны и поворачивались без скрипа. Юнга умел двигаться неслышно. Оставшись одна, Диркен взяла черепаховый гребень, быстро расчесала волосы и уложила их так, чтобы в случае чего коса не была помехой решительным действиям.

От всякого, кто плавал на контрабандистском судне, требовалось умение выполнять приказы, не поднимая шума и не привлекая к себе внимания. Особенно приказы капитана. Диркен едва успела закрепить последнюю прядь волос, как дверь каюты приоткрылась. Первым вошел босоногий поджарый боцман, за ним — мускулистый кок. С собою они принесли соленое дыхание ветра и… Дакара.

Безумный Пророк напоминал сейчас устрицу в раковине. Он был связан по рукам и ногам, а изо рта торчал кусок тряпки. Сердито зыркая глазами, Дакар силился освободить свои пухлые ручки от веревок. Однако морские узлы держали крепко.

— Чисто сработано, — усмехнулась Диркен, блеснув зубами. — Давайте-ка его вот сюда. Теперь послушаем, что он нам скажет.

Наверное, даже с мешком сухарей подручные Диркен обращались бережнее, чем с Дакаром. Его усадили на табурет. Едва кок вытащил у него изо рта кляп, пророк застонал и скрючился. Его вновь одолели позывы на рвоту. Кое-как подавив их, он выпрямился и почувствовал у себя на затылке холодную сталь абордажной сабли. Дакар воспринял это с отрешенностью измученного человека. Сабля не заставила его потеть сильнее — он и так был весь покрыт липким потом. От соленых брызг глаза Безумного Пророка покраснели и слезились.

— Кто этот темноволосый негодяй и почему он распоряжается на моем корабле? — рявкнула Диркен.

— Ах, капитан,- простонал Дакар,- он и тебя обманул вместе с остальными.

Безумный Пророк поморщился и закатил глаза.

— Я, как мог, старался отвратить твою команду от Повелителя Теней.

Его слова только пуще разозлили Диркен.

— Повелитель Теней? Сумасшедший принц, который погубил итарранскую армию? И ты думаешь, я настолько глупа, что поверю в эту твою бредятину?

Лезвие сабли ощутимее вдавилось Дакару в затылок.

— Уж лучше скажи, что ему захотелось поиграть в капитана. Как же: болтать умеет, бойко бренчать по струнам — тоже. Теперь новая блажь в голову ударила — покрутить штурвал. В это я еще могу поверить. Но только не пытайся мне врать. Как же: принц и чародей! Шалун из сынков городской знати — это вернее будет.

— Напрасно ты мне не веришь.

Дакара вновь скрючило, и он уперся лицом в колени.

— Не скрою: когда мне нужно, я вру напропалую. Но про этого человека я всегда говорил и говорю только правду.

Связанные за спиной руки не помешали ему порывисто дернуть плечами.

— Его бренчание по струнам — не невинная забава. Своей музыкой он усыпил до бесчувствия и тебя, и всех, кто был в таверне. Его музыка пронизана магией. Едва ли во всей Этере ты найдешь второго такого менестреля. Но музыка — это еще не самое худшее. Выгляни в иллюминатор. Ты, поди, думаешь, что сейчас раннее утро. На самом деле ночь прошла давным-давно. Аритон обволок твой корабль хитроумными тенями, чтобы ты поверила, будто корабль плывет вдоль берега. Только где они — признаки суши?

У Диркен по спине побежали мурашки. Кок осенил себя знамением, отвращающим злых духов. Боцман, отличавшийся завидной храбростью, вдруг смущенно произнес:

— Капитан, тут и впрямь что-то нечисто. Я это еще раньше почуял. Вроде все как раньше… и не так. Мне никак не допереть. Но уж если о том заговорили, скажу: сколько плаваю, не припомню, чтобы ветер пах чем-то таким… непонятным.

Диркен царапнула саблей жирную щеку Дакара.

— Зря я сразу не чикнула тебе по горлу. Хотя бы головы не мутил моим ребятам.

Дакару было настолько скверно, что перерезанное горло казалось ему меньшим злом, нежели спазмы в животе.

— Лучше убей Аритона. Могу побиться об заклад, что я ненавижу его сильнее, чем ты.

— Вот еще — биться с тобой об заклад,- бесцветным голосом ответила Диркен.

Там, в «Трехпалой чайке», среди общего гвалта, Диркен выглядела решительной и непреклонной. Но в своей маленькой каюте, вылизанной настолько, что не верилось, будто здесь кто-то живет, Дакар увидел ее растерянность. Суровая женщина колебалась, как пламя лучинки на ветру. Приступы тошноты мешали пророку связно мыслить. Но даже будь он в добром здравии, Дакару не удалось бы угадать, в каком направлении помчится огонь женской ярости.

Капитан «Черного дракона» рубанула саблей воздух, затем привычно потрогала старый шрам на руке.

— Можете не сомневаться: я верну себе власть над командой.

Это было сказано таким тоном, что боцман и кок невольно поежились.

Диркен молча кивнула в сторону Дакара. Кок подошел к нему и рывком поставил на ноги. Боцман снова вогнал ему в рот кляп. Под ногами Диркен послышался легкий стук. Дакар видел, как блеснуло лезвие сабли; не выпуская ее из рук, капитан отпихнула постель и подняла крышку потайного люка.

Пахнуло трюмной кислятиной. Из люка показалась лохматая голова юнги, а затем и его худенькое туловище.

— Капитан, на палубе все готовы и ждут твоих приказаний.

Хищно улыбнувшись, Диркен выскользнула из каюты. Кок и боцман, словно две ее тени, двинулись следом. Юнга остался, вооруженный тесаком, который он позаимствовал у кока. Приказ капитана был простым и недвусмысленным: в случае чего полоснуть толстую скотину по горлу. Дакар разъярился, насколько это ему позволяли кляп во рту и спазмы в брюхе. Ножом по горлу — хороша же благодарность за правду об Аритоне! Он не знал, как развернутся события ближайших минут и чем все это кончится для него. Но сейчас Безумный Пророк даже готов был погибнуть сам, только бы сабля Диркен оборвала жизнь Повелителя Теней.

