Корабли Мериора

ГЛАВА III

Нельзя сказать, чтобы главнокомандующий итарранской гвардией Диган так уж горел желанием отправиться вместе с Лизаэром возрождать Авенор. Его участь решилась неожиданно для него самого, когда верховный управитель Итарры заявил, что отпускает своего опытного военачальника. По сути дела, Дигана просто передали Лизаэру. Воспротивиться этому означало бы подорвать свою репутацию; как-никак Диган был военным человеком, а верховный управитель всегда мог объявить собственное решение приказом, и поди докажи, что оно было принято под влиянием имперских эмоций и выпитого вина. И потому господин Диган, отпрыск знатного семейства и теперь уже бывший главнокомандующий, восседал на своем лощеном гнедом коне и глядел на реющий лес знамен. Он ехал в голове неповоротливой громады, двигавшейся на Авенор. Ветер свирепствовал, будто в разгар зимы, и его порывы, несущиеся с высоких склонов Маторнских гор, были колючими и обжигающими. Не менее колючими были и глаза Дигана.

Он не оставил привычки к щегольским нарядам — привычки столь же естественной для богатого итарранца, как дышать или плести интриги. И все же характер Дигана изменился. Пять летних кампаний против остатков лесных кланов не прошли даром. Он убедился, что лобовая атака далеко не всегда приносит успех. Но иногда самообладание изменяло Дигану, и ему было не скрыть свое раздражение за внешним безразличием или разговорами о пустяках. Вчерашний спор по-прежнему будоражил его, и Диган бросал сердитые взгляды в сторону светловолосого принца, ехавшего слева.

Дорожный наряд Лизаэра Илессидского состоял из голубого замшевого камзола и непромокаемого плаща. Льняные пряди выбивались из-под бархатной шляпы, отороченной золотым шитьем. Руки были обтянуты изящными перчатками. Лизаэр привычным движением поправил поводья и вдруг широко улыбнулся. Глядя вперед, словно они ехали только вдвоем и у них за спиной не скрипели и не визжали тележные колеса, не свистели хлысты и не переругивались ленивые возчики, принц спросил:

— Продолжаешь злиться? Что ж, злость хотя бы помогает не мерзнуть.

Лошадь под Диганом дернулась и загарцевала. Он не сразу понял причину, а когда догадался, ему стало еще тошнее: ведь это он ударил шпорами ни в чем не повинное животное.

— До сих пор не могу поверить, что ты тащишь мою сестру неведомо куда.

Лизаэр обернулся к нему. Прозрачные, как горный ледник, глаза мельком взглянули на Дигана.

— Думай над своими словами. Иначе я решу, что ты считаешь меня бездушным обольстителем Талиты, которому наплевать на безопасность своей невесты. Не давай мне повода разочароваться в тебе, Диган.

Диган с трудом поборол желание перекинуть поводья в одну руку, а другой с размаху (и с отчаяния тоже) ударить этого самоуверенного королевского потомка.

— Эт милосердный, ну почему ты так упрям и никого не желаешь слушать?

Дигану не хотелось в который раз перечислять Лизаэру очевидные факты… Управители городов Тайсанского королевства не видели ужасов, сотворенных магией Повелителя Теней. И бойня в Страккском лесу для них — всего лишь страшная история, услышанная далеко не из первых уст. Лизаэр уповает на сохранившиеся обрывки старинных летописей, уцелевшие в пожарищах бунтов и мятежей. Но что это ему даст? Если какие-то гильдии и отдельные образованные сановники знают, что те, кого они зовут варварами и кто грабит их караваны, некогда правили в тайсанских городах, мэр Эрданы явно не обременяет себя знаниями. Достаточно почитать едкие и язвительные ответы его стряпчих Лизаэру, чтобы понять всю щекотливость положения Илессида. Да, он является единственным законным претендентом на королевский трон, и вот по этой-то причине ни один город Тайсана не захочет вернуться к королевскому правлению.

Не в силах больше сдерживаться, Диган выплеснул принцу накипевшее в душе:

— Ну как ты не понимаешь, что тебя схватят и обвинят в намерении свергнуть существующую власть? А в Изаэре наемники просто швырнут тебя на растерзание своим псам. Каких еще чудищ Ситэра напустить на тебя, чтобы ты начал соображать? Пойми, упрямец: признать законность твоих притязаний для них все равно что признать власть кланов! Ты для них — это угроза новых бунтов. Жаль только, что двум сотням лучших итарранских гвардейцев придется глупо погибнуть, спасая тебя от стаи разъяренных двуногих собак.

— В таком случае, — невозмутимо отозвался Лизаэр, — я заблаговременно отправлю гвардейцев домой, в Итарру. Я не стану дожидаться кровопролития и сделаю это прежде, чем у меня возникнут хотя бы малейшие трения с местными властями.

По-прежнему глядя вдаль, Лизаэр с каким-то безумным простодушием добавил:

— Диган, друг мой, дело, которое я начал, сильнее меня и важнее любых тайеанских беспорядков. Повелитель Теней не исчез. Он где-то затаился и готовит новые злодеяния. Пока мы сидим за стенами Итарры и занимаемся летней охотой на варваров, нам не выманить Аритона из его логова.

Дигану не оставалось иного, как стиснуть зубы, поворотить своего скакуна и легким галопом удалиться для проверки боевого порядка войск. Отчаяние сделало его немым.

Больше всего Дигану сейчас хотелось, чтобы у него в руках оказалось копье, а поблизости — живая мишень, требующая уничтожения. Он не противился намерению Лизаэра покончить с Аритоном Фаленским; в этом Диган всецело поддерживал принца. Единственным предметом разногласий была Талита — сестра Дигана и невеста Лизаэра. Как он мог пойти на такое чудовищное безрассудство, взяв ее в этот поход, который еще неизвестно чем кончится? И почему она с такой легкостью согласилась?

Кавалькада Лизаэра неспешно двигалась на запад. Очень уж неспешно, что вызывало недовольство бывалых солдат. По их мнению, такая скорость больше годилась для передвижения немощного старца, но никак не боеспособной армии. Особое недовольство высказывали бывшие наемники, привыкшие сутками не вылезать из седла. Праздность губительно сказывалась на них: солдаты тупели от игры в кости, становясь все более раздражительными. Они постоянно донимали командиров, и те для поддержания боевого духа распорядились наконец разбить под открытым небом лагерь и устроить изматывающие учения. Жители городов и селений, встречавшихся вдоль Маторнской дороги, принимали войско Лизаэра с исключительным радушием. Прежде им часто доставалось от варваров из Хальвитского леса, грабивших торговые караваны. Благодаря усилиям итарранских наемников на дороге стало значительно спокойнее. Диган уже привык к торжественным приемам, за которыми следовала неизменная утренняя расплата, когда у всех вокруг раскалывались головы и болели животы.

А кавалькада принца Лизаэра становилась все длиннее и внушительнее. К ней добавлялись новые телеги с подарками. Еще бы: Принц Запада направлялся в земли своих предков, дабы найти союзников в борьбе против Повелителя Теней. И потому глава каждого ратанского города, каждая гильдия старались снискать его расположение. Пусть сами они и слышать не хотели о восстановлении королевской власти, но благосклонность Лизаэра была им более чем необходима. Они почему-то верили, что его сила способна и на расстоянии защитить от вторжения мага-злодея.

Диган сидел в шатре, не спасавшем от ветра, и угрюмо поглядывал на листы пергамента с реестром грузов, куда предстояло добавить новые записи. Это стало чуть ли не ежедневной процедурой. Из Нармса они получили пять телег с коврами и разноцветными шелковыми тканями. Из другого прибрежного города — Морвина — тюки с шерстью, которую удалось выгодно обменять на знаменитый фальгэрский хрусталь. Среди даров числились латунные светильники, бочки редких вин и настоек. Один богатый крестьянин преподнес нескольких породистых поросят для будущего поголовья.

Слушая поросячий визг, Диган поморщился и вздрогнул. Он всегда морщился, когда слышал непристойные шутки жульничающих маркитантов и грубую брань обманываемых ими солдат. Что бы ни было у Лизаэра на уме, а военный лагерь — не место для его благородной сестры.

Из-за обилия грузовых телег нечего было и думать о пересечении Инстрельского залива по воде. Поэтому кавалькада тащилась по берегу, огибая залив. Здесь же, на берегу, их застала последняя из зимних бурь с пронизывающим ледяным ветром. Под его завывание миновали Восточно-Брансианский перевал, отделявший истерзанные стихиями вершины Сторленских гор от густо поросших дроком холмов, которые к северу становились круче и незаметно переходили в отроги гор Тальдейнских.

Вопреки дурным предчувствиям Дигана и составленному во враждебном тоне предостережению мэра Эрданы, которое привез его гонец, ранней весной кавалькада пересекла границу Тайсана. В древности здесь правили верховные короли династии Илессидов.

Городов в этой части королевства не было, а потому ночевать приходилось на окрестных пастбищах или на сеновалах. Деревенские жители не проявляли к королевскому потомку и его разросшейся свите никакой враждебности. Румяные крестьянки охотно продавали чужакам дрова, молоко и первую зелень. Диган никак не мог смириться с тем, что Лизаэр не делал никакой тайны из своих замыслов; едва ли не каждый пастух узнавал, кто они, куда и зачем направляются. Впервые за пять столетий здесь видели громадное знамя, окаймленное внизу золотистой бахромой. На ярко-голубом фоне мерцала золотая двенадцатиконечная звезда. Люди стекались толпами, дабы поглазеть на диковинный стяг. Крестьянам не было дела до настроений городских властей и их ретивых гильдий. Главное — командиры принца честно платили за все, значит, их господину можно верить. Деревенские мальчишки с замиранием сердца следили за марширующими гвардейцами в блестящих шлемах и таких же блестящих кольчугах, с острыми боевыми мечами в руках. Парни постарше не довольствовались мечтаниями. Они являлись в лагерь в дырявых сапогах и поношенной одежде, выразительно пахнущей навозом, и просились взять их с собой.

Лизаэр Илессидский не отказывал никому.

— Зачем оставлять их здесь? В своих семьях они не столько лишняя пара рабочих рук, сколько лишний рот.

Разговор происходил близ Дишента, в простой крестьянской хижине. Не обращая внимания на грязь и убожество, принц сидел у очага и колол орешки для госпожи Талиты. В дымных углах стрекотали невидимые сверчки. К единственной комнате примыкал хлев, и оттуда, через щели в досках, на невиданных гостей во все глаза смотрели ребятишки (мать заперла их в хлев, чтобы не путались под ногами). За стенами хижины перемигивались огни многочисленных костров. Возле них, наслаждаясь теплым весенним вечером, устраивались на ночлег солдаты. Дозорные несли свой караул, а их смена зубоскалила у огня и играла в кости. За живой изгородью овечьего загона новобранцы копали ямы под отхожие места. Офицеры покрикивали на них. Прислушиваясь к недовольным голосам своих командиров, Лизаэр с улыбкой сказал:

— Не всем быть солдатами. Крестьяне нам тоже нужны. Когда мы начнем восстанавливать Авенор, каждый, кто окажется непригодным для ратного ремесла, получит надел земли и пусть себе крестьянствует.

— Если мы вообще доберемся до Авенора, — ехидно проворчал Диган.

За все время пути он не услышал от своей изнеженной сестры ни одной жалобы. Сам же Диган пребывал в вечном раздражении. Вдобавок от пыли, поднимаемой колесами телег, копытами лошадей и сапогами солдат, у него нестерпимо чесались воспаленные глаза. После возвращения солнца весны стали более сухими. Если бы не обилие комаров и мошек, нынешний вечер вполне бы сошел за летний. Однако погода тоже не радовала Дигана.

— При такой скорости нашего перемещения, боюсь, нам придется пустить нармские ковры на шатры. Даже если мы и окажемся в Авеноре, вряд ли до зимних морозов нам удастся построить хотя бы арсенал, чтобы оружие не ржавело.

— В таком случае зиму ты проведешь вместе с Талитой в Эрдане, — ответил Лизаэр и лучезарно улыбнулся, зная, как больно его слова могут уколоть Дигана.

На принце не было ни его камзола, ни рубашки. Когда он вызвался помочь хозяйке таскать на коромысле ведра из маслобойни, крестьянка оглядела его наряд и покачала головой. Лизаэр, привыкший располагать к себе людей, покорно снял с себя дорогую одежду. Помощь его не была минутным развлечением скучающего аристократа; никто не смел упрекнуть его за расплесканное молоко. Сам Лизаэр ухитрился не забрызгаться и не запачкаться. Сейчас, голый по пояс, в своих облагающих замшевых штанах, расшитых мелким жемчугом, он выглядел ничуть не менее величественно, чем в полном королевском облачении. Нагнувшись, он достал из стоящего у ног мешочка очередной орешек.

В другом конце комнаты старшая хозяйская дочь сбивала масло, поедая глазами прекрасного принца. Время от времени девушка бросала колючие завистливые взгляды на рыжеволосую красавицу, по-кошачьи свернувшуюся возле его ног.

— Или возвращайся в Итарру, к своему верховному управителю, — предложил Лизаэр, раскусывая орешек и доставая ядро. Он намеренно дразнил Дигана, зная, что нервы у брата Талиты и так похожи на туго закрученную пружину. — Как только мы доберемся до поворота на Камрис, я выполню свое обещание и отправлю итарранских гвардейцев домой.

— Ты что, шутишь?

От резкого взмаха руки Дигана мешочек и орехи покатились по очажному половику прямо на янтарные угли.

— Ты взял на себя обязательство возродить город и…

— И что?

Лизаэр потянулся и поцеловал Талиту в щеку. Рыжеволосая красавица ушла, не дожидаясь, пока в закипавшем споре упомянут Повелителя Теней. Упреки Дигана ничуть не трогали принца.

— Мы в Тайсане. Мои предки правили здесь не один век.

— Потому-то мэр Эрданы и издал предписание схватить тебя и четвертовать!

Дигану, облаченному в бархат, было жарко, но он предпочитал потеть, нежели раздеться до пояса. Он видел, как деревенская девчонка глазеет на принца, и понимал, что она тут же сравнит его с Лизаэром. И сравнение будет не в его пользу.

— Безумцы из его окружения вышлют солдат, чтобы тебя растерзали еще на подступах к городу. Или ты думаешь, что городской правитель позволит тебе беспрепятственно проехать через Эрдану?

Лизаэр наградил Дигана осуждающим взглядом.

— Все эти люди — мои подданные, Диган. Не знаю, каким образом, но я должен миновать Эрдану и отправиться дальше. Возможно, солдатам и впрямь придется зимовать в шатрах, сделанных из ковров, и делать из тончайшего шелка заслоны от ветра. Но спешка мне претит. Я не намерен промчаться по своей земле галопом, не разобравшись в ее нуждах.

— Отправляйся в Ситэр вместе со своими королевскими принципами! Легче найти общий язык с каким-нибудь недоумком, чем с тобой!

Диган встал и направился к двери. Его шаги не сопровождались звоном шпор; этому мешали рассыпанные орехи. Ему хотелось поскорее остаться наедине с собой, чтобы дать выход накопившейся злости.

Кавалькада со скоростью улитки ползла в направлении Дишента. Дорога все так же вилась вдоль берега Инстрельского залива и была сильно изъезжена караванами дровосеков. Хотя снег давно сошел, борозды от саней глубоко врезались в землю.

На работных дворах Дишента сушили березовые бревна, отчего над домами вился черноватый дым костров, сложенных из сучьев и щепок. Гвардейцам Лизаэра приходилось ночевать между вязанок коры, приготовленной для дубилен, или под своими же телегами, стоящими среди штабелей необработанных досок. Ремесленники отнюдь не были в восторге от появления принца и откровенно плевали вслед его свите. Лизаэра это ничуть не трогало. Он нанес визиты в собрания гильдий и к городским властям. Золото сделало свое дело: офицеров принца разместили в сараях, где хранились ценные породы древесины. Изысканные манеры принца принесли ему благосклонность жен городских сановников.

Диган, как и его командиры, провел бессонную ночь, ожидая возможных стычек между горожанами и пришельцами. Однако глубоко укоренившаяся в этом городе ненависть к королевской династии, правившей Тайсаном, не перехлестнула границы словесных оскорблений.

Вскоре после аудиенции у властей Дишента Лизаэр повел свою кавалькаду дальше. Он горделиво ехал впереди, довольный произведенным впечатлением.

Диган не разделял его ликования. Поравнявшись с Лизаэром, он некоторое время ехал молча, потом сказал:

— Дишент тебе не Изаэр и не Эрдана, где несколько дорогих подарков могут вскружить головы.

Город с его лесопильнями и островерхими мельницами остался далеко позади. Впереди лежали многие лиги пути по низменным равнинам. Округлые, поросшие кустарником холмы скрывали развалины строений Второй эпохи, а по выщербленным древним аркам вился дикий виноград. Места эти пользовались дурной славой. По ночам, когда в низинах клубился туман, его сопровождали сотни светящихся точек, похожих на болотные огни. Здесь, если верить слухам, свободно разгуливали души давным-давно исчезнувших паравианцев. Любой горожанин старался как можно быстрее проехать этот отрезок дороги.

Сидя на взмыленном, забрызганном грязью коне, Лизаэр крепко держал поводья. Сзади слышались крики охрипших офицеров, пытавшихся выполнить приказ и остановить кавалькаду. Это удавалось им с трудом: суеверный страх гнал людей дальше.

Лизаэр сидел прямо, развернув плечи. На нем был плащ с капюшоном, скрепленный сапфировой заколкой. Принц глядел на клочья тумана и ждал.

— Нам пора объясниться, — наконец сказал он Дигану. — Я должен знать: ты со мной или против меня?

Диган не обращал внимания на мерзкий холод, пробиравший его до костей. Он изо всех сил пытался сохранить свою злость, ибо она позволяла противостоять глазам принца, пронизывающим его насквозь, до самого сердца. Затем он вдруг поддался напору чувств и признался в том, в чем совсем не собирался признаваться:

— Я боюсь за тебя, Лизаэр. Ты — наша единственная защита от Повелителя Теней. Только твой дар света способен противостоять его зловещей магии.

— Тогда перестань колебаться и начни по-настоящему мне доверять, — сказал ему Лизаэр. — Твое беспокойство передается другим и только подрывает боевой дух наших людей. Хуже того, оно идет на пользу нашему врагу. А ты знаешь, с какой безжалостной изощренностью он умеет пользоваться любой нашей слабостью.

На следующий день они достигли места, где этот путь пересекался с Большой Западной дорогой. Шел сильный дождь. Итарранские гвардейцы, лично отобранные Диганом для защиты Лизаэра Илессидского, получили приказ построиться в отдельную колонну и незамедлительно возвращаться в Ратан. Вопреки всем доводам разума и где-то вопреки самому себе, Диган руководил их прощальным построением.

Гвардейцы покинули кавалькаду. Дождь не только не желал прекращаться, но стал еще сильнее. Дигану то и дело приходилось отряхивать плащ от скапливающейся воды. Отфыркиваясь от серебристых струек, текущих у него по усам, он сказал Лизаэру:

— Клянусь Этом, у тебя наверняка есть какой-то замысел. Неужели твое королевское самолюбие пострадает, если ты немного посвятишь меня в свои планы?

— Все настолько просто, что ты не поверишь! Лизаэр промок ничуть не меньше всех остальных, но, казалось, совсем не страдал от этого. Тряхнув мокрыми волосами, он засмеялся.

— Мой дорогой главнокомандующий, твои гвардейцы отличались чрезмерной преданностью. Их переполняла неподдельная отвага и вело вперед стремление разделаться с Аритоном. Мы его обязательно уничтожим, но на поле сражения. А поскольку численность гвардейцев все же недостаточна, чтобы выманить Повелителя Теней из его укрытия, их решимость могла нам только повредить. Я не имел права рисковать ни их, ни нашей безопасностью.

Совсем не военный человек с узким вытянутым лицом — бывший итарранский чиновник, которому Лизаэр пообещал должность авенорского наместника, — приготовился изложить свои возражения, но принц пришпорил коня и устремился вперед. Нельзя сказать, чтобы и наемники были в восторге от решения Лизаэра. Допустимо ли, оказавшись в чужом и явно враждебном краю, сокращать свою армию? Однако решение принца имело силу приказа, не подлежащего обсуждению. Ворчание недовольных солдат пресекалось весьма оригинальным способом: их сажали на место возницы ближайшей телеги и давали в руки вожжи.

Под ногами, копытами, колесами чавкала раскисшая дорога. Сверху немилосердно хлестал дождь. Потеряв половину вооруженной охраны, кавалькада упрямо ползла на запад.

Вот тут-то и начались трудности, которых так долго ожидал Диган. Вскоре откуда-то с севера появился отряд всадников-копьеносцев. Те двигались очень быстро, однако дозорным принца удалось разглядеть их знамя. От влаги все его цвета поблекли, различимым оставался только герб: серебристый топорик в круге из сцепленных звеньев кольчуги.

— Мы натолкнулись на отряд изаэрских головорезов, — доложил один из дозорных, помчавшись во весь опор к Лизаэру.- У них наверняка имеется приказ выпустить кишки претенденту на королевский трон.

Будущий авенорский наместник, выслушав донесение, бросился к принцу.

— Ну что, ваше упрямое высочество? Дождались? А ведь главнокомандующий постоянно вас предупреждал. Учтите: здесь еще никто не отменял награды, обещанной за истребление любого, кто принадлежит к династии Илессидов.

Дигану было не до замечаний. Он попытался сделать единственно возможное: собрать рассеявшихся по всей кавалькаде наемников и поставить живой заслон на пути изаэрцев. Однако Лизаэр вцепился в поводья его лошади, не дав ему двинуться с места.

— Стой, Диган. Пусть наемники остаются на своих местах. Не сомневаюсь: они готовы вступить в ожесточенный бой. Но мне не нужны убитые ни с нашей, ни с изаэрской стороны. И вообще я надеюсь, что эти люди явились не сражаться, а пригласить меня нанести визит правителю Изаэра.

Момент для отпора был упущен. Точно рой шершней, которым не терпелось ужалить, копьеносцы устремились туда, где в окружении знамен и адъютантов находился принц Лизаэр.

— Нам приказано схватить самозванца, именующего себя потомком Илессидов!

Эти слова выкрикнул лысый человек с порванным ухом — командир отряда. На нем была кольчужная рубашка, из манжет которой торчали шипы. Он восседал на нескладном сером мерине. Судя по отсутствию шрамов, коню не доводилось бывать в сражениях, а может, судьба благоволила к нему. Мерину не стоялось на одном месте, он то пятился назад, то делал несколько шагов в сторону, вздымая копытами пропитанный водой дерн. Всадник натягивал поводья и сыпал проклятиями, пытаясь хоть как-то усмирить упрямое животное. Тем временем один из пажей Лизаэра, совсем еще мальчишка, приблизился к командиру головорезов, поклонился и звонким детским голосом сообщил, что его высочество принц Лизаэр с благодарностью принимает приглашение и готов нанести визит правителю Изаэра.

— Приглашение?

Командир хватил кулаком по конской шее, потом зажал коню нос, не давая тому встать на дыбы.

— Что за бред ты городишь? Кто его приглашал? Ярость всадника, не находя выхода, обрушилась на коня, и мерин совсем обезумел. Прижав уши к мокрой шее, он куснул воздух, несколько раз по-птичьи подпрыгнул и отскочил в сторону, приплясывая на полусогнутых задних ногах. Командир удержался в седле, однако выходки мерина нарушили боевой порядок отряда. Кони недовольно фыркали, ржали и сбивались в кучу, вовлекая в это месиво всадников и их копья. Несколько сломанных копий уже валялось на раскисшей земле.

Город и окружение, в котором вырос Диган, научили его ничему не удивляться. Повернувшись в сторону принца, он увидел, что тот спокойно восседает на коне, искренне недоумевая, что же могло взбесить командирского мерина. Рядом, почти невидимый из-за попоны, стоял другой паж, постарше. Доставая из кармана камешки, он вкладывал их… в обычную рогатку!

Жизнь в Итарре привила Дигану еще один полезный навык: он научился скрывать свое удивление. Поэтому теперь с невозмутимым лицом выслушал негромкое распоряжение Лизаэра:

— Вскоре этот мерин совсем взбесится. Не будем терять время. Приготовь мне почетный караул. Мне также понадобятся по нескольку человек от наших гильдий и от городских властей Итарры. Госпожа Талита тоже поедет. Пусть приготовят ее карету. Скажи Талите, чтобы взяла с собой двух-трех служанок. Мы явимся в Изаэр с официальным визитом. Во всяком случае, я позабочусь, чтобы его сочли таковым. И строго предупреди всех: пусть не вздумают распускать языки и давать волю чувствам. Я не исключаю подстрекательств со стороны изаэрцев, но если наши поддадутся — наказание будет самым суровым.

Дигану очень хотелось увидеть, чем кончится балаган с мерином, но он не стал пререкаться и отправился выполнять распоряжение. Тем временем серый конь окончательно вышел из-под контроля. Вырвав поводья, он с громким храпом несколько раз ударил задними копытами и вдруг рванулся прочь, унося на себе командира. Отрядный конюший метнулся следом. Командование перешло к сержанту, но прежде чем он успел восстановить хоть какой-то порядок, ему навстречу выехал Лизаэр.

— Не будем тратить время на излишние церемонии, — произнес принц.

Он являл собой образец всепрощения и снисходительности, а его величественная поза могла подействовать даже на бронзовую статую. Следующая фраза Лизаэра заставила нескольких копьеносцев громко расхохотаться. Бедняга-сержант совсем смешался. В нем боролись сразу три противоречивых чувства: гнев на дерзкого незнакомца, растерянность от внезапного исчезновения командира и желание рассмеяться остроумной шутке, отпущенной все тем же дерзким незнакомцем. В столь же непринужденной манере Лизаэр сделал несколько дельных предложений, безоговорочно принятых изаэрцами.

Копьеносцы вновь построились и даже не заметили, как к ним примкнул почетный караул принца. За гвардейцами в карете ехала рыжеволосая женщина, чья красота была способна заставить любого мужчину безотрывно глядеть на нее, глуповато разинув рот. Замыкали процессию две телеги с дюжиной посланцев гильдий и итарранских чиновников. Всем им осточертел дождь, и они громко благодарили изаэрского мэра за любезное приглашение.

Лизаэр ехал рядом с сержантом, неназойливо и почтительно осведомляясь, каких цветов шелк наилучшим образом подойдет для запросов господина мэра. Он тут же поспешил добавить, что другие подарки имеют не столь личный характер, за исключением фальгэрского хрусталя для супруги господина мэра. Конечно, если она не испытывает отвращения к фальгэрскому хрусталю.

Диган ехал молча, погруженный в свои мысли. Случившееся потрясло и ошеломило его. Диган даже успел проникнуться какой-то симпатией к сержанту, вынужденному отвечать на вопросы принца. На каждом повороте дороги сержант как бы ненароком оборачивался, чтобы поймать в окошке кареты взгляд Талиты. Дигана восхищала дипломатия Лизаэра. Интрига принца была разыграна с чисто итарранской тонкостью. Диган больше не сомневался: принц возьмет Изаэр бескровным штурмом.

Городской глава достаточно быстро свыкся с мыслью, что принимает у себя человека, которого собирался схватить и заковать в кандалы. Проведенные в Изаэре шесть дней были заполнены торжественными обедами и длинными, нудными часами осмотра складов местных гильдий, где дожидались отбеливания холсты, сотканные из прошлогоднего льна. Диган участвовал в разговорах с тем же ленивым изяществом, с каким некогда соблазнял куртизанок, отбивая их у богатых покровителей.

И тем не менее у всех этих бесед просматривалась общая направленность, характерная не только для Изаэра, но и для других городов. За вежливой болтовней и хождением вокруг да около скрывался один и тот же вопрос. И правитель, и главы гильдий хотели знать, что будет делать Лизаэр, обосновавшись в Авеноре. Намерен ли он собрать армию и помочь местным головорезам очистить леса и горы Тайсана от варварских кланов? Перевал через Тальдейнские горы по-прежнему оставался излюбленным местом набегов варваров, в результате которых торговле с Камрисом наносился немалый ущерб.

Лизаэр с искренним сочувствием слушал рассказы о местных бедах. После обеда, когда подали изысканные вина, он понял, что пора удовлетворить любопытство гостей.

— Армия Итарры уничтожала ратанские кланы по одной очень веской причине: они стали опасным орудием в руках Повелителя Теней.

Морщины прочертили лоб принца. Свет многочисленных свечей струился по его золотистым прядям, переливался в сапфирах. Гостям показалось, что Лизаэру и сейчас тяжело вспоминать события пятилетней давности.

— Положение с Орланским перевалом очень непростое, и менять его надо вдумчиво и осторожно.

Он видел затаенный страх в глазах изаэрцев и знал причину этого страха. Потомок династии Илессидов, Лизаэр, следуя древним законам, мог потребовать от кланов клятвы на верность. Конечно же, хозяева сейчас вспомнили, что королевское правление уничтожит независимость городов. Будучи при необходимости дипломатом, Лизаэр в то же время умел говорить правду в глаза.

— Если существует хоть какой-нибудь способ предотвратить истребление кланов, я бы поискал такой способ и лишь потом начинал бы войну.

В зале воцарилась угрожающая тишина.

Городские сановники, отбросив внешнюю учтивость, хмуро и враждебно поглядывали на Лизаэра. Правитель шепнул слуге, тот передал его приказ начальнику стражи, и сейчас же гвардейцы в кольчугах встали у дверей. Диган ощупал спрятанный в рукаве небольшой кинжал.

Лизаэр как будто не замечал происходящего. Все его внимание было устремлено на сухенького морщинистого сановника. Рассерженный старикашка даже сорвал с шеи салфетку.

— Эт милосердный, что я слышу? Вы никак предлагаете мир с клановыми варварами? Соглашения заключают с людьми, у которых есть разум, а не с неотесанными двуногими, больше похожими на скотов!

Толстый слуга поспешил удалиться, забыв наполнить бокалы. Но сановник и так был опьянен злостью.

— А как еще их прикажете называть? Рассказывают, что даже Манолла Ганли — их предводительница — и та ходит в одежде из невыделанных оленьих шкур.

По лицу Лизаэра невозможно было предугадать, каков будет его следующий шаг. Принц встал, но до этого его рука под столом с силой надавила на руку Дигана, заставив последнего убрать кинжал в ножны.

— Прошу меня простить, но я не сторонник поспешных решений. Мне нет дела до того, как живут или во что одеваются эти люди. А теперь давайте задумаемся: что принесет война против тайсанских кланов? Не сомневаюсь, их ждет та же участь, что и их собратьев в Ратане. Но война с кланами — не прогулка, и потери с вашей стороны тоже могут быть значительными. И что еще хуже — Аритон Фаленский получит новых союзников для своих злодеяний. Он хитер и коварен и непременно воспользуется подвернувшейся возможностью. Меньше всего я хочу, чтобы его хищный взор обратился к вашим землям. Только подумайте, какой ущерб это нанесет торговле и благосостоянию ваших городов!

Лизаэр умело увел разговор от опасной темы, переместив его на магические ухищрения Повелителя Теней. Теперь настал черед Дигана, который не пожалел красок, описывая чудовищную бойню, в которую превратилось сражение на берегах реки Талькворин, где доблестные солдаты итарранской армии попали в цепь ловушек, устроенных вероломным Аритоном.

Диган покрылся холодным потом. Он рассказывал о деширских варварах — прирожденных убийцах, взявших себе в союзники Аритона Фаленского. Магия Повелителя Теней сделала эти разбойничьи шайки угрозой для всего Ратана, и только ценой неимоверных жертв их удалось остановить. Руки Диган по-прежнему держал под столом, сжимая в них кинжал. Бывший итарранский главнокомандующий говорил так, словно грохот разбушевавшейся реки и сейчас стоял в его ушах, смешиваясь с криками и стонами гибнущих солдат. Он заново переживал кошмар того дня. Стрелы, пускаемые невидимыми лучниками, косили тех, кого пощадили смертоносные воды Талькворина. Смерть подстерегала даже в лесных чащах, где колья в замаскированных ловчих ямах вспарывали животы и крики погибающих заглушали беспечное птичье щебетанье. Но не все оставшиеся в живых могли благодарить судьбу. Немало солдат угодили в порожденные магией Аритона лабиринты теней и окончательно заблудились среди пойменных болот. А сколько было сломленных духом, скольких тот страшный день лишил рассудка!

Лизаэру не понадобилось других доводов; рассказ о побоище, учиненном Повелителем Теней в Страккском лесу, поверг хозяев в неподдельный ужас. Сановники молча разошлись, а гвардейцы по приказу городского главы незаметно исчезли.

В украшенной шпалерами комнате на втором этаже потрескивали душистые свечи. Лизаэр, зевая, встал и собрался уходить. Диган загородил ему дорогу.

— Что за игру ты затеял? По-моему, мы еще в Итарре выяснили, что любые гнезда кланов, где бы они ни находились, могут оказаться пристанищем Повелителя Теней и местом подготовки новых злодеяний!

— Почему ты так беспокоишься?

Возможно, взбудораженность Дигана объяснялась рассказом о сражении в Страккском лесу, а изысканные и довольно крепкие вина усугубили ее. Лизаэр опустил глаза, разглядывая цветочный узор ковра под ногами. Диган тяжело дышал, но он вовсе не был пьян. Что ж, огонек раздражения надо гасить, пока он не превратился в бушующее пламя. Со спокойствием мраморной статуи Лизаэр произнес:

— Если изаэрцы успокоились, к чему тебе волноваться? У нас сегодня был трудный день. Ляг и отдохни. Так или иначе, но разбой на Орланском перевале обязательно прекратится. Только война будет не первым, а последним и вынужденным способом его прекращения.

Диган молча глядел в синие глаза принца, светившиеся какой-то сверхчеловеческой уверенностью в своей правоте.

— В Изаэре твои учтивые манеры и гладкие речи достигли желаемой цели. Но по другую сторону перевала сегодняшние высказывания стоили бы тебе жизни. Не надо обманываться. С наместником Эрданы у тебя этот трюк не пройдет. Его не задобришь дорогими подарками и льстивыми словами.

Лизаэр нахмурился.

— Я тоже так думаю.

Принц вздохнул, потом зевнул, прикрыв ладонью рот.

— Согласен, я избрал ненадежный способ, но в борьбе против Аритона мы должны заручиться поддержкой каждого города. Если, как ты говоришь, наместника Эрданы не задобрить словами и подарками, поищем другой путь. Не волнуйся, мы его найдем. Должны найти.

Диган молчал. Принц ушел. Диган разделся и лег, однако сон не принес ему облегчения.

На следующее утро высокие гости покинули Изаэр и двинулись вслед за кавалькадой, успевшей к этому времени проделать тридцать нелегких лиг. Позади почетного караула Лизаэра тащились четыре запряженные волами повозки с посудой, цветными льняными тканями и крашеными перьями. Мулы, что везли последние оставшиеся ящики с фальгэрским хрусталем, довольно враждебно отнеслись к появлению волов. Недовольство тягловой скотины передалось людям и вызвало перебранку между возницами.

Образовавшийся затор втянул в себя не менее трети кавалькады. Недовольно ржали лошади. Со скрипом останавливались телеги. Отдавая приказы, Диган охрип и наглотался клубящейся в воздухе песчаной пыли, песок хрустел у него на зубах. Затор случился среди полей, и крестьяне, занятые севом, побросали работу и дружно глазели на редкое зрелище. Дигану было уже не до них. Свою долю в общий гвалт вносила и крестьянская ребятня. Дети громко хлопали в ладоши, не подпуская стаи воробьев к зерну, предназначенному для посева, а не для воробьиных желудков. Возможно, Диган не услышал стука копыт приближавшегося всадника, а может, и услышал, но не захотел оборачиваться и упрямо продолжал глядеть вперед. Всадник поравнялся с ним.

— Хватит дуться, — со смехом произнес Лизаэр, обращаясь к своему неразговорчивому будущему шурину. — Изаэрские перышки нам тоже пригодятся. Зимой мы набьем ими перины.

— Ты хоть заглянул в мешки, которые они нам всучили?

Диган поворотил коня и только сейчас обратил внимание на свои щегольские перчатки из телячьей кожи. Когда кавалькада выступала из Итарры, они были новенькими. После нескольких месяцев пути перчатки выглядели довольно поношенными: с проплешинами вместо бисерного шитья и болтающимися обрывками ниток.

— Там не пух, а жесткие гусиные перья, годные для письма, но никак не для того, чтобы на них спать. Если ты набьешь ими перину моей сестры, обещаю, я набью тебе подушки соломой!

По небу плыли легкие весенние облачка. Ветер играл золотистыми волосами принца. Диган отвернулся. Глядя на его сердитый профиль, Лизаэр усмехнулся и решил подлить масла в огонь.

— Друг мой, дело вовсе не в перьях. Насколько я понимаю, дочка того торговца оказалась упрямой бестией и отвергла твои ухаживания.

Эти слова стали последней каплей. В следующее мгновение Лизаэр вылетел из седла и шлепнулся среди борозд унавоженного поля.

Конь Дигана, как и хозяин, был сегодня не в духе. Под его фырканье Диган глядел вниз и ждал, что будет дальше. Но происшествие не озлобило Лизаэра. Даже запачканный камзол не нарушил его веселого настроения.

— В Эрдане есть такая уличная забава. Наемники выволакивают на рыночную площадь пленных варваров и мучают их, пока те не испустят дух. Поскольку ты потомок королевской династии, тебя они будут мучить долго и изощренно, а потом устроят праздник возле твоего обезображенного трупа.

Диган посмотрел на Лизаэра так, словно перед ним был безрассудный младший брат, не сознававший грозящей опасности.

— Неужели я так и не отговорил тебя?

Лизаэр поднялся на ноги, очистил от комьев земли штаны и плащ и убедился, что паж не дал его коню отправиться в вольное путешествие. Не поворачиваясь к Дигану, а глядя вдаль, принц сказал:

— Где бы сейчас ни прятался Повелитель Теней и какие бы замыслы он ни строил, вряд ли он станет рисковать понапрасну. Но борьба с ним — не игра, и ты это знаешь не хуже меня. Я намерен защитить тайсанские земли от его злой магии.

Синие, как весеннее небо, глаза принца были устремлены на будущего главнокомандующего армии Авенора.

— Пойми, Диган, я не могу отказаться от появления в Эрдане только потому, что тамошний мэр глуп, труслив и видит во мне угрозу власти. Наш путь лежит через Эрдану, и мы не станем объезжать стороной этот важный для нас город. Если мне суждено там погибнуть, что ж, значит, Тайсан не нуждается в принце. Тогда какой-нибудь родовитый горожанин вроде тебя возродит Авенор и в память обо мне объединит Тайсанское королевство.

Когда более пяти лет назад Лизаэр проезжал через Орланский перевал, вершины гор скрывала туманная пелена Деш-Тира. Он почти не помнил, как выглядел тогдашний ландшафт, разве что нескончаемые расселины да зубчатые нагромождения скал, опасно нависающих над головой. Сейчас над его головой синела полоска неба. По крутым склонам скользили острые лучи утреннего солнца. Однако общая картина все равно не радовала. Зубчатые скалы по-прежнему нависали, но уже не над самой головой, а гораздо выше. Природные стихии будто нарочно старались сделать эти места как можно более неприветливыми и отталкивающими. Среди камней торчали корявые сосенки. У многих не хватало верхушек, срезанных камнепадами. Дорога змеилась и чертила зигзаги — тонкая ниточка в промежутке между дьявольски изломанными горными вершинами и пропастями, где властвовали пронизывающие ветры. Лесистые долины казались складками расписного шелкового веера. Они тонули в голубоватой дымке. Над ними светящимися точками мелькали ястребы.

Где-то здесь клановые дозорные захватили тогда Аритона Фаленского. Они подвесили пленника вниз головой над пропастью, и ветер раскачивал его, точно тряпочную куклу, грозя оборвать веревку. Затем Лизаэру вспомнился обман, подорвавший доверие к Фалениту и положивший конец их дружбе… Принц глянул вниз. Снег на отвесном склоне не задерживался, зато из всех щелей торчали обломки дерева и зубья застрявших камней. Лизаэр искренне пожалел, что та веревка оказалась прочной и ветер не ослабил ее узлов. Если бы Повелитель Теней тогда упал и разбился насмерть, семь тысяч итарранских солдат были бы живы и поныне.

Повторяя изгибы и зигзаги дороги, по ней тяжело катились повозки кавалькады. Правые ступицы их колес царапали скалы, уже исцарапанные тысячами других ступиц. Из-под левых колес выскакивали камешки и улетали вниз.

Кавалькада почти достигла вершины Орланского перевала. Дорога еще больше сузилась. Гулкое эхо разносило по горам разговоры и перебранку возниц. Диган выслал вперед полторы дюжины солдат, велев им расчистить дорогу. Телеги могли здесь двигаться только цепочкой, прижимаясь к скалам. Лошади и мулы боялись высоты не меньше людей. Понимая, сколько бед способно натворить даже одно перепуганное животное, возницы шли рядом, держа лошадей под уздцы.

Торговые караваны, перевозившие товары через Орланский перевал, предпочитали телегам навьюченных тюками лошадей. В городах Лизаэра не раз предупреждали об этом, но принц остался глух ко всем советам. Он по-прежнему ехал во главе кавалькады и не слишком удивился, когда впереди показались трое всадников, преграждавших ему путь.

Их гнедые лошади выглядели почти одинаково: у каждой была шелковистая грива и такой же шелковистый хвост. Ветер раздувал края шерстяных попон. Каждый всадник держал в руках поводья, украшенные золотистым бисером. Подъехавший Диган покосился на незнакомцев. Всего-то трое? Неужели дозорные, посланные на расчистку дороги, не сумели их перехватить? Командующий раздраженно ударил хлыстом по своему сапогу и уже открыл рот, чтобы выругаться.

Слова застряли у него в горле, когда он заметил, что главарь этой странной тройки сидит в женском седле. Женщина! Диган пригляделся к остальным. Ее спутниками были совсем молодой парень, которому явно не исполнилось и двадцати, и старик. Всадница сидела очень прямо и вообще держалась вызывающе. Поверх дорогих одежд из черного шелка был наброшен плащ с королевским гербом Тайсана, и все это как-то не вязалось с седыми, коротко стриженными волосами. Так стриглись наемники-головорезы и… клановые варвары. На перевязи блестел меч, и само его положение подсказывало Дигану, что женщина умеет владеть оружием.

— Даркарон нас всех побери! — буркнул Диган и повернулся к Лизаэру. — Это еще что за балаган?

Лизаэр взмахнул рукой, приказывая кавалькаде остановиться.

— Это не балаган. Перед нами — Манолла Ганли, предводительница кланов Камриса и, если верить ее родословной,- полномочная наместница Тайсана.

Приветственно улыбаясь, принц двинулся ей навстречу.

— Судя по ее явно не церемониальному мечу, госпожа Манолла промышляет охотой на изаэрских торговцев. Иначе откуда бы взялось ее великолепное облачение? Сегодня я почти все утро ждал ее появления.

— Ты что же, раньше уже встречался с ней? — Диган одернул полы плаща и почти беззвучно засмеялся. — Ты опять что-то задумал.

Мысль эта развеселила Дигана, и он двинулся вперед.

Лизаэр ехал первым, на пятнадцать шагов опережая свой почетный караул. Приблизившись, он натянул поводья и остановил коня. Золотистые, освещенные солнцем волосы вполне заменяли принцу королевскую корону. Происхождение позволяло Лизаэру заговорить первым.

— Приветствую тебя, госпожа Манолла. Произнеся эти слова, он кивнул старику, в котором узнал советника Маноллы Ташэна. Затем дружески улыбнулся выросшему мальчику. Он помнил, с каким благоговейным восторгом этот мальчишка прислуживал ему тогда, во время их недолгой остановки у камрисских варваров. Давно это было, еще до победы над Деш-Тиром и всех прочих событий. Тогда Лизаэра восхитила железная прямота и честность Маноллы.

— Я еду возрождать Авенор. Надеюсь, эта новость обрадует всех вас. Приглашаю вас присоединиться. Довольно прятаться по ущельям. Собирай свои кланы, Манолла, и давайте вместе поднимать из развалин славный город, некогда бывший столицей верховных королей Тайсана!

— Союз с варварами?

Диган побледнел. Он не поверил своим ушам.

— Ты с ума сошел! Ты восстановишь против себя правителей всех тайсанских городов!

Ташэна слова принца откровенно сбили с толку. Внука Маноллы захлестнули противоречивые чувства, и он поспешно отвернулся. Только предводительница сохраняла самообладание. Ее плечи слегка вздрогнули и вновь неподвижно застыли.

Лизаэр наклонился к своему разъяренному главнокомандующему.

— Зачем понапрасну тратить время и силы, обучая нашу новую армию тактике наемных головорезов? Как бы ты ни относился к варварам, а сражаться они умеют. Такие союзники нам очень бы пригодились.

Лошадь Маноллы ударила копытами и попятилась назад. Наместница ослабила поводья, неотрывно глядя на принца. Зрачки ее бледно-янтарных глаз превратились в две черные точечки. Впрочем, краешком глаза Манолла видела и недоумение Ташэна, и взбудораженность своего внука, еще не научившегося держать чувства в узде. Заметила она и то, как телохранители принца вскинули короткие луки. Эти не промахнутся. Но на лице женщины не отразилось ни испуга, ни возмущения.

— Помнится, я не приносила тебе клятвы верности, и Содружество Семи не давало тебе согласия на королевское правление, — сказала предводительница. — Ты хочешь, чтобы бойцы моих кланов стали солдатами твоей армии? Как у тебя хватает смелости предлагать мне подобную нелепость? У нас нет причин для участия в твоих войнах.

— Ты в этом уверена?

От внимания Лизаэра не ускользнуло, что под плащ с символом королевской власти Манолла надела черную одежду кайдена — «тени позади трона». Ответ предводительницы немного опечалил принца. Скрестив руки на луке седла, Лизаэр вздохнул:

— Молю Эта, чтобы тебя обманным путем не заставили приносить клятву на верность где-нибудь в другом месте. Я был бы искренне огорчен. Подобная клятва на верность Повелителю Теней стоила жизни почти всем кланам северного Ратана.

— Не забывай, они защищали своего наследного принца, — возразила Манолла.

— И посылали своих детей добивать наших раненых, — тут же бросил ей Лизаэр. — Или эта горькая правда не дошла до ваших краев? И вы не знаете, что своим вероломством и магией их наследный принц за один день погубил семь тысяч наших солдат? Наследный принц Ратана, как ты его называешь, — беспринципный убийца. Злодей, готовый пировать на крови невинных жертв.

— Маги Содружества совсем по-другому рассказывали о том побоище.

Лицо Маноллы оставалось непроницаемым, точно маска. Внук ее сидел в седле не шелохнувшись; лицо его приобрело меловую бледность. Пусть привыкает. Быстрее повзрослеет.

— И Джирет Валерьентский — его рассказ тоже был другим. У него вторжение итарранцев отняло родителей и всех сестер. Сам он чудом уцелел.

— Поверь, мне искренне жаль всех, кого обманул и погубил Аритон. А он умеет кружить головы. Если жертвами его обаяния становились взрослые, рассудительные люди, что же тогда говорить о детях и зеленых юнцах? Не веришь? Посмотри на своего внука. Сколько ему? Семнадцать, кажется? Аритону ничего не стоило бы повлиять на него.

Юноша вскинул голову. Молчаливый, готовый разрыдаться от такого предательства, он дотронулся каблуками до лошадиных боков. Лошадь послушно повернулась, повернув и своего всадника спиной к тому, кто пять лет назад так убедительно говорил о справедливом правлении.

— Да, Майен был просто покорен, — подтвердила Манолла, скривив губы и глядя на внука. Тот теперь стал весь красный, его била дрожь. — Но его покорил не Аритон Ра-танский, а ты. Это тобой он искренне восхищался, тебя он любил, тебе хранил свою верность, пока проклятие Деш-Тира не сделало вас с Аритоном смертельными врагами. Знаешь, принц, давай не будем притворяться и отрицать очевидные истины. Ты стремишься найти и убить своего кровного брата, который за все эти годы не сделал ни одной попытки пойти на тебя войной. В городах мечтают расправиться с Аритоном, но мои бойцы никогда не станут твоими союзниками по расправе. И твоих ложных притязаний на Авенор мы тоже не признаем. Мы долго ждали. Подождем еще. А клятву верности мы принесем одному из твоих наследников, которого Содружество сочтет достойным продолжателем династии Илессидов.

Ветер играл золотым гербом на плаще Маноллы. Ледяной воздух пах хвоей. Здесь, на высоте, дышалось труднее. Лизаэр и таисанская наместница напряженно и сосредоточенно глядели друг на друга. Они оба сказали все, что могли. Их ничто не объединяло, зато слишком многое разделяло.

— Неужто мы с тобой теперь враги? — наконец нарушил молчание принц. — Жаль, очень жаль. Я ожидал не такого исхода. И все же я не буду торопиться с выводами. Ты и твои бойцы в любое время вольны изменить свое решение. — Улыбнувшись с истинно королевским великодушием, Лизаэр добавил: — Если передумаешь, дай мне знать. А пока пусть дарует тебе Эт свою милость.

Горное эхо несколько раз повторило дерзкий смех Маноллы.

— Незачем приплетать сюда Творца. Поскольку однажды ты за моим столом принес клятву гостя, тебе будет позволено покинуть эти места верхом и при оружии. Но с твоими людьми мы поступим по-иному.

— Что за наглость?

Сигнал, поданный Ташэном, ограничил недовольство Дигана одной этой фразой.

Окрестные горы ожили, задвигались. Оттуда послышались негромкие звуки — нечто среднее между шипением и мурлыканием. Лошади, запряженные в самую первую повозку, вдруг дернулись назад и тут же шумно повалились на придорожные камни. Возница пронзительно закричал, и вскоре его крик потонул среди испуганных криков других возниц. Из шеи каждой убитой лошади торчало древко стрелы с характерным для камрисских кланов оперением. Лучники стреляли метко. Лошади бились в недолгих судорогах, поднимая град мелких камешков, и затихали.

Лизаэр не двинулся с места и величественным жестом простер обе руки. Эти варвары только слышали о его даре рукотворного света. Теперь увидят. Точнее, успеют увидеть, подумал Диган, глядя, как на кончиках пальцев Лизаэра дрожат маленькие огоньки. Достаточно одного огненного залпа, чтобы накрыть их всех. Огонь проникнет во все щели, где скрываются лучники, и испепелит их дотла. Приготовившись к решительным действиям, Диган выхватил меч и велел наемникам взять в плен всех троих. От такого подарка мэр Эрданы явно не откажется. Более того, охотно заплатит кругленькую сумму за удовольствие судить и казнить их где-нибудь на главной городской площади.

Но Принц Запада не успел нанести огненного удара по лучникам. Они опередили его, выпустив второй залп стрел. Одна из них раздробила камень под самым брюхом Лизаэрова коня, и тот с громким ржаньем присел на задние ноги. Если позволить ему встать на дыбы, можно вылететь из седла прямо в пропасть. Принцу не оставалось иного, как вцепиться в поводья и вонзить в конские бока острые шпоры. Внимание Лизаэра сместилось, отчего рукотворная молния ударила совсем в другое место, раскалив камни и не причинив никому вреда.

Среди грохота копыт и стука камней послышался требовательный голос Маноллы:

— Не пытайся использовать против нас свой дар, Лизаэр Илессидский. Прикажи солдатам бросить оружие, иначе следующий залп не пощадит никого из твоих спутников.

— Неужели ты этого добивался? — выкрикнул взбешенный Диган.

Злоба душила его, а горечь унижения повергала в отчаяние. Кое-как сдерживая вихляющего мерина, Диган оглянулся назад. Зрелище было удручающим. Ближайшая телега, которую тащили волы, валялась перевернутой. Самих волов постигла та же участь, что и лошадей. Горделивая кавалькада принца была заперта с обоих концов и целиком находилась во власти варваров.

— Вот истинная суть твоего служения! — в отчаянии завопил Диган, и его звериный крик ветер понес по окрестным долинам.- Да ты просто прислужница Повелителя Теней!

— Ошибаешься, — невозмутимо отчеканила Манолла. — Я служу лишь Тайсанскому королевству, служить которому в свое время поклялась. Будучи наместницей, я поддерживаю законность и вершу королевское правосудие вплоть до того дня, когда Содружество Семи объявит о законном преемнике.

Диган с трудом удерживал своего перепуганного гнедого.

— Разбой и убийство — ты это называешь правосудием?

— Перестаньте сопротивляться нам, и мы не покусимся ни на чью жизнь.

Манолла слегка кивнула старику. Тот спешился и передал поводья ее внуку. Старик только выглядел дряхлым; на самом деле он с неожиданным проворством взял на себя командование дозорными. Диган видел, как варвары в запыленных кожаных одеждах рассыпались цепью и приготовились к грабежу.

Заключительные слова Маноллы были краткими и напоминали приговор, вынесенный после недолгого суда.

— Мы заберем только оружие и товары, предназначавшиеся для подкупа городских властей. Можете не сомневаться: золото, которое вы намеревались истратить на армию, чтобы уничтожать нас и наших собратьев, послужит более достойной цели.

Сжимая в руке меч, Диган пришпорил коня. Животное качнулось и сразу же неуклюже шарахнулось в сторону — невесть откуда взявшаяся девица со свирепым лицом и шрамами на руках сумела завладеть поводьями. Жестом она велела Дигану слезть. Чьи-то сильные руки бесцеремонно схватились за его меч.

— Хочешь вместе со мной на тот свет? — тяжело дыша, спросил у варвара Диган. — Сейчас я тебе доставлю такое удовольствие.

— Не валяй дурака, господин главнокомандующий, — сердито одернул его Лизаэр.- Ты мне нужен живым.

Если бы глаза Дигана умели метать огонь, он бы сейчас испепелил Маноллу взглядом. Но этого итарранец не умел. Более того, от удара, нанесенного самолюбию, у него свело челюсти, и он был не в состоянии произнести ни слова. Он едва дышал и даже не заметил, как спешился, или же его просто вытащили из седла. Еще одно потрясение Диган испытал, мысленно оценив положение, в котором они оказались. Даже если кому-то вздумалось бы вскочить на лошадь и бежать, путь загораживали перевернутые телеги и туши убитых лошадей и мулов. А если бы он рискнул дать варварам бой, его солдатам было бы негде укрыться. Варвары, точно крысы, выползали из всех щелей, привлеченные добычей. В считаные минуты Диган остался без драгоценностей и кошелька. Единственным его ответом были проклятия, которые он выдавливал из себя сквозь зубы. У командующего забрали плащ и изящный кинжал в ножнах, купленный им в пару к мечу. Сзади доносилась отчаянная ругань наемников: их лишали самого дорогого, что у них было, — оружия, испытанного в боях. Те, кто поопытней и поумней, сами молча бросали оружие, понимая, что жизнь все-таки дороже любых мечей и кинжалов. Наконец проклятия стихли; гибнуть от варварских стрел не хотелось никому.

Бойцы Маноллы действовали умели и проворно. Словно горные козы, они взбирались на кручи и прыгали по шатким обледенелым камням. Вскоре кавалькаду Лизаэра уже можно было именовать пешей процессией. Избавив людей принца от оружия и груженых повозок, варвары избавили их и от своего общества, оставив на краю ущелья вблизи брода через реку Валендаль. Манолла сдержала слово: никто из спутников Лизаэра не пострадал. Диган напрасно беспокоился за свою сестру — госпоже Талите достались лишь несколько колких замечаний да косых взглядов. Но ни она, ни остальные не были склонны простить разбойников.

Никто уже не помнил, сколько проклятий вызывали эти медлительные, скрипучие телеги, пока кавалькада двигалась по дорогам Атании. Теперь они превратились в символ униженного достоинства и оскорбленной гордости.

Манолла не забыла про клятву гостя, оставив Лизаэру коня. Сейчас на нем ехала Талита. Диган и Лизаэр шли рядом. Принц держался замкнуто. Его обувь (впрочем, как и обувь большинства его спутников) не годилась для пеших переходов. Спотыкаясь на щербатых камнях, он быстро натер ноги. Лизаэр совершенно равнодушно отнесся к тому, что он единственный сохранил при себе оружие. Диган тоже молчал. Так они и шли, пока ущелье не перечеркнули тени и день не сменился синими сумерками. Дигану казалось, что принц сильнее остальных переживает случившееся. Бросив на него обеспокоенный взгляд, Диган заметил в глазах Лизаэра лукавые огоньки.

Будущий главнокомандующий Авенора решил, что ему почудилось. Какие тут шутки? Диган резко повернулся к принцу и задел щекой еловую ветку.

— Провалиться мне в Ситэр, тебе никак весело?

— Ну вот, теперь у тебя камзол в еловых иглах, — ответил Лизаэр и вдруг лучезарно улыбнулся. — А ты до сих пор переживаешь, что лишился коня?

Безоружный главнокомандующий отупело взирал на принца. Чтобы не наговорить дерзостей, он отыгрывался на замшелых камешках, поддевая их носками сапог и отшвыривая прочь. Он вспоминал слова верховного управителя Итарры, сулившего ему великое будущее. Болтовня, обыкновенная пьяная болтовня. Сейчас Диган сознавал это сильнее, чем когда-либо. Лизаэр пытался расшевелить его, бросая шутливые замечания. Диган только хмурился и наконец не выдержал:

— Эт милосердный! Я собственными глазами видел, как ты обугливал вековые деревья. Что тебе помешало расправиться с Маноллой и ее отребьем?

Лизаэр не ответил.

— Но ты же готовился ударить по лучникам, засевшим на склоне! Что тебя остановило? Взбрыкнувшая лошадь? Или… или ты намеренно допустил этот разбой?

Где-то в вышине угас последний солнечный луч. Диган ждал ответа. Лизаэр едва заметно пожал плечами.

— Не совсем так.

Его легкомыслие как ветром сдуло.

— Ты, наверное, думаешь, что все случилось именно так, как я ожидал. Я рассчитывал на более удачный исход, но и этот тоже неплох. Теперь никто не посмеет сказать, что тайсанским кланам не предложили на деле доказать свою верность потомку Илессидов.

Диган застыл в немом изумлении. Только сейчас до него дошло, какое великолепное действо разыграл Лизаэр на Орланском перевале. Когда они доберутся до Эрданы и поведают о случившемся, даже тамошний вспыльчивый и недалекий мэр не станет оспаривать необходимость создания сильной армии. После разбоя, учиненного кланами, замысел Лизаэра уже никому не покажется угрозой. Эрданские гильдии его поддержат, и благодаря одному только сочувствию к принцу и ненависти к варварам потомок Илессидов добьется желаемого. Будучи итарранцем, Диган сумел по достоинству оценить эту великолепную интригу и громко рассмеялся.

— Клянусь Этом! — восхищенно воскликнул он. — Теперь я верю: ты получишь Авенор и создашь армию, чтобы уничтожить Повелителя Теней. Узнав о сегодняшних наших потерях, гильдии и правители всех городов вылезут из кожи вон, только бы помочь тебе расправиться с Аритоном.

Спустя четыре дня после нападения на кавалькаду принца Лизаэра из горного форпоста близ Орланского перевала в пусть отправился посланник. И хотя неожиданно выпавший снег приглушал цокот копыт его лошади, этот звук услышали там, куда направлялся всадник. Но до места назначения было еще долгих сто лиг.

Пять веков назад древние паравианские расы окончательно исчезли с лица Этеры. Однако магам Содружества удалось сохранить свидетельства того удивительного мира, собрав их в Альтейнской башне. Один из магов являлся бессменным хранителем и летописцем Альтейна. Дни напролет он проводил на самом верху башни, в зале с закопченными потолочными балками, которые скрипели от порывов ветра, бившегося в окна. Маг восседал за своим любимым столом. Громоздящиеся на столе раскрытые книги, листы и свитки пергамента делали это место похожим на птичье гнездо. Свитки и листы лежали не только на столе, ими были забиты полки. Многие пергаменты скрепляли изъеденные молью завязки. Документы, нужные магу для работы, придавливались на углах весьма неподходящими для этой цели предметами, например чайными чашками с желтым налетом внутри или стеклянными чернильницами, крышки от которых куда-то запропастились. Уютно устроившись, словно крыса в трюме корабля, Сетвир сидел на табурете, Цепляясь лодыжками за перекладину. Равнодушный к своим нечесаным волосам и поношенной пыльной мантии красно-коричневого цвета, он пополнял летопись, не пропуская ни одного важного события.

Пока Этера оставалась под туманным владычеством Деш-Тира, Сетвиру приходилось определять фазы луны по биению морских приливов. Не покидая Альтейнской башни, он легко узнавал о том, что происходило на другом конце континента. Топот солдатских ног на ежедневных строевых учениях итарранской армии передавался за сотни лиг и сотрясал книжную пыль, изборожденную мышиными лапками. Сетвир сразу же узнал о послании, написанном кровью на кусочке сланца, который писавший высушил затем над пламенем и бросил в море во время прилива. Четвертая ветвь донесла до мага этот всплеск, вычленив его из миллиарда других. Сетвир слышал великую музыку двенадцати ветвей — каналов, по которым до сих пор пульсировала магическая сила, поддерживавшая жизнь Этеры. Ветви, как и многое другое, являлись непостижимой загадкой, оставленной исчезнувшими паравианцами.

Сетвир настолько привык слушать эту музыку (обычному человеку ее громогласные аккорды были не слышны), что она владела всеми его мыслями. Происходившее вокруг и вблизи должно было долго возвещать о себе, прежде чем привлечь к себе внимание мага.

Трудно сказать, сколько минут или часов приехавший посланник стоял внизу и ударял рукояткой меча в прутья опускной решетки. Главное, эти звуки достигли наконец святилища Сетвира. Маг не удивился. Едва только наместница Тайсана отправила к нему гонца, как Сетвир уже знал и его имя, и весть, которую тот вез. Знал маг и день, когда посланник Маноллы достигнет Альтейнской башни, но забыл подготовиться к встрече.

В предвечерних сумерках хранитель Альтейна дописал своим бисерным почерком начатую строчку. Потом склонился вбок, промыл перо в чашке с недопитым остывшим чаем и поднял глаза. Со стороны могло показаться, что его светло-бирюзовые глаза бесцельно блуждают в пространстве. Нет, сейчас Сетвир прослеживал, как приезд гонца отзовется на событиях будущего.

В небе зажглись первые звезды. Посланник Маноллы продолжал стучать. Уху Сетвира этот глухой лязг говорил о кузнечных горнах оружейных мастерских, о звоне оружия и веках неотомщенного кровопролития.

— Слышу, слышу. Сейчас спущусь, — скрипучим голосом проворчал он.

Сетвир встал, подняв облако пыли, которое неспешно достигло пола, усеянного обрывками пергамента, исписанными перьями и крышками чернильниц. Маг чихнул, глянул на пол, испытывая странное удовольствие от созерцания выцветшего ковра и всего пыльного безобразия, потом, громко шаркая своими меховыми сапогами, которые вдобавок были ему велики, подошел к окну. Окно не открывалось уже много дней. Створки жалобно скрипели, принимая на себя удары северного ветра, несущего с собой песок пустыни.

Стены Альтейнской башни были сложены из грубого серого гранита, постепенно сглаженного зелеными пятнами лишайников. Сетвир упер локти в подоконник, рассеянно глянул на левый рукав, в котором моль успела проесть новую дыру, и открыл створку окна. Наклонившись вниз, он с мягким упреком произнес:

— Не надо так громко стучать. У меня прекрасный слух. С высоты девятого этажа мохнатый пони казался совсем маленьким. Поводья были намотаны на руку человека в одежде из некрашеной кожи, какую носили бойцы кланов. Услышав голос мага, посланник перестал стучать. Он убрал меч в ножны и робко взглянул вверх. Когда эхо от его ударов ослабло и замерло, посланник спросил:

— Прошу прощения, не вы ли Сетвир, именуемый хранителем Альтейна?

Тряхнув седой головой, маг улыбнулся (гонцу его улыбка напомнила детские сказки про гномов):

— Твоя госпожа хочет, чтобы я передал весть Аритону, принцу Ратанскому. Не трать слова, я уже знаю содержание ее послания. Но почему она думает, что я сумею передать ему это послание?

Гонец Маноллы густо покраснел.

— Кайден Тайсана очень просила вас об этом. Еще она сказала, что вы — единственный во всей Этере, кто знает, где искать Повелителя Теней.

Перепачканные чернилами пальцы Сетвира пощипывали бороду. На какое-то время он забыл и про посланника Маноллы, и про самого себя. Его взгляд блуждал по небосводу, как будто на перистых облаках содержались ответы на все загадки мира.

Посланник почти ничего не знал о магах Содружества. Он застыл в почтительном ожидании. Пони тем временем щипал траву, бурно разросшуюся возле единственного входа в башню.

Наконец Сетвир ответил;

— Ладно, я запишу послание госпожи Маноллы на пергамент. Но скажи ей: я сам решу, когда вручить его Аритону Фаленскому.

Посланник радостно вздохнул.

— Моя госпожа будет довольна.

Он подобрал поводья, готовый сразу же пуститься в обратный путь.

Сетвир изогнул брови.

— К чему тебе так спешить? У меня найдется корм для твоего пони. До Камриса очень далеко, а завтра будет дождь. Разумнее переждать непогоду здесь. Помоешься, выспишься, заглянешь в кладовую и выберешь, чем перекусить. У меня есть замечательный чай. Тебе понравится.

Пока посланник колебался, принять приглашение или вежливо отказаться, Сетвир отошел от окна. Из темных недр библиотеки донеслось:

— Жди меня. Сейчас я спущусь и открою двери.

Сетвир спешил. Он знал: если спускаться медленно, посланник не станет дожидаться и уедет да еще и будет подгонять уставшего пони. Содружество Семи до сих пор не причинило вреда ни одному человеку, но рассказывали, что встреча с магами изменила жизнь многих. Сетвиру вовсе не хотелось, чтобы посланник Маноллы стал исключением. Нет, он не вмешивался в чужую судьбу, а лишь подправлял ее в пределах допустимого.

После того как бесноватый гнедой мерин со странным именем Волшебное Копытце разнес в щепки стойло, покусал нескольких конюших, а главного конюха сбил с ног, чиновник из канцелярии джелотского правителя, ведавший содержанием городской живности, решил более не испытывать судьбу и постановил отправить зловредное создание на живодерню. Дожидаясь, пока затвердеет восковая печать на соответствующем распоряжении, он ворчал себе под нос. Спрос на лошадиные шкуры, конину и клейковину был нынче невелик, и деньги, вырученные от умерщвления мерина, едва ли могли покрыть причиненные им убытки.

— Если его не забить сейчас, он наделает новых бед, — сказал главный конюх, протягивая руку за пергаментом.

Рука его была вся в ссадинах. Остальные ссадины, а также синяки скрывала одежда.

Чиновник вздохнул и передал ему пергамент. Из соседнего помещения слышались возбужденные голоса: городские сановники спорили о судьбе хозяина Волшебного Копытца. Дакара, как известно, приговорили к шести месяцам каторжных работ, где ему надлежало трудиться почти до самого дня летнего солнцестояния. Однако написанное на пергаменте и скрепленное печатью никак не желало воплощаться в жизнь. Если судьбу мерина решили раз и навсегда, то судьба Дакара решалась вот уже неделю подряд, и хотя споры велись за закрытыми дверями и не касались чиновника, ведающего живностью, у него от этих споров трещала голова. В камере было сыро и холодно, отчего изнеженный толстяк сразу же простудился. Скверная и скудная пища лишь усугубила его болезнь. У Дакара распухли ноги, его бил озноб, и каждое его утреннее пробуждение сопровождалось громкими стонами и сетованиями.

Узники, что находились вместе с ним, пробовали вразумить его кулаками, но это не помогало. Побитый Дакар стонал еще громче. Хуже того: его стоны и завывания теперь не прекращались и ночью, лишая узников нескольких жалких часов сна. И это после целого дня, проведенного на тюремном дворе, где узники тесали камни для починки береговых стен. Каждую весну, после осенних и зимних бурь, стены приходилось латать, заменяя выпавшие или раздробленные камни. Естественно, Дакару не позволяли оставаться в камере и волокли на работу. Но поскольку Безумному Пророку подбили оба глаза и они заплыли, он толком не видел, куда ударяет молотком. Острые каменные осколки разлетались во все стороны. Одному из караульных покалечило лицо. Надсмотрщику осколок распорол сапог и повредил пальцы на ноге.

Дакара отправили в карцер. От холода и отсутствия иных развлечений он целыми часами пел. Надо сказать, Безумный Пророк не отличался ни голосом, ни тем более слухом. Даже его нынешняя абсолютная трезвость не исправляла положение. От его баллад, услужливо повторяемых тюремным эхом, караульные скрежетали зубами и в отчаянии затевали ссоры и стычки между собой. Наконец кто-то из них догадался заткнуть Дакару рот кляпом. Узник ухитрился проглотить кляп, и у него разболелся живот. Дакар мучился, но одновременно усматривал в случившемся возможность хоть как-то облегчить себе существование.

Своих лекарей в тюрьме не было. Опасаясь, как бы узник ненароком не помер, к Дакару позвали одного из городских лекарей. После осмотра лекарь долго цокал языком и прижимал к носу надушенный платок, дабы перебить преследовавшее его зловоние.

— Ваш узник тронулся умом,- гнусавя, объявил он.

Затем эскулап плюнул все в тот же платок и, верный профессиональной привычке, внимательно осмотрел содержимое плевка. Далее его взгляд переместился на землистое лицо старшего надзирателя. Поцокав языком и покачав головой, лекарь продолжал:

— Эта жирная туша утверждает, будто он бессмертен. Хвастался, что способен налопаться белены и остаться в живых. Даже предлагал мне побиться об заклад. Говорю вам, он безумен. Подержите его в цепях и не давайте ничего, кроме настоя трав. А потом — послушайтесь моего совета — отправьте его к служителям Эта. У них есть приют для умалишенных.

Кутаясь в меховую жилетку, старший надзиратель сокрушенно пожал плечами.

— Мы были бы только рады избавиться от него. Но закон непреклонен: узник обязан отбыть срок приговора на каторжных работах. Так что Дакару оставаться здесь до лета, и только смерть может освободить его раньше времени.

— Тогда помогите ему встретиться с ней, — с мрачной усмешкой предложил лекарь, застегивая ремни на своем саквояже. — Он может заработать себе сыпь или воспаление. Или, скажем, заражение крови от крысиных укусов. А если Дейлион вступится за него, можно ограничиться кашлем и потерей голоса. Кстати, твоя жена умеет готовить настой келкалии?

Угрюмый старший надзиратель покачал головой.

— У меня нет жены.

— Это скверно. Советую жениться. Насвистывая, лекарь удалился.

Каких бы бед ни желали Дакару тюремщики, он действительно отличался везением сумасшедшего: его ничто не брало. Пение продолжалось днем и ночью, напоминая то скрип напильника по железу, то жизнерадостное кваканье влюбленной лягушки. Надзирателям пришлось заткнуть себе уши тряпками и дополнительно завязать их платком.

К середине весны тюремная одежда из пеньковой рогожи болталась на Дакаре, как на вешалке. О его громадном животе напоминали лишь складки кожи, а лицо приобрело Цвет бледной поганки. Тюремные власти решили, что Безумного Пророка пора выволакивать на работу. Посланный за ним надзиратель узнал интересную подробность. Дакар сообщил ему, что никогда, даже в раннем детстве, не бывал трезв больше двух недель подряд. Нынешние три месяца — величайшее достижение. Дакар говорил об этом как о великом чуде, словно отсутствие выпивки грозило ему смертью.

Увы, тюремные власти не захотели отпраздновать это событие и не принесли Дакару эля. Его вытащили из карцера и повели на тюремный двор. Там обтесанные за зиму камни грузили на открытые телеги, запряженные волами, и везли на берег. Место работы было оцеплено солдатами в кожаных доспехах. Солдаты то и дело орали на узников, требуя пошевеливаться. Пенные брызги соленой морской воды жгли глаза. Кандалы врезались в запястья и лодыжки, и из-под ржавого железа сочилась кровь. Скользя по мокрым камням, джелотские узники латали основание крепостных стен и мола.

Их труд был тяжелым и опасным. Недаром наемные каменщики не брались чинить стены даже во время отлива. Узников заставляли работать и в часы прилива. Каждый шаг грозил обернуться сломанной рукой или ногой. Человек привыкает ко всему, можно было научиться передвигаться по скользким, осклизлым валунам. Но иногда море рождало свои стены. Им ничего не стоило вздыбить и перевернуть тяжелую каменную плиту, придавив ею узника, а то и смыть его, унеся с собой. Выплыть в кандалах не удавалось еще никому.

Дакар не испытывал ни малейшего желания становиться рыбьим кормом на дне или добычей прожорливых береговых крабов.

Пока с телег сгружали привезенные плиты и внимание стражников было рассеяно, Безумный Пророк улучил момент и, прячась за спинами других узников, стал вглядываться в поверхность моря. Весь последний месяц в карцере он упражнял свои магические способности, попутно исправляя зрение. Теперь оно у него было острым, как у впередсмотрящего.

Грубый окрик стражника оборвал наблюдения Дакара.

— Эй, ты! — Стражник ударил его под ребра древком копья. — Чего встал столбом? А ну живо берись за работу!

Безумный Пророк побрел к телеге и подставил плечо под глыбу, которую медленно опускали на бревенчатые волокуши, чтобы тащить дальше, к воде. Внешне все выглядело так, будто он честно включился в работу. Но глыба почему-то качнулась. Вместе с нею качнулись и держащие ее узники, а поскольку несколько человек находились на телеге, поддерживая верхний конец глыбы, телега тоже качнулась и со скрипом накренилась. Остававшиеся там глыбы послушно поползли к краю и с тяжелым стуком упали, опрокинув телегу. Часть ее досок были размолоты в щепки. Другим повезло больше, и они просто отлетели в сторону. Узники с руганью торопились отскочить прочь. Наименее расторопные потирали ушибленные и пораненные ноги.

— Опять этот толстый идиот! Ему только в Ситэре камни ворочать! — закричал стражник, надзиравший за разгрузкой телеги.

Дакар сердито округлил глаза и потрогал складки, оставшиеся от его некогда величественного брюха.

— Кто толстый?

Кольчужная рукавица стражника звонко въехала ему в челюсть.

— Хватить болтать, скотина. Отправляйся работать. Еще раз выкинешь такое коленце — мы этими камнями раскатаем тебя в лепешку.

От удара Дакар пошатнулся и рухнул на спину. Стражник тыкал в него древком копья, но безуспешно. Дакар лежал неподвижно.

— Что? Перестарался? — накинулся на стражника подошедший начальник караула.

Звон его металлической кольчуги выделялся среди общего лязганья кандалов.

— Отнесите этого рохлю на берег, — приказал начальник. — Холодная вода быстро заставит его встать.

Двое узников доволокли Безумного Пророка до самой кромки воды. Работа возобновилась.

Дакар являл собой жалкое зрелище: грязные тюремные лохмотья, исцарапанные руки и ноги. Он лежал неподвижно, словно все еще находился без сознания. На самом деле глаза его сосредоточенно обшаривали поверхность моря. Потом он вздрогнул, но причиной тому была отнюдь не волна, окатившая его солеными брызгами. Среди белых барашков Дакар наконец-то заметил тех, кого так долго высматривал.

Он заметил природных духов Этеры, весело катавшихся на волнах. Для них это было сродни пиру: они питались силой волн. Глаза обычного человека не увидели бы сейчас ничего, кроме странного поведения некоторых волн, гребни которых не пенились и не расплескивали брызги. На языке паравианцев эти духи назывались ийятами, то есть проказниками, ибо их отличала неуемная страсть к разного рода озорству.

Щека Дакара кровоточила, челюсть болела до сих пор, но он скривил губы в зловещей улыбке. Для большей убедительности он застонал, затем перевернулся на спину и подложил руки под голову. Не открывая глаз (пусть думают, что он только-только приходит в себя), Безумный Пророк творил магическое действо, собирая в пучок силу морских волн. Нарочито неловко, будто мальчишка-послушник, он позволил этой силе проникнуть в круг его жизненного свечения. Его оплошность была почти незаметной и вроде бы безобидной. Но Дакар прекрасно знал из собственного опыта: даже маленькая оплошность в обращении с магической силой становилась лакомой приманкой для ненасытных ийятов.

В прошлом, когда Дакар только начинал учиться у Асандира, его небрежное отношение к урокам часто привлекало ийятов, и тогда жизнь оборачивалась кромешным адом. Как бы учитель ни взывал к его благоразумию, сколько бы ни наказывал, Дакар был неисправим. Ийяты и по сей день липли к нему, как железо к магниту.

Вокруг него задрожал воздух. Ийяты почуяли Дакара, заглотнули его наживку. Белые барашки вновь обрели привычные брызги; шаловливые духи оставили катание на волнах и устремились за новым лакомством. Никогда еще Дакар не радовался пощипыванию и покалыванию в теле — верным признакам того, что ийяты присосались к его жизненному свечению. Новость мгновенно распространялась среди невидимых шалунов; за каждым тянулась ватага друзей. Магических знаний Дакара хватало, чтобы точно рассчитать, когда ийяты насытятся и их, словно детишек, потянет играть и бедокурить. Чувствуя приближение этой минуты, он встал и сделал несколько неуверенных шагов. Надсмотрщик моментально это заметил.

Безумный Пророк смиренно позволил загнать себя пинками и древками копий в гущу работающих узников. Ни насмешки, ни проклятия уже не задевали его. Пока он лежал на берегу и приманивал ийятов, узники разгрузили телеги и теперь, сопя и кряхтя от натуги, поднимали тяжелые каменные плиты, затыкая ими бреши в стене. Пахло морской солью, мокрой шерстью и потом. Скрипели веревки и колеса лебедок, камень глухо ударял о камень. Будучи зажат со всех сторон разгоряченными, дрожащими от непомерного напряжения телами, добросовестно разыгрывая усердие, Дакар облизал с губ запекшуюся кровь и перекрыл ийятам доступ в свое жизненное пространство.

Проказники опутывали его невидимыми нитями; они колотили, кусали, щипали Дакара и дергали его за волосы, выказывай недовольство. Безумный Пророк не поддавался. Ийяты не особо переживали: ведь вокруг было столько возможностей для новых забав и проказ. Безобидный и не слишком, балаган продолжался.

В считаные минуты починка стены превратилась в хаос. Оттуда вдруг посыпались камешки, гулко ударяя по шлемам караульных и головам узников. Веревки, рукоятки лебедок, а главное — тяжеленные глыбы остались без присмотра. Их тут же перекосило и начало раскачивать на ветру. Наверное, эти камни тоже ощущали себя узниками и предпочитали гибель рабству в нишах стен. Сорвавшись с веревок, они падали и раскалывались на куски, заставляя стены сотрясаться. Веером взлетали гранитные осколки, не щадя человеческую плоть. Сотрясения пробудили и другие камни, уже искалеченные бурями и льдом. И им захотелось — пусть на краткий миг — почувствовать себя свободными. Они со скрежетом ворочались в своих нишах, отрывались от более покорных собратьев и неслись вниз, в пенный саван волн.

Невесть откуда возник водяной смерч. Шипя и извиваясь, он пронесся в воздухе и ударил в то место, где стояли запряженные волами телеги. Передняя пара волов с фырканьем подалась назад. Всей своей массой они стронули с места тяжелую телегу, и та с силой ударилась задом в груду каменных глыб. В столкновении дерева с камнем всегда побеждает камень. Остов телеги успел издать предсмертный скрип и развалился. Другая повозка угодила двумя колесами в трещину на краю мостовой. Обе колесные чеки раздробило, и обрадованные ступицы сорвались с опостылевших осей.

В нескольких ярдах от этого места трое вечно сонных возниц стали жертвами заостренных палок, которыми они погоняли волов.

— Эт милосердный, пощади нас! — взмолился начальник караула.

Он не успел отскочить, и высокая волна окатила его с головы до ног. Побагровев от ярости и не менее яростно отфыркиваясь, начальник караула был готов крушить все без разбора. Но вместо этого он подпрыгивал то на одной, то на другой ноге.

— Ийяты! Их здесь целые полчища!

Начальник караула бешено колотил древком копья по сапогам, тщетно пытаясь выбить невидимых проказников.

Караульные с исцарапанными в кровь лицами пытались хоть как-то заслониться от града камешков, лупивших по ним отовсюду. Пока очумелые возницы сдерживали волов, каждый из которых порывался сбросить ярмо, ийяты завладели поводьями и с ликованием развязывали узлы на упряжи. Поводья тоже пошли в дело. Кожаными змеями они обвили караульным ноги. К воловьему реву, лязгу кандалов, крику узников и погонщиков добавилась забористая солдатская ругань. Выхватив ножи и кинжалы, караульные кромсали взбесившиеся поводья. Но куски ремней, точно червяки, снова ползли у них по ногам.

— Стройте узников и срочно уводите их отсюда! — приказал начальник караула.

Криками, пинками и зуботычинами узников собрали вместе. В это время целый участок прибрежной стены зашевелился и начал раскачиваться. В воду и на берег полетели увесистые камни, будто кто-то стрелял из гигантской невидимой рогатки.

— Всем в караульное помещение! — закричал начальник караула. — Скорее! Талисманы отпугнут эту нечисть!

Уворачиваясь (насколько позволяли кандалы) от пролетающих камней, Безумный Пророк лишь усмехался в свою рыжую всклокоченную бороду. Если латунные побрякушки, в изобилии развешанные вокруг караульного помещения, когда-то и имели ограждающую силу, она давно иссякла. Возможно, ее еще хватало, чтобы отогнать одного-двух ийятов, но никак не полчища разбушевавшихся проказников. Вопреки предрассудкам, производимый талисманами звук никак не действовал на ийятов, и те беспрепятственно могли продолжать свои потехи, присосавшись к узникам, караульным и возницам. Дакар знал это по собственному горькому опыту: испробовав его опьяняющей силы, ийяты брали след не хуже гончих псов и могли еще много дней тащиться за ним по пятам.

Главный виновник случившегося прижал подбородком воротник своей тюремной одежды, не позволяя малышу ийяту превратить его в ошейник-удавку. Вместе с остальными узниками Дакар ковылял рядом с искореженными повозками. Он вдыхал аромат дымящихся навозных куч, исправно оставляемых перепуганными волами. Кандалы все так же впивались в лодыжки, но Безумный Пророк чувствовал себя на удивление бодрым и даже развеселился. Куда приятнее и безопаснее сидеть в карцере, распевая похабные песенки, чем корячиться на безумной работе, поминутно рискуя превратиться в рыбий корм. Пусть за желанное безделье пришлось дорого заплатить, ийяты все же были меньшим злом, чем каменные глыбы.

Спустя четыре дня после этого события Медлир состязался в стрельбе из лука. Его соперником был помощник командира джелотских лучников. Дело происходило на дворе для состязаний, где стояли мишени. Выпустив свои стрелы, Медлир теперь обходил мишени, подсчитывая, сколько раз попал в цель.

— Эй, менестрель! — окликнули его.

Медлир обернулся. У калитки стоял один из тюремных караульных.

— Слыхал новость? Толстяка-то выпустили раньше срока. Ну да, того самого, что ехал с вами. Говорили, твоему учителю еще придется играть у нашего правителя, чтобы вам разрешили уехать из Джелота.

На Медлире был линялый плащ мышиного цвета. Менестрель откинул капюшон.

— Ты говоришь про Дакара? — спросил он, морща от удивления лоб. — Но почему раньше? Откуда такая щедрость?

Услышав новость, товарищи Медлира по состязанию подошли, ожидая узнать подробности. Из соломенных мишеней, стоящих в деревянных кадках с песком, торчали позабытые стрелы. Состязание было дружеским, ставки — незначительными, и проигрыш никого не огорчал.

Караульный переминался с ноги на ногу, держа под мышкой остроконечный шлем. Сюда он явился прямо из тюрьмы, сменившись с дежурства.

— Судейские упирались, но другого выхода не было. Мало того что ваш дружок умом повернутый. Он — ходячая приманка для ийятов. Эти бестии липнут к нему, как блохи к шелудивой собаке. Нас никакие талисманы не спасли. Да чего говорить, поди сами знаете.

Караульный был опытным солдатом, понимавшим толк в стрельбе из лука. Окинув цепким взглядом мишени, он усмехнулся и похлопал Медлира по плечу:

— Смотри-ка, твоя взяла. Молодец, менестрель! Ты никак из этой игрушки стрелял? Тебе бы в гвардии служить.

Медлир сдержанно улыбнулся. Его длинные, гибкие пальцы ослабили тетиву, после чего он передал лук мальчишке-прислужнику, дабы тот отнес оружие в арсенал.

— Ты не сказал Дакару, на каком постоялом дворе мы живем?

— Сказал. А что мне оставалось? В тюрьме его больше никто держать не станет. Уж как-нибудь стерпите вашего Дакара. Только не удивляйтесь, если его твари вам все тесемки в десять узлов позавязывают.

— Там увидим,- рассмеялся в ответ Медлир.

Он умолчал о том, что опытному менестрелю известны особые аккорды, отпугивающие ийятов. Медлиру ничего не стоило бы прогнать шаловливых духов обратно в море, однако Халирон запретил ему выступать в городских тавернах. Сам он тоже нигде не пел, сказав, что не появится на публике до тех пор, пока не наступит время выполнить обещание, данное правителю. Конечно, если из-за нашествия ийятов на Джелот празднество не сорвется. «Интересно,- подумал Медлир, — сумеют ли ийяты проникнуть в дом мэра?»

Подчиняясь зову, донесшемуся из далекой Альтейнской башни, ворон, хлопая крыльями, будит своего хозяина — мага Содружества, и тот, не обращая внимания на боль давнишних ран, поднимается, надевает поношенный черный плащ и отправляется по Радморским лугам на восток — туда, где на краю страшного Миртельвейнского болота стоит древняя полуразрушенная крепость…

Зов из Альтейнской башни услышан и в западных землях. Его улавливает молодая послушница ордена колдуний, проводящая обычные часы наблюдения за магическими ветвями. Тряхнув темно-рыжими волосами, она оставляет зов без ответа, ибо против своей воли она втянута в интриги ордена, тщетно разыскивающего следы Повелителя Теней. И зорко стережет она то, что сокрыто в глубинах ее сердца…

Вдали не только от Альтейнской башни, но и от всей Этеры бестелесный маг покидает мир, где над ледяными горами и пустынями безраздельно властвует туман. Маг продолжает свои странствия сквозь необъятные просторы Вселенной в поисках тайны Деш-Тира, опасаясь, что мир, куда он теперь направляется, тоже не принесет ему желанной разгадки…