Роберт МакКаммон Корабль ночи

Посвящается моей матери, которая помогла мне отыскать тот особенный остров…

…Боже, как мертвецы ухмыляются у стены, Наблюдая за весельем на балу победы…

Альфред Нойс, «Бал Победы».

…Зло… имеет бесконечные личины…

Блез Паскаль, «Мысли».

Пролог

По желтому овалу луны плыли облака, то на миг скрывая его от глаз, то расступаясь, и тогда охристый свет заливал плоскую равнину черного океана. Облака клубились вокруг неподвижно повисшей в небе луны, жили собственной жизнью, кружась в нескончаемом водовороте, разлетаясь в клочья, яростно сталкиваясь или пиявками присасываясь друг к другу. Похожие поначалу на пасти сказочных чудовищ, они вдруг превращались в человеческие лица с разодранными диким криком ртами, потом – в голые, выбеленные временем черепа и медленно рассыпались в прах под дыханием ветров Карибского моря.

Два огня освещали пустынную морскую гладь: один прерывисто мигал в ночи высоко над темной массой суши, второй двигался низко над водой, на корме изъеденного ржавчиной американского грузового судна, перевозившего восемь тысяч тонн чистой серы.

В кильватере сухогруза, в нескольких сотнях ярдов позади, возникло какое-то движение.

Из недр узкой башенки бесшумно и плавно выдвинулся темный железный цилиндр. Металл был выкрашен черной краской, чтобы не отражать свет, единственный мертвый глаз – окуляр – прятался в твердой оболочке.

Вокруг рубки забурлили волны, и перископ с негромким «ш-ш-ш» начал поворачиваться. На несколько секунд он застыл, нацеленный на маяк на острове, потом повернулся на несколько градусов, чтобы изучить темный силуэт торгового судна. Лунный свет поблескивал на стальных поручнях, на окантовке иллюминаторов, отражался от стекол штурманской рубки на верхней палубе.

Легкая добыча.

Перископ опустился. Послышалось бульканье, и все стихло.

Торпеда с ударным взрывателем – первая торпеда класса G7A, начиненная восемьюстами фунтами взрывчатки, – угрожающе шипя, словно змея, готовая нанести смертельный удар, покинула пусковую установку. Оставляя за собой узкий шлейф серебристых пузырей, она со своеобразной грацией устремилась к корме сухогруза – миниатюрная копия огромной машины, которая доставила ее сюда, покрыв шесть тысяч миль океанического пространства. Всплыв на десяток футов, торпеда помчалась к цели.

Она угодила в гребные винты, и взрыв проделал огромную дыру чуть ниже ватерлинии. На воде яростно заплясали отражения языков пламени. Послышался протяжный скрип металла – море сминало корму сухогруза. Прогремел второй взрыв, гораздо мощнее первого, и к небу повалили клубы густого черного дыма. С металлических поручней разбитой палубы вниз запрыгали пылающие человеческие фигурки. Огонь распространился по нижней палубе, жадно прогрызая себе путь к рубке. Третий взрыв взметнул в воздух обломки дерева и металла. Содрогаясь всем корпусом, судно повернуло на свет маяка, от которого его отделяло меньше мили. Капитан так до конца и не понял, что же произошло. Вероятно, он думал, что судно на что-то наскочило – на острую вершину подводной скалы или на затонувший корабль. Он не знал ни что гребные винты безнадежно перекорежило, ни что команде уже не совладать с огнем; не знал он и того, что в эти мгновения огромные валы дизелей, поднятые в воздух взрывной волной, сминают все на своем пути, превращая людей в кровавое месиво.

Вслед за первой в правый борт ударила вторая торпеда, разворотив кормовую часть нижней палубы. Опоры содрогнулись и рухнули, и метавшиеся в дыму и пламени люди оказались погребены под тоннами металла. Корабельную надстройку пронизала дрожь, и она начала проседать внутрь.

Когда океан наконец прорвался в трюм, переборки со стоном лопнули. Железо сминалось, словно вощеная бумага. Люди начали тонуть и, погружаясь в пучину, остервенело цеплялись друг за друга. На палубах корчились люди, превращенные в пылающие факелы. Под вопли и стоны, под треск деревянных настилов и звон лопающихся стекол подбитый корабль накренился на правый борт и, задрав нос к небу, стал быстро погружаться.

В разгромленной, пылающей рубке зажглась красная лампа системы пожарной тревоги. Рубка с пронзительным треском взорвалась; обломки медленно полетели вниз, к безбрежному водному пространству. Над судном витал черный дым; наполняя воздух вонью раскаленного железа и горелой плоти, он делался все жирнее и гуще, пока, наконец, сама луна не почернела от копоти.

Океан в стороне от пылающего судна вдруг начал расступаться. Вода забурлила и вспенилась, обозначив место всплытия охотника. Показалась башенка перископа, за ней – прямоугольный силуэт боевой рубки и наконец весь влажно поблескивающий корпус, отразивший красноватые отблески пламени. Немецкая подводная лодка двинулась к своей жертве, плавно рассекая скопления трупов, обломков дерева, ящиков, кусков обшивки и корабельного имущества, плававших вокруг потопленного судна. Кто-то, поддерживая на плаву раненого товарища, громко звал на помощь, другой протягивал к небу окровавленные обрубки, в которые превратились его руки после взрыва. По воде расплывалось большое пятно солярки, натекшей из пробитых топливных отсеков сухогруза. Оно тоже горело. Бесчисленные огни отражались от металлического корпуса подводной лодки, пылали в глазах тех, кто наблюдал за происходящим с мостика боевой рубки, мерцали в волчьих зрачках командира подлодки.

– Есть! Отличный удар, – перекричал он грохот взрывов. С того момента, как первая торпеда покинула пусковую установку, прошло уже десять минут. Сухогруз был обречен. – Сгинь, – проговорил командир подводной лодки, обращаясь к плавучему покрывалу из обломков тонущего судна. – Сгинь…

Черный дым, пропитанный запахом смерти, плотным смерчем вихрился вокруг подлодки. Сквозь какофонию звуков командир расслышал последний протяжный вскрик – корабль пошел ко дну. Глубина в этом месте составляла более тысячи футов; здесь была огромная океаническая впадина, окаймленная крутыми коралловыми рифами и песчаными стенами. Командир наклонил голову, внимательно прислушиваясь к бульканью воды, шипению пара и предсмертным крикам тонущих в пучине людей. Ему они казались симфонией, всесокрушающей музыкой смерти и разрушения. Он заметил слева по борту какой-то предмет и прищурился. Спасательный круг.

– Малый ход, – скомандовал он в машину. Круг давал возможность определить название потопленного корабля и, возможно, его регистрационный номер: командир чрезвычайно педантично и подробно вел переплетенный в кожу боевой журнал. – Шиллер, – обратился он к долговязому блондину, который стоял ближе всех к нему. – Вы с Дрекселем достанете мне этот круг…

Матросы по металлическому трапу спустились с боевой рубки на палубу и двинулись вперед, осторожно ступая по скользкой от водорослей деревянной поверхности.

Нос подводной лодки рассекал воду, усеянную пылающими обломками. Где-то мужской голос отчаянно взывал к Господу и вдруг замолк – в горло кричавшему хлынула вода. Цепляясь за металлический поручень левого борта, по щиколотку в маслянистой замусоренной воде, матросы ждали, пока круг прибьет к ним волнами. Круг покачивался на воде. Еще немного, и его можно будет ухватить. Командир, сложив руки на груди, наблюдал, как Дрексель (Шиллер держал его за ноги) тянется к кругу.

Высокий пронзительный звук заставил его резко оглянуться. Глаза у него округлились. Звук – он несся из самой гущи черного дыма – поднялся до металлического воя. В открытом люке рубки показалось чернобородое лицо, округленный в немом восклицании рот. Капитан мгновенно понял: боевая тревога! Им в корму стремительно заходил морской охотник. Командир загремел в телеграф: «Срочное погружение! Срочное погружение!» – хотя внизу и так надрывалась сирена.

Второй ревун: морских охотников стало два. Они полным ходом неслись к лодке. Старший помощник скрылся в люке. Капитан озабоченно взглянул за фальшборт. Матросы наконец поймали круг и спешили назад.

Яркое пятно света скользнуло по воде и выхватило из тьмы нос подводной лодки. Поверхность океана зыбилась от рева двигателей охотников. Прогремел оглушительный взрыв, и у правого борта подводной лодки с глухим плеском взметнулся фонтан воды.

Стиснув зубы, командир глянул на слепящий луч прожектора: Шиллер с Дрекселем не успеют вернуться на мостик. Он отвернулся, спрыгнул в люк и плотно закрыл за собой металлическую крышку.

Словно гигантская рептилия, немецкая подводная лодка скользнула в глубины океана. Матросы, барахтавшиеся в прибывающей воде, почувствовали, как железо и дерево ушли у них из-под ног. Отчаянно крича, они вцепились в металлический поручень, не сводя глаз с луча прожектора.

– Круг! – крикнул Шиллер своему напарнику. – Хватайся за круг!

Бурлящий водоворот вырвал у Дрекселя спасательный круг и отшвырнул его в сторону пылающего сухогруза. Шиллер увидел, как мимо него, исчезая под водой точно плавник уходящего на глубину морского чудовища, прошла рубка подводной лодки, и вскрикнул от ужаса, но в его открытый рот хлынула соленая вода, и он едва не захлебнулся. Шиллер забарахтался, хотел ухватиться за перископ, сильно ударился обо что-то ногой и в тот же миг почувствовал, что его утягивает под воду. Он дернулся – раз, другой – но тщетно: что-то держало его за лодыжку и тянуло следом за лодкой. Соленая вода ослепила его, сомкнулась у него над головой. «Пусти! – услышал Шиллер свой пронзительный крик. – Пусти!» Море поглотило его, понесло вниз. Он вскрикнул, пуская пузыри, и рванулся. Что-то резко хрустнуло, страшная боль едва не лишила Шиллера последних сил, и он наконец освободился и судорожно ринулся обратно к поверхности, к воздуху. «Греби! – приказывало сознание слабеющему телу. – Греби же!»

Шиллер очутился в грохочущем, бурлящем, пропахшем кордитом аду. В небе метались красные и зеленые кометы, вокруг рвались снаряды, и их разрывы тупой болью отдавались у Шиллера в голове. Вдруг среди этого кошмара под руку ему попался пустой ящик, и Шиллер вцепился в него, обхватил обеими руками, как последнюю надежду на спасение.

Когда у него немного прояснилось перед глазами, он заметил всего в нескольких ярдах от себя голову Дрекселя и с криком: «Дрексель! Держись!» – поплыл, отчетливо сознавая, что одна его нога превратилась теперь в бесполезный придаток. В следующий миг Шиллер понял, что слабеет и не сможет долго продержаться на воде, а земля слишком далеко. В воде колыхалось что-то тягучее, вязкое, напоминающее скопления темных медуз. Кровавые сгустки. Кишки. Человеческий мозг. Изуродованные останки. Отходы войны. Он добрался до Дрекселя, и только коснувшись его плеча, сообразил, что Дрексель – рыжий, а у этого человека волосы черные как смоль.

У покачивавшегося на воде трупа в разорванном спасательном жилете не было лица. В страшном месиве мышц, фасций и нервов белели оскаленные зубы. С истерическим криком Шиллер отдернул руку, словно коснулся чего-то заразного, и поплыл прочь, в озаренный зеленым сиянием океан. Вокруг еще полыхало пламя. Шиллер плыл; впереди был целый остров огня, а в самом центре этого гигантского костра он разглядел обугленные скорченные трупы, непрерывно крутившиеся в огромном водовороте. Шиллер почувствовал мощь и силу водной стихии, которая одолевала тонущий корабль, яростно набрасываясь на него. Он попытался отвернуть в сторону, но океан, принявший его в свои объятья, теперь тянул его вниз, и он не мог больше плыть. Он задумался, где сейчас Дрексель и дает ли смерть подлинное упокоение, и открыл рот, чтобы набрать в грудь воздуха, пока сам не канул в пучину…

Чьи-то руки подхватили его и подтолкнули к поверхности. Швырнули на дно лодки. Над ним стояли какие-то люди и пристально вглядывались в него.

Шиллер моргнул, но не смог различить лиц, не смог пошевелиться.

– Живой, – сказал кто-то по-английски.

Загрузка...