Желто-оранжевое качающееся пятно бортового фонаря — вот и весь свет. Дальше начинался сумрак, поглощавший очертания «Черного дракона». Покрытые соляной изморозью, ванты, равно как и прочая оснастка, уходили ввысь и терялись в серой мгле неба. Скрип надутых ветром парусов и характерный скрежет бейфутов немного успокаивали Диркен, словно подтверждая, что мачты корабля не растворились в призрачной мгле, а само судно продолжает плыть. Капитан упорно пыталась разглядеть хоть какие-то признаки берега. Ни маяков, ни иных огней. Диркен еще крепче обхватила рукоятку абордажной сабли и попробовала использовать обоняние, чтобы почувствовать берег. Сколько она себя помнит, ветры всегда приносили с берега какие-то запахи: гниющих камышей, овечьих загонов, человеческого жилья, не говоря уже о дурманящем аромате луговых трав и цветов. Но сейчас нос улавливал только запах морской соли, пеньковых канатов и корабельной смолы. Ее «Черный дракон», целый и невредимый, на всех парусах куда-то плыл. Только куда?

Кем бы ни был этот человек у штурвала: Повелителем Теней, повелителем лиранты или богатым повесой — ремесло судовождения он знал. Но за хозяйничанье на ее корабле прощения ему не будет. Диркен поочередно коснулась запястий боцмана и кока, и те поняли ее намерение. Капитан остановилась возле лестницы, ведущей на корму, и подала сигнал другим матросам. Предупрежденные юнгой, те уже ждали в готовности. Диркен замерла, а матросы нарочито шумно задвигались. Они разбились на пары и, взяв в руки ведра и скребки, стали подниматься с полубака на ют. Там, с воркотней и грубыми шутками, они принялись усердно драить палубу.

Человека у штурвала это немного удивило. Рослый первый помощник махнул матросам и пояснил:

— Наш капитан любит, чтобы все вокруг сияло и блестело. Если утром она заметит хоть комочек грязи с суши, боцману несдобровать. Под горячую руку еще и высечь прикажет.

«Грязь с суши»,- мысленно повторила Диркен и беззвучно рассмеялась. Хорошо сказано. Ничего, сейчас она смоет эту «грязь с суши». Диркен закатала рукава. Кивком головы она дала понять боцману и коку, чтобы оставались на месте. С темноволосым наглецом она расквитается сама. Их помощь ей понадобится лишь в крайнем случае. Зажав в руке саблю, Диркен неслышно полезла на ют.

Темноволосый наглец, посягнувший на ее корабль, неподвижно стоял перед ящиком судового компаса. Неяркий фонарь на корме окрасил его фигуру в мутновато-оранжевые тона. Диркен вспомнила, с какой легкостью он вчера заставил умолкнуть весь этот сброд, набившийся в зал «Трехпалой чайки». На самозваном капитане была все та же рубаха странного покроя. Серебряные украшения на завязках манжет чуть слышно звенели, пальцы небрежно сжимали рукоятки штурвала. Казалось, он просто развлекается у штурвала, однако видимость была обманчивой: «Черный дракон» не был отдан на волю волн; кораблем правили умелые и уверенные руки.

Диркен достигла юта. «Какой он чародей!» — усмехнувшись про себя, подумала она. Ей рассказывали, что настоящий маг одним своим видом наводит ужас. А этот? С его пальчиками, конечно, только на лиранте бренчать. А так… Диркен вполне представляла его вихрастым босоногим юнгой, драящим палубу и вообще делающим все, что прикажут. Человек у штурвала ненадолго обернулся и приветствовал ее кивком головы. Взгляд его глаз был ироничным и пугающе глубоким.

— На редкость хорошая погода для плавания, — словно благовоспитанная дама произнесла Диркен, никогда не бывавшая в домах знати.

Первый помощник едва заметно кивнул. Улыбка Диркен превратилась в хищную усмешку. «Сейчас твои игры в капитана кончатся». Диркен видела, как за спиной темноволосого самозванца неслышно собрались матросы, вооруженные ножами и дубинками. Из трюма они проникли в капитанскую каюту, в которой помимо нижнего люка имелся еще и верхний, выходящий прямо на ют. Матросы заранее искусно замаскировали верхний люк, окружив его ведрами и скребками.

— Уважаемая Диркен, — мягким, певучим голосом обратился к ней самозванец. — Ты решила мне угрожать?

Самозваный капитан отпустил штурвал, обернулся назад и с усмешкой оглядел подкравшихся матросов.

Корабль содрогнулся; в его руль ударилась поперечная волна. Беспризорный штурвал завертелся, будто огородная трещотка. «Черный дракон» потерял ветер. Тяжелый парус обмяк, но ветер тут же ударил в него снова. Заскрипели снасти. Палубу отчаянно качнуло, и матросов откинуло на полшага назад. Только многолетняя сноровка позволила им удержаться на ногах.

— Я не говорила своим матросам, что тебя надо взять живым, — оскалилась Диркен.

— А мне-то что до этого? — улыбнулся Аритон. Матросы вновь приблизились к нему. Корабль плясал на волнах, и каждый шаг давался им с трудом.

Неожиданно тьма рассеялась. Палубу залил свет полуденного солнца. На всех, кроме Аритона, это подействовало как удар раскаленным прутом.

— Колдовство! — испуганно крикнул один из матросов. Остальные в ужасе попятились назад. — Толстяк сказал правду! Он — Повелитель Теней!

Аритон молчал, не пытаясь отрицать сказанное.

Над ютом висела тончайшая водяная пыль. Крики продолжались, пока Диркен не приказала матросам замолчать. Первый помощник, перед глазами которого бешено плясали разноцветные блики, ощупью нашел штурвал и выровнял корабль по ветру. Матросы, отрезвленные капитанским окриком, снова начали подступать к Аритону.

Неужели он — победитель Деш-Тира? Это до сих пор не укладывалось в матросских головах. В таком случае ему достаточно пошевелить одной рукой, чтобы разметать их всех. А он стоит, не шелохнувшись, безоружный, да еще и говорит:

— Делайте, что капитан велит. Смелее. Я не буду ни сопротивляться, ни сражаться с вами.

— Поздновато одумался, — ухмыльнулась Диркен. — Чего глаза вылупили, дурни? Хватайте его и не выпускайте из рук. Чародей он или кто там, все равно он — мой пленник.

На мгновение матросы замерли. Корабль снова потерял ветер, и обвисшие парусные лини змеились по палубе. Запоздало удивившись странному, вызывающему спокойствию своей жертвы, матросы с мстительным усердием принялись выполнять приказ Диркен. Каждый из них превосходил Аритона ростом и силой. Они насели на него со всех сторон. Аритон едва успел тряхнуть головой, чтобы откинуть с лица волосы.

Ему грубо заломили руки, сдавили плечи.

— Это Дакар рассказал вам, кто я такой? — спросил он, глотая ртом воздух.

Никто ему не ответил. Матросы оглядывались по сторонам и тревожно переминались с ноги на ногу. Диркен перестала самодовольно улыбаться, лицо ее побелело, став фарфоровым, и россыпи веснушек сделались еще заметнее. Прикрыв глаза ладонью, капитан упрямо искала на горизонте хотя бы крохотную полоску земли. Диркен забыла, что на палубе она не одна и матросы видят ее состояние. Сейчас ей было не до матросов. Предостережение толстяка оказалось не пустой угрозой. Куда ни глянь — только вода. Вода и небо. И так — до самого горизонта. А за горизонтом? Снова вода?

Забытье Диркен было недолгим. Глухие удары обвисшего паруса привели ее в чувство. Есть там суша или нет — сейчас не это главное. Главным был ее корабль и все, что связано с ним. Диркен почувствовала, как от навалившихся тягот у нее сгибаются плечи. Ее первый помощник вцепился в штурвал с отчаянием побитого пса. Он был готов стоять где угодно, только не за штурвалом.

— Где судовой журнал? — крикнула Диркен, перекрывая лязг и грохот снастей. — Куда мы плывем? Каким курсом? Сколько времени мы в пути? Наконец, где мы сейчас?

Первого помощника от ее вопросов прошиб пот.

— Ты сама с ним договаривалась, — промямлил верзила.

Он был слишком прямолинейным, чтобы заискивать перед капитаном. Ища поддержки у матросов, он обвел их глазами. Никто не вышел и не поддержал его. Тогда первый помощник заговорил сам:

— Я так понял, что ты договорилась с этим капитаном и вести корабль будет он.

— Чтоб тебя ийяты сожрали!

Диркен подскочила к нему и взмахнула саблей.

— Мы теперь даже не знаем, в какой части Эльтаирского залива находимся!

Суровый помощник старался не глядеть на острое лезвие сабли, застывшее у самого его сердца. Он теребил изуродованную мочку уха, не зная, что сказать. Блестящая от пота лысина только усугубляла тягостное зрелище.

Наконец Диркен опустила саблю и отошла. Порыв ветра прибивал ее ярко-красную блузу к самому телу, облегая весьма скромную капитанскую грудь. Разразившись потоком грязных ругательств, Диркен велела глазеющим матросам унести с юта ведра и скребки, а потом отправляться на мачту убирать паруса.

— Поворачивайтесь, двуногие вши! И только посмейте порвать мне стаксели. За каждую дырочку в парусе кожу с задницы спущу!

Избавившись от лишних глаз, Диркен наконец-то могла расквитаться с главным виновником. Пройдя несколько шагов по качающемуся юту, капитан приставила острие сабли прямо к горлу Аритона, пропоров тесемки воротника.

— Теперь не вывернешься. Может, думаешь, что вчера в «Трехпалой чайке» я хватила лишку и все забыла? Ошибаешься. Кажется, ты собственными ушами слышал мое мнение. Я тебе сказала, что твое предложение — чистой воды бред.

Матрос, оставшийся сторожить Аритона, еще круче заломил ему руки. Фаленит негромко застонал, но не потерял присутствия духа.

— Ты высказала свое мнение, но ответа не дала. Поэтому я повторяю предложение и жду твоего ответа.

Диркен чуть наклонила саблю. Лезвие вырвало лоскут ткани и уперлось Аритону в горло.

— Ты еще торгуешься? Все, что у тебя осталось, — это собственные яйца, но такой товар не по мне.

— У меня осталось еще кое-что. Например, знание того, где мы сейчас находимся.

Аритон держался стойко. Сабля Диркен, зацепив белое полотно рубахи, вырвала еще один длинный лоскут. Казалось, корабль потерял управление и сделался добычей волн, то вздымавших его на гребни, то опускавших к самым их подошвам. И на палубе, и на мачте матросов обдавало соленой водяной пылью. Дрогнув, острие сабли проткнуло Аритону кожу. На белом появилось красное пятно.

Рана была пустяковой, но она вывела пленника из терпения.

— Давай, распори мне рубаху до пояса, — крикнул он Диркен. — Там ты найдешь пергамент от Сетвира, где подробно расписано, кто я есть и чего стою.

— От Сетвира? — Диркен разодрала остатки рубахи. — Из Альтейнской башни? Это сказка для сопливых детишек. Нет никакого Сетвира.

— А ты все-таки посмотри и убедись.

Аритон словно забыл, что безоружен и находится в плену. В его глазах вместо иронии появилось что-то непонятное и пугающее.

Тем временем матросы свернули парус и закрепили снасти, что сразу уменьшило лязг и грохот на палубе. Разговаривать стало легче, однако Аритон молчал.

Под лохмотьями рубашки и в самом деле скрывался толстый свиток пергамента, перевязанный ленточками. На пергаменте Диркен увидела сломанную печать — очень красивую и, скорее всего, старинную.

Все той же саблей капитан рассекла ленточки.

— Как ты убедилась, я тебе не соврал, — с прежним спокойствием произнес Аритон. — Печать принадлежит династии Ганли. Когда-то они правили Камрисом. А теперь прочти, что там написано.

Диркен подцепила пергамент. Ветер подхватил ленточки и унес их с палубы в море. Капитан развернула лист и стала вглядываться в строчки.

— Госпожа, — с некоторым смущением обратился к ней Аритон, — не лучше ли позвать того, кто умеет читать?

Получив в ответ взгляд, исполненный кипящего яда, он смиренно пожал плечами.

— Я предложил лишь потому, что ты держишь лист вверх ногами.

— Подавиться мне рыбьими потрохами! — процедила Диркен, не желавшая признаваться себе, что ей понравилась его смелость. — Я собиралась прикончить тебя одним ударом. Нет, это была бы слишком легкая смерть. Ты будешь умирать медленно. Я начну отрезать тебе палец за пальцем и бросать в воду. Когда вокруг корабля соберется достаточно акул, я сброшу им то, что от тебя останется. Круглые золотые серьги в ее ушах злились вместе с хозяйкой и свирепо поблескивали. Подойдя к первому помощнику, Диркен впихнула ему в руки свернутые листы пергамента.

— Читай, что здесь написано,- потребовала она. К штурвалу поставили матроса.

Первый помощник был не ахти каким грамотеем. Он и в капитанской каюте, наедине с Диркен, не мог читать без запинок. А тем более здесь, в присутствии почти всей команды. Заметив ухмылки на лицах матросов, он прорычал:

— С насмешниками я разберусь потом.

Отерев с лица пот, первый помощник распрямил лист, сощурился и двинулся в трудное плавание по строчкам… За точным количеством золотых монет шло подробное описание фальгэрского хрусталя, тонких шелковых тканей и нармсских ковров. Матросы позабыли про ухмылки и стояли с разинутыми ртами. Такие богатства им даже не снились, и потому они жадно ловили каждое слово.

— Что уши развесили? — накинулась на матросов Диркен. — Написать можно что угодно. Пергамент выдержит.

Читающий мужественно одолел первую страницу и двинулся дальше, но Диркен вдруг прервала его и взглянула на пленника. Аритон, словно кукла, продолжал стоять все в той же позе, хотя у него явно ныло все тело.

— Да ты у нас богач,- засмеялась Диркен.- Теперь еще скажи, что ты добыл все это честным путем.

— Не все ли тебе равно, как я это добыл? — с неожиданной резкостью спросил Аритон.

Он потянулся всем телом. Чувствовалось, что у него сильно затекли кисти рук, куда не поступала кровь. Наверное, еще и поэтому он с раздражением прибавил:

— Вчера ты уверяла меня, что «Черный дракон» — богатый корабль. Я же не спрашивал, откуда взялись твои богатства.

— А что ж ты не нанял обычный торговый корабль? Молчишь? Просто так, без весомой причины, контрабандное судно не нанимают.

Диркен даже забыла, что «Черный дракон» находится неизвестно в какой части Эльтаирского залива и, убив Аритона, она рискует не увидеть берега. Капитан потрогала острую кромку сабли.

Аритон ее опередил. Дружелюбно, без тени издевки, он сказал:

— Ты ничего не потеряешь, если сначала выслушаешь меня. Не отрицаю, я доставил тебе немало хлопот. Так почему бы не узнать, как и чем я намерен расплатиться за эти хлопоты?

По отдраенным и выщелоченным доскам палубы потянулись витые тени. Первый помощник рассеянно теребил уголки пергаментных листов. Матросы внимательно смотрели на капитана. Корабль продолжал плыть, но все звуки куда-то исчезли. Тишина была непонятной и потому гнетущей, ибо даже при полном штиле «Черный дракон» всегда наполняло множество звуков.

Глаза Аритона и Диркен встретились. Нет, во взгляде Фаленита не было иронии. Ирония заключалась в бессмысленности его смерти от руки Диркен. Слишком изощренная ирония. Диркен привыкла командовать и хорошо знала, насколько опасной бывает малейшая слабость, проявленная капитаном. А что может быть опаснее, чем разрешить распоряжаться на своем судне чужаку? Беспрекословное подчинение команды основывалось на страхе матросов перед Диркен и на ее силе. Минутное замешательство с ее стороны могло все изменить. Совсем недавно эти матросы были готовы безропотно выполнить любой ее приказ. Теперь они замерли, словно волчья стая, и выжидают. Аритон бросил ей вызов, и стая ждет. Они хотят убедиться, не испугалась ли она чужака. Если почувствуют, что испугалась, охотно переметнутся к нему, и, кто знает, возможно, тогда абордажная сабля будет приставлена уже к ее горлу.

Эти мысли спасли Аритону жизнь.

— Не думаю, что ты доставил мне много хлопот, — ровным и даже насмешливым тоном произнесла Диркен.- Так, мелкие неприятности. «Черный дракон» хоть и удалился от берега, но это дело поправимое. Достаточно взять курс на север, юг или запад, и вскоре мы опять увидим побережье.

— Не сомневаюсь. Только…-Аритон замолчал, как умолкает игрок, готовясь ударить козырной картой.

— Только тут есть некоторые проблемы. Комендант Белой Бухты назначил за твою голову приличное вознаграждение. В Джелоте у тебя отберут корабль и посадят в тюрьму, поскольку ты несколько раз обманывала их и не платила портовых пошлин. Да и в Таридоре, окажись ты там, твое положение будет не слаще. Не знаю, какие грехи числятся за «Черным драконом», но портовый старшина заявил, что ради удовольствия видеть тебя повешенной без суда и следствия он готов уйти со своей должности.

— Хватит!

Диркен льстило, что Аритон так много разузнал о ней, но она решила ни в коем случае этого не показывать. Обломив левой рукой заусеницу на переборке, капитан принялась ковырять ею в зубах.

— Скоро твое любопытство кончится. Мертвым нет дела до чужих грехов, — сказала она, жуя щепку. — Я вдоволь наслушалась твоего пения. Пусть теперь рыбы обгладывают твои певучие кости.

— Кости вряд ли умеют петь, — спокойно возразил Аритон. — Ты всегда успеешь накормить мною рыб. Но прежде я хочу тебе кое-что показать. Выбирай любой порт на берегах Эльтаирского залива или вообще любое место на континенте, куда бы ты хотела приплыть, и с помощью забытого у вас искусства дальнего мореплавания я приведу туда твой корабль.

— Колдовство! — встрепенулась Диркен, выплюнув изжеванную щепку.

— Нет, знания, — возразил ей Аритон. — Представь, что ты сможешь плавать, не боясь потерять из виду берег. Ты оставишь далеко позади и сторожевые корабли властей, и торговые суда, которым страшно оказаться в открытом море. А ты поплывешь, куда пожелаешь, причем самым коротким путем. Тебе уже не придется тратить дни и недели, огибая берег.

— Я в этом не уверена, — бросила Диркен, готовая вновь приставить к его горлу саблю.

— До сих пор ты полагалась на удачу. Но удача бывает капризной — вспорхнет и улетит. Я предлагаю тебе то, что никогда тебя не подведет, — знания. Ты противишься им из упрямства, как из упрямства не желаешь учиться грамоте. Прими мое предложение, не упирайся — и никакое контрабандное судно не сможет тягаться с «Черным драконом».

— Капитан, послушай этого человека, — робко обратился к ней рулевой. — Убить его никогда не поздно. Но если он не врет, мы все станем богатыми.

— Кем бы он там ни был, но управлять кораблем он умеет,- добавил первый помощник.

— Что, заскулили, щенята? — огрызнулась Диркен.- Забыли, что он лжец и чародей, и готовы просить за него?

Никто из матросов не осмелился встретиться с ней глазами. Капитану не пристало советоваться с командой. Диркен умолкла, оставляя последнее слово за собой. Матросы на реях все это время с любопытством слушали разговор внизу и совсем забыли, что по их неподвижным теням капитан сразу поймет, что они бездельничают. Так и случилось. Диркен задала им взбучку, потом спросила Аритона:

— Если ты говоришь правду и дальнее мореплавание — не колдовство, значит, этому может научиться каждый?

— Кто угодно, у кого есть глаза, уши и руки, — заверил ее Аритон. — Кстати, мои руки могут остаться связанными. Я объясню, как пользоваться инструментами, и ты сама будешь прокладывать курс.

— Твои руки останутся связанными. И ноги тоже.

Довольная одержанной победой, Диркен послала матроса за веревкой.

— А из гаваней я выбираю Фэрси. Сделай так, чтобы корабль приплыл туда. Обманешь — твоей дохлятиной будут кормиться крабы.

Разогнав матросов по местам, Диркен развязала мешок Аритона и с изумлением стала извлекать оттуда непонятные блестящие предметы и старинные карты. Она не знала, сколько времени прошло. Когда от голода ей свело живот, Диркен догадалась, что сегодня еще не проглотила ни кусочка. Она кликнула юнгу и тут же вспомнила про жирного индюка с кляпом во рту, томящегося у нее в каюте. Если только этот мешок с салом не задохнулся, его можно будет развязать и выпустить.

Юнга не появлялся. Диркен нехотя оторвалась от карт и инструментов и спустилась к себе.

В каюте было темно и подозрительно тихо. Диркен выругалась. Когда ее глаза привыкли к полумраку, она выругалась вторично. Юнга беззвучно спал на ее койке. Тесак, позаимствованный у кока, вывалился из его пальцев. Лезвие отражало синеву небес, видневшихся в маленьком иллюминаторе. Тесак лежал почти рядом с сапогами пленника.

Увы, Дакару было не до борьбы за свободу. Его лицо позеленело, а волосы от пота стали курчавыми. Диркен удивило, что он как-то ухитрился вытолкнуть кляп. Нагнувшись за тесаком, она оглядела пол каюты, но не увидела даже маленького кусочка тряпки. Неужели толстяк сжевал и проглотил кляп?

Так оно и было. Теперь живот пророка крутило вдвое сильнее: от морской болезни и от съеденной грязной тряпки.

— Где Аритон? — простонал Дакар.

— Привязан к бизани, и хорошенько привязан, если желаешь знать.

Немного подумав, Диркен убрала саблю в ножны. Чтобы перерезать веревки, хватит и тесака.

— Там он и останется, пока корабль не придет в обещанную им гавань.

Безумный Пророк кряхтел и растирал затекшие руки.

— Сколько твоих матросов он уложил, прежде чем вы сумели его связать?

Диркен возилась с веревками на ногах Дакара. Услышав вопрос, она сердито вскинула голову.

— Ни одного, — раздраженно ответила капитан. — Представь себе, сдался без сопротивления.

— Ах, госпожа,- горестно вздохнул Дакар.- Ты его совсем не знаешь. Сама не заметишь, как он заставит тебя думать в нужном ему направлении. Говорю тебе об этом не понаслышке. Значит, он никого не убил? А зачем ему убивать, если ты теперь пляшешь под его дудку?

Диркен встала с колен. Глаза ее гневно сверкали. Рука, сжимавшая тесак, замерла.

— Ты сильно его ненавидишь. Но твоя ненависть меня ни в чем не убеждает.

Дакар встряхнул головой и зажал ладонями рот, удерживая новый позыв на рвоту. Он выбрался из каюты и поплелся на палубу. Диркен захлопнула дверь каюты и встала, скрестив на груди руки. Юнга спал, и никто не видел ее дрожащих пальцев.

— Эт милосердный, я никому из вас не верю, — прошептала она. — Что бы ни плели мне оба, последнее слово все равно останется за мной.

Отяжелевшее, уставшее от изобилия красок и запахов лето на берегах Эльтаирского залива как будто замерло в ожидании скорой осени. Долины и крутые склоны холмов, пышно и беспорядочно заросшие деревьями и вечнозелеными кустами, тонули в дымке разогретого пряного воздуха. С дубов гроздьями свешивались желуди. Смолкли песни жаворонков, не только услаждавшие человеческий слух, но и отмечавшие границы птичьих владений. Птенцы оперились, научились летать и покинули родительские гнезда. Было жарко, и даже ветер с залива не всегда приносил желанную прохладу. Но в горах к западу от Джелота, куда по просьбе Асандира отправился Люэйн, полновластным хозяином был жестокий, пронизывающий до костей холод. Смена времен года здесь почти не ощущалась. По утрам (если только утро не выдавалось пасмурным) высочайшая из вершин Скайшельских гор пронзала небо подобно жертвенному ножу. Покрытая льдом, она ослепительно блестела на солнце, а вечером, после захода солнца, превращалась в глыбу черного металла. Тень от Рокфальского пика (так называлась эта вершина) достигала самых глубоких ущелий, полных снега. Летом снег таял, превращаясь в ручейки, и сквозь расселины покидал Рокфальскую долину. О северный склон Рокфальского пика разбивались ветры. В дни, когда они особенно неистовствовали, их вопли и стоны, способные сделать честь любому пиршеству призраков, Долетали до самых подножий, перекликаясь с тревожным шелестом листвы.

Данфолские охотники иногда забредали в предгорные леса и ставили там свои силки и капканы, но не оставались ждать появления добычи, а торопились уйти. Они утверждали, что ветры приносят в долину «голоса гор». Эти голоса завораживали человека, заставляли забыть обо всем на свете и сводили с ума. Редкие смельчаки отваживались появляться здесь в одиночку.

Когда Люэйн добрался до Рокфальских гор, шел дождь. Долины радовались ему и блестели умытой листвой. Однако чем выше он поднимался, тем холоднее становились струи дождя. На вершине бушевала снежная буря, порывы ветра швыряли снежинки на обледенелые скалы. Бестелесный маг не чувствовал их обжигающих уколов, по своей беспощадности похожих на удары остро заточенного меча. Снег запорошил странную до нелепости каменную лестницу — творение Давина-Отступника, возведенное им по собственной прихоти. Вычурные стойки перил на концах лестничных маршей, химеры, устрашающе оскалившие пасти,- среди снежных наносов эта лестница казалась столь же нелепой, как дворцовая мебель, забытая кем-то на лугу.

Но для магического зрения Люэйна глаза каменных химер не были безжизненными. При его появлении сразу же пробудилась цепь охранительных заклинаний. Обычный человек не увидел бы ее сияния. Возможно, даже странные очертания лестницы не вызвали бы у него никаких мыслей, лишь пробудили ненадолго любопытство. Каменные ступени не оказали бы ему никакого сопротивления. И откуда незваному гостю знать, что гранитный костяк Рокфальского пика и обсидиановые вкрапления — далеко не мертвый камень? Конечно, трудно представить, чтобы кто-то из простых смертных отправился сюда. Но случись такое, о его появлении стало бы известно намного раньше, чем он достиг бы лестницы Давина.

Толкаемый азартом, самовольный путешественник двинулся бы по ступеням к вершине, вероятно думая, что без всякого позволения может туда подняться. Тем не менее Люэйн, знавший эти места, не торопился шагнуть на ступеньки. Для морозных ветров он был вихрем, еще более студеным, нежели они сами, и ветры, чуя магию Содружества, старались держаться от Люэйна подальше. Своим восприятием маг проник глубоко внутрь горы и молчаливо попросил разрешения войти.

Ответ пришел сразу же: медленный, печально-торжественный, похожий на приглушенные отзвуки землетрясения. Чувства смертного человека были слишком грубыми, чтобы уловить его. Язык камня обладал величием, перед которым даже время сжималось и становилось бессмысленным. Камень был созвучен натуре Люэйна, склонной к суровости и аскетизму. Например, музыку бестелесный маг считал легкомысленной забавой. Способность же камня стойко выдерживать любые превратности судьбы восхищала Люэйна. В сравнении с размеренным существованием камней жизнь растений и животных представлялась ему шумной и суетливой.

Глубины Рокфальского колодца, исполненные вечного мрака, дали ему позволение войти. Люэйна невольно охватило столь же глубокое смирение. Он представил долгие века страданий и неимоверные усилия Содружества, обуздавшего мириады сущностей, которые злобно восстали против Закона Всеобщего Равновесия. Самым недавним узником Рокфальского колодца был Деш-Тир. Даже упрямец Люэйн склонялся перед безграничным терпением гор, отдавших свои недра под тюрьму для исчадий зла.

Итак, Люэйну было позволено проверить охранительные заклинания, которые стерегли злобных сущностей Деш-Ти-ра. Он стал погружаться в глубины горы, увенчанной Рокфальским пиком. Обледенелый камень поверхностных скал сменился черным полосчатым минералом, никогда не знавшим солнечного света и дуновения ветров. Здесь была своя гармония — гармония рудных жил и подземных источников, переплетавшаяся с магией Содружества. У Люэйна обострилось восприятие: он видел и ощущал тончайшие нити заклинаний, объединенные его собратьями в неповторимый узор.

Давин-Отступник пробил в скале глубокий шурф, дно которого, пятиугольное помещение, называлось Рокфальским колодцем. Оно-то и являлось тюрьмой для злых духов. Видом своим каменная темница отдаленно напоминала подземные тюрьмы, где содержались особо опасные преступники, однако внешнее сходство было обманчивым. За прямизной стен скрывалась целая паутина охранительных заклинаний — замысловатые наслоения кривых и ломаных линий. Тишина на дне Рокфальского колодца была тишиной лишь для ушей обычного человека. Обладающий магическим восприятием оказывался в самой гуще непрестанного бурления разнородных сил. Когда-то эти вихри вызывали у Люэйна острую головную боль. Но даже теперь, не имея тела, он страдал от фантомной щекотки, словно о его несуществующую кожу терлись лапками и крылышками сотни мелких букашек.

Люэйн сузил границы поиска. Он миновал остатки заклинаний, которые накладывал еще Давин, пробивая гранитную толщу. Тусклыми искорками в бархатной тьме вспыхивали следы древней паравианской магии. Они до сих пор хранили звуки сигнального рога, в который трубили исчезнувшие стражи-кентавры. Лоскутком звездного неба звенел благословенный танец единорогов. Нескончаемым эхом лилась песня солнечных детей. Вместе с телом Люэйн лишился способности выражать свои чувства, иначе воспоминания об исчезнувшей красоте и гармонии, которые подстерегли его в недрах Рокфаля, довели бы мага до слез.

Однако бестелесность давала Люэйну и некоторые преимущества. Да, он испытывал скорбь, но понимал ее бессмысленность. Разве стенания по паравианцам вернут древние расы назад? Прошлое, каким бы прекрасным и удивительным оно ни было, не избавит от насущных забот. И Люэйн методично принялся делать то, что поручил ему Асандир.

Деш-Тир не был чем-то цельным, а представлял собой скопище коварных и опасных сущностей. Сущности эти оставались живыми и, конечно же, не желали смириться с вечным заточением. Любая случайность грозила обернуться непоправимой бедой для всей Этеры.

Деш-Тир содержался в каменном сосуде с наглухо запечатанной крышкой. Магические печати переплетались между собой. Каждая плененная сущность, приблизившаяся к ним, получала магический удар подобно тому, как непокорный вол получает удар кнута возницы. Если защита, возведенная вокруг Альтейнской башни, позволяла магам проникать внутрь, не нарушая целостности охранительных заклинаний, с Деш-Тиром все обстояло по-другому. Окружавшие его охранительные заклинания не пропускали внутрь ни живую плоть, ни бестелесного духа.

У Люэйна был лишь один способ проверить надежность магических засовов: достичь состояния полного спокойствия и начать просматривать каждую силовую нить в точке ее скрепления с незыблемым рокфальским гранитом. Ему предстояло осторожно развернуть и осмотреть каждую узловую печать, наложенную собратьями. Все, что несло в себе охранительную силу, Люэйн должен был проверить и перепроверить, сразу же устраняя малейшее нарушение.

Даже плененный, Деш-Тир оставался грозным противником. Сила, исторгаемая его сущностями, пробивала тело и выкручивала кости. Узор жизненных нитей Люэйна сразу почувствовал ее натиск. Это чем-то напоминало пламя, бегущее по обнаженным жилам.

Просматривая магические печати, Люэйн узнавал почерк собратьев. Неотступная воля Асандира буквально вплавляла магию в камень, изменяя его строение. Нити, растянутые им, отличались ясностью и суровым изяществом, чем-то напоминая остановленный след метеора. Нити Харадмона были сплетены из первичного хаоса, который он увещеваниями превратил в порядок. Похожие на кляксы белого магического пламени, расплеснутые во времени и пространстве, они дополняли и уравновешивали печати Асандира.

Если бы Харадмон не исчез за пределами Этеры, он не упустил бы редкую возможность заглянуть на дно Рокфальского колодца и позлить своего бестелесного собрата какой-нибудь колкостью.

Наверное, сейчас Люэйн предпочел бы ехидство Харадмона щемящему чувству утраты. Потом он отругал себя за то, что отвлекается на посторонние мысли об их нелепом соперничестве, и вновь сосредоточился. В конце концов, этот дерзкий насмешник не сгинул навеки. Люэйн не позволял себе думать, будто странствия Харадмона, отправившегося искать разгадку происхождения Деш-Тира, окончатся трагически. При всей своей бесшабашности и непредсказуемости Харадмон был опытным магом. Он не затеряется в пустоте между мирами и не собьется с пути. Либо он забрался слишком далеко, либо силы, противостоящие ему, слишком значительны.

Люэйн отодвинул от себя горестные размышления и возобновил порученную ему кропотливую и тягостную работу.

Все слои магической защиты были надежно взаимосвязаны и находились в безупречном равновесии. Но Люэйна сердила легкомысленная завитушка, которой оканчивалась одна из печатей Харадмона. «Темница Деш-Тира — не место для балаганных фокусов», — раздраженно подумал Люэйн. Он решил поправить печать, придав ей более пристойный облик. И тут его сознание уловило отблеск постороннего присутствия. Именно отблеск, ибо в следующее мгновение он исчез и его появление вполне можно было бы отнести за счет перенапряженного сознания мага.

Однако на Люэйна этот отблеск подействовал так же, как колючка среди мягкой, шелковистой травы. Выход был только один — снова тщательно проверить пройденный слой.

Неужели ему почудилось? Защита, возведенная магами Содружества, оставалась все такой же надежной и нетронутой.

Люэйн помедлил. Он немного понаблюдал за вечным танцем первозданных сил, на которых держалась и громада Рокфаля, и вообще вся Этера, затем принялся за новую проверку печатей… Ничего чужеродного. Но беспокойство не проходило: маг больше не доверял результатам им же сделанной проверки.

Будучи по характеру дотошной канцелярской крысой, он стал произвольно, наугад, проверять всю защиту, окружавшую Деш-Тира. Он вполне допускал, что Харадмон даже здесь мог устроить какую-нибудь каверзу. Люэйн вернулся к завитушкам его немыслимой печати, желая убедиться, насколько прочно она скреплена с камнем.

Харадмон свое дело знал. Можно было бы еще спорить о внешнем облике магических печатей, но не об их надежности.

Если что-то занимало Люэйна, он мертвой хваткой вцеплялся в это «что-то» и не выпускал до тех пор, пока не находил ответ. Сколько бы времени ни ушло на поиски — час или век, — ему было все равно. Его не останавливало ни возмущение собратьев, ни их отчаяние.

Перво-наперво Люэйн решил сделать так, чтобы его присутствие не ощущалось, и возвел вокруг себя защитную преграду. Затем он (в который раз!) начал проверять все печати и слои, созданные другими магами Содружества. Чутье не подвело его: в защитной сети, сотканной Асандиром, он обнаружил разрыв. Совсем крохотный, но разрыв.

Люэйн сосредоточился, тщательнейшим образом осмотрел и сам разрыв, и все вокруг него, потом усилил собственные защитные слои. Печати, наложенные Харадмоном, сохраняли прочность, что сразу же стало ключевым моментом в размышлениях Люэйна. Магическая цепь, созданная бестелесным магом, отличалась от цепи его собрата, остававшегося в своем теле. Но вот что удивительно: хаотичная на первый взгляд защита, поставленная насмешником Харадмоном, цела и невредима, а творение рук великого Асан-дира поизносилось, хотя прошло совсем немного времени.

Люэйн провел в Рокфальском колодце почти сутки. Снежная буря давно утихла, и над Рокфальским пиком в прозрачном ночном небе переливались звезды. Люэйн не торопился, не делал скоропалительных выводов. С упорством заведенного механизма он снова и снова перепроверял свое открытие.

И пришел к однозначному и пугающему выводу: угроза со стороны Деш-Тира не только не ослабла, но усилилась.

Покинув Рокфальский колодец, бестелесный маг отправил срочное сообщение хранителю Альтейна:

«Магические цепи, в которые Содружество заковало Деш-Тира, ослабли. Виновником ослабления является сам Деш-Тир. С горечью вынужден сообщить: пробить брешь в охранительной цепи пленные сущности смогли благодаря знаниям, которые им каким-то образом удалось похитить у Аритона. Естественно, я не допускаю даже мысли о пособничестве извне. Но факт остается фактом, причем угрожающим: знания и выучка, полученные Аритоном у магов Раувена, могут позволить сущностям Деш-Тира вырваться на свободу».

Ответ Сетвира пришел незамедлительно:

«Проклятие Деш-Тира, сделавшее братьев непримиримыми врагами, не перестает приводить нас во все большее замешательство. Остается лишь уповать на изыскания Харадмона».

Люэйна этот ответ несколько удивил. Бестелесный маг понимал, что ситуациям, Деш-Тиром требует безотлагательного вмешательства Содружества. Ему одному с этим не справиться, необходима помощь Асандира. Хранитель Альтейна редко давал волю раздражению, однако сейчас он был чем-то сильно раздосадован. Люэйн не осмелился спрашивать о причине. Скорее всего, ему придется остаться на страже и охранять Рокфальский колодец, пока Асандир не приедет сюда из Шанда.

«Не хочу сердить тебя своими суждениями, — продолжал излагать свои соображения Люэйн, — но с расследованием того, что происходит в Алестроне, вполне можно повременить».

«Нет, нельзя!»

Люэйн почувствовал, что хранитель Альтейна не просто раздражен, а весьма сердит.

«Герцог втихомолку занимается какими-то приготовлениями. У нас есть сведения, что его тайная литейная мастерская вновь заработала. Я не могу послать в Алестрон Трайта. Ему хватает забот в Тенте, где взбесившиеся ийяты толкнули жителей на поджог нескольких домов».

«Так пусть тогда Дакар отправится в Алестрон и разузнает о проказах герцога! — не выдержал Люэйн, окруженный вихрем снежинок. — Уж с таким-то простым делом этот никчемный пьяница может разобраться. Пусть это будет наказанием за его джелотские художества».

Вообще-то предложение было абсурдным, если не сказать — опасным. Но игра, затеянная Деш-Тиром, таила в себе еще большую опасность. Содружество переживало настолько тяжелые времена, что разгадку алестронских тайн было разумнее отложить на потом.

Под зелеными кронами Западного леса растущая армия Авенора испытывает свою боевую мощь в сражении с бойцами кланов, сделавшимися настоящим бичом окрестных торговых дорог. Успех впечатляет: обагрив свои мечи кровью врага, доблестные авенорские воины захватывают двадцать восемь пленных и гонят их в Карфаэль, чтобы передать в руки местного правосудия…

Неподалеку от Алестрона, в залитой солнцем рощице, человек в пыльном одеянии ученого подносит горящую лучину к бронзовой трубке, из которой вырываются снопы искр, сопровождаемые оглушительным грохотом и струей густого дыма. Из трубки стремительно вылетает камень и скрывается в дубовой листве, сокрушая оказавшиеся на его пути ветки…

Предсмертные крики гибнущих ветвей достигают другого конца континента и нарушают бдение хранителя Альтейна. Сетвир поднимает встревоженное лицо и следит за движением ветра, не успевшего освободиться от завесы, удушливо пахнущей жженой серой. Обет, данный Содружеством много веков назад, побуждает Сетвира спешно отправить Дакара в Алестрон, дабы разузнать, какие тайны скрывает арсенал тамошнего герцога